Предательство истины

Стремление Байдена сделать Украину членом НАТО

После распада Советского Союза в 1991 году наступило десятилетие агрессивного стремления Уолл-стрит и Вашингтона к богатству и власти. Западные саквояжники пришли в страны бывшего СССР и принялись активно расхищать государственную собственность, набивая карманы вместе с новой олигархией, при этом разоряя русский, украинский и другие бывшие советские народы.

США нарушили обещания, данные последнему советскому лидеру Михаилу Горбачеву, не расширять НАТО на восток. Несмотря на возражения американских экспертов, таких как Джордж Кеннан, политические лидеры, например сенатор Джо Байден, выступали за принятие новых членов в альянс, прекрасно понимая, что Россия отреагирует на это враждебно.

В 2007 году Владимир Путин на конференции в Германии выступил с резкой критикой односторонних действий США, отдельно отметив незаконное вторжение в Ирак и расширение НАТО на восток. Его слова четко обозначили позицию России и были предупреждением, но остались без внимания.

Переломный момент наступил на конференции НАТО в Бухаресте, где члены альянса открыли двери организации для потенциального присоединения Украины и Грузии. Решительные возражения России были проигнорированы, а предупреждения тогдашнего посла США в России Уильяма Бернса остались неуслышанными.

Всего несколько месяцев спустя кризис в Грузии перерос в непродолжительную войну с Россией. Европейский союз обвинил Грузию в провоцировании конфликта, но на самом деле причиной стала напряженность, связанная с расширением НАТО.

В 2009-м, а затем и в 2021 году Россия пыталась создать новую структуру безопасности в Европе, призванную заменить Североатлантический альянс и другие устаревшие институты времен холодной войны. Обе попытки были отвергнуты США и НАТО, что еще больше усилило напряженность.

В 2010 году Виктор Янукович был избран президентом Украины, а в 2013 году отдал предпочтение российскому экономическому пакету, а не предложению Евросоюза. Его свержение в 2014 году в результате переворота, организованного при поддержке США, привело к дальнейшей дестабилизации ситуации в стране и к стремительной активизации крупных украинских неонацистских группировок.

В 2016 году НАТО провела военные учения вблизи российских границ, ставшие крупнейшими со времен холодной войны. Призывы тогдашнего министра иностранных дел Германии Франка-Вальтера Штайнмайера к диалогу были заглушены бряцанием оружия.

В 2022 году сенатор США Берни Сандерс предложил объективный взгляд на кризис, подчеркнув лицемерие американской внешней политики и необходимость достижения взаимопонимания и развития дипломатических усилий.

Ситуацию на Украине нельзя рассматривать изолированно. Это запутанная история, в которой стремление к власти и наживе растет из невыполненных обещаний, безрассудных решений и агрессивных провокаций. Важнейшую роль в этом кризисе сыграли подковерные интриги Виктории Нуланд и неуемное желание Джо Байдена расширить границы НАТО.

Несмотря на то, что действия США и НАТО преподносятся как защита демократии, за ними скрывается неприглядная истина. Бесконечные войны необходимы для того, чтобы направить средства налогоплательщиков в военно-промышленный комплекс, обогащая тех, кто преследует корыстные интересы, за счет человеческих жизней.

Голоса, призывающие к разуму и поиску диалога, заглушаются барабанами войны. Уроки истории забыты, а всевозможные нюансы, во многом определившие сущность сложившейся ситуации, искажены до безобразия.

Роль таких ключевых игроков, как Джо Байден и Виктория Нуланд, в продвижении идеи вступления Украины в НАТО раскрывает более масштабную стратегию. Они вовсе не случайные фигуры, а часть системы, в которой прибыль дороже мира, власть дороже принципов, а риторика дороже разума.

Ситуация на Украине наглядно демонстрирует, что погоня за сиюминутной выгодой может привести к долгосрочным последствиям. Это сложный клубок, сплетенный из нитей власти, алчности и пренебрежения к человеческой жизни.

Как справедливо отметил сенатор Сандерс, «страны должны быть свободны в осуществлении своего внешнеполитического выбора, но разумный выбор требует серьезного анализа выгод и затрат». Нынешний кризис подчеркивает необходимость более тонкого, антропоцентрического подхода к международным отношениям. Только посредством взаимопонимания, диалога и искреннего стремления к миру можно добиться настоящей гармонии.

День, когда Москва подвела черту. Защита Донбасса

После референдума в Крыму в 2014 году жители Донбасса, разочарованные действиями украинских военных против мирного населения, провели собственное голосование. Подавляющим большинством голосов они решили отделиться от Украины. Однако реакция президента Путина (или отсутствие таковой) перечеркнула их ожидания. Как отметил министр иностранных дел Луганской Народной Республики Владислав Дейнего, политические хитросплетения в тот момент поставили бы Путина в неудобное положение, поэтому просьба о присоединении к России была отклонена.

Двадцать первого февраля 2022 года президент Путин обратился к своему народу. Он официально признал стремление Донбасса к независимости, пробудившееся в 2014 году после государственного переворота на Украине, организованного американцами. Внимание всего мира было приковано к скоплению российских войск на границе с Донбассом. Однако западные СМИ умалчивают о том, что эта мобилизация была ответом России на наращивание военного присутствия Украины на Днепре – границе, разделяющей Донбасс и Украину.

