Моей подруге и сестре по писательству Анне Беннетт
Загородное имение графа Блэкстоуна, Девон, октябрь 1813
— Я намерена украсть эту лошадь, — сказала леди Теодора Баллард своей камеристке Мэгги, когда та затягивала на ней корсет.
— Вы уверены, что это правильное решение? — отозвалась Мэгги, тяжело вздохнув.
Хозяйка и камеристка были почти ровесницы и близкие подруги с самого детства. Мать Мэгги служила горничной у матери Теи, и девочки вместе росли в этом имении. Матушка Теи — да упокоит Господь ее душу — была дамой, чуждой условностям и формальностям, поэтому только радовалась дружбе дочери с дочкой своей горничной. И самих девочек, несмотря на очевидную и неизбежную разницу в обучении и воспитании, не беспокоила разница в положении в обществе. Когда пришло время, у Теи не было сомнений, кто станет ее камеристкой. В отличие от своей хозяйки и подруги Мэгги никогда не была особенно общительной, уверенной в себе и безрассудно смелой и всегда пыталась отговорить подругу от очередной авантюры, на которые та была мастерица.
— Вообще-то никакое это не воровство, — пояснила Тея, заправляя за ухо непослушный темный локон. — Это же моя лошадь. Ну по крайней мере, так предполагалось.
Тея подняла руки, и Мэгги, надевая на нее платье, заметила:
— Но вы же сказали, что ваш брат не сумел выиграть аукцион.
Мэгги, невысокая светловолосая девушка с пухлыми щечками и темно-карими глазами на миловидном лице, почти всегда улыбалась, если только ее хозяйка не попадала в очередные неприятности. В этих случаях Мэгги хмурилась и пыталась, в точности как сейчас, вразумить подругу.
Тея возвела глаза к потолку.
— Ну да, проиграл, но при чем здесь я? Я предупредила Энтони — только выигрыш. Если бы только на эти проклятые торги допускали женщин, уж я бы точно не проиграла.
Мэгги изогнула бровь и осторожно спросила:
— Может, ваш отец установил для лорда Энтони лимит? Для его кошелька?
Ей ужасно не хотелось затрагивать эту тему, но, возможно, это важно.
— О, я почти не сомневаюсь в этом, — на удивление быстро согласилась Тея. — Именно поэтому я и намерена отправиться на поиски отца сразу же, как ты закончишь меня одевать.
— Тогда вперед — я уже закончила, миледи, — улыбнулась Мэгги и легонько провела рукой по спине девушки, где все пуговки надежно и правильно были застегнуты.
Теодора крутанулась на месте, мельком взглянув на себя в зеркало. Ее никогда особо не волновала собственная внешность. Она больше интересовалась верховой ездой и лошадьми, чем модными туалетами, украшениями и новейшими прическами. В зеркале отразилось совершенно прелестное платье, модистка только что его дошила: атласное, цвета персика, по подолу и рукавам расшито крошечными цветочками. Дополняли его белые чулки, перчатки и расшитые бисером туфельки в тон. Внешний вид вполне подобающий, хотя внутри она просто кипела от досады.
Тея вздернула подбородок.
— Вот бы мне нарядиться мужчиной и явиться на тот аукцион!.. Клянусь, я бы его выиграла.
Мэгги резко втянула воздух и покачала головой.
— О, пожалуйста, только не это! Да у меня бы припадок случился, если бы пришлось одевать вас в мужское платье. Я все-таки камеристка, а не камердинер.
Она фыркнула, а Тея улыбнулась, расправила плечи и громко вздохнула.
— Ну что ж, полагаю, пора. Спасибо за помощь, Мэг, и пожелай мне удачи.
— Всегда пожалуйста, и поможет вам Господь.
— Да, его помощь не будет лишней.
Подхватив юбки, Теодора выпорхнула из спальни и направилась в отцовский кабинет. Граф Блэкстоун нечасто бывал дома: предпочитал проводить время в Лондоне с любовницей. Тея приказала себе не думать об этом: от подобных мыслей гнев ее становился только сильнее. Сейчас отец приехал в имение, чтобы проверить, как идет подготовка к рождественскому балу. Вне всяких сомнений, после того как поговорит с экономкой и дворецким, он вернется в Лондон. Но пока выпала идеальная возможность спросить отца про аукцион лошадей, и Теодора решила ею воспользоваться. В конце концов, именно он виноват в том, что эта лошадь вообще попала на аукцион.
Она прошла по широкому верхнему коридору, спустилась по мраморной лестнице, которая вела в холл, пересекла его и оказалась в другом коридоре, соединявшем основное здание с западным крылом, где и находился отцовский кабинет.
Дверь, как всегда, была слегка приоткрыта: отец должен был знать, кто проходит мимо, а то и окликнуть. Тея сунула нос в щель, прежде чем войти. За письменным столом сидел мужчина средних лет, весьма привлекательный, с легкой сединой на висках. Тея была очень похожа на него — во всяком случае, так всегда говорила мать. Да, темно-каштановые волосы и серые глаза она действительно унаследовала от него, зато темперамент — нет. Может, поэтому они редко приходили к согласию.
— Я тебя вижу, мисс, — послышался голос отца. — И совершенно точно знаю, зачем ты пришла.
Тея решила, что это приглашение войти, широко распахнула дверь и, шагнув внутрь, любезно, но без сюсюканья произнесла:
— Доброе утро, отец.
Они с отцом никогда не были особенно близки и уж тем более на так называемой дружеской ноге. Большую часть ее детства он провел в Лондоне, а как раз перед смертью матери Тея узнала, чем он все эти годы там занимался. Отец всегда был для нее элегантным, хорошо воспитанным незнакомцем, с которым время от времени приходилось разговаривать. Сегодня был как раз тот самый случай. Тея всегда стремилась сделать их встречи короткими и по возможности официальными.
Граф нахмурился.
— Я ждал твоего визита. Энтони вчера вечером вернулся и сообщил, что проиграл аукцион в Лондоне.
Тея подошла к широкому столу красного дерева и заявила:
— Да, именно поэтому я здесь. Тот арабский скакун — мой.
— Это очень дорогая игрушка, Теодора, — жестко парировал Блэкстоун. — Ты даже не представляешь, за какую цену он в конце концов ушел.
Тея сжала губы. Он опять назвал ее «Теодора», как всегда. Никто не зовет ее так, только он. А вот на его замечание по поводу цены лошади ей хочется ответить: «В таком случае, может, не стоило его продавать, чтобы потом не пришлось покупать», — но вместо этого она сказала:
— Я разрешила Энтони взять деньги из моего приданого, если потребуется. Ведь не может же лошадь стоить больше.
Тее огромного труда стоило оставаться спокойной, хотя все в ней кипело и бурлило от обиды и досады.
Граф откинулся на спинку стула и прищурился.
— Отдать твое приданое за лошадь? Прежде всего, я ни под каким видом не одобрил бы подобную сделку. Но что, если я скажу, что за эту лошадь отдали изначально установленную цену плюс твое приданое и все это умножили на два?
У Теи отвисла челюсть, но она быстро пришла в себя, захлопнула рот и выдохнула:
— Этого не может быть! Ни одного арабского скакуна не продавали за такие деньги.
— Поверь, именно за такую цену он и ушел. Я сам был потрясен, когда узнал. Не сомневаюсь, что Энтони сделал все возможное, но я не давал ему разрешения тратить даже половину такой суммы.
— Не могу поверить, чтобы хоть кто-то заплатил так много, — отозвалась Тея, подперев подбородок большим пальцем, и покачала головой, пытаясь переварить поразительную новость. Кто мог заплатить такую цену? Это же абсурд. Животное, конечно, великолепное, почти идеальный образец лошадиного племени, но такие деньги… это просто бред.
— Я подозреваю, что это как-то связано с историей скакуна: прежде он принадлежал герцогу Харлоу, — добавил граф.
Брови Теи сошлись в ниточку.
— Герцог Хар…
Договорить ей не дал Энтони, шагнувший в кабинет. Увидев ее, брат остановился как вкопанный, окинул ее настороженным взглядом и хотел было уйти, но граф его остановил:
— Входи, Энтони, мы как раз говорим о том, что касается нас всех.
— Боюсь, Тея кинется на меня и выцарапает глаза, — отозвался тот, усмехнувшись, но все же вошел в кабинет, хотя и продолжал внимательно наблюдать за сестрой.
Тея же, скрестив руки на груди, уставилась на брата.
— Отец только что сказал, за сколько продали араба.
Энтони вздохнул.
— Поверь, я сделал все, что мог. Мне даже в голову не могло прийти, что кто-нибудь готов предложить такую цену.
— Ты уверен, что ничего не напутал? — уточнила Тея, не в силах поверить услышанному.
Энтони расхохотался и покачал головой.
— Я хоть и старше тебя на пять лет, но глухотой и маразмом пока не страдаю, поэтому совершенно уверен, что араба продали именно за такую астрономическую цену.
— Это каким же надо быть богатым и азартным, чтобы столько заплатить? — воскликнула Тея.
Ее гнев на брата мгновенно переместился на новую цель — на того толстосума, который заплатил целое состояние за ее лошадь!
Энтони потер затылок и пояснил:
— Дело тут не только в родословной и физических данных скакуна: раньше он принадлежал герцогу Харлоу. Вся Англия знает эту печальную историю.
Тея улыбнулась: конечно же, она знает историю герцога Харлоу, или, точнее, бывшего герцога. Мэгги регулярно читала Тее светскую хронику из «Таймс» — эта история была опубликована именно там. Шесть лет назад араба купили у графа Блэкстоуна для младшего брата бывшего герцога, солдата, и тот взял жеребца на войну. Сам молодой человек погиб на континенте, и по приказу Веллингтона лошадь со всеми предосторожностями привезли обратно в Англию и вернули герцогу Харлоу.
Разумеется, скакун не мог заменить герцогу брата, но погибший обожал жеребца, который стоил целое состояние еще до того, как его продали на аукционе за умопомрачительную сумму.
Однако печальная история герцога Харлоу на этом не заканчивалась. Не прошло и двух месяцев после возвращения жеребца, как герцог неожиданно умер во сне. Поскольку жениться он не успел, а его младший брат уже погиб, титул и все его земное достояние, включая жеребца, было продано с аукциона будущим новым герцогом Харлоу, каким-то дальним родственником, который по прибытии в Лондон сразу же оказался в центре скандалов и всяческих бесчинств. Согласно разным источникам, это был игрок, гулена и пьяница, и вдовствующая герцогиня, мать покойного герцога, все еще носившая траур по обоим сыновьям, чуть не волосы на себе рвала от стыда, глядя, какой позор этот распутник и негодяй навлекает на доброе имя семьи.
Тея, конечно, сочувствовала вдовствующей герцогине, но беды семейства герцога Харлоу ее не касались. Раз уж лошадь все равно купили на аукционе, то с таким же успехом это могла сделать и она сама. В конце концов, раньше этот арабский жеребец принадлежал ей. И не будь ее отец таким эгоистичным чурбаном, он никогда бы его не продал.
— Мне, конечно, очень жаль бедную леди и все семейство Харлоу, но я хотела бы получить эту лошадь вовсе не из-за слухов о ее бывшем владельце, — заявила девушка.
Нет, она хотела вернуть этого жеребца в память о матери. У них была общая страсть — верховая езда. Алабастер, арабский жеребец, родился у маминой кобылы Хелены. И все те месяцы, что мама пролежала в постели, единственной отдушиной для Теи оставалась верховая езда. Она потеряла не только мать, но и свою лошадь. Жеребца буквально выдернули из-под нее. Отец, не теряя времени, продал лошадку жены, а герцог Харлоу, пожелавший купить Алабастера, удвоил сумму, когда узнал, что жеребец от этой кобылы.
Граф, на все готовый ради денег, продал обеих лошадей, пока Тея держала мать за руку, уговаривая выпить хотя бы глоток воды, и протирала влажной губкой ее пылавшее жаром тело. Ему не было никакого дела до умирающей. Все эти месяцы он почти не заглядывал к жене, а о продаже лошадей он известил Тею письмом! Алабастера увезли раньше, чем Тея успела зайти в конюшню, чтобы в последний раз его увидеть.
Ее всегда трясло от гнева, стоило вспомнить все это. На похоронах матери Тея сказала отцу, что никогда не простит ему это предательство. Граф же списал ее реакцию на возраст — мол, ей всего восемнадцать — и на шок от смерти матери. Подумаешь, лошадь: как будто нет других.
Сейчас, четыре года спустя, когда Тея сказала отцу, что Алабастера выставляют на аукцион, граф смилостивился, и они договорились о цене. Тея упросила брата отправиться в Лондон и лично уладить дело. Наконец-то она получит своего жеребца назад! Но ничего не вышло — кто-то заплатил за ее лошадь столько, что уму непостижимо.
— Может, для тебя судьба Харлоу и не имеет значения, — возразил Энтони, — но из-за трагической истории герцога все лондонские любители лошадей отправились в тот день на «Таттерсоллз» с толстыми кошельками. Я никогда не видел там такой толпы: просто безумие какое-то.
Тея стиснула кулаки. Проклятье! Почему ее конь попал к обладателю такой драматической истории? Она тут же упрекнула себя за столь недостойные мысли. Можно ли ставить в вину герцогу Харлоу и его брату. Но Тея никак не рассчитывала на такую жесткую конкуренцию на аукционе. И уж точно не ожидала, что коня продадут дороже, чем отец согласился бы добавить к ее приданому. Но должен же быть какой-то способ выкупить коня у того, кто выиграл аукцион. О, кстати… Энтони еще не назвал имя того безумца, а теперь — ее заклятого врага.
— И кто у нас такой богатый? — спросила Тея, упершись кулаками в бока и едва не топнув ногой.
— Виконт Клейтон, — ответил Энтони. — Я знал, что у него есть деньги, но, похоже, инвестиции приносят ему куда больше, чем это известно.
— Так и есть, — согласился граф, важно кивая.
— Клейтон? — повторила Теодора, прищурившись, и постучала пальцем по щеке. — Имя вроде бы знакомо, но не могу сообразить, кто это.
— Виконт Клейтон живет здесь, в Девоне. Репутация замечательная: умный, проницательный, образованный, хорошо зарекомендовал себя в парламенте. Насколько мне известно, еще и наукой занимается, — сказал граф.
— Что-то не припомню такого, — сказала Тея. — Он приглашен на наш рождественский бал?
— Да, как всегда, но обычно он присылает отказ с сожалениями. Большую часть времени он проводит в Лондоне. Раньше он жил здесь, но с тех пор прошло уже немало лет. В поместье Клейтонов жили многие поколения их семьи. Теперешний виконт имеет вес не только в парламенте, но и в большой политике, обладает связями в самых верхах.
Тея подошла к окну и, глядя на пастбище, подумала: «Превосходно! Какой-то старый хрыч купил ее лошадь, хотя наверняка уже не сможет ездить верхом. Что, если попытаться его переубедить? Воззвать, например, к его состоянию здоровья, возрасту… Возможно, молодая женщина сумеет затронуть мягкие стороны его души и сможет уговорить прислушаться к здравому смыслу». Хорошо, что он их сосед. Ей не придется ехать на край света, чтобы заполучить Алабастера. Если она сумеет убедить виконта Клейтона, что ей нужна эта лошадь не из-за дурной славы, окружавшей прежнего владельца, а потому, что лошадь ей очень нравится, он наверняка согласится продать ей Алабастера… если он джентльмен, конечно.
— Как далеко отсюда имение лорда Клейтона? — обратилась Тея к Энтони и отцу.
— Около часа верхом, — ответил граф. — На восток.
Энтони, прищурившись, посмотрел на сестру.
— Зачем тебе? Что ты задумала?
— Да он меня просто заинтересовал, — отозвалась Тея, спокойно скрестив на груди руки. Нехорошо, если Энтони догадается о ее намерении навестить виконта — если придется, конечно. Брат наверняка ей помешает, ну или хотя бы попытается.
Теодора опять повернулась к окну. В голове лихорадочно метались мысли. Вдобавок к приданому у нее есть деньги, которые оставила ей мать, оговорив также условия, позволяющие Теодоре самой распоряжаться этими деньгами. Таким образом мама обеспечила дочери возможность выйти замуж за того, кого она сама выберет. Но Тея решила воспользоваться этими деньгами, добавив их к приданому, чтобы получить обратно своего коня. В конце концов, это важнее. Кроме того, зачем Тее приданое? Ей уже двадцать два с половиной, и она надежно задвинута на самую дальнюю полку. Смерть матери накануне ее первого выхода в свет позволила Тее пропустить это неприятное событие, а затем, два года спустя, когда отец настоял, чтобы она прибыла во дворец и была представлена королеве (Тею опекала подруга ее матери, леди Хопхаус), она быстренько присела перед ее величеством в реверансе, посетила несколько обязательных приемов и удалилась в загородное имение, где и жила последние два года, игнорируя бесконечные письма леди Хопхаус, которая умоляла ее вернуться в Лондон и заняться поисками мужа. Мужья мало на что годятся, не то что лошади.
Конечно, даже если отец отдаст ей изначально оговоренную сумму, а она добавит к ним приданое и мамины деньги, этого все равно не хватит, чтобы заплатить виконту Клейтону столько, сколько он потратил. И что, скажите на милость, ей тогда делать? Тея пока не придумала, зато точно знала, что начинать нужно с письма виконту, чтобы выяснить, не окажется ли попытка выкупить лошадь тщетной. О том, как раздобыть недостающие деньги, она подумает потом. Да. Сначала нужно написать старому, немощному лорду Клейтону и воззвать к его сердцу… при первой же возможности.
Эван Ферчайлд, виконт Клейтон, стоял у ворот паддока, расположенного позади его особняка, и смотрел, как его последнее (и пока самое экстравагантное) приобретение бежит по полю. За ним приглядывал новый, только что нанятый тренер Форрестер, который должен был обеспечивать арабскому скакуну самое лучшее существование.
За двадцать восемь лет жизни Эван еще ни разу не тратил на покупку столько денег, не говоря уж о лошади. Но этот арабский жеребец просто поразил его: второго такого не существует — во всяком случае, с его точки зрения.
Разумеется, он не собирался столько платить. До такой абсурдной суммы цену поднял лорд Энтони Баллард, сын графа Блэкстоуна, и Эван не мог понять почему. Они никогда не ссорились, поскольку были соседями, но ему показалось, что Баллард из кожи вон готов был вылезти, лишь бы заполучить этого жеребчика. Это Эвана удивило. Баллард совсем не походил на знатока и ценителя лошадей. Может, его впечатлила родословная жеребца? Или он просто один из тех, кого заинтриговала печальная история Харлоу?
Разумеется, Эван не ожидал, что аукционная цена взлетит так высоко, но в конце концов он все же выиграл, а только это и имеет значение. Главное для Эвана — победа, и не важно в чем. Ему нужно было само ощущение, что ты первый, а значит, лучший. В парламенте он преуспевал, поскольку умел убедить других джентльменов посмотреть на проблемы его глазами. Он как дипломат обладал даром убеждения и мог уговорить кого угодно на что угодно. Но на аукционе эти его таланты не потребовались: там нужен был лишь толстый бумажник, и, к счастью для Эвана, унаследовавшего титул, инвестиции отцовских денег, наконец-то окупились, причем в избытке. Оказалось, что помимо таланта в политике у него имеются способности принимать правильные инвестиционные решения. Кроме того, что такое деньги, когда жизнь висит на волоске?
Эван мог гордиться собой: все его дела содержались в порядке, и любое состязание, в которое вступал, будь то принятие билля в парламенте или приобретение коня на аукционе, он выигрывал. Он давно распланировал свою жизнь до мельчайших деталей. Обладая научным складом ума, он ничего не оставлял на волю случая. Да что там: он даже знал, на ком женится, хотя вовсе не собирался в ближайшее время затянуть на своей шее пасторскую удавку. Но нужно быть готовым ко всему, и Эван всегда был готов. Он и невесту выбирал так же, как принимал все свои решения: расчетливо и точно. Лорд Малькольм был лидером оппозиции в парламенте, и союз между его семьей и Клейтоном поможет уладить многие разногласия в Уайтхолле. Дочери Малькольма, леди Лидии, уже исполнилось двадцать лет, но замуж она вроде бы не спешила — во всяком случае, так утверждал ее отец. Оно и к лучшему. Эван не испытывал особого желания жениться на ней. Брак с Лидией станет всего лишь выгодным союзом, о каком Эван всегда мечтал. Благодаря ему он станет фактическим лидером в парламенте. Кроме того, связь с этим семейством вкупе с его способностями к дипломатии — это все, что нужно, чтобы проекты его законов принимались своевременно и в полном объеме, по крайней мере самые важные, те, которыми он особенно дорожил.
Помимо политики очень важным в жизни Эван считал дружбу. Близкие друзья были ему как братья. Своих у него не было, поэтому с Кендаллом, Уортом и Беллом, с которыми познакомился в школе, они вскоре стали неразлейвода.
Разумеется, к тому времени Эван уже знал Филиппа, своего лучшего друга. Они подружились в раннем детстве, когда им было лет шесть. Отец Филиппа приехал с визитом к отцу Эвана, и мальчишки мгновенно нашли общий язык: побежали к ручью запускать лодочку, которую Эван сам вырезал из дерева. Случившееся в тот день полностью изменило их жизнь. Эван никогда не забудет этого и всегда будет в долгу у Филиппа.
Никто из ближайших друзей не знал о намерении Эвана жениться на леди Лидии: совсем ни к чему пугать их раньше времени, но они не очень удивятся, узнав, что это брак по расчету, ради политики. Никто из них не собирается жениться ради такой пошлости, как любовь. Ну разве что Кендалл, усмехнулся Эван.
Что касается его самого, для него амбиции куда важнее любви, поскольку помогают продвинуться в жизни и занять более высокую ступень на карьерной лестнице.
Эван оглянулся на особняк. Взгляд его скользнул на большое окно третьего этажа, выходившее на эту сторону. Спальня Филиппа, которую тот не покидал вот уже несколько месяцев. Другу необходима эта лошадь — вот и все; что тут можно еще сказать.
Эван подошел к ограде паддока и перевел взгляд на подъездную дорожку, куда прибывали карета за каретой, что везли вещи, купленные на лондонском аукционе на этой неделе. Он приобрел почти все, ради чего ездил в город, но главной покупкой, конечно, был жеребец. Эван и Форрестер, тренер, собирались сделать все возможное, чтобы арабский скакун выполнил то, для чего его купили. Они не должны потерпеть неудачу.
Эван снова посмотрел на коня. Жеребец проскакал мимо конюшенного, и тот отлетел назад, опрокинув ведро с водой, которое нес в дальний конец паддока. Эван подбежал и помог мальчику подняться.
— Простите, милорд, — заикаясь, пролепетал мальчишка. — Прошу вас, не выгоняйте меня!
Эван нахмурился, не в силах понять, что так испугало паренька.
— Это ты новенький, которого нанял мистер Херефорд?
— Да, сэр, — судорожно сглотнул мальчик. — Я здесь работаю всего два дня. Пожалуйста, не выгоняйте меня, милорд!
— Это была всего лишь оплошность, мистер… — Эван замолчал, ожидая, чтобы паренек назвал свое имя.
— Кандл, милорд. Меня звать Джеффри Кандл.
— Вот и хорошо, Кандл. Как я уже сказал, это была всего лишь оплошность, а я не увольняю добросовестных работников за такие мелочи. В следующий раз просто иди с ведром кружным путем, рядом с забором.
На лице мальчика отразилось огромное облегчение, а на потрескавшихся губах появился намек на улыбку.
— Ага, милорд. Конечно. — Он подхватил ведро и заторопился было обратно в амбар, чтобы снова наполнить ведро, но Эван его остановил:
— Скажи-ка, просто любопытно, где ты работал раньше, до прихода сюда?
— В имении лорда Мейфезера, милорд, — ответил мальчик, почему-то вздрогнув.
— Вот как? Что ж, понятно. Можешь идти.
Мальчик убежал, а Эван покачал головой. Лорд Мейфезер, уже старик, жил в обветшалом имении примерно в двух часах езды, славился дурным нравом и плохо обращался со своими слугами. Ничего удивительного, что бедный парнишка так боится увольнения.
Эван опять посмотрел на скакуна. Великолепный жеребец тряхнул гривой и взвился на дыбы, оторвав красивые копыта от утрамбованной земли.
Он нужен Филиппу. Эван не мог подвести друга. В конце концов, он обязан ему жизнью.
Теодора, расправив плечи, глубоко вздохнула и села за письменный стол. Она не особенно любила писать письма, но, если возникала такая необходимость, все-таки писала. На сей раз ей придется хорошенько подумать и сочинить что-то вроде истории. Нет, не лгать, конечно, но ведь ничего страшного не случится, если слегка исказить правду, раз уж это совершенно необходимо? Нет, ну в самом деле?
Она уже успела зачеркнуть несколько строчек на очередном листе веленевой бумаги и собиралась начать заново. Тея откашлялась и приступила к делу, повторяя написанное вслух:
— «Уважаемый лорд Клейтон, мой брат сообщил, что на аукционе вы выиграли арабского скакуна, ранее принадлежавшего герцогу Харлоу. Я хотела бы узнать, не желаете ли вы продать эту лошадь мне».
Черт побери! Нет. Это слишком банально. Тея зачеркнула написанное.
— «Уважаемый лорд Клейтон, похоже, у нас с вами есть что-то общее — любовь к хорошим лошадям. Не продадите ли вы мне арабского скакуна? Я буду вам вечно благодарна».
Нет. Нет! Слишком безысходно. Тея зачеркнула написанное.
— «Уважаемый лорд Клейтон, позвольте вам представиться. Меня зовут леди Теодора Баллард. Я дочь графа Блэкстоуна, и мы с вами соседи. Я хочу купить вашу лошадь».
Фу-ты! Слишком прямолинейно.
— «Уважаемый лорд Клейтон, возможно, вам это неизвестно, но Алабастер, арабский скакун, будучи жеребенком, принадлежал мне. Я люблю его с самого детства. На прошлой неделе мой брат попытался выкупить его для меня, но, похоже, ваше желание обладать этим конем так же велико, как наше, даже сильнее, раз уж вы выиграли этот аукцион. Я обращаюсь к вам как к владельцу и любителю лошадей. Не могли бы вы рассмотреть мое предложение выкупить у вас этого коня за полную цену, которую вы заплатили? Я была бы вам вечно благодарна. Кроме того, вы, возможно, уже жалеете о том, что потратили на него столь непомерно высокую сумму.
Теодора Баллард».
Она перечитала написанное несколько раз и вычеркнула строчку насчет сожалений о непомерной сумме: это может его рассердить.
— Что думаешь, Мэг? — спросила Тея у камеристки, занятой мелким ремонтом одежды.
— Почему вы не упомянули, что ваш отец продал Алабастера, даже не поставив вас в известность?
Тея немного подумала.
— Вряд ли ему это было бы интересно. Возможно, он просто хочет получить назад свои деньги, и я намерена их ему отдать.
Мэгги покачала головой.
— Надеюсь, вы хорошо все обдумали и в один прекрасный день не пожалеете о принятом решении.
Тея поджала губы.
— Я могу сожалеть лишь о том, что этот пронырливый старикашка виконт Клейтон вынудил меня потратить так много, чтобы получить то, что я хочу.
— Но ведь есть же и другие лошади, — осторожно заметила Мэгги.
— Даже не вздумай меня отговаривать! — воскликнула Тея, закрыв ладонями уши, давая понять, что не желает об этом слушать. — Алабастер один, и другого не будет никогда.
— Господи, как же вы упрямы! — буркнула Мэгги, возведя глаза к потолку. — Отлично, отправляй свое письмо. Но я и вправду не представляю, как ты раздобудешь такую уйму денег.
Тея пожала плечами. С тех пор, как услышала, за какую цену ушел Алабастер, она только об этом и думала.
— Я решила написать дядюшке Тедди. Он богат, как Крез, и любил мою маму до безумия.
— И вы думаете, он даст вам столько денег? — с сомнением уточнила Мэгги.
— Не вижу, почему бы и нет. Кроме того, это будет всего лишь ссуда.
— Ссуда? — Мэгги наморщила лоб.
— Ну да. Я пообещаю когда-нибудь вернуть ему эти деньги. Может, конечно, мне придется всю жизнь откладывать мои деньги «на булавки», но я их ему верну.
Мэгги понизила голос, взгляд ее смягчился.
— Тея, вернув этого коня… вы же не вернете леди…
— Не смей! — не дала ей договорить хозяйка, чувствуя, как от подступающих слез щиплет глаза. — Я получу Алабастера обратно, чего бы это ни стоило.
Мэгги отвела взгляд, кивнула и склонилась над шитьем.
Тея жила в напряженном ожидании целых два мучительных дня, пока не получила наконец ответ от виконта Клейтона. Сама она отправила лакея со своим письмом прямо в имение виконта, а его ответ пришел по обычной почте. Он даже не потрудился подумать, насколько этот ответ для нее важен.
Едва дворецкий протянул письмо, она сломала печать и, задержав дыхание, быстро просмотрела написанное. Сердце в груди отчаянно колотилось.
«Уважаемая леди Теодора, я тронут вашей историей и сочувствую вашей утрате, но расстаться с арабским жеребцом не могу. У меня тоже есть для этого причины. Это прекрасный конь.
Лорд Эван Ферчайлд, виконт Клейтон».
Теодора перечитала письмо, перевернула листок: пусто. Но должно же быть еще хоть что-нибудь!
— И все? Это все, что он может мне сказать?! У него есть «причины»? Он даже не потрудился написать какие!
Мэгги наморщила носик.
— Он и не обязан ничего вам говорить.
Тея с трудом сдержалась, чтобы не стукнуть кулаком по столу.
— Ты права, но все равно с его стороны это не по-джентльменски. Я же написала, как сильно люблю Алабастера.
Она вытащила лист веленевой бумаги, чтобы ответить бессердечному старику.
«Уважаемый лорд Клейтон, я понимаю, что у вас могут быть свои причины желать Алабастера, хотя вы их и не назвали, но вы даже представить не можете, что для меня означает его утрата. Пожалуйста, назовите свою цену. С нетерпением жду вашего ответа.
Леди Теодора Баллард».
Достаточно кратко и ясно, верно? Он никак не сможет принять это за какую-нибудь хитрую тактику переговоров. Она хочет вернуть эту лошадь и ни перед чем не остановится, чтобы получить ее.
На этот раз ответа пришлось дожидаться еще дольше, и Тея несколько раз порывалась отправиться прямиком в его имение. Мэгги, разумеется, ее отговаривала. Наконец, спустя неделю, ответ пришел.
«Уважаемая леди Теодора, с глубоким сожалением вынужден сообщить, что ничто в мире и никакие деньги не заставят меня расстаться с Алабастером. Как вы, вне всякого сомнения, знаете сами, с этим конем никакой другой не сравнится. Я высоко оценил ваши познания: вы прекрасно разбираетесь в лошадях».
Взор Теодоры застлало красной пеленой. Она смяла письмо в кулаке, лицо ее запылало от гнева. Да как он смеет мало того что отказывать ей, да еще и таким покровительственным тоном!
В комнату торопливо вошла Мэгги.
— Что он написал на этот раз?
— Отказался от моего предложения, — зло процедила Тея.
Мэгги склонила голову набок.
— Не понимаю. Вы просили его назвать цену?
— Просила! — с негодованием ответила Тея.
Лицо Мэг вытянулось.
— Мне ужасно жаль! Если он отказался от твоего предложения, значит, твердо намерен не продавать коня.
Тея с ненавистью посмотрела на гнусное письмо, которое бросила на стол. Она больше не будет ему писать. Этот мерзкий человечишка не оставил ей выбора. Если она посмотрит ему в глаза, он не сможет так запросто отказать ей. Делать нечего: придется нанести ему визит.
Эван и мистер Форрестер сидели за письменным столом в кабинете виконта, увлеченные разговором, и угощались виски.
— Чистая правда, милорд, — с энтузиазмом проговорил Форрестер. — Я много лет подробно изучал этот вопрос. Существуют даже научно доказанные методы лечения некоторых заболеваний, включая душевные недуги, при помощи общения с животными. Это улучшает психическое состояние и уменьшает тревогу и беспокойство. Подобная практика была зафиксирована еще во времена римлян. Все это подробно описано.
— Именно поэтому я и пригласил вас к себе, Форрестер, — сказал Эван, откидываясь на спинку кресла.
— Спасибо за доверие. Мне приходилось работать с людьми, пережившими сильнейшее нервное потрясение, очень похожее на состояние вашего друга.
— Боюсь, будет непросто убедить его начать лечение, — отозвался Эван. — Филипп не сказал ни единого слова с тех пор, как приехал сюда прошлым летом.
— К сожалению, это довольно распространенное явление, милорд.
— Этот конь — моя последняя надежда. Я очень рассчитываю, что Филипп отреагирует на него.
— Араб — великолепное животное, милорд. Кто бы за ним ни ухаживал по возвращении из Португалии, он делал это превосходно.
— Рад слышать. Думаю, начать…
Стук в дверь не дал Эвану договорить. На пороге стоял Хамболт, его дворецкий.
— Прошу прощения, что прервал вас, милорд, но к вам пришли с визитом.
Эван нахмурился.
— С визитом? Странно. В деревню мало кто приезжает осенью, разве что по приглашению на охоту… Кто это, мистер Хамболт?
Дворецкий пожал плечами и опустил взгляд.
— Это… э-э-э… леди, милорд, молодая.
— Леди? — удивился Эван. — Что, одна?
— Одна, милорд, — кивнул Хамболт и украдкой взглянул на мистера Форрестера, словно сожалел, что вынужден сообщать такие новости при постороннем.
Эван задумался: кто бы это мог быть? Он знал всего нескольких молодых леди в этих краях, но вряд ли хоть одна из них могла явиться к нему с визитом, да еще без сопровождения. Кроме того, он не заводил здесь интрижек и не имел любовниц. Все известные ему леди жили в Лондоне, в том числе его нареченная Лидия. Но она не приехала бы так далеко и уж точно не явилась бы одна.
Форрестер приподнялся.
— Мне уйти, милорд?
— Нет-нет, — возразил Эван. — Мне хотелось бы продолжить наш разговор. — Леди назвала свое имя, мистер Хамболт? — повернулся он к дворецкому.
Дворецкий бросил на мистера Форрестера еще один обеспокоенный взгляд.
— Да, милорд. Это леди Теодора Баллард.
Баллард. Ну конечно. Эван уже получил несколько писем от этой женщины. Она пыталась уговорить его продать арабского жеребца. Он ей отказал, но, очевидно, она не из тех, кто готов смириться. Однако ее появления он никак не ожидал. Это раздражает.
— Вы сказали, она явилась одна, Хамболт? — уточнил Эван.
Дворецкий откашлялся.
— Ее сопровождает камеристка, милорд, но она осталась в карете.
Как любопытно. Эван поскреб подбородок. Он уже наводил справки о леди: младшая сестра лорда Энтони Балларда, не замужем, но не просто не замужем, а уже никому не интересна, если то, что он слышал, правда. Надо полагать, дамочка считает, что, явившись сюда, заставит его передумать. Во-первых, она глубоко заблуждается: он не изменит своего решения, а во-вторых, у него нет времени на бессмысленные разговоры со взбалмошной старой девой, не способной понимать очевидное. Эван почувствовал раздражение и, вздохнув, приказал:
— Хамболт, скажите леди, что я занят и принять ее не могу.
— Вы уверены, милорд? — спросил дворецкий, выгнув седую бровь.
— С каких это пор вы стали сомневаться в моих решениях? — повысил голос Эван.
Не выполнить его приказ немедленно? Не похоже на Хамболта.
Лицо дворецкого вспыхнуло.
— Вовсе нет, милорд. Просто… — Он запнулся, явно подбирая слова. — Просто она вряд ли согласится так легко уйти.
На этот раз бровь изогнул Эван.
— В таком случае немедленно мне сообщите: я сам ее выпровожу.
— Как скажете, милорд. — Хамболт поклонился и вышел.
Эван снова повернулся к тренеру.
— Прошу прощения, Форрестер. На чем мы остановились?
Но из того, о чем тот говорил, Эван почти ничего не слышал, мыслями то и дело возвращаясь к разговору с Хамболтом и к переписке с леди Теодорой Баллард. Из писем леди он понял, что отказ продать коня очень ее расстроил. Кроме того, ему не давала покоя ее готовность вернуть ту немыслимую сумму, которую он выложил. Ее брат повышал ставку на аукционе наверняка ради сестры. Но если у Балларда столько денег, почему он не выиграл? Тогда Эван решил, что для графского сына цена оказалась чересчур высокой. Что-то здесь явно не складывалось.
Эван хорошо мог понять разочарование леди Теодоры, но продавать ей скакуна не собирался, да и вообще разговаривать наедине: это повредит ее репутации. Так что, не желая ее принять, он оказывает ей услугу. Кроме того, стоило представить, как леди примется со слезами умолять его продать ей коня, и Эвану становилось дурно. Нет, лучше уж отправить ее восвояси, чтобы не думала, будто он смягчится и уступит.
Форрестер тем временем все говорил, а Эван никак не мог сосредоточится. Из головы не выходила леди Баллард. Дамочка определенно слишком самоуверенна, иначе не явилась бы в его дом без приглашения после того, как он ясно дал ей понять в письмах, что продавать Алабастера не намерен.
— Таким образом, милорд, как вы видите, у нас не меньше шансов при лечении, чем у других, — ворвался в его мысли голос Форрестера.
— Хорошо, это очень хорошо, — рассеянно буркнул Эван, пытаясь представить себе, как выглядит леди Теодора.
Поскольку она старая дева, то, скорее всего, невзрачная. Или же найти пару ей помешал ужасный характер? Он припомнил, что однажды видел ее в имении графа, но это было много лет назад. Нет, представить, как она может выглядеть сейчас, не получалось.
Мистер Форрестер все говорил и говорил, и Эван заерзал в кресле. Проклятье! Почему он не может переключиться с этой молодой нахалки на более важные дела?
Тело его как будто жило отдельно от сознания. Эван встал.
— Прошу прощения, Форрестер, я вас на минуту оставлю. Скоро вернусь.
Пока стремительно шагал в сторону гостиной, Эван твердил себе, что не намерен принимать эту дамочку в своем доме за ее беспардонное поведение, но взглянуть на нее хотелось бы. По какой-то необъяснимой причине он испытывал непреодолимое желание сопоставить внешность с характером: вдруг столкнется с ней когда-нибудь в будущем — в городе на рынке или даже в Лондоне. Он должен знать, в ком обрел врага, и отвернуться, если им придется встретиться лицом к лицу.
Уже перед дверью гостиной Эван сообразил, что все это время задерживал дыхание, и, глубоко вздохнув, услышал громкий, отчетливый голос Хамболта:
— Я же вам сказал, миледи: виконт Клейтон ясно дал понять, что не сможет сегодня вас принять.
— Вы сказали ему, что я приехала издалека? — резко произнес высокий женский голос.
Эван вскинул брови. Как Хамболт и предполагал, дамочка вовсе не собиралась уходить. При обычных обстоятельствах такое нахальство не осталось бы без внимания: он сам зашел бы в гостиную и проводил девицу к выходу, но сегодня оно только возбудило его любопытство.
— Я назвал виконту ваше имя, миледи, но известно ли ему, откуда вы, понятия не имею, — проговорил Хамболт.
Эван подошел к неплотно закрытой двери и заглянул в щелку.
Она стояла перед кушеткой. Светло-зеленое платье, меховая накидка, длинные белые перчатки, кожаные дорожные ботиночки и шляпка по последней моде с широкой зеленой лентой. Высокая, стройная, темные волосы выбиваются из-под шляпки. Ему был виден ее профиль — вполне привлекательное личико, — но когда она повернулась к двери, Эвана поразил стальной блеск зло прищуренных серых глаз. Она была совершенно ошеломительна в гневе, другого слова не подобрать. Неудивительно, что Хамболт нервничал: такая не уйдет спокойно. В этой женщине все говорило о взрывном характере.
В серых глазах полыхнул огонь, словно кузнец ударил по наковальне и высек в их глубине искры. Эван внимательно наблюдал за ней, но какой бы привлекательной она ни была, продавать коня ни ей, ни кому-либо другому он все равно не собирался.
— Вынуждена сказать вам, мистер Хамболт, что меня это не устраивает, — послышался надменный, самоуверенный голос леди. — Я не намерена уходить, пока не поговорю с виконтом.
Хамболт заявил спокойно, но твердо:
— Прошу прощения, миледи, но это совершенно невозможно…
— Я подожду, — резко бросила леди и уселась на кушетку, положив руки на колени.
Ну все, довольно. Больше это продолжаться не может. Эван пинком распахнул дверь и вошел в гостиную.
— Спасибо, Хамболт, вы свободны. Раз я уже здесь, то хочу кое-что сказать нашей гостье.
Эван быстро пересек комнату, не отрывая взгляда от леди Теодоры. В ее глазах по-прежнему пылал гнев, но появилось и что-то еще. Торжество. Увидев его, она наверняка решила, что победила.
— Милорд. — Хамболт поклонился и вышел, но Эван знал, что он останется за дверью на случай, если понадобится помощь.
Леди Теодора скупо, но в то же время торжествующе улыбнулась вслед дворецкому.
Эван стиснул зубы, но вовремя вспомнил о хороших манерах.
— Миледи. — Вряд ли его тон можно было назвать любезным, но он все же заставил себя галантно поклониться. — Прошло так много лет. Рад снова видеть вас.
Оба знали, что это, мягко говоря, ложь, но приличия есть приличия.
Теодора вздернула подбородок.
— К сожалению, я не припоминаю нашу первую встречу, милорд. Благодарю вас за оказанную мне честь и уделенное время. — С ее губ буквально сочился сарказм.
— Как мистер Хамболт наверняка уведомил вас, в данный момент я занят с другим визитером, который ждет меня в кабинете. Итак, что привело вас ко мне, миледи? — фальшиво улыбнулся Эванс.
На мгновение она слегка растерялась, словно не ожидала, что он сразу приступит к делу, и не успела подготовить свою следующую реплику, но смятение быстро сменилось блеском в глазах, и это заставил Эвана насторожиться.
