Прекрасный незнакомец

Глава 18

Стоя перед зеркалом, в котором она отражалась с ног до головы, Керри еще раз повернулась, не веря своим глазам. Метаморфоза, которая произошла с ней, была просто… замечательной.

На ней было такое красивое платье, каких она никогда в жизни не видела и даже представить себе не могла. Оно было из бледно-голубого шелка, оторочено белым атласом — ни черным, ни серым, ни каким-нибудь еще угрюмым однообразным вдовьим цветом. Никогда она не выглядела такой элегантной. Даже волосы — миссис Дисмьюк, личная горничная леди Олбрайт, причесала ее влажные волосы, искусно скрутив их в толстый шиньон, и закрепила на затылке шпильками с бриллиантовыми головками.

Леди Олбрайт дала ей крупные жемчужные серьги, чтобы Керри надела их к ужину, и такое же ожерелье. Керри подумала, что жемчуга, которые она хранила как самое ценное, что у нее есть, в течение всех этих лет, выглядят такими ужасно мелкими и невзрачными по сравнению с этими. Неудивительно, что мистер Эбернети презрительно усмехнулся, когда она показала ему свои жемчуга, а потом небрежно бросил их в сейф.

Вспомнив об этом, она вдруг ощутила себя мошенницей и быстро отвела взгляд от зеркала — ей стало невмоготу смотреть на себя. Что же это она делает — притворяется леди? Ей так же не пристало носить прекрасную одежду, как и находиться в этом доме! Доме? Господи, да ведь это настоящий дворец, везде, куда ни глянь, золото, мрамор, хрусталь. Последние два часа ей казалось, что она попала в сказку, и она старалась не делать резких движений, боясь, что все это вдруг исчезнет.

— О, миссис Маккиннон, какая вы красивая!

Керри заставила себя улыбнуться и застенчиво взглянула на леди Олбрайт, которая появилась в туалетной комнате, одетая в платье цвета лаванды, еще красивее, чем-то, что было на Керри.

— Не знаю, как благодарить вас за ванну и за… это, — пролепетала она, смущенно показывая на платье.

Леди Олбрайт изящным жестом прервала поток ее благодарностей.

— Я не надевала это платье много лет. Да я и вообще не ношу ни одно из моих старых платьев с тех пор, как у меня родился сын. К сожалению, все они уже не застегиваются у меня на талии. А на вас оно так хорошо сидит! Оставьте его себе.

От такого предложения Керри задохнулась.

— О нет! Такие красивые платья мне ни к чему!

— Отлично! — пробормотала миссис Дисмьюк.

— Я настаиваю. Нет, нет, — небрежно отмела ее возражения леди Олбрайт, — не будем больше спорить об этом. Если вы не примете это платье от меня в подарок, Полли засунет его куда-нибудь в шкаф и им будет питаться целая колония моли.

Керри снова посмотрела в зеркало, поглаживая вышитый лиф. Наверное, над этой замысловатой вышивкой трубилась целая дюжина мастериц.

— Ах, представьте себе, как удивится наш Артур! — веселилась леди Олбрайт, стоя у нее за спиной.

О да, конечно, он удивится. У него даже, наверное, будет апоплексический удар. Но если говорить честно, Керри очень тревожилась о том, что теперь подумает о ней Артур. Она повернулась и улыбнулась хозяйке дома.

— Я в долгу перед вами за вашу доброту. Лилиана весело рассмеялась и жестом предложила идти за собой.

— Вас слишком легко порадовать, миссис Маккиннон. А теперь, если вы готовы, идемте — мужчины ждут нас в Золотом салоне.

Они спустились вниз по изогнутой лестнице и направились по коридору, который был просторней, чем бальный зал в Монкриффе, шагая по казавшемуся бесконечным толстому голубому ковру. Торопливо следуя за леди Олбрайт, Керри изумлялась множеству портретов, фарфоровых ваз и букетов живых цветов. Она отпрянула, увидев лакея, распахнувшего при их приближении двустворчатую дверь, и чуть не налетела на леди Олбрайт, когда переступила через порог и увидела огромный салон, в котором главное место занимал портрет хозяйки дома во весь рост, изображенной в украшенном драгоценными камнями платье и с диадемой на белокурых волосах.

