Праздничный пикник

Глава первая

Восседая за письменным столом, Ниро Вульф недовольно поглядывал на посетителя в красном кожаном кресле. Я же, развернувшийся на вращающемся кресле спиной к своему столу, держал наготове блокнот и никакого недовольства не выказывал.

Вульф и всегда-то встречал клиентов неласково, а тут еще этот самый Дэвид Р. Файф не позвонил заранее, чтобы договориться о визите. Ну и что с того, возможно, подумаете вы. Вот же контора в первом этаже облицованного бурым песчаником старого особняка на Западной Тридцать пятой улице. Вот Вульф – сидит в своем любимом кресле и точит перочинный ножик на старом оселке, который хранит в ящике письменного стола.

Вот я, Арчи Гудвин, – горю желанием отработать свое жалованье, исполняя любой каприз босса (разумеется, в рамках разумного). На кухне Фриц Бреннер моет посуду после обеда, готовый по звонку – один короткий и один длинный – нести пиво. В оранжерее под крышей Теодор Хорстман ухаживает за десятью тысячами орхидей.

И вот, в красном кожаном кресле, посетитель, который явно нуждается в услугах частного детектива, а иначе зачем бы ему сюда приходить? Если бы не он и ему подобные, пришлось бы Фрицу, Теодору и мне околачиваться в поисках работы. А что делал бы Вульф, одному Богу известно.

И тем не менее Вульф досадливо хмурился, глядя на посетителя. Перед тем как явиться на прием, приличные люди сначала договариваются о встрече по телефону.

Между тем Дэвид Файф не откинулся на спинку, а весь подался вперед в красном кожаном кресле. Узкие плечи поникли, узкое бледное лицо осунулось. На вид я дал бы ему лет пятьдесят, но люди, которых обстоятельства вынуждают обращаться к частным детективам, часто выглядят старше своих лет.

Сообщив нам усталым, настороженным голосом свое имя, адрес и род занятий – заведующий кафедрой английского языка в школе имени Одюбона в Бронксе, – он сказал, что хотел бы поручить Вульфу расследование одного семейного дела.

– Супружеская неверность? – И Вульф издал звук под стать мрачному взгляду. – Нет.

Посетитель покачал головой:

– Ничего подобного. Я вдовец. У меня двое детей – старшеклассники. Речь о моем брате Бертраме… о его смерти. Он скончался в субботу ночью от пневмонии. Тут нужно… Мне придется объяснить все с самого начала.

Вульф глянул на меня, и я понял, что́ у него на уме. Если он позволит Файфу все рассказать, то, возможно, должен будет взяться за работу, а он ненавидит работать, особенно когда на счету в банке достаточно денег. Но я неодобрительно поджал губы в ответ на его взгляд, и босс, вздохнув, обратился к посетителю.

– Прошу вас, – буркнул он.

Файф приступил к рассказу, а я стал за ним записывать. Его брат Бертрам появился в Нью-Йорке месяц назад – свалился как снег на голову после двадцати лет отсутствия. Снял апартаменты в «Черчилль тауэрз» и связался с родными: старшим братом Дэвидом, тем самым, что вел рассказ; младшим братом Полом и сестрой Луизой, в замужестве миссис Винсент Таттл.

Все они, включая сестрина мужа, рады были вновь увидеться с Бертрамом после стольких лет разлуки. Порадовала их и новость о том, что он сумел-таки сорвать банк – напал на золотое дно, как выразился Дэвид. Бертрам разведал и застолбил четырехмильную жилу урана неподалеку от местечка Блэк-Элбоу, в Канаде. Всегда приятно знать, что в твоей семье кому-то крупно повезло.

Итак, родня с распростертыми объятиями приняла Бертрама, своего брата Берта, а с ним – и молодого человека по имени Джонни Эрроу, который приехал с Бертом из Канады и вместе с ним поселился в «Черчилль тауэрз».

Берт вел себя вполне по-родственному, с удовольствием вспоминал прошлое и даже попросил Пола, который торговал недвижимостью, узнать, нельзя ли приобрести старый дом в Маунт-Киско, где все они родились и росли. Судя по всему, Берт хотел вернуться в семью.

Десять дней назад он пригласил родных отужинать с ним шестого числа в субботу, а потом посетить театр, но, увы, в четверг слег с пневмонией. Ложиться в больницу Берт отказался наотрез и настоял, чтобы приглашенные поужинали у него, как собирались, и не дали пропасть билетам в театр.

Так что в субботу, ближе к вечеру, родные собрались у Берта и выполнили всю намеченную программу, а после спектакля опять заглянули к нему, чтобы выпить по бокалу шампанского.

Точнее, в театр пошли не все, а только четверо: сестра Луиза с мужем, Джонни Эрроу из Канады и сам брат Дэвид. Младший брат Пол заявил, что негоже бросать Берта одного на попечении сиделки, и остался с ним в отеле.

По возвращении из театра четверка застала в номере у Берта довольно странную сцену: Пола и след простыл, а у сиделки порван халат, и на лице, шее, руках проступают недвусмысленные отметины. Она уже позвонила врачу с просьбой прислать ей замену и намеревалась уйти, как только та появится.

Кое-какие замечания сиделки пришлись не по вкусу сестре больного, и Луиза велела девушке немедленно покинуть апартаменты, что та и сделала. Луиза связалась с врачом и сказала, что сама дождется прихода новой сиделки.

Джонни Эрроу куда-то исчез, и в номере остались только Дэвид и Луиза с мужем, Винсентом Таттлом. Дэвид наведался в комнату Берта, убедился, что брат крепко спит после укола морфина, который сделала ему сиделка по предписанию врача, и отправился домой.

Луиза и Таттл устроились на ночь в комнате, которую до них, судя по всему, занимал Джонни Эрроу. Но не успели супруги улечься, как в дверь позвонили. Таттл пошел открыть. За дверью стоял Пол.

Младший брат объяснил, что сидел в баре на первом этаже отеля. Джонни Эрроу явился туда и набросился на него с кулаками. В доказательство своих слов Пол продемонстрировал синяки. Драчуна Эрроу, сказал Пол, увели двое полицейских. Опасаясь, что у него сломана челюсть и, возможно, пара ребер, Пол не решился сесть за руль и ехать домой в Маунт-Киско. Его уложили на диване в гостиной, и через тридцать секунд он уже вовсю храпел. Еще раз заглянув в комнату Берта, Луиза и Таттл вернулись в кровать.

Около шести часов утра супругов разбудил Пол. Сам он проснулся оттого, что свалился с дивана, после чего решил проведать Берта и обнаружил, что брат мертв.

Они позвонили портье с просьбой позвать здешнего врача. Вообще же Берта лечил по его настоянию их старый семейный доктор, но ждать, когда тот доберется на Манхэттен из Маунт-Киско, не было времени. Тем не менее семейного врача тоже известили, и он приехал, только позднее.

Вульф начал проявлять нетерпение. Когда с ним такое случается, его палец обычно выводит на подлокотнике кресла кружки́ размером с мелкую монету.

– Смею надеяться, – буркнул он, – что заключения врачей – хотя бы одного из них – оправдывают ваш визит ко мне и этот пространный рассказ.

– Нет, сэр, – отрицательно качнул головой Дэвид Файф. – Они не обнаружили ничего подозрительного. Мой брат умер от пневмонии. Доктор Буль – доктор Фредерик Буль, наш старый семейный врач из Маунт-Киско, – подписал свидетельство о смерти. И в понедельник, то есть вчера, мы похоронили брата на семейном участке. Конечно, уход сиделки делает ситуацию… гм… неловкой, но серьезных недоразумений это не вызвало.

– Так какого дьявола вы хотите от меня?

– Я как раз к этому подошел. – Файф прочистил горло, а когда заговорил снова, в его голосе слышалось еще больше настороженности, чем раньше. – Вчера после похорон Джонни Эрроу пригласил нас к себе в отель к одиннадцати часам сегодняшнего утра, чтобы присутствовать при оглашении завещания. Мы, разумеется, явились. Луиза прихватила с собой мужа. Последнюю волю Берта огласил прилетевший из Монреаля адвокат по фамилии Макнил, у которого хранилось завещание. Суть всей обычной в таких случаях юридической абракадабры сводилась к тому, что Берт оставляет свое состояние Полу, Луизе и мне, а душеприказчиком назначает канадского компаньона Эрроу. Размер состояния в завещании не был обозначен, однако из рассказов Берта я вынес впечатление, что принадлежащее ему урановое месторождение может стоить миллионов пять, а то и вдвое больше.

Вульф насторожился.

– Затем, – продолжал Файф, – адвокат достал из портфеля и зачитал еще один документ – копию договора между Бертрамом Файфом и Джонни Эрроу, составленного по их просьбе год назад. В преамбуле говорилось, что они пять лет вместе искали уран и вместе же обнаружили жилу рядом с Блэк-Элбоу, а потому в случае кончины одного из компаньонов оставшемуся в живых отходит не только само месторождение, но и все имущество, приобретенное покойным на доходы от разработки жилы. Формулировка была иной, изложенной в юридических терминах, однако смысл именно таков. Как только адвокат дочитал документ, Джонни Эрроу заявил, что все имущество Берта приобретено на доходы от урана и теперь принадлежит ему, Эрроу, как и средства на счетах в канадских банках. Затем Эрроу добавил, что, собираясь в Нью-Йорк, Берт перевел в нью-йоркский банк тридцать или сорок тысяч долларов и что он, Эрроу, не претендует на оставшееся от этой суммы. Остаток и есть то состояние, на которое мы можем рассчитывать. – Дэвид сдержанно развел руками. – Что ж, я счел, что это великодушно со стороны Эрроу. Ведь он вполне мог заявить права и на эту сумму. Мы задали адвокату несколько вопросов, после чего распрощались с ним и с Эрроу и отправились в ресторан пообедать. Пол рвал и метал. У моего брата Пола, знаете ли, порывистый характер. Он хотел обратиться в полицию с заявлением, что Берт скончался при странных обстоятельствах, и потребовать расследования. По его догадкам, сближение Берта с семьей заставило Эрроу опасаться, как бы компаньон, осыпая родных щедротами, не выделил нам долю в месторождении. Подаренное имущество не перешло бы к Эрроу в случае смерти Берта. Потому-то Эрроу будто бы и решил ускорить кончину компаньона. Даже если и так, возразил мой зять Винсент Таттл, Эрроу не успел исполнить своего намерения, ведь два сведущих врача согласны в том, что Берт скончался от пневмонии. Мы с Луизой поддержали Таттла, однако Пол стоял на своем, намекая, будто ему известно побольше нашего. Впрочем, он всегда любил напустить туману. Итак, он продолжал тянуть нас в полицию, а мы упирались. Наконец я предложил компромисс: обратиться не к полицейским, а к Ниро Вульфу. Пусть он – то есть вы – расследует обстоятельства смерти брата. Если вы решите, что у нас есть причины для обращения в полицию, мы уступим настояниям Пола. В противном случае он должен выкинуть из головы завиральную идею. Пол согласился принять ваш вывод, и вот я здесь. Мы знаем, ваши услуги стоят недешево, но наше дело не потребует чересчур… гм… Я хочу сказать, что оно не выглядит слишком сложным. Ситуация достаточно простая, как на ваш взгляд?

Вульф крякнул:

– Может быть. Вскрытие проводилось?

– Нет-нет, что вы. Боже упаси.

– И зря. Это первое, что следовало бы сделать. Но теперь без полиции уже ничего не поправишь. До захоронения тела вскрытие можно было объяснить желанием медиков уточнить диагноз, но эксгумация потребует решения суда. Если я правильно понял, вы хотите, чтобы я провел расследование и решил, следует ли вам обращаться в полицию.

Файф энергично закивал:

– Именно так, все верно. Скандал нам не нужен. Мы не хотим, чтобы пошли всякие слухи…

– Этого мало кто хочет, – сухо заметил Вульф. – Но вы должны отдавать себе отчет в том, что, наняв меня, рискуете сами вызвать скандал. Вы, несомненно, понимаете, что, обнаружив свидетельства грязной игры, я не позволю вам их утаить. Я не стану прятать улики, указывающие на убийство, если таковые найдутся. Коль скоро в ходе моего расследования выяснится, что вы сами совершили преступление, я буду вправе действовать так, как сочту необходимым.

– Конечно. – Файф попытался изобразить улыбку, и у него это почти получилось. – Я ведь знаю, что никакого преступления не совершал, и сомневаюсь, что преступление вообще имело место. У моего брата Пола слишком буйное воображение. Вы захотите встретиться с ним, как я понимаю, и он тоже этого захочет.

– Я захочу встретиться со всеми вами, – угрюмо пробурчал Вульф, удрученный необходимостью браться за работу, и тут же ухватился за соломинку: – Учитывая обстоятельства, я вынужден просить об авансе в знак серьезности ваших намерений. Готовы ли вы выписать чек на тысячу долларов?

Попытка выглядела не такой уж безнадежной. Вполне может быть, что у заведующего кафедрой английского языка, имеющего на иждивении двух детей-подростков, не отыщется лишней тысячи, и тогда сделка не состоится.

Однако Файф даже не подумал сбивать цену. Он, правда, глотнул воздуха, услышав цифру, и потом еще раз, когда вынул чековую книжку с ручкой и выписал чек. Поставив свою подпись, он протянул чек мне, а я поднялся и передал его Вульфу.

– Дороговато, – произнес Файф, не жалуясь, а просто констатируя факт, – но ничего не поделаешь. Иначе Пол не утихомирится. Когда вы намерены встретиться с ним?

Вульф глянул на чек и положил его под пресс-папье – кусок окаменевшего дерева, которым некий Дагган проломил череп своей дорогой супруге. Потом Вульф посмотрел на настенные часы. Оставалось двадцать минут до четырех часов, а это время его ежедневного визита в оранжерею.

– Сначала, – объявил он Файфу, – я должен поговорить с доктором Булем. Вы сможете пригласить его сюда к шести часам?

На лице Дэвида отразилось сомнение:

– Ну, я попробую. Ему придется ехать из Маунт-Киско, и он занятой человек. А нельзя ли как-нибудь обойтись без него? Он констатировал смерть, и репутация у него отменная.

– Без него ничего не получится. Я должен увидеть его, прежде чем займусь остальными. Если он сможет прибыть сюда к шести часам, договоритесь, чтобы все остальные подъезжали к половине седьмого. Я имею в виду ваших брата и сестру, а также мистера Таттла и мистера Эрроу.

Файф изумленно уставился на Вульфа.

– Ради бога, – запротестовал он, – только не Эрроу. Да он и не согласится. – Файф замотал головой. – Нет. Его я звать не буду.

Вульф пожал плечами:

– Тогда я сам его приглашу. К тому же… да, так будет лучше. Дело может затянуться, а я ужинаю в половине восьмого. Если вы сумеете устроить так, чтобы доктор Буль был здесь к девяти часам, тогда привозите остальных к половине десятого. Таким образом, если понадобится, мы сможем задержаться – в нашем распоряжении будет целый вечер. Кое-что мы с вами, мистер Файф, могли бы обсудить прямо сейчас. Например, ту сцену, которую вы застали в апартаментах по возвращении из театра, а также примирение вашего брата Бертрама с семьей. Но у меня назначена встреча. И кроме того, все это можно будет детально обговорить сегодня вечером. А пока дайте, пожалуйста, мистеру Гудвину адреса и телефоны тех, кто имеет отношение к делу.

С этими словами босс накренил свое необъятное туловище вперед, дотянулся до перочинного ножа и стал осторожно водить им по оселку. Его прервали, но он намерен был во что бы то ни стало завершить начатое.

– Я уже описал ту сцену, – проговорил Файф более резким тоном, – и даже не стал скрывать, что Пол, возможно, остался в номере, чтобы приударить за сиделкой. Его манеру ухаживания за женщинами я нахожу совершенно недопустимой. Как я уже говорил, он человек порывистый.

Подушечкой большого пальца Вульф вдумчиво проверял остроту лезвия.

– И почему вы считаете нужным обсуждать примирение Берта с семьей? – спросил Файф.

– Да потому, что вы употребили это слово. – Вульф продолжил затачивать лезвие. – Раз речь идет о примирении, значит, была ссора. Возможно, это не имеет отношения к делу, но то же самое верно в отношении большинства фактов, всплывающих в ходе расследования. Впрочем, все это вполне может подождать до вечера.

Файф хмурился.

