Предчуствие

Трудно было предположить, что такой аккуратный человек, как Джек Аллертон, может забыть о письме в кармане пиджака. Впоследствии миссис Аллертон рассказывала знакомым: у нее было предчувствие, что у мужа есть любовница. Но кое-кто из знакомых убежден, что Копни Аллертон тайком шарила по карманам мужа.

...Джек уже чистил на крыльце свои ботинки; она тоже одевалась, обираясь в Олений парк, где они прогуливались каждое воскресное утро. Увидев, что муж оставил пиджак в прихожей, Конни инстинктивно заглянула во внутренние карманы. Письмо было написано округлым почерком школьницы; едва она прочитала первые слова: «Джек, мой любимый», как у нее перехватило дыхание. Дрожа всем телом, она жадно читала восторженные фразы со множеством интимных подробностей о совместно проведенном уик-энде. Уже это было весьма скверно; а перевернув страницу, миссис Аллертон поняла, что ее семейная жизнь — а это была вся жизнь для Конни — накануне краха.

Дорогой,— читала Конни,— не знаю, как мне сдерживаться на службе: мне хочется все время быть возле тебя, знать, что скоро мы окажемся на Багамских островах, на теплом золотистой песке, будем слушать рокот волн и не расставаться ни днем, ни ночью.- Ах, мой любимый, для меня это так неожиданно, но я верю тебе... И я сделала все, как ты велел: заказала два отдельных билета на рейс 387 до Цюриха, вылетающий в 9.30 утра в следующий понедельник из аэропорта Хитроу. Твои билет — на имя Льюиса Тренча, а мой — на мое собственное. Не беспокойся, я буду точно ко времени...». Далее шли заверения в вечной любви и подпись «Джин».

Джин Ричардс! Мисс Ричардс, секретарша Джека! Значит, Конни все это время была слепой, если не замечала ни «деловых» телефонных звонков по вечерам, ни «служебных» поездок с пятницы до понедельника, ни «переговоров» в ресторанах, ни посещений ночных клубов «в мужской компании»...

Вихрем ворвался Роберт: искал свои кеды. Она едва успела сунуть письмо обратно.

— Тебе уже шестнадцать,— обратилась Конни к сыну,— так что пора убрать бомбы и револьверы, с которыми ты больше не играешь.— Чтобы оттянуть встречу с мужем, она ушла с сыном в его комнату.— А кеды твои — вон там, под кроватью...

— Если мы хотим еще выпить коктейль «У оленя»,— крикнул муж из дверей,— то пора идти!

Она сделала над собой усилие и ответила почти спокойным голосом:

— Нет, милый, иди один. У меня что-то закружилась голова.

Ей нужно было побыть одной, чтобы оправиться от шока и поразмыслить.

Когда Джек вернулся, Конни уже обрела спокойствие и решила не затевать скандала. Она сделает вид, что ничего не подозревает — это будет ее преимуществом. Срочно предпринимать что-либо не было необходимости, и миссис Аллертон продолжала сохранять спокойствие. По крайней мере внешне. Тем более что вот уже год, как мистер Аллертон не приходил в ее спальню.

Понедельник. Впереди еще неделя. С самого утра Конни направилась к директору банка, которого никогда прежде не видела; все сообщения банка поступали в контору фирмы, где ее муж был одним из директоров. Глава банка не вызывал у Конни симпатий, и она попыталась сразу взять быка за рога:

— Мистер Эдди, я хотела бы сделать мужу небольшой сюрприз. Но мне нужно убедиться, что он не будет смехотворным. Я присмотрела дом, такой, о котором мы давно мечтали, и можем сравнительно недорого приобрести его. Мне нужно лишь знать, сколько осталось на нашем текущем счету и сколько мы могли бы получить, заложив или продав ваш теперешний дом.

Лицо мистера Эдди приняло озабоченный вид:

— Видите ли, миссис Аллертон, вы ставите меня в неловкое положение. «На нашем счету», как вы изволили выразиться,— это значит на личном счету вашего мужа. То же относится и к дому, в котором вы оба живете, но владельцем которого официально является ваш муж. А правила нашего банка категорически запрещают давать какие-либо сведения кому бы то ни было, кроме вашего мужа или его поверенного. Впрочем, может быть, ваш муж дал вам доверенность?

— Нет. Но я полагаю, вам известно, что этот дом купил для нас мой покойный отец.

Директор едва заметно пожал плечами:

— По закону, миссис Аллертон, дом принадлежит вашему мужу, и мы не имеем права давать другим лицам какие-либо сведения обо всем, что касается этого дома.

