Превосходство Неодаренного

Глава 1. Новая Эра

Я должен был проснуться в своей кровати из красного дерева. А день должен был начаться, как всегда. С криков, стонов, мольбы о пощаде и металлического запаха крови…

Но не с запаха дерьма.

Я сижу со спущенным штанами на унитазе и рыдаю в странную говорящую штуку, прижатую к уху.

— Константинчик, ты где, мое солнышко? Я уже еду, скоро буду, жди…

Пальцы сами нажимают на кнопку сброса вызова. Похоже, они лучше, чем я, понимают, что нужно делать.

Моргаю. Один раз. Второй. Медленно нагибаюсь, кладу неведомый агрегат на кафельный пол. Моргаю третий раз.

Хочу встать, но понимаю, что еще не закончил свои естественные нужды. Морщусь.

Хлопает дверь. Смешки. Кто-то заходит в туалет.

Бам! Бам!

Кто-то бьет в двери туалетных кабинок по соседству.

Непонятные слова всплывают в голове. Туалетная кабинка, телефон, история браузера?..

Бам!

Моя дверь чуть не слетает с петель. Вздергиваю бровь.

— Ау-у-у-у… — слышится за дверью. — Ты там? Мы пришли за тобо-о-ой…

Спокойно продолжаю свои дела.

— Думал спрятаться от нас?

Не отвечаю. Пытаюсь понять, что происходит, осматриваю свои ладони. Худощавые. Запястья еле двигаются. Я так сильно похудел или…

Бам!

— Просрись как следует, слышь? Тебе это пригодится. Мы подождем…

Кто-то ржет. Четверо. Среди них одна женщина. Смех ее противный, режет по мозгам. Как скрежет когтями сарконского ящера о мраморный пол в храме Шэйлы.

Ощупываю свое лицо. Формы не мои. Нос слишком маленький, уши и волосы слишком короткие. Губы узкие, воспалившиеся.

Машу руками, вычерчивая узоры Шэйлы в эфире. Ничего не происходит. Эфир не отвечает. Его просто нет.

Что-то шуршит.

— Угощайся!

Сверху сыпется мусор, а следом и сама мусорная корзина. Откидываюсь назад и всякая шелуха падает в ноги. Рассматриваю мятые салфетки, туалетную бумагу в дерьме, пережеванные объедки, банановые шкурки.

Нагибаюсь, подбираю зубочистку в целлофане. Достаю ее, верчу, ловко перекидывая с пальца на палец. Похоже, в памяти остались некоторые мои умения. Равнодушно сую зубочистку в рот, пожевываю.

Итак. Я не в Варгоне. Это точно. Не узнаю ничего вокруг. Хотя понимаю, что это называется салфетка, туалетная бумага и банан. Словно знал о таких вещах всегда.

— Эй, ты слышь, мудак? Выходи, я устал ждать. Или выломать дверь?

Играю зубочисткой во рту.

Кто это такие? Они мне угрожают?

Так, похоже, я закончил. Верчу голову в поисках туалетной бумаги. Не нахожу. Проверяю карманы. Ключи и носовой платок. Второе подойдет. Провожу гигиенические мероприятия, аккуратно складываю платок, держа двумя пальцами. Морщусь, но кладу его обратно в карман джинсов. Пригодится.

Подбираю мусорную корзину.

Еще раз испытываю всю тщедушность своего нового тела.

Прикладываю ухо к двери, прислушиваюсь. Люди за ней перешёптываются, говорят о каких-то очках, понтах, уважении и как обоссут меня, заставляя молить о прощении. Девка противно хихикает. Интересно…

Оглядываюсь в поисках хоть чего-нибудь, что может мне помочь. Ага вроде, это называется ёршик.

Подбираю. Довольно хмыкаю. Теперь у меня настоящий гладиаторский набор. Щит — корзина. Меч — ершик. И сюрприз в кармане.

Слышу, как кто-то заходит в соседнюю кабинку, встает ногами на унитаз. Успеваю тихо открыть щеколду двери, одновременно поглядываю наверх. Через перегородку между кабинками на меня пялится рыжий, прыщавый мальчишка лет семнадцати. Довольно лыбится.

— Ну ты и…

Он не успел договорить. Со всей своей хлюпкой силой я втыкаю ему в пасть грязный ёршик щетинистой стороной. Рывок, и заталкиваю в самую глотку. Слава Шэйле, для этого не надо много силы.

Парень с грохотом падает, захлебывается, хрипит. Не дожидаясь, когда сюда вломятся, я со всей дури пинаю дверь. Она ожидаемо разбивает чей-то нос.

Крики, стоны.

Вот, это уже моя стихия.

Выскакиваю из будки. Мне понадобилась доля секунды, чтобы сообразить, где выход. Несусь туда. Выбегаю за дверь. Последний парень выходит из ступора, бежит за мной.

— Стоять, гнида! Ты чего творишь?!

Выскакиваю из туалета. Прячусь за дверью, жду.

Парень выбегает следом, озирается, выискивая меня. А я насаживаю ему на голову корзину. Он пытается ее сорвать, нисколько не заботясь о том, что открылся.

Один быстрый удар ногой, и чувствую, как его маленькие бубенцы растекаются в мошонке под мощью моей тощей ноги. Он падает на пол, воет от боли. Я довольно улыбаюсь, выплевываю на него зубочистку.

Возвращаюсь обратно в туалет, замечаю, что на двери нет замка — закрыться и подольше потолковать с девочкой не получится.

Рыжий сопляк задыхается, пытается выдернуть из себя застрявший ёршик, раздирая себе губы. Другой воет, держась за сломанный нос. Кровь брызжет из него, как из свиньи. Кучерявая девчонка в веснушках трясется, как наложница бога разврата. Она замечает меня, истерично визжит, прикрываясь руками:

— Ах ты дрянь мелкая! Неудачник! Паскуда! Я — исталка! Ты хоть врубаешься, чт…

Быстрым движением я сую ей в пасть припасенный сюрприз — платок бывшего употребления. Легко шлепаю ей по подбородку, заставляя грязный рот закрыться.

— Приятно познакомиться, миледи. Как пережуешь, поговорим.

Широкоплечий парень со сломанным носом булькает, пытается встать. Я размахиваюсь и отбиваю его ногой по голове, вдавливая остатки носа в череп. Он хрюкает в последний раз, складывается на полу и больше не шевелится.

Сажусь ему на спину, закидываю ногу на ногу, брезгливо ожидаю, когда девка выблюет остатки завтрака. Или обеда, не знаю.

Смотрю в ее красное и озлобленное лицо, терпеливо жду, когда она окончательно отплюется. Рыжий все еще воюет с ершиком.

Так, времени у меня мало. Слишком уж нашумел.

Девка стоит на четвереньках, пуская слюну, как бешеная кошка:

— Тварь! Гнида! Сука!

— Понравилось блюдо? Как раз для твоего грязного рта. Еще будешь?

— Тебе это так просто…

— Где я? Отвечай. Коротко.

Недолгая пауза. Тонкая струйка слюны стекает по ее подбородку:

— Ты сбрендил что ли?!

Я многозначительно вздыхаю, носочком подпинываю банановую кожуру девушке.

— Ешь, миледи. Или говори. Последнее предупреждение.

И это работает. Она смотрит на кожуру и на, вероятно, дохлого дружка с фаршем вместо лица, бледнеет еще сильнее:

— Мы… в… в… новая эра… то есть в… Школе.

— Школе?

— Да! — истерично срывается ее голос. — В сраной школе для неодаренных!

За дверью слышатся тяжелые приближающие шаги. Как я и думал, на шум прибежали незваные гости. А узнать от девки я успел совсем немного. Но сейчас важнее другое. Что мне будет за избиение трех жалких и странных подростков? Осмотриваю туалет. Ни одного окна, через которое можно было бы пролезть.

Я встаю с тела, подхожу к девке, шепотом говорю:

— Мы слегка повздорили, поняла? Вы вчетвером на меня напали, а я защищался. Скажешь что-то другое, и закончишь так же, — киваю на окровавленного мальчишку.

Девка не отвечает, но поджимает затрясшиеся губы. Вот и правильно. Воняет из ее пасти, как из медвежьей задницы.

Я усмехаюсь, подхожу к умывальнику и…

Резко сгибаюсь, со всей силы впечатываю себя лицом об раковину. Из рассеченной брови течет кровь. Растираю кровь о щеки, сажусь на пол, хватаюсь ладонью за лицо. Корчу обиженную гримасу, вою:

— Как же больно-о-о-о… у-у-у-у… помогите…

Девка дрожит всем телом:

— Что ты… что ты… ты…

— Не забудь, что я сказал.

В помещение врываются двое мужчин в черных жилетах. Судя по звукам, еще один остается снаружи собирать остатки растекшегося парня с корзиной на голове.

Они выглядят странно. Довольно тощие, но судя по движениям, немного тренированные. У одного почти нет волос, а второй с такими глазами, что не понятно, как с таким узкоглазием смотреть.

— Что тут происходит? — гаркает лысый. — Что с Дреком? Кто его… мать моя…

Мужчины замечают беспорядок. Смотрят на бездыханного широкого парня, потом на девку, на меня.

Я вою:

— Больно-о-о-о…

Лысый мужчина подскакивает к парню с лицом-пюре, щупает ему пульс, с облегчением выдыхает:

— Живой.

Рыжий — красный и в слезах, наконец вырывает из себя ершик, пытается что-то сказать, перебарывая рвотный позыв, тыкает в меня пальцем. Но из его глотки врываются только нечленораздельное «гхр-хо-фр-пр!».

Я в ответ тыкаю пальцем в него и говорю:

— Фр-пр-тр, — сильнее прижимая руку к окровавленному лицу, выдавливая побольше крови.

— Вы трое, — рыкнул лысый, переводя взгляд от меня на девку и «ёршика», — до лазарета дойдете? Вставайте, живо.

Мне повторять дважды не надо. Забрав свой телефон, с кучей пропущенных от «мамы», я хмыкаю и выхожу. В коридоре третий охранник «убаюкивает» скулящего на полу парня:

— Дрек, терпи! Твою мать… Дрек, я уже вызывал санитаров.

Похоже омлет я этому Дреку прожарил слишком хорошо.

За мной следуют рыжий и девушка.

Они одаривают меня злобным взглядом и проходят мимо, шагают по коридору. Я иду за ними. Кровь стекает с моего лица. Облизываю губы. Приятный металлический вкус крови мне всегда нравился. Действует успокаивающе. Странные вкусы, согласен. Но, как говорится, о вкусах не спорят.

Мимо нас пробегают двое — в белых мантиях. Наверное, лекари. Спешат соскребать парней с пола.

Как только туалет скрывается из вида, я перестаю стонать, убираю руку с разбитой брови и тыльной стороной белоснежной рубашки вытираю кровь с лица

Размышляю. Без малейшего понятия, что тут происходит, но первое правило выживания — «думай, потом делай». Но думать мне до этого момента не давали. И сейчас я чувствую, что сам себя загоняю на дно. Судя по всему, я оказался в теле другого. На сон это совершенно не похоже. Чувствую боль. А настоящий вкус крови не обмануть никакой иллюзией. Да и вообще не понимаю, как сон можно перепутать с реальностью.

Получается, что я — кто-то другой. Но молодой и слабый. Забитый и тощий.

И почему я попал в эту ситуацию? Может быть я умер во сне, а это перерождение? Писание Шэйлы в Варгоне толкует, что после смерти мы становимся теми, кем должны стать в соответствии со своими деяниями.

Я усмехаюсь. По такой логике я должен стать не подростком, а совершенно другим существом. Ладно, сейчас это неважно. Вопрос в другом.

Как скоро короткоухие существа вокруг начнут понимать, что со мной что-то не то? Спросят, как меня зовут — без понятия. Сколько мне лет — ну может лет семнадцать-девятнадцать. Где живу? Как зовут моих родственников? Да что уж. Какой сейчас год и где я нахожусь — даже на это я не отвечу.

Но что тогда делать? Продолжать играть чужую роль или может притвориться, что у меня отшибло память? Но какими идиотами должны быть окружающие, чтобы что-то не заподозрить? А если учесть, что я успел искалечить троих, то скоро могут начаться разборки. И вряд ли мне скажут «ой, ты странный, ты изменился, но да ладно — пойдем выпьем» и продолжат считать меня братом, сестрой или дебиловатым сыночком. Я в такое не верю. Могут ведь и запереть слабоумного в клетку.

Поэтому… нужно валить. Разобраться во всем, а уже потом принимать решение, что делать дальше.

Я оглядываюсь по сторонам.

Коридоры. Много коридоров и массивных дверей. За ними гул голосов. Много закрытых окон. Я заглядываю в одно.

Странно. Я ожидал увидеть поселение или город, но вместо него передо мной лес. Густой, с высокими деревьями. Интересное расположение у этой, как ее, школы.

Я не иду в лазарет вслед за Ёршиком и девкой. Сворачиваю, как только замечаю лестницу вниз. Парочка провожает меня взглядом, но не окликает. Наоборот, ускоряют шаг. Будто в облегчении, что я не нахожусь за их спинами.

Спускаюсь на первый этаж— здесь обстановка похуже. Даже краска со стен облуплена. Подхожу к окну. Не вижу ни намека на то, как его открыть. Ни ручек, ни щеколд. Морщусь. Через главный вход я точно не пойду. В этих коридорах его можно искать вечно, да и велика вероятность, что его охраняют.

Оглядываюсь в поисках чего-нибудь тяжелого. Ничего. Коридоры пусты. Хотя… портрет седого старца на стене висит в увесистой рамке. Уверен, что это какой-то местный авторитет, на которого мне, как минимум, плевать. Снимаю картину с гвоздя. Ого, и правда тяжелая. Или я такой слабак.

Вдребезги разбиваю окно и выпрыгиваю, чуть не ободрав руки об осколки. Это тело даже равновесие не держит.

Бегу. Быстро, как только позволяют эти ноги.

Лес я знаю. Лесом меня не удивить. В отличие от школ с подростками.

Я буквально падаю, задыхаясь от отдышки. Просто не могу поверить, что это тело выдохлось так быстро. У меня ощущение, что я сейчас выблюю собственную печень. Раньше я мог пробежать три дня без еды и отдыха, а сейчас пять минут? Как это существо вообще жило?

Сажусь под дерево, достаю штуку под названием телефон. Верчу его в руке. Тыкаюсь в кнопки. Пальцы помнят больше, чем голова, это я уже понял. Дисплей загорается. Впечатляет. Не знаю, кто изобрел эту штуку, но он должен быть как минимуму архимагиусом второго круга.

Так, и что я ищу? Зачем мне это? Почему мне вообще кажется, что эта штука мне сможет сейчас помочь? Ладно, пойдем простым путем — путем инстинктов прежнего носителя этого тела.

Разобраться в телефоне труда не составляет. Я просто доверяюсь своим порывам и нажимаю на нужные картинки. Да и неизвестную письменность я, почему-то, понимаю.

Телефон вибрирует. На дисплее высвечивается «Мама».

Хм, ответить или нет? Взвесив все «за» и «против», я решаю, что интереснее будет ответить:

— Да.

— Константинчик, боже мой. Ты где? Все в порядке? Я тебе обзвонилась!

— Всё в порядке.

Пауза.

Хм, вот об этом я и говорил. Прямо кожей чувствую, как она напрягается. Моя манера разговора отличается от привычной ей с первых же слов.

Мама начинает говорить шепотом:

— Сынок, если рядом хулиганы, скажи «мама, не переживай».

Еле сдерживаюсь, чтобы не засмеяться. Какой же я был тряпкой?

— Хулиганов нет. Правда, все в… к-хм… порядке.

— Т… точно? Но ты же звонил мне недавно…

— Все обошлось. Мне не нужна помощь… мама.

Голос мамы становится взволнованней:

— Я выезжаю за тобой. Только отпрошусь с работы…

— Я же сказал, не надо. Ты плохо слышишь?

Пауза.

— Я просто переживаю. Почему ты на меня злишься? Что у тебя случилось?

Хотя, может она мне пригодится? Повсюду лес и я пока без понятия куда идти. А этот человек не поверит мне в последнюю очередь. Слышал, что некоторые знатные родители фанатично относятся к опеке детей. Похоже, я нарвался именно на такую маму. Возможно, с ней даже прокатит амнезия.

«Прокатит». Откуда в моих мыслях такие слова?

— Ладно, приезжай. Но в школу не заходи, ладно? Позвони мне, и я выйду. Договорились?

— Ч… что… ну ладно. Меня же все равно не пустят на территорию. Буду ждать тебя у КПП. Как всегда.

А вот и первые просчеты из-за незнания.

Пауза. И взволнованный до предела голос мамы:

— Все же хорошо, Константинчик?

— Все отлично.

— Ой, подожди, у меня вторая линия. Ой, твой директор звонит. Подожди, сынок!

*Абонент поставил вызов на удержание*

Я смотрю на дисплей телефона. Сбрасываю вызов.

Откидываюсь, скрещиваю руки на груди.

Усмехаюсь. Так вот значит, как выглядит ад.

Смотрю наверх. На небо, сквозь кроны высоких деревьев.

— Неплохо ты придумал, говнюк. Неплохо.

Повтыкав немного в небесную синеву, я вспоминаю, что не сильно верующий и снова беру телефон. Больше удивляет, что я с лёгкостью захожу в «браузер», чем тому, что знаю это слово. Вижу поисковую строку, нажимаю на «Карты», присвистываю.

Оказывается, вокруг меня целые километры лесов. Вижу одну единственную дорогу до школы.

Уменьшаю масштаб карты. Глаза не лезут на лоб только усилием воли. Лес заканчивается полосой ограждения.

Ну и что это за школа-то такая? Изолированная от всего мира. Ого, сколько за пределами стены застроек. Это что, город? Такой огромный? Ни одно из названий поселений мне не знакомо. Обращаю внимание, что карта местами закрашена оттенками цветов. Красными, зелеными, желтыми…

Телефон снова вибрирует. На этот раз звонок от неизвестного номера. Сбрасываю вызов. Хватит мне разговоров. И так уже «мать родная» подозревает.

Застопориваюсь на поисковой строке. Набираю «где я?».

Результат удивляет.

Прорываюсь через картинки котов и пошлых ответов на вопрос «где я?»… Ага, вот вижу точку на карте со своим местоположением. Ясно-понятно. Точнее, нихрена не понятно. То, что я нахожусь в лесу и так ясно. Ладно, пока не столь важно, как называется этот мир. Вряд ли первым делом у меня будут интересоваться именно этим.

Набираю «Новая Эра».

Тыкаю на ссылку сайта школы.

«Школа Новая Эра Российского Кластера (ШНРРК) — общекоалиционная школа суммы для неодаренных. Привилегированное зачисление аристократов, выделенные помещения для коалиций, лучший состав педагогов, индивидуальные занятия с уклонном в выбранное направление суммы. Наш девиз: каждый найдет себя.

Мы гордимся, что каждый сотый выпускник поступает на обучение в институты высшего порядка. Отдайте своё чадо в Школу Новая Эра Российского Кластера (ШНРРК). Постройте для него светлое будущее. Вместе с нами».

Приписка мелким почерком: «ежегодные квоты для малоимущих».

С главной страницы на меня смотрит девица лет двадцати. Длинные голубые волосы, острые черты лица будто вырезаны из мрамора. Глубокое декольте хвастается пышными формами. Торчащие через ткань соски провоцируют смотреть ей не в большие голубые глаза. Она улыбается пухлыми губами так надменно, что у меня невольно дергается длинное фантомное ухо.

Снова звонит неизвестный номер. Сбрасываю.

Надпись над фото гласит: «Медиокриса Эдварда Эйнкин, выпускница школы Новая Эра, Староста класса в Академии Высшего Порядка Стейнвилль Европейского Кластера; Сложнейшее направление суммы: предметное, тип: газообразное. Второе направление суммы: разум, тип: хитрость, подтип: правда».

Ниже жирными буквами: «смогла она, сможет и ваш ребенок».

Замечаю в углу страницы эмблему школы и ее название. Пентаграмма Пенроуза. Выглядит как самозакрученная звезда с гранями разных цветов. Захожу, сажусь, закидываю ногу на ногу.

Хм…

Какая еще сумма? Что предметное, какое газообразное? Какие еще типы «хитрость» и подтипы «правда»?

Российский и Европейский кластеры?

Институты высшего порядка?

Изучать мир мне не позволяют. Уж не знаю как, но меня обнаружили. Десятки голосов, хруст веток и даже лай собак.

Медленно встаю, кладу телефон в карман.

А вот то, что тут так серьезно, я не ожидал.

Будто охоту объявили…

Похоже, Школа не просто так огорожена забором и находится в лесных дебрях.

Глава 2. Имитация слабости

Надламываю веточку, сую в рот.

Итак, у меня не более минуты. Бежать? Только в этом дрищавом теле я от собак далеко не убегу. Драться? Ну-ну. Единственный вариант — позволить себя поймать. Потом будет допрос. Пытки-то я вытерплю, но что потом?

Хотя… по тому, что я уже успел понять, вряд ли меня будут пытать. Есть другая проблема. Мне будут задавать вопросы. И скорее всего такие, на которые я не смогу ответить. И что тогда? Повяжут и отправят в лечебницу для умалишенных? Звучит правдоподобно. Сейчас я и сам не уверен в нормальности своего рассудка. Очутился хер знает где. Любой адекватный человек засомневается в себе.

Ладно, все это пустые мысли. Буду импровизировать и прикидываться тем, кем меня хотят видеть. До момента, когда это станет невозможным. А там посмотрим…

Перекусываю палочку. Выплевываю, беру другую. Зубы есть, может получится перегрызть пару глоток.

Встаю, отряхиваюсь, направляюсь обратно к школе. Надеюсь, я не ошибся и меня не убьют.

Хм, странно. Мне казалось, преследователи ближе. Я точно слышал их неподалеку. Но сейчас понимаю, что это не так.

Люди приближаются. Я стараюсь держаться в тени. Мы сталкиваемся с ними чуть ли не лбами. Да и то, это собаки унюхали меня.

Черных стражей школы много. Порядка двух десятков. Все вооружены огнестрельным оружием. Так, вроде, называются эти… штуки.

Вздергиваю бровь. Многовато отправили для одного задохлика.

— Стоять на месте! Константин Киба, поднимите руки, медленно, чтобы мы их видели!

Усмехаюсь, со смаком выплевываю палочку, поднимая руки:

— Пожалуйста, не стреляйте! — кричу я из всех сил, стараясь прикинуться испуганным подростком.

Почему-то такой подход кажется наиболее правдоподобным. После той стычки в туалете, я сделал вывод, что тут обитают одни ссыкунишки с переполненным штанишками.

Ко мне подходят трое. Ведут себя так, будто я смертоносный убийца, а не трясущийся шкет. Худощавый охранник осторожно приближается:

— Не дергайся.

На моих запястьях щелкают наручники.

Очень тяжело держать себя в руках и не съязвить. Ах, твою ж… Хватит улыбаться. Дерьмовая привычка лыбиться в неприятных ситуациях. Беру лицо под контроль, закусываю губу. Жаль, всплакнуть не получается.

К школе меня сопровождают целым конвоем. Серьезная тут охрана. Вот только что и кого они охраняют? Школу или от школы? И как меня все-таки так быстро выследили? Собаками?

Большая часть стражей ушла, остались трое сопровождающих. Мы обходим школу, заходим через черный вход. Суета в здании затихла, но уши улавливают отдаленный гомон. Похоже, большинство обитателей школы вышли через парадный вход. Или их вывели.

Мы идем по коридорам. Поднимаемся на пятый этаж. Здесь обстановка дорогая. Мозаика на стенах, картины, вычурные вазы с растительностью. Золото и серебро переплетаются в интерьере. Подходим к кабинету с табличкой «Заместитель Директора по воспитательной деятельности». Я бы присвистнул от ажурности двери. Такие причудливые врезки мог сделать только настоящий мастер по дереву.

Охранник стучится:

— Георгий Александрович. Мы нашли его.

— Входите.

Как я и думал, тут обстановка не менее богатая. Огромный стол по центру блестит позолотой, старинным часам на стене несколько сотен лет, не меньше. Картины маслом с какими-то чванливыми говнорями.

— Вы свободны. Спасибо, — махнул заместитель директора, не отрываясь от странной раскладной книги с кнопками. Надо же, я думал тут обитает как минимум мудрый старец в золотой кольчуге. Но нет. Мужчина лет под тридцать с строгом костюме аристократа. Худой, как щепка, чуть ли не кости просвечивают. А волосы длинные. Бедолага не нашел денег на цирюльника. То есть на парикмахера. Вроде так тут они называются.

Наручники с меня так и не сняли.

— Присаживайся, — указывает на дорогой стул Георгий какой-то там. Ну и имена. — Сергей, ты свободен. Спасибо.

Сажусь. Ну что ж, посмотрим, что мне скажут.

Прикидываться пугливым я утомился. Натягиваю на лицо свой привычный образ безразличного до всего первого хранителя храма Шэйлы.

Этот пёс соблаговолит вообще посмотреть на меня? Или тыкаться в кнопки настолько важнее? А, ну конечно. Давит на меня морально. Сейчас я должен испугаться от тягостного ожидания своего наказания.

Наконец, он отлепляется от своих важных дел, откидывается на кресле, постукивая пальцами по подлокотнику.

— Тебе крышу снесло, Константин, м?

В какой-то мере, да. Снесло. И кто бы мне объяснил, почему так произошло.

Молчу. Подумав секунду, решаю опустить глаза.

— Драка. Побег. Но… — заместитель директор щурится. — Я не уверен, что правильно понял, но, похоже, ты скормил экскременты старосте третьего этажа. Это правда?

— Носовой платок.

Пауза.

— Носовой платок, значит? Понятно. Давай я объясню, почему этот проступок критичнее остальных. Анастасия Чермная — дочь Марка Чермного из клана Истала, нашего не самого последнего спонсора. Могу даже сказать, что это их школа.

Очень хочется спросить «понравился ли даме деликатес?», но лишь заставляю себя хлюпнуть носом:

— Я защищался.

— Издеваешься? У тебя только разбита бровь. А у избитых тобой учеников нос ушел в череп и горло разорвано унитазным ершиком.

— Хорошо защищался.

Георгий фыркает:

— С каких пор ты стал таким бойцом, а? Я успел о тебе почитать всякого. Ты один из десятки по годовой квоте для малоимущих. Сумма в тебе не пробудилась даже на третьем этаже. Объем сосуда весьма посредственный. И знаешь, что я тебе скажу, — ухмыляется замдиректор. — На моей практике, если такие как ты не выдерживают обучения и начинают вытворять подобное, то это психушка. Ты сошел с ума, Константин?

Опять эта «сумма». Еще и «сосуд» какой-то.

Этот Георгий начинает меня раздражать, но я умею играть разные роли. Однажды, я притворялся грязным попрошайкой и ковырялся в стоках, выискивая в дерьме объедки. Так что притворяться ссыкуном, которым меня тут привыкли видеть, не составляет труда. Сомневаюсь, что если я сейчас включу крутого, то из этого выйдет какой-то прок. Но молчать и согласно кивать я точно не собираюсь:

— А что вы сделаете с теми, кто опрокинет вам на голову корзину с мусором, пока вы испражняетесь?

Только сейчас замечаю, что в новом языке есть «ты» и «вы». Очень неудобно. Не очень понятно, когда нужно использовать то или другое. Для меня все тут «ты». Без лишнего выпендрежа. Но, на всякий случай, я решил подстраховаться. И не прогадал. Похоже Георгию больше нравится, когда ему «выкают».

Заместитель директор по исправительной деятельности непроницаем:

— Я бы сделал то же, что и ты. Или даже хуже. Но ты мне таких вопросов не задавай, Константин. Я все еще могу… усложнить твое пребывание здесь.

Да-да, конечно.

— Не сомневаюсь. Ну. Так как меня накажут?

— А ты хочешь, чтобы тебя наказали?

Да мне плевать. Судя по диалогу, пытать меня не собираются. И даже не запрут в подземелье. Так что хорошо играть в эти игры желания больше нет.

— Нет. Кто в здравом уме хочет, чтобы его наказали? Может я просто пойду?

— Это вряд ли. На избитых до полусмерти убогих мне, честно говоря, плевать, — Георгий подается вперед, опирается подбородком на руки. — Но побег и… — уголок его рта слегка приподнимается. — кормежка наших спонсоров экскрементами неприемлема. Ты же умный парень, должен понимать, как отразится на школе потеря их доверия. Правильно, деньгами. Интересно, а если бы она была аристократкой, ты бы повторил этот трюк?

Я пожимаю плечами.

— Понятно. Что ж, а теперь о твоем наказании. Не буду скрывать, оно будет показательным. Исключить тебя мы не можем, но… Во-первых, ты будешь ходить к школьному психологу в течение месяца. По средам. Я должен убедиться, что наш тихоня не превратился в маньяка. Во-вторых, я вычитываю у тебя… хм… девяносто процентов очков влияния.

Это еще что такое? Спрашивать, конечно, не стану.

— Это, как ты понимаешь, опустит тебя на первый этаж. Придется начать обучение с самого начала и пройти все процедуры тестирования. Мы не любим прибегать к такому наказанию. Переобучение ученика — дорогое удовольствие для школы. Но сейчас у меня нет выбора. Наказание должно быть строжайшим.

— Выбор есть всегда.

— Пожалуйста, не перебивай. Так вот. Как ты знаешь, мы не приверженцы строго графика и проводим обучение сразу после набора группы. И у нас недавно набралась такая. Так что мне повезло — не пришлось долго думать о твоем наказании. С понедельника они начнут занятия. И ты должен понимать, что если я этого не сделаю, то мы рискуем лишиться больших денег. Авторитет школы и ее спонсоров непоколебим, и мы этого никогда не скрывали. В-третьих, месяц отработки. После занятий будешь драить боевой зал.

И на кой мне все это? Совершенно не понимаю, почему я должен играть по каким-то странным правилам. Проще свалить из этой школы и постараться во всем разобраться. Но может я что-то не понимаю… Решаю рискнуть:

— Может просто отчислите меня?

Георгий щурится. Вот ведь… слизь подземная! Подозревает что-то?

— Хм… похоже тебе и правда не помешает психолог. В каком смысле отчислить? Из нашей школы не отчисляют за такое. Особенно малоимущих. Если ты зачислен, то выйдешь только с дипломом специалиста суммы. Ну или мертвым, — на последних словах он улыбается, и я не могу понять шутка это или он серьезно. — Так что не говори ерунды.

Я вздыхаю, тоже откидываюсь на кресле:

— Я не буду исполнять наказание с отработкой. На остальное согласен.

Глаз зама директора слегка дергается:

— Думаешь у тебя есть выбор?

— Конечно. Я просто не буду на нее ходить. Я защищался, и вы уже опустили меня на самое дно. И этого мало вашим… спонсорам? Надо чтобы я чистил маты, как прислужка? Нет. И это мое последнее слово. Кстати, заместитель директора, позволите?

Я тяну руку к стаканчику с зубочистками с мятными наконечниками на столе. Посмотрим, насколько высокомерен этот… заместитель директора. Или как там его.

— Валяй, — на удивление спокойно машет он рукой.

Я беру зубочистку, сую в рот. Приятные мятные нотки скользят по языку.

Всем телом чувствую, с каким интересном меня рассматривает заместитель директора. И, похоже, он спокоен, как хайдынский лев после кормежки. Мысленно ставлю ему пометку «адекватный».

Он цокает языком:

— Хорошо. Можешь без отработки, но больше не наглей. Я могу рассчитывать, что остальное ты выполнишь без… нашего вмешательства?

— Можете.

— Какая радость. Вот и отлично. Сергей, забери его! Отведи к остановке! Константин, жду тебя в понедельник. Группа «тринадцать-б». Я выпущу приказ и внесу тебя в список студентов. И да, в твоей группе будет аристократка. Надеюсь, ничего ей не скормишь.

Я не отвечаю и не задаю вопросов.

Пыхтение Сергея за дверью затихает. Он заходит, кивает заместителю директору, берет меня под локоть и ведет, как преступника, вдоль пустых коридоров. Спускаюсь по лестнице, замечаю, как меняется интерьер этажей. Чем ниже, тем скромнее обстановка. Из того, что я понял, карьерная лестница в школе воспринимается буквально. И чем выше ты по этой лестнице, тем лучше. А еще какие-то очки влияния. Что это еще такое? Местная валюта? Нужно срочно уткнуться в телефон и узнать об этом как можно больше.