– Это давняя история, – буркнул он. Резкий тон уступил место настороженности. – И вероятно, она-то как раз имеет отношение к делу, поскольку частично объясняет позицию Пола. Как и то, полагаю, почему мы так боимся скандала. Для нас пневмония – щекотливая тема. Двадцать лет назад от пневмонии скончался наш отец. Тогда полиция подозревала, что его убили. Да и не только полиция. Он лежал в спальне на первом этаже нашего дома в Маунт-Киско. Дело было в январе. Однажды разразилась сильная метель, а кто-то открыл в его спальне два окна и оставил их распахнутыми на всю ночь. В пять часов утра я застал отца уже мертвым. На полу намело сугробы высотой почти в фут, снег лежал даже на кровати. В ту ночь за отцом присматривала Луиза, но она крепко спала на диване в соседней комнате и ничего не слышала. Полагали, что кто-то подсыпал снотворное в горячий шоколад, который она выпила в полночь, но доказательств не нашли. Окна не были заперты на щеколду, то есть их могли открыть и снаружи. Скорее всего, так и случилось. Мой отец занимался недвижимостью и был довольно жестким дельцом, так что в округе имелись люди, которые… гм… которые недолюбливали его. – Файф опять развел руками. – Как видите, налицо определенное совпадение. К несчастью, мой брат Берт – тогда ему было всего двадцать два года – поссорился с отцом и больше не жил с нами. Он поселился в меблированных комнатах примерно в миле от нашего дома и нашел работу в автомастерской. Полиция сочла, что нашла достаточно улик, чтобы арестовать его за убийство, и дело дошло до суда. Однако улик все же не хватило, и Берта оправдали. Более того, выяснилось, что у него есть алиби. В ту ночь он до двух часов играл в карты со своим приятелем Винсентом Таттлом – тем самым, который позднее женился на нашей сестре, – в комнате Таттла в том же пансионе. Так как метель прекратилась вскоре после двух часов, окна должны были открыть задолго до этого. Во время суда нам – Полу, Луизе и мне – пришлось давать показания, и Берту кое-какие наши слова не понравились, хотя мы говорили только правду и только то, что и так было известно, в частности о его ссоре с отцом. О ней все знали. На следующий же день после оправдательного приговора Берт покинул город, и мы больше не слышали о нем. Ничего за двадцать лет. Вот почему я употребил слово «примирение».

Вульф опустил ножик себе в карман и убрал оселок на место, в ящик стола.

– На самом деле, – не умолкал Файф, – Эрроу ошибался, говоря, будто все, чем владел Берт, приобретено на доходы от уранового месторождения. Берт так и не получил свою долю в отцовском наследстве, поскольку его не смогли найти, а мы не обращались в суд с просьбой распределить ее между нами. Завещанная ему четверть состояния в то время оценивалась примерно в шестьдесят тысяч долларов, а с тех пор эта сумма удвоилась. Конечно, теперь ее получим мы: Пол, Луиза и я, но, честное слово, никакой радости нам это не принесет. Не буду скрывать, мистер Вульф, мне жаль, что Берт вернулся. Его появление вскрыло старые раны, а теперь он умер, да еще таким вот образом, и Пол со своими…

Было уже без одной минуты четыре, и Вульф отодвигал от стола кресло, вставая.

– Да-да, мистер Файф, – согласился он. – Живой причинял неприятности, и от мертвого одни проблемы. Пожалуйста, сообщите мистеру Гудвину все данные и позвоните, когда договоритесь насчет вечера.

И он направился к двери.

Глава вторая

Даже когда все, казалось бы, ясно, не мешает навести справки. Вот почему сразу после ухода Файфа я обзвонил свои источники и стал обладателем скудных сведений сомнительной ценности. Дэвид преподавал в средней школе Одюбона двенадцать лет, из них четыре года возглавлял кафедру английского языка. Агентство недвижимости Пола в Маунт-Киско не процветало, но и банкротство ему, по-видимому, не грозило. Аптека в том же Маунт-Киско, где работал Винсент Таттл, принадлежала ему и считалась преуспевающим заведением.

Дэвид не знал ни адреса, ни телефонного номера сиделки – только ее имя, Энн Горен. А поскольку Вульфу требовались все, в том числе и эта самая Энн Горен, я отыскал ее в телефонном справочнике Манхэттена, в разделе «Лицензированные сиделки». Первые два раза, что я набрал ее номер, линия была занята, а следующие три никто не ответил.

Не смог я дозвониться и до Эрроу. Звонки в «Черчилль тауэрз» поступали на коммутатор, и я оставил для Эрроу сообщение с просьбой перезвонить, после чего сам позвонил ему еще раз шесть.

Наконец, буквально за несколько минут до того, как Фриц позвал нас ужинать, я разыскал Тима Эвартса, штатного шпика (а для вас – сотрудника службы безопасности отеля), и задал ему несколько деликатных вопросов. Ответы свидетельствовали как в пользу Эрроу, так и против него. С одной стороны, Эрроу оплачивал апартаменты класса люкс и пользовался расположением барменов и ресторанной обслуги, особенно за щедрые чаевые. С другой – в субботу вечером Эрроу изрядно поколотил одного парня, и пришлось вызывать полицию, чтобы утихомирить драчуна. Тим сказал, что на драку стоило посмотреть, классное представление, однако бар отеля не место для таких шоу.

Потом позвонил Файф и сообщил, что обо всем договорился. В девять часов вечера, ко времени прибытия доктора Фредерика Буля, мы с Вульфом уже расправились с четырьмя фунтами мусса из лосося, приготовленного по рецепту босса, а также летним салатом, и перешли в кабинет.

Звонок в дверь заставил меня отправиться в прихожую. Когда же я включил свет и обозрел посетителей через стеклянную панель с односторонней видимостью, то меня ожидал двойной сюрприз. Во-первых, доктор Буль, если это был он, оказался не дряхлым и убогим сельским лекарем, а импозантным седовласым джентльменом, который держался очень прямо и был отменно одет. Во-вторых, его сопровождала очень видная молодая особа. Ее достоинства бросались в глаза даже на расстоянии и невзирая на помеху в виде стекла.

Я отворил им дверь. Джентльмен отошел в сторону, пропуская даму, а затем последовал за ней со словами, что он – доктор Буль и что у него назначена встреча с Ниро Вульфом. Благородные седины доктора не были покрыты шляпой, так что, не задерживаясь у вешалки, я повел их по коридору в кабинет. В дверях доктор помедлил, чтобы осмотреться, затем прошагал к столу Вульфа и напористо произнес:

– Я Фредерик Буль. Меня попросил приехать сюда Дэвид Файф. Что вообще происходит?

– Понятия не имею, – едва слышно проговорил Вульф. После еды он обычно говорит очень тихо, если только его не выведут из себя. – Меня наняли, чтобы я это выяснил. Присаживайтесь, сэр. А кто эта молодая дама?

– Сиделка. Мисс Энн Горен. Садитесь, Энн.

Она уже расположилась в кресле, которое я ей придвинул. Мое мнение о Поле Файфе претерпело изменения. Может, он и поддался порыву, но соблазн был поистине велик. Что касается следов на лице и шее, они, вероятно, уже сошли, поскольку ничего такого я не заметил. И думаю, белый халатик сиделки провоцирует куда сильнее, чем платье из синего набивного ситца под жакетом болеро в тон. Но даже синий ситчик мог бы подвигнуть меня… однако опустим это. Она же пришла сюда по делу. За кресло мисс Горен поблагодарила – холодно, без улыбки.

Доктор Буль, устроившись в красном кожаном кресле, потребовал объяснений:

– Ну, так в чем дело?

Вульф проговорил:

– Разве мистер Файф не объяснил вам?

– Он сказал, что Пол считает смерть Берта подозрительной и хочет идти в полицию, а Луиза, Дэвид и Винсент Таттл не в силах его отговорить. Поэтому они договорились, что попросят вас провести расследование и подчинятся вашему решению. Дэвид повидался с вами, и вы настояли на беседе со мной, которая мне представляется абсолютно ненужной. Моя репутация всем известна, и я констатировал смерть от пневмонии.

– Да, я в курсе, – прошелестел Вульф. – Но если от меня ждут окончательного решения, его следует надежно обосновать. У меня и в мыслях не было сомневаться в достоверности выписанного вами свидетельства о смерти. Тем не менее несколько вопросов я хотел бы вам задать. Когда вы в последний раз видели Бертрама Файфа живым?

– В субботу вечером. Я провел с ним полчаса и ушел в двадцать минут восьмого. Его родственники были рядом, ужинали в гостиной. Ложиться в больницу Берт отказался. Я установил кислородную палатку, но больной постоянно ее срывал. Не хотел лежать под ней, и все тут. Я так и не сумел уговорить его, как не сумела и мисс Горен. У Берта были сильные боли – по крайней мере, он так говорил, – но температура опустилась до ста двух градусов[1]. Вообще он был трудным пациентом. Никак не мог заснуть. И я попросил сиделку ввести ему четверть грана морфина, как только разойдутся гости. А если этого окажется недостаточно, то через час повторить. Предыдущим вечером он также получил полграна.

– Затем вы вернулись в Маунт-Киско?

– Да.

– Вы предполагали, что той ночью он может умереть?

– Конечно нет.

– Значит, вы удивились, когда в воскресенье утром вам сообщили, что он скончался?

– О да. – Буль обхватил ладонями рукоятки кресла. – Мистер Вульф, я терплю это только потому, что обещал Дэвиду Файфу. Вы ведете себя глупо. Мне шестьдесят. Я практикую уже тридцать с лишним лет, и добрая половина моих пациентов удивила меня тем или иным образом. Ты ожидаешь сильного кровотечения, а оно слабое, и наоборот. Кого-то обметывает сыпью после таблетки аспирина. У кого-то, судя по анализу крови, температура должна быть высоченной, а она в норме. Один живет, когда по всем статьям должен умереть, другой умирает ни с того ни с сего. Это скажет вам любой врач общей практики. Да, смерть Бертрама Файфа застала меня врасплох, но подобных случаев было достаточно. Я очень тщательно осмотрел тело через несколько часов после кончины и не обнаружил ничего, что заставило бы меня сомневаться в причине смерти. Поэтому и выписал свидетельство.

– А почему вы осматривали тело очень тщательно? – Вульф по-прежнему говорил едва слышно.

– Да потому, что сиделка оставила больного одного посреди ночи – вынуждена была оставить – и я не сумел быстро найти ей замену. Мне удалось договориться лишь о том, чтобы другая сиделка пришла к семи часам утра. При таких обстоятельствах я счел разумным провести более тщательный осмотр.

– И вы абсолютно убеждены, что причиной смерти стала пневмония и никакие сопутствующие факторы тому не способствовали?

– Нет, конечно нет. Абсолютная убежденность – редкость в моей профессии, мистер Вульф. Но я достаточно убежден, что у меня были все основания констатировать смерть от естественных причин и выписать свидетельство. Имелись все признаки того, что Бертрам Файф, говоря языком обывателей, умер от пневмонии. Я не играю словами. Много лет назад другой мой пациент также скончался от пневмонии, только это случилось холодной зимней ночью в комнате, где кто-то оставил открытыми окна. В случае же с Бертрамом Файфом стояла жаркая летняя ночь и окна были закрыты. Апартаменты оборудованы кондиционером, и я велел сиделке поддерживать в комнате температуру восемьдесят градусов[2], поскольку пациенты с пневмонией должны находиться в тепле. Она так и делала. Для того пациента, о котором я упоминал, распахнутые окна и метель действительно стали сопутствующими факторами, но в случае с Бертом ничего такого не было.

Вульф одобрительно кивнул:

– Вы превосходно разъяснили этот вопрос, доктор, однако из ваших слов возникает новый. Кондиционер. Что, если после ухода сиделки кто-то настроил термостат на самую низкую температуру? Могло ли это вызвать смерть вашего пациента, когда вы предполагали, что он выздоровеет?

– Я бы сказал, что нет. Такую возможность я тоже рассматривал. Мистер и миссис Таттл заверили меня, что не прикасались к термостату и температура в комнате оставалась неизменной. В любом случае такой жаркой ночью кондиционер не смог бы опустить температуру до критического уровня. Тем не менее я хотел все проверить, ведь сиделки при больном не было. И я попросил персонал отеля провести эксперимент в субботу вечером, прямо в той комнате, где все случилось. После того как кондиционер проработал в режиме охлаждения шесть часов, температура в комнате опустилась всего лишь до шестидесяти девяти градусов[3]. Для человека с пневмонией, даже хорошо укрытого, это слишком холодно, но точно не смертельно.

– Понятно, – пробормотал Вульф. – Вы не стали полагаться на заверения мистера и миссис Таттл.

Буль улыбнулся:

– Мне кажется, вы несправедливы. Я полагался на них в той же степени, в какой вы полагаетесь на меня. Я проявил скрупулезность. Я вообще скрупулезный человек.

– Прекрасное качество. Я им тоже обладаю. Не возникло ли у вас подозрений – обоснованных и нет, – будто кто-то сумел использовать пневмонию, чтобы убить вашего пациента?

– Нет. Я просто проявил скрупулезность.

Вульф кивнул:

– Хорошо.

Он издал протяжный вздох и повернул голову, чтобы сосредоточиться на сиделке. Во время беседы спина ее оставалась прямой, а подбородок – гордо вздернутым, руки она держала сложенными на коленях. Я любовался ее профилем. Не так уж часто линия подбородка у женщин сбоку выглядит такой же безупречной, как и спереди.

Вульф заговорил, обращаясь к ней:

– Всего один вопрос, мисс Горен, или два. Вы согласны со всем, что рассказал сейчас доктор Буль – со всем, что вам известно?

– Да, согласна. – Голос у нее оказался сипловатым, но ей пришлось долго молчать; может, в этом было все дело.

– Насколько я понял, пока все были в театре, Пол Файф пытался оказывать вам знаки внимания, которые вы отвергли. Верно?

– Да.

– Не помешало ли это вам исполнять свои обязанности? Не пострадал ли от этого ваш пациент?

– Нет. Пациент крепко спал под воздействием снотворного.

– Не хотите ли вы добавить что-либо или уточнить? Дэвид Файф нанял меня, чтобы выяснить, есть ли основания для обращения в полицию в связи со смертью его брата. Не располагаете ли вы какими-то сведениями, которые могли бы мне помочь?

Энн Горен на мгновение отвела глаза, чтобы взглянуть на Буля, потом снова посмотрела на Вульфа.

– Нет, – отрезала она и поднялась. Конечно, сиделкам положено вставать со стула, не производя шума, но она буквально вспорхнула. – Это все?

Вульф не ответил, и она двинулась к выходу. Буль тоже встал. Но когда Энн Горен была уже на полпути к двери, Вульф окликнул ее, на этот раз довольно громко, а не полушепотом:

– Мисс Горен! Минуточку!

Она обернулась и посмотрела на него вопросительно.

– Присядьте, пожалуйста, – попросил он сиделку.

Энн Горен замерла на миг, опять встретилась глазами с Булем и возвратилась на место.

– Да? – спросила она.

Вульф несколько секунд смотрел на нее, а потом неожиданно повернулся к Булю.

– Я мог бы спросить раньше, – пояснил он, – зачем вы привели мисс Горен. В этом, кажется, не было нужды, ведь вы обо всем осведомлены и способны ответить на мои вопросы. Да и втягивать ее в столь щекотливое дело не очень-то красиво. С моей стороны логично было предположить, что вы ожидали от меня вопросов, на которые мисс Горен сможет ответить, а вы – нет, и потому сочли нужным взять ее с собой. Очевидно, этих вопросов я не задал, но спровоцировал ее. Когда я спросил, не хочет ли она что-нибудь добавить, мисс Горен посмотрела на вас. Безусловно, она что-то скрывает, и вам известно, что именно. Я не в силах выудить это из вас: мне нечем вас прельстить, как и нечем вам угрожать. Однако во мне заговорило любопытство, и его придется так или иначе удовлетворить. Возможно, вы согласитесь это сделать.

Буль сел и, уперев локоть в ручку кресла, прихватил кончик своего римского носа большим и указательным пальцами. Потом он опустил руку.

– А вы не пустомеля, – рассудил доктор. – Да, вы совершенно правы. Я ожидал, что вы поднимете тему, которая потребует присутствия мисс Горен, и удивлен тем, что этого не произошло. Мне бы хотелось поразмыслить об этом, но я не против рассказать вам, в чем дело. Вам говорили о грелках?

– Нет, сэр. О грелках мне никто и ничего не говорил.

– Тогда, значит, Пол… хотя это не важно. Расскажите им о грелках, Энн.

– Он уже все знает, – процедила она. – Его нанял один из Файфов.

– Все равно расскажите, – попросил Вульф. – Для сравнения.

Его обращение с женщинами отличалось как от манеры Пола Файфа, так и от моей.

– Хорошо. – Она вздернула свой очаровательный подбородок. – Я положила пациенту на грудь две грелки с горячей водой, по одной с каждого бока, и меняла воду каждые два часа. В последний раз я поменяла ее перед самым уходом – перед тем, как миссис Таттл велела мне уйти. В воскресенье вечером ко мне домой явился Пол Файф – я снимаю небольшую квартиру на Сорок восьмой улице вместе с подругой, которая тоже работает сиделкой. Пол сказал, что, обнаружив брата мертвым в то утро, откинул одеяло, и грелки лежали на месте, только они были пустыми. Он забрал их и отнес в ванную комнату. Потом там их заметила его сестра, миссис Таттл, и позвала Пола взглянуть на них. Она решила, что это сиделка забыла наполнить их, и собиралась сообщить об этом доктору. Пол спросил, не меняла ли она сама воду до того, как лечь спать, и миссис Таттл сказала, что нет, ей и в голову не приходило, что нужно это делать, поскольку сиделка перед уходом налила горячей воды.

В голосе мисс Горен не осталось ни намека на сиплость. Он был чистым, твердым и уверенным.

