Преданный дар: Избранные стихотворения.

Когда идет на запад от востока

Светило дня, труда не начинай,

Начни его, когда веленьем рока

Огни небес засветятся высоко

И в тишине раздастся тихий лай

И трижды пронесется, – лишь тогда ты

Возьми пергаменты и, не бояся мглы,

Надев ума таинственные латы,

Читай круги, фигуры и углы.

И если ты могуч своей душою

И если рок тебе познанье дал,

Трудись и верь – восстанет пред тобою

Великий Лев, бессмертия кристалл!

Старый двор зарос травою,

Старый дом как будто болен,

И несется над рекою

Звон прощальный колоколен….

Я прошлого порвал трепещущую нить,

Пора разбить алтарь былой моей святыни

И нежной Цинтии объятия забыть

В безумных оргиях египетской богини,

Пора сорвать цветы торжественных венков

И растоптать их в прах в веселой, шумной пляске.

Пусть обовьются мне, как змеи, вкруг висков

Кибелы яростной священные повязки.

О, Берицинтия, я болен, я устал,

Приди за мной на склоны Геликона,

Пусть оглушит меня твой пламенный кимвал,

Пусть улыбнется мне мертвящая Горгона!

Пусть унесут меня покорные жрецы

К подземной сырости таинственного крипта

И на гробу моем осыпятся венцы

Из лавровых ветвей и листьев эвкалипта!

Луна садится тусклая в туман.

Ни огонька в белесоватом небе,

Ни облаков. Как белая корзина,

Небесный свод на землю опрокинут,

И всюду льется тусклый, грязный свет.

Водой тяжелою и черною наполнен

Заснувший пруд в отлогих берегах:

Как будто бы со дна поднялась тина

И с влагою смешался липкий ил.

А за прудом в забытой, старой роще

Проклятым криком стаи воронья

Меня встречают. Сонная деревня

Как будто вымерла от язвы моровой.

За избами тяжелым, гулким эхо

Простор ответствует на стук моих шлее,

И огоньки в болоте потухают,

И только злобно квакают лягушки,

Когда я подъезжаю к ним поближе.

А у гумна привязанная на ночь

Кобыла белая, поднявшись на дыбы,

Заржала вдруг, недоброе почуя.

Взмахами кожаных крыл надо мною проносятся лики

Ламий, лемуров и лар.

Тонкие ветки плюща обращаются в ус повилики

Силой магических чар.

Кубок до края наполнен был влагою красной,

Соком фалернских долин.

Ты подала мне его с улыбкою светлой и ясной:

«Выпей вина, господин».

Выпил вино я до дна, целовал ее русые косы,

Нежные руки ласкал…

О, как пылает чело! Огромные черные осы

Жалят десятками жал.

Протянулись нитью

В синем небе тучки,

В сердце нити мыслей не дают покоя.

Дни текут так грустно, и знакомой ручки

Сердолик привычный не сжимал давно я.

Отчего ж мне грустно этим жарким летом?

Оттого ль, что нужны юношам забавы,

Оттого ль, что так уж суждено поэтам,

Оттого ль, что сердце жаждет гордой славы?

Нет, клянусь богами! Мне забав не надо –

Вся моя забава в сладостной цевнице,

Пусть поэт я – в жизни жизнь моя отрада.

И ловлю я жадно мигов вереницы.

Слава? Но для славы молод я годами:

Только двадцать весен встретил на земле я.

Светлый Феб не сразу всходит над лугами,

Долго тусклым кругом в небесах алея.

Я, безумец, знаю, знаю, что со мною:

Ах, недаром грозный Эрос стрелоносен!

Оттого грущу я, что пронзен стрелою,

Оттого, что сердцу только двадцать весен!

Гремит в эфире властитель гроз – Дий,

Ударив справа стрелой благой.

Склонясь с молитвой, сок рдяных гроздий

Я лью из чаши в огонь святой.

С кормы высокой на пенном море

Я вижу шлемы моих галер.

Пора навстречу лететь Авроре:

Дозволь же злобных избегнуть Кер!

Мой меч тяжелый и плащ багряный

Надел я, верен судьбе моей:

Я встречу утро, победой пьяный, –

Иль ночь настигну в стране теней.

Склонясь с молитвой, сок рдяных гроздий

Я лью из чаши в огонь святой,

И с неба грянул властитель гроз Дий,

Ударив справа стрелой благой!

Чуть уголь тлеет. Я сижу один,

Весь озарен его кровавым светом.

Но не напрасно я рожден поэтом:

Мою тоску разгонит и камин.

А вот и ты пришла ко мне, подагра,

Неся с собой томительную боль.

Но раз ты здесь – занять меня изволь,

Хоть ты на мать похожа Мелеагра.

Ведь ты стара, как самый род людской,

Моих ты знала прадедов наверно.

Я чувствую себя довольно скверно:

Займи ж меня твоею болтовней.

Скажи о том, как, в старом кресле сидя,

Сняв с головы напудренный парик,

Дремал, как я, перед огнем старик,

Мой строгий предок, рок свой ненавидя.

В дни юности он при дворе блистал,

Немало выпил пенистых бокалов —

И вот теперь, вдали от ярких залов

Он гаснет здесь, твой преданный вассал.

Твоею силой к креслу он прикован,

До высших почестей добраться не успев:

Хоть чин немалый генерал-аншеф,

Но в жизни он давно разочарован.

Лишь только злой Фортуны колесо

Его задело – стал он вольтерьянцем:

В леченьи верит только иностранцам

И даже хвалит сдержанно Руссо.

Он, как игрушки, любит переплеты:

С них пыль стирает, из-за них ворчит.

