Преданный дар: Избранные стихотворения.

Тебя называть и молить мы не смеем,

Ты огненный Царь голубой высоты…

Кто солнечным светом храним и лелеем,

Тому помогаешь таинственно ты.

Где бури промчались неслыханным строем

В степях и пустынях, где ветер пленен,

Мы новые рати на битву построим

Под странными знаками наших знамен,

И ветер овеет родимые рати,

И Ты ниспошлешь им лучистый привет, –

И мир содрогнется от новых объятий,

От новых величий и новых побед!

Упал я в туман тягучий,

Тебя призывать отвык –

И вот, Ты скрываешь в тучи

От сына палящий лик.

Но в серых волнах тумана,

В безумьях больных ночей

По-прежнему ноет рана

Твоих огневых лучей.

И в сердце – моря, пустыни,

И ветер, пьянящий грудь,

И в бездне бездонно-синей

Тобой проведенный путь!

Над долинами звонким эхом

Прокатился веселый рог…

За горой олимпийским смехом

Молодой засмеялся бог.

Глянул в небо – и стройно-зыбки

Покачнулись ряды ветрил;

Бросил на горы луч улыбки —

Скал вершины позолотил.

Золотые, по бездне синей

Протянулись обрывки туч;

В четком кружеве дальних пиний

Загорелся победный луч.

Свежий ветер из горных келий

Шумный к морю направил путь

Вольно вырваться из ущелий,

Паруса кораблей надуть!

По небесной пустыне обширной

Кончен путь, завершился улов;

Ты склоняешься, ласково-мирный,

В золотые дворцы облаков.

На валы, на мосты, на ворота,

И у медных вождей на мечи

Тихо льется твоя позолота

И прощального лика лучи.

Ты прощаешься ласкою взгляда

С нашим миром для царства теней,

И под древними сводами сада

О тебе зарыдал соловей.

Пред лицом уходящего бога

Молкнут ветры, склоняются ниц…

О, помедли еще у порога

Позлащенных тобою божниц!

Солнце, ясный царь голубых просторов,

Солнце, вечный вождь, обходящий землю,

Солнце, жгучий бог, неустанный воин,

Светлое солнце!

Вечный правя путь по пустыням неба,

Ты ведешь года неизменным кругом,

Ты весну даешь, ты уносишь зимы,

Жизнь пробуждая.

Под тобой раскинулись, вечно юны,

Гребни гордых гор в неизменной славе,

Ленты светлых рек по долинам вьются,

Дремлют дубравы.

Острова рассыпаны в синем море,

Вольно веют ветры над вольной далью,

И в твоих лучах золотятся волны

С радостным плеском.

Ты на всё глядишь величавым оком,

В глубину темниц подаешь надежду,

Правым жизнь даешь, и в неправых будишь

Спящую совесть.

Ты с улыбкой внемлешь молитвам нашим,

Как благой Отец, неизменно мудрый,

Мы живем тобой, и тобой хранимы,

Бог благодатный.

Правь же вечный путь высоко над нами,

Мы молить тебя и просить не смеем:

Ты – единый Царь, ты – покой и радость,

Светлое Солнце!

Грозно море шумит во мраке,

Ветер ропщет среди снастей;

К берегам дорогой Итаки

Ты вернешься ли, Одиссей?

Видишь пену седого вала?

Шквалом к ночи сменился бриз,

И корма корабля устала

Подниматься и падать вниз.

Тяжек путь твой по косогорам

Непокорных и злых морей;

Звезды пляшут безумным хором

В паутине высоких рей.

Видишь – к небу, над мутью водной,

Взмыл сигнальный огонь ракет;

Кто-то гибнет в тоске бесплодной,

Кто-то тщетно зовет ответ.

Грозно море шумит во мраке,

Ветер ропщет среди снастей –

К берегам дорогой Итаки

Ты вернешься ли, Одиссей?

Пуститься ли в неведомые страны,

Под звонкий грохот якорных цепей,

Избороздить моря и океаны

На палубах могучих кораблей;

Зарыть ли здесь, у тихого залива,

Мою судьбу в садах усталых роз

И вспоминать потом неторопливо

Победы и удары прошлых гроз;

Уйти ли вновь в водоворот событий,

Взнести опять едва забытый меч,

Начать плести, и рвать, и путать нити,

И глупости бессильной жертвой лечь;

Иль у ворот спокойного Стамбула,

В прозрачной дымке теплых вечеров,

Уйти в себя, замкнуться от разгула,

Сбирая нити черных жемчугов.

А там, собрав рассыпанные зерна,

Я буду вновь неотвратимо знать,

Что мне пора, в огне священном горна,

Медлительно, спокойно и упорно,

Мою судьбу железную ковать.

Вся жизнь во сне… И острова, и лодка

Под парусом косым, в пути морском,

И моряков упругая походка,

И этот герб на перстне золотом…

Вся жизнь во сне… Иди, летай и плавай,

Изборозди неверные моря,

Гонись в пути за счастьем, за забавой –

Ты крепко спишь, и далека заря.

Твой умер брат? Во сне ли, наяву ли

На жизнь твою спустилась эта тень?

Но стаей птиц испуганных вспорхнули

Твои мечты в тот невозвратный день,

И скорби змей тесней и безнадежней

Тебя обвил удушливым кольцом,

И лишь одно живет от жизни прежней:

Твой старый герб на перстне золотом.

Мне было нужно вождем родиться

Моих узкоглазых и верных дружин,

В степи пустой, где песок крутится,

Где только лишь ветер да хан господин.

Гремят мечи и звенят кольчуги,

Распластаны кони, взвивая пыль,

Высоки седла, узки подпруги, –

Усталого сердца родимая быль.

Горнилом веет песок горячий,

Над далью неверный миражей узор,

И сладко мчаться за буйной удачей,

Ловить караваны, идущие с гор.

Мерцает жемчуг, чернеют яды,

Ларцы кипарисные пахнут смолой,

Кумыс шипучий, шатров прохлада,

И вытерт клинок золотой парчой,

И сладко, в ставке смежая очи,

Вкусивши победы и страсти яд,

Упорно чуять во мраке ночи

Испуганных пленников робкий взгляд…

Ты целый мир замкнул в себе одном,

Как некое всевидящее око;

Ты сплел века в неслыханном барокко –

И ждешь теперь с увенчанным челом.

А жизнь идет, идет неверным сном;

Но не смутят библейского пророка

Ни гул гудков немолчного потока,

Ни пенье стали в небе голубом.

Проходит день — и вот уже над Римом

Дохнула ночь дыханием незримым,

И в золоте погас собор Петра –

И новый Рим зовет к своим затеям,

И лупанары полны до утра,

И лунный серп грустит над Колизеем.

В высоте могучим хором,

Словно струны, звоны птиц:

В синем небе над Босфором

Сталь моторов, искры спиц.

Вольной стаей, лётом стройным,

Распластался легкий строй:

В небе ясном и спокойном

Треугольник золотой.

Блеском волн, победой пьяны;

Ввысь несется звонкий гул;

– А внизу, уйдя в туманы,

Веря в древние арканы,

Ждет таинственный Стамбул…

Не строя планов, спокойно-мудрый,

Отдайся жизни, живи и жди:

Смеется Мальчик Золотокудрый,

Тебя зовущий впереди.

Ты видишь: небо лазури ясной

Ласкает дымкой уклоны гор,

И веет ветра полет бесстрастный,

Могуче нежен, свеж и скор.

Предел ли видишь в дали безбрежной,

В дали искристой морских валов?

Иль горьки брызги волны мятежной

Упругой груди парусов?

Под ярким солнцем душою мудрой

Отдайся жизни, живи и жди;

Смеется Мальчик Золотокудрый,

Тебя зовущий впереди.

Я отплывал в холодные туманы

Под голоса испуганных сирен

Отыскивать, за гранью белых пен,

Далекие, лазоревые страны.

Передо мной лежали океаны.

И тягостным казался долгий плен,

И прыгал компас, и тревожил крен,

И налетали буйно ураганы.

И наконец, в сиянии заката,

Вставали гребни небывалых скал,

И шумный порт нас весело встречал,

Сады, дворцы и храмы из агата.

И мнилось нам – исполнилась мечта!

Но каждый раз земля была не та…

Когда удлиняются тени,

И гаснет багровый закат,

И парки с кустами сирени

Тревожней и строже молчат,

И ночь шелестит покрывалом,

И вечер, таинственный друг,

Скользит по асфальтам усталым

В огнях электрических дуг –

В толпе беспокойной и пестрой,

Прорезанной лентами фар,

Ты чуешь ли смутный и острый

Призыв обольстительных чар?

Как шпаги, встречаются взгляды;

Заманчив нежданный удел;

Пьянят тебя легкие яды

Продажных и ласковых тел,

И ты узнаешь понемногу

Сквозь бездну забытых веков

И древнюю эту тревогу,

И огненный край облаков.

Под грохот безумный ночных барабанов

Мне стран полуденных жаль,

Где над редкими рощами старых платанов

Несется вольный мистраль.

Вместо визгов, и воплей, и стонов столицы,

И пляски наглых блудниц –

Там трепещут, как крылья испуганной птицы,

Огни далеких зарниц.

Там сухая земля истомилась от жара,

Там вечно дремлет гроза,

Там сквозь ветки олив на тебя устремятся так яро

Дикого фавна глаза!

Я служу тебе, вечная дочь

Рокового и буйного моря,

Со всевластной судьбою не споря,

Не стремясь ее чар превозмочь.

Опустив золотые ресницы

На огонь затаенный очей,

Ты даришь наслажденья ночей,

Зажигаешь на небе зарницы.

Холодна и строга, как мертвец,

Вся закутавшись в сумрачных платьях,

Ты влюбленных ломаешь в объятьях,

Раздуваешь пожары сердец.

Никогда не знававшая муки,

Ты жестока, безумная мать,

И оков роковых не сорвать,

Не разнять онемевшие руки!

И впивая блуждающий взор

И с устами сливаясь устами,

Неизменно мы чуем над нами

Величавой насмешки укор.

Вечерний луч поля озолотил,

Осенний лист тревожен под ногою.

Бреду опять, не ведая покою,

Пою опять – и голос мой уныл.

Зачем, зачем умчалось быстро лето,

И вместе с ним умчался сладкий сон?

Пускай в выси лазурен небосклон:

В реке вода уж солнцем не согрета.

Лишь ты таишь, о сердце, тот же зной,

Как в жаркий день, у этих струй ленивых,

Когда молчит листва на сонных ивах,

Когда река под зыбью золотой.

Как будто вновь я вижу волос черный

И прядь на лоб спустившихся кудрей –

И сердце вновь сжимается тесней:

О, не сердись тоске моей упорной.

Как может быть мой голос не уныл

Среди полей, еще живых тобою?

Осенний лист тревожен под ногою,

Вечерний луч поля озолотил.

Зачем опять, покой тревожа

Своей несбыточной мечтой,

Мне голос прежний шепчет то же,

Что он шептал во тьме ночной?

Зачем опять навстречу тени

Слетает с уст бесцельный стих

Среди тревоги и волнений

И жалких радостей моих?

Пускай надежды безнадежны,

Пускай опять растают сны –

Мои мечты сегодня нежны,

Как ветер ласковый весны.

Я знаю, знаю: минут сроки,

Погаснет теплая заря,

Замерзнут вешние потоки

В коварной стуже Января, –

Но сладко мне, любовь тревожа,

Безумной тешиться мечтой —

И голос прежний шепчет то же,

Что он шептал во тьме ночной!

Какой резец запечатлеть твой лик

В наследие грядущему достоин?

Твой облик юн, и непонятно строен,

И красотой спокойною велик.

К боям давно, как воин, я привык;

Но пред тобой смутится всякий воин.

Так чужестранец странно беспокоен,

Вступая в дом неведомых владык.

Ты мне даришь объятий опьяненье,

Дыханья жар, безумный свет в очах, –

А я хотел с молитвой на устах

На алтарях сжигать тебе куренья.

Но если я милей, чем ладан мой,

Бери меня, и властвуй надо мной!

Что золото, и сила, и почет

Перед твоей всесильной красотою?

Везде весна, доколе ты со мною,

Везде любовь, без горя и забот.

Куда меня мой рок ни поведет,

Пройду везде с поднятой головою:

Твоя любовь дарована судьбою,

И дар иной мне сердца не влечет.

Пускай судьба, по-прежнему покорна,

В венки цветов вплетает мне упорно

И гордый лавр, и величавый дуб:

Я всё отдам, коленопреклоненный,

За этот взор, куда-то устремленный,

За этот зов твоих любимых губ.

Дождь осенний льется глухо,

Дальний гром не различить;

Где-то дряхлая старуха

Тянет трепетную нить.

Над костром согнулись тени

Трех таинственных сестер;

К ним струится на колени

Нитей рвущийся узор.

Нити рвутся, ткутся нити,

Смерть приходит, жизнь идет –

Всё туманней, всё сокрытей

Мне судьбы моей черед.

Дождь осенний льется глухо,

Вдалеке грохочет гром, —

Но бесстрастная старуха

Не грозит веретеном.

Дни сомнений, дни печали,

Вас не трудно позабыть:

Скорби в сердце миновали

И не рвется наша нить.

Скользя на послушной машине

В пыли Галицийских дорог,

Я полон забытых тревог,

В душе пробудившихся ныне.

Мне грустно, что ты не со мной…

Быть может, минуты летучи,

И где-то сбираются тучи

Пролиться нежданной грозой.

Мы мчимся в полете размерном

В седой и далекий туман,

Деревья, сады, как обман,

Мелькают виденьем неверным;

Темнеет безлюдный покой;

Всё версты, а путь не короче, –

И в час наступающей ночи

Мне грустно, что ты не со мной…

Темных волнений и снов довольно!

Смутное сердце, беги от них!

Пламя объятий развеет вольно

Ветер весенний ночей сырых.

Тучи светлеют, зари предтечи;

Где-то далёко пропел петух;

Жаркие ласки минувшей встречи

Меньше и глуше тревожат дух.

Пусть я безумен, пусть сердцем болен:

Утро и в сердце развеет тень.

Раб Афродиты, на миг я волен,

Гордо вступая в грядущий день.

Пусть тяжелый путь предначертан роком

Сквозь туман и мрак, по сырым долинам –

Ты со мной пойдешь, и меня в дороге

Ты не оставишь.

Где-то там, во тьме, где прядутся нити,

Где сидят, согнувшись, седые пряхи,

Нам в один узор неразрывный слиты

Наши дороги.

Пусть идут года неизменным кругом,

Холодеет кровь неприметно в жилах,

Борозды ведут по челу морщины,

Кудри белеют:

Мы вдвоем с тобой эти годы встретим,

Как встречали мы молодые годы,

И рука с рукой, мы сойдем спокойно

В темную бездну.

Спокоен дух, уверившийся в Боге;

Долины жизни светлый лед покрыл;

В прозрачном небе, в золотой дороге,

Яснеют трепетанья райских крыл.

С красой земной не трудно расставанье

Для неземной красы иных пустынь.

Лобзаний жала, страсти трепетанья,

Туманы счастья – сердце, всё отринь.

Моей любви, пленительной и нежной,

Последний взгляд – но не печальный, нет!

Мы встретились во тьме метели снежной,

И встретимся, где днем и ночью свет.

Среди дубрав одетых в багрянец,

Средь сосен вековых, прямых, как свечи,

Я не ищу ни с кем желанной встречи,

Покой души изведав наконец.

Звучите вы, веселые подковы,

Лети вперед, быстрее, верный конь!

В моей крови безумный стих огонь,

И сердцу мил деревьев гул суровый…

Грядущих лет пророчески не ведаю,

Но не боюсь нежданных перемен;

Бедою ли подарит, иль победою –

Перед судьбой я не склоню колен.

Не юноша, ведомый Афродитою,

Не мореход, дельфинов легких друг, –

Я на груди ношу кольчугу скрытую,

И тайный знак врачует мой недуг.

В глаза Сибилл гляжу с улыбкой строгою

Кому из них приказ мой незнаком?

Сокрыт плащом иль окаймленной тогою,

Мой знак гласит неслышным языком.

Но никогда за тайною беседою

Не снял я с уст молчания печать:

Грядущих лет пророчески не ведаю –

И не хочу пророчества узнать.

Еще вчера сухим покровом

Клонились травы на лугах –

А ныне ветры хором новым

Поют в очнувшихся листах.

В могучих ливнях силы теней

Дожди ночные принесли,

И волны тайных откровений

Встают неслышно от земли.

Сегодня мне, игрою рока,

В природе тайны больше нет,

И в шуме яростном потока

Стихийный слышу я привет;

Я смело знаю сердцем смелым

Мою магическую власть –

И сладко мне горячим телом

На травы влажные упасть.

В траве горят алмазов зерна –

Дары супружеские гроз,

Ко мне слетается покорно

Толпа лиловая стрекоз.

Цветы реки в воде лазурной

Открыли светлое кольцо –

И ветер радостный и бурный

Мне бьется бешено в лицо!

Снова свет бросает ночи

Вызов ярого огня.

Та же ты, и те же очи

Тускло смотрят на меня.

Свет трепещет. Волей Парок

Мы не раз с тобой вдвоем.

Я молчу. Мой пояс ярок

Трисмегистовым огнем.

Не смотри с мольбой покорной,

Мех разорванный зашей!

При огне, как бисер черный,

Взоры острые мышей.

Ты не скроешь твой подарок,

Как не скроешь день за днем!

Я молчу. Мой пояс ярок

Трисмегистовым огнем.

Живет саламандра в пламени,

И золотом ярко пламя,

И светятся красным камни,

Как кровь на победном знамени!

Лижи языками жгучими,

Огонь, нависшие своды —

Напрасно ты ждешь свободы,

Могучими сжат созвучьями.

Беснуйся и рвись, сверкающий,

Плавь золото в черном тише!

Века ли, года ли, миг ли –

Владею тобой, играючи.

В борьбе с четырьмя элементами

И ты меж них, саламандра, –

И стих мой готов для удара,

Как меч, украшенный лентами.

Ты слышишь: заклятием Слова

Готовые мир всколыхнуть,

Шевелятся помыслы снова,

Тревожа усталую грудь.

Еще непонятны, неясны,

Туманны, без слов и без лиц, –

Но тяжек их топот бесстрастный

При свете неверных зарниц.

Ты знаешь: знакомому стягу

Победный назначен удел:

Покорны спокойному магу

Безглавые призраки тел.

Не бойся таинственной встречи,

Открой им доверчиво грудь,

Смотри, как колышутся свечи,

Как ищут обещанный путь…

Прими же привет их могучий,

Укрой, успокойся и жди:

Ты слышишь, как ветер летучий

Встает и зовет впереди?

Всходит медленно бледный лик…

Здравствуй, ночи владычица!

Это ты из-за гор встаешь

Над пустынным заливом.

Жаркий день на покой ушел,

Ветры стихли усталые,

Море – гладкое зеркало…

Здравствуй, ночи царица!

Силой тайной могучих чар

Оплетешь ты уснувший мир;

Сны восходят, нисходят сны,

То обманны, то вещи.

Под холодным твоим лучом

Просыпаются призраки;

Их незримый почуя ход,

Жутко псы завывают.

В рощах мечутся яростно

С визгом мыши летучие.

Ты наводишь слепых старух

На заклятые травы.

В городах, где покоя нет,

Ты тревожишь больных людей;

Подливаешь холодный яд

В кубки бледным блудницам.

Ты царишь над хребтами гор,

Реешь ты над ущельями,

И послушных тебе морей

Серебрятся просторы.

Звездный свой пробегая путь

Правишь ты океанами,

Меж песков корабли ведешь

В час урочный прилива.

Ты усталым несешь покой;

Ты доступна заклятиям;

Ты склоняешься ласково

К колыбелям рожденных.

Ясен в небе могучий лик,

Вещим кругом очерчен мир!

Море тихо, как зеркало…

Здравствуй, ночи царица!

Печальны вы, часы заката,

В полях у медленной реки.

Любовь уснула. Сердце сжато

Слепым предчувствием тоски.

Безмолвно смотрит даль седая;

Недвижен туч горящий ряд;

Едва несется робко тая,

Свирели зов от дальних стад.

Я никогда не знал таких полей,

Исполненных Господней благодатью…

Где в оный час стремилась рать за ратью –

Теперь покой невозмутимых дней.

Молчат холмы, поляны и леса,

Задумчивые памятники строги,

В долинах вьются пыльные дороги,

Спокойной негой дышат небеса.

Здесь сладко быть тому, кто в бурях жил,

И унести, забвенье зол изведав,

Благословенье ласковое дедов

Из глубины приветливых могил…

Кровавый круг, который столько крат

Передо мной рождался из тумана,

Сегодня ты – запекшаяся рана:

Багрян и ал твой пламенный наряд.

Над мирными, пустынными полями,

Над сетью нескончаемых дорог

Восходишь ты – не лучезарный Бог,

А бог иной, не знаемый жрецами.

Созвездия смешали свой черед:

Порфирою оделся ты багряной –

И стаи птиц замолкли над поляной,

Не смея твой приветствовать восход.

Из неживой тебе несется груди

Приветный гимн над сводами дубрав:

Восходишь ты, тревожен и кровав,

Под дальний гром грохочущих орудий.

Люблю, скользя по глади пыльной,

Среди чужих степей и гор

Внимать, как говорит стосильный,

Легко рокочущий мотор.

Когда несешься в быстром беге,

Спасаясь от незримых стрел,

Так сладко думать о ночлеге

И верить в радостный удел.

Игрой Фортуны лицемерной

Широкий путь для нас готов,

И мы скользим, качаясь мерно,

Меж зеленеющих холмов.

Но ближе синие отроги,

Пути склоняются к реке,

И манят горные дороги

Желанной смертью вдалеке!

И жду я в нежащем полете

Конца мгновенного измен,

Когда в обрыв, на повороте,

Сорвется мощная Лоррэн.

Кто в завесы потаенные

Дней грядущих вникнуть мог?

Мы проходим, облеченные

В тяжкий пурпур наших тог.

Пусть разбиты, пусть измучены,

Мы смеемся над судьбой:

Не веками ль мы научены

Выходить с улыбкой в бой?

И в долине ли оснеженной,

В колоннаде ль пестрых зал

Для груди моей изнеженной

Может быть, готов кинжал.

Смерть дохнет минутой медною,

Шпагу выронит рука, –

Но зовут хвалой победною

Нас грядущие века,

И в перстнях яснеет золотом

Геральдический узор;

Куй же, смерть, единым молотом,

Нашу славу, свой позор!