Я хорошо помню тот день. После выступления в Общественной палате Москвы с докладом о санкциях я с группой направился в один из роскошных московских ресторанов. Прямо во время застолья в эфире прозвучало заявление Путина, и посетители заведения отреагировали бурными аплодисментами. Вскоре интернет наводнили видеоролики с празднованиями по всему Донбассу. Общее настроение было очевидным. Москва больше не будет бездействовать. Ультиматум, предъявленный президенту Зеленскому, был однозначен: прекратите агрессию против Донбасса, или Россия вмешается.

В предрассветные часы следующего утра, около 4:50, Путин выступил в эфире, объявив о начале специальной военной операции по защите тех, кого Киев угнетал на протяжении почти десяти лет. Не прошло и десяти минут, как российские снаряды обрушились на военные объекты под Киевом и Харьковом. Удары наносились по военной инфраструктуре Одессы, Днепра, Мариуполя и Краматорска. Появились видеоролики с взрывами в Ивано-Франковске и других городах.

Около семи часов утра перед соотечественниками выступил президент Зеленский. Многие считают, что именно он позволил радикалам бесконтрольно терроризировать Донбасс. Зеленский объявил о том, что Запад полностью поддерживает Украину, о чем ему сообщил Джо Байден. Украинский президент объявил о введении военного положения, и эта новость встревожила политический мир. Многие считали, что украинский конфликт – еще одна прибыльная авантюра для стран Запада, в которой под лозунгами о защите демократии титаны военно-промышленного комплекса смогут перелить деньги налогоплательщиков на свои банковские счета.

Так началась кровавая история войны на Украине.

Отправляемся в Донбасс

Я сидел за столом в одном из городов Донбасса, а корреспондент журнала «Парта» изучал мое прошлое, пытаясь понять причины моей решимости. Морской пехотинец, а затем помощник шерифа – пройденный путь сформировал мое мировоззрение и вывел на тропу, которая привела меня в Донецк. Борьба была у меня в крови, и даже несмотря на трудности, связанные с синдромом Туретта, отец дал мне важный урок: решай проблемы сам, не уступай забиякам и вставай на защиту тех, кто не может постоять за себя.

Опыт работы в правоохранительных органах отточил мои навыки ведения расследований, научил меня ставить под сомнение закрепившиеся нарративы и искать истину самому. Когда началась спецоперация на Украине, я почувствовал, что обязан поделиться своим видением ситуации с моими соотечественниками, зная, что они мне доверяют. До войны я изучал интернет-сайты Америки, разоблачающие темную подноготную коррумпированных американских элит. А в 2019 году мой канал на YouTube стал платформой, на которой я рассказывал нефильтрованные новости, даже если они противоречили моим собственным взглядам. Иногда именно так и происходило: некоторые истории, на которые я натыкался, приводили меня в изумление.

Коррупция стала центральной темой моей работы. В Соединенных Штатах она проникла в высшие эшелоны власти, легализовалась и теперь используется в интересах привилегированной элиты. Наглядным примером этого стали действия администрации Байдена на Украине, и сейчас все это выходит на поверхность. Между тем мои российские зрители удивлялись мнимой свободе слова на Западе, даже не подозревая о том, какие грязные приемы правительство США готово использовать, чтобы заткнуть тех, кто говорит правду и выступает против официальных нарративов.

Но по мере того как я открывал страшную правду, я сам становился мишенью. В 2016 году ФБР закрыло глаза на преступления продажных полицейских, а меня стали преследовать за то, что я записывал и разоблачал их грязные делишки. Потенциальный приговор – ошеломляющие девяносто пять лет тюрьмы за то, что я выложил в открытый доступ аудиозаписи, на которых копы обсуждали свои преступления. Вырвавшись из лап американских правоохранительных органов, я нашел убежище в России, где борьба за справедливость казалась менее опасной.

Живя в России, я занялся своим каналом на YouTube, полный решимости сократить разрыв между двумя нашими мирами. Я стремился к тому, чтобы правда восторжествовала, а люди могли делать свои собственные обоснованные выводы. Несмотря на давление и попытки заставить меня замолчать, мой канал по-прежнему оставался незаблокированным, что свидетельствует о моей приверженности беспристрастному освещению событий.

Однако поиски истины завели меня еще дальше. Я оказался в Донецке – городе, где эхом звучит неослабевающая симфония войны. Желание разобраться в реальности конфликта становилось все сильней, и я не смог устоять. Мое пребывание в Донецке было обусловлено твердой убежденностью в том, что мир заслуживает знать объективную правду.

В окружающем хаосе разрушенных постоянными обстрелами сооружений Донбасса я ориентировался с инстинктами опытного воина. Опасность оказаться на пути очередного летящего снаряда была постоянной, но моя преданность истине затмевала все риски.

У меня не было ответов на все вопросы, но они были мне не нужны. Я просто выкладывал факты, показывал необработанные видеозаписи и позволял зрителям делать свои собственные выводы. Моя цель состояла не в том, чтобы навязать собственные взгляды, но в том, чтобы пролить свет на действительность, особенно когда она противоречит общепринятым нарративам.

Мой magnum opus «Азовсталь» – мрачный тридцатиминутный документальный фильм – раскрыл суровую реальность событий в Донбассе. Он продемонстрировал стойкость его жителей, которые с непоколебимым мужеством противостоят террору украинского фашизма. Более тридцати пяти миллионов американцев увидели мою работу на канале One America News, но это было только начало битвы, которая еще далека от завершения.