– По словам Пола Файфа, он якобы заверил сестру, будто сам вылил воду из грелок, когда относил их в ванную. Он говорит, что придумал это под влиянием момента, не желая, чтобы его сестра пожаловалась на меня доктору. Но потом, опять же с его слов, понял, что напрасно это сделал, потому что пустые грелки могли иметь какое-то отношение к смерти брата. Он предложил мне поужинать с ним, чтобы обсудить это. Мы стояли на пороге моей квартиры, поскольку я не позволила ему войти, и мне достаточно было захлопнуть дверь у него перед носом. На следующий день, то есть вчера, Пол трижды звонил, а вечером пришел на квартиру, но я ему не открыла. Поэтому он рассказал все своему брату Дэвиду и уговорил родных прийти к вам. Совпадает ли мой рассказ с тем, что вам уже известно?

Вульф нахмурился, глядя на нее.

– Пф, – фыркнул наконец босс и, оставив в покое сиделку, снова обратился к Булю: – Вот, значит, о чем вы говорили, – пробурчал он.

Буль кивнул:

– Мисс Горен звонила мне в воскресенье вечером, чтобы все рассказать, а потом еще вчера днем и ближе к ночи, что вполне естественно. Ведь под сомнение ставился ее профессионализм. Вы по-прежнему удивлены тем, что я привел ее с собой?

– Больше нет. Но я ничего не слышал о грелках. Какова вероятность того, что мисс Горен сама забыла налить в них воды?

– Нулевая, раз уж она говорит, что воду налить не забыла. Она проходила обучение в больнице Маунт-Киско, и я хорошо ее знаю. К своим нью-йоркским пациентам я всегда вызываю мисс Горен, если она свободна. Так что эту версию можете смело отбросить.

– Тогда либо Пол Файф лжет, либо кто-то достал грелки из кровати, опорожнил их и положил обратно, что кажется бессмысленным: это не могло сколько-нибудь серьезно сказаться на состоянии больного, не так ли?

– На состоянии больного – нет. – Буль провел ладонью по седой шевелюре. – Зато вполне могло испортить репутацию мисс Горен. И я чувствую некоторую ответственность, поскольку пригласил ее присмотреть за Бертрамом Файфом. Вы не интересовались моим мнением, но я все же выскажу его. По-моему, Бертрам умер от пневмонии и этому не способствовали никакие внешние обстоятельства – кроме тех, в которых повинен он сам. Я имею в виду его отказ госпитализироваться и лежать под кислородной палаткой. Я также считаю, что он совершенно напрасно настоял на приходе гостей, несмотря на болезнь. В детстве он был очень упрям и, по-видимому, с тех пор не изменился. Что касается грелок, то мне кажется, что Пол Файф лжет. Не хочу оговаривать его за глаза, но в нашем городке все знают, на какие дикие выходки он способен в погоне за женщинами. Стоит Полу кем-то увлечься, как это превращается в настоящую манию, в одержимость. Заметив грелки в постели, он запросто мог придумать, как с их помощью сломить сопротивление мисс Горен. Подобный ход вполне согласуется с его характером и прошлыми поступками. Вот почему он отнес грелки в ванную и опорожнил их.

– Тогда глупо было говорить сестре, что это сделал он, – возразил Вульф.

Буль покачал головой:

– Нет, Пол просто хотел отвлечь ее внимание. А вот мисс Горен этот жест он мог представить как услугу и в то же время намекнуть, что способен взять свои слова обратно и обвинить ее в нерадивости. Я не утверждаю, что Пол Файф чрезвычайно хитроумен. Люди, страдающие манией, обычно не отличаются большим умом. Я всего лишь хочу сказать, что, как мне кажется, сестре Пол сказал правду, а мисс Горен солгал. Думаю, это он вылил воду из грелок. Как я понимаю, позднее он придет сюда вместе с остальными. Прошу предупредить их, что дам отпор любой попытке обвинить мисс Горен в халатности. Я посоветую ей обратиться в суд с иском о клевете и сам выступлю свидетелем. Если вы предпочтете, чтобы я лично сказал им…

В дверь позвонили. Я поднялся и сходил в прихожую, чтобы взглянуть, кто явился, а потом вернулся в кабинет.

– Они пришли, – сказал я Вульфу. – Дэвид и с ним двое мужчин и женщина.

Босс сверился с часами.

– Опоздали на десять минут. Приведи их сюда.

– Нет! – Энн Горен вскочила с места. – Ни за что! Я не желаю находиться с ними в одной комнате! Доктор Буль, пожалуйста!

Должен сказать, я был с ней согласен. Не одержим ею, но вполне с ней согласен. После секундного размышления доктор Буль тоже согласился и уведомил об этом Вульфа. Вульф задумчиво посмотрел на сиделку и решил присоединиться к мнению большинства.

– Хорошо, – кивнул он. – Арчи, проводи мисс Горен и доктора Буля в переднюю и выпусти их после того, как остальные пройдут в кабинет.

– Да, сэр.

Когда я шел отворять дверь, звонок раздался снова. Наверняка трезвонил порывистый Пол. Если бы он знал, кто здесь, думаю, проломил бы стеклянную панель в нашей входной двери.

Глава третья

Проводив вновь прибывших в кабинет Вульфа, а Буля с сиделкой – к выходу, я уселся за свой стол и приготовился записывать. Судя по всему, расследование смерти, удивившей доктора, грозило скатиться к выяснению того, какими способами некий торговец недвижимостью добивается благосклонности женщин. А это не та работа, какую Вульф считает достойной своего гения, независимо от гонорара. Я уже предвкушал интересное зрелище.

Внешне Пол не оправдывал свою репутацию. Ниже меня на добрых восемь дюймов, он был широк в кости и пухловат. Вероятно, он обнаруживал в себе сходство с Наполеоном, и не без оснований, хотя впечатление немного портил синяк под левым глазом и ссадины на распухшей челюсти. Джонни Эрроу, сделал я вывод, пускает в ход оба кулака. Пол и Таттлы сели в желтые кресла, выставленные шеренгой перед столом Вульфа, а красное кожаное кресло досталось Дэвиду.

Луиза была выше обоих братьев и куда привлекательнее. Для женщины среднего возраста она выглядела совсем недурно, несмотря на некоторую костлявость и слишком уж коротко подстриженные волосы. Что касается ее мужа, Таттла, то у него волос не было вовсе. Его блестящий заостренный кверху купол совершенно затмевал все остальные черты лица – глаза, нос, подбородок. Чтобы разглядеть их, приходилось напрягать внимание.

Ко времени моего возвращения из прихожей Вульф говорил:

– …и доктор Буль вновь выразил уверенность в том, что ваш брат умер от пневмонии и что в обстоятельствах его кончины не было ничего подозрительного. Поскольку он уже зафиксировал факт естественной смерти в подписанном им свидетельстве, ничего нового нам его заявление не дает. – Он остановил взгляд на Поле: – Как я понимаю, вы считаете, что необходимо полицейское расследование. Это верно?

– Да. Чертовски верно, – изрек густой баритон.

– А ваши родственники против. – Вульф повернул голову к старшему брату: – Вы против, сэр?

– Да, как и говорил. – Дэвид выглядел еще более утомленным, чем раньше. – Я против этого.

– И вы, миссис Таттл?

– Категорически против. – Она говорила отрывисто, резким высоким голосом. – Зачем навлекать на себя неприятности? Мой муж такого же мнения. – Луиза мотнула головой в его сторону: – Винс?

– Так точно, дорогая, – прогудел Таттл. – Я всегда соглашаюсь с тобой, даже когда не согласен. А на этот раз я согласен.

Вульф опять повернулся к Полу:

– То есть все зависит от вас. Если вы обратитесь в полицию, что́ скажете?

– Да много чего скажу. – В льющемся с потолка свете синяк Пола выглядел чернее, чем был на самом деле. – Скажу, что, уходя в субботу вечером, доктор Буль назвал состояние Берта удовлетворительным и заверил: мы можем смело идти в театр – а несколько часов спустя Берт умер. Скажу, что этот пройдоха Эрроу заигрывал с сиделкой, строившей ему глазки, и запросто мог порыться среди ее склянок и подменить морфин, который она собиралась ввести Берту, – доктор Буль говорил нам, что прописывает брату морфин. Скажу, что Эрроу нацелился на миллионы, к которым и близко не подобрался бы, будь Берт жив. Скажу, что Эрроу пришлось не по вкусу сближение Берта с родными, воссоединение нашей семьи, и он положил этому конец.

Пол умолк, чтобы осторожно ощупать кончиками пальцев челюсть.

– Мне больно говорить, – сообщил он нам. – Проклятый отморозок. Послушайте, я далеко не святой. Вы на меня так смотрите, будто хотите спросить, что это я распереживался из-за брата. Да нет, ни черта подобного. Я не очень-то ладил с Бертом, когда мы были детьми. И потом двадцать лет его не видел. С чего мне переживать? А волнует меня вот что. Убийца не должен получить выгоду от своего преступления. И коли Эрроу убил Берта, то их соглашение можно выкинуть в форточку и все имущество брата должно достаться нам. Это же очевидно, так к чему молчать? И мне даже не нужно будет говорить это полиции, они и сами сообразят.

– Ты говоришь неподобающие вещи, Пол, – осадил брата Дэвид.

– Верно, верно, – подхватил Таттл. – Так нельзя.

– Ах, да неужели?! – язвительно прищурился Пол на зятя. – Ты-то кто такой вообще?

– Он мой муж, – отчеканила Луиза. – И мог бы многому тебя научить, будь ты способен учиться.

Вот он, милый семейный кружок. Слово взял Вульф.

– Признаю, – сказал он Полу, – ваши соображения могут вызвать интерес у полиции, но одних догадок и предположений недостаточно. Есть ли у вас что-то более существенное?

– Нет. Но больше ничего и не нужно.

– Я так не считаю. – Вульф откинулся на спинку кресла, втянул в себя бушель воздуха и выпустил его обратно. – Давайте посмотрим, не сможем ли мы обнаружить что-нибудь. Во сколько вы прибыли к брату в субботу?

– Около пяти часов пополудни. – Нижняя часть лица Пола внезапно перекосилась. Я было подумал, что это судорога, однако потом сообразил: он пытается ухмыльнуться, а это непросто сделать после удара в челюсть. – А-а, понимаю, – произнес он. – Вопрос в том, где я был в пять пятьдесят одну шестого августа? Ладно. Я выехал из Маунт-Киско в Нью-Йорк без четверти четыре в своем автомобиле, один. Сначала остановился на Мэдисон-авеню возле «Шрамма», чтобы купить две кварты их фирменного мангового мороженого для воскресной вечеринки. Затем поехал на Пятьдесят вторую улицу и припарковался – по субботам ближе к вечеру там это возможно. Оттуда я пешком пошел в «Черчилль тауэрз» и оказался в номере у брата вскоре после пяти. Я приехал пораньше, потому что уже побеседовал с сиделкой по телефону и мне понравился ее голос. Вот я и подумал, что неплохо бы с ней познакомиться поближе до того, как соберутся остальные. Но у меня не было никаких шансов. Тот парень, Эрроу, уже сидел с ней в гостиной и плел что-то про урановые прииски. Каждые несколько минут она выскальзывала, чтобы проверить своего пациента, а потом снова возвращалась к байкам о рудниках. Затем пришел Дэвид, за ним Луиза с Винсом, и мы как раз садились за стол, когда появился доктор Буль. Дальше рассказывать?

– Да, продолжайте.

– Как скажете. Буль пробыл у Берта около получаса и, когда уходил… я уже говорил, что́ он сказал нам тогда. Мы не только ели, но и пили. И пожалуй, я немного перебрал. Я рассудил, что негоже бросать сиделку одну с Бертом, и остался, когда все отправились на спектакль. Подумал, коли ей нравится болтовня о разведке урана, то она рада будет послушать и о чем-нибудь другом. Но оказалось, ничего подобного. После того как… После короткого разговора она ушла в комнату Берта и закрылась там на замок. Потом она говорила моей сестре, будто я ломился в дверь и орал, что, если она не выйдет, вынесу дверь к чертям. Но лично я ничего такого не припомню. В любом случае Берт к тому часу сделался все равно что мертвый от морфина, если это вообще был морфин. В конце концов сиделка вышла, и мы поговорили. Допускаю, что мог прикоснуться к ней, но те отметины, что она показывала, когда все вернулись из театра… должно быть, она сама их наставила. Я не был так уж пьян, просто чуть навеселе. Потом она схватилась за телефон и сказала, что если я не уйду, то она вызовет охрану. Пришлось сматывать удочки. Дальше?

– Да.

– О’кей. Я спустился в бар, сел за стол и выпил. Два или три стакана. Потом почему-то вспомнил о мороженом, которое осталось в холодильнике в номере Берта, и стал раздумывать, не сходить ли за ним, как вдруг передо мной появился Эрроу и потребовал, чтобы я встал. Схватил меня за плечо, сдернул со стула и велел защищаться. И вдруг как замахнулся да как врезал мне. Не знаю, сколько раз он меня ударил. Если вам это интересно, гляньте на мое лицо. Сами все поймете. Наконец его оттащили от меня, пришел коп. Я по-тихому отошел в сторонку, улизнул из бара и поднялся на лифте в апартаменты. Мне открыл Винс. Эту часть я помню совсем смутно. Знаю только, что меня положили на диван. И пробудился-то я оттого, что грохнулся с него на пол, хотя до конца все-таки не проснулся. В голове у меня сидело, что меня поколотили и что мне нужно увидеть сиделку. Поэтому я пошел в комнату Берта. Занавески там были задернуты, я включил свет и подошел к кровати. У Берта был открыт рот, и выглядел он… мертвее не бывает. Я откинул с его груди одеяло и приложил ему к сердцу руку. На ощупь он тоже был мертвым. У груди по бокам лежали грелки, на вид пустые. Я взял одну в руки: точно, пустая. Я тогда подумал, что, должно быть, это сиделка оплошала из-за моих приставаний и что так не пойдет. Вторая грелка тоже оказалась пустой, и я отнес их в ванную перед тем, как пойти…

– Пол! – воскликнула Луиза. – Мне ты сказал, что сам вылил из них воду!

– Ну да, сказал. – Он ухмыльнулся ей, точнее, попытался это сделать. – Я же не хотел, чтобы ты побежала докладывать об этом доктору. Какого черта, неужели мужчина не может проявить галантность? – Он повернулся к Вульфу: – Вы сказали, что вам нужно что-то более существенное. Хорошо, вот оно. Ну как, нравится?

– Значит, ты обманул Луизу, – заворчал Таттл.

– Или обманываешь нас сейчас, – добавил Дэвид. Его утомление как рукой сняло. – Мне ты ничего об этом не сказал.

– Ну разумеется, не сказал. Проклятье! Говорю же, это простая галантность.

Они загомонили, набросились друг на друга – вся семейка разом. Получился отменный квартет, в котором высокое сопрано Луизы стремилось перекрыть баритон Пола, басок Таттла и Дэвидов фальцет.

Вульф закрыл глаза и поджал губы, подождал немного, а потом положил конец концерту:

– Хватит нести вздор! Остановитесь, пожалуйста. – Он посмотрел на Пола: – Вы, сэр, толкуете о галантности? Я вам этого не говорил, но мисс Горен уже приходила сюда с доктором Булем. Она поведала мне о ваших визитах к ней домой и о телефонных звонках. Так что давайте оставим галантность в покое и обсудим лучше два других вопроса. Во-первых, мне нужно знать: грелки были пустыми, когда попались вам на глаза, или вы сами опорожнили их?

– Они уже были пустыми. Я сказал сестре…

– Я слышал, что́ вы сказали сестре, и помню, какие причины приводили. Допустим, вы обнаружили пустые грелки, но даже в таком случае идти в полицию с одним этим фактом неблагоразумно. Доктор Буль заявил: даже если мисс Горен забыла налить в них горячей воды, чему он категорически не верит, это не могло иметь большой важности для состояния больного. А значит, не имеет важности и для меня. А теперь второй вопрос. Ваше другое предположение – о подмене морфина – может оказаться значимым, если вы способны его чем-то подкрепить. Вы способны?

– Мне это ни к чему. Пусть полиция этим занимается, коли сочтет нужным.

– Нет, так не пойдет. В ходе частного расследования допустимо выдвигать различные предположения, но официальное следствие не может основывать на них обвинение в убийстве. К примеру, я мог бы, и не без оснований, предположить, что это вы убили брата, поскольку не знали о соглашении между ним и мистером Эрроу и надеялись унаследовать треть состояния Берта. Однако же я не пойду с этим…

– Вот именно, не советую этого делать, – вставил Пол. Его физиономию снова перекосило при попытке усмехнуться. – К тому же я знал о соглашении.

– Да? Откуда?

– От меня, – вставил Дэвид. – Берт рассказал мне, а я – Полу и Луизе.

– Вот видите? – Вульф развернул руку ладонью кверху. – Мое предположение лопнуло. Будь я упрямцем, продолжал бы цепляться за него и выдвинул новое. Сказал бы, что вы трое предвидели мои умопостроения и сговорились между собой. Тем более что ваш покойный брат уже не может ничего опровергнуть. Но это обернулось бы пустой тратой времени, если бы я не располагал ни единым фактом, способным подкрепить мои теории. – Он укоризненно покачал головой. – Боюсь, вы пытаетесь открыть огонь из несуществующих орудий. Но меня наняли проводить расследование, поэтому я изучу все версии. – Затем он обратился к Дэвиду: – Я знаю ваше мнение по этому вопросу, мистер Файф, и не жду от вас ничего нового, но несколько вопросов не помешают. Что вам известно о морфине?