Прежде чем она успела вобрать в себя великолепие этой комнаты, внимание ее привлекло какое-то движение справа. Керри повернулась, и краски сбежали с ее лица. Артур медленно поднимался со стула, и когда он встал, у нее буквально дух захватило.

Боже мой! На нем был превосходный темно-синий фрак и шелковый серебристо-белый жилет, и вид у него был поистине королевский. Шейный платок из серебристого шелка, безукоризненно подходящий к жилету, был завязан элегантным узлом и сиял на фоне ярко-белых кружев сорочки. Панталоны темно-серого цвета прекрасно облегали мускулистые ноги и суживались к черным лакированным ботинкам, начищенным до блеска.

Он был красив. Ошеломляюще красив. И еще он подстриг волосы. Его длинные золотисто-каштановые волосы теперь едва доходили до воротника и были уложены в красивую прическу.

— Керри… — выдохнул он, и она поняла, что он тоже потрясен ее видом. Он медленно обвел ее взглядом, словно впитывал в себя ее образ, и она подумала, что платье ей, наверное, к лицу.

— Мы что же, так и будем стоять здесь весь вечер, пока ты восхищаешься, миссис Маккиннон, или ты все же соблаговолишь познакомить нас по всем правилам? — проговорил низкий мужской голос.

Керри повернулась в ту сторону, откуда раздался голос, и тут же вспыхнула при виде мощной фигуры лорда Олбрайта. Темноволосый привлекательный человек стоял так близко к ней, что мог бы до нее дотронуться, а она даже не заметила его, пока он не заговорил.

— Я бы оплакивал тот день, Олбрайт, когда блеск настоящей красоты не заставил меня остановиться в восхищении, — отозвался Артур. Значит, он считает ее красивой? — Прошу вас, позвольте мне представить вам Эдриена Спенса, лорда Олбрайта, — мягко произнес он, а потом повернулся к другу: — Миссис Маккиннон из Гленбейдена, Шотландия.

Керри неловко присела в реверансе, но лорд Олбрайт покачал головой, взял ее за руку и заставил подняться.

— В Лонгбридже мы обходимся без церемоний, миссис Маккиннон. Должен сказать, я очень рад с вами познакомиться. Я уже наслышан о вас. — Он галантно склонился к ее руке. — Добро пожаловать в наш дом.

— Благодарю вас, — пролепетала она, мысленно скривившись от того, как слабо прозвучал ее голос. — Вы очень добры, что приняли меня, сэр.

— О-о, акцент у вас прямо-таки поэтический! — восхитилась леди Олбрайт, стоявшая рядом с мужем. — Макс, прошу вас, налейте вина миссис Маккиннон.

Представляю, как ей хочется пить после такого долгого дня. Артур, вы присоединитесь к миссис Маккиннон?

— Благодарю, Лилиана, но граф поступил весьма разумно, принеся наверх свое самое лучшее виски.

— Похоже, мне придется переправить туда весь свой погреб, — ухмыльнулся лорд Олбрайт и, положив руку Керри на свой локоть, направился туда, где перед массивным камином в дальнем конце салона уютно расположились диваны и кресла. — У нас есть привычка баловать себя небольшим количеством бренди перед ужином, миссис Маккиннон. Надеюсь, вы пока не умираете с голоду?

Нервы у Керри были так напряжены, что она не смогла бы проглотить ни кусочка, поэтому она отрицательно покачала головой.

— Великолепно, — обрадовался лорд Олбрайт и усадил ее в кресло, обитое красной парчой. — Я полагаю, моя Лили уже выжала вас досуха, расспрашивая о Шотландии, — она вбила себе в голову, что скоро туда поедет. Она, конечно же, сообщила вам об этом, — лорд с нежной улыбкой посмотрел на жену, которая изящно присела на краешек дивана, — но, тем не менее, я настаиваю на том, чтобы вы все это повторили и мне. Много лет назад, совсем молодым человеком, я ездил туда, и признаюсь, не много сохранил в памяти, — он замолчал и бросил взгляд через плечо на Артура, который, услышав его слова, презрительно усмехнулся, — поскольку был занят тогда кое-какими неотложными делами.