Сергей — плешивый мужчина лет под сорок — вздыхает:

— Зря ты так, Константин. Снова на первый этаж… Эх, я помню, как там тяжело.

Он машет рукой:

— Лучше и не вспоминать.

— Наручники с меня сними.

— Не сними, а «снимите», — суровеет Сергей. — Ты мне в сынки годишься. Совсем что ли? В аристократы заделался?

Я пожимаю плечами. Вот ведь распушился павлин. Знал бы он в кого годится мне. Но наручники с меня он все же снял.

— Мне все равно на аристократов, — потираю я слабые и затекшие запястья.

Сергей хмурится, но возмущаться перестает:

— А надо бы. В эту школу, конечно, сильно знатные не пойдут. Будь они хоть десять раз неодаренными. Но все равно! — повышает он голос. — Связываться с ними себе дороже — не забывай этого!

Оглядываюсь. Парадная тут, конечно, шикарная. Вон гардероб, какие-то шкафы с кнопками. Похоже, для продажи еды или… чего-то еще. Рассмотреть не успеваю, но там точно за стеклом виднеется что-то, кроме еды. Три охранника в черном у роскошных врат провожают нас холодными взглядами.

Мы выходим, и я морщусь. Шум и гомон во дворе неприятно бьет по ушам.

Несколько сотен учеников смотрят на нас:

— Расступитесь, — гаркает Сергей, проталкиваясь через людей. — Ну чего смотрите? Скоро занятия начнутся.

А меня значит от этих занятий освободили? Ясно-понятно. Но это к лучшему.

Я быстро осматриваю толпу.

Все разные и разобщенные. Основанная масса — подростки от пятнадцати до двадцати лет, не более. Одеты в такую же форму, как и я — белые рубахи и джинсы. Но некоторые группы учеников отличаются — они стоят на отдалении друг от друга с такими лицами, словно все вокруг дерьмо, а они пахнут гладиолусами.

Прежде чем утонуть в толпе, с крыльца замечаю группу учеников в ядовито-желтых смокингах и прическами, словно у каждого есть свой личный цирюльник. Не нужно быть сильно умным, чтобы предположить, что это местная элита. Аристократия?

Замечаю и других, не менее странных.

Детей. Да-да, это точно самые настоящие дети. И каждому на вид не больше десяти лет. Их окружают взрослые дамы в красных, как кровь платьях. Настоящие вампирши, как на подбор. Грудастые, стройные, с сочными бедрами и мраморными лицами. В их взгляде не читается отвращения к окружающим. Наоборот, они разглядывают всех, как матери. Мол, бедные детки.

Прорываемся через толпу, отходим. Народу вокруг становится чуть меньше, я шепчу:

— Дети?

— Согласен, — тихо отвечает Сергей. — Не понимаю, как правительство позволяет такое… Это же издевательство над малолетними. Чертовы омары.

— Омары? — рискую я спросить.

Сергей смотрит на меня с прищуром:

— Да-да, прошу прощения. Вырвалось. Конечно же, это уважаемый клан Амарэ. Любители детей. Все, пойдем.

Проходим мимо группы узкоглазых в каких-то платьях. Они стоят в отдалении от остальных, не обращают ни на кого внимания и тихо переговариваются.

Уйти мы не успеваем:

— Это из-за него мы пропустили разминку? Ей, Серёг! Что это за дрищ?

Оборачиваемся. Из группы мощных и высоких парней в спортивной форме выходит настоящий великан, протискивается сквозь толпу, грубо распихивая подростков. Девушка падает, но тот даже не смотрит на нее.

Сергей морщится:

— Для тебя я Сергей Вениаминович, понял?! И не твое дело что и почему происходит в школе.

— Понял-понял, — машет руками великан под два метра ростом. — Слышь, шкет, ты че сделал-то? Из-за тебя мы тренировку прервали.

Я останавливаюсь. Сергей резко замирает, косится на меня с тревогой.

— Ты это мне? — спрашиваю я.

— Молчи, дурак, — шипит Сергей. — Тебе проблем мало?

Равнодушно грызу зубочистку:

— Ну ладно, промолчу.

Толпа затихает.

— Погодь, Серёг… эээ… Вениминыч. Парень что-то спросить хочет. Так что ты сказал?

Великан приближается. Вблизи он кажется еще больше. Сергей встает между мной и им:

— Отойди. Или мне вызвать стражей?

— А вы что, Серёг Вениаминыч, его папа? Не припомню, чтобы тут впрягались за каждого дрища. А у него у самого что, язык в мокрощели застрял?

Группа качков ржет. «Омары» с детьми отходят в сторону, отвлекая своих детишек от конфликта. Узкоглазые перестают перешептываться, «желтые пиджачки» ухмыляются, раздраженно посматривая то на меня, то на великана. «Белые рубашечки» ведут себя по-разному. Кто-то спешит ретироваться, кто-то с любопытством наблюдает за происходящим, а кто-то и вовсе громко переговаривается о назревающем веселье.

Здесь слишком много народу. А мне никогда не нравилась толпа.

Сергей кладет ладонь на грудь напирающего бугая, на голову выше его и настолько же толще. Хотя выглядит старше лет на двадцать. Ого.

— Последнее предупреждение, Клоуш. Не борзей в мое дежурство.

Великан с кривым носом, монобровью и шрамом на щеке добродушно улыбается:

— Да я просто спросить хотел, че произошло. Вы че такой злой Сер Виныч?

Я хмыкаю, спокойно говорю:

— Сергей Вениаминович, спасите-помогите. Дядька большой, а я хрупкий, маленький.

Нужно играть задохлика, каким я и являюсь. Правда не всегда получается. Вот и сейчас. Издевательская интонация меня выдает. Плохо. Похоже, разучился я этому мастерству за десять лет в звании Первого Хранителя Храма Шэйлы. Расслабился…

— Я не понял, — щурится великан. — Ты сейчас что-то крякнул?

Закатываю глаза. Ну начинается.

Ладно, я предупреждал.

Или нет?

Глава 3. Сила бывает разной…

Сергей выговаривает Клоушу сквозь зубы:

— Хватит я сказал.

Не знаю почему, но комичность ситуации доставляет. Огромный и сильный мужик компенсирует размер своего члена самым простым средством: повышением чувства своего величия за счет очевидно более слабого и тощего. В моем мире его бы высмеяли и понизили до шута в таверне. В Варгоне сильный может выразиться только за счет тех, кто сильнее его. И никак иначе.

Чтобы едкая улыбка не бесила идиота, я выплевываю зубочистку, кладу на лицо ладонь, раздвигая пальцы. Нельзя терять из вида противника.

Та-а-ак, над собой и правда следует поработать. Очевидно, что это просто глупая ситуация, а я не могу сдержать улыбку? И, похоже, ладонь не сильно скрывает этот оскал.

— СерВиныч, а он ведь троллит меня… Вам так не кажется, а?

Не знаю, что такое «троллит», но сегодня я точно проиграл. Был застигнут врасплох очевидной и самой простецкой провокацией. Мой бывший учитель отправил бы меня за это в бараки — на переподготовку по контролю за телом.

Хм, а вообще странно, что у меня не получается себя контролировать. Похоже, новое тело влияет на меня сильнее, чем я думал. А еще оно немного подростковое. А это значит…

Я раздвигаю пальцы шире, сгибаю голову в бок, смотрю за спину великану. Там стоит девушка, похожая на фею. Лет семнадцати-восемнадцати. Синие волосы до самой попы, обтянутые спортивными легинсами сочные ляжки, легкий топик, живот с четырьмя кубиками пресса на тончайшей талии. Приятная родинка рядом с пупком. Глаза хищные, большие. Улыбка милая, но обманчивая. Неплохо. В этом мире женщины наращивают мускулатуру

— Ты куда уставился? — закипает великан.

Не отвечаю, прислушиваюсь к своему организму. Хочу ли я секса? Хм. Ну вроде и не против, но подросткового безумия на сиськи не наблюдаю. Ну и отлично. А то боялся, что молодой организм будет бросаться на каждую женскую задницу и думать другой головой. Знаю это дело, проходил.

— Ты ублюдок, отвечай! — плюется великан. — Ты на мою Яру смотришь, сучий дрищёнок?!

— Стоять! — орет Сергей, навалившись на великана всем телом.

Я глубоко вздыхаю, усилием воли заставляя засунуть свою улыбку обратно в себя. Вроде получилось. Убираю ладонь с лица, сую руку в карман джинсов.

Другой рукой опираюсь в спину Сергея:

— Держите его Сергей Вениаминович. Очевидно, что он не в себе. Накачался и теперь хочет раздавить дрища, доказывая всем, что между ног тоже накачено. Я таких боюсь у-у-у-у…

Кто-то в толпе засмеялся. А великан разъярился еще сильнее. Слышу Сергея:

— Главный вход! Нападение на стража!

Это он кому сказал?

Великан под именем Клоуш краснеет и белеет одновременно, но его тянет за рукав спортивная подружка. Вроде успокаивается:

— Я ни на кого не нападаю, СерВиныч. Извиняюсь. Всё, — поднимает руки, отступает на шаг, не отрывая от меня ненавистного взгляда.

Странный. Неуравновешенный. И это меня отправляют к психологам?

Трое стражей в черных жилетах и с пистолетами в руках появились в считанные секунды. Они замирают как изваяния, выискивая источники неприятностей. Сергей тяжело дышит, дает им знак, что все нормально.

Клоуш тычет в меня своей сосиской:

— Ты! В понедельник договорим.

Я прыскаю, довожу этим Клоуша до состояния каленого железа. Отчетливо слышу скрежет зубами. Подумав немного, спрашиваю:

— И что ты сделаешь? Изобьешь меня? Ты себя в зеркало видел? Огромный такой. А я, — развожу руки. — Спичка. Переломлюсь от твоего первого удара.

Это, конечно, вряд ли. Но рисковать не хочу. Ни один мой прием не сработает в этом дохлом теле. Невозможно двигаться быстро, если не разработаны мышцы ног. Невозможно бить сильно, если суставы того и грозятся разойтись. А еще одной мусорной корзины может и не подвернуться.

Чувствую на себе сотни взглядов. Продолжаю:

— Думаешь произвести впечатление? Девочка твоя скажет, какой ты мужик? Ты вроде там крутой какой-то? Что твой папа скажет? Что сынок накачал в голове мышцы, вместо серого вещества и доказывает всем, что он опаснее того, кто в два раза меньше его?

Хм, а у меня всегда была такая манера общения? Странно. Видимо, я изменился чуть больше, чем казалось изначально.

— Сучий белячок…

Даже Сергей перестает на меня шипеть, выпучивает глаза. Я достаю стыренную зубочистку, сую в рот. Заместитель директор не заметил, как я ухватил с его стола ни одну, а сразу две мятные ковырялки. Ловкость рук и ничего более. Задумчиво грызу, наслаждаясь мгновением тишины. Только пыхтение сотен носов. Ну да ладно. Смотрю на Клоуша. Его дергает за рука Яра, но тот этого не замечает, смотрит пожирающими вселенную глазами.

— Ну чего уставился? Я тебе сразу говорю, что ты меня побьешь. И заранее сдаюсь, молю тебя о пощаде и всё такое. Так что ты доказывать мне собрался, а? Что ты сильнее? Или что у тебя член больше? Эй ты, — смотрю на Яру. — Ты посчитаешь хер Клоуша больше моего, если он изобьет меня до полусмерти? Или ты уже ни раз видела его издевательства над слабаками, но стручок как был маленький, так и остался?

Теперь я точно уверен, что в моей манере что-то изменилось. Жаргон, слова, вывороты смысла. Это из-за того, что я говорю на другом языке? В принципе, неплохо. Но нужно этот момент контролировать.

Теперь смешков становится больше, но вид разъярённого великана быстро затыкает весельчаков. Только желтые пиджачки продолжают скалиться.

Яра не отвечает. Но от моего взгляда не ускользает еле заметная улыбка.

Судя по звуку, великан уже стер зубы в порошок и сейчас трется деснами, доставляя себя особое наслаждение. Он пытается взять себя в руки и успокоиться, но постоянные смешки мешают. Он открывает рот и говорит:

— Я не буду тебя бить. Ты прав. Слабаки меня не интересуют. Но я… я…

Я вытаскиваю зубочистку, осматриваю. Мятный наконечник рассосался.

Еле сдерживаюсь, чтобы не передразнить придурка. Бедолага, запнулся, не знает, что дальше сказать. Как я и думал, мозгов у него как, у земляного червяка. Попался на такую дешевую провокацию. Но главное, что своего я добился. Без кулаков. Пока что.

… — я тебя научу трепаться, сука!

Рано радуюсь.

В одно мгновение мои уши улавливают стальной звук напрягающихся мускулов Клоуша. Великан подается вперед, не замечая напирающего Сергея и спешащих на подмогу стражей.

Взмах!

Слишком быстро! Хоть я и слышу надвигающуюся опасность, мои мышцы слишком долго оживают. Максимум что получится…

Крепко сжимаю зубочистку в зубах, разворачиваю голову в сторону удара, расслабляю мышцы шеи.

Шлепок ладонью по лицу чувствительный, но он больше отталкивает, чем бьет. При полном расслаблении мышц в организме можно избежать множества травм.

Охрана бросается на великана, на удивление ловко закручивает ему руки за спину. Жаль, я уж надеялся, что они его пристрелят.

— И не смей зазнаваться, сопляк! — ревет великан, отбрыкиваясь от стражей.

Я улыбаюсь, медленно выпрямляю закинутую за спину голову. Какое же дрянное тело. Если бы удар был чуть сильнее и не ладонью, то связки бы не выдержали.

— Кло, твоя рука! — зажимает рот Яра.

Народ охает. Впечатлительные какие.

Великан смотрит на девушку, на свою ладонь…

Зубочистка проткнула мягкие ткани насквозь. Кровь лениво стекает по пальцам.

Глаза Клоуша расширяются, сквозь сжатые губы просачивается слюна:

— Гни-и-и-ида! — ревет он, но охрана знает свое дело — вырваться не получается.

— Так ты же сам, — спокойно потираю я шею.

— Ты это специально! Сучара драная! Да отпустите вы!

Клоуш перестает бесноваться после того, как Сергей орет на него и тянется за оружием. В памяти всплывают образы… из какой-то игры? Не понимаю, какой еще игры… Но зато теперь ясно, что это пистолет Макарова. Да, точно. Так вроде эта штука называется.

— Все, харэ! Я понял, — шипит он.

Охранники отпускают его, но далеко не отходят.

Клоуш хватается за зубочистку, дергает и… стонет, как девка.

Слышатся неуверенные смешки. Краем глаза замечаю, что это глумятся все те же парни в желтом. Остальным смелости не хватает подтрунивать великана.

Я сдерживаю улыбку. Сразу после удара, я слегка повел зубами, переламывая зубочистку пополам. Вытащить ее будет чуток сложнее, чем кажется.

— Живо! — толкает меня Сергей. — Ну! Пошли! Вы, — тыкает пальцем на охрану, — разберитесь тут. Отведите этого в лазарет! А вы что встали?! Занятия сейчас начнутся! Все живо в школу! Клоуш, а ты успокойся! Сейчас приду, поговорим…

Сергей тянет меня, а я и не сопротивляюсь.

Пока уходим быстрым шагом, чувствую на себе множество взглядов. Над каждым моим движением наблюдают. Шепчутся. Сплетничают. Им что, заняться нечем? Все же уже закончилось. Чего уставились?

Вздыхаю от утери своей драгоценности. Оборачиваюсь:

— Ни у кого нет зубочистки? Только мятной? Нет? Ну ладно. Сергей Вениаминович, мне так страшно. Этот большой парень чуть не убил меня. Давайте быстрее уйдем, прошу вас. Помогите-спасите, все дела.

Снова редкие смешки. У многих хватает мозгов уловить сарказм в моих словах.

Не успеваем мы отойти, как кто-то кричит в спину:

— Ей, парень! У меня есть! Держи…

Сергей доводит меня до остановки. И что радует — больше не достает нотациями. Просто странно смотрит:

— Закажу тебе проезд. Жди.

И уходит. Наверное, нянчится с великаном.

Гомон учеников постепенно замолкает. Они возвращаются в школу. Я сажусь на лавку и… зеваю.

Ну и денек. Я должен был проснуться в своей роскошной комнате подземелья Храма Шейлы и заняться своими ужасными и одновременно прекрасными повседневными делами.

Но вместо этого я очнулся на толкане, зная кучу странных вещей и слов, избил троих, как последний бандит, скормил дерьмо путане и поставил на место сопляка-переростка. Не совсем обычный мой будний день.

Смотрю на наручные часы:

14 октября 2022 года.

16:37

Откидываюсь на спинку лавки, закидываю руки за голову, закрываю глаза. Звуки леса мне нравятся намного больше, чем орущие толпы. Тут всегда хорошо. Птицы, насекомые, листва. А нахожусь я именно в лесу. Остановка, дорога и лес вокруг. Ну и зубочистка в зубах. Высокий парень со стильной прической в желтом пиджаке дал мне целую пачку этих прекрасных штук со словами «неплохо, друг». И что тут неплохого вообще? Хрень какая-то дешевая. Игра на публику.

Итак, сегодня пятница. До понедельника два дня, чтобы во всем разобраться. Если я, конечно, решу вернуться. Пока не вижу в этом никакого смысла.

Вытаскиваю смартфон из кармана, открываю браузер и… дисплей тухнет. Безрезультатно тыкаю по кнопкам. В голове мелькает мысль, что он разрядился. Не уверен, как это работает, но да ладно. Дома разберусь. А то, что меня довезут до дома, я не сомневаюсь.

Черная маршрутка подъезжает, автоматические двери открываются. Водителя не видно. Он спрятался в запечатанной кабине. На дверях эмблема школы. На сайте школе ее описывали, как Пентаграмма Пенроуза.

Захожу, сажусь, закидываю ногу на ногу.

Машина трогается. Смотрю в окно. Деревьями меня не удивишь, но через десять минут мы проезжаем через КПП. Огромные автоматизированные ворота из стали распахиваются. Успеваю оценить высоту и толщину забора. Все-таки я чего-то не понимаю. Почему эта школа так охраняется? Боятся, что детки разбегутся? Или на деток набегут?

По пути разглядываю город, с трудом сдерживаю ритм сердца. Этот мир в корне отличается от моего. Дома настолько высокие, что я не вижу их крыш. Разноцветные огни, шум машин, вонючий воздух пробивал чувствительный нюх даже в салоне. В моей голове мелькают слова «машина», «электричество», «светофор», «пробка». Но все это мешается в одну бессмысленную кашу. Слишком много поступающих знаний.

Я морщусь от городской вони. Как они могут здесь жить? Это невыносимо. А эти звуки? Сирены, шум, скрежет, людской гомон.

Мое внимание привлекает массивное здание хм… в восточном стиле? Оно выглядит очень чужим меж двух невзрачных высоток. Словно должно находится в центре города, но хочет от него спрятаться. Вычурная черепичная крыша, забор огораживает небольшой оазис — вижу кроны неизвестных деревьев.

Присматриваюсь. Замечаю вывеску на воротах и символику перекрещенных мечей. Написано «Азиатское Содружество». Сами ворота охраняют узкоглазые в мешковатых одеждах и с двумя мечами на поясах — длинным и коротким. Они очень худые. Первый раз вижу, чтобы люди выглядели, как обтянутые кожей скелеты. Не самый надежный выбор охранников. Хм, а ведь таких же ускоглазых я видел в толпе учеников. Только те были потолще.

Даже из машины слышу, как за воротами журчит вода и плеск рыбы в пруду. Хоть уши у меня маленькие, слух остался острым. Это радует, но добавляет вопросов. Как в этом недоразвитом теле прижились мои прошлые чувства? И почему нет остального? Например, чувства эфира или развитой мускулатуры? Острые слух и нюх — это, конечно, хорошо, но, раз уж я попал черт знает куда, то не отказался бы от какого-нибудь более весомого преимущества перед остальными.

Хмыкаю про себя. Вряд ли существует такая удача. Многие бы хотели попасть в неизвестный мир с силой, делающей тебе особенным перед остальными. Однажды я дошел в одиночку до племени Акне-Ляот на Самийских вершинах. Они были очень удивлены моим умениям манипулировать эфиром. До такой степени, что на следующий день стали поклоняться мне, как какому-то пророку.

До конца пути я смотрю в окно, стараясь запомнить все, что вижу. Это непросто. Глаза устают от ярких красок, уши болят от городской суеты. Да сколько же здесь этих машин? Уже полчаса мы стоим на месте. Зачем надо разъезжать в огромных колесницах, если пешком быстрее? Не понимаю.

Наконец-то мы подъезжаем к дому. Девятиэтажный, разваливающийся, с облупленной желтовато-блевотной краской. Грязный двор, потрепанные и явно дешевые машины. Деревья больше похожи на уродство, чем на дар природы.

Дверь открывается, и я выхожу. Жду сопровождения, но школьная машина просто уезжает. Провожаю ее взглядом. И всё? Я свободен?

Пожимаю плечами и-и-и-и…

Куда дальше?

Полагаю, этот дом — мой дом. Вот только в нем немудрено заблудиться. И все-таки странно. Я живу в такой огромной и одновременно разваливающейся бандуре? Не проще все это продать и купить домик получше, но поменьше.

Из дома выходит первый, второй, третий… десятый. Столько же зашло.

Понятно. Вопрос закрыт. Это общинный дом. И я… тут живу.

Итак. Главный вопрос. А зачем мне жить по законам прошлой жизни этого тела? Может начать все с нуля?

Пожалуй, нет. Слишком мало я разобрался в местных устоях. А в своем доме мне многое простительно. Кто там у меня? Мать? Отец? Жена? Или я слишком молод?

Щупаю себя между ног. Агрегат мощный для такого тельца, на детский не похож. Мимо проходит бабка, смеряет меня уничижительным взглядом:

— Извращенец.

— Надеюсь, нет.

Проглотив ошметки зубочистки, я решаюсь. Для начала нужно понять, где я живу в этом огромном захолустье. Шарюсь по карманам. Очередной раз убеждаюсь, что ничего, кроме ключей у меня нет.

Подхожу к крыльцу, вижу надписи:

Подъезд № 5

Квартиры: 211–250

Тяну за ручку двери. Не открывается. Осматриваю дверь. А это что за кнопки? Набираю три случайные цифры, слышу:

— Кто?

— Хотел бы я знать.

Тыкаю во все подряд. Сбрасываю вызов. Различаю надпись:

Домофон зав. № 3442

Домофон значит? Да, точно. Так он называется. Похоже, не все знания этого тела мне доступны с ходу.

Дверь открывается, выходит пузатый мужик с мешком мусора. Подозрительно на меня глазеет, но я проскакиваю в подъезд.

Отлично. Задание выполнено, магистр. Я проник на территорию врага.

Осматриваюсь. Облупленные стены, затхлый запах. Какая-то дверь, рядом кнопки. Вверху табло с цифрами… Уменьшаются…

3… 2… 1…

На всякий случай прячусь в углу. Из комнаты метр на метр выходит дама с большой кошкой или крысой на поводке. Ого, гавкает. Это мелкое уродство — собака?

— Тише, Пуфик, тише.

Женщина глядит на меня, недовольно поджимает губы. Перед тем как скрыться из вида, шепчет:

— Обоссали весь подъезд.

Хмыкаю. Зачем вообще ссать в подъездах?

Осматриваю стены, вижу сотни маленьких ящиков с цифрами. На каждом замочная скважина. Достаю из кармана ключи. Проверяю каждый.

С тридцать седьмой попытки дверца под номером «233» открывается.

Сопоставить цифры труда не составляет. Получается, я живу в какой-то там квартире под номером двести тридцать три.

Второй этап выполнен, магистр.

Нехитрыми манипуляциями с «поднимающейся комнатой» определяю, что живу на шестом этаже. Нахожу свою берлогу, проверяю ключ. Подходит. Слышу, что за дверью кто-то стоит. Открываю дверь и…

— Константин! — кричит женщина лет сорока.

Высокая, длинноволосая блондинка, лицо строгое, но привлекательное. Немного морщинок. Кидается обниматься. Пахнет парфюмом. Слишком сильно пахнет.

Полагаю, это и есть моя мать. Или жена?

— Господи, ты почему не отвечал на телефон?! Я уже обзвонилось! С работы отпросилась! Пришлось и в школу звонить! Мне сказали, что ты уже едешь домой и тебя… тебя… понизили за драку?! Боже, Константинчик, что случилось?!

Да не кричи ты, женщина. Так, придется вспомнить уроки актерского мастерства.

— Телефон разрядился, — говорю я, уткнувшись носом в сочную грудь.

Мама отрывает меня от себя, осматривает:

— Боже ты мой! Что у тебя с лицом?!

Медленно и незаметно выдыхаю. Нужно говорить кратко, чтобы не вызвать подозрений:

— Подрался.

— Не может быть. Я вообще не поверила Георгию Александровичу. Он сказал, что ты кого-то избил. Ерунда какая-то. Тебя побили, Константинчик? Пойдем, я обработаю рану… ох…

Хм. Ну пусть так. Похоже, это больше вписывается в ее представление меня.

— Немного. Не надо обрабатывать. Все уже прошло.

— Божечки… опять… А если у тебя сотрясение?! Я вызову врача.

— Меня уже осмотрели в школе, — вру я. — Сказали, что царапина.

— Ничего себе царапина! Да ты весь распух! Но ладно, раз так сказали…

Мама суетится:

— Я подогрею чая. Все мне расскажи, хорошо, сынок?

Паникершка уходит на кухню, а я снимаю ветровку, инстинктивно хочу скинуть сумку с плеча. С интересом замираю, нащупав пустоту — свои вещи я оставил в школе. А мое новое тело помнит об этом лучше, чем я.

Осматриваю свое жилище.

Негусто.

Мерзкие и приторные рисунки на стенах. Что это? Бумагу наклеили прямо на стену? Шкаф для одежды обшарпан, дверка скрипит так же противно, как и пол.

Снимаю обувь, кладу на стойку. Замечаю, что тут четыре размера обуви. Женская — больших размеров. Это матери. Есть мужская, но меньше, чем у меня. И снова женская, но совсем мелкая. Интересно.

Иду за матерью. Мд-а, трапезная не сильно отличается от прихожей. Здесь явно требуется обновка. Всего.

Сажусь за стол, жду, когда мама подаст трапезу.

Кружка с травяным настоем и… круглые хлебцы? Похоже сегодня я останусь голодным.

— Сейчас пельмени отварю. Ну? — подсаживается мама. — Рассказывай.

Ну что ж. Была ни была. Стараюсь говорить, как можно более нейтрально. Не выражать никаких лишних эмоций. Иначе вряд ли попаду в характер бывшего носителя этого тела. Пока говорю, мама напряженно меня рассматривает.

Это плохо. Меня уже подозревают?

Ладно, это ожидаемо. Но в конце концов, мало ли какой у меня стресс от пережитого ужаса.

Историю я немного изменяю. Но в целом рассказываю, что меня побили, хотя я сопротивлялся. А потом засранцы поскользнулись на моих слезах и разбили себе нос. Моя история должна быть схожей с историей директора. По-любому, он ей все рассказал.

— Понятно… значит они издевались над тобой и сами же ударились, свалив все на тебя?

— Ну да, — киваю, отхлебывая чаек. — Как-то так.

— Сволочи буржуйские, — бубнит мама и озабоченно осматривает меня. — Болит?

— Нет. Мне повезло, наверное.

— Повезло, да? — еще сильнее напрягается мама. — Ты уверен, что с тобой все хорошо? Может все-таки скорую вызвать? Давай я тебя осмотрю.

— Да все хорошо. Честно.

Я отхлёбываю из кружки. Мало ли что на моем лице читается, так хоть за кружкой спрячусь. Кстати, хлебцы весьма неплохи для своего внешнего вида. Удивлен.

Недолгая пауза.

— Ладно. Это, конечно, хорошо… Но, может… хочешь поплакать?

Еле удерживаю чай во рту. Что? Серьезно? Поплакать? В Варгоне в этом возрасте я уже убивал и точно пережил одну пытку инквизиторов. И не помню, чтобы плакал хоть раз. Орал, да. Но не плакал.

Заставляю себя улыбнуться:

— Да что-то не хочется.

— Хм… ну ладно… Хочешь может… что-нибудь? Кстати, тебя правда понизили до первого этажа?

Да хватит ты на меня так смотреть, женщина.

— Да.

Женщина бледнее, стареет лет на десять:

— Ну… ничего. Мы это переживем. Лишние два года. Мы справимся. Я договорилась с начальством. Мне разрешили подрабатывать еще по воскресеньям. Главное, что ты цел.

Поразительная семья. Получается, я живу за счет этой леди? Странно, что предыдущий хозяин этого тела не повесился от стыда.

— Я бы отдохнул… мам.

— А, да-да, конечно.

Мама подскакивает, хватает меня под руку, словно я калека.

— Пойдем, мой сладкий.

Первый раз в этом мире тошнота подступила к горлу. Я — сладкий? Серьезно?

Мама чуть ли не за ручку отводит меня в комнату с ковром на стене и плакатами какого-то мужчины с татуировками по всему телу. Он кривляется, высунул язык. Написано «Моргенштерн». И почему эти картины здесь висят? Что приятного в созерцании мужиков? Особенно таких. Ладно бы красивая женщина.

Быстро осматриваюсь. Два шкафа, два стола. Двухъярусная кровать. Все пошарпанное. Куча разбросанной одежды. И даже трусы с носками. За одним из столов сидит мальчишка лет пятнадцати. Курносый, тощий, в грязных обтягивающих штанах и майке, немного ускоглазый. Рядом с ним три тарелки и пять кружек.

— Марк! — возмущается мама, усаживая меня в кровать. — Сколько тебе еще раз сказать убраться в комнате?

— Мам, я в данже, выйди!

Мальчишка с выпученными глазами пялится в коробку с движущей картинкой и лупит пальцами по доске с кнопками. Это что? Как телефон, но только большой? Так, думай… думай… Компьютер!

Мама вздыхает, смотрит на меня:

— Отдыхай, мой сладенький.

— Отфай мофь слафенький… — бубнит мальчишка, передразнивая маму.

— Перестань, Марк! Это не смешно! Твоего брата побили, между прочим!

Не отрываясь от компа, «брат» хмыкает:

— Опять?

— Это твой брат, Марк. Пожалуйста, поддерживайте друг друга. Ваш отец учил вас сплоченности. Вы — семья.

— Да-да, конечно. Отца больше нет. Мам, я же сказал выйти. Отвали, а! — чуть ли не визжит мальчишка.

Мама будто постарела еще лет на десять, вздыхает, хочет выйти, но…

Замахиваюсь.

Бам!

Смачный подзатыльник впечатывает братца в монитор.

— Извинись, сопляк, — спокойно улыбаюсь я.

Достаю из кармана зубочистку, сую в рот.

Глава 4. Переобучение

Брат размазывает слюни о монитор. Вскакивает с места, опрокидывая стул.

— Ма-а-ам, ты видела?! Ах ты придурок!

Он встает в странную позу. Ноги ставит в раскоряку, поднимает кулаки.

Удивительно. Вместо того, чтобы напасть, он показывает мне, что готов драться.

— Перестаньте! — встает мама между нами. — Константин, что на тебя нашло? Ты чего? Боже мой… Он же твой брат!

Из-за спины матери раздается визг:

— Не брат он мне! Получил квоту и думает крутым стал! Говнарь сраный!

Какой же поганый рот у этого сопляка. Смотрю на мать:

— Он живет за твой счет, есть твою еду, — киваю на объедки на столе. — Но разговаривает, как с дворовой собакой.

— Константин!

— Урод, ты на себя посмотри! Ты идиот? Крышей йопнулся?! Башку тебе отбили?! Мало били, гнида! Лучше бы ты сдох!

— Марк! — чуть ли не плачет мать.

Мне становиться жаль эту женщину. Если я был таким же как этот братец, то участь ее незавидная. Особенно, если нет отца, научившего бы непутевых детишек уму-разуму. Но, в любом случае, я не очень хочу ввязывать в мелкие дрязги. Будет глупо тратить много времени на семейные разборки «братиков и сестренок».

Но и терпеть неблагодарных недомерков рядом с собой я не собираюсь. Надо поставить его на место — раз и навсегда.

— Мам, он чокнулся! Его надо сдать в психушку! — истекает желчью братик.

