«The Empty Hours» 1960, перевод П. Рубцова
Сначала подумали, что она цветная.
Патрульный полицейский, приехавший по вызову, был потрясен, увидев мертвую женщину. Он впервые увидел труп. Девушка, как бы отдыхая, лежала в нелепой позе на ковре, и его рука слегка дрожала, когда он составлял рапорт. И в графе «Раса» он не задумываясь написал «негритянка».
Вызов принял дежурный из центрального полицейского участка. У него на столе лежал блокнот с отпечатанными бланками, он деловито записал информацию, так как это был обычный вызов, скатал бланк в трубочку и вложил в металлический контейнер, а потом переслал его пневмопочтой в радиорубку. Диспетчер прочитал бланк вызова, пожал плечами, потому что вызов был самый обычный, посмотрел на карту района и вызвал на место происшествия машину номер одиннадцать 87-го полицейского участка.
Девушка была убита.
Вероятно, она была хорошенькой, но сейчас страшно было на нее смотреть, смерть изуродовала ее тело. Она была босиком, в свитере и юбке. Юбка задралась, очевидно когда она падала на ковер. Голова оказалась неестественно вывернутой, короткие черные волосы слились с ковром, а с распухшего лица смотрели широко раскрытые карие глаза. У полицейского внезапно возникло желание одернуть юбку девушки. Он подумал, что ей бы этого хотелось. Смерть настигла ее в неподобающей позе и лишила чисто женских инстинктов. Эта девушка уже не сделает ничего из того, что имело для нее огромное значение при жизни. И смерть подчеркнула совершенно незначительную, но уникальную в своем роде деталь: эта девушка никогда уже не одернет юбку, не сделает этот обычный, но в чем-то прелестный женский жест.
Патрульный вздохнул и закончил писать рапорт. Образ мертвой девушки преследовал его всю дорогу, пока он шел к машине.
В 87-м полицейском участке было жарко. Работающие в ночную смену детективы заступили на дежурство в шесть часов вечера, и теперь они попадут домой не раньше восьми утра. Детективы считались, пожалуй, привилегированной частью полиции, но многие из них, в том числе и детектив Мейер Мейер, полагали, что жизнь полицейского в форме гораздо проще, чем жизнь детектива в штатском.
— Так оно и есть, — размышлял Мейер, в рубашке с короткими рукавами, сидя за своим столом. — У патрульного полицейского четкий график работы, и поэтому он может вести человеческую жизнь, иметь семью и возвращаться домой вовремя.
— Твоя семья — это наш участок, — сказал Стив Карелла. — Признайся.
— Точно, — ухмыльнулся Мейер. — Сплю и вижу, когда снова приду сюда. — Он погладил лысину. — Знаешь, что мне больше всего здесь нравится? Интерьер. Обстановка. Располагает к отдыху.
— А-а, значит, тебе не нравятся коллеги?
Карелла встал из-за стола и подмигнул Коттону Хейзу, стоявшему около стойки с картотекой. Прошел в другой конец комнаты к кувшину с холодной водой, который стоял прямо за перегородкой, отделяющей комнату от коридора. Он двигался с легкой небрежностью, но такое впечатление было обманчивым. Стив Карелла не производил впечатления физически крепкого человека и не принадлежал к числу громил с вздувающимися бицепсами. Но в его движениях чувствовалась какая-то скрытая сила, он знал невидимые возможности своего тела. Карелла подошел к кувшину с водой, наполнил бумажный стаканчик и повернулся к Мейеру.
— Нет, мне нравятся мои коллеги, — парировал Мейер. — На самом деле, Стив, если бы я мог выбирать среди полицейских всего мира, я выбрал бы вас, честных и скромных ребят. Правда-правда. — Мейер кивнул, подзадоривая сам себя. — Я бы всем вам выдал по медали. Господи, как же мне повезло с работой! С сегодняшнего дня я готов работать бесплатно. Эта работа так меня обогащает, что я могу отказаться от жалованья. Хочу поблагодарить вас, дорогие коллеги. Вы помогли мне разобраться, в чем истинная ценность жизни.
— Здорово говорит! — воскликнул Хейз.
— Послушайте, только он должен проводить допрос преступников — он там такую речь толкнет! Почему тебя до сих пор не повысили, а, Мейер?
— Стив, мне предлагали это, — с серьезным видом заявил Мейер. — Но я сказал, что очень нужен здесь, в 87-м, в этом райском уголке среди всех участков. Тогда мне предложили должность начальника полиции, а когда я отказался, хотели назначить комиссаром, но я остался верен своему родному участку.
— По-моему, медали достоин только он, — предложил Хейз, и в это время зазвонил телефон.
Мейер снял трубку:
— 87-й участок, детектив Мейер. Что? Одну минутку.
Он придвинул к себе блокнот и начал писать.
— Да, записал. Да. Да. Да. Хорошо. — Он повесил трубку.
Карелла подошел к его столу.
— Цветная девушка, — начал Мейер.
— Да?
— В меблированных комнатах на Южной Одиннадцатой.
— Да?
— Убита.
В ранние предрассветные часы есть особое своеобразие в жизни города, и в эти часы город не похож на себя.
Город — это женщина, и так будет всегда. Он просыпается, как женщина, осторожно пробует наступающий день на вкус робким зевком и с улыбкой потягивается. Ее губы бесцветны, волосы растрепаны, тело еще не остыло от сна. Когда солнце окрашивает небо на востоке и накрывает ее утренним теплом, она становится похожей на невинную девушку. Она одевается в убогих меблированных комнатах, в трущобах и в роскошных пентхаузах на Холл-авеню, она одевается в многочисленных квартирах в Айсоле, Риверхеде и Калмз-Пойнте, в частных домах на Бестауне и Маджесте, и выходит она совершенно другой женщиной — деловой, элегантной, привлекательной, но не сексуальной. Она абсолютно уверена в себе, причесана и накрашена, но у нее нет времени на всякие глупости — впереди у нее долгий рабочий день. В пять часов с ней происходит метаморфоза. Она не переодевается, эта женщина-город, она не меняет платье или костюм, на ней те же туфли на высоких каблуках или стоптанные мокасины, но что-то проглядывает сквозь ее непроницаемую оболочку — настроение, интонация, какое-то движение души. Теперь это другая женщина. Она сидит в барах, расслабляется в беседках или на террасах небоскребов. Это уже другая женщина, с ленивой зазывной улыбкой, с усталым лицом и непостижимой тайной в глазах; она поднимает бокал, тихо смеется — и вечер застывает в ожидании, а небо на горизонте окрашивается пурпурными красками заката.
Вечером она становится самкой.
Она сбрасывает с себя женственность и превращается в самку. Весь лоск пропадает, она становится легкомысленной и слегка распутной девчонкой; она сидит нога на ногу, помада стерлась от поцелуев, она отвечает на ласки мужских рук, становится желанной и податливой и в то же время совершенно необузданной. Ночь принадлежит женщине, а город — это и есть женщина.
В предрассветные часы она спит, и она совершенно не похожа на себя.
Утром она проснется вновь, зевнет в тишине и с довольной улыбкой потянется. Ее волосы будут растрепаны, но мы узнаем ее, ведь мы часто видели ее такой.
Но сейчас она спит. Этот город, эта женщина спит. Тишина. Иногда то тут, то там загораются окна, моргнут и погаснут, и снова тишина. Она отдыхает. Мы не узнаем ее, когда она спит. Ее сон не похож на смерть, потому что мы слышим и чувствуем дыхание жизни под теплым одеялом. Эта незнакомая женщина, с которой мы были близки, которую страстно любили, сейчас спит, повернувшись на бок, и наша рука лежит на ее роскошном бедре. Мы чувствуем в ней жизнь, но мы не знаем ее. В темноте она безлика. Она может быть любым городом, любой женщиной. Она набросила на плечи черный покров раннего утра, и мы не узнаем ее. Перед нами незнакомка, и глаза ее закрыты.
Хозяйка дома была напугана, увидев прибывших полицейских, несмотря на то, что сама вызвала их. Тот, что повыше, назвавшийся детективом Хейзом, был рыжим великаном с седой прядью в волосах — страх, да и только! Хозяйка стояла в комнате, где на ковре лежала мертвая девушка, и разговаривала с детективами шепотом, но не из уважения к смерти, а потому что было раннее утро. Она стояла в ночной сорочке с небрежно накинутым сверху халатом. Во всей этой сцене было что-то интимное, как при сборах на рыбалку ранним утром. Три часа утра — это время сна, и все, кто не спит в такой час, связаны какой-то незримой нитью, хотя и незнакомы друг с другом.
— Как звали девушку? — спросил Карелла.
Он не брился с пяти часов предыдущего вечера, но на его подбородке не было и намека на щетину. Уголки его глаз были слегка скошены книзу, что вместе с чисто выбритым подбородком придавало его внешности какой-то восточный тип. Хозяйке он сразу понравился. «Славный мальчик», — подумала она. В ее словаре было только два определения для всех мужчин на свете: «славные мальчики» и «мерзкие паразиты». Она пока не была уверена насчет Хейза, но подумала, что он, скорее всего, относится к разряду паразитов.
— Клаудиа Дэвис, — ответила она, адресуя свой ответ Карелле, который ей нравился, и совершенно игнорируя Хейза, который не имел ни малейшего права быть таким гигантом, да еще и с такой жуткой белой прядью в волосах.
— Не знаете, сколько ей было лет? — спросил Карелла.
— По-моему, двадцать восемь, двадцать девять.
— С какого времени она здесь живет?
— С июня.
— Не так уж долго, да?
— И надо же, что такое случилось именно с ней, — посетовала хозяйка. — Она казалась такой славной девушкой! Как вы думаете, кто мог это сделать?
— Не знаю, — покачал головой Карелла.
— А может, это самоубийство? Я, правда, не чувствую запаха газа, а вы?
— Нет, — ответил Карелла. — Вы не знаете, где она жила раньше, миссис Маудер?
— Нет.
— Вы не спрашивали у нее рекомендаций, когда она пришла снимать комнату?
— Это всего лишь меблированные комнаты, — подчеркнула миссис Маудер, пожав плечами. — Она заплатила за месяц вперед.
— Сколько?
— Шестьдесят долларов. Она заплатила наличными. Я не принимаю чеки от незнакомцев.
— Но вы не знаете, из этого она города, из пригорода или приехала из другого города?
— Не знаю.
— Дэвис, — покачал головой Хейз. — Вот будет работка отыскать родственников с такой фамилией. В телефонной книге их, наверное, тысячи.
— Почему у вас волосы седые? — внезапно задала ему вопрос хозяйка.
— Что?
— Седая прядь у вас откуда?
— А, это. — Хейз машинально коснулся левого виска. — Меня однажды пырнули ножом, — ответил он. — Миссис Маудер, девушка жила одна?
— Не знаю. Я не сую нос в чужие дела.
— Но вы конечно же заметили бы...
— Мне кажется, она жила одна. Повторяю, я не сую свой нос в чужие дела. Она ведь заплатила за месяц вперед.
Хейз вздохнул. Он чувствовал враждебность женщины. Пусть вопросы задает Карелла.
— Пойду осмотрю шкафы и ящики. — И он вышел.
— Какая духота, — заметил Карелла.
— Патрульный сказал, что мы ничего не должны трогать до вашего прихода, — объяснила миссис Mayдер. — Поэтому я и не открывала окна.
— Вы правильно поступили, — улыбнулся Карелла. — Но теперь мы можем открыть окно, как вы думаете?
— Как скажете. Здесь пахнет. Этот... этот запах от нее?
— Да. — Карелла распахнул окно. — Ну вот. Так гораздо лучше.
— Не так уж и лучше, — возразила хозяйка. — Погода стоит просто ужасная. Совершенно невозможно заснуть. — Она посмотрела на труп девушки. — Выглядит ужасно.
— Да. Миссис Маудер, вы не знаете, где она работала, и вообще, была ли у нее работа?
— Нет, к сожалению.
— Кто-нибудь заходил к ней? Друзья? Родственники?
— Нет, извините, не видела.
— Что-нибудь можете рассказать о ее привычках? Когда она уходила утром? Когда возвращалась по вечерам?
— Извините, не обращала внимания.
— Хорошо, а почему вы решили, что здесь что-то не так?
— Из-за молока. Около двери. Вечером я была у друзей в городе, а когда вернулась, ко мне зашел мужчина с третьего этажа и пожаловался, что в соседней комнате очень громко играет радио, и попросил меня, чтобы я зашла туда. Я поднялась и попросила убавить звук, а проходя мимо комнаты мисс Дэвис, увидела молоко под дверью. Ну и подумала: как странно, в такую жарищу, но, с другой стороны, молоко-то ее, а я не люблю соваться в чужие дела. Поэтому я вернулась к себе и легла спать, но никак не могла выбросить из головы это молоко под дверью. Накинула халат, поднялась, постучала в дверь, но никто не ответил. Тогда я крикнула, но она не ответила. И я решила — должно быть, что-то не так. Не знаю, почему. Я просто подумала... Не знаю. Если она там, то почему не отвечает?
— А как вы узнали, что она там?
— Я этого не знала.
— Дверь была заперта?
— Да.
— Вы пробовали ее открыть?
— Да. Она была заперта.
— Понятно, — сказал Карелла.
— Подъехали две машины, — сообщил Хейз, закончивший свой осмотр. — Наверное, ребята из лаборатории и из южного отдела по расследованию убийств.
— А им-то что здесь надо? Они же знают, что это территория нашего участка.
— Показуха, — объяснил Хейз. — У них на двери висит табличка «Отдел по расследованию убийств», вот они и отрабатывают свое название.
— Что-нибудь нашел?
— В шкафу новенький багажный комплект из шести предметов. Ящики забиты одеждой, большей частью новой. Полно летней одежды. Несколько новых книг.
— Что еще?
— Какие-то письма на туалетном столике.
— Нам может что-нибудь пригодиться?
Хейз пожал плечами:
— Есть перечень счетов из банка девушки. Кипа погашенных чеков. Может, пригодятся.
— Может быть, — согласился Карелла. — Посмотрим, что скажут в лаборатории.
Заключение из лаборатории пришло на следующий день вместе с заключением судмедэксперта о результатах вскрытия. Оба заключения содержали важную информацию. Прежде всего, детективы узнали, что погибшая была белой девушкой приблизительно тридцати лет.
Да, белой.
