Праздник Святого Йоргена

Послесловие

Сюжет повести «Праздник святого Йоргена» датского писателя Гаральда Бергстеда (1877–1955) знаком читателям по фильму, созданному в Москве в двадцатых годах. Фильм получил второе рождение сравнительно недавно, когда был выпущен на экран уже озвученным, и, таким образом, его знает не только старшее, но и молодое поколение наших кинозрителей. Однако повесть Гаральда Бергстеда «Праздник Святого Йоргена» отличается от фильма. Повесть глубже, острее, значительнее, в чём и убедится читатель, прочитав это произведение.

Гаральд Бергстед, в сущности, автор одной книги, и эта книга — «Праздник святого Йоргена», написанная в 1918 году и получившая широкую известность. Опубликованный им ранее роман «Александерсен» не привлёк внимания читателей. Включение повести «Праздник святого Йоргена» в «индекс» книг, запрещённых папой римским, прибавило ей популярности. И хотя действие повести происходит в средние века, сюжет её перекликается с современностью. Уже одно то, что вор — «Коронный вор» — Микаэль Коркис является народу в образе святого Йоргена и исцеляет в Йоргенстаде Франца Поджигателя, подчёркивает антиклерикальную и антирелигиозную направленность повести.

Торжественное явление вора Микаэля Коркиса народу, массовая истерия, охватившая фанатиков, ожидающих новых чудес после того, как исцелён мнимый калека Франц, — всё это нельзя считать выдумкой автора.

Позволю себе рассказать и читателям о том, что мне довелось увидеть во Франции, в городке Лурд. И в наше время сюда съезжаются тысячи паломников, жаждущих исцеления. Лурд находится в Пиренеях. Здесь есть кафедральный собор, собором управляет лурдский архиепископ. Кафедральный собор выстроен на скале, под скалой находится грот, а в гроте — источник и статуя мадонны. Источник, грот и статуя — святыня для католиков…

Я подъезжал к Лурду по хорошей автомобильной дороге. За километр от города открылась гора, на ней готический собор. Послышалось пение. Казалось, пела гора, а не двигающиеся по тропинкам в белоснежных одеждах женщины. Это выглядело как грандиозный оперный спектакль.

Наконец автомобиль остановился вблизи собора. К его паперти вели два громадных полукруга, по этим полукругам катили кресла и коляски больных, ищущих исцеления. Широкоплечие, здоровенные носильщики с широкими ремнями на груди несли на носилках парализованных.

Я и мои спутники спустились к гроту. Пройти к нему было невозможно — его окружала толпа. В толпе медленно двигались коляски, кресла на колёсах. Они же были выстроены в несколько рядов на площадке перед собором. С горы дорога зигзагами вела к гроту. На дороге стояли в затылок друг другу мужчины и женщины в белых одеяниях и пели. В колясках и на носилках неподвижно лежали старики, юноши и дети. Ковыляли, опираясь на костыли, больные. Вели слепых. Это был неиссякаемый поток страдальцев, скорбное шествие несчастных, надеявшихся на чудо.

Наконец мы протиснулись к гроту. Над его чёрной впадиной в три ряда висели костыли, бандажи. Почти все костыли почернели от времени. Кто знает, кому они принадлежали и кто привесил дощечку с надписью: «Merci». И те, кто неподвижно лежал на носилках, глядели в глубину грота в надежде найти исцеление.

Седой, статный, в малиновом шёлке и кружевах, аббат появился на кафедре над толпой. У него было несколько надменное розовое лицо, он был похож на актёра, и пока люди, спускавшиеся с горы, пели, он рассеянно глядел на толпу.

«Берегитесь воров!» — заботливо предостерегала надпись на скале, у входа в грот. «Вход», «Выход», совершенно как в метро, было написано на табличках. На горе перестали петь. Аббат воздел руки и заговорил, произнося слова, как в театре, с плавными ритмическими жестами. Он говорил, что исцеление даётся только верующему, слепо верующему во всемогущество мадонны и святой Бернадетты, а если исцеления нет, то это только потому, что больной плохо верит и, следовательно, сам виноват.

