Предатели Мира (Миром отверженные)

Глава девятая

— В каком она состоянии?

— То без сознания, то в истерике.

— Да Кордоре? — ровным голосом спросил да Лорро, — Он её уже?

— Начал.

Шеф весело хмыкнул — возможно, представляя досадливое и испуганное выражение лица да Кордоре, когда старый противник ворвался к нему в такой момент.

Он пожал плечами. Об их с Сарги вражде не знал только ленивый. Однако напоминать шефу о недопустимости такого поведения было глупостью и, в известной степени, ханжеством. По крайней мере, не сейчас — когда он ни в коем случае не мог допустить, чтобы да Лорро даже предположил о какой-то его личной связи с девушкой.

— Зато, признаюсь, в данном случае отлично сработал контраст, — осклабился он.

Глаза шефа удовлетворённо блеснули. Он всегда ценил, когда сотрудники перешагивали через свои принципы ради дела.

Они беседовали в аскетичном кабинете да Лорро. Впервые за этот год шеф предложил ему сесть, однако он категорически отказался. Подпускать его к себе (точнее — себя к шефу) не стоило. Это было бы абсолютной ложью и могло дорого обойтись. Хотя сейчас он был практически никем, они оба являлись элитными офицерами с Высшей Школой за плечами. Их связывали общие правила игры. И по этим правилам они не смели нарушать лежавшую между ними огромную дистанцию.

— Сейчас она «тёпленькая». Если ей есть что рассказать по нашему вопросу, можно беседовать.

Шеф удовлетворённо кивнул. Контраст и впрямь получался классический — в момент чинимого беззакония врывается хороший человек, уносит жертву на руках и обещает помощь.

— Лучше вы попробуйте её успокоить. Она вас знает, и вы её только что забрали от да Кордоре. К тому же, ей не известно, что вы больше не сотрудник третьего.

— Я бы настаивал, чтобы вы были рядом, — отметил он, поворачиваясь к двери, но шеф остановил его жестом.

— Карун, — в голосе начальника послышался добродушный смешок, — я вам профнепригодность выпишу.

Он удивлённо и даже с полуулыбкой (интонация шефа это сейчас допускала) поднял брови.

— Вы с таким выраженим лица собираетесь беседовать с девушкой, которую только что обхаживал наш Сарги? — хохотнул да Лорро, — Добрее бы чего-то изобразили…

Замерев на миг, он медленно кивнул. Бегло улыбнулся.

— Да. Сейчас.

— Нельзя же настолько явно демонстрировать, что вы лишь пытаетесь её использовать, — мягко проговорил шеф, отпуская его жестом, — Нервы ваши совсем никуда не годятся.

Отворачиваясь и усилием воли развязывая узлы мимических мышц, он позволил себе испытать короткое безумное удовлетворение — которое, впрочем, никак не тронуло лица. Злобная рожа вышла почти случайно — на самом деле у него страшно, до тошноты, болела голова, в висках словно бил молот. Как раз на человеческое (или хотя бы просто вежливое) выражение требовались запредельные усилия. Но и тогда выражение это поминутно сползало с лица, обнажая мёртвую маску с безжизненными глазами. Но расслабляться не стоило. Ему удаётся скрывать свои истинные эмоции — но да Лорро может и не такое допустить… Манипулировать людьми шеф умеет не в пример ему качественнее. Поди доживи до его должности.

Но голова, после сцены в подвале, после пережитого напряжения, болела страшно. Поворачивать ею, двигать глазами было так мучительно, словно под кожу всыпали металлической стружки.

Он правда разваливался. Просто на глазах. Раньше ему ничего бы не стоило разыграть всю эту партию… Тело уже отказывалось жить в таком темпе. В постоянном напряжении, на слабеющей воле, на дряном кофе и таблетках. Без отдыха и перерыва — и при этом не смея ни на кроху Белой Земли сдать позиции. Реагируя там, где нужно, и так, как того требовали все неписанные правила. И даже ещё пытаясь отстоять собственную честь. Что ж, он сам выбрал. Альтернативой было кое-что похуже.

Но теперь, когда на кону стояло всё (и даже больше), он ощущал себя так, словно ему перекрывали воздух. Сил уже почти не было… Почти ни на что.

Нельзя. Не сейчас. Не сметь.

Он шагнул через порог начальственной комнаты отдыха.

— Госпожа да Кун?

Вздрогнув, я открыла глаза и быстро села, натянув на себя плед. Миновало какое-то время с тех пор, как я пришла в себя на чужом диване. Я немного согрелась и даже смогла оглядеться, с трудом заставляя себя осознавать и анализировать увиденное. Я лежала в просторной комнате, обставленной, как прихожая официального заведения, однако не без признаков личного присутствия какого-то человека. Этот человек пил дорогие сорта кофе, изредка курил трубку, читал журнал «Наука» и носил ларго средней длины. Ночами сидя на работе, он ходил тут в душ и сидел в раздумьях на тёмном кресле с высокой спинкой… Наверное, так.

И вот я увидела хозяина этой комнаты. И поймала себя на том, что бессознательно съёжилась, комкая края пледа.

— Странно, — сказал он безо всякого вступления, — и какой Тени дочь столь великого человека делала в Тер-Кареле?

От неожиданности я запнулась. Передо мной на стуле сидел полноватый человек среднего роста, лет пятидесяти. Каждый его малейший жест выдавал огромную внутреннюю силу, а ещё скользкую, как у ртути, пугающую подвижность. Ещё у него было правильное, однако совершенно нечитаемое лицо с единственной заметной деталью — ясными, цепкими, геологически-тяжёлыми глазами. Он глядел на меня немного брезгливо, однако не без любопытства.

— Ну?

Его интонация заставила меня вспотеть. В ней не было ничего кошмарного, не то что на явную агрессию — даже на ленивую угрозу он поскупился, однако за голосом говорившего лежала смерть. Спокойная, терпеливая и абсолютно вещественная. Создатель, да в подвале со мной беседовал невменяемый щенок-переросток! Теперь же я с неожиданным ледяным холодом осознала: передо мной — страшный и спокойный главарь стаи. И даже немножко больше.

— Санда, если вам есть что рассказать, говорите.