Вытаскиваю зубочистку, улыбаюсь. Итак, избивать его глупо. Магистр говорил, что первыми силу используют лишь слабые. Если есть иные средства — используй их.

Обхожу мать, она заслоняет собой Марка, они вдвоем пятятся в сторону.

— Только не деритесь, умоляю.

— Я и не собираюсь, — смотрю на заляпанный стол. Ого, эту кружку сколько лет не мыли? Такое ощущение, что ее содержимое за мной очень внимательно наблюдает и знает обо мне больше всех.

Брат орет:

— Конечно, не собираешься! Ты всегда был ссыклищем!

Ага, при этом за маменькиным подолом прячется он.

Беру в руки странную дощечку с кнопками.

— Не лапай, сука!

— Хватит, Марк! Константин, положи клавиатуру.

Со словом «клавиатура», в голову вламываются чужие воспоминания.

«Клавиатура»

«Системный блок»

«Наушники»

«Данж»

Оказывается, эти слова мне знакомы лучше всего остального.

Смотрю на монитор. Какие-то существа бьют огромного демона. Пускают в него… что это? Эфир?

«Компьютерная игра»

Читаю в чате: «танк лагает! Сук, где танк?!»

— Это же ВоВ-Два, да? — спрашиваю я.

— Ой, дебил, — не унимается братец.

Нажимаю на ескейп. Смотрю на «персонажа» — зеленого огромного существа.

— Ты че делаешь, слышь?

Поворачиваю голову на братишку:

— Извинись.

— Пошел нахер!

Нажимаю на «Удалить персонажа». Выскакивает окошко «Вы уверены? Да/Нет»

Ор Марка до боли бьет по перепонкам. Он отталкивает маму в сторону, изо рта брызжет слюна:

— Не смей, сука! Не смей!

— Извинись, — пожимаю плечами.

Нечленораздельный мат и угрозы убеждают меня в неисправимости мальчишки.

Нажимаю «Да».

Что ж. Брат мне достался крайне неуравновешенный. После длительной истерики он получил еще несколько оплеух и ушел из дома. Не первый раз — по словам матери. Отсидится у друга, пока тот не скажет, что кормить его больше нечем, и вернется домой с извинениями. А потом по новой. Задротство до шести утра, прогулы школы — не такой как Новая Эра, а совершенно обычной, где учат арифметике и иностранным языкам. Оказывается, квоту в школе неодаренных получил только я, три года назад. За что брат затаил на меня страшную обиду.

Я уделил матери немного своего драгоценного времени и обсудил дальнейшие взаимоотношения. Если не брать в расчет ее постоянные вопросы о том, что же со мной произошло, из-за чего я так изменился, то все прошло благополучно. Я пообещал ей, что возьмусь за воспитание брата вместо отца. Она посмотрела на меня как-то странно, но кивнула. На этом и закончили.

Разумеется, я совершенно не уверен, что останусь в этой семейке. Но пока здесь удобно. Есть крыша над головой, компьютер для изучения мира. Это все что мне нужно на данный момент.

Я отправился в комнату, засел за компьютер, перебарывая странное внутреннее желание нажать на иконку World of Warcraft II.

14 октября 2022 года, 20:17

Я сижу за компьютером и изучаю мир, пока мама сидит на кухне, заливая горе чаем с какой-то настойкой.

— Константин! — кричит мама из кухни. — Кушать будешь?!

— Нет, благодарю!

Итак, начнем:

Набираю: наш мир.

На удивление, третья ссылка — то, что надо. Целая база знаний о некой планете Земля.

Внимательно изучаю. Информации очень много. История мира очень сложная и долгая. Эпохи, развитие человечества и бла-бла-бла. Ничего нового. Войны, конфликты, страны и… а вот это интересно.

Вторая мировая война. Немецкие оккупанты захватили всю Европу, а в 1941 году напали на СССР. Война длилась три года и, казалось бы, подходила к концу победой СССР, но…

На Землю упал метеорит. Его назвали Куйбышевским метеоритом. И вокруг этой трагедии много интересных теорий. Никто не знает, откуда он взялся. Некоторые считают, что он должен был упасть раньше, в 1908 году где-то в Енисейской Губернии Российской Империи. Приводят какие-то сводки, доказательства. Но он почему-то опоздал и свалился на тридцать шесть лет позже. Прямо на резервную столицу СССР — Куйбышев, где в этот момент находилось правительство Советского Союза.

После этого события преимущество в войне перешло на сторону оккупантов.

И вот именно в этот момент и явилась Сумма.

Сила, неведомая человечеству.

По всему миру стали появляться одаренные, способные общаться с предметами, варить зелья из, казалось бы, нелогичных и немыслимых компонентов, усиливающих организм в десятки, а то и сотни раз. Ученые всего мира пожимали плечами. Они не могли понять, как материя стального клинка полностью меняла свою структуру, а зелье из тертых тараканов повышала интеллект, а не вызывало острую диарею. И это лишь малая часть всех разновидностей новых человеческих возможностей. Все аспекты суммы не изучены до сих пор.

Немцы остановили наступление на Советский Союз. Потому что чем дальше к востоку они продвигались, тем отчаянье с ними боролись солдаты СССР. В новых реалиях они уже не могли контролировать порядок в своих рядах. Против Гитлера постоянно совершались покушения, один из которых оказался успешным. Хотя никто до сих пор не знает, застрелился ли он сам из «Вальтера ПП», или его убили. Но то, что на останках Гитлера обнаружили следы суммы — бесспорный факт.

После смерти Гитлера в 1955 году мир засуетился. Да так, что чуть не развалился на части.

«Эпоха Новой Смуты» — так назвали десять лет с 1956 по 1965. Земля не могла справиться с суммой — неведомой силой. По всему миру появлялись одаренные. Наделенные невероятной силой они пользовались ей как попало. Они уничтожали целые кварталы из-за обид в школе или несправедливости начальства. В ход пошло самое страшное оружие — атомное. Против группы одаренных, возомнивших себя мессиями, могли использовать «Царь Бомбу». Это оставляло на планете неизлечимые раны. Сейчас треть мира — радиоактивная пустошь со своей экосистемой, и что там сейчас происходит никому неизвестно.

Смуту окончили пятеро. Никто не знает откуда они появились, но они были столь же стары, сколько могущественны. Пятеро стариков назвали себя «гармонией» и среди хаоса и анархии организовали государство Единое.

Именно они сделали мир таким, какой он сейчас есть. Единым. Под властью пяти вечно конкурирующих за право «вето» кланов. Только одни из них может быть главенствующим. И только в нем есть аристократы.

Я откидываюсь на стуле, смотрю на время:

03:13

Что-то я совсем засиделся. А ведь узнал только малую часть. Ладно, посмотрю последнее и спать:

Набираю «Сумма»

И… вижу одну арифметику. Статей о сумме, как «магии» практически нет. Пришлось поковыряться, чтобы понять в чем дело.

Оказывается, со статьями и блогами о «Сумме» борются всеми силами мирового правительства. Все пять кланов категорически против любого распространения информации о ней в Интернете.

Ищу дальше.

Ага, понятно.

Значит при рождении все люди в мире проходят тестирование на одаренность суммой. И есть три категории людей. Первая. Лишенные. Вторая: Неодаренные. Третья: Одаренные.

На первых всем плевать. Обычное пушечное мясо и живая сила. Чуть ли не на правах рабов. Таких в мире большая часть. Вторые чуть лучше, и прав у них больше. Но неодаренных немного — всего один из тысячи. И их держат под строгим контролем, заставляя каждый год тестироваться на возможное пробуждение суммы. Для таких даже есть школы — для увеличения вероятности стать одаренным. Такая, как Новая Эра.

А вот третьи — одарённые. Это элита в золотой клетке, рождаемые с врожденным даром крайне редко. Они под постоянным контролем кланов и в обязательном порядке обучаются в школах высшего порядка. Считается, что одарённые суммой с рождения — самые сильные.

Отлипаю от монитора, в глазах уже рябит от обилия букв. Информация рекой льется в мозг, заставляя его работать без передыха.

Играю зубочисткой, ловко перекидывая ее между пальцами.

Получается, что в эту школу мне нужно вернуться. Дар Суммы во мне не пробудится без их помощи. А это показатель власти в этом мире. Да и обучиться самостоятельно не получится. Информации очень мало.

Заходит уставшая мать. После ухода брата она еще даже не прилегла:

— Константин, ты еще не спишь?

— Нет.

— Не играй долго.

Поднимаю бровь.

Она заглядывает в монитор, смотрит на меня, опять на монитор:

— А что ты делаешь?

— Учусь.

— У… учишься? Ну… ну ладно. Решил пойти по стопам сестры? — слегка улыбается.

Я смотрю на нее без эмоций, не отвечаю.

— Ну ладно, спокойной ночи.

Киваю:

— Спокойной.

Смотрю на монитор, думаю…

Сестра, значит? Так вот чью обувь я видел в прихожей. Как я понял, сейчас она у бабки. И судя по всему, босая. Как-то с трудом верится, что живущие в такой квартире могут позволить себе десяток пар. В Варгоне это очень дорогое удовольствие.

В общем, сестру отправили в область, где подготовительные курсы стоят намного дешевле. Последняя надежда семьи. Пусть и неодаренная, но она может стать… каким-нибудь главным клерком или менеджером по продажам.

Теперь понятно, почему Новая Эра так огорожена. Школа хранит свои секреты и не допустит к ним никого лишнего. Она принадлежит славянскому клану Истал. Одному из пяти самых влиятельных кланов.

Так, ладно. Пора спать. Уставшая голова хуже вялых мышц. Так говорил магистр.

Я сплю на спине и с одеждой. Открываю глаза, смотрю на наручные часы.

Суббота

11:23

Серьезно? Проспал больше семи часов?

Раньше мне хватало двух-трех часов в день.

Поднимаю пятерню — рассматриваю. Это тело ничтожно. И нужно срочно им заняться.

Встаю.

Разминаюсь — приседаю, отжимаюсь, растягиваю связки. Через пять минут появляется одышка, в боках колет.

Да как так-то? Похоже это тело в своей короткой жизни ни разу не занималось физическими нагрузками.

Собираю весь мусор со столов, запихиваю в рюкзак брата и кладу ему на кровать. Сажусь за комп и…

Шкворчание топленого масла на сковородке…

Запах лука и картошки…

В животе забулькало…

— Константин, почисти зубы и иди кушать!

Хм. Ну что ж. Придется принять, что эта мама — клушка. Опекает своих цыплят-переростков, хотя они давно уже полноценные мужчины.

Молчаливо перекусив со вздыхающей матерью, я попросил у нее запастить яйцами, творогом, любой рыбой, нежирным мясом — желательно птицы. Для начала хватит. Подчеркнул, что вскоре рассчитаюсь за еду. Мать поудивлялась моим запросам, скептически на меня посмотрела, пощупала температуру, но все же пообещала сходить в магазин.

Хорошая женщина.

И как я и говорил, дома мне многое простительно.

До вечера я сидел у себя. Не всю информацию я считывал из головы прежнего носителя. Поэтому приходилось изучать словари, карты, научные статьи, новости и электронные энциклопедии.

Каждые полчаса занимался легкими силовыми упражнениями, доводя тело до предела своих нынешних возможностей. Под вечер мышцы раскалывались. Руки стали ватными, но тяжелыми. Затолкав в себя стакан молока, три яйца и куриную грудку с горстью грецких орехов, я подождал, когда организм усвоит все это и через три часа умственного штурма интернета лег спать. На этот раз пораньше.

На следующее утро еле встал с кровати, но уже не в полдень, а в семь утра. Довольно улыбнулся. Десятки и десятки лет я не чувствовал такой девственной боли от натренированных мышц. Но больше нагружаться нельзя. Организм должен отдохнуть, проснуться.

Сегодня я готовился к завтрашнему обучению. То, что я там отучусь — уже решено. Сумма мне нужна. И я получу ее во что бы то ни стало. А уже потом решу — стоит ли мне продолжать тратить время или пойти своим путем.

Проблема в том, что я еще не выбрал свой путь. Всю свою жизнь я стремился к силе, стал первым хранителем храма, умел манипулировать эфиром на уровне архимагиуса. Казалось, что моя жизнь остановилась — у меня было всё, что надо. Власть, деньги, женщины. Я добился всего.

Но что-то случилось.

И теперь я здесь…

И нужно начинать с нуля.

Кто бы не был в ответе за все это — он сам ответит. Я обязательно докопаюсь до истины. Не может Альв без причины попасть в мир обычных людей и стать одним из них — слабым, немощным, нищим.

И да, я мстительный. Считаю, что месть сделали недостатком те, кто не умеет или боится мстить. А я считаю глупостью не отвечать на наглость и оскорбления. Конечно, если полезешь на рожон, то только выставишь себя дураком. Но на свете есть более мучительные и изощренные методы, чем махание кулаками и словесные оскорбления.

Проблема в том, что я совершенно ничего не знаю о школе Новая Эра. Три года обучения пропали из моей головы. А школьную сумку я оставил и теперь не могу ознакомиться с материалами обучения. Дома ничего нет. Как я понял, из школы можно забрать далеко не все. Даже домашних заданий нет.

И вот наступает утро понедельника.

Мы с мамой стоим у подъезда дома.

Смотрю на наручные часы:

Время 06:40.

Школьный автобус приезжает в семь. Мама переминается с ноги на ногу. Она одета в строгий черный пиджак с белой блузкой и черными колготками. Высокие каблуки, волосы в пучке. Ничего не скажешь — очень красивая женщина. Возможно, я и займусь с ней сексом.

В голову стучит предупреждающий колокольчик. Что? В это мире не спят со своими матерями? Но почему? Странные тут порядки. Ладно, неважно.

— Сынок, ты уверен, что все будет хорошо? Хочешь, я позвоню учителю Кайну? Он же дружил с твоим отцом. Уверен, что сможет тебя защи…

— Все хорошо, — грызу зубочистку. — Не переживай.

— Точно?

— Точно.

Смотрит на меня взволнованно.

— Мам, ты можешь идти. Ждать я могу один.

— Но ты же всегда хотел, чтобы я с тобой постояла…

Во имя Шэйлы, давно меня еще не раздражали так, как бывший носитель этого тела. Как оказалось, мне даже не семнадцать. А целых девятнадцать. И это позор. Чистый. Концентрированный позор. Перед самим собой.

Я убеждаю мать, что помощь няньки мне не нужна, как можно культурнее. Вроде получается. Она целует меня в лоб и быстрым шагом уходит к своей машине. Еще пять минут смотрит из окна — не случится ли со мной чего страшного, но перекрестившись, уезжает на своем стареньком красном Пежо 307.

Брат за выходные так и не появился, хотя ему сегодня тоже в школу. Телефон он отключил, поэтому мать все выходные изводила себя и почти не спала. А сегодня уехала с мешками под глазами. Насколько я понял, эту неделю она будет работать без выходных.

Выплевываю в урну зубочистку, вставляю между зубами свежую.

Черная школьная маршрутка подъезжает в 06:57. В салоне никого нет, и мы едем по знакомому уже маршруту. Странно, я думал, что мы заедем еще за кем-нибудь, но похоже, что для каждого ученика используется отдельный транспорт. Очень непрактично.

Проезжаем через ворота, густые леса и вот она — школа для неодаренных Новая Эра. При свете дня рассмотреть ее легче. Огромная, судя по всему, в виде буквы «Н», в центре высится настоящая башня с девятиэтажную.

У парадного входа множество цветов и деревьев. Несмотря на то, что сейчас осень — здесь довольно тепло, клумбы и не думают желтеть и гибнуть. Сам интерьер школы сильно отличается от всего, что я видел в городе. Кажется, что здесь есть все от каждой культуры мира. Цвета, врезки, стили. Но сочетается это все очень гармонично.

Машина встает в очередь из таких же черных маршруток. Минут через пять меня высаживают на остановке.

Вздыхаю лесной воздух, сую руки в карманы, оглядываюсь:

Суета, суета, суета.

Люди, люди, люди.

Лучше происходящее не описать.

Мимо проходит парень в спортивной форме и сильно задевает меня плечом.

Вздергиваю бровь.

Серьезно?

Вот прямо так сразу? Опять?

Интересное начало первого дня обучения.

Глава 5. Сумма власти

Равнодушно смотрю на бугая с длинными волосами. Судя по форме, он дружок того великана.

— Ты бы аккуратнее себя вел. Широта что ли давит? — оборачивается он.

Рассматриваю идиота. Ничего примечательного. Кроме тройного подбородка.

Резко хватаюсь за плечо, шиплю…

— Ох, ты похоже сломал мне плечо. Что теперь скажут люди?! Что Клоуш отправил избить меня своих дружков?

Все больше и больше глаз смотрят на нас, а ушей слушают.

Трехподбородковый играет желваками, его хлопает по плечу черноволосый друг.

— Пойдём, Вадим, а то провоняешь, — презрительно осматривает меня с ног до головы.

Придурки быстрым шагом скрываются в толпе.

Выпрямляюсь, сую руки в карман, достаю зубочистку.

Замечательно. Клоуш стал моей проблемой, но я защищаюсь его именем. Удобно.

Смотрю на часы:

17 октября 2022 г.

07:49

Занятия начинаются в восемь, а я даже не знаю куда идти. Моя группа «тринадцать-б», верно?

К чему сложности? Проще надо жить.

— Эй! — кричу я и поднимаю руку. — Есть тут кто из группы тринадцать-б?!

Как я и думал. Всем плевать. Ну разве что пара смешков и кривых взглядов. Но мне тоже плевать. Это куда проще, чем бродить по коридорам и тыкаться носом.

— Констюха! — подходит ко мне худощавый, сутулый блондин с густыми черными бровями. — Ты чего орешь? Дурак что ли?

Молчу. Жду что парень скажет дальше.

— Ну и устроил же ты в пятницу, пипец. Я чуть в штаны не отложил, когда узнал, что ты сделал. Троих избил? Ты стебешься что ли? Рассказывай, что было на самом деле. Я тебе звонил и писал все выходные. Ты почему не отвечал?

— Времени не было. И всё так и было. Рассказывать особо нечего.

И кто это такой? Мой друг? Плохо дело. Вот таких встреч я бы избегал. Парень скептически меня осматривает:

— Так и знал. Твои мозги обработали.

— По-любому.

И ржет.

— Короче, ты, говорят, опущен до первого? Это правда?

— Правда, — киваю.

— Дааа, беда ваще. Ну значит я спор выиграл. Первым диплом получу. Готовь пять косарей. Лан, пойдем глянем, что у тебя там за расписание… Самому интересно. Блин, жалко, конечно.

Мальчишка разговаривает дёргано, постоянно оглядывается. Он хочет казаться шире, чем есть на самом деле, но сутулость протестует.

Я шагаю следом за парнем, мы заходим в главный вход, проходим через металло- и суммо- детекторы. После двухдневного интенсивного штудирования интернете, я стал лучше разбираться в местных технологиях.

Шкала на суммодетекторе мигнула напротив единички из десяти балов.

Оборачиваюсь. Голубоглазая рыжая красотка в кимоно проходит после меня. Шкала мигает на шестерке. Смотрит на меня с высокомерием.

— Пойдем, Констюх, не пялься ты на нее так, — паникует он. — Тебе проблем мало? Твою мать, спортухи. Прячься.

Трусишка юркает за торговые автоматы, шипит на меня. Я остаюсь стоять на месте, грызу зубочистку с руками в карманах. С любопытством осматривают тройку «спортух». Это что, название клана? Понятно, что они накаченные, но это не повод выделяться из толпы.

Парни встречаются со мной взглядом, щурятся, но ничего не говорят, проходят мимо.

— Ты чертов псих, — выходит блондинчик. — Из-за тебя и мне накостыляют.

— Я тебя рядом с собой не держу, — провожаю я взглядом спортух.

— Э? Ты бы поаккуратнее с такими словами. Можно и обидеться…

Смотрю на парня.

— Я не хочу тебя… кхм… обижать. Просто не хочу бояться, понимаешь?

— Нихера не понимаю. О, глянь-ка ты… вон твоя группа.

Парень тычет пальцем на большой монитор на стене.

Но я не смотрю в ту сторону. Мое внимание привлекают торговые автоматы. Как я и думал, тут продают не только еду. Мало того, конкретно в этих бронированных автоматах их вообще не продают.

— Огнестрел, — тихо говорю я.

— А? Ну да, клевые пушки. Тока они нам нафиг не нужны.

Хм, и ведь даже не поспросишь.

Передо мной стоит автомат по продаже огнестрельного оружие. Полки подписаны:

Пистолеты XV–XIX веков;

Дуэльное оружие;

Самозарядные пистолеты;

Я мало успел изучить огнестрелы этого мира. Не думал, что в школе эти знания пригодятся. Но теперь жалею о своем решении. Передо мной десяток разновидностей пистолетов.

И все что я могу понять, это то, что вот это однозарядная и старая конструкция. Тяжелая. Похоже тут надо делать все вручную, чтобы выстрелить один раз. Хм, и это точно не оружие трёхсотлетней давности. Просто очень качественная копия. А вот эти пистолеты уже современные. Вижу даже Макаров, как у стражей. Вот только цена у него… 7300 ОВ.

А у самого драного пистоля с колесным замком (так написано в описании) цена всего 70 ОВ.

Вижу пометки о группах сложности использования.

Старые пистолеты использовать легко. Среди них есть дешевые, а есть дорогие. Расценки от 70 ОВ до 1500 ОВ.

Потом идет дуэльное. От 1700 ОВ до 5000 ОВ.

Самая крутизна — современный огнестрел начинающийся с 6000 ОВ и заканчивающийся 15000 ОВ за пистолет под названием Beretta 92.

Автоматического оружия нет.

Я смотрю на другие автоматы. В одном битком набито холодным оружием: от обычных кинжалов до одноручных моргенште́рнов. В другом автомате склянки и колбочки с жидкостью разных цветов. Подхожу ближе, чтобы изучить, но мне мешает блондин.

— Все, я пошел. Вон твое расписание. Давай встретимся после пары. Расскажешь все. Лан, давай…

И убегает, старательно огибая стайки девочек и учеников в одеждах, отличающихся от наших — белых рубашечек и джинсов.

Смотрю на время:

07:56

И правда. Нужно торопиться. Быстро смотрю на монитор с расписанием, нахожу группу «Тринадцать-Б». Ага, вижу. Понедельник. 8:00–14:00 «История и основы сумматики», первый этаж, каб. 117, Преподаватель: Элеонора Штейн.

Больше не теряю времени, прохожу вычурный и ухоженный вестибюль, захожу в обшарпанный коридор. Интересно. Я словно в иной мир попадаю. Ощущение, что ветхость этого крыла сделали специально. Мол смотрите, здесь учатся первоэтажники — неудачники и лохи.

Нахожу кабинет 117, захожу.

Два десятка глаз смотрят на меня. Кто-то сразу отводит взгляд и принимается заниматься своими делами, кто-то оценивает, кто-то ухмыляется.

Перемещаю зубочистку во рту вправо, также оцениваю окружающих.

Все понятно. Группа только сформировалась, а уже понятно кто и откуда. Беляки — простолюдины в такой же форме, как и я, да чуток элиты с лицами в стиле «как же я вляпался в это дерьмо».

Вся прелесть школы в том, что первый этаж должен пройти каждый — от аристократа до сапожников. Вот только аристократы обычно делали это за пару недель. А сапожники отучались весь год. И пока я не понял, из-за чего так происходит.

Ко мне подходит девушка: кудрявенькая, рыженькая, курносенькая, на грани стройности, но чуть-чуть пухленькая. Зато попа шикарная. Ниже меня на голову. Одета в красный строгий пиджак. Ясно, значит тоже какая-то шишка.

— Привет, я Лика. Староста группы. Записываю всех. Тебя как зовут? — спрашивает она, борясь с эмоциями.

Все же смотрят. Оценивают.

— Константин.

Лика пробегает глазами по списку.

— Ага, вижу. Константин Киба? Фамилия японская?

Киваю:

— Отец японец. Мать русская.

— Понятно. На уроке запрещено ковыряться в зубах.

Несколько секунд мы смотрим друг другу в глаза.

— Без проблем, — вытаскиваю зубочистку, щелчком отправляю ее в урну.

— Так, всем сесть на свои места.

В класс заходит женщина. Она так обтянулась белой кожей в стиле «Черной Вдовы» (популярную фильмографию я тоже успел мельком изучить), что добрая мужская половина класса раскрывают рты. Седые волосы до плеч контрастируют с молодым лицом со шрамом вдоль носа — от щеки до щеки. Он ужасно красиво сочетается с образом дерзкой и красивой учительницы. Последний штрих — указка в руке, больше похожая на орудие убийства, нежели обучения.

В общем, затыкаются все. Кто-то даже дышать перестает. Я сажусь на свое место, оглядываю столы окружающих. Замечательно — без сумки только я.

— Меня зовут Элеонора. Можете звать меня мисс Элеонора или учитель. Назовете как-то по-другому, и я расстроюсь, — улыбается.

Да так, что все прекрасно понимают, что под «расстроюсь» не имеется в виду женская обида. Скорее мужские слезы тех, кто посмеет ее расстроить.

— Это ваше первое занятие. Ну или не для всех первое.

Несколько человек смотрят на меня.

— Смотреть на меня, когда я говорю, — улыбается Элеонора. — И записывать, когда я говорю. Поднимите руки, кто понял эти две простые истины?

Все поднимают. Ну и я, разумеется.

— В течение года мы будем изучать с вами основы сумматики. Я расскажу вам то, что вы ни расскажете никому. Да, это общеизвестные знания, но подача материала у каждой школы своя. Если мы узнаем, что вы записали урок на свои телефончики, вынесли из школы конспекты или просто пересказываете мои слова маме, то немедленно отстраним вас от учебы и заведем уголовное дело по статье двести восемьдесят три «Разглашение государственной тайны».

Староста поднимает руку. Элеонора кивает:

— Спрашивай. И да, меня можно перебивать только поднятой рукой. Но не факт, что мне будет на вас не наплевать.

Лика встает:

— Вы сказали — гостайна. Но о какой гостайне вы говорите, если у нас… ну… учатся иностранцы.

Лика краем глаза смотрит на узкоглазых на задних партах.

— Иностранные ученики не имеют права покидать российский кластер после обучения. Они остаются в своих кварталах до конца своих дней. И так устроены все школы по всему миру. Разумеется, мы понимаем, что «за бугор» информация, простите, сливается. Но стоимость обучения компенсирует этот маленький недостаток. Они знают, что мы одни из лучших. И просто зная, как отварить картошку, не сделают отличного пюре. И да, до пятого этажа магистратуры допускаются только граждане российского кластера и аристократы.

— Понятно… я поняла…

— Садись. А теперь к теме вопроса. История и основы сумматики — это детский сад. Даже объяснять не хочу.

Женщина кидает указку, разворачивается и уходит…

Класс затихает. Даже я вздергиваю бровь в удивлении.

Женщина опять разворачивается, поднимает указку.

— Шутка. Будьте неожиданными. Это мой личный совет. Итак, каждый из вас, надеюсь, знает, что такое сумма и откуда она взялась. Ой, да не смотрите вы на меня так. Конечно, вы не знаете…

Элеонора начинает рассказывать историю. Это занимает довольно много времени. Но к моему счастью, почти все это я уже изучил. Вторая мировая, странный метеорит, появление суммы, эпоха новой смуты, появление пятерых, кланы…

А вот тут интересно…

— …существует всего пять влиятельных коалиций. Вы о них знаете, но с программой обучения не поспоришь. Так что слушайте. И давайте не будем лицемерить, все мы называем их не коалициями, а кланами. Сейчас я расскажу вкратце, подробно разбирать каждый клан будем на других занятиях. Итак, у каждого свои особенности…

Женщина поворачивается к нам обтянутой в белое попой. И теперь мужской части тяжело смотреть на то, что Элеонора вырисовывает маркером на доске.

— Новус — выходцы из Северной и Южной Америки. Самый многочисленный клан. Демократы. Подмяли под себя технологическое преимущество в мире.

Учитель перемещает центр тяжести на левую ногу, отчего формы попы играют новыми красками.

Парни ахают, девушки осуждающе ворчат.

— Согласна, — кивает Элеонора, — Новус — он такой. А теперь Джунсиначи — это практически вся Азия. Последователи чистой крови, от чего их очень мало, но каждый член — могущественный одаренный. Удивительно, но слово «коррупция» для них страшный позор.

На очередное движение Элеоноры парни ёрзают на стульях.

— Филзели — с африканского континета. Самые немногочисленные и скрытные. Попасть в их ряды практически невозможно. Особенно нечерному. О их деятельности практически ничего неизвестно. Хотя кому я вру. Мне немного известно, но об этом я не расскажу.

Ученики переглядываются. В их глазах разочарование. Видимо они надеялись, что хоть в школе что-то узнают про этот клан. Я бы тоже с удовольствием послушал.

— Вельтешафт — европейское объединение. На сегодня главенствующий мировой клан. И аристократами могут называться только члены этого клана. Богатейшие люди мира, влиятельные политики. Пять лет назад они разнесли клан Новус за первенство в мире. Неудивительно, учитывая их особые… увлечения суммой. Но да ладно, об этом поговорим на отдельных занятиях.

На задних рядах слышатся смешки.

Элеонора замирает на месте. Поворачивает голову, смотрит на улыбающегося толстяка с родимым пятном на подбородке:

— Что ты сказал? — улыбается Элеонора.

Толстяк бледнеет. Я тихо хмыкаю. То, что он сказал мои уши уловили. А вот как это сделали уши Элеоноры, для меня секрет.

— Ничего. Я ничего не говорил…

— Говори громче, я не слышу. Ты мужчина или кто?

— Я ничего не говорил, учитель.

Элеонора поворачивается всем корпусом, медленно шагает в его сторону, цокает каблуками, улыбается.

— Если я дойду до тебя первее, чем ты сознаешься, что сказал… То прости… Но ты пожалеешь до конца обучения.

Шаг, второй.

Какая горячая женщина. Признаю, она даже меня немного впечатлила.

Толстяк скулит:

— Пожалуйста…

Еще шаг. Она совсем близко. Но ничего не говорит, только улыбается.

Толстяк встает, опрокидывая стул, закрывает глаза, визжит:

— Я сказал, что у вас клевая задница! Простите меня! Простите!

Еще шаг.

— Повтори дословно.

— Клевая жопа у этой цыпки!

Класс выдыхает. Гробовая тишина. Элеонора останавливается.

— Молодец. Да, я знаю, что она клевая. Но если я услышу от вас еще что-то подобное, то… расстроюсь. Мы живем в то время, когда учитель не будет сюсюкаться с учениками. Я вправе пустить вам хм… кровь. А теперь, мальчики, поднимите руки, кто понял.

Несмотря на острое желание проверить, как же она расстроится, я все же лениво поднимаю руку вместе с остальными.

Элеонора подходит к доске. Продолжает:

— Исталы — последние в нашем списке. Состоят в основном из славян. После Новой Смуты многое изменилось. И те, кто раньше ненавидел друг друга стали братьями по крови. Вот так сюрприз, да, детки? Кто-нибудь знает, почему кланы поделены по расовому происхождению? И даже не смейте говорить про расизм.

Руку поднимает Лика. Элеонора кивает.

— Ну-у-у… предрасположенность к сумме?

— Все верно, молодец. Никто не знает почему, но у каждой расы своя особая предрасположенность к конкретному направлению суммы. Но это не значит, что все чернокожие — мастера суммы тела. Это значит, что большая их часть предрасположена к ней. Это же относится и к азиатам, и к славянам. Этот феномен изучается, и те, кто поступит в высшие институты, узнают больше. Хотя кому я вру. Вероятность, что вы раскроете свой дар в Новой Эре — всего тридцать процентов. Что уж говорить об Академиях высших порядков… Так, я отвлеклась. Исталы — лучшие алхимики мира. Их услугами пользуются все одаренные. И несмотря на страшную коррумпированность… ой, простите, как я могу так говорить, — усмехается, — они незаменимы. И, кстати, Новая Эра принадлежит Исталам. Как и весь российский кластер.

Элеонора разворачивается так стремительно, что у учеников первых рядов вздымаются волосы.

— Ну что? Все же понятно? Что, не записывали? Ну извините, забыла сказать, — легкая улыбка. — Да вы же и так все знаете. Умные такие — по лицам вижу.

Толстяк в белой рубахе, резко заинтересовавшийся обучением, подымает руку:

— Вы не сказали про ответвления, учитель.