А раньше он любил огонь ланит,

И блеск двора, и пышные охоты.

По-прежнему сверлит тупая боль,

По-прежнему угли трещат в камине…

Спасенья нет ни в броме, ни в морфине;

Подагра, вновь занять меня изволь!

Прощай, накрашенный Приап,

Хранитель сельского приюта!

Опять иду я, жизни раб,

Сражаться с воинами Брута.

Сзывает снова звонкий рог

Друзей к назначенному бою.

Прошла пора, когда я мог

Отдаться сельскому покою.

Прощай же, бог моих долин!

Храни сады, храни посевы,

Броди по пастбищам один,

Слагая грубые напевы;

Иди, как раньше, охранять

Мои наследственные земли —

И с прежней благостью опять

Дары прощальные приемли!

Пламя любовное сердце мне губит; качаются Ели.

Ласку закатного часа и пламя сверкающих Окон,

Алым горящее светом и взорам любезное Нашим,

Молча похитили сумрак и ночи незримые Волны.

Ярки далекие звезды, но мутен струящийся Отблеск.

Лунный колеблется отблеск, нас странно волнующий Близко.

Юность страшащее время и миги, губящие Юность.

Боли усталого духа! Вы взоров ужаснее Ламий,

Острых коварнее копий и молний губительней Ярких.

Вами терзается сердце. О, сердца разбитого Мысли!

Ныне срываются листья, и вянут забытые Астры,

Оргий осыпались розы и маки, взращенные Детой.

Ели качаются; губит мне сердце любовное Пламя.

Пусть имя предков наших громко,

Пусть мне о славе говорят,

Но лучше нищего котомка,

Чем этот медленный распад!

Друзья приходят вереницей

И вновь спешат на шумный пир,

– А я, расслабленный патриций,

Смотрю из лектики на мир.

Меня качает на прогулке

Походка мерная рабов.

Шаги их так привычно гулки

В знакомых портиках садов!

Царем я был бы – дал бы царство

За миг видений. Ночь, молчи!

Но мне опять несут лекарство

Мои мучители-врачи.

Как я томительно бледнею,

Когда, прекрасна и легка,

Ко мне приходит Немезея

В мои объятья старика!

Старик, едва надевший тогу!

Старик, кому лишь двадцать лет!

На ум взбрело какому богу

Так исковеркать этот свет?

Жребий брошен. Шумный Форум,

Я пришел к тебе, прими!

Сердце, ты рвалось к просторам,

Дан простор тебе, прими!

Нарда дым – грядущим горам.

Сердце, тайный дар прими!

Вверь ладью неверным спорам,

Всё грозящее прими!

Внемли праведным укорам,

Их с покорностью прими.

Дух спокоен, смерть раздорам!

Лета, прошлое прими!

Перед милым павши взором

Молви: «Вновь любовь прими!»

Жребий брошен. Шумный Форум,

Я пришел к тебе, прими!

Вслед Петру Бартеневу мчитесь, ветры,

С высоты небесной развейте тучи;

Пусть бессмертный Гелий ему сияет

С тверди лазурной.

Пусть не знает он по дороге долгой

Ни холодных дней, ни туманов серых,

Ни дождей, ни бурь, о брега дробящих

Пенные волны.

Пусть летит ладья под дыханьем легким

Легкокрылых ветров, рабов Эола,

И несет его в безопасном беге

К дальним пределам.

Сколько снов былых и теней знакомых,

Сколько тайных дум ты пробудишь в сердце,

Славный дом царей, Птоломеев слава,

Град Александра!

Не тобой ли полны напевы наши,

Не твои ли песни несутся ныне

Под суровым небом, в полях безбрежных

Руси далекой?

Но скользит ладья. Уже волны Нила

Под килем ее увенчались пеной,

И вдали встают над песком пустыни

Тайные зданья.

Ты пришел в страну, неустанный странник,

Где века хранят роковые чары,

Где в бездонной тьме тайников подземных

Мумии тлеют.

Подойди к очам неподвижным сфинкса,

Разгадай загадку мистерий Нила,

Прочитай слова потаенных знаков

В храме Аммона!

К нам скорей вернись – и тебя мы встретим

Полным новых сил, озаренным солнцем,

И с тобой прославим в согласных гимнах

Древний Египет.

Вслед Петру Бартеневу мчитесь, ветры,

С высоты небесной развейте тучи;

Пусть бессмертный Гелий ему сияет

С тверди лазурной.

Лежу, покрывшись козьей шкурой,

На ложе в хижине моей,

Огонь потух, и ночью хмурой

Я снова думаю о ней.

Кругом молчанье, – но покоя,

Увы, не знать тебе, пастух:

Судьбы безжалостной рукою

Встревожен твой спокойный дух.

Пускай она не слышит зова,

Пускай безумьем я объят, –

Но имя Низы снова, снова

Уста усталые твердят.

Бессонной ночи долги пени…

Я раб жестокого царя.

Поет петух. Ночные тени

Уводит яркая заря.

Туманы розовые встали,

Светил небесных гаснет взгляд…

Но имя прежнее в печали

Уста усталые твердят.

На мраморе плеч – венки цветов,

На пурпуре губ – слова заклятий…

Сегодня я жизнь отдать готов

За миг роковой твоих объятий!

Тревожишь во сне ты мой покой,

Лукавый твой взор прожег мне очи.

О, как беспокоен мыслей рой

Под темным покровом долгой ночи.

В душе непокорный огонь зажжен,

Томят меня вновь ночные тени,

Опять я влекусь, стрелой сражен,

Во храме любви лобзать ступени.

Я о тебе опять мечтать готов…

Тебя не знал я, знать тебя не буду,

Но образ твой влечет меня повсюду,

Тебя люблю, к тебе летит мой зов.