Голос Каруна словно окатил меня холодной водой — по мне пошли мурашки, и на миг я будто онемела. Я даже не заметила, как он тихо стал рядом. И всё-таки этой фразой он немножко привёл меня в чувство. Я уж слишком было захвачена злой силой моего оппонента. С оторопью отклеив глаза от незнакомца, я всё-таки рискнула поднять взгляд на человека, стоявшего возле моего плеча. Но не дальше шеи. Смотреть выше я не рисковала — возможно оттого, что боялась, как бы это видИние не исчезло под давлением очередной кошмарной реальности. Кошмарная реальность сидела передо мной на стуле, если вы не поняли…

Создатель, что делать?!

Реагируй как-нибудь… Однако, видимо, смятение на моём лице вполне удовлетворило незнакомого человека. Он хмыкнул.

— Вы..? - «с надеждой» хрипло прошептала я, «узнавая» Каруна. Надежда, можете мне поверить, была абсолютно искренней.

— Я, — суховато ответил его голос. Возле моей головы на подлокотник легла его прямая крупная ладонь. Боги, да чтоб я её с чем-то перепутала..! Меня бросило в жар, — Вы меня помните, не так ли?

Я нерешительно кивнула. Хрень. Что происходит..?!

— Санда, человек перед вами — начальник линейного второго отдела Города Мудрости, — с нажимом произнёс он, — Я ещё раз говорю вам, если вам есть что рассказать, вы можете рассказать это мне и ему.

Начальник линейного отдела??!! Ааай.

Все мыслимые сигналы тревоги в моём сознании взвыли. От мигания невидимых красных лампочек у меня на секунду помутилось в голове.

Начальник городского линейного отдела… это должно быть очень и очень хреново.

Подождите, он сказал — второго? Однако, не давая себе возможность раздумывать над смыслами этой фразы, я ринулась в глубины своей «легенды». Я же не могу рассказывать про свои задания вне отдела, пославшего меня, правильно?!

Я снова перевела взгляд на сидевшего и с отчаянием помотала головой.

На лице высокопоставленного комитетчика отразилось что-то вроде скуки. Он сделал экономный и ленивый жест головой, предлагая Каруну занять его место. Сам он встал со стула и отошёл к окну.

Но я не смела поднять глаза. Да Лигарра знал о Системе всё. Если он говорил поступать так или иначе, мне было разумнее послушать его, а не лезть напролом. Не смотреть друг на друга. Хотя мне страшно, до тошноты, хотелось глянуть на него — просто чтобы убедиться, что мне не чудится, и что это действительно он — но сигналы внешней опасности выли в моём сознании, как тысяча пожарных машин. Он что-то про это знает… Ладно. Не буду. Хотя вообще-то правильно — я как-то позабыла, что таким людям (как и зверям в природе) в глаза не смотрят. Подразумевается, что обывателя это пугает.

…ну и что с того, что я целовала его, засыпала на его груди, обнятая вот этими самыми руками, как мягкая игрушка, и неумело поджигала кролика нам на ужин… В меня будто кол воткнули. Про это — не думать! Не сейчас.

— Я не знаю, могу ли я рассказывать это кому-то за пределами Ринногийи, 8, - еле слышно сказала я, — Вы же понимаете…

Начальник с интересом шевельнулся, не оборачиваясь.

— Можете считать, что вы там. В любом случае, человек перед вами имеет достаточно полномочий, чтобы позволить вам говорить, — Карун сдержанно кивнул через своё плечо.

— Я была в Тер-Кареле… не просто так… — неуверенно прошептала я, глядя почти на него, — Это правда, меня ещё год назад привлекли к сотрудничеству… ну вы же в курсе, да, по какому поводу?

Начальник флегматично, словно он был тут по совершенно по другой причине, обернулся, медленно пересёк комнату и остановился за спинкой стула.

— По какому? — его ровный, прекрасно модулированный голос напоминал мягкое лезвие ножа — ясное, спокойное, поддатливое, но всё-таки способное порезать руки при одном только неосторожном движении. А ему было просто любопытно.

Карун едва заметно прочистил горло. Видимо, мол, не трогайте девицу, информация стрёмная, а у вас на это допуска нет. Начальник отдела быстро посмотрел на него и так же примирительно кивнул. Видимо, как тому ни хотелось узнать побольше, их связывала некая внутренняя этика. Или что-то куда более серьёзное, чем этика, мельком подумала я. Любопытно — могло ли так быть, что Карун имел допуск выше завотдела? и тот не смел лезть в означенную флажками зону даже при том, что Карун был младше по званию? Условия или люди, которые могли сдерживать такого типа, должны былы быть чем-то воистину чудовищным…

— Ну да, понимаю… — как бы сдался он. Хотя на самом деле у меня не возникло впечатления, что он отступится и не захочет ласково выпытать из меня ещё какую-нибудь вкусность. Может, для «зацепки на интерес» ему этого хватит?

Стоп. А Карун-то почему ему подыгрывает?! Это ж конкурент, сотрудник внутренних дел. Или уже нет? ТЕНЬ. Я ни хрена не понимала. Казалось, мои мозги сварились вкрутую.

— С меня подписку брали. Это что-то из высших уровней допуска, — виновато, но твёрдо сказала я.

— Хорошо. Продолжайте.

Я помялась.

— И меня после того вроде как могли на курсы послать. Я… согласилась. Я не хотела больше работать врачом, достали меня все… Только меня на «пробежку» вначале отправили… — неуверенно прошептала я.

— А зачем третьему отделу понадобился агент в Тер-Кареле? — мирно спросил начальник. Из моего опыта общения с КСН выходило, что уж лучше, когда на тебя орут. А когда в ход пущена такая вот, почти натуральная, доброта — самое время бежать на край света.

Я метнула взгляд на подбородок да Лигарры — максимум подъёма глаз, на который я решилась. Тронуть бы его хоть пальцем… не розыгрыш же это?!

— Я честью клялась… — с нотками отчаяния в голосе проговорила я, — Вы же сами должны понимать… я же ваша, я не могу!!!

— Госпожа да Кун, боюсь, у вас нет выхода, — проконстатировал начальник, — Или вы предоставляете мне удовлетворительного качества информацию относительно причин вашего нахождения в так называемой общине Тер-Карел (даже если относительно её вы давали подписку высокого уровня) — или вы остаётесь в положении подследственной. По обвинению в расофильстве, распространении противоВерных фактов и социально опасных ересей. Ваше дознание прервали по одной единственной причине — я получил косвенные данные, что вы тесно сотрудничаете с третьим отделом. То есть вы как бы наш коллега, правильно? И оказались в нашем подвале, видимо, по ошибке. Но давить на вас я не хочу. Выбор, конечно, за вами. Молчать — ваше право и, так сказать, долг чести.