— Садись. Все верно. Ответвления — это самопровозглашенные кланы. Группы фанатиков и идеалистов со своими взглядами на мир и направлениями суммы. Официально они не признаются, но и не запрещаются. Некоторые из них заслуживают внимания. Например, клан Амарэ состоит из совершенно неодаренных нянек, но очень талантливых детей. Или российский клан «Новая Сила». У нас обучаются их представители. Например, вот этот молодой человек успел с ними недавно познакомиться и обзавестись там друзьями.

Элеонора кивает в мою сторону. Десятки глаз смотрят на меня.

— Так, я надеюсь, что все всё поняли. А если нет, вот вам шпаргалка: Новусы — новы — тупые америкосы. Джунсиначи — джуны — узкоглазые фанатики, Филзели — филы — мутные негры, Вельтешафт — вальты — европейские буржуи, Исталы — исты — русские ваньки.

Ученики раскрывают рты. Я с интересом рассматриваю их реакцию. Элеонора хмыкает:

— А вы думали почему Новая Эра одна из лучших школ? Мы подаем знания доступно. Даже самый тупой неодаренный поймет. Наша сила — сделать из сложного легкое. Но только не рассказывайте об этом своим начальникам, ладно? Они не поймут.

Элеонора задорно подмигивает группе азиатов на задних партах.

Звенит звонок.

Смотрю на часы.

11:59

Двадцать минут на отдых и очередное занятие с этой прекрасной леди. Элеонора мне сразу понравилась. Сильная, волевая. В моем вкусе. В Варгоне таких мало.

Взбудораженные ученики выходят на обед, учительница садится за свой стол, утыкается в компьютер, что-то печатает.

— А ты чего здесь? — спрашивает меня Элеонора.

— А нельзя?

— Можно, — пожимает плечами и занимается своими делами.

Достаю зубочистку, разглядываю Элеонору. Она сильнее, чем кажется. Каждое ее движение намекает об этом. Резкие, но одновременно плавные. Изящные и грациозные, но в них скрыта мощь крупной хищной кошки.

В класс заглядывает блондинчик, он опасливо смотрит на учительницу, кивает мне. Мол выходи.

— Сева, ты не стесняйся, заходи, — не отрываясь от дел, предлагает Элеонора.

Парнишка выпрямляется в струнку, кланяется:

— Учитель Элеонора, здравствуйте! Простите, что помешал!

— Ну что ты. Как же ты можешь мне помешать. Проходи, говорю.

— Спасибо, нет.

И… убегает.

— Какой пугливый у тебя друг, Константин.

Похоже, тишиной мне не насладиться. Вздыхаю, встаю, выхожу. Нахожу Севу. Он стоит в уголке, пыхтит, словно прошел маршем сотню километров:

— Конст, ты офигел меня с этой стервой стравливать! Я жду, а тебя нет! Что за фигня?

— Почему стервой?

— В смысле почему? Ты издеваешься? Забыл наш первый год?

— Не забыл, — вру я.

— Она еще тогда нас невзлюбила. Из-за бати твоего… Жопа тебе короче, бро. Она теперь тебе прохода не даст.

— Да я бы не сказал. Занятие нормально прошло.

— Так она та еще стервозина. Исподтишка нагадит. Говорю же тебе, так и будет. Ты че тупишь? Но да пофиг. У тебя сейчас других траблов полно. Че с силачами-то? Рассказывай, почему они тебя так невзлюбили… Я в пятницу на отработке в лесу был. Не застал кипиш.

Пока идем в столовую я старательно подбираю слова, пересказывая события пятницы.

— Херасе. Вот это ты попал, — бубнит Сева, озираясь по сторонам. — Так и мне за компанию перепадет…

Заходим в столовую. Оглядываюсь. Хм, интересно. В помещении три входа, стоят три стола. Огороженных друг от друга высокой полупрозрачной ширмой. Краем глаза замечаю, как отличаются на них блюда. На одном вижу разномастные и очень дорогие яства. Омары, икра, красная рыба, фрукты всех мастей, десятки разновидностей соков и смузи. Но мы идем к столику с кашами, вареной картошкой и гречкой с редкими кусками мяса. Из напитков — компот, чай, вода.

Делаю выводы, что ширмы не просто так прозрачные. Учеников специально разделяют на элиту и неудачников. Мол, смотрите друг на друга, завидуйте, ненавидьте.

Сева берет поднос, набирает до отвала риса с морковкой, заливает все майонезом. Берет два стакана компота. Я же себя балую гречкой с мясом и горячим чаем с сахаром, с интересом разглядывая изыски за ширмой. В основном их уплетают ученики в формах, отличающихся от моей. Желтые пиджаки, красные платья, кимоно. Все эти ученики состоят в кланах. Хотя вижу и беляков. Среди бесклановых тоже есть обеспеченные люди.

Очень хочется спросить у Севы, как попасть в клан, но уверен, что это вызовет подозрение.

Садимся за пустой стол:

— Ну что, выбрал уже себе клан? — как бы отшучиваюсь я.

— Очень смешно. Сразу в вальты, да? А там карьера, аристократия. Говно вопрос.

— Ну а почему бы и нет. Беляками надоело ходить.

Сева хмыкает с набитым рисом ртом:

— Резко же ты мнение поменял. Недавно же говорил, что они все лохи, и тебе и без того хорошо.

Поглощаю свою гречку, стараюсь не думать, как бессмысленно трачу свое время в компании с Севой. Он, конечно, друг, но не совсем мой.

— Ну если уж ты передумал, — задумывается Сева, — то я бы пошел в филы. Жалко, негры почти никого не берут.

— Почему в филы?

— Шутишь? Да они самые загадочные типки. Тайные убийцы, торговцы информацией. Крутые перцы, по-любому.

Краем глаза замечаю старых добрых друзей, продолжаю поглощать гречку.

— Свали, — рычит Клоуш на Севу.

Парень давится своим рисом, вскакивает с места, быстрым шагом сваливает из столовой, даже не посмотрев на меня.

Становится тише. Многие перестают болтать…

— Ну что, прыщ, — садится великан на место Севы, с омерзением отодвигая его поднос. — Расслабился?

А гречка вкусная. В Варгоне такого не было. Прямо чувствую, какая она питательная и полезная. Так бы и крикнул: кушайте, дети, гречку.

— В глаза мне смотри, когда я с тобой разговариваю.

— Как рука?

Я напрягаюсь, но удара не следует.

Понятно. Значит хочет спровоцировать. Чтобы потом сказать, что я первый нарвался, поэтому ему пришлось пересчитать мне кости.

Клоуш на этот раз ведет себя сдержанней. Готовился что ли?

— Лучше, чем может стать твоя. Дрочить долго не сможешь, — скалится он, показывая рукой, как дрочат неудачники без девушек.

В зале кто-то начинает поддакивать, хихикать, поддерживая великана. Не обращаю внимания на идиотов, спокойно беру солонку с перцем и добавляю остроты пище богов. М-м-м, вкуснота.

Всегда любил еду поострее.

Встаю, беру поднос, несколько секунд смотрю в глаза Клоуша. Иногда взглядом можно сказать намного больше, чем словами. Надеюсь, Клоуш заметит то, что я хочу ему «сказать». И не сделает глупостей.

Великан на мгновение перестает улыбаться. Но снова скалится.

Я пожимаю плечами, прохожу мимо него и…

Ну, разумеется, подножка. Кто бы сомневался. Я услышал движения Клоуша еще до того, как он их сделал. Слух Альва острее слуха самого чуткого животного Варгона. Странно только, что это работает здесь.

Магистр говорил, что в жизни силу и разум нужно показать так, чтобы хватило навсегда или надолго. Но сделать это нужно качественно. Чтобы не повторять… И не важно, кто противник. Чем он сильнее, тем лучше эффект.

Я специально налетаю на подсечку, но не падаю, так как был к этому готов. Лишь пошатываюсь и…

Пригоршня перца летит в лицо Клоуша. Попадает в рот и глаза. Он дергается, встает…

Пу-у-у-ум!

Глухой звук удара подноса по лицу эхом отдается от стены к стене.

Какой крепкий!

Пу-у-ум! Пу-у-ум!

Еще два удара и великан всем весом падает на пол, орет, машет руками…

Если он поднимется, то это сильно усложнит мне жизнь.

Вижу, как «силачи» несутся на помощь своему коллеге.

Бам! Мой удар ногой в лицо соскальзывает. Клоуш словно шестым чувством замечает угрозу для своего уже когда-то сломанного носа. Он не может открыть глаза, но хватает меня за ногу, дергает с такой силой, что я теряю равновесие. На лету группируюсь, взмахиваю рукой, падаю прямо на Клоуша и…

Он не успевает схватить меня и сломать пополам. Вилка вонзается ему прямо в глазное яблоко.

Магистр говорил, что если в таких случаях не сделать все качественно с первого раза, то потом меня настигнут проблемы. Так что, если решился — делай красиво. Не бойся, не сомневайся, иди вперед до конца. С последствиями разберешься потом.

Демонстрация силы всегда тяжелый шаг в становлении хранителя храма Шэйлы.

А еще…

Земля — куда более суровое место, чем кажется. На сайте Новой Эры я видел мелкую приписку: всего семьдесят пять пострадавших из которых только семнадцать погибших за 2021 год. Правила в Новой Эре просты до безобразия. Виноват тот, кто первый ударил. Всегда. И защищаться можно вплоть до смерти одного из участников конфликта.

Именно поэтому тут так много забитых неудачников. Они никогда не ответят на провокацию и буду терпеть усмешки до самого конца обучения. Потому что тот, кто влезет в драку — может ее не пережить. И любой белячок знает, что насмешку от авторитетного ученика или аристократа — лучше перетерпеть. Ведь месть — очень опасная вещь.

Вот только мне… плевать.

Магистр говорил, что только горящий осветит мир.

Я вдавливаю вилку в глаз по самые мозги. Клоуш орет… Через мгновение булькает. Бьется в конвульсиях…

А вот и подмога «силачей».

Меня подхватывают, с силой оттаскивают от дергающегося в агонии великана.

Но вот становится тихо…

Слишком тихо…

Силач, скрутивший мне руки и удерживающий со спины удушающим, в панике мямлит:

— Ты… даже не представляешь… что наделал… мудила…

Он сжимает мне шею сильнее. В глазах темнеет.

Наклоняю голову вперед до предела и боли в связках, сам себе передавливая сонные артерии и… резко назад! Затылком выбиваю искры из своих глаз и из зубов держащего меня парня. Одновременно с этим вонзаю в его ляжку ту же окровавленную вилку, что недавно выдернул из чужих мозгов.

Гробовую тишину разрывает свинячий визг еще одного… «силача».

Глава 6. Сумма выбора

Заместитель директора Георгий Александрович сидит на своем роскошном стуле напротив меня:

— Серьезно?

Пожимаю плечами.

— В первый же учебный день?

— Похоже на то.

Георгий смотрит на меня. Долго так смотрит.

— Не спорю, на этот раз ты не нарушил правил. Не сбежал, никому не скормил фекалий, но… — он кашлянул. — Давай говорить откровенно. Как мужчина с мужчиной. Хорошо?

Киваю.

— С появлением Суммы мир покатился в бездну. Конституции о правах людей стали чертовыми комиксами. Десятилетняя смута опустила порядки до средневековых. Да, я веду к тому, что не одобряю новую клановую политику. Вы, прости меня, почти дети, можете убить друг друга из-за пустяка, — откидывается в кресле. — И вот передо мной ты — тот, кто второй день подряд калечит и убивает моих учеников. Которые, в отличие от тебя, платят за обучение.

— Бред.

— Прости?

— В школе разрешены убийства при самозащите. Вы — второй человек здесь, верно? Не нравится это? Измените. Не можете — увольняйтесь, — скрещиваю руки. — Но я ничего не нарушил. На видеозаписях видно, что на меня напали. Так было и в пятницу. Так почему я это выслушиваю?

Георгий долго смотрит мне в глаза.

— Вижу ты вовсю пользуешься моим предложением поговорить как мужчина с мужчиной, да? Что ж, похвально, что у тебя есть яйца, Константин. Давай скажу, почему ты здесь. Именно потому что я пытаюсь все изменить. Мир столкнулся с силой и изучает ее силой. За счет вас — поколений, родившихся уже с суммой.

Пожимаю плечами. Он прав. Люди боятся того, чего не понимают. И делают все, чтобы это изменить. Не считаясь с ценой. Полвека я изучал людей в Варгоне.

Но дело не в этом. Если бы я хотел быть тихим и незаметным — я бы им стал. Но чтобы понять, как я здесь очутился и почему, мне нужно больше власти и связей. Поэтому я не могу позволить каким-то недомеркам подорвать мой и без того расшатанный до предела авторитет. И придется играть по правилам «сильных слабаков». До поры до времени.

Георгий морщится от того, что я ему не отвечаю:

— Ты стремительно теряешь мою благосклонность, Константин. Убийство и драки — то, чего ты должен избегать.

— А Клоушу вы об этом говорили?

— Разумеется.

— Но похоже ему было плевать.

— Все верно. Но он очень влиятельный ученик. А ты нет. Видишь, я говорю с тобой открыто. И да, ты убил племянника главы клана «Новая Сила». И это еще одна причина почему ты здесь. Возможно… я смогу тебе помочь.

Достаю из кармана зубочистку, кошусь на Георгия:

— Можно?

Он отмахивается, и я зажимаю ее зубами:

— О какой помощи идет речь?

— Скажем так — я не допущу, чтобы тебя убили во время обучения. Ты очень болезненно задел «Новую Силу». А они далеко не самые всепрощающие.

— А что взамен?

Георгий улыбается.

— Как бы тебе объяснить… У меня в школе много… хм… любимых учеников. Я тщательно их отбираю и оберегаю, как своих детей. Взамен прошу сущую ерунду. Всего лишь… немного лояльности. Понимаешь?

Киваю:

— Конечно.

А вот и местная шпионская сеть. И я столкнулся с ней довольно быстро. Так получается всегда, когда становишься заметным. Кто-то да обязательно вылезет со своими «выгодными предложениями».

Интересно. Разумеется, визжать и махать руками, что я не крыса, я не буду. Это вполне типичная среда при любом дворе. Самое правильное — согласиться. Но есть и недостатки. На меня повесят незримую метку. И кто знает, когда она может всплыть.

Несмотря на совершенно спокойное выражение лица Георгия я слышу, как его сердце ускоряет ритм. Он либо что-то недоговаривает, либо заинтересован во мне больше, чем хочет показать.

Но сразу соглашаться нельзя.

— Вы поможете мне со вступлением в клан Вельтешафт.

Георгий усмехается:

— Пока что ты доставил мне только вонючую кучу проблем. А я уже должен помогать тебе во вступление в главенствующий клан мира? Ты хоть понимаешь, что просишь?

— Предельно ясно понимаю.

— А похоже нет. Во-первых, я всего лишь заместитель директора школы неодаренных. У меня нет такой власти. Максимум что я смогу — выставить твою кандидатуру на рассмотрение. А уж как ты пройдешь отборочное испытание… Во-вторых, за всю историю моей школы в Вальты взяли лишь одну ученицу. Но у нее был чрезвычайно сильный дар.

Георгий устало потирает виски, всеми силами показывая мне, как ему неинтересен этот разговор:

— Да, комиссия от Вальтов придет, посмотрит на ваши кривляния и уйдет. Шансы есть только в европейских Высших Академиях. А вот Исталы… тут другой вопрос. Здесь я могу помочь. Но твои умения должны быть превосходны. А ты еще даже не пробудил свой дар. И вряд ли пробудишь.

Он смотрит на меня с легкой усмешкой:

— И обойдется тебе моя помощь очень дорого. Понятия не имею, как ты расплатишься. Маленькой лояльности точно не хватит.

Я слушаю очень внимательно. Стараюсь не упустить ни одной детали.

— Тогда давайте сначала посмотрим, что я смогу вам предложить.

Возмущаться с пеной у рта, что я честный и порядочный нет смысла. Просто испорчу с ним отношения. Намного легче притвориться лояльным. А там уже смотреть по обстоятельствам.

Георгий поднимает уголок губы:

— Это правильный подход, — смотрит на часы. — Что ж, я пока попридержу «Новую Силу». Совсем ненадолго. Посмотрю, так сказать, на твою… активность. А теперь ступай на занятия. Ты и так опоздал на полчаса. И не забудь… к-хм… предупреждать меня обо всем подозрительном в школе. В конце концов, я же заместитель директора. Ты свободен, Константин.

Встаю, киваю, выбрасываю зубочистки в золотую урну у двери. Выхожу, попадаю в не менее позолоченный коридор.

Осматриваюсь. Обучаются на этом пятом этаже только те, кто раскрыл дар. И если до четвертого этажа ученик не пробуждается, то его выпинывают из школы без диплома. И все четыре года обучения насмарку. А если учитывать, что только тридцать процентов учеников пробуждают эту сумму, то…

На лестнице вниз я замираю. Здесь есть небольшое слепое пятно без камер. Остановливаюсь, прислушиваюсь.

Все равно не понимаю, как человек может слышать, как Альв. Но работает же…

Пытаюсь отстраниться от фоновых звуков. Сейчас меня интересует только кабинет заместителя директора.

Что-то шуршит, дзинькает…

Бокал? Дорогой хрусталь поёт мелодию роскоши.

Звуки…

Я почти их вижу.

Директор что-то наливает. Слышу легкий скрип. Он открывает дверцу…

Пип. Пип. Пип…

Телефон? Кнопочный? В интернете я читал, что до смартфонов были такие телефоны…

— Алло. Да, вписывай. Только не ори, хорошо? Пиши: Константин Киба.

Пауза. Похоже, директор наслаждается моментом.

— Попросил же не орать! Знаю-знаю. Слушай, мы уже об этом говорили. Ну да, опять напортачил. Он Клоуша Стронга убил. Вилкой.

Пауза. Жаль не слышу того, с кем говорит директор. Похоже, слух все-таки не такой острый, как прежде.

— Все в силе. Теперь он задержится в школе. В смысле, ввязываю? Он сам уже ввязался по самое не хочу. Все, хватит, я не собираюсь это выслушивать. Разберись с «силачами». Они не должны какое-то время его доставать. В смысле это тяжело? А кому легко? Думаешь, нам платят за легкую работу? Да… Да. Нет. Это уже твоя проблема. Да, кстати, он хочет в Вальты. Ага, сам посмеялся. Всё давай.

Тук.

Тук.

Тук.

Стучусь, приоткрываю дверь.

Сногсшибательная Элеонора отрывает маркер от доски, смотрит на меня.

В классе слышится перешептывание.

— Тихо-тихо, — улыбается королева обтягивающего латекса. — А мы уж подумали, тебя закопали силачи, Константин. А тут надо же, живой. Ну присаживайся, мы как раз разбираем очень интересную тему. Я сказала тихо!

Перешептывание и галдеж затихают.

Я прохожу мимо сверлящих меня взглядами учеников, сажусь на свое место.

Элеонора виляет попкой в такт вырисовываемого на доске круга.

— …продолжим. Теории возникновения суммы вы уже обсудили без Кибы. Придется ему клянчить ваши конспекты. Сейчас же поговорим о структуре суммы. Что это вообще такое?

Элеонора топает каблучком.

— Итак, для того чтобы понять, что такое сумма, нужно понять, как устроен мир. Точнее, как мы взаимодействуем с ним. На самом деле все просто. Мы можем влиять на реальность телом, разумом и остаточной материей. То есть, практически любыми предметами с которыми взаимодействуем.

Учительница грациозно фыркает:

— Несмотря на абсурдность, есть люди, которые называют сумму магией. Но они, отчасти, правы. Ведь наука пока не может объяснить эту силу.

Элеонора разделяет круг на три части.

— Итак, существует три основных направления суммы. Сумма тела. Сумма разума. Предметная сумма. Все. Расходимся, до свидания.

Элеонора оглядывается. Многие ученики беспрекословно начали собираться.

— Шутка. Сядьте на место.

Она издевается или анализирует кто чего стоит?

— Рассмотрим на примере суммы тела — самого распространённого дара.

Элеонора разделяет треть от круга еще на три части:

— Сумма тела имеет три направления: Скорость. Сила. Выносливость. Одаренный тренирует только одно из этих направлений. Конечно, можно взять и несколько направлений — стать и сильным, и выносливым. Но такой одаренный будет проигрывать, так называемым, нулевым одарённым. Тем, кто тренирует лишь силу или выносливость и не отвлекается на остальное.

Руку поднимает узкоглазый в кимоно и с пучком черных волос.

— Слушаю.

Он говорит с выраженным акцентом:

— Сенсей, неужели нельзя развить несколько направлений, не проигрывая в умениях нулевикам?

— Можно, но сложно. Это зависят от двух факторов: сосуда суммы и предрасположенности. Садись, Хаяо.

Элеонора рисует вертикальный прямоугольник.

— Начнем с сосуда суммы одарённого. Он есть у каждого человека с рождения. Но закрытый. Пробужденные — это как раз те, кто смог впустить в сосуд сумму. Так вот, бывают люди, у которых он больше или меньше, чем у остальных. По мере изучения какого-то направления, этот сосуд заполняется. Таким образом, одаренный с большим сосудом, изучающий несколько направлений, может стать лучше нулевика с меньшим сосудом. Но, как я и говорила, такие люди довольно редки.

Элеонора закрашивает десятую часть прямоугольника.

— Посмотрите сюда. Тренируя свое направление, вы заполняете сосуд. И ваша сила зависит от наполненности этого сосуда. И заполнив его до предела, вы станете могущественным одаренным. Но больше сумма просто не будет восприниматься вашим организмом. Всё — это ваш предел. Точка.

Руку поднимает Лика:

— То есть мы можем стать кем угодно? — загораются ее глаза. — Выбрать любое направление и тренировать только его?

— И снова нет, моя хорошая. Помимо «сосуда суммы» у каждого есть предрасположенность к конкретному направлению. Еще до конца не понятно, от чего она зависит. Но известно, что раса напрямую определяет в чем вы будете хороши. Европеоидная раса, например, хороша в сумме разума. Монголоидная — в предметной. Конечно, бывают и исключения. Но не так часто. Так что, моя дорогая, если ты выберешь несовместимое с тобой направление, то можешь развивать его всю жизнь, так и не заполнив свой сосуд и на десятую часть.

Элеонора улыбается так, что у мужской части по спине и между ног мурашки вступают в бой.

— И вот еще что. Заполнить свой сосуд полностью очень тяжело. Даже суммой, к которой вы предрасположены. Это требует неимоверных усилий и тренировок. Небольшой шанс есть разве что у талантливых и одаренных с рождения. Но не у вас — двадцатилетних обалдуев, которые с вероятностью семьдесят процентов не смогут раскрыть свой сосуд.

— Сенсей, прошу, расскажите о других направлениях.

— Боюсь, одного урока нам не хватит. Но попробуем. Сумма разума имеет три направления: логика, мудрость, хитрость. Предметная магия: жидкое, твердое, газообразное. Каждые из этих направление имеют ветви, но изучаются они там.

Элеонора тычет пальчиком в потолок.

— И только после пробуждения и определения вашей направленности, мы допустим вас до углубленного курса. Скажу лишь то, что у каждой направленности тоже есть ветви. Например, в выносливости: регенерация, стойкость, время до отказа функций жизнедеятельности. Ух, не завидую тем, у кого из вас появится предрасположенность к сумме разума.

Ученики переглядываются.

— Вы только послушайте какие ветви у логики: математическая, формальная, диалектическая. Звучит ужасно, правда? Поверьте, изучать это еще ужаснее. А хитрость? Две ветви: правда и ложь. Ух, ваша жизнь превратится в ад. Про мудрость я вообще говорить не буду. В нашей школе такой редкости не встречается.

Элеонора кладет пальчик на алые губы:

— Точно, еще же есть сложность обучения. Если вам повезло стать предрасположенным, например, к предметной газообразной сумме, то… можете сразу повеситься. Это самая редкая и тяжелая направленность в предметной сумме. И если вы не гений, то уж извините. Сосуд вы не заполните и на сотую часть за всю свою замечательную и унылую жизнь.

Тишина.

Звенит звонок. Ученики не сразу соображают. Их закипающий мозг мешает ногам шевелиться. Тяжело осознавать, что ты можешь вкалывать четыре года ради небольшого шанса, что твой сосуд пробудится. А потом еще узнать, что ты полный бездарь в развитии своей направленности. Но вот они оживают, собирают в сумки свои нехитрые пожитки.

А у меня ничего нет. Поэтому выхожу с остальными…

— Киба, на минутку, пожалуйста…

Возвращаюсь. Элеонора ждет, когда последний ученик выйдет, закрывает дверь на замок. Она подходит ко мне, улыбается, смотрит.

Еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.

Элеонора достает пачку с жвачкой из нагрудного кармашка, сует в рот.

— Хочешь? — спрашивает она, протягивая упаковку.

— У меня свое, — достаю зубочистку.

Элеонора кивает, поворачивает голову, смотрит прямо в камеру над учительским столом:

— Так о чем ты говорил с Георгием Александровичем?

Вздергиваю бровь, молчу.

Элеонора надувает большой розовый пузырь. Вопреки логике он не лопается, а вырастает до размеров мячика. Срывается с ее губ.

Одной ладошкой, Элеонора отправляем мяч прямо в камеру. Он лопается, накрывает ее розовой пленкой.

— Предметная магия, Константин. Направление — твердое. Одно из трех моих направлений.

— Неужели? А я думал, это сложно.

Элеонора улыбается шире:

— Я — гений. Ну, так о чем ты говорил с заместителем директора?

Я и глазом не моргнул:

— А как вы думаете? Я убил ученика.

— Ой, брось, — отмахивается Элеонора. — Думаешь на сайте официальная информация? В Новой Эре каждый год гибнут. И немало. Ты уверен, что врать мне — правильная позиция, м, мальчик? Ты знал, что я учитель по обмену? Из Кенсвиля. Состою в клане Велтешафт. В моей среде обитания есть и аристократы. Я и сама в трех шагах до титула. Тебе не кажется, что выбор очевиден?

Развожу руками.

— Искренне не понимаю интереса к своей персоне.

— Да что ты? Без дара расправился с тремя идиотами и одной девкой. На следующий день убил одаренного старшекурсника и ранил еще одного тупоголового силача. Это как минимум заслуживает внимания. Действуешь грубо, но я тебя понимаю. Сколько лет ты выжидал? Три года прикидывался неудачником, да? Это впечатляет. Даже я не заметила… Вот только, что случилось, что ты стал действовать именно сейчас? В этом замешан заместитель директора? Его выходки? Чего он добивается? Или к этому причастен кто-то… другой? Может Новусы? Я хочу знать, что это за игра.

— И почему я должен отвечать хоть на один из этих вопросов?

— Ну, потому что я поставила тебя перед выбором.

Недолгая пауза. Смотрю в глаза Элеоноре, на камеру в жвачке, снова в глаза.

— Понятно.

— Умничка, Константин. Заместитель директора знает, что я отрубила камеру наедине с тобой. Но мне он ничего не сделает. А вот тебе… Ну так что? Побежишь докладывать ему? Или мы… договоримся?

Элеонора тянет вниз замочек молнии. Теперь я вижу кружева ажурного лифчика, обхватывающие сочные груди третьего размера.

— Делай выбор, Константин. И не ошибись. Кого ты хочешь больше огорчить? Меня, члена правящего клана Вальтов и почти аристократку. Или его? Заместителя директора вшивой Исталской школы идиотов?

Глава 7. Значимость пешки

Вот она — жизнь при дворе.

Молчу, смотрю в глаза Элеоноре. Очень хочется перевести взгляд на красивую грудь, но я перебарываю это желание. Одно движение глазами и она поймет, чего я стою. А если уж говорить честно, то я не настолько наивен и не верю, что такая важная особа снизойдёт до секса с беляком.

Хмыкаю про себя. По крайней мере сейчас не снизойдёт. А там как получится. Может это я буду перед ней ширинку расстегивать.

А что касается ее принудительного предложения «сотрудничества», то я знаю эту «школу». Проходил. Один из первых уроков Магистра: если кажется, что нет выбора — подумай. Кто-то хочет, чтобы ты так считал. И он тебе не друг.

Жую зубочистку. Думаю. Не спешу с ответом. Молчаливое противостояние продолжается. Элеонора стоически выдерживает мой взгляд и тишину — только улыбается.

Можно, конечно, поиграть на два фронта. Но, во-первых, это непросто. Особенно без знаний о мире и правилах игры. Во-вторых, мой, так называемый, теневой авторитет упадет навсегда. Двойные агенты очень редко заканчивают хорошо.

— У меня встречное предложение, — наконец говорю я.

— Не переоценивай свою значимость, — застегивает молнию Элеонора, пряча свой шикарный бюст. — Да, сейчас ты привлек внимание. Но так происходит с каждым, кто хоть как-то выделяется. Если ты сейчас ошибешься, то тебя просто спишут со счетов.

Я кладу ладонь на лицо. Эту улыбку нужно скрыть.

— Ты чего?

— Учитель, давайте мы сделаем вид, что этого разговора не было. И да, я буду вам помогать по мере сил, если это не противоречит моим… договоренностям с директором.

На самом деле с Георгием я ни о чем толком не договорился. Но Элеоноре об этом знать не положено.

— Не говори ерунды, — фыркает Элеонора. — Нейтралитет держать не получится.

— Думаете, вы поставили меня перед выбором? Ошибаетесь. Это вы выбираете. Либо мы сотрудничаем в рамках… особых приличий. Либо вы делаете меня своей хм… неблагонадёжной фигурой. Возможно, сейчас вы не видите во мне угрозы. Но… представьте, что будет, если это когда-нибудь изменится?

Беру мимику под контроль, убираю ладонь с лица, продолжаю:

— Я не собираюсь играть с тобой в эти игры на два фронта, — перехожу я на «ты», и Элеонора щурится. — Мой разговор с директором тебя не касается. Но могу сказать, что мы ни о чем конкретном не договорились. А что он от меня хотел, ты и так прекрасно знаешь. Ну, так что? Что ты выбираешь? Кем хочешь меня видеть? Потенциально слабым врагом или потенциально сильным союзником?

Тишина.

Элеонора улыбается, показывая белоснежные зубки:

— Пока что я вижу только потенциально сильного болтуна.

Пожимаю плечами:

— Буду считать, что мы поняли друг друга.

Разворачиваюсь, ухожу.

— Константин!

Оборачиваюсь.

— Чем выше взлетишь, тем больнее упадешь.

Выхожу, осматриваюсь. Подбегает Сева:

— Ахереть, да ты…

— Ты убежал.

— Ч… что?

— Там, в столовой. Ты просто убежал.

— Э-э-э, а что мне надо было сделать? Он бы меня убил…

Сверлю труса глазами. Он не выдерживает, отворачивается, бубнит:

— Слышь, не начинай. Ты бы тоже свалил. Какого черта? Тут только так.

Даже таким нужно давать последний шанс:

— Сбежишь еще раз, можешь забыть о нашей… дружбе.

Сева краснеет:

— Чег-о-о-о? Ты дубнулся, что ли? Крутым стал? Да что с тобой вообще такое?

Поднимаю бровь. Слышу ускоренное, неровное сердцебиение. Он меня боится?

— Решил пересмотреть свою жизнь. Не хочешь пересмотреть свою? Вместе?

Протягиваю Севе руку. Замечаю любопытные взгляды. Ученики в коридоре оценивают каждое наше движение.

Да, этот мальчишка трус. В Варгоне я бы сразу же списал его, как ненадежного. Но здесь все по-другому. Трусом рождаешься, трусом воспитывают. Я не буду ему доверять. Но дам шанс измениться. А там посмотрим…

— Э-э-э, — быстро моргает Сева, переминаясь с ноги на ногу. — И что это значит?

Улыбаюсь:

— Как что? Возьмем яйца в кулак. Набьем пару морд. Вступим в Вальты. А может и свой клан создадим. Как тебе мысль?

— Я… я… Но я не хочу никому бить морды. Я просто хочу пробудить дар и найти нормальную работу. Может в Исталы вступлю. Я не хочу в это ввязываться…

Слышу за спиной шаги. Сева скукоживается. К нам подходит парень в желтом пиджаке. Высокий, рыжий, с резкими чертами лица. Тот самый, который подарил мне пачку мятных зубочисток. Наверное, так выглядят аристократы.

Он перехватывает мою руку, пожимает.