Столкнувшись с цензурой, демонетизацией и давлением, я остался непреклонным. Моя решимость бороться с коррупцией, где бы она ни проявлялась, не ослабевала. Я ступил на неизведанную тропу, но я был готов ко всему, что она могла преподнести. С каждым репортажем, с каждой новой публикацией, с каждым разоблачением правда продолжала звучать, несмотря на все попытки ее заглушить. Мир должен услышать ее, и я готов рискнуть всем, чтобы это произошло.

В Донбассе я нашел свое предназначение, цель, которая перешагнула границы. Я обратился к сердцам тех, кто жаждет узнать правду. Мой путь американского полицейского, живущего в самом сердце Москвы, привел меня сюда, и это далеко не конец. Моя история еще только пишется, и мир будет свидетелем тех истин, которые я открою, чего бы мне это ни стоило. Огонь во мне горел как никогда ярко, и я продолжал бороться, продолжал разоблачать, продолжал говорить правду. И я делал бы это, даже если бы пришлось бросить вызов всему миру.

Я стал невольным очевидцем вереницы разнообразных взглядов и идей, каждая из которых пронизана человеческим стремлением к выживанию в атмосфере хаоса. Голоса, к которым я прислушивался, представшая моим глазам действительность и эмоции, которые переполняли меня в этой охваченной конфликтом стране, показывают, что человеческий дух несокрушим. Я предлагаю взглянуть на сложившуюся ситуацию моими глазами и понять суть происходящего без искажений, обусловленных предвзятостью.

Мое путешествие – это не просто посещение интересных мест, но и погружение в человеческую природу. Я общался с людьми, которые несут на своих плечах основную тяжесть разворачивающихся событий, чьи жизни оказались в вихре политической борьбы за власть. Их истории порой звучат жестко, в них видна душераздирающая реальность, которую вы никогда не увидите в новостных выпусках ангажированных СМИ.

Поэтому я приглашаю вас присоединиться ко мне на пути в самое сердце этого конфликта, с тем чтобы пролить свет на реальные события и дать возможность высказаться тем, кого хотят заставить молчать. Я приглашаю вас разделить мой опыт, услышать собранные мною истории и увидеть Донбасс моими глазами.

Прибытие в Донбасс. Первые интервью

Одиннадцатое марта 2022 года было одним из тех дней, когда госпожа удача вспомнила о моем существовании. В составе разношерстной команды журналистов, в которую входили немец Томас Рёпер и пара энергичных девушек из Голландии – Соня ван ден Энде и ее неугомонная дочь Мирьям – мы мчались в сторону Крыма в повидавшем виды черном микроавтобусе Volkswagen. Правда, на нашем пути было одно препятствие – пропускной пункт ФСБ у въезда на Крымский мост.

Я понятия не имел, в чем состоял наш план, и никто не мог мне его объяснить, поэтому я оделся так, чтобы максимально вписаться в нашу компанию и обстановку: синие джинсы, камуфляжная куртка и жилет фотографа. Оглядываясь назад, я понимаю, что такой наряд был несколько нелепым, проще было просто крикнуть: «Пристрелите меня, я шпион!»

Март 2022 г. Готов отправляться делать специальный репортаж о войне в Донбассе

Когда мы подъехали к Крымскому мосту, человек, который должен был помочь нам проехать в Крым, еще раз пристально осмотрел мой дурацкий прикид. Американец в камуфляжной куртке едет в горячую зону? Я выглядел слишком подозрительно. Было решено, что нужно срочно переодеться. Моя крутая куртка отправилась в багажник к нашему проводнику, а следом за ней в машину забрался и Томас – очевидно, решил слегка сменить обстановку.

Наш «неприметный» Volkswagen не вызвал подозрений на КПП, и мы спокойно проехали, а вот Томас и его новые попутчики застряли. Похоже, на КПП уловили немецкий запах. Для тех, кто не в курсе, Томас – это тот, кого можно назвать «эффективным немцем». Этакий человек – швейцарский нож, который по-русски говорит лучше, чем многие русские, разве что на балалайке не играет. Кому-то его манера поведения и общения может показаться грубой, но те бедолаги из ФСБ, которые его допрашивали, очевидно, поняли, что этот хрен им не по зубам. Я бы заплатил немалые деньги, чтобы посмотреть на это представление.

Мы уже сидели в симферопольской гостинице, голодные, не спавшие почти тридцать часов, и жадно уплетали привезенную с собой еду, когда нам сообщили, что Томас, наконец, заехал в Крым. Черт, какое же это было облегчение. Мы с ним договорились, что я буду заниматься съемкой, а он будет переводить. Завершив вечер парой бокалов пива, мы отправились спать.

Будильники прозвенели ровно в пять утра, и рано утром мы отправились на север, в Донбасс – охваченный войной бывший регион Украины. Новый день – новые опасности. Добро пожаловать в наш мир.

Ни одна душа не стояла на нашем пути к нарушению украинского суверенитета. Российские танки обеспечили нам спокойную дорогу, превратив в обломки прежде прочные украинские бетонные блокпосты. Теперь это были лишь мрачные воспоминания – искореженные развалины, застывшие на мерзлой земле безмолвными изваяниями.

Вместе с несколькими моими коллегами-журналистами мы оказались в Геническе, скромном городке на юге Херсонской области. Несмотря на то, что на горизонте маячил призрак войны, жизнь здесь текла в привычном ритме. На прилавках торговали рыбой, мясом, овощами и хлебом. Многочисленные покупатели оживленно торговались с продавцами одежды. Город был живым, его сердце билось в такт повседневной суете.