Она скрестила руки на груди, и Эван увидел зеленый ридикюль, свисавший с ее запястья. Она тоже не стала терять время попусту:
— Я желаю купить у вас арабского жеребца герцога Харлоу.
Он выдержал паузу, потом ответил:
— Это мне известно. Мой ответ по-прежнему — нет.
На ее хорошеньком лице промелькнула досада.
— Что, мы это даже не обсудим?
Эван видел: она изо всех сил старается держаться дружелюбно, — и едва не расхохотался над этой жалкой попыткой. Еще его злило, что она отнимает у него время.
Эван сцепил руки за спиной.
— Тут нечего обсуждать. Мне казалось, в последнем письме я выразился абсолютно ясно. Сожалею, что вам пришлось потратить время на поездку сюда.
Она вздернула подбородок.
— Я приехала, чтобы обсудить условия.
Эван стиснул зубы. Господи, до чего же она упряма!
— Нет никаких условий: араб не продается. А теперь, если вы позволите… — Он жестом указал на дверь.
— Это моя лошадь. — Ее гневный, резкий голос словно ударялся о стены комнаты.
Эван опять повернулся к ней и натянул на лицо улыбку.
— Вовсе нет, моя.
Она с такой силой потянула за шнурки ридикюля, что Эван подумал: «Сейчас лопнут».
— Почему вы отказываетесь? — спросила она, изо всех сил стараясь говорить спокойно. — Вы даже не выслушали мое предложение!
Эван скрестил руки на груди и, чуть склонив голову, посмотрел на девицу сверху вниз. Что-то в этой леди заставляло ее выслушать, даже если ответ будет по-прежнему «нет».
— Надеюсь, я могу спросить, почему обсуждать вопрос о продаже коня приехали вы, а не ваш, к примеру, брат или отец?
— Вы уже спросили! — отрезала она, вскинув свои длинные темные ресницы. Фальшивая улыбка словно приклеилась к ее лицу. — И я вам отвечу: если я хочу, чтобы что-то было сделано хорошо, то делаю это сама.
— Неужели? — усмехнулся Эван.
Неудивительно, что эта нахалка до сих пор не вышла замуж. Какой мужчина в здравом уме захочет иметь дело с ее жестким характером и вспыльчивым нравом?
— Именно так! — кивнула леди Теодора. — Если бы меня пустили на тот аукцион, конь уже был бы моим.
Эван продолжал наблюдать за ней. Он еще никогда не встречал леди, столь уверенных в себе и столь агрессивных, несмотря на почти юный возраст. Большинство знакомых ему дам манерничали, хихикали, прикрывая рот носовым платочком, и делали вид, что падают в обморок. Эван мог бы поклясться, что леди Теодора ни разу в жизни не падала в обморок.
— Вы позволите задать вам еще один вопрос?
— Безусловно, — ответила гостья, и плечи ее слегка расслабились.
Эван видел, что она по-прежнему старается вести себя дружелюбно в надежде, что он передумает и все-таки продаст ей коня. Она, конечно, глубоко заблуждалась, но пусть продолжает изображать любезность, покуда может.
— Вы когда-нибудь… лишались чувств?
Она расправила плечи и с усмешкой ответила:
— Разумеется, нет. Обмороки — для жеманных дурочек.
Эван кивнул, стараясь не рассмеяться.
— Почему-то я знал, что вы ответите именно так.
— Давайте не будем зря тратить ваше драгоценное время, милорд, да и мое тоже, — предложила леди Теодора и глубоко вздохнула. — Я знаю, сколько вы заплатили за лошадь, и наверняка теперь сожалеете об этом.
Он усмехнулся: да уж, это не в бровь, а в глаз, но все же возразил:
— С чего вы взяли? Ничуть.
Непонятно, что за игру она затеяла, но неужели рассчитывала добиться своего, если даст понять, что только идиот мог столько заплатить за жеребца?
Она прищурилась.
— Никто и никогда не платил столько за лошадь!
— Теперь заплатил, — ответил он просто.
— Даже за Пегаса, прямого потомка самого Годольфина Арабиана, не дали так много на «Таттерсоллзе» два года назад! — упрямо заявила Теодора.
— Знаю, — кивнул Эван, продолжая внимательно ее рассматривать. — Его купил мой друг, герцог Уоррингтон. Похоже, вам многое известно о лошадях и ценах на них.
— Уж поверьте, известно. Я досконально изучила этот вопрос. Постоянно читаю газеты и просматриваю сводки с аукционов с тех самых пор, как у меня украли Алабастера.
— Украли? — Брови Эвана взлетели вверх. — Я ничего не слышал об этом.
Она кашлянула.
— Ну, не то чтобы украли, просто четыре года назад мой отец продал коня герцогу Харлоу, даже не поставив меня в известность.
Эван сдержался и не стал ей напоминать, что считать лошадь своей она могла исключительно по усмотрению ее отца. Они оба это знали, и говорить об этом не имело смысла.
Вместо этого Эван произнес:
— Жаль это слышать, конь прекрасный, но позвольте мне больше не тратить ваше драгоценное время, миледи. У меня нет ни малейшего намерения продавать араба. И никакие деньги не смогут поколебать мое решение.
Она даже рот открыла от изумления.
— Почему? Это же неразумно!
— Предпочитаю называть это исчерпывающим.
В ее глазах мелькнула паника. Теодора окинула взглядом комнату и сказала:
— Что, если я предложу вам двойную цену?
Эван изогнул бровь.
— Вдвое больше, чем я заплатил на аукционе? Вы уверены, что знаете точную сумму?
Ее глаза сощурились до щелочек.
— Я не слабоумная и не ребенок, милорд. Мне точно известно сколько, и цену деньгам я тоже знаю.
Эван сжал губы, чтобы не рассмеяться. А у нее есть хватка, у этой дамочки, надо отдать ей должное. Похоже, она никого и ничего не боится и точно знает, чего хочет.
— Простите за любопытство, миледи, но у вас имеется такая сумма?
В выразительных глазах опять мелькнула паника, и она призналась, стискивая ридикюль.
— В данный момент нет, но я вполне в состоянии ее раздобыть. Мне просто нужно немного времени.
Эван покачал головой и шагнул к двери. Достаточно этой чепухи. Если бы Энтони Баллард или его отец хотели заплатить столько, сколько она предлагает, он бы не выиграл аукцион. Вдвое больше — это невероятная сумма. Кроме того, леди Теодора явно не искушена в переговорах, раз сразу предложила столько. Последнее, что сейчас нужно было Эвану, — нажиться на дочери соседа, лорда Балларда.
— И все-таки нет, миледи, хотя я ценю ваше умение разбираться в лошадях. Конь не продается ни за какие деньги. Жаль, что я не могу взять вас с собой на следующий аукцион. Честно говоря, мне бы не хотелось участвовать в торгах против вас. — Он широко распахнул дверь и жестом предложил Теодоре выйти. — А теперь прошу прощения, но день у меня очень напряженный. Я попрошу Хамболта проводить вас к выходу.
Эван успел сделать всего шаг, как услышал ее громкий голос.
— Вы что, ненормальный?
Он остановился и повернулся к ней.
— Миледи?
— Вы отказываетесь от двойной цены?
Грудь ее высоко вздымалась, глаза метали серое пламя. Право же, она просто великолепна. Жаль, что невыносима.
Эван напомнил себе, что дышать надо глубоко. Он привык к жарким дебатам в парламенте и давно понял, что обычно побеждает самая холодная голова. Остается только гадать, как этой леди удалось вывести его из себя. Куда делось его хваленое хладнокровие?
Он посмотрел на нее сверху вниз и жестоко произнес:
— Нет, я вполне нормальный, мадам. Просто не все в этой жизни продается.
— Превосходно. — Ее буквально трясло от ярости, но все же она сумела произнести почти спокойно: — Могу я по крайней мере увидеть Алабастера, милорд?
Эван несколько секунд молча смотрел на нее, затем с его губ сорвалось одно слово: простое, невозмутимое, холодное:
— Нет.
— Нет? — Ее глаза от удивления округлились, губы крепко сжались, ноздри раздулись. — Могу я спросить почему?
— Спросить можете, но, боюсь, ответ вам не понравится.
— А вы проверьте, милорд. — Она опять обхватила себя руками.
— Очень хорошо, леди Теодора. Похоже, вы никогда не слышали слова «нет», и я убежден, что вам пойдет на пользу услышать его хотя бы раз, — произнес он сдержанно, не повышая голоса, хотя его буквально трясло от гнева.
Девушка опустила голову и молча уставилась в пол. Казалось, что время остановилось, и на один ужасный миг Эвану почудилось, что он зашел слишком далеко. В конце концов, он джентльмен, а она незамужняя леди, его соседка. Грубость этой нахалки выбила его из колеи, но не повел ли он себя чересчур не по-джентльменски? Сказал лишнее? Вдруг дамочка разразится слезами прямо у него в гостиной? Или уже? Однажды леди Лидия при нем залилась слезами, так он чуть с ума не сошел. Ему вообще кажется, что девицы слишком часто плачут по пустякам.
Эван настороженно наблюдал, как леди Теодора вскинула голову, расправила плечи, поджала губы и, подхватив юбки, без малейших следов слез заявила голосом, полным яда:
— Очень хорошо. Раз уж мы начали говорить друг другу то, что собеседник должен услышать… Вы, виконт Клейтон, настоящая задница.
Она прошла мимо него к двери и с такой яростью ее распахнула, что та с грохотом ударилась о стену коридора.
Эван удивленно смотрел ей вслед с улыбкой на губах. Как, черт возьми, до этого дошло? В парламенте он славился своими дипломатическими способностями, а тут за несколько минут нажил себе врага в лице леди Теодоры Баллард. Впрочем, нахалка не оставила ему выбора. Девушка привлекательна и, надо полагать, хорошо воспитана, но настоящая мегера, если судить по представлению, что устроила у него в гостиной. Укол вины за то, что отказался позволить ей посмотреть на коня, быстро сменился гневом при мысли об оскорблении, которое она ему нанесла. Девица определенно жуткая эгоистка. Пусть она и хороша собой, но красота мало что значит при столь сварливом характере.
Сначала она ему писала, затем явилась без приглашения. Эван повернулся и направился обратно в кабинет, чтобы продолжить разговор с Форрестером, но никак не мог избавиться от ощущения, что это не последняя встреча с леди Теодорой Баллард.
Один из лакеев виконта Клейтона помог Тее забраться в карету, стоявшую на подъездной дорожке перед особняком. И как только дверца за ней захлопнулась, она едва ли не в полный голос разразилась бранью:
— Черт бы побрал этого старого похотливого козла!
Мэгги, сидевшая напротив, уронила на колени шитье и поморщилась.
— О нет! Значит, все плохо.
— Не плохо, отвратительно! — поправила ее Тея, едва не задыхаясь от злости.
Чтобы немного успокоиться, девушка начала расправлять юбки по красному, обитому бархатом сиденью. Кучер тронул лошадей, и карета покатила в сторону отцовского имения.
— Он просто омерзителен! — добавила Тея и, сдернув с запястья ридикюль, швырнула на сиденье. — Тупое животное!
Мэгги взяла шитье в руки и ровным голосом небрежно уточнила:
— Что, совсем старик?
— Вообще-то нет, — со вздохом призналась Тея, скорчив гримасу, и уставилась в окно. — Он намного моложе, чем описывал отец. Вряд ли ему больше тридцати.
— Вот как? — не отрывая глаз от рукоделия, сказала Мэгги, без особого интереса, поскольку вместе с Теей пережила не один десяток драм и давно научилась относиться к ним спокойно. — Красивый?
У Теи отпала челюсть.
— Красивый? Да ты что, оглохла? Я же только что сказала, какой он отвратительный! Почему ты спрашиваешь?
Мэгги пожала плечами.
— Я решила, что он отвратительный не внешне, а потому что не хочет продавать тебе коня.
— Он действительно отказался продать мне Алабастера! Этот человек просто ничтожество! — объявила Тея, разглаживая юбку.
— Так все-таки какой: похотливый или отвратительный? — спокойно уточнила Мэгги, протыкая иголкой ткань.
Тея раздраженно фыркнула.
— И то и другое!
— Ну хорошо, а как внешне? — не унималась Мэгги.
Тея обхватила себя руками и сердито уставилась на подругу, обдумывая ответ. Пришлось признаться хотя бы самой себе, что он и вправду очень привлекательный, и это злило ее еще больше, будь оно все проклято! Когда он только вошел в гостиную, Тея подумала, что это управляющий или кто-нибудь из прислуги, кого прислали прогнать ее, но когда до нее дошло, что это сам виконт Клейтон, это несколько ее озадачило. Разумеется, она не позволила себе показать это, поскольку ожидала нелицеприятного разговора, но все же не могла не оценить стройную фигуру и высокий рост мужчины со светлыми волосами и такими божественно голубыми глазами, каких ей видеть еще не доводилось. Он смотрел на нее так, словно знал все ее тайны, и с такой проницательной мудростью, что Тея сразу поняла — весь ее артистизм, все привычные приемы и штампы на него не подействуют. Она, конечно, все равно попыталась, но ничего не получилось.
— Какая разница, хорош он или нет? — рявкнула Тея.
Мэгги со своими дурацкими вопросами о внешности виконта довела ее до срыва.
— О, это значит, что он очень даже ничего, — многозначительно кивнула камеристка.
Проклятье! Мэгги слишком хорошо ее знает: раз Тея отказалась отвечать, значит, ответ был «да».
— Привлекательность не играет никакой роли! — упрямо заявила Тея, задрав носик.
Карета уезжала все дальше и дальше от ее любимого Алабастера. Девушка уставилась в окно, на ярко окрашенные осенние деревья.
— Ну хорошо, — проговорила Мэгги, не отрываясь от шитья. — И что сказал этот отвратительный человек?
Тея тяжело вздохнула.
— Он не только отказался мне его продавать, но и не разрешил даже посмотреть на него!
Мэгги удивленно подняла брови.
— Хм, это и вправду отвратительно. Что же ты ему такое сказала, чтобы так настроить против себя?
Тея поджала губы и наморщила носик.
— Почему ты считаешь, что это моя вина? Может, он просто такой гадкий?
Мэгги оторвалась от рукоделия и бросила на Тею долгий, в высшей степени скептический взгляд.
— Позволь напомнить, что я знаю тебя достаточно хорошо и не сомневаюсь, что в диалоге с виконтом Клейтоном твои фразы не могли не быть оскорбительными, причем настолько, что тебя выставили из дома, даже не позволив взглянуть на коня.
Тея неловко заерзала на сиденье. Мэгги, как всегда, права. С сожалением приходилось признать, что именно она так разозлила виконта, что он не разрешил ей увидеть Алабастера. Отчего она вдруг потеряла самообладание? Неужели виной тому только бездушный отказ виконта обсудить условия?
— В жизни не испытывала такой неприязни к человеку при первой же встрече! — заявила Тея.
Мэгги вздохнула.
— Ты так и не ответила на мой вопрос. Что ты ему сказала, чтобы так разозлить?
Тея нахмурилась, но лгать Мэгги не имело смысла.
— Ну ладно. Вроде бы спросила, нормальный ли он.
У Мэгги отвисла челюсть.
— Да он же вел себя совершенно безрассудно! — огрызнулась Тея. — Вот я и решила, что он псих.
Мэгги покачала головой.
— Потому что не захотел продавать тебе коня, за которого заплатил бешеные деньги на аукционе? Это его право.
— Но я предложила ему двойную цену, — возразила Тея, словно это все объясняло.
Глаза Мэгги стали огромными, как блюдца.
— Двойную? Двойную от чего?
— От цены, уплаченной им на аукционе. — Тея отвернулась, не в силах смотреть на осуждение в глазах Мэгги, признаваясь в собственном безрассудстве.
Мэгги понизила голос до еле слышного шепота.
— У тебя нет таких денег.
Тея провела пальцем по окну.
— Я это знаю, но он-то нет. Какой безумец откажется от такой суммы? — Она неуверенно взглянула на камеристку.
Мэгги ущипнула себя за переносицу и закрыла глаза, словно у нее началась мигрень.
— Значит, ты назвала его ненормальным и он тебя выгнал?
Тея медленно кивнула.
— Да, именно так, но сначала я попросила разрешения посмотреть на Алабастера, и только потом он попросил меня уйти. Но перед этим проявил совершенно неслыханную наглость, заявив, что, по его мнению, я никогда прежде не слышала слова «нет» и мне это абсолютно необходимо.
С губ Мэгги сорвался смешок, но она быстро прикрыла рот рукой и сказала в изумлении полушепотом:
— Не может быть!
Тея закатила глаза.
— Еще как может.
Мэгги подалась вперед.
— И что ты ему ответила? Даже представить не могу, насколько это было дерзко.
Tea поморщилась и пожала плечами.
— Обозвала его задницей и ушла.
Рука Мэгги снова метнулась ко рту: на этот раз камеристка испытала настоящий шок.
— О святые небеса! Неужели ты и правда так и сделала?
— Но он и действительно задница, — решительно произнесла Тея и даже топнула ногой.
— Возможно, но ты же знаешь, что нужно было держать себя в руках: не опускаться до личных оскорблений. — Мэгги строго смотрела в глаза своей подопечной.
Тея поморщилась. Мэгги редко ее в чем-то упрекала, но на этот раз она действительно это заслужила. Гордиться было нечем. Надо же было так взбеситься, чтобы повести себя настолько недостойно леди. Взгляд, которым Мэгги ее наградила, говорил сам за себя. Обе девушки думали об одном и том же — мать Теи никогда не одобрила бы столь дикого поведения своей единственной дочери. И уже не имело значения, что это произошло при соседе и пэре: мать Теодоры не допустила бы ничего подобного даже перед самым младшим слугой, да и дочь воспитывала не грубиянкой и не фурией.
— Остается только надеяться, что виконт не нанесет визит твоему отцу, чтобы рассказать о твоем поведении, — добавила Мэгги.
Тея обмякла на сиденье и опять крепко обхватила себя руками, словно ей было холодно, обдумывая сложившееся положение. Хоть она и вела себя, как капризная школьница, ей по-прежнему очень хотелось увидеть Алабастера.
— Об этом я не подумала, — промямлила Тея.
— Ты особенно не переживай, — посоветовала Мэгги, похлопав Тею по коленке. — Думаю, лорд Клейтон был просто счастлив избавиться от тебя.
— Рано радуется, — буркнула Тея.
— Это ты о чем? — насторожилась Мэгги.
— Да плевать мне на этого Клейтона! Алабастер — мой, и я не позволю этому человеку помешать мне увидеть его.
Мэгги покачала головой.
— И что ты намерена делать?
— Я думаю… я собираюсь… — Тея выглянула в окно и увидела на дорожке мальчишку-грума. В голове тут же мелькнула идея, безумная, но все вполне могло получиться. — Знаешь, если ты сошьешь мне мальчишечью одежду, то я попытаюсь… Мне нужны бриджи, шейный платок и… что там еще.
— Бриджи? — Глаза Мэгги едва не вылезли из орбит. — И мальчишечью рубашку?
— Да, — энергично кивнула Тея. — И еще картуз, чтобы спрятать волосы.
Мэгги зажмурилась и сглотнула.
— Я уверена, что пожалею, миледи, но все-таки спрошу: зачем вам все это?
Тея повернулась и одарила подругу полубезумной улыбкой: она надеялась сойти за подростка, хотя бы временно, чтобы увидеть свою лошадь.
Эван легонько постучал в дверь спальни, но ответом ему была тишина, как всегда. Он немного подождал, повернул ручку и толкнул дверь.
Горничная, как и каждое утро, уже приходила, раздвинула шторы, и через большие застекленные окна в дальнем конце комнаты струился солнечный свет.
Эван постоял несколько секунд, давая глазам привыкнуть к яркому свету, и посмотрел на друга. Тот сидел в кресле в углу комнаты, уставившись в противоположную стену.
Филипп каждый день усаживался в новом месте, но по-прежнему молчал.
— Доброе утро, — поздоровался Эван, входя в комнату и закрывая за собой дверь.
Тишина.
— Сегодня прекрасный день, — добавил Эван.
Деревья за окном стояли в чудесном осеннем уборе. Казалось, что все вокруг пылает. Осень — его самое любимое время года. Но Филипп редко смотрел в окно.
— Как ты себя чувствуешь? — Эван задавал этот вопрос каждое утро, хотя и знал, что ответа не получит. — Я рано утром встречался со своим юристом, потом просмотрел бухгалтерские книги, а после обеда собираюсь покататься верхом.
Довольно затруднительно вести одностороннюю беседу, но именно это рекомендовали доктора. «Ведите себя так, будто ничего не изменилось, милорд. Когда он будет готов — ответит».
Эван надеялся, что они правы, но день проходил за днем, Филипп все молчал, и надежда постепенно таяла.
Они дружили с детства. Их отцы были близки, как родные братья. Мальчишки все делали вместе — учились ездить верхом, охотиться, плавать. Именно во время купания, когда им было всего по семь лет, Филипп показал себя самым преданным другом.
День начался с рыбалки на озере в поместье отца Филиппа. После обеда ловить рыбу им надоело: было очень жарко — и они полезли купаться. Мальчики ныряли и соревновались, кто дольше задержит дыхание. Даже в детстве стремление к лидерству брало верх над Эваном. Именно он должен был победить. Да только в своем стремлении продержаться под водой как можно дольше он нырнул слишком глубоко и зацепился одеждой за корягу.
Видимо, Филипп сообразил, что друг находится под водой слишком долго, и нырнул вслед за Эваном. Ему пришлось ломать корягу, до крови изранив руки, но Эван почти ничего этого не помнил. Филипп схватил его за руку, вытащил на берег и принялся откачивать, стараясь выдавить воду из легких. Наконец Эван закашлялся и пришел в себя. Тут примчались их отцы, услышав крики Филиппа.
В тот день друг спас ему жизнь, и Эван поклялся, что отплатит Филиппу тем же, если возникнет необходимость. В отличие от Филиппа Эван, будучи виконтом, не служил в армии. Вместо этого, как член парламента, он делал все возможное ради победы. У Филиппа не было титула, офицерскую должность он получил в армии, и его отправили на континент.
На войне, раненный в плечо, он упал с лошади, и только через несколько дней после сражения, прочесывая поле боя, его нашли, отвезли в мобильный госпиталь, а затем переправили в Англию.
Эвана не было рядом в тот день, когда его друг нуждался в помощи, не было его и на полях сражений в Европе, но едва услышав, что Филипп ранен, он помчался в Дувр и встретил корабль, на котором тот должен был приплыть. Он оборудовал отдельную карету, чтобы создать все удобства для инвалида, но когда увидел сходившего на берег Филиппа, понял, что пострадало не только тело друга. Филипп, конечно, похудел и побледнел, но страшнее было другое: пострадал его разум. Он шел своими ногами, раны зажили и сломанные кости срослись, но в тот день он не произнес ни слова и молчал до сих пор.
Эван провел еще некоторое время в комнате друга, как обычно, рассказывая о том, что происходило в имении, что вычитал в газетах, потом встал и вышел. Вот так и проходили их встречи каждый день: он говорил, Филипп молчал, но Эван добросовестно выполнял предписания врача и делал для друга все возможное.
Эван прошел мимо окна, остановился и посмотрел вниз, на паддок, где Форрестер и кто-то из конюшенных грумов занимались с Алабастером. Ему хотелось показать лошадь Филиппу, но после долгих обсуждений они с тренером решили, что он сначала должен набраться сил, и только потом ему расскажут про Алабастера.
Спустя несколько мгновений Эван вышел из комнаты, в отчаянии подумав о том, что надежды на выздоровление Филиппа остается все меньше. Он по-прежнему не разговаривает, не выходит из комнаты. Как, скажите на милость, убедить его спуститься в конюшню и сесть на коня?
Эван потратил на Алабастера целое состояние. Стоило ли? Сможет ли животное помочь Филиппу вернуться к жизни? Или все же раны друга больше физические, чем душевные? Только время покажет. Было, однако, и еще кое-что. личность этого человека окутывала тайна, и никому не полагалось знать о его местонахождении.
Тея пониже натянула на лоб картуз, собираясь спрыгнуть с небольшого пони, на котором ехала под покровом ночи в имение лорда Клейтона. Хвала небесам, сегодня светила полная луна, а то бы пришлось пробираться туда в кромешной тьме.
Мэгги была единственной, кто знал, куда отправилась Тея. Они долго спорили, когда девушка поделилась с подругой намерением прокрасться в конюшню Клейтона, да еще и в полном одиночестве, ночью, переодетой мальчишкой, но в конце концов упрямая Тея настояла на своем. Никакой кареты. С какой стати бедный мальчишка заявится туда в карете? А вот пони — то, что надо.
Конечно, Мэгги пыталась предостеречь хозяйку, задав множество весьма разумных вопросов вроде: «А если вас поймают? А что, если охрана начнет стрелять?» Ничего не действовало. Тогда Мэгги вынесла вердикт: «Если вас поймают или подстрелят, то имейте в виду: именно это вы и заслужили».
Тея отрезала: «Да не надо обо мне беспокоиться, все будет хорошо». Теперь, оказавшись на землях Клейтона, она уже не чувствовала такой уверенности и впервые усомнилась в успехе задуманного.
Тея тряхнула головой и поправила картуз. Все уже зашло слишком далеко, так что назад пути нет.
Почти неделю Мэгги потратила на шитье одежды для тайной вылазки Теи. Когда все было готово, девушка подождала еще несколько дней, до полнолуния, чтобы можно было спокойно ехать верхом. Вся эта затея была опасной и рискованной, но очень уж ей хотелось увидеть своего коня!
Она соскользнула с пони и привязала его к дереву. Прежде чем решиться на эту вылазку, она основательно изучила имение лорда Клейтона, к своему восторгу обнаружив в отцовской библиотеке карту округи. Небольшие участки, не отмеченные на карте, Теодора заполнила благодаря визитам к соседке, старой леди Мейфезер, которая знала в Девоне всех и вся и с готовностью делилась сплетнями с каждым, кто имел терпение ее слушать. Она любила Тею, а самым лучшим во всем этом было то, что лорд Мейфезер и граф Блэкстоун много лет были в ссоре и практически не общались, то есть леди Мейфезер вряд ли могла рассказать отцу Теи о том, что девушка заходила к ней и очень интересовалась имением лорда Клейтона.
Благодаря карте и сведениям, полученным от разговорчивой старой леди, Тея тщательно рассчитала расстояние от главной дороги до хозяйственной части имения. Оказавшись на чужой территории, она старалась скрываться под деревьями, окаймлявшими северную ее часть, и держаться в стороне от главной дороги.
Укрывшись за деревом, Тея всмотрелась в даль, за луг, и выдохнула. Конюшня находилась именно там, где она и предполагала, хвала небесам. По ее оценке, бежать до нее не больше мили, если между деревьями, и легкой трусцой. Тея пустилась в путь, радуясь, что не зря упросила Мэгги сшить черную одежду, которая незаметна даже при полной луне.
Ей потребовалось не больше четверти часа, чтобы добраться до конюшни. Тея прижалась спиной к деревянной стене огромного строения, пытаясь отдышаться, а когда дыхание стало ровным, прислушалась. Прохладный ночной воздух отозвался полной тишиной: лошади и грумы наверняка крепко спят.
Она прокралась вдоль стены и оказалась возле первых ворот — разумеется, запертых. Но это ожидаемо. Оглянувшись, Тея увидела деревянный ящик из-под молока и подтащила под окно, что рядом с воротами, потом забралась на него и как можно бесшумнее толкнула раму.
К ее огромному облегчению, она поддалась и поползла вверх. Не заперто! Это настоящая удача. Упираясь ногами в стену, Тея подтянулась и села на подоконник. Давая глазам время привыкнуть к темноте конюшни, посидела, а когда убедилась, что опасностью не пахнет, спрыгнула внутрь и ловко приземлилась на утрамбованную землю. Медленно выпрямившись, Тея огляделась, не напугала ли лошадей и не разбудила ли грумов. Немного подождав, но ничего подозрительного не заметив, она решила, что ей ничто не угрожает и можно идти дальше. Луна светила в окна на дальней стене конюшни, и ее света вполне хватало, чтобы разглядеть огромное помещение. Конюшня лорда Клейтона и вправду впечатляла. Ее определенно проектировал знающий человек. Стена для седел и прочего снаряжения, наковальня для кузнеца, широкие ворота, веревки, вилы, бочки с водой. На втором этаже, по словам леди Мейфезер, спят грумы.
Конюшня в Блэкстоуне тоже очень неплохая, но с этой, конечно, не сравнить. Тюки свежего ароматного сена лежали вдоль стен и свисали со стропил, а таких просторных денников она никогда не видела. Вокруг такая чистота, что хоть званые обеды устраивай. Пахнет кожей, сеном и лошадьми.
Можно много чего сказать про лорда Клейтона, но о лошадях он определенно заботится очень хорошо.
Тея сделала несколько осторожных шажков к центру конюшни. Сердце ее отчаянно колотилось: ведь ее любимый Алабастер где-то здесь. Но где? Она пошла вдоль денников, заглядывая в каждый.
В первом стояла гнедая кобыла с пятнами на носу и длинными мягкими ушами, которые подергивались в прохладном ночном воздухе; во втором — английский чистокровный темно-бурый жеребец, явно предназначенный для скачек; в третьем деннике разместился один из самых великолепных жеребцов серой масти, каких Тея когда-либо видела. Три следующих денника занимали серые красавцы, которые походили друг на друга и наверняка обошлись лорду Клейтону в немалую сумму. У виконта явно хорошие доходы.
Тея медленно пошла дальше. Все лошади были великолепны: чистые, ухоженные, мускулистые, с восхитительными гривами, но Алабастера она не увидела и начала волноваться. Что, если его разместили где-нибудь в другом месте?
Остался всего один денник, самый большой в дальнем конце ряда, и там она увидела очертания крупного животного. Конь в лунном свете был великолепен: это он, ее Алабастер. Она узнала бы его где угодно, даже в полной темноте.
Когда Тея подошла к деннику, конь фыркнул. Учуял ее? Узнал ли? Девушка с трудом сглотнула, слезы обожгли глаза. Наконец-то. Вот он, ее конь. Ее мальчик. Пусть он был жеребенком, когда она видела его в последний раз, но все равно узнала бы где угодно, и, похоже, он ее тоже помнит.
Тея подошла к дверце денника, ощущая невероятное возбуждение, но все же очень осторожно, чтобы не напугать коня, и остановилась. Сердце, казалось, готово выскочить из груди. Она медленно протянула руку, и жеребец, шагнув вперед, ткнулся носом ей в ладонь.
— Вот ты где, мой мальчик, — прошептала Тея, даже не пытаясь сдержать слезы. — Ах как я по тебе скучала!
Он ее помнит! Тея погладила жеребца по бархатному носу, по морде, вытащила из кармана яблоко, которое специально для него захватила. Раньше он обожал яблоки, и она украдкой ему их таскала.
Тея с восхищением смотрела на коня, такого большого, такого красивого, наконец шепнула:
— Ты был в Португалии, да? Наверняка король гордился тобой.
Она опять погладила его нос, и жеребец, фыркнув, ударил копытом.
— Не тревожься, Алабастер. Я тут, конечно, натворила дел, но все равно скоро я тебя заберу. Обещаю.
А дел она действительно натворила: ночью тайком прокралась в конюшню соседа. Большая ошибка — наживать себе врага в лице лорда Клейтона. В результате он не разрешил ей увидеть коня. И имел на это право. Разумеется, она не собиралась выполнять его требование, но теперь понимала, что опозорилась перед виконтом. Наверняка она показалась ему вздорной эгоисткой, учитывая то, как себя вела.
Одна из лошадей вдруг тихонько заржала, и у Теи оборвалось сердце. Она скользнула в тень у дальней стенки денника Алабастера и прижалась к деревянным планкам, чувствуя, что сердце колотится прямо в горле. Спустя несколько напряженных секунд она услышала, как кто-то спускается вниз со второго этажа, громко топая по ступенькам, и с трудом сглотнула. Надо выбираться отсюда.
Но успеет ли она добежать до выхода, чтобы остаться незамеченной? Судя по шагам, лестница где-то в центре конюшни.
Времени на обдумывание не осталось, и Тея решила бежать.
Стараясь оставаться в тени, помчалась она к огромным воротам. Они оказались запертыми, и вряд ли она сможет открыть их сама. Придется выбираться через то же окно.
Большая дверь в середине ближайшей стены распахнулась как раз в тот момент, когда Тея протиснулась в окно.
— Эй, ты, а ну стой! — послышался мужской голос.
Тея спрыгнула на мокрую холодную траву, быстро вскочила на ноги и припустила что есть мочи к ближайшему углу конюшни.
Тот, кто ее заметил, пытался вылезти в это же окно: должно быть, у него не было под рукой ключей, продолжая требовать остановиться. Судя по голосу, мужчина пожилой: вероятно, главный конюх. Тея завернула за угол, и луна осветила дорожку к деревьям. Выбора не было, только бежать. Не останавливаясь, чтобы подумать, Тея припустила через луг. Ноги летели словно сами по себе, выбивая пучки травы.
Ей было слышно, как в конюшне поднялась суета, раздались крики. Видимо, тот, кто ее заметил, позвал на помощь, разбудил грумов, и те присоединились к нему, но обернуться Тея не осмеливалась. Скорее вперед, под защиту деревьев! Она бежала так быстро, как только могла: хвала небесам, всегда была быстроногой. Оказывается, если многие годы гоняться за старшим братом, от этого тоже есть толк.
Наконец-то спасительная роща! И только добежав до своего пони, Тея осмелилась посмотреть назад. Конюшня была ярко освещена фонарями, грумы и мальчишки-помощники уже разошлись веером по лугу в поисках чужака, но, к огромному облегчению Теи, направились на юг, в сторону дома и проезжей дороги, а роща находится в северном направлении.
Она торопливо забралась на пони и пустила его рысью, чтобы поскорее покинуть земли лорда Клейтона, но вздохнула спокойно, только оказавшись дома, в собственной кровати.
Устраиваясь поудобнее на матрасе и поправляя подушку, Тея улыбнулась, совершенно счастливая: все-таки увидела Алабастера, своего обожаемого мальчика! И он ее не забыл. Она сказала Мэгги чистую правду: красть коня не собирается — это ниже ее достоинства. Но как выдержать, зная, что Алабастер так близко, а ей нельзя его навестить! Лорд Клейтон не позволил ей даже взглянуть на коня, и почему-то этот отказ только прибавил ей упрямства.
Тея едва не попалась, но оно того стоило. И, несмотря на опасность, она опять вернется туда, чтобы увидеть своего коня: может быть, в последний раз, перед тем как ляжет снег.
— Простите, что беспокою вас, милорд, но грабитель сегодня опять забрался в конюшню, — сообщил Хамболт, силуэтом видневшийся в дверях спальни хозяина.
Эван сел, откинулся на подушки и протер сонные глаза.
— Какого черта? Сколько времени?
— Почти два часа ночи, милорд, — ответил дворецкий.
Эван выругался себе под нос. Вторую ночь подряд его будили, чтобы сообщить, что кто-то забирался в конюшню.
— Что-нибудь украдено?
— Нет: мистер Херефорд опять его спугнул.
Эван выгнул бровь.
— Странный какой-то грабитель, а, Хамболт?
Дворецкий согласно кивнул.
— Он опять пробрался к деннику арабского жеребца.
— Ах вот как…
Эван почти не сомневался, что две ночи подряд в конюшню пробиралась леди Теодора Баллард. Хоть конюхи и видели подростка, но эта нахалка запросто могла надеть мужское платье. Или это она сама, или тот, кого она сюда отправила. Но что-то здесь казалось Эвану странным, совершенно бессмысленным. Ни в ту, ни в другую ночь чужак не делал ни малейшей попытки украсть коня. Дверь денника не открывали, ворота конюшни тоже оставались запертыми. Вор, пусть даже самый искусный, не смог бы протолкнуть жеребца через окно. И это не принимая во внимание того, что, если бы араба в самом деле украли, первое место, куда пошел бы искать его Эван, была бы как раз конюшня графа Блэкстоуна. Если в конюшню повадилась действительно она, то должна же понимать, что увести коня оттуда невозможно.
Но зачем же тогда она по ночам пробирается туда, одна, или, возможно, отправляет одного из отцовских грумов? Не может же она так рисковать только для того, чтобы навестить жеребца? Или может? Неужели эта дамочка настолько упряма и безрассудна?
Прошлой ночью Эвану сообщили то же самое: кто-то залез в конюшню, но сумел сбежать до того, как мистер Херефорд и другие конюхи подняли тревогу. Эван распорядился подготовиться на случай, если это произойдет опять, и поймать наконец воришку. Очевидно, этот неизвестный, кем бы он ни был, стоял на своих двоих куда увереннее, чем его слуги.
— На этот раз я намерен вызвать констебля, милорд, — сообщил дворецкий, — но подумал, что сначала нужно известить вас.
Эван прищурился и потер глаза, прогоняя остатки сна.
— Сегодня ничего необычного не заметили, Хамболт?
— Нет, милорд. По крайней мере, мистер Херефорд ничего такого не говорил.
— Вы сказали, это мальчишка? — уточнил Эван.
— Да, милорд. По словам конюхов, лет двенадцати-тринадцати.
Эван потер подбородок и зевнул.
— Пока констебля не вызывайте, мистер Хамболт.
— Милорд? — удивился дворецкий. — Тогда, может, я распоряжусь, чтобы старший конюх на всю ночь поставил кого-нибудь к деннику жеребца?
— Нет, спасибо, мистер Хамболт, — медленно проговорил Эван. — Я займусь этим воришкой лично.
Эван сидел в конюшне на тюке сена, который придвинули к стене справа от облюбованного ночным гостем окна. Он уже дважды влезал в конюшню именно здесь, и Эван надеялся, что и в третий раз ничего не изменится. Однако здесь он караулил уже пятую ночь и начинал терять терпение, но странный визитер не появлялся, хотя и должен был. Может, просто испугался, потому что дважды чуть не попался, или ждет, когда подрастет луна? Эван подозревал, что дело именно в этом, и очень надеялся, что сегодняшней ночью так называемый вор вернется: луна была почти полной.
Глаза уже закрывались, бороться со сном становилось все труднее, как вдруг он отчетливо услышал удар по стене. Эван мгновенно выпрямился. Тело напряглось в готовности схватить неизвестного визитера, чтобы раз и навсегда покончить со всем этим.
Он не спешил. По всем признакам это и вправду мальчишка, так что справиться с ним труда не составит, ну а если это леди Теодора, и того проще.
Эван, настороже, но совершенно спокойный, пригнулся, глядя, как со скрипом приоткрывается окно и в него протискиваются плечи и торс незваного гостя. Во всем черном он был практически незаметен, так что ничего удивительно, что конюхи не сумели разглядеть его на лугу. Воришка протискивался все дальше, и Эван в свете луны рассмотрел бриджи и сапоги, а вот лицо разглядеть пока не мог.
Эван дождался, когда непрошеный гость заберется на подоконник и приготовится спрыгнуть в конюшню, и протянул руку, приготовившись схватить воришку, если тот попытается нырнуть обратно в окно:
— Добрый вечер.
Похоже, голос его напугал злоумышленника так, что тот пошатнулся на подоконнике и рухнул вниз, ударившись о землю. Отчетливо послышался треск ломающейся кости, потом то ли крик, то ли стон.
Маленькая фигурка на полу скрючилась от боли, и Эван поморщился. Сомнений не было — незваный гость, кто бы это ни был, сломал ногу.
Эван негромко выругался и зажег фонарь, который прятал под одеялом. Стало светло.
— Повредил ногу? — Он опустился на колени рядом и потянулся к нему, намереваясь посмотреть, что там, но тот тихо и в то же время твердо сказал:
— Не трогай меня!
Эван отдернул руку, хотя даже по голосу еще не мог сказать точно, мальчишка это или леди Теодора, и жестко потребовал:
— Кто ты? И что здесь делаешь?
— Не твое дело! — раздалось в ответ. Если это леди Теодора, то явно старается не выдать себя манерой разговаривать.
— Напротив, — возразил Эван, — как раз мое. Видишь ли, я хозяин этого имения, и, если не хочешь, чтобы передал тебя констеблю, расскажешь, зачем уже не в первый раз проникаешь в мою конюшню.
Бедолага попытался встать, намереваясь, вероятно, сбежать, но тут же рухнул на пол, на сей раз совершенно по-женски вскрикнув, потом, страдальчески поскуливая, дерзко заявил:
— Ну так зови констебля!
Сомнений больше не было: это не мальчишка.
Эван сел на пятки и некоторое время молча рассматривал незваную гостью. Похоже, констебля она не боится. А если даже и боится, у нее здорово получается маскировать страх под напускной бравадой. Рот искривлен от боли, но картуз натянут так низко, а подбородок так глубоко спрятан в шейном платке, что Эван не был до конца уверен, что это леди Теодора.
Но имелся способ это выяснить.
— А что, если вместо констебля я вызову доктора, чтобы осмотрел ногу? — предложил Эван.
— Нет! — в панике возразили ему определенно женским голосом.
Эван понял: если это леди Теодора, то куда больше испугается встречи с доктором, чем с констеблем, потому что тот попросит снять бриджи.
— Так кто ты? — повторил Эван, прищурившись.
Она скрипнула зубами, но не ответила.
— Ну что ж, ты не оставляешь мне выбора. Придется отнести тебя в дом и пригласить доктора.
— Нет! — Она опять попыталась встать, но тут же упала.
— Ты, случайно, нож не прихватила? — поинтересовался Эван на всякий случай.
— Нет! — почти выкрикнула Тея.
— Прости, но я не готов принимать твои слова на веру. — И он протянул к ней руки, явно намереваясь ощупать бока.
Она возмущенно пискнула, а потом потребовала:
— Отцепись от меня, негодяй!
О да, это определенно леди Теодора, вне всяких сомнений.
Эван передумал ее обыскивать и, не допуская возражений, прихватив фонарь, поднял незваную гостью на руки, стараясь не причинить боль. Несмотря на все предосторожности, Тея морщилась и тоненько поскуливала, но Эван видел, что девушка стойко преодолевает боль, и это было достойно уважения. Не каждый мужчина смог бы такое вытерпеть.