— Долго думаешь, — подмигивает он Севе. — Меня зовут Сэм Блэк. Я из клана Новус. Ну ты знаешь — тупые америкосы. Элеонора же уже говорила?

Сева за его спиной мямлит:

— Я короче… пошел… да… ладно… пока…

И ссутулившись, уходит.

Бедное, забитое существо. Измениться ему будет сложно. Но больше я к нему не обращусь. Захочет — сам подойдет. Я не нянька.

— Интересный ты парень, — отпускает руку. — Прибил Клоуша? Я, конечно, знал, что он нарвется рано или поздно. Но не думал, что на тихого беляка. Подносом… Ха-ха! Ты в курсе, что он только полгода назад пробудил дар? И даже не успел его использовать.

— Не познакомишь нас, Сэм-кун?

Оборачиваюсь. Девушка в обтягивающем кимоно улыбается мне алыми губами. Ее узкие глаза большие по меркам азиатов. Черная обводка, нарощённые ресницы. Родинка по глазом. Мимолетно замечаю под ее одеждами выпуклость. Либо она трансгендер, либо носит с собой короткий клинок.

— Акане? — улыбается Сэм. — Ты прекрасна, как никогда.

— Как приятно, — хмыкает девушка. — А ты, как всегда, ловелас.

— Девушки — цветы нашей жизни. Особенно такие, как ты.

— Ой, Сэм-кун — это так мило, — смущается Акане и так же резко меняется в лице. — Тебе я не дам. Свисни отсюда.

— Как грубо. А я-то думал в Японии все девушки милые.

Тяжелые шаги за спиной. Да чтоб вас. Что за парад начинается?

— Ты! — мощно разворачивает меня тяжелая рука.

Парень на голову выше меня, широкоплечий. Монобровь на все лицо. Отбитые уши. Небольшая залысина. Ему лет двадцать, а уже плешивый. В спортивной форме. За его спиной пятеро таких же отпетых. И все из клана «Новая Сила».

— Я.

— Дэн, уймись, — встает Сэм-кун по правую от меня сторону. Акане слева. Замечаю, как напружинилось ее элегантное тело. Одно движение, и в ее руках вычурный кинжал. — Все было честно. Клоуш сам нарвался.

— Заткнись, желтушный! — тычет пальцем ему в лицо. — Еще слово, и выбью из тебя все дерьмо.

Сэм отбивает руку в сторону. Стремительно достает пистолет из наплечной кобуры под пиджаком. Простенький, однозарядный, дуэльный. Направляет его на качка. Из дула светит голубым.

Дэн отскакивает назад. На моих глазах его лицо стремительно краснеет, вены проступают, мышцы растягивают спортивную форму, грозясь разорвать ее в клочья.

— Не вмешиваться, — рычит он своим приспешникам за спиной. Изо рта идет пар, словно на морозе.

Акане не шевелится, пружинится как кобра, оголяя идеальную ножку из-под кимоно.

Я перевожу взгляд с одного на другого. Не думаю, что эти двое просто решили защитить меня. Похоже, Новую Силу мало кто любит.

— И кто же у нас тут разбаловался? — выходит из класса на шум Элеонора. — А, это же наши любимые забияки. Решили выяснять отношения в школьных коридорах?

Ученики, в основном беляки, вжимаются в стену, с ужасом наблюдая за происходящим.

Акане смотрит на учителя:

— Элеонора-сенсей. Тут Дэн за кузена решил отомстить. И угрожает Сэму Блэку.

— Неужели? — переводит глаза Элеонора с меня на Сэма, на Дэна. — А его разве Сэм убил? Какой-то у вас странный любовный треугольник. Не знаю, что происходит, но одаренный не имеет права нападать на непробужденного. Это закон.

— Он убил Клоуша! — плюется Дэн. — Клан «Новая Сила» это так просто не оставит!

— Ути-пути, — язвит Элеонора. — А скольких ты убил? Троих? Четверых? И это за три года обучения. О, кстати, твой Клоуш же пробудился недавно. И его убил неодаренный первогодка. Какой позор для силачей.

Цвет лица Дэна изменяется на бордовый. Спортивная куртка трещит по швам.

Хм, она специально накаляет обстановку? Вот ведь стерва. Вздыхаю. Эта ситуация мне не нравится. Только я хотел заняться своими делами — разобраться, как работают очки влияния и посмотреть, что я могу за них приобрести, чтобы защититься вот в таких ситуациях…

— Желтушный! Ты нахера за него впрягаешься? — рычит Дэн.

— Ты неправильно меня понял, — улыбается Сэм. — Ты просто мне не нравишься.

— Стоп-стоп, детки, — цокает каблуками Элеонора и встает рядом со мной. — Хотите выяснять отношения — делайте это в яме. Вы знаете правила. Хотя… мне все равно. Можете поубивать друг друга здесь и сейчас.

Удивительно, но Дэн закрывает глаза, глубоко выдыхает. Его тело меняется на глазах и… становится тоньше, чем было до трансформации. Сэм хмыкает, дрожащей от напряжения рукой прячет пистолет. Хоть по лицу и не скажешь, но сердце у него выбивает мощный ритм.

Дэн смотрит на меня, сжимает зубы, но говорит спокойнее:

— Оборачивайся. Каждый свой день. Клянусь Новой Силой, я отомщу за кузена. Я не просто убью тебя. Я навел справки и знаю, где ты живешь. Видел твою мамашу и сестренку. Зачетные шлюшки. После того, как сдохнешь, они всю оставшуюся жизнь будут сосать у моих парней, — кивок за спину. — До кровавых мозолей во всех дырах. Мы пустим их по кругу. И так каждый день. Пока не сдохнут. До скорого… Константин Киба.

Я редко злюсь. Но сейчас сдержать эмоции оказалось сложнее, чем обычно. В Варгоне угроза семье — страшный позор. Если у глав Семей проблемы — они решают это друг с другом. Да, можно лишиться всего, и семья станет нищей. Но никто не обидит жену или ребенка.

Вытаскиваю зубочистку, перекидываю ее между пальцами, смотрю на Элеонору.

— Напомните мне, что будет, если одаренный нападет на меня?

На меня смотрят с удивлением. Но Элеонора отвечает:

— Что, Киба? Уже забыл? Если он сделает это первым, то лишится девяноста процентов очков влияния. Если убьет или тяжело ранит — мы подадим запрос в клан на его исключение и лишение всех привилегий. И если клан откажет — их представителям будет тяжело поступить на обучение в любые школы. Информация о проступке попадает в единый реестр.

— Понятно.

Кидаю зубочистку в ноги Дэну.

Становится тихо. Трясущиеся беляки перестают дышать. Растягиваю улыбку, оскаливаясь акулой:

— Ты — отброс. Подбери и выброси.

Силачи переглядываются. Сэм присвистывает. Акане еле слышно прошептала непонятное «субарашьи». Элонора стоит и смотрит на меня с легкой ухмылкой.

Дэн еле сдерживается, чтобы не наброситься на меня:

— Паскуда… Прячешься за школьными правилами.

Никто. Никогда. Не будет угрожать мне расправой над семьей. Хоть это и не совсем моя семья, это неважно. Окружающие должны понять эту маленькую и простую истину. И делаю я это не из-за эмоций или душевных страданий за близких, которых у меня тут нет. Есть иная причина.

В голове всплывают слова Магистра:

«Запомни Эйн, угроза направленная на тебя — ничто. Направленная на твоих последователей — разрушительна. Никто не пойдет за тем, кто не в состоянии защитить их»

Что ж. Я здраво оцениваю свои силы. И даже успел изучить информацию на смартфоне из открытых источников.

Клан «Новая Сила» — одна из трех непризнанных коалиций в российском кластере. Официально — «торгаши и бизнесмены», но по факту занимается рэкетом и вымогательством. «Новая Сила» образовалась из изгнанной из Исталов влиятельной семьи. Уж за что ее изгнали и почему — точно неизвестно. Но пишут, что они выступали против политики клана по отношению к Новусу.

Несмотря на славянское происхождение и предрасположенность к предметной сумме типа жидкость, в Новой Силе тренируют сумму тела. И усиливают свой организм зельями Исталов, с которыми у них остались нелегальные связи. Ходят слухи, что они специально изучают направления суммы, способное противостоять сумме Новусов.

По крайней мере, так пишут на форумах. Насколько это правда, я не знаю. Но главное, что это не всемогущий правящий клан, а лишь кучка отморозков.

Говорю Дэну:

— Я пользуюсь правилами, не нарушая. Ты грозил моей семье. Теперь слушай, чем я на это отвечу. До конца обучения в школе не доживет ни один член Новой Силы. Эй, вы, — смотрю за спину Дэну. — Если не хотите сдохнуть — уходите из этого клана.

Тишина.

Тишина.

Дэн засмеялся.

Его приспешники молчат, хлопают глазами. Но вроде опомнились, ржут вместе со своим главарем.

— Первый раз вижу такого чудика, — протирает слезы Ден. — Не доживет… ни один…

Вот только смеются силачи одни. Ни беляки, ни Сэм, ни Акане, ни Элеонора не участвуют в веселье.

— Окей, — надрывает живот Дэн. — Хорошо, ты меня насмешил. За это я тебя сегодня отпускаю. Живи и трясись… Я все сказал. Ой, ну пипец. Шизоид, млять. Ладно, парни, пошли.

Сую руку в карман, но не нахожу своей заостренной маленькой радости. Закончились. Вздыхаю, смотрю в массивные спины силачей. Сэм неправильно понимает мой вздох, кладет мне руку на плечо.

— Сочувствую, парень. Ты влип. Это было немного… глупо. Не думаешь?

Совсем не думаю. Мне досталось тело побитого и несчастного существа. Ко мне привыкли именно таким. И все что происходит сейчас — ожидаемо. Когда я изменился, это заметили те, кто раньше на мне отрывался, издевался. Первым таким стал Клоуш. Ему не понравилось, что я привычно перед ним не стелюсь. Вроде как раньше я за свои средства покупал ему еду и напитки — носил после тренировок чуть ли не каждый день.

Меня покорежило от этой мысли, и я еле сдержался, чтобы не вздрогнуть от отвращения к себе прошлому. Как вообще так можно жить? Проще сдохнуть.

Пожимаю плечами:

— Да ты тоже не проявил особого благоразумия.

— Я? — удивился Сэм. — Ну даешь. Я — Сэм Блэк из Новусов. И силачи давно уже липнут к нашей подошве. Дэн мне ничего не сделает или его клан просто перебьют. А вот ты…

— Субараши, — хлопает Акане. — Киба-кун, ты столь же смел, как и безрассуден. Неодарённый беляк оскорбил бешеного пса Новой Силы. Элеонора-сенсей, вам не кажется это прекрасным?

Элеонора стоит неподалеку словно призрак. Я даже сердцебиения ее не слышу.

— Совсем немного, Акане-чан. Такие иногда появляются в школах. Правда, они сначала пробуждают сумму. Только потом пьянеют от нее и теряют крышу, считая себя самыми бессмертными. Немногие такие дожили до выпуска… м-да… А наш Киба самый бессмертный из бессмертных. Боюсь представить, что будет, когда он пробудит свой дар… О, кстати, Киба. Раз уж ты спелся с Сэмом и Акане, то почему бы не попросить у них проверить твою предрасположенность и сосуд? Для школы слишком дорого тестировать непробужденных. Намного выгоднее сосать из них несколько лет деньги, чтобы потом убедиться, что они бездари…

И смеется. Беляки смотрят на нее, перешептываются. Элеонора уходит, со всей дури хлопая дверью.

— Чего-то она не в настроении, — чешет голову Сэм. — Константин, у тебя есть три миллиона рублей?

— Нет.

— А двадцать тысяч очков влияния?

Качаю головой.

— Ну за бесплатно тебе никто тестирование не проведет. Уж извини.

— А я и не просил. Дождусь пробуждения. Смысл знать то, что не можешь контролировать.

Акане смотрит время на смартфоне.

— Никто не хочет после занятий поужинать? Сэм-кун? Киба-кун? Наш шеф-повар подает лучшие сашими в мире. Брюшко тунца блюфин. М-м-м. Пальчики оближешь.

У школьной остановки толпится очередь из беляков. Смотрю на себя. Выгляжу как они. Ну прямо один в один. Джинсы да белая рубаха. Хотя нет. Кто-то вон в брюках. Мне в принципе плевать, но от обновок бы не отказался.

— Нам не сюда, — улыбается Сэм. — Тут торчит только чернь.

— Чернь? — спрашиваю я.

— Ага. Ну эти — беляки. Как ты, — весело меня осматривает с ног до головы.

— Беляки только из-за формы, — больше утверждаю, чем спрашиваю.

— Скорее из-за происхождения и статуса. Сам знаешь, не все могут позволить себе носить в школе нестандартную форму. Это немалые дополнительные взносы в фонд школы.

Акане морщит носик:

— Не стоит так называть людей, Сэм-кун. Особенно из-за одежды.

— Ну… а как их еще называть? Если они чернь.

— Ты всего лишь родился во влиятельной семье. Это не делает тебя выше остальных.

— Как это не делает, если я родился во влиятельной семье? — хмыкает Сэм. — Очень даже делает. Мне повезло, а им нет. Родился бы я беляком, тоже был бы чернью. Ну знаешь… сперматозоид удачно залетел.

— Сэм-кун, фу! Ямерью!

— Акане, хватит тебе со своим японским. Я не понимаю, — бурчит Сэм.

— Называй меня Акане-сенпай! Я старше тебя и сильнее!

— Ой, да ладно тебе, Аканушка. Мы же не в Японии, — Сэм смотрит на меня. — Знаешь, вот она всегда такая — со своими камнями лезет в чужой огород. Или… там по-другому говорится?..

Я в полном замешательстве. Как я оказался в компании этих детишек? Иду рядом, жалею, что нет зубочисток. Вздыхаю…

— Дружище, ты чего? — пихает меня кулаком в плечо Сэм. — Взбодрись. Скоро ты и вся твоя семь…

— Сэм-кун!

— Ну что? Я же правду говорю.

— Директор этого не допустит. Мало ли как ученики ругаются.

— Ты за пять лет не поняла еще? Это тебе не Япония, Акане-чан. И даже не Европа. Российский кластер суров, как… как…

— Хватит, Сэм-кун.

Сэм вздыхает:

— И как только наши родители подружились. Акане-чан, ты невыносимая зануда. И вообще, ты когда-нибудь видела директора? Всеми делами зам занимается.

— Ну… не видела. Но родители говорят, что он очень скрытный.

— Мягко выражаясь. Я здесь уже три года, а ты вообще пятый. И ни разу мы его не видели. Странно же, ну скажи, Акане-чан.

Хм, мне кажется или Сэм неровно к ней дышит?

Но важнее другое. Все это внимание ко мне слишком подозрительное. Ну допустим, я кого-то там убил. Я же беляк. Толку от меня этим двоим? Если вербовку заместителя директора и Элеоноры еще как-то можно понять. В такой школе все средства хороши. То, что нужно этим?

Так, хватит думать о ерунде. Я прекрасно понимаю, что они делают. Сам занимался подобным в Варгоне. Если приводить аналогию с местными шахматами, то намного проще превратить пешку в ферзя, чем заполучить вражеского. Было время, я сам с улицы подбирал харизматичных попрошаек и делал из них достойных неофитов. Глупо надеяться, что здесь все работает по-другому.

У меня звонит телефон. Ну конечно. Кто бы сомневался.

Акане и Сэм затихают. Отвечаю:

— Да, мам. Нет, не домой. Меня пригласили на ужин. Кто? Если бы я знал. Сэм Блэк и Акане?.. — вопросительно смотрю на девушку.

— Мацуо. Из клана Джунсиначи, — слегка приклоняет голову девушка.

— Мацуо, — повторяю я. — Эм-м-м. Ну, наверное, та самая. Да. Нет, она не моя девушка. Да, красивая.

Краем глаза вижу, как у Акане дергается щека. Сэм смотрит на меня исподлобья. Не обращаю внимания, продолжаю играть свою роль маменькиного сыночка:

— Да, буду позже. Что? Явился? И что делает? В игры играет? Я понял. Хорошо. С ночёвкой? Не знаю, может быть. Думаешь? Хм, так далеко? А ты-то откуда знаешь? А-а-а. Секунду.

Прикрываю микрофон, говорю Акане:

— Я останусь у тебя на ночь. Мать говорит, что ты живешь на другом конце Москвы. А это пробка на три часа в одну сторону.

Акане коротко кивает, отворачивается. Сэм широко распахивает рот:

— Блин, а что… так можно было?

Смотрит на Акане, на меня, снова на Акане…

… снова на меня.

Глава 8. Джунсиначи

Мы едем в колесни… тьфу… в машине. Мозг путается. Слишком много новых знаний просыпается, слишком многое я узнаю.

Я сижу на кожаном диване. Внутренности машины мало чем отличались от маленькой, но роскошной комнаты.

И как так получилось, что я сижу между Сэмом и Аканой?

Не хочу сказать, что мне неприятно. От девушки пахнет цветами. Мой острых нюх усиливает этот аромат. А тепло, которое я чувствую от нее, заставляет напрячься некоторые… части моего подросткового тела.

Чешу нос:

— Кхм… вообще-то тут еще места есть, — киваю на противоположный диван.

Молчат. Ну что за детский сад.

— Ла-а-а-адно, — пересаживаюсь.

Теперь Сэм сидят с Аканой. Ерзают на месте.

— А вам сколько лет?

— Мне девятнадцать, — быстро говорит Сэм, принципиально не глядя на Акане.

Акане морщит носик:

— У девушек неприлично такое спрашивать, Киба-кун. Ты разве не знал?

— Ей двадцать один.

— Сэм-кун! Бака!

Вроде взрослые уже. А ведут себя, как дети. Хотя у важных особ часто вырастают вот такие вот. На публике петухи, а в любовных играх цыплята. Никакого секса до брака, все дела.

Закидываю ногу на ногу:

— Ну, так зачем я вам нужен? Поиграем или поговорим начистоту?

Сэм и Акане переглядываются.

— Киба-кун, ты похоже что-то не понимаешь, да?

— В смысле?

Сэм ядовито улыбается:

— Ты нарвался, дружище. Что тебя удивляет? Да, мы замечаем таких людей, как ты. Стараемся с ними дружить, поддерживать отношения. Даже с… э-э-э… чернью.

— Сэм-кун!

— Ну что? Если не мы его приголубим, сделают Исталы. Или не дай бог Вальты. Хотя… вряд ли. Ты больше похож на негров…

— Сэм!

— Да что? Филзели не негры, что ли?

— Чернокожие! Афроамериканцы! Прояви уважение!

— Да я уважаю-уважаю. Вот ведь… Киба, ты уважаешь негров?

— Мне все равно.

— А гомиков?!

Акане стукнула Сэма по руке, выругалась на японском.

— Ай! Да хватит уже!

— Ты ведешь себя, как беляк!

— О-о-о, значит ты их тоже считаешь чернью хе-хе…

— СЭМ!!!

Словно по команде, Сэм и Акане натягивают серьезные маски. Даже ритм сердца у них устаканивается.

— Два раза — случайность, — говорит Сэм.

— Три раза — статистика, Киба-кун, — подхватывает Акане. — Сначала ты дерешься с тремя и отправляешь двоих из них в лечебницу. Потом ты глумишься над Клоушем и…

— Гх-р-р-р, — проводит пальцем себе по горлу Сэм. — Отправляешь его к праотцам. Это же уже три, да? Ага. И четвёртое: ты неплохо разрулил с Дэном. Даже несмотря на то, что теперь умр…

— Сэм.

— Э-э-э, несмотря на то, что теперь ты в ж…

Акане сует руку под кимоно, нащупывает свой… агрегат.

— Да понял я! — вжимается в диван Сэм. — В общем, теперь у тебя большие проблемы, дружище. А мы любим дружить с тем, у кого большие проблемы с силачами. Фетиш такой, ага.

— Возьмете меня в клан? — усмехаюсь я.

Акане качает головой:

— Это не так просто, ты же знаешь. Взять гайдзина в семью Джунсиначи практически невозможно. Чистота нашей крови…

… — божественна, — закатывает глаза Сэм. Видно, что он чем-то недоволен.

— Гайдзин? — спрашиваю я.

— Иностранец, — кивает Акане. — За всю историю Джунсиначи в клан было принято всего несколько десятков гайдзинов. За самые высшие заслуги. Плюс, ты в совершенстве должен владеть сразу двумя направлениями. Суммой тела: выносливость и предметной суммой: твердое. А это предрасположенность… Хотя… Я вижу, твои глаза…

— Мой отец японец, — киваю я.

— Вот оно что. Ну… это мало что меняет. Полукровки не сильно отличаются от гайдзинов.

— Зато в Новусы мы берем кого попало, — улыбается Сэм.

— Сэм-кун, не привирай. В клан Новус тоже попасть непросто.

— Попроще, чем к вам, — бубнит Сэм.

Похоже, начинаю понимать. Сэм неровно дышит к Акане, но сблизиться с ней у него никогда не получится из-за строгих правил клана чистой крови.

Мы едем около двух часов. Несмотря на некоторые детские взгляды Сэма и Акане, они оказались довольно образованными и мыслящими. Их интерес ко мне вполне понятен. На игровой доске появился новый игрок. И пусть даже пока пешка, но потенциально любая из них может дойти до края доски, став ферзем.

Разумеется, это не значит, что я сам к ним не присматриваюсь. Общение с сильными мира сего — первый шаг к пониманию, что со мной произошло. Да и ко всему остальному…

По-хорошему мне бы вернуться домой и убедиться, что с семьей все в порядке. Но Сэм на это сказал, что Дэн при всех угрожал им расправой. А значит, в случае чего, его клан первым попадет под подозрения. Дэн хоть и ведет себя как перекачанный кабан, но немного с мозгами. Подставляться открыто не будет. По крайней мере — пока.

— Но, — многозначительно смотрит на меня Акане. — Ты действительно в сложном положении. Новая Сила не прощает таких обид. А ты сильно их обидел, Киба-Кун. Расскажи мне, что собираешься делать? Ты ведь пошутил, что перебьешь их всех?

Сэм фыркает:

— Так себе шутка.

— Не пошутил.

Глаза Акане хищно блестят, хотя она очень старается скрыть эти чувства:

— И как же ты собираешься это сделать? Ты ведь даже не одаренный, Киба-кун.

— Увидите.

— Но…

— А вот и приехали! — смотрит в окно Сэм. — Акане, сколько стоит такой особняк?

— Откуда же я знаю.

— Не ври.

— Не приставай, Сэм-кун.

Я смотрю в окно. Машина останавливается у ворот, суровая узкоглазая охрана тщательно проверяет все, даже заглядывает внутрь. Спрашивает что-то у Акане на японском, кивая на меня.

Нас пропускают, и мы довольно долго едем через ухоженные сады. Подъезжаем к… совру, если не назову это настоящим замком.

Дверь нам открывает слуга. Кланяется Акане, Сэма приветствует коротким кивком, а на меня даже не смотрит. Закрывает дверь, чуть меня не придавливая. Акане видит это, ругается. Дворецкий низко кланяется:

— Комэнасай, Акане-сама, — смотрит на меня. — Добро пожаловать, уважаемый гость. Прошу…

Вроде обычный слуга, а во взгляде столько презрения, что хочется плюнуть ему в лицо. Разумеется, свои желания я оставляю при себе. Следую за Акане. Массивные двери открывают двое слуг, и мы попадаем в вестибюль. В глазах рябит от роскошной простоты. Невозможно описать антураж японского интерьера. Великолепие в строгости и минимализме. Я такое вижу впервые.

Нас встречают слуги в кимоно. Все как на подбор в традиционных японских кимоно. Замерли в поклонах. Мимо проходит высокий, худощавый мужчина лет шестидесяти. Чистокровный японец с темными глазами, кустистыми бровями и пучком волос на затылке.

Он разговаривает по телефону, замечает нас. Сбрасывает вызов, смотрит на Акане. Они на повышенных интонациях стали переговариваться на японском. И судя по голосу, он не сильно доволен. Интересно только, чем. Мной что ли? Раз уж слуга так на меня отреагировал, то что уж говорить об этой важной птице.

Мы с Сэмом переглядываемся.

Мужчина резкими движениями проходит мимо Сэма, подходит ко мне:

— Я — Хидан Мацуо Джунсиначи. Моя дочь редко радует нас гостями. Особенно без предупреждения. Будь уважителен, соблюдай правила приличия.

— Я — Константин Киба, — слегка склоняю голову. — При всем уважении, ваша дочь пригласила меня. Но если вам доставляет неудобство мое скромное происхождение, то я немедленно уйду.

Ни единый мускул не выдаёт эмоции японца:

— Меня не волнует, что здесь, — дергает за рукав. — Мне важно, что тут, — тычет пальцем в грудь.

— Понимаю.

— Не уверен. Что на сердце, то и на лице.

Мужчина разворачивается, поправляет ножны на поясе и уходит, скрывшись за дверью одной из комнат. Смотрю ему в спину. Замечательно. Обожаю бессмысленные реплики, единственная цель которых заставить собеседника задуматься и засомневаться. Прием старый, как хозяйка борделя подгорного города полулюдей, в котором я очень давно отсиживался, выжидая появления одной важной персоны. Компромат тогда я собрал очень хороший.

Сэм разувается, подходит к Акане, шипит:

— Ты его не предупредила? С ума сошла?

Акане хмыкает, призывает меня рукой. Я повторяю за Сэмом, снимаю потертые кеды. Похоже, тут везде ходят босиком.

Мы в полной тишине следуем за Акане. Несколько слуг идут следом.

Заходим в просторное помещение с со странно заниженным обеденным столом. Вместо стульев — обычные коврики с подушкой. Усаживаемся почти что на пол. Мы с Сэмом рядом, Акане на противоположной стороне. Сразу же подают блюда, озвучивая их названия. Такие яства я вижу в первый раз. Какие-то сашими из четырех видов тунца, кужира…

Сэм видит мое легкое замешательство, шепотом объясняет:

— Это часть мышцы, которая проходит от спинного плавника к хвостовому плавнику. Вкусная вещь.

— Чьей мышцы?

— Кита, конечно. О, а вот эта штука ядовита. Нарезка из рыбы фугу.

— Зачем есть ядовитую рыбу? Да еще и сырую?

— Кто бы знал этих японцев. Наценка на нее как раз из-за этого. За, так сказать, возможность нервишки пощекотать. Это ты погоди. Это только закуска. Потом принесут темпуру и суп из трехкоготной черепахи — Акане его обожает. И вагю. Это уже для меня.

— Вагю?

— Ну ты и деревня, дружище. Это говядина на зерновом откорме. Им там массаж делают, пивом отпаивают, — Сэм понижает голос. — Дорогущее мясцо, ты бы знал. Ну знаешь, мы же в Америке злюки — решили добить японцев. Теперь половина их острова — радиоактивная пустыня. А в таких условиях не до выращивания элитных коров. Э-э-э, ты только не говори об этом Акане, она расстроится. А вагю крутое, попробуй. Хочешь, попрошу и тебе принести?

Смотрю на Акане, обращаю внимание как ловко она подцепляет рыбу двумя палочками, окунает в соус. Беру маленькую тарелку-подставку для стакана, протягиваю:

— Угостишь?

Акане лишь на секунду впадает в ступор:

— Ах…м… Да, конечно, угощайся, — она ловко подцепляет пяток разных кусочков, кладет мне на тарелку.

Ставлю ее перед собой, беру палочки. Сам не замечаю, как начинаю ловко играть ими между пальцами.

Сэм и Акане переглядываются, а я цепляю брюшко тунца, окунаю в черный соус.

Жирно. Солено. Но нежно. Тает во рту. Вот значит, как питаются богатые в этом мире. Беру по кусочку. Пробую лосося, кита… Аромат водорослей оставляет на языке приятный солоноватый привкус.

Акане протягивает ложку с какой-то рыжей кашицей. Сэм поджимает губы.

— Это икра морского ежа, Киба-кун. Попробуй.

Беру ложку, пробую:

— Безвкусно. Но пахнет морем.

— Ничего ты не понимаешь, Киба-кун. Это очень полезно.

Откладываю ложку и палочки. Чтобы наесться этим, мне нужно съесть весь стол и попросить добавки.

Смотрю на слугу:

— А гречка есть?

Сэм утыкается в тарелку, делая вид, что не знает меня. Акане держится строго, соблюдая приличия.

Слуга кланяется:

— Разумеется, господин. Осмелюсь порекомендовать вам гречотто с шиитаке.

Киваю. Гречотто, так гречотто.

Слуги приносят блюда и удаляются. Сэм и Акане меняются в лице, начинают болтать более расслабленно. Замечаю, как Акане изредка косится на меня. Я такой симпатичный или у нее другие мотивы? Сэм тоже это замечает, начинает распускать павлиний хвост. Неожиданно он предлагает:

— Я тут узнал, что у русских игра есть. Бутылочка. Может сыграем, а?

Акане щурится:

— Звучит не очень, Сэм-кун.

Сэм оглядывается на двери, прислушивается. Убедившись, что никто не идет, переливает воду из вычурного графина в стаканы, кладет его на стол боком:

— Обычно играют большой компанией. Но раз уж выбор у нас не велик, можем и втроем. Я верчу ее по кругу и, на кого укажет горлышко, с тем я и целуюсь.

Гречка встает в горле. Я кашляю.

— Сэм-кун! — краснеет Акане. — Если за этим делом нас застанет отец, то…

— Так от этого же еще интереснее, — расцветает Сэм.

— Не говори ерунды. С кем ты будешь целоваться? С Кибой?

— Э-э-э, об этом я не подумал, — скисает Сэм. — Ладно, ду…

Я беру графин, подбрасываю, оцениваю вес и форму, ставлю на стол и быстро верчу.

Сэм открывает рот, Акане глаза.

Разумеется, горлышко указывает на Акане.

Довольным откидываюсь на стуле:

— Как вы относитесь к поцелуям с чернью, госпожа?

Похоже, Сэм моего энтузиазма не разделяет. Смотрит на меня исподлобья и как-то не очень добро.

Акане краснеет как помидор, но взгляд мой выдерживает:

— Киба-кун, ты…

Слышу чье-то дыхание.

Прислоняю палец к губам:

— За дверью кто-то стоит. Это нормально?

Тихие, едва различимые удаляющиеся шаги. Обычными ушами такое услышать невозможно.

Акане напрягается:

— В каком смысле, Киба-кун?

— Уже не стоит.

— Не говори ерунды, Киба-кун. В нашем доме такого просто не может быть.

Пожимаю плечами, проглатываю греччото со вкусом гречки:

— Мое дело сказать, твое дело не верить. Так что насчет поцелуя? — хмыкаю.

— Киба-кун!

— Да, Киба-кун! — вцепляется в меня взглядом Сэм.

Примирительно поднимаю руки, улыбаюсь:

— Спокойнее. Я шучу.

Акане несколько секунд пристально смотрит на меня, но сразу же показательно переключается на Сэма, закидывает в рот очередной кусок сырой рыбы. Эта худощавая девушка ест слишком много. По три-четыре приличных порций разных блюд она уминает за обе щеки. Куда все это девается, я не представляю.

Неожиданно Сэм встает:

— Мне нужно отлучиться, прошу прощения. Дружище, составишь мне компанию?

Акане переводит взгляд с меня на Сэма:

— Чего это вы задумали?

— Аканушка, — закатывает глаза Сэм. — Об этом не говорят при женщинах. Ну, Константин, пойдем.

Пожимаю плечами, встаю. Иду за Сэмом, заходим в смежное помещение — уборную. Напряжение словно бы сгущается в воздухе. Он включает воду в раковине, резко оборачивается:

— Ты перебарщиваешь.

Вздергиваю бровь. Сэм выдавливает из себя улыбку:

— Не мог бы ты чуть меньше уделять Акане внимания? Ты меня прости, но она не твоего поля ягодка. Совсем. Понимаешь меня?

А-а-а, вот оно что. Хм, неприятный момент. Только кажется, что это детские сопли. Разрастись они могут до весьма неудобных для меня последствий. Но. Что значит «не моего поля ягодка»? Он что, меряется со мной мужским естеством? Он не понимает, что если бы я что-то хотел от Акане, то действовал бы по-другому?

— Ну, во-первых, я нисколько на нее не претендую. Не знаю, где ты это увидел. Во-вторых, я всего лишь, как ты выразился, чернь. Какие шансы у меня, а какие у тебя?

— Дело не в шансах, — напирает Сэм. — Скажу прямо, это Акане попросила за тебя заступиться. Хочу, чтобы ты это знал.