Для детективов это явилось полной неожиданностью, потому что лежавшая на ковре девушка была очень похожа на негритянку. В конце концов, кожа ее была черной. Не загорелой, не кофейного цвета, не коричневой, а именно черной — такой глубокий черный цвет кожи бывает у туземцев, которые много времени проводят на солнце. Казалось, вывод был сделан правильно, но перед смертью все равны, да она еще и любит пошутить, и среди ее любимых шуток — обман зрения. Смерть превращает белое в черное, и когда эта мерзкая старуха выходит с победным маршем, уже не важно, кто с кем ходил в школу. И здесь уже не стоит вопрос о пигментации. Убитую девушку приняли за чернокожую, а на самом деле она оказалась белой, но кем бы она ни была, она была холодна как лед, а это худшее, что может случиться с человеком.
В заключении судмедэксперта писалось, что тело девушки находилось в состоянии прогрессирующего разложения, а дальше следовали такие сложные термины, как «общее вздутие полостей тела, тканей и кровеносных сосудов» и «почернение кожи, слизистых и радужных оболочек, вызванное гемолизом и воздействием сероводорода на пигмент крови». Все эти термины сводились к одному простому факту — стояла страшная жара, девушка лежала на ковре, который хорошо сохраняет тепло, что и ускорило процесс разложения. Из всего сделали вывод — скорее даже не вывод, а предположение, — что с учетом погоды девушка умерла, как минимум, сорок восемь часов назад, то есть смерть наступила первого августа.
В отчете говорилось, что ее одежда куплена в одном из крупнейших универмагов города. Вся одежда — и та, которая была на ней, и та, которую нашли в квартире, — оказалась довольно дорогой; ее трусики были отделаны бельгийским кружевом и продавались по двадцать пять долларов пара. После тщательного осмотра тела и одежды не было обнаружено следов крови, спермы или масляных пятен.
Причина смерти — удушение.
Просто удивительно, как много может рассказать обыкновенная квартира. Но еще больше удивляет, а скорее даже огорчает, когда на месте преступления не за что зацепиться, а тебе так нужна хоть какая-нибудь зацепка. В меблированной комнате, где задушили Клаудию Дэвис, было полно смазанных отпечатков пальцев. Шкафы и ящики завалены одеждой, на которой могли быть как следы пудры, так и следы пороха.
Но специалисты из лаборатории добросовестно сняли все отпечатки, тщательно рассмотрели каждую пылинку и пропустили через фильтр. Они побывали в морге и проверили кожу и отпечатки пальцев девушки. И в результате — ничего. Полный ноль. Ну, не совсем полный. Было обнаружено множество отпечатков самой Клаудии Дэвис, а также пыль со всего города, собравшаяся на ее обуви и мебели. Они нашли документы убитой девушки — свидетельство о рождении, аттестат об окончании школы в Санта-Монике, просроченный абонемент в библиотеку и ключ. Ключ не подходил ни к одному замку в квартире. Они переслали всю эту дребедень в 87-й участок, а чуть позже Сэм Гроссман лично позвонил Карелле и извинился за столь неутешительные результаты.
В участке было шумно и душно, когда Карелле позвонили из лаборатории. Карелла больше молчал. Он вытряхнул содержимое пакета на свой стол и только изредка хмыкал или кивал. В конце этого одностороннего разговора он поблагодарил Гроссмана, повесил трубку и уставился в окно, из которого была видна улица и Гровер-парк.
— Есть что-нибудь интересное? — спросил Мейер.
— Ага. Гроссман считает, что убийца был в перчатках.
— Замечательно, — прокомментировал Мейер.
— Но мне кажется, я знаю, от чего этот ключ. — Он поднял ключ со стола.
— Да? И от чего?
— Ты видел погашенные чеки?
— Нет.
— Тогда взгляни.
Карелла открыл коричневый банковский конверт, адресованный Клаудии Дэвис, разложил на столе погашенные чеки и желтый листок бумаги с выпиской с банковского счета. Мейер стал рассматривать документы.
— Коттон нашел конверт в ее комнате, — пояснил Карелла. — Выписка со счета относится к июлю. Это все чеки, которые она подписала, или, по крайней мере, все, оплаченные банком по тридцать первое число.
— Целая куча чеков, — задумчиво произнес Мейер.
— Ровно двадцать пять. Что думаешь по этому поводу? Я знаю, что думаю я, — заявил Карелла.
— И что же?
— Смотрю я на эти чеки и вижу жизнь человека. Как будто читаю дневник. Здесь все, что она делала в последний месяц. Все магазины, в которых она была, смотри, цветочный магазин, парикмахерская, кондитерский и даже ее обувщик. А теперь взгляни — чек, выписанный на похоронное бюро. И кто же умер, а, Мейер? А вот еще. Она жила в обшарпанной квартире миссис Маудер, но здесь есть чек на адрес шикарного квартирного дома в Стюарт-Сити. Есть чеки, выписанные на фамилии людей. Люди, люди — это дело просто плачет по ним.
— Посмотреть в телефонной книге?
— Нет, подожди минутку. Взгляни на эти счета. Она открыла счет пятого июля и положила на него тысячу долларов. Вот так, вдруг взяла и вложила тысячу долларов в «Американ Сиборд банк».
— Ты находишь, что тут есть что-то странное?
— Может, и ничего. Но Коттон обзвонил все банки города, и оказалось, что у Клаудии Дэвис солидный счет в «Хайленд траст» на Кромвелл-авеню. Весьма солидный.
— Насколько солидный?
— Около шестидесяти тысяч.
— Что?!
— Ты не ослышался. И она ничего не снимала со счета в «Хайленд траст». Спрашивается, откуда она взяла деньги, которые положила в «Сиборд банк»?
— Вклад был один?
— Посмотри!
Мейер взял выписку со счета.
— Первый взнос был сделан пятого июля, — сказал Карелла. — Тысяча долларов. Двенадцатого июля она положила на счет еще тысячу. А девятнадцатого еще. И еще одну — двадцать седьмого.
Мейер удивленно поднял брови:
— Четыре тысячи. Это куча денег.
— И все они внесены в течение месяца. Мне нужно вкалывать целый год, чтобы заработать такие деньги.
— Не говоря уже о шестидесяти тысячах в другом банке. Как ты думаешь, Стив, откуда у Клаудии Дэвис такие деньги?
— Не знаю. Я вообще ничего не понимаю. Она носит трусики, отделанные бельгийским кружевом, и при этом живет в халупе, в которой всего-то полторы комнаты вместе с ванной. Как это может быть? Два банковских счета, двадцать пять долларов на заднице и — «ночлежка» за шестьдесят долларов в месяц.
— Может, она в розыске, Стив?
— Нет, — покачал головой Карелла. — Я проверил по картотеке. На нее нет досье в полиции, и она не в розыске. Я еще не получил сведения от федералов, но думаю, что и там все чисто.
— А что там насчет ключа? Ты говорил...
— Ах да. Тут, слава богу, все ясно. Взгляни сюда.
Он выудил из пачки счетов желтую бумажку и протянул Мейеру.
На бумажке было написано:
«АМЕРИКАН СИБОРД БАНК»
АЙСОЛЬСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
5 июля
Мы вычитаем с вашего счета 5 долларов в качестве платы за аренду сейфа № 375 и 50 центов в качестве налога.
Общая сумма: 5 долларов 50 центов.
Клиент: Клаудиа Дэвис
Южная Одиннадцатая, 1263
Айсола"
— Она арендовала сейф в тот же день, что открыла счет? — удивился Мейер.
— Точно.
— А что в нем?
— Хороший вопрос.
— Послушай, Стив, хочешь сэкономить время?
— Конечно.
— Тогда давай получим ордер и пойдем в банк.
Управляющему «Сиборд банка» на вид было чуть больше пятидесяти. Но у него уже была лысина. Следуя теории, согласно которой люди одного физического типа должны симпатизировать друг другу, Карелла решил, что все вопросы будет задавать Мейер. Не так-то просто было получить ответы у управляющего мистера Андерсона, потому что по складу характера он был человеком скрытным. Но детектив Мейер Мейер был самым терпеливым человеком в городе, а может быть, и во всем мире. Его терпение было скорее приобретенной, нежели врожденной чертой характера. О да, он унаследовал кое-какие качества от своего отца, весельчака по имени Макс Мейер, но терпение не входило в их число. Макс Мейер был крайне несдержанным, вспыльчивым человеком. К примеру, когда его жена сообщила ему, что ждет ребенка, он пришел в ярость. Он обожал всякие розыгрыши, он был, наверное, самым большим шутником в Риверхеде, но именно эта шутка природы почему-то совсем его не порадовала. Ему казалось, что жена давно уже вышла из того возраста, когда еще можно рожать детей. Он никогда не представлял себя в роли любящего отца, и поэтому ребенок и связанные с ним перемены были ему совершенно ни к чему. В ожидании ребенка он затаился и все это время вынашивал планы мести, задумав такой розыгрыш, который превзойдет все другие.
Когда ребенок появился на свет, он назвал его Мейером — чудесное имя, а вместе с фамилией получается замечательное двойное прозвище: Мейер Мейер.
Смешно, правда? Можно просто живот надорвать от смеха. Но если вы легкоранимый, застенчивый мальчик, да к тому же ортодоксальный еврей, и при этом живете среди людей другой веры, вам будет не до смеха. Местная детвора считала, что Мейер Мейер появился на свет исключительно для их развлечения. Если им требовался повод, чтобы в очередной раз поколотить еврейского мальчишку, им даже не нужно было такой повод искать — его имя давало прекрасную мотивацию. «Мейер Мейер — в заднице пропеллер! Догоняй еврея, бей его по шее!» — кричали они, а потом мчались за ним по улице и избивали.
Мейер научился терпению. Не всегда один мальчишка или даже один взрослый может дать отпор толпе хулиганов. Но иногда с помощью разговоров можно избежать драки. Иногда, если вы терпеливы, если вы умеете ждать, вы можете поймать одного из них и встать с ним лицом к лицу, один на один, и испытать восторг честной драки, не чувствуя унижения от собственной беспомощности.
Да, ничего не скажешь, шутка Макса Мейера была совершенно безобидной. Нельзя же отказывать в удовольствии старому человеку. Но мистеру Андерсону, управляющему банка, было пятьдесят четыре года, и он был абсолютно лысым. Мейер Мейер, детектив второго класса, сидевший напротив и задававший ему вопросы, тоже был абсолютно лыс. Может быть, жизнь, полная терпеливого ожидания, и не оставляет шрамов. Может быть. Но Мейеру Мейеру было всего тридцать семь.
Он терпеливо спрашивал:
— Вас не удивили такие крупные вклады, мистер Андерсон?
— Нет, — ответил Андерсон. — Тысяча долларов — не такая большая сумма денег.
— Мистер Андерсон, — терпеливо продолжал Мейер, — вам, конечно, известно, что все банки нашего города обязаны сообщать в полицию о всех необычно крупных вкладах. Вы ведь знаете об этом?
— Да, знаю.
— Мисс Дэвис за три недели положила на счет четыре тысячи долларов. Вам это не показалось странным?
— Нет. Она же вкладывала их частями. А тысяча долларов — не большая сумма и не может считаться необычно крупным вкладом.
— Для меня, — сказал Мейер, — тысяча долларов — огромные деньги. На тысячу долларов можно купить много-много пива.
— Я не пью пиво, — отрезал Андерсон.
— Я тоже, — согласился Мейер.
— Кроме того, мы всегда сообщаем в полицию, когда к нам поступают действительно крупные вклады, если только вкладчик не является нашим постоянным клиентом. Мне казалось, что вклады в тысячу долларов ничего особенного из себя не представляют.
— Спасибо, мистер Андерсон, — вежливо поблагодарил его Мейер. — У нас есть ордер. Мы хотели бы открыть сейф мисс Дэвис.
— Могу я взглянуть на ордер? — спросил Андерсон.
Мейер протянул ему ордер.
Андерсон вздохнул:
— Очень хорошо. У вас есть ключ от сейфа Дэвис?
— Это он? — Карелла вытащил из кармана ключ и положил на стол. Это был тот самый ключ, который он получил вместе с документами, найденными в квартире.
— Да, это ключ от сейфа мисс Дэвис, — подтвердил мистер Андерсон. — Понимаете, у нас каждый сейф открывается двумя разными ключами. Один хранится в банке, а другой остается у арендатора сейфа. Никто не сможет открыть сейф только одним ключом. Пройдите со мной, пожалуйста.
Он взял банковский ключ от сейфа номер 375 и провел детективов в хранилище. Комната, казалось, была сплошь сделана из сверкающего металла. Глядя на ряды сейфов, Карелла вспомнил о морге и морозильных камерах, которые со скрипом выдвигаются из стены и задвигаются обратно. Андерсон вставил банковский ключ в замок и повернул, потом вставил ключ Клаудии Дэвис во второй замок и тоже повернул. Он вытащил длинный узкий ящик из стены и передал его Мейеру. Тот отнес его на стол, стоявший у противоположной стены, и щелкнул замком.
— Открывать? — обратился он к Карелле.
— Давай.
Мейер поднял крышку.
В ящике лежало шестнадцать тысяч долларов. И листок бумаги. Шестнадцать тысяч долларов были аккуратно поделены на четыре пачки. В трех пачках было по пять тысяч долларов. В четвертой — всего одна тысяча. Карелла взял в руки листок. Кто-то, скорее всего Клаудиа Дэвис, производил на нем какие-то расчеты.
7/5 20 000
7/5 -1 000
19 000
7/12 -1 000
18 000
7/19 -1 000
17 000
7/27 -1 000
16 000
— Вам это о чем-нибудь говорит, мистер Андерсон?
— Боюсь, что нет.
— Она пришла в ваш банк пятого июля, имея при себе двадцать тысяч долларов наличными, мистер Андерсон. Тысячу она положила на чековый счет, а остальные — в этот сейф. На этом листке бумаги записаны даты, когда она брала наличные из сейфа и переводила их на чековый счет. Она знала правила, мистер Андерсон. Она знала, что если она положит двадцать тысяч за один раз, вы сообщите об этом в полицию. А так гораздо надежней.
— Надо сделать список номеров на банкнотах, — сказал Мейер. — Мистер Андерсон, кто-нибудь из ваших служащих сможет помочь нам?
Было видно, что Андерсону хочется сказать «нет». Но он посмотрел на Кареллу и со вздохом согласился:
— Конечно.
Номера банкнотов ничего не дали. Они сравнили их с номерами банкнотов, которые проходят по преступлениям в их городе, других городах, а также в ФБР, но ни один из этих банкнотов не числился среди «горячих».
Горячим был только август.
