Глава 2

Стремительно собравшись, я оседлала своего верного железного коня – бежевую «девятку» – и отправилась к дому Шолонского. Уважаемый директор фирмы «Луч» обитал в шикарном здании в центре города, на улице Космонавтов, одной из центральных. На двери многоэтажного кирпичного красавца виднелись кодовые замки, с косяка опасно поблескивал «глазок» видеокамеры. Хорошо живут люди! Впрочем, мне жаловаться тоже не на что.

У двери, прислонившись к изящной красно-белой кирпичной кладке, стоял незнакомый мне молодой человек в милицейской форме. Грациозно выйдя из машины, я подошла к нему. Парень пристально окинул меня взглядом, словно подготавливая портрет для стенда «Их разыскивает милиция», и спросил мрачно:

– Вы Иванова?

– Да, Татьяна Александровна, – мягко ответила я. – А вы кто?

– Меня прислал подполковник Кирьянов. Идемте…

И мы вошли в мерцающий мраморный холл, испещренные прожилками стены которого казались невесомо – нежными. Поднявшись в роскошном зеркальном лиф-те на восьмой этаж, мы подошли к одной из квартир, и Кирин подчиненный потянулся к звонку, несуразно маленькому при соседстве с мощной рукой. Я коснулась плеча своего каменно-невозмутимого спутника и тихо сказала:

– Не уточняйте при хозяевах, кто я, ладно? Пока не стоит. Скажите, что я – один из ваших сотрудников.

Умница Киря великолепно вымуштровал своих ребят. Парень кивнул и с силой вдавил кнопку звонка в стену.

Дверь нам открыл высокий, невероятно изящный черноволосый мужчина с огромными светло-карими глазами газели, по какой-то странной игре природы властно мерцавшими.

– Вы снова хотите осмотреть кабинет? – тихо, так, что его голос едва было слышен, спросил он. И, дождавшись кивка сопровождавшего меня мента, предложил: – Проходите, не разувайтесь.

Интересно, когда-нибудь кто-нибудь видел разувающихся в квартирах ограбленных людей ментов? Я лично не удостоилась такого счастья.

– Глеб Денисович, если вы не против, я бы хотела поговорить с вами после осмотра кабинета, – мило улыбнувшись, посмотрела я на мужчину. Он суховато кивнул, соглашаясь.

Мы прошли в кабинет, и пока парень по-прежнему мрачно стоял у двери, то глядя в потолок, то, с долей здорового скепсиса, на меня, я обшаривала все, что только можно. Забиралась под шкафы, вдоль и поперек осмотрела сейф, подлезла под письменный стол. Потом перешла к верхам, не оставляя ничего вне своего внимания.

Пыльные рамы картин – довольно хорошо сработанных пейзажей. На одной из рам, висевшей напротив сейфа, обнаружила след – словно кто-то провел по ней пальцем. А еще сверху след был присыпан очень ровным тончайшим слоем серого порошка. Родная милиция надеется, что это отпечаток пальца. Ну что ж, хорошо бы, конечно. Только связи с ограблением сейфа не вижу. Может быть, Шолонский проверял наличие пыли на любимых шедеврах?

Не удовлетворенная импровизированным обыском, но неспособная предпринять что-либо еще, я вышла из кабинета и подошла к Шолонскому.

– Идемте в гостиную, – устало предложил Глеб Денисович и добавил холодно: – Только, мне кажется, ничего нового я не смогу сообщить. Все, что мог, уже рассказал.

– Нам виднее, не правда ли? – мягко парировала я, не собираясь нервировать этого явно издергавшегося с момента исчезновения важных бумаг человека еще больше. Опустилась на диван и спросила: – Глеб Денисович, сами-то вы кого-нибудь подозреваете?

– Нет, – покачал он головой. – Я уже говорил… Не могу понять, кому понадобились чертежи. Все могли увидеть их на работе – не сказал бы, что это секретная продукция. И пожалуй, их проще было скопировать в офисе же, чем прибегать к противозаконным действиям.

