Глава двадцать вторая Семнадцатое июня. Прыгай

Заползая тем вечером в кровать, я страшился своих снов. Говорят, тебе снится последнее, о чем ты думаешь, перед тем как уснуть. Но чем сильней я старался не думать о Мэйконе и маме, тем больше они занимали мои мысли. Все эти усилия — думать о том, чтобы не думать — так вымотали меня, что спустя какое-то время я провалился сквозь матрац в темноту, а кровать превратилась в лодку…


Ветви ив устало развевались над головой.

Я чувствовал, что раскачиваюсь вперед и назад. Небо было голубым, безоблачным, сюрреалистичным. Я повернул голову на бок: растрескавшаяся древесина, покрытая тонким слоем синей краски, напоминающей потолок в моей спальне. Я находился в ялике или шлюпке, дрейфующей по реке.

Я сел, и лодка закачалась. Маленькая бледная рука свесилась через край, рассекая тоненьким пальцем водную гладь. Мой взгляд был прикован к ряби, всколыхнувшей отражение идеального неба — холодного и спокойного, как стекло.

Лена лежала напротив меня на краю лодки. На ней было белое платье, вроде тех, что можно увидеть в старых черно-белых фильмах. Кружево, бант и крошечные жемчужные пуговицы. В руке она держала черный зонтик, и ее волосы, ногти, и даже губы были черными. Она лежала на боку, свернувшись калачиком, на самом краю шлюпки, а ее рука, свисавшая за борт, медленно тащилась позади, едва касаясь воды.

— Лена?

Она не открыла глаза, но улыбнулась.

— Итан, мне холодно.

Я взглянул на ее руку — она уже ушла в воду по запястье.

— Сейчас лето. Вода теплая.

Я попробовал подползти к ней, но лодка снова качнулась, и она съехала дальше за борт, обнажая черные кеды из-под подола платья.

Я не мог пошевелиться.

Теперь уже вода доходила до локтя, и я видел, как один за другим локоны ее волос падали в воду.

— Ли, сядь! Упадешь!

Она засмеялась и выронила зонтик. Он поплыл по поверхности, вращаясь в волнах, оставляемых нашей лодкой. Я потянулся к ней, от чего шлюпка накренилась и сильнее закачалась.

— Разве тебе не сказали? Я уже упала.

Я бросился к ней. Это не может быть правдой, но это было. Я знал, потому что ожидал всплеска воды.

Ударившись о край лодки, я открыл глаза. Все вокруг раскачивалось, а Лены нигде не было. Я взглянул вниз, но все, что я смог увидеть, была мутная зеленовато-бурая вода Санти и ее темные волосы. Я опустил руки в воду. Разум отключился.

Прыгай или оставайся в лодке.

Локоны погружались все ниже, непокорно, бесшумно, умопомрачительно, будто некое мифическое морское создание. Из облака волос вынырнуло бледное лицо, его черты были размыты из-за толщи воды. Заключены под ее гладью, как под стеклом.

— Мам?


***

Я сел в кровати, насквозь промокший и задыхающийся от кашля. В окно струился лунный свет. Оно снова было нараспашку. Я прошел в ванную, включил кран и пил воду из ладони, пока кашель не утих. Я бросил взгляд в зеркало. Оно было темным, я едва мог различить черты лица. Я попытался разглядеть свои глаза в тени, но вместо этого я увидел кое-что другое… свет вдалеке.

Я больше не видел перед собой зеркала или тени лица. Только свет и обрывки изображений, вспыхивающих то здесь, то там.

Я постарался сосредоточиться и понять смысл увиденного, но все происходило слишком быстро, налетая на меня, подпрыгивая то вверх, то вниз, словно я был на американских горках. Я видел улицу — мокрую, сияющую и темную. Она была всего в нескольких дюймах от меня, что создавало впечатление, будто я ползу по земле. Но это было невозможно, потому что все двигалось слишком быстро. Высокие, прямые углы выпирали в поле зрения, улица поднималась навстречу мне.

Я не мог видеть ничего кроме света и улицы в некомфортной близости от меня. Под пальцами я ощущал прохладу фарфоровой раковины, за которую ухватился в надежде устоять на ногах. У меня кружилась голова, а картинки вспышками продолжали атаковать меня, свет все приближался. Вид резко переменился, будто я повернул в лабиринте, и все вокруг стало замедляться.