Но война, как и шквальный ветер, не знает границ. Она была незваным гостем, резко контрастирующей реальностью, которая маячила где-то севернее. Там мощь российских войск обрушивалась на неуступчивую украинскую оборону. Мирная обстановка в Геническе была обманчивой иллюзией того, что война еще не успела запустить свои жестокие пальцы в эти края. Однако надвигающиеся тени говорили об ином – о том, что вдалеке, под раскатами грома орудий, шла кровопролитная битва.

Когда я пробирался по улицам Геническа, мой силуэт отражался в витринах небольших магазинчиков. Глаза сканировали окружающее пространство в поисках случайного прохожего для интервью и задержались на человеке, который казался таким же непримечательным, как и весь город.

Его звали Алексей. Под палящим солнцем я подошел к нему, движимый желанием узнать его историю, его простой человеческий взгляд на события, который едва ли можно найти в газетных статьях.

– Мы можем поговорить наедине? – спросил я Алексея. – Здесь небезопасно.

Он понимающе кивнул, соглашаясь со мной, в его взгляде сквозила настороженность. Сначала Алексей не хотел со мной разговаривать, но это не было проблемой личного характера.

– Я ничего не имею против американцев, – пояснил он, – но картина, которую рисуют ваши СМИ и политики, представляет собой мозаику лжи и дезинформации, искаженную реальность, где Россия выступает в роли злодея, обстреливающего несчастную Украину. Это не они сбрасывают бомбы, – добавил он, – это американцы в Вашингтоне запускают психологические снаряды.

Он намекал на капиталистическую машину, проталкивающую этот нарратив, машину, построенную на алчности, монополиях и неуемном стремлении к власти – всем том, что в его картине мира олицетворяли США.

– У них нет такого исторического опыта, как у Европы, – отметил Алексей, выразив свое недовольство их одержимостью деньгами и пренебрежением к духовному и историческому наследию.

В его голосе звучали тоскливые нотки, когда он сетовал на переписывание украинской истории, на то, что рассказы о ней, передававшиеся от дедушек и бабушек, заменяются новой версией, предложенной сегодняшним правительством. Такие перемены удручают, и он поделился со мной своим скепсисом в отношении достоверности нового исторического повествования.

Его слова меня заинтриговали, и я поинтересовался, знает ли Алексей о предполагаемом участии Америки в финансировании лабораторий по производству биооружия на Украине. Он кивнул, рассказав о своем опыте обсуждения этого вопроса во время «оранжевой революции». Его переживания стали особенно заметны, когда он рассказывал о манипуляциях, которые наблюдал, и о трагических потерях человеческих жизней.

Я поинтересовался его мнением о нынешней роли Америки в украинском конфликте, о ее поддержке этой войны. Алексей дал понять, что для здешних людей это как кинжал в спину. Он горько рассмеялся и рассказал о том, как, по его мнению, Америка разожгла войну, посеяв семена ненависти, находясь в безопасности за океаном. Он обвинил социальные сети, такие как Facebook и WhatsApp, в сговоре с американским правительством в превращении информации в оружие для разжигания конфликта.

Алексей немало путешествовал по миру и видел, как меняется политический ландшафт. И вовсе не через экран телевизора, а своими собственными глазами. А теперь он наблюдал новую главу в истории своей родины. Истории, которую пишут те, кто находится далеко за пределами Украины.

Солнце уже закатилось за горизонт, когда наша беседа подошла к концу. Я попрощался с Алексеем молчаливым кивком головы, обдумывая все, что он мне рассказал. Уходя, я оглянулся на этого парня – обычного работягу из ничем не примечательного города, но теперь ставшего ключевым персонажем в истории этой войны.

Город в пепле. Нацисты из «Азова» разбомбили больницу

В изрезанном шрамами Мариуполе каждый мой шаг отдавался гулким эхом войны, жертвой которой стал этот город. Воспоминания о том, что здесь произошло, до сих пор витали в воздухе и напоминали о творившемся здесь хаосе. За все время моей работы в правоохранительных органах я никогда не видел картины, настолько ярко отражавшей темные стороны человеческой сущности.

В тот роковой день 14 апреля 2022 года Мариуполь стал свидетелем того, на что готовы пойти те, кто хочет одержать победу в этой войне. Каждое сожженное здание, каждая разбитая дорога говорили не только о разрушениях, но и об отчаянии тех, кто оказался загнан в угол.

Вдали виднелись окутанные дымом обломки металлургического комбината «Азовсталь» и мариупольского порта. Для полноты картины не хватало только звуков разрывающихся снарядов. Место, которое еще недавно бурлило жизнью, сегодня стало горнилом противоречий и конфликтов.

Когда российские освободители заняли город, по его улицам загрохотали грузовые машины, груженные продовольствием, одеждой и медикаментами для раздачи жителям. Многие грузовики буксировали огромные емкости с водой – первая попытка реанимировать безжизненный город.

На город опустился туман войны, а правда по-прежнему была от меня скрыта. Разница между сообщениями западных СМИ и рассказами местных жителей дезориентировала меня.

Среди развалин Мариуполя я подошел к женщине, которая, казалось, потерялась в своем отчаянии. Дружески протянув руку, я представился:

– Здравствуйте, я Джон. Вы говорите по-английски?

Она ответила, что говорит на базовом уровне.

Я спросил:

– Могу ли я узнать ваше имя?

Она подняла голову, в ее глазах читалась вся тяжесть недавних событий. Они были наполнены историями тысячи бессонных ночей.

– Меня зовут Елена, – ответила она дрожащим голосом. – Я из Мариуполя, я была гордой украинкой. Но это наши солдаты, наши украинцы разбомбили мой дом. Мой маленький мальчик… он был со мной…

– Во время нападения ребенок был с вами? – Мой голос едва заметно задрожал.

Она кивнула. Воспоминания четко отпечатались в ее взгляде.

– Да, они много раз стреляли в нас из автоматов. Они не давали нам уйти.

Я попытался осмыслить услышанное. Неужели украинские военные могли совершить такое со своим народом, своими соотечественниками?

– Они делали это по отношению к своим же? – уточнил я.

Она казалась полной решимости поделиться своей историей.

– Мы все видели собственными глазами. Это были наши же украинцы. И все же я благодарю Россию. Они спасли нас, приносили нам еду и одежду. Они помогли, когда наш собственный народ повернулся к нам спиной.

– А когда бомбили ваш дом, вы были внутри?

Мое интервью с Еленой

Ее глаза наполнились слезами.

– Да. Это просто чудо, что мы выжили.

От невообразимой трагедии, которую она пережила, у меня перехватило дыхание.

– Я не могу даже представить, что вам пришлось пережить. Ваши дети в безопасности?

Она утвердительно кивнула и произнесла:

– Да, мой сын… он напуган, но жив.

– А сколько ему лет?

– Восемь, – ответила она, судорожно сглотнув. – Было страшно. Но теперь русские здесь, они помогают нам. Мы держимся.

Я нахмурил брови.

– Но СМИ в Штатах называют Россию злодеем, причиной всех этих бедствий.

Ее лицо напряглось, а в голосе прозвучала боль.

– Это не так. Еще до того, как сюда ступила нога русского солдата, наш город подвергся обстрелу. Украина уже до прихода русских творила беспредел, поджигала здания, стреляла в людей, которые пытались покинуть город.

Глубина этого обмана просто поражала.

Она продолжила, в ее словах чувствовалась благодарность:

– Сейчас здесь находятся российские военные, они помогают нам. Они привозят хлеб, мясо, воду, лекарства. Мы живы только благодаря им. Это правда.

Я поблагодарил ее и, держа в руках камеру, продолжил свой путь мимо толп теперь уже бездомных людей. Все, что я видел вокруг, казалось нереальным. Еще не так давно я бы даже не смог себе такого представить.

Возле городской больницы интенсивной терапии собралась группа медсестер, их глаза отражали тот ужас, который превратил массивное здание позади них в руины. Они пытались немного перевести дух от стонов раненых, а я почувствовал, что в тот момент впервые по-настоящему соприкоснулся с реальностью этого растерзанного войной города.

Я чувствовал их яростный гнев, направленный на украинских военных, а их слова рисовали мрачную картину предательства и бесчеловечности. Их голоса рикошетом отражались от разрушенных стен, а каждое слово было пронизано болью многолетних страданий.

Медсестра Анна начала свое повествование с пламенным напором:

– Эти долбаные американцы должны знать правду, всю правду! То, что сделали с нами украинские военные, эти выродки, не просто бесчеловечно – это чудовищно!

С явной горечью в голосе медсестра Катя добавила:

– Они не стреляли куда попало, они стреляли прямо в нас. Никакого милосердия. Никакой жалости к невинным.

– Вот именно! Они ничем не лучше нацистов, они и есть настоящие поганые нацисты! – Анна выплевывала слова, словно они были неприятными на вкус.

Катя обреченно вздохнула:

– Если бы только люди на Западе могли что-то сделать… что угодно. Поделить страну на восток и запад – что угодно, лишь бы прекратить это безумие.

– Видит Бог, мы пытались, – процедила Анна, в ее голосе звучало неприкрытое раздражение. – Мы всего лишь простые медсестры. Во что я была одета два месяца назад на работе, в том же, мать его, я и сейчас. Все остальное было уничтожено этими украинскими сволочами.

Медсестры рассказывали мне о своих лишениях, о том, что одежда, в которую они были одеты, – это все, что у них осталось. Они рассказывали, как украинские войска врывались в больницу, забирали еду, топтали грязными ботинками то, что не могли унести, оставляя после себя только голод и страдания.

– Украинцы… они приперлись в нашу больницу, – вспоминает медсестра Катя дрожащим голосом. – Забрали все мясные консервы, все продукты, которые мы хранили, а то, что не смогли унести, растоптали в грязи. Уничтожили все, чтобы у нас ничего не было.

Медсестра Анна прорычала:

– Проклятый полк «Азов», они забрали все. Даже несчастные макароны и те утащили. Конченые мрази.

Они перечисляли все зверства и издевательства, которым их подвергли так называемые соотечественники. Они рассказывали о предательстве, о невообразимых страданиях, о том, что их дома превратились в пепел, а единственными, кто им помогал, были российские войска.

– Русские помогают нам, – попыталась внести нотку позитива в этот мрачный разговор Катя. – Они дают, что нам нужно.

– Еду? – предположил я.

– Да! Продукты, лекарства – все, что нам нужно для лечения раненых и умирающих. Эти украинские уроды все украли! – кричала Анна, и ее гнев чувствовали все вокруг. – Все, что у нас сейчас есть, дали русские. А украинцы… Эти животные способны только убивать и грабить.

– Мы просто застряли здесь, как в клетке, – призналась медсестра Катя. – Я даже домой попасть не могу. Уже полтора месяца живу в подвале. Для украинцев мы даже не люди. Они относятся к нам как к скоту.