На его лице при этом не дрогнул ни один мускул.

— Я понимаю… — хрипло прошептала я. Ну вот, мою героиню прижали к стенке. Или нарушай слово чести — или назад, в подвал, к жирному насильнику — к тому же, тогда не будет никакой уверенности, что девицу не стануть пытать просто чтоб добыть секретики контрразведки, за которые она так трясётся. Да, я и об этом подумала, вот до чего я дошла. А перед таким собеседником о чём хочешь подумаешь.

— Возможно, вы всё-таки не получили полного инструктажа относительно устава Комитета, — поддакнул да Лигарра, — Начальники линейных отделов по умолчанию имеют универсальный допуск третьего уровня. Хотя факты, к которым вы случайно получили доступ год назад, имеют бСльший индекс, вас, как молодого кадра, не могли отправить на пробное задание, касающееся особо секретной информации. Так что смело рассказывайте. Если вам есть что, само собой. Только врать не надо.

Вздохнув, я уставилась на собственные колени, и, наконец, решилась:

— Мне поручили выяснить, откуда в так называемых «сказках Тер-Карела» всплывают правдивые свежие данные об Отродьях, — твёрдо проговорила я.

На несколько секунд стало тихо. Ох и интригу я только что спровоцировала… Слила внутренним делам «информацию», что у их «любимой» контрразведки утечка. И не какая-нибудь, а идеологическая.

Вот именно, кстати. Чего это Карун моими устами натравливает второй отдел на контрразведку? Без зазрения совести, что на него никак не походило. И чего это он вообще делает здесь? Он что, уже не там..?!

Мои мозги тарахтели, но вокруг ещё пару мгновений царила тишина.

— Вас изумительно высоко оценили на Ринногийе, 8. Это и впрямь… серьёзное и… щекотливое дело для новичка, — наконец удивлённо сказал начальник, — Она того стСила? — этот вопрос он адресовал уже не мне.

— Гибкая, устойчивая психика, воля к поиску истины. Весьма отвественная, — сухо проконстатировал да Лигарра, — Это был бы отличный полевой сотрудник.

— Да уж, ответственная, — с юмором произнёс начальник, — Даже в обьятиях да Кордоре не предать свой отдел…

Я вздрогнула (отчасти из-за упоминания этого скота, отчасти из-за жуткой иронии — я, совсем не аллонга, теперь и впрямь числюсь верным труженником контрразведки). Глаза начальника тут же вцепились в меня.

— Вы же понимаете, я не рискнула об этом сказать, даже когда меня арестовали… — порывисто вздохнула я, — я же всё ещё была «в легенде»… мне казалось, ещё не всё утрачено… были кое-какие сведения… пути передачи, которые я могла ещё поймать… но теперь, боюсь, они уже потеряны…

— Почему?

— Погибли те, кто что-то знал…

— Очень грустно, — сухо сказал начальник, — Или вы не отработали доверия ваших руководителей.

Не то он мне не доверял (впрочем, а такие люди вообще кому-то разве доверяют?!), не то был разочарован — испортить репутацию третьему отделу так просто не удастся.

— Ну не могла же я их от пуль закрывать, — пробормотала я еле слышно, уткнувшись носом в плед.

Надо мной фыркнули.

— А она ещё и наглая. Но это забавно. Правда, хороший выбор агента, — отметил мой жуткий собеседник, обращаясь к человеку-видению у моего плеча.

Я жалобно подняла глаза на начальника отдела, где-то до его носа, не выше.

— Что теперь со мной будет?

— Будете приходить в себя, а потом мы ещё не раз побеседуем.

Гм… как бы спасена? Но как же меня пугала мысль о таких беседах — в них я шла по льду столь тонкому, что сердце моё едва не выпрыгивало от напряжения и неуверенности.

— Но я же не смогу теперь доложить об этом…

— А вы и не будете, — ласково ответили мне, — Сотрудничать со мной вам всё равно придётся ещё долго.

Если бы я и впрямь была «кротом» контрразведки, меня бы хватил удар. Теперь мою героиню будут шантаживать на предмет не выдавать её руководству, что она слила данные внутреннего расследования кому попало.

А так меня хватил просто маленький ударчик — от перспективы ещё много раз видеться с этим кошмарным, скользким человеком…

Но я изобразила смирение и испуг, и, видит Создатель, я при этом почти не играла…

— Пока отдохните, — сказали мне, и меня снова оставили в одиночестве.

Мой организм отказался сопротивляться дальше. Я боролась со слабостью ещё несколько минут, а потом выключилась…

Спустя небольшое время меня разбудило касание незнакомых, бережных рук.

Я открыла глаза. Возле меня склонилась хупара лет сорока в сером балахоне без символов, она держала в руках влажные салфетки и ласково промокала моё лицо.

— Госпожа, сейчас боль пройдёт. Там анальгетик.

Я экономно кивнула, выражая благодарность. Судя по поведению шоколадной, это была личная служанка хозяина кабинета, наверное, его семейная хупара.

— Госпожа, вот ваша одежда. Господин зайдёт за вами через несколько минут.

Формулировка служанки не давала понять, кто именно за мной зайдёт. Это мог быть кто угодно, любой аллонга, кроме её непосредственного хозяина. Слабо моргая, я приподнялась, и хупара уважительно (скорее проводя руками в воздухе, чем касаясь) помогла мне сесть.

— Я выйду. Госпожа может одеваться. Вот тут есть ещё салфетки.

Меня оставили в одиночестве. Я неловко вылезла из-под пледа и скомканной простыни, закрываясь её краем. Насколько я знала, следящие камеры могли быть даже тут, и мне почему-то претило сидеть перед ними практически голой (хотя какая уже была разница, да?). На стуле, где незадолго до этого сидели по очереди мои собеседники, лежал набор белья, серые летние брюки, форменная серо-зелёная блузка, ларио и чулки. Под стулом стояла пара чёрных туфель на низком ходу. Вздохнув, я начала одеваться. Наводить полный марафет салфетками, по-видимому, не имело смысла — грязи, пота, потёков крови и следов чужих лап на мне было столько, что радикально помочь мог лишь душ. Или даже ванная. И даже не один раз. К тому же, мне не хотелось оказаться голой и вытирающейся в минуту, когда сюда зайдёт неведомый мне провожатый. Вот чего мне сейчас действительно хотелось — так это поскорее восстановить душевное равновесие. Как минимум, за счёт одежды. Избавившись только от запаха пота, я потянула вещи из кучи.