В тусклом дрожащем свете уличного фонаря виднелись две фигуры, опирающиеся на грязную кирпичную стену. Я смотрел на них снизу вверх, будто лежал на самой земле.

— Надо было оставить записку. Бабушка будет волноваться, — это был голос Лены. Она стояла прямо передо мной. И это не было видением, по крайней мере, не таким как из медальона или дневника Мэйкона.

Лена! — я выкрикнул ее имя, но она не шевельнулась.

Второй силуэт подошел ближе. Я понял, что это Джон, еще до того, как увидел его лицо.

— Если бы ты оставила записку, они бы использовали ее, чтобы вычислить нас простейшим Поисковым Заклинанием. Особенно твоя бабушка. У нее сумасшедшая сила, — он дотронулся до ее плеча. — Наверное, это семейное.

— Я не чувствую себя могущественной. Я не знаю, что я чувствую.

— Ты же не передумала? — Джон дотянулся и взял в руку ее кисть, разворачивая ее раскрытой ладонью вверх. Другую руку он засунул в карман, вытащил оттуда маркер и, не задумываясь, начал писать что-то на ее руке.

Лена покачала головой, следя за его действиями.

— Нет, мне там больше не место. Я бы лишь причинила им боль. Так происходит с каждым, кто любит меня.

Лена… — бесполезно, она не услышит.

— Все изменится, когда мы доберемся до Великого Рубежа. Там нет ни Света, ни Тьмы, ни Созидателей, ни Разрушителей, только магия в своем чистейшем воплощении. Что означает — никаких ярлыков и осуждений.

Они оба разглядывали ее руку, пока Джон вел маркером вокруг ее запястья. Они так склонили головы, что почти касались друг друга. Лена медленно провернула запястье в его руке.

— Мне страшно.

— Я никогда не позволю ничему плохому случиться с тобой, — он заправил выпавший локон назад ей за ухо так, как это делал раньше я. Помнит ли она это?

— Трудно представить, что подобное место действительно существует. Люди осуждали меня всю мою жизнь, — Лена засмеялась, но голос едва не сорвался.

— Поэтому мы идем туда. Чтобы ты, наконец, смогла быть собой, — его плечо неестественно дернулось, и он сжал его, сморщившись от боли. Он пришел в себя прежде, чем Лена успела заметить. Но не прежде, чем заметил я.

— Собой? Я даже не знаю, кто это такая, — она отошла от стены и бросила взгляд в темноту ночи. Свет от фонаря придирчиво очертил ее профиль, и я заметил, как блеснуло на шее ожерелье.

— Я бы хотел ее узнать, — Джон наклонился ближе. Он говорил так тихо, что я едва мог разобрать слова. Лена выглядела уставшей, но я узнал ее задорную полуулыбку.

— Я познакомлю вас, если когда-нибудь встречу ее.

— Эй, котятки, готовы идти дальше? — Ридли вышла из здания, посасывая вишневый леденец.

Лена обернулась, и в этот момент свет упал на ее руку — ту самую, что ранее исписывал Джон. Но там не было слов. Она была покрыта черными узорами. Точно такие же узоры я видел на ее руках на ярмарке и на полях ее блокнота. Прежде чем я успел разглядеть что-либо еще, угол зрения резко свернул в сторону от них на широкую улицу, и перед глазами замелькала лишь мокрая галька. Затем ничего.

Не знаю, как долго я простоял, держась руками за край раковины. Казалось, я потеряю сознание, стоит мне отпустить его. Руки тряслись, ноги подгибались. Что это было? Точно не видение. Они были так близко, что я мог бы протянуть руку и дотронуться до нее. Почему она не слышала меня?

Впрочем, это неважно. Она, действительно, сделала это — сбежала, как и говорила. Я не знал, где она, но я уже достаточно видел Туннелей, чтобы узнать их.

Она ушла, направилась к Великому Рубежу, где бы он ни находился. Ее больше ничего со мной не связывает. И я не хочу видеть ее ни во сне, ни наяву, даже слышать о ней не хочу.

Забыть все. Вернуться в кровать. Вот, что мне нужно.

Прыгай или оставайся в лодке.

Что за дурацкий сон. Будто мне есть до него какое-то дело. Лодка и так потонула бы, со мной или без меня.

Я успел отцепиться от раковины до того, как меня вырвало в унитаз. Едва стоя на ногах, я поплелся обратно в комнату. Я подошел к кипе обувных коробок, штабелями сложенных у стены — коробки, которые хранили все, что было важно для меня, или, что я хотел спрятать. На мгновение я просто замер перед ними. Я знал, что искал, но не мог вспомнить, в какой коробке это лежит.