Он сел на диван рядом с женой. Артур занял стул рядом с Керри и тайком подмигнул ей, после чего осушил свой стакан и протянул его Максу.

— Миссис Маккиннон, расскажите, пожалуйста, Эдриену о Гленбейдене. В вашем описании это звучит божественно, — попросила леди Олбрайт.

Описать Гленбейден. Разве недостаточно, что она чувствует себя неловко и неуместно здесь, в этом доме… в этой комнате? Как может она описать Гленбейден? Она даже не знает, с чего начать — с пурпурного оттенка вереска, или с голубой утренней дымки, или с темно-зеленых гор, которые касаются неба? Как передать свою общность с этой долиной, свою глубокую связь с этой землей или чувство клана, которое связывало ее со всеми живущими там?

— Это нельзя описать — это слишком прекрасно, — вздохнул Артур.

Он словно прочел ее мысли. Керри удивилась и посмотрела на него; Артур улыбнулся.

— Вы не будете возражать, если я попробую сам рассказать об этом? — спросил он и, не дожидаясь ответа, повернулся к Олбрайтам. — Первое, что узнаешь о Шотландии, — это что у нее собственные, особенные, звезды. Если вам доведется лежать на вересковой пустоши при полной луне, звезды покажутся такими близкими, что можно поклясться — они почти касаются вашего лица. А луна — ах, Господи, какая там луна! Я никогда не видел, чтобы луна была такой яркой и такой большой, как в этой долине. Она удивительная и, право, замечательно спокойная. А утром цвета такие насыщенные, такие чистые, что вы просто представить себе не можете…

Удивленная и расчувствовавшаяся Керри сидела молча и смотрела на выразительное лицо Артура, рассказывающего о Гленбейдене. Нет, она бы не смогла описать Шотландию, которая живет в ее сердце, так, как это сделал он, уловить и впитать в себя самую ее суть за то короткое время, что он пробыл там. У нее вдруг появилось волшебное, немыслимое ощущение, что она знает Артура всю жизнь, и это ощущение связывает их сильнее, чем недели, проведенные в Гленбейдене.

За ужином это ощущение еще больше окрепло, когда Артур пересказал историю их первой встречи и невероятное путешествие по Северному нагорью, в которое она нечаянно втянула их обоих. Она растрогалась, узнав, что он совершенно не знал тогда, что ему делать, — а ей-то казалось, что он все знает и все умеет; сильное впечатление на нее произвело и то, что он не совершил ни одного ложного шага. Она рассмеялась вместе с Олбрайтами, когда он описывал свою первую встречу с братьями Ричи, потом тихонько взгрустнула, когда он заговорил о том, что, когда он впервые увидел Глен-бейден, у него перехватило дыхание. А Томас? О Томасе он говорил с нежностью, так замечательно описав его характер, что сердце Керри наполнилось теплом.

Олбрайты слушали его рассказ очень внимательно, а потому не заметили, что она не знает, как пользоваться столовыми приборами и какое вино с каким блюдом пить. Ошарашенная разнообразием тарелок, бокалов и рюмок, Керри только спустя много часов поняла, что Артуру удалось избежать объяснений, каким образом они оказались вместе в Лонгбридже.

Когда все снова собрались в салоне, любовь Керри к нему была уже так велика, что заполнила ее целиком.

Артур полагал, что им не удастся избежать наблюдательного взгляда Эдриена или веселого подшучивания Лилианы. Нет, он, конечно, был очень рад видеть их обоих, но совершенно не был готов ни к виду Керри, ни к тому, как прореагирует на нее его тело. С того момента, как она переступила через порог, окутанная облаком голубого шелка, он пребывал в состоянии горячечной очарованности.

Она была ошеломляюще хороша в этом платье; оно так прекрасно облегало все изящные изгибы ее фигуры, что казалось сшитым специально для нее. И еще его удивило, как свободно чувствует она себя в этом роскошном платье, до какой степени она кажется почти своей среди людей из высшего общества. Ему хотелось держать в объятиях это видение, вкушать губами обнаженную кожу ее плеч, ощущать ее тело под дорогой тканью.

