Преступник

22

Петельников шел садом, по рукотворной лесной тропинке, под яблонями, мимо бассейна с утками…

Человеку пристало быть веселым, голодным и любопытным. В этих, родившихся в разговоре с профессором и вроде бы шутливых, словах капитан увидел далекий смысл. Быть постоянно веселым, потому что жизнь единственна, неповторима и коротка; быть голодным, чтобы не обрасти жиром и никчемушным добром; быть любопытным, поэтому работать до устали, ибо любопытство проще всего удовлетворяется трудом. И Петельников подумал про свою работу… Его оперативные мытарства — кроме поисков и схваток за справедливость, кроме всего прочего — утоляют жажду любознательности, сокрытую в наших генах. Выходит, что хороший оперативник — это, прежде всего, любознательный человек? К тому ж веселый и голодный. И не беда ли таких подростков, как Вязьметинов, в том, что они не веселы, поскольку еще не чувствуют прелести жизни; не голодны, перекормленные родителями; и не любопытны от беструдной жизни? Впрочем, Саша пострадал из-за неутоленного интереса…

Петельников вошел в сарай. Запах трав, яблок и дров удивил неповторимым настоем. Корзины с антоновкой, верстак в стружках, березовая поленница, а верх завален сеголетним раздерганным сеном. Капитан опустился на березовую чурку.

— День пролежишь, два, три, а потом?

Сеновал не ответил. Петельников уставился в широкий ящик, деленный на крупные ячейки, в которых лежали отсортированные гвозди — от крохотных до нагелей. К гвоздям профессор относился нежней, чем к своей одежде.

— О родителях бы вспомнил…

Сено молчало. Антоновка, крупная, ровненькая и в полумраке матовая, казалась в плетеной корзине яйцами солидной птицы. Не сам ли профессор плетет эти круглые корзины, походившие на гнезда?

— Саша, мы установили: ты ничего не взял.

Сено зашуршало, как зашушукалось само с собой. В темноте серое лицо белело смутно и как бы неуверенно.

— Спускайся!

Вязьметинов сошел по приставной лесенке. Узкое лицо стало сереньким, видимо, от сенной трухи; синтетическая куртка, не снимаемая двое суток, как-то перекрутилась; спутанные волосы проросли травинками, и один загогулистый стебель торчал за шиворотом; в руке надкусанное яблоко…

— Значит, я не преступник?

— Ты не вор, но преступник.

— Что я такого сделал?

— Незаконно проникал в чужие жилища. Статья сто тридцать шесть УК РСФСР.

Подросток сел на вторую чурку. Нахлобученные на лоб волосы, налипшие травинки, согнутая спина и верно делали его похожим на гнома, присевшего отдохнуть на пенек.

— Что мне за это будет?

— Следствие решит. А пока тебе нужно вместе со мной пройтись по квартирам и перед всеми извиниться.

— И перед теткой, которая врала?

— И перед теткой.

Вязьметинов засопел. Всколыхнувшаяся обида не принимала справедливости этих слов: ведь Смагина обидела сердце, а капитан обращался к его голове. Петельников знал, что чувство задевается больнее, чем разум. Даже у взрослых.

— Смагина ошиблась. В конце концов, не она к тебе в квартиру залезла, а ты к ней.

Петельникову хотелось спросить: что же он высмотрел в этих квартирах, чему там научился, утолил ли свое любопытство и нашел ли ответы на мучительные подростковые вопросы? Но для такого разговора время еще не приспело.

Пестро-каряя бабочка, согревшись за день в теплом сарае и вроде бы заново начав учиться летать, села подростку на плечо. Он удивленно шевельнулся. Бабочка прямехонько перелетела на капитанскую руку. Манили теплые их тела?

— Саша, а ты знаешь, как зовется самая крупная бабочка?

— Махаон?

— Королева Александра, двадцать восемь сантиметров в размахе. А облака Венеры из чего состоят?

— Из углекислого газа?

— Нет, из паров серной кислоты. Представляешь, что за атмосферка?

Вязьметинов вцепился в свою березовую чурку и подволок ее к петельниковской, спугнув прикорнувшую бабочку.

— Саша, а какая, по-твоему, кровь у осьминога?

— Какая… обыкновенная.

— Голубая! В нашей крови железо, а у него медь. А вот скажи-ка мне: откуда в пустыне Гоби морские жемчужины взялись?

Подросток задумался, но по блеску глаз и напряженно-повеселевшему лицу капитана видел, что мысли его были не о жемчужинах пустыни Гоби.

— Вы кроссворды любите?

— С чего ты взял? Отнюдь.

— Интересные у вас факты.

— Это что… Сейчас я хочу экспериментально проверить теорию Руперта Шелдрейка.

— Какого Шелдрейка?

— Не знаешь его теории? — ужаснулся Петельников. — Руперт Шелдрейк доказывает, что поведение живых существ влияет друг на друга, хотя жить они могут в разных концах земного шара. К примеру, если в нашем городе научить собак мяукать, то в Париже уже все собаки будут готовы к мяуканью и научатся этому значительно быстрее, чем учились собаки в нашем городе. Каково, а?

— Это лженаучно!

— Вот и я сомневаюсь, надо бы проверить. Представляешь, человек замыслил преступление, а мы в уголовном розыске это засекли.

— В форме чего? Приборами?

— Да хоть чего! Хоть в форме икоты.

Вязьметинов молчал одурманенно — только глаза сияли под валиком слежавшихся волос.

Петельников понял, что они могут просидеть тут вечер, ночь и следующий день. И у них найдется о чем говорить, потому что все беседы живы не многознанием, а любопытством.

— Пойдем, — сказал капитан вставая.

— Куда?

— К профессору Воскресенскому есть мясо кхэ.

Его запах — мяса кхэ — уже полз по саду. Но Вязьметинова он не увлек.

— А вам помощники нужны?

— Очень.

— Возьмите меня с собой…

— Поедим мяса, заскочим к твоим родителям, а потом и мне поможешь.

— В настоящей работе?

— В настоящей, мужской работе.

— А что будем делать?

— Стирать белье.

— Как… стирать белье?

— Саша, это настоящая мужская работа…