Такой же прием ожидал ее в конторе их адвокатов. А в следующий понедельник Джек будет уже в Цюрихе, на пути к песчаным пляжам в сопровождении молодой женщины — девчонки, лишь на шесть лет старше его собственного сына.

Ясно, что за границу его послала фирма. Но ведь и там ему понадобятся деньги. Раньше ей никогда не приходила в голову мысль о самозащите: теперь все было ясно. Она останется без пенни за душой.

В этот вечер было труднее делать вид, что ничего не случилось. Но продолжительный детективный телефильм позволил ей не показать свою озабоченность.

Во вторник Джек тоже ни словом не обмолвился о предстоящем отъезде. Она уже думала, не приснилось ли ей все это в кошмарном сне, но в среду он начал разговор сам:

— Позвони, пожалуйста, Клиффордам, Конни, и предупреди, что мы не сможем в понедельник прийти к ним, как обещали.

Его голос был совершенно спокоен.

— Я должен улететь на пару дней в Цюрих.

Ее охватил озноб.

— Джек, мы уже во второй раз отменяем свой визит,— заметила она после паузы.— Клиффорды непременно обидятся. Может быть, можно сдвинуть твою поездку на вторник?

Он покачал головой:

— Дела важнее, чем бридж, дорогая. У меня деловая конференция. Очень жаль, но в понедельник в девять тридцать я должен лететь.

Набирая телефон Клиффордов, Конни пыталась придумать ловушку для мужа. Как она ни сдерживалась, голос ее в разговоре с миссис Клиффорд звучал почти истерично.

— Они разочарованы,— сказала она, повесив трубку. Потом сослалась на головную боль и ушла к себе.

После завтрака, как только Роберт убежал в школу, Конни сделала еще одну отчаянную попытку; положила свою руку на руку мужа и, поймав его взгляд, проговорила:

— Джек, милый, прошу тебя, не лети в понедельник в Цюрих...

Его глаза выразили изумление:

— Но я должен лететь. Дела с фирмой «Мюллер и компания» всегда входили в круг моих обязанностей. Что случилось?

— У меня странное чувство, Джек. Мне кажется, если ты улетишь, мы больше никогда не увидимся — Он не моргнул глазом, лишь широко улыбнулся, словно посмеиваясь над сумасбродством суеверной супруги:

— Ну и как ты думаешь, что со мной может случиться?

— Не знаю. Катастрофа. Похищение самолета. Все что угодно. Я боюсь...

— Чепуха,— ответил он.— В расчете на километр пути перелет куда безопаснее всех других способов передвижения, даже безопаснее, чем прогулка по городу. И потом, я уже не могу отменить или передвинуть назначенную встречу.

— Тогда возьми меня с собой.

На это трудно было возразить. Но ему удалось сохранять покровительственную улыбку:

— Не дури, Конни. Я все эти дни буду страшно занят. И подумай только, во сколько это обойдется, а пользы никакой.— Несколько минут он молчал, потом левая бровь многообещающе приподнялась. Очевидно, его осенила новая идея.— Знаешь что, Конни, через пару недель или через месяц будет еще одна конференция, на этот раз в Каннах, на Средиземноморском побережье. И мы поедем вместе на машине. Поедем не по магистральным шоссе, а по параллельным малозагруженным дорогам, через Эльзас, через Швейцарию, потом южнее, к Лазурному берегу. Бензин и отели оплатит фирма, и мы сможем наслаждаться почти бесплатно...— Он обошел вокруг стола и поцеловал жену.— А теперь мне нужно спешить.

Она услышала, как зарокотал мотор автомобиля. Еще несколько дней — и она больше не услышит этот звук возле дома. Теперь она твердо знала: это конец. Что же делать?

По закону он имел право продать дом без ее согласия и забрать из банка свои деньги. Обращаться к директорам банка или фирмы бессмысленно: личная жизнь служащих и вкладчиков не входит в их компетенцию. Рассказать мужу о найденной письме? Но и он, и мисс Ричарде попросту посмеются над ней. Жаль, конечно, что она не сохранила письма... Объяснение с мисс Ричардс тоже не сулило успеха. А если сообщить полиции, что у него есть второй паспорт и что он берет с собой за границу больше разрешенных трехсот фунтов? Это, конечно, наказуемо, но где доказательства? Она пришла в ярость, когда поняла, что ничего не может сделать — разве что устроить скандал: что она и Роберт останутся без средств к существованию. Ну хорошо, она будет искать работу — она, женщина уже не первой молодости, без всякой специальности и к тому же при наличии в стране полутора миллионов безработных... Конни попробовала представить себе, как будет стоять в длинной очереди за пособием по безработице. Но еще до обращения за пособием ей придется продать за бесценок машину и мебель, переселиться в жалкую комнатенку, забрать Роберта из привилегированной школы и перевести в обычную. И это вместо мечты о собственном мопеде, который ему давно обещали! А Джек будет наслаждаться солнцем и морем, попивать ледяной джин с лимонным соком или топикой, нежиться с этой стервой, которая на целых двадцать восемь лет моложе его...

Аллертон был первым мужчиной в жизни Джин Ричардс. И, как она надеялась, будет последним и единственным. Он был необычайно привлекателен со своими седеющими висками и великосветскими манерами. Он покорил ее нежностью и чувством такта, проявил терпение и ненавязчивость — и она без памяти влюбилась в «своего» Джека. В то же время ее молодость, привлекательность и развившаяся ненасытность в ласках льстили Джеку: она оказалась услужливой и уступчивой как раз тогда, когда он обнаружил, что не сможет долго скрывать свои финансовые махинации.

Некогда он сильно прогорел, занимаясь на свой страх и риск биржевыми спекуляциями. Чтобы возместить убытки, он слегка «причесал» баланс своей фирмы. Однако год за годом вскрывались новые недостачи. Полагая, что семь бед — один ответ, он увязал в долгах все больше и с годами привык тратить больше того, что мог заработать. Он понимал, что рано или поздно его аферы всплывут, и давно уже готовился исчезнуть. Теперь надвигалась ревизия; бухгалтерские документы, в которые до конца года никто не собирался заглядывать, должны были со дня на день подвергнуться проверке. А ему отнюдь не улыбалось провести лет пять за решеткой.

Он предусмотрительно принял некоторые меры, которые должны были позволить в случае опасности в течение часа удрать за границу. В цюрихском банке была уже кругленькая сумма на имя Льюиса Тренча. На это же имя он получил и «настоящий» паспорт, представив копию свидетельства о рождении Тренча и две фотографии собственной персоны. Настоящий же Льюис Тренч, не вынесший жизненных невзгод, умер чуть ли не пятьдесят лет назад в возрасте двадцати месяцев от роду. И с тех пор спокойно спал на небольшой кладбище в Шропшире.

Когда Аллертон после утреннего объяснения с супругой появился в своей конторе, его величество Случай преподнес ему подарок. В контору поступила партия алмазов, еще не подвергшихся огранке, стоимостью никак не меньше ста тысяч фунтов стерлингов. Возможный покупатель должен был приехать, чтобы осмотреть их, только в понедельник. Аллертон очень естественно сделал вид, что положил пакетик с алмазами в сейф, и незаметно сунул его в карман. Затем вместе с другим директором установил запор сейфа на 10.30 утра в понедельник: именно в это время должен был прийти клиент. Но к этому времени, подумал он, Джек Аллертон уже не будет существовать как таковой. Будет лишь некий Льюис Тренч - в самолете, летящем из Лондона в Цюрих.

Потом он подумал, что брать с собой Джин Ричардс глупо. Джин слишком много знала о нем, а смазливых девчонок можно найти за деньги где угодно. Но эту проблему он постарается решить позже. А сейчас нужно благополучно развязаться с делами в Лондоне.

— Джек, последний раз прошу тебя: не нужно лететь. Ну, пожалуйста! Или возьми меня с собой.

Конни сидела за рулем, и они ехали в аэропорт Хитроу, к цюрихскому рейсу номер 387.

— Конни, ты действительно городишь вздор. И ты абсолютно нелогична. Ты боишься катастрофы, ибо опасаешься оставить Роберта без отца, но тут же по доброй воле соглашаешься оставить его и без отца, и без матери, если только твое предчувствие сбудется. Но я должен быть в Цюрихе сегодня.

В аэропорту Конни внимательно смотрела по сторонам. Джин Ричардс не показывалась. Будучи предусмотрительным организатором, Аллертон велел ей приехать еще до девяти часов, сразу же зарегистрировать свой билет и пройти на посадку.

Он сдал чемодан в багаж, оставив при себе небольшую сумку на «молнии».

— Здесь мы должны расстаться, дорогая,— сказал он перед паспортным контролем.

— Счастливого пути, милый,— ответила она дрожащим голосом.— Да, чуть не забыла. Это тебе на дорогу.— Она порылась в своей сумочке, достала перевязанный бечевкой плоский сверток и пластиковый пакет, в котором были яблоко и апельсин, расстегнула «молнию» на его сумке, сунула в нее сверток вместе с пакетом и вновь застегнула.— Бутылка виски «Джонни Уокер» и фрукты.