– Но все же, кто мог знать код вашего сейфа? – снова попыталась я вызвать Шолонского на откровенность.

Он только пожал плечами, устремив на меня печальный газелий взор, и ответил утомленно:

– И этот вопрос мне тоже задавали. Девушка, милая, я не знаю. Наверное, никто. Или все. Ох, я сам не понимаю. Вообще-то код моего сейфа мог увидеть Александр Николаевич Кармишин, мой заместитель. Но ему воровать чертежи совершенно не за чем.

В итоге этой недолгой беседы я не добилась ровным счетом ничего. Шолонский не желал никого подозревать. Он не знал, кто увел чертежи, и надеялся лишь на силы бравой милиции. Трений у него ни с кем не возникало. Людмила обиделась на то, что он ей мало заплатил, но больше по привычке – дамочка слишком высоко себя ставит. На самом деле, по мнению Шолонского, информация стоила даже меньше, чем он дал. С Гурьяновым, бухгалтером, у Глеба Денисовича отношения совершенно нормальные, и он не требовал возвраты долга, что называется, с ножом у горла. По поводу Ручина Шолонский признался, что давно желает заполучить его в свою фирму, но Игорь Юрьевич привык работать независимо, поэтому отказывается.

После чего я вежливо попрощалась с хозяином и вышла из квартиры. Шолонский меня искренне восхитил – только директор процветающей фирмы мог держаться с такой доброжелательной надменностью! Глеб Денисович кивнул, подчиняясь нормам этикета, но вряд ли вообще разглядел меня. Что очень странно. Пожалуй, я бы даже сказала, что во время нашего с ним общения он смотрел куда-то в невидимую даль, сквозь меня.

Тем не менее зацикливаться на мужской невнимательности к моей очаровательной персоне я не стала. У меня есть дело, разрешения которого ожидает заместитель этой живой статуи с глазами газели. И господин Кармишин платит мне за работу немалые для среднего гражданина Тарасова деньги. Хотя нельзя не признать, господин Шолонский произвел на меня впечатление – этакий изысканно-богемный мужчина, невероятно как попавший в наш суетливый век из периода декаданса.

Что ж, что у нас теперь по плану? Усаживаясь в машину, я размышляла, к кому направиться сначала? У меня под подозрением три человека. Конечно, я могу пообщаться с таксистами, но для этого должна знать своих подозреваемых в лицо. А значит, начинать с кого-то надо.

И я решила отправиться к Ручину. Этот тип задолжал Шолонскому, а также поцапался с ним на вечеринке. О чем-то это говорит, разве не так? Людмила… Эта кандидатура окутана загадкой. Была ли ей выгода похищать документы? Гурьянов тоже тип сомнительный – главный бухгалтер достаточно престижной фирмы. Неужели он стал бы рисковать работой и репутацией? Так что Игорь Юрьевич Ручин, вольного полета птица, – наиболее подходящая личность.

И я отправилась к Ручину, который обитал в высотном доме на Московской, в надежде, что Игорь Юрьевич окажется дома. Раз он не состоит нигде на службе, просто должен сидеть в квартире, предполагала я.

До нужного места доехала достаточно быстро – транспорта на дорогах было не слишком много. В подъезде оказалось, что лифт не работает. Он никак не откликался на мой зов, сколько я ни давила на оплавленную кнопку. Что ж, воспользуюсь лестницей, подняться на девятый этаж, где обитал Ручин, для меня лишь легкая разминочка. Но так я полагала, минуя лишь первый лестничный пролет. И ошиблась.

Я витиевато выругалась, едва не сломав каблук, попав ногой в выбоину на ступеньке. Как уважающий себя техник, отказавшийся от выгодного, я полагаю, предложения Шолонского, может жить здесь, в такой обшарпанной многоэтажке? Тяжелый подъездный запах, исчерканные стены, обожженные и оставляющие на ладонях след сажи и горький аромат горелой древесины перила, даже сомнительного происхождения лужа у одной из дверей – все это мелочи. Но ступени! Они созданы для самоубийц. С такой лестницы хорошо лететь, тая надежду сломать шею – она обязательно оправдается. Выщербленные, стертые тысячами ног ступени были еще и скользкими, словно кто-то натер их маслом с дальним умыслом – избавиться от гостей.

