Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885–1889 гг. Праздник просвещения 12 января

ПРАЗДНИК ПРОСВЕЩЕНИЯ 12-го ЯНВАРЯ.

«Что может быть ужаснее деревенских праздников!» Ни в чем с такой очевидностью не выражаются вся дикость и безобразие народной жизни, как на деревенских праздниках. Живут люди буднями, умеренно питаются здоровой пищей, усердно работают, дружелюбно общаются. Так продолжается недели, иногда месяцы, и вдруг добрая жизнь эта нарушается без всякой видимой причины. В один определенный день все одновременно перестают работать и с средины дня начинают есть необычные вкусные кушанья, начинают пить заготовленные пиво и водку. Все пьют; старые заставляют пить молодых и даже детей. Все поздравляют друг друга, целуются, обнимаются, кричат, поют песни, то умиляются, то храбрятся, то обижаются; все говорят, никто не слушает; начинаются крики, ссоры, иногда драки. К вечеру одни спотыкаются, падают и засыпают где попало, других уводят те, которые еще в силах, а третьи валяются и корчатся, наполняя воздух алкогольными зловониями.

На другой день все эти люди просыпаются больными и, понемногу оправившись, опять до следующего такого дня принимаются за работу.

Что это такое? Отчего это? А это праздник. Храмовой праздник. В одном месте Знаменье, в другом Введение, в третьем Казанская. Что значит Знаменье и Казанская, никто не знает. Знают одно, что престол – и надо гулять. И ждут этого гулянья, и после тяжелой трудовой жизни рады дорваться до него.

Да, это одно из самых резких выражений дикости рабочего народа. Вино и гулянье составляют для него такой соблазн, перед которым он не может устоять. Приходит праздник, и почти каждый из них готов одурманивать себя до потери образа человеческого.

Да, дикий народ. Но вот приходит 12-е января, и в газетах печатается следующее объявление: «Товарищеский обед бывших воспитанников Императорского московского университета в день его основания, 12-го января, имеет быть в 5 час. дня в ресторане Большой Московской гостиницы с главного подъезда. Билеты на обед по 6 руб. можно получать» (следует перечисление мест, где можно получать билеты).

Но это обед не один, таких обедов будет еще десятки, и в Москве и в Петербурге, и в провинции. 12-е января есть праздник старейшего русского университета, есть праздник русского просвещения. Цвет просвещения празднует свой праздник.

Казалось бы, что люди, стоящие на двух крайных пределах просвещения, дикие мужики и образованнейшие люди России: мужики, празднующие Введенье или Казанскую, и образованные люди, празднующие праздник именно просвещения, должны бы праздновать свои праздники совершенно различно. А между тем оказывается, что праздник самых просвещенных людей не отличается ничем, кроме внешней формы, от праздника самых диких людей. Мужики придираются к Знаменью или Казанской без всякого отношения к значению праздника, чтобы есть и пить; просвещенные придираются к дню Св. Татьяны, чтобы наесться, напиться без всякого отношения к Св. Татьяне. Мужики едят стюдень и лапшу, просвещенные – омары, сыры, потажи, филеи и т. п.; мужики пьют водку и пиво, просвещенные – напитки разных сортов: и вина, водки, ликеры, сухие, и крепкие и слабые, и горькие и сладкие, и белые и красные, и шампанские. Угощенье мужиков обходится от 20 коп. до 1 руб.; угощение просвещенных обходится от 6 до 20 рублей с человека. Мужики говорят о своей любви к кумовьям и поют русские песни; просвещенные говорят о том, что они любят alma mater и заплетающимися языками поют бессмысленные латинские песни. Мужики падают в грязь, а просвещенные – на бархатные диваны. Мужиков разносят и растаскивают по местам жены и сыновья, а просвещенных – посмеивающиеся трезвые лакеи.

Нет, в самом деле, это ужасно, это ужасно! Ужасно то, что люди, стоящие, по своему мнению, на высшей ступени человеческого образования, не умеют ничем иным ознаменовать праздник просвещения, как только тем, чтобы в продолжение нескольких часов сряду есть, пить, курить и кричать всякую бессмыслицу; ужасно то, что старые люди, руководители молодых людей, содействуют отравлению их алкоголем, такому отравлению, которое, подобно отравлению ртутью, никогда не проходит совершенно и оставляет следы на всю жизнь (сотни и сотни молодых людей в первый раз мертвецки напились и навеки испортились и развратились на этом празднике просвещения, поощряемые своими учителями); но ужаснее всего то, что люди, делающие всё это, до такой степени затуманили себя самомнением, что уже не могут различать хорошее от дурного, нравственное от безнравственного. Эти люди так уверили себя в том, что то состояние, в котором они находятся, есть состояние просвещения и образования и что просвещение и образование дают право на потворство всем своим слабостям, – так уверили себя в этом, что не могут уже видеть бревна в своем глазу. Люди эти, предаваясь тому, что нельзя иначе назвать как безобразное пьянство, среди этого безобразия радуются на самих себя и соболезнуют о непросвещенном народе.

Всякая мать страдает, не говорю уже при виде пьяного сына, но при одной мысли о такой возможности, всякий хозяин обегает пьяного работника, всякому неиспорченному человеку стыдно за себя, что он был пьян. Все знают, что пьянство дурно. Но вот пьянствуют образованные, просвещенные люди, и они вполне уверены, что тут не только нет ничего стыдного и дурного, но что это очень мило, и с удовольствием и смехом пересказывают забавные эпизоды своего прошедшего пьянства. Дошло дело до того, что безобразнейшая оргия, в которой спаиваются юноши стариками, оргия, ежегодно повторяющаяся во имя образования и просвещения, никого не оскорбляет и никому не мешает и во время пьянства и после пьянства радоваться на свои возвышенные чувства и мысли и смело судить и ценить нравственность других людей и в особенности грубого и невежественного народа.

Мужик всякий считает себя виноватым, если он пьян, и просит у всех прощения за свое пьянство. Несмотря на временное падение, в нем живо сознание хорошего и дурного. В нашем обществе оно начинает утрачиваться.

Ну, хорошо, вы привыкли это делать и не можете отстать; ну, что же, продолжайте, если уж никак не можете удержаться; но знайте только, что и 12-го, и 15-го, и 17-го января и февраля, и всех месяцев это стыдно и гадко, и, зная это, предавайтесь своим порочным наклонностям потихоньку, а не так, как вы теперь делаете, – торжественно, путая и развращая молодежь и так называемую вами же вашу младшую братию. Не путайте молодежь учением о том, что есть какая-то другая гражданская нравственность, не состоящая в воздержании, и какая-то другая гражданская безнравственность, не состоящая в невоздержании. Все знают, и вы знаете, что прежде всяких других гражданских добродетелей нужно воздержание от пороков, что всякое невоздержание дурно, в особенности же невоздержание в вине – самое опасное, потому что убивает совесть. Все знают это, и потому, прежде чем говорить о каких-нибудь возвышенных чувствах и предметах, надо освободить себя от низкого и дикого порока пьянства, а не в пьяном виде говорить о высоких чувствах. Так и не обманывайте себя и людей, главное – не обманывайте юношей; юноши чуют, что, участвуя в поддерживаемом вами диком обычае, они делают не то и теряют что-то очень дорогое и невозвратимое.