— Неужели? Видимо, надо будет сказать ей спасибо.

— Ты уверен, что правильно меня понял… дружище? — щурится Сэм, делая шаг в мою сторону.

— Уверен. Ты хочешь забрать то, что мне не принадлежит.

— Перестань строить ей глазки, — сжимает кулаки Сэм. — И… скажи, что ты не останешься на ночь. Ради твоего же блага. Ее отец убьет тебя.

Эх, а ведь казался нормальным парнем.

— Повторяю последний раз. Нужна — забирай. Но дам совет. Если ты не нравишься женщине, то тебе такая не нужна.

— Обойдусь без советов. Не стоит со мной ссориться. Я не какой-то там Клоуш.

Сэм поднимает руку, готовясь ухватиться за пистолет. Ого, даже так? Ну все, совсем парень испорченный.

— Не советую, — показательно сую руки в карман. — Его еще надо успеть достать…

Не факт, конечно, что я успею среагировать, но Сэму этого знать не стоит.

Его рука медленно скользит за пиджак.

Я щурюсь, готовясь сорваться в любую секунду.

Сэм достает шёлковый платок с инициалами «С.Б», вытирает руки, выкидывает его в мусорку.

Его голос меняется на дружелюбный, он улыбается:

— Вот и отлично, дружище. Главное на ночь не оставайся, — его глаз предательски дергается. — Говорю тебе, отец у нее злобный. По-дружески советую. Лан, погнали уже.

И выходит, тихо шепча, думая, что я не слышу:

— Бутылочка — говно.

Акане встречает нас пронзительным взглядом:

— Вы чего так долго?

— Все тебе расскажи, — весело отзывается Сэм. — Мужицкие дела.

— Это какие? Киба-кун?

— Тебя делили, — хмыкаю я.

Сэм встает, как вкопанный, не доходя до стола. Медленно поворачивает голову. Глаза горят злостью. Акане роняет палочку вместе с брюшком тунца блюфин.

— Ну шутка же, — прохожу мимо напрягшегося Сэма.

— Обхохочешься, — бубнит он и садится рядом со мной.

Судя по морщинкам на лбу Акане, она что-то подозревает и последующие полчаса допытывает Сэма, что же мы делали в туалете. Но тот только глупо отшучивается. Я тоже пытаюсь разрядить обстановку не менее глупыми репликами и, вроде как, Сэм немного остывает.

Эти двое оказываются большими любителями поболтать. Я же быстро устаю от этих игр. Поэтому теперь больше слушаю, ем, изредка задавая наводящие вопросы. По делу удается узнать, что американский клан Новус не ладит с азиатским Джуном. Семьи Сэма и Акане — послы этих кланов в российском кластере. Они должны поддерживать шаткие отношения друг с другом. На удивление, их семьи сблизились.

Смотрю на часы:

«21:12»

Вот уже второй час мне на дают покоя отдаленные звуки: тук-тук-тук. Я знаю, что это… Удар, блок, снова удар. Деревянные мечи или палки. Мне становится любопытно:

— Акане, вы тренируетесь на мечах?

— А? Ну да, конечно. Наши люди каждый день оттачивают свое мастерство в Кэндо.

Сэм как всегда вовремя:

— Фехтование на бамбуковых мечах. Они же предметники. Умение владеть мечом им как кровь из…

— Сэ-э-эм-кун.

— Ну ты понял.

Смотрю на Акане:

— Я могу посмотреть?

— Я… не думаю… что отец…

Как там говорится? Помяни кого-то, и тут…

Дверь распахивается. Заходит Хиден Мацуо. И его вид не сулит совершенно ничего хорошего.

Глава 9. Душа клинка

— Он разрешит, — заходит Хидан Мацуо. — Ты неправильного мнения о своем отце, дочь моя.

Сэм и Акане встают из-за стола. Акане кланяется:

— Ото-сама!

Я тоже медленно встаю, с грустью смотрю на третью недоеденную порцию греччело с чем-то там. Последнее время я жутко хочу есть. И ем много. Но похоже, о четвертой порции можно забыть.

— Я услышал ваш разговор, — смотрит на меня. — Да, ты можешь посмотреть. И даже поучаствовать.

— Ото-сама, он непробужденный…

— И что? — строго смотрит на дочь. — Я подумал, что ты нашла нам очень одарённого молодого человека, раз привела в дом… такого. Сэм — наш почетный гость, и он исключение. Объясни мне, дочь моя, что выдающегося в твоем новом друге, с которым ты так весело проводишь время?

Хм, почему они не говорят на японском?

— Отец, мы можем поговорить наеди…

— Нет, Акане. Это будет тебе уроком. Мы бы поговорили наедине, если бы ты советовалась с отцом перед тем, как приглашать в дом кого попало. Но ты этого не сделала.

А, вот почему. Воспитание строптивой дочурки. Молчу. Семейные дрязги — дело святое. Жаль только меня в эту кашу замешивают. И что удумала Акане, не предупредив о моем приходе такого грозного отца?

Сэм кашляет, кланяется:

— Мацуо-сама, я, пожалуй, пойду. Простите за бе…

— Сядь, Сэм! С твоим отцом я еще поговорю!

— Но…

Хидан смотрит на Сэма так, что тот плюхается обратно на свою подушку-сиделку…

Интересная тут драма. Это он еще не знает, что меня на ночь пригласили. Кстати, Сэм тоже останется? Или это привилегия только для бесклановой черни?

Поднимаю руку:

— Мацуо-сама, если…

— Молчать!

— Это вряд ли.

— Ч… что ты сказал?

Сэм дергает меня за рукав, Акане смотрит с ужасом.

— Я сказал, что молчать не собираюсь. При всем уважении к вам. Ваша дочь пригласила меня в ваш дом. И что в итоге? Вы унижаете свою родную кровь и меня за скромное происхождение. Вы сказали мудрые слова: что на сердце, то и на лице. Знаете, что сейчас на вашем лице, Мацуо-сама?

Склоняю голову. Но больше для того, чтобы скрыть улыбку.

Мой острый слух улавливает сокращения мышц, движение суставов. Хидан стремителен, как пантера. Он обнажает катану.

При всем своем желание, я ничего не успею… Только не с этим телом…

Взмах! Лезвие разрезает воздух!

Сэм орет, опрокидывается на спину. Акане кричит на японском «Матэ!»

Лезвие меча замирает в миллиметре от моей шеи.

Я не двигаюсь, поднимаю голову и уже не скрываю улыбки:

— Вы убьете гостя в своем же доме, Мацуо-сама? За трапезой?

В Варгоне существует негласное правило. Гость в доме под защитой хозяина. Всегда. И убить его за столом считается верхом позора. И по тому, что я узнал о Джунсиначи и манере здешних обитателей, есть высокая вероятность, что такой закон уместен и у них. Что ж. Сегодня я не ошибся.

Разъяренное лицо Хидана очень резко становится спокойным. Поразительное актерское мастерство. Я немного впечатлен. Он хмыкает, вкладывает катану в ножны:

— Дерзкий мальчишка. Ты пока еще не гость. Я не уважил тебя этой почестью.

Сэм дышит как паровоз, выпучив глаза. Акане стоит на месте, сжав зубы. Отец смотрит на нее:

— Вы хотели посмотреть на наши тренировки. Следуйте за мной. Все вы. Мои воины занимаются круглые сутки.

Хидан выходит. Сэм встаёт с пола и как-то быстро грустнеет:

— Вот влип. Акане, это все из-за тебя…

Девушка с опущенной головой лишь мельком косится на меня, выходит за отцом. Сэм вздыхает:

— Пойдем, блин. Посвящаться. Так и знал, что этим все закончится, — понижает голос. — Ее папаша просто псих.

Мы идем уже довольно долго. Выходим, судя по всему, через задний выход. Уже вечер. Через дворы идем босиком по чистой брусчатой дорожке к деревянной постройке — вычурному домику со множеством дверей.

— Додзё, — шепчет мне Сэм. — Ух, вспоминать не хочу…

— Почему?

— Когда я первый раз пришел сюда меня тут… эм-м… посвящали в гости. Хорошо так посвящали. Батя потом звонил Мацуо-сама и они чего-то возмущались. Но это мол традиция какая-то, а не обида. Ага, как же. Ну ты, короче, держись. После твоей выходки… не завидую я тебе. Хотя у меня есть совет, но я тебе его не дам. Нефиг было к Акане липнуть.

Входим в додзё. Десяток худощавых японцев, разделившись на пары, вовсю выбивают друг из друга дурь бамбуковыми палками. Одеты в защиту, похожую на средневековые доспехи. Заметив Хидана, все как один разворачиваются к нему лицом, низко кланяются, выкрикивая что-то сильноуважительное на японском.

— Саске-кун! — обращается Хидан к одному из бойцов. — Окажи вот этому то уважение, которое он заслуживает. Хорошо так окажи. Все понял? И выдайте ему синай.

— Хай, Мацуо-сама, — кланяется Саске.

— У-у-у, — сочувственно смотрит на меня Сэм. — Этот парень мерзкий.

— Ото-сама! — возмущается Акане.

— Помолчи, дочь.

Девушка опускает голову, сжимает кулачки. Хидан ухмыляется, садится на пол:

— Покажи, чего стоишь, мальчишка. И гордись. Не каждый удостоен чести сражаться с моими воинами. Но не переживай, Саске-кун — молодая и свежая кровь. И он не будет использовать сумму против тебя, — хмыкает. — Этого не потребуется.

Мне передают закрытый шлем и так называемый «синай» — бамбуковую палку с гардой, имитирующий настоящий меч. Вежливо с двух рук. Киваю, беру. Подбрасываю в одной руке, морщусь. Несбалансированная палка. Такой разве что коз пасти. Воины неодобрительно бухтят, перешептываются. Что? Подбрасывать тоже нельзя? Эта палка — часть чьей-то чести и гордости?

Смотрю на Хидана, киваю на Саске:

— Он тренированный и сильный. Я — нет. Ему тоже за честь со мной сражаться?

Саске не двигается. Его лица я не вижу за стилизованном шлемом. Хидан непроницаем:

— Для него честь служить мне, мальчишка. Или ты испугался сильного противника?

Звучит, как дешевая провокация. Что ж. Сделаем вид, что я повелся. В конце концов, деревянными палками не убивают.

Захожу в центр додзё, надеваю шлем. Напротив меня Саске, двумя руками ухватившийся за меч.

Итак. Что я могу в бою? Если честно, то ничего. Какой из меня боец? Костлявый? Даже самые простые приемы требуют тренированного тела. Без выносливости после нескольких финтов и блоков руки начнут трястись, а ноги подкашиваться.

Смотрю на Саске. Поджарый, тренированный, гибкий. По его движениям видно, как долго он занимался собой. Выставлять меня с ним на поединок — просто какая-то дешевая проверка. Очевидно, что я ему не противник.

Хм, ершик тут не спасет. И даже зубочистка. Можно, конечно, проиграть, но есть у меня одна черта. Она и плохая, и хорошая одновременно. Мне всегда говорили, что она станет причиной моей мучительной смерти.

Я не умею проигрывать. Точнее, просто не хочу. Везде, где можно я стремлюсь стать первым. Хотя, бывало, во времена бурной молодости, мне приходилось падать в ноги сильным противникам и молить пощаду. Но только для того, чтобы воткнуть нож в спину, когда они расслабятся.

И ладно бы еще была весомая причина проигрывать. Но ее сейчас просто нет. Поэтому я вижу тут…

Вызов.

Сердце трепещет в предвкушении.

Я удивленно замираю. Саске хмыкает, Сэм со вздохом разводит руками, косясь на реакцию Акане. Но она смотрит холодно, без эмоций.

Они неправильно поняли мою реакцию. Мне не страшно.

Я чувствую… настоящий трепет.

Давно я не испытывал подобного. В памяти всплывает, как меня отправляют на поединок с сарконским ящером с одной заточенной палкой. Лишь один из десяти неофитов выживал при такой инициации. И я оказался среди них. Вырвал ящеру шатающийся зуб и вонзил его в глаз. И всего лишь ценой двух пальцев.

Да, примерно это…

Близко…

Я чувствую трепет перед поединком, в котором нет шанса победить.

Сарконский ящер тоже был сильнее меня…

Но я победил…

Глубоко вздыхаю, наслаждаюсь ударами сердца по ребрам.

Магистр всегда говорил, что даже в самой безвыходной ситуации бывает щель, через которую можно пролезть. И сейчас моя щель — самонадеянность Саске.

Я хватаюсь за палку двумя руками, становлюсь в позу каракатицы и специально смещаю оружие в сторону, раскрывая себя.

Тихие смешки. Настолько тихие, что услышать их могу только я.

Саске снимает стилизованный шлем-защиту, откладывает его в сторону.

Снова смех.

Уверен, это какой-то особый намек на его превосходство передо мной. Мол, зачем защищаться перед тараканом.

Парень на вид лет двадцать-двадцать пять. Из-за азиатской внешности мне тяжело определить точнее. Волосы черные, длинная челка спадает на лоб. Глаза узкие. Губы тонкие, будто их вовсе нет.

— Хаджиме! — начинает бой Хидан.

Слышу… я слышу… Его экипировка слишком тяжелая, слишком скрипучая.

Но я не успеваю.

Удар!

Саске с силой бьет по моему синаю. Разжимаю пальцы, палка улетает в сторону, падает на пол.

Кто-то громко смеется. Хидан грозно кричит:

— Молчать! Урусай!

Хохотун вскакивает с пола, кланяется чуть ли не до земли.

— Гоменасай, сенсей!

Краем глаза вижу, как Сэм весело мне показывает большой палец. Мол, нормально. Я тоже это проходил. Акане смотрит на меня, на удивление, без эмоций. Я бы даже сказал — скучающе.

Подхожу к мечу, поднимаю. Обращаю внимание, что на моих ладонях порвалась кожа. Ну еще бы, это тебе не по клавишам бить.

Прислушиваюсь к себе. Руки уже трясутся. И это с одного удара.

Ну что ж. Теперь я точно знаю, что произойдет…

Давай, Саске. Будь предсказуем. Я вижу, как ты косишься на своих братьев. Тебе нравится, что они смеются надо мной. Нравится, что они смотрят на тебя.

Встаю в ту же самую позу. Один в один.

Саске ухмыляется и…

Повторяет всё то же самое.

Но на этот раз я не разжимаю пальцы, а расслабляю тело. Сила удара добавляет мне ускорения. Разворачиваюсь вокруг своей оси и делаю резкий выпад вперед.

П-а-ам!

Саске пошатывается.

Ах, этот приятный звук.

Самым кончиком меча я со всей силы вмазал по голове Саске оставляя красный след на ухе, щеке и небольшой кровавый подтек на губе.

Тишина.

Саске проводит ладонь по своему лицу, нащупывает губу, смотрит на окровавленные пальцы.

Первым смеется Хидан Мацуо:

— Смотрите! Вот что значит неопытность! Тебя подвела надменность, Саске. Твой разум слаб. Ты слаб. Ты позволил своему духу возгордиться и получил урок.

Саске смотрит на Хидана, на своих удивленных братьев, на меня. Его лицо покрывается красными пятнами, а глаза наливаются кровью.

Он сжимает зубы и без лишних слов набрасывается на меня.

Я встаю в самую простую стойку, хватаюсь одной рукой за рукоять, другой за то, что можно было бы назвать лезвием, не будь это палкой.

Только двумя руками я смогу… хоть что-то…

Первый удар сверху я блокирую. Мои колени подкашиваются.

Второй удар я вижу, выворачиваю корпус. Синай свистит в сантиметре от лица. Острая боль в плече отдает в мозг. Левая рука немеет. Сжимаю зубы до скрежета. Похоже, порвались связки.

Отскакиваю назад. Хватаюсь за синай здоровой рукой, разворачиваю его так, что он на всю длину располагается вдоль руки. Пригибаюсь.

Стойка обороны используется только в крайних случаях. Когда уже нет сил. Отдачу от блокирования ударов берет на себя не только кисть, а вся рука.

Я задыхаюсь. Нетренированные легкие разрывает.

Очередной удар я блокирую, резко вздёргивая руку. Чувствую острую боль, скрежещу зубами.

Похоже, я двигаюсь слишком инстинктивно. Мышцы не понимают, почему это мозг считает, что они способны на такие финты.

Саске изворачивается, и я вижу каждое его движение, знаю, что нужно делать. Вижу, как легко бы отразил эти детские выпады, но тело в недоумении орет о невозможности этого. Очередной удар оказывается такой сильный, что синай ломается пополам. Оцепеневшие пальцы роняют обломки.

Твою ж…

Удар по туловищу выбивает из меня последние силы. Я падаю на пол и…

— Матэ! — слышу Хидана. — Достаточно.

Саске замирает на месте, смотрит на меня, словно принимая какое-то решение. Стискивает зубы и кивнув, отходит в сторону, садится в ряд со своими собратьями. Никто его с победой не поздравляет. Да и вообще, смотрят как-то неодобрительно. Или мне кажется?

Снимаю запотевший шлем. Пытаюсь встать, но понимаю, что не могу. Тело протестует, готовясь распасться на составляющие. Рука свисает и горит огнем. Мало того, бок намок. Какого… Откуда кровь от обычной палки?

Хидан встаёт, подходит ближе, высится надо мной, нервирует.

— Душа человека скрыта в его клинке. И она поет в поединке. Я увидел достаточно, чтобы сделать выводы о Саске и тебе.

— И к… каким выводам вы пришли?

— Ты не умеешь проигрывать. И это твоя слабость. Знаешь, что сделал Сэм на твоем месте? Отбросил синай и с улыбкой сказал «сдаюсь».

Смотрю на Сэма. Лыбится, пожимает плечами. Так вот что за совет он мне не дал.

Тяжело ухмыляюсь. Десятки лет я выслушивал о том, что не умею проигрывать в своем мире от Магистров. И сейчас у меня появился еще один учитель. Тяжело сдержать улыбку, когда тебя учит тот, кто не пережил и половины моей прошлой жизни.

Руки трясутся, тяжелеют. Еле сдерживаю желание прилечь на этот чистый пол, киваю:

— Благодарю за мудрость.

Хидан довольно хмыкает.

— Зови меня Мацуо-сама. Я признаю тебя гостем в нашем доме. Можешь дышать воздухом вместе с Джунсиначи. Пить сакэ Джунсиначи. Есть рис Джинсиначи. Правило в моем доме одно. Уважать традиции Джунсиначи.

— Сочту за честь.

О, да. Сочту. Эти игры я знаю. Надменные и высокомерные люди, завязанные на своих древних устоях. И это их слабость. Но говорить об этом я, разумеется, не буду. Но кое-что спрошу:

— А если бы я отбросил синай, Мацуо-сама?

Хидан не сразу отвечает, он смотрит на Сэма:

— Ты провел поединок не по философии кэндо. И если бы ты сдался, то я бы сказал те же самые слова, что когда-то Сэму. Он не дурак и знал, что не справится. Так зачем ему калечиться? Люди, умеющие правильно проигрывать не менее опасны, чем те, кто никогда не сдается. Скажи мне, Киба, зачем ты искалечил себя? Ради чего? Что ты хотел доказать?

Замечаю, что он назвал меня по фамилии, хотя Акане все это время была рядом и никому меня не представляла. И либо он подслушивал нас за ужином, либо успел разузнать, кто я такой. И обо всех моих недавних делах.

Думаю совсем недолго. Вопрос мне задали бессмысленный, философский. Я уже давно пережил все это. Но мудрить я тоже умею:

— Я — тот, кто я есть. И я лучше проиграю в бою, чем сломаю себя и свои принципы. Это мой путь.

Эту фразу я говорил Магистрам еще неофитом. Заучил ее, как мантру. Конечно, я давно пересмотрел эту позицию. Лезть напролом глупо. Если бы я увидел в местном менталитете, что можно отбросить меч, я бы так и сделал. Но я этого не заметил. Мне показалось, что тут все помешаны на традициях. Ну там «честь в мече», «бейся до конца». И чем больше крови, тем лучше эти фанатики впечатляются.

Но я ошибся. Бывает. Ставлю метку клану Джнсиначи «прикрываются традициями».

В додзё забегают двое в белых халатах и с носилками. Никто не давал им этой команды, но вот они — пожалуйста. Медики быстрого реагирования.

Краем глаза смотрю на Акане. Она все такая же непроницаемая, но глаза блестят, а сердце играет странный, рваный ритм. Непростая девушка. Намного более непростая, чем хочет мне показать.

Меня аккуратно кладут на носилки, относят. Откидываюсь, расслабляюсь. Плохо дело. Не рассчитал я, что так искалечусь обычной дракой на палках. А если учитывать мои предстоящие дела с Новой Силой, то шансы на успешную реализацию плана по их ликвидации заметно сократились.

В голове мелькает, что может и правда пора учиться проигрывать.

Но я давлю этого таракана со смачным чавкающим звуком и с отвращением обтираю подошву о сочную зеленую траву.

До самой полуночи меня выхаживают, как ребенка. Обрабатывают, обматывают туловище бинтами, фиксируют плечо. Откармливают гречкой с шмакаками. Или как там. В общем, уход достойный королей. Не ожидал такого внимания к своей скромной персоне. И самое приятное — меня отпаивают странной фиолетовой жидкостью. На вкус она, как старые портянки попрошайки, и выжигает горло. Но сил прибывает. Один из целителей с сильным акцентом говорит, что завтра я встану на ноги, словно и не был покалечен.

Время 23:15.

Лежу на кровати, устало рассматриваю круглые тусклые светильники и мозаику полуобнажённых гейш. Все мои силы уходят на то, чтобы не вырвало фиолетовой субстанцией. Как сказал целитель — держи в себе, даже если придется запихать в рот простыню. Исталское целебное зелье «Ласточка-2». Лучше только «Ласточка-1», но стоимость ее такова, что не каждый блатной сможет позволить. И ее побочка — именно тошнота. Если я сделаю хоть одно лишнее движение, то все — вывернет наизнанку. Я уж не говорю о том, чтобы встать и походить по комнате. Так что прости, Сэм. Сегодня я ночую в одном доме с одной компактной и очень сексуальной японочкой.

Помяни черта. Точно, так тут говорят. Слышу за дверями тихие перешептывания:

— Сэм-кун, я хотела сходить одна. Тебе разве не пора домой?

— Мне разрешили остаться. Я же тоже беспокоюсь за эту чернь…

— Сэм-кун! Перестань! И ты не беспокоишься.

Тихий бубнеж Сэма:

— Беспокоюсь… еще как беспокоюсь…

Дверь тихонько открывается. Крадучись, парочка заходит. Они подсвечивают полумрак телефонами.

— Киба-кун, это мы, — шепчет Акане и заходит.

Сэм юркает за ней, аккуратно закрывает за собой дверь.

Вот только этих двоих не хватает моему обиженному на весь мир желудку.

— Вы время знаете сколько? — с трудом выговариваю я.

— Тихо, дружище. Не пали нас. Конечно, знаем, — выпрямляется Сэм. — Время издеваться над чернью…

— Сэм-кун! — шипит Акане.

— Ну а что? Он под ласточкой. Давай ему пятки щекотать?

— Сэм!

— Зануда… Дружище, ты как?

— Замечательно, — морщусь я.

— Это ты еще под первой ласточкой не был. Вот там тебе кляп в глотку суют и всё — не сблюеешь.

Акане стучит по плечу рыжего, но тот только хихикает.

— Вы чего пришли? — выдавливаю я из себя слова.

— Как что? — хлопает меня по плечу Сэм, и я болезненно закусывают губу. — Дружески поддержать…

— Сэм-кун, не трогай его?

— Ой, точно… Хочешь секрет скажу, друже?

— О… очень.

— Тот сука…

— Саске! — надувает щеки Акане.

— Так я так и сказал, Акане-чан. Слушай внимательней. Тот Саске суммой воспользовался. Слабенькой, но Мацуо-сама заметил. В общем, эти, — кивает на Акану, — извиняться не любят, вот и балуют тебя. Так бы за ласточку тебе пришлось продать свою чернявую почку и жить с одной.

Акане виновато опускает голову:

— Прости, Киба-кун. От лица моей семьи. Отец обязательно поговорит с Саске-куном.

— О чем с ним говорить? — удивляюсь я.

Парень воспользовался силой. Не стал поддаваться. Я должен из-за этого затаить на него обиду?

— Да не парься ты, — снова хлопает меня Сэм. — С ним ничего не будет. Он Джунсиначи, а ты чернь. Так, пожурят за то, что не смог справиться с задохликом без суммы. Унизят там, зачмы…

— Сэм, ты перегибаешь.

Сэм затыкается. Я сдерживаю подступающую из пищевода волну, говорю:

— Сэм.

— А?

— Еще раз меня тронешь, и я сломаю тебе палец. Клянусь.

Ответить Сэм не успевает. Его перебивает звук звонящего телефона на тумбе. А я не могу даже пошевелиться, чтобы его взять. Не говоря уж о том, чтобы смотреть в маленький дисплей. Это всё — смерть. Спрашиваю у Акане:

— Кто там звонит?

Акане заглядывает.

— Твоя мама.

Неприятное предчувствие щекочет в горле. Насколько я понял характер этой мамы, она не будет звонить так поздно, учитывая, что совсем недавно я ей писал, чтобы не беспокоилась.

Глава 10. Сумма опыта

— Акане, ответь, — морщась кислым лимоном, киваю я на телефон. — Спроси, что случилось.

Девушка берет мой телефон.

— Даже не АйФон? — лыбится Сэм.

Не обращаю на него внимания, говорю:

— Только не рассказывай, что случилось. Скажи, что я сплю и забыл телефон у тебя в комнате.

— У меня?!

Сэм перестает улыбаться.

— Да мне все равно. Скажи что-нибудь.

— Ну… ладно… Алло? Эм-м, нет, вы туда попали. Это Акане Мацуо. Да. Киба-кун спит и оставил свой телефон у ме… в гостиной. Извините, что ответила. Просто может что важное, а время уже позднее. Нет… Нет… с ним все хорошо. Да. Точно хорошо, — Акане морщится, добавляет металла в голос. — Он гость в доме семьи Мацуо. Безопаснее места в Москве не найти. Так что передать? А, понятно. Да, действительно странно. Конечно, я обязательно передам. Хорошо, до свидания.

Сбрасывает звонок, смотрит на меня:

— Твоей маме постоянно кто-то названивает. Какие-то неприятные звуки. Как будто людей пытают. Крики, стоны. Она стала переживать из-за этих… эм… настырных шутников. С разных номеров телефона звонят. И даже ночью. Вот она и подумала, не случилось ли что с тобой.

Парочка переглядывается. Сэм осторожно говорит:

— Друже, ты же понимаешь, что это… ну… силачи.

— Понимаю.

— Они начали раньше, чем я думал. Что будешь делать?

— Я уже говорил, что буду делать.

Встревает Акане:

— Это безумие, Киба-кун. В школе учатся девять силачей. Уже восемь. За пределами школы еще десятки членов этого клана. Даже если ты справишься, что будешь делать с остальными?

Очень уж они интересуются моими делами. Неспроста.

— У меня пока есть время.

— Откуда, Киба-кун?

От заместителя директора. На его обещание сдержать силачей я хоть и не сильно рассчитываю, но подслушанный мною его разговор с неизвестной личностью намекает, что он, как минимум, дал соответствующее указание, а не просто блефовал.

Ну или Новая Сила не может действовать открыто из-за того, что не очень умный Дэн во всеуслышание угрожал моей семье.

Как бы то ни было, телефонными звонками шутники доказывают, что руки у них связаны. Если бы они хотели разобраться серьезно, то не стали бы этим заниматься.

Так что это обычное запугивание из-за невозможности сделать что-то другое. Я сам этим занимался. Очень эффективно работает подброшенное письмо с угрозами в запрятанный каким-нибудь мелким корольком сундук с золотом. А если еще золото в сундуке обмазать кровью или положить палец особо приближенного… Эх, старые добрые времена.

Скорее всего работают оба эти фактора — и глупость Дэна, и указание заместителя директора. Но меня больше интересует другой вопрос. Зачем Георгию Александровичу так стараться ради меня? Я что, какой-нибудь важный наследник клана под прикрытием? Или настолько перспективен, что он решил в меня вложиться? Как-то сомнительно. На всех перспективных учеников в школе не расстараешься.

— Это мои проблемы, — выдавливаю слова. — Вы лучше скажите, зачем сюда пришли? Да еще и тайком. Твой отец не будет от этого в ярости?

Акане качает головой:

— Нет. Он признал тебя нашим гостем. И если ты будешь вести себя в… эмм… рамках приличия, то все будет хорошо.

Сэм поднимает палец и многозначительно смотрит мне в глаза:

— В. Рамках. Приличия. Понимаешь, что это значит, дружище? Могу провести ликвидацию безграмотности для че…

— С-э-э-эм.

— Молчу, Аканушка.

— Зови меня Акане-семпай!

Смотрю на детскую перепалку, борюсь с желудком:

— Вы думаете, я не заметил, как вы слили мой вопрос? Так зачем вы пришли?

Сэм смотрит на Акане:

— Он совершенно не знает, что такое дружба. Чёрствый столетний сухарь.

— Грубовато, Сэм-кун. Но я, пожалуй, с тобой соглашусь.

Тошнота потихоньку отходит, поэтому я говорю четче:

— Вы продолжаете юлить.

Акане поправляет свои длинные черные волосы, улыбается:

— Мы хотим с тобой дружить, Киба-кун. И всё.

— Точно, — кивает Сэм. — Пришли тебя проведать, как только ты научился выговаривать слова после ласточки. Вот, держи.

Сэм дает мне большую пачку зубочисток.

От моих ушей не скрылось, что их сердца учащенно забились о ребра. Ладно, не хотят говорить, пусть не говорят.

Я очень внимательно смотрю на девушку.

— Акане?

— Да, Киба-кун?

— Правильно ли я понял, что следить за дочерью главы семьи клана Джунсиначи считается… ну не знаю… позором. Может бесчестьем?

Акане щурится:

— Что ты имеешь в виду?

— Помнишь, за ужином я сказал, что кто-то стоит за дверью и подслушивает?

— А, ты про это. Это просто невозможно, Киба-кун. Поверь мне.

— Ага, — кивает Сэм. — Надо быть полным психом, чтобы вытворять такое. Следить за дочерью влиятельной семьи из клана Джунсиначи? Это, друг мой, трындец. Смертный приговор. Вспорят пузо по самую пипиську…

— Сэм!

— Ага, ай эм сорри. Если там кто и стоял, то точно не подслушивал. Может служка полы подметала.

Я задумчиво распаковываю зубочистку:

— Я не заметил у вас камер. Это странно.

Акане напрягается.

— Киба-кун, ты точно не понимаешь, как у нас все устроено.

Киваю, краем глаза слежу за реакцией Акане, слушаю ее сердцебиение.

— Уверена, что твой отец никогда бы не приказал следить за собственной дочерью?

Несмотря на то, что Хидан Мацуо замечательный актер и неплохо разыграл традиционный поединок, я почти уверен, что у клана «чистой крови» есть свои незыблемые правила поведения среди членов влиятельных семей.

Многое из того, что я заметил в этом доме, а также разрастающаяся злость Акане это подтверждают.

Понятно.

Всё понятно.

Время 01.15

Я не сплю. И не потому что не могу из-за тошноты.

А потому что думаю. Этот поединок оказался крайне полезным. Я понял, как тело реагирует на умения опытного воина. Разрушительно. Мало того, разум часто не может себя контролировать. Я увернулся от удара Саске так, как увернулся бы собой настоящим и порвал себе связки. А если я воспользуюсь стилями? Техникой дыхания? Что тогда? Вены полопаются, а глаза вытекут? Или сработает предохранитель?

В Варгоне — моем мире, все существа имеют магические задатки. Но не у всех хватает таланта их раскрыть. Альвы другие. Они лучшие во всем. В политике, войне, торговле и даже в сексе. Именно поэтому Храм Шэйлы принимал в неофиты только Альвов.

Но мало кто знал, что Шэйла — богиня с двумя ликами. В храм приходили молиться богине плодородия и жизни, даже не догадываясь, что в подземелье обитает истинная Шэйла под именем Шиила. Богиня плетений. Богиня Пауков. Богиня теней. Говорят, что молитвы тех, кто что-то просил у Шейлы иногда достигали слуха истинной Шиилы…

Официально я считался Первым Хранителем Храма Шэйлы. Неофициально… меня не существовало ни для кого, кроме Шиилы. Я был тем, кто нашептывает навязчивые идеи. Тем, кто снится в кошмарах. Тем, кого выискивают в тенях параноики-короли.