Стюарт-Сити — это усыпанная драгоценными камнями диадема на голове Айсолы. Это даже не город, а просто район роскошных домов, выходящих на реку Дикс. Стюарт-Сити назван так в честь британской королевской династии, он и по сей день остается одним из самых фешенебельных кварталов города. Если вы можете похвастать тем, что живете в Стюарт-Сити, значит, у вас высокий доход, загородный дом в Сэндс-Спит и «Мерседес-Бенц» в гараже под домом. Вы можете назвать свой адрес с гордостью и некоторой долей снобизма — в конце концов, вы принадлежите к элите.
Клаудиа Дэвис выписала чек на 750 долларов на адрес административной конторы: Стюарт-Плейс, 13, южная сторона. Чек был выписан девятого июля, то есть через четыре дня после того, как она открыла счет в «Сиборд банке».
Со стороны реки дул прохладный ветерок, когда Карелла и Хейз подъехали к дому. Полуденное солнце отражалось в мутных водах Дикса. Мосты между Калмз-Пойнтом и Айсолой изогнулись на фоне неба, ожидающего наступления сумерек.
— Опусти-ка щиток, а то солнце в глаза бьет, — сказал Карелла.
Хейз протянул руку и опустил солнцезащитный щиток. К щитку была прикреплена написанная от руки табличка с надписью: «87-й участок — дежурный полицейский». Машина — «шевроле» 1956 года — принадлежала Карелле.
— Мне тоже надо сделать такую табличку в машину. Какой-то псих взял и отбуксировал ее на прошлой неделе, — пожаловался Хейз.
— А ты что?
— Пошел в суд, показал удостоверение, сказал, что я по вызову. У меня был выходной, между прочим.
— Ну и как, обошлось?
— Конечно. Я же сказал, что был там по вызову. Мало того, что приходится ездить на своей машине, так еще и штраф плати! Нет уж!
— Я предпочитаю ездить на своей машине, — сказал Карелла. — Три машины, закрепленные за участком, годятся только для металлолома.
— Две, — поправил Хейз. — Одна уже месяц стоит в гараже.
— Мейер недавно узнавал насчет ее.
— И что? Готова?
— Нет, механик сказал, что до нашей к ним в ремонт поступили четыре патрульные машины. Ну, что на это скажешь?
— А что тут сказать? Мне до сих пор не оплатили бензин.
— И не надейся. Мне ни разу не вернули и цента из тех денег, что я потратил на бензин.
— Так, а что все же с машиной-то?
— Мейер кинул механику пять долларов. Может, теперь поторопятся.
— Знаешь, что должны сделать городские власти? — размышлял Хейз. — Они должны купить старые машины такси (это им обойдется в две-три сотни долларов), перекрасить и отдать полиции. Некоторые из них все еще в приличном состоянии.
— Ну что ж, идея неплохая, — с сомнением согласился Карелла, и они вошли в здание.
Миссис Миллер, управляющая, ждала их в своем кабинете, расположенном в конце вестибюля с расписным потолком. Женщине было лет сорок или чуть больше. Хорошо сохранившаяся фигура, но хриплый голос. Ее каштановые волосы были стянуты в пучок на затылке, а из пучка кокетливо торчал карандаш. Она взглянула на копию чека и произнесла:
— О да, конечно.
— Вы знали мисс Дэвис?
— Да, она долгое время жила здесь.
— Сколько?
— Пять лет.
— И когда съехала?
— В конце июня.
Миссис Миллер скрестила свои стройные ноги и ослепительно улыбнулась. Для ее возраста ноги у нее были просто роскошные. Двигалась она очень женственно, с выработанной годами грацией. Она казалась доступной, но в то же время вызывала уважение. Похоже, всю свою жизнь она посвятила изучению маленьких женских уловок и теперь успешно пользовалась ими. С этой женщиной было приятно общаться, смотреть на нее, слушать ее, думать о том, какая, должно быть, у нее нежная кожа. Карелла и Хейз чувствовали себя легко и свободно в ее присутствии.
— Этот чек. — Карелла постучал пальцем по бумажке. — За что он был выписан?
— Это плата за аренду квартиры за июнь. Я получила его десятого июля. Клаудиа всегда вносила плату десятого числа. Она была очень аккуратна в выплате счетов.
— Она платила за квартиру семьсот пятьдесят долларов в месяц?
— Да.
— Довольно высокая плата.
— Но не в Стюарт-Сити, — мягко возразила миссис Миллер. — К тому же она жила в квартире с видом на реку.
— Понятно. У мисс Дэвис была хорошо оплачиваемая работа?
— Нет, нет. Она вообще нигде не работала. — Тогда как же она могла позволить себе?..
— Но она же была обеспеченной девушкой.
— А откуда у нее были деньги, миссис Миллер?
— Ну... — Миссис Миллер пожала плечами. — По-моему, вам лучше спросить об этом у нее самой. Я хочу сказать, если у вас есть какие-то вопросы к Клаудии, не лучше ли?..
— Миссис Миллер, — прервал ее Карелла, — Клаудиа умерла.
— Как?
— Она...
— Как? Нет. Нет. — Она встряхнула головой. — Клаудиа? Но чек... я... чек пришел в прошлом месяце. — Она снова встряхнула головой. — Нет, не может быть.
— Она убита, миссис Миллер, — мягко сказал Карелла. — Ее задушили.
На мгновение все очарование миссис Миллер улетучилось. От лица отхлынула кровь, глаза наполнились слезами, красиво накрашенные губы задрожали. Но что-то внутри нее взяло ситуацию под контроль, как бы напомнив миссис Миллер, что красивая женщина не может позволить себе плакать, иначе тушь размажется по щекам.
— Мне очень жаль, — прошептала она. — Мне действительно очень жаль. Она была хорошей девушкой.
— Расскажите нам о ней все, что вы знаете.
— Да. Да, конечно. — Она потрясла головой, как бы пытаясь отогнать от себя дурную весть. — Ужасно. Просто ужасно. Господи, она ведь была совсем еще ребенком.
— А мы решили, что ей уже лет тридцать. Мы ошиблись, миссис Миллер?
— Она только казалась моложе, но, может быть, потому что... ну, она была очень застенчивой. Даже когда она впервые здесь появилась, она была... какой-то потерянной. Хотя ведь она приехала сразу после смерти родителей, так что...
— А откуда, миссис Миллер?
— Из Калифорнии. Из Санта-Моники.
Карелла кивнул.
— Вы начали рассказывать нам... вы сказали, что она была достаточно обеспеченной. Не могли бы вы...
— Акции.
— Какие акции?
— Ее родители учредили для нее фонд ценных бумаг. Когда они умерли, Клаудиа начала получать дивиденды с акций. Она была еще совсем ребенком.
— И она жила на одни только дивиденды?
— Получалась очень приличная сумма. Деньги, между прочим, она откладывала. Клаудиа была очень деловой девушкой, в ней не было ни капли легкомысленности. Получив дивиденды, она сразу же переводила деньги в банк. Клаудиа была благоразумной девушкой.
— В какой банк, миссис Миллер?
— В «Хайленд траст». Он здесь, через улицу. На Кромвелл-авеню.
— Понятно, — сказал Карелла. — Вы не знаете, у нее было много мужчин?
— Не думаю. Она много времени проводила одна. Даже, когда приехала Джози.
Карелла подался вперед.
— Джози? Кто это?
— Джози Томпсон. Полностью — Джозефина. Ее двоюродная сестра.
— А она откуда?
— Из Калифорнии. Они обе из Калифорнии.
— А как нам связаться с этой Джози Томпсон?
— Она... Вы не знали? Разве...
— Что, миссис Миллер?
— Джози погибла в июне. Я думаю, Клаудиа поэтому и переехала. Мне кажется, она просто не могла жить в этой квартире без Джози. Жутковато ведь, правда?
— Да, — ответил Карелла.
"РАПОРТ
о получении свидетельских показаний миссис Айрин Джон Миллер в ее кабинете по адресу: Стюарт-Плейс, 13, по делу об убийстве Клаудии Дэвис.
Показания миссис Миллер:
Клаудиа Дэвис приехала в город в июне 1955 года, сняла квартиру по указанному адресу за 750 долларов в месяц, жила в ней одна. Почти ни с кем не общалась — ни с мужчинами, ни с женщинами. Вела уединенный образ жизни, живя на дивиденды от унаследованных после смерти родителей ценных бумаг. Родители, мистер и миссис Картер Дэвис, погибли 14 апреля 1955 года в аварии на Сандиегском шоссе при лобовом столкновении с микроавтобусом. Дорожно-транспортное происшествие зарегистрировано в полиции Лос-Анджелеса, водитель микроавтобуса осужден за нарушение правил. По описанию миссис Миллер, девушка была среднего роста, нормального телосложения, с коротко остриженными черными волосами, карими глазами, вроде без шрамов и родимых пятен — описание соответствует трупу. По ее словам, Клаудиа Дэвис была тихим, спокойным жильцом, аккуратно оплачивала все счета, была мягкой, доброй, искренней, наивной, скромной и щепетильной в денежных вопросах, всем нравилась, но вела замкнутый образ жизни.
В апреле или мае 1959 года из Брентвуда, штат Калифорния1, приехала Джози Томпсон, двоюродная сестра погибшей. (В нашей картотеке не числится. Ждем ответа из полиции Лос-Анджелеса и из ФБР.) По описанию миссис Миллер, она немного старше Клаудии и не похожа на нее ни внешне, ни внутренне. «Они отличались друг от друга, как черное и белое», говорит миссис Миллер, «но они прекрасно ладили между собой». Джози переехала к сестре. Миссис Миллер характеризует их отношения в следующих эпитетах: «ближе, чем родные сестры», «понимали друг друга без слов», «лучшие подруги» и тому подобное. Девушки редко встречались с другими людьми, в основном общались друг с другом, Джози была такой же замкнутой, как и Клаудиа. Много путешествовали вместе. Лето 1959 года провели в бухте на острове Тортес, вернулись на День труда. На Рождество снова уехали, катались на лыжах в Солнечной долине, в марте этого года на три недели ездили в Кингстон на Ямайку, вернулись в начале апреля. Источником доходов были дивиденды, получаемые Клаудией Дэвис от ценных бумаг. Сами акции не принадлежали Клаудии, но доход с них она должна была получать до конца своей жизни. После ее смерти акции вместе с дивидендами должны перейти Калифорнийскому университету в Лос-Анджелесе (там учился ее отец). В любом случае, Клаудии был обеспечен стабильный высокий доход на всю жизнь (см. счет в банке «Хайленд траст»), похоже, она содержала еще и Джози, так как, по утверждению миссис Миллер, обе девушки не работали. Было высказано предположение о лесбийской любви, но миссис Миллер, которая хорошо разбирается в людях и знает современную молодежь, с этим не согласна и считает, что девушки ни в коем случае не были лесбиянками. 3 июня Джози и Клаудиа в очередной раз уехали на уик-энд. Швейцар сообщил, что помог погрузить их багаж в машину Клаудии — «кадиллак» 1960 года с откидным верхом. Девушки сказали, что вернутся в понедельник, но не вернулись. В среду позвонила рыдающая Клаудиа. Сказала миссис Миллер, что с Джози произошел несчастный случай и она погибла. Миссис Миллер помнит, что спросила Клаудию, не может ли она чем-нибудь помочь. Клаудиа ответила дословно: «Нет, обо всем уже позаботились».
17 июня миссис Миллер получила письмо от Клаудии (почерк в письме идентичен почерку на чеках, подписанных Клаудией), в котором та писала, что не может вернуться в квартиру после того, что случилось с ее двоюродной сестрой. Она напомнила миссис Миллер, что срок аренды истекает 4 июля, и сообщила, что пришлет чек с оплатой за июнь к 10 июля. Она также писала, что фирма по перевозке заберет ее вещи и все самое ценное и доставит ей. (См. чек Клаудии Дэвис номер 010 от 14.07 в адрес «Амора бразерс, Инк.» за услуги по упаковке, перевозке и хранению.) Миссис Миллер больше не видела Клаудию Дэвис и ничего о ней не слышала до нашего сообщения об убийстве.
Рапорт составил детектив Стив Карелла".
С дороги, ведущей к Треугольному озеру, открывался изумительный вид, а так как стоял август и в воскресенье у Кареллы был выходной, он решил совместить приятное с полезным. Поэтому он опустил верх машины, усадил Тедди с корзинкой для пикника и термосом с холодным кофе на переднее сиденье и полностью отключился отдела Клаудии Дэвис. Карелла быстро забывал обо всем на свете, когда находился рядом со своей женой.
Для него Тедди была самой красивой женщиной в мире — а он повидал много красавиц, когда работал постовым на улице. Он никак не мог понять, чем он, старомодный, некрасивый, тупой, неуклюжий полицейский, мог привлечь такую потрясающую женщину, как Теодора Франклин. Но ведь чем-то привлек и теперь сидел рядом с ней в машине с открытым верхом и украдкой поглядывал на нее, как обычно возбужденный ее присутствием.
Распущенные черные волосы Тедди кружились в бешеном танце с ветром, глаза были прищурены. На ней была белая блузка, подчеркивающая полную грудь, узкие черные брюки обтягивали роскошные бедра, да и помимо всего прочего у нее были красивые стройные ноги. Она сбросила босоножки, подтянула ноги к груди и уперлась босыми ногами в бардачок. В ней каким-то образом сочетались первобытная дикость и изысканная утонченность. Никогда не знаешь, что она сделает в следующую минуту — то ли поцелует, то ли ударит, — и эта неизвестность возбуждала, делала ее постоянно желанной.
Пока Стив вел машину, Тедди смотрела на него. Она глядела на него не только потому, что ей это было приятно, но и потому, что он говорил. А так как она не могла слышать, потому что была глухонемой от рождения, ей было необходимо смотреть на его губы, когда он говорил. Он совсем не говорил о деле. Она знала только, что один из чеков Клаудии Дэвис был выписан похоронному бюро Фанчера на Треугольном озере и что Карелла хочет лично переговорить с владельцем. Еще она знала, что все это очень важно, иначе он не стал бы тратить свой выходной на поездку в такую даль. Но он пообещал, что будет совмещать приятное с полезным. Сейчас была как раз приятная часть поездки, и из уважения к своей жене, верный своему обещанию, он не стал говорить о деле, хотя мысли о нем все время лезли ему в голову. Вместо этого он восторгался пейзажем, обсуждал их планы на осень, говорил о том, какие у них милые близнецы, какая Тедди красивая и что ей лучше застегнуть верхнюю пуговицу на блузке до того, как они выйдут из машины, но ни разу не произнес имени Клаудии Дэвис, пока они не вошли в контору похоронного бюро Фанчера и не оказались перед человеком с насупленными бровями по имени Бартон Скоулз.
Скоулз был худым, высоким человеком в черном костюме, который он, похоже, надевал еще на собственную конфирмацию в году этак 1912-м. Облик Скоулза настолько соответствовал представлению о владельце похоронного бюро, что Карелла едва сдержался от смеха, когда увидел его. Хотя обстановка явно не располагала к веселью. От всех предметов — от толстых ковров, от стен и канделябров — исходил какой-то странный запах. Позже Карелла понял, что это запах формальдегида, и его затошнило, что было удивительным для человека, который столько раз смотрел в лицо смерти.
— Пятнадцатого июля мисс Дэвис выписала вам чек. Вы не могли бы сказать, за что? — поинтересовался Карелла.
— Могу, — ответил Скоулз. — Долго же мне пришлось дожидаться этого чека. Она дала мне только двадцать пять долларов, а обычно я беру пятьдесят. А меня столько раз обманывали!
— Что вы хотите этим сказать? — не понял Карелла.
— Люди. Ты хоронишь их близких, а они не хотят платить тебе за работу. В моем бизнесе нет ничего смешного. Сколько раз я организовывал похороны, отпевание, погребение и все такое и не получал за это ни цента. Поневоле перестанешь верить людям.
— Но мисс Дэвис все-таки заплатила.
— О да. Ну и натерпелся же я с этими похоронами! Такая странная девица. Решила устроить похороны здесь. Кроме нее, никого на похоронах не было. Сидела одна в часовне, уставившись на тело, как будто его могли украсть, она и покойная — и больше никого. Хочу сказать, мистер Карелла... Так, кажется, вас зовут?
— Да, Карелла.
— Хочу вам сказать, все было как-то странно. Она пролежала в часовне два дня, ее двоюродная сестра. А потом мисс Дэвис сказала, чтобы мы похоронили девушку здесь, на нашем кладбище. И я согласился, хотя она заплатила только половину. Вот это я называю доверием с большой буквы, мистер Карелла.
— Когда это произошло, мистер Скоулз?
— Девушка утонула в первый уик-энд июня, — сказал Скоулз. — А вообще-то непонятно, что она делала на озере в такую рань. В июне вода в озере еще холодна как лед. Нагревается только к концу июля. Она каталась на лодке и упала за борт, от холодной воды, наверное, у нее перехватило дыхание, а может, ноги судорогой свело, в общем, она утонула. — Скоулз покачал головой. — И что она там делала в такую рань?
— Вы видели свидетельство о смерти?
— Да. Его составил доктор Доннели. Причина смерти — утопление, без всяких сомнений. Кроме этого у нас еще и дознание проводили. В следующий вторник после ее смерти. Заключение: несчастный случай.
— Вы говорите, она каталась на лодке. Одна?
— Да. Мисс Дэвис сидела на берегу. Сразу прыгнула в воду, как только ее сестра выпала из лодки, пыталась спасти ее, но не успела. Вода была страшно холодной. Она и сейчас не очень-то теплая, а ведь уже август.
— Но с мисс Дэвис-то ничего не случилось, так?
— Ну, может, она хорошо плавает. По своему опыту знаю, хорошенькие девушки часто оказываются очень сильными. Готов поспорить, ваша жена — тоже сильная женщина, а смотрите, какая красавица.
Скоулз улыбнулся, Тедди улыбнулась тоже и сжала руку Кареллы.
— Насчет оплаты похорон и погребения. Вы не знаете, почему мисс Дэвис так долго не присылала чек? — поинтересовался Карелла.
— Нет. Я два раза писал ей. Первый раз просто послал вежливое напоминание. И — ничего. Во второй раз решил быть понастойчивее. У меня есть приятель — адво7 кат, так он написал ей на своем фирменном бланке; знаете, это всегда производит впечатление. Но она так и не ответила. И вдруг — чек с полной оплатой, как с неба свалился. Совершенно непонятно. Может, смерть так на нее повлияла. А может, она всегда так медленно расплачивается с долгами. Не знаю. Я счастлив, что все-таки получил чек, а больше меня ничто не интересует. Иногда живые доставляют больше хлопот, чем мертвые — уж вы мне поверьте.
Карелла с женой вместе спустились к озеру и устроили пикник на берегу. Карелла был необычно молчалив. Тедди помочила ноги в озере — как и предупреждал Скоулз, вода оказалась очень холодной несмотря на то, что стоял август. По дороге назад Карелла сказал:
— Дорогая, давай зайдем еще в одно место.
Тедди вопросительно посмотрела на него.
— Я хочу поговорить с местным начальником полиции.
Тедди нахмурилась. В ее глазах читался вопрос, и он сразу же на него ответил:
— Хочу выяснить, видел ли кто-нибудь, кроме Клаудии Дэвис, как утонула девушка. После разговора со Скоулзом у меня создалось впечатление, что в июне на озере почти никого не бывает.
Начальник полиции оказался пузатым коротышкой с огромными ступнями ног. На протяжении всего разговора с Кареллой он сидел, положив ноги на стол. Карелла смотрел на него и думал: почему все в этом дурацком городишке стараются быть похожими на героев голливудских фильмов. В запертом на ключ стеллаже за столом начальника стояли винтовки. На стене, справа от стеллажа, были прикреплены листовки с надписью «РАЗЫСКИВАЕТСЯ». В левом ботинке начальника зияла дыра.
— Да, — сказал он, — был свидетель.
Карелла почувствовал легкое разочарование.
— Кто?
— Один парень рыбачил на озере и все видел. Давал показания суду присяжных при коронере.
— Что он рассказал?
— Рыбачил, когда Джози Томпсон каталась на лодке. Сказал, что Клаудиа Дэвис сидела на берегу. Сказал, что мисс Томпсон выпала из лодки и сразу же стала тонуть. Сказал, что мисс Дэвис прыгнула в воду и поплыла к ней. Но не успела. Вот и все, что он сказал.
— Может быть, еще что-нибудь?
— Ну еще, что он отвез мисс Дэвис в город на ее машине, по-моему, это был «кадиллак» 1960 года с откидным верхом. Она не могла говорить. Рыдала, бормотала что-то, была в полной прострации. Мисс Дэвис пришла в себя только на следующий день.
— Когда вы проводили дознание?
— Во вторник, за день до похорон. В понедельник делали вскрытие. Мы получили разрешение мисс Дэвис. По закону ближайший родственник может дать разрешение на вскрытие для подтверждения причины смерти.
— И вскрытие показало, что причиной смерти было утопление?
— Да. Коронер так и сказал в суде.
— А почему вы проводили дознание? Были какие-то сомнения в том, что девушка утонула случайно?
— Да в общем нет. Но тот парень, рыбак, он тоже был из города, понимаете? Можно заподозрить, что он и мисс Дэвис могли провернуть все это вместе — вытолкнуть девчонку из лодки, а потом придумать правдоподобную историю. Могло ведь быть и такое.
— Но не было?
— Думаю, нет. Вы не видели, в каком состоянии была мисс Дэвис, когда рыбак привез ее в город. Чтобы сыграть такое отчаяние, надо быть чертовски хорошей актрисой. На следующий день она, правда, успокоилась, но что с ней творилось сразу после несчастного случая! И на дознании стало ясно, что этот рыбак никогда ее раньше не видел. Суд присяжных поверил, что он никогда раньше не знал ни одну из девушек. И меня, кстати, тоже убедил.
— Как имя этого рыбака?
— Кортеной.
— Как вы сказали?
— Кортеной. Сидни Кортеной.
— Спасибо. — Карелла резко встал. — Пойдем, Тедди. Пора возвращаться домой.
Кортеной жил в Риверхеде в деревянном доме. Когда рано утром в понедельник Карелла и Мейер подъехали к его дому, он поднимал дверь своего гаража. Он с любопытством посмотрел на их машину, одной рукой придерживая поднимающуюся дверь гаража. Дверь остановилась на полпути. Карелла шагнул на подъездную дорожку.
— Мистер Кортеной?
— Да?
Он изумленно уставился на Кареллу — человек всегда удивляется, когда совершенно незнакомый человек обращается к нему по имени. Кортеною было под пятьдесят, одет он был в фланелевый спортивный костюм, который как-то не вязался с августовской жарой, на голове — кепка. Седые виски. Он выглядел уставшим, очень уставшим, и скорее всего не от того, что ему пришлось встать в семь часов утра. У его ног лежал пакет с завтраком, который он положил на землю, видимо перед тем, как поднять дверь. В гараже стоял «форд» модели 1953 года.
— Мы детективы полиции, — начал Карелла. — Можно задать вам несколько вопросов?
— Покажите, пожалуйста, ваш жетон, — попросил Кортеной.
Карелла показал. Кортеной кивнул, как будто выполнил свой общественный долг.
— Какие у вас ко мне вопросы? — спросил он. — Я тороплюсь на работу. Это опять по поводу разрешения на строительство?
— Какого разрешения?
— На расширение гаража. Хочу купить сыну старенькую машину, не держать же ее на улице. Чтобы получить это чертово разрешение, мне пришлось такого натерпеться. Представляете? А мне и нужно-то добавить каких-нибудь двенадцать футов к гаражу. Можно подумать, я собираюсь строить городской парк или что-то в этом роде. Вы по этому поводу?
Из глубины дома раздался женский голос:
— Кто это, С ид?
— Никто, — раздраженно откликнулся Кортеной. — Не волнуйся, Бет.
Он посмотрел на Кареллу:
— Моя жена. Вы женаты?
— Да, сэр, женат, — ответил Карелла.
— Тогда вы понимаете, — загадочно произнес Кортеной. — Так что за вопросы?
— Вы раньше это видели? — спросил Карелла. Он протянул Кортеною копию чека, тот едва взглянул на него и отдал обратно.
— Конечно.
— Не хотите объяснить, мистер Кортеной?
— Объяснить что?
— Почему Клаудиа Дэвис отправила вам чек на сто двадцать долларов.
— В качестве компенсации, — не задумываясь, ответил Кортеной.
— В качестве компенсации, да? А за что, мистер Кортеной? — поинтересовался Мейер. — За сказку про белого бычка?
— Что? О чем это вы?
— Что она вам компенсировала, мистер Кортеной?
— Три дня работы, которые я пропустил. А вы, черт возьми, что подумали?
— Повторите еще раз?
— Нет, а вы что подумали? — Кортеной сердито махал пальцем перед лицом Мейера. — Вы-то, конечно, подумали, что это плата за какие-нибудь темные делишки? Так ведь?
— Мистер Кортеной...
— Я потерял три рабочих дня из-за этого чертова дознания. Я проторчал на Треугольном озере весь понедельник и вторник, а в среду еще пришлось дожидаться решения суда присяжных. Я каменщик. Я получаю пять долларов в час, и я потерял три рабочих дня по восемь часов каждый. Мисс Дэвис была так любезна, что выслала мне чек на сто двадцать долларов. А теперь я вас спрашиваю, что, черт возьми, вы подумали?!
— Вы знали мисс Дэвис до того, как встретились с ней на Треугольном озере, мистер Кортеной?
— Никогда ее раньше не видел. Что такое? Меня здесь судят? В чем дело?
Из дома снова послышался женский голос, на этот раз он звучал уже резче:
— Сидни! Что-нибудь случилось? С тобой все в порядке?
— Ничего не случилось. Замолчи, а?
Дом погрузился в оскорбленное молчание. Кортеной пробормотал что-то себе под нос и повернулся к детективам:
— Вы закончили?
— Не совсем. Мы бы хотели услышать от вас, что произошло в тот день на озере.
— Да какого черта! Возьмите и прочитайте протокол дознания, если вам так интересно. А мне пора на работу.
— Работа подождет, мистер Кортеной.
— Черта с два. Мне туда добираться через...
— Мистер Кортеной, нам бы не хотелось ехать через весь город, а потом возвращаться с ордером на ваш арест.
— Мой арест! За что? Послушайте, что я?..
— Сидни? Сидни, может, позвонить в полицию? — крикнула женщина из дома.
— Да заткнись ты! — завопил Кортеной. — Позвонить в полицию, — пробурчал он. — У меня тут кругом одни полицейские, а она предлагает звонить в полицию. Что вы хотите от меня? Я честный каменщик. Я видел, как девушка утонула. Я рассказал все, что видел. Это преступление?
— Расскажите еще раз, мистер Кортеной. Все, что вы видели.
— Она была в лодке, — со вздохом начал Кортеной. — Я ловил рыбу. Ее двоюродная сестра сидела на берегу. Она вывалилась за борт.
— Джози Томпсон?
— Да, Джози Томпсон, или как там ее звали.
— Она была в лодке одна?
— Да. Она была в лодке одна.
— Продолжайте.
— Другая — мисс Дэвис — закричала, бросилась в воду и поплыла к ней. — Он покачал головой. — Она не успела. Лодка была далеко. Когда она доплыла до нее, вода уже даже не шевелилась. Она нырнула, вынырнула и нырнула снова, но было слишком поздно, она просто опоздала. Потом, когда она плыла к берегу, она чуть было сама не утонула. Она вдруг скрылась под водой, а я смотрел и думал — ну все, конец. Но потом в воде мелькнуло что-то желтое, и я увидел, что с ней все в порядке.
— Почему вы не пытались помочь ей, мистер Кортеной?
— Я не умею плавать.
— Ну хорошо. А что было дальше?
— Она вышла из воды — мисс Дэвис. Она была совершенно без сил и билась в истерике. Я пытался ее успокоить, но она кричала и плакала, как безумная. Я довел ее до машины и попросил ключи. Сначала она даже не поняла, о чем речь. «Ключи!» — сказал я, и она тупо уставилась на меня. «Ключи от машины! — заорал я. — Ключи от вашей машины». Наконец она поняла, достала свою сумочку и дала мне ключи.
— Продолжайте.
— Я отвез ее в город. С полицией пришлось разговаривать мне. Она не могла произнести ни слова, только кричала и плакала. На нее было страшно смотреть. Я никогда раньше не видел женщину в таком кошмарном состоянии. Она пришла в себя только на следующий день. Сказала полиции, кто она такая, рассказала то, что я уже говорил им накануне, и пояснила, что погибшая девушка была ее двоюродной сестрой — Джози Томпсон. Они обшарили все озеро и вытащили ее из воды. Кошмар. Просто кошмар.
— Во что была одета погибшая?
— Хлопчатобумажное платье. На ногах вроде мокасины. Или босоножки. Тонкий свитер поверх платья. Легкое пальто.
— Украшения были?
— По-моему, нет.
— Сумочка?
— Нет. Ее сумочка была в машине мисс Дэвис.
— А как была одета мисс Дэвис?
— Когда? В тот день? Или когда они вытащили ее сестру из озера?
— Она была там?
— Ну да. Она опознала тело.
— Нет, мистер Кортеной, я хочу знать, как она была одета в тот день, когда произошло несчастье.
— Кажется, на ней были юбка и блузка. В волосах — лента. На ногах — мокасины, но я не уверен.
— Какого цвета была блузка? Желтого?
— Нет. Синего.
— Вы же сказали желтого.
— Нет, синего. Я не говорил, что она желтая.
Карелла нахмурился.
— Мне показалось, что сначала вы сказали «желтая». — Он пожал плечами. — Ну ладно, а что было после дознания?
— Да ничего особенного. Мисс Дэвис поблагодарила меня и сказала, что выпишет мне чек за потраченное время. Я сначала отказался, а потом подумал — какого черта! Я работаю как вол, да и деньги на деревьях не растут. И дал ей свой адрес. Я решил, что она может себе это позволить. Ездит в «кадиллаке», да еще нанимает шофера, чтобы тот отвез ее обратно в город.
— Почему она не поехала сама?
— Не знаю. Наверное, была слишком расстроена. Ведь это ужасно. Вы когда-нибудь видели смерть так близко?
— Да, — ответил Карелла.
Из дома раздался вопль жены Кортеноя:
— Сидни, скажи, пусть эти люди уйдут от нашего дома!
— Слышали, что она говорит? — произнес Кортеной и наконец поднял дверь гаража.
Никто не любит утро понедельника.
Это время похмелья. Новая неделя еще не началась, а остался хвост от предыдущей. Никому это не нравится, и не важно, идет дождь или светит солнце — все равно ничего хорошего. Может быть, ясное и солнечное августовское утро, которое началось с допроса у гаража в семь утра, и стало еще хуже в 9.30. Понедельник есть понедельник, и даже закон не может этого изменить. Понедельник есть понедельник, и от него дурно пахнет.
В понедельник к 9.30 утра детектив Стив Карелла был на грани безумия и, как любой нормальный человек, во всем винил понедельник. Он приехал в участок и самым тщательным образом просмотрел чеки, выписанные Клаудией Дэвис за июль, все двадцать пять штук, пытаясь найти хоть какой-нибудь ключ к ее гибели, изучая их с дотошностью книжного редактора. Кое-что казалось очевидным, но ответов на свои вопросы он так и не нашел. Он вспомнил свои слова: «Я смотрю на эти чеки и вижу целую жизнь. Как будто читаешь чей-то дневник», и теперь ему начинало казаться, что в этих двух кратких фразах он выразил главную мысль. Потому что если это был дневник Клаудии Дэвис, он оказался таким скучным, что никогда бы не вошел в список бестселлеров.
Большинство чеков были выписаны на универмаги и магазины одежды. Клаудиа, как и все представительницы женского пола, по-видимому, обожала делать покупки, а чековая книжка ей в этом помогала. Судя по магазинам, указанным в ее чеках, вкусы у нее были самые разнообразные. Только за июль месяц она купила три прозрачные ночные сорочки, две нижние юбки, пальто, наручные часы, четыре пары узких брюк разных цветов, две пары туфель для улицы, солнечные очки, четыре купальника, восемь платьев из немнущейся ткани, две юбки, два шерстяных свитера, полдюжины бестселлеров, большой флакон аспирина, два флакона драмамина, багажный комплект из шести предметов и четыре коробки косметических салфеток. Самой дорогой ее покупкой оказалось вечернее платье за 500 долларов. Большая часть июльских чеков была выписана за покупки. Еще были чеки в парикмахерскую, цветочный магазин, кондитерскую плюс три непонятных чека, выписанных частным лицам, двум мужчинам и одной женщине.
Первый чек был выписан на имя Джорджа Бадуэка.
Второй — на имя Дэвида Облински.
Третий — на имя Марты Феделсон.
Кто-то из участка уже листал телефонную книгу и нашел два адреса из трех. Адреса Облински в телефонной книге не было, но через полчаса они его все-таки раздобыли. Список адресов теперь лежал на столе Кареллы вместе с погашенными чеками. Он знал, что нужно начинать проверку этих людей, но что-то не давало ему покоя.
— Почему Кортеной солгал нам с Мейером? — обратился он к Коттону Хейзу. — Зачем ему было врать насчет такой ерунды, как одежда Клаудии Дэвис в день несчастного случая?
— А как он соврал?
— Сначала он сказал, что на ней была желтая блузка, сказал, что увидел, как в воде мелькнуло что-то желтое. А потом заявил, что блузка была синей? Почему, Коттон?
— Не знаю.
— А если он солгал насчет этого, он мог солгать и насчет всего остального. И они с Клаудией могли утопить малышку Джози.
— Я не знаю, — проговорил Хейз.
— Откуда взялись эти двадцать тысяч долларов?
— Может, это дивиденды?
— Может быть. Тогда почему она просто не отнесла чек в банк? У нее ведь были наличные, Коттон, наличные. Ну и откуда они взялись? Не на помойке же она их нашла.
— Да, наверное, нет.
— А я знаю, где можно получить двадцать тысяч.
— Где?
— В страховой компании. После чьей-нибудь смерти. — Карелла резко кивнул. — Мне надо позвонить. Ведь откуда-нибудь должны были взяться эти чертовы деньги.
Карелла попал в цвет с шестого звонка. Он разговаривал с человеком по имени Иеремия Додд, который был представителем страховой компании «Секьюрити иншуранс корпорейшн». Он сразу вспомнил имя Джози Томпсон.
— О да. Мы выплатили страховку в июле.
— А кто подал заявление об оплате, мистер Додд?
— Бенефициар, конечно. Одну минутку. Я сейчас возьму папку по этой страховке. Подождите, пожалуйста.
Карелла нетерпеливо ждал. Он слышал приглушенные голоса на другом конце провода. Неожиданно захихикала девушка, и наконец трубку взял Додд.
— Нашел, — произнес он. — Джозефина Томпсон. Бенефициаром была ее двоюродная сестра, мисс Клаудиа Дэвис. Ну да, теперь я все вспомнил. Это как раз та самая страховка.
— Какая?
— Где девушки были взаимными бенефициарами.
— Что это значит?
— Было два страховых полиса. Один на имя мисс Дэвис и второй на имя мисс Томпсон. И девушки были взаимными бенефициарами.
— Вы имеете в виду, что мисс Дэвис должна была получить страховку мисс Томпсон и наоборот?
— Да, именно так.
— Очень интересно. Какова сумма страховки?
— О, совсем небольшая.
— И все-таки какая?
— Насколько я помню, они обе были застрахованы на двенадцать с половиной тысяч. Минутку, сейчас проверю. Да, все правильно.
— И после смерти сестры мисс Дэвис предъявила требование об оплате, так?
— Да. Вот, нашел. Джозефина Томпсон четвертого июня утонула в Треугольном озере. Точно. Клаудиа Дэвис выслала полис и свидетельство о смерти, а также заключение коронера.
— Ее не надули?
— Сэр? Простите, я не...
— Вы заплатили ей?
— Да. Требование было совершенно законным. Мы сразу приступили к его оформлению.
— Вы проводили расследование гибели девушки на Треугольном озере?
— Да, но это была обычная проверка. Нам достаточно заключения коронера, детектив Карелла.
— Когда вы заплатили мисс Дэвис?
— Первого июля.
— Вы послали ей чек на двенадцать тысяч пятьсот долларов, так?
— Нет, сэр.
— Вы же говорили...
— Она была застрахована на двенадцать с половиной тысяч, все верно. Но в страховке был предусмотрен пункт о двойной выплате, а смерть Джозефины Томпсон была случайной. Нам пришлось выплатить максимальную сумму, детектив Карелла. Первого июля мы послали Клаудии Дэвис чек на двадцать пять тысяч долларов.
В работе полиции нет ничего таинственного.
Ни один пункт не подходит под заранее составленный план. Высшей точкой любого дела очень часто оказывается труп, с которого это дело и началось. Нет растущего напряжения — все это для кино. Есть только люди, причудливым образом переплетенные мотивы, мелкие необъяснимые детали, совпадения и случайности — и все они образуют цепочку событий, но ничего таинственного в этом нет, да и не бывает никогда. Есть только жизнь, а иногда и смерть, но они не подчиняются правилам. Полицейские терпеть не могут детективные романы, потому что в них герои владеют ситуацией, всегда находят какую-нибудь зацепку, помогающую раскрыть преступление, а в реальной жизни этого нет. Очень умно и удобно, когда все части головоломки складываются в стройную картину. Очень приятно, что детективы предстают как магистры математики, решающие алгебраическую задачу, где постоянной величиной являются смерть и жертва, а неизвестной — убийца. Но почему-то эти магистры математики с трудом складывают вычеты из своих зарплат. В мире, конечно, много волшебников, но едва ли хоть один из них работает в полиции.
В деле Клаудии Дэвис было одно большое математическое несоответствие — нигде не учтенные пять тысяч долларов.
Двадцать пять тысяч были отправлены Клаудии Дэвис 1 июля, чек она получила, скорее всего, после праздника Четвертого июля, получила деньги и отнесла их в «Американ Сиборд банк», открыла чековый счет и арендовала сейф. Но в «Сиборд банке» оказалось двадцать тысяч долларов, тогда как чек был выписан на двадцать пять тысяч. Куда же делись еще пять тысяч? И кто обналичил чек для нее? Мистер Додд из страховой компании объяснил Карелле, как работает довольно сложная система счетов компании. Для того чтобы закрыть страховку, чек после обналичивания в течение нескольких дней хранится в местной конторе, после этого его пересылают в главную контору в Чикаго, где иногда он хранится в течение нескольких недель. Потом его отправляют в бухгалтерско-аудиторский отдел компании в Сан-Франциско. Додд считал, что погашенный чек уже отправлен в Калифорнию, и обещал отследить его. Карелла попросил его поторопиться. Кто-то обналичил этот чек для Клаудии и, вероятно, получил пятую часть его стоимости.
Клаудиа почему-то не отнесла чек в «Сиборд банк», значит, ей нужно было что-то скрыть. Возможно, ей не хотелось, чтобы кто-нибудь задавал вопросы о чеках страховых компаний, о страховых полисах, двойных выплатах или утоплениях в результате несчастного случая, а особенно — о ее двоюродной сестре Джози. Чек был в полном порядке, однако она почему-то решила его обналичить до того, как открыла новый счет. Почему? И почему ей понадобилось открывать новый счет, тогда как у нее был солидный активный счет в другом банке?
У полицейских сплошные «почему», но они не помогают в решении загадки. Они только добавляют работы, а работать никто не любит. Ребятам из 87-го участка больше бы понравилось сидеть где-нибудь в баре, потягивая джин с тоником, но «почему» требовали ответа, и поэтому они надевали свои шляпы, пристегивали кобуру и отправлялись на поиски «потому что».
Коттон Хейз тщательно допросил всех жильцов дома, где была убита Клаудиа. У всех было твердое алиби. В своем рапорте лейтенанту Хейз сообщил, что, по его мнению, никто из жильцов не виновен в совершении преступления.
Мейер Мейер занялся осведомителями 87-го участка. В районе, да и во всем городе, было полно менял, которые скупали краденое и обменивали его на «чистые» деньги — за определенную мзду. Кто-то обналичил для Клаудии чек на двадцать пять тысяч долларов и оставил пять тысяч себе, может, это был один из менял? Все осведомители участка по требованию Мейера пытались разузнать насчет чека «Секьюрити иншуранс корпорейшн». Но ничего не узнали.
Лейтенант Сэм Гроссман вместе со своими ребятами из лаборатории еще раз прочесал комнату, где произошло убийство. Потом еще раз. И еще. В своем отчете он сообщил, что замок на двери автоматически защелкивался, как только закрывалась дверь. Убийце Клаудии Дэвис не нужно было думать, как создать видимость закрытой двери. Ему нужно было только уходя закрыть за собой дверь. Гроссман также сообщал, что в кровати Клаудии в ночь убийства, по всей видимости, никто не спал. Около кресла в спальне стояла пара туфель, а на подлокотнике лежала книга. Он предположил, что Клаудиа заснула за книгой, потом проснулась и вышла в другую комнату, где и встретила убийцу и свою смерть. У него не было никаких предположений насчет того, кто мог быть этим убийцей.
Стив Карелла изнывал от жары, был раздражен и загружен работой. Жизнь в районе шла своим чередом — воры взламывали дома, грабили на улице, резали ножом и убивали, мальчишки, не зная, чем себя занять в летние каникулы, дубасили других мальчишек бейсбольными битами за то, что они неправильно произносили слово «сеньор». Надрывались телефоны, отчеты надо было печатать в трех экземплярах, люди и днем и ночью шли в участок сплошным потоком с жалобами на граждан этого чудесного города, и дело Клаудии Дэвис начинало действовать на нервы. Интересно, каково это — быть обувщиком, подумал Карелла и стал искать чеки, выписанные на Джорджа Бадуэка, Дэвида Облински и Марту Феделсон.
Берту Клингу повезло — он не имел никакого отношения к делу Клаудии Дэвис. Он даже не обсуждал его с другими детективами. Он был новичком, дел в районе было предостаточно, и ему приходилось работать по сорок восемь часов в сутки, так что он не прислушивался к чужим делам. Своих забот хватало. Одной из таких забот было ознакомление с задержанными преступниками.
В среду утром имя Берта Клинга появилось в графике ознакомления.
Ознакомление проходило в спортивном зале полицейского управления на Хай-стрит. Оно проводилось четыре дня в неделю, с понедельника по четверг, и целью этого «парада» было познакомить детективов города с людьми, совершающими преступления. Суть ознакомления сводилась к следующему: преступления обычно повторяются — горбатого только могила исправит, и своих противников неплохо бы знать в лицо на случай, если столкнешься с ними на улице. Многие дела были раскрыты, потому что полицейский сразу узнал преступника, а в некоторых случаях это даже спасало детективам жизнь. Поэтому ознакомление было весьма ценной полицейской традицией. Однако это не означало, что детективы ходили на них с удовольствием. Они присутствовали на ознакомлении раз в две недели, и довольно часто ознакомление попадало на их выходной, а кому понравится толкаться среди уголовников в свой выходной.
В эту среду ознакомление проходило по классической схеме. Детективы сидели на складных стульях в спортивном зале, а шеф детективов стоял на высокой трибуне в глубине зала. Окна были задернуты зелеными шторами, сцена освещена, и правонарушители, арестованные накануне, проходили перед собравшимися полицейскими, а шеф в это время зачитывал обвинения и проводил допрос. Схема была проста. Произведший арест офицер, в форме или в штатском, поднимался на трибуну к шефу, когда на сцену выходил его арестованный. Шеф зачитывал имя преступника, район, в котором его задержали, и номер. Например, «Джоунс, Джон, Риверхед, три». «Три» означает, что это был третий арест в Риверхеде за тот день. На ознакомлении рассматривались только уголовные преступления и некоторые виды судебно-наказуемых проступков, что ограничивало список преступников за какой-то определенный день. Назвав номер дела, шеф зачитывал обвинение, а потом объявлял: «Дал показания» или «Показаний не давал», сообщая собравшимся полицейским, рассказал преступник что-нибудь или нет, когда на него надели наручники. Если преступник дал показания, шеф ограничивался вопросами на общие темы, дабы тот не сказал что-нибудь противоречащее его первоначальным показаниям, которые могут быть использованы против него в суде. Если преступник показаний не дал, вот тогда шеф нажимал на все рычаги. Обычно он вооружался всеми имеющимися досье на человека, который стоял под слепящим светом ламп, и только очень умный преступник мог понять цель этого ознакомления и догадаться, что он вовсе не обязан отвечать на какие-либо вопросы. Шеф полицейских напоминал кристально честного Майка Уоллеса, но ставки здесь были несколько выше, потому что все это было гораздо важнее, чем реклама новой книги или объяснение сенатором своей позиции по поводу сельского хозяйства. Здесь шла игра по-крупному, и победивший часто оказывался на жесткой койке в комнате с одним зарешеченным окном.
Ознакомление надоело Клингу до чертиков. Как и обычно. Как будто в сотый раз смотришь одну и ту же пьесу. Изредка кто-нибудь показывал действительно хороший номер. Но в большинстве случаев играла все та же заезженная пластинка. И эта среда ничем не отличалась от других дней. К тому времени, как на сцену вышел восьмой правонарушитель и подвергся допросу шефа, Клинг начал клевать носом. Сидящий рядом с ним детектив тихонько подтолкнул его локтем.
— ...Рейнолдс, Ральф, — читал шеф, — Айсола, четыре. Арестован во время взлома квартиры на Северной Третьей улице. Показаний не дал. Что скажешь, Ральф?
— Насчет чего?
— Ты часто этим занимаешься?
— Чем?
— Грабежом.
— Я не грабитель, — возразил Рейнолдс.
— У меня есть его послужной список, — сообщил шеф полиции. — В 1948 году арестован за кражу со взломом, свидетельница отказалась от своих показаний — заявила, что обозналась. В 1952 арестован снова, признан виновным в грабеже первой степени, приговорен к десяти годам тюрьмы, освобожден в 1958 году за хорошее поведение. Взялся за старое, Ральф?
— Нет. Я теперь честный.
— А тогда что ты делал в той квартире среди ночи?
— Я выпил. Наверное, забрел не в тот дом.
— Как это понимать?
— Я думал, это моя квартира.
— Где ты живешь, Ральф?
— Я...ну... это...
— Ну говори, Ральф.
— Ну, я живу на Южной Пятой.
— А квартира, в которой ты оказался прошлой ночью, находится на Северной Третьей. Ты, наверное, здорово надрался, если забрел так далеко.
— Ну да, я крепко выпил.
— Женщина из этой квартиры сказала, что ты ударил ее, когда она проснулась. Это правда, Ральф?
— Нет. Да нет же. Я ни разу ее не ударил.
— А она говорит, что ударил.
— Она ошибается.
— Врач говорит, что ее ударили в челюсть. Что ты на это скажешь, Ральф?
— Все может быть.
— Да или нет?
— Ну, может, когда она начала кричать, я немного занервничал, ну, то есть, знаете, я ведь думал, что это моя квартира и все такое.
— Ральф, ты же грабил эту квартиру. Может, скажешь нам правду?
— Нет, я попал туда случайно.
— Как ты вошел?
— Дверь была открыта.
— Посреди ночи? Дверь была открыта?
— Ага.
— Ты уверен, что не открывал дверь отмычкой, а?
— Нет, нет, что вы. Зачем мне это делать? Я же думал, что это моя квартира.
— Ральф, а что ты делал с инструментом?
— Кто? Я? Не было у меня никакого инструмента.
— А что же это было? У тебя нашли стеклорез, набор «фомок», дрель со сверлами, три пластиковые ленты, инструменты для открывания замков и восемь отмычек. Очень похоже на воровской инструмент, а, Ральф?
— Нет, я — плотник.
— Ага, плотник. Мы обыскали твою квартиру, Ральф, и нашли парочку любопытных вещиц. Ты всегда держишь дома шестнадцать наручных часов, четыре пишущие машинки, двенадцать браслетов, восемь колец, норковую накидку и три комплекта столового серебра?
— Да, я — коллекционер.
— Чужих вещей. Мы также нашли четыреста долларов в американской валюте и пять тысяч долларов во французских франках. Где ты взял эти деньги, Ральф?
— Которые?
— Любые, о которых ты хочешь нам рассказать.
— Ну, американские я... я выиграл на ипподроме. А другие — один француз был должен мне золото и отдал долг во франках. Вот и все.
— Мы проверяем список похищенных вещей прямо в эту минуту, Ральф.
— Ну и проверяйте! — неожиданно разозлился Рейнолдс. — Какого черта вам от меня надо? Хотите, чтобы я вам все на блюдечке подал? Еще чего! Я сказал все, что...
— Уведите его, — приказал шеф. — Следующий. Блейк, Доналд, Бестаун, два. Попытка изнасилования. Показаний не давал...
Берт Клинг поудобнее устроился на складном стуле и снова задремал.
Чек под номером 018 был выписан Джорджу Бадуэку. Сумма была небольшой, всего пять долларов. Карелла не придавал этому чеку особого значения, но решил все-таки проверить его, поскольку он был одним из трех необъясненных чеков.
Бадуэк оказался фотографом. Его ателье располагалось через дорогу от здания окружного суда в Айсоле. В витрине висело объявление, что он делает фотографии для водительских прав, охотничьих удостоверений, удостоверения таксиста, разрешения на ношение оружия, на паспорт и тому подобное. В тесном ателье Бадуэк казался жуком, попавшим в ловушку для муравьев. Это был крупный мужчина с густыми, непослушными волосами, от которого пахло жидкостью для проявки фотографий.
— Да разве вспомнишь? — сказал он. — Каждый день здесь проходят сотни людей. Они платят наличными, они платят чеками, они симпатичные и уродливые, худые и толстые, и все они выглядят одинаково на моих фотографиях. Как идиоты. Такое впечатление, что я фотографирую их для полицейских досье. Вы когда-нибудь видели фотографии для документов? Бог мой, они просто отвратительны. Где же тут вспомнить... Как, вы говорите, ее зовут? Ну да, Клаудиа Дэвис. Еще одно лицо. Еще один отвратительный снимок. А в чем дело? Что-нибудь не так с чеком?
— Нет, с чеком все в порядке.
— Тогда в чем проблема?
— Проблем нет. Большое спасибо, — вздохнул Карелла и вышел в августовскую жару.
Здание окружного суда, построенное в готическом стиле, казалось белоснежным под лучами ослепительного солнца. Вытирая платком лоб, Карелла подумал: «Еще одно лицо». Вздохнув, он пересек улицу и вошел в здание. В коридорах с высокими потолками было прохладно. Он заглянул в справочник и сначала решил подняться в отдел транспортных средств. Там он спросил у служащего, не подавала ли девушка по имени Клаудиа Дэвис заявление на получение документа, для которого требуется фотография.
— Мы требуем фотографию только для водительских прав, — уточнил служащий.
— Хорошо, проверьте, пожалуйста, — попросил Карелла.
— Конечно. На это потребуется время. Так что, присаживайтесь.
Карелла сел. Было холодно. Как в октябре. Он посмотрел на часы. Близилось время обеда, и он проголодался. Вернулся служащий:
— У нас в списках есть некая Клаудиа Дэвис, но у нее уже было разрешение, и она не подавала заявку на новое.
— Какого типа у нее разрешение?
— Разрешение на вождение автомобиля.
— Когда истекает срок действия?
— В следующем сентябре.
— И она не подавала заявки на какой-нибудь документ с фотографией?
— Нет, извините.
— Да ничего. Спасибо, — попрощался Карелла.
Он снова вышел в коридор. Вряд ли Клаудиа Дэвис подавала заявку на право владения или вождения такси, решил Карелла, поэтому он прошел мимо отдела проката такси и сразу поднялся по лестнице в отдел разрешений на ношение оружия. Там он поговорил с очень милой и энергичной женщиной. Она просмотрела свои папки и сообщила, что Клаудиа Дэвис никогда не подавала заявки на ношение или использование огнестрельного оружия. Карелла поблагодарил ее и вышел. Он очень хотел есть. В животе у него урчало. «Может, пойти поесть, а потом продолжить, — подумал он, но потом решил: — Нет, лучше разделаться с этим поскорее».
В паспортном отделе Кареллу встретил пожилой худощавый мужчина с зеленым козырьком от солнца на лбу. Карелла задал ему свой вопрос, и старик кряхтя прошел к своей картотеке.
— Все правильно, — произнес он.
— Что правильно?
— Она, Клаудиа Дэвис, подавала заявление на паспорт.
— Когда?
Старик трясущимся пальцем провел по своему списку:
— Двадцатого июля.
— Вы выдали ей паспорт?
— Мы приняли ее заявление. Мы не выдаем паспорта. Мы должны направить заявление в Вашингтон.
— Но вы приняли ее заявление?
— Конечно, а почему нет? У нее были все необходимые документы. Почему бы нам не принять его?
— А что требуется для получения паспорта?
— Две фотографии, подтверждение гражданства, заполненное заявление и наличные.
— Что она предъявила в качестве подтверждения гражданства?
— Свидетельство о рождении.
— Где она родилась?
— В Калифорнии.
— Она заплатила наличными?
— Да.
— Не чеком?
— Нет. Она начала выписывать чек, но в ручке кончились чернила. Сразу после того, как она заполнила заявление. Поэтому она заплатила наличными. Сумма-то небольшая.
— Понятно. Спасибо, — сказал Карелла.
— Не за что, — ответил старик и заковылял к своей картотеке, чтобы положить на место папку Клаудии Дэвис.
Чек номер 007 был датирован двенадцатым июля, и выписан на имя некоей Марты Феделсон.
Мисс Феделсон надела очки и посмотрела на чек. Потом сдвинула в сторону разбросанные на столе бумаги, положила чек, наклонилась над ним и еще раз внимательно его прочитала.
— Да, — наконец проговорила она, — чек выписан на мое имя. Клаудиа Дэвис выписала его прямо в этом кабинете. — Мисс Феделсон улыбнулась. — Если только это можно назвать кабинетом. Стол да телефон. Но, знаете ли, я ведь только начинаю.
— Вы давно работаете туристическим агентом, мисс Феделсон?
— Уже шесть месяцев. Очень интересная работа.
— Вы когда-нибудь раньше оформляли билеты для Клаудии Дэвис?
— Нет, это был первый раз.
— Вас кто-нибудь рекомендовал ей?
— Нет. Она нашла мое имя в телефонной книге.
— И попросила вас организовать для нее поездку, так?
— Да.
— А чек за что?
— За билеты на самолет и за номера в отелях.
— В каких отелях?
— В Париже и Дижоне. А потом еще в Лозанне, в Швейцарии.
— Она собиралась в Европу?
— Да. Из Лозанны она должна была отправиться на Итальянскую Ривьеру. Я этим тоже занималась. Оформляла номера в отелях, заказывала транспорт и прочее.
— Когда она планировала уехать?
— Первого сентября.
— Теперь понятно, для чего ей понадобились чемоданы и новая одежда. — Карелла высказал свои мысли вслух.
— Простите? — Мисс Феделсон улыбнулась и удивленно подняла брови.
— Ничего, ничего, — ответил Карелла. — Что вы думаете о мисс Дэвис?
— Трудно сказать. Я ее видела всего один раз. — Мисс Феделсон задумалась на мгновение и продолжила: — По-моему, если бы она захотела, то могла бы быть очень хорошенькой, но она даже не пыталась. У нее были короткие темные волосы, она была какой-то... ну, замкнутой, что ли. Разговаривала со мной, не снимая темных очков. Мне она показалась робкой и застенчивой. Или испуганной. Не знаю. — Мисс Феделсон опять улыбнулась. — Я вам чем-нибудь помогла?
— По крайней мере, мы знаем, что она собиралась в Европу, — сказал Карелла.
— В сентябре хорошо путешествовать. — В ее голосе слышались мечтательные нотки. — В это время все туристы разъезжаются по домам.
Карелла поблагодарил мисс Феделсон и вышел из тесного кабинета, заваленного туристическими буклетами.
Чеки кончались, впрочем, как и мысли. Все указывало на то, что девушка от чего-то бежала, что-то скрывала, но что ей было скрывать и от чего бежать? Джози Томпсон была в лодке одна. Коронер вынес вердикт о случайном утоплении. Страховая компания не опротестовала требование Клаудии о выплате страховки и выдала ей абсолютно законный чек, который можно было обналичить в любой части света. Тем не менее она что-то скрывала и пыталась сбежать. Что? И почему?
Он достал из кармана список оставшихся чеков. Чек обувщику, парикмахеру, в цветочный магазин и в кондитерскую. Похоже, ничего существенного. И еще чек Дэвиду Облински под номером 006 от одиннадцатого июля на сумму 45,75 долларов. Карелла пообедал в половине третьего и отправился в город. Он нашел Облински в дешевой закусочной на автобусной станции. Облински сидел у стойки и пил кофе. Он пригласил Кареллу присоединиться, что тот и сделал.
— Вы нашли меня по этому чеку, да? — Он был удивлен. — И телефонная компания дала вам мой адрес и телефон? Меня нет в телефонной книге, и они не имеют права давать мой номер.
— Ну, они сделали исключение для полиции.
— Ага, а если полицейские попросят телефон Марлона Брандо? Думаете, им скажут? Черта с два. Мне это не нравится. Нет, сэр, совсем не нравится.
— Чем вы занимаетесь, мистер Облински? Есть какая-то причина, чтобы ваш номер не был зарегистрирован в телефонной книге?
— Я работаю в такси, вот чем я занимаюсь. Конечно, есть причина. Это очень стильно, когда вашего номера нет в телефонной книге. Вы разве не знали?
Карелла улыбнулся:
— Нет, не знал.
— Так оно и есть.
— За что Клаудиа Дэвис выписала вам этот чек? — вернулся Карелла к интересующему его вопросу.
— Я работаю в транспортной компании города. Но по уик-эндам или в свой выходной я обычно на своей собственной машине вожу пассажиров на большие расстояния, понимаете? Ну, там, за город, в горы, на пляж или еще куда. Мне все равно. Я везу туда, куда скажут.
— Понятно.
— Ну вот. А где-то в июне, точно — в начале июня — мне позвонил знакомый с Треугольного озера и сказал, что у него там одна богатая дамочка, которой нужно перегнать в город «кадиллак». Она заплатит 30 долларов, если я приеду на поезде и отгоню ее тачку в город. Но я сказал: «Или сорок пять, или ищи другого». Он был в безвыходном положении, понимаете? Он ведь уже разговаривал с местными водителями, и никто не согласился. Ну, он сказал, что спросит ее и перезвонит мне. Он перезвонил... нет, эта телефонная компания не дает мне покоя. Они не должны были давать мой номер. А если бы это была Мерилин Монро? Думаете, они бы дали ее телефон? Я им устрою, можете не сомневаться.
— Что он сказал, когда перезвонил?
— Что она согласна заплатить сорок пять, но не мог бы я немного подождать, потому что в данный момент у нее нет денег, а в июле она вышлет мне чек. Ну я и подумал, неужели меня наколет дамочка, которая ездит на «кадиллаке»? Я решил, что ей можно верить. Но в таком случае, сказал я ему, пусть она оплатит все пошлины по дороге назад — обычно я не беру с пассажиров плату за пошлины. Отсюда и семьдесят пять центов. За пошлины.
— И вы сели в поезд, приехали туда и отвезли мисс Дэвис вместе с «кадиллаком» обратно в город, так?
— Да.
— Полагаю, она была очень расстроена во время поездки.
— Ну, как бы это выразить... немного не в себе.
— А?
— Плакала, билась в истерике, — пояснил Карелла.
— Нет, с ней было все в порядке.
— Ну, я хочу сказать... — Карелла заколебался. — Насколько я понимаю, она не могла вести машину.
— Верно. Поэтому и наняла меня.
— Ну, тогда...
— Но не потому, что была расстроена или что-то в этом роде.
— А почему? — Карелла нахмурился. — У нее было много багажа? Ей нужна была ваша помощь, чтобы донести его?
— Ну да. И ее, и ее двоюродной сестры. Ее сестра утонула, знаете?
— Знаю.
— Но с багажом ей бы помог кто угодно, — заявил Облински. — Нет, она наняла меня совсем по другой причине. Ей нужен был именно я, мистер.
— Почему?
— Почему? Потому что она не умеет водить машину, вот почему.
Карелла уставился на него.
— Вы ошибаетесь, — сказал он.
— О нет, — возразил Облински. — Она не умеет водить машину, поверьте. Я укладывал сумки в багажник и попросил ее завести машину, а она даже не знала, как это делается. Эй, как вы думаете, стоит мне пожаловаться на телефонную компанию?
— Не знаю. — Карелла резко поднялся. Внезапно чек, выписанный парикмахеру Клаудии Дэвис, приобрел огромное значение. Чеки почти закончились, но вдруг появилась идея.
Парикмахерский салон располагался на Южной Двадцать третьей улице, сразу за Джефферсон-авеню. Зеленый навес над входом отбрасывал тень на тротуар. Белыми буквами на навесе было написано: «АРТУРО МАНФРЕДИ, Инк.». В витрине висела стеклянная табличка, на которой для тех, кто не читает «Вог» или «Харперс Базар», помимо названия, было написано, что парикмахерская имеет два отделения — одно в Айсоле, а другое — в «Нассау, на Багамах». А под ней — скромная надпись: «Известна во всем мире». Карелла с Хейзом вошли в салон в половине пятого вечера. В маленькой приемной, положив ногу на ногу, сидели две безукоризненно накрашенные и причесанные женщины — по всей видимости, они дожидались своих шоферов, мужей или любовников. Обе с надеждой взглянули на детективов, разочарованно подняли только что выщипанные брови и вернулись к чтению журналов мод. Карелла и Хейз подошли к столу. За столом сидела блондинка с дежурной улыбкой и голосом выпускницы престижной школы.
— Да? — высокомерно взглянула она. — Чем могу помочь?
От ее высокомерия не осталось и следа, когда Карелла протянул ей свое удостоверение. Она прочитала удостоверение, взглянула на фотографию, быстро успокоилась и бесстрастно спросила:
— Что я могу для вас сделать?
— Не могли бы вы что-нибудь сообщить нам о девушке, выписавшей этот чек? — сказал Карелла.
Он достал из кармана пиджака сложенную копию чека, развернул и положил на стол перед блондинкой. Блондинка с опаской посмотрела на него:
— Как ее зовут? Не могу разобрать.
— Клаудиа Дэвис.
— Д-Э-В-И-С?
— Да.
— Мне незнакомо это имя, — с сомнением произнесла блондинка. — Она не из наших постоянных клиентов.
— Но она выписала чек на ваш салон, — настаивал Карелла. — Она подписала его седьмого июля. Проверьте, пожалуйста, по своим записям, для чего она здесь была и кто ее обслуживал.
— Извините, — промолвила блондинка.
— Что?
— Извините, но мы в пять часов закрываемся, и сейчас у нас самое напряженное время. Надеюсь, вы это понимаете. Может, вы зайдете немного попозже...
— Нет, мы не можем зайти попозже, — сказал Карелла. — Потому что если мы зайдем попозже, мы зайдем с ордером на обыск и с ордером на арест ваших регистрационных книг, а это может взволновать репортеров отдела светской хроники, и такое волнение может добавить вам еще немного известности во всем мире. У нас был трудный день, мисс, и это для нас очень важно.
— Конечно. Мы всегда с радостью сотрудничаем с полицией. — Голос блондинки был холоден как лед. — Особенно, когда полицейские так хорошо воспитаны.
— Да, мы все такие, — ответил Карелла.
— Вы сказали, седьмого июля?
— Седьмого июля.
Блондинка вышла из-за стола и прошла в глубь приемной. Откуда-то появилась брюнетка и спросила:
— Мисс Мари уже ушла?
— А кто это, мисс Мари? — поинтересовался Хейз.
— Девушка со светлыми волосами.
— Нет. Она кое-что ищет для нас.
— Эта белая прядь вам очень идет, — улыбнулась брюнетка. — Меня зовут мисс Ольга.
— Здравствуйте, как дела?
— Спасибо, хорошо, — ответила мисс Ольга. — Когда она придет, скажите ей, пожалуйста, что на третьем этаже барахлит одна из сушилок.
— Хорошо, я скажу, — пообещал Хейз.
Мисс Ольга улыбнулась, помахала рукой и испарилась в глубине салона. Через минуту вернулась мисс Мари. Она взглянула на Кареллу:
— Некая мисс Клаудиа Дэвис была у нас седьмого июля. Ее обслуживал мистер Сэм. Хотите поговорить с ним?
— Да.
— Следуйте за мной, пожалуйста. — Она была предельно вежлива.
Они прошли за ней в салон мимо женщин, которые, скрестив ноги, сидели под сушилками.
— Да, кстати, — вспомнил Хейз, — мисс Ольга просила вам передать, что барахлит одна из сушилок на третьем этаже.
— Спасибо, — сказала мисс Мари.
Хейз чувствовал себя особенно неловко в этом мире женщин. Все здесь было таким тонким и изящным, и Хейз — рост сто девяносто сантиметров босиком, вес восемьдесят шесть килограммов — был уверен, что непременно заденет пузырек с лаком для ногтей или флакон с ополаскивателем для волос. Когда они поднялись на второй этаж и он посмотрел вниз на длинный ряд женщин, сидящих нога на ногу под жужжащими колпаками и накрытых какими-то простынями, которые напоминают фартук брадобрея, он сделал для себя открытие. Женщины медленно поворачивали головы под колпаками сушилок, чтобы посмотреть на белую прядь на его левом виске. Внезапно он почувствовал себя полным дураком. Хотя эта прядь появилась в результате удара ножом — врачам пришлось сбрить его рыжие волосы, чтобы добраться до раны, а когда они выросли, в них уже была эта прядь, — он вдруг понял, что многие из этих женщин тратили с трудом заработанные доллары, чтобы сделать подобные белые прядки в своих волосах. И он больше не ощущал себя полицейским, пришедшим по делу, — он чувствовал, что похож на клиента, который пришел подкрасить эту чертову прядь.
— Это мистер Сэм, — представила мисс Мари.
Хейз повернулся и увидел, как Карелла пожимает руку какому-то долговязому человеку. Он был именно долговязым, а не высоким. Словно смотришь фильм с боковых мест в кинотеатре, и все лица кажутся вытянутыми и какими-то смешными. На мастере был белый халат, в нагрудном кармане лежали три щетки для волос. Он держал ножницы в тонкой, изящной руке.
— Здравствуйте, — обратился он к Карелле. Потом повернулся к Хейзу, пожал ему руку и повторил: — Здравствуйте.
— Они из полиции, — быстро проговорила мисс Мари, освобождая мистера Сэма от обязанности быть вежливым, и удалилась.
— Седьмого июля в ваш салон приходила женщина по имени Клаудиа Дэвис, — начал Карелла. — По всей видимости, ее волосами занимались вы. Вы можете что-нибудь о ней вспомнить?
— Мисс Дэвис, мисс Дэвис. — Мистер Сэм коснулся своего высокого лба, как бы пытаясь ухватить мысль рукой, не заставляя работать мозг. — Дайте подумать. Мисс Дэвис, мисс Дэвис.
— Да.
— Да, мисс Дэвис. Симпатичная блондинка.
— Нет, — покачал головой Карелла. — Она брюнетка. Вы перепутали.
— Нет, не перепутал, — возразил мистер Сэм. Он постучал пальцем по виску. — Я ее помню. Клаудиа Дэвис, блондинка.
— Брюнетка, — настаивал Карелла, пристально глядя на мистера Сэма.
— Когда уходила, да. Но когда пришла, она была блондинкой.
— Что? — удивился Хейз.
— Она была блондинкой, весьма симпатичной, натуральной блондинкой. Это редкость. Натуральные светлые волосы, я имею в виду. Я не мог понять, почему она решила сменить цвет.
— Вы покрасили ей волосы? — спросил Хейз.
— Верно.
— Она не сказала, почему хочет стать брюнеткой?
— Нет, сэр. Я ее уговаривал. Я сказал: «У вас замечательные волосы, я могу сотворить из них чудо. Вы, милочка, блондинка. Сюда каждый день приходят женщины с тусклыми серыми волосами и умоляют превратить их в блондинок». Но нет. Она и слушать не хотела. И я покрасил ей волосы. — Мистер Сэм, казалось, заново переживал потерю красивых волос. Он смотрел на детективов так, будто это они были виноваты в упрямстве Клаудии Дэвис.
— Что еще вы для нее сделали, мистер Сэм? — спросил Карелла.
— Покрасил, подстриг и уложил. И, по-моему, одна из девушек делала ей массаж лица и маникюр.
— Что вы имеете в виду под стрижкой? У нее были длинные волосы, когда она пришла?
— Да, изумительные длинные светлые волосы. Она хотела подстричься. Я ее подстриг. — Мистер Сэм покачал головой. — Какая жалость. Она выглядела кошмарно. Обычно я не говорю таких слов о своих клиентах, но она вышла отсюда в кошмарном виде. Вы бы ни за что не узнали в ней ту симпатичную блондинку, которая вошла сюда меньше трех часов назад.
— Может, ей нужно было именно это.
— Простите?
— Нет, ничего. Спасибо, мистер Сэм. Мы знаем, вы очень занятой человек.
На улице Хейз сказал:
— Ты уже знал об этом до того, как мы пришли в салон, так ведь, мистер Стив?
— Подозревал, мистер Коттон, подозревал. Пошли, нужно вернуться в участок.
Они вертели его со всех сторон, как придирчивые рекламные агенты. Они сидели в кабинете лейтенанта Бернса и пытались понять, из чего сделано печенье и какая начинка у карамели. Они бросали спасательный круг и ждали, не схватится ли кто-нибудь за него. Они поднимали флаг, чтобы посмотреть, не отдаст ли кто-нибудь честь. В кабинете лейтенанта было четыре окна, потому что он был главным в этой команде. В кабинете не было ничего лишнего, зато там был вентилятор и большой стол. Детективам там нравилось. По правде сказать, кабинет не очень-то подходил для встречи на высшем уровне — уж больно был обшарпан, — но другого участок предложить не мог. А через какое-то время привыкаешь к облупившейся краске и подтекам на стенах, к плохому освещению и запаху мочи, доносящемуся из мужского туалета в конце коридора. Питер Бернс работал не в коммерческой фирме. Он работал в городской полиции. Разница есть.
— Я только что звонил Айрин Миллер, — доложил Карелла. — Попросил ее описать Клаудию Дэвис, и она повторила мне то же самое: короткие темные волосы, робкая, невзрачная. Тогда я попросил описать двоюродную сестру, Джози Томпсон. — Карелла угрюмо кивнул. — Угадайте, что она сказала?
— Симпатичная девушка, — ответил Хейз. — Симпатичная девушка с длинными светлыми волосами.
— Точно. Ведь миссис Миллер с самого начала нам об этом говорила. Все записано в отчете. Она сказала, что они были как белое и черное внешне и внутренне. Ну конечно, белая и черная. Брюнетка и блондинка, черт их возьми!
— Теперь понятно, откуда взялся желтый цвет! — воскликнул Хейз.
— Какой желтый цвет?
— Кортеной сказал нам, что увидел, как в воде мелькнуло что-то желтое. Он говорил не об ее одежде, Стив. Он говорил о ее волосах.
— Это многое объясняет, — сказал Карелла. — Теперь понятно, почему скромная Клаудиа Дэвис, готовясь к поездке в Европу, купила прозрачные ночные сорочки и открытые купальные костюмы. Понятно, почему гробовщик называл Клаудию хорошенькой девушкой. И понятно, почему по результатам вскрытия ей было тридцать, а все говорят, что она была намного моложе.
— Это ведь не Джози утонула, да? — спросил Мейер. — Думаешь, это была Клаудиа?
— Совершенно верно, думаю, что это была Клаудиа.
— И ты считаешь, что потом она отрезала волосы и покрасила их, взяла имя своей двоюродной сестры и выдавала себя за нее? — поинтересовался Мейер.
— Почему? — вмешался Бернс. Это был коренастый человек с небольшой головой вытянутой формы. Он не любил попусту расходовать слова или время.
— Потому что фонд был учрежден на имя Клаудии. Потому что у Джози не было ни цента.
— Она могла получить деньги по страховке сестры, — возразил Мейер.
— Конечно, но на этом бы все и кончилось. После смерти Клаудии акции должны были перейти в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. В колледж! Что при этом должна была чувствовать Джози? Послушайте, я не пытаюсь повесить на нее убийство. Я думаю, что она воспользовалась чертовски выгодной ситуацией. Клаудиа была в лодке одна. Когда она выпала за борт, Джози действительно пыталась спасти ее, в этом нет никаких сомнений. Но она опоздала, и Клаудиа утонула. Ладно. Джози не могла говорить, рыдала, плакала, билась в истерике, нам такие сцены хорошо знакомы. Но наступило утро. И Джози начала думать. Они были вдали от города, незнакомцы в чужом городе. Клаудиа утонула, но никто не знал, что это была именно Клаудиа. Никто, кроме Джози. У нее при себе не было документов, помните? Ее сумочка была в машине. Ладно. Если бы Джози правильно назвала свою двоюродную сестру, она получила бы двадцать пять тысяч по страховке, а весь фонд ушел бы в колледж — и все, конец. А предположим, только предположим — Джози сказала полиции, что в озере была Джози Томпсон? Допустим, она сказала: «Я, Клаудиа Дэвис, заявляю вам, что утонувшая девушка — моя двоюродная сестра Джози Томпсон»?
Хейз кивнул.
— Тогда она получает страховку и, кроме того, становится наследницей кругленькой суммы дивидендов, капающих каждый месяц.
— Точно. Что нужно для того, чтобы обналичить чек с дивидендами? Счет в банке, и больше ничего. Счет в банке с заверенной подписью. Поэтому ей надо было только открыть счет, подписаться именем Клаудии Дэвис, а потом точно так же подписывать все поступающие чеки с дивидендами.
— Теперь понятно, зачем она открыла новый счет, — сказал Мейер. — Она не могла пользоваться старым счетом Клаудии, потому что в банке знали и Клаудию, и ее подпись. Поэтому Джози пришлось отказаться от шестидесяти тысяч в «Хайленд траст» и начать с нуля.
— Она решила сбежать в Европу, — продолжил Хейз, — и там вжиться в новую роль и построить новую судьбу, чтобы немногочисленные друзья Клаудии успели забыть о ней. Она наверняка собиралась прожить там многие годы.
— Все сходится, — подтвердил Карелла. — Водительские права были у Клаудии. Она вела машину по дороге из Стюарт-Сити. А Джози пришлось нанимать водителя, чтобы добраться назад.
— И разве могла Клаудиа, которая была так щепетильна в денежных вопросах, заставить стольких людей ждать оплаты? — добавил Хейз. — Нет, сэр. А Джози могла. У Джози не было ни цента, она ждала страховку, чтобы расплатиться с долгами и смотаться из страны к чертовой матери.
— Да, пожалуй, все сходится, — сказал Мейер.
Питер Бернс слов понапрасну не тратил.
— Кто обналичил для Джози этот чек на двадцать пять тысяч долларов? — спросил он.
В комнате наступила тишина.
— У кого недостающие пять тысяч? — задал он второй вопрос.
В комнате было по-прежнему тихо.
— Кто убил Джози? — прозвучал третий вопрос.
Иеремия Додд из «Секьюрити иншуранс корпорейшн, Инк.» позвонил через два дня. Он попросил к телефону детектива Кареллу и, когда тот взял трубку, сказал:
— Мистер Карелла, мне только что позвонили из Сан-Франциско по поводу этого чека.
— Какого чека? — не понял Карелла.
Он допрашивал свидетеля по делу о драке с применением ножа в бакалейной лавке на Калвер-авеню. Дело Клаудии Дэвис или, вернее, Джози Томпсон, должно было вот-вот перейти в категорию нераскрытых преступлений, и в данный момент Карелла о нем даже не думал.
— Чек, выданный Клаудии Дэвис, — пояснил Додд.
— Ах да. Кто его обналичил?
— На обороте стоят две подписи. Одна — Клаудии Дэвис. А вторая принадлежит конторе под названием «Лесли Саммерс, Инк.». Там стоит типовой штамп компании «Только для депозитов» и подпись одного из руководителей.
— Вы не знаете, что это за компания? — поинтересовался Карелла.
— Знаю, — ответил Додд. — Они работают с иностранной валютой.
— Спасибо, — поблагодарил его Карелла.
Чуть позже днем он отправился туда с Бертом Клингом. Он поехал с Клингом совершенно случайно — просто Клинг направлялся в город, чтобы купить матери подарок ко дню рождения, и предложил Карелле подвезти его. Когда они припарковали машину, Клинг спросил:
— Ты туда надолго, Стив?
— Наверное, на несколько минут.
— Мне тебя ждать здесь?
— Я буду в «Лесли Саммерс» по адресу: Холл-авеню, 720. Если ты освободишься раньше меня, подъезжай прямо туда.
— Хорошо, до встречи.
Они расстались на Холл-авеню.
Карелла нашел здание «Лесли Саммерс» и вошел внутрь. За длинным рабочим столом сидело несколько девушек. Одна из них говорила с клиентом по-французски, а другая по-итальянски разговаривала с мужчиной, который хотел обменять лиры на доллары. Позади стола на стене висела таблица с курсами валют всех стран мира. Карелла встал в очередь. Когда он подошел к столу, к нему обратилась девушка, говорившая по-французски:
— Да, сэр?
— Я — детектив. — Карелла открыл свой бумажник и показал ей значок. — Где-то в июле вы обналичили чек для мисс Клаудии Дэвис. Чек на двадцать пять тысяч долларов от страховой компании. Вы не помните?
— Нет, сэр, я такого чека не помню.
— Вы не могли бы узнать, кто им занимался?
Девушка быстро переговорила с другими девушками, а потом подошла к столу, за которым сидел толстый лысеющий мужчина с тонкой ниточкой усов. Они говорили целых пять минут. Мужчина все время махал руками. Девушка пыталась объяснить ему про чек страховой компании. У входной двери звякнул звонок. Вошел Берт Клинг, огляделся, увидел Кареллу и подошел к нему.
— Купил подарок? — спросил Карелла.
— Ага, купил ей брелок для браслета. А ты?
— Они проводят совещание на высшем уровне, — усмехнулся Карелла.
Толстяк, переваливаясь, подошел к столу:
— Какие проблемы?
— Никаких. Вы обналичивали чек на двадцать пять тысяч долларов?
— Да. Чек был фальшивый?
— С чеком все в порядке.
— Он выглядел нормально. Чек от страховой компании. Молодая дама подождала, пока мы позвонили в компанию. Они сказали, что он абсолютно законный и что мы обязаны принять его. Чек был поддельный?
— Нет-нет, настоящий.
— У нее были при себе документы. На вид вроде подлинные.
— Что она предъявила вам?
— Мы обычно требуем предъявить водительские права или паспорт. Но их у нее не было. Она показала свидетельство о рождении. Ну и потом, мы же позвонили в компанию. С чеком что-то не так?
— Да все нормально. Чек был выписан на двадцать пять тысяч, и мы пытаемся выяснить, что случилось с пятью тысячами...
— А, понятно. Франки.
— Что?
— Она поменяла пять тысяч долларов на французские франки, — сказал толстяк. — Она собиралась за границу?
— Да, она собиралась за границу. — Карелла тяжело вздохнул. — Похоже, это все.
— Чек казался вполне надежным, — настаивал толстяк.
— Так и есть. Спасибо. Пойдем, Берт.
Они молча шли по Холл-авеню.
— Все это меня достало, — наконец произнес Карелла.
— Что достало, Стив?
— Это дело. — Он снова вздохнул. — Черт бы его побрал!
— Пойдем лучше выпьем кофе. А что там с французскими франками?
— Она поменяла пять тысяч долларов на французские франки, — пояснил Карелла.
— Последнее время все вертится вокруг французов, да? — улыбнулся Клинг. — Зайдем сюда? Вроде выглядит прилично?
— Хорошо. — Карелла открыл дверь кафетерия. — А что ты имеешь в виду, Берт?
— Франки.
— А что с ними такое?
— У них, наверное, хороший курс.
— Что-то я тебя не пойму.
— Ну, знаешь, все время только и слышишь про франки.
— Берт, о чем, черт возьми, ты говоришь?
— Ты разве не был со мной? В прошлую среду?
— Где не был?
— На ознакомлении. Мне казалось, мы были вместе.
— Нет, меня там не было, — устало проговорил Карелла.
— А, ну тогда все ясно.
— Что тебе ясно, Берт? Да говори ты толком!
— Поэтому ты его не помнишь.
— Кого?
— Того парня, которого взяли за кражу со взломом. Они нашли в его квартире франки на пять тысяч долларов.
По Карелле словно проехал грузовик.
Это было безумием с самого начала. Так часто бывает. Девушка выглядела как чернокожая, а оказалась белой. Они думали, что это Клаудиа Дэвис, а она оказалась Джози Томпсон. Они искали убийцу, а нужно было искать вора.
Его привели из камеры, где он сидел в ожидании суда по делу о грабеже первой степени. Он поднялся на лифте в сопровождении полицейских. Полицейский фургон высадил его у заднего входа в здание уголовного суда. Он вошел в вестибюль под охраной, его провели через соединительный коридор мимо кабинета окружного прокурора и посадили в лифт. Наверху дверь лифта открывалась в маленькую комнатку. Другая дверь в этой комнате была заперта снаружи, и на ней висела табличка «ВХОД ЗАПРЕЩЕН». Патрульный, который привел Ральфа Рейнолдса в комнату для допросов, во время допроса стоял спиной к лифту, положив руку на рукоятку своего пистолета.
— Я никогда о ней не слышал, — заявил Рейнолдс.
— Клаудиа Дэвис, — сказал Карелла. — Или Джози Томпсон. Выбирай.
— Я никого из них не знаю. Какого черта? Меня взяли за ограбление, а теперь вы хотите повесить на меня все преступления, совершенные в этом городе?
— А кто говорил насчет преступлений, Рейнолдс?
— Если бы ничего не произошло, вы бы меня сюда не притащили.
— В твоей берлоге нашли пять тысяч долларов во французских франках. Где ты их взял?
— А кому какое дело?
— Не хами, Рейнолдс! Где ты взял эти деньги?
— Один француз был мне должен и отдал долг франками.
— Как его зовут?
— Не помню.
— Ну так постарайся вспомнить.
— Пьер.
— Какой Пьер? — спросил Мейер.
— Что-то вроде Пьера Ласалля. Я не очень хорошо его знаю.
— Ну да, и ты одолжил ему пять тысяч?
— Угу.
— Что ты делал ночью первого августа?
— А что? Что случилось первого августа?
— Вот ты нам и расскажи.
— Я не помню, чем я занимался.
— Ты работал?
— Я безработный.
— Ты знаешь, о чем я говорю!
— Нет. А о чем вы говорите?
— Ты грабил квартиры?
— Нет.
— Говори! Да или нет?
— Я сказал «нет».
— Он врет, Стив, — сказал Мейер.
— Конечно, врет.
— Ага, вру. Слушай, легавый, у тебя на меня ничего нет, кроме грабежа первой степени. И его еще надо доказать в суде. Так что, кончай вешать на меня все подряд. У тебя нет никаких шансов.
— Нет, но будут, когда мы сравним отпечатки пальцев, — быстро произнес Карелла.
— Какие отпечатки?
— Которые мы обнаружили на горле убитой девушки, — солгал Карелла.
— Но ведь на мне были!..
В комнате стало тихо, как в могиле.
Рейнолдс тяжело вздохнул, уставившись в пол.
— Хочешь признаться?
— Нет, — сказал он. — Идите к черту.
Но в конце концов он все рассказал. После двенадцати часов беспрерывных вопросов он раскололся. Он не хотел ее убивать, сказал он. Он даже не знал, что в квартире кто-то есть. Он заглянул в спальню и увидел, что постель пуста. Он не заметил, что она спит в кресле полностью одетая. Он нашел французские деньги в кувшине на полке над раковиной. Он взял деньги и случайно уронил кувшин. Она проснулась, вошла в комнату и, увидев его, начала кричать. И он схватил ее за горло. Он только хотел, чтобы она замолчала. Но она сопротивлялась. Она была очень сильной. Он продолжал держать ее за горло, но только для того, чтобы заставить ее замолчать. Она сопротивлялась, и поэтому он держал ее. Она сопротивлялась изо всех сил, как будто... как будто он действительно пытался убить ее, как будто она боялась расстаться с жизнью. Но ведь это было непредумышленное убийство, правда? Он ведь не хотел ее убивать. Это же не убийство, так ведь?
— Я не хотел ее убивать! — вопил он в лифте. — Она начала кричать! Я не убийца! Посмотрите на меня! Разве я похож на убийцу?
А когда лифт подъехал к первому этажу, он закричал: «Я — грабитель!», словно гордился своей профессией, как бы заявляя, что он не простой вор, а квалифицированный специалист, мастер своего дела.
— Я не убийца! Я грабитель! Я не убийца! Я не убийца! — Его вопли доносились даже из кабины лифта. Его затолкали в полицейский фургон и увезли обратно в тюрьму.
После того как он ушел, они еще несколько минут сидели в маленькой комнате.
— Жарковато здесь, — сказал Мейер.
— Ага, — кивнул Карелла.
— Что с тобой?
— Ничего.
— Может, он прав, — задумчиво произнес Мейер. — Может, он всего лишь грабитель.
— Он перестал быть грабителем в ту минуту, когда украл жизнь человека, Мейер.
— Джози Томпсон тоже украла жизнь.
— Нет, — покачал головой Карелла, — она ее только одолжила. А это разные вещи, Мейер.
В комнате было тихо.
— Выпьем кофе? — спросил Мейер.
— Давай.
Они спустились в лифте и вышли на улицу. Их ослепили лучи августовского солнца. На улицах кипела жизнь. Они влились в людской поток и какое-то время шли молча.
Наконец Карелла сказал:
— По-моему, она не должна была умирать. Это несправедливо — она столько боролась за достойную жизнь, а кто-то взял и отнял ее у нее.
Мейер похлопал Кареллу по плечу:
— Послушай, ведь это работа. Это всего лишь работа.
— Да, — согласился Карелла, — это всего лишь работа.