Он выдержал бесконечный ужин только потому, что монополизировал беседу. Позже, когда они снова собрались в Золотом салоне, чтобы выпить портвейна, ему удалось выдержать и этот час, молча глядя на Керри, которая рассказывала своим мягким, пьянящим голосом о своей семье и школьных годах в Эдинбурге.

Убедившись, что Олбрайты вытянули у нее все полезные сведения, он стал придумывать, каким способом им с Керри оставить хозяев, когда появился Макс и объявил, что курьер из Лондона ждет в кабинете. Артур в жизни своей не слыхивал более радостного сообщения.

— В такой час? — воскликнула Лилиана, вставая вместе с Эдриеном с дивана.

— Я могу приписать это ужасным дорогам. Вот бедняга! — фальшиво посочувствовал ему Артур.

— Надо выяснить, в чем дело. Вы извините нас, миссис Маккиннон, — коротко кивнул Эдриен и направился к двери; Лилиана последовала за ним.

Едва дверь закрылась, Артур вскочил со стула и схватил Керри за руку. Она буквально подпрыгнула, когда он потянул ее на себя, а он быстро обнял ее за талию и повел к двери в противоположном конце салона.

— Что вы делаете? — спросила она.

Артур положил палец ей на губы, осторожно открыл дверь и незаметно оглядел коридор.

Они были одни.

Он взял Керри за плечо и повернул к себе, а потом подтолкнул ее к двери красного дерева.

— Артур! — воскликнула она сквозь обещающую улыбку. Он поймал эту улыбку губами, обхватил ее за бедра и притиснул к себе. Ее губы были точно нектар, они дразнили его и обещали наслаждение…

— Вы сумасшедший? — в ярости прошептала Керри и сильно толкнула его в грудь.

— Что же тут удивительного? — проворчал он, морщась от боли. Но она была права — нельзя же набрасываться на нее в салоне с распахнутой дверью! Поэтому он снова схватил ее за руку и потащил в коридор; он увлекал ее за собой, торопясь уйти подальше от любопытных глаз, наконец, обогнул угол и ворвался в гостиную рядом с террасой.

Артур шепотом попросил ее идти побыстрее.

— Куда? — спросила она с любопытством.

— В сад, любовь моя, — ответил он, как будто это было само собой разумеющимся, хотя на самом деле он и сам не знал, куда идет. Он знал только, что должен заключить ее в объятия, а для этого требуется уединение.

Они выбрались в сад, побежали по усыпанной гравием аллее, держась за руки и стараясь, чтобы смех их не разносился по холодному ночному воздуху. Они бежали, пока Артур не заметил какую-то беседку. Он и забыл, что Эдриен выстроил ее, надеясь затмить самые великолепные беседки Англии, и особенно беседки в поместье его отца. Тогда Артур подумал, что это глупая трата денег. Но теперь решил, что деньги вложены очень удачно. Он привлек Керри к себе и ускорил шаги; они взлетели по ступенькам беседки и буквально ворвались в нее.

И сразу остановились, затаив дыхание. Беседкой явно пользовались часто; в ней еще сохранялись остатки недавнего пикника, которые можно было рассмотреть при свете луны, сиявшей в одном из окон. По периметру комнаты тянулась скамья, на ней лежали подушки в белую и зеленую полоску.

Керри выскользнула из объятий Артура и прошла внутрь.

— Как красиво! — Она посмотрела на Артура через плечо. — Я не видывала такой роскоши, Артур. Я бы не поверила, что в беседке может быть так красиво.

— О красоте вам рассказывать буду я, дорогая, — тихо заговорил Артур. — Я никогда в жизни не видел ничего красивее вас. Ваша красота меня просто потрясла.

Керри улыбнулась и посмотрела на свое платье.

— Его подарила мне леди Олбрайт. Она сказала, что оно ей мало…

— Платьев будет больше, очень много, всех мыслимых цветов, — пообещал он, медленно подходя к ней. — Все, чего ваша душа пожелает.