В тот день, когда я попал сюда, у меня было особое задание. Даже по моим меркам. Но я не приступил к нему. Даже не проснулся. А попал сюда…

Я очищаю голову от лишних мыслей, возвращаюсь в реальность.

Кистью здоровой руки расчерчиваю символ «Аард». Эфир не отвечает. И непонятно, чем он отличается от суммы? По логике, это должно быть одно и то же. Но работает, почему-то, по-разному. Контролируется по-разному. Если я научусь управлять суммой, как эфиром, то моя жизнь сильно облегчится.

Хотя тяжело управлять тем, чего не понимаешь. Хорошо, что сегодня у нас практические занятия. Одаренные будут показывать, что умеют в своих направленностях суммы. Будет интересно посмотреть.

Ладно, пока не попробую, не узнаю.

Медитация — основа постижения законов эфира.

Закрываю глаза. Дышу размеренно, глубоко. Дыхание — это очень важный показатель. Воздух насыщает плоть, кровь и разум. И если знать, как правильно дышать, то можно многому научить даже это безобразное тело.

Сердце бьет размеренно. Тук… Тук… Тук…

Вздрагиваю.

Из медитации меня выбивает судорога. Такое содрогание часто испытывают люди, когда засыпают. У Альвов организм чуть отличается, поэтому для меня это новое открытие. Оказывается, человеческий мозг не дает погрузиться в транс. Меня просто выбивает из него.

После трех попыток я сдаюсь. Это тело просто не в состоянии выдержать технику дыхания Альвов.

Ладно, время практики окончено. Кое-что я смог. Полностью притупить тошноту.

А теперь я сделаю то, что для нормального человека покажется безумием.

Встаю, снимаю с себя одежду до трусов — она слишком шумная. Расчесываюсь. Ни одного волоска не должно упасть. Затягиваю волосы на три резинки. Выглядит глупо, но сойдет. Беру жесткую расческу-массажку и полчаса соскабливаю с себя все лишнее. Ни одной частички кожи не должно остаться… Беру влажные салфетки, нюхаю… Не сойдет — слишком резкий запах. Захожу в смежное помещение и обмываю все, что можно. Руки, ноги, подмышки, пах.

Унимаю ожившее сердце, подхожу к двери, открываю.

Время теней. Время Шиилы. Если меня, как говорится, запалят, то я прикинусь лунатиком. Закрою глаза и начну бубнить тарабарщину. Первый раз это всегда срабатывает. Потом хозяева закрывают двери в мою комнату.

Прислушиваюсь, концентрируюсь на звуках.

Скрип…

Ветер…

Капающий кран…

Храпящий Сэм…

Тихие, как призраки, слуги ходят по замку. Они не спят. То ли что-то охраняют, то ли выискивают. Призраки клана Джунсиначи. Один из таких долго стоял за моей дверью…

Именно поэтому я так осторожен. Вместо камер тут… твари пострашнее.

Камер тут нет. Или они очень хорошо замаскированы. Но я так не думаю. Такие фанатики вполне могут считать бесчестьем подобный контроль.

Выхожу из комнаты, тихо крадусь по коридорам в свете тусклых светильников. Один шаг, второй… Замираю на месте…

В дальнем конце коридора, за углом, слышится размеренное, почти бесшумное дыхание и редкие, едва различимые удары сердца. Медленно, не дыша, пячусь, прислоняюсь к стене, сливаясь со мраком.

А вот и мой сторож. Я ждал несколько часов, когда чье-то сердцебиение за моей дверью отдалится. Получилось это только тогда, когда я стал громко имитировать звуки сна.

Дышу носом, старясь держать ритм, сердце затихает…

В конце коридора сгущается тень. Вижу очертания фигуры, облаченной во все черное. За спиной два меча. Лица не видно. Фигура не издает ни звука, шагает словно по воздуху. Она резко оборачивается, смотрит прямо в мою сторону.

Я задерживаю дыхание…

Секунда…

Вторая…

Дышу…

Вот что тут вместо камер и намного лучше их. Живые убийцы в тенях. Если бы они лучше умели контролировать свое дыхание и сердцебиение, то я бы никогда их не обнаружил. Я бы сказал, что достигнуть такого совершенства в незаметности для человека невозможно, если бы не видел на что способна сумма тела при разборках с Дэном.

Тень отворачивается от меня и будто испаряется в воздухе. Только на слух определяю, что она ушла.

Проскальзываю дальше, спускаюсь по коридору.

И снова тихое дыхание…

Прячусь за большим горшком с цветами. Не сразу соображаю, откуда звуки, пока не поднимаю голову.

Во имя Шэйлы…

Еще одна черная фигура переставляет ноги и руки на ровном потолке словно паук. Лишь в самый последний момент я прячусь под густой растительностью в горшке, не задев ни одного кустика.

Дыши ровно…

Потеть нельзя или мой запах учуют…

Фигура проползает и скрывается за углом.

Двигаюсь дальше, с трудом нахожу нужное крыло. Очень осторожно прохожу и среди неинтересного шума различаю…

Шуршание. Стоны. Приятный женский голосок выдыхает и надрывно стонет от наслаждения. Так тихо, что услышать это могу только я. Непроизвольно смотрю в направлении звуков… Это в другом крыле.

Прислушиваюсь. Нет, Акане точно у себя одна. И это точно она… Хм, понятно. Ну что ж, как еще утолить свою неуемную горящую страсть в такой строгой семье. Только самостоятельно.

А может сходить ей помочь? Закатываю глаза от этой мысли. Иду дальше…

Обычно я запоминаю каждый поворот и закоулок. Мне достаточно побывать на местности лишь раз, но сейчас я немного запутался. Но все-таки прихожу куда надо…

Нахожу нужную дверь. Она отличается от моей. Бумажная. В японском стиле.

Прислушиваюсь…

Человек за ней спит. Дыхание соответствует.

Тихо, по сантиметру за десяток секунд, открываю дверку, прохожу. Дохожу до матраса на полу прямо в центре комнаты. На нем спит… дворецкий. Тот самый, что чуть не пришиб меня дверью машины, когда я только-только сюда приехал.

Медленно подхожу ближе, рассматриваю японца…

Уже немолодой. Лет под шестьдесят. Весь в мелких шрамах. Ухо словно обгрызено.

Аккуратно кладу свой телефон на пол, включаю диктофон.

Что ж, Хидан. Теперь я расскажу тебе о жизни. Ты учишь мудрости меня, но не видишь крыс в собственных рядах.

Я не просто так решился пойти на это. Мало ли что считают Сэм с Аканей. Такой человек, как Хидан вполне может играть по-черному, даже вопреки своим традициям. И мог приказать подслушивать за своей дочерью.

Дело в другом. Все обитатели дома Джунсиначи имеют свои особые черты. Дыхание, движение, сердцебиение, мимика, характер. В любой стае есть свои особенности, и каждая особь подстраивается под общую волну.

И я успел обнаружить три общих качества в обитателях дома Мацуо.

При поклоне, они все слегка склоняют голову влево. Это необычное движение. Ему обучают из поколения в поколение. Систематическая неточность.

Походка у них маленькими шагами, но резкими и быстрыми. Словно тут принято так ходить уже тысячу лет. Дворецкий очень старается эти движения повторить. Будто он служка, которого наняли только вчера.

При обращении к членам семьи все смотрят на переносицу, а не в глаза. Возможно, это страх перед важными особами или признак особого уважения. Дворецкий при разговоре с Акане смотрит в сторону, на что девушка морщит в недоумении носик.

Есть еще много мелочей, которые я заметил. По отдельности они ничего не значат, но в целом…

Белый длинный человеческий волос на черном пиджаке. Я узнал, что он безвылазно живет в этом доме уже очень давно, а гостей-гадзинов кроме меня и Сэма Хидан давно не принимал. Все остальные обитатели особняка — черноволосые японцы.

Последнее, что я заметил, это как дворецкий сделал лишний шаг в дом, чуть не забыв снять обувь. Хотя это практически невозможно. Судя по тому, что я успел изучить о японцах этим вечером в Интернете, заходить в дом в обуви для них тоже самое, что обычному человеку забыть подтереть зад после естественных нужд.

И я решился на эту авантюру после того, как спросил у Акане, как давно этот дворецкий работает на их семью. И она ответила, что с ее рождения. То есть давно. Очень.

С рождения, значит…

За свою долгую жизнь я отлично научился разбираться в людях. И этот человек точно не страдает немощностью или ранним слабоумием.

Вытаскиваю из-под резинки трусов зубочистку. Держать во рту я ее не мог — слишком громко, да и слюна вырабатывается, которую хочется непроизвольно сглотнуть.

Размахиваюсь, со всей силы вгоняю ее в шею старику. Он дергается, открывает обезумевшие глаза, пытается закричать, но… не может. В ближайший час, если не вытащить зубочистку, то он вообще ничего не сможет. Только смотреть и слушать.

Акупунктура. Этому учат неофитов после посвящения. Что-что, но это умение у меня только в голове и не требует особой физической подготовки. Я прекрасно знаю, где нужные точки в организмах пяти рас Варгона. И люди там тоже есть.

Зрачки старика безумно бегают. Я же спокойно улыбаюсь.

— Тш-ш-ш, — прижимаю я палец к губам. — Не стоит так переживать. Да, я знаю, как это ужасно — проснуться беззащитным и обездвиженным во мраке. Не понимая, что происходит. Не догадываясь, что тебя ожидает. Но ты должен успокоить свое сердце. Тише-тише, все будет замечательно. Вот так, молодец.

Я глажу старика по волосам, как мать гладит свое дитя. Как бы странно это не выглядело со стороны, но я знаю людей. Вижу, какие они. И к каждому нужен особый подход. И экземпляр предо мной непростой. Поэтому придется постараться.

— Я тебя не убью, обещаю. Нет-нет, не смотри так, прошу. Я вижу, кто ты. Знаю, что ты силен. Да-да, знаю, что ты не боишься ни смерти, ни пыток. И у тебя нет родственников, которыми бы можно было надавить на тебя. Да? Я прав? Вижу по глазам, что прав. О да, я уважаю тебя. Сильнее, чем ты думаешь. Ведь я такой же как ты. Только лучше.

Сажусь в позу лотоса рядом со стариком. Достаю из трусов еще десяток скрученных в резинку зубочисток, тихо раскрываю их. Расставляю конструкцию, так чтобы она не развалилась. Тренирую руки, чтобы не тряслись. Больше со стариком не разговариваю. Пусть понервничает. Это важный подход к допросу. Он, конечно, не расколется так просто. Но каждый второй на допросах в подземелье Шиилы ломался еще до того, как его начинали пытать. Достаточно было лишь показать раскалённые щипцы. Да и пытки я не люблю. Считаю, что методы эти слишком… прямолинейны.

Дожидаюсь, когда его сердце начинает выбивать нужный мне ритм, смотрю ему в глаза, улыбаюсь. Ага, а вот и знакомый блеск страха. Часто адреналин в крови затмевает страх, поэтому нужно слегка успокоить своего… подопечного.

Молча втыкаю зубочистку в его руку, чуть выше запястья. Еще одну во вторую руку. Потом в обе ноги. Это непросто. Палочки хрупкие и каждая вторая ломается. Закидываю ему голову. Так, до этого нерва я точно не дотянусь такими инструментами. Ладно, и так сойдет.

Смотрю в глаза старику.

— Послушай меня внимательно. Ты должен четко осознавать, что мне нужно. Отвечай глазами. Да — вверх-вниз. Нет — вправо-влево. Ясно?

Старик не «отвечает».

— Хорошо. Тогда слушай еще. Я не буду тебя пытать. И убивать не буду. Я сделаю так, что твой труп найдут утром повешенным на люстре. Ты станешь самоубийцей.

Во имя темной души Шиилы. И это не сработало? Либо я просчитался с пониманием моральных принципов Джунсиначи, что для них самоубийство, скорее всего, страшный позор. Либо, крыса оказалась крупнее, чем я думал. И старик вообще не имеет никакого отношения к этому клану.

— Ты кто такой?

Глаза старика становятся непроницаемы. Он полностью берет себя под контроль. Впечатляет.

За дверью слышится приближающее сердцебиение. Я смотрю в глаза старику, прикладываю палец к улыбающимся губам. Он и так не сможет издать ни звука.

Вижу, как загораются его глаза.

Тревога колет в мой мозг.

Кишечник старика бурлит и…

Бр-р-р-р!

Необычайно громкий звук выпускаемого испорченного воздуха услышали, наверное, на все крыло. И ведь не сразу поймешь, что такие звуки можно издавать естественным путем.

Я напрягаюсь, как струна.

Пройдет мимо? Ну же… Ничего особенного тут не произошло.

Тень за дверью замирает…

Гниль подземная! Да чтоб тебя.

Оглядываюсь, соображая, куда можно спрятаться. И понимаю, что некуда. Окон нет, дверь одна. Из интерьера кроме маленькой тумбы и матраса на полу ничего больше нет. Даже к стене не успею прижаться. Тем более бесшумно. Прикинуться лунатиком? Гиблая идея — слишком далеко я зашел. И сразу же набегут слуги и увидят, что я сделал со стариком. Одеяло слишком маленькое — не спрятаться.

Недолго думая, я ложусь на матрас, залажу под одеяло, стараясь не принюхиваться, обнимаю старика, кладу его руку себе на голову, прижимаюсь щекой к его волосатой груди, сладко улыбаюсь. Что ж, при определенном исходе, это может немного усложнить мне жизнь и попортить репутацию, но…

Дверь открывается медленно и почти бесшумно. В щель точно кто-то смотрит. Долго так смотрит, пристально. Я издаю звуки сладкого сна. Старик из всех сил мотает зрачками, но тень этого, похоже, не замечает.

Дверь закрывается…

Дожидаюсь, когда тень уйдет.

Я встаю, отстраняюсь от старика. Морщусь, стряхиваю с себя несуществующую грязь. Должен признать, прятаться в канализация и то поприятнее.

— Что ж, привлечь внимание таким образом было умно. Признаю, в моем опыте подобного еще не случалось. И мне это не понравилось. Так что, — хищно улыбаюсь. — Я говорил, что не люблю пытки? Но иногда… иного выбора просто нет. И поверь мне, даже ты не знаешь, что такое истинное страдание.

Хидан Мацуо — мальчишка, возомнивший себя тем, кто может смотреть на меня свысока. Тем, кто может давать мне советы и делиться дешевой мудростью. Этот фанатик чести и достоинства будет обязан мне этой честью и достоинством. И расплатится со мной по всем счетам.

Его слабость станет моим козырем…

Я достаю из трусов все зубочистки, которые у меня есть. И больше не улыбаюсь. Бывают в жизни моменты, когда улыбки неуместны.

Глава 11. Момент истины

Утро начинается не с завтрака. А с очень хорошей головной боли из-за побочки от Ласточки. Такое ощущение, что мозги обмочили кислотой и попинали ногами. Давно я не чувствовал себя настолько выжатым.

А еще утро начинается с криков, которых я ждал хоть чуток попозже. Во имя Шэйлы, дайте же поспать. После бурной ночи я еле-еле заставил себя уснуть.

Ночь была тяжелой. Не люблю я допросы с пристрастием. Как говорится в этом мире, после них остается осадочек. А осадочка этого я успел наглотаться вдоволь.

После очередного крика я в полусонном бреду начинаю верить, что вернулся в Варгон. И что-то даже расстроился…

Но нет…

Как и следовало ожидать, после криков служанок слышатся японская речь, ругань, приближающиеся шаги. Дверь в мою комнату буквально слетает с петель. Резко встаю, поднимаю руки. Смотри-ка, не соврали. Рука почти не болит.

Итак, момент истины.

Фигуры в черных костюмах стремительны. Несколько движений, и меня скручивают, приставляют к горлу лезвие.

— Полегче, — морщусь я.

Со мной не церемонятся. Лезвие еще сильнее прижимается к горлу.

Меня выводят из комнаты, ведут вдоль коридоров, словно приговоренного к смерти. Хорошо, что я предусмотрительно успел одеться. Светиться трусами в цветочек не хотелось бы.

Меня ведут куда-то вниз. Ниже и ниже. Обстановка меняется с японской на славянско-средневековую. Более каменную и грубую. Становится жутко холодно. По коже пробегаются мурашки. Плохо. В подземелье обычно водят не для светских бесед.

Меня приводят в холодное, темное помещение. Ну прямо настоящая пыточная. Даже все инструменты уже готовы. Только вот мастера пыточных дел вы этим не испугаете. А уж тем более чистыми, ни разу не использованными щипцами и скальпелями. Принюхиваюсь. И запахом красной краски, а не настоящей крови. Что ж, это немного обнадеживает. Это моя самая большая игра в этом мире и, если все пойдет гладко, то сегодня у меня уже будет небольшой праздник. И может быть я даже расслаблю мозги и немного включу школьника. Поиграю в бутылочку, например.

В центре помещения деревянный стул, меня грубо усаживают, фиксируют ноги. Я шиплю от боли, но не сопротивляюсь. Руки тоже привязывают. Обыскивают. Заглядывают в трусы, теребят волосы, открывают рот.

— Я бы еще там проверил, — советую людям в черном, кивая себе вниз, за спину.

На мой совет не обращают внимания, уходят. Закрывают за собой дверь.

— Глупо.

Осматриваюсь. В комнате есть камера. Дергаю руку, ногу. Освободиться нереально. Хотя мне это и не надо. Не для того я так ночью старался.

Проходит несколько минут и в помещение заходят трое. Лично Хидан; худощавый, как спичка, мужчина в черной маске и Акане. Последнюю я не ожидал тут увидеть. Думал, она слишком молода для таких вещей. Но видимо отец посвящает ее в семейные дела. Или посчитал ее ответственной. Ведь это именно она пригласила меня в дом.

По лицу Акане тяжело что-то понять. Ее очень хорошо научили справляться со своими эмоциями.

Мужчина в маске ставит передо мной стул, Хидан садится, смотрит на меня совершенно непроницаемым лицом.

Слуга наводит на меня какой-то пищащий прибор, показывает результат своему господину.

Признаю. Я давно не чувствовал такого напряжения. Даже волосы на голове шевелятся, а хилую руку сводит судорогой. Когда ты сильный и влиятельный, всякие страхи понемногу уходят на задний план. Сейчас же я иду по головам на основе опыта, нажитого в совершенно другом мире.

— Непробужденный, значит. Ну, это твоих рук дело?

Киваю:

— Не думали же вы, что я действительно буду спать со стариками? И прежде чем устраивать мне допрос, возьмите мой телефон, Мацуо-сама. Там очень плохо слышно, сами понимаете, шуметь было непросто. Но думаю мы разберемся.

Хидан смотрит на человека в маске, и тот уходит. Переводит взгляд на меня:

— Кто ты такой?

— Обычный шк…

— Первое предупреждение. Не ври мне.

Морщусь от головной боли.

— Можно я договорю, Мацуо-сама? А потом вы сделаете выводы, вру я или нет.

Акане стоит рядом. Она просто пожирает меня взглядом, в котором даже мне тяжело что-то понять.

Выговариваю заготовленную речь:

— Я обычный школьник. Просто очень любознательный. Обожаю изучать в интернете специфические статьи. А идеальная память позволяет запоминать все с первого раза. Вы же уже разузнали обо мне? Вряд ли нашли что-то интересное. Обычная, скучная жизнь школьника. Но в последнее время я решил, что пора свои знания реализовать в жизни.

Лицо Хидана расслаблено, он слушает меня очень внимательно. Смотрит на Акане. Снова на меня:

— Что это за чушь, лживый мальчишка? Ты сам бы себе поверил?

— Почему нет? — с трудом пожимаю уставшими плечами. — Я видел… точнее читал о многих гениальных личностях. Почему нельзя предположить, что я один из них?

— Откуда навыки в акупунктуре?

В моем мире это мастерство называется по-другому, но мозг с наглой настойчивостью называет это местным словом «акупунктура». И я точно знаю, что это такое. Спасибо остаточной памяти Константина Кибы. Так, а теперь главное не сболтнуть лишнего.

— Интернет, Мацуо-сама. Анатомия. Биология. Тренировался на котиках. От людей не отличить.

Акане бледнеет, а Хидан играет желваками. Судя по сокращающимся мышцам, он перебарывает желание меня ударить. А что мне еще сказать? Что по долгу служения Шииле в Варгоне практиковался на таких ублюдках, что расскажи я о них кому-нибудь, не поверят, что такие вообще существуют.

— Всему есть своя цена, Мацуо-сама. Вам ли об этом не знать. Вы же уже содрали кожу вашего дворецкого с того чернокожего? Признаюсь, это даже меня впечатлило. Никогда такого не видел… в интернете.

— Как ты узнал?

— Дедукция. Детали. Смекалка.

— Не играй со мной, мальчишка.

Если бы играл. Говорю, как есть. Пожил бы ты с мое, понял бы как легко отличить отмытого попрошайку от мелкого аристократика в одних и тех же одеждах. Глаза сами подмечают детали, на которые обычные люди не обращают внимания.

Вкратце рассказываю о странных особенностях в поведении дворецкого. Его внешности, походке, мимике, чертах характера. Да даже смердело от него холодным напряжением.

Я двигаю отекшей рукой, смотрю в глаза Хидану:

— Хорошо, признаю, была вероятность, что я ошибся, Мацуо-сама. Ваш дворецкий и правда мог оказаться настоящим, а не крысой. Я слишком мало времени пробыл в вашем доме, чтобы утверждать, что учел всё. Но я знаю цену проигрыша и рискнул. Ну оказался бы это настоящий дворецкий, и что? Вы бы просто убили меня. Невелика потеря за стоящий результат.

Это не совсем правда. Точнее — совсем неправда. Жить я хочу. И очень люблю. Но им этого знать не надо. На самом деле, если бы там оказался настоящий дворецкий, то я бы подстроил его самоубийство. И выйти на меня было бы непросто. Единственное, ситуацию усложнило то, что меня застукала тень в комнате с дворецким. Объяснить потом, что я там делал перед его смертью было бы сложно.

Хидан не перебивает меня, слушает очень внимательно.

— Зачем тебе все это?

Искренне удивляюсь:

— В каком смысле? Конечно же ради носков, Мацуо-сама, — дёргаю я ногой и шевелю пальцами на ней.

Хидан и Акане непроизвольно смотрят вниз.

Нет, ну, конечно, не все так печально с моей мотивацией. Планы у меня далекоидущие. В этом мире все вертится вокруг денег, которых у меня нет от слова вообще. И это первое, чего я должен достичь. До этого я заставлял себя не думать, как это у первого хранителя даже носков нет незаштопанных, и что он ест свой хлеб за счет женщины.

Серьезно, я пришел в дом Акане с заштопанными носками. От меня не скрылась усмешка Сэма, когда я снял обувь.

Мне нужно начать новую жизнь. И я не высокомерен. Могу начать и с носков. Я далеко не всегда был хранителем. Я добился этого тяжелым трудом и дисциплиной.

И все это только начало. Деньги в этом мире не самый решающий фактор. Я должен пробудить сумму. Без нее в клан не возьмут, а значит я навсегда останусь просто богатым беляком.

Без клана тут можно забыть о дальнейшем росте. Возможности, которые открываются членам кланов в корне отличаются от возможностей любого влиятельного лишенного суммы беляка.

И опять же, в клан не вступить забитому школьнику, будто он хоть десять раз пробужденным. Нужно показать себя. Вот хоть тот же Сева — он хочет пробудить сумму, чтобы найти хорошую работу. Потому что он понимает, что со своим статусом в школе, его даже воспитателем детишек в Амарэ не возьмут. Нет, такой путь не для меня. Не для того я столько пережил, чтобы сейчас тлеть и размениваться по мелочам. Если уж начинаю новую жизнь в новом мире, то буду гореть, а не тлеть десятки лет. Идти по старой дорожке становления я больше не собираюсь.

Но начну я все-таки с носков.

Хидан поднимает на меня тяжелый взгляд, я продолжаю:

— А еще ради брендового пиджака и брюк, а не протертых джинс. Мне нужно достойное дело, за которое я буду получать достойные деньги. А там дальше посмотрим…

Акане выпучивает на меня глаза. А вот ее отец намного лучше контролирует свои эмоции:

— И ты считаешь, что раз убил шпиона в моем доме, то я тебе резко стану благодарным? Ты не доложил мне. Как змея, крался ночью по моему дому. Обманул моих воинов. Мы могли бы допросить его. Скармливать ему дезинформацию. Проследить!

Последнее слово Хидан чуть ли не кричит. Его голос сильно отдаётся по вискам. Снова начинает тошнить. Хм, еще я не отказался бы опустошить мочевой пузырь.

— Ну, во-первых, я его не убил. Он сам откусил себе язык, как только смог это сделать. И если бы я пришел к вам со словами «ваш дворецкий крыса, потому что кланяется кривовато, а на пиджаке белый волосок, то как бы вы отреагировали», Мацуо-сама?

Вижу по его лицу, что Хидан меня понимает. Какая-то бесклановая чернь рассказывает главе влиятельной семьи из клана Джунсиначи, что его доверенное лицо — крыса. Меня бы выдрали розгами и выкинули из дома.

Ох, все мышцы болят. Но не от ран, а от ночных приключений. Это кажется только, что красться легко. Нужно находиться в постоянном напряжении. А для такого тела это большая нагрузка. Еще и воспоминания о тесных приключениях со стариком вызывают тошноту.

Замечательно, первый хранитель. Самое время об этом подумать.

— Что ты у него спрашивал? Ты записал ваш разговор на телефон? Кто его заслал?

Качаю головой.

— С вашего позволения, я набью себе цену, до того, как вы услышите запись нашей с ним… милой беседы. Просто хочу сказать, что если бы не я, он мог бы еще долго сливать информацию на сторону. Уверен, вы с достоинством и честью мудрого человека оцените то, что я сделал для вашей семьи, Мацуо-сама.

Слегка кланяюсь.

Твоего ж ящера за хвост. Как же холодно. Уже пяток на каменном полу не чувствую. Всеми силами стараюсь не трястись. Вижу, как Хидан напрягается. Очень сильно напрягается.

— Т… ты…

— Ото-сама, — неожиданно подает голос Акане.

— Знаю, дочь моя. Знаю.

И я знаю. Долг крови, чести. Или что-то подобное. Очень полезная вещь. Особенно для тех, кто этим умеет пользоваться. Для таких, как я.

Заходит мужчина в черном, отдает мой телефон Хидану. Тот недолго ковыряется в нем, включает последнюю запись. Я там немного удалил лишнего, оставил только самое интересное.

Слышится тихий… хриплый голос дворецкого. Хидану приходится прислонить телефон к уху, но я все слышу прекрасно.

— Нет… нет… не надо… больше не надо… умоляю… прошу…

Хидан вздергивает кустистые брови, ставит на паузу:

— Как?

Смотрю ему в глаза и сдерживаю мочевой пузырь. Второе намного сложнее.

— Что как?

— Он — филзели. Развязать им язык почти невозможно.

Улыбаюсь посиневшими губами:

— Могу научить. За достойную оплату, конечно же.

Акане не выдерживает:

— Киба-кун, ты… предлагаешь?..

Смотрю на нее. Вот ведь наивная девчонка.

— Да, я предлагаю клану Джунсиначи свои услуги за деньги. Разве это плохо?

Хидан вмешивается:

— Помолчи, дочь моя. Ответь на вопрос. Как ты это сделал? Я не настолько наивен, чтобы поверить, что можно развязать язык Филзели, тренируясь на котах.

— Может вы меня хотя бы одеялом накроете, Мацуо-сама? А то ведь я минут через пять сам начну молить о пощаде.

Хидан смотрит на своего слугу, тут уходит и почти сразу же возвращается с теплым пледом. Кладет его мне на плечи. Что ж, хорошее начало деловых взаимоотношений. Ух ты ж, как же хорошо. Есть, конечно, у меня еще одна сложность… Но просить горшок будет неуместно.

— Отвечай на мой вопрос, — у Хидана дергается щека.

— Не могу. Я уже на все ответил. Но вы не верите. Что я могу с этим поделать?

Хидан смотрит на меня долго и пристально. Но не дождавшись, что я отведу глаза, включает запись.

Акане подходит ближе к отцу, навостряет уши. Мой голос слышится чуть громче. Он спокойный и холодный. По местному жаргону, я бы сказал, криповый:

— Боль — как ребенок. Она растет… капризничает. Иногда больно чуть меньше, иногда больше. Смотри…

Слышится очень тяжелое дыхание дворецкого. А я с энтузиазмом неофита поясняю:

— Я назвал эту технику «бал под луной». Если сжать трехглавую мышцу с воткнутой иглой в одно, не скажу какое, место, то нервы отдаются легкой симфонией боли от пяток до самых ушей. И все это сопровождается ощущением, схожим с самым страшным похмельем. Вы знали, Мацуо-сама, что большинство тех, кто в состоянии перетерпеть боль, просто не готовы к другим… стимуляциям? Они всю жизнь тренировали в себе выдержку и силу и никогда не пробовали обычный алкоголь. Их тело и разум не готовы к этому. Когда тебя вертит, крутит, в голове ураган и единственное желание — опустошить желудок, но тебе этого не позволяют. Да еще и эта боль по всему телу… Для организма это… шок.

Это я еще не рассказал про пытки громким звуком, гусиным пером и холодными каплями воды, капающими на макушку целую неделю без возможности двинуться.

Кап…

Кап…

Кап…

Лично видел, как от этого сходят с ума.

Акане бледная, как смерть, смотрит на меня округлившимися глазами. Хидан слушает очень внимательно, мускулы его лица напряжены. А я продолжаю:

— Боль полезна. Но это средство устарело, и, такие как Филзели, давно привыкли к боли. Я видел это по его глазам. Он не боялся ее. Он обучен испытывать наслаждение от боли. И это наслаждение — их защита. Так что, Мацуо-сама, если вы когда-то пытали филзели, то зря обольщались криками. Это были крики экстаза.

Тишина. Хидан со второй попытки попадает по кнопке. Запись продолжается:

Тихие стоны, кряхтение. Да, тут негр пытался сопротивляться. Но лишь пытался. Слышится мой вопрос:

— Кто тебя прислал?

— Зак… закачик… умоляю… убей…

— Кто заказчик?

— не… не знаю… есть только… задание… задание… зад… задание…

— Я всегда даю только один шанс. Ты соврал первый раз.

— Н… но… ву… с…

Вот теперь лицо Хидана поддается эмоциям. Стареет на глазах. Акане сжимает кулачки. Прости Сэм, ничего личного. Вряд ли ты вообще был в курсе. Да и ваша семья вряд ли самая значимая в Новусах.

— Цель задания?

— Н… а… тре… тий… тре… тий… па…

Очень внимательно слежу за лицом Хидана. Замечаю неуловимые сокращение мыщц. И сразу же наигранное расслабление. Он понял, о чем говорит филзели.

Решаю пояснить:

— А вот тут, признаю, меня обвели вокруг пальца. У Филзели поразительно крепкое тело, и он очень хорошо сопротивлялся моим… методам. Полагаю, это из-за суммы. Но он прикинулся, что все наоборот и ему плохо так, что он даже не может больше говорить. Мне пришлось вытащить одну из зубочисток, чтобы немного ослабить эффект, и он сразу отгрыз себе язык и захлебнулся собственной кровью. Было очень тяжело заглушить эти звуки обычной подушкой.

Хидан садится на стул, смотрит сквозь меня. Я не вмешиваюсь в его думы, концентрируюсь на технике «золотого дождя не будет». Во имя Шэйлы, да когда это уже закончится.

Наконец кивает слуге, и тот меня развязывает. Хвала двум ликам Шэйлы!

— Тебе повезло, что он не воспользовался суммой.

Как будто я не думал об этом. Но в моем мире ни один маг не сможет управлять эфиром с иглами в нужных нервных окончаниях. И после ночных размышления я пришел к выводу, что сумму можно заблокировать аналогично.

Очень хочется спросить, что такое «На третий па», о котором говорил филзели. По сути из понятного тут только слово «третий». Остальное может быть просто чушью. Третий па? На третий? Но судя по реакции Хидана, он понял, о чем речь. Я же прикинусь, что ничего не понял. Кто знает, о чем шла речь. Будет печально, если Хидан наплюет на традиции и просто убьет меня из-за того, что я узнал что-то важное.