Один во тьме, услыша звук шагов,

Я жду тебя, готов поверить чуду.

Едва во сне печаль на миг забуду –

И о тебе опять мечтать готов.

И вот я здесь наедине с собой,

В уединенном тихом кабинете…

Мой тяжкий путь указан мне судьбой,

И не разбить вовек оковы эти.

Я отдался на волю чуждых снов

И о тебе опять мечтать готов.

Приди ко мне и дай тебя обнять…

Одни с тобой простерты мы на ложе,

Твои уста сегодня мне дороже,

Чем мой триумф, и золото, и рать.

Твои уста хочу я целовать,

Отдавшись ласкам и шепча всё то же,

Пусть ночь летит, безумно ласки множа,

Я не могу и не хочу устать.

В палатке мы. Вокруг нас дремлет стан.

Но мы — одни, и прошлое – обман.

Пускай заря зажжет свои зарницы,

Она найдет на ложе нас с тобой.

Я буду и пред битвой роковой

Вновь целовать и очи и ресницы…

Шумит уныло кров дубрав.

Бреду во мгле тропинок влажных,

На ласки девушек продажных

Былое счастье променяв.

Я не один в глуши лесной,

Не знаю сам, куда влекомый:

Невозвратимый и знакомый

Со мною образ, образ твой.

Я снова петь хочу хребты родимых гор,

Стада, бродящие по берегу речному,

Жару полдневную, вечернюю истому

И стройных пастухов ленивый разговор.

Вручите мне опять Сицилии цевницы,

Богини вечные! Один, в вечерний час,

Я с ними буду петь огонь любимых глаз,

Ланиты смуглые и длинные ресницы.

Я буду петь о том, что любо пастухам:

Как весел лай собак, как мирен отдых стада,

Как сладостна порой под вязами прохлада,

Когда уста прильнут к пылающим устам.

Как сердце мне томит любовной болью

В лучах зари зовущая свирель!

Меня оплел тоски безумной хмель,

Меня влечет к простору и раздолью.

И от страниц поблекших старых книг

Исходит вновь священный запах лавров,

И острый звук вакхических литавров,

Как молния, прорезал сонный миг.

Как душно мне, как знойно дышит тело!

И силы нет сорвать покровы чар,

И утра зов опять зажег пожар

В моей душе, где долго искра тлела.

Опять в окно гляжу тоскливо

На дали вечные полей,

За лесом лес, за нивой нива,

Извивы пыльные колей.

В просторах холод веет властно,

От кровель изб клубится дым, –

А поезд мчится так бесстрастно

Путем намеченно слепым.

Долина, речка – мимо, мимо!

Полей просторы вновь ровны, –

А позади лишь клочья дыма –

Мои развеянные сны.

В прохладных комнатах с лепными потолками,

Средь бюстов мраморных и запыленных книг,

Умели вы плести узлы своих интриг,

Умели чувствовать и плакать над стихами.

Вас поутру будил призывный рог охот,

Волнуясь, ждали вас любимых гончих своры, –

А летним вечером не молкли разговоры

В аллеях липовых, у серебристых вод.

Порой бросали вы веселые затеи;

Вас с книгой находил зардевшийся восток,

И шли стучаться вы, поднявши молоток,

В ворота тайные «Вернувшейся Астреи».

Без пряных радостей мир сумрачен и пуст;

И с жизнью вашей вы играли своенравно:

И нимфы стройные, и вкрадчивые фавны

Стекались к вам на зов с улыбкой алых уст.

Вы тлеете давно, и всё истлеет с вами,

И только призрак ваш является на миг

Средь бюстов мраморных и запыленных книг,

В прохладных комнатах с лепными потолками.

Моих дубрав покой священный,

Полей дыханье, даль лесов –

Я вновь вернуться к вам готов

Душой усталой и смятенной.

Пасутся прежние стада

Пускай по прежним косогорам, –

К былым вернусь ли я просторам,

Иль годы гибнут навсегда?

Туманы жизни серой снова,

Проходит счастья легкий хмель –

И глуше робкая свирель

Вдали от пастбища родного.

О, если б дали мне опять

В траве запутаться медвяной

И грудью радостной и пьяной

Весенним воздухом дышать!

В шелесте внешних дождей возникают минувшие годы,

Всё, что когда-то ушло, возвращается в сердце опять.

Пусть неизменно текут медлительных дней хороводы,

Прошлого радостных снов им не смыть и с собой не умчать.

О тебе, мой любимый, мой верный друг,

О тебе я задумался в тихий час.

В мраке ласковом запад гас,

Завершая знакомый круг.

Не смеешься ль и ты над слепой судьбой,

Так безумно и странно сковавшей нас?

О, как сладко в вечерний час

Без тебя мне дышать тобой!

Не чужие ли мы перед взором дня?

Мы страшимся укоров нескромных глаз.

Но приходит вечерний час –

И приходишь ты звать меня.

Загорелись в тумане сиянья дуг,

В темном небе над городом свет погас, –

И грущу я в вечерний час

О тебе, мой желанный друг.

В тиши ночной немые стены

Гнетут, как узника, меня:

Твоей страшусь ли я измены,

Боюсь ли завтрашнего дня?

Лежу, и сон бежит от ложа;

Душе так больно, счастья жаль,

И ты еще, еще дороже,

Уйдя в неведомую даль!

Еще твои я чую ласки,

И поцелуи губы жгут, —

Ужели завтра мне развязку

Часы холодные пробьют?

Вчера не сказано ни слова,

Сегодня нет тебя опять —

И, как дитя, готов я снова

Один беспомощно рыдать.