Она подняла глаза.

— Простите?

— Вы заслуживаете самого лучшего. Я постараюсь дать его вам.

— Артур, — она улыбнулась, — вы, наверное, выпили этого виски гораздо больше, чем мне известно. И теперь болтаете чепуху.

— Вот как? — удивился он, протягивая к ней руки. — А почему бы вам не иметь самого лучшего, Керри? Мне это вполне по карману.

— Ну да, все это расчудесно. А вот что я стану делать с такими прекрасными платьями в Шотландии?

— В Шотландии? — повторил он, приходя в смятение от запаха лаванды, исходившего от ее кожи. Наклонив голову, он провел носом по ее обнаженной шее.

— Ага, в Шотландии. Где я живу. Или вы уже забыли, как красиво ее только что описали?

Артур поднял голову.

— Вы не можете вернуться в Шотландию, разве вы забыли? — Керри отпрянула, но Артур поймал ее прежде, чем она успела от него отойти.

— Там вас ждет Монкрифф.

— Нет, не теперь, конечно, это я понимаю, — задумчиво проговорила она, и ее светящиеся голубые глаза заметались по его груди. — Но, в конце концов, я обязательно туда вернусь.

— Зачем?

— Зачем? — изумленно вскрикнула она. — Я шотландка, Артур, или вы никогда не замечали моего акцента? Я не могу жить в Англии всю жизнь! С какой стати?

Разговор начал его раздражать. Единственное, чего ему хотелось, — это ласкать ее, а не обсуждать будущее, к тому же весьма туманное.

— Это подождет, — примиряющим голосом пробормотал он. — Сегодня ночью мы ничего не сможем решить. Неужели вы позволите этой луне светить впустую? — Она посмотрела на окно, сквозь которое лунный свет падал на подушку. — Я бы мог схватить ее и унести в кармане, если бы захотел, — похвастался он, снова наклоняясь, чтобы втянуть в себя запах ее кожи. — И я вынимал бы ее каждый раз, когда мне захотелось бы вспомнить, как красивы вы были сегодня ночью.

Тогда Керри вздохнула, поцеловала его в щеку, и Артур почувствовал, как все тело его стиснула страсть.

Они ласкали друг друга на скамье с подушками, и голубое шелковое платье было небрежно скомкано вокруг ее талии. Они двигались томно в лад друг с другом, не желая торопить ни время, ни лунный свет. Когда Керри, наконец, закрыла глаза и застонала, Артур почувствовал, как тело ее сомкнулось вокруг него… почувствовал, что его любовь к ней оставила глубокий след в его сердце, отметила его всем, что было ею, Керри.

Спустя долгое время, когда прохладный ночной воздух одолел тепло, которым они одарили друг друга, они прокрались в дом, посмеиваясь точно малые дети, быстро прошли по длинному коридору, каждый нес обувь в одной руке, свободной рукой держась за руку другого. Поднявшись по великолепной лестнице, Артур поцеловал Керри поцелуем глубоким и долгим, не желая расставаться с ней ни теперь и никогда. Но Керри, в конце концов, заставила его очнуться, шаловливо укусив за губу.

— Ох! — вскрикнул он, а Керри уже шла по коридору к своей комнате. Когда дверь тихо закрылась за ней, он медленно повернулся и неохотно направился в противоположную сторону.

В ту ночь ему снилось, как они ласкают друг друга, как она склоняется над ним на скамейке беседки, как ее глаза влажного голубого цвета блестят от наслаждения. А потом появился Филипп, он описывал вокруг беседки круги. Луна посылала столб жуткого света через дыру в его груди, когда он проходил мимо западного фасада. Сжав руки за спиной, Филипп снова и снова качал белокурой головой.

— Артур, мальчик мой, — печально прошептал он, — что ты делаешь?

Артур вырвался из этого дурного сна, его ночная рубашка прилипла к вспотевшей спине. Он сел, уставился на окно с мелкими стеклами.

— Когда же, Филипп? — застонал он, схватившись за голову. — Когда же ты, наконец, упокоишься с миром?