Вода как стекло, подумал я, вспомнив сон.

Я пытался вспомнить, где искать, что было смешно и нелепо, потому что я знал, что находится в каждой из этих коробок. По крайней мере, я знал вчера. Я пытался размышлять, но перед глазами стояли лишь семьдесят или восемьдесят обувных коробок.

Черная от «Адидас», зеленая от «НьюБэланс»… в памяти словно дыра.

Пришлось открыть около дюжины коробок, прежде чем я наткнулся на черную коробку из-под конверсов. Резная деревянная коробочка была все еще внутри. Я достал гладкую утонченную сферу из бархатной обивки коробочки. Темный складчатый бархат сохранил форму шара, будто он пролежал там тысячу лет.

Светоч.

Самая ценная из маминых вещей, и Мэриан отдала ее мне. Почему сейчас?

В моей руке бледная сфера отражала комнату вокруг меня, пока ее поверхность не ожила, переливаясь различными цветами. Она светилась бледно-зеленым. В мыслях вновь появился образ Лены, и я услышал ее голос. Я причиняю боль всем, кого люблю.

Свечение стало увядать, и через мгновение Светоч снова стал черным и непроницаемым, холодным и безжизненным. Но я все еще чувствовал Лену. Я ощущал, где она находится, будто Светоч был своего рода компасом, ведущим меня к ней. В конце концов, может быть есть толика истины во всей этой истории про Проводника. Только смысла в этом не было, потому что меньше всего на свете я хотел оказаться рядом с Леной и Джоном, где бы они ни были. Так почему я продолжаю видеть их?

Мозг напряжено искал ответ. Великий Рубеж? Место, где нет ни Света, ни Тьмы? Такое вообще возможно?

Теперь и вовсе бессмысленно было пытаться уснуть.

Натягивая мятую футболку, я уже знал, что должен делать.

Вместе мы или нет, все это намного серьезней, чем наши с Леной отношения. Возможно, так же серьезно, как сам Порядок Вещей или даже осознание Галилео того, что Земля вращается вокруг Солнца. И неважно, что я не хочу ее видеть. Совпадений не бывает. Определено есть причина, по которой я видел Лену, Джона и Ридли.

Но что это за причина, я не имел ни малейшего понятия.

Поэтому я отправился прямиком к своему Галилео.

Когда я шагнул в темноту ночи, декоративные петухи мистера Маккея только начинали кукарекать. Было 4:45 утра, солнце еще и не думало показываться, а я шел по городу, словно была середина дня. Вслушиваясь в звуки собственных шагов, я прошел по растрескавшемуся тротуару и липкому асфальту.

Куда они направляются? Почему я вижу их? Какое это имеет значение?

Услышав странный шум, я обернулся: Люсиль остановилась, взглянула на меня и уселась на тротуаре чуть позади. Покачав головой, я пошел дальше. Эта ненормальная кошка последует за мной, но я не возражаю. Возможно, мы единственные в целом городе, кто бодрствует в этот час. Но я ошибся. Собственному Галилео Гатлина тоже не спалось. Завернув за угол на улицу, где жила Мэриан, я заметил свет в ее комнате для гостей. Подойдя ближе, я обнаружил, что это был не единственный источник света: на крыльце мерцал фонарь.

— Лив, — я вбежал по ступенькам и услышал грохот в темноте.

— Твою мать! — линза громадного телескопа качнулась в сторону моей головы, но я во время пригнулся. Лив ухватила край линзы, а ее взлохмаченные косы причудливо подпрыгнули за спиной. — Никогда не подкрадывайся ко мне так!

Она повернула ручку, и телескоп вновь закрепился на высокой алюминиевой треноге.

— Вход через парадную дверь вообще-то не считается подкрадыванием.

Я старался не пялиться на ее пижаму: девчачьи боксеры и футболка с изображением Плуто и надписью: «ПЛАНЕТА КАРЛИКОВ ГОВОРИТ: ВЫБЕРИ КОГО-НИБУДЬ СВОЕГО РОСТА».

— Я не видела тебя, — Лив поправила окуляр и взглянула в телескоп. — В любом случае, что ты здесь делаешь? Ты в своем уме?

— Это я и пытаюсь выяснить.

— Позволь сэкономить тебе время. Ответ — нет.

— Я не шучу.