Едва подхватив ее на руки, Эван окончательно уверился в том, что это леди Теодора, а не какой-то там мальчишка. Во-первых, от нее пахло женщиной: он сразу же учуял легкий аромат духов. Во-вторых, ее выдавало мягкое нежное тело, а когда Эван прижал ее к себе чуть сильнее, отчетливо ощутил сквозь рубашку груди.
Он негромко выругался. О чем только эта дерзкая девчонка думала! Сломанная нога — меньшая из возможных бед: мистер Херефорд запросто мог подстрелить ее.
Эван молча нес незваную гостью к дому, хотя время от времени та и пыталась вывернуться из его рук. Девицу явно не радовало его решение, но она не оставила ему выбора. И что, собственно, она собирается сделать, если даже сумеет вырваться? Если это действительно перелом, а Эван почти не сомневался, что так и есть, то она не сможет ходить еще долго.
Но храбрости девчонке не занимать, надо отдать ей должное. Она скрипела зубами, чтобы не стонать от невыносимой боли, и лишь крепче обхватила руками его шею. Это еще раз доказывало, что он несет женщину: мальчишка не стал бы так за него цепляться. Иногда лунный свет падал ей на лицо, и тогда Эван видел лоб, покрытый бисеринками пота. Пусть притворяется сколько угодно, но она испугана.
Тут надо действовать осторожно. Он-то понял, что это леди Теодора, но если об этом узнают слуги, репутации леди будет нанесен серьезный урон: сплетни среди них распространяются со скоростью пожара. Пока шел к дому, Эван принял решение привлечь только самых надежных. Кроме того, всю эту историю придется держать в строжайшем секрете до тех пор, пока не придет доктор и не осмотрит ее ногу. Да, так будет правильно. Затем он тайком переправит девчонку в имение ее отца, и пусть себе сидит там, а заодно перестанет лазить в его конюшню и досаждать ему.
Эван вошел в дом через боковую дверь, быстро миновал несколько коридоров и добрался наконец до своего кабинета. Здесь им никто не помешает. Уложив девицу на большой кожаный диван, сам сел подальше от нее и вызвал Хамболта. Его дворецкий — воплощение благоразумия — устроит так, что если о происшедшем кто-то и узнает, то это будут самые доверенные слуги.
Спустя несколько минут Хамболт появился на пороге кабинета. Эван заметил его взгляд, брошенный на незваную гостью, и жестом поманил дворецкого в коридор, плотно прикрыв за собой дверь.
— Вы поймали конокрада, милорд? — спросил тот, в недоумении вытаращив глаза.
— Да, и у меня есть основания думать, что он сломал ногу. Пожалуйста, отправь кого-нибудь в деревню за доктором Бланшаром да прикажи лакею держать язык за зубами. Скажи, что доктор нужен мне немедленно.
— Разумеется, милорд. — Хамболт поклонился и отправился выполнять приказание.
Эван глубоко вздохнул и вернулся в кабинет. Леди Теодора сидела, упершись за спиной руками в диван, сморщившись и глядя на свою сломанную ногу так, словно та предала ее.
Эван взял подушку с другого конца дивана и осторожно подсунул ей под поврежденную ногу. Девчонка поморщилась и едва слышно ойкнула.
— В детстве я тоже ломал ногу, — попробовал завести разговор Эван. — Боль была ужасная. А ты молодец, терпишь.
Ответом ему было каменное молчание.
— Доктор скоро будет, — попытался он еще раз и, прежде чем она успела ляпнуть что-нибудь дерзкое, спросил: — Выпить не хочешь?
Он подошел к буфету и налил в бокал немного бренди.
— Нет! — отрезала Тея.
Эван чуть склонил голову.
— Может, все-таки передумаешь? Когда первый шок пройдет, будет намного больнее. Спиртное обычно помогает.
Должно быть, она решила, что его предложение не лишено смысла, и быстро ответила:
— Ладно, давай. Спасибо.
Эван налил бренди во второй бокал и протянул ей. Она молча поднесла его к губам, сделала глоток и передернулась:
— Фу, какая дрянь: прям отрава.
Он с трудом сдержал смешок. Интересно, она хоть раз пробовала бренди? Скорее всего, нет.
— Уверяю тебя, это не отрава: очень редкий сорт, к тому же подарок герцога.
— Редкий и вкусный не одно и то же, — пробормотала себе под нос Тея, и Эван улыбнулся.
Интересно, долго еще она будет притворяться мальчишкой? Ему хотелось это выяснить.
— Так ты собираешься наконец сказать, зачем лазишь в мою конюшню? Хочешь присмотреть коня, а потом украсть?
— Вовсе нет! — возмутилась Тея и сделала такой большой глоток бренди, что поперхнулась, сморщилась и принялась махать ладонью перед лицом.
— Тогда зачем по ночам забираться в мою конюшню?
Ответом было вызывающее молчание.
Эван сидел напротив Теодоры в большом мягком синем кресле и внимательно смотрел на нее, вращая в бокале янтарную жидкость.
Она поежилась под его взглядом и стиснула зубы. Он даже вообразить не мог, насколько ей больно. Эван сожалел, что настолько ее напугал, что она упала, но, честно говоря, это куда лучше, чем если бы старший конюх ее подстрелил. И может, случившееся заставит ее положить конец всем этим ночным выходкам.
— Ты кто? — спросил Эван.
Она сглотнула и опустила голову так низко, что он едва различал очертания ее лица, но не произнесла ни слова. Он окинул взглядом ее фигуру: все черное: бриджи, рубашка, картуз — помятое, но явно слишком чистое для уличного мальчишки.
Эван сделал глоток бренди.
— Тебе все равно придется назвать свое имя, чтобы я мог отправить тебя домой: самостоятельно ведь не доберешься.
Она поерзала на диване и оперлась на руки, словно собиралась встать.
— Не нужен мне доктор: я ухожу.
Она сумела подняться с дивана, встала на здоровую ногу, пару раз даже прыгнула вперед, но едва попыталась опереться на правую, как тут же упала.
Эван метнулся к ней и успел подхватить, прежде чем она рухнула на пол. Осторожно уложив ее обратно на диван, он опять подсунул подушку под сломанную ногу.
— Надеюсь, тебе понятно, что ничего не выйдет. Позволь врачу осмотреть твою ногу. — Эван старательно делал вид, что верит ей. — Кроме того, боюсь, у тебя и выбора-то нет.
— Я здесь не останусь, — буркнула Тея и опять попыталась встать.
Ну все, довольно! Пора прекратить этот фарс, пока она не пострадала еще сильнее. Девчонка упряма как мул, и бодаться с ней он не намерен.
— Мне кажется, у тебя есть куда более насущная проблема, — сказал ей Эван. Она вздернула подбородок, и он смог увидеть, что глаза у нее серые.
— Это какая же?
— Как убедить доктора, что вы мальчишка, леди Теодора.
С этими словами Эван протянул руку и сорвал с ее головы картуз, выпустив на волю темно-каштановую массу волос.
Да как, черт побери, он ее узнал? Тею сначала бросило в жар, потом в холод. Комната начала вращаться. Она сжала то единственное, что держала в руках, — бокал с бренди, поднесла к губам и одним глотком выпила содержимое. Жидкость обожгла рот и глотку, девушка закашлялась и чуть не задохнулась.
В комнате раздался смех виконта Клейтона.
— Это первый разумный поступок нынешней ночью, — произнес Эван, забирая у нее опустевший бокал.
— Чего вы от меня хотите? — спросила нормальным голосом Тея, пытаясь выровнять дыхание. Больше не было смысла изображать уличного мальчишку.
Лорд Клейтон чуть склонил голову, внимательно посмотрел на нее и, сделав глоток бренди, парировал:
— Вот тут вы ошиблись. Вопрос заключается в том, чего от меня хотите вы. Это не я по ночам пробираюсь в вашу конюшню и пытаюсь украсть вашего коня.
— Вам и незачем, — буркнула она. — Вы его уже украли.
— Прошу прощения, — усмехнулся Эван. — Я купил коня на аукционе, и мы оба это знаем. Мне жаль вас разочаровывать…
— А вам не жаль, что из-за вас я сломала ногу? — выпалила Тея.
Его брови взлетели вверх.
— Незачем лазить по ночам по чужим конюшням.
— Я не пыталась его украсть, — повторила Тея.
Лорд Клейтон опять посмотрел на нее.
— И что же вы тогда делали в моей конюшне? Просто любовались?
— Вот именно.
Лорд Клейтон в первый раз в присутствии леди Теодоры не нашелся с ответом, и прошло некоторое время, прежде чем он наконец выдавил:
— Ну нет, вы не можете говорить это всерьез.
— Вы не понимаете! — выпалила Тея. — Алабастер — мой конь! Он принадлежал мне еще жеребенком, а отец его продал.
— Значит, у него были на то причины…
Тея вскинула руку.
— Избавьте меня от своих умозаключений! Вы ничего не знаете!
Вот так ему! Она не намерена ничего объяснять лорду Клейтону. Ему наплевать на ее прошлое, как наплевать на то, что граф продал обеих лошадей, даже не спросив ни Тею, ни ее мать, и уж точно наплевать на то, что она обожает этого коня.
— Вы правы, — согласился лорд Клейтон, — не знаю.
Ну уж нет, ему не удастся вызвать ее на откровения.
— Видите ли, вы не оставили мне выбора. Отказались продать и даже не позволили просто повидать его! Вот мне и пришлось прибегнуть к такому способу.
Клейтон потер подбородок, глядя на нее.
— Это вы назвали его Алабастером?
— Я.
Тея вспомнила тот день, когда только увидела маленького жеребенка. Это было чудо, само совершенство.
— А почему? — спросил Клейтон. — Он же темный как ночь.
Уголок ее рта дернулся в усмешке, она похлопала ресницами.
— Именно поэтому имя ему так подходит. Или ирония ставит вас в тупик, милорд?
Он покачал головой, хохотнув.
— Вам когда-нибудь говорили, что у вас не язык, а осиное жало?
— А вам когда-нибудь говорили, что у вас манеры дикого кабана?
— Нет. Полагаю, мы квиты.
Тея вздернула подбородок.
— Мне бы хотелось вернуться домой, милорд. Там, среди деревьев, привязан мой пони. Если вы окажете мне любезность и отправите за ним лакея, я уеду.
— Вы не сможете ехать со сломанной ногой верхом даже на пони, да я этого и не допущу. Девушке в одиночку в наших краях ночью небезопасно.
— Мне не впервой, — возразила Тея. Как он смеет указывать ей, что делать?
— Препираться не имеет смысла. Вы одеты как мальчишка, лежите на моем диване со сломанной ногой и хотите, чтобы я привел сюда какого-то пони, отправил вас верхом домой и сделал вид, что ничего не случилось?
— Да, — кивнула Тея, — именно этого я и хочу.
— Значит, вы либо перебрали бренди, либо повредились умом.
Она стиснула зубы.
— Ничего подобного!
— Позвольте мне внести ясность, леди Теодора. Несмотря на то что последние несколько недель у меня от вас одни неприятности, я не намерен отпускать вас в ночи одну со сломанной ногой.
Тея лихорадочно соображала, какие есть варианты. Если она останется, то придется признаться доктору Бланшару, кто она такая. И что скажет доктор? А как она сможет объяснить ему свое состояние? Если пойдут слухи, что ее обнаружили в имении лорда Клейтона, одну, да еще одетую как мальчишка, ее репутация будет уничтожена, но что еще хуже, будет опозорен брат.
Но как бы это ни раздражало, Клейтон прав: абсурдно предполагать, что она сможет одна ночью ехать на пони, притворяясь, что ничего не случилось. Нога ужасно болит, Тея даже шага сделать не может, уж не говоря о том, чтобы забраться в седло. Черт, черт, черт! Почему, дважды повидав Алабастера, она не оставила все как есть?
Вдобавок Мэгги будет за нее волноваться. Тея уже давно должна была вернуться домой, и сейчас подруга наверняка в тревоге мечется по ее спальне. Более того, она же не может попросить лакея отнести Мэгги записку. Он перебудит всю прислугу в особняке, и случившееся обязательно дойдет до отца.
Тея неохотно подняла глаза на лорда Клейтона. Учитывая обстоятельства, он на удивление добр.
— Я не хотела доставлять вам неприятности, — пробормотала девушка, чувствуя не только раздражение, но и вину за то, что обозвала его диким кабаном. Надо же было наломать столько дров!
Лорд Клейтон понизил голос, рассматривая жидкость в своем бокале.
— Сожалею, что не позволил вам повидать коня: просто не понимал, как много это значит для вас.
Тея судорожно втянула воздух. Проживи она хоть сто лет, все равно не предположила бы, что гнусный лорд Клейтон признает свою неправоту. Но и она была не права. Тея не представляла, как выговорить: «Простите, что я пробралась в вашу конюшню, как вор».
Его губы тронула тень улыбки, и он стал таким… О господи! Тея постаралась прогнать эти мысли из своего вероломного сознания. Нашла время!
— Что касается этой истории, — продолжал между тем виконт, — Я намерен сохранить все в тайне, насколько это возможно. В данный момент о том, что вы здесь, известно только моему дворецкому, но и он думает, что вы уличный мальчишка. Доктору Бланшару, разумеется, придется сообщить, но ему можно доверять: он будет держать язык за зубами. Как только он окажет вам помощь, я велю заложить карету, и мои слуги как можно незаметнее доставят вас домой.
Тея медленно кивнула. Удивительно и неожиданно, но есть за что быть ему признательной. Может, ей все же удастся попасть домой без шумихи — ну или почти без шумихи, учитывая все обстоятельства.
Девушка искренне улыбнулась.
— Спасибо.
— После того как мой самый доверенный слуга приведет доктора, — добавил Клейтон, — я отправлю его за вашим пони. Мы привяжем его к карете, и он вернется домой вместе с вами.
Тея облегченно выдохнула.
— Понятия не имею, что сказать отцу про ногу, но я что-нибудь придумаю.
Эван коротко кивнул.
— Это я предоставляю вам, миледи, но будьте уверены, что я никому не расскажу про этот инцидент, если только вы пообещаете, что, когда захотите увидеть Алабастера в следующий раз, заранее сообщите мне об этом, приедете сюда днем, одетая как леди и с соответствующим сопровождением.
От его улыбки, казалось, даже боль прошла.
Тея поерзала на диване и заявила:
— Полагаю, вы не такой уж гнусный человек, милорд.
Его четко очерченные губы расплылись в широкой улыбке.
— Гнусный? Вот, значит, что вы обо мне думали?
— Среди прочего, — призналась она, тоже улыбнувшись, несмотря на пульсирующую боль в ноге.
— Понятно, — отозвался он ровным голосом.
— Я уверена, милорд, что и у вас для меня найдется пара ласковых слов.
Он выгнул бровь.
— Я джентльмен, миледи, так что оставлю их при себе.
Тея подалась в его сторону.
— Ой, да ладно! Скажите хотя бы, что вы обо мне подумали, когда впервые увидели меня.
Он внимательно посмотрел на нее, явно пытаясь подобрать не слишком оскорбительные слова, глубоко вздохнув, ответил:
— Знаете, миледи, я подумал — и сейчас так думаю, — что никогда еще не встречал более упрямого человека: ни мужчины, ни женщины.
Она невольно рассмеялась.
— Отец всегда говорит, что я уже родилась такой. Меня ожидали в декабре, но я появилась на свет только к концу января.
Теперь расхохотался лорд Клейтон.
— И это меня не удивляет. Нет, в самом деле, миледи. И мне очень повезло, что не вы делали ставки против меня на аукционе. Не сомневаюсь, что вам бы я проиграл.
Она вздохнула.
— Да, но своим упрямством я бы отправила отца прямиком в богадельню.
— Зато отправился бы он туда верхом на арабском скакуне.
В коридоре послышались шаги, и Тея на диване выпрямилась, чувствуя, как опять заколотилось сердце. Это доктор Бланшар. Ну вот как ей с ним объясняться? Волосы в беспорядке, как у дамы легкого поведения, да еще бриджи и шейный платок. Бог знает, что можно подумать!
Лорд Клейтон быстро встал.
— Прошу прощения, я на минутку.
Он поставил свой бокал и поспешил выйти в коридор, плотно закрыв за собой дверь. Тея услышала, как он приказывает лакею привести ее пони и никому не говорить об этом ни слова. Лорд Клейтон говорил что-то еще, но едва слышно, обращаясь, вероятно, к доктору. В ответ послышалось неразборчивое бормотание, дверь открылась, двое мужчин вошли в комнату, и Клейтон поспешно закрыл дверь.
— Доктор Бланшар знает, что произошло, леди Теодора, и согласен на полную конфиденциальность и секретность.
— Да, миледи, вам не о чем беспокоиться, — подтвердил доктор Бланшар, державший в руке саквояж, быстро подошел к ней и сел рядом на диван, открыв свой саквояж. — Я окажу вам помощь, потом уеду и никому ни слова не скажу.
В первый раз после падения в конюшне Тея расслабилась. Сердце колотилось уже не так яростно. Клейтон избавил ее от постыдных объяснений, взяв все на себя. Она коротко кивнула.
— Спасибо, доктор. Не могу выразить, как я вам благодарна…
Бланшар кивнул в ответ.
— А теперь давайте посмотрим, что с ногой.
Час спустя нога Теи была аккуратно уложена в деревянный лубок и плотно замотана белой тканью, принесенной одной из горничных лорда Клейтона. В комнату ее не впустили. Лубок требовался, чтобы нога оставалась неподвижной. Надо признать, что осмотр и манипуляции были весьма болезненными, но доктор Бланшар старался все сделать как можно осторожнее и мягче. Кроме того, Тея не сомневалась, что помог еще и выпитый бокал бренди. Она уже начала чувствовать себя едва ли не счастливой и свободной.
Попросив разрешения, доктор Бланшар немного разрезал ее бриджи, прежде чем приступить к осмотру. Хвала небесам, перелом был ниже колена, хоть в этом повезло. Закончив с перевязкой, доктор дал Тее изрядную порцию настойки опия, и ее сразу потянуло в сон.
— Ну вот, этого должно хватить. — Бланшар вытер пот со лба. — Теперь будьте как можно осторожнее, и вам нужно поспать.
— Конечно, — сказала Тея, уже почти засыпая. — Спасибо, доктор. Обещаю, что отправлюсь прямиком в кровать, как только доберусь до дома.
Она подвинулась к краю дивана, намереваясь хотя бы встать… с помощью. Нужно как можно быстрее попасть домой.
— Я больше не буду вам обузой, лорд Клейтон, — пробормотала Тея, когда доктор позволил ему войти в комнату. — Будьте так любезны, прикажите подать карету, чтобы меня отвезли домой.
Лорд Клейтон тотчас же направился к двери, чтобы отдать распоряжение, но его остановил недоуменный голос доктора.
— Домой? Миледи, вы не можете никуда ехать: только полный покой.
Клейтон замер и резко развернулся. Брови его сошлись на переносице, лицо превратилось в грозную маску.
Тея широко распахнула глаза и сглотнула: наверняка просто ослышалась.
— Что вы имеете в виду?
Доктор покачал головой.
— У вас в высшей степени скверный перелом, со смещением кости, так что о том, чтобы шевелить ногой, некоторое время не может быть и речи.
— Что вы хотите этим сказать? — с трудом прошептала Тея, почувствовав, как спазмом сдавило горло. Комната опять начала вращаться.
— Это значит, что вам нельзя никуда ездить, и тем более в карете. До тех пор пока кость не срастется в достаточной степени, вам придется оставаться здесь.
На следующее утро, хотя солнце едва приподнялось над лугом, Эван уже расхаживал взад-вперед перед дверью спальни, в которую отнес леди Теодору ночью, сразу после ухода доктора Бланшара. Кроме Джеймса, доверенного лакея, Эван выбрал еще Розали, горничную, которой полностью доверял, и экономку, миссис Котсволд. Эти трое будут ухаживать за леди Теодорой. Если ограничиться только теми слугами, которым уже все известно (включая Хамболта), возможно, история о ее пребывании в его особняке не просочится наружу.
Эван потер затылок и опять зашагал. Должен ли он зайти к ней? Или лучше оставить ее в покое? Ночью они так и не поговорили: после ухода доктора Бланшара леди Теодора сразу же заснула. Эван решил сам отнести ее наверх, в самую уютную гостевую спальню, потом позвал миссис Котсволд и Розали, чтобы устроили леди Теодору как можно удобнее, и ясно дал понять, что никто, кроме него самого и тех слуг, кто уже посвящен в тайну, не должен знать о ее присутствии в доме.
Только вряд ли она обрадуется, когда проснется, тут сомневаться не приходится. Когда доктор Бланшар сообщил, что она не сможет поехать домой, на ее лице появилось выражение ужаса. И винить он ее за это не мог, поскольку и сам испытывал нечто похожее. Как, скажите на милость, они смогут провести под одной крышей несколько недель? Они не просто абсолютно чужие друг другу люди, а враги: в те два раза, что им пришлось встретиться, оба были готовы вцепиться друг другу в глотку. А теперь она станет гостьей в его доме? Да эта нахалка — ходячая неприятность, и доказывает это снова и снова. Конечно, теперь не ходячая, у нее сломана нога, но неприятностью от этого она быть не перестала. А если добавить сюда еще непременный скандал, который случится, узнай кто-нибудь, что леди Теодора здесь, это может плохо сказаться на его политической карьере. Что, если узнает леди Лидия? Тогда о женитьбе можно забыть.
Однако и сам он не совсем без вины. Не напугай он ее там, в конюшне, она бы не свалилась с подоконника и не сломала бы ногу. С другой стороны, ведь он не знал, что это она. А теперь вот он вынужден месяц, а то и больше мириться с ее присутствием в своем доме.
Но сначала главное. Эвану пришлось взять на себя неприятную задачу: в предрассветные утренние часы отправить лорду Блэкстоуну письмо с объяснением сложившейся ситуации, — и теперь в любую минуту ожидалось прибытие графа.
— Вы так и будете расхаживать там все утро или все же зайдете? — послышался из спальни недовольный голос леди Теодоры.
Эван остановился и невольно улыбнулся. А чего еще он от нее ждал? Ночью она страдала от боли. И хоть доктор оставил какое-то лекарство, чтобы облегчить ее состояние, ей вряд ли намного стало лучше. Он вспомнил, как она упрекнула его в отсутствии чувства юмора из-за того, что не понял, почему вороного коня назвали Алабастером. Нет, эта нахалка не просто храбрая, а дерзкая на грани грубости. Невозможно угадать, что вылетит из ее рта в следующую секунду. Похоже, травма никак не повлияла на ее характер.
Постаравшись сделать лицо совершенно непроницаемым, Эван толкнул дверь и заглянул внутрь.
— Как вы узнали, что это я?
— А кто еще стал бы протирать дыру в полу? — съязвила она.
— Вы в приличном виде? Мне можно войти?
Последовал долгий вздох.
— Мне выдали пеньюар, о таинственной хозяйке которого я ничего не знаю, и я прикрыта одеялом до самой шеи. Выгляжу настолько прилично, насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах.
Ну что ж, этого вполне достаточно. Эван вошел в просторную комнату, выдержанную в белом цвете с оттенками голубого. Его мать любила эту гостевую спальню — самую уютную и изысканную, — поэтому он и выбрал ее для леди Теодоры.
Она казалась крошечной на огромной кровати, укрытая одеялом до самого подбородка, так что Эван мог видеть только ее голову. Это было так забавно, что он с трудом подавил смех. Леди Теодора выглядела такой юной и хорошенькой, несмотря на темные круги под глазами. Вот только лицо ее было значительно бледнее, чем накануне: наверняка сильно болит нога. Эван почти посочувствовал ей, но поспешил прогнать такие мысли.
— Думаю, это или экономка, или горничная одолжили вам одну из своих вещей. Я постарался, чтобы как можно меньше слуг знали о вашем присутствии.
Теодора кивнула.
— Это та горничная, что приходила проведать меня на заре? Я должна сама ее поблагодарить.
— Да, она самая. Ее зовут Розали.
— Это ведь не вы… вчера меня переодевали, правда? — осторожно спросила Тея.
Он выгнул бровь.
— Разумеется, нет. За кого вы меня принимаете? Я отнес вас наверх, сюда, и предоставил заботам Розали и миссис Котсволд.
У него разыгралось воображение или она вправду покраснела? Уму непостижимо: она умеет краснеть!
— Ну, тогда спасибо вам, — отозвалась Тея, подтягивая одеяло еще выше, едва не до самых глаз.
— Разумеется, мне не подобает заходить в вашу спальню, — сказал Эван, — но, полагаю, мы с вами давно отбросили условности. Как вы себя чувствуете?
— Кажется, что переломаны все кости, а не только нога, — призналась Тея.
— Сочувствую вам, — почти искренне проговорил Эван, подавив очередную улыбку и желание добавить, что так ей и надо: нечего лазить по чужим конюшням, черт бы ее побрал.
Тея тяжело вздохнула и произнесла:
— Я такая идиотка: натворила дел.
Эвана немало удивила ее самокритичность.
— Приятно слышать, что вы осознаете свою ответственность за эти неприятности. Может, вы все же не настолько упрямы, миледи, как мне показалось.
— О да, уж поверьте, — согласилась Теодора, неопределенно помахав рукой и уронив ее на одеяло.
Он негромко фыркнул, а затем сказал:
— Я позволил себе написать вашему отцу и…
— Что вы сделали? — Она резко села, глаза ее широко распахнулись.
Эван отступил от кровати и, сморщившись, потер ухо: похоже, он здорово ее разозлил.
— Да, чтобы он знал, что произошло и почему вы здесь находитесь. По словам Джеймса, моего лакея, доставившего письмо, лорд Блэкстоун сегодня приедет навестить вас.
Тея прижала ладони к щекам.
— Да зачем, ради всего святого, вы втянули в это моего отца?
Эван склонил голову и с любопытством посмотрел на нее.
— А вы бы предпочли, чтобы я никому ничего не сказал и позволил вашей семье думать, что вас похитили или вы просто сбежали из дому?
Теодора возмущенно фыркнула.
— Я сама собиралась написать Мэгги и сообщить, что со мной все хорошо.
— Мэгги? — переспросил Эван.
— Моей камеристке.
Эван кашлянул, прочищая горло.
— Возможно, вам кажется, что этого вполне достаточно, но я, как джентльмен, не могу допустить, чтобы вы оставались здесь, не сообщив отцу подробности происшедшего. Думаю, вы и сами должны понимать почему.
Тея задумалась, наморщив носик, но, судя по выражению ее лица, она по-прежнему этого не понимала. Девица уже собралась было открыть рот и, вне сомнения, вывалить на него очередную кучу дерзостей или колкостей, но в дверь легонько постучали, прекратив их обмен любезностями. Эван обернулся и увидел Хамболта. Дворецкий определенно сожалел, что помешал им.
— Прошу прощения, милорд, но отец леди Теодоры ждет в гостиной и желает видеть ее.
— Разумеется, — сказал Эван, торопливо выходя из комнаты. — Я сам его сюда провожу.
Он не обернулся и не взглянул на незваную гостью. Если лорд Блэкстоун застанет его наедине с дочерью, это будет в высшей степени неловко. Остается надеяться, что леди Теодора не расскажет отцу об этом.
Спускаясь вниз, он потер ладонью лицо. Очень хотелось спать, а ему предстоит еще неприятный разговор с графом о том, что леди Теодоре придется провести в доме холостого джентльмена не меньше полутора месяцев.
Тея откинулась на подушки и уставилась на фрески на потолке спальни. Как, во имя всех святых, ее угораздило попасть в такую передрягу? О, ей слишком хорошо известен ответ. Все из-за ее ослиного упрямства: оно причина всех неприятностей. Отец постоянно твердил, что упрямство — это самая неприглядная черта ее характера. Даже мама не раз журила ее за это. И Тея была согласна с этим. И вот опять та же ситуация.
Она должна была написать лорду Клейтону, извиниться и вежливо попросить разрешения повидать Алабастера. И ей не следовало возвращаться в конюшню после того, как дважды все закончилось удачно. Она не должна была одеваться как мальчишка и залезать в конюшню через окно. Нужно было все сделать по-другому, а теперь в результате своего упрямства она лежит в элегантной спальне в особняке лорда Клейтона, в чьей-то чужой одежде и не знает, как рассказать отцу, каким образом тут очутилась.
По какой-то необъяснимой причине лорд Клейтон действительно считает, что она останется здесь, пока не срастется нога, а это, разумеется, исключено. О, виконт сделал то, что считал правильным: удобно устроил ее в этой спальне и сообщил отцу, где она находится. Собственно говоря, он совершил единственно возможный благородный поступок, и даже более того: позаботился, чтобы об этой истории стало известно как можно меньшему количеству слуг. Но не может же лорд Клейтон думать, что она и вправду останется в его доме, несмотря на слова доктора, которого вряд ли волнуют такие «мелочи», как скандал и репутация. Но ее-то волнуют, да еще как. И вовсе не из-за себя, а из-за Энтони. Она ни за что не позволит себе запятнать его доброе имя. Когда-нибудь Энтони захочет жениться, но подмоченная репутация сестры может разрушить все его планы.
И, как будто этого мало, Тея не может оставаться здесь и по другой причине. Они с виконтом едва знакомы и с трудом переносят друг друга. Может, на время они и заключили очень условный мир, но друзьями не стали. Будет в высшей степени неловко злоупотреблять его гостеприимством: ведь гостья она нежеланная и незваная, оказавшаяся тут только потому, что тайком пробралась в его конюшню и имела несчастье сломать ногу, пусть даже по его вине. Крайне щекотливая ситуация.
Тея поднялась повыше на подушках. Сломанная нога проехалась по матрасу, и девушка стиснула зубы от боли. Неплохо бы выпить еще порцию опия, но попросить она не решалась. При разговоре с отцом ей необходима светлая голова. Конечно же, он с ней согласится, иначе просто не может быть. Он ведь и приехал, чтобы забрать ее отсюда, в этом Тея не сомневалась. А иначе зачем он проделал такой путь? Отец поймет, что ее необходимо как можно скорее увезти из этого дома, тем самым предотвратив сплетни и скандал. Это ведь вполне логично.
Тея окинула взглядом элегантную спальню. Если конюшня лорда Клейтона показалась великолепной, то особняк и вовсе шикарный. Ее собственную спальню в родном доме и не сравнишь с этой. Огромная кровать, на которой она лежала, была застлана великолепным постельным бельем тончайшей работы. Рядом с камином устроена зона отдыха с кушеткой, обитой светло-голубым шелком. Чайный сервиз из серебра высшей пробы на буфете у окна горит в солнечных лучах. В белой вазочке на прикроватном столике букетик свежих маргариток. Вышитые светло-голубые шторы отдернуты, и сквозь высокие, от пола до потолка, окна комнату заливает свет.
Тея посмотрела на украшенный резьбой светло-коричневый платяной шкаф у дальней стены. Интересно, ее бриджи там? Девушка невольно улыбнулась. Совершенно непонятно, в чем она поедет домой. Может, просто закутается в одеяло? Впрочем, какая разница. Уж как-нибудь они найдут способ незаметно перенести ее в карету, не потревожив ногу, а там она просто пристроит ее на подушках, вот и все. И одежда тут вообще ни при чем.
В коридоре послышались шаги: шли явно двое. Тея сглотнула. Рассержен отец или ему стыдно? Скорее всего, и то и другое. Она со свистом втянула воздух, подтащила повыше одеяло и замерла в ожидании.
Впрочем, долго ждать не пришлось. Спустя несколько секунд отец вошел в комнату, и по его лицу Тея мгновенно поняла, что он и в самом деле рассержен и ему очень стыдно. Дверь за ним закрылась, послышались удалявшиеся шаги лорда Клейтона. Тея облегченно выдохнула. По крайней мере виконт дал им возможность побеседовать наедине. Очень порядочно с его стороны.
Она опустила голову, в душе презирая себя за то, что ведет себя как провинившаяся школьница. Недовольство отца всегда вызывало у нее такое ощущение… словно она не достаточно хороша для него и никогда не будет.
— Теодора, — произнес он своим низким голосом, в котором отчетливо слышалось разочарование.
— Отец, — отозвалась она, стараясь сохранять спокойствие. Возможно, ей все-таки следовало попросить настойку опия.
— Как ты себя чувствуешь?
Отец всегда джентльмен: сначала справится о здоровье, а уж потом начнет читать нотации по поводу ее поведения.
— Хорошо, — просто ответила Тея. — Обо мне отлично позаботились.
Ну хоть это чистая правда.
Отец подошел к кровати ближе, уперся кулаками в бока, посмотрел на нее сверху вниз и резко произнес:
— Рад это слышать. — Выражение лица его стало жестким: похоже, с любезностями покончено. — Всю дорогу сюда я пытался сообразить, каким образом ты оказалась в имении нашего соседа, лорда Клейтона, посреди ночи, да еще и ногу сломала. Могу только предположить, что это как-то связано с той проклятой лошадью. Что, по-твоему, ты творишь?
Его ноздри раздувались от гнева. Тея вздрогнула и с трудом сглотнула.
— Вообще-то я не думала, что сломаю ногу.
— Не смей мне дерзить! Почему ты вообще здесь оказалась? — с каменным лицом потребовал ответа граф.
Тея потеребила одеяло.
— Вы правы. Это действительно связано с Алабастером.
Блэкстоун ущипнул себя за переносицу.
— Пожалуйста, скажи, что это неправда и ты не пыталась украсть коня.
Тея нахмурилась.
— Это лорд Клейтон вам сказал?
— Он мне вообще ничего не говорил: пока еще не представилось возможности. Меня разбудили ни свет ни заря и сообщили, что доставлено срочное известие от виконта и лакей ждет моего немедленного ответа.
— И что говорилось в письме?
Тея немного успокоилась, узнав, что лорд Клейтон не говорил отцу, будто она пыталась украсть коня. Отец просто предположил это. Впрочем, это ничуть не лучше.
Отец опять заговорил отрывисто:
— В письме сообщалось, что ты сломала ногу, и что доктор рекомендовал не трогать тебя с места.
Тея облегченно выдохнула. Значит, лорд Клейтон не сказал отцу, что она вырядилась мальчишкой и что ее поймали, когда она пыталась тайком проникнуть в конюшню. Это хорошо. Чем меньше он знает, тем лучше.
— Я сломала ногу случайно, когда хотела взглянуть на Алабастера, — решилась сказать Тея. В общем-то это правда, и не так стыдно признаваться.
— Это я понял! — отрезал граф. — Но почему, во имя всех святых, ты оказалась в имении лорда Клейтона посреди ночи? Почему не пришла днем, со спутницей? Да и зачем ты вообще сюда явилась? Лорд Клейтон выиграл аукцион честно, и тебе это известно.
Тея опустила голову. Отец обладал удивительной способностью заставить ее чувствовать себя непослушным ребенком, и при этом не имело значения, сколько ей лет. И хуже всего то, что он кое в чем прав. Она действительно вела себя как эгоистичное, избалованное маленькое чудовище. И в подтверждение этому — ее сломанная нога.
— Простите, отец. — Она водила пальцем по крошечным голубым цветочкам, вышитым на одеяле, чтобы не встречаться глазами с полным неодобрения взглядом отца.
— И мне действительно жаль, что мы не выиграли аукцион, Теодора, но вряд ли это достаточное основание вести себя подобным образом.
Есть только один способ выйти из этого тупика. Как можно искреннее раскаяться, извиниться и убедить его немедленно увезти ее домой. Чем больше спорить с отцом, тем дольше ей придется оставаться в этой кровати, в этом доме.
— Я знаю, — начала Тея. — И согласна с вами, что вела себя безобразно. Приношу мои извинения вам и, конечно, еще раз извинюсь перед лордом Клейтоном. Мне очень стыдно за все, что я натворила, и клянусь: больше никогда не попытаюсь пробраться сюда тайком. А теперь, пожалуйста, отвезите меня домой.
К ее удивлению, брови отца взлетели вверх от изумления.
— Домой?
Тея прищурилась. В душе возникло нехорошее предчувствие.
— Ну да, мы же едем домой, так?
— Ни под каким видом! Внизу, в гостиной, дожидаясь, когда можно будет подняться к тебе, я разговаривал с доктором Бланшаром. Он пришел, чтобы осмотреть твою ногу, и зайдет к тебе сразу же, как только мы поговорим. Он совершенно четко сказал, что тебя нельзя никуда перевозить, пока не срастутся кости.
Внутри нарастала паника, Тею замутило.
— Я знаю, что он так сказал, но мы же можем ехать осторожно.
Отец покачал головой.
— Дорога домой долгая и вся в рытвинах и ухабах. По словам доктора, мы можем нанести твоей ноге непоправимый ущерб: если кости срастутся неправильно, ты навсегда останешься хромой.
Тея сглотнула. Хромой? Не очень-то обнадеживающе, но она готова пойти на риск, если это означает навсегда покинуть дом виконта Клейтона.
— Но я просто не могу тут остаться: мне здесь не рады.
— Совсем напротив. Я перекинулся с виконтом Клейтоном всего несколькими словами и прежде, чем уеду, намерен подробно поговорить, но пока мы поднимались по лестнице, он заметил, что ты можешь находиться в его доме до тех, пока не поправишься. Он понимает, насколько серьезно твое положение. Очень любезно с его стороны. Ты должна быть ему благодарна.
— Любезно? Благодарна? — повторила Тея. От паники перехватило горло, и голос ее стал высоким и пронзительным. — Виконт просто вел себя по-джентльменски, отец. Он рад видеть меня тут не больше, чем я — здесь находиться.
Тея просто поверить не могла, что отец всерьез намерен оставить ее здесь. Ее тошнило, и она прижала руку к животу.
Граф пожал плечами.
— Сомневаюсь, что лорд Клейтон в восторге, но с его стороны чрезвычайно любезно предложить тебе кров и уход. А вот ты неблагодарна, Теодора.
Тея зажала рот ладонью. Неужели это происходит наяву и она не застряла в ночном кошмаре? Или это следствие опия? Отец должен образумиться!
— Вы же не можете не понимать, что мое пребывание здесь приведет к скандалу. Если пойдут слухи, что я нахожусь в доме лорда Клейтона, вся округа начнет гадать, как я сюда попала. И очень скоро сплетни долетят до Лондона.
Граф изогнул бровь.
— Согласен, это вполне вероятно. Только тебе следовало подумать об этом до того, как лезть сюда посреди ночи.
Голос Блэкстоуна сочился гневом и неодобрением.
— Отец, прошу вас! — Тея пришла в отчаяние. — Подумайте о репутации нашей семьи! Подумайте об Энтони! Если случится скандал, это разрушит его будущее!
Ноздри отца раздулись, и, повернувшись к двери, он заявил:
— Да, возможно. И я намерен предоставить тебе право объяснить брату, почему ты сделала то, что сделала. А теперь я ухожу. Мэгги приехала со мной и привезла сундук с вещами, которые могут тебе потребоваться. Она останется здесь, с тобой, как компаньонка и сиделка, так что обузой для лорда Клейтона и его прислуги не будешь. А своим слугам виконт намерен сообщить, что нанял Мэгги недавно.
Но это же безумие.
— Сохранить все в тайне все равно не получится. Слухи наверняка расползутся. — Тея откинула одеяло и попыталась сдвинуться к краю кровати, но боль была невыносимой, и она с досадой стиснула зубы. — Вы не можете оставить меня здесь, отец! Кто будет заниматься подготовкой рождественского бала? — Она понимала, что в данном случае этот аргумент смехотворен, но отчаяние затуманивало ее сознание и она хваталась за соломинку.
Граф уже взялся за дверную ручку.
— Напротив, Теодора: я не только могу оставить тебя здесь, но именно так и намерен поступить. А подготовкой займутся слуги. Ты успеешь вернуться домой к самому балу, не волнуйся. — Он открыл дверь и обернулся. — А за это время, возможно, ты научишься вести себя как благодарная гостья в доме лорда Клейтона.
Он уже шагнул через порог, когда Тея воскликнула:
— Как долго мне придется здесь торчать? Неделю? Две?
Отец остановился.
— Пока не срастутся кости. И не забывай, что ты леди: следи за языком.
— Ради всего святого, и как долго это будет происходить?
До нее донесся монотонный голос отца:
— По словам доктора Бланшара, по меньшей мере месяц-полтора.
— Полтора месяца? — в ужасе повторила Тея, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. — Я не могу оставаться здесь так долго. Наверняка можно увезти меня и раньше.
— Доктор так не считает. А теперь я иду обсудить детали с виконтом Клейтоном и заверить его, что ты будешь вести себя, как и надлежит леди. Смотри, Теодора. Не опозорь меня.
Легкий стук в дверь кабинета заставил Эвана оторваться от бухгалтерских книг, и он крикнул:
— Войдите!
Дверь открылась, в кабинет вошел граф Блэкстоун. На его немолодом лице застыло несчастное выражение обреченности.
Эван отодвинул кресло и встал.
— Выпьете чего-нибудь, Блэкстоун? Сейчас, конечно, еще рановато, но в сложившихся обстоятельствах глоток спиртного не помешает.
— Нет, благодарю, Клейтон. Надеюсь, я не отниму у вас много времени: последние двадцать четыре часа вам и так пришлось заниматься нашими семейными делами.
— Это не беда, милорд, — отозвался Эван. Ему было немного жаль старика. У него чересчур энергичная дочь, склонная вечно попадать в неприятности. Вряд ли граф в состоянии следить за ней день и ночь.
— Еще какая беда, Клейтон, — возразил Блэкстоун, — но вы порядочный человек, раз решили помочь нам.
— Пожалуйста, присаживайтесь, — предложил Эван, показав на два кресла, стоявших перед письменным столом.
Блэкстоун опустился в ближайшее к двери и вздохнул.
— Боюсь, если моя дочь вобьет себе что-нибудь в голову, переубедить ее невозможно.
Эван хмыкнул.
— Это я уже заметил, милорд.
Блэкстоун откинулся на спинку кресла.
— Лошадь, тот арабский жеребец. Она уверена, что он принадлежит ей — ну или должен принадлежать, — потому что когда-то она действительно им владела.
Эван кивнул.
— Да, милорд, я понимаю.
— Заметьте, я не оправдываю ее поведение, — продолжил Блэкстоун. — Просто хочу объяснить, почему она доставила вам столько хлопот. Даже сейчас она все еще надеется выкупить жеребца. — Старик покачал головой.