Бельё и блузка подошли (у меня возникло смутное, странное, щемящее подозрение, что я точно знаю, кто выбирал размер), брюки болтались мешком, а туфли оказались слишком жёсткими. Ну да Тень с ним. Чего ещё ждать от казённых шмоток? И так спасибо…

Одевшись, я снова прилегла, дыша, как после бега. Всё ещё слишком слаба. Всё ещё ни капли сил… и даже меньше… Дар всё-таки предполагал некий избыток над элементарными процессами жизнеобеспечения… а у меня и ними были очень большие проблемы…

Но это хорошо. Даже кинь меня сейчас кто-то из окна, я бы упала и сломала ноги. Такая себе аллонга-неудачница. Но уж никак не то, кем я была на самом деле… Впрочем, нет, это слово я не смела произнести в стенах КСН даже мысленно…

Подумав, я сунула пачку салфеток в карман. Ссадины на лице и впрямь перестали болеть, а их ещё много… Салфетки пригодятся. От слабости я снова начала клевать носом…

— Да Кун.

Охнув, я подскочила. Оказалось, дверь в кабинет открывалась абсолютно бесшумно.

— Вставайте. Вы уже можете идти?

— Не знаю… — тихо сказала я, не смея поднять глаза.

— Да уж постарайтесь.

В голосе говорившего не было никакого негатива. Скорее уж — бесконечная усталость, близкая к нежности настолько, что у меня перехватило дыхание — и всё-таки его голос оставался ровным и нейтральным, как прямая линия на осциллографе.

Пошатываясь, я оторвалась от дивана и неловко пошла к дверям.

Мы оба молчали.

У меня кружилась голова… От всего пережитого, от воспоминаний о подвале, о его уставших руках, пахнущих кофе. От кислотного бессильного страха, порожденного беседой с начальником отдела. Я только надеялась, что это было не слишком заметно. Подразумевалось, что я всё-таки в состоянии держать себя в руках.

Я даже не знала, что волновало меня больше: моё опасное положение — или знание, что Карун всё-таки живой. Это он, без сомнения. И ещё мысль, не зол ли он на меня. И что между нами? Кто он мне теперь? Создатель, я же его убивала. Почему он жив, если я скомкала его сердце, как тряпочку..?! мне казалось, этого не мог выдержать никто. Это казалось чем-то настолько иррациональным, что мои мозги отказывались это воспринимать.

Мы прошли через сухой, как хруст бумаги, тесный кабинет. Карун подтолкнул меня вперед, мимо охранника в чёрном, и мы вышли в коридор. Пальцы на моём локте сжались дважды.

— Иди как идёшь. Не скорее, — тихо сказал голос позади меня.

Мы шли, и молчание между нами можно было взорвать — такое это было напряжение! Словно два перегретых котла, сдвинутых вместе и по какому-то недоразумению не имеющих выхода — я могла лишь надеяться, что это не слишком ощущается другими.

Мы миновали ещё один пост, затем несколько чёрных дверей. Мимо проходили люди в гражданском и ото всех меня брала оторопь. Как я до сих пор жива..? в этом месте..? Спокойно. Я иду своими ногами и жива. Я соберусь и не буду паниковать — не дождутся.

Я дёрнулась, пытаясь обернуться, и ощутила твёрдое сжатие на руке.

— Не смотри на меня. Просто иди.

— Это правда… ты..?! — как мне показалось, мои слова прозвучали с вызовом и испугом.

— Правдивей некуда, — в тихом голосе за моей спиной вдруг прорезалась слабая, но такая знакомая мне лукавая смешинка, от которой у меня онемели колени. СПОКОЙНО, Санда.

Я не ответила. Вопль «как это возможно?!» был так очевиден, что мне казалось неуместным его произносить. Частично оттого, что я не знала, насколько это вообще будет этично. Спрашивать у человека, которого ты убивал и который теперь тебя вроде как спасает, почему он жив.

— Большинство компонентов так называемого Дара имеют сознательную активацию ключевого элемента, — тихим лекторским тоном, но не теряя ироничной нотки на дне голоса, проговорил Карун, — Или, правильнее, они блокируются сознанием до возникновения сильной мотивации. Так что, если ты и впрямь собиралась это сделать, тебе надо было всего лишь захотеть. Хотя бы капельку.

Я ощутила, что мои уши и щёки заливает краска. Меня вдруг переполнило тёплое, пронзительное, на грани рыданий, облегчение, сравнимое со вторым рождением на свет. «Дар теснее всего связан с чувством самосохранения, с инстинктами и бессознательным. Но в основе лежит желание. Без желания ничего не происходит — но желание это должно быть чистое, ясное и простое…» Я забыла все уроки Лак'ора… Вот же дура необученная. Стыдобище. И сотрудник контрразведки знает об этом больше меня! Но чего я хотела? Мои этому в школе учатся, а я… не успела. Я ушла спасать человека. Вот этого, идущего следом за мной.

— Твоего желания не хватило на что-то серьёзнее пяти дней комы. Что вынудило меня задуматься… Я снова в очень большом долгу перед тобой. Спасибо.

Мои ноги были готовы подкоситься. В мир возвращались краски. Воздух. Свет… Не хватило. Как же это хорошо, что не хватило. Я одёрнула себя. Ну не дура ли ты..? Кто он тебе нынче? Только от «спасибо» мозги враз потекли?! Уже был один, который сдал тебя с потрохами, замутив словами дружелюбными. Отчего же ты так переживаешь именно из-за этого человека?

Но вопли здравого смысла явно имели в моей голове приоритет более низкий, чем мои сумбурные, мучительные эмоции — и неизвестное прошлое, в котором я хотела разобраться!

— Тебе… было больно? — порывисто вздохнула я.

Пауза, когда мимо прошла женщина в униформе.

— Нет, — улыбнулся голос за спиной, — Меня просто как на время выключили.