Она окинула меня изучающим взглядом, затем взяла красный блокнот и начала что-то записывать.

— Я слушаю тебя. Мне просто надо кое-что отметить.

Я заглянул ей через плечо.

— За чем ты наблюдаешь?

— За небом.

Она снова посмотрела в телескоп, затем на селенометр и записала еще одну комбинацию цифр.

— Это я понял.

— Смотри, — она отошла в сторону и жестом подозвала меня ближе. Я взглянул через линзу. Небо словно взорвалось миллионами огней и звезд и галактической пыли, которые даже отдаленно не напоминали Гатлинское небо. — Что ты видишь?

— Небо. Звезды. Луну. Довольно занимательно.

— А посмотри теперь, — она оттащила меня от линзы, и я поднял глаза к небу. И хотя все еще было темно, я не смог различить и половины тех звезд, что видел в телескоп.

— Свет не такой яркий, — я снова посмотрел в телескоп. И снова небо усыпали сияющие звезды. Я отстранился от линзы и уставился в темноту ночи. Реальное небо выглядело куда более темным и тусклым, будто одинокий и потерянный космос. — Странно. Через телескоп звезды кажутся совсем другими.

— Это потому, что они не все там.

— О чем ты говоришь? Небо и есть небо.

Лив задумчиво посмотрела на луну.

— За исключением того, когда это не так.

— Что это значит?

— Никто не знает наверняка. Есть созвездия Магов, а есть созвездия Смертных. И это вовсе не одни и те же созвездия. По крайней мере, для глаз Смертных они выглядят по-другому. А, к сожалению, именно такие глаза у тебя и у меня, — она улыбнулась и поменяла одну из настроек. — И насколько я знаю, Маги не могут видеть созвездия Смертных.

— Как такое возможно?

— Как вообще что-нибудь возможно?

— Ну, небо-то у нас хоть настоящее? Или оно таким только выглядит? — я ощутил себя шмелем-плотником в момент осознания, что его обдурили, заставив думать, будто покрывало синей краски на потолке и есть небо.

— А разве есть разница? — она указала пальцем в темное небо. — Видишь Большую Медведицу? Ты ведь знаешь это созвездие, не так ли?

Я кивнул.

— Если посмотришь вниз по прямой, через две звезды ниже ручки ковша, то увидишь ту яркую звезду.

— Северная Звезда, — это знает любой бывший бойскаут Гатлина.

— Точно. Полярная Звезда. Теперь посмотри туда, где заканчивается дно чаши, самая нижняя точка? Видишь что-нибудь там?

Я покачал головой.

Она взглянула в телескоп, поворачивая одну шкалу, затем другую.

— Посмотри сейчас, — она отошла в сторону.

Сквозь линзы я увидел Большую Медведицу: она выглядела в точности так же, как в обычном небе, только сияла в разы ярче.

— В основном то же самое.

— Посмотри на дно чаши. На то самое место. Что ты видишь?

— Ничего.

Лив рассердилась:

— Посмотри получше.

— Зачем? Там ничего нет.

— Что значит «нет»? — она наклонилась и посмотрела в телескоп. — Этого не может быть. Там должна быть семиконечная звезда, которую Смертные называют волшебной.

Семиконечная звезда. У Лены висит такая в ожерелье.

— У Магов это эквивалент Полярной Звезды. Она указывает на юг, а не на север, что имеет особую значимость в их мире. Они называют ее Южной Звездой. Стой. Я найду ее, — она снова склонилась над телескопом. — Но ты продолжай. Уверена, ты пришел сюда не ради лекции по волшебным звездам. Что случилось?

Больше не было смысла скрывать это.

— Лена сбежала с Джоном и Ридли. Они где-то в Туннелях.

Вот теперь я завладел ее вниманием.

— Что? Откуда ты знаешь?

— Трудно объяснить. Я увидел их в одном странном видении, которое не было видением.

— Как, когда ты дотронулся до дневника Мэйкона?

Я покачал головой.

— Я ничего не трогал. Сначала я смотрел на свое отражение в зеркале, а секунду спустя на меня вихрем налетели образы, будто я мчался на всех парусах. Когда я, наконец, остановился, то увидел их на аллее в нескольких шагах от себя, но они не видели и не слышали меня.

Я ходил по крыльцу взад-вперед.

— Что они делали? — спросила Лив.

— Говорили о каком-то месте под названием Великий Рубеж. Где все будет великолепно, и они будут жить долго и счастливо, если верить словам Джона, — я старался говорить без досады в голосе.