— Да, — кивнул Эван. — Леди Теодора говорила вам, что предложила мне вдвое больше, чем я заплатил на аукционе?
Брови Блэкстоуна взлетели вверх.
— Что? Нет, это невозможно! У нас просто нет таких денег. А если бы и были, я бы не потратил столько на лошадь, даже будь она золотой!
— Я вас ни в чем не виню, — произнес Эван. — И, разумеется, отклонил ее предложение.
— Ее мать умерла, когда она была совсем ребенком, и я всегда думал, что в последние годы ей не хватало женской направляющей руки и поддержки, — вздохнул Блэкстоун. — Возможно, мне следовало жениться еще раз, чтобы у Теодоры появилась мачеха. А вместо этого я ей попустительствовал как мог. К примеру, арабский жеребец — это уже чересчур. Мне вообще не следовало соглашаться на участие в аукционе.
Глядя на лорда Блэкстоуна, который показался ему вполне здравомыслящим человеком, Эван очень хотел задать ему один вопрос, но не знал, будет ли это корректно, наконец решился:
— Могу я спросить, почему вы решили продать коня, милорд, если он так много значил для вашей дочери?
Блэкстоун пожал плечами и, чтобы скрыть неловкость, стал рассматривать свои ногти.
— Харлоу предложил мне сумму, от которой я не смог отказаться. По всей видимости, у этого жеребца безупречная родословная. Моя покойная жена лично выбирала кобылу, которая дала прекрасное потомство. Мать Теодоры превосходно разбиралась в лошадях. Откуда я мог знать, что моя дочь примет продажу коня так близко к сердцу?
«Мог бы ее спросить», — подумал Эван, глядя на графа, но лорд Блэкстоун явно не из тех, кого волнуют чьи-либо чувства. И во второй раз за день Эван слегка посочувствовал леди Теодоре, а также решил не говорить графу, что его дочь трижды пробиралась в его конюшню посреди ночи. И небрежное отношение графа к юной леди только укрепило его в своем решении. Более того, он не собирался сообщать графу, что его единственная дочь переодевалась мальчишкой.
— Понятно, — поэтому ответил он просто, а Блэкстоун опять покачал головой.
— Упрямее Теодоры девушек, да и вообще кого бы то ни было я не встречал. Эван улыбнулся.
— Не судите ее слишком строго, лорд Блэкстоун. Это не самая плохая черта характера. Я поймал себя на мысли, что она стала бы отличным армейским офицером. Жаль, что это невозможно, а то французы сдались бы без боя, едва столкнувшись с леди Теодорой.
Лорд Блэкстоун хохотнул.
— Похоже, вы уже немного узнали мою дочь, милорд. Простите, что она создала вам столько проблем. Сожалею, что не могу забрать Теодору домой: доктор Бланшар не советовал трогать ее с места.
— Это верно. Он опасается, что из-за длительной поездки сместятся отломки кости, и тогда вашей дочери грозит хромота.
Блэкстоун распахнул пальто и вытащил из внутреннего кармана небольшой кожаный бумажник.
— Я готов оплатить все расходы: питание, уход и так далее. В общем, все, что ей потребуется. Пожалуйста, присылайте все счета мне.
Граф открыл бумажник и вытащил несколько крупных купюр, но Эван отодвинул деньги.
— В этом нет необходимости, милорд. Я намерен относиться к ней как к почетной гостье. В конце концов, она моя соседка.
Блэкстоун нахмурился.
— Теодора не ваше бремя, милорд, а мое.
— Тем не менее, — возразил Эван, подумав, что вряд ли любящий отец назвал бы единственную дочь бременем. — Мне не требуются средства, чтобы предоставить ей кров.
Блэкстоун окинул Эвана удивленным взглядом, но все же засунул банкноты обратно в бумажник и убрал его в карман.
— Ну что ж, пусть будет так, как вы решили. Оставляю здесь еще камеристку Теодоры Мэгги и лакея Джайлса. Я распорядился, чтобы Мэгги присылала мне с Джайлсом сообщения, если Теодоре что-нибудь потребуется, пока она здесь.
— Благодарю вас, милорд, и даю слово сделать все возможное, чтобы о ее присутствии здесь больше никто не узнал. Но даже если что-то все же просочится, мы всегда можем сказать, что она просто каталась на лошади неподалеку, сломала ногу, и мое имение оказалось ближайшим, поэтому ее и принесли.
Блэкстоун скептически взглянул на него.
— Если бы скандальные слухи заключались только в этом, Клейтон, я бы с вами согласился. Но если станет известно, что она была здесь посреди ночи, боюсь, никакие сказки ничего не изменят.
— Не буду с вами спорить, милорд: поживем — увидим. — Эван поднялся проводить гостя к двери. — Но, несмотря ни на что, могу вас заверить, что вашей дочери будет обеспечен полный комфорт на все время ее пребывания в моем доме.
Лорд Блэкстоун открыл дверь и посмотрел на Эвана.
— Только не перестарайтесь, Клейтон. Этой девице не помешает некоторая доля неудобств.
Едва доктор Бланшар закончил осмотр и ушел, дверь распахнулась, в спальню ворвалась Мэгги и подбежала к кровати с глазами полными тревоги:
— Как вы себя чувствуете, миледи?
Не дожидаясь ответа, Мэгги откинула одеяло и, увидев черно-синюю ногу, ахнула и отшатнулась. Синяки были видны ниже и выше белой повязки.
— Ой, мамочки, какой ужас!
— Да, ты права, — согласилась Тея, подтягивая одеяло вверх. — Но куда ужаснее другое.
— Граф сказал, что нам придется остаться тут на месяц или даже полтора, — сообщила Мэгги.
— У него совсем плохо с головой, — язвительно отозвалась Тея.
— Да, но он сказал что-то насчет хромоты, — возразила Мэгги. — Это мне совсем не понравилось.
Тея с силой ударила кулаком по матрасу.
— Неужели хромота хуже, чем погубленная репутация? Причем не только моя, но и Энтони? Если кто-нибудь узнает, что я здесь, доброе имя нашей семьи втопчут в грязь. Но отцу, похоже, на это совершенно наплевать.
— Это и вправду кажется довольно недальновидным с его стороны, — согласилась Мэгги, заламывая руки. — Наверняка можно принять какие-то меры предосторожности с твоей ногой и все-таки довезти тебя до дома.
— Вот и я так думаю, — вздохнула Тея. — Но он даже слышать об этом не желает. Мэгги закусила губу.
— Ваш отец велел мне сделать вид, будто меня только что нанял лорд Клейтон.
— Как будто это не вызовет сплетен внизу, среди прислуги, — закатила глаза Тея.
— Мне тоже так кажется, — сказала Мэгги.
— В общем, похоже, мы здесь надолго, — со вздохом заключила Мэгги, рассматривая комнату. — Ну, зато здесь очень красиво и уютно: сразу видно, что дом прекрасно содержат. Должно быть, у лорда Клейтона огромное состояние.
— Да, но я не готова торчать здесь так долго, еще чего! — выгнула бровь Тея.
Мэгги резко повернулась и посмотрела на нее.
— О нет! Пожалуйста, только не говорите мне, что собираетесь сбежать со сломанной ногой!
Губы Теи расплылись в торжествующей улыбке.
— С радостью бы, но увы…
— Как будто раньше вас что-то останавливало, — возразила Мэгги, скрестив руки на груди.
Тея поджала губы и вздернула носик.
— Ну, как бы там ни было, а на этот раз у меня совершенно другие планы.
Мэгги застонала и опустила голову.
— Не хочу даже слышать об этом.
— Не понимаю почему. План совершенно разумный и здравый, — заявила Тея и решительно кивнула.
— Ну ладно, — вздохнула Мэгги, подняла голову и снова посмотрела на хозяйку. — Что вы задумали на сей раз?
Тея чопорно положила руки на одеяло.
— Я намерена обратиться к Энтони с просьбой забрать нас.
Эван долго раздумывал, стоит ли спросить леди Теодору, не пожелает ли она пообедать с ним у себя в спальне. Разумеется, ее присутствие здесь — тайна для всех, кроме нескольких доверенных слуг, поэтому не будет особого вреда, если они пообедают вместе, тем более что не вдвоем, а с прислугой.
В конце концов, он пришел к выводу, что полностью ее игнорировать — не по-джентльменски, и отправил лакея Джеймса к ней с запиской. Ответа долго ждать не пришлось: она сообщила, что будет счастлива пообедать с ним. Слово «счастлива» показалось ему несколько избыточным. Возможно, это опиум сделал ее чуть добрее или ослабил самоконтроль?
Ровно в восемь часов вечера Эван постучался в дверь спальни леди Теодоры. Ее камеристка (кажется, Мэгги) открыла дверь и отступила в сторону, пропуская его внутрь.
Леди Теодора сидела в кровати: в светло-голубом платье, с искусно уложенными волосами, прикрыв ноги одеялом. На коленях у нее стоял поднос с салфеткой и столовыми приборами.
— Добрый вечер, милорд, — слегка склонив голову в знак приветствия, с улыбкой сказала девушка.
Эван невольно улыбнулся в ответ и с поклоном поздоровался:
— Добрый вечер, миледи. Надеюсь, вам достаточно удобно, насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах.
Тея вздохнула.
— Нога беспокоит, но Мэгги время от времени дает мне немного опиумной настойки, и боль становится терпимой.
Эван взглянул на камеристку, и та на минутку оторвалась от своего рукоделия и подняла на него глаза.
— Благодарю вас за то, что приехали сюда, Мэгги. И спасибо, что согласились подыграть мне и сказали всем, что я вас нанял.
— Рада помочь, — ответила Мэгги с легким намеком на улыбку и вернулась к своему шитью.
Лакей поставил около кровати небольшой столик, застелил его скатертью, расставил все необходимое для еды и пододвинул стул. Вероятно, это был самый странный обед в жизни Эвана, но после встречи с леди Теодорой все в его жизни сделалось необычным. Так почему обед должен быть исключением?
— Вы позволите? — спросил Эван, указывая на стул.
— Конечно, — кивнула в ответ Теодора.
Эван немного отодвинул стул и сел. Джеймс тут же подошел и наполнил его бокал вином. Джайлс тоже шагнул вперед и налил вина своей хозяйке.
— Надеюсь, вам здесь комфортно? — рискнул спросить Эван, пока лакеи занимались своим делом.
— О, эта комната просто прелестна! — ответила Тея, обводя взглядом спальню. — И раз уж мы заговорили о комфорте, должна заметить, что еще никогда не видела конюшни лучше вашей.
— Сочту это за величайший комплимент, миледи. Благодарю вас. — Эван дождался, пока им подадут суп из кресс-салата, и только потом продолжил: — Надо подумать, как обеспечить вас специальным креслом, миледи.
Тея удивленно посмотрела на него.
— Специальным креслом? Что вы имеете в виду?
— Доктор Бланшар сообщил мне, что у аптекаря имеется специальное инвалидное кресло. Я намерен купить его для вас.
— О нет, нет, нет! Пожалуйста, не утруждайтесь из-за меня! Я и так стала для вас обузой! — едва ли не в панике воскликнула Тея.
Эван нахмурился. Это что же: отец сказал ей, что она для него обуза? Честно говоря, виконт бы нисколько этому не удивился.
— Мне это вовсе не сложно. Кресло даст вам некоторую свободу передвижения, пока вы здесь. Можно будет посидеть у окна и даже покинуть комнату.
— Нет, правда! Пожалуйста, не стоит тратить на меня столько денег.
— Раз уж вам придется провести здесь по меньшей мере месяц, миледи, мы должны хотя бы устроить вас как можно удобнее. Похоже, выбора-то у нас нет.
Теодора, словно смирившись, поникла головой.
— Да, конечно. Как это мило с вашей стороны.
Эван с подозрением взглянул на нее. Почему она не смотрит ему в глаза? Что опять задумала? Конечно, можно спросить, но вряд ли она ответит честно. И он решил поговорить о том, что его по-настоящему интересовало: о ее отношениях с отцом.
— Сегодня утром я разговаривал с вашим батюшкой, — начал Эван, проглотив ложку супа.
Ему показалось или лицо леди Теодоры действительно сделалось каменным при упоминании об отце?
— И что же? — отозвалась она бесстрастным голосом.
— Он кое о чем сказал, а я, к стыду своему, совсем забыл.
Ложка леди Теодоры замерла на полпути ко рту.
— О чем же, милорд?
— Что несколько лет назад вы остались без матери.
Взгляд леди Теодоры упал на ложку, она поднесла ее к губам, проглотила содержимое и только потом произнесла:
— Да.
Да что ж это такое? Та юная леди, которая так запросто обменивалась с ним едкими замечаниями, теперь дает ему односложные ответы. Может, дело в настойке опиума? Или она просто поняла свои ошибки и решила вести себя так, как подобает молодой леди? Но что еще важнее — почему ему самому не хватает той девушки, с которой он обменивался колкостями?
— Простите, я, наверное, лезу не в свое дело. Должно быть, для вас это была тяжелая утрата. Сколько вам тогда было лет?
— Восемнадцать. — Теодора положила ложку и невидящим взглядом уставилась куда-то вдаль. — Это был худший период в моей жизни.
— Не сомневаюсь, — негромко произнес Эван. — Она долго болела?
— Да, многие месяцы. А я не отходила от ее постели ни днем ни ночью.
Брови Эвана сошлись на переносице. До этого момента он и представить себе не мог леди Теодору в качестве круглосуточной сиделки, готовой броситься на помощь по первому зову, но, наблюдая за ее лицом, без тени сомнения знал, что она говорит чистую правду.
— И как скоро после ее смерти ваш отец продал лошадей? — решился спросить Эван.
Взгляд леди Теодоры полыхнул яростью, и на секунду он подумал, что не следовало затрагивать столь чувствительную тему.
— Их продали еще до того, как моя мать испустила дух, — проговорила Теодора неестественно высоким голосом, в котором явно звучали нотки гнева. — Я об этом не знала, потому что давно не появлялась в конюшне: часы моей матери были сочтены, и мне не хотелось оставлять ее одну. Лошадь была для моей матери всем на свете, как Алабастер — для меня.
Эван тяжко вздохнул и заметил с легким оттенком вины:
— Так вот почему Алабастер так важен для вас.
Теодора кивнула, и в глазах ее блеснули слезы.
— Я потеряла две самых близких души в этом мире: маму и моего коня. — Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. — Но у меня все же оставалась надежда вернуть обратно хотя бы коня.
Эвану показалось, что его ударили под ложечку, но он все же увидел, что Мэгги опять оторвалась от своего шитья, и по щекам ее текут слезы. Едва заметив его взгляд, камеристка торопливо вытерла мокрые щеки и снова склонилась над рукоделием.
В первый раз за все время знакомства с леди Теодорой Эван чувствовал себя настоящей задницей, той самой, которой она назвала его в день их первой встречи. Он даже не спросил ее о причине, по которой она так сильно хотела получить Алабастера: просто решил, что капризная девица желает получить назад игрушку, которая когда-то принадлежала ей. Однако Алабастер, оказывается, был для нее не игрушкой, а членом семьи.
Они закончили трапезу за легкой светской беседой и обменом любезностями. Но в этот вечер Эван выходил из комнаты леди Теодоры с тяжелым сердцем. Он решил, что она самовлюбленная эгоистка, но правда заключалась в том, что многие месяцы ее юности были потрачены на уход за умирающей матерью. А это уж никак не эгоизм. Здесь он ошибся в оценке характера леди Теодоры. В чем еще он ошибся?
— Лорд Энтони вам уже что-нибудь ответил, миледи? — спросила Мэгги Тею на следующее утро, помогая одеться.
— Еще нет. — Тея сидела на уже заправленной кровати, устроив ногу на подушках, и деловито шила новый пеньюар для Розали, горничной, что так любезно предложила ей воспользоваться своим в ту ночь, когда она сломала ногу. — Может, он не хочет ничего писать. Надеюсь, что он просто появится здесь в карете, запряженной четверкой лошадей, и отвезет нас домой. Гораздо более эффектно, ты не находишь?
Мэгги покачала головой.
— Вы вправду так думаете?
Тея решительно кивнула.
— Энтони не позволит мне загнивать тут — в этом я уверена.
Она снова вернулась к шитью и к своим мыслям о вчерашнем обеде с лордом Клейтоном. Было очень любезно с его стороны пообедать с ней. Он запросто мог оставить ее запертой в этой комнате и прислать наверх тарелку супа, но отнесся к ней как к настоящей гостье. Более того, ему как-то удалось разговорить ее, расспросить о самом тяжелом периоде жизни и даже получить ответы. Тея никогда ни с кем не говорила о смерти матери, но лорд Клейтон каким-то образом, задав всего несколько коротких вопросов, сумел убедить ее поделиться с ним своими самыми сокровенными чувствами. Как, во имя всего святого, ему это удалось, Тея не понимала, но ей не следует попусту тратить время, ломая над этим голову. Нужно найти способ вернуться домой. Если Энтони не приедет в ближайшие дни, она снова ему напишет.
Тея в очередной раз воткнула иголку в мягкую белую ткань будущей рубашки, когда громкий стук в дверь заставил ее резко выпрямиться. Мэгги, сидевшая возле окна, подняла на нее глаза, и они обменялись озадаченными взглядами. Мэгги встала. Положив свою вышивку на кресло, камеристка открыла дверь и впустила лорда Клейтона, который толкал перед собой кресло-каталку. Улыбнувшись Теодоре, он жизнерадостно приветствовал дам.
— Доброе утро, милорд, — с улыбкой отозвалась Тея. — Что это?
Клейтон подтолкнул кресло к ее кровати.
— Это для вас. Сегодня рано утром я отправил за ним в город Джеймса и Джайлса.
Тея не могла скрыть восхищенной улыбки. Кресло представляло собой треугольную коробку с двумя большими колесами сзади и одним впереди. Над передним колесом имелась небольшая квадратная коробочка с рукояткой наверху и двумя рукоятками по сторонам. Тея смотрела на него с восторженным изумлением.
— И вы сделали это ради меня? — ткнула она пальцем себя в грудь.
— Разумеется. Ваша нога будет устойчиво закреплена, так что сумеете передвигаться по дому без особых сложностей. Вы же не хотите все время, которое вам придется провести в моем доме, прятаться в спальне, верно?
Тея заморгала, глядя на него. Она искренне считала, что ей предстоит все это время провести в спальне, и не только из-за ноги, но еще и потому, что необходимо сохранить ее пребывание здесь в тайне. Кроме того, с минуты на минуту она ждала появления Энтони, который должен отвезти ее домой. В неспокойную совесть прокралось чувство вины. Должно быть, лорд Клейтон потратил на это кресло кучу денег, а она собирается удрать отсюда при первой возможности.
— Я не ожидала, что вы раздобудете его так быстро.
— После нашей беседы вчера вечером я решил послать за ним сразу же.
Тея посмотрела ему в глаза и негромко произнесла:
— Это очень любезно с вашей стороны, милорд.
Они не сразу отвели взгляды друг от друга, затем Тея повернулась к своей камеристке:
— Мэг, пожалуйста, помоги мне в него сесть.
Уж если этот человек не поленился раздобыть ей кресло-каталку, с ее стороны будет слишком невежливо хотя бы в знак благодарности не воспользоваться им, пусть даже всего день или два…
— Не нужно, — отмахнулся от камеристки лорд Клейтон и подвез кресло к изножью кровати. — Я сам вам помогу.
Тея еще не успела сообразить, что происходит, как виконт бесцеремонно сгреб ее в охапку. Она вцепилась в его плечо и обхватила руками шею, чтобы не опрокинуться назад, остро ощущая пряный запах его одеколона и чувствуя силу мускулистых рук. Взгляд скользнул по его лицу и совершенно случайно остановился на губах, самом неподходящем месте из всех возможных. Эти твердо очерченные губы оказались в каких-то дюймах от ее собственных, и Тея невольно втянула воздух. Интересно, каково это… целоваться с ним? Она с трудом сглотнула и торопливо отвела взгляд.
Так же быстро, как поднял, лорд Клейтон с невероятной легкостью усадил Тею в кресло, даже умудрился уложить ее ногу в деревянном лубке так, чтобы она была приподнята и надежно закреплена.
— Никогда не видела инвалидного кресла с таким приспособлением, — сказала Тея больше для того, чтобы отвлечься от мыслей о его губах и сильных руках.
— Это я сделал сам, — признался Эван, немного сконфузившись.
— Что? — удивленно заморгала Тея. Да нет, она просто ослышалась.
Лорд Клейтон потер затылок и искоса взглянул на нее.
— Вчера ночью, перед тем как лечь спать, я все думал, как бы это закрепить вашу ногу в кресле. Уснуть все равно не мог, поэтому начертил схему, а потом отправился в сарай, чтобы сделать эту штуку.
— Вы что, серьезно? — Тея и Мэгги обменялись быстрыми взглядами. — Да как, скажите на милость, вы сумели сделать это так быстро?
— Я… я люблю экспериментировать с разными вещами. — Эван помолчал и продолжил: — Надеюсь, вы не сочтете это слишком дерзким с моей стороны.
Тея улыбнулась и покачала головой.
— Это не большая дерзость, чем проникновение в вашу конюшню, милорд. — Она подняла руку и коснулась его плеча. — Спасибо вам. Я просто в восторге. Это кресло прямо чудо техники.
Их взгляды встретились, и Тею буквально заворожило выражение этих синих глаз. Как это великодушно с его стороны — не просто купить для нее кресло, но еще не полениться сделать специальную подставку для ноги. И это не говоря о том, что он мог бы просто послать лакея наверх отнести кресло и помочь ей сесть в него, но сделал все сам. Взгляд лорда Клейтона задержался на ее ладони, все еще лежавшей на его плече, и Тея поспешно, словно обожглась, отдернула руку и смущенно кашлянула.
— Я очень вам признательна, милорд. Уверена, мой отец возместит вам…
— Ерунда, — отмахнулся Эван. — Это подарок. Не совсем обычный, надо признать, но все равно подарок. А теперь давайте покажу, как им пользоваться.
Тея провела в коридоре почти час, осваивая средство передвижения, очень устала и не была уверена, что все делает правильно, тем не менее кое-какого успеха все же достигла и смогла немного проехать совершенно самостоятельно. На большие расстояния ее придется возить Мэгги или лакеям, но по крайней мере хотя бы немного передвигаться без чужой помощи Тея научилась.
Лорд Клейтон покинул ее примерно через четверть часа: появился мистер Хамболт и сообщил, что милорда в кабинете ожидает поверенный для проверки бухгалтерских книг. Когда виконту пришлось уйти, Тея ощутила укол разочарования, но продолжила заниматься с помощью Мэгги и Розали. Вскоре все три барышни едва не бились в истерике, потому что Тея то и дело заезжала в углы и застревала там.
В спальню Тея вернулась в прекрасном настроении, хотя и совершенно без сил.
— Думаю, мне нужно вздремнуть, — сказала она Мэгги, едва дверь спальни за ними закрылась.
— Позвать лорда Клейтона, чтобы он перенес вас обратно в кровать? — спросила Мэгги, поигрывая бровями.
Тея шлепнула подругу по руке.
— Ни в коем случае. Я уверена, что мы втроем как-нибудь справимся, если постараемся.
С помощью девушек Тея поднялась с кресла и на одной ноге запрыгала к кровати. Продвигалась она медленно, неуклюже, испытывая ощутимую боль. Весь процесс оказался куда сложнее, чем когда лорд Клейтон ловко подхватил ее на руки и усадил в кресло. Но не может же она рассчитывать на то, что теперь он все время будет носить ее туда-сюда: у него других дел достаточно, да и просто неприлично это, особенно учитывая, что с ней произошло, когда он переносил ее. Последнее, что ей сейчас требуется, — опять ощутить силу его рук и представить, каково с ним целоваться. Она очень надеялась, что скоро приедет Энтони и увезет ее обратно домой. Ей необходимо научиться управляться со сломанной ногой без лорда Клейтона.
Скривившись от боли, Тея подтянулась вверх и взобралась на матрас. Мэгги уже откинула одеяло, а Розали помогла передвинуться повыше и укрыла ноги.
— Спасибо, — поблагодарила Тея, с облегчением откинувшись на подушки и выдохнув. Ей требовался не только отдых, но и глоток опиумной настойки: нога опять болела нещадно. — И не только за помощь, но и за умение держать язык за зубами.
Совсем не лишнее напомнить горничной, что присутствие Теи в этом доме по-прежнему следует хранить в тайне.
— Ой, да вы не беспокойтесь, миледи, — засмущалась Розали, кивая с важным видом. — Я собаку съела на этом деле: тайны тутошние хранить. Уж давно подковалась. — Она оглянулась, наклонилась к Тее и понизила голос. — Знаете, ведь не только вы тайком тут гостите: есть еще кое-кто в том крыле.
Глаза Теи широко распахнулись, в горле пересохло.
Не в силах поверить в услышанное, Тея уставилась на горничную: что, если это действительно так и в имении лорд Клейтон скрывает еще кого-то?
— Чистую правду говорю, миледи, — сказала Розали, словно прочитав мысли Теи. — Только даже меня туда не допускают. Знать не знаю, кто там живет, в той комнате.
Этим вечером Эван решил попросить Джеймса и Джайлса доставить леди Теодору в кресле в столовую. Лакеи подождали, пока остальные слуги уйдут, а затем спустили кресло вниз и отвезли в гостевую комнату. Когда они вошли, Эван, стоявший у окна, засунув руки в карманы, обернулся, чтобы поздороваться, но от неожиданности лишился дара речи и только со свистом втянул воздух.
Леди Теодора в платье цвета лаванды, с волосами, уложенными в высокую прическу, ниткой жемчуга на шее и жемчужными серьгами выглядела так, что просто дух захватывало.
— Вы сегодня великолепны, — с трудом выдавил Эван, отошел от окна и встретил ее около стола.
— Благодарю вас, милорд, — отозвалась леди Теодора и, окинув его взглядом с головы до ног, добавила:
— Вы тоже.
Эван, в свою очередь, этим вечером уделил немало времени своей внешности: камердинер достал самый лучший его черный вечерний костюм, белую манишку и жилет цвета сапфира. Чистые волосы, слегка напомаженные, были зачесаны назад, открывая высокий лоб.
Эван поклонился леди Теодоре.
— Очень рад, миледи, что вы согласились пообедать со мной на сей раз здесь, в столовой.
— Нет, это я должна вас благодарить, — возразила Теодора. — Просто чудесно чувствовать себя нормальным человеком.
Эван рассмеялся.
— Это я вполне могу понять. Вы позволите? — Он указал на стол, уже накрытый слугами к обеду.
— Да, пожалуйста, — одарила его улыбкой Тея.
Эван как можно ближе подвез кресло к столу и повернул так, чтобы ее ноги оказались по правую сторону.
— Я передвинул свой прибор поближе к вашему. Надеюсь, вы не против?
Теодора окинула взглядом стол: тарелки, столовые приборы виконта и бокал для вина стояли слева от ее, и сказала с улыбкой:
— Так гораздо удобнее: не придется повышать голос, чтобы слышать друг друга.
— Вот и я так подумал. К чему нам придерживаться формальностей? — усмехнулся Эван. — Мы и так оказались в довольно странном положении.
— Вы совершенно правы, — подтвердила Теодора.
Лакеи поставили на стол первое блюдо — суп из артишоков, — наполнили их тарелки и налили в бокалы вина.
Теодора кашлянула, прочищая горло.
— Вы уже… закончили свои дела с поверенным, милорд?
Эван взял ложку.
— Да, хотя не могу сказать, что это увлекательнее, чем обучение вождению на кресле-каталке. А как насчет вас? Чем вы занимались оставшееся после занятия время?
— Немножко подремала, а проснулась с болью в руках. — Тея поморщилась и потерла плечи. Потом дошила пеньюар.
Эван удивился:
— Вы? Пеньюар?
Теодора кивнула и, сделав глоток вина, объяснила:
— Да, для Розали. Она же одолжила мне свой.
Эван не верил своим ушам.
— Для Розали? Горничной?
— Ну да. Она оказала мне любезность, и я подумала, что будет правильным подарить ей взамен новый. Мэгги привезла мне из дома прелестный белый шелк.
Эван несколько секунд в упор смотрел на нее, пока не сообразил, что это неприлично, потом пробормотал:
— Ну да, конечно… очень мило с вашей стороны.
Теодора пожала плечами.
— Ну, она же выручила меня. И уж если мы заговорили о взаимных услугах, как вас отблагодарить за кресло, милорд? Это было так неожиданно и вовсе не обязательно.
Эван покачал головой и пригубил вина.
— Прошу вас, не упоминайте больше о благодарности: это меньшее, что я мог для вас сделать.
Теодора отправила в рот ложку супа и поинтересовалась:
— Вы упомянули, что в этом кресле можно передвигаться даже по дому и по территории. Значит ли это, что мне позволено выходить за пределы дома, милорд?
Эван задумался, прежде чем ответить.
— Думаю, да. Главное — предупредить, куда бы вы хотели отправиться, чтобы слуги, которые не знают о вашем пребывании здесь, там не появлялись.
Она чуть подалась вперед, не отрывая от него взгляда:
— И что, нет ни одного запретного места?
Эван нахмурился.
— Если вы о конюшне, я, безусловно, могу помочь вам добраться туда. Вероятно, придется предупредить кое-кого из конюхов, что вы туда отправитесь, а значит, посвятить в вашу тайну больше людей, но если вас это не смущает…
— О, я была бы счастлива посетить конюшню, — сказала Теодора, — но вообще-то имела в виду это здание. Мне разрешается ездить всюду?
Эван прищурился, пытаясь сообразить, в чем подвох.
— Не понимаю. В доме что, есть какое-то место, куда вам особенно хочется попасть, миледи?
Она сразу же переключилась на суп и принялась болтать в нем ложкой, не поднимая глаз.
— О нет, ничего подобного! Просто не хочется случайно попасть туда, где мне не будут рады.
Эван покачал головой.
— Если вам потребуется экскурсия по дому, буду рад помочь.
— Благодарю вас, лорд Клейтон, я это высоко ценю.
Эван откашлялся. Настал самый удачный момент, чтобы сказать то, что давно собирался.
— Да, кстати, раз уж нам предстоит жить под одной крышей: вы можете называть меня просто по имени — Эван.
Удивление, на мгновение отразившееся на лице Теодоры, тут же сменилось жизнерадостной улыбкой.
— Очень хорошо! А вы можете звать меня Тея, если хотите.
— Тея? — Он чуть склонил голову. — Не Теодора?
Она фыркнула.
— Никто меня так не называет. Разве что отец, когда гневается. — Ее взгляд внезапно стал жестким. — Но мы с ним видимся чрезвычайно редко.
Надо срочно сменить тему. После вчерашнего фиаско, когда он явно расстроил ее расспросами о матери, Эвану отчаянно хотелось, чтобы сегодняшний вечер прошел за легкой беседой.
— Вы часто бываете в Лондоне? — спросил он, когда лакей унес суповые тарелки и положил им следующее блюдо, макрель с фенхелем и мятой. — Не помню, чтобы я видел вас на балу или приеме.
— Я там никогда не была, — просто ответила Тея. — Предпочитаю загородную жизнь.
— Разве вы не скучаете по подругам? — удивился Эван.
Тея фыркнула.
— Моя единственная подруга — Мэгги.
— Мэгги? — Он наморщил лоб. — Ваша камеристка?
Тея кивнула.
— Полагаю, таким, как вы, это покажется весьма странным, но…
Он выгнул бровь.
— Таким, как я? И что это значит?
Тея улыбнулась и слегка покачала головой.
— Прошу прощения, милорд… Эван. Я всего лишь хотела сказать, что вы кажетесь таким… правильным, джентльменом до мозга костей.
— Правильным? — скептически переспросил Эван, усомнившись, что ему нравится это слово.
— Ну да, вы же понимаете. Отец говорил мне, что вы известный политик, из чего я заключила, что вы всегда следуете правилам, делаете все так, как полагается, придерживаетесь условностей.
Эван сделал еще глоток вина.
— Да почему, скажите на милость, вы пришли к такому выводу?
Тея неопределенно помахала вилкой.
— Политики всегда такие серьезные, чинные, респектабельные и… ну, правильные.
— Знаете, а я ведь не только политикой занимаюсь, но еще и наукой.
Тея прикусила губу.
— Теперь, когда вы сказали, я вспомнила, что отец вроде бы упоминал об этом. И в какой области?
— В данное время меня интересует разум. — Эван посмотрел ей в глаза в ожидании реакции.
— Разум? — Она нахмурилась. — Что вы имеете в виду?
— Я прочитал множество работ о возможностях человеческого мозга и понял, что они куда шире, чем мы думаем. Мозг также может иметь повреждения, которые кардинально меняют человека, его поведение.
— Да, это я понимаю, — кивнула Тея и тихо добавила: — Как у моей матери, например.
Эван едва не уронил вилку.
— Не сочтите за бестактность, но что с ней случилось? — не смог он справиться с любопытством, ругая себя, вернее, свой инстинкт ученого: ну почему все их разговоры сводятся к подобным темам?
— Моя мать обожала верховую езду. Это было самое ее любимое занятие, — начала Тея, пальцем касаясь ободка бокала. — Но однажды лошадь сбросила ее, мама сильно ударилась головой. Доктора подозревали, что у нее случилось кровоизлияние в мозг. Она очень долго не разговаривала, больше года, и постепенно угасла.
— Тогда вы за ней и ухаживали? — уточнил Эван.
Тея кивнула.
— Да. Говорила я, а она отвечала мне глазами: если не согласна со мной, они оставались открытыми. Как-то удавалось общаться.
В горле Эвана словно застрял комок.
— Должно быть, это было непросто.
— Я очень любила маму, — глядя куда-то в сторону, сказала Тея.
Эвану оставалось только гадать, испытывает ли она подобные чувства к отцу.
— Это продолжалось почти два года. Она умерла через несколько дней после моего восемнадцатилетия.
Душу Эвана наполнила жалость. Для девушки потерять мать в таком возрасте, когда следовало готовиться к дебюту в светском обществе, трагедия.
— Так вот почему вы не попали на бал дебютанток? — осенило его. — И замуж из-за этого не вышли?
Тея перевела взгляд на свою тарелку.
— Да, я была в трауре. И хотя отец попытался сократить его срок, чтобы я могла посещать приемы светского сезона, я отказалась, как и на следующий год.
— Теперь понятно, — мягко произнес Эван. — Так значит, ваша мать умерла из-за повреждения мозга?
Ноздри Теи гневно раздулись.
— Я этого не говорила. Мама слегла из-за травмы мозга, а умерла, потому, что у нее больше не было желания жить. Я уверена: она могла бы поправиться, если бы хотела.
Услышав гневные нотки в ее голосе, Эван понял: Тея не хочет обсуждать, что именно она имеет в виду. Что ж, он не будет настаивать.
Тея тряхнула головой, и на ее губах вновь появилась улыбка.
— В любом случае хватит об этом. — Она сделала глоток вина. — А какой еще областью науки вы интересуетесь?
Эван обрадовался возможности сменить тему. Последнее, чего он хотел, — это опять расстроить ее или всколыхнуть безрадостные мысли.
— Да мне многое интересно: например, как севооборот влияет на качество урожая, или способы усовершенствования кресла-каталки. — Он усмехнулся. — Или, к примеру, мы обсуждали с Эдуардом Дженнером его вакцину.
Брови Теи взлетели вверх.
— С самим Дженнером? Тем самым?
— Вам известно о Дженнере? — Эван не мог скрыть удивление: об этом ученом, разработавшем вакцину против оспы, вообще мало кто знал.
— Конечно. Более того: я читала его исследование. Вообще идея вакцинации — это огромный шаг вперед по предотвращению таких тяжелых заболеваний. Сколько человеческих жизней можно спасти!
Эван снова уставился на нее так, словно она явилась из другого мира.
— Вы совершенно правы.
— И пусть Дженнер разработал именно эту вакцину, сама идея принадлежит не ему.
Эван нахмурился.
— Что вы говорите?
— Да, это леди Мэри Уортли Монтегю привезла в Англию в прошлом веке технику вакцинации, которой обучилась на Востоке. Дженнер в детстве сам получил прививку от оспы как раз по этой технике, а потом ему помогли ее «Турецкие письма».
Брови Эвана взлетели вверх.
— Правда? Как любопытно!
— Да, хотя полагаю, что мне следует впасть в шок от того, что вы об этом ничего не знаете. Только мне почему-то кажется, что вы меня разыгрываете.
Она поморгала, глядя на него, улыбка не сходила с ее лица.
Эван покаянно склонил перед ней голову и хохотнул.
— Приношу свои извинения, миледи. Больше подобное не повторится.
Тея взмахнула рукой.
— Разумеется, я также читала труд Дженнера о грудной жабе. Его исследование коронарных артерии поражает.
— Вы интересуетесь медициной? — удивился Эван, внимательно глядя на нее.
Тея уставилась в тарелку.
— Да, пришлось.
— Была причина? — Эван отправил в рот кусочек макрели.
Тея промокнула губы салфеткой.
— Когда мама слегла, я перечитала кучу медицинской литературы: все, что сумела отыскать, пытаясь понять, что с ней случилось. Надеялась найти хоть что-нибудь, что бы ей помочь.
Эван, глядя на собеседницу поверх бокала с вином, вдруг осознал, что если вчера вечером он понял, что неверно оценил ее, то сегодня — что чрезвычайно недооценил. Она умна и начитанна, ее лучшая подруга — камеристка, и леди в знак благодарности шьет своими руками пеньюар для служанки. И это вдобавок к тому, что ему уже было известно: она почти два самых важных года своей жизни посвятила уходу за искалеченной матерью, хотя легко могла поручить это слугам.
И не замужем она вовсе не из-за своего несносного характера, как он злопыхательски решил, встретившись с ней в первый раз. Тея отказалась от надежд на замужество, чтобы ухаживать за матерью. Вместо того чтобы порхать по балам и модным магазинам, она читала медицинские статьи и книги, занималась самообразованием в попытке помочь матери. Как это далеко от изнеженной избалованной эгоистки, за которую он ее принял, когда Тея с упорством пробиралась в конюшню.
Эван не мог припомнить, чтобы когда-нибудь так сильно ошибался в человеке. То, что у матери Теи был поврежден мозг и девушка сама долгие месяцы ухаживала за ней, тоже стало откровением. Раз она на такое способна, значит, безусловно, обладает терпением и умеет любить. У Филиппа похожая травма: когда в него выстрелили, лошадь сбросила его, и он ударился головой.
В первый раз после появления Теи в его доме Эван задумался, не посвятить ли ее в свою тайну. Захочет ли она помочь? Может ли он довериться ей и рассказать про Филиппа?
— Пожалуйста, Мэг, открой дверь. Мне нужна твоя помощь.
На следующее утро Тея сидела в кресле-каталке прямо напротив двери в спальню и смотрела на нее так, словно перед ней неподъемный валун, который нужно отодвинуть, чтобы оказаться на свободе. С помощью Мэгги и Джайлса она перебралась в кресло и даже закрепила ногу. Теперь ей хотелось выбраться из комнаты и начать расследование — с одной целью, одной-единственной: выяснить, кого Клейтон прячет в той комнате в конце коридора.
Вчерашний обед принес куда больше откровений, чем предыдущий. В частности, лорд Клейтон не смог убедить ее в своем невежестве, хотя и правда был удивлен ее познаниями. И это было так весело, что она едва не расхохоталась.
А вот то, что прошлым вечером открыла ему она… каким-то образом чертов виконт сумел разговорить ее, и она многое рассказала про свою мать. Помимо Мэгги и Энтони Эван стал единственным, кому Тея поведала о случившемся. Было что-то совершенно удивительное в том, как внимательно он слушал и, как ей показалось, искренне сопереживал, и она невольно ответила на все его вопросы.
Вообще-то доктора, которые смотрели ее маму, не сомневались, что она поправится, но только Тея знала то, чего не знали они. Тем утром, несмотря на дождь, она отправилась верхом на Хелене, чтобы прийти в себя, потому что отец опять уехал в Лондон к своей любовнице.
Тея никогда не забудет слов, сказанных ей матерью предыдущей ночью. Перед сном Тея отправилась к ней в спальню, чтобы, как обычно, поцеловать и пожелать спокойной ночи.
Мама была такой грустной и бледной, глаза у нее опухли — она явно плакала. За несколько дней до этого мама рассказала шестнадцатилетней Тее о том, что у отца в Лондоне есть любовница, попутно объяснив дочери, кого так называют и кто такие содержанки. Тея пришла в ужас, и теперь нисколько не сомневалась, что мама постоянно плачет именно из-за этого.
Ласково положив ладонь на худенькое плечо, девочка спросила:
— Ты из-за этого плачешь?
Леди Блэкстоун, сжав руку дочери, тогда сказала:
— Послушай меня, Тея. Никогда не выходи за мужчину, который не любит тебя. Это настоящая пытка.
Тея, широко распахнув глаза, только кивнула. В горле пересохло, и ответить она не смогла. Ужасно было видеть маму в таком состоянии, но Тея не знала, что сказать и как утешить.
— Я позаботилась о том, чтобы у тебя было достаточно своих денег и не пришлось выходить замуж по необходимости. Твой отец опять уезжает в Лондон, к ней. Не дай бог тебе жить так, как пришлось мне. Выходи замуж только по любви, не иначе: убедись, что тебя любят.
Проглотив комок в горле, Тея кивнула, поцеловала мать и вышла из комнаты. Она помнит, как наткнулась на отца, который вышел из своей спальни, прилегающей к маминой. Два лакея тащили его чемоданы.
— Заботься о матери, Теодора, — хватило ему наглости сказать.
Тея вздернула подбородок и прошептала, гневно взглянув на отца:
— Я забочусь о ней куда лучше, чем вы.
Лорд Блэкстоун просто прошел мимо.
На следующее утро мать Теи оседлала Хелену и сломя голову помчалась под дождем через луга, причем выбрала дорогу, по которой никогда не ездила, и совершила прыжок, которого бы никогда раньше не совершила. И едва не сломала себе шею.
Узнав, что жена тяжело пострадала, граф даже не потрудился приехать и выяснить, что случилось и как она себя чувствует. Он просто написал Тее письмо, в котором просил передать маме наилучшие пожелания.
С этого дня и впредь Тея относилась к отцу как к чужому человеку. Она редко видела его в течение тех почти двух лет, когда мама болела, но он всегда возвращался в Лондон сразу же, как только завершал дела, ради которых приезжал.
Иногда он заходил к жене, но в свой последний визит, перед тем как она скончалась, не удосужился. По словам доктора, смерть наступила от травмы головы, вызванной падением с лошади, но Тея знала, что причина ее смерти — разбитое сердце.
— Я отказываюсь помогать вам шнырять по дому и совать свой нос в дела, которые вас не касаются, — заявила Мэгги, выдергивая Тею из печальных воспоминаний.
Она стояла возле шкафа в дальнем конце комнаты, складывала вещи хозяйки и убирала на полки. Тея обернулась к камеристке и нетерпеливо вздохнула.
— Разве тебе не хочется узнать, кого лорд Клейтон прячет в том крыле?
Вчера вечером Тея от Эвана почти ничего не добилась: она пыталась расспросить его, но он вел себя так, будто в этом доме нет для нее ни одного запретного места. Она предположила, что он просто не хочет возбуждать у нее подозрений и даже не догадывается, что она отправится в дальнее крыло и начнет заглядывать во все спальни подряд в поисках еще одного тайного гостя.
Да и вообще, может, он еще кого-то прячет в этом доме, но определенно ведет себя так, словно ему нечего скрывать. Если у него гостит кто-то еще, почему его не пригласили вчера на обед? Возможно, Розали ошибается. А может, виконт просто искусный лжец. Существует только один способ выяснить это. Она намеревалась проверить все гостевые спальни, как только сможет выбраться из этой проклятой комнаты.
— Нет, мне совершенно неинтересно, кого лорд Клейтон прячет в том крыле, — решительно заявила Мэгги. — И вам не советую. Вас должно волновать другое: если эта горничная выдала вам тот секрет, то с таким же успехом может кому-то рассказать и про вас. Мне кажется, она любит посплетничать.
Тея застыла.
— Святые небеса, ты права. Об этом я не подумала. — Тея прикусила губу и задумалась. — Тут есть о чем беспокоиться, верно?
— Вот именно. А причина, по которой вы не задумались об этом раньше, — излишнее любопытство.
— Ну не могу я удержаться! Кроме того, чем мне еще заниматься, если я в этом доме как в клетке? Просто не верится, что Энтони до сих пор мне даже не ответил!
Тея топнула бы ногой, если бы не сидела в инвалидном кресле из-за этой самой ноги.
Мэгги заморгала, глядя поверх простыни, которую складывала.
— Я думала, вы надеетесь, что он приедет, а не напишет.
— Надеюсь, но сейчас я бы и письму обрадовалась. Что, скажи на милость, могло его так задержать? — Тея наконец сумела подъехать к двери так, чтобы потянуть за ручку, но кресло встало под таким углом, что дверь невозможно было открыть настолько, чтобы выехать в коридор. — Пожалуйста, Мэгги, помоги мне.
Вздохнув, та протопала к двери, и, упершись руками в бока, стала ждать, пока Тея не отъедет на достаточное расстояние от двери, чтобы ее можно было открыть. Едва дверь распахнулась, Тея с ликованием выкатилась в коридор и радостно выкрикнула:
— Спасибо! Я скоро вернусь.
— Предполагается, что о вас никто не должен знать, — тихо отозвалась Мэгги.
— На этот этаж почти никому из прислуги ходить не разрешается, Розали мне сама сказала, — отрезала Тея.
— Ну да, теперь давайте будем верить всему, что говорит Розали. В том числе и тому, что где-то тут прячется еще кто-то.
Оглянувшись, Тея озорно улыбнулась подруге.
— Есть только один способ это выяснить.
— Я знаю, что вы пропустите мои слова мимо ушей, но даже если лорд Клейтон и приютил в своем доме еще кого-то, вас это не касается. Оставьте вы это дело.
Тея уже катила в дальний конец коридора.
— Ты меня знаешь, Мэгги: я ни под каким видом это так не оставлю, пока все не выясню.
— Миледи, проснитесь, — услышала Тея сквозь сонную пелену голос Мэгги.
Она вынырнула из сна и огляделась: ее кресло стояло в углу коридора, и спала она определенно довольно долго.
— Сколько времени? — спросила она хрипло у камеристки, которая улыбалась ей, скрестив руки на груди.
— Почти четыре.
— Пополудни? — ахнула Тея, опять огляделась и порылась в памяти. — Гостья лорда Клейтона! Я ее так и не нашла.
— Судя по всему, — отозвалась Мэгги, — вы не особенно далеко уехали. Стоите прямо за углом, рядом с собственной спальней.
— Что? А что случилось? Я уснула? — Тея потрясла затуманенной головой, все еще не понимая, что произошло.
— Так обычно действует опиумная настойка, — пропела Мэгги.
— Но я ее не принимала… — Тея выпрямилась и гневно сверкнула на камеристку глазами. — Это чай! Маргарет Мэри Хилл, ты подлила настойку в мой утренний чай, так? Мне еще показалось, что у него странный привкус.
— Я предупреждала, чтобы вы не лезли не в свое дело, — пожала плечами Мэгги.
— Ты же меня знаешь, — возмутилась Тея, отчаянно пытаясь выехать из угла.
— Конечно, знаю, именно поэтому и налила настойки в чай. А теперь я отвезу вас, миледи, в спальню: пора готовиться к обеду. Лорд Клейтон опять пригласил вас в столовую.
Когда лакеи убрали после обеда со стола, Эван отпустил обоих, затем отвез Тею в гостиную, находившуюся рядом со столовой, и закрыл двери, чтобы никто из слуг случайно их не увидел.
Он подвез кресло Теи к кушетке, на которую сел сам. Они хорошо поели за приятной беседой о жителях округи, лошадиных бегах — обо всем на свете вплоть до пьес Шекспира.
Леди Теодора Баллард произвела на виконта Клейтона огромное впечатление. Она оказалась весьма неглупой, остроумной и добросердечной. Определенно она любила брата, но Алабастера любила, пожалуй, даже больше, а вот как только речь заходила о ее отце, словно замерзала. Зато свою мать девушка любила очень горячо. Какая трагедия, что в столь юном возрасте она лишилась ее!
Эван встал и подошел к буфету.
— Не желаете бокал портвейна?
— Нет, спасибо, не думаю, что алкоголь сочетается с опиумом.
Рассмеявшись, Эван налил себе бокал портвейна и сел на кушетку рядом с Теей. Теперь их разделяло не больше фута.
Тея повернулась и, быстро моргая, посмотрела на Эвана.
— Я… я хочу сказать вам кое-что важное… точнее, спросить.
Эван нахмурился.
— Да?
Она кашлянула и чинно сложила руки на коленях.
— Я хочу… кое в чем признаться, в том, чем не могу особо гордиться.
В груди Эвана начал расползаться ужас.
— И что это такое?
— Я собиралась поискать сама, но ничего не вышло: точнее, у меня такая камеристка, которая скорее накачает какой-нибудь дрянью, чем позволит проявить любопытство. В любом случае я решила сразу признаться.
Тея поморгала, и теперь, когда она оказалась так близко, Эван заметил, что у нее прелестные длиннющие ресницы, и тем не менее смотрел на нее по-прежнему настороженно.
— Итак, что вы хотите сказать?
Тея расправила плечи, посмотрела ему прямо в глаза, что привело его в замешательство, и без обиняков спросила:
— Кого вы прячете в том крыле дома?
Эван, едва пригубив портвейна, поперхнулся.
— Что?
— У вас ведь еще кто-то гостит, правда?
— Кто вам это сказал? — Прямо рукой ему пришлось вытереть губы, чтобы вино не потекло на шейный платок.
Тея опустила взгляд.
— Я подслушала разговор прислуги.
— Кого именно? — спросил виконт, и в голосе его она услышала металл.
— Это неважно, но, скорее всего, правда, иначе вы бы так не всполошились, — заметила Тея. — Ну, вы мне скажете или придется все выяснить самой?
Эван поставил бокал с портвейном на столик. Сразу видно, что леди не привыкла себя сдерживать. Ее приличного поведения хватило всего на два вечера, а теперь она опять стала самой собой. Эван не пришел в восторг от того, что кто-то из его слуг распускает сплетни, но, с другой стороны, он ведь и сам подумывал рассказать Тее о Филиппе.
Глубоко вздохнув, он проговорил:
— Позвольте спросить вас кое о чем, леди Тея. Если бы кто-то из гостей узнал, что вы здесь, вам бы захотелось, чтобы он разыскал вас, а потом распустил слух об этом?
Тея наморщила носик: ей явно не понравился этот вполне логичный вопрос.
— Полагаю, нет, — произнесла она наконец.
По крайней мере честно, а это дорогого стоит. Он почти ждал возражений.
— В таком случае не кажется ли вам, что, если кто-то предпочитает уединение, не следует ему надоедать?
Тея вспыхнула и кивнула.
— Простите, это все мое любопытство, ничего не могу с собой поделать.
Эван засмеялся и покачал головой.
— Надо отдать вам должное: вы честны.
— Отец говорит, что до неприличия. — Она вздохнула. — Но чаще — что я до неприличия упряма.
— В этом я убедился лично, — отозвался Эван. — Полагаю, моя просьба прекратить выяснять, кто мой второй гость, бесполезна?
Тея подняла на него свои прекрасные серые глаза и с самым очаровательным виноватым выражением на лице произнесла:
— Я могу пообещать вам что угодно, милорд, но боюсь, что нарушу свое обещание уже через несколько часов.
Эван покачал головой.
— Ну что ж, возможно, в этом нет ничего страшного, потому что я и сам собирался рассказать вам о нем.
— О нем? — удивленно переспросила Тея.
— Да, — фыркнул Эван. — Вы же не думали, что в том крыле я прячу еще одну леди?
Тея улыбнулась.
— Честно говоря, именно так я и думала. Видите ли, у меня очень живое воображение…
— Прошу вас, не делитесь со мной, боюсь, это может меня шокировать.
Тея склонила голову и без тени улыбки призналась:
— И я боюсь.
Эван подался к ней и перешел на шепот. Теперь их лица так сблизились, что они ощущали дыхание друг друга.
— По правде говоря, я собирался попросить вас о помощи.
— Да чем же я могу помочь? — удивилась Тея.
Теперь его лицо было так близко, что она могла разглядеть крохотные веснушки у него на переносице. Он же боролся с искушением прикоснуться к нежной коже ее щеки. Пришлось мысленно встряхнуться и запретить себе думать об этом.
— Другой гость — это мой друг, Филипп. Он живет здесь уже несколько месяцев и некоторым образом сейчас не в себе.
Грудь Теи возбужденно поднималась и опускалась, и Эван невольно обратил внимание на ее соблазнительное декольте.
— Что вы имеете в виду?
— Он солдат. Вдобавок к другим ранениям, полученным на войне, у него что-то с головой: лошадь скинула. — Он замолчал, глядя, как Тея переваривает эту информацию, а она медленно проговорила:
— Мне очень жаль…
— С тех пор, как сюда приехал, он не произнес ни слова. И я надеялся…
— Что я сумею как-то ему помочь, учитывая мой опыт ухода за мамой? — договорила Тея за него, тяжело вздохнув.
Эван коротко кивнул и добавил:
— Если вы решите, что я прошу слишком многого, я пойму.
— Вовсе нет, я буду рада помочь. Это самое меньшее, что я могу сделать после того, как вы столь великодушно позволили мне здесь остаться да еще и кресло подарили, но у меня есть один вопрос.
— Задавайте, — кивнул Эван.
— Мне понятно: вы хотите помочь своему другу, но… почему такая тайна?
Тея смотрела, как на лице Эвана эмоции сменяют одна другую: удивление, сожаление, а затем… нерешительность, в конце концов он заговорил:
— Вам известно, что существуют научные теории о влиянии общения с животными на сознание переживших шок?
— В общем-то да, — растерянно ответила Тея, наморщив лоб. Какое отношение это имеет к таинственности, окружающей Филиппа? — На континенте есть некто Форрестер, настоящий эксперт в данном вопросе. Я хотела было послать за ним, когда это случилось с мамой, но отец запретил.
Эван вздохнул.
— Вы поверите, если я скажу, что он сейчас здесь?
Глаза Теи широко распахнулись.
— Что? Правда?
— Да, он вот, насколько я понимаю, это должно быть уже не несколько дней — он приехал примерно когда был аукцион… — Эван повернулся к ней. — Вы спрашивали, почему вокруг Филиппа такая таинственность. Так вот: на это есть причина. Видите ли, Филипп не просто солдат.
Тея едва слышно проговорила:
— А кто же он?
— Герцог Харлоу.
У Теи глаза полезли на лоб.
— Законный герцог Харлоу? Второй сын старого герцога? Но я думала, он погиб на войне.
Эван медленно кивнул.
— Все так думают, но его посадили на корабль, который шел обратно в Англию, и мой друг, маркиз Беллингем, нашел его там. Только от прежнего Филиппа ничего не осталось.
Тея судорожно вздохнула, пытаясь переварить новость.
— И это значит…
— Алабастер принадлежал ему: они отправились на войну вместе.
Тея кивнула, чувствуя, как слезы жгут глаза. Ей бы и в голову не пришло, что Эван так хотел заполучить Алабастера, чтобы вернуть тому, кто едва не погиб на войне, в надежде, что общение с животным вернет его к жизни.
Тея молча внимательно слушала рассказ Эвана, как Филипп спас ему жизнь.
— И вот, когда Белл написал мне из Дувра и сообщил, что с континента прибыл корабль с ранеными солдатами и среди них оказался Филипп, я помчался туда, чтобы его забрать. Привез сюда, и с тех пор он тут. Брат его к тому времени умер, но было неясно, понимает ли он это.
Эван сидел и так очень близко, но Тея еще подалась к нему и прошептала:
— Значит, вы обязаны своему другу жизнью, поэтому и приютили его у себя в самый тяжелый момент?
— Именно так, — кивнул Эван.
— Так вот почему вам пришлось купить моего Алабастера, — выдохнула Тея. — И поэтому пребывание здесь Филиппа хранится в такой тайне.
— Да, и я должен просить вас тоже никому ничего не говорить.
Тея понимающе закивала.
— Конечно, можете не сомневаться. Но ведь все общество считает его погибшим. Почему он не хочет заявить, что жив, прямо сейчас?
— На это тоже есть причины, — ответил Эван. — Но основная в данный момент — он пока не готов занять свое место в обществе: еще недостаточно окреп.
Внезапно все встало на свои места: секретность, необходимость купить коня за любую цену, присутствие здесь мистера Форрестера и прочее. Встречалась ли она раньше с Филиппом, вторым сыном герцога Харлоу? Тея не могла припомнить, но, возможно, это произошло, когда она была намного младше?
— Должно быть, для Филиппа все это очень тяжело, — сказала она наконец. — Он так болен, и брат его умер.
— Вот именно. — Эван потер затылок. — Ему нужно еще немного времени, чтобы поправиться.
— Это вполне понятно, — кивнула Тея, искренне сочувствуя несчастному солдату, на плечах которого сейчас, несомненно, лежала вся тяжесть мира.
— Я должен взять с вас слово, — повторил Эван, — что вы никому ничего не расскажете про Филиппа: это очень важно.
— Конечно, даю слово, — ответила Тея, довольная, что ей доверили такой секрет.
Эван потянулся к ней, и на какой-то головокружительный миг Тея подумала, что сейчас он ее поцелует: сначала доверил свою самую большую тайну, а теперь хочет поцеловать. И она тоже этого хочет. Тея закрыла глаза, в предвкушении…
Его губы едва прикоснулись к ее щеке, и по позвоночнику побежала дрожь, но Эван лишь шепнул ей на ухо:
— Спасибо вам, Тея.
Он отодвинулся, а она чуть не разрыдалась.
На следующее утро Тея приготовилась к встрече с Филиппом. Эван попросил ее познакомиться с его другом, и она с готовностью согласилась. Мэгги уже помогла ей одеться, и теперь Тея сидела в своем кресле, смотрела в окно спальни и думала о вчерашнем вечере.
Стоило ей вспомнить об их разговоре, и мысли начинали лихорадочно метаться. Вчера его губы были так близко! Собственно говоря, она не единожды подумала, что сейчас он ее поцелует, и хуже того — что сама этого хочет. Она надеялась, что он ее поцелует. Да только зря надеялась. Тея начинала подумывать, не сходит ли с ума. С чего вдруг ей в взбрело, что лорд Клейтон… Эван ее поцелует? Это же сумасшествие, верно? Может, все дело в настойке?
Она всю ночь крутилась и вертелась в кровати, насколько позволяла травмированная нога, и думала о нем. Эван настоящий джентльмен и вовсе не собирался ее целовать: это было бы совершенно неподобающе. Да и вообще, хотел ли он с ней целоваться? Ей показалось, что она прочитала это в его глазах, но, вероятно, ошиблась. Вероятно, не было никакой искры, что якобы проскочила между ними, когда они шептались после обеда. Вероятно, он всего лишь изо всех сил старался втереться к ней в доверие, чтобы сохранить тайну своего друга.
Но все же секрет он ей раскрыл, а это о чем-то да говорит. Ну да, разумеется, она соврала, что якобы услышала чужой разговор, но не сомневалась, что Эван сказал ей правду, раз собирался попросить о помощи. По крайней мере, взгляд его был искренним.
Сердце Теи заныло, когда она подумала о Филиппе, раненом солдате и будущем герцоге, который молчит уже несколько месяцев, в точности как ее мама. По сути, Филипп тоже заперт здесь: она никогда не видела, чтобы он выходил. Скорее всего, она бы так никогда его и не увидела, разве только если постучалась бы прямо в его дверь.
Следовало признать, очень приятно, что Эван достаточно ей доверяет, раз поделился такой важной тайной. Упрямая девица, с которой он познакомился в ту ночь в конюшне, никогда не смогла бы вытянуть из него этот секрет — это Тея знала.
А тем временем от брата до сих пор нет никаких известий. Она написала Энтони еще два письма, но ответа так и не получила. Непохоже на него: обычно он ее не игнорирует. Тея начинала подумывать, не заболел ли он, а может, уехал в Лондон и писем ее еще не видел. Но прошло уже немало дней: хоть одно ее письмо все же должно было до него дойти.
В дверь постучали, и Тея вздрогнула от неожиданности.
— Доброе утро, миледи, — поклонился, входя в комнату, Эван.
— Доброе утро, милорд. — Тея в ответ слегка склонила голову.
Выглядел он великолепно в светло-коричневых бриджах и темно-синем сюртуке с белой манишкой. Дополнял костюм небрежно завязанный белоснежный галстук, а завершали — черные сапоги.
— Вы готовы к встрече с Филиппом? — спросил Эван.
— Да, конечно. — Тея тряхнула головой и разгладила складки на платье, пытаясь прогнать мысли о голубых глазах, широких плечах… тьфу ты, господи!
Эван покатил кресло к двери, а Джайлс, ждавший в коридоре, открыл и придержал дверь, чтобы они смогли проехать. Потом он повернул налево и повез ее по длинному коридору, затем — по следующему, в другое крыло особняка. Да, Розали не ошиблась: Филипп действительно там.
— У него свои апартаменты, — пояснил на ходу Эван. — Спальня, гардеробная, гостиная. Вас я везу, разумеется, в гостиную.
Тея кивнула. Хоть ей и не терпелось познакомиться с Филиппом, но смущало, что он может оказаться прикован к постели или находиться в бесчувственном состоянии. Эван не посвятил ее в подробности.
Добравшись до конца второго длинного коридора, Эван остановился перед первой из трех последних дверей, откашлялся и только потом постучал. Ответа не последовало. Они подождали несколько секунд, затем Эван сказал:
— Я всегда даю ему немного времени перед тем, как войти.
Тея кивнула.
Сопровождавший их Джайлс открыл дверь, и Эван ввез кресло в комнату.
Если она ожидала увидеть мрачное сырое помещение, пропахшее эфиром и настойкой опия, то ошиблась. Тея оказалась в чистой, опрятной и ярко освещенной комнате: шторы на огромных окнах были раздернуты. Если ее спальня была явно предназначена для женщины, то апартаменты Филиппа очень мужские: преобладает темно-синий цвет, на стенах — картины со сценами охоты. Обстановка такая же элегантная, как и в ее комнате, пахнет лимонным воском и крахмалом.
Когда глаза привыкли к яркому солнечному свету, заливающему чудесную гостиную, Тея наконец-то увидела Филиппа. Он вовсе не был прикован к постели, напротив — безукоризненно одет и причесан, внешне — совершенно здоров, но Тея знала правду.
Когда Эван с Теей вошел, Филипп повернулся к ним. Тея не могла толком разглядеть через всю комнату, но ей показалось, что в его глазах что-то… промелькнуло. Может, он удивился, увидев незнакомую женщину? Говорил ли ему Эван, что придет с ней?
Эван покатил ее кресло к другому концу стола и Джайлс метнулся вперед, чтобы убрать с дороги мешавший стул.
— Филипп, — произнес Эван ровным, чуть приглушенным голосом, — позволь представить тебе леди Теодору Баллард. Она живет по соседству.
Филипп молча уставился на Тею, и она слегка склонила голову, а Эван продолжил почти без паузы:
— Леди Тея, это мой друг Филипп, капитан армии его величества.
Тея сделала вид, будто представлять вот так, не называя фамилии, вполне обычное дело, но они с Эваном заранее договорились не упоминать ни семью Филиппа, ни его будущий титул.
— Рада познакомиться с вами, сэр, — сказала она, а Эван добавил:
— Я подумал, что ради разнообразия ты не откажешься от общества леди, Филипп.
Он взял стул и хотел было сесть рядом, но Тея жестом остановила его и сказала:
— Не хотелось бы показаться бестактной, милорд, но не могли бы мы с Филиппом поговорить тет-а-тет?
Когда дверь за Эваном закрылась, Тея еще ближе подкатила кресло к небольшому столику и принялась рассматривать Филиппа. С темно-русыми волосами и зелеными глазами, молодой человек был красив, но в чертах лица затаилась боль. Видно, что он много страдал, причем не только физически. В уголках глаз уже наметились крохотные морщинки, в углах рта навсегда поселилась тоска. Он был чересчур худой и выглядел несчастным. Ее сердце немедленно рванулось к нему. Перед ней сидел потерянный человек. Мысль эта возникла из ниоткуда, и Тея тотчас же решила расположить его к себе.
Она еще немного подалась вперед и произнесла заговорщическим шепотом:
— Я так рада познакомиться с вами, Филипп. Только вчера вечером я узнала, что у лорда Клейтона в доме живет еще один пациент. Право же, виконт практически устроил у себя лечебницу.
Филипп моргнул, ничего не сказав, но Тея могла бы поклясться, что по лицу его промелькнула усмешка.
Она несколько минут смотрела на него, выжидая, затем, пожав плечами, добавила:
— Похоже, мы с вами оказались в одной лодке. Иными словами, оба гости лорда Клейтона до тех пор, пока не поправимся. Как вы сами видите, я сломала ногу. От подробностей я вас, пожалуй, избавлю, но должна сказать, что произошло это при мучительно неловких обстоятельствах. Заверяю вас, это та еще история. Может, как-нибудь расскажу, если будет настроение послушать.
Он опять молча, спокойно смотрел на нее. Тея не сомневалась, что даже если он и болен, но уж точно вполне вменяем. Он внимательно смотрел на нее, слушал, и непонятно было, что с ним не так. У Теи сложилось впечатление, что не разговаривает он потому, что сам так решил, а не из-за каких-то физических недостатков. И вот это уже любопытно.
Она попыталась втянуть его в разговор, обещая поделиться то одной историей, то другой, но ничего не вышло. Надо что-то придумать, что-то интригующее и настолько любопытное, чтобы ему захотелось задавать вопросы.
— Лорд Клейтон предупредил, что ваше пребывание здесь должно оставаться в тайне, и даю вам слово, что так и будет, но должна признаться, что и я здесь инкогнито.
Прошло две недели, и у Теи появилось ощущение, что брат либо решил игнорировать ее, либо с ним что-то случилось. Они теперь каждый день завтракали с Филиппом. Попытки его разговорить в то первое утро не увенчались успехом, но это не помешало ей каждый день придумывать что-нибудь новое. На второй день, пока она долго рассказывала о своей жизни в отцовском доме, Филипп опять ничего не сказал, как и на третий, когда поведала о Мэгги и совместных их детских выходках. На четвертый день последовал рассказ о матери и Энтони, и опять ничего. Молчал Филипп и в следующие дни, пока она в подробностях описывала свое пребывание в поместье Клейтона. С восьмого по тринадцатый день он молча наблюдал, как она демонстрировала трюки, которым научилась, чтобы иметь возможность маневрировать на коляске.
Все изменилось на четырнадцатый день, когда она заговорила об Алабастере, и лишь после того, как обсудила этот вопрос с мистером Форрестером, который накануне обедал вместе с ними.
Тея дождалась, когда подадут завтрак, а лакей отойдет и встанет у стены, и спросила:
— Помните, в день нашего знакомства я сказала, что тоже здесь инкогнито?
Филипп, как обычно, молча уставился на нее.
— Ну, вы, конечно, как истинный джентльмен, не спросили почему, но я вам все равно расскажу. — Тея глубоко вздохнула. — Видите ли, я поплатилась за свою безалаберность сломанной ногой. — Она несколько секунд, выжидая, смотрела на него, затем продолжила: — Дело в том, что я пробиралась уже в третий раз в конюшню лорда Клейтона, причем глубокой ночью. Тея помолчала, надеясь, что это вызовет хоть какую-то реакцию, но Филипп только моргнул.
— Разумеется, у меня на это имелась очень серьезная причина, — не сдавалась Тея. — Понимаете, лорд Клейтон украл мою лошадь. — Она опять взглянула на Филиппа в надежде, что это заявление заставит его хотя бы удивиться, но увы… — Ну ладно, хорошо, пусть не украл, а выиграл, на аукционе. Мой брат должен был купить этого коня, но лорд Клейтон имел наглость предложить за него до нелепости огромную сумму: средних размеров состояние, скажу я вам.
Филипп продолжал молча смотреть на нее.
— Хотя это самый прекрасный конь на свете, арабский жеребец с прекрасной родословной по кличке Алабастер.
Филипп резко поднял голову, и из горла его вырвался звук, похожий на хрип. Он прокашлялся и со второй попытки повторил сиплым шепотом:
— Алабастер…
Сердце так заколотилось, что Тея только кивнула и улыбнулась, не в силах говорить. Ей хотелось смеяться и хлопать в ладоши, но она понимала, что должна сохранять спокойствие.
— Да, Алабастер, — заговорила она наконец. — Насколько я понимаю, вам он тоже знаком, тем более что сейчас он в конюшне лорда Клейтона, и можно как-нибудь его навестить.
— Алабастер, — снова послышался шепот Филиппа.
— Хотите его увидеть? — спросила Тея и, потянувшись, коснулась его руки, лежавшей на столе.
Он кивнул.
После беседы с мистером Форрестером она знала, что больше требовать от него ничего нельзя. То, что Филипп произнес хоть слово, причем дважды, уже великое достижение. Сейчас следует попрощаться и покинуть его, чтобы смог отдохнуть.
— Замечательно, — сказала Тея, убирая руку. — Давайте как-нибудь вместе сходим на конюшню и посмотрим на него, а потом…
Ее прервал резкий стук в дверь.
— Войдите, — отозвалась Тея, зная, что это может быть только кто-то из доверенных слуг или сам Эван.
В комнату вошла Мэгги, явно взволнованная, но, увидев хозяйку, с облегчением выдохнула.
— Вот вы где, миледи. Простите за беспокойство, но вам письмо: вы наверняка захотите сразу же его прочесть. Это от вашего брата.
— Он не приедет за мной! — воскликнула Тея едва не в панике.
У нее так тряслись руки, что, быстро извинившись перед Филиппом, она торопливо покатила в свою комнату, чтобы прочитать письмо без помех еще раз.
Мэгги подошла к ней и нависла над ее плечом, чтобы тоже увидеть письмо.
— Что это значит — он за вами не приедет?
Тея еще раз просмотрела письмо в надежде, что не так поняла. Не может быть, чтобы Энтони проигнорировал ее просьбу и оставил киснуть здесь. Она уже почти успела убедить себя, что он тяжело болен или и вовсе мертв, а теперь, убедившись, что он в полном здравии и просто наплевал на нее, пришла в ярость. Тея уже провела тут больше двух недель, а по словам доктора Бланшара, предстоит пробыть еще не меньше месяца. Энтони просто не может оставить ее тут на столько.
— На, читай сама, — сунула она письмо Мэгги.
Та схватила его и быстро прочла вслух:
— «Дражайшая Тея!
Надеюсь, это письмо застанет тебя в неплохом настроении и добром здравии. Отец сообщил мне о случившемся несчастье, а также о том, что перевозить тебя в сложившихся обстоятельствах крайне опасно. Я лично зашел к доктору Бланшару, когда ездил в город, и он это подтвердил. Я не могу приехать к тебе, ибо мне сказали, что ты находишься в доме тайно и посетителей не принимаешь. Буду рад тебя увидеть, когда сможешь вернуться домой.
Пожалуйста, не сердись на меня. Искренне твой, Энтони».
Тея выхватила письмо из рук Мэгги и, в бешенстве глядя на него, передразнила:
— «Пожалуйста, не сердись на меня». А что мне делать? Почему он так со мной поступил? Я же ему все объяснила: что может быть погублена их с отцом репутация. Ему что, наплевать? Я даже сообщила, что здешняя горничная, которой известно, что я здесь, завзятая сплетница, а также, что ты попыталась опоить меня опиумом!
— Это было-то всего один раз! — возразила Мэгги, закатив глаза. — Кроме того, ваш брат беспокоится за вашу ногу.
Голос Теи взвился еще на октаву:
— А надо бы за репутацию, причем и за свою тоже!
— Я согласна, но если Энтони не приедет, похоже, выбора у вас нет.
Тея лихорадочно огляделась.
— Пока мой мозг функционирует, у меня всегда есть выбор. Дай-ка мне перо и бумагу. Раз Энтони отказывается прийти мне на помощь, я вынуждена написать дядюшке Тедди в Лондон. Уж он-то побеспокоится за мою репутацию, в этом я уверена.
Эван остановился возле двери в комнату Филиппа и уже собирался постучать, но мог бы поклясться, что услышал изнутри мужской голос. Кто-то говорил и… смеялся? Нет, этого не может быть. Он прислушался повнимательнее. Сначала до него донесся веселый голос Теи, а затем голос, которого он не слышал много лет: голос Филиппа! Причем его обладатель… смеялся.
Неужели Тея сумела добиться невозможного: убедила Филиппа заговорить — всего за две недели? Нет, он должен увидеть все собственными глазами. Постучавшись, он вошел в комнату. Тея сидела в своем кресле возле окна, Филипп — рядом с ней за маленьким столиком, и оба действительно улыбались.
Взгляд Теи метнулся к вошедшему.
— Доброе утро, — пробормотал тот, чувствуя себя настоящей лошадиной задницей из-за того, что ворвался в их приватный разговор.
— Доброе утро, лорд Клейтон, — с жизнерадостной улыбкой отозвалась Тея. — Прелестный день сегодня, правда?
Взгляд Эвана застыл на Филиппе. Его друг чуть склонил голову и произнес:
— Доброе утро, Клейтон.
Эван проглотил комок в горле: это первые слова за долгие месяцы, которые сказал ему друг, поэтому идиотский вопрос сам выскочил у него изо рта:
— Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно! — ответила Тея, все еще улыбаясь. — И осмелюсь сказать, Филипп тоже. Правда, Филипп?
— Совершенно верно, леди Тея, — кивнул тот.
Эван в изумлении переводил взгляд с одного на другую и обратно. Оба держались так, словно ничего особенного не случилось: просто наступил еще один день. Что ж, тогда и он будет вести себя так, словно нисколько не удивлен: нельзя допустить, чтобы Филипп почувствовал неловкость.
— Собственно говоря, — сообщила Тея, — Филипп как раз сказал мне, что хотел бы прямо сейчас увидеть Алабастера.
Эван не стал попусту тратить время: сразу же вызвал обоих доверенных лакеев, чтобы вывезли кресло с Теей на улицу, и все отправились на конюшню.
Едва шагнув внутрь, Филипп направился к деннику Алабастера, погладил коня и, негромко что-то ему сказав, потрепал по голове, погладил по носу и угостил яблоком.
Эван тем временем остановил кресло Теи чуть дальше, чтобы не мешать Филиппу заново познакомиться с животным.
— Пожалуйста, помогите мне встать, — попросила Тея. — Хочу на них посмотреть.
Эван подал ей руку, и она поднялась на здоровую ногу, затем взял на руки и поставил рядом с ограждением денника. Опершись, чтобы не упасть, она принялась наблюдать за общением парочки. Отсюда было хорошо видно и Филиппа, и Алабастера.
— Должен признать, я поражен, — произнес Эван через пару минут, глядя, как Филипп гладит коня.
— Чем именно? — рассмеялась Тея.
— Вы сделали то, на что я оказался неспособен. Каким-то образом вам удалось не только разговорить Филиппа, но и убедить выйти из спальни.
— Ничего особенного делать не пришлось: Филипп уже был к этому готов. Вы прекрасно о нем заботились.
— Он многие месяцы не произносил ни слова, до тех пор пока с ним не познакомились вы.
— Хотите знать мое мнение? — спросила Тея.
— Да, очень любопытно.
— Я почти не сомневаюсь, что его травма была не столько физической, сколько психологической.
— Почему вы так думаете?
— Я разговаривала с мистером Форрестером. Если бы мозг Филиппа действительно пострадал, он не смог бы произнести ни слова, даже если бы захотел. Мне кажется, он просто поджидал, когда наступит подходящее время. И мое присутствие подсказало ему, что пора.
— Что вы имеете в виду? — не понял Эван.
— Когда подобное случилось с моей матерью, я видела, что она хочет говорить, но не может. Проблема Филиппа заключалась в другом: он говорить мог, просто слишком сильным был шок от увиденного на войне, и с ним он пытался справиться. Я спрашивала его об этом.
Эван с силой втянул воздух.
— И он вам рассказал?
— Немного, пару эпизодов. Похоже, ему очень больно все это вспоминать.
Оба посмотрели на Филиппа, который что-то тихо говорил Алабастеру, затем Эван перевел взгляд на Тею. В ее глазах блестели слезы.
— Вы плачете? — Он вытащил из кармана носовой платок и протянул ей.
— Да. — Она вытерла глаза. — Но не потому, о чем вы подумали.
Он улыбнулся.
— А что я, по-вашему, подумал?
— Что я плачу, потому что не могу получить Алабастера.
— Я так не думал, Тея. Но почему вы плачете?
Она кивком указала на Филиппа и Алабастера.
— Эти двое не могут друг без друга. Знай я, что вы купили Алабастера для Филиппа, никогда не стала бы требовать, чтобы его вернули мне.
Эван покачал головой.
— Вы же не могли этого знать. Кроме того, Алабастер был ваш еще жеребенком. Он много значит для вас.
Она кивнула.
— Да, но Филипп рассказал мне, насколько тесными узами они были связаны во время войны. Алабастер был его другом.
— Я знал это, — выдохнул Эван. — Потому и не думал о деньгах, когда делал ставки.
— А мой брат их поднимал и поднимал, — покачала головой Тея.
— Баллард никак не мог знать, почему я должен купить этого коня, в точности как я не мог знать, зачем он нужен вам.
Тея выдохнула.
— Что ж, теперь, даже если бы и могла, я ни за что не забрала бы Алабастера у Филиппа: он ему гораздо нужнее, чем мне.
Эван тяжело вздохнул.
— С вашей стороны это очень великодушно.
Если до сих пор у Эвана и оставались какие-то сомнения, теперь он окончательно убедился, что совершенно не знал Тею: она оказалась совсем не такой, как он предполагал вначале.
Тея отмахнулась от его похвалы.
— Это самое меньшее, что я могла сделать после того, как тайком пробралась сюда и опозорилась, как последняя дурочка, да еще и ногу сломала.
Эван фыркнул и сунул руки в карманы.
— Я бы так не сказал. Посмотрите на ситуацию с другой стороны: если бы вы не пробрались сюда и не сломали ногу, Филипп до сих пор бы молчал.
Тея улыбнулась и кивнула.
— Да, так мне нравится больше. Спасибо. Теперь я понимаю, что не зря сломала ногу.
Она оглянулась и посмотрела на Филиппа, все еще стоявшего возле жеребца, и, вздохнув, оперлась на дверцу денника, чтобы обрести равновесие и поставить забинтованную ногу на землю. Стоять было приятно, хоть и немного больно.
Эван подошел ближе и оказался в шаге от Теи. Она повернулась к нему, но пришлось поднять голову, чтобы видеть лицо. Ох, ну почему он так привлекателен и так хорошо пахнет? Ей очень не хотелось возвращать ему носовой платок, который хранил его запах.
— У нас много тайн, но я хочу попросить вас сохранить еще одну, — загадочно прошептал Эван, глядя ей в глаза.
Она сглотнула комок в горле и с трудом выдавила:
— Какую же, милорд?
— Что я сделал вот это. — Он нагнулся и прильнул к ее губам.
Как только Тея почувствовала прикосновение его губ, мозг ее словно взорвался. Первая мысль: что он делает? — мгновенно сменилась другой: только бы не останавливался!..
Сначала поцелуй был нежным, приглашающим, но затем Эван повернулся к ней всем телом так, чтобы Филипп, если обернется, не смог ничего увидеть, и тогда его губы стали настойчивыми, требовательными, язык прикоснулся к губам, и Тея приоткрыла их, впуская его в бархатные глубины рта.
Для Теи поцелуй не был первым: ее и раньше целовали нескладные деревенские кавалеры, но ни одна из тех неловких дурацких попыток не походила на этот поцелуй. Когда Эван оторвался от ее рта и шагнул назад, она тяжело дышала и дрожала от вожделения.
Глаза ее были широко распахнуты, словно он совершил нечто такое, чего она не забудет никогда (да так и будет — Тея не сомневалась в этом).
— Надеюсь, вы простите меня за это, — произнес Эван, смущенно кашлянув и поправив галстук.
Лишившись дара речи, Тея только и могла, что смотреть на него и, как рыба на суше, открывать и закрывать рот. Голос Филиппа вывел ее из ступора, и она забыла, что хотела сказать, если вообще собиралась.
— Он ничуть не изменился: такой же красавец.
— Он ждал тебя, — отозвался Эван, как будто не целовал только что Тею так страстно, что она забыла собственное имя.
Она все еще смотрела на него. Как он может говорить так спокойно после того, что было? Словно ничего не случилось? Вот она уже никогда не будет прежней. И все же Тея была благодарна Эвану за его уравновешенность: кто-то из них двоих должен сохранять самоконтроль.
Эван отошел от денника и направился к другу, а Тея осталась на месте тупо смотреть ему вслед. Итак, виконт Клейтон все же поцеловал ее, как она и хотела, а теперь будет ждать повторения… и, возможно, продолжения.
Пока Тея переживала случившееся, Эван рассказывал Филиппу, как ему удалось выкупить коня и другие семейные реликвии на аукционе, который его дальний родственник устроил в Лондоне несколько недель назад. Слова лились рекой: он сумел изложить достаточно убедительную историю, а вот мысли блуждали совсем в другом месте, там, где осталась Тея.
Наверное, не следовало ее целовать: ну где его хваленое самообладание? Никакого смысла в этом поцелуе не было, но он просто не смог удержаться. Увидев, как искренне она обрадовалась за Филиппа, хоть и мечтала заполучить скакуна сама, он просто немного расслабился, вот и все. К тому же он не верил в любовь, хотя уже несколько дней мечтал ее поцеловать, а на днях у него возникло ощущение, что она не будет против. Был только один способ это проверить, и он его использовал.
Вот только он не учел, что дело здесь не только в овладевших им эмоциях. Эван испытал сильнейшее возбуждение, подобного которому не чувствовал уже очень давно, и ощущал себя школяром, который не в состоянии усмирить неистовый бунт тела после поцелуя с девочкой. Тея не просто позволила ее поцеловать, но и ответила ему со всем пылом.
Теперь возникла еще одна проблема: он хочет ее, а это чертовски плохо. Она не вдова и не какая-то там оперная певичка, а невинная молодая леди, дочь пэра: с ней не выйдет просто поразвлечься, да она и не из тех, кого можно затащить в постель. Черт, черт, черт! Ну зачем он поцеловал ее? Как теперь жить с ней под одной крышей? Она уже провела в его доме три недели, а доктор Бланшар, который регулярно навещал ее, сказал, что должно пройти до полутора месяцев, чтобы нога зажила достаточно для переезда в карете домой.
Эван отошел от нее: решил поговорить с Филиппом, чтобы дать ей время прийти в себя. Он видел, что поцелуй ошеломил ее, только не понял, чего ей больше хочется: повторения и продолжения или дать ему пощечину. Ему показалось, что ей понравилось, да она и не из тех, кто постесняется дать по физиономии.
Нужно вернуться к ней. Наверняка болит нога, а он оставил ее стоять, прислонившись к дверце денника. Эван обернулся, но Тея смотрела в другую сторону.
— Ну что, возвращаемся? — предложил он Филиппу.
Тот кивнул, в последний раз потрепал Алабастера по холке, и друзья направились к Тее. Только было Эван хотел помочь Тее забраться в кресло, она кашлянула и попросила:
— Филипп, не могли бы вы подсадить меня в кресло? А то лорд Клейтон наверняка от меня устал.
Совсем наоборот, подумал Эван, но все же отошел в сторону, чтобы не мешать Филиппу.
На следующий день, пристроив ногу на подушки, Тея писала очередное письмо брату. Ее расстроило, что Энтони отказался ей помочь, и она решила хорошенько его отчитать. Несколько дней назад она уже отослала письмо дяде в Лондон, в котором коротко описала случившееся (кроме, разумеется, походов в конюшню лорда Клейтона под видом мальчишки) и попросила немедленно забрать ее отсюда, чтобы спасти репутацию. Если дядя не ответит, придется написать леди Хопхаус, ближайшей подруге матери.
Кто-то ведь должен ее понять и приехать за ней. Она должна выбраться отсюда как можно скорее: и так пробыла здесь слишком долго. Эван ее поцеловал, как она того и хотела, и вот теперь ее посещают идиотские мысли о замужестве, детях… Ах как все запуталось! Это безумие — мечтать выйти замуж за того, кто поймал ее, словно воришку, в собственной конюшне.
Но самое ужасное — она, похоже, влюбилась, а уж это и вовсе недопустимо. Мама очень ясно высказалась по этому поводу как раз перед несчастным случаем и поведала дочери историю знакомства с ее отцом и последующего замужества.
Мама познакомилась с лордом Блэкстоуном на балу в Лондоне вскоре после своего дебюта и безумно влюбилась. Ей казалось, что и он ее любит, но его интересовало только ее приданое и связи ее семьи. И то и другое весьма впечатляло. Уже через несколько дней ухаживания он сделал ей предложение, что считалось вполне нормальным, но спустя некоторое время мама поняла, что у мужа в Лондоне есть любовница, от которой он не собирался отказываться и будучи женатым. Он оставил супругу в загородном поместье и вернулся к своим лондонским развлечениям. Во время своих визитов, хоть и недолгих, он обрюхатил молодую жену, и она произвела на свет двоих детей. На плечи леди Блэкстоун легли все обязанности по уходу за детьми, содержанию в порядке имения и даже устройству ежегодных рождественских балов.
Сердце Теи болело за несчастную маму, любившую мужчину, которому не было до нее дела. Она никогда не забудет ее последних слов, сказанных с горечью: не надо выходить замуж за того, кто тебя не любит.
Вдобавок к трауру, который соблюдала Тея, когда пришло время ее дебюта в обществе, появился страх перед замужеством. Как, скажите на милость, найти мужчину, который будет не только любить, но и хранить верность? Как узнать, есть ли у него содержанка? Все эти годы ей удавалось избегать любви и брака, а теперь вот из-за лорда Клейтона она мечтает о том, чего боялась. Как-то все это неразумно. А она еще и живет с ним под одной крышей, мечтает о поцелуях…
Нет, надо срочно это прекратить: вернуться домой, и как можно скорее. И раз единственный способ — уговорить кого-нибудь из родственников или друзей приехать и забрать ее отсюда, так тому и быть. Значит, пора начинать кампанию написания писем. Тея взяла уже написанное послание к брату и стала перечитывать, чтобы убедиться, не забыла ли какой-нибудь важный аргумент.
Тем временем, Мэгги, в другом конце комнаты сидела в кресле у окна и листала утреннюю «Таймс». Как правило, газетные сплетни она читала вслух, но Тея слушала вполуха: ее это забавляло, но не особенно интересовало.
— Леди Хавершем устраивает у себя в доме на Беркли-сквер музыкальный вечер, — объявила Мэгги.
— Какая жалость, что меня не пригласили, — полным сарказма голосом отозвалась Тея.
— Музыка пошла бы вам на пользу, — возразила камеристка, не поднимая глаз от газеты. — Может, перестали бы лазить по конюшням.
Тея выгнула бровь.
— Оставь свое мнение при себе.
Не обратив на ее слова внимания, Мэгги перешла к следующей сплетне.
Тея улыбнулась себе под нос, стоило представить, что начнется в газетах, когда станет известно, что брат бывшего герцога Харлоу не погиб на войне и готов занять свое место в обществе. Мэгги уж точно со стула свалится. Конечно, Тее ужасно хотелось поделиться с подругой такой важной новостью, но она пообещала Эвану хранить тайну, и свое слово сдержит. Мэгги известно лишь то, что здесь гостит друг лорда Клейтона.
— Похоже, осенний бал леди Кранберри произвел фурор, — прокомментировала Мэгги, — несмотря на то что ледяная скульптура быстро растаяла и в луже на полу танцующие скользили и падали.
— А ногу никто не сломал? — рассеянно спросила Тея.
— Если и так, тут об этом ничего не говорится, — вздохнула Мэгги.
— Ну и хорошо, такого врагу не пожелаешь, — заметила Тея, взглянув на собственную, бесполезную пока, ногу. — Хорошо хоть у меня есть кресло-каталка.
— Лорд Уитмир и мисс Лаура Футвинкль объявили о помолвке, — прочитала дальше Мэгги.
— Лорд Уитмир — фат и бахвал, — заметила Тея, — а про мисс Футвинкль я никогда не слышала.
— Вы бы хоть вид сделали, что вам интересно, — с упреком в голосе произнесла Мэгги и покачала головой.
— Да зачем, если у меня есть ты? Ты же мне все рассказываешь, — широко улыбнулась Тея. — Но если тебя это утешит, я желаю мисс Футвинкль терпения. Оно ей потребуется, если лорд Уитмир станет рассказывать свои скучнейшие истории, которых хватит до конца жизни.
Качая головой, камеристка прочитала еще несколько случайных объявлений, на которые Тея почти не обратила внимания, и вдруг Мэгги негромко коротко ахнула.
Тея подняла взгляд. Лицо подруги внезапно сделалось белым, как у призрака. По спине Теи пробежал неприятный холодок дурного предчувствия.
— Что случилось, Мэгги?
Мэгги оторвала взгляд от газеты и посмотрела подруге в глаза.
— Ты меня пугаешь, — настороженно сказала Тея. — Говори, в чем дело.
— Боюсь, вам это не понравится, — сглотнув, выдавила Мэгги.
— Да что ты увидела-то? — Тея услышала в собственном голосе нотки паники. — Дай-ка мне газету.
Мэгги медленно встала с кресла и поплелась к кровати. Развернув газету, она ткнула пальцем в статейку посреди страницы.
Тея пробежала взглядом по строчкам и, наконец, наткнулась на то, что так перепугало Мэгги:
«Из авторитетного и непогрешимого источника нам стало известно, что леди Теодора Баллард, дочь графа Блэкстоуна, в настоящее время проживает в Девоне под одной крышей с виконтом Клейтоном!»
— Черт побери! — воскликнул Эван, просматривая страницу сплетен в «Таймс». — Хамболт, живо сюда.
Дворецкий материализовался на пороге кабинета Эвана уже через несколько секунд.
— Да, милорд.
— Пошлите за доктором Бланшаром: он должен приехать немедленно, и отправьте письмо лорду Блэкстоуну с той же самой просьбой.
— Да, милорд, — кивнул Хамболт и поспешно отправился выполнять приказание.
Эван негромко выругался. Он привык читать колонки сплетен: какими бы безобидными ни были, частенько сплетни оказывались очень полезными, когда требовалось убедить какого-нибудь пэра прислушаться к здравому смыслу. Член парламента всегда должен владеть информацией и быть в гуще событий, чтобы выполнять свои обязанности как можно качественнее, считал Эван.
Его собственное имя упоминалось в газетах только по поводу работы в парламенте: сплетни к нему не прилипали, он гордился этим и не без оснований.
До сегодняшнего дня. Черт бы все это побрал!
Доктор Бланшар прибыл первым, его провели прямо в кабинет виконта, который нервно расхаживал взад-вперед, обдумывая перспективы, и они казались ему все более и более мрачными.
— Вы видели сегодняшнюю газету? — спросил он доктора.
Доктор Бланшар неловко переступил с ноги на ногу и кашлянул.
— Видел, милорд.
— Тогда вам известно, почему я вас поспешно пригласил. Леди Теодора провела здесь уже три недели. Как ее самочувствие? Можно перевозить? Кость достаточно срослась?
— Чтобы ответить на все ваши вопросы, мне придется ее осмотреть, милорд. Конечно, перевозить ее сейчас уже не так опасно, но риск все-таки есть.
Эван прикусил губу и кивнул.
— Очень хорошо. Скоро сюда приедет лорд Блэкстоун, и мы обсудим все варианты с ним. Боюсь, их не так много.
— Что ты узнала? — спросила Тея у Мэгги, едва та вбежала в спальню.
Тея отправила подругу на задание — выяснить все, что можно, о том, где сейчас лорд Клейтон и видел ли сегодняшнюю «Таймс». Она сильно нервничала из-за того, что ей еще никто ничего не сказал.
— Здесь ваш отец, — ответила Мэгги, заламывая руки. — Он только что приехал. Прямо сейчас Хамболт провожает его в кабинет виконта.
Тея подкатила в кресле к двери. Если когда-нибудь за все время в поместье она и хотела встать на ноги, то этот момент настал.
— Отец? Здесь? Должно быть, они собираются обсудить случившееся.
— Похоже на то, — согласилась Мэгги.
Тея нахмурилась.
— За мной лорд Клейтон не послал — значит, они собираются решать, что делать со мной, без меня. Это неправильно и недопустимо.
— Может, они просто не хотят вас волновать, Тея, — предположила Мэгги.
— Во-первых, они опоздали: я не просто взволнована, я в панике. Во-вторых, это моя жизнь, мое будущее, моя семья. Они просто не могут обсуждать последствия случившегося без меня! Пожалуйста, открой дверь, и позови лакеев, чтобы спустили меня вниз. Я не хочу, чтобы эта троица обсуждала меня без меня!
Спустя несколько минут кресло с Теей спустили вниз, и Джайлс покатил его к кабинету Эвана. Мэгги даже не пыталась возражать против решения Теи вмешаться в беседу мужчин: это по меньшей мере бесполезно, когда Тея полна такой решимости. Вместо попытки переубедить хозяйку она распахнула дверь и позвонила, чтобы пришли Джеймс и Джайлс.
Когда Тею подкатили к кабинету, она жестом приказала лакею молчать и отпустила его, проехала еще немного и прижалась ухом к двери.
— Мне жаль, что так случилось, — послышался голос отца.
Тея возвела глаза к потолку. Ему жаль? Смешно! Отлично зная, что разразится скандал, если кто-нибудь проболтается, он все равно оставил ее здесь. А кто-то, безусловно, проболтался.
— Нет, это я должен принести вам свои извинения, милорд, — возразил Эван. — Похоже, кто-то из моих слуг не удержал язык за зубами и информация попала в газету.
— Вы не можете знать это наверняка, Клейтон, — парировал граф. — Здесь двое моих слуг: проговориться мог и один из них.
Тея прищурилась. Да как он смеет обвинять Мэгги в распространении сплетен? Да и Джайлс не мог. Очевидно, это болтливая Розали, хотя вряд ли возможно это доказать.
— Сейчас уже не имеет значения, откуда ноги растут, — сказал Эван. Наступила долгая пауза, затем он продолжил: — Полагаю, никто не станет спорить, что спасти ситуацию может только одно.
Тея затаила дыхание. Его голос звучал весьма решительно.
— Я знаю, что у вас на уме, Клейтон, — отозвался граф. — И полностью с вами согласен.
И что, интересно, у него на уме? Сердце Теи так колотилось, а в ушах шумела кровь, что ей пришлось приложить усилия, чтобы расслышать дальнейшее.
— Я сейчас же вызову своего поверенного, — резко добавил Эван, — и мы составим брачный контракт.
Тея ахнула.
— Если это вас хоть немного утешит, Клейтон, у нее богатое приданое, — произнес граф.
— Это меня волнует меньше всего, — отмахнулся Эван. — А вот как я буду объяснять все это моей невесте — большой вопрос.
Тею бросало то в жар, то в холод, стены коридора, казалось, сомкнулись и того и гляди раздавят. Нет, этого не может быть, не должно… Она прижалась рукой к стене возле двери, чтобы не упасть. Она что, сейчас упадет в обморок?
Невеста? Невеста?! Но откуда? Она понятия не имела, что у Эвана есть невеста! Нет, нет, этого не может быть, это просто немыслимо! Ведь должно же быть и у нее право голоса! А ей есть что сказать! И она выскажет свое мнение. Ни под каким видом она не выйдет замуж только по необходимости, за того, кто женится на ней из чувства долга, из-за оплошности, которую допустила она! Нет, не желает она быть обузой Эвану до конца своих дней.
«Если это вас утешит, Клейтон…» Слова отца все еще эхом звучали у нее в голове, словно бежали по сводившему с ума кругу. Но хуже всего — ответ Эвана: «…как я буду объяснять все это моей невесте…» Он целовал ее, а у самого есть невеста!
Задыхаясь, она проговорила:
— Ах негодяй! Мерзавец! Обманщик! Немедленно уезжаем домой!
Тея не помнила, как вызвала лакеев, как ее поднимали по лестнице, но, оказавшись в спальне, повернула коляску к Мэгги и велела:
— Пожалуйста, сейчас же упакуй мои вещи! Мы уезжаем домой с отцом.
Эван почти не обращал внимания на детали контракта, который собирался подписать. Поверенный прибыл сразу же после того, как они с лордом Блэкстоуном приняли решение о необходимости, что брак состоится. Сейчас поверенный, удобно устроившись в кабинете Эвана, составлял брачный договор между сторонами.
Обычно Эван вникал в каждое слово в подобных документах: ведь брачным контрактом он будет повязан всю жизнь, но сейчас не мог заставить себя думать о деталях. Все его мысли занимала леди Теодора Баллард, которая внесла столько изменений его жизнь за какие-то несколько недель.
Всего несколько дней назад все у него было упорядоченно, размеренно: он точно знал, что будет делать сегодня, а что завтра, но после того, как порог его дома переступила она, случалась одна катастрофа за другой, а кончилось все составлением брачного контракта. Как, скажите на милость, он мог это допустить?
Поверенный продолжал задавать вопросы, и Эван односложно отвечал, живо представляя себе, как сообщает лорду Малькольму, отцу Лидии, что соглашение между ним и его дочерью больше не действует. Лорд Малькольм будет очень недоволен, но благоразумие проявит. Эван слишком долго убеждал себя, что женитьба на Лидии — прекрасный вариант, и теперь никак не мог привыкнуть к мысли, что этот брак не состоится. Разумеется, идеальное решение — вообще не вступать в брак в ближайшее время, и с Лидией это было вполне реально, но теперь…
Но вот что странно: стоило подумать о женитьбе на Тее, и он ловил себя на том, что… ждет этого, а точнее — первую брачную ночь. И это его и удивляло, и давало странное ощущение… предвкушения в животе, сладостного трепета в животе.
Браки в их кругах основывались на рациональных принципах: две семьи объединялись, чтобы создать новую, более могущественную, — вот почему он намеревался жениться на Лидии, хотя особо и не задумывался об этом. Она казалась ему вполне достойной партией: родилась и воспитывалась в приличной семье, симпатичная, покладистая, из нее наверняка получится хорошая жена, а больше от нее ничего и не требовалось. А теперь перед ним стояла перспектива жениться, чтобы предотвратить скандал. И если политика не самый лучший повод для брака, то женитьба во избежание скандала наверняка входит в число наихудших.
Эван уставился в окно кабинета невидящим взглядом. Пусть это неожиданно, но долг чести требовал поступить благородно и жениться на леди Баллард. У него нет выбора. Это единственное, что может спасти ее репутацию, раз уж сплетни дошли до газет. Никого не волнует, что она живет в его доме не одна, а с компаньонкой. Грязные намеки лежали на поверхности, и никто в обществе не станет задумываться о причинах.
Поверенный перечислял пункт за пунктом, требуя подтверждения, и Эван поймал себя на том, что соглашается на любые пожелания лорда Блэкстоуна. Приданое и вправду было значительным. Никаких возражений. Тее позволяется по-прежнему самой распоряжаться деньгами, оставленными ей матерью. Никаких возражений. Тея использует часть приданого на покупку нарядов. Обычная практика.
— Есть кое-что, на чем Тея настаивает, и об этом вам следует знать, — заявил лорд Блэкстоун.
Эван выгнул бровь.
— И что же это?
— Ей должно быть позволено ездить верхом, когда пожелает, — ответил Блэкстоун.
От хохота Эвана затряслись стены.
— Хотел бы я посмотреть на того, кто попытается ей помешать.
Теперь бровь изогнул Блэкстоун.
— Боюсь, забот у вас будет полон рот, Клейтон.
Эван окинул взглядом будущего тестя. Создавалось впечатление, что дочь для него обуза, от которой он хочет поскорее избавиться. Девушка, которую он немного узнал за прошедшие недели, обладала прекрасным чувством юмора, была умна и красива, точно знала, чего хочет от жизни, и терпеть не могла глупцов. Такой дочерью Блэкстоуну следовало бы гордиться, он не заслуживал ее. И в данный момент Эван сомневался, что и сам ее заслуживает.
Спустя примерно час документ был составлен. Поверенный подтолкнул его к Эвану и протянул перо. Клейтон посмотрел на документ, затем на Блэкстоуна.
— Думаю, прежде, чем подписать это, мы должны убедиться, что Тея согласна со всеми пунктами.
Блэкстоун прищурился, и в стальной глубине его глаз мелькнуло замешательство.
— Спросить Теодору?
Эвану пришлось собрать волю в кулак и сдержаться, чтобы не напомнить этому человеку, что его дочь предпочитает имя Тея.
— Да. Возможно, она возражает, — заметил Эван.
— У нее нет выбора, — коротко бросил Блэкстоун.
— Вот как вы на это смотрите?
Граф отвел взгляд.
— Предоставьте это мне. Я сам сообщу Теодоре.
— Мы приняли решение, — объявил граф Блэкстоун, едва вошел в спальню Теи.
Она уже подготовилась к подобному заявлению, поэтому быстро ответила, указав на уже упакованные сундуки:
— Я тоже. Мы немедленно возвращаемся домой.
Граф прищурился.
— Ты должна выслушать меня, Теодора. Мы приняли решение, наилучшее для твоего будущего.
Тея выпрямилась и заявила не терпящим возражений голосом:
— Позвольте мне внести ясность. Я не останусь здесь. Какие бы планы на мой счет вы ни разработали, я могу узнать о них дома. Я отказываюсь оставаться здесь в качестве предмета для сплетен какого-то болтуна. И мне плевать даже на мою ногу!
Граф стиснул зубы, в серых глазах вспыхнул гнев, но, похоже, он понял, насколько она серьезна.
— Хорошо, я увезу тебя домой, но по дороге мы обсудим твое будущее.
Тею это уже не волновало. Она выиграла первую битву: выбраться из дома лорда Клейтона. Учитывая, что неизвестно, кто распустил про нее сплетни, покинуть этот дом было самым срочным и важным. Она совершенно не собиралась замуж за Клейтона, и каждая лишняя минута пребывания здесь только усложнит выполнение ее решения. Теперь, когда новость попала в газеты, соседи наверняка захотят приехать и убедиться во всем своими глазами. Насколько она в этом разбиралась, некоторые из них уже на пути сюда.
Не прошло и часа, как Тея и Мэгги со всеми своими вещами уже сидели в карете лорда Блэкстоуна. Джайлс и Джеймс поставили кресло-каталку в фургон, который должен был поехать вслед за ними.
Тея даже сумела убедить отца, что их не должны видеть в холле, когда они будут покидать дом. За это она пообещала написать Клейтону и поблагодарить за приют и помощь, когда устроится дома, а пока сделала это через отца, который вернулся в кабинет Клейтона с сообщением, что увозит дочь домой прямо сейчас.
В карете они постарались как можно удобнее устроить Тею, уложив ее ногу на стопку подушек и одеял. Но экипаж так трясло на разбитых проселочных дорогах, что Тея, когда он подскакивал на кочке, невольно вскрикивала от боли. Всю дорогу она стискивала зубы и старалась не стонать и не охать, но время от времени просто не могла сдержаться.
Несколько раз граф пытался заговорить про эту смехотворную помолвку, но Тея быстро сообразила, что, если демонстрировать боль в ноге, он сразу замолкает.
Тем временем Мэгги, сидя рядом с Теей, пыталась сосредоточиться на шитье, но морщилась всякий раз, когда та вскрикивала.
— Теодора, мы должны обсудить твое будущее, — наконец заявил граф, когда до имения оставалось не больше четверти пути. — Мы с лордом Клейтоном…
— Ой! — вскрикнула Тея, для пущего драматического эффекта прижав руку ко лбу. — У меня такие боли, и я совершенно вымоталась. Неужели нельзя поговорить об этом завтра, когда я хоть немного отдохну?
— Мы должны позаботиться о твоей репутации! — рявкнул в ответ граф.
Тея стиснула зубы.
— Да, но следовало это сделать гораздо раньше, когда вы вынудили меня остаться у лорда Клейтона.
Этого было достаточно, чтобы заставить отца молчать до самого дома. Хвала небесам! Тея уставилась в окно. День был серый и холодный, как и ее мысли. Она наблюдала, как мелькают голые деревья и черные ветви резко вырисовываются на фоне промозглого серого неба, а в голове одна другую сменяли мысли о времени, проведенном с лордом Клейтоном.
Она очень сожалела, что не смогла попрощаться с Филиппом. Он такой славный: милый, добрый и внимательный, и совсем не раздражает в отличие от Клейтона. Нужно написать Филиппу и попрощаться. Она посоветует ему навещать Алабастера как можно чаще.
Алабастер. Увидит ли она когда-нибудь своего коня? Если поедет туда, сплетни могут опять пробраться в газеты. Проклятье! Тея закрыла глаза, решив, что подумает об этом завтра, а пока слишком измотана, чтобы беспокоиться.
Тея никак не могла заснуть. Боль в растревоженной поездкой ноге была нестерпимой, и это уже само по себе отравляло жизнь, но всякий раз, когда она пыталась расслабиться, одна ужасная, сбивающая с толку мысль застигала ее врасплох и начинала терзать: у Клейтона есть невеста.
Невеста. Все то время, что она провела в его доме, он был обручен и ни разу не упомянул об этом, а ведь целовал ее! Да кто же он после этого? Самый подлый из подлецов! В точности такой, от которых предостерегала ее мать.
Тея попыталась представить нареченную Клейтона. Имя он не назвал. Знакома ли она с ней? Сколько ей лет? Наверняка младше Теи. Может, вообще дебютантка, лет восемнадцати. Наверное, вышла в свет только этой весной. Наверняка у нее длинные прямые светлые волосы и сияющие голубые глаза, как у большинства дебютанток. Умеет ли она играть на фортепиано и петь как жаворонок? Нет никаких сомнений, что она не вспыльчива и не упряма, как Тея. Несомненно, она не из тех, кто способен одеться как мальчишка, глухой ночью проникнуть в конюшню Клейтона и сломать при этом себе ногу.
Ой, да какая разница. Тея ни за что — ни за что! — не выйдет за лорда Клейтона. Они не смогут ее заставить: не решатся, а это означает, что он свободен и сможет жениться на любой леди по своему выбору, на этой блондинке с голоском жаворонка. Тея больше ни секунды не будет гадать, кто она: зачем зря тратить время — ей есть о чем подумать, например, как, скажите на милость, убедить отца, что она ни под каким видом не согласится выйти замуж за лорда Клейтона. Это, конечно, будет самый ужасный скандал, каких еще никогда не случалось, но Тея настроена на победу любой ценой.
Стоя в тени, у стены конюшни, Эван наблюдал, как Филипп на Алабастере преодолевает невысокие препятствия. Форрестер каждый день после полудня занимался с ним, и, по его словам, выздоровление шло рекордными темпами.
Филипп улыбнулся и помахал Эвану. Успехи, которых он добился после того, как был представлен Тее, поражали. И не было никаких сомнений, что именно ее влияние так помогло Филиппу. Она проводила с ним долгие часы, много рассказывала, в том числе об Алабастере, сумела расположить его к себе. Эван не раз слышал, как Филипп смеется и даже сам что-то рассказывает.
Отрицать невозможно: за те несколько недель, что Тея провела в поместье, ей удалось добиться значительно больших успехов, чем за долгие месяцы Эвану, который отчаянно пытался помочь Филиппу. Это было поразительно.
Тея. Где она сейчас? Эван прислонился к стене, закрыл глаза и тяжко вздохнул. Он знал только, что она уехала. Следовало подписать контракт. Если бы это было сделано, она вряд ли могла отказаться от брака, но Эван не хотел ее заставлять. Эта девушка упряма сверх всякой меры, и уж если настроилась не выходить за него, хотя всем очевидно, что это единственно разумное решение, то ни за что не согласится.
Конечно, самым правильным было бы сначала спросить ее. Эван даже собирался, как это принято, встать на колено и сделать все подобающим образом, но Блэкстоун сообщил, что Тея, обеспокоенная, как бы сплетни не пошли еще дальше, потребовала немедленно отвезти ее домой. Очевидно, ее даже не волновало, как скажется переезд ее ноге. Она даже не пожелала попрощаться с Эваном, а это уже не предвещало ничего хорошего. Добавить сюда еще то, что она не очень ладила с отцом, и надежды на согласие выйти за него замуж у Эвана почти не оставалось.
Он намеревался нанести визит Тее после того, как она отдохнет с дороги. Переезд, несомненно, был мучительным для нее. Оставалось надеяться, что за время пути нога не сильно пострадала. Теперь, когда Теи не было, он понимал, что очень хочет ее увидеть, поговорить с ней.
Эван оттолкнулся от стены конюшни и направился к дому, оставив с Филиппом Форрестера. Надо было отдать распоряжения, чтобы подготовили дом, и подготовиться самому к появлению виконтессы. Он совершенно не собирался заниматься этим так рано, но все уже случилось, хотя и с другой леди.
У лорда Блэкстоуна нет особенно полезных политических связей, и брак с Теей явно не будет таким выгодным и перспективным, как был бы с леди Лидией, но Эван не испытывал никаких сожалений. Маловероятно, чтобы Тея, став его женой, когда-нибудь ему наскучила. Она любит лошадей, как и он, любознательна и умна, а от поцелуя с ней у него вскипела кровь. Она вообще особенная, не такая, как другие леди, — и меньше всего в ней от леди, — в этом он убедился. Таких, как Теодора Баллард, больше нет.
Эвану оставалось только надеяться, что Блэкстоун не провалит все дело, обратившись к дочери в приказном тоне: она тогда наотрез откажется выходить за него замуж, и переубедить ее вряд ли удастся.
От легкого стука в дверь Тея поморщилась: это отец. За сутки, что провела дома, она исчерпала все жалобы на усталость и боль в ноге, пытаясь избежать разговора с ним. Ну и хорошо. Чем скорее все закончится, тем лучше. Тея глубоко вздохнула, приподнялась на подушках и, расправив плечи (нужно быть готовой ко всему), крикнула:
— Войдите!
— Надеюсь, сегодня тебе лучше, — сказал граф, поздоровавшись.
— По крайней мере отдохнула, хоть нога и не дала выспаться, — сказала Тея, слегка склонив голову.
Граф сжал лацканы пиджака и прокашлялся.
— Мы должны поговорить о твоем будущем, Теодора.
— Я прекрасно знаю о ваших планах, отец, но должна сразу сказать, что не согласна, — как можно спокойнее и вежливее проговорила Тея.
— Не согласна с чем? — прищурился граф.
Она скрестила руки на груди.
— С вашим решением выдать меня замуж за лорда Клейтона.
— Теодора, ты должна понять…
— Я прекрасно все понимаю, — проговорила она резко, позабыв и про спокойствие, и про вежливость. — Вы все обсудили без моего участия и приняли в высшей степени бесцеремонное решение, что свадьба — лучший способ уладить разгорающийся скандал, вызванный моим долгим пребыванием в доме лорда Клейтона. Так вот: этого не будет.
Граф скрипнул зубами и процедил:
— Рискуя разозлить тебя еще больше, Теодора, скажу, что мне не требуется твое согласие.
В глазах ее вспыхнуло пламя, руки сами собой сжались в кулаки. Может, ему и удавалось влиять на ее красивую, нежную, мягкую мать, но Тея другая и не позволит ему решать за нее. От этого зависит вся ее жизнь, ее будущее. Она не намерена сидеть как в заточении в своей спальне, как ее мать, пока муж развлекается в Лондоне с какой-нибудь певичкой или актриской.
— Это вам только кажется! Если вы намерены выдать меня замуж насильно, то обещаю: меня на свадьбе не будет!
— Что это значит? — Отец был почти в бешенстве.
— Именно то, что сказала: свадьба будет без невесты. И неважно, что придется для этого сделать.
— Ты что, мне угрожаешь? Собираешься причинить себе вред? — жестко спросил граф.
Она пожала плечами. Это предположение всего лишь подтверждает, как мало отец ее знает. Вред себе она причинять не станет: об этом она даже не думала, но если ему хочется верить в такую возможность, так тому и быть. Это ей вполне подходит: пусть думает, что это один из вариантов.
— Скорее сбегу, — натянуто улыбнулась Тея.
— Сбежишь? И куда же, если не секрет?
Никогда еще ей не хотелось выдержать все происходящее сильнее, чем сейчас.
— В любом случае я вам это не скажу, но могу заверить, что скандал, который разразится, когда лорд Клейтон окажется один у алтаря, будет куда мощнее, чем шепотки о моей погубленной репутации из-за жалких сплетен в газете.
Отец резко повысил голос:
— Надеюсь, ты не забыла, что эту ситуацию спровоцировала именно ты?
Ее слова вырывались сквозь стиснутые зубы, как пули из пистолета:
— Думаю, вам не надо напоминать, отец, что я просила вас забрать меня домой после того, как сломала ногу, но вы отказались?
Граф негромко выругался.
— Ты упряма в ущерб себе, Теодора. Неужели не видишь, что это лучший вариант для твоего будущего?
— А вы не видите, что это мне судить, какое будущее меня больше устраивает? Я не хочу выходить за лорда Клейтона.
— Да какое отношение это имеет к делу? Ты будешь избавлена от сплетен, а заодно выручишь своего брата и меня.
— Избавьте меня от упреков, отец. Я не намерена спокойно смотреть, как вы двое так бесцеремонно распоряжаетесь моим будущим.
Граф резко повернулся к двери.
— Будь по-твоему, Теодора, можешь оставаться никому не нужной старой девой до конца своих дней.
Эван хлопнул ладонью по письменному столу с такой силой, что бумаги, перо и чернильница подскочили.
— Проклятье!
В кабинет вбежал Хамболт.
— Что-то случилось, милорд? Нужна ли вам помощь?
— Да, кое-что случилось, черт побери, но нет, ни ты, ни кто-либо другой мне помочь не в силах, — обреченно ответил Эван.
Хамболт поклонился и вышел, а Эван опять взял письмо от Блэкстоуна, которое только что прочитал, и еще раз пробежал глазами.
«Клейтон!
Сожалею, но вынужден сообщить, что Теодора отказалась выходить за вас замуж. Я приказал ей готовиться к свадьбе, но она повиноваться не пожелала: даже пригрозила, что сбежит из дому, если я буду ее принуждать. Боюсь, если я начну настаивать, она что-нибудь сделает с собой. Приношу свои извинения за все неприятности, которые моя дочь вам причинила. Теперь это позор нашей семьи, и мы не будем втягивать вас в свои проблемы.
Теодора сделала свой выбор, и все его последствия теперь ее забота».
Эван стиснул зубы. Этот болван Блэкстоун все испортил, как он и боялся. Тее ничего нельзя приказывать, ее можно только просить. Сначала выяснить, что она думает по этому поводу, обсудить все с ней. Именно это Эван и собирался сделать, но теперь всерьез сомневался, что Тея его примет, если нанести ей визит. Черт! Черт!! Черт!!! Все пошло прахом.
Вместе с письмом Блэкстоуна, которое Эван почему-то решил прочитать первым, пришло письмо от Теи. Он разорвал конверт и просмотрел страничку, уже испытывая разочарование из-за краткости сообщения.
«Лорд Клейтон, невозможно выразить словами всю глубину моей благодарности за вашу исключительную доброту. Мои глубочайшие извинения за все неприятности, что я вам причинила. Пожалуйста, угостите Алабастера яблоком от моего имени. Леди Теодора Баллард».
И все? И это все слова, которые она смогла найти для него? Она узнала, что они с ее отцом составили брачный контракт. И что, намеревалась вести себя так, словно ничего не произошло? Всем им известно, что если мужчины настаивают на браке и подписывают договор, у девушки нет выбора, и ей пришлось бы выйти за него. Но Эван этого не хотел, и, похоже, граф тоже. Блэкстоун даже упомянул, что она может что-то сделать с собой. Эван в этом сильно сомневался, но в то, что, если дойдет до свадьбы, она сбежит, вполне мог поверить, и тогда разразится куда больший скандал. Он легко мог вообразить, как сплетники хватаются за историю о помолвке, но леди Теодора предпочла сбежать, чтобы не выходить замуж. Нет, так дело не пойдет.
Если они не поженятся, репутация всех Баллардов будет запятнана, но общество быстро переключится на другой скандал, но его это не устраивало. Тея вряд ли захочет выйти замуж — просто будет потихоньку увядать. Эван же сможет продолжать жить так, как ему хочется, и планы его не пострадают.
Тея явно не желает иметь с ним ничего общего, причем настолько, что предпочла участь старой девы, скандал в обществе и даже была готова сбежать из собственного дома, лишь бы не выходить за него замуж.
Эван запустил пальцы в волосы. Черт побери! Ну и ладно. Он хотел поступить как джентльмен, благородно: предложил Тее защиту собственной фамилией и статусом. Если она ничего этого не хочет, отказывается наотрез, даже грозится сбежать, у него нет больше обязательств перед этой леди. Это она пробралась в его конюшню, где свалилась и сломала ногу, потом стала незваной гостьей, а теперь отказывается от его помощи. Так тому и быть. Он будет жить так, как привык, забудет про леди Теодору Баллард и тот хаос, который она привнесла в его дела на несколько недель этой осенью. Он вернется к своей упорядоченной, тщательно распланированной жизни.
Закончив прощальное письмо к Филиппу, Тея подкатила к окну гостиной и выглянула на улицу. После того разговора она не видела отца уже два дня, но колкости, которыми они обменялись, продолжали звучать у нее в голове. «Будь по-твоему, Теодора, можешь оставаться никому не нужной старой девой до конца своих дней».
Отец прав: она никому не нужна, но Тея не могла заставить себя сказать отцу, что это и есть настоящая причина ее отказа выйти замуж за лорда Клейтона. Отец же считает, что она просто избалованная эгоистка. Так с какой стати прилагать усилия, чтобы его разубедить? Кроме того, хоть она и сказала ему, что знает про другую невесту виконта, отец просто отмахнулся от ее опасений как от ничего не значащих. Его больше интересовал тот факт, что лорд Клейтон согласен жениться на ней, и она уже начинала опасаться, что и брат скажет ей то же самое.
Энтони как раз вошел в гостиную. Брат только вернулся из Лондона, и ей хотелось кое-что ему сказать. На улице было очень холодно, и даже одеяло на коленях не помогало: Тея все равно дрожала. Следовало бы подъехать ближе к камину, но она никак не могла набраться для этого сил.
— Как ты себя чувствуешь? Как нога? — спросил Энтони, закрыв дверь и подойдя к кушетке, стоявшей в середине комнаты.
— Понемногу выздоравливаю, — коротко ответила Тея.
— Отец сказал, что приезжал доктор Бланшар и, по его словам, все очень неплохо, несмотря на поездку в карете.
— Да. Мне повезло. — Тее не хотелось говорить ни о чем, она развернула кресло и посмотрела на брата. — Почему ты за мной не приехал? Почему даже не ответил?
Энтони вздохнул и провел рукой по волосам.
— Прости, Тея, мне правда жаль, но я разговаривал об этом с отцом, и он настоял на том, чтобы ты осталась там. И я тебе написал.
Тея вцепилась в ручки кресла.
— И с каких это пор ты слушаешься отца? И написал ты мне только один раз, чтобы сообщить, что не приедешь.
Энтони положил руки на спинку кушетки, сминая ткань.
— Я же не мог тайком привезти тебя домой, чтобы отец об этом не узнал. Мне что, надо было спрятать тебя в погребе?
Тея раздосадованно вздохнула и подъехала ближе к брату.
— Я не понимаю, почему отец так хотел, чтобы я оставалась там. Он же понимал, какой это риск не только для моей репутации, но и для вашей.
— Я ему говорил об этом, и не раз, — заметил Энтони. — Казалось, его больше волновала твоя нога, чем наше доброе имя.
Тея прищурилась.
— И почему я в этом сомневаюсь?
— Как бы там ни было, — отозвался Энтони, — но мне стыдно, что я не приехал за тобой. И что не сумел переубедить отца.
Тея опустила голову так низко, что подбородок коснулся груди, и уставилась на колени.
— Это мне должно быть стыдно. Ведь это я отправилась в имение лорда Клейтона и сломала там ногу. Виновата во всем только я. Поэтому прошу прощения, если в чем-то тебе навредила.
Энтони подошел к ней и сел в кресло рядом.
— За меня не беспокойся. Ты не хуже меня знаешь, что такое светское общество. Я холостой, к тому же будущий граф. В подобных ситуациях мужчины практически неуязвимы в отличие от женщин. Я тревожусь за твою репутацию, за твое будущее.
— Время тревог за мою репутацию пришло и ушло: я уже давно перешла в разряд старых дев, но мне бы очень не хотелось, чтобы сплетни повлияли на твои планы.
Энтони сжал ее замерзшие руки.
— К тому времени, когда я надумаю жениться, никто и не вспомнит про эту чепуху. — Энтони встал, подошел к камину и облокотился на каминную полку. — А что касается старой девы… отец сказал, ты отказалась от брачного предложения лорда Клейтона.
— Конечно, отказалась! — выпалила Тея.
— Могу я спросить почему? — поинтересовался Энтони.
Тея нетерпеливо тряхнула головой.
— По-моему, это очевидно — зачем портить хорошему человеку жизнь?
Брови Энтони взлетели вверх.
— Портить жизнь? Каким образом?
— Начать с того, что этот брак для него нежеланный: ему его навязали. Лорд Клейтон был очень добр ко мне, и я должна перед ним извиниться и поблагодарить за помощь, а не навязываться в жены.
Энтони с сомнением покачал головой.
— Судя по тому, что мне известно о Клейтоне, он не из тех, кого можно к чему-нибудь принудить.
Тея раздраженно взглянула на брата.
— Ну и как тогда это назвать? Ясно же, что он сделал мне предложение только из благородных побуждений.
— И что в этом плохого? Ты дочь графа. Ведь Клейтон сделал предложение не какой-то там девушке ниже его по положению.
Тея опять потупилась.
— Он с кем-то обручен.
— Ты уверена? Никаких объявлений об этом в газетах не было, — скептически заметил Энтони.
— Я слышала это от него самого, — заявила Тея.
— Полагаю, это несколько меняет дело, но я уверен, что Клейтон не согласился бы жениться на тебе, если бы не хотел.
Тея с трудом сдерживала слезы, обжигавшие глаза.
— Между хотеть жениться и согласиться жениться — разница непреодолимая.
Энтони заговорил мягче:
— А ты в двадцать два года считаешь себя старой девой, Тея? Разве не хочется иметь свой дом, свою семью?
Слезы грозились вот-вот пролиться, и Тея развернула кресло так, чтобы не смотреть на брата.
— Я четко знаю, чего не хочу: не хочу, чтобы на мне женились по необходимости. Энтони негромко выругался.
— Да черт возьми, Тея! Почему ты такая упрямая? Я считаю, что ты совершаешь ошибку.
Тея уставилась на серое небо. Услужливая память тут же подсказала предостережения матери перед смертью.
— Нет, — прошептала она в ответ, обхватив себя руками. — Величайшей ошибкой в жизни станет брак с виконтом.
Белл, маркиз Беллингем, вот уже два дня гостил в поместье Клейтона. Эван написал давнему другу и попросил приехать, чтобы обсудить будущее Филиппа. Белл, сотрудник министерства внутренних дел, лучше всех подходил для обсуждения этого вопроса. Ближе к вечеру друзья собрались в кабинете поговорить об этом. Эван налил себе и Филиппу бренди, а Белл, который вообще не употреблял алкоголь, попросил себе чаю.
Эван уже дважды начинал что-то говорить, но вдруг замолкал, глядя в окно. Почему-то ему казалось, что он видит Тею верхом на Алабастере, которая мчится по лугу: ветер растрепал ее длинные темные волосы, лицо раскраснелось. Он вроде бы даже слышал ее смех.
После отъезда Теи особняк погрузился во мрак, из него словно исчезла жизнь. Они с Филиппом изредка обменивались парой фраз. То, чем занимался Эван для своего удовольствия до того, как в особняке поселилась Тея, больше его не привлекало. Ни в чем он не видел теперь смысла. До появления Теи его вполне устраивали обеды в одиночестве, но теперь, когда Хамболт обслуживал его, Эван остро ощущал ее отсутствие, ему не хватало ее смеха, шуток, коварных вопросов и остроумных ответов. Теперь ее место за столом занял Филипп, но даже общество давнего друга не могло восполнить отсутствие Теи.
Она так непредсказуема и чужда условностям. Еще совсем недавно Эван считал это для себя неприемлемым, но теперь, глядя на то место, где должна была сидеть она, он ощущал пустоту. За несколько недель он привык к ее обществу, к их беседам.
Правда заключалась в том, что он написал Беллу в надежде, что тот скрасит его одиночество. Обычно в это время года Эван возвращался в Лондон повидаться с матерью, встретиться с друзьями и посетить праздничные приемы, куда его приглашали, но сейчас решил остаться в имении из-за скандала в газетах. Прежде чем возвращаться в город, нужно дождаться, чтобы суматоха утихла. В глубине души он все-таки надеялся, что Тея передумает и согласится принять его предложение. Эван оставался в имении, день за днем напряженно ожидая нового письма от лорда Блэкстоуна с сообщением, что Тея передумала. Занятие совершенно бессмысленное, и Эван не мог объяснить даже себе, почему надеется на такое письмо, но не был в силах ничего с собой поделать. И да, он чертов болван, потому что никакого письма не было, а прошло уже почти две недели.
— Что ты хотел сказать? — ворвался в его мысли Белл.
— Я… что? — Эван сфокусировал взгляд на маркизе.
— Ты начал говорить что-то о том, как сопроводить Филиппа в Лондон, когда придет время.
Белл в некотором недоумении взглянул на Эвана из большого кожаного кресла, потом перевел взгляд на Филиппа. Тот, оторвавшись от бокала с бренди, пояснил:
— Не будь к нему слишком суров, Белл: он скучает по своему… гм… гостю.
Беллингем нахмурился:
— Здесь есть кто-то еще?
— Был, — ответил Филипп с едва заметной улыбкой на губах.
Маркиз повернулся к другу:
— Что за гость? Почему я ничего не знаю?
Эван смерил Филиппа взглядом:
— Спасибо за упоминание, ваша светлость.
Филипп чуть наклонил голову, улыбка его сделалась шире:
— Всегда пожалуйста.
Эван вздохнул и повернулся к маркизу:
— Ты что, не читаешь газет, Белл?
— Газет? — Беллингем пожал плечами.
— В особенности «Таймс», — уточнил Эван.
— Если уж быть совсем точным, то колонку сплетен в «Таймс», — добавил Филипп.
Белл закатил глаза.
— Нет, как-то недосуг: много других дел. Да и сплетни, честно говоря, меня не особенно интересуют.
Эван, пригубив бренди, сказал:
— Этой осенью здесь несколько недель жила леди Теодора Баллард.
Белл покачал головой.
— Имя ни о чем не говорит.
— Это моя соседка, из Девона, дочь графа Блэкстоуна.
Белл наморщил лоб.
— И что она забыла в твоем поместье?
— Она… гм… сломала ногу, — сказал, кашлянув, Эван.
Белл потряс головой, ничего не понимая.
— Сломала ногу?
Эван поставил бокал на стол и переплел пальцы.
— Это долгая история, и подробности не так уж важны, но доктор Бланшар сказал, что ее нельзя трогать с места, поэтому она некоторое время жила здесь.
— Как долго? — Белл выгнул бровь.
— Несколько недель.
— Очаровательная леди, умница, — добавил Филипп, сделав глоток бренди.
— Вы можете толком объяснить, какое отношение все это имеет к сплетням в «Таймс»? — не выдержал Белл.
— А, ну да. Кто-то где-то проболтался, что леди Теодора живет тут, дошло до Лондона, и в «Таймс» опубликовали сплетню. — Эван потер подбородок.
— Кто распустил сплетни? — сел на любимого конька Белл.
— Это нам еще предстоит выяснить, но дело не в этом. Чтобы избежать скандала, я сделал леди Теодоре предложение, но до этого была некая договоренность, что я женюсь на леди Малькольм.
Теперь вверх взлетели обе брови Белла.
Беллингем прижал пальцы к вискам:
— Ничего не понимаю! Ты что, разорвал помолвку?
Эван пожал плечами.
— Нет, ничего официального, просто мы поговорили с ее отцом. Этот брак мог быть политически выгодным…
— Понятно, — кивнул Белл. — Но какое отношение это имеет к леди Теодоре?
— Леди Тея пришла сюда и сломала ногу, — фыркнул Филипп, глотнув бренди.
Белл переводил взгляд с одного на другого, пытаясь понять кто из них троих сумасшедший.
— Значит, ты женишься на леди Теодоре, Клейтон?
— Уже нет, — сказал Эван и снова взял бокал.
— Что? Почему? — Белл явно был в полном замешательстве.
— Леди мне предпочла скандал, — вздохнул Эван.
— И Клейтон хандрит по этому поводу с тех пор, как она уехала, — вмешался Филипп.
— Я не хандрю, — буркнул Эван, нахмурившись.
— Да? Ну, прошу прощения. Должно быть, я ошибочно принял твое молчание и пришибленный вид за хандру, — усмехнулся Филипп.
Эван застонал и обеими руками потер лицо.
— О боже! Что, так все плохо?
— Не будь к себе так суров, старина, здесь все свои. Я по ней тоже скучаю.
— А как насчет леди Малькольм? — спросил Белл, глядя на Эвана.
Тот, ни мгновение не раздумывая, сказал:
— Да я ее почти не знаю.
— А без Теи тебе плохо? — принялся допытываться Белл.
Эван положил руку за голову и откинулся на спинку кресла.
— Если честно… да.
Белл покачал головой и наконец-то сделал глоток из своей чашки.
— Так, так, так. Похоже, кое-кто влюбился.
Эван едва не подавился бренди.
— Влюбился? Да при чем здесь любовь? Просто…
— Тебе ее не хватает, и ты все время о ней думаешь? — услужливо подсказал Филипп, салютуя бокалом.
— Я такого не говорил! — рявкнул Эван и свирепо нахмурился.
— Но ведь думаешь, верно? — Филипп подмигнул и невинно улыбнулся.
Некоторое время Эван сидел и молча кипел от злости. Как, черт возьми, Филипп все понял? Неужели это так заметно?
— Да какая разница, — буркнул Эван и махнул рукой. — Она же мне отказала! И на этом все.
— Откуда ты знаешь, что ей нет до тебя дела? — спросил Белл. — Может, как раз наоборот?
— Это же нелепо! — отрезал Эван.
— Не более чем твои умозаключения о любви, — заметил Филипп.
Эван не знал, что и думать. Друзья привели его в смятение. Все казалось вполне логичным, пока они не заговорили. Из-за той мерзкой статейки Тея уехала, отказалась выходить за него замуж, и он чертовски неплохо возвращался к нормальной жизни, а эти двое заявили, что он влюбился! Придет же такое в голову… Всего слишком много, да еще и слишком быстро, чтобы нормально обдумать.
— Мне кажется, тебе нужно к ней поехать, — заключил Филипп. — Поинтересоваться, как она себя чувствует и заодно выяснить, не передумала ли…
Эван посмотрел на друга, как на умалишенного:
— После этой статейки? Да она на порог меня не пустит.
Белл пожал плечами.
— Есть только один способ это выяснить.
— Нет! — рявкнул Эван. — Это очень плохая идея.
— В таком случае почему бы не пригласить ее навестить Алабастера? — предложил Филипп.
— Кто такой Алабастер? — спросил Белл.
— Конь, — ответил Филипп. — Арабский скакун, которого леди Тея очень любит.
— Я уверен, что она не приедет, — сказал Эван. — Во всяком случае, пока скандал не утихнет.
— Но ведь должен же быть какой-то способ увидеться с ней, — задумчиво проговорил Белл, пощипывая нижнюю губу.
Раздался стук в дверь, и вошел Хамболт с письмом на подносе.
— Прошу прощения, милорд, но вы приказали сразу же сообщать, если будут вести из имения Блэкстоуна.
Друзья многозначительно переглянулись, а Эван, поблагодарив дворецкого, взял конверт.
Хамболт поклонился и вышел, а хозяин кабинета, старательно игнорируя любопытные взгляды друзей, вскрыл конверт.
— Ну, что там? — поторопил друга Белл.
Вздохнув, Эван бросил лист бумаги на стол и опять откинулся на спинку кресла.
— Это приглашение на рождественский бал. Я такие получаю каждый год. Ничего особенного.
— Может, и ничего особенного, но очень вовремя, — с широкой ухмылкой произнес Филипп.
— Я никогда не езжу на этот бал — меня здесь уже не бывает. Обычно я в это время в Лондоне, — возразил Эван.
Поставив чашку на стол, Белл поднялся.
— Во-первых, я твердо намерен выяснить, кто сообщил в «Таймс» о пребывании леди Теи в твоем доме. — Маркиз обошел стол и хлопнул Эвана по спине. — А во-вторых, тебе придется в этом году поменять планы, старина. — Он взял письмо и вручил Эвану. — Ты едешь на бал.
Имение графа Блэкстоуна, 23 декабря 1813 г.
В бальном зале Блэкстоун-холла пылали огни дюжин свечей, вставленных в огромные канделябры, которые висели на потолке огромного помещения. По всему бальном залу были развешаны ветки елей и сосен, которые издавали приятный смолистый аромат. В зале собрались мелкопоместные дворяне и аристократы со всего Девона. Леди нарядились в специально сшитые для бала туалеты, джентльмены надели лучшие вечерние костюмы, и все великолепно проводили время.
Все, кроме Теи.
Несмотря на сплетни, отец настоял на соблюдении традиции, и ежегодный бал для друзей и соседей отменять не стали. Через месяц-полтора после возвращения Теи разговоры заглохли. С ногой у нее все было в порядке: она уже ходила и, к счастью, не хромала.
Сегодня она надела белое платье с пышным зеленым бантом на талии и белой меховой пелериной. Мэгги уложила ей волосы в высокую прическу и затейливо украсила омелой. Тея улыбалась, приветливо кивала гостям и притворялась счастливой, хотя внутри ее жила пустота.
И в таком состоянии она пребывала с тех пор, как вернулась домой. Она убеждала себя, что все дело в погубленной репутации, но поскольку никто на балу не выразил им сожаления по поводу так называемого скандала, их семья определенно пережила эту бурю куда легче, чем предсказывал Энтони.
В «Таймс» о ней больше не упоминали, о лорде Клейтоне — тоже. Может, сплетни и утихли, но это не мешало приглашенным обсуждать случившееся. Тея весь вечер прислушивалась, но то ли всех это перестало интересовать, то ли шептаться прекращали сразу же, как только она проходила мимо, но ничего особенного не заметила.
Решив сделать перерыв, Тея отошла от высоких двойных дверей, что вели в бальный зал, где приветствовала прибывших гостей. На некоторое время ее заменил отец. Они все еще относились друг к другу как вежливые мало знакомые люди, но по крайней мере открытых конфликтов больше не было.
Тея подошла к столу с напитками, взяла бокал лимонада и, стараясь стать как можно незаметнее, отошла к стене, к большой кадке с пальмой. Будь та чуть больше, Тея с удовольствием спряталась бы за нее. К ее величайшему облегчению, через несколько минут к ней присоединился Энтони и, поклонившись, заметил:
— Сегодня ты выглядишь великолепно, сестра!
Тея широко улыбнулась брату и присела в реверансе.
— А ты красавчик, как всегда, — ответила она ему в тон.
Энтони тоже прижался спиной к стене и принялся вместе с ней рассматривать толпу.
— Похоже, приглашенные собрались почти все.
Тея медленно кивнула.
— Да, только мне кажется, что они все еще шепчутся у нас за спиной.
Энтони выгнул бровь.
— Да с чего ты взяла? Не похоже, что лорд Мейфезер шепчется.
Тея невольно засмеялась, взглянув на вечно недовольного древнего, едва ли не девяностолетнего старика, который был слеп, как летучая мышь.
— Он меня просто не видит, а вот остальные…
— Да бог с ними, не бери в голову! — успокоил сестру Энтони. — Хочешь, добавлю тебе в лимонад чего-нибудь покрепче? Тогда тебе все будет по барабану.
— А знаешь, давай! — протянула ему бокал Тея.
Энтони повернулся спиной к залу, вытащил из внутреннего кармана вечернего пиджака фляжку и украдкой плеснул из нее в ее бокал с лимонадом. — Держи, дорогая сестрица. С Рождеством тебя!
— Спасибо, Энтони, ты лучший брат на свете, — сказала Тея и сделала глоток. Содержимое сильно горчило, но она все-таки решила его выпить. «Возможно, это прибавит мне храбрости перед беседой с леди Хеплуайт».
Эта дама была самой главной сплетницей в Девоне, и все это знали. Несомненно, если гости и шептались, то благодаря ей.
— Леди Хеплуайт разве здесь? — Энтони внимательно осмотрел зал. — Где?
— Вон там, возле помоста для оркестрантов, — ответила Тея, стараясь не смотреть в ту сторону. — Наверняка критикует их игру и объясняет, как надо.
Энтони фыркнул.
— Ну, если ты сможешь выдержать разговор с ней, хуже уже ничего не может быть.
— Поверь, мне этого совсем не хочется.
Тея обернулась посмотреть, кто еще приехал, окинула взглядом бальный зал… и, ахнув, застыла, вцепилась в руку брата, с трудом выдавила задушенным шепотом:
— Энтони.
— Да что случилось-то? — наклонился к ней, наморщив лоб тот.
— Почему здесь лорд Клейтон?
И это действительно был он: стоял у входа и разговаривал, улыбаясь, с графом. В безупречном черном вечернем костюме, белой рубашке, белом галстуке и белой атласной манишке выглядел он бесподобно. У Теи задрожали коленки, и, чтобы удержаться на ногах, она крепче стиснула сильную руку брата.
Энтони проследил за ее взглядом и с силой выдохнул.
— Я боялся, что он приедет.
— Ты знал, что он приглашен? — пытаясь сдержать нарастающую панику в голосе, спросила Тея, но знала, что не получится.
— Его приглашают каждый год: он наш сосед, — но обычно лорд Клейтон не приезжает: предпочитает проводить рождественские праздники в Лондоне. Во всяком случае, так было раньше. Я думал, ты знаешь. Разве не видела в этом году список гостей?
— Отец сказал, что этим занимается миссис Лори: меня решили не нагружать, а моя задача только изобразить хозяйку, когда придет время.
Тея старалась сохранять спокойствие, но получалось все хуже и хуже, тем более что взгляд Клейтона, блуждавший по бальному залу, мгновенно отыскал ее. Их взгляды встретились. Сердце Теи колотилось с такой силой, что, казалось, сейчас выскочит из груди.
— Почему он решил приехать? — обратилась она к Энтони, не в силах оторвать взгляд от Клейтона.
— Трудно сказать. Я удивился, увидев его. Очень надеюсь, что это не заслуга нашего папаши.
— Я тоже надеюсь.
Тея допила «улучшенный» лимонад и протянула бокал брату. Дождавшись, когда напиток начнет оказывать свое благотворное действие, а Клейтон отойдет от отца, она направилась к дверям бального зала и с фальшивой улыбкой, словно приклеенной к лицу, подошла туда, где отец приветствовал гостей. Тронув его за рукав, Тея произнесла самым любезным тоном:
— Могу я поговорить с вами, отец?
— Да, разумеется, дорогая, — ответил тот с такой же фальшивой улыбкой.
На людях они старались общаться подчеркнуто вежливо и доброжелательно.
Тея увлекла отца в коридор, а оттуда — в гостиную рядом с холлом и плотно закрыла за ними дверь. К счастью, гостей здесь не было, и помещение освещали всего несколько свечей в канделябрах.
— Здесь лорд Клейтон, — в ответ на удивленный вопросительный взгляд отца сказала Тея.
— Да, ему было отправлено приглашение, как обычно, — сказал отец.
Тея попыталась изобразить полнейшее равнодушие и говорить бесстрастным голосом.
— Вы думаете, это хорошая идея пригласить его к нам после скандала?
Граф холодно посмотрел на нее.
— Теодора, я посчитал, что, если не пригласить его, это вызовет куда больший скандал. Обычно он передает свои сожаления и от приглашения отказывается.
Тея с трудом проглотила комок в горле и заправила за ухо непослушный локон.
— А что изменилось в этом году?
— Я его не спрашивал — натянуто улыбнулся граф. — Однако учитывая ту помощь, которую он оказал нашей семье в этом году, с моей стороны было бы чрезвычайно неучтиво не включить его в список гостей.
— Полагаю, это одна из множества точек зрения, — заметила Тея, разглаживая несуществующие складки на платье, но это не успокоило бушующие нервы.
— Это единственно возможная точка зрения, — возразил граф. — А теперь, прошу прощения, я намерен вернуться к гостям. Полагаю, ты в состоянии взять себя в руки и немедленно последовать за мной?
Тея коротко кивнула.
— Да, разумеется, но осмелюсь заметить, что присутствие здесь Клейтона только послужит раздуванию новых сплетен.
Граф, уже взявшись за ручку двери, остановился и жестко произнес, не глядя на нее:
— У меня нет ни малейшего намерения просить его удалиться, Теодора. А если ты не хочешь раздувания сплетен, просто держись от него подальше.
После того как отец ушел, Тея несколько минут пыталась собраться с мыслями. Начала она с глубокого вдоха, затем свела перед собой руки и легонько покрутила головой. Не нужно раздувать из мухи слона. Если она будет шарахаться от виконта, то привлечет еще больше внимания, поэтому она вернется в бальный зал как ни в чем не бывало, поприветствует его, как любого другого гостя, и продолжит играть роль хозяйки. Да, именно так следует отнестись к тому обстоятельству, что лорд Клейтон прямо сейчас стоит посреди бального зала и выглядит как античный Адонис.
Отлично! Вот так и надо себя вести. Тея расправила плечи, еще раз разгладила юбку, понадежнее воткнула омелу в прическу и уже повернулась к двери, как она неожиданно распахнулась и в комнате материализовался виконт Клейтон собственной персоной.
— Вот вы где!
Тея с трудом сглотнула. Как же он хорош! Светлые волосы зачесаны назад, но одна непослушная прядь упала на лоб. И, да помогут ей небеса и все святые, эти глаза: голубые, глубоко посаженные, полные греха, совершенно неотразимые!
Тея инстинктивно отшатнулась: ей же нужно его избегать! Они ни в коем случае не должны оставаться наедине.
— Вы должны немедленно покинуть эту комнату! — едва не взвизгнула Тея.
Эван кивнул.
— Конечно, но сначала мы поговорим, это не займет много времени.
— Не думаю, что это хорошая идея.
Он протянул к ней руку.
— Пожалуйста, Тея. Всего минуту.
Ну как тут справиться с собой: он назвал ее по имени, посмотрел в глаза, сразу напомнив о днях, которые они провели вместе, весело и просто, в болтовне за обедом. И аромат его пряного одеколона! Нет, она ничего не могла с этим поделать: все за мгновение слилось воедино.
Тея взглянула на дверь и пролепетала:
— Ну хорошо, только, пожалуйста, как можно быстрее! Если нас увидят вот так, вдвоем, нам просто не дадут житья.
Эван кивнул и шагнул было к ней, но Тея отшатнулась.
Он удивленно приподнял бровь.
— Вы что, меня боитесь?
— С чего вы взяли? — дрожащим голосом ответила Тея.
Разве могла она сказать ему, что боится себя, своей реакции на него, его близости? Нахлынули воспоминания об их поцелуе, и щеки Теи запылали. Не помогал и «улучшенный» лимонад. Мозг не отпускала мысль: «У него есть невеста, он обручен». Если не упускать эту мысль, то, возможно, она сумеет покинуть эту комнату, и сердце ее не будет разбито.
Тея покачала головой и, посмотрев ему прямо в глаза, спросила:
— Так что вы хотели мне сказать?
Эван смотрел на нее с восхищением. Сегодня она словно ожившее видение: темные волосы уложены в высокую прическу, великолепное белое платье струится по гибкому телу, на щеках нежный румянец, серые глаза сияют, а сочные алые губы так и притягивают взор. Господи, как же он скучал по ней, по ее смеху, ее шуткам, даже непреодолимому упрямству… Что он хотел ей сказать? Так много всего, что не знал, с чего начать, зато понимал, что у него очень мало времени. Он опять ставит ее репутацию, и так не самую лучшую, под угрозу, но он же приехал сюда сегодня не просто так.
— Я должен знать, это очень важно: почему вы отказались выйти за меня замуж?
Она с трудом сглотнула и тихо сказала:
— Почему вы спрашиваете? Разве это не очевидно?
Эван процедил сквозь стиснутые зубы:
— Для меня — нет.
Она обхватила себя за плечи, словно замерзла, и повернулась к нему спиной, не в силах взглянуть в глаза:
— Я никому не позволю распоряжаться моей жизнью, тем более из-за сплетен.
Эван резко шагнул к ней и развернул лицом к себе. Это воображение сыграло с ним злую шутку или в ее глазах блестят непролитые слезы?
— Я вам не верю: вы не говорите мне правду, во всяком случае, не всю.
Ноздри Теи раздулись, она вздернула подбородок, и глядя ему в глаза, заявила:
— Ну ладно, скажу как есть: я не намерена выходить за мужчину, которого не люблю, просто потому, что это необходимо.
Эван опустил руку и отпрянул, словно от удара. Он едва мог дышать: комок в горле с того момента, как он заговорил, разросся до невероятных размеров. Нет, он не позволит ей увидеть, какую рану нанесли ему эти слова. Конечно, она его не любит. В его доме она была вынуждена остаться из-за травмы. Они проводили некоторое время вместе, он даже ее поцеловал, но вряд ли это что-то для нее значит. А он просто идиот, если думал, что она испытывает к нему иные, более нежные чувства.
— Вот теперь все предельно ясно. Больше вас беспокоить я не буду.
Тея протянула к нему руку, голос ее смягчился.
— Это не значит, что я не ценю все, что вы сделали…
Эван жестом остановил ее:
— Достаточно и того, что вы сказали.
Он повернул к двери и уже хотел было уйти: он проживет и без леди Теодоры Баллард, но ему на запястье легла ее рука:
— Эван, погодите…
Без единой мысли в голове он резко повернулся и привлек ее в свои объятия. Его губы впились в ее рот, и целовал он ее со всей страстью, какую испытывал. Возможно, он никогда больше с ней не заговорит, но этот последний поцелуй не забудет никогда.
К его величайшему изумлению, она ответила на поцелуй. Это было куда больше, чем он мог надеяться, но тут Тея удивила его еще сильнее: крепко обняв за шею, приподнялась на цыпочки и поцеловала его с той же страстью, что и он ее.
Его руки скользнули к ее волосам, ладони обхватили лицо, а рот опять завладел ее губами. Пальцы его нежно поглаживали ее щеку, наслаждаясь каждым вздохом, каждым негромким стоном, когда язык снова и снова вонзался в бархатистые глубины ее рта. Он резко развернул ее и прижал спиной к стене, чтобы оказаться как можно ближе к ней, касаться ее. Губы их разъединились всего на миг, когда он опустил руку и поднял ее юбки. Ладонь легла на ее бедро, и его естество мгновенно отреагировало. Нежная теплая кожа, которой касалась его рука, вызывала дрожь во всем теле.
Тея ахнула, ощутив его прикосновение, но не остановила. Напротив, когда их губы снова встретились, ее язык не остался инертным: ответил ему так же и с не меньшей силой. Его губы скользнули к щеке, к виску, к уху, а руки поднялись уже выше подвязок чулок. Ладонь сначала чуть сжала обнаженное бедро, затем поползла к ягодицам, прижимая ее тело к его все крепче. Она стонала и ахала, запрокинув голову и закрыв глаза. У Эвана же все закаменело. Он мучительно хотел ее.
Едва Тея ощутила его губы на своей шее: они посасывали, пробовали на вкус, как вдруг дверь в гостиную открылась, и женским голос произнес:
— Могу поклясться, я видела, как они сюда входили.
Эван мгновенно опустил юбки Теи и отпрянул, но леди Хеплуайт и ее дочь все же увидели их. Глаза обеих сделались круглыми, как каретные колеса, а через секунду выражение лица леди Хеплуайт сменилось с потрясенного ужаса на беспредельное ликование.
— О, дорогая, — воскликнула сплетница, подталкивая дочь к двери, — прошу тебя, закрой глаза! Похоже, мы только что застали лорда Клейтона и леди Теодору Баллард в исключительно компрометирующем положении.
Спустя два часа Тея с растрепанными волосами и в помятом бальном платье сидела на кровати в своей спальне, а омела, украшавшая ее прическу, валялась на полу. Она смотрела на противный маленький цветок так, словно он был виноват в ее беде.
О чем, скажите на милость, она думала? Да, это Эван пришел в гостиную, и да, ей следовало настоять на том, чтобы оба они ушли немедленно, но ведь именно она остановила его, схватив за руку, и хуже того — именно она не оттолкнула его, когда он стал ее целовать, даже приподнялась на цыпочки, обняла за шею, чтобы поцелуй был крепче.
И, словно это было недостаточно безрассудно, не просто позволила ему задрать ее юбки и прикоснуться к ней, она это поощряла! Здесь нет никаких сомнений: она на равных с ним виновата в последовавшем хаосе.
Леди Хеплуайт не стала тратить время даром: быстро выскочив из гостиной и вытащив следом дочь, рассказала о том, чему оказалась свидетельницей, всем присутствующим. Тея дождалась, когда сплетница уйдет, выбежала из гостиной и кинулась по черной лестнице в свою спальню. Как обычно, она попросила Мэгги подслушать под дверьми — узнать, что происходит.
— Лорд Клейтон все это время провел в кабинете графа, а теперь твой отец идет сюда, — доложила Мэгги и быстро проскользнула в соседнюю комнату, подозревая, что на голову ее хозяйки сейчас обрушатся все кары небесные.
На этот раз никто не стучался. Дверь распахнулась с такой силой, что ударилась о стену и отскочила. Тея вздрогнула.
Граф вошел в комнату, побледневший от гнева, и прогремел:
— Теодора! Я не собираюсь ни о чем с тобой договариваться. Мы с лордом Клейтоном подписали брачный контракт. Свадьба состоится сразу же после двенадцатой ночи. Готовься! Если понадобится, ты просидишь взаперти в этой комнате до самой свадьбы.
Он молча смотрел на нее, явно ожидая сопротивления, но Тея понимала, что натворила. Больше ее не спасет праведный гнев. Она в полной мере виновата в случившемся, и в результате будет погублена и ее жизнь, и жизнь лорда Клейтона.
— Хорошо, отец, — сказала Тея, рассеянно пиная омелу, и заставила себя поднять голову, чтобы встретить жесткий взгляд отца.
Граф прищурился, явно удивленный ее покорности.
— Ты согласна?
— Да, — медленно кивнула Тея, — я виновата и готова принять все последствия.
На сей раз у нее не нашлось слов сочувствия лорду Клейтону. В конце концов, он действительно ее целовал. Она предупреждала, что они должны срочно покинуть комнату. Очевидно, их тянет друг к другу, а это уже кое-что. Возможно, этого недостаточно для нормальной семейной жизни, но по крайней мере это у них будет.
И опять слова матери прозвучали у нее в голове. Она выходит замуж за мужчину, который ее не любит. Тее стало дурно, к горлу подкатила тошнота.
— Очень хорошо, — резко бросил граф, явно желая поскорее уйти. — Я прикажу Мэгги подготовить все необходимое. Завтра мы обсудим детали контракта.
— Как скажете, отец, — ответила Тея, невидящим взглядом уставившись в стену.
Граф стремительно покинул комнату, а Тея упала на кровать и свернулась в клубочек. Ну зачем Эван сегодня приехал сюда? Для того, чтобы спросить, почему она ему отказала? Неужели задета его гордость? Она сказала ему первое, что пришло в голову: что не позволит никому распоряжаться ее жизнью. Он назвал ее лгуньей, заставив придумать что-нибудь более правдоподобное. «Я не хочу выходить за мужчину, которого не люблю», — выпалила она в ответ. И его лицо перекосилось от боли. Это ее удивило. А правда (в которой она так и не смогла ему признаться) заключалась в том, что она не хочет выходить замуж за мужчину, который не любит ее. И вот теперь она собирается сделать именно это, и никакое чувство вины, никакие угрызения совести ничего не изменят.
Эван ждал невесту у алтаря в небольшой деревенской церкви, и Тея уже шла к нему по проходу. Он не видел ее с самого рождественского бала: они с графом Блэкстоуном решили, что так будет лучше. Граф прислал ему письмо с сообщением, что Тея согласна выйти за него: вероятно, пришла к выводу, что после сплетен, распущенных леди Хеплуайт, выбора у нее нет. Одно дело — неподтвержденная история в «Таймс», и совсем другое то, что эта сплетница видела собственными глазами.
У Теи был такой вид, словно идет она на эшафот, а не к алтарю, и казалась она такой маленькой: маленькой и испуганной, как ребенок. Букет зимних лилий в ее руке слегка дрожал, губы были сжаты в тонкую горестную линию, когда она подходила к нему.
В это холодное январское утро церковь была почти пуста. Лорд Блэкстоун, Энтони, Мэгги и лорд Теодор Хардинг, дядюшка Теи, стояли у скамей на стороне Теи. Со стороны Эвана присутствовали только маркиз Беллингем и доктор Бланшар. Доктор встал на эту сторону, чтобы не оставлять виконта в одиночестве. Беллингем же оказался единственным из друзей Эвана, кто сумел приехать в столь сжатые сроки. Кендалл, как морской офицер, находился за границей, а Уортингтон был недоступен. Мать Эвана не решилась ехать в Девон из-за холодов, вместо этого прислала письмо, в котором просила сына при первой возможности привезти новобрачную в Лондон.
Тем временем викарий произнес слова, которые должны связать Эвана и Тею на всю жизнь, но невеста даже не взглянула на жениха. Ее взгляд, то ли ошеломленный, то ли покорный, был устремлен на священника. Казалось, она находится не на собственной свадьбе, а на похоронах.
С каждым произнесенным священником словом Эван ощущал укол вины. Эта девушка выходит за него замуж по принуждению и даже не скрывает этого. Она как не хотела его, так и не хочет: просто из-за него оказалась в ловушке. Он, конечно, не специально заманил ее туда, ни в коем случае, но так уж случилось. Эван нисколько не сомневался, что это он во всем виноват, а теперь вот губит жизнь несчастной девушки, принуждая к нежеланному замужеству.
Эван тоже смотрел не на невесту, а на викария, повторяя слова, предрешавшие их судьбу. Когда все закончилось, когда они уже были официально женаты и расписались в приходской книге, новобрачные повернулись к друзьям, с бесстрастными лицами покинули алтарь и направились к выходу из церкви.
Участники свадебной церемонии расселись по трем каретам и отправились в имение Клейтона. Свадебный завтрак прошел в неловком напряжении в столовой, хотя доктор Бланшар и лорд Хартинг изо всех сил старались поддерживать беседу. Тем временем Эван неловко покашливал, Тея возила еду по тарелке, не съев ни кусочка, а Энтони и граф накачивались бренди, хотя было десять утра. Беллингем просто наблюдал за происходящим с добродушной доброжелательностью, которую никто не оценил.
После того как завтрак наконец-то закончился, все гости, кроме Белла и Мэгги, распрощались. Эван и Тея доброжелательно проводили каждого. Лорд Блэкстоун только поцеловал дочь в щеку, не сказав ни слова, зато Энтони похлопал Эвана по плечу, еще раз поздравил, пожелал удачи, а сестру обнял.
Лорд Хартинг долго и путано говорил как гордится, что его единственная племянница наконец-то вышла замуж, затем сказал Эвану: «Добро пожаловать в семью». Клейтон очень старался выглядеть любезным, но мечтал лишь о том, чтобы старик поскорее ушел.
Как только дверь за последним гостем захлопнулась, Тея с каменным лицом повернулась к мужу и сказала:
— Я очень устала и хотела бы вздремнуть.
— Разумеется. Утро было очень долгим, — ответил Эван, так же не проявляя эмоций. Да и какие могли быть возражения? Сам он тоже не мог решить, чего хочет больше: вздремнуть или присоединиться к Беллу, который отправился в кабинет, и хорошенько надраться. Когда Тея скрылась на лестничной площадке, Эван выбрал Белла.
Едва Клейтон вошел в кабинет, Беллингем подал ему бокал бренди. Маркиз уже сидел за письменным столом, попивая чай. Отсалютовав другу чашкой, он воскликнул:
— Поздравляю, Клейтон! Я знаю, что выскажу мнение как Кендалла, так и Уорта, если заявлю: мы не думали, что ты будешь первым, кто нацепит пасторскую петлю на шею.
Эван с готовностью взял у друга бокал, обогнул стол и сел.
— Правда? И кого же вы прочили в первые?
— Я всегда считал, что это будет Кендалл. Теперь, когда он стал графом, ему наверняка требуется графиня.
Эван медленно кивнул. Вся их четверка знала, что Кендалла, второго сына в семье, бросила леди, получив брачное предложение от барона. После этого Кендалл ни за кем не ухаживал, но теперь, когда его брат умер и титул перешел к нему, он уже не мог позволить себе роскошь оставаться холостяком.
— Полагаю, ты прав, — согласился Эван и потянул за конец галстука, пытаясь его ослабить. Все утро ему казалось, что эта штука его задушит.
— Но всему свое время. — Белл поднял чашку. — А сейчас — за тебя и твою виконтессу. Дай Бог вам счастья!
Эван поднял свой бокал и выпил, хотя сильно сомневался, что их с Теей ждет счастье, учитывая, как начался их брак.
Следующие несколько часов Эван с помощью спиртного пытался прогнать прочь воспоминание о несчастном выражении лица Теи, когда утром она шла к нему по проходу в церкви. Сегодня он сломал ей жизнь. В день, когда они познакомились, она назвала его задницей. И была чертовски права.
Вечером, когда друзья прощались, Эван все еще был недостаточно пьян, хотя выпил прилично. Мозг работал четко, воспоминания оставались при нем, так что стать в первую брачную ночь пьяной задницей ему не грозило. Он не собирался окончательно испортить Тее этот день.
Многие часы просидели они с Беллом в кабинете. Время обеда давно прошло. Он достаточно долго прятался от своей новоиспеченной жены. И не имеет значения, что произойдет между ними этой ночью: пришло время расплаты.
— Спокойной ночи, старина, — сказал он Беллу и хлопнул друга по плечу.
— Да, пора, — отозвался Белл, подняв чашку с последней каплей жидкости. — Пожалуй, только загляну в библиотеку и возьму что-нибудь почитать.
Поднимаясь по лестнице в свою спальню, Эван поймал себя на том, что завидует другу, потому что тот может спокойно лечь в постель с книгой. Эвану же предстоит неловкий разговор с новоиспеченной супругой о том, как они намерены провести брачную ночь. Ирония незамеченной не осталась.
Эван вошел в спальню и тихонько прикрыл за собой дверь. Взгляд его тотчас же упал на дверь спальни Теи. Она должна сейчас находиться там. Ждет ли, что он придет, или не хочет иметь с ним ничего общего? Он рванул с шеи галстук и запустил пальцы в волосы. Он не просто задница, а еще и болван. Настоящий мужчина в свою первую брачную ночь должен пойти к жене, а он мнется в своей комнате, как неопытный школьник.
Для начала Эван избавился от пиджака и жилета, затем потратил кучу времени, чтобы снять сапоги и гетры, потом стянул рубашку.
Оставшись в одних бриджах, Эван подошел к двери, отошел, с дюжину раз обозвал себя болваном, и в этот момент в дверь между спальнями едва слышно постучали.
— Войдите, — отозвался он, чувствуя, как дыхание застревает в горле.
Дверь медленно открылась, и он увидел на пороге Тею в прозрачном одеянии из белого кружева. Длинные темные волосы закрывали спину, но сквозь ночную рубашку он видел соблазнительные округлости. Она была так хороша, что у Эвана пересохло в горле, на лбу выступили бисеринки пота, и он сглотнул.
Она босиком, робкими шажками вошла в его спальню, посмотрела ему в глаза и произнесла:
— Не пора ли покончить с этим?
Чувствовала себя Тея отвратительно. В этом нелепейшем наряде из кружев и газовой ткани — разумеется, белом, — почти ничего не скрывавшем, она была готова провалиться сквозь землю от стыда. Несколько дней назад Мэгги пыталась обсудить с ней, что лучше надеть в первую брачную ночь, но Тея только разозлилась и все детали оставила на усмотрение камеристки, у которой, разумеется, первой брачной ночи никогда не было. Стало быть, только ее вина, что стоит сейчас перед Эваном, похожая на пирожное со взбитыми сливками в сахарной пудре.
Может, она плохо осведомлена о супружеских отношениях, но знала, что первую брачную ночь супруги проводят вместе, в постели. Последние несколько часов она провела, ломая голову над множеством вопросов. А захочет ли Эван провести эту ночь с ней? Расстроен ли из-за того, что она нарушила его планы? Кто его невеста? Если она узнает, кто та леди, на которой Эван хотел жениться, ей наверняка станет еще хуже. Несомненно, его бывшая невеста — юная дебютантка, любимица общества, а не упрямая старая дева из Девона, одержимая лошадьми, да еще в этой нелепой ночной рубашке.
Тее потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что Эван стоит в круге света, отбрасываемого свечами, в одних лишь бриджах. Отблески пламени мелькали на его обнаженной груди. Ее взгляд скользнул сверху вниз, от слегка взъерошенных волос до широких плеч, по мощным мышцам рук к плоскому животу. Она с трудом сглотнула. Этот мужчина без рубашки выглядел еще привлекательнее. Такого она не ожидала.
Эван, глядя на нее, сощурил свои синие глаза.
— Вы и в самом деле спросили меня, не пора ли нам покончить с этим?
Тея поморщилась. С того самого момента, как вошла в его спальню, она прилагала массу усилий, чтобы не сбежать. Тея никогда не считала себя эмоционально неустойчивой и не собиралась таковой становиться, даже в таких мучительных ситуациях, как эта. Паника и заламывание рук — это конек Мэгги.
— Да, — выдавила она наконец, — именно так я и сказала.
В ответ Эван расхохотался. О да, от этого она, конечно, почувствовала себя лучше. Предполагается, что она должна выглядеть соблазнительно, а вместо этого вызывает смех. Она почувствовала себя настолько униженной, что готова была повернуться и сбежать, но это не выход из положения. Она не трусиха. Тея набрала полную грудь воздуха, расправила плечи и, глядя на свой туалет, произнесла:
— Полагаю, это и вправду смешно. Особенно моя ночная рубашка.
— Нет, — покачал головой Эван, подошел к Тее и положил руки ей на плечи. — Ты выглядишь просто великолепно. А смеялся я над твоими словами, а не над тобой.
— Ну да, я не особенно обучена искусству соблазнения, — с усмешкой сказала Тея.
Он улыбнулся ей и погладил по щеке. От его теплого прикосновения по телу девушки пробежала дрожь.
— К несчастью, я тоже. Хочешь просто поговорить?
Облегчение захлестнуло ее с головой, и она молча кивнула.
Эван взял ее за руку и подвел к кровати. Они сели рядом на огромный матрас, прикрытый темно-синим атласным одеялом. Тея какое-то время разглядывала огромную комнату. В спальне стоял полумрак, но она видела достаточно, чтобы понять — здесь все идеально подобрано для него: обстановка в темно-синих, серых и коричневых оттенках, все на своих местах. Очень правильная спальня.
И запах здесь был его: сочетание пряного одеколона, мыла, и еще чего-то, что прямо сейчас вызывало нестерпимое желание свернуться рядом с ним в клубочек и лизнуть шею. О, ради всего святого, что с ней не так? Почему она думает о том, как лизнуть шею мужа?
— Я никак не ожидал, что мы окажемся здесь, — начал Эван, его теплые пальцы обхватили ее холодные.
Тея в ответ легонько пожала его руку, но глаза ее обожгло слезами. Он имеет в виду, что никогда не ожидал увидеть здесь ее. Он хочет, чтобы вместо нее здесь была другая женщина, и они оба это знают. Но нужно выкинуть эти мысли из головы, забыть об этом… хотя бы сегодня.
Эван повернулся к ней лицом.
— Тея, я…
Она приподнялась на матрасе, опираясь на свободную руку, и прикоснулась губами к его губам, заставив замолчать.
Оказалось, что именно это и требовалось Эвану: поцелуй. Он предполагал, что они будут долго разговаривать, не был до конца уверен, что дело дойдет до близости. И уж точно не был готов к тому, что захочет обладать девушкой, которая в первую брачную ночь спросит: «Не пора ли покончить с этим?» Но ему следовало знать, что красивая отважная Тея в их брачную ночь отдаст ему всю себя, на меньшее она не пойдет. От одного прикосновения к ней его охватила дрожь. Он хотел сделать эту ночь необыкновенной, хотел доставить ей удовольствие.
Эван привлек ее к себе, положил руку на затылок, чтобы притянуть ближе и прильнул к губам. Ее язычок прикоснулся к его языку: сначала робко, а затем, когда он проник глубже, она уже смело отвечала на каждое его движение.
Он уложил Тею на матрас и, склонившись над ней, посмотрел на ее ночную рубашку.
— Ты очень любишь этот наряд?
— Ненавижу, — пробормотала она с улыбкой.
— Тогда ты не будешь против? — Он взялся за лиф и одним резким движением разорвал сверху донизу. — Ну вот. Так гораздо лучше.
Эван пожирал ее взглядом, пока Тея снимала с плеч остатки того, что было рубашкой. Она лежала перед ним, в его постели, полностью обнаженная — само совершенство. У него никогда не бывало таких чудесных фантазий: длинные ноги, крутые бедра, округлые груди, нежная, как шелк, кожа.
Эван навис над ней, упершись руками в матрас, наклонился и принялся целовать, разжигая огонь в них обоих. Тея тихонько постанывала от удовольствия, но вот он скользнул вниз, к ее обнаженным грудям, и втянул в рот сосок. Ощущения были такими острыми, что она вскрикнула. Он перенес тяжесть тела на одну руку, а другой сжал упругую округлость. Губы его тем временем ласкали затвердевший бугорок. Тея ахнула. Ее грудь вздымалась от прерывистого дыхания, пальцы запутались у него в волосах.
Она то и дело выкрикивала его имя, словно о чем-то просила, а он улыбался, зная о чем.
Эван не торопился: поласкав один напряженный сосок, он переходил к другому — посасывал, покусывал, втягивал в рот. Тея извивалась под ним, пальцы по-прежнему оставались у него в волосах, бедра приподнимались. Она хрипела, молила… О чем? Она не знала…
— Эван, мне больно…
Он закрыл глаза, едва справляясь с желанием сдернуть бриджи и вонзиться в нее.
— Потерпи, еще не время.
Он знал, чего она хочет, что ей нужно, и хотел доставить удовольствие сначала ей, а уж потом получить сам.
Его рука заскользила вниз по напряженной ноге, погладила, вернулась к бедру. Не переставая ее целовать, Эван ладонью чуть раздвинул ей плотно сжатые бедра, его пальцы скользнули к пушистому холмику между ног. Он легонько прикоснулся к завиткам, погладил и ввел один палец в ее влажное тепло.
Тея едва не свалилась с кровати, но он шепнул ей на ухо, успокаивая:
— Ш-ш-ш, милая. Не пугайся. Позволь потрогать тебя там.
Ее бедра приподнялись под его рукой, а он тем временем коснулся бугорка, и она застонала. Большой палец принялся описывать вокруг него круги, надавливая и отпуская. Эван испытал истинное блаженство, глядя на ее раскрасневшееся лицо, приоткрытый рот, откуда вырывались хриплые стоны и крики.
— Я хочу попробовать тебя на вкус, — прошептал он ей на ушко, чувствуя, что на этот раз она не испугается.
— Да, — шепнула она в ответ, и Эван не смог сдержать самодовольной улыбки, когда, прокладывая дорожку из поцелуев, стал спускаться ниже по ее телу.
Тем временем в ее тугую пещерку проник второй палец, ее глаза на мгновение потрясенно распахнулись, затем она запрокинула голову назад и застонала. Эван двигал пальцами внутри, гладил, ощущая, как Тея становится более скользкой. Ее опьяняющий аромат сводил с ума, он был просто одержим ею, не мог насытиться.