Клянусь, ты больше не встревожишь

И не обманешь сердца вновь.

Зачаровать мою любовь

И не посмеешь, и не сможешь.

Обломок камня, призрак ложный,

Наследье тленных колдунов,

Тебе ль метать огонь тревожный,

Тебе ль ковать холодный ков!

Склонись, хранитель силы зыбкой:

Над нею властен я один,

И лика каменной улыбкой

Промолви: «Здравствуй, господин!»

Дитя спокойных деревень,

Душой простой и беззаботной

Ты любишь солнце, любишь день

И легкий ветер перелетный.

Когда прекрасна и нова

Весна приходит, негой вея,

Еще нежней твои слова,

Еще уста твои нежнее…

Прочти меня, кто пылким сердцем юн!

Быть может, ты во мне отыщешь друга,

И жар смиришь томящего недуга,

И тронешься игрой негромких струн.

Пою любовь, усладу юных лет,

Пою весну, порой пою и горе;

Покинутый, тоскую о просторе

И шлю лугам возлюбленным привет.

Вам, юноши-друзья, на строгий суд

Я отдаю листы моих творений

И счастлив буду, если сердца пени

В других сердцах ответ себе найдут.

Но пусть моих не трогает страниц,

Кому любви не сладостны забавы!

Я не хочу ни похвалы, ни славы

От тех, кто перед ней не пали ниц!

Слепой судьбы грозят удары,

Как в отдаленные века.

А в сердце пламенном пожара

Не гасит времени река.

И беспокоен, и тревожен,

Смотрю упорно я в туман:

Какой поход еще возможен,

Какой удел безумью дан?

В дороге дальной, в стане ратном

Свершатся ль трепетные сны

– Иль в этом вихре необъятном,

Как щепы, мы увлечены?

Один, под небом молчаливым,

Меча сжимая рукоять,

Стремлюсь я взором терпеливым

Узор созвездий разгадать:

Падем ли, стерты силой вражьей,

Придет ли светлая пора?

Как воин, я стою на страже

Друзей, уснувших у костра.

О странный день! Под Моцарта напев

Кончаешься ты благостно и мирно:

Моя судьба спокойна и обширна,

Утих богов неотвратимый гнев.

Куда ведешь, так много обещая,

Что дашь ты мне, неотвратимый Рок?

Какой узор покажет твой челнок,

Какая песнь утихнет, замирая?

Сначала шум тревожного двора,

И суета, и смутное волненье,

Потом поля и ветра дуновенье,

Потом любви блаженная пора.

Звучи и пой, ликующая скрипка,

Лети, лети, за мигом стройный миг!

Спокойный взор животворящих книг

В моей душе, как вешняя улыбка.

Тебе, Судьба, вверяюсь я опять,

Так сладостна душе твоей отрава.

О, если б ты, всё так же величава,

До пристани смогла меня домчать!

Как тяжело и думать и читать,

Когда душа подавлена тоскою!

Холодный снег, вернувшийся опять,

Ложится вновь тоскливой пеленою.

Туманный день едва глядит в окно,

Несет метель туманы снежной пыли,

И чуется, что чуялось давно:

Покинут я, и счастья миги – были.

Сотрется с уст твоих лобзаний след,

Забуду я минуты наслаждений, –

Но как забыть ночей бессонных бред,

Тоску забот и тернии волнений?

Цветы любви сумею я срывать

И без тебя уверенно и смело,

И с грустью, верь, не стану вспоминать

Когда-то мной целованное тело.

Уходишь ты? К разлуке я готов.

Твои дела не в силах проклинать я.

Но боли ран минувших вечеров

Вы смоете ль, продажные объятья?

Проходят радостно и стройно

Потоки равномерных дней,

И сердце гордое спокойно

В победе радостной своей.

Волнений нет, и думы ясны,

И больше нечего желать.

Разлуки миги – не опасны,

И никакой не грозен тать.

Пускай назавтра не найду я

Любимых уст, не встречу взор;

Но разве брошу, негодуя,

Судьбе я дерзостный укор?

Ведь мы с тобою знаем твердо

Часы намеченные встреч,

И я в ножны влагаю твердо

Отныне мне ненужный меч.

Сомненьям тусклым и ревнивым

Закрыты доступы к сердцам –

И верю я твоим правдивым,

Твоим доверчивым речам.

Простите, мирные поляны:

Мой новый жребий горд и строг;

Давно желанный слышен рог,

Зовут воинственные станы.

Былые бросив рубежи,

Идя незнаемой дорогой,

Душа, разбитая тревогой,

– Былые скорби отложи.

Спокойный зритель бури ратной,

Я не боюсь грядущих дней:

Я знал бои еще сильней

В боях с судьбиною превратной.

Ты начался тяжелою разлукой,

Грядущий год;

Ужели мне платить за счастье мукой

Пора придет?

Ужель текут, исполнены печали,

Потоки дней,

И правда то, что карты мне вещали

Под смех друзей?

Не мальчик я, и суд суровый рока

Я знал давно:

Кто взнесся ввысь – тому упасть глубоко

Предречено.

Таков всегда слепой и неизменный

Судьбы закон,

И им никто – ни дерзкий, ни смиренный

Не пощажен.

Судьбины раб, могучему закону

Вручусь и я:

– Терзай и мучь – я вынесу без стона,

Но мучь меня.

Лишь я один во всем, что сердцу мило,

Виновен был,

Лишь я ладью по прихоти кормила

В морях водил.

И не тебе, кого стихи венчали

За твой привет,

Нести ярмо мучений и печали

За мною вслед.

Когда я встал, я сердцем ведал твердо,

Каков мой путь, –

И я один готов подставить гордо

Под стрелы грудь.