— Они прямо так и сказали, что идут к Великому Рубежу? Ты уверен?

— Да. А что? — я вдруг почувствовал тепло Светоча в кармане.

— Великий Рубеж — один из самых древних мифов Магов. Это место могущественной старой магии, берущей свое начало задолго до появления Света и Тьмы — своего рода Нирвана. Ни один разумный человек не верит в существование этого места.

— Джон Брид верит.

Лив взглянула на небо.

— Или только так говорит. Все это чушь, но чушь могущественная. Вроде убеждения, что Земля плоская. Или что Солнце вращается вокруг Земли.

Ну точно как Галилео. Кто бы сомневался.

Я пришел сюда в поисках причины, позволяющей мне вернуться в кровать, назад в Джексон и к своей жизни. В поисках объяснения того, как Лена оказалась в моем зеркале, которое не сводилось бы к тому, что я сошел с ума. В поисках ответа, который не вел бы обратно к Лене. Но нашел совершенно противоположное.

Лив продолжала вещать, не ведая об одном камне, что с каждой минутой все сильнее давил мне на грудь, и о втором, что прожигал карман.

— Согласно легенде, если пойти за Южной Звездой, в конечном счете, можно найти Великий Рубеж.

— А что если звезды там нет? — от одной этой мысли начала зарождаться другая, а за ней еще одна, беспорядочно атакуя мой мозг.

Лив не ответила, торопливо настраивая телескоп.

— Она должна быть там. Наверное, что-то не так с телескопом.

— Что если она исчезла? Галактика ведь постоянно меняется, верно?

— Конечно. И к трехтысячному году Северная Звезда больше не будет Полярной, ею станет Альрай. На арабском это означает «пастух», раз уж ты спросил.

— К трехтысячному году?

— Именно. Через тысячу лет. Звезда не может вдруг исчезнуть, по крайней мере, не без помощи серьезного космического взрыва. Так что незаметным этот процесс вряд ли назовешь.

— «Так кончается свет; не взрывом, но всхлипом», — мне вспомнилась строка из поэмы Т.С. Элиота. Перед своим днем рождения Лена никак не могла выкинуть ее из головы.

— Что ж, мне нравится это стихотворение, но наука немного барахлит.

Не взрывом, но всхлипом. Или все же не всхлипом, но взрывом? Я не мог вспомнить точные слова, но Лена записала их в стихах на стене своей спальни после смерти Мэйкона.

Знала ли она, к чему все это ведет? Желудок неприятно скрутило. Светоч стал таким горячим, что обжигал кожу.

— С твоим телескопом все в порядке.

Лив изучила селенометр.

— Боюсь, он все же барахлит. И дело не только в телескопе. Даже цифры не следуют логике.

— Осветят звезды путь сердец, — произнес я, не задумываясь, будто это была обычная старая песня, застрявшая в голове.

— Что?

Семнадцать Лун. Ничего, просто навязчивая песня. Она как-то связана с Призванием Лены.

— Предвестница? — она уставилась на меня во все глаза.

— Она так называется? — мне следовало бы догадаться, что у песни есть название.

— Она предвещает грядущие события. Так все это время ты слышал Предвестницу? Почему ты не сказал мне?

Я пожал плечами. Потому что я идиот. Потому что мне неудобно говорить с Лив о Лене. Потому что ужасные вещи описываются в этой песне. Выбирай сама.

— Перескажи мне полный куплет.

— Там говорится что-то о сферах и о том, что луна придет не в свое время. Затем идет часть о звездах, освещающих путь сердец… Дальше не помню.

Лив медленно опустилась на верхнюю ступеньку крыльца.

— Луна придет не в свое время. Это точные слова песни?

Я кивнул.

— Сначала луна. Затем звезды. Я уверен.

По небу уже пролегли первые полосы света.

— Вызов Луны Призвания раньше времени. Это многое объясняет.

— Что? Пропавшую звезду?

Лив закрыла глаза.

— Куда больше, чем просто звезду. Несвоевременный призыв луны может изменить весь Порядок Вещей, от магнитного поля до магического. Это могло бы объяснить любой сдвиг в небе Магов. Естественный порядок в их мире находится в том же состоянии хрупкого равновесия, как и наш собственный.

— Что может стоять за этим?

— Хочешь сказать «кто»? — Лив обхватила руками колени. Она могла говорить только об одном человеке.

— Сарафина?