Впрочем, дверь Игоря Юрьевича на редкость не соответствовала общему антуражу подъезда. Выложенная тончайшими, тщательно подобранными по цвету – от темно-соломенного до почти белого – планками дерева, с имитацией черных ожогов, лакированная, она насмешливо мерцала дорогой, украшенной эмалью ручкой. Казалось, дверь с горечью разглядывает убогий подъезд и своих гораздо менее привлекательных товарок. «Глазок» в ее центре сверкал самоиронией. Но это все лирика, и я придавила кнопку звонка подушечкой пальца, ощутив свежую гладкость.

За дверью послышались шаги, и она неожиданно распахнулась, коротко лязгнув.

– Добрый день, чем могу помочь? – В интонациях вопроса мне почудилось нечто знакомое, и только через секунду я поняла – вежливая предупредительность, свойственная мне самой. Видимо, техник принимал заказы на дому и теперь видел в моем лице клиента.

В дверном проеме передо мной стоял высокий мужчина лет тридцати, с проникновенным взором кофейных глаз и приятной улыбкой на тонком, немного женственном лице. Слегка заросшие щетиной щеки, высокие скулы, спадавшие до плеч прямые черные волосы, матово-бледная кожа. В общем, Игорь Юрьевич был достаточно привлекательным мужчиной.

– Я бы хотела задать вам несколько вопросов относительно хищения документов из квартиры Шолонского, – поспешила развеять я надежды на гонорар, зародившиеся при моем появлении у Ручина, такой суховато – профессиональной фразой. За время работы в родной милиции я успела приучить свой речевой аппарат к таким формулировкам.

– Вы из милиции? – вскинул тонкие прямые брови мужчина и предложил мне войти в квартиру.

– Да, – покривила душой я. Конечно, можно было и частным детективом представиться, но сейчас мне почему-то захотелось примкнуть к уголовному розыску.

Войдя в прихожую, я расстегнула «молнии» ботинок и выскользнула из них, машинально, по привычке окинув взглядом дверь изнутри. На гладкой матово-серой ее поверхности – хищный оскал мощного замка, наводивший на приятные размышления вроде «мой дом – моя крепость». Но я, умудренная многолетним опытом проникновений туда, где меня не ждут, сразу определила – на этот замок, если понадобится, уйдет от силы пять минут. Подобрать отмычку – и заходите, люди добрые.

– Простите, а как к вам обращаться? – с располагающей улыбкой спросил Ручин, принимая из моих рук куртку и осторожно вешая ее на оленьи рога, игравшие роль вешалки.

– Игорь Юрьевич, меня зовут Таня. – Чуть улыбнувшись, я последовала за хозяином и оказалась в элегантной комнате, отделанной в светло-серых и кофейно-коричневых тонах.

– Очень приятно. Просто Таня? – осведомился Ручин.

– Татьяна Александровна, – представилась я официально полным именем. Хотя, честно говоря, терпеть не могу, когда меня по имени-отчеству называют. Чувствую себя старушкой.

Я опустилась в кресло и задумчиво взглянула на хозяина дома.

– Татьяна Александровна, вы же о Шолонском? Но меня уже допрашивали.

– Возникло еще несколько вопросов, – не растерялась я. – Надеюсь, вы согласитесь нам помочь?

– С удовольствием. Спрашивайте, – насмешливо сверкнули кофейные глаза.

Для начала я поспрашивала Ручина о вечеринке. Естественно, он не сообщил мне ничего нового. Я уже все слышала. О своем отношении к шефу фирмы «Луч» техник не распространялся.