– А наш Зеленский вообще марионетка американцев. Да, все правильно! Тупая безвольная марионетка! – выплюнула Анна. – Украинцы вообще сказали, что надо уничтожить всех, кто брал гуманитарку от россиян. Они говорят, что мы предатели – все, кто остался в Мариуполе.

– А русские делятся с нами своей последней едой, – заметила медсестра Катя с нотками благодарности в голосе.

Я поинтересовался:

– Но откуда вы знаете, что те, кто разрушил вашу больницу, были азовцами?

– Я живу на Украине уже шестьдесят семь лет, с самого рождения. Я знаю разницу между украинцами и русскими. Я знаю «Азов». Это нацисты, самые настоящие нацисты! – ни на секунду не задумываясь, ответила Анна. – А Зеленский, этот поганый карлик, вообще полный дебил.

Интервью с медсестрами Областной больницы интенсивного лечения в Мариуполе

Медсестра Катя негромко добавила:

– Они даже частный сектор разбомбили… обычные дома ни в чем не повинных людей. Мой дом просто уничтожили.

Их душераздирающие истории были полны горечи, разочарования и боли. Каждое слово этих самых обычных людей, ставших невольными жертвами войны, становилось очередным мазком кровавой кисти на холсте растерзанной Украины.

К нашему разговору присоединилась еще одна стоявшая немного поодаль медсестра:

– Прямо во дворах людей приходится хоронить! Там, где раньше играли дети, теперь могилы.

Я спросил:

– Азовцы на самом деле нацисты? Они правда такие ужасные?

– Нацисты, натуральные нацисты! – холодно повторила медсестра Катя.

– Хуже немцев, – кивнув, согласилась медсестра Анна. – Даже немцы так не делали.

– Могилы прямо во дворах. Горы трупов. А мэр города… Он просто трусливо сбежал. Власти бросили нас всех здесь умирать, – с горечью добавила третья медсестра. – А Зеленский, эта маленькая дрянь – он просто инструмент американского правительства. Они отказались от перемирия, лишь бы не прекращать эту кровавую войну. – Ее голос был полон разочарования и горечи.

Их слова тяжело повисли в воздухе, а я пытался осознать все, что они мне успели рассказать. Отчетливая, неприкрытая боль в их голосах поведала больше, чем можно было сказать словами.

В своих откровениях медсестры рисовали леденящую душу картину марионеточного правительства, в котором Зеленский – всего лишь безвольная кукла, которую приводят в движение ловкие руки заокеанских хозяев. Их повествование заставляет вспомнить мирные переговоры в Турции в марте 2022 года, когда у представителей России и Украины появилась надежда на урегулирование. Однако все быстро сошло на нет, когда американские кукловоды не позволили украинцам остановить кровопролитие. Именно тогда открылась горькая правда: война – это золотая жила для американского военно-промышленного комплекса, отрасли, которая процветает на войнах и беспорядках, получая многомиллиардные прибыли.

Откровенные слова женщин рисовали реальную картину тех ужасов, которые были спланированы в правительственных кабинетах по другую сторону океана. Ужасов, которые с готовностью воплотило в жизнь украинское правительство. Каждый из тех, кто остался в этом несчастном городе, оказался в ловушке кошмара и никак не мог проснуться.

По мере того как я общался с мариупольцами, я осознал одну страшную вещь: многие здания не были повреждены снарядами, но сгорели дотла. Оказалось, что украинские военные получили приказ сжигать все на своем пути. Это был сознательный террор против русского этноса на Украине – против тех, кто осмелился бросить вызов захватившим власть деспотам. Многочисленные безмолвные пепелища там, где еще недавно кипела жизнь, напоминали о том, насколько высокой оказалась цена неповиновения Мариуполя.

Голоса из-под завалов: отчаяние и стойкость в Мариуполе

Я пробирался по развалинам Мариуполя – города, разрушенного в ходе конфликта, вспыхнувшего по мановению руки заокеанского гегемона. С каждым шагом становилось все яснее, что даже кадры из современного постапокалиптического фильма не смогли бы передать масштабы разрушений, свидетелем которых я стал.

Крики плачущих людей заглушали все остальные звуки вокруг. Их лица выражали гнев и отчаяние: у них отобрали все, что было. Они окружили меня, их голоса были полны страданий. Они хотели быть услышанными, хотели, чтобы все узнали о том, что с ними на самом деле произошло.

Я пообещал рассказать и показать их историю всему миру.

Стоя посреди развалин, я спросил:

– Что здесь произошло? Кто разрушил ваши дома?

Женщина, глаза которой выражали всю тяжесть пережитого, вышла вперед.

– Я из Приморского района, жила на пересечении проспекта Нахимова и улицы Лавицкого. Это было жестоко. Наши же военные, наши защитники – они разнесли город в клочья. Они обстреливали нас каждый божий день, сорок восемь дней без остановки. С двадцать четвертого февраля у нас не было никаких запасов продуктов. Мы пили воду из родников, ели, что осталось, что придется.

Ошарашенный, я решил уточнить:

– Это сделали украинские военные?

Женщина утвердительно кивнула:

– Да, украинцы. Мы были отрезаны от мира, нам не давали уйти. Только сегодня мне удалось сбежать оттуда вместе с внучкой.

Мой следующий вопрос был отзвуком слухов, которые дошли до меня ранее:

– Я слышал, что украинские военные используют мирное население как живой щит. Это правда?

Моя собеседница подтвердила и это:

– Они прятались на крышах и поджигали дома. Дом моей мамы сгорел, нам пришлось спасаться самим, из огня уже ничего нельзя было спасти.

Я продолжил расспросы:

– Вам кто-нибудь помогал?

– Нет, – ответила она. – Русские тогда еще не пришли, мы были в окружении.

В этот момент заговорила маленькая хрупкая девочка, стоявшая среди толпы опустошенных и потрясенных выживших, и ее голос мягко, но резко контрастировал с какофонией жалобных причитаний и стенаний. Она стала свидетельницей чудовищного события, которое повергло в ужас всех, включая меня.

– Люди мобилизовались, вооружились ведрами с водой, отчаянно пытаясь подавить бушующее пламя, которое грозило поглотить дом номер сто шестьдесят по улице Нахимова. Но украинские снайперы, как бессердечные стервятники, использовали этот хаос для очередного обстрела, – рассказала она. Ее лицо было лишено той невинности, которой должен обладать ребенок ее возраста.

По толпе пронесся ропот тягостного согласия. Женщина, с которой я разговаривал, кивнула в знак подтверждения.

– Это правда. Российские военные тогда еще не вошли в Мариуполь. Мы оказались в ловушке, в окружении, на мушке у украинских снайперов, – призналась она, и боль в ее глазах отражала разруху вокруг нас.

– Пять человек, – перебила девушка неожиданно жестким тоном. – Пять человек, которые пытались защищать свои дома, были убиты этими снайперами.

Свою фразу девушка завершила осуждающим взглядом на мою камеру, словно та как-то связывала ее с невидимыми виновниками этого ужасного преступления. И в каком-то смысле она была права, поскольку, несомненно, американские спецслужбы отслеживали мои материалы.

Было совершенно очевидно, что это не просто жители осажденного города. Преступники украинского режима терроризировали не город, а людей, которые в нем живут. Точнее, пытаются выжить, когда весь мир повернулся к ним спиной. Их послание этому самому миру было предельно ясным: они не хотели, чтобы их увидели, – они хотели, чтобы их, наконец, услышали.

Наша беседа продолжалась, к ней присоединялись многие другие пострадавшие, каждый из которых добавлял очередной мрачный штрих к этой ужасающей картинке. Они делились рассказами о детях и пожилых, оказавшихся в подвалах, о людях, убитых в попытке потушить пожары, о снарядах, падавших на их дома.

В какой-то момент голоса начали вопрошать о роли Запада во всем этом безобразии, о данных обещаниях, которые привели только к разрушению их города. Гнев в голосах был практически осязаем, их лица излучали досаду и обиду за то, что их предали. Этот долгий разговор был как внезапный удар под дых.

Одна женщина, назовем ее Мария, заплакала:

– У меня есть друзья в Америке… Вы не могли бы им передать? Моя дочь… она погибла. Они должны знать. У меня есть их номер, но телефонная связь отключена.

– Ваша дочь погибла прямо здесь? – Мой голос опустился до шепота.

Ее лицо скривилось в болезненной гримасе, по щекам текли ручьи слез.

– Нет, это случилось возле нашего подъезда на улице Строителей, дом сто сорок четыре, квартира сто восемьдесят два.

Когда я набрался духу спросить, что же произошло, она окатила меня прерывистым потоком слов:

– Бомба… влетела в дом. Мой муж ранен. Моя сестра была ранена еще тринадцатого марта. Наши дома – руины. Дома на улице Ильича все разрушены. На Строителей то же самое…

Смотря на нее, я сам едва сдерживался, чтобы не разрыдаться. Но то, что она сказала дальше, потрясло меня до глубины души. Она рассказала, где была похоронена ее дочь.

– Под моими окнами, – всхлипнула она. – Как собака. Она умерла ни за что!

Другие женщины, стоявшие рядом с нами у развалин, тоже плакали: у каждой из них были свои собственные переживания и раны.

Сквозь рыдания Мария продолжала:

– Мы практически не вылезаем из укрытия, только возле входа быстро готовим еду для детей, а потом убегаем… Они продолжают стрелять.

– Они? – переспросил я.

– Украинцы. В тот день была перестрелка. Сначала они прятались в нашем здании. Потом появились бойцы ДНР. Стреляли со всех сторон. Украинцы держали нас в домах. Мы вообще не могли выйти.

Меня словно окатили ледяной водой. Украинские войска, по сути, использовали мирных жителей как щит. Я попросил своего переводчика еще раз уточнить это у Марии.

Она подтвердила:

– Да, они были в нашем доме. В три часа утра они ломились в двери. Мы все жили в коридорах. Они кричали, что спасут нас. Спасут?! Эти животные просто прикрывались нами!

В ходе разговора просьба Марии становилась все более настойчивой. Она дала мне номер телефона с кодом США и сказала:

– Передай моим друзьям в Америке. Передай Валюшке Иванченко, что здесь ад на земле. Кариночка, моя дочка, она умерла, ее больше нет. Анжела, моя сестра, лежит раненая в квартире. Муж ранен. Дедушка и мой папа совсем глухие и слепые. Мама уже не может ходить. Мы прячемся в том, что осталось от наших домов. Все сгорело. Их квартира тоже пострадала. Все разрушено. Передайте им, что я их люблю… Юля, Наташа, Марик, все, вся их семья. Мы здесь живем в аду. Я не знаю, что еще сказать. Мы без воды и электричества. Вот еще один номер для Юли, на всякий случай.

После того как она закончила говорить, ее слова еще долго звучали в моих ушах. Ее рассказ, поведанный приглушенным шепотом и сопровождающийся всхлипами, рисовал суровую, ужасающую картину жизни в зоне боевых действий.

Мария из Мариуполя рассказывает, как ей пришлось похоронить свою десятилетнюю дочь под окном своей квартиры, как собаку

Разговор принял еще более мрачный оборот, когда другие жители подтвердили все те страшные обвинения в том, что украинские военные использовали их в качестве живого щита, прятались в квартирах и удерживали там ни в чем не повинных людей. Это было вопиющим нарушением Женевских конвенций.

Вернувшись домой, я обнаружил, что мне никак не удается избавиться от мыслей о том, что эти людям пришлось пережить. Их образы, их слова проносились в моей голове снова и снова, пока я монтировал видеоматериал в относительно спокойной обстановке своего домашнего кабинета. Я много раз перематывал кадры записей, редактировал, добавлял субтитры, чтобы мир мог сам увидеть и услышать кошмарную правду.

Каждый раз, когда я включал эту запись, я представлял все их страдания, тот ад, в котором они теперь живут. Душераздирающие мольбы, рассказы о разрушениях и смерти, яростное осуждение тех, кто превратил их жилища в безжизненные руины. Каждый раз, когда я слышал прерывистую речь Марии, рассказывающей о своей погибшей дочери, когда я видел в ее глазах невообразимое горе, у меня перехватывало дыхание. И с каждым просмотром новая волна слез грозила прорваться наружу.

Я изо всех сил старался сохранить самообладание и сосредоточиться на выполнении поставленной задачи. Но эмоциональная нагрузка была непомерной. Сколько бы раз я ни вытирал глаза, на них снова и снова наворачивались слезы, затуманивая зрение и размазывая и без того мрачную картину на экране передо мной.

Контраст со спокойно тишиной моего домашнего офиса был поразителен. Окруженный привычными и удобными атрибутами своей повседневной жизни, я был вынужден столкнуться с суровыми реалиями жизни этих людей. И осознание этого сильно потрясло меня. Их борьба была еще далека от завершения. Но пока все, что я мог сделать, – это позаботиться о том, чтобы их голоса были услышаны, их истории – рассказаны, а трагическая реальность – увидена.

Я пытался связаться с людьми по номерам телефонов, которые мне дала Мария, но безрезультатно. Я пытался найти в Интернете людей с такими же именами, пообщался с одной женщиной, но она даже не поняла, о ком я говорю.

В этом городе, испещренном следами войны, проявилась стойкость. На фоне всех трудностей зажглась искра сострадания и надежды, озарив светом кромешную тьму вокруг. Теперь мое путешествие стало не просто журналистским расследованием, а стремлением помочь тем, кто пострадал от конфликта. Теперь мною руководило именно сострадание и желание помочь.

Одной из наиболее насущных потребностей были медикаменты. К сожалению, сложившаяся международная обстановка и санкции привели к дефициту некоторых важнейших лекарств. Это было печальным напоминанием о том, как политические баталии могут повлиять на жизни невинных людей.

Несмотря на бюрократические сложности, наше сотрудничество с руководством природного парка Олений, принадлежащего моему другу Игорю и его жене Елене, развивалось благодаря нашему общему стремлению помочь этим людям. Участники чата группы этого парка, которые имели отношение к медицине и здравоохранению, делали все, чтобы найти медикаменты, которые смогут облегчить страдания пострадавших от войны людей. Пожертвования от людей со всех уголков России демонстрировали сочувствие и поддержку со стороны медиков, которые хотели внести свой посильный вклад в это дело.

Донбасс, изуродованный конфликтом, стал центром нашей миссии. Поставки медикаментов, одежды и других предметов первой необходимости были не просто анонимными посылками, а символами способности человечества к регенерации и созиданию. В нашем путешествии было немало препятствий, но единая цель, объединившая больницы, жертвователей, добровольцев и спонсоров, позволила преодолеть все трудности. Наши старания демонстрировали нашу общую человеческую общность и стремление помочь тем, кто попал в беду.

В одной из моих поездок любопытную роль сыграл Land Rover Defender, который я одолжил у руководства парка Олений. На контрольно-пропускном пункте одна деталь в моих документах вызвала небольшой переполох: в них было указано довольно громкое имя влиятельного человека. Эта ситуация в очередной раз напомнила мне о невидимых хитросплетениях политики.

Сейчас, спустя некоторое время, я обдумываю все, что тогда увидел и услышал. Мне хочется верить, что нам удалось оставить след в жизни и работе всех, с кем мы сталкивались на этом пути, включая журналистов, освещавших эти истории. В Мариуполе, а затем и в Мелитополе, наше стремление помочь стало многообещающим проблеском надежды.

Это не просто повествование о человеческом долге. Вовсе нет! Это рассказ о том, как ярко человеческий дух может гореть даже в самой черной тьме. Напоминание о том, что человечество способно исцелять, утешать и объединяться перед лицом общих испытаний. Отдельно стоит поблагодарить Министерство обороны России, которое помогло организовать передачу гуманитарной помощи и пожертвований.

В дальнейшем к нашим усилиям присоединится Маша. Благодаря ей нам удалось увеличить объемы поставок гуманитарных грузов, а ее энтузиазм вдохновил многих из тех, о ком вы узнаете в следующих главах.