Я много песен пел, покорствуя богам;

Я видел много лиц в пленительных забавах.

Тонул в изысканных и сладостных отравах,

Склонялся сдержанно к пылающим устам.

Я вновь и вновь любил – и долгие уроки

Открыли верный путь для мимолетных встреч;

Руками дерзкими я всех касался плеч,

Но счастья милого давно умчались сроки.

Зачем же я тебе на твой отвечу взор,

О смуглое дитя с задорными глазами,

Проворная, как лань, – что может быть меж нами

Среди полей чужих и незнакомых гор?

Ты победил. Твои тревоги

Теперь развеялись, как дым,

И снова царственны и строги,

Края твоей расшитой тоги

Плащом повисли огневым.

Ты победил. Не так же ль верно

Ты побеждал в былые дни?

Твоя судьба нелицемерна,

И поворот созвездий мерно

Твои приветствует огни.

Ты победил – готовься к бою.

Отдохновенью – только миг.

И если дружен ты с судьбою,

Она должна твоей рукою

Писать своих страницы книг.

Старые песни тобою допеты;

Годы безумья – в объятиях Лета;

В путь ты готовишься, дерзок и юн.

Годы грядущие мраком одеты;

Помни же царственных трупов завета,

Помни, народный трибун!

Помни и то, чему жизнь научила:

Помни, откуда пришла к тебе сила,

Кто озаряет твой солнечный день.

С сердцем, исполненным правого пыла,

Стой же, доколе судьба не сразила,

Стражем родных деревень.

Не забывай, как я тебя любил…

Пускай опять победа мне сверкнула,

Но чудится мне дальний отзвук гула

Таинственных и небывалых сил.

Я знаю: ты дойдешь со мною рядом

До той черты, намеченной судьбой,

И умирать я буду пред тобой

И милый взгляд ловить прощальным взглядом.

Тогда ко мне склонись в последний раз…

Не жди мольбы: молить – не хватит слова;

Пока душа в дорогу не готова,

Склонись ко мне, чтоб тихо я угас.

Не надо слез: твой милый, твой желанный

Знакомый лик испортят капли слез.

Мне хочется, чтоб я и в гроб унес

Твои черты с твоей улыбкой странной.

Чтоб жить и ждать — мне надо много сил.

Дари же мне последние услады –

И скоро мне немного будет надо:

Не забывай, как я тебя любил.

Пустые дни, пустые ночи,

Пустые вереницы дум.

И с каждым мигом жизнь короче

Под монотонный этот шум.

Измена – даже не измена,

А незаметный переход.

Так на воде спадает пена,

Когда проходит пароход.

Ну что ж, ты, значит, плакал мало.

Еще поплачем, погрустим.

Меня судьба моя послала

Навстречу дням и снам пустым.

Ты спишь, в походе зарытый,

И снов не видишь во сне,

И милым огнем ланиты

Не вспыхнут навстречу мне.

И носится злая вьюга

И, плача, песни поет

Про жгучее солнце юга,

Про море и плески вод,

Про нашу любовь и нежность,

Про годы, которых нет,

Про ужас и безнадежность

Убитых в шестнадцать лет.

Боже правый, владыка сил,

Тяжек путь мой, и ночь окрест.

Ты мне в душу огонь вложил,

Дай же силы нести мой крест.

Меж ничтожных и нищих жить

Научи меня, Боже мой,

Помоги мне переносить

Хлад и голод земли родной.

Под обидами не роптать,

Сохранить непреклонный ум,

На других излить благодать

Укрепляющих сердце дум.

Мне в дороге не дай упасть,

Но в часы несказанных бед

Положи в мои руки власть,

Чтобы вывести всех на свет.

К тебе стихов моих полет

Сквозь годы долгие разлуки,

О мать! Ты слышишь голос муки,

Твой бедный сын тебя зовет.

О, если б знала ты, как мне

Нужна прощающая ласка!

Во мне любовь твоя, как сказка,

В далеком виденная сне.

О, если б стали наяву

Ко мне сходить былого тени

И смог к тебе я на колени

Склонить усталую главу!

И если б тонкою рукой

Меня ты снова приласкала –

И боль, и страх, и скорби жала

Ушли бы с чистою слезой.

А здесь, упав в водоворот,

Отвык и плакать я в разлуке.

О мать! Ты слышишь голос муки:

Твой бедный сын тебя зовет!

Слушайте, вечные степи,

Сказку про злую судьбу:

В темном и сумрачном склепе

Брату не спится в гробу.

Ветер, могучим полетом

Мчась через горы и рвы,

Сей по пескам и болотам

Сказку стоустой молвы!

Мчись, порожденье Эола,

Тягостной вестию горд:

Умер наследник престола

Наших воинственных орд.

Там, где столетий туманы

Кроют минувшую рать,

Сходятся древние ханы

Нового хана встречать.

Яркими рдеет огнями

Темный загробный Алтай,

Мертвых шумит голосами

Созванный вновь курултай.

Прошлое мчится, летит без возврата

Тройкой лихой, бубенцами звеня.

Памятью вечной погибшего брата

Годы былые тревожат меня.

Что, умирая, ты думал, мой бедный,

Звал ты меня и дозваться не мог?

Я заплутался тропою победной

В дальних извивах неверных дорог,

Битвам учился, сроднился с мечами,

Гордо носил незапятнанный герб,

Думал о брате – и тихо над нами

Смерть заносила отточенный серп.

Годы летели, и в битве бесплодной

Я не заметил, как близился срок:

Где-то далеко, в больнице холодной

Ты, задыхаясь, в борьбе изнемог.

Рассекая могучею грудью

Изумруд Ионийских волн,

Мы плывем по тому же безлюдью,

Где Улисс направлял свой челн.

К морю, к морю походам гордым!

Буйный ветер – угроза ль нам?

Лишь созвучным поют аккордом

Струны радио в лад волнам.

Выходил ли ты в горы, где ночь черна,

Припадал ли ты ухом к утесам гор?

Над тобою раскинулся звезд шатер,

Под тобою провалы, и нет им дна.

Тихие сумерки Ниццы,

Теплый и ласковый мрак,

Ровные мечет зарницы

В небо далекий маяк,

Стройные пальмы застыли

Сказкой о жгучей стране.

Милый, проснулся не ты ли

При восходящей луне?

В дальних и светлых чертогах,

Там, где прошедшие сны,

Ждешь ли меня у порога

В сумерках синей весны?

Ты был со мной, и жизнь была легка;

Но ты ушел в неведомые страны –

И тщетно я исплавал океаны.

– Мне не догнать родного моряка.

Из порта в порт, к заливу от залива,

От островов к далеким островам.

По странам, возлюбленным богом,

Где дышит привольнее грудь,

Над морем, по горным дорогам,

Лежит зачарованный путь.

Там манит к родному скитанью

Далекого моря простор,

Там ветер над небом Кампаньи

Стремится приветливо с гор,

Там древние, темные арки

Струной по долинам легли,

Там розы, неслыханно ярки,

Родятся из тучной земли,

Там полдни роскошные знойны,

Там сладок под тенью приют,

Там девы и юноши стройны

И звонкие песни поют.

Запад гаснет медленно и ярко,

Вспыхнули по Корсо фонари.

Скоро ночь в гостинице «Сан-Марко»,

Ночь без сна до утренней зари.

Фетуччини, ужин у фонтана,

Сладкое, шипучее вино.

Ты со мной, и снова сердце пьяно,

Злое горе ветром снесено.

В недрах Рима долгие прогулки,

Старый Тибр и жуткий Колизей,

Женский визг в пустынном переулке,

Свет таверны, отблески ножей, –

В жизни всё минутно и неверно,

Только день сегодняшний для нас.

Буду долго имя «Одиерна»

Вспоминать в передвечерний час.

Запад гаснет медленно и ярко,

Вспыхнули по Корсо фонари.

Скоро ночь в гостинице «Сан-Марко»,

Ночь без сна до утренней зари.

Узнаю тебя, сладкая мука,

В старом сердце ожившая вновь.

С каждым днем всё длиннее разлука,

С каждым днем всё сильнее любовь.

Позабыть и забыться не в силах,

Я слежу за морскою волной.

Всё сильней и победнее в жилах

Разливается солнечный зной.

Греют камни, и в сладкой истоме

Яркий свет незаметно погас,

И гляжу в затуманенной дреме

Я в бездонность любимую глаз,

И черты твои милые близки,

И мечта обращается в быль.

А кругом – площадей обелиски

И фонтанов прозрачная пыль.

Под зов подземного гула

Проснуться на бой пора.

Направь могучие дула

На наглый собор Петра!

Как будут безумно ярки

Восходы грядущих дней,

Когда покачнутся арки

В стоцветном дожде камней!

Где жизнь и любовь давили,

Гасили святой пожар,

Взметнутся столбами пыли

Осколки столетних чар,

И грянет «ура» отрядов,

И дрогнут небо и твердь

Под медленный вой снарядов,

Несущих былому смерть.

Сегодня так шумны большие бульвары,

Большие бульвары в огромном Париже.

Бутылками виски уставлены бары,

У столиков шепчутся странные пары,

– А ты мне становишься ближе и ближе.

С минутою каждою всё лицемерней

Становится день, приближаясь к закату;

Огни загораются в бездне вечерней,

Сияют рекламы – и всё суеверней

Топлю я в стакане родную утрату.

Когда-то кругом шелестели и пели,

Как тонкие осы, веселые пули;

Но весело шел я к намеченной цели

Под солнцем палящим и в стуже метели –

– И острые пули меня не кольнули.

А ныне я жму незнакомые руки,

Слова говорю – и рождаются числа…

О, сколько тяжелой скрывается муки

В моей роковой, неизбежной разлуке,

В усталых победах без всякого смысла?

Я вхожу в пустынные храмы

По ночам, в сиянье луны,

На полу черчу пентаграммы

И тревожу заснувшие сны.

Обойду, осмотрю пороги:

Не проник ли пришлец иной?

И смеется месяц двурогий,

Перемигиваясь со мной.

В этом старом романском храме

Я давно брожу по ночам,

Подружился с его друзьями,

Видел тех, кто построил храм.

Даже в полдень в исповедальне

Я сидел и писал стихи,

Слышал шепот какой-то дальний,

Отпускал кому-то грехи.

Меня люди боятся дико,

Вероятно, их давит тьма.

Помню, помню тот ужас крика,

Когда сторож сходил с ума.

Почему? Я и сам усталый

В этом храме и мне тепло.

На земле – я гость запоздалый

И не мальчик, чтоб делать зло.

Туманны дни. Болят и ноют раны.

Предвиденья судьбою не даны.

Бредет один, сквозь горе и обманы,

Наследный принц непризнанной страны.

Прошедшее – могила за могилой;

Его мечты развеялись, как дым, –

И только пес, такой больной и хилый,

Бредет за ним по улицам пустым.

Его одежды выпачканы грязью

Глухих болот и городских трущоб.

Вотще судьба созвездий яркой вязью

Ему в выси рисует гороскоп.

Не видит он, не чует вышней силы,

Отцу молиться он давно отвык;

Слова любви – ему давно не милы;

Заклятий слов не вымолвит язык.

И он идет, забыв о воле вышней,

И вечерами думает о том,

Что на земле и он такой же лишний,

Как этот пес с опущенным хвостом.

Я видел сон лазури, волн и света,

Дробил ладьей прозрачное стекло, –

И вольный ветер спел мне песнь привета,

И солнце грудь лобзаньем обожгло.

Я слушал песни неги и отваги,

Я жил у тех, кто выросли в волнах,

Из темных недр колеблющейся влаги

Подводных чуд вытаскивал в сетях.

Ночной огонь зачерпывал рукою,

Смотрел с высот, как бьется пенный вал,

В ущельях гор внимал потоков вою

И тайному дыханью вечных скал, –

И кончен путь. Иди к иным дорогам,

Где юный бог не мечет ярых стрел.

Твоя звезда горит в восходе строгом,

И близок ты к таинственным порогам,

Где будет вновь решаться твой удел.

Всё прошло, умчалось легким дымом,

Лишь дорога в памяти легла:

Губы прижимай к губам любимым,

Обнимай горячие тела.

Не бессмысленно и не случайно

Наши встречи посылает Бог:

В каждом взоре брошенная тайна –

Многих дней таинственный залог.

И склонясь к устам, чужим дотоле,

Обнимая этот нежный стан,

Твердо знаю: непреклонной воле

Радостный подарок снова дан.

Ты подаришь счастьем иль бедою,

Заведешь иль выведешь в пути?

Всё равно; мы скованы судьбою,

И вдвоем нам суждено идти.

Иди, живи. Извилистой дорогой

В горах, в долинах, в рощах и лесах

Мы все бредем, превозмогая страх,

К единой цели, праведной и строгой.

Всем суждено в заветный дом войти,

Все подойдем к неотвратимой двери.

И так смешны минутные потери

И наша грусть и слезы на пути.

В портовых городах я влюбился в моря,

Полюбил корабли и разбег катеров,

Паруса надо мной золотила заря,

Вольный ветер морской отзывался на зов.

Сколько вольных друзей потерял я с тех пор,

Исчертивших простор на родных кораблях!

Как открыто горел их приветливый взор

На лице молодом, загорелом в морях!

Я рассказами их лучезарными полн

О сиянии солнц, о мерцаньи ночей,

О крутых островах, вознесенных из волн,

И о жгучих устах островных дочерей.

Я душою впитал обольстительный взгляд,

В портовых городах я влюбился в моря,

Я в скитаньях живу, небывалому рад,

В моем сердце простор, паруса и заря.

Облаков, друзей моих закатных,

Загорелся золотистый дым,

И в выси, в провалах необъятных

Стало небо бледно-голубым.

Успокойся, сердце. Ты не знаешь,

Что еще в дороге ждет тебя.

Может быть, ты тихо умираешь,

Может быть, проснешься, полюбя.

Может быть, близка твоя свобода

На востоке недалеких дней,

И уже звенят, звенят у входа

Звонкие копыта их коней.

И пускай от края и до края

Будет мир неумолим и нем.

Ты живи и жди, благословляя

Руку, управляющую всем.

Смертный, покорствуй Судьбе и будь созидателем жизни;

В бурном потоке времен светлые миги лови;

Помни, что время придет по тебе собираться на тризне,

Помни, что мчится, не ждет краткое счастье любви.

Извечно ты покоился в Нирване,

Ты, совершенство бытия не быв.

Ты был один и, свет твой отразив,

Предвещество бездушное в тумане.

Тогда пространства не было, и лёт

Неумолимый не стремило время.

В Тебе одном тогда таилось семя

Всей жизни той, что будет, что придет.

И вот на лоне высшего блаженства,

И благости и мудрости предел,

В самом своем покое усмотрел

Ты, совершенный, тень несовершенства.

И сам себя тогда Ты бросил в мир.

Пространство стало, всё пришло в движенье,

И началось веков круговращенье,

И жизнь твоя наполнила Сансир.

И божий дух живет во всем живущем.

Его томит безжалостный закон

Причин и следствий, и стремится он

Вновь слиться навсегда с предвечно сущим.

И человек, и мошка, и змея

Сквозь тьмы и тьмы своих перерождений

Идут путем тяжелых искуплений

К источнику живому бытия.

И на путях мучительной дороги

Туда, к концу великого всего,

Им помогают благостные боги –

Лучи живые лика Твоего.

Ленты дорог – в полдневном жаре.

Ветер веселый бьет с тополей.

Знаешь – на нашем сайдекаре

Третье место – для тени твоей.

Вместе мы будем там, где были,

Вместе увидим те же места…

Прошлые дни возникнут из пыли,

Сердца не сдавит пустота.

Мы из обломков счастье построим –

Столько их было, снов и душ!

Старый мотор споет обоим

Милую песенку – бруш, бруш, бруш!

Весело вместе играть с судьбою

Здесь ли, на спуске – иль там, на горбу?

Лишь позови – пойду с тобою:

Милый, ты слышишь ли там, в гробу?

На смену всего живого

Пришла, захлестнула тишь.

Помолодевший, снова

Ты с прежней улыбкой спишь.

Так спят, улыбаясь, дети,

Весенних полные сил,

Таким тебя на рассвете

Я столько раз будил.

Веселый, лукавый, милый,

Мой спутник безумных лет,

Донес тебя до могилы

Твой верный мотоциклет.

И не в мировом пожаре

Тебе было пасть дано:

Стирается на тротуаре

От крови твоей пятно, –

А там, по большим дорогам,

Где мчались мы в жизнь с тобой,

Несется под лунным рогом

Теперь только призрак твой.

Города, как змеи, меняют шкуры:

Строят дома, заканчивают метро…

Помнишь: ты был жив еще; небо было хмуро;

Мы вдвоем смотрели на башни Трокадеро.

Их теперь сносят – а ты лежишь в могиле;

И если ты выходишь – ночью, при луне –

На мотоцикле-призраке кататься, где мы жили, –

Твой Париж тебе кажется странным, как во сне.

На рабочих улицах, где вместе мы бродили,

Белые, высокие построили дома;

Непривычно-низкие скользят автомобили,

Фильмы незнакомые ставят cinema.

Сколько было в качанье вагона

Порастрачено мной вечеров,

И туманных кустов перегона,

И чужих освещенных домов…

Но когда эти окна мелькали

И скользил в неизбежное я,

Твердо знал я одно: на вокзале

Будешь ты дожидаться меня.

И в душе что-то теплое тлело,

И светлела туманная ночь.

И тяжелое горе летело

Вместе с яркими искрами прочь.

А теперь никого – ни собаки,

Ни тебя не увижу теперь.

Одному мне придется во мраке

Отпирать непослушную дверь.

И усну я не с ласковым словом,

А с томящею мыслью о том,

Что лежишь ты на ложе дубовом

Под твоим деревянным крестом.

Для тебя минуты бег остановили.

Спи спокойно, милый: над тобою Бог.

Так же солнце светит на твоей могиле,

Как над летами широкими дорог.

Огражден решеткой от всего земного,

Ты спокойно слышишь ветерок в кустах,

И моторов рокот не пробудит снова

Милую улыбку на твоих устах

Вместо дорог развернутся моря:

В белых туманов недвижные стены

Воплем протяжным ударят сирены,

С грохотом в люки вползут якоря.

Выйдем мы в море с предутренней мглою;

Мерный за взлетом потянется взлет;

Ветер соленый в снастях запоет,

Легкий дельфин заскользит за кормою.

Спереди – белый уходит туман;

Берег – лишь грань океана с зарею…

Скоро, быть может, я раны прикрою

Красочной сказкой тропических стран.

Годы прошли, и дороги сменили.

В сказке ли я на другом берегу?

Но от былого одно сберегу:

Крест и цветы на далекой могиле.

За эти годы в лагерях Испании,

Где жизнь – это молодость и борьба,

За рокот машин, за мои скитания

Благодарю тебя, судьба!

За эти закаты – красное с золотом,

За эту ослепительную зарю,

За то, что иду я с Серпом и Молотом,

Тебя, судьба, благодарю!

Тихо и медленно запад гас

На Каталонских горах.

Море не плещется в этот час,

Дремлют розы в садах.

Только кто здесь закаты видал,

Знает, что значит закат:

В четком вырезе черных скал

Золота водопад.

Мои руки забрызганы кровью,

На былом – проклятия след.

По ночам к моему изголовью

Не напрасно сходил Бафомет.

У купца покупают недаром

Драгоценных перстней игру, –

Ведь пиры кончались пожаром,

И сверкали ножи на пиру.

И великое счастье было:

Я любовь узнал до конца.

Навсегда зальдила могила

Дорогую улыбку лица.

И навек я теперь без друга,

Непутевый в земных путях,

И на старое сердце вьюга

Наметает холодный прах.

Спокойно готовься к бою:

Твоя судьба не полна.

Смотри: легла пред тобою

Твоя родная страна.

Ласкает ветер родимый

Твою открытую грудь;

По степи, солнцем палимой,

Лежит предреченный путь.

Как встарь, бредут караваны

В пустынях родной страны,

Вдали предгорья Ирана

Встают, как древние сны.

Иди. И в клубке событий

Пускай твой незрячий плаз

Распутает злые нити,

Судьбы разберет наказ.

Светила к тебе не строги:

И через пожар войны

Ты вновь обретешь дороги

К просторам твоей страны.

Я ничего не создал и умру,

Как тот рыбак, что в море бросил сети?

Как тот крестьянин, вставший поутру,

Как оборванец, ночевавший в клети.

Да, я умру, и скоро жизни путь

Забвенною окончится могилой.

О, если б мог я прошлое вернуть

И вновь найти дорогу к жизни милой!

Но всё идет намеченным путем,

Как день за днем, как годы за годами.

И стыдно вспомнить дряхлым стариком,

Что ничего не сделал ты стихами.

Ты дар имел и бросил этот дар,

Так умирай забытый и ничтожный

И смой позорный жизненный угар

Ты истиною смерти непреложной.

Я сегодня такой усталый,

И к машинке мне лень присесть.

Ветер с моря, как гость небывалый,

О былом мне приносит весть.

Отшумели, умчались годы,

Умер юности резвый пыл,

Тяжки старости злой невзгоды, –

А когда-то и я любил.

Так же плещутся волны моря,

Так же лижут морской песок.

Тихо жду я, с судьбой не споря,

Этот жуткий последний срок.

Что я был на земле: червяк ли,

Или бог, не нашедший крыл?

Отчего все мечты иссякли,

И туман мне глаза покрыл?

Не затем ли мы здесь скорбели,

Что вопросам ответа нет,

Что совсем не имеет цели

Этот жалкий и глупый свет?

Мне хочется дожить до той поры,

Когда приходит смерть, как гость желанный,

И ты устал от битвы неустанной

И шумные наскучили пиры.

Ты, как дитя, измучен от игры;

Наука сказкой кажется туманной;

Еще искусство манит негой странной, –

Но это всё ненужные дары.

Да, протянуться, лечь, уснуть спокойно…

Пускай в выси года несутся стройно,

Им не нарушить кладбища уют.

Но перед скорой хочется могилой

Еще промолвить жизни милой:

«Благодарю за всё, что было тут».