Я поверить не мог правде ума, что нашей жизни миг,

Точно искры огонь, смерть унесет в тьмы бесконечной даль;

Я поверить не мог, что мы живем лишь для земли одной

Как живет мотылек, утром родясь, чтоб умереть к ночи;

Я поверить не мог, что всё добро, вся красота земли,

Всё, что здесь создавал ум мудрецов, – всё умереть должно

В бездне хаоса тьмы. Только теперь жизни я смысл познал.

С мира ткани сорвав грез молодых тихой тоской души.

Доселе я не знал тебя, певец,

Тебя, творец великих привидений;

Я не любил твоих любимцев тени,

Как лицедей, ты был бездушный лжец.

Мне святотатным мнился твой венец,

Мне лживыми твои казались пени,

Не верил я словам твоих сомнений —

Кто без души проникнет вглубь сердец?

Ты был мне чужд. Но как светло, как странно

Напев любви мне слушать неустанной

В твоих сонетов пламенных строфах!

И вот твой лик сияет светом новым,

И я склоняюсь пред венцом лавровым,

Тебе судьбой дарованным в веках.

Титан любви, Сикстинская Капелла

Поэзии, мистерий крестный ход,

Где в элевзинских таинствах народ

Искал души, не забывая тела, –

Как тетива тугого самострела

Звучит, стреле смертельный давши лёт,

Так он, в веках неузнанный, живет

В величии безвестного удела.

Ты хочешь знать, какою силой странной

В моих стихах горит огонь нежданный,

Что в них волнует и зовет? Молчи.

Прочти его – и ты узнаешь севы,

Моей души взрастившие напевы:

В твоих руках – стихов моих ключи.

И ты мне сделалась запретной,

Струя кипучего вина!

Твоею влагой искрометной

Уж не налить бокал заветный,

Не осушить его до дна.

Простите, шумные тревоги

Веселых дружеских пиров!

К вам благосклонны будут боги;

А я, стоящий на пороге,

О вас заплакать я готов.

С вином – шумливее собранья,

Острее стрелы эпиграмм,

Свободней дружбы излиянья,

Любви пленительней признанья,

Вернее доступы к сердцам.

Как часто пьяного Амура

В вине за крылья я ловил,

Как часто день, прошедший хмуро,

В чаду вечернего сумбура

Великолепным находил!

И вот, пришла пора иная:

Былые неги забывай;

Прощай, о пена золотая,

Прощайте янтари Токая,

И кровь Бургундского, прощай!

Печален жизненный эпилог,

И сроки близятся в тиши, –

Пора! А ты, от Вакха пылок,

О Заяицкий, друг бутылок,

Мне эпитафию пиши!

С высоких гор спустились до Ирана

Суровые пришельцы диких стран;

Их ордами раскинут шумный стан,

Где зацветут напевы Тегерана.

Огни сверкают в полосах тумана,

Для вещих глаз расходится обман, –

И взорам мудрых путь неложный дан:

Читать в огнях, как в Ведах Индустана.

И если три огня сплелись в одном,

То знает мудрый: сестры дышат злом,

Вы трех костров не зажигайте пламя!

И если три звезды, прорезав ночь,

Летят с небес, от врат Ормузда прочь –

Ломать шатры, бежать, и прятать знамя!

Где тихих рощ неведома услада,

Где древние раскинулись леса,

Где ядом трав исполнена роса

И на цветах дрожат росинки яда,

Где ветви пальм – могучая преграда,

Сокрывшая от взора небеса,

Где вольный ветер полнит паруса

Могучих туч, отцов грозы и града;

Где по тропе, заросшей и неверной,

Бредут слоны своей походкой мерной,

Где ветер веет радостен и добр –

Там иногда внезапно молкнут шумы,

Смолкают птицы, в чащи мчатся пумы:

То гордый царь ползет могучих Кобр.