– Ничего. Совсем ничего. Знаю только со слов доктора Буля, что он оставил сиделке дозу, чтобы она сделала укол Берту после нашего ухода.

– Вы заходили в комнату брата после ухода доктора?

– Да. Мы все заходили: Пол, Луиза, Винс и я. Поблагодарили Берта за отличный ужин и посетовали, что он не сможет пойти с нами в театр.

– Где был мистер Эрроу?

– Не знаю. Кажется, он говорил что-то насчет рубашки – хотел переодеться.

– Он был в комнате вашего брата после ухода доктора Буля?

– Этого я точно не знаю. – Дэвид замотал головой.

Вульф крякнул:

– Ну, это не так важно. А позднее, когда вы вернулись из театра? Тогда он заходил к вашему брату?

– По-моему, нет. Если и заходил, то я этого не видел. – Дэвид хмурился. – Я уже рассказал вам обо всем. Сиделка была расстроена и сказала, что позвонила доктору Булю с просьбой прислать замену. Когда она объяснила нам, что́ случилось, Эрроу исчез – ушел из апартаментов. Потом между моей сестрой и сиделкой состоялся неприятный разговор, и Луиза велела мисс Горен уходить. Когда та ушла, Луиза созвонилась с доктором Булем и сказала, что они с мужем останутся в номере до прихода новой сиделки. Вскоре после этого я отправился домой. Живу я в Ривердейле.

– Но перед уходом вы зашли к брату?

– Да.

– И как он себя чувствовал?

– Он крепко спал. Дышал как будто с трудом, но в остальном, казалось, был в порядке. Когда Луиза говорила с доктором Булем по телефону, тот сообщил ей, что Берту ввели полграна морфина и что до утра брат вряд ли проснется.

Вульф слегка повернул голову:

– Миссис Таттл, вы слышали, что́ сказали сейчас ваши братья. Есть ли у вас какие-то уточнения или дополнения?

С Луизой происходило что-то неладное. У нее дрожали губы. Руки, лежащие на коленях, сцепились так, что побелели костяшки пальцев. Она встретилась глазами с Вульфом, но ничего не отвечала ему, пока наконец не выкрикнула:

– Я не виновата! Никто не смеет обвинять меня в этом!

Вульф состроил гримасу:

– Почему вы думаете, что вас кто-то обвиняет, мадам?

– Да потому, что меня обвиняли в смерти отца! Вы слышали, что́ случилось с нашим отцом?

– Я знаю, как он умер. Мне рассказал об этом ваш брат.

– Говорили, что он умер из-за меня. Все так говорили! Потому что я присматривала за ним в ту ночь, но заснула и не зашла в его комнату, а там кто-то открыл окна! Меня даже спрашивали, не добавляла ли я снотворное в шоколад, который пила на ночь! Как будто двадцатичетырехлетней девушке нужно снотворное, чтобы заснуть!

– Ну-ну, дорогуша. – Таттл погладил ее по плечу. – Это в прошлом, все забыто. В комнате Берта в субботу вечером все окна были закрыты.

– Но это я отослала сиделку. – Луиза говорила, обращаясь к Вульфу. – И сказала доктору Булю, что позабочусь о Берте, а сама пошла спать, даже не взглянув на грелки, а они оказались пустыми. – Она развернулась лицом к младшему брату: – Скажи правду, Пол, только правду. Грелки были пустыми?

Он тоже прикоснулся к ее плечу:

– Не принимай это так близко к сердцу, Лу. Ну конечно, они были пустыми, честное слово бойскаута, только не из-за этого он умер. Я не говорил, что из-за этого.

– Никто тебя не винит, – заверил жену Таттл. – Да, ты пошла спать, ну, а что тебе было делать? Шел уже второй час ночи, и доктор Буль сказал, что Берт проспит до утра. Поверь мне, дорогая, ты делаешь из мухи слона.

Она опустила голову и закрыла лицо руками. Ее плечи затряслись. Для Вульфа любая дама в расстроенных чувствах не что иное, как истеричка в припадке. А если дама начинает всхлипывать, то он вскакивает проворнее, чем можно ожидать от такой туши, и бежит к дверям, а оттуда – к лифту. Луиза не завыла. Он с подозрением посмотрел на нее, решил, что пока она угрозы не представляет, и занялся ее мужем:

– Да, насчет отхода ко сну. Вы сказали, мистер Таттл, что шел второй час ночи. Это было после того, как вам пришлось встать с постели, чтобы впустить Пола?

– Да. – Он не убирал руку с плеча жены, пытаясь ее успокоить. – Потребовалось какое-то время, чтобы выслушать Пола и устроить его на диване. Потом мы заглянули к Берту, убедились, что он спит, и сами отправились в кровать.

– И вы не просыпались до тех пор, пока около шести утра вас не разбудил Пол?

– Думаю, супруга моя не просыпалась. Она очень устала в тот день. Порой она ворочалась, но во сне. Я же пару раз поднимался, чтобы сходить в туалет. Для меня это обычное дело. А так – да, я спал, пока нас не позвал Пол. Когда я ходил в туалет во второй раз, то приоткрыл дверь в комнату Берта. Там было тихо, так что я не стал заходить. А что? Это важно?

– Не очень. – Вульф бросил настороженный взгляд на Луизу, проверяя, не грозит ли ему опасность, и вернулся к ее мужу: – Я думаю о мистере Эрроу и пытаюсь изучить все варианты. Конечно, у него имелся ключ от апартаментов, а значит, он мог прийти туда ночью, исполнить свой преступный замысел и уйти незамеченным. Возможно ли такое?

Таттл задумался. Я хотел понаблюдать за ним, и мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвлечься от сияющего черепа и сосредоточиться на выражении его лица. Было бы гораздо проще, если бы глаза, нос и рот находились у него на макушке.

– Возможно, – наконец решил он, – но маловероятно. Я сплю довольно чутко и, думаю, услышал бы его. К тому же ему надо было бы миновать гостиную, где спал на диване Пол. Хотя, полагаю, Пол был в отключке.

– Наглухо, – подтвердил Пол. – Ему пришлось бы снова заехать мне, если бы он захотел, чтобы я его заметил. – Затем он с интересом уставился на Вульфа: – А ведь это идея. Что, по-вашему, мог задумать Эрроу?

– Ничего особенного. Я просто задаю вопросы. Мистер Таттл, когда вы в следующий раз видели мистера Эрроу?

– В то утро, в воскресенье, он пришел в апартаменты около девяти часов утра, вскоре после доктора Буля.

– Где он был все это время?

– Не знаю. Я его не спрашивал, а он не сказал. Это было… тогда мы только что узнали о кончине Берта. Эрроу забросал нас вопросами. Многие из них я бы назвал грубыми. Но учитывая обстоятельства… наверное, его можно понять.

Вульф откинулся на спинку, прикрыл глаза и опустил подбородок на грудь. Братья Файфы молча смотрели на него. Таттл, обернувшись к жене, стал поглаживать ее плечо и бормотать что-то утешительное. Довольно скоро она убрала от лица ладони и подняла голову. Заботливый супруг достал из нагрудного кармана свежий носовой платок. Луиза взяла его и приложила несколько раз к щекам. Вообще-то никаких мокрых дорожек от слез на ее лице я не заметил.

Наконец Вульф открыл глаза и обвел ими посетителей слева направо и обратно.

– Не вижу смысла дольше задерживать вас, – объявил он. – Я надеялся, что этим вечером мы сумеем прийти к решению. – Босс остановил взгляд на Поле. – Однако ваше предположение относительно подмены морфина заслуживает проверки. Я этим займусь, разумеется осторожно. – Затем его глаза нашли Дэвида и потом Таттла. – Кстати, я не передал вам сообщение от доктора Буля. Он просил сказать, что, если мисс Горен обвинят в халатности, он посоветует ей обратиться в суд и готов выступить свидетелем с ее стороны. Она утверждает, что перед уходом налила горячую воду в грелки, и доктор ей верит. Я свяжусь с вами, вероятно, не позднее…

Напомнил о себе дверной звонок. Когда мы с Вульфом заняты в кабинете, дверь обычно открывает Фриц. Однако сейчас у меня возникло некое предчувствие, что со мной частенько случается. Поэтому я поднялся, пробрался за спинами наших клиентов и вышел в прихожую – как раз вовремя, чтобы опередить Фрица, уже шагающего из кухни.

Фонарь над крыльцом был включен, и сквозь панель я увидел незнакомого субъекта с квадратными плечами, примерно моего возраста и почти одного со мной роста. Сказав Фрицу, что займусь гостем сам, я открыл дверь на длину накинутой цепочки и спросил через щель:

– Чем могу помочь?

В ответ зазвучал мягкий тягучий голос:

– Меня зовут Эрроу. Джонни Эрроу. Я хочу увидеть Ниро Вульфа. Если вы откроете дверь, нам будет удобнее.

– Да, но сначала я должен спросить его. Подождите минутку.

Я захлопнул дверь, вынул из кармана листок бумаги и написал на нем: «Эрроу». Вернувшись в кабинет и пройдя к столу Вульфа, я вручил боссу листок. Посетители уже поднялись со своих мест и собирались уходить.

Вульф глянул на имя.

– Проклятье, – проворчал он. – Я-то думал, что на сегодня закончил. Но, может, я сумею… Ну, ладно.

Согласен, я заслужил упрек в неосмотрительности, ведь мне было известно, что́ случилось в субботу вечером в баре отеля «Черчилль», однако никакого умысла с моей стороны не было. К кабинетной мебели я отношусь не менее трепетно, чем Вульф или Фриц. Я просто не подумал.

В общем, я вернулся к парадной двери, впустил уранового принца в дом, провел его в кабинет, а сам отошел в сторонку, чтобы понаблюдать за лицами.

Стоило Эрроу увидеть Пола, как канадец тут же кинулся в бой. Я в тот миг был слишком далеко, вот почему одно из желтых кресел оказалось безнадежно испорчено. Утешением мне послужила шикарная демонстрация того, как челюсть Пола была изукрашена сразу с двух сторон. Сначала Эрроу ударил его левой – достаточно сильно, чтобы Пол потерял равновесие, а потом с размаху так заехал ему правой, что младший Файф отлетел на добрых шесть футов и рухнул на злополучное кресло.

Когда Эрроу рывком попытался поднять противника, явно с намерением заняться вторым его глазом, я уже добрался до места стычки и обхватил канадца рукой за шею, а коленом уперся ему в спину. Подскочивший следом Таттл уцепился за рукав Эрроу. Дэвид кружил поблизости, очевидно собираясь вклиниться между дерущимися – неразумная тактика, должен сказать. Луиза пронзительно визжала.

– Все, – сказал я родне Пола, – просто отойдите. Я держу его.

Эрроу попробовал вырваться, но быстро понял, что оказался перед выбором: сломать себе сначала шею, а потом спину, или наоборот, – и перестал дергаться.

Вульф с неприязнью в голосе осведомился, не лучше ли всем им отправиться по домам.

Пол встал на ноги, и мне даже показалось, что он собирается ударить Эрроу, пока я держу канадца, но Дэвид успел схватить брата за руку и потянул его к двери. Таттл приобнял Луизу и тоже повел ее прочь. Уже из коридора Дэвид обернулся, чтобы крикнуть Вульфу:

– Вам не следовало его впускать. Вы могли бы догадаться.

Когда они все оказались в прихожей, я отпустил Эрроу и пошел проводить гостей. Стоя на пороге, я пожелал им доброй ночи, но только Дэвид ответил мне тем же.

В кабинете, куда я затем вернулся, Джонни Эрроу уже устроился в красном кресле и осторожно двигал головой вперед и назад. Да, пожалуй, я прижал его сильнее, чем следовало, но откуда мне было знать, я же видел его впервые в жизни!

Глава четвертая

Я сел спиной к своему столу и стал разглядывать Джонни Эрроу. Да, это был многогранный объект для изучения. Во-первых, урановый миллионер новейшего образца. Во-вторых, самозабвенный драчун, готовый сворачивать людям челюсти, невзирая на обстановку. Наконец, он неплохо разбирался в хорошеньких сиделках и, завидев одну из них, знал, как взяться за дело. А еще его назвали кандидатом на электрический стул. В свои годы он много что успел.

И далеко не урод, если только вы не отдаете предпочтение красавцам с рекламы сигарет. Лицо и руки отнюдь не грубые и обветренные, как можно было ожидать от человека, который пять лет воевал со скальной породой в безлюдном краю. Очевидно, после открытия урановых залежей в Блэк-Элбоу у него было время поухаживать за собой.

Джонни Эрроу перестал разминать шею и с любопытством воззрился на меня карими глазами. От их уголков веером разбегались морщинки – не иначе как он много щурился, высматривая уран.

– Неслабо вы меня прижали, – произнес он своим тягучим голосом без всякой враждебности. – Я уж думал, вы мне шею сломаете.

– А следовало бы, – сурово уронил Вульф. – Только посмотрите на кресло.

– О, да я заплачу за него. – Эрроу вынул из кармана толстую пачку «зелени». – Сколько?

– Мистер Гудвин пришлет вам счет. – Вульф был мрачен. – Мой кабинет не гладиаторская арена. Полагаю, вы пришли, получив сообщение, которое мы вам оставили?

Он отрицательно качнул головой:

– Никаких сообщений я не получал. Если вы передавали его через отель, то меня там с утра не было. А что там говорилось?

– Только то, что я хотел увидеться с вами.

– Нет, не дошло до меня ваше сообщение. – Он поднял руку, чтобы помассировать шею. – Я пришел, потому что захотел встретиться с вами сам. – Последнее слово он подчеркнул, протянув его дольше остальных. – С Полом Файфом я тоже хотел встретиться, но не знал, что он здесь. С этим мне просто повезло. Я намеревался с ним потолковать по поводу шуточки, которую он попробовал разыграть с моей знакомой. Вы ведь знаете о грелках?

Вульф кивнул:

– Знаю.

– Я хотел встретиться с вами, потому что прекрасно понимаю: вы собираетесь навесить на меня убийство моего партнера, Берта Файфа. – Карие глаза немного сузились. Очевидно, они всматривались с прищуром не только в уран. – Вот я и подумал, не предложить ли вам свою помощь.

Вульф крякнул:

– У вас неточные сведения, мистер Эрроу. Меня наняли для того, чтобы я провел расследование и выяснил, нет ли в обстоятельствах смерти мистера Файфа чего-то такого, что требует вмешательства полиции. О намерении что-либо на кого-либо «навесить», как вы выразились, речи не идет. Вероятно, вы иронизировали, говоря о предложении помочь мне, однако я действительно нуждаюсь в помощи. Приступим?

Эрроу рассмеялся. Ничего похожего на лай или гогот – приятный легкий смех, очень идущий к его тягучему произношению.

– Приступим к чему? – спросил он.

– К обмену информацией. Мне нужно кое-что узнать. Вам, возможно, тоже. Во-первых, мне кажется, что все вам известное вы узнали от мисс Горен. Если я ошибаюсь, поправьте меня. Скорее всего, вы беседовали с ней после четырех часов пополудни. Не сомневаюсь, что она точно описала события. Но если с ее слов у вас возникло впечатление, будто я вынашиваю по отношению к вам дурные намерения, то она заблуждается. Вы готовы признать, что вас привели сюда именно слова мисс Горен?

– Ну конечно. Мы вместе ужинали. Доктор Буль забрал ее прямо из ресторана, чтобы ехать к вам.

Только не подумайте, будто Джонни Эрроу горел желанием рассказать Вульфу все, что тому ни потребуется. Нет, это он хвастался. Эрроу жадно хватался за любой шанс поведать кому угодно, кстати и не кстати, о том, что мисс Горен приняла его приглашение на ужин.

– Тогда, – продолжал Вульф, – вам следует учесть, что ее рассказ не был беспристрастным. Хотя я и не утверждаю, будто она намеренно исказила факты. Вот что я вам скажу: до сих пор я не обнаружил ни единой улики, позволяющей инкриминировать вам убийство Бертрама Файфа. Если пожелаете, я попрошу напечатать эти мои слова и поставлю под ними свою подпись. Но давайте займемся фактами. Что вам известно о грелках? Меня интересует не то, что вам говорили другие, а то, что вы знаете не понаслышке.

– Ничего не знаю. Я их даже не видел.

– И не прикасались к ним?

– Конечно нет. Зачем мне к ним прикасаться? – Он все так же растягивал слова. – И если вы спрашиваете об этом потому, что Пол Файф якобы нашел их пустыми, то при чем здесь факты?

– Вероятно, ни при чем. Я не простофиля. Когда вы в последний раз видели Бертрама Файфа живым?

– В субботу вечером, перед тем, как мы пошли в театр. Я заглянул к нему буквально на минутку.

– Мисс Горен была с ним в это время?

– Да, разумеется.

– Вы не заходили к нему после спектакля?

– Нет. Вы хотите знать почему?

– Это я уже знаю. В отеле вы застали то, что мистер Дэвид Файф называет странной сценой, и снова ушли, никому ничего не сказав. Я делаю вывод, что вы отправились на поиски Пола Файфа. Это так?

– Ну да. И я нашел его. После того, что рассказала мисс Горен, я был готов искать его всю ночь, но этого не потребовалось. Я сразу наткнулся на него в баре.

– И набросились с кулаками.

– Ага. Я же искал его не для того, чтобы начистить ему ботинки. – Снова веселый и миролюбивый смешок. – Пожалуй, мне нужно радоваться, что вмешался коп. Уж очень я был зол. – Он посмотрел в мою сторону с дружелюбным интересом: – Неплохо вы меня прижали.

– Что было потом? – спросил Вульф. – Как я понимаю, в апартаменты вы не вернулись.

– Я не мог туда вернуться. В бар пришел еще один коп. Я все еще был в ярости и не хотел, чтобы меня держали за руки. И тогда они тоже разозлились. Кончилось все тем, что на меня надели наручники и отвели в участок. Я не говорил им, кого отколошматил и за что. А они, думаю, пытались отыскать его, чтобы он возбудил против меня дело. Наконец мне разрешили позвонить, и я попросил знакомого, чтобы прислал адвоката. Тот меня и вызволил. Оказавшись на свободе, я вернулся в отель и узнал, что Пол Файф там вместе с Таттлом и его женой и что Берт умер. Доктор тоже присутствовал.

– Разумеется, смерть Бертрама стала для вас потрясением.

– Да. А сказал бы я «нет», вы решили бы, что это я убил его, да? – хохотнул Эрроу. – Если вы действительно честно ведете дело, если не пытаетесь свалить все на меня, то вот что я вам скажу, мистер. Мы с Бертом горбатились бок о бок пять лет, и порой нам приходилось совсем несладко. Голодать мы не голодали, но пару раз дело едва не доходило до этого. Никто нам не помогал. Когда мы нашли жилу в Блэк-Элбоу, потребовалось разом провернуть много важных дел, чтобы застолбить за собой участок. В одиночку ни я, ни он с этим не справились бы. Вот тогда мы и пошли к адвокату заключить договор, чтобы никакие чужаки не влезли в наше дело и не испортили все, если с одним из нас что-то случится. Так уж сложилось, что нам нравилось работать на пару, несмотря на стычки, происходившие время от времени. Вот почему я приехал с Бертом в Нью-Йорк, когда он меня об этом попросил. Лично мне в Нью-Йорке ничего и не нужно. Все наши дела мы могли уладить в Блэк-Элбоу или в Монреале. И уж конечно, я приехал сюда не для того, чтобы убить его.

Вульф не отрывал от Эрроу взгляда.

– То есть Бертрам Файф приехал в Нью-Йорк не по делам бизнеса?

– Нет, сэр. По личному делу, как он сказал. Когда мы прибыли сюда, он связался с сестрой и братьями. И вот тогда я стал догадываться, что ему не дает покоя какое-то событие из прошлого. Несколько раз Берт ездил в Маунт-Киско и брал меня с собой. Мы объехали городок на «кадиллаке», посетили дом, где он родился, и обошли его весь – там сейчас живет семья итальянцев. Еще мы ели мороженое в аптеке-закусочной Таттла, пытались найти хозяйку пансиона, где когда-то снимал комнату Берт, но оказалось, что она давно переехала. Буквально на прошлой неделе он узнал, что сейчас она живет в Покипси, и мы отправились туда.

Эта тирада заняла довольно много времени, потому что речь Эрроу оставалась такой же тягучей и неторопливой. В подобной манере говорить было свое преимущество: ему не приходилось останавливаться посреди фразы, чтобы перевести дыхание.

– Что-то я болтаю без умолку, – спохватился канадец. – Но это из-за того, что речь о Берте. Пять лет я только с ним и говорил, а вот теперь, должно быть, мне хочется поговорить о нем. – Он склонил голову в задумчивости, а потом продолжил: – Я бы не хотел, чтобы мне шили преступление, но и никого другого не хочу оговаривать. И все-таки мои слова о том, что Берту не давало покоя прошлое, слишком уж расплывчаты. Он рассказал мне об этом кое-что, когда мы сидели с ним под скалой там, в Канаде. Берт упомянул, что если нам улыбнется удача, то он хотел бы вернуться домой и завершить одно дело. Вам известно о том, как умер его отец? Берта даже подозревали в убийстве, и был суд.

Вульф подтвердил, что ему это известно.

– Ну вот, об этом он мне и рассказал тогда. Признался, что не потребовал причитающуюся ему долю наследства, потому как не хотел иметь отношения к дрязгам, от которых сбежал. И если бы вы знали Берта, вас такой его поступок не удивил бы. Он сказал, что обманывал себя, думая, будто все позади и забыто, но теперь, когда впереди забрезжила крупная удача, ему хотелось бы вернуться и осмотреться. Так он и сделал. Если у него и были какие-то подозрения, со мной он ими не делился, но кое-что я подметил сам. Он всегда пристально наблюдал за выражением лиц родственников, когда делился с ними планами. Например, когда Берт известил их о намерении запросить копии свидетельских показаний с того суда, им это явно не понравилось. Как и новость о том, что Берт встречался с бывшей хозяйкой пансиона. Мне казалось, он нарочно их подначивает.

Его глаза сузились, и к вискам побежали морщинки.

– Но только не подумайте, будто я пытаюсь кого-то подставить. Док говорит, что Берт умер от пневмонии, а он вроде бы врач толковый. Просто я хотел, чтобы всем было понятно, зачем Берт приехал к Нью-Йорк. Еще вопросы будут?

Вульф качнул головой:

– Сейчас нет. Может быть, позднее. Как вы помните, я предлагал вам обмен информацией. Вы хотите что-нибудь узнать?

– Вот это я понимаю – вежливость. – Слова Эрроу прозвучали искренне. – Да нет, пожалуй, ничего. – Он поднялся с кресла и замер на секунду. – Хотя… Вы говорили, что не обнаружили никаких доказательств… что там было за выражение?

– Позволяющих инкриминировать вам убийство.

– Вот-вот. Тогда почему вы не снимаетесь с места? Мы с Бертом всегда так делали, когда понимали, что участок пустой, – снимались с места.

– Я не сказал, что этот участок пустой. – Вульф насупился. – Нет, он не пустой, в этом-то и загвоздка. Есть одно загадочное обстоятельство, которое я должен как-то объяснить, прежде чем двигаться дальше.

– И что это за обстоятельство?

– Я уже спрашивал вас о нем, и вы сразу пустились в полемику. Мне нужно быть во всеоружии, чтобы снова заговорить с вами об этом. Мистер Гудвин пришлет вам счет за поломанное кресло, когда нам станет известна сумма ущерба. Доброго вечера, сэр.

Эрроу попытался что-нибудь выспросить о загадочном обстоятельстве, но остался ни с чем, как ни старался. Поняв, что участок пуст, он снялся с места, и я пошел в прихожую его проводить. Переступив порог, он обернулся и повторил:

– Неслабо вы меня прижали.

В кабинете Вульф полулежал в кресле с закрытыми глазами и хмурил брови. Я перенес сломанное кресло в угол, остальные расставил по местам, убрал все на своем столе, запер сейф и потом приблизился к боссу.

– Чего вы добиваетесь? Хотите разозлить его? Если загадочное обстоятельство и вправду упоминалось, то я, значит, в это время спал. О чем все-таки речь?

Не поднимая век, Вульф буркнул:

– Грелки.

Я потянулся и зевнул.

– Понятно. Вы заставляете себя взяться за решение загадки, понимаете, что никакой загадки нет, и придумываете ее. Бросьте! Удовольствуйтесь полученной тысячей. Не так уж это мало за восемь часов работы. А клиентам скажите, что повода для обращения в полицию нет, дело закрыто.

– Не могу. Загадка есть. – Вульф открыл глаза. – Кто же, черт возьми, опорожнил грелки? И зачем?

– Пол. Разве не так?

– Не верю. Постарайся забыть о его неоднократных заявлениях, хотя звучали они весьма убедительно, и представь себе эту сцену. Пол заходит в комнату брата и видит, что тот мертв. Потом откидывает одеяло, находит под ним грелки – пустые. Он поворачивается, чтобы выйти из комнаты и позвать сестру и ее мужа, но тут ему приходит в голову, что пустые грелки могут стать оружием для завоевания мисс Горен. Он не хочет, чтобы сестра обратила на них внимание, поэтому, перед тем как позвать ее, относит грелки в ванную. По-твоему, это правдоподобно?

– Конечно, но…

– Прошу тебя! В качестве ответа я приму «но». Теперь рассмотрим второй вариант. Пол откидывает одеяло, чтобы послушать сердце. Грелки лежат на месте, в них теплая вода. Увидев их, он задумывает уловку – подчеркну, он только что обнаружил труп там, где ожидал увидеть живого брата. Итак, прямо у постели только что умершего брата у него возникает идея: унести грелки в ванную и вылить из них воду, чтобы когда-нибудь в будущем отправиться к мисс Горен и сказать ей, что он нашел их пустыми. И он так и делает. А такой сюжет тебе кажется правдоподобным?

– В вашем изложении он выглядит несколько надуманным, – признал я.

– Я излагаю все так, как должно было произойти, если вообще произошло. А я говорю, что этого не было. Пол Файф обратил внимание на грелки только потому, что они были пустыми. Будь они полными, он бы их не заметил – ни на постели больного, ни на смертном одре. Несомненно, есть люди, способные выстраивать хитроумные комбинации в столь трагический момент, но Пол не принадлежит к их числу. Я вынужден сделать вывод, что он нашел грелки уже пустыми. И что теперь делать?

– Мне придется подумать над этим.

Я сел.

– Ни до чего хорошего тут не додумаешься. – Вульф был исполнен скорби. – Я уже думал. Если я хочу сохранить уважение к себе – а в этом мне никто не поможет, кроме меня самого, – придется разбираться с этим делом. Не вина ли это мисс Горен? Не она ли положила в кровать пустые грелки?

– Нет, сэр. Я подумываю жениться на ней. Кроме того, мне в это просто не верится. Она лицензированная сиделка, а ни одна лицензированная сиделка не допустит подобного промаха. Это попросту невозможно.

– Согласен. И вот что мы имеем в результате. Около полуночи, перед самым своим уходом, мисс Горен налила в грелки горячей воды и положила их больному в постель. Примерно в шесть часов утра Пол Файф нашел эти грелки у тела брата, но они были пусты. Кто-то взял их, опорожнил и положил обратно. Объясни это.

– И не надо смотреть на меня. Я этого не делал, так почему должен что-то объяснять?

– Ты не можешь найти объяснения. Предположение, что это было сделано с целью убить Бертрама Файфа, смехотворно. Это необъяснимо, а все необъяснимое, что происходит на смертном ложе, обретает зловещий оттенок, особенно если это смертное ложе миллионера. Но перед тем как задуматься над вопросом «кто?», я должен ответить на вопрос «почему?».

– Совсем необязательно, – заспорил я. – Предлагаю другой вариант. Удовольствуйтесь тысячей, но не говорите клиентам «нет» – скажите «да», и пусть Пол идет с их загадкой в полицию. И все довольны.

– Пф. Ты это серьезно?

Я сдался:

– Нет. Вы в тупике. Копы наверняка решат, что грелки оставила пустыми сиделка и просто не хочет признаваться, а Джонни Эрроу отколошматит весь списочный состав убойного отдела, начиная с инспектора Кремера. – Внезапно я заподозрил подвох: – Да это вы цену себе набиваете! Вы уже знаете, почему грелки были пустыми, – ну, или думаете, что знаете, – и теперь хотите, чтобы я осознал, до чего вы гениальны, раз отгадали эту загадку!

– Нет. Я в растерянности. Даже не знаю, за что хвататься. Это не просто загадочное дело – оно абсурдно. – Он посмотрел на часы. – Пора спать. И значит, придется мне ложиться в кровать с этим безобразием в голове. Но сначала указания на утро. Приготовь свой блокнот, пожалуйста.

Я достал блокнот из ящика стола.

Глава пятая

В среду утром, позавтракав, как заведено, на кухне вместе с Фрицем, пока Вульф по заведенному порядку вкушал свой завтрак у себя наверху, я приступил к работе. Данные мне указания были просты, но выполнить их оказалось не так-то легко.

Первым и главным пунктом шел звонок доктору Булю. Надлежало договориться, чтобы он приехал к нам к одиннадцати, когда Вульф спускается из оранжереи, и привез с собой Энн Горен. Начать с того, что дозвонился я до доктора только около полудня.

С девяти до десяти утра я попадал на автоответчик, который уведомлял всех интересующихся, что доктор на вызовах. Я оставил сообщение с просьбой перезвонить мне, но Буль не перезвонил. С десяти часов трубку стала снимать медсестра. Она была сама вежливость и сочувствие первые три раза, когда я говорил с ней, но потом стала проявлять некоторую холодность. Нет, доктор еще не вернулся с вызовов, да, ему передали мою просьбу перезвонить, и она ничем не может помочь, если доктор занят.

Когда Буль наконец добрался до телефона и позвонил мне, я уже не мог пригласить его с мисс Горен к одиннадцати, так как было без четверти двенадцать. Поэтому я предложил три часа и получил категорический отказ. Ни в три, ни в какое другое время. Он уже сообщил Вульфу все, что мог, о смерти Бертрама Файфа. Если Вульф пожелает переговорить по телефону, доктор Буль сумеет уделить ему пару минут. Справившись на этот счет у босса, я получил еще один отказ: нет, по телефону никак. Тупик.

В итоге пришлось мне после обеда брать из гаража машину и ехать за сорок миль по Вестсайдскому шоссе и дальше по парковой магистрали Сомил-Ривер в Маунт-Киско.

Кабинет Буля я отыскал в большом белом здании посреди обширной зеленой лужайки. Мне сказали, что доктор выслушает меня, когда закончит послеобеденный прием, который длится с двух до четырех часов. Однако, когда я появился в приемной, там все еще ожидали своей очереди пятеро пациентов. Так что на мою долю выпал традиционно долгий визит к врачу с традиционным же набором журналов.

Наконец медсестра, должно быть прослужившая у Буля не менее шестидесяти лет, впустила меня к доктору.

Буль сидел за столом, утомленный, но все такой же импозантный.

– Мне надо ехать на вызовы. Я уже опаздываю, – сказал он резко. – В чем дело?

Я тоже могу быть резким.

– Один вопрос, – произнес я в ответ. – Его задал родственник покойного. Мог кто-нибудь подменить морфин другим препаратом? Мистер Вульф не хочет отдавать дело полицейским, не проверив все версии, но если вы предпочитаете…

– Морфин? Вы имеете в виду тот морфин, который вводили Берту Файфу?

– Да, сэр. Поскольку вопрос был…

– Чертов глупец. Конечно, это Пол. Нет, это чепуха какая-то. Кто подменил и на что?

– Не уточняется. – Я сел, не дождавшись приглашения. – Но мистер Вульф не может оставить вопрос без ответа. Поэтому он был бы очень признателен вам за помощь. Вы сами давали сиделке морфин?

Судя по лицу почтенного доктора, ему очень хотелось послать меня подальше. Например, на дерево, и желательно такое, которое вот-вот рухнет. Но он сдержался, решив, очевидно, что избавится от меня быстрее, если ответит на мои вопросы.

– Морфин, – сообщил он, – был взят из флакона, который хранится у меня в чемоданчике. Я достал из флакона две таблетки для приготовления раствора, по четверть грана каждая, и лично вручил их сиделке с указанием ввести пациенту одну дозу сразу после ухода гостей, а вторую – через час, если будет нужно. Она потом отчиталась, сказав, что сделала две инъекции, как я предписывал. Предположения о том, что морфин подменили, чистая фантастика.

– Конечно, сэр. Где сиделка держала таблетки, перед тем как сделать укол больному?

– Я этого не знаю. Она квалифицированная сиделка, на нее можно положиться. Вы хотите, чтобы я спросил ее об этом?

– Нет, спасибо, я сам спрошу. А что насчет вашего флакона с морфином? До него не мог кто-нибудь добраться?

– Это невозможно. Нет.

– У вас эти таблетки уже давно? Когда вы насыпали во флакон новую партию лекарства?

– Довольно давно. Недели две назад, а то и раньше.

– Какова, по-вашему, вероятность того, что вы дали сиделке таблетки не из того флакона? Скажем, один на миллион?

– Нет. Ни единого шанса – ни на миллион, ни на миллиард. – Его брови взметнулись кверху. – Мне кажется, все эти вопросы совершенно излишни. Из сказанного вчера Дэвидом я понял, что подозрения падают на компаньона Берта из Канады. На мистера Эрроу.

– Может, и так, но мистер Вульф тоже скрупулезный человек, знаете ли. – Я поднялся. – Огромное спасибо, доктор. Если вас интересует, почему я тащился в такую даль всего лишь ради этих нескольких вопросов, отвечу: мистер Вульф к тому же очень осторожный человек. Ему не нравится обсуждать внезапную смерть по телефону.

Я попрощался с доктором, вернулся к машине и покатил обратно.

Путь на трассу вел через центр городка, и на углу красного кирпичного дома – бойкое место, как раз для коммерческого заведения – я увидел вывеску: «Аптека Таттла». Мне требовалось позвонить. Так почему бы не из аптеки, подумал я и нашел неподалеку место для парковки.

Внутри заведение выглядело очень солидно: современное, хорошо оснащенное, с богатым ассортиментом и массой покупателей – с полдюжины клиентов сидели на табуретах возле буфетной стойки и по торговому залу бродили еще три-четыре человека. Одного из них у дальнего прилавка обслуживал сам владелец заведения, Винсент Таттл.

Я прошел к телефонной будке, попросил оператора связать меня с номером, который знал лучше всех остальных, и через мгновение в моем ухе прозвучал голос Вульфа.

– Звоню из автомата, – известил я его, – расположенного в аптеке Таттла, в Маунт-Киско. Доктор Буль уверен, цитирую: идея о подмене морфина – «чистая фантастика». Что до происхождения таблеток, то доктор сам дал сиделке две таблетки по четверть грана из личных запасов. Продолжать?

– Нет. – Это был не голос, а недовольный рык, какой обычно слышался, когда Вульфа отрывали от священнодействий в оранжерее. – Хотя да, но сначала еще одно задание в Маунт-Киско. После твоего отъезда я размышлял над загадкой с грелками и, возможно, нашел ответ – а может, и нет. В любом случае попробовать стоит. Навести Пола Файфа и спроси, что́ случилось с мороженым. Ты ведь помнишь…

– Да, он купил его в «Шрамме» для воскресной вечеринки в Маунт-Киско и положил в холодильник в апартаментах Бертрама Файфа. Вы хотите знать, что́ с ним случилось?

– Хочу. Встреться с Полом и узнай. Если он в курсе, расспроси его подробно. Если нет, проверь, не помнят ли чего-нибудь мистер или миссис Таттл. Если и они о мороженом не вспомнят, уточни у мисс Горен, когда будешь говорить с ней насчет морфина. Наконец, если она тоже ничего не знает, найди мистера Эрроу и спроси у него. Я очень хочу знать, что́ случилось с мороженым.

– Это чувствуется. Скажите, почему вас это интересует. Чтобы у меня было представление, в какую сторону копать.

– Нет. Держать язык за зубами ты умеешь, но не стоит испытывать твою сдержанность без особой на то нужды.

– Вы совершенно правы, и я глубоко ценю вашу заботу. Таттл здесь. Могу я начать с него?

Он сказал, что нет, первым должен быть Пол, и повесил трубку. Выйдя из аптеки и направляясь к агентству Пола, я усиленно искал связь между знаменитым манговым мороженым из «Шрамма» и грелками в кровати Берта Файфа. Но если она и существовала, отыскать ее я не смог. Что в общем-то было только к лучшему, поскольку я терпеть не могу, когда злоупотребляют моим умением держать язык за зубами.

Пола я нашел на втором этаже старого деревянного строения, над бакалейной лавкой. Его контора занимала всего одну тесную комнатку, где ютилось два письменных стола и несколько потертых деревянных стульев, доставшихся Полу, скорее всего, после раздела отцовского имущества.

За меньшим столом сидела женщина с длинной тощей шеей и большими ушами, раза в два старше Пола. Даже с таким юбочником, как Файф-младший, она была в полной безопасности. Сам Пол, сидящий за вторым столом, не соизволил подняться при моем появлении.

– Вы? – произнес он. – Что-нибудь выяснили?

Я посмотрел на женщину, которая шуршала бумагами. Пол разрешил ей идти домой, и она просто плюхнула на бумаги пресс-папье, после чего удалилась – без единого вежливого слова.

Когда дверь за ней захлопнулась, я ответил Полу:

– Не выяснил, но выясняю. Мистер Вульф послал меня расспросить доктора Буля о морфине и узнать у вас о судьбе мороженого. Вот последнее, что нам известно о мороженом: вы положили его в холодильник в апартаментах вашего брата. Что с ним стало потом?

– Ну вы даете. – Он уставился на меня во все глаза – ну, по крайней мере, во весь здоровый глаз. О том, что делает другой, заплывший, судить было трудно. – А мороженое-то здесь при чем?

– Не знаю. С мистером Вульфом я часто пребываю в неизвестности, но это его автомобиль, его шины и его бензин, и это он платит мне жалованье, так что я согласен делать то, что он попросит. Для вас это тоже самый простой и быстрый образ действий – если только с мороженым не связано чего-то такого, о чем вы предпочли бы помалкивать.

– Да нет ничего такого!

– Тогда я даже садиться не стану. Вы привезли мороженое в Маунт-Киско для вечеринки, которая, как вы говорили, намечалась на воскресенье?

– Нет, не привез. Я вернулся сюда только к ночи воскресенья, и мне было не до вечеринки.

– Но на следующий день, в понедельник, вы снова были в Нью-Йорке – чтобы присутствовать на похоронах и еще разок встретиться с мисс Горен. Может, в тот приезд вы забрали мороженое?

– Послушайте, давайте не будем приплетать сюда мисс Горен.

– Как это благородно! – одобрительно отозвался я. – Галантность я уважаю, но что стало с мороженым?

– Не знаю, да и знать не желаю.

– Вы видели его после того, как положили в холодильник в субботу после полудня?

– Не видел. И если хотите выслушать мое мнение, все это чушь собачья. Уж не знаю, как ваш толстяк Вульф сумел прославиться, но если он все дела ведет таким… Эй, с чего вдруг такая спешка?

Я уже был у двери. Открыв ее, я обернулся, вежливо попрощался:

– Приятно было повидаться с вами, – и ушел.

По возвращении в аптеку Таттла я обнаружил, что покупатели там новые, но торговля по-прежнему идет бойко. Блестящий купол хозяина заведения сиял теперь над витриной с косметикой. Поймав его взгляд, я приблизился и попросил уделить мне пару минут, когда он освободится, после чего отошел к буфетной стойке и заказал себе порцию молока.

В стакане уже показалось дно, когда Таттл окликнул меня, так что я допил все одним глотком и проследовал за фармацевтом в служебное помещение. Там он облокотился о прилавок и выразил удивление моим приходом.

– У меня несколько поручений в Маунт-Киско, – известил я Таттла. – Мне нужно спросить доктора Буля о морфине и узнать у вас о мороженом. С Полом Файфом я уже побеседовал. Вы, наверное, помните, что в субботу днем он купил в «Шрамме» мороженое и отнес его в апартаменты Бертрама Файфа. Там он положил покупку в холодильник, намереваясь забрать мороженое, когда поедет домой.

Таттл поправил меня:

– Я помню, как он рассказывал об этом. И что за вопрос?

– Мистер Вульф интересуется, что́ стало с мороженым. Пол говорит, что не знает. Якобы он не видел свое мороженое с тех пор, как убрал его в холодильник. А вы?

– Я его вообще не видел.

– А мы надеялись, что хоть вы что-то знаете. Ведь вы с женой оставались в апартаментах в ночь с субботы на воскресенье. Наутро вашего шурина нашли мертвым, однако вы все равно должны были что-то есть. Я думал, вы могли заглянуть в холодильник в поисках съестного и заметить мороженое.

– Мы заказали завтрак в ресторане, нам принесли его наверх. – Таттл задумчиво хмурился. – В апартаментах нет никаких принадлежностей для готовки. Но теперь я кое-что припомнил. В субботу за ужином Пол упомянул, что мороженое, которым торгуют у меня в аптеке, не сравнится со шраммовским, и спросил, почему бы мне не перейти на эту марку. Я ответил ему, что продукция «Шрамма» продается только в фирменных магазинах и в любом случае это мороженое слишком дорогое. Позже, в воскресенье, моя жена заводила речь про это мороженое, когда наведалась на кухню за льдом для напитков.

– Так вы ели его в воскресенье? Или взяли с собой, когда поехали домой?

– Нет. Я же говорил, что вообще не видел этого мороженого. Мы оставались в отеле до понедельника и вернулись домой после похорон.

– Вы не знаете, что́ с ним стало?

– Не знаю. Наверное, так и лежит в холодильнике. Если только тот парень Эрроу… но лучше вам спросить у него самого.

– Я так и сделаю. Но сначала, раз уж я здесь, стоит расспросить вашу жену. Она где-то неподалеку?

– Луиза дома, на Айрон-Хилл-роуд. Я могу позвонить ей и предупредить, что вы зайдете, а если хотите, просто побеседуйте с ней по телефону. Только я что-то не пойму, какое отношение имеет это мороженое к смерти Берта. Где тут связь?

Мне этот вопрос показался запоздалым, но, с другой стороны, Таттл не кровный родственник, может, поэтому не хотел вмешиваться в чужие семейные дела.

– Понятия не имею, – ответил я ему. – Я всего лишь выполняю поручения. Давайте свяжемся с вашей супругой по телефону, чтобы я не беспокоил ее дома.

Таттл повернулся к телефонному аппарату, стоящему тут же на прилавке, набрал номер, сообщил жене, что я хочу кое-что спросить у нее, и вручил мне трубку.

Луиза, будучи кровной родственницей, тут же заявила, что это возмутительно – донимать их такими нелепыми вопросами, однако после недолгих пререканий выложила-таки все, что знала, то есть ничего. Она не видела мороженого, хотя упаковка, кажется, попадалась ей на глаза – в воскресенье днем, когда Луиза доставала лед из холодильника. На нижней полке она заметила большой бумажный пакет и, вернувшись в гостиную к мужу и брату Дэвиду, сказала им, что, должно быть, это мороженое Пола, и спросила, не хочет ли кто-нибудь угоститься. Они оба отказались, и внутрь пакета Луиза даже не стала заглядывать. Что сделалось с ним потом, она не имеет ни малейшего понятия.

Я поблагодарил ее, повесил трубку, рассыпался в благодарностях перед ее супругом и был таков.

Моей следующей остановкой была Сорок восьмая улица на Манхэттене.

Глава шестая

Учитывая ситуацию с местами для парковки, а точнее, полное отсутствие таковых, я давно уже перестал пользоваться машиной, когда исполнял поручения в центре города. Поэтому я съехал с трассы на Сорок шестой улице и повернул в гараж. Можно было бы оттуда позвонить Вульфу и отчитаться, но от гаража до нашего особняка рукой подать, так что вместо телефонного звонка я решил отрапортовать боссу лично.

Дома меня ждал сюрприз: на звонок в дверь мне открыл не Фриц, а Сол Пензер. На первый взгляд кажется, будто Сол, чей нос занимает чуть ли не половину узкого лица, без чужой помощи не сложит два и два. На самом деле помощь ему ни в чем не требуется. Он не просто лучший из четырех-пяти сыщиков, чьими услугами пользуется Вульф, он вообще лучше всех.

– Что ж, – приветствовал я его, – ты наконец получил мое место, да? Пожалуйста, проводи меня в кабинет.

– Тебе назначено? – парировал он, закрывая дверь, и потом пошел вслед за мной.

Вульф сидел за столом и при виде меня проворчал:

– Так быстро справился?

– Нет, сэр, – ответил я. – Заскочил на минуту после того, как поставил машину в гараж. Хотите выслушать отчет о беседах с Полом и мистером и миссис Таттл?

– Да. Дословно, пожалуйста.

В случае с Вульфом «дословно» означает, что нужно не только воспроизвести каждое слово, но и передать все жесты, движения и мимику, так что я сел и приступил к рассказу. Лучшего слушателя, чем Вульф, я не знаю. Обычно он ставит локоть на ручку кресла, опускает на кулак подбородок, прикрывает глаза и в такой позе слушает.

Когда я закончил, он посидел некоторое время молча и потом кивнул:

– Приемлемо. Продолжай. Раз автомобиль тебе не нужен, можно Солу взять его?

Вопрос этот, между прочим, не такой пустяковый, каким может показаться. Между нами давно установлено, что машина – единственное имущество Вульфа, которым распоряжаюсь я.

– Надолго? – спросил я.

– Сегодня на весь день до вечера и, вероятно, на несколько часов завтра.

Мои наручные часы показывали, что оставалось пять минут до семи.

– Сегодня уже почти закончилось. Ладно. Расскажете, зачем ему машина?

– Не сейчас. Может, все это напрасная затея. Какие у тебя планы на ужин?

– Не знаю. – Я встал. – Если найду мороженое, им и подкреплюсь. – И с этими словам я вышел.

На Десятой авеню я остановил такси и стал частичкой тысячеколесного червя. По дороге к центру и дальше, через Сорок восьмую улицу к Ист-Сайду, я думал о том, что наверняка Вульф что-то нащупал, ведь ставка Сола достигает десяти баксов в день, а это весомая сумма, если отрывать ее от жалкой тысчонки.

Вот только мороженое и грелки мне никак не удавалось увязать друг с другом. Конечно, босс мог пустить Сола по другому следу. А что касается привычки Вульфа держать свои соображения при себе, то я уже давно зарекся расстраиваться из-за этого.

Нужный мне номер на Сорок восьмой улице нашелся между Лексингтон– и Третьей авеню. Это был старый кирпичный дом в четыре этажа, выкрашенный желтой краской. В вестибюле на маленькой табличке у второй сверху кнопки звонка были указаны две фамилии: Горен и Полетти. Я надавил на кнопку и, когда раздался щелчок замка, толкнул входную дверь и вошел в подъезд. Два марша узкой лестницы, по которым я поднялся, оказались неожиданно чистыми и даже были застланы ковровой дорожкой.

На площадке третьего этажа я остановился, и тут вдруг дверь одной из квартир распахнулась и я узрел на пороге отнюдь не Горен и не Полетти, а Эрроу. Джонни Эрроу с его неизменным прищуром.

– А-а, – протянул он. – Я думал, что опять заявился Пол Файф.

Я приблизился.

– Мне бы увидеть мисс Горен, если это удобно.

– Зачем?

Его требовалось слегка осадить.

– Вот так так… – проговорил я. – Еще вчера вы хвастались тем, что угощали ее ужином. Только не говорите, что вас уже произвели в сторожевые собаки. Я хочу задать мисс Горен один вопрос.

Мне показалось, что сейчас Эрроу потребует, чтобы я назвал этот вопрос. Должно быть, ему тоже так казалось, однако он вовремя спохватился и вместо этого хмыкнул. Потом он пригласил меня войти, провел через арочный проем в гостиную, сверх меры заставленную всякими женскими безделушками, исчез и через минуту вернулся.

– Она переодевается, – сообщил он мне и сел. – Кажется, вы поддели меня насчет хвастовства. – В его тягучем голосе слышалось дружелюбие. – Мы только что вернулись с бейсбольного матча, а сейчас собираемся пойти поужинать. Кстати, сегодня утром я хотел позвонить вам.

– Вы имеете в виду – позвонить Вульфу?

– Нет, вам. Меня интересовало, где вы купили тот костюм, что был на вас вчера вечером. А теперь мне очень интересно, где вы купили этот костюм, только я боюсь показаться невежей.

Я проявил понимание. Что тут говорить, у парня сложная ситуация: пять лет он провел в дикой глуши, а теперь вот оказался в Нью-Йорке, сразу и не сообразить, как принарядиться, чтобы завоевать девичье сердце. Да и зеленых у него всего-то с десяток миллионов.

В общем, я ему выложил все тонкости, от носков до рубашек. Мы как раз обсуждали плюсы и минусы жилетов с рисунком, когда в гостиную вплыла Энн Горен. При виде ее я горько пожалел, что давал Эрроу советы. Я бы и сам с удовольствием повел ее поужинать, если бы не работа.

– Простите, что заставила вас ждать, – благовоспитанно сказала она. – В чем дело?

Она не села, поэтому поднялись мы с Эрроу.

– Пара мелочей, – ответил я. – Сегодня днем я встречался с доктором Булем. Скорее всего, он звонил вам после этого, но раз вас дома не было, то он не дозвонился. Начнем с таблеток морфина, которые он выдал вам для Бертрама Файфа. Он утверждает, что вынул две таблетки по четверть грана из своего флакона и передал их вам лично с инструкцией, когда вводить морфин пациенту. Все верно?

– Подождите, Энн. – Эрроу прищурился на меня: – К чему вы клоните?

– Ни к чему. – Я пытался разглядеть за прищуром его карие глаза. – Мистер Вульф ведет расследование, и ему нужна информация, только и всего. Вы согласны предоставить мне эту информацию, мисс Горен? Я спрашивал у доктора Буля, где вы держали таблетки до того, как сделать укол больному, и он посоветовал обратиться с этим вопросом к вам.

– Я положила таблетки на блюдце, а блюдце поставила на крышку комода в комнате больного. Таковы правила.

– Конечно. Вы не против рассказать, как все происходило? С того момента, когда доктор Буль дал вам эти таблетки.

– Он дал их мне перед самым своим уходом. Я сразу подошла к комоду и положила обе таблетки на блюдце. Доктор велел растворить одну таблетку и сделать больному укол, как только уйдут гости, а вторую дозу ввести через час, если будет необходимо. Я так и поступила. – Она держалась спокойно, как и положено вышколенной сиделке. – В десять минут девятого я растворила одну таблетку в кубике дистиллированной воды и ввела раствор больному. Часом позже он спал, но во сне метался. и я сделала ему вторую инъекцию. После этого он совершенно успокоился.

– А вам не показалось, что таблетки на блюдце подменили? Что вы ввели больному не то лекарство, которое оставил вам доктор Буль?

– Нет. Это невозможно.

– Послушайте-ка, – протянул Эрроу, – мне это уже совсем не нравится. Завязывайте со своими вопросами.

В ответ я ухмыльнулся:

– Ишь какой обидчивый! Если дело попадет к копам, они часами будут терзать мисс Горен вопросами. Пять человек – и вы в том числе – признали, что наведывались в комнату больного после ухода доктора Буля. Так что будьте уверены: фараоны перекопают эту тему вдоль и поперек. Я же вовсе не хочу испортить мисс Горен аппетит перед ужином, а всего лишь спрашиваю, не видела ли она чего-нибудь подозрительного. Или не слышала ли. Так, что скажете, мисс Горен?

– Не видела и не слышала.

– Ну, нет так нет. Теперь второе. Вам, может быть, известно, что Пол Файф принес с собой мороженое и положил его в холодильник. Это обстоятельство упоминалось за столом, но вас там не было. Вы знаете, что́ стало с этим мороженым?

– Нет. – Ее голос зазвучал резче. – Какая-то глупость, вам не кажется? Мороженое!

– Я часто говорю глупости. Не обращайте на это внимания. Мистер Вульф хочет знать о мороженом. Вам хоть что-нибудь известно о нем?

– Нет. Впервые слышу.

– Хорошо. – Я обернулся к Эрроу: – Мне нужно спросить об этом и вас. Вам что-нибудь известно о мороженом?

– Ничего. – И Эрроу добавил со смехом: – После того приемчика, которым вы вчера меня прижали, можете задавать мне какие угодно вопросы, но не пытайтесь зайти сзади. Отныне я буду подпускать вас только спереди.

– На этот случай у меня есть другой приемчик. Вы помните, как Пол Файф говорил за столом о мороженом?

– Ну да, теперь припоминаю. Я совсем забыл об этом.

– Но сами вы мороженое не видели и не прикасались к нему?

– Да.

– И не знаете ничего о том, что с ним стало после?

– Не знаю.

– Тогда я попрошу вас об одолжении. В ваших интересах пойти мне навстречу, потому что это самый быстрый способ избавиться от меня. Где вы будете ужинать?

– Я заказал столик в «Рустермане».

А он быстро осваивается, этот Эрроу. Должно быть, не без помощи Энн.

– Отлично, – одобрил я. – Это всего лишь в одном квартале от нужного мне места. Я хочу, чтобы вы завезли меня в «Черчилль тауэрз» и позволили заглянуть в холодильник в ваших апартаментах.

Все-таки удачно вышло, что я не поленился и просветил канадца насчет портных и галантерейных лавок. А то он наверняка отказал бы. Тогда мне пришлось бы разыскивать и уговаривать Тима Эвартса из службы безопасности отеля, чтобы разрешил зайти в номер, то есть тратить время и деньги.

Джонни Эрроу, конечно, поупирался, но вмешалась Энн – сказала, что быстрее будет исполнить просьбу, чем спорить, и уладила дело. Мне подумалось, что с годами Энн станет все чаще и чаще вмешиваться и улаживать дела, и я тут же решил уступить ее канадцу.

Она позволила ему накинуть ей на обнаженные плечи расшитую желтую шаль, а сам он взял со стола фетровую шляпу. Пока мы спускались по лестнице и ехали на такси в отель, у меня было время подсказать Эрроу, когда, где и с чем уместно носить такую шляпу, но, конечно, в присутствии Энн я не стал этого делать.

В «Черчилль тауэрз» мы поднялись на тридцать третий этаж. Прихожая в апартаментах Эрроу была размером с мою спальню, а в гостиной запросто встали бы три бильярдных стола – игрокам не пришлось бы толкаться локтями. Гостиную и спальни разделял холл; в его дальнем конце разместилась буфетная с отдельным входом для прислуги. Помимо длинной столешницы из нержавеющей стали в буфетной имелся объемный шкаф для подогрева еды, еще более объемный холодильник и люк мусоропровода, но никаких приспособлений для готовки.

Эрроу и Энн остановились у двери, касаясь друг друга локтями, а я вошел в помещение и открыл холодильник.

В морозилке я обнаружил шесть подносов с кубиками льда и ничего больше. На полках холодильного отделения помещалось дюжины две бутылочек – пиво, содовая, тоник, – лежали бок о бок пять бутылок шампанского, стояло блюдо с апельсинами и тарелка винограда. Там не было ни одного бумажного пакета – ни большого, ни маленького – и ни намека на мороженое.

Я закрыл холодильник и открыл дверцу шкафа. Пусто. Наконец я поднял люк мусоропровода и сунул туда голову. Там пахло, и еще как, но не мороженым.

Я обернулся к двум голубкам.

– Вот и все, – сказал я им, – сдаюсь. Большое спасибо. Как я и говорил, это был самый быстрый способ отделаться от меня. Приятного аппетита!

Они расступились, пропуская меня, я открыл дверь и вышел.

Когда Вульф спрашивал меня о планах на ужин, я сказал, что их у меня нет, зато теперь они появились. Я успевал домой к восьми тридцати, а на ужин, между прочим, Фриц задумывал приготовить любимое блюдо Вульфа в жаркую погоду. Днем я видел, что на кухне ждали своего часа восемь молодых омаров, восемь авокадо и несколько кочанов хрустящего листового салата. Когда их в правильных пропорциях соединяют со шнитт-луком, петрушкой, томатной пастой, майонезом, солью, перцем, паприкой, острым стручковым перцем и сухим белым вином, то получается салат из омаров по-бразильски под редакцией Вульфа. Такое количество салата даже Вульф не сумел бы умять к половине девятого.

Он и не умял. Я застал босса в столовой, он как раз приступал к воздушному черничному пирогу, едва видневшемуся из-под взбитых сливок. Омаров в поле зрения не было, но вскоре появился Фриц (он открывал мне дверь и поэтому знал, что я вернулся) с большим серебряным блюдом, на котором оставалось еще предостаточно салата.

Вульф запрещает всякие разговоры о работе за столом, и делает это не только ради себя, но и ради других, в том числе и ради меня. Так что я мог направить все свое внимание туда, куда следует, а именно на правильное сочетание ингредиентов в каждой ложке. Только после того, как я отдал должное салату, вкусил свою долю черничного пирога и мы перешли в кабинет, куда Фриц принес кофе, Вульф потребовал отчета.

И я отчитался. Завершив рассказ кульминацией – пустым холодильником, вернее, полным холодильником, в котором не было мороженого, – я поднялся и налил нам по второй чашке кофе.

– Но, – заключил я, – если уж вам непременно хочется знать, что́ стало с мороженым, хотя я ума не приложу, зачем вам это, у нас еще есть слабая надежда. В моем списке не было Дэвида. Я собирался позвонить вам из отеля и справиться, не нужно ли и его расспросить, но побоялся остаться без омаров. Дэвид, кстати, провел в апартаментах бо́льшую часть воскресенья. Съездить к нему?

Вульф пробурчал:

– Я звонил ему сегодня, и он заезжал ко мне к шести часам. Он говорит, что ничего о мороженом не знает.

– Ну, значит, это все, что мы имеем, – заметил я, сел и отпил кофе.

Фриц варит несравненный кофе. Я делаю все точно так же, как он, но получается совсем по-другому. Я отпил еще глоток.

– Итак, трюк не сработал.

– Это не трюк.

– А что же тогда?

– Окно к смерти. Я думаю, так и есть. Вернее, было. На сегодня я бы оставил это, Арчи. Завтра всё узнаем.

– Конечно, сэр.

– Мне не понравился твой взгляд. Если ты намерен докучать мне расспросами, то не стоит. Пойди куда-нибудь.

– С удовольствием. Добуду-ка я себе еще кусочек пирога.

С этими словами я подхватил свою чашку с блюдцем и отправился на кухню.

Там я и провел остаток дня – болтал с Фрицем, пока ему не пришло время ложиться спать. Около одиннадцати часов я заглянул в кабинет, чтобы запереть сейф и пожелать Вульфу спокойной ночи, после чего поднялся к себе в комнату.

Обычно после рабочего дня я укладываюсь в постель довольный собой и своими трудами, но не в этот вечер. Я не сумел узнать судьбу мороженого и даже предположить не мог, какое отношение оно имеет к делу. Я не понимал, при чем тут окно к смерти, хотя был в курсе, какую роль открытые окна сыграли зимней ночью двадцать лет назад. Я палец о палец не ударил, чтобы остановить Эрроу, хотя святой долг любого мужчины – спасать хорошеньких девушек из лап миллионеров. Да и вообще, дело дрянь, вряд ли нам удастся выжать что-то сверх тысячи баксов, ведь вся наша работа сводится к принятию решения, вызывать полицию или нет. Куда ни глянь – все плохо. Обычно я засыпаю через десять секунд после того, как моя голова коснется подушки, однако в ту ночь я ворочался в постели целую минуту, прежде чем наконец отключился.

Утро одним плохо: оно наступает, когда человек еще спит. Для меня все теряется в тумане, пока я умываюсь, одеваюсь и бреду на кухню. Там я первым делом вливаю в себя апельсиновый сок, и это немного помогает, но только после четырех оладий и двух чашек кофе я просыпаюсь окончательно.

Однако в этот четверг все происходило в ускоренном темпе. Протягивая руку к стакану с соком, я сумел разобрать сквозь туман, что Фриц собирает на поднос еду, и посмотрел на часы.

– Бог мой, – изумился я, – ты припозднился. Сейчас четверть девятого.

– Не беспокойся, – ответил он. – Завтрак мистеру Вульфу я уже отнес. А это для Сола. Он наверху с мистером Вульфом. Он сказал, что позавтракал, но ты же знаешь, как он любит мои колбаски по-летнему.

– Когда он пришел?

– Около восьми. Мистер Вульф просил, чтобы ты тоже поднялся к нему, когда поешь.

Он взял поднос и ушел.

И все, сон как рукой сняло. Да только в преждевременном пробуждении тоже нет ничего хорошего, потому что оно мешает тебе насладиться завтраком. Колбаски-то я съел, но не распробовал вкуса, а потом еще забыл намазать медом последнюю оладью и спохватился, уже когда от нее оставалось меньше половины. Передо мной на подставке стояла утренняя газета, и я делал вид, что читаю, но на самом деле читать не мог.

Было всего восемь тридцать две, когда я допил кофе, отодвинул стул, прошагал через прихожую и поднялся на этаж, где обитал Вульф. Дверь в его комнату была открыта, и я вошел.

Вульф, в желтой пижаме, босой, сидел за столом возле окна, а Сол, поедающий оладьи и колбаски, расположился напротив. Я встал перед ними.

– С добрым утром, – холодно поздоровался я. – Начистить ботинки?

– Арчи, – укорил Вульф.

– Да, сэр. Отпарить костюм?

– Утро не лучшее время суток для тебя, знаю, но мне нужно, чтобы ты этим занялся. Собери их всех, включая доктора Буля. Постарайся, чтобы они были здесь в одиннадцать. А если это невозможно, то к полудню. Скажи им, что я пришел к решению и хочу его огласить. Если доктор Буль заупрямится, сообщи, что это решение и ход моих рассуждений будут интересны ему с профессиональной точки зрения и что я очень хотел бы, чтобы он присутствовал. Если ты позвонишь ему немедленно, то сможешь застать его до начала рабочего дня. Начни с него.

– Это все?

– На данный момент все. Мне нужно еще закончить с Солом.

Я оставил их.

Глава седьмая

Было без двадцати двенадцать, когда я сообщил Вульфу по внутреннему телефону, что все собрались. Он спустился в кабинет, прошествовал к своему столу, приветствуя пришедших кивком налево и кивком направо, и сел. В телефонной беседе с доктором Булем мы после живой дискуссии столковались на половине двенадцатого, но он опоздал на десять минут.

Дэвиду, как старшему представителю семьи, я выделил красное кожаное кресло. Доктор Буль, Пол и Таттлы уселись в ряд перед столом Вульфа, причем Пол был посажен на ближайшее ко мне кресло – я хотел, чтобы он был у меня под рукой, если Джонни Эрроу затеет очередную потасовку. Эрроу и Энн оказались в дальнем ряду, бок о бок, за креслом доктора Буля. Сол Пензер пристроился у большого глобуса в одном из желтых кресел. Ноги он поставил на носки и задвинул под сиденье – он всегда так сидит, даже когда мы играем в карты.

Вульф остановил взгляд на Дэвиде.

– Меня наняли, – начал он, – чтобы изучить обстоятельства смерти вашего брата и решить, обращаться ли в полицию с просьбой о расследовании. Я даю утвердительный ответ. Дело действительно требует полицейского расследования.

Последовал обмен восклицаниями и взглядами. Пол развернулся и грозно воззрился на Джонни Эрроу. Луиза Таттл протянула руку к мужу. Доктор Буль заявил авторитетным тоном:

– Возражаю! Как лечащий врач, я хочу услышать, на чем основано такое решение.

Вульф кивнул:

– Разумеется, доктор. Ваше требование справедливо. Полиция тоже захочет узнать, чем я руководствовался. Интересно это и всем, кто здесь сидит. Считаю, что проще всего будет, если я прямо сейчас, в вашем присутствии продиктую письмо инспектору Кремеру из отдела убийств и свое заключение. – Он обвел всех взглядом. – Убедительно прошу не перебивать меня. Если возникнут вопросы, я отвечу на них, когда закончу диктовку. Арчи, твой блокнот, пожалуйста. Сначала письмо мистеру Кремеру.

Я крутанулся на кресле, чтобы взять блокнот и ручку, возвратился в исходное положение, закинул ногу на ногу и устроил блокнот на колене. Так я мог писать, не упуская из виду наших гостей.

– Готово! – сказал я боссу.

– «Уважаемый мистер Кремер, считаю необходимым привлечь Ваше внимание к обстоятельствам смерти некоего Бертрама Файфа, скончавшегося в ночь на прошлую субботу в „Черчилль тауэрз“. В подтверждение своего мнения прилагаю запись бесед с семью лицами, а также заключение по результатам расследования, проведенного мною. С уважением».

Он направил на меня палец.

– Подготовишь записи бесед и личные данные. Из заключения тебе будет понятно, что́ нужно включить, а что не нужно. Заключение напечатай на моем бланке, в обычной форме. Все ясно?

– Все.

Вульф откинулся в кресле и сделал глубокий вдох.

– «Заключение. Поскольку трое из причастных к делу лиц, включая усопшего, носят фамилию Файф, я буду называть их по именам. Подозрения Пола относительно подмены морфина можно отбросить, как мне кажется. Крайне маловероятно, что кто-то из посетивших в тот день номер отеля принес с собой отраву, столь схожую по виду с таблетками морфина, что опытная сиделка не заметила подмены. Один из фигурантов, владелец аптеки Таттл, в принципе мог располагать подобными таблетками, приобрести их или изготовить, но в таком случае пришлось бы допустить, что он предвидел возможность подмены, а это маловероятно».

– Это просто смешно, – провозгласил доктор Буль. – Любое ядовитое вещество, упомянутое в фармакопее, вызвало бы характерные симптомы, которые я обязательно заметил бы.

– Сомневаюсь, доктор. Это преувеличение, и не советую вам повторять его со свидетельской трибуны. Я просил не перебивать меня. Арчи?

Ему требовались три последние слова из продиктованных, и я напомнил ему:

– «А это маловероятно».

– Угу. «После проверки, проведенной мистером Гудвином, я признал версию о подмене морфина химерой воспаленного воображения Пола. Я бы счел химерой и все это дело, если бы не одна загвоздка – грелки». Абзац.

«Я пришел к выводу – и, уверен, Вы согласитесь с ним, учитывая все обстоятельства, – что грелки были уже пусты, когда Пол заметил их в кровати брата. Меня это озадачило. После ухода сиделки ночью кто-то вынул грелки из постели, опорожнил их и положил обратно. Что может быть причиной столь странных действий? Нельзя было просто отмахнуться от этой загадки. Она беспокоила меня. Я послал мистера Гудвина в Маунт-Киско, чтобы он расспросил родственников покойного о морфине, но этот опрос был простой формальностью. Требовалось найти какое-то объяснение тому факту, что грелки были пусты. Я рассматривал его со всех возможных точек зрения, примерял ко всему, что рассказывали мне участники событий, и в конце концов нашел объяснение, опираясь на две подсказки. Первая – это ответ на вопрос, какой цели могли служить пустые грелки в постели больного человека. А вторая – тот факт, что глава семейства Файф также умер от пневмонии после того, как кто-то открыл окно и впустил в комнату зимний холод. Открыл окно к смерти, так сказать. Этот вопрос и это обстоятельство натолкнули меня на одну мысль». Абзац.