Растираю онемевшие запястья. Глубоко вздыхаю, кланяюсь:

— Мацуо-сама, прошу вас помочь мне, оказав небольшую услугу.

Акане пристально на меня смотрят. Хидан с большой неохотой говорит:

— Мы тебе и правда обязаны. Традиции Джунсиначи не позволят мне остаться у тебя в долгу. Что ты хочешь?

— Сущую мелочь, Мацуо-сама. Вы поможете разобраться мне с Новой Силой и наймете меня как советника… по особым делам. Ну или как-то так. Разумеется, за хорошее вознаграждение.

Акане переводит взгляд с меня на отца. Хидан скрещивает руки:

— Ты получишь уважаемую должность при клане Джунсиначи, Киба. Без вступления в него, разумеется. В остальном ты переоцениваешь мою щедрость. Почему я должен помогать с Новой Силой? Американцы подкинули в мой дом змею, которая убила моего давнего слугу и прикинулась им, содрав с него кожу. А Новая Сила неплохо подрывает в Москве дела Новусов. Почему я должен этому мешать?

Поднимаю голову, смотрю в глаза Хидану самым своим многообещающим взглядом:

— Может потому что я верю в честь и достоинство влиятельного члена клана Джунсиначи? И то, что он расплачивается по долгам по справедливой цене? Новая Сила — мелкий бандитский клан. И вам нужно мне только… немного помочь.

Хидан качает головой, грустно усмехается:

— Мне кажется, или ты ловко разишь мою душу моей же честью?

Улыбаюсь. Не отвечаю.

— Дерзкий мальчишка. Ну и… какой твой план? Но не думай, что я тебе доверяю. Я узнаю кто-ты такой. Обязательно узнаю.

После страстного допроса мне наконец-то выдают мою… хм… мою оставшуюся потрепанную одежду. Похоже, намек про носок они не поняли. Первым дело я опустошаю свои переполненные внутренние резервы в туалете и чувствую истинный приток пробудившихся сил. Привожу себя в порядок, расчесываюсь, с третьего раунда справляюсь с зубной щеткой и зубной пастой. После этих мероприятий даже голова перестает болеть. Чуть позже меня отпаивают бодрящим зельем «Симфония-3» со вкусом дождевых червей в соевом соусе.

И теперь я чувствую себя расслабленно. Победителем в маленькой войне. Моей первой войне в этом мире. Настроение меняется с гротескно-брутального на вполне себе юношеское и задорное.

Мы с Акане идем по коридору, к Сэму. Вид у нее очень расстроенный, и я бы не отказался ее утешить после такого стресса. Да и сам бы нагрузку снял. Показал бы ей, насколько мужские руки лучше… в некоторых делах. И местах.

Но вот рисковать своим шатким положением в Джунах я не хочу. Хидан тогда точно попытается распнуть меня или отрубить голову. Может быть потом, когда разберусь с Новой Силой, пробужу сумму, выйду в свет. Тогда и можно будет в более удобных условиях жестко прижать эту куколку к стене, развернуть, расставить ножки в стороны, задрать подол этого дорогущего кимоно…

От Акане не скрывается мой голодный взгляд. А я не сильно церемонюсь и разглядываю идеальные белые ножки, мелькающие из разреза специфического кимоно. Мы встречаемся глазами.

Хм, красивая девушка. Личико идеально точеное. А черная обводка подчеркивают всю глубину этих глаз. Обожаю такие девственные личики, не знающих мужских ласк. Я многое мог бы сделать с этими блестящими от красной помады губами.

— Ты на меня смотришь, Киба-кун, — слегка покрывается румянцем Акане и сглатывает.

— Если это запрещено, то прошу прощения, — слегка киваю. — Я не очень разбираюсь в ваших законах и не знаю, можно ли созерцать такую красоту скромному мне.

Акане быстро моргает, слегка закусывает нижнюю губу, но тут же берет себя в руки:

— Киба-кун, это неприемлемо. Я прощаю тебя на первый раз, но пожалуйста… давай будем чуть культурнее. Мне… мне неловко. И ты младше меня на два года.

Последний аргумент меня обнадеживает. Хорошо. Значит остальное — не преграда.

Доходим до комнаты Сэма, стучимся.

Я смотрю на время

05:55

Что ж, спать хочется до безумия, но ничего. Главное, на занятия успеваю. И это очень хорошо. Прямо очень. Сегодня на практике будут рассказывать, как работает сумма разных направленностей. Поверить не могу, что прошло только пять дней с моего появления в этом мире…

Дверь открывается. Выглядывает Сэм, уже в парадной форме, причесанный.

Он улыбается, смотрит на Акане, на меня, снова на Акане. И то, как она отвечает ему взглядом, ему очень не нравится.

— Э-э-э, — перестает улыбаться он. — Правильно ли я понимаю, что вы мне сейчас скажется что-то очень нехорошее…

Щурится, присматривается к румянцу Акане, мельком кидает взгляд на ее ножку. Акане почему-то не особо прячет ее под кимоно.

Теперь его лицо очень серьезно, он смотрит мне прямо в глаза:

— Правильно же… дружище?

Глава 12. Магия?

Я не отвечаю. Сэм переводит взгляд на девушку:

— Я слышал крики. Что произошло, Акане?

Акане отвечает металлическим голосом:

— Сэм.

Он чешет затылок:

— Уже не «кун»? Просто Сэм?

— Тебе лучше уйти. И больше ко мне не подходить.

Сэм вцепляется взглядом в меня, глаза наливаются злостью:

— Это все из-за него?

Пожимаю плечами:

— Я тут вообще ни при чем.

И ведь почти не вру. Я всего лишь узнал, что Новусы вытворяют «всякую дичь», прикрываясь попытками наладить отношения между кланами. Удивительно, что Хидан не приказал порубить Сэма на куски только за то, что он из Новусов. С их гордыней это была бы вполне логичная реакция. Мол, пришел в мой дом, мы приняли тебя как почетного гостя, а твой клан сдирает кожу с дворецких ради чего-то «третьего».

Сэм заметно нервничает:

— С трудом верится. Акане, в чем дело? Что случилось?

Акане холодна, как зимняя стужа:

— Мой отец велел передать, чтобы ты немедленно уходил, Сэм.

— Я, конечно, и так собирался… Но почему?!

— Я не могу сказать. Но отец решил, что клан Новус не очень хочет наладить с нами дружеские отношения.

— Что за бред? Акане, что произошло?

— Отец разбирается. И пока не разберется, тебе лучше… — ее голос слегка дрожит, — …побыть в стороне.

— Что? Да какого черта?!

Видимо, Сэм слишком шумный. Позади нас появляется слуга.

— Господин Блэк, ваша машина ждет.

Сэм рыкает, возвращается в свою комнату, берет сумку, выходит, идет за слугой. Оборачивается:

— Не знаю, что произошло, но это какая-то ошибка. Акане, — смотрит на меня, — осторожнее с ним.

— Спасибо за предостережение, — Акане кивает.

Сэм скрывается за углом, а Акане выдыхает, опирается спиной о стену.

— Он был моим единственным другом, Киба-кун.

Удивительно. Я думал, она популярна с такой-то внешностью и положением в обществе.

— Неужели? В школе много членов вашего клана.

Девушка отмахивается:

— Я дочь из влиятельной семьи. Если бы Джунсиначи были главенствующим кланом, то отец обязательно бы стал аристократом. И многие это понимают… — вздыхает. — Так что это не дружба. Они охраняют меня, ходят по пятам. Сэм-кун — сын посла Новусов, которому было поручено сблизить наши кланы. Поэтому никто не задавал вопросов, почему мы дружим. Ксо!

Акане зажимает себе рот ладошкой. Озирается, не спалил ли кто-нибудь японское ругательство.

Да, невеселая ситуация. Хоть я и заполучил поддержку Джунсиначи, но вот Сэм… Он хоть и не понимает в чем дело, но по взгляду ясно — догадывается, что я в чем-то замешан. Надо будет эту ситуацию смягчить. С Новусами я ссориться не хочу. Просто так обстоятельства сложились. В общем, поговорю потом с Сэмом. Он кажется мне довольно перспективным. А с такими я предпочитаю дружелюбное ведение дел, а не молчаливую холодную войну.

Подумав немного, решаюсь рискнуть:

— Слушай, Акане, а что имел в виду Филзели под словом «третий». Что значит третий?

— Киба-кун, называй меня Акане-семпай. И ты же понимаешь, что даже если бы я знала, то все равно не сказала бы? Не лезь слишком глубоко. В нашем клане это очень… кикен-на… Ой, то есть «опасно». Забыла слово.

— Жаль, — со вздохом развожу я руками. — А я уж хотел признаться, что я пришелец-захватчик из другого мира, поэтому знаю столько всего…

— Бака, — с грустной улыбкой толкает меня в плечо Акане и с заговорческой улыбкой спрашивает: — А если честно? Ты правда над котейками издевался?

Понимающе киваю:

— Что, Акане-семпай, отец велел тебе меня разговорить?

Акане тяжело вздыхает, обиженно на меня смотрит.

Уже через десять минут мы сидим на кожаных диванах роскошного лимузина Джунсиначи c эмблемой школы. На моем плече новая сумка со школьными принадлежностями и пятью флаконами «Созерцания-1». Подарок от Хидана. Концентрированный Исталский стимулятор суммы. Прибавляет десять-пятнадцать процентов к вероятности пробуждения суммы. Пить раз в неделю пока сумма не пробудится. Один флакончик этой зеленой бурды сегодня оценивается в сто двадцать тысяч рублей, ну или в американском эквиваленте — тысячу долларов.

Память услужливо сравнивает эту сумму с зарплатой матери. Ее ставка — сорок тысяч рублей. С подработками она иногда приносит чуть меньше пятидесяти. И это еще считается хорошими деньгами.

Пальцы в заштопанных носках непроизвольно шевелятся, словно им стало неудобно.

Зелья, конечно, неплохой аванс за мою услугу, но этого мало. А «консультантом» меня не торопятся нанимать, хотя по глазам видел, как Хидан в этом заинтересован. Но он сказал, что раз у меня терки с Новой Силой, сначала нужно с ними все решить. Он благоразумно считает, что мой конфликт с ними может решиться непредсказуемо. А «работники» клана Джунсиначи не должны быть с этим напрямую связаны.

Но помочь «из теней» Хидан все же обещал. Дал номер телефона «особого помощника» и сказал, что тот исполнит пару моих особых просьб. Разумеется, в рамках благоразумного.

На самом деле, я понимал, что Хидан помогает не совсем из-за долга крови. Многие кланы недолюбливают силачей. Они слишком быстро развиваются и наглеют. И если сейчас они просто путаются под ногами Новусов, то как скоро они начнут надоедать и всем остальным? Поэтому если я смогу поиметь сейчас силачей, то неплохо улучшу свое положение во всей этой клановой каше.

Ладно, хватит об этом думать. Надо немного расслабиться.

Сэма с нами нет — он уехал на отдельном транспорте. Акане явно грустит. В первый раз у меня не было времени осмотреться, но сейчас я в приподнятом настроении рассматриваю роскошный салон. Замечаю какую-то панель с кнопками. Нарисована картинка бокала. Недолго думая, нажимаю.

Сбоку отодвигается бар с разными напитками. Ничего не узнаю. Для меня это просто разноцветные жидкости в вычурных бутылках.

Акане с любопытством смотрит на меня, а я не нее.

Начинаю разговор первым:

— Непростой школьный транспорт… Выпьем?

— Это наша машина, а не школьная. И… эм-м-м, Киба-кун, время шесть утра. Как ты себе это представляешь?

В Варгоне я употреблял алкоголь только тогда, когда это было необходимо. С влиятельными людьми, прикидываясь кем-то другим. Да-да, почти так же, как тот Филзели. Только без сдирания кожи.

Вот только Альвы не пьянеют. Хотя чувствуют похмелье. Не описать словами, как я ненавидел притворяться человеческим графом, любителем выпить на светских балах.

Поэтому чисто из практического любопытства, мне интересно на что похоже настоящее человеческое опьянение. И сейчас у меня есть возможность проверить это качественными и дорогими напитками, а не «пивасиком за тридцать два рубля». Главное не переусердствовать и не доводить до… возможных последствий.

Под изучающим взглядом Акане беру каждую из бутылок, открываю, нюхаю, удовлетворенно киваю.

— Ты в этом разбираешься? — с нотками подозрения спрашивает Акане.

Я втягиваю запах кедровых и мускатных орехов.

— Конечно… нет.

И это истинная правда. Первый раз вижу такой крепкий алкоголь. Не говоря уж про аромат. В Варгоне все проще. Эль, вино, пиво. И их разновидности.

— Киба-кун, алкоголь разрушает клетки мозга.

— Правда? — удивляюсь я, наливая себе в бокал «John Walker & Son’s, Private Collection» — Зачем же тогда это пить?

— Эм… ты продолжаешь себе наливать, Киба-кун. Напоминаю, что в школе это запрещено.

Хмыкаю:

— Убивать друг друга значит можно, а выпить нет?

— Ну-у-у…

— Хочешь? — протягиваю бокал. — Тут для меня многовато.

Акане раздувает щечки:

— Нет, Киба-кун, не хочу. Я дочь влиятельного политика клана Джунсиначи. Что обо мне подумают?

Пожимаю плечами:

— А тебе не плевать, что о тебе подумают? Главное, что ты сама о себе думаешь.

Делаю маленький глоток. Неимоверным усилием сдерживаюсь, чтобы не выплюнуть адскую смесь. В горле пожар. Ощущение, что я только что себя отравил. Нет, такого жидкого огня я в Варгоне точно не пробовал.

Видимо на моем лице отражается определенная степень страдания, потому что Акане улыбается во все лицо. Немного подумав, она выхватывает у меня бокал и делает приличный такой глоток, даже не поморщившись.

18 октября 2022 года.

Вторник.

Время: 07:43

Мы выходим из автомобиля в приподнятом настроение. Оказывается, нам обоим хватило для этого лишь по глотку. Но зато я понял, что такое «веселое алкогольное отравление». Но ничего из разряда такого, чего нельзя добиться и без него. Примерно так я сказал Акане, за что получил титул «зануда». А ведь кичилась своим происхождениям. Правда тут говорят — в тихом омуте черти водятся.

Школьный двор встречает меня галдежом и криками. Редкие группы элиты все также держатся особняком. Сотни беляков стараются их обходить и не повышать голос.

Осматриваюсь, не вижу силачей. Ну и славно — сейчас не до них. Заходим в школу вместе с Акане. Многие на нас смотрят. На меня оценивающе, на Акане с любопытством. Думаю, многие уже пришли к каким-нибудь неправильным выводам. Ведь вчера мы уехали втроем с Сэмом, а сегодня он приезжает в школу один, мрачнее тучи. А чуть позже подкатываем мы с Аканей на фирменном авто Джунсиначи. Более того, дочь посла Джунсиначи странно улыбается, а милые бледные щечки подозрительно розоватые.

— Киба-кун, до скорого, — официально кивает Акане и покидает меня сразу же на входе школы.

Сегодняшнее занятие называется «Практическое изучение свойств суммы». О какой практике говорится, если все мы непробужденные, я не понял, но видимо это означает, что мы должны иметь представление как сумма работает на практике.

Я прекрасно помню свое расписание, иду в то же обшарпанное крыло. Дохожу до кабинета 133. Он еще закрыт, а моя группа толчется у дверей, ожидая начала занятия. Встречаюсь с десятком заинтересованных глаз.

Так, к заместителю директора я уже не успеваю. После занятий надо ему будет рассказать о ситуации с Элеонорой. Он прекрасно знает, что она со мной разговаривала и уверен, что догадывается о чем. И мне просто нужно к нему заглянуть и «отметиться». Так сказать, проявить свою «активную лояльность».

Дверь кабинета открывается, в проеме появляется пухлый мужичок с сальными волосами и очками-полумесяцами. Одет в немного помятый пиджачок. Подмышки мокрые, хотя смердит от него одеколоном хоть глаз выколи.

— Тринадцать-б? — осматривает он нас.

— Да, учитель, — отвечает староста Лика.

Мужчинка вздыхает, выходит.

— Следуйте за мной, студенты.

Звенит звонок. Коридоры пустеют, а мы всей гурьбой следуем за толстяком. В ширину он примерно такой же, как и в длину. Не ожидал, что такой что-то знает о «практике». Хотя весь его вид говорит о «практическом происхождении жировых отложений».

Мы идем через всю школу на задний двор. Выходим из здания, доходим до маленькой коморки. Толстяк нажимает на кнопку в двери, набирает какой-то код на панели. Дверь открывается. Ага, лифт. И очень просторный. Как небольшая комната. Мы все умудряемся утрамбоваться. Ученики зажимают меня со всех сторон. К левому плечу прижимается Лика.

Ученики морщатся, когда в лифт заходит толстяк. Во имя Шэйлы, ему точно нужно сменить парфюм.

Лика шепчет мне на ухо:

— Константин, как дела?

Смотрю на нее.

— Неплохо. А что?

— Я староста. Должна спрашивать. Особенно у таких, как ты. Ой, не обижайся, я ничего не имела такого… — захлопала глазами Лика. — Да… Вот… И не забудь, что завтра тебе к школьному психологу после занятий. Георгий Александрович велел мне проследить, чтобы ты не прогуливал. Не прогуляешь?

— Нет. Зачем мне прогуливать?

— Я тебя провожу.

— Или я тебя, — усмехаюсь.

— А? В смысле?

Дверь открывается, и мы выходим…

Некоторые ученики присвистывают. Другие выдыхают. Треть усмехается над удивленными.

Это что? Арена? Прямо под школой? Хотя нет. Я бы назвал это подземным полигоном. Или большим тренировочным сектором. Только выглядит все не средневеково, как я привык. А в современном стиле. Что-то вроде стадиона, который я видел в Интернете. Только вместо травы — плитка. А сидячих мест нет. Только пространство выше уровнем, где можно стоять.

На большой квадратной арене вижу манекены, мишени, мешки с песком. Стойки с холодным оружием. Огромные шкафы с кодовыми замками. По центру арены стоят человек десять, судя по виду, старшекурсников. Они замечают нас, перестают переговариваться. Смотрят.

Толстяк разворачивается к нам лицом:

— Привет… э-э-э… ученики. Меня зовут Герман Афанасьевич. Вот. Я ваш учитель. Ну вы уже поняли.

Из учеников кто-то хмыкает, но учитель не обращает на него внимания, продолжает:

— Вчера вам мисс Элеонора рассказала о сумме. Ну то есть, вы теперь о ней знаете. В теории. Но как она работает, нет. Вот. А это очень важно. Ваш мозг, — Герман Афанасьевич тыкает пальцем себя в висок, — должен понимать, как пробудиться. Вот. В нашей школе были случаи, когда неодаренные пробуждались просто, наблюдая за… за тем, как работают их направленности. Вот. Но это… редкость. Не рассчитывайте. Вот. Пройдемте-пройдемте. Девушечки, осторожно, тут ступенечки…

Кто-то опять тихо фыркает.

Мы спускаемся на арену, встречаемся со старшекурсниками. Все они в одной форме. Простой, удобной, практичной. Никаких излишек или выпендрежа, как в самой школе.

— Ученики, — поднимает руку Герман Афанасьевич. — Тише. Давайте я буду знакомить вас… постепенно. Вот. Так будет всем проще. И заодно и покажу… как все работает. Вот. Леа, позволишь начать с тебя, моя хорошая?

Худенькая, но высокая девушка с длинной косой подходит к толстяку. В отличие от нашей группы, старшекурсники относятся к толстяку уважительно. Это сразу бросается в глаза. Так что я бы поостерегся на месте хихикающих над этим Германом Афанасьевичем.

— Леа — моя любимая ученица. Она чистокровная немка, поэтому хороша в сумме разума. Вот. Как вы помните, направления разума: логика, мудрость и хитрость. Я не просто так начал с моей Леы. Я хочу вам сказать очень важную вещь, детки. Вот. Сумма — это не оружие. Не боевая магия, не черное проклятье и не тому подобная МЕРЗОТА!!!

Толстяк брызжет слюной и орет так, что половина учеников подпрыгивают на месте. Хихиканье немного затихает. Герман Афанасьевич продолжает:

— Сумма — это инструмент труда. Как палка, которой обезьяна когда-то научилась добывать себе еду. И мы сейчас… обезьяны. А сумма — это палка. И вот перед вами живой пример, который из палки сделал… поистине страшное оружие. Одаренный суммой разума, тип: логика, подтип математический. Лея, триста тысяч пятьдесят один умножь на семьсот семьдесят семь целых, три десятых.

У Леи дергается глаз, и она мгновенно отвечает:

— Двести тридцать три миллиона двести двадцать девять тысяч шестьсот сорок две целых, три десятых.

— Сколько сумматических мер ушло на расчет?

— Три миллионных от сегодняшней нормы с расчетом на время и метеорологические поправки.

Георгий Афанасьевич лыбится во все лицо, переводит взгляд на нас.

Тишина. Кто-то зевает, кто-то переглядывается. Но большинство, конечно, разочарованы. Как в принципе и я. Ожидал чего-то большего.

— Ну вот, — с грустью вздыхает учитель, переставая улыбаться. — Опять никто не аплодирует. Вот. Ничего не понимающие… ученички. Хорошо, объясню. Лея только что решила простой математический пример без особых сложностей. Как компьютер. Она может сказать нам тысячную цифру числа пи, в уме рассчитывать сложные формулы и… Вот. Опять они зевают.

Ученики действительно скучают. А учитель явно очень хочет привлечь их внимание этой… особой силой.

— Лея — гениальный программист! — повышает он голос. — Она способна написать огромный код на машинном языке в текстовом документе! Предугадывать любые логические сложности!

Незнакомый мне белобрысый мальчишка поднимает руку и сразу спрашивает:

— А как это использовать в бою?

Толстяк начинает краснеть:

— Никак. Вы вообще меня слушали? Вот!

Лея выглядит веселой. Похоже, она не в первый раз в такой ситуации:

— Герман Афанасьевич, ну хватит.

— Не хватит, моя хорошая. Детки должны понимать, как пользоваться палкой. А что насчет хитрости? Если бы у нас был такой одаренный, то его давно бы за уши утащили Вельтешафты. Это гениальные люди! Они правят миром! А не те, кто накачивает дешевой силой свои мускулы… Ладно, спасибо Лея.

Учитель долго дышит, его лоб начинает потеть от возмущения.

— Сумматическая мера, о которой я говорил — это та формальная субста…

— Это мана! — смеется кто-то из старшекурсников. — Учитель, хватит молодежь путать.

— Дарен, не пудри мне мозги своей антинаучной ерундой. Так вот, эта мера, которую Лея затратила на математический расчет. Вот. Как вы поняли, три миллионной от сегодняшней нормы — это мало. Лея практически не растратила свою меру.

— Скил просто ЛоуЛевел!

— Дарен, ты меня перебиваешь…

— Извините, Герман Афанасьевич.

Лика поднимает руку:

— Она еще сказала про какую-то метеорологию…

— А, ну да. Вот. Как вы знаете, сила одаренного зависит от сумматической энергии солнца…

Я знал? Не-а, первый раз слышу.

— …и чем выше солнце в зените, тем меньше требуется меры для манипуляции с суммой.

Дарен не унимается:

— Короче, мелкие. Одно и то же заклинание в полдень стоит десять единиц маны, а в полночь уже сто. Но не забываем про погодные условия. Облачная полночь — это жопа. А в безоблачный день можете вызывать Годзиллу.

Герман Афанасьевич смотрит на Дарена, вздыхает, машет рукой и с грустью садится на мешок с песком:

— Тогда я посижу, Дарен. Валяй. Порти моих дорогих учеников.

Дарен громко смеется и выходит из строя старшеклассников. Теперь я могу его рассмотреть получше. Длинноволосый, кудрявый, накачанный. Вижу, как девочки смотрят на него, разинув рты.

Дарен весело продолжает:

— Когда у вас появится мана, хоть одна единичка, тогда вы можете назвать себя пробужденными. Школа проведет ваше тестирование, определит предрасположенность и начнет учить по направлению. А там уже всё зависит от вас. Если вы как Лея, будете предрасположены к магии Разума…

… сумме, — стонет учитель.

— Ну да, учитель. В общем, тогда вам надо сутками работать с кодами и считать цифры числа пи. Тогда ваша мана будет расти в этом направлении. А по мере роста маны, вы будете крутыми математиками. Намного круче, чем обычный лишенный, пусть он хоть спит с учебниками по математике. Ну, что вы уставились? Да, сумма разума — это не ментальные щупальца и контроль над разумом. Это тренировка мозга. Концентрация, память, внимательность. И вот вам совет от меня. Если недооцените таких одаренных, то долго не проживете. Особенно бойтесь хитрых. Это те еще засранцы…

Руку тянет толстяк, оценивший задницу Элеоноры, он спрашивает у Леи:

— Получается днем вы считаете цифры лучше, чем ночью? Ну, из-за солнца.

Дарен отвечает за нее:

— Не так, парень. Ты же в курсе, что мана у нас восполняется только во время сна. Нам нужно минимум восемь часов, чтобы полностью отрегениться. И я могу не магичить днем и сохранить силу на ночь. Но ночью я на ту же ману запущу только один файербол, вместо десяти днем. Всекаешь? Лея и ночью сможет решить этот пример. Но быстро выдохнется и забудет таблицу умножения.

— А если мы находимся в помещении? Ну там солнце не доходит же.

— Без разницы, — улыбается Дарен. — Недолгое пребывание в помещении мало на что влияет. Хотя говорят, что если просидеть глубоко под землей с месяцок, то сосуд начинает ссыхаться. Сам не проверял, а в школе об этом не рассказывают.

Я вспоминаю свои приключения с филзели. Хм, а может ли быть так, что чернокожий ослаб той ночью? Уверен, что облепиться чужой кожей непросто.

Герман Афанасьевич бухтит, вытирая лоб платком:

— Давайте-давайте… несите ахинею… дилетанты…

Дарен смеется:

— Да ладно вам, Герман Афанасьевич. Так же намного веселее.

Я решаю тоже поучаствовать в расспросе, поднимаю руку:

— Как работает сумма-детектор?

— Легко, парень. Он измеряет количество твоей маны. В ГОСТе российского кластера шкала от одного до ста, но на школьном детекторе всего до десятки. Этого нам, как говорится, достаточно. Да и я без понятия каким огромным должен быть сосуд суммы, чтобы детектор показал сотню. Короче, народ. Единичка на детекторе у всех непробужденных. Он типа видит ваш пустой сосуд. У лишенного детектор вообще ничего не покажет.

Ученики немного оживают. Дарен рассказывает поинтереснее, чем учитель.

— Ладно, хрен с этим разумом. Давайте я вам покажу то, что вы действительно хотели тут увидеть. Настоящую… МАГИЮ!

И смеётся. А Герман Афанасьевич с негодованием стонет.

Ученики резко замолкают, услышав позади чьи-то приближающиеся тяжелые шаги.

— Вторая группа идет заниматься. Вот, — поясняет учитель.

Точно. Вторая. Я услышал их приближение задолго до того, как их услышали остальные. А еще я услышал голоса. И один из них мне знаком.

Дэн — сын главы Новой Силы, весело ржет и отшучивается со своей компашкой.

Глава 13. Сумма мира

Группа третьегодок заходит в «яму» — так ее тут называют. Человек десять, шестеро в форме силачей. Вижу Дэна и… О, знакомая фея. Яра — бывшая подружка Клоуша. Еще двое в кимоно — это Джунсиначи. Интересную они себе компанию нашли. Но держатся чуть отдаленно, в общем веселье не участвуют. Так, а это кто? Сева? Сжавшийся кусочек страха плетется рядом с Дэном, который нагло приобнимает его за шею из разряда «по-дружески». Только периодически сдавливает так, что Сева пищит выжатым из легких воздухом.

Они замечают нас. Смех сначала затихает. Но вот какой-то силач шуткует про «стручки», и они снова ржут.

Учитель вытирает лоб:

— Группа «семь-а»? Кто вас сюда… пустил, детки? Сейчас занятия первогодок… Вот…

За всех отвечает Дэн:

— Учитель Элеонора нас освободила от занятий. Сказала, что сегодня лучше попрактиковаться.

— П… понятно. А кто это с тобой? Не припомню, чтобы ты гулял с неодаренными, Денис. Обижаешь моего ученика?

— А, этот… Так он из моей группы. Учитель Элеонора разрешила ему пойти с нами. А то уж очень хотел. Вот мы и решили… преподать ему урок. Да, Сифа?

— Дд. а…

— Просто да? — сильнее сжимает шею Дэн.

— Денис Аркадьевич!

— То-то же.

Герман Афанасьевич морщится, но ничего не предпринимает. Мне эта ситуация тоже не нравится. Тяжело не заметить, что группа силачей во главе с Дэном решает вдруг попрактиковаться в тот же момент, что и мы. Да еще и Севу захватили. И все по воле Элеоноры. Что ж, похоже нужно будет с ней потолковать по душам.

— Вот как. Хорошо… Тогда присоединяйтесь. Мы как раз учим молодняк азам… Может покажете им что-нибудь…

Дэн наконец-то замечает меня в толпе. Его щека предательски дергается, а зубы сжимаются. Но он сразу же берет себя в руки:

— А, понятно. Конечно, покажем. Очень хорошо покажем.

Что ж, это будет интересно.

Достаю из кармана зубочистку. Все равно в массовке не заметят мою маленькую слабость. Сую в рот.

Дэн с компашкой подходят ближе, с выраженным пренебрежением косясь на беляков в нашей группе.

— Здорова, Денисыч, — машет Дэну Дарион с добродушной улыбкой.

Дэн только сейчас замечает его. Глаза неодобрительно блестят.

— И ты тут. Удивлен. Вальты опустились до кривляний перед беляками?

Дарен пожимает плечами:

— Я же скромный, забыл? Мне много не надо.

— Ну-ну. Одаренному суммой разума хитрости многого не надо. Рассказывай это другим, Валет.

Дарен скромно морщится:

— Ну вот, ты всем рассказал мою тайну.

— Опять заливаешь, Валет. Ты сам об этом всем рассказал. И мне вот интересно, нафига?

Я смотрю на Дарена. Так значит он из Вальтов — единственного клана в мире, где члены могут называться аристократами. Кстати, я успел малость поковыряться в инете и кое-чего узнал о местной структуре власти.

Всего у них тут пять титулов в порядке возрастания. Зерус, Медиокрис, Магнар, Высший Советник, Вознесенный. Названия титулов непонятные и как-то связаны с языковыми и религиозными особенностями. Мол, мировые чинуши долго думали, как бы не ущемить всех. Черных и белых. Большеглазых и не очень. В моем мире тоже есть титулы, но другие. Да и плевать.

Итак.

Зерусы — низший титул. Главы влиятельных семей со своими небольшими уделами. Что-то вроде депутатов старой истории. Только масштабнее. Малые и Большие Советы Зерусов определяют и рассматриваю мировые и региональные законы. И сейчас они все члены Вельтешафт — главенствующего клана.

Мд-а. Странная система. Хотя я уже понял, что здесь нормально, когда власть находится в руках одномыслящей кучки политиков, а остальные только для вида.

Неудивительно, что очень многие недовольны такими порядками. Кому понравится, что законы на родной земле устанавливают иностранцы. Кланы вгрызаются друг другу в глотки за главенствующую позицию в мире. И постоянно происходят внутренние разлады. Новая Сила — тому пример. Они выходцы Исталов со времен, когда главенствующим кланом был Новус. Я уж не говорю про лишенных и неодаренных. Последнее время они все громче подают голос. И дешевый пивасик, которым их спаивают, не сильно спасает ситуацию.

Медиокрисы — управители регионов, имеют политический иммунитет, утверждают законы регионального уровня и имеют на них право Вето.

Магнары — а вот и местное подобие корольков бывших стран. Они подчиняются непосредственно Высшим Советникам и являются председателями высших международных судов. Утверждают законы мирового уровня. Только они могут титуловать и лишать этой привилегии аристократов.

Как я понял, далеко не все короли и главы регионов — аристократы. Но это обязательное условие для того, чтобы стать аристократом и влиять на мировую политику.

Высшие Советники — их всего пятеро, и они считаются Советом Кланов или Высшим Советом. Единственный титул, где не все члены из главенствующего клана. Каждый из них — представитель одного из пяти великих кланов. То есть, их главы.

Высшие Советники имеют власть над всей аристократией. Но с условием, что четверