Прежде чем сдохнуть

:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

Следующая неделя прошла в какой‑то напряженной, звенящей тишине. Никто ни с кем не разговаривал. И все друг на друга выразительно пялились.

Юра в упор не замечал меня. Я делала вид, что мне наплевать на него. Его почему‑то вдруг стало мало, он сделался незаметным.

Алла нейтрально улыбалась мне, но к себе в джакузи больше не звала. Выглядела она какой‑то невеселой. Видимо, возвращение популярности среди пансионеров не сделало ее счастливой.

Таня с самого моего возвращения в «Курганы» тактично старалась не попадаться мне на глаза. Даже в столовой, если мы приходили туда в одно время, она старалась сесть так, чтобы мне ее было не видно со своего места. Так что никакой «сцены объяснения», которой я так боялась и хотела одновременно, между нами не состоялось. Видимо, мы обе были слишком трусоваты для этого. Петя доложил мне, что Таня подыскивает себе другой дом престарелых.

Наташка и Нина обменивались взглядами фехтовальщиц. И тоже делали вид, что безразличны друг другу.

Я ощущала себя какой‑то Швейцарией, с трудом блюдущей нейтралитет.

Нина и раньше не ходила в активистках, а теперь ее совершенно не было ни слышно, ни видно. Я не велась на ее демонстративную позу «я никого не хочу видеть» и нагло припиралась к ней в номер по вечерам. Я уже рассказала ей, что собираюсь написать книгу про 11 убитых футболистов, но теперь мой замысел изменился. Теперь мне хотелось сделать главной героиней рассказа именно ее, Нину. Поэтому я устраивала вокруг нее танцы с бубном, уговаривала и вытаскивала подробности.

Нина вяло отбивалась. У меня вообще появлялось ощущение, что Нина на глазах превращается в тень и исчезает, растворяется где‑то в пространстве.

То и дело она куда‑то уезжала. Она призналась, что ездит смотреть другие дома престарелых.

— Куда, от кого и зачем ты бежишь? – спрашивала я. – У тебя нет совершенно никаких оснований опасаться, что мы с Наткой выдадим твой секрет. Ну то есть я напишу книгу, которая полностью тебя реабилитирует, и только тогда ты раскроешь свое инкогнито. В любом случае я без твоего согласия и слова никому не скажу. Натку, что ли, боишься? Зря! Мне кажется, вы с Наташкой во многом похожи, у вас много общего. Если ты сейчас оставишь эскапизм и попытаешься открыться, то вы чудесно подружитесь.

— Булгакова, перестань лезть мне в душу и делать вид, будто ты все про меня поняла! – отмахивалась Нина. – На самом деле ты ничего, ничего про мою душу не знаешь. Ты даже не можешь вообразить, например, почему я выбрала именно этот пансион. Поэтому ты и не можешь догадываться, почему мне настало время отсюда уезжать.

— Ой! Тоже мне тайна за семью печатями! Ты приехала сюда следить за Наткой, потому что она сильнее всех из ныне живущих связана с твоим любимым человеком. Вот и все. Думаю, ты надеялась, что рано или поздно всплывет что‑то вроде того романа, который в конце концов и оказался в твоих руках.

— Что и требовалось доказать! Ты в силах предположить только самые поверхностные причины. Но мои мотивы, поверь, были другими. И теперь они больше не сильны. Мои планы изменились. Впрочем, изменились они во многом благодаря тебе. Спасибо.

Нина сделалась еще более загадочна, чем прежде. Пансионеры обратили внимание, что с нею что‑то происходит. Многие пытались догадаться, почему она больше ничего не пишет на клочках бумаги, которые прежде перекладывала из одного заднего кармана джинсов в другой, но никто не мог предложить хоть сколько‑нибудь логичного объяснения. Судя по тому, что соседи строили совершенно фантастические версии, Юра счел открывшийся ему Нинин секрет чересчур интимным и никому не раскрыл ее тайну. Что же, этот поступок добавлял очков в его пользу. Я даже как‑то снова его зауважала и готова была простить ему малодушие того вечера, когда мы с ним вдвоем ломились в Нинкину комнату, чтобы выкрасть ее «конспирологические стихи». Я решила простить Юрика и снова одарить его своим вниманием.

Как‑то за ужином я сама села с ним рядом и намекнула паникеру, что за выдающиеся рыцарские качества паника ему, так и быть, прощается. Но ему оказалась не нужна моя амнистия. Он держался довольно холодно. Мне показалось, что он мною как‑то даже немного брезгует. Фи! Тоже мне! Что он о себе вообразил? Что если еще пару недель посмотрит на меня таким вот надутым индюком, то я его, может, еще и героем воображу и буду умолять о реанимации дружбы? Как бы ни так! Раз уж товарищ не понял своего счастья, то и бог с ним. Заполню отводившееся ему в мозгу место более интересными вещами. Вот, например, я так до сих пор и не поняла, что же имела в виду Нина, когда заявила, что в наш пансион «Усадьба «Курганы» она приехала вовсе не вслед за Наткой, а по каким‑то совершенно другим соображениям. И почему появление несчастной Мишкиной рукописи эти ее планы перевернуло? Я снова и снова внимательно перечитывала предусмотрительно снятую копию неизданного романа. Но там я не находила ответов.

Неделя, которую отпустила Нина на то, чтобы найти себе новое убежище, истекла. За это время сила ее намерения не ослабла.

Она даже нашла место, куда сбежать.

Как ни странно, тихоня не слилась незаметно, а решила по–прощаться с «Курганами» и закатить для нас всех прощальную вечеринку. По–моему, это был самый продолжительный и насыщенный вечер в моей жизни…