Он обвел заветный бугорок большим пальцем раз, два, и она выгнулась на матрасе, а Эван заменил палец кончиком языка. У Теи перехватило дыхание. Колени сами собой раздвинулись, давая ему больше доступа. Он опустил голову и лизнул ее: она застонала. Он лизнул еще раз: ее бедра дернулись. Просунув язык поглубже, он сделал им несколько толчков, словно хотел показать, что ее ждет, и, подняв голову, спросил:
— Тебе нравится?
Губы ее шевельнулись, но она не смогла произнести ни звука, только кивнула и беззвучно сказала «да».
Эван улыбнулся и опять опустил голову, губами и языком намереваясь доставить ей наслаждение, чтобы подготовить к главному.
Тея ахнула, когда язык Эвана опять начал свой танец. Невыносимая тянущая боль между ног и внизу живота заставила ее выгнуться. Она и вообразить не могла, что такое возможно, но не хотела, чтобы он прекратил. Он снова и снова лизал ее, и эти прикосновения сводили ее с ума.
— Не останавливайся! — хрипела Тея, извиваясь под его ласками.
К счастью, он и не собирался. Напротив, обхватил ладонями ее ягодицы, удерживая бедра на месте, пока лизал ее, все глубже и глубже забираясь в складочки ее самого сокровенного места. И когда Тея подумала, что больше не выдержит, кончик его языка скользнул по самому чувствительному местечку, еще, еще…
Она стонала, кричала, умоляла. Ее руки скользнули вниз, пальцы опять вцепились в волосы.
— Эван, я…
Тея не совсем понимала, что хочет сказать, глаза ее налились слезами, что было и вовсе бессмысленно.
Его язык не отпускал ее, и Тея истекала влагой так, что простыня под ней стала мокрой. Ее дыхание участилось, перед глазами все поплыло, и наконец под веками вспыхнули тысячи ярких искр, а от крохотного местечка там, в пушистой пещерке пульсирующими волнами пошли совершенно восхитительные ощущения, подобных которым она никогда не испытывала. Бедра ее и ноги дрожали, внизу стало горячо.
А потом Тея лежала совершенно расслабленная, тяжело дышала, сердце ее колотилось, как сумасшедшее, и она не понимала, что будет дальше. Что этот мужчина сделал с ней? И если все брачные ночи похожи на эту, то молодые леди должны об этом узнать, чтобы у них не появилось желания остаться старыми девами (конечно, если все джентльмены умеют делать то, что делал Эван).
Он приподнялся над ней, опираясь на мускулистые руки, и посмотрел на нее сверху вниз с такой широкой улыбкой, что Тея поняла: он прекрасно знает, что с ней произошло, и очень этим гордится.
— Что это было? — выдохнула Тея, прижав ладонь ко лбу.
Все ее тело стало невесомым — и это было чудесно.
— Это самая приятная часть супружества — ответил он просто. — А если по-научному — то оргазм.
— А не по-научному? — осталась верной себе Тея.
Он наклонился и прошептал ей на ушко неприличное слово. Она засмеялась и прижала руку к колотившемуся сердцу, пытаясь его успокоить.
— Как бы оно ни называлось, это было чудесно.
— Я рад, что тебе понравилось, — откликнулся Эван и загадочно улыбнулся. — А если я скажу, что это еще не все?
Тея приподнялась на локте, пытаясь понять, что он имеет в виду.
— Ну, — хмыкнул Эван, — я ведь еще не снял бриджи.
Эван с удовольствием рассматривал ее порозовевшее тело, покрытое бисеринками пота и восхитительно пахнувшее женщиной.
Она прижала ладонь ко рту и пробормотала:
— Ах какая я идиотка!
— Ничего подобного, — возразил Эван и, перекатившись на бок, накрутил на палец прядь ее волос. — Скажи, а вы с мамой говорили о семейной жизни? Ты знаешь, что происходит с девушкой в первую брачную ночь?
Она в замешательстве наморщила лоб:
— А разве это еще не произошло?
— Доставить удовольствие можно разными способами, но я не об этом.
Тея замялась, явно смутившись.
— У мамы не было возможности…
— Насколько я понимаю, ни отец, ни брат тоже тебе ничего об этом не рассказывали, — уточнил Эван.
— Ничего, — выдохнула Тея, энергично помотав головой.
— Что ж, я тебе все покажу, не волнуйся.
Она с трудом сглотнула.
— Когда ты так говоришь, я сразу начинаю беспокоиться.
Эван фыркнул и убрал с ее щеки прилипшую прядь.
— Нет-нет, милая, в этом нет нужды. — Он склонился над ней и прильнул к ее губам.
Через несколько мгновений Тея почувствовала, что начинает расслабляться. Целоваться так приятно. Его губы творят чудеса. А если он опять сможет сделать с ее телом то, что раньше, она готова вообще не вылезать из постели.
Он оторвался от ее губ и обвел большими пальцами контур лица.
— Ты великолепна! Знаешь об этом?
Она покачала головой.
— Мог бы и не говорить.
Его брови решительно сошлись на переносице.
— Но это правда. Меня поразила твоя красота при первой же встрече.
«Поразила моя красота? Звучит чудесно, даже если это ложь».
— Нет, это не может быть правдой.
— Клянусь, это правда, — пробормотал Эван, опять целуя ее.
Его губы скользнули вниз, к шее, лаская, посасывая, легонько покусывая ее. Тея опять почувствовала напряжение внизу живота.
А Эван тем временем занялся ее сосками: втянул в рот, полизал, пососал, а когда услышал хриплые стоны, скользнул рукой ей между ног. Она была такой влажной и скользкой, что, немного подразнив ее пальцами, он скользнул одним внутрь.
— Эван! — вскрикнула Тея, почувствовав боль.
— Сейчас пройдет, — хрипло прошептал он ей на ушко, скользя пальцем внутрь и наружу.
Палец нырнул внутрь, и Тея почувствовала, как опять нарастает напряжение. О боже, неужели она еще раз испытает то чудесное ощущение?
— Я рад, что тебе нравится. Только сейчас это будет не палец.
Эван сел на постели, и Тея мгновенно почувствовала себя обделенной. Ей хотелось, чтобы он прикасался к ней: пальцами, губами, языком. Хотелось, чтобы он лизал ее, сосал…
Эван перекатился на спину и стал расстегивать бриджи.
Тея приподнялась на руке.
— О!
Он в недоумении взглянул на нее.
— Что-то не так?
— Я такая дурочка! Конечно, ты должен быть раздетым.
От его улыбки все внутри у Теи словно расплавилось. На лоб Эвану упала светлая прядь, и он стал похож на мальчишку, которого ей отчаянно захотелось опять поцеловать.
— Не хочешь мне помочь? — спросил Эван, многозначительно посмотрев вниз, на бриджи.
Ее глаза округлились, на губах расплылась улыбка.
— А можно?
— Нужно. — Эван прижал руки к телу. Это его, конечно, убьет, но он позволит ей расстегнуть бриджи, потому что ему необходимо ощутить ее нежные пальцы на своем естестве, которое давно рвалось наружу.
Крохотные по сравнению с его огромными пальчики Теи неуверенно поползли к пуговицам на бриджах. Она отодвинула ткань и принялась за следующую пуговицу — Эван успел расстегнуть только две верхние, осталось еще четыре.
— Давай дальше, — поторопил ее Эван, не в силах справиться с вожделением.
Она очень мило покраснела и взялась за пуговицу слева. Эту Тея расстегнула еще медленнее. Член его пульсировал, твердый, готовый к соитию. Эван сжал в кулаках простыню с такой силой, что костяшки пальцев побелели.
— Ты не могла бы ускорить процесс?
— Тебе больно? — невинно поинтересовалась Тея, с интересом глядя на него.
— Ты не представляешь, как я хочу тебя, — выдохнул Эван, ощущая, как близко ее рука к члену.
Улыбаясь осознанию своей власти, Тея глубоко вздохнула и потянулась к следующей пуговице справа. Она так низко склонилась над ним, что ее лицо оказалось всего в нескольких дюймах от трепещущего органа.
— Святые небеса, помогите, — взмолился Эван, уставившись в потолок.
— Помочь в чем? — невинно поинтересовалась Тея. — Тут осталась всего одна пуговка.
— Да, и… — Он прерывисто вдохнул.
— И что? — поддразнила его Тея.
Ее пальчик кружил вокруг последней пуговицы, и Эван просто с ума сходил от желания. Член дергался каждый раз, как палец задевал ткань рядом с ним. Как, черт возьми, у этой невинной девушки получается столь искусно его дразнить?
— Если ты не поторопишься, любовь моя, случится катастрофа, — задыхаясь, сказал Эван.
— Я понятия не имею, о чем ты, — ответила Тея, проталкивая последнюю пуговицу в петлю. — Но похоже, что этого следует избегать любой ценой.
— Именно так, — пробормотал Эван и едва не вскрикнул от облегчения, когда Тея откинула полочку бриджей и высвободила наконец пульсирующий член.
— Боже, Тея, пожалуйста, прикоснись к нему, — взмолился Эван.
От легкого порхания ее пальчиков он едва не лишился рассудка, но этого было мало.
— Сожми его, сильнее! — приказал Эван, закрыв глаза.
Ее ладонь обхватила его, сжала, и Эван забыл, как дышать. Почему это простое прикосновение творит с ним такое?
Он положил свою ладонь на ее ладошку и показал, как доставить ему удовольствие.
Ее рука задвигалась вверх и вниз, и Эван едва не вскрикнул. Опершись на локти, сотрясаясь всем телом, он выдержал еще несколько мучительных мгновений этой изысканной пытки, отстранил ее руку и буквально сорвал с себя бриджи. Отшвырнув их, он уложил Тею на спину и лег сверху, накрыв ее своим нагим телом, рот завладел ее губами, языки сплелись. Тея обхватила его шею руками и прижалась к нему своим восхитительным обнаженным телом.
Эван застонал, скользнул губами к ее ушку и прошептал:
— Он будет в тебе, я так сильно этого хочу.
Тея испуганно посмотрела вниз.
— Ты уверен, что это в меня войдет?
Эван фыркнул. Как ей удается его смешить и одновременно сводить с ума от вожделения? Весьма необычно, но ему нравится.
— Не волнуйся: там все растянется для меня, и влажность поможет.
Она кивнула и, глубоко вздохнув, с серьезным видом заключила:
— Ну ладно. Тогда я спокойна.
Эван просунул ладонь ей между ног, раздвинул пальцами скользкие нежные складки и направил член внутрь ее тела. Легонько продвинувшись вперед, он остановился, давая ей время привыкнуть к новым ощущениям: что за невыносимая пытка — медленно, дюйм за дюймом, продвигаться в внутрь, когда хочется ворваться в эти бархатные глубины и наконец-то освободиться от напряжения.
Он продвинулся еще немного, сильнее стискивая зубы.
— Все хорошо? — спросил он хриплым шепотом.
Все, пора! Одним резким движением он миновал последнюю преграду, вошел до конца и замер, сдерживая желание тела двигаться.
Тея открыла глаза.
— Было очень больно? — встревожился Эван, покрывая короткими поцелуями ее лицо.
— Нет. — Она слегка пошевелилась, и Эван охнул. — Я… это так… необычно.
Тея поерзала, устраиваясь поудобнее, и Эван едва не задохнулся.
Больше терпеть он не мог: медленно вышел из нее почти до конца и снова вошел, раз, другой, выжидая, чтобы не сделать больно. А когда понял, что все в порядке, ускорил движения, хотя и недостаточно, но это еще впереди.
Чтобы дать ей возможность испытать наслаждение еще раз, он просунул ладонь между их телами и большим пальцем потер ее бугорок. Вскоре он почувствовал, как бедра ее напрягаются. Она заметалась головой по матрасу и вонзила ногти в его спину, всхлипывая, умоляя… Ее хриплое дыхание и стоны едва не лишили Эвана самообладания, но он дождался, когда она воспарит в небеса, и только тогда дал волю себе. Ее внутренние мышцы немилосердно его сжали, и Эван что есть силы вонзался в нее снова и снова, и его собственная разрядка была такой мощной, что изливаясь в ее жаркую влажность, он не смог сдержать крик.
Он всей тяжестью рухнул на Тею, но тут же перекатился на бок, обнял ее и прижал к груди, чувствуя, как неистово бьется о ребра его сердце. Он крепко прижимал Тею к себе, оба были мокрыми от пота, расцарапанная спина саднила.
— Ты чувствуешь то же, что и я? — тихо спросила Тея, и на ее сочных, сладострастных губах появилась ленивая улыбка.
Эван кивнул, поднес ее ладошку к губам, поцеловал и прижал к сердцу.
— Ты хоть знаешь, что сделала со мной?
Тея чувствовала, как колотится его сердце.
— Ну, если тебе было так же хорошо, как мне, то да, знаю.
Эван подтянул ее вверх, на себя, и запустил пальцы в густые волосы.
— Ты великолепна, леди Клейтон, и теперь наконец-то моя.
Этой ночью они занимались любовью еще дважды, и каждый раз Тею изумляло собственное тело: Эван точно знал, что сделать, чтобы добиться нужного ему отклика, знал, к чему прикоснуться, что прошептать на ушко и когда, чтобы усилить наслаждение. К тому времени как сквозь шторы стал пробиваться свет зари, Эван наконец крепко уснул, а Тея лежала без сна, переживая заново все, что с ней произошло.
Он назвал ее леди Клейтон и сказал, что она великолепна. Он вытворял с ее телом такое, о чем она даже не представляла. И всего за одну ночь у нее родилось подозрение, что он приковал ее к себе и телом, и душой. В конце концов, может же леди влюбиться в того, кто считает ее красивой, называет своей, хоть он ни разу не сказал о любви, даже на пике наслаждения.
Лечь с Эваном в постель казалось ей правильным: они стали мужем и женой, и это была их брачная ночь, но теперь, когда наступило утро, Тея боялась, что он оставит ее и отправится в Лондон, к той, другой. А она останется здесь одна и ночь за ночью будет вспоминать о его прикосновениях. При мысли, что Эван будет проделывать со своей любовницей то же, что с ней, Тее становилось дурно.
Она посмотрела на спящего мужа, такого мирного и уязвимого сейчас, и в ней поднялась волна нежности. По-девичьи длинные ресницы лежали на загорелых щеках, отчего он казался моложе и беззащитнее. Тея прижала ладонь ко лбу. Боже милостивый, несмотря на все свои лучшие намерения, она поступила именно так, как не надо было: вышла за того, кто не испытывает к ней таких же сильных чувств, как она к нему. Что поделаешь — дура есть дура.
Когда взошло солнце, Тея выскользнула из постели Эвана, схватила свою разорванную ночную рубашку и вернулась в собственную спальню. Эта комната была еще шикарнее той, в которой она жила в качестве гостьи.
Вытащив из гардероба халат, Тея оделась, плотно завязала поясок и принялась расхаживать взад-вперед, пытаясь справиться с нараставшей паникой.
Нужно взять себя в руки и хорошенько поразмыслить. Они с Эваном провели чудесную брачную ночь, незабываемую, но нельзя позволять себе думать, что так будет всегда. Они заключили брак не по любви, и об этом нужно всегда помнить. Сегодня же она приступит к своим обязанностям виконтессы — такова теперь ее роль, этому ее учили. Томиться от любви, пребывать в готовности прыгнуть в постель в ту же секунду, как муж поманит пальцем, в ее планы решительно не входило.
Надо успокоиться и решить, что делать дальше. Сначала она подольше полежит в горячей ванне, затем поспит, а потом выпьет чаю с Филиппом.
Эван зевнул, потянулся и, перекатившись на кровати на бок, протянул руку, нащупывая мягкое нежное тело жены. Похлопав по холодным простыням и сообразив, что никого там нет, он сел и потер глаза.
Утренний свет лился сквозь неплотно задернутые шторы. Он был в спальне один. Тея ушла. Эван вздохнул и коротко выругался.
Неужели она сожалеет о том, что между ними произошло? Или просто предпочла не видеть его утром? Так или иначе, ему не понравилось просыпаться без нее. Несмотря на вынужденный брак, Эван не мог отрицать, что между ними существует сильное притяжение. Ночью они занимались любовью с таким неистовством, что сомнений не было: ей нравилось. Все пошло не так, как он ожидал, но оказалось лучше, чем в самых необузданных фантазиях и мечтах.
Эван откинул одеяло, выбрался из постели и, не утруждаясь звонком лакею, что-то на себя накинув, отправился к Филиппу. Несмотря на ранний час, ему требовалось выпить и получить совет. Именно в таком порядке.
Как оказалось, Филипп не был настроен на выпивку до полудня в отличие от Эвана, зато с готовностью согласился составить ему компанию и выслушать. Эван налил себе бренди, а Филипп поднял руку с воображаемым бокалом:
— Мои поздравления, Клейтон.
Эван отсалютовал собственным и, сделав глоток, буркнул:
— Спасибо.
Филипп выгнул бровь.
— Извини за прямоту, но ты выглядишь несколько… потерянным для счастливого молодожена.
Эван взглянул на свое помятое одеяние, потер отросшую щетину и проворчал:
— Да какая разница?
— Что, уже проблемы, Клейтон?
Эван пожал плечами и ткнул языком в щеку.
— Да не особенные, если не считать проблемой то, что жена тебя ненавидит. Брови Филиппа сошлись на переносице.
— С чего, черт возьми, ты это взял?
Эван выдохнул.
— Я разрушил ее жизнь. Разве такое не может вызвать ненависть?
— И как именно, позволь спросить?
Эван опять поднял бокал и уставился на янтарную жидкость.
— Тея ясно дала понять, что не желает выходить за меня, а я, вместо того чтобы принять ее «нет», явился на рождественский бал и скомпрометировал ее перед самой главной сплетницей в нашей округе. Ей пришлось дать согласие на брак.
Филипп скептически посмотрел на друга.
— Ты сам-то себе веришь, Клейтон?
Эван пожал плечами.
— Я ее поцеловал.
Филипп хмыкнул.
— Да, и полагаю, она тебе пылко отвечала, если вы продолжали целоваться, когда главная сплетница округи вошла в комнату.
Эван ущипнул себя за переносицу.
— Да, но если бы я не пошел за Теей в гостиную, то…
— А если бы Наполеон не был лошадиной задницей, мы бы не воевали. Все случается не просто так, Клейтон. И лично мне кажется, что вы двое просто не могли оторваться друг от друга, а это кое о чем говорит.
— Я не уверен, что Тея согласилась бы с этим утверждением, — буркнул Эван, но тут же подумал о прошедшей ночи. Они и в самом деле не могли оторваться друг от друга. Слава богу!
Филипп скрестил руки на груди и внимательно посмотрел на друга.
— Тея придет сегодня ко мне на чай, и я постараюсь выслушать версию этой истории от леди Клейтон.
Мэгги приготовила для Теи ванну, но о подробностях прошедшей ночи они не говорили. Камеристка, конечно, выразительно подняла брови, взглянув на разорванную ночную рубашку, но, к ее чести, не произнесла ни слова. Хвала небесам! Тея представления не имела, как стала бы это объяснять, если бы подруга спросила.
После ванны и освежающего сна Тея отправилась навестить Филиппа. Пусть муж ее не любит, зато у нее есть друг и можно ездить на Алабастере. Может, когда Эван вернется к своей лондонской жизни, в имении будет не так уж и плохо.
— Войдите, — послышался мягкий голос Филиппа.
Тея толкнула дверь и шагнула в гостиную. Яркий свет струился из окон в дальнем конце комнаты. Филипп сидел за письменным столом и что-то деловито писал. Тея радостно улыбнулась, и он, увидев ее, сразу же встал и ответил на улыбку.
— А вот и вы, виконтесса Клейтон, — сказал Филипп и поклонился ей.
Тея сглотнула, услышав свое новое имя еще раз.
— Да, теперь я леди Клейтон, к счастью или к сожалению.
Филипп нахмурился:
— И что это значит?
Тея покачала головой и выдавила:
— Неважно. Я рада снова вас видеть, ваша светлость.
— Давайте-ка без этой ерунды. Для вас я просто Филипп.
Тея склонила голову и улыбнулась.
— Очень хорошо… Филипп.
— Так приятно видеть вас на своих ногах! Я ведь помню вас только в кресле.
Тея фыркнула.
— Слава богу, с ногой все в порядке. Надеюсь, вы получили мое письмо и простили меня за то, что я уехала, не попрощавшись.
— Конечно. — Филипп откашлялся. — Простите, что меня не было на свадьбе. Надеюсь, вы понимаете: я еще не готов объявить обществу, что жив.
— Забавно, — выдохнула Тея. — Вот бы я могла сказать обществу, что умерла.
Филипп подошел к ней, взял ее ладони в свои и посмотрел в глаза.
— Что-то вы не похожи на счастливую новобрачную. Давайте-ка сядем, и вы мне все расскажете.
Слезы обожгли ей глаза. Тея пошла вслед за герцогом к креслам, стоявшим возле окна, и опустилась в одно из них. Филипп подождал, пока она устроится, и сел в другое.
— Боюсь, я не особенно счастливая новобрачная, — начала Тея, глядя в окно на небо.
Филипп не отрывал взгляда от ее лица.
— Грустно это слышать. Расскажите, что случилось. Клейтон описал все в общих чертах, но хотелось бы узнать от вас.
Тея вздохнула и пожала плечами.
— Полагаю, теперь, когда я замужем, мне можно говорить с вами о таких вещах. Филипп кивнул.
— Я просто хочу помочь. Клейтон говорил, что вы отказались выходить за него после сплетен в газете.
Тея вздохнула.
— Это правда, но потом… — Щеки ее запылали. Почему так сложно признаваться в том, что произошло после?
— Потом что? — подтолкнул ее Филипп.
— Потом Эван приехал к нам на рождественский бал. И когда мы целовались в гостиной, нас увидела леди Хеплуайт.
— И вам пришлось пожениться. — Филипп опять всмотрелся в ее лицо. — Поэтому вы так несчастливы? Вы не хотели выходить за Клейтона?
— Нет… гм… не совсем так. — Тея прикусила губу и отвернулась.
— Что ж, далеко не вы первая пара, вынужденная пожениться под… гм… влиянием обстоятельств, — заметил Филипп.
— Да, но обычно такие пары безумно влюблены друг в друга.
Филипп наморщил лоб.
— То есть вы хотите сказать…
Тея не могла посмотреть ему в глаза.
— Не знаю… Просто если бы я не залезла в конюшню и не сломала ногу, Эван женился бы на той женщине, которую хотел, а не на мне.
Филипп нахмурился.
— Вот, значит, что вы думаете?
Тея неоправданно долго разглаживала юбки, и только потом ответила:
— А что еще я должна думать? Он собирался жениться на другой леди, но пришлось… на мне. Я разрушила его жизнь.
— Вы разрушили его жизнь? — Филипп поморщился, пребывая, казалось, в полном замешательстве.
Тея с несчастным видом кивнула.
Филипп чуть склонил голову и заметил:
— Мне кажется, это Клейтон должен нести какую-то ответственность.
— Конечно, должен, но ясно же, что поцелуй был ошибкой. Эван не должен был из-за этого ломать все свои тщательно продуманные планы. И потом, не хочется сознавать, что муж общается со мной, потому что должен нести «ответственность».
— Леди Тея, если позволите говорить напрямик… — начал Филипп.
— Разумеется.
— Рискуя выдать секрет друга, я все же скажу: после вашего отъезда Клейтон все время пребывал в унынии. Заметьте, это говорю я, который в таком же состоянии жил несколько месяцев.
— Но вы совсем другое дело: только что вернулись с войны, где чуть не погибли, прошли через слишком многое, и вам требовалось время на исцеление.
— Я хочу сказать, что никогда не видел Клейтона таким угрюмым и несчастным, как в те дни, когда он получил письмо от вашего отца, в котором сообщалось, что вы отказываетесь выходить замуж.
Тея нахмурилась.
— Уверена, вы ошибаетесь. По какой бы причине Клейтон ни был угрюмым, это не имело никакого отношения ко мне.
— Почему вы так говорите?
— Вы же знаете, что он был обручен и собирался жениться на другой.
— Вы говорите о леди Лидии Малькольм? — уточнил Филипп.
— Лидия Малькольм? Так это она?
Перед внутренним взором Теи возникло личико леди Лидии. Она встречалась с ней: блондинка, изящная, красивая, с безупречными манерами. Да что там, Тея ей и в подметки не годилась. Ничего удивительного, что Эван так несчастлив, заполучив вместе Лидии ее.
— Да, но только они не были обручены.
Тею обдало жаром.
Филипп положил ладони на стол и добавил:
— Будь он обручен, вы бы увидели объявление в газетах, разве нет?
Тея покачала головой.
— Я думала, что мы, наверное, просто пропустили это. Мэгги не всегда читает мне все до последней строчки.
— Да, это правда, Клейтон и отец Лидии обсуждали возможный брак, но никаких бумаг не составлялось. Более того, заверяю вас, что Клейтон всего однажды упоминал при мне Лидию.
Тея глубоко вздохнула.
— Вы не понимаете, Филипп. Моя мать всегда говорила, чтобы я не выходила замуж без любви, а Эван меня не любит.
Филипп пожал плечами.
— Не могу сказать, любит ли вас Эван: ответ хранится только в его сердце, но могу заверить, что никакой любви к Лидии Малькольм у него не было.
Тея с трудом сглотнула.
— Могу я спросить вас еще кое о чем? Мне важно это знать.
— Конечно.
— У… у Эвана есть любовница в Лондоне?
Филипп расхохотался.
— У Клейтона? Любовница? Нет, он не из таких.
Такого облегчения Тея никогда не испытывала.
— Вы уверены?
— Насколько это вообще возможно, — заверил ее Филипп.
И в первый раз после рождественского бала в груди Теи зародилась надежда. Пусть это еще не значит, что Эван ее любит, но по крайней мере нет другой женщины.
— Но вы же сами сказали: неизвестно, что у него на сердце. Разве не может быть, что он любит Лидию, просто никогда не говорил вам об этом?
Филипп перегнулся через столик и посмотрел ей в глаза.
— Я это знаю. Ни разу не слышал, чтобы он проронил хоть слово о Лидии, но после того, как вы уехали тем утром, Эван ни на минуту не прекращал говорить о вас.
После обеда Эван верхом на Миднайте возвращался в конюшню. Филипп рядом ехал на Алабастере. Герцог наконец-то от посещения коня перешел к делу. Эван мог только радоваться успехам друга. Филипп был почти готов вновь предстать перед обществом и занять свое законное место.
— Я сегодня разговаривал с Теей, — начал Филипп.
— И?…
Эван изо всех сил старался принять безразличный вид, но на самом деле целый час, с начала их верховой прогулки, ждал, когда друг снова затронет эту тему.
— И как по мне, вы оба дурачье.
— Дурачье? Оба? — хмыкнул Эван.
— Да, — непреклонно ответил Филипп.
Эван подъехал ближе.
— Ну хорошо, и почему Тея дурочка, хотелось бы знать?
Филипп поднял поводья.
— Она думает, будто ты влюблен в Лидию Малькольм.
— Что? — нахмурился Эван.
— Именно так.
— Откуда Тея вообще знает про Лидию Малькольм?
— Об этом я ее не спрашивал, но она убеждена, что ты не просто был обручен с Лидией, но еще и безумно в нее влюблен.
Эван поморщился.
— Откуда, скажи на милость, к Тее пришла эта мысль?
— Откуда дурачью вообще приходят мысли? — отозвался Филипп, невольно улыбнувшись.
Эван вздохнул и покачал головой.
— Ну ладно, давай дальше. Скажи, почему я дурак.
— С удовольствием! — Филипп пришпорил арабского скакуна. — Был бы ты умным, сказал бы своей жене, что к ней чувствуешь. Не знаю, любишь ли ты ее, хотя подозреваю, что да. Но что такой холостяк, как я, знает о любви? Однако я помню, как ты хандрил, когда Тея уехала. И я ей об этом сказал.
— Но зачем? — Эван рысью подъехал к груму, терпеливо их ожидавшему.
— Потому что ей было необходимо это услышать, и лучше бы от тебя.
Эван выругался себе под нос.
— Проклятье, Харлоу! Что ты пытаешься мне сказать?
Филипп спрыгнул с коня на утрамбованную землю.
— Я пытаюсь донести до тебя, что ты, черт побери, должен сказать своей жене, что любишь ее, идиот ты эдакий!
Гораздо позже, позаботившись о лошадях, Эван вошел в дом и поднялся в свою спальню. После того как Филипп на Алабастере вернулся в конюшню, Эван, не в силах усидеть на месте, опять взял Миднайта и помчался приводить в порядок бушующие мысли, а вернувшись, понял, что никакой ясности не добился, но по крайней мере достаточно вымотался.
Сейчас он примет ванну, переоденется и, возможно, пообедает с женой. Не может же она прятаться от него вечно. Что за супружество у них тогда будет? Днем они практически не общаются, а ночью страстно занимаются любовью? Это не то, чего он хотел, точнее — не все. Ему хотелось, чтобы с женой можно было смеяться, шутить, рассуждать о научных теориях и книгах. Он хотел Тею всю, целиком, не только тело.
После горячей ванны Эван обернул полотенцем бедра, и, как только лакей вылил из ванны воду и вынес, в дверь из спальни Теи тихонько постучались.
Тея открыла дверь, и глаза ее широко распахнулись, когда увидела его почти голым, но она не сбежала. Эван мог поклясться, что увидел искорки в ее глазах, когда она шла к нему.
— Может, зайти позже?
Эван взглянул на свое полотенце, затем опять на нее и одарил дьявольской ухмылкой.
— Нет, зачем?
Она пожала плечами и направилась прямиком к кровати.
— Очень хорошо. Я пришла поговорить с тобой.
— О чем?
— О том, что я была полной идиоткой.
Эван усмехнулся.
— В высшей степени кстати.
— Что ты имеешь в виду?
— Да я тоже собирался с тобой поговорить: только идиотом был я.
— О, тогда ты и начинай. — Тея сложила перед собой руки и приготовилась слушать.
Эван фыркнул и с шутовским поклоном заявил:
— Нет-нет, только после вас.
Тея кивнула.
— Ну хорошо. Я сегодня разговаривала с Филиппом, и он сказал, что ты не влюблен в леди Лидию Малькольм.
Эван нахмурился.
— Да почему ты вообще решила, что я люблю Лидию? И откуда ты о ней узнала? Тея покраснела.
— Я… понимаешь… я подслушивала под дверью твоего кабинета в то утро, когда приезжал мой отец после той истории со статьей в газете, и слышала, как ты сказал, что тебе придется отказаться от своей невесты.
Эван с силой втянул воздух.
— Я никогда не был помолвлен с Лидией.
— Да, но вы с ее отцом достигли понимания, разве нет?
— Это правда, но любовь никогда не была частью договоренностей.
Тея отвернулась.
— Я же этого не знала. Думала, что ты как минимум испытываешь к ней привязанность, а как максимум — любишь.
Эван вздохнул.
— А ты не подумала спросить меня?
Тея резко повернулась лицом к нему.
— Вот поэтому я и идиотка. Все эти недели меня терзало чувство вины, с тех самых пор, как я забралась в твою конюшню и сломала ногу. Это же все моя вина! Вообще все. Если бы я не шныряла тут, тебе бы никогда не пришлось на мне жениться.
— Ты забываешь, что сначала отказалась выходить за меня, и нас ничто не принуждало к браку, пока я не появился в вашем доме и не начал целовать тебя в гостиной.
— Я думала, что ты любишь Лидию, пока Филипп не сказал мне правду, — нерешительно проговорила Тея.
Эван поморщился.
— А с какой стати Филипп тебе об этом сказал?
— Ну, я же говорила, про Лидию… Он уверил меня, что ты скучал, жалел, что я уехала, а про нее даже не вспоминал.
Эван уперся рукой в бедро.
— Это правда. У лорда Малькольма, отца Лидии, очень хорошие связи, и этот брак мог быть политически выгодным. Да, я действительно разозлился, когда в газете появилась эта заметка, потому что мои честолюбивые замыслы были поставлены под угрозу, а со мной такого никогда не случалось. Вот почему я упомянул об этом в разговоре с твоим отцом. Но, Тея, поверь, я очень скоро понял, что честолюбивые замыслы ничто по сравнению с… любовью.
Она резко втянула воздух.
— С любовью?
Эван кивнул, и влажный локон упал ему на лоб.
— До встречи с тобой я и подумать не мог, что смогу жениться по любви. Я…
— Что ты только что сказал? — Она сглотнула.
— Да, черт побери, Тея! Я могу в этом признаться. Думаю, что полюбил тебя еще в тот день, когда ты явилась ко мне с визитом и попыталась выкупить Алабастера.
Она энергично замотала головой, не в силах поверить:
— Нет, этого не может быть! Я вела себя как законченная эгоистка.
— Да, это так, но ведь и я вел себя не лучше. Пусть я оставил тебя в своем доме и помог с передвижением, это не значит, что я не знал о возможности возникновения скандала. Так же хорошо, как и ты, я понимал, чем все это может закончиться.
— Но… я точно знаю, что не нравилась тебе, — возразила Тея.
— Возможно, поначалу. — Он усмехнулся. — Я никогда не встречал таких, как ты. Ты знала, чего хочешь, и была так уверена в себе и в своих силах. Когда выяснилось, кто лазил в мою конюшню, я просто поверить не мог в такое нахальство. Белл, едва приехал, сразу же сказал, что я, похоже, влюбился. Мне не хотелось с ним спорить, поэтому я и поехал на ваш рождественский бал.
Рука Теи метнулась к горлу.
— Поэтому?
— Мне тебя не хватало, хотелось увидеть, узнать, почему ты мне отказала. — Эван отошел от нее. — Однажды ты спросила, что я о тебе подумал в тот первый день. Несмотря на упрямство, ты поразила меня своим умом, образованностью и красотой. В общем, ты была великолепна. — Эван развернулся, шагнул вперед и привлек ее в свои объятия. — Я думал так тогда, и так буду думать всегда.
Когда Эван оторвался от нее, Тея тихо напомнила:
— У моего отца нет таких связей в парламенте.
Эван уткнулся носом ей в ухо.
— Это не важно: главное — ты со мной. Я безумно тебя люблю.
Тея закрыла глаза и запрокинула голову.
— Я тоже тебя люблю, Эван.
Он чуть отодвинулся и посмотрел ей в лицо.
— Ты не обязана ничего говорить, если на самом деле это не так.
Она покачала головой.
— Нет, ты не прав. Я полюбила тебя сразу, с первой встречи, только поняла это, когда вернулась домой. Только там я осознала, что мое упрямство может стоить тебе чего-то по-настоящему дорогого, если ты не будешь осторожен. Я не сомневалась, что отец не может желать мне самого лучшего, да и никогда не задумывалась, что для меня лучшее. Но последнее, чего я хотела, — принуждать тебя к браку, предпочла сбежать.
— Да, граф упоминал об этом в своем письме. Но не думай про своего отца слишком плохо, милая. В то утро, во время свадебного завтрака, он мне признался, что согласился с твоим пребыванием в моем доме только потому, что надеялся именно на такой исход событий.
— Что? — У Теи отвисла челюсть. — Он решил, что единственный способ выдать меня замуж — это на несколько недель запереть в доме неженатого мужчины?
— Что-то вроде этого, — усмехнулся Эван. — Но ведь все получилось, правда?
Тея быстро сменила гнев на милость, приподнялась на цыпочках и обняла мужа за шею.
— Хоть отец и поступил низко, но ведь важен результат, верно? Полагаю, когда увижу в следующий раз, нужно его поблагодарить.
Эван прижал ее к своему почти обнаженному телу.
— Давай не будем пока об этом. Он сказал, что очень надеется в скором времени понянчить внука. Нужно пойти старику навстречу.
Тея ахнула.
— Он не мог этого сказать!
— Клянусь, что сказал.
— Да он просто старый интриган! Я понятия не имела, что он на такое способен.
— Ну, все спланировать он, конечно, не мог. Думаю, мне до конца дней придется гадать, не вышла ли ты за меня замуж по одной-единственной причине. — Он потерся носом о ее нос. — Алабастер.
Тея расхохоталась.
— Ну ты и пройдоха! Ничего подобного у меня и в мыслях не было. Я была готова всю жизнь экономить и копить, чтобы купить этого коня, но когда увидела, каким счастливым Алабастер сделал Филиппа, поняла, что они должны быть вместе.
— Напротив, — возразил Эван, целуя ее в шею. — Филипп преподнес его нам в качестве свадебного подарка.
— Он не мог! — воскликнула Тея.
— Я отказывался, но он настоял, — сказал Эван, скользя губами ниже, к груди.
Дыхание у нее уже участилось, глаза закрылись.
— Ну, он же может приезжать к нам, правда?
— Конечно, любовь моя, — согласился Эван, уже расстегивая пуговки на ее платье. — Он может ездить на Алабастере сколько пожелает. А теперь, если ты не против, я покажу, как нужно ездить верхом на мне.
Глаза Теи широко распахнулись.
— О-о-о!.. Звучит интригующе, и мне нравится.
На следующий день Эван, Тея и Филипп пили чай в гостиной. Новобрачные поблагодарили друга за щедрый свадебный подарок — Алабастера, и за то, что открыл им глаза друг на друга: они осознали, что влюблены и теперь очень счастливы вместе.
— Я обязан вам обоим куда большим, — отозвался Филипп.
— Ты ничем нам не обязан, — возразил Эван.
— Полностью согласна, — кивнула Тея, обняв мужа за плечи.
Прежде чем Филипп успел хоть что-нибудь сказать, дверь в гостиную открылась, и вошел маркиз Беллингем.
— Добрый день, Белл. Мы как раз гадали, куда ты пропал. — Эван встал с кресла и пожал другу руку.
— Знаешь, полно дел. — Белл, поклонившись и выразив свое почтение Тее, обменялся любезностями с Филиппом.
— О, в самом деле? — заинтересовался Эван, подошел к буфету и налил другу стакан воды. — И что же это за дела, если не секрет?
Белл взял стакан.
— Удалось кое-что выяснить.
— Опять говоришь загадками?
— Во-первых, я узнал, кто сообщил о пребывании в твоем поместье леди Теи корреспонденту «Таймс».
Тея подалась вперед.
— Вы знаете кто? Скажите, прошу вас. Я считала, что это Розали, горничная. Это так?
— Нет, не так, — усмехнулся Беллингем. — Мой источник сообщил, что это был лорд Теодор Хардинг.
— Дядюшка Тедди! — не поверила Тея. — Вы уверены?
— Насколько это вообще возможно, — ответил Белл, сделав глоток воды.
Тея покачала головой.
— Да как же так? Дядюшка Тедди даже не знал, что я здесь, до тех пор пока… Ну да, он узнал как раз перед тем, как история появилась в газете. Но почему, скажите на милость, дядя сотворил такое?
— Я взял на себя смелость сегодня утром нанести ему визит в доме вашего отца и задать тот же самый вопрос, миледи, — ответил Белл.
Эван взглянул на Тею и пожал плечами.
— Ну что я могу сказать? Белл шпион со стажем, и ему можно верить.
— И что сказал дядя Тедди?
— Заявил, что вы слишком разборчивы в поисках мужа и что ваш отец написал ему и сообщил, что благодаря вашему пребыванию в имении Клейтона появился шанс выдать вас замуж. Просил, если вы обратитесь к нему с просьбой забрать вас отсюда, отказаться.
— Мой отец сказал такое? Да как же это?! — Тея была явно шокирована. — Сказать, что я удивлена, — значит, не сказать ничего.
— Я же говорил тебе: он хотел, чтобы мы были вместе, — напомнил Эван, приобняв ее за плечи.
Тея накрыла руку мужа своей ладонью.
— Да, но мне и в голову не могло прийти, что они устроят заговор. Пожилые джентльмены — и такое. Ни стыда ни совести.
— Я бы сказал, что это идея вашего дяди, — уточнил Белл, — как и обращение в газету. Он подумал, что это позволило бы решить вопрос окончательно.
Рот Теи округлился в большую букву «о».
— Просто поверить не могу…
— Не сердитесь на него, Тея, — засмеялся Филипп. — В итоге все сложилось просто великолепно, а только это и имеет значение.
Тея вздохнула.
— Полагаю, вы правы. Но не думайте, что мой дядюшка не получит нагоняя, когда мы с ним увидимся в следующий раз.
— Меньшего я от тебя и не ожидал, милая, — отозвался Эван и смачно чмокнул жену в щеку.
Тея обняла мужа, затем опять повернулась к Беллу.
— А что удалось выяснить еще?
— Боюсь, речь пойдет обо мне, — вмешался Филипп, неловко поерзав в кресле.
— О! Я чего-то не знаю? — повернулась к другу Тея.
— Белл здесь не только из-за нашей свадьбы, — сказал Эван. — Я попросил его приехать, чтобы разработать окончательный план по возвращению Филиппа в общество.
Тея всмотрелась в лицо друга.
— Вы достаточно окрепли, чтобы вернуться, занять свое законное место?
— Да, — кивнул тот. — Наконец-то я чувствую себя действительно хорошо. Спасибо вам миледи, Клейтону… и Алабастеру, конечно.
Тея сжала руку друга.
— Самое сложное выпало на вашу долю, Филипп.
— Да, и боюсь, что впереди еще немало трудностей, — зловеще предрек Белл.
— Мне кажется, вам будет непросто, Филипп, — добавила Тея. — Такая неожиданная смерть вашего брата… Наверняка вы и не думали, что станете герцогом.
— И вы совершенно правы, — кивнул Филипп, окинув озабоченным взглядом друзей.
Тея наморщила лоб, внимательно присмотревшись ко всем троим.
— Что вы от меня скрыли? Я же вижу…
Филипп глубоко вздохнул и хлопнул ладонями по коленям.
— Белл и Клейтон считают, что мой брат умер не сам: ему помогли.
— Это правда, — подтвердил Белл. — Бывший герцог Харлоу был убит. И я твердо намерен добиться, чтобы убийца предстал перед судом.
Тея, широко распахнув глаза, посмотрела на мужа. Тот кивнул:
— Чистая правда. И это не все. Мы считаем, что тот, кто убил герцога Харлоу, может попытаться убить и Филиппа.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.