— Нет не единой записи о Маге, достаточно сильном, чтобы призвать луну. Но если кто-то тащит луну сквозь время, нет ни малейшей возможности узнать, когда наступит следующее Призвание. Или где.

Призвание. Что означает — Лена.

Я вспомнил слова Мэриан, произнесенные в архиве. Мы не выбираем истины. Мы лишь решаем, что с ними делать.

— Если мы говорим о Луне Призвания, то это касается Лены. Мы должны разбудить Мэриан. Она может помочь нам.

Но, даже говоря это, я уже знал истину. Возможно, она сможет нам помочь, но это вовсе не означало, что она станет это делать. Как Хранитель, она должна быть безучастна.

Похоже, Лив посетила та же мысль.

— Ты, правда, думаешь, профессор Эшкрофт позволит нам выслеживать Лену в Туннелях, особенно учитывая то, что произошло при нашем последнем пребывании там? Да, она запрет нас в секции раритетов до конца лета!

Хуже. Она расскажет Амме, и мне придется каждый день возить Сестер в церковь на антикварном Кадиллаке тетушки Грейс.

Прыгай или оставайся в лодке.

На самом деле, здесь нечего решать. Я принял это решение давным-давно, когда одним дождливым вечером впервые вышел из машины на Девятом шоссе. Тогда я прыгнул. Для меня больше нет варианта с лодкой, независимо от того, вместе мы с Леной или нет. И я не позволю Джону Бриду или Сарафине, или пропавшей звезде, или неправильной луне, или этому бредовому небу Магов остановить меня. Я в долгу перед той девушкой с дороги.

— Лив, я могу найти Лену. Не знаю как, но могу. Ты ведь можешь отследить луну с помощью своего селенометра?

— Я могу определить изменения в магнитном притяжении луны, если это то, что ты спрашивал.

— Значит, ты сможешь найти Луну Призвания?

— Если мои расчеты будут верны, если погода не изменится, если типичные взаимодействия между созвездиями Магов и Смертных сохраняться…

— Я рассчитывал услышать просто «да» или «нет».

Лив задумчиво потянула за одну из своих косичек.

— Да.

— Итак, если мы действительно планируем сделать это, нам лучше уйти до того, как Мэриан и Амма проснутся.

Лив колебалась. Как Хранитель-стажер, она не должна была вмешиваться. Но каждый раз, как мы оказывались вместе, неприятности словно сами липли к нам.

— Лена может быть в большой опасности.

— Лив, если ты не хочешь идти…

— Конечно, хочу. Я изучаю звезды и мир Магов с пяти лет. И я всегда хотела стать частью этого мира. Но до недавнего времени все, что я могла, так это читать о нем или наблюдать за ним через телескоп. Мне надоело наблюдать. Но профессор Эшкрофт…

Я ошибался на счет Лив. Она не такая, как Мэриан. Ее не удовлетворит методичное раскладывание магических свитков по полочкам. Она хотела доказать, что земля не плоская.

— Прыгай или оставайся в лодке, Хранитель. Ты со мной?

Солнце уже поднималось, и время нас поджимало.

— Ты уверен, что хочешь, чтобы я пошла? — она избегала моего взгляда, впрочем, как и я ее. Воспоминание о том несостоявшемся поцелуе повисло между нами.

— А ты знаешь кого-то еще с лишним селенометром и картой звездного неба Магов в голове?

Я не был уверен, что ее разговоры о колебаниях или взаимодействиях, или расчеты смогут помочь нам. Но я знал, что песня всегда права, и увиденное мной сегодня ночью лишний раз доказало это. Мне нужна помощь, как и Лене, даже если между нами все кончено. Мне нужен Хранитель, пусть даже беглянка с сумасшедшими часами, ищущая приключений везде, кроме книг.

— Прыгаю, — тихо произнесла Лив, — не хочу больше оставаться в лодке.

Осторожно, с мягким щелчком, она повернула ручку двери-ширмы. Что означало, она идет внутрь, чтобы забрать свои вещи. Что означало, она идет со мной.

— Ты уверена? — я не хотел быть причиной ее ухода, по крайней мере, не единственной причиной. Так я говорил себе, но это было враньем.

— А ты знаешь кого-то еще настолько глупого, чтобы отправиться на поиски мифического места, где какой-то мерзавец со сверхъестественными способностями пытается вызвать Луну Призвания? — улыбнулась она, открывая дверь.

— Вообще-то, знаю.

Загрузка...