– Вы занимали деньги у Шолонского, – с улыбкой выдала я, цепко глядя на Игоря. – А когда намерены отдать долг? Нам известно, что на этой почве между вами возникали разногласия.

– Долг? – сдержанно изумился Ручин. – Со дня на день на счет Шолонского будет перечислена необходимая сумма, – равнодушно пожал он плечами. И добавил своим хорошо поставленным голосом: – Татьяна Александровна, я не люблю оставаться в долгу.

Что-то в этой его фразе повергло меня в легкий шок, но я понятия не имела – что. А Ручин, невозмутимо вперив в меня свои кофейные миндалевидные глаза, твердо сказал:

– Если вы проверите мой счет в Государственном банке, то сами сможете в этом убедиться. А задержал выплату долга я по единственной причине – один из моих заказчиков затягивал с оплатой. Но теперь все в порядке.

Голос Игоря Юрьевича звучал на редкость проникновенно, как будто он обращался к маленькому ребенку или убогому. Я еле заметно возмутилась.

– Вы считаете, что все в порядке? – со всем возможным ехидством переспросила я. – Но вы же были в квартире Шолонского, а у того пропали документы.

– Позвольте, Татьяна Александровна, но это решительно не мои проблемы. И я ничем не могу помочь Глебу Денисовичу, – снисходительно сказал Ручин. – Я не брал его документов или что там пропало… Мне это просто не нужно. Честно говоря, я достаточно квалифицированный специалист и мог бы сам составить все чертежи их новой разработки. Тут нет ничего сложного. – Он выразительно взглянул на часы, пробарабанив сложный ритм по подлокотнику кресла.

Я только улыбнулась – в самом деле, у меня не было причин не верить этому человеку. Но и верить – тоже.

В Ручине чувствовалось откровенное нетерпение. Видимо, он жаждал избавиться от моего общества и заняться своими непосредственными делами. Может быть, у него именно сейчас планировалась встреча с клиентом? И может быть, именно поэтому он открыл дверь на мой звонок столь беспечно?

Впрочем, я не обратила бы внимания на выразительное ерзанье и намеки на большую занятость Игоря Юрьевича, если бы хотела еще о чем-то расспросить его. Но вопросов более не возникало.

– Спасибо за то, что согласились со мной пообщаться, – поднимаясь из глубокого, на редкость удобного кресла и с ужасом предвкушая обратную дорогу по страшной лестнице, улыбнулась я.

– Пожалуйста, мне доставила удовольствие наша беседа, – снисходительно откликнулся Ручин. – Вот если бы не повод…

– Да, повод и в самом деле не самый приятный в мире, – согласилась я, обуваясь.

– Надеюсь, мы еще увидимся… в другой обстановке, – вежливо сказал Ручин, не без интереса рассматривая мои ноги.

Я звонко рассмеялась и, попрощавшись с мужчиной, вышла в мрачно-затхлый подъезд, провожаемая его кофейным взором.

По лестнице я буквально скатилась, до боли вцепившись в изуродованные перила. Ноги чуть подрагивали от напряжения – удержаться, продвигаясь по этой безобразной лестнице, было не проще, чем элегантно спуститься с крутой обледеневшей горки в туфлях на шпильках.

Усевшись в машину, я вздохнула и отъехала в тень. Сейчас осмотреть квартиру Ручина удобного случая не представилось, и я решила дождаться момента, когда он покинет жилище, дабы «произвести досмотр личных вещей и места жительства подозреваемого в его отсутствие». Нет, я вовсе не надеялась обнаружить среди его вещей документы. Но, возможно, какой-либо намек, тонкую ниточку, подтвердившую бы причастность Ручина к краже чертежей.

В ближайшем киоске я купила бутылку воды и теперь осторожно попивала ледяную жидкость и курила. За окнами машины ветер нес пожухлые листья, безжалостно сдувая их с тонких беззащитных ветвей деревьев. Прохожие, щурясь и прикрывая лица руками, шли по своим делам, провожаемые шлейфами из опавшей листвы. В салоне машины же было тепло и уютно.

Я прождала не слишком долго – уже минут через двадцать Ручин вышел из дверей подъезда и проследовал к остановке общественного транспорта. В руках его не было ничего, похожего на папку. Дождавшись, когда Игорь Юрьевич сядет в автобус, с трепетом душевным я покинула салон машины, перебросив через плечо мою сумочку-выручалочку. Ведя расследование, я с ней стараюсь не расставаться – она до отказа наполнена нужными вещами. Например, «жучками» и отмычками.

Во второй раз подняться по безумной, похожей на декорацию к фильму ужасов лестнице оказалось гораздо проще – ко всему привыкаешь.

Я остановилась перед дверью Ручина, казавшейся неприступной громадой, и скорее по привычке, чем следуя необходимости, позвонила. Мне, разумеется, никто не открыл – ведь я своими глазами видела покидающего жилище хозяина. Осмотревшись, я не заметила ничего подозрительного – в подъезде тишина, на дверях соседних квартир «глазков» не было, чужих глаз можно не опасаться. И я спокойно выудила из сумки звенящую связку отмычек.

Замки только казались совершенством, поддающимся лишь взрыванию. А сдались очень быстро, и дверь, снова лязгнув, открылась. Я вообще-то в свое время немало потренировалась, чтобы достичь успехов в этом нелегком деле – вскрывании замков. Но зато теперь передо мной редко какой запор мог устоять.

Перешагнув через порог, я бесшумно прикрыла за собой входную дверь, опять скинула ботинки и направилась к двери, ведущей в комнату налево – предпочитаю делать обыск как бы по кругу, так меньше шансов что-либо упустить.

Комната, в которой я оказалась, была кабинетом и спальней. Два в одном, как говорят в рекламе шампуня. Огромная кровать с несвойственной ей скромностью притулилась к стене. Остальное пространство комнаты занимали массивный письменный стол и книжные полки, заставленные всевозможной технической литературой, томами по электронике и тому подобным бредом. На верхней полке шкафа валялось множество деталей, какие-то объективы, еще черт знает что. Я просмотрела содержимое верхнего стеллажа. Видеокамеры, разномастные, с потухшими объективами, выдавали с потрохами страсть хозяина дома – техника, электроника и ее ремонт.

Небрежно просмотрев всю эту ерунду, я перешла к письменному столу, напряженно, насколько это возможно, прислушиваясь к каждому звуку, раздавшемуся в подъезде. Еще не хватало быть застигнутой хозяином квартиры на месте преступления – без ордера обыскивающей жилище!

В ворохе бумаг не нашлось ничего полезного. Игорь Юрьевич Ручин относился к типу людей, которым жаль расставаться с бумагами, будь то записка девочки, оставшаяся из первого класса, или просроченное удостоверение. В столе Ручина оказалась уйма документов, чертежей и тому подобного, но ничего из необходимого мне.

После этого я переворошила каждую книгу – ведь среди страничек увесистых томов можно спрятать любую бумагу. Общеизвестный факт. Но кроме закладок, календариков, датированных прошлыми годами, и огрызков газет, в библиотеке ничего обнаружено не было.

Закончив с обыском спальни, я перешла в зал, в ту комнату, где сидела во время визита к Игорю Юрьевичу. Здесь документы вообще не хранились: видимо, Ручин считал, что место бумаг – в кабинете. На изящных книжных полках – ряды второсортной литературы, почти новые на вид, а значит, вряд ли читанные больше одного раза произведения классики. Я пролистала и их тоже. Без толку. Таким образом, осмотр зала дал ровно столько же информации, сколько и спальни. То есть – ноль. Полный ноль!

В душе моей затеплилась надежда, что Ручин ни при чем и к исчезновению чертежей отношения не имеет – приятный он мужчина, черт возьми, мне бы не хотелось, чтобы такой мужчина оказался злоумышленником, преступником. А эти его проникновенные кофейные глаза… У меня вообще слабость к кофе.

Я осмотрела санузел, где обнаружила начатый флакон туалетной воды «Дабл-виски», запах которой мне безумно нравится, и перешла к обыску кухни. Хотя уже чувствовала – все напрасно. Даже если Ручин похитил документы, он не хранит их дома.

На белой поверхности раковины выделялись какие-то черные пятна, похожие на гарь или остатки пепла. Поставленные одна на другую, на краю стола шатко возвышались разномастные чашки. Рядом красовалась початая бутылка текилы, вместо крышки на которую был водружен символ русского пьянства – граненый стакан. В общем, не сказала бы, что кухня в идеальном состоянии. Но и противозаконного здесь ничего не было, что меня еле заметно порадовало.

На всякий случай я установила в квартире Ручина маленькие записывающие устройства, запись в которых включалась от звука голоса. Этих технических прибамбасов хватало на час непрерывной беседы. Один миниатюрный магнитофон я поставила в кабинете, другой – в зале. Потом, на всякий случай, вставила «жучок» в телефон.

Документы Ручин мог выкрасть, только чтобы расплатиться с долгом. Значит, следует узнать, правда ли то, что он говорил о своем банковском счете. К такому выводу я пришла, закончив работу с квартирой этого своего подозреваемого. Пора было отсюда удаляться. Методично уничтожив все следы моего беззаконного присутствия, я обулась и, соблюдая меры предосторожности, выскользнула на лестничную площадку. Закрыла дверь и совсем лихо – натренировалась уже пользоваться горкой-лестницей – спустилась к машине.

– Ну и что – ехать в банк? – усевшись за руль, пробормотала я. И закурила, сбросив пепел за окно. – Потребовать продемонстрировать мне счет Ручина? То-то они посмеются и отправят меня… В общем, туда, куда я вовсе и не собираюсь. Информация эта скорее всего конфиденциальна.

Неожиданно мне в голову пришла более умная мысль, и я так ей обрадовалась, что машина моя тронулась с места, оставив на асфальте часть покрышек.

У меня же есть знакомый хакер! Денис Копошилко, больше известный по кличке Дык – можно сказать, компьютерный гений. Ну, может быть, гений – чересчур сильно сказано, но специалист он точно отменный. Денис просто живет компьютером. Точнее, компьютерами – квартира Дыка напичкана всевозможной техникой. Он занимается заказами, связанными с виртуально-программным миром. И до недавнего времени обладал лишь одним другом – бассетом по кличке Эскейп. После того как Дык влип в страшноватое дельце, связанное с его работой, его тесный круг увеличился еще на одну единицу: к дуэту друзей присоединилась я, превратив его в трио. Странная компания – хакер, пес и частный детектив. Забавно! Дык побывал в роли моего любовника, но недолго, и отношения наши переросли в дружбу.

Я давно не заходила к Дыку, теперь решила восполнить сей недостаток. И отправилась в его квартиру, по дороге закупив пива.

Денис открыл не сразу – видимо, не мог никак вырваться из своего виртуального мира. Но все же минут через пять терзания мной кнопки звонка и одновременного истошного лая Эскейпа за дверью раздались шаги. И она распахнулась.

– Таня? – Удивление в светлых, близоруко-беззащитных глазах было безмерным.

Эскейп отреагировал на меня гораздо менее бурно. Даже, я бы сказала, не отреагировал вовсе. Он равнодушно мотнул хвостом и, быстро вбежав в техническую комнату Дыка, плюхнулся на свое привычное место – в кресло.

– Привет, – чмокнула я Дыка в щеку. – Я по делу, поможешь?

– Входи.

Лицо его стало спокойным и невозмутимым. Мне даже показалось, что и длинные волосы Дениса, раньше топорщившиеся, легли теперь гладкими прядями. «Дело – это да, дело – это интересно», мысленно посмеялась я над реакцией приятеля.

Дык поспешно освободил мне заваленное, как обычно, бумагами, дисками и черт знает чем еще второе кресло, сам плюхнулся в свое рабочее кресло перед компьютером и уставился на меня:

– Что надо?

Разговорчивые молодые люди эти компьютерщики! Ну да ладно.

– Мне надо узнать, состояние банковского счета Игоря Юрьевича Ручина. Какая сумма, когда поступила и все в том же духе.

Дык укоризненно посмотрел на меня, еле заметно поморщившись. В его близоруких серых глазах читалось: «Танечка, ну как ты можешь обращаться ко мне, гениальному хакеру, с такой ерундой!»

Но отступать я не собиралась. Если Дыку просто пробраться в сеть крупного банка и посмотреть счета, то для меня та же операция, но не связанная с компьютером, достаточно обременительна – на банковских служащих мое просроченное милицейское удостоверение не подействует, вызовет лишь презрение. Я чуть прищурилась, протянула руку и коснулась кончиками пальцев коленки приятеля. Он снисходительно хмыкнул, крутанулся к компьютеру, и руки его замелькали над клавиатурой, выбивая еле слышный ритм.

Я едва успела прикурить сигарету и сделать пару затяжек, как Дык скучным голосом произнес:

– Смотри, или тебе распечатать?

– Не надо. – Склонившись над его плечом, я вперилась в экран.

Ручин не лгал – его счет и в самом деле имел изрядную сумму денег, которая была готова к перечислению на счет Шолонского. Я попросила Дыка проверить еще и место, из которого деньги были перечислены. Но здесь тоже ни единой нестыковки – Ручин получил гонорар за доработку партии импортного оборудования, видеокамер. Причем с оборудованием он разобрался довольно давно, но фирма-заказчик некоторое время задерживала выплату.

Итак, Ручин как подозреваемый отпал.

Рассыпаться в благодарностях я не стала, тоже ограничилась двумя словами:

– Спасибо, Дык.

Улыбнулась и выставила на стол перед хакером две бутылки пива «Балтика», шестой номер, какое он любит. После чего решила удалиться с сознанием прекрасно выполненного долга. Дык, занятый своими делами, уже скучающе посматривал на меня – ему общество себе подобных вообще не нужно. И я подумала – не стоит отвлекать хакера от занятия более приятного, нежели общение с моей персоной.

Впрочем, уже по пути, выходя из квартиры, мы все же пообщались пару минут – у Дыка все идет по-прежнему, у меня тоже. Даже при всем моем цинизме я не могла просто встать и уйти, получив нужную информацию. Покинуть дом полезного человека, не выразив благодарности и элементарной вежливости, на мой взгляд, – верх неприличия. Но Дык начал посматривать на часы, исходя в тонком намеке.

Дык открыл передо мной дверь, буркнув задумчиво:

– Заходи.

Я простилась с ним не менее расплывчатой фразой:

– Звони.

После чего отправилась продолжать расследование. Вернее, пока к машине, на ходу подводя итоги.

Итак, Ручин не виноват. И все-таки что-то не давало мне покоя. Только что? Черт его знает. И потому, усевшись в машину, решила кинуть «кости». «Что делать дальше?» – спросила я. Но где-то в подсознании завис другой вопрос: «Почему мне не дает покоя Ручин? Что с ним не так?»

Додекаэдры и ответили соответственно – расплывчато: «36+20+11»: «Вы излишне заботитесь о мелочах, забывая о главном». Ну конечно. Еще бы знать, что в данном деле есть мелочи, а что главное.

Допустим, мелочи – скорее всего то, что не дает мне покоя в связи с Ручиным, а главное – Гурьянов или Маслова. Одна из этих двух кандидатур. Только вот дамочка отчего-то вызывала у меня больше недоверия, нежели бухгалтер. Вот и начнем с нее.

Я вставила ключ в замок зажигания и повернула. Мотор зачихал – я даже успела подумать, что, наверное, надо будет заехать на станцию, – потом задумчиво взревел. И я поехала к Людмиле Масловой, проживавшей на другом конце города в трехкомнатной квартире.

Загрузка...