— Ты злишся на меня? ведь я же правда собиралась..?! — моё горло перехватили спазмы.

— Забыли про это, Санда. Забыли и выбросили, — очень серьёзно и глухо сказали позади меня, — Мы оба живы и… не до этого теперь. Слушай внимательно. Я веду тебя в гостевой блок отдела. Так безопаснее. Оставить при себе не могу. Потом объясню. Выспись как следует. Вечером я свожу тебя поужинать в город. Шеф дал добро. Там поговорим. Наружное наблюдение всё равно не снимут, но прослушки там не будет.

— За тобой прослушка? — в испуганном ошеломлении прошептала я. Тень. Как же плохо ничего не знать!

— Потом, — металлическим голосом отрезал да Лигарра, — Времени будет мало, так что обдумай всё заранее. И не забывай, что мы еле знакомы. Постарайся всё-таки говорить, не меняя выражения лица. Ты «плывёшь».

Ну, как у тебя, у меня это вряд ли получится, засомневалась я. Но если надо — да, я понимаю…

— В гостевой тоже есть наблюдение. Будь предельно осмотрительна. Ни одного движения без обдумывания. Это твоя жизнь, девочка.

Мы снова умолкли. Пройдя через галерею, мы спустились на первый этаж. Не отнимая руку от моего локтя, Карун остановил меня у дверей, выглядевших чуть менее неуютно, чем всё, мною здесь увиденное, и на миг отпустил пальцы.

— Скажи мне, на чьей ты стороне, да Лигарра..? — едва слышно прошептала я, берясь за ручку, — Во что ты меня втягиваешь..? Я не понимаю…

Какое-то время он не отвечал, а я всё не решалась обернуться. Мой разум отказывался верить в происходящее.

— Я буду действовать. А ты сама решишь, на чьей. И во что, — сказал он за моей спиной абсолютно ровным, пожалуй даже, деревянным голосом, но я слишком хорошо знала, сколь многое он иногда за ним скрывал. От неожиданности я застыла. А потом рывком обернулась — и через миг поняла, почему он мне этого не позволял.

Что-то произошло, когда мы встретились глазами. Меня словно окатило кипятком. Съёжившись, как зверёк, я еле сдержала всхлип. Карун. Живой. Это правда он. По-прежнему сдержанный, злой и сильный. Серый от усталости, почти неузнаваемый, жуткий, как самый страшный из хупарских кошмаров, отчего-то наполовину седой — и всё-таки… он. Это ощущалось… серединкой живота, а не разумом. Глаза отказывались признавать, что эта развалина и есть тот самый красавец-офицер, который некогда одел на меня наручники. И когда про человека говорят «серый», обычно не подразумевают, что он реально имеет цвет дряной обёрточной бумаги. Что с ним?

Я почти со скрипом зубовным уняла дрожь в коленках. Я всё ещё не знала, кому верить — а уж ему подавно. Я понимала это слишком остро.

Мы стояли так секунду, другую, и вдруг что-то случилось… Его нерушимая, угловатая морда поплыла, словно кусок ветоши, намотанный на сильную руку. На один миг — я увидела под этими «тряпками» лицо совершенно другого человека, не безликую комитетскую запчасть, а того ироничного и неоднозначного спецоперу, который не побоялся поцеловать бриза. И признать, что Мир непрост. Я замерла, не в силах вдохнуть, а он стоял передо мной — высокий, прямой, без тени сомнений… и, на мгновение — какой-то неуловимый блеск в глазах, тень беззащитной, светлой улыбки в уголках губ — улыбки, от которой у меня заныло в животе… а потом по его телу словно пробежала крупная дрожь, и он снова застыл. И всё-таки казалось — что-то каменное, стоявшее между нами с того дня, когда мы расстались в Предгорьях — медленно поползло по швам, но я сама боялась в это поверить… Моё сердце колотилось, как хупарский барабан, дыхания не хватило, и слёзы чуть не навернулись на глаза.

— Держись, — одними губами сказал он, с видимым усилием беря себя в руки, — Отдыхай, поспи хорошенько.

Я кивнула. Не отрывая глаз от моего лица, он протянул руку и толкнул дверь. Я медленно отвернулась и шагнула к порогу. К физиономии человека, который повернулся лицом к коридору, уже не смог бы придраться самый взыскательный здешний контролёр.

Дверь за мой закрылась.

У меня снова закружилась голова, я села на стул под стенкой и какое-то время ничего не видела вокруг.

Что я делаю?! Что происходит?! Куда меня снова гонят, и в какие игры превосходящих сил меня снова втянули?! — ещё раз повторила я себе. Но мысли мои были сколь тревожны, столь же и хаотичны.

Карун. Это действительно он. Человек, который столько раз спасал мне жизнь. Человек, которому я когда-то не верила ни секунды — и рядом с которым я единственно ощутила себя в безопасности. Человек, ставший мне самым близким другом, защитником и любовником — впрочем, это слово было слишком формальным для передачи всей массы наших переживаний и бед, огромного тепла и бесконечной горечи, которая связала нас обоих. Человек, ради которого я потеряла всё. Человек, который ушёл, подчинившись Слову более весомому, чем все эмоции Мира. Тот, кого я убивала…

То, что произошло с нами год назад, было абсолютно невозможно. Я не смела осознать его, как человека. Я его боялась — хотя не без тайного восхищения и даже уважения. И я, наверное, нравилась ему — но он, высокопоставленный офицер КСН, относительно молодое дарование с жутким досье, безупречной репутацией и неожиданно человеческой душой — счёл, что соблюдать дистанцию будет вернее. Но когда оказалось, что я — вовсе не аллонга, а почти что натуральный бриз — он поступил так, как я не ожидала. Он сам сделал первый шаг — тот самый, что привёл нас в объятия друг друга.

Сложные чувства друг к другу и привычка (сложившаяся за дни совместной работы) помогли нам пробить крохотную брешь в собственных заборах. Я полетела — но мы не убили и не стали ненавидеть друг друга, как сделали бы тысячи других людей на нашем месте. До самого конца он пытался понять — почему? Что происходит? Почему я? Почему Мир оказался в ситуации, в которой он оказался? И как жить с этим? Но мы слишком многого не знали.