— Спасибо, Конни. До свидания.

— Счастливого полета. Позвони мне вечером.

Он предъявил паспорт на имя Льюиса Тренча, сунул его обратно в сумку и направился в зал отлетающих. Но, как только прошел через контроль безопасности, ему преградил путь чиновник в синей униформе:

— Извините, сэр. Вы позволите взглянуть на содержимое вашей сумки?

— Если это необходимо,— пожал плечами Аллертон и расстегнул «молнию».— Прошу вас.

— Скажите, есть при вас металлические предметы? Фото- или кинокамера?

— Нет, ничего такого нет. Чиновник кивнул одному из своих коллег. Тот подошел поближе.

— Вы уверены?

— Стопроцентно,— ответил тот,— Прибор показал очень большое отклонение, когда проходил этот господин.

— Что у вас в сумке, сэр? — Чиновник указал на плоский сверток, который в последний момент сунула Конни.

— Бутылка виски. Это ведь не запрещается.

— Вы позволите развернуть?

— Пожалуйста.

В свертке оказалась плоская коробка. В коробке лежал револьвер.

— О Боже! — Аллертон раскрыл рот и с удивлением взирал на оружие. Второй контролер, не спуская глаз с Аллертона, сунул правую руку под мышку.

— Вы можете объяснить, сэр, почему у вас в сумке оружие?

Аллертон сглотнул слюну. Он узнал игрушечный револьвер сына и протянул было к нему руку. Вокруг его кисти тотчас сомкнулись стальные пальцы. Он постарался все же сохранить самообладание.

— Это бутафория,— проговорил он.— Игрушечный револьвер сына. Моя жена...— Он замолк, вспомнив, что теперь его зовут Льюис Тренч.— Это просто шутка моей жены.

Чиновник достал из пластикового пакета «фрукты». Кожура апельсина тотчас, отвалилась, обнажив довольно естественно выглядевшую бомбу.

— Это тоже принадлежит моему сыну. Всего лишь игрушки.— Аллертон начал понемногу успокаиваться.— А теперь вы позволите мне идти?

— Довольно опасные игрушки, сэр.— Чиновник достал свой тяжелый полицейский револьвер, вынул магазин с патронами, затем вложил его обратно.— Угон самолетов совершался с помощью куда более безобидных «игрушек»...

— Угон самолета?! Помилуйте за кого вы меня принимаете? Я директор...

Аллертон осекся. В самом деле, кто же он теперь? Второй чиновник все еще держал руку под пышкой. Первый же вытащил тем временен из сумки Аллертона оба паспорта, раскрыл их на первой странице и внимательно рассматривал фотографии.

— Очевидно, оба паспорта принадлежат вам, сэр. Джек Аллертон и Льюис Тренч.— Его тон стал жестче: подозрения оправдались.— Я вынужден просить вас пройти с нами.

— Но я не могу — пролепетал Аллертон.— Я должен попасть на цюрихский рейс... Я уверяю вас, что это всего лишь шутка моей жены...

— Вашей жены? — усмехнулся чиновник.— Вы имеете в виду миссис Аллертон или миссис Тренч? — холодно осведомился он.— Весьма сожалею. Обладание фальшивым паспортом уголовно наказуемо, а один из двух паспортов, очевидно, является фальшивым. Если вы не пожелаете добровольно последовать за нами и дать объяснения, мне придется арестовать вас.

Его привели в помещение с решетками на окнах. Он попросил разрешения выйти в туалет, попытался было избавиться от пакетика с алмазами, но тут же был изобличен.

В дальнейшем почти одновременно происходило следующее.

Чиновник службы безопасности спросил Аллертона.

— Итак, сэр, как вы можете объяснить все это?

Аллертон молчал. Удовлетворительного объяснения он дать не мог.

Мисс Ричардс потягивала в самолете бесплатный коктейль и ломала голову над причиной, которая могла задержать Джека. «Ну ладно, прилетит следующим рейсом»,— подумала она. Он ведь такой тактичный и обходительный, он не заставит ее долго ждать.

Конни вернулась домой и, чтобы снять напряжение, выпила рюмку шерри. Затем в ожидании телефонного звонка репетировала, как будет выражать свое удивление . Ведь она до последней минуты оставляла ему шанс стать «хорошим».

Она налила себе новую порцию шерри.

Рис. В. СКРЫЛЕВА