«Я сделал три телефонных звонка…» Нет. «…четыре телефонных звонка. Сначала я позвонил управляющему магазина „Шрамм“ на Мэдисон-авеню и спросил, как там упакуют две кварты мороженого в жаркий летний день для покупателя, которому предстоит довольно долгая поездка на автомобиле. Управляющий сказал, что мороженое обычно кладут в картонку, которую помещают в картонную коробку на слой сухого льда и обкладывают сухим льдом по бокам и сверху. По словам управляющего, такова их неизменная практика. Потом я связался с доктором Волмером, который живет по соседству, и, следуя его совету, позвонил представителю фирмы, производящей сухой лед. От этого последнего я узнал, что, во-первых, несколько фунтов сухого льда, помещенных под одеяло на грудную клетку человека существенно понизят температуру его тела, возможно даже до значений, критических для больного пневмонией. Во-вторых, только контрольный эксперимент способен показать, приведет ли это критическое понижение температуры тела к летальному исходу. В-третьих, сухой лед вызывает ожоги на коже даже через одежду, так что при контакте с ним на кожных покровах останутся заметные следы. В-четвертых, идеальной прокладкой между льдом и телом, позволяющей избежать ожогов, могут служить резиновые грелки. И наконец, я позвонил…»

– Это же какая-то фантастика, – перебил доктор Буль. – Чистая фантастика.

– Согласен, – признал Вульф. – Однако мне и надо было объяснить нечто фантастическое. Абзац. «Наконец, я позвонил Дэвиду Файфу и пригласил его к себе. Моей следующей задачей было выяснить, что́ стало с мороженым. Гипотеза, которую я строил, оказалась бы беспочвенной, если бы мы узнали, что в воскресенье упаковка с мороженым оставалось нетронутой. Когда мистер Гудвин позвонил мне из Маунт-Киско, я попросил его уточнить этот вопрос. Он задал его Полу, мистеру и миссис Таттл, мисс Горен и мистеру Эрроу, и все они заявили, что ничего не знают о мороженом. Еще он…»

Высокий пронзительный голос Луизы Таттл заставил его смолкнуть:

– Это неправда! Я сказала ему, что в воскресенье видела мороженое в холодильнике!

Вульф качнул головой:

– Вы сказали, что видели большой бумажный пакет и предположили, что в нем лежит мороженое. Вы не заглядывали внутрь пакета. Вы не видели сухой лед. – Он не сводил с нее внимательного взгляда. – Или видели?

– Не отвечай, – вдруг приказал жене Таттл.

– Вот как? – Вульф приподнял брови. – Неужели мы уже достигли той стадии, когда опасно отвечать? Так видели вы лед, миссис Таттл?

– Нет! Не видела!

– Тогда я продолжу. Арчи?

Я напомнил ему:

– «…мороженом. Еще он…»

– Да. «Еще он заехал в отель и осмотрел холодильник в номере. Мороженого там не было. Дэвида я сам спросил о мороженом, и он сказал, что ничего о мороженом не знает. Итак, моя гипотеза обретала плоть и кровь. Кто-то действительно что-то сделал с мороженым и скрывал это. Если сухой лед использовали так, как я предположил, то есть чтобы убить больного пневмонией, то доказать это будет невозможно, поскольку сухой лед испаряется бесследно, а значит, мое предположение так и осталось бы не более чем предположением. Следовало зайти с другой стороны, что я и сделал, задав определенные вопросы Дэвиду Файфу и вызвав известного Вам Сола Пензера». Абзац.

«Из прилагаемых записей видно, что беседы с участниками событий придавали верное направление ходу наших мыслей. Берта Файф подозревали в убийстве отца, судили и оправдали. Ему не понравились показания сестры и братьев во время суда, а главным пунктом защиты было алиби, предоставленное его другом Винсентом Таттлом. Таттл заявил тогда, что они с Бертом играли в карты в пансионе, где оба снимали комнаты. Как сказал мистер Эрроу, Берт приехал в Нью-Йорк вовсе не по делам бизнеса, а потому, что, говоря словами мистера Эрроу, ему не давало покоя прошлое. Сам Эрроу чист от подозрений, так как ночь с субботы на воскресенье провел в полицейском участке. Вы не пропу́стите и другие значимые моменты, самым показательным из которых я считаю то обстоятельство, что Берт не только посетил пансион, где снимал комнату двадцать лет назад, но, узнав, что бывшая хозяйка пансиона поселилась в Покипси, отправился к ней туда. Как Вы увидите из записи моего разговора с Дэвидом, состоявшегося днем ранее…» Я дам тебе эту запись, Арчи. «…Берт прожил в ее пансионе совсем недолго, около двух месяцев, и вряд ли за этот период успел так привязаться к владелице, чтобы настойчиво искать ее двадцать лет спустя. Логично допустить, что им двигал иной мотив». Абзац.

«Во время вчерашней беседы с Дэвидом я получил еще одну подсказку – она прозвучала в его ответе на один из моих вопросов. После смерти его матери отношения отца с детьми не складывались. Он выгнал Берта из дома и велел больше не показываться ему на глаза, с Дэвидом и Полом также не ладил. Он не разрешил дочери выйти замуж за молодого человека по имени Винсент Таттл, в то время работавшего продавцом в местной аптеке, и запретил ей встречаться с ним. После смерти отца Луиза и Таттл поженились и позднее купили ту самую аптеку на деньги, унаследованные от отца. Из предыдущих бесед мне уже было известно, что после смерти главы семейства его состояние поделили поровну между детьми».

Вульф повернул голову к аптекарю:

– Прежде чем я продолжу, мистер Таттл, не могли бы вы ответить на два-три вопроса? Это правда, что за день до болезни Берт говорил при вас, что разыскал миссис Доббс – хозяйку пансиона, где вы оба в свое время снимали комнаты, – и побеседовал с ней?

Таттл провел языком по губам.

– Да вроде бы нет, – хрипло ответил он и, откашлявшись, добавил: – Я ничего такого не помню.

– Но он же рассказывал, Винс, и это было при тебе! – воскликнул Дэвид. Он посмотрел на Вульфа: – Вчера я говорил вам.

– Знаю. Я проверяю его память. – Затем Вульф обратился к Полу: – А вы помните это?

– А как же. – Пол смотрел на Таттла, хотя обращался к Вульфу. – Еще как помню. А в другой раз Берт говорил, что снова поедет к ней, как только выздоровеет.

Вульф крякнул.

– Вас я не буду спрашивать, миссис Таттл. – И он опять сосредоточил внимание на супруге Луизы. – Другой вопрос: где вы были вчера вечером с шести до десяти часов?

Это совершенно сбило Таттла с толку. Он не ожидал такого поворота и был застигнут врасплох.

– Вчера вечером? – промямлил он.

– Да. С шести до десяти. Чтобы освежить вашу память, напомню, что мистер Гудвин приезжал вчера в вашу аптеку расспросить вас и вашу супругу о мороженом и отбыл примерно в пять тридцать.

– Моя память в порядке, – заявил Таттл. – Но я не обязан отвечать на ваши вопросы. Я не обязан отчитываться перед вами.

– То есть вы отказываетесь отвечать?

– Вы не имеете права меня расспрашивать! Вас это не касается.

– Прекрасно. Я всего лишь подумал, что у вас есть право ответить мне. Арчи?

Поскольку диктовка прерывалась надолго, я зачитал ему из блокнота не три последних слова, а больше:

– «…что после смерти главы семейства его состояние поделили поровну между детьми».

Вульф кивнул:

– Абзац. «Как видно из записи моей беседы с мистером Эрроу, это от него я узнал, что Берт рассказывал родственникам о своей встрече с хозяйкой пансиона. Вчера Дэвид подтвердил слова Эрроу и назвал имя той женщины – миссис Роберт Доббс. Во время диктовки заключения это же подтвердил и Пол. Безусловно, было очень желательно узнать, чего Берт хотел от миссис Доббс. И поскольку мистер Гудвин мог понадобиться для иных поручений, я позвонил Солу Пензеру и попросил прийти, после чего отправил его в Покипси. Дэвид не знал адреса миссис Доббс, и мистер Пензер не сразу смог отыскать ее. Только к десяти часам вечера он оказался возле дома, где она проживает у своей замужней дочери. Когда он приблизился к двери, из дома вышел мужчина и спросил мистера Пензера, кого тот хочет видеть. Как вы знаете, мистер Пензер – человек в высшей степени чуткий и сообразительный. В ходе поисков он выяснил, что зятя миссис Доббс зовут Джим Хитон, и потому ответил, что пришел к мистеру Хитону. Мужчину такой ответ устроил, и он ушел. Позднее, докладывая мне о результатах, мистер Пензер описал его, и описание полностью соответствовало внешности Винсента Таттла. В настоящий момент они оба находятся в моем кабинете, и мистер Пензер опознаёт мистера Таттла как мужчину, который вышел из дома миссис Доббс прошлым вечером». – Вульф глянул в дальний угол кабинета: – Сол?

– Да, сэр. Ответ утвердительный.

– Мистер Таттл, не хотите ничего сказать?

– Нет.

– Думаю, вы поступаете разумно. – Босс повернулся ко мне: – Абзац. «Перед тем как продиктовать предыдущий абзац, я спросил мистера Таттла, где он был вчера вечером, и он отказался отвечать. К заключению я прилагаю также краткое содержание беседы мистера Пензера с миссис Доббс. Должен признать, что конкретных сведений в ходе этой беседы получено мало. Миссис Доббс не назвала имени человека, который перед этим покинул ее дом. Она не рассказала, зачем к ней приезжал Берт Файф. Она не захотела обсуждать то, что произошло морозной зимней ночью двадцать лет назад. Разумеется, сразу возникают очевидные предположения. Возможно, алиби, предоставленное мистером Таттлом, было ложью, которую Берт не посмел опровергнуть. Возможно, миссис Доббс знает, что алиби ложное. Возможно, в ту непогожую ночь из пансиона отлучался Таттл, а не Берт, и миссис Доббс это также известно. Возможно, Таттл ходил к дому Файфов, и Луиза впустила его, а он подсыпал снотворное в ее горячий шоколад, чтобы позднее вернуться и открыть окна с улицы. Я не обвиняю его, но все эти предположения говорят сами за себя. Меня наняли не для того, чтобы найти улики, изобличающие убийцу, а для того, чтобы решить, следует ли обратиться в полицию, и я, опираясь на вышеперечисленные причины, считаю, что да, следует. Сегодня утром я звонил Вам и предлагал, чтобы Вы обратились в полицию Покипси с просьбой приставить охрану к миссис Доббс. Я пообещал Вам вскоре объяснить, почему это необходимо. Теперь Вы знаете почему». Абзац.

«Остаются вопросы, связанные со смертью Берта Файфа. Вот один, лишь в качестве примера. Если допустить, что Винсент Таттл, опасаясь быть изобличенным в прошлом преступлении, вновь помог пневмонии убить человека и применил на сей раз сухой лед вместо распахнутого окна, то почему он в ту ночь оставил в холодильнике бумажный пакет, предположительно с мороженым? Если ответа от мистера Таттла Вы не получите, то попытайтесь ответить сами. Возможно, он просто не знал, что в буфетной есть мусоропровод. А когда обнаружил его, по-видимому в воскресенье днем, то при первой возможности выбросил туда пакет. Что же касается сухого льда, то следов он не оставляет, так что вещественных доказательств Вы не найдете и должны будете положиться на оценки и выводы экспертов, как сделал я. Само собой, Таттл не наполнял грелки кусочками льда. Мягкие пустые грелки он использовал как прокладки, чтобы избежать контакта льда с кожей. Вероятно, эксперты скажут Вам, сколько времени требуется, чтобы мелкие кусочки сухого льда полностью испарились, но эта цифра не так важна. Ведь мистер Таттл находился в апартаментах неотлучно, и у него была возможность избавиться от остатков льда – если что-то осталось – до того, как тело обнаружил Пол. Предоставляю Вам ответить как на этот вопрос, так и на остальные. Работу, для которой меня наняли, я выполнил, и надеюсь, у Вас не возникнет необходимости консультироваться со мной. Вся информация, которой я располагаю, прилагается к данному заключению».

Вульф положил ладони на подлокотники и обвел взглядом слушателей.

– Это все, – объявил он. – Я не хотел сначала излагать все вам, а потом повторять еще раз мистеру Кремеру. Вопросы?

Дэвид сгорбился в красном кожаном кресле, опустил голову и уставился в пол. При последних словах Вульфа он медленно выпрямился и так же медленно оглядел всех, одного за другим, пока его глаза не остановились на Вульфе. Когда он заговорил, было видно, что слова даются ему с трудом.

– Наверное, мне следует чувствовать раскаяние, но я не раскаиваюсь. Я всегда думал, что это Берт убил отца. Я всегда думал, что алиби Винса было ненастоящим, что он солгал, чтобы спасти Берта, но теперь я вижу, что заблуждался. Без этого алиби Берта осудили бы, так что в каком-то смысле оно действительно спасло его, но оно спасло и Винса. Конечно, Берт знал, что Винс лжет. Он знал, что Винса не было рядом с ним в ту ночь. Но если бы он заявил об этом, если бы сказал, что Винс уходил на время, то разрушил бы свое алиби, а он боялся этого… И он не знал, что Винс убил нашего отца. Подозревал – может быть, но точно не знал. Теперь все понятно. Я даже вижу, какую роль играет во всем этом миссис Доббс. – Он нахмурил лоб. – Я пытаюсь вспомнить ее показания в суде. Она говорила, что не слышала, чтобы кто-то из них выходил. Но, может быть, на самом деле она слышала и даже знала, кто именно выходил. Но если бы она сказала, что тот или другой покидал пансион, то лишила бы Берта алиби, а она души в нем не чаяла, отца же нашего не любила. Его почти никто не любил.

Он собирался сказать еще что-то, но передумал, встал с кресла и спросил брата:

– Ты этого добивался, Пол? Ты догадывался об этом?

– Черт, нет! – вскинулся Пол. – Ты сам знаешь, кого я подозревал. И если этот толстяк прав насчет сухого льда… – Он вскочил на ноги и обернулся лицом к Джонни Эрроу. – Тогда почему это не мог быть он? У него же был ключ от двери! Я же не говорил, что знаю, как именно он это сделал! И если вы… эй, отстань!

Дэвид сделал шаг и схватил Пола за руку. Я уж подумал, что Пол собирается дать тумака старшему брату, но, очевидно, Дэвид знал его лучше, чем я. Он ничего не сказал, да это и не требовалось. Он просто потянул Пола за руку, провел его позади кресел, и они скрылись в прихожей. Сол пошел следом, чтобы проводить их.

– У меня вопросов нет, – произнес доктор Буль. Он встал и посмотрел сверху вниз сначала на Таттлов, потом на Вульфа. – Бог мой, прошло двадцать лет. Вы употребили выражение «окно к смерти». Да, определенно, одно такое окно вы открыли. – Он опять посмотрел на супругов. – Луиза, ты была моей пациенткой почти всю свою жизнь. Могу я быть тебе полезен? Как ты себя чувствуешь?

– Я в порядке. – Она очень старалась не сорваться на визг. – Я не верю этому.

Буль открыл рот, чтобы ответить, но счел за лучшее промолчать, повернулся и ушел. Вульф сказал владельцу аптеки и его жене:

– Если и у вас нет вопросов, то можете идти.

Луиза, кусая губы, дернула мужа за рукав пиджака. Он глубоко вздохнул, положил ладонь ей на плечо и поднялся с кресла. Она тоже встала вместе с ним. Бок о бок они направились к двери. Их я тоже оставил на попечение Сола.

Когда Таттлы скрылись из виду, Вульф направил взгляд на парочку в заднем ряду и резко спросил:

– Ну? Навесил я на вас что-нибудь или нет?

Клянусь, они держались за руки, пока сидели, и не разняли рук, даже когда поднялись и пошли к столу Вульфа. Я и сам не прочь иногда подержаться за руки, но не на людях же? Казалось, Энн хочется заплакать, но она явно намерена была крепиться. Хорошо, что она держалась за левую руку Джонни, потому что правая ему понадобилась для другого дела. Остановившись напротив Вульфа, он протянул руку через стол и сказал:

– Уважаю.

Глава восьмая

Я должен объяснить кое-что. Джонни и Энн не принимали участия в представлении, так почему Вульф велел позвать и их тоже? Спрашивать его об этом мне ни к чему. Я и так знаю. Одна жалкая тысяча – довольно скудная плата за разгадку двух смертей. А вот если Джонни Эрроу придет и увидит красивое действо, в финале которого все узнают, кто убил партнера Джонни, то, может, ему захочется выразить свою признательность в виде малой толики уранового богатства.

Таков был замысел, никаких сомнений. И несколько недель кряду я, проверяя утреннюю почту, проглядывал обратные адреса на конвертах. Но интересующего меня послания все не было, и я перестал его ожидать.

Но на прошлой неделе, всего через четыре дня после того, как суд присяжных признал Винсента Таттла виновным в умышленном убийстве отца Файфов (его решили судить за первое преступление, поскольку доказательств тут было больше, особенно когда заговорила миссис Доббс), конверт со штампом: «Корпорация „Файф – Эрроу“, Монреаль» в углу все-таки прибыл. Когда я вскрыл его и увидел сумму на чеке, брови мои взлетели выше некуда. Толика оказалась не такой уж и малой.

Письма к чеку не прилагалось, но оно и понятно. Нет у него времени письма писать. Он слишком занят, объясняя жене, как ищут уран.