В результате мы оба очутились вне закона. Ни в одном уголке Мира не было места для офицера КСН и женщины-бриза. Наверное, мы оба этого не выдержали. Мы оба понимали тогда, что его маленькое неверие и чувства ко мне не пересилят угрызений совести. Действительно — только смерть одного из нас могла остановить грядущую катастрофу — мой арест, его рапорт о пребывании в Адди и возможное нападение военных сил Мира на Горную Страну. Но Карун, ни мига не сомневаясь, выбрал собственную смерть — единственный путь не предать присягу и никому не навредить. Я не позволила этому случиться. И только видя, как запускается чудовищный механизм уничтожения всего на свете, я в отчаянии всё-таки попыталась лишить его жизни и тем обезопасить Горную Страну.

Что же случилось? Не так сильны оказались угрызения? Но да Лигарра — логик до мозга костей. Это ходячая счётная машинка. Воплощённый аллонга. Если он всё-таки надумал мне помогать, значит, он нашёл факты посильнее долга перед нацией и прочих абстракций. Или — что вернее — он действует в рамках какого-то серьёзного и тонкого плана Комитета.

Но соображать мне было трудно.

Горькая усмешка тронула мои губы. Ко мне опять подступила неверная слабость. Что бы со мной сейчас было… если бы… если бы снова не он? Я бы так и погибла в этом подвале. Очередное явление моего доброго духа. Моего, наверное, проклятия. Моего мужчины.

Могла ли я доверять ему? Точнее — следовало ли мне подразумевать, что подставить меня может и он тоже? Но вопрос, который я задала себе — о доверии к нему — снова не имел решения. Можно было гадать до исступления, как поступит человек, на первый взгляд преданный Комитету до автоматизма робота, но тем не менее допустивший многое из того, чего вообще человеку обычному делать не полагалось, а уж контрразведчику — и подавно! А то, что почудилось мне в его глазах только что, на пороге гостевой…

Нет. Я приказала себе думать практическими категориями и не витать, как говорили бризы, в облаках. Вот именно. У меня опять свело зубы. Почему целый год родимый КСН не вспоминал о моём существовании — если всё это время Карун был жив?! Подстава? Западня? О которой он сам, быть может, не знает? Ведь он так измотан! А если он не дал показания — то как ему это спустили? Разве можно выкрутится живым из такой ситуации?! Это что же надо было придумать..? Или я ещё о чём-то не знаю? Но он явно что-то придумал. Чтоб я его не знала…

Я начинала задавать себе вопросы — и за ними немедленно полетели новые. Они рождались, словно в цепной реакции, а уже через миг моя голова считай что опухла. Возможно, от выводов зависела моя жизнь — но я была слишком слаба для этого…

Вздохнув, я огляделась. Прихожая гостевого блока была квадратной, из неё вели две двери в комнаты и одна — в хозяйственную часть. Стандартная мебель, безликая и одновременно затёртая сотнями тел, безукоризненная чистота и запах полироля для дерева.

И я посреди всего этого: почти бриз, истощенная и грязная, в чужих мешковатых штанах и форменной рубашке сотрудницы КСН. Создатель, хоть бы не засмеяться… Хоть бы не заплакать…

Обойдутся, гады.

Роняя туфли по дороге, я побрела в ванную. Ага, как же. Наверное, даже сто ванн не отмоют меня от того, что я пережила за эти дни — но я заставила себя думать об этом максимально спокойно. Меня предали. Меня почти что продали. Я снова потеряла всё — только теперь уже не было на свете Тер-Карела, в который можно сбежать. Меня посетила секундная вспышка холода и отчаяния, но я ещё раз приказала себе мыслить практическими и, не побоюсь этого слова, циничными категориями. Я никак не могла воскресить убитых. А жить дальше — приходилось. И если Карун жив и хоть чуточку на моей стороне… Боги, Создатель, Тень. Я не смела в это верить. Хотела — но не смела. Факты говорили, что по сути это невозможно. Если он жив и свободен, то я должна быть мертва. Но я жива и тоже вроде как свободна. Да уж, я слишком многого не знала. Меня мучили слишком многие вопросы. Я вынудила себя мысленно нажать на тормоза и приложила все усилия, чтобы думать о собственных перспективах. Анализировать, например, ход беседы с этим жутким типом, начальником, его возможные выводы из моих слов. Прикидывать пути отступления, если меня снова подставляют. Просеивать потоки малозначительных вещей вокруг — расположение преград, выходов, окон и всех предметов, которые могли быть использованы мною как оружие, а также возможные места установки камер слежения… Но мысли разбегались от меня, как мыши от детских пальцев.

Я еле сдерживала желание поднести к губам рукав блузки, к которому он прикасался несколько минут назад. И при этом у меня по-прежнему мутилось в голове от усталости. Создатель, ну нельзя же вести себя как дура!!! Ты же всё ещё арестована! Ты же ни Тени не знаешь о том, что с ним сталось за это время! Ему нельзя верить!!! Он враг! И почему же он тогда..?

Шатнувшись, я села на край ванной и открыла воду.

Я многого не понимаю. Но я подожду.

В конце концов, мы получаем только то, что притягиваем к себе. Мой отец учил меня этому много лет назад. Он, как всегда, был прав. Там, в Тер-Кареле, я так сильно захотела невозможного, что оно… случилось?

…как он там, мой старый мудрый отец? Жив ли он? здоров ли? Как живёт великий музыкант Рики? Как глубоки ночи над зелёным Адди-да-Карделлом, окруженным фиолетовыми пиками и горными дорогами, как светят звёзды над Маахой-да-Руаной, волшебной и священной долиной бризов? как живётся лопоухому Дейлли и суровому доброму милиционеру Майко..? Тихо ли спится советникам, чтоб их кошмары замучали..?

Но мне никогда туда не попасть. Ни мне — ни, уж, конечно, тому, с кем бы я хотела жить и умереть. Потому что я не знаю, как с ним быть. И мне самой нет дороги назад. Есть вещи, которые… невозможны. Природные явления, как восход солнца или ураган — их никак не заставишь повернуть вспять, правда? Вот так и с моим уходом из Адди-да-Карделла. Так и с да Лигаррой. Нам нельзя оказаться вместе. Никогда. Уж хватит того, что он не погиб.

Я поставила лицо под струю тёплой воды и позволила себе заплакать. Но только на миг. Я не имела права расслабляться. Ни одного движения без обдумывания. Вот именно. Скрипнув зубами, я окончательно совладала с собой. Ни на кого не полагайся. Думай. Всё в моих руках. Почти всё.

Было ли мне страшно? Нет. Мне было очень страшно. Но, по здравом рассуждении, выходило, что я никак не могла влиять на события, кроме как сохранять спокойствие и тщательно придерживаться легенды, подсунутой мне Каруном. Он и так уже сделал для меня что-то невозможное.

Душ подействовал на меня благотворно, у меня даже слабо забурчало в животе, а в голову заползли позитивные мысли. Я страстно оттирала с кожи следы допроса, в конце ополоснулась холодной водой и открыла украденную пачку салфеток. Но сил моих хватило ненадолго. Кое-как, хватая воздух ртом и покрываясь липким потом, мне удалось протереть все синяки, но их оказалось куда больше, чем я думала. Левый глаз припух, губы разбиты. Пройдёт. Хоть бы чуточку Дара ко мне вернулось… Но до дивана в спальне я ползла, буквально хватаясь за стены. Сунув под мокрую голову стопку постельного белья, я упала на кровать.

Ну и ладно.

И я заснула, уткнувшись лицом в чистую простыню. Создатель мне помоги, но я жива. И так просто они меня не получат.

Он закрыл за ней дверь гостевой и медленно повернулся лицом к пустому коридору.

Умница… Боги, какая же она умница!!! Храбрая маленькая женщина. Так качественно отыграть задачу! С нуля. В такой обстановке! Едва вытащенная из блока дознания! Перед шефом!

Секунду он колебался — ещё выхлебать чашку в буфете или вернуться в кабинет? Но сейчас он был слишком неуверен в своей мимике. В кабинет опасно. Материал оттуда идёт в четвёртый через архивы второго. Итак время на доставку данных примерно равно времени, необходимому для развития ожидаемого им кризиса. То есть как бы всё равно, отснимут или нет его сияющую физиономию. К тому времени он будет мёртв или… поймает статистически невероятный шанс выжить. Примерно 0,34 из ста.

Заняв столик в углу, он меланхолически жевал бутерброд и смотрел перед собой. Рядом обстоятельно обедали Лайза да Федхи дас Ригорро и её благоверный, собственно да Ригорро дас Федхи, следователь из смежной бригады. Звуки беседы начальницы со своим мужем были отлично слышны.

— Этот стервец опять получил выговор.

— Значит, на выходные мы свободны, — отозвалась Лайза, — Впрочем, я всё равно на работе.

Это они про сына.

Ещё одно поколение людей Комитета. С пелёнок в спецшколе. Никаких соплей. Никаких привязанностей. Никакой Семьи, кроме КСН. Отличники учёбы. С кристальной биографией. Отлично одетые, с безупречными манерами. С выжженным чувством самосохранения и абсолютно несгибаемой волей. Умеющие всё. Натасканные подавлять других и находить ответы. Любой ценой.

Он поднес к губам чашку, скрывая почти явный оскал. «Тень на вас. Тень на всех вас. Потому что вы создали меня таким же — и кое-кто огребёт». С помощью этого — и права на ошибку у него нет. Комитет никому не даёт такого права. С коротких штанишек приучает отвечать за всё — но не останавливаться. Прививает особую ненависть к себе — так, чтобы жизнь не имела никакой ценности перед лицом идеи.

Но сейчас — это его оружие. Даже если ему придётся застрелить себя и её, это всё равно будет слишком большой кусок — слишком большой, чтобы «крысы» и третий отдел заглотили его, не подавившись. Удар ниже пояса. Они оба нужны живыми.

А он ещё Сантори помянул. Комплексы, да? Не затеял ли он всё это ради смутного желания нагадить тому человеку? Впрочем, нет. Не комплексы. С ним его давно ничто не связывало — кроме, может быть, тени, которую отбрасывала его фамилия. Так — сумрачно и тревожно — смотрели на него пожилые сотрудники в больших чинах. Из тех давних выпусков «Лайхарры», что ещё помнили имя да Лигарра в другом исполнении. Но об этом никто не говорил. Это давно лежало за пределами того, о чём можно говорить. Но было другое время. И другой человек по имени да Лигарра. Может быть, кто-то из стариков даже знал, откуда у него взялся сын. Может быть, и да Хирро знал — потому что у него не раз и не два возникало впечатление, что они с ним были весьма близко знакомы.

Однажды он в подростковой наивности попытался узнать у него, почему у них нет матери, и почему он не носит Второе имя (хотя уж последнее было, если начистоту, полным хамством, ну дак яблочко от яблони…) Что за этим последовало..? Его губы искривила усмешка. Куда там четвёртому отделу..! на что они могли рассчитывать после него?! Противостоять давлению чужой воли ему пришлось научиться лет в шесть. Он не делал скидки, что перед ним ребёнок, а не взрослый полноценный противник, причём не последнего разбора. Никогда. За что ему, может быть, и спасибо.

Лишь один раз в жизни, втёршись в доверие инспектора, он смог мельком заглянуть в своё личное дело. Но в обоих графах «родители» стояли прочерки. Это означало одно — его полное досье даже инспектора в руках не держали. Любопытно. Но у него не узнать.

Он задумчиво покачал напиток в чашке, легко переходя от личного на темы куда более важные.

Истины не знает никто. Год этот факт ударил его по лицу. Он сжал зубы. Что-то (и очень многое) знают «безымянные», иерархи КСН. Может быть, только «ген». Второй уровень допуска (цифра с его карточки, которую так порывалась узнать Лайза) давал право читать закрытые документы из папки второго комиссара, в присутствии его самого. А ведь второй комиссар — это человек, которого даже начальники линейных отделов без оглядки через плечо и отводящего Тень знака не помянут. Но так он узнал настоящие, правдивые вещи о Горной Стране, о её устройстве, о возможностях бризов, и — о прошлом. Теоретически — тоже самое (и не больше!) знал сам второй «ком». Но это, конечно, могло быть не так. Притом за вторым уровнем допуска был ещё первый, а над вторым «комом» было ещё три уровня власти. Что знали там, можно было гадать до обморока.

Что-то знал официальный Адди-да-Карделл. Глядя с Гор вниз, глазами, которые ничуть не замыливала Вера в Братьев-Богов — они, очевидно, имели свои кусочки информации. Общество Гор, вынужденно единое и цельное, могло и не иметь больших секретов от рядовых членов. По крайней мере, такое впечатление у него создалось по немногим рассказам Санды. Но Санда была там очень недолго. Малый Совет хранил свои секреты ничуть не менее хорошо, чем серый забор за Санторийей…

А ещё был глава «Белой Башни». И он тоже что-то знал. Раз уж его предки постучались через Барьерный восемьсот лет назад. И были единственными равнинными аллонга, кто воочию наблюдал всю катавасию первых лет Восстановления. Вот же Тень. Даже «ген» мог не знать такого, что знали предки да Райхха. Если только предшественники «гена» не открутили яички этим самым предкам.

И кто такой Карун да Лигарра, чтоб устраивать очные ставки этим глубокоуважаемым персонам..? Может быть, да Федхи права. Тобой воспользовались. Да Жанно был слишком стар, чтобы воспринять идеи, которые несли ребята Лапарси да Ринна. Высотные зонды. Летающие машины. Сверхвысотные зонды. Аэродинамика при сниженном давлении. Тень. Мозги да Жанно должны были свариться вкрутую, и он даже мог поднять бучу насчёт кошмарного падения нравов молодёжи, происков Тени или ещё какой-нибудь хрени… Но там, наверху, кто-то был не так религиозен, и смог оценить выгоды проекта. Да Жанно скомандовали молчать, а потом, профильтровав личные дела офицеров выше пятого ранга, Региональный, скорее всего, отобрал всех молодых атеистов и пустил по цепочке наверх. В сухом остатке вышел один или два кандидата, которых положили на стол самому «гену». Повлияла ли его фамилия на окончательное решение, он сомневался. Совсем не в традициях Комитета семейные связи. Они всегда скорее недостаток.

Наверняка беседовали с Наставником — тот сомневался. Да Хирро первый сказал, что он слишком мягкосердечен для работы в «контре» — после истории с девчонкой из Семьи да Лиффанри… Хотя это не помешало Главному по наводке (не иначе) да Хирро «пропускать» через него дочерей Бого-хульствующих профессоров и предполагаемых женщин-агентов — на случай, если вышла ошибка, уважаемых девиц хоть можно было вернуть, где взяли. Однако наверняка именно характеристика да Хирро было основной. Толковый, но жалостливый, ибо хронически в поисках душевного тепла.

И с да Логрони беседовали. Неожиданно эта мысль обожгла его неприятным (и неожиданным для него) чувством вроде смущения или злости. А кто мог знать его лучше, чем тогдашний старший координатор линейного третьего отдела Города Мудрости? Изнутри буквально. Он же с ней спал год. С собственной начальницей через два уровня. Хотя ближе четырёх кварталов к Ринногийе, 8, эти отношения, конечно, не приближались. А за четырьмя кварталами — она не переставала быть начальницей. Чего не сделаешь в двадцать пять лет из спортивного интереса, Тень.

В общем, кандидата должны были перешерстить так, что даже кадровикам Высшей не снилось.

Его срочно повысили до шестого ранга, прогнали через курсы, две проверки и экзамен. Да Жанно вынудили на полгода взять под крыло нового «первого помощника», передать ему дела, контакты и «ушли» старого спецоперу «Каурры» на пенсию. Им нужен был молодой, смелый и ни во что не верящий начальник спецохраны. Который ещё и сам полезет в двигатель и в «трубу», притом раскрыв варежку от уха до уха, сорок раз Тень. А ему выдали жёлтую личную карточку и три обоймы к «треккеду».

За что, в принципе, тоже спасибо. Одной бы тогда не хватило.

Глядя за пыльное окно, он восстановил дыхание.

Глупо быть таким дураком до тридцати шести. Тень. Но истины не знает никто. Год назад вытекшие через некое половое место мозги в какой-то степени подготовили его к принятию факта, что в Мире всё не так просто, как вещает Совет Мудрейших и отдел идеологии. Иначе тогда, в Горах, привычка следовать правилам могла опередить его слабую заинтересованность в вопросах Веры. Мог ли он убить её, когда понял, что она не аллонга? На самом деле, теперь неизвестно. Но его и впрямь ударило по морде. Бризы — такие же люди. И тому есть прямое научное доказательство, указанное в любом детском учебнике. Позже он нашёл его, по памяти, изведясь от ощущения, что отгадка рядом.

Если с этих позиций рассматривать деятельность третьего отдела, то выходило, что он всяко превышает полномочия как орган, защищающий государство от проникновения агентов другого госудаства. Потому что, помимо своей прямой задачи, он занят опытами на людях, да и сама «прямая задача» часто решается с применением неоправданно жестоких методов. В том числе — к своим гражданам. И это лишь на основании посылки, что бризы — заключенное в человеческое тело зло. Впрочем, нельзя полемизировать с религией инструментами биологии. Совет Мудрейших сказал бы, что это ничего не доказывает, ибо происки Тени неисповедимы. Но если верхи Комитета сами ни в Тень не верят (а так оно, скорее всего, и есть), то их действия объясняются лишь нежеланием изменять веками сложившуюся структуру общества аллонга и хупара.

Он клялся защищать Мир. Теперь — в узком смысле — выходило, что то была клятва на верность стране, занимающей всего лишь бСльшую часть Мира. Но год назад, чтобы не нарушить данное Слово, ему бы пришлось убить человека, который никаким агентом не являлся, никаких вредоносных идей не помышлял, не совершил ни единого незаконного поступка, имел безупречное досье и даже планировался на зачисление в ряды КСН. Санду Киранну да Кун. Агентом был её отец, но он оказался за пределами досягаемости Комитета, и шантажировать его было бессмысленно, ибо старик ушёл на покой и ни на что не влиял. Косить же под корень Семью не стали бы даже самые радикально настроенные адепты Совета Мудрейших. Ибо Порядок. Кровь аллонга не должна пресекаться.

Тогда ему казалось, что его голова расколется от невозможности найти выход из этого противоречия. Даже если отложить личные причины. Даже если забыть, что она спасла ему жизнь ценой собственного будущего. Что у него никогда не было более близкого друга, и что ни с одной женщиной в Мире ему не было так хорошо и тепло… Стать предателем — или стать подонком? Вот и выбери.

И он, кажется, выбрал. Хотя и отмучился порядком. Год назад. Когда чуть было не выбрал что-то другое.