Маленький, юркий монах дирижировал движением толпы не хуже полицейского на парижской улице.

На площади продавали газету, которую издаёт епархия Лурда. Всю первую полосу занимал рассказ об исцелении какой-то Сюзанны Депре в 1897 году. Некий доктор Блан доказывал, что лурдские чудеса не противоречат науке, и было ясно, что этот доктор имеет хорошую практику в домах у богатых католиков. Мальчишки раздавали афишки «Религиозное кино Бернадетты». На афише была изображена девица без головы; голову, вокруг которой сиял нимб, она держала в руках. Чтобы не было сомнения, в чью пользу идут деньги, уплаченные за билет в кинотеатр, афишка сообщала: «Собственность католической дирекции»…

Эти лурдские впечатления ожили в моей памяти, когда я перечитывал «Праздник святого Йоргена». Повесть эта позабавит читателей перечислением теологических трудов никогда не существовавших богословов: епископа Никодима, Птоломея Правдолюбца, профессора А. П. Бриллемана, магистра Йенсена. Их труды, вероятно, мало чем отличались от многочисленных брошюрок, издаваемых в Лурде. Празднества в честь святого Йоргена, соборный капитул, хранители «Евангелия от Йоргена» — всё это изображено Бергстедом зло, с сатирической солью, достойной хороших образцов антиклерикальной литературы.

Микаэль Коркис — натура крайне противоречивая, и автор не пытается как-то сгладить или примирить эти противоречия. Микаэль красив, мужествен и умён, а когда-то у него было ещё и мягкое и отзывчивое сердце. Но жизнь не только закалила его дух, она озлобила его. Он решил, что в мире, где сильный пожирает слабого, надо быть сильным, и только сильным. Он победил соборный капитул, с триумфом возвратился в родной город, утолил своё честолюбие и жажду мести, вдоволь поиздевался над первосвященниками и паломниками… но счастливее от этого не стал. Он лишь ощутил страшную пустоту: сбылись его самые дерзновенные мечты, а он остался таким же одиноким, каким был всю жизнь…

В конечном итоге это очень грустная повесть. Грустная не только потому, что она рассказывает о духовной и физической деградации человека в обществе, где царит обман и нажива. Она грустная ещё и потому, что автор не знает, как этого человека спасти. Правда, один из потомков Микаэля Коркиса, вождь народа Конрад Фалькенберг, участвовал в мятеже, но ведь его сочли безумцем и казнили… И если главное достоинство книги в её антиклерикальной направленности — здесь Бергстед достиг большой силы художественного убеждения, — то неверие автора в окончательную победу добра над злом, неверие в народ составляет её существенный недостаток…

Повесть направлена не только против отцов католической церкви, хотя она и выдержана в духе средневековых хроник.

Разве полвека назад в дореволюционной России не числился в чудотворцах Иоанн Кронштадтский, который якобы исцелял страждущих? По прихоти русских царей канонизировали Серафима Саровского, Анну Кашинскую, и учёные богословы сочиняли глубокомысленные труды и пространно, со ссылкой на Писание, доказывали святость новоявленных угодников и прославляли якобы совершённые ими чудеса.

Разумеется, в этой повести средневековье — своего рода маскировка, за которой явственно видишь нравы современного капиталистического мира и то место, которое занимает в нём религия. Жорес в своё время очень верно сказал: религия — это старая колыбельная песня, её назначение — убаюкивать человечество, заставить не думать о тяжких условиях жизни бедняка и обещать ему в будущем райское блаженство.

Именно так и поступают отцы города Йоргенстада: все пышные, торжественные религиозные церемонии рассчитаны на то, чтобы убаюкивать массы, примирить с мрачной окружающей их действительностью.

Конечно, повесть Бергстеда по своей художественной ценности не может идти в сравнение с антицерковными произведениями Вольтера, Толстого, Анатоля Франса, но, несомненно, и это произведение полезно, и читатель, прочитав эту повесть, не только посмеётся, но и задумается над тем, против кого и против чего написан «Праздник святого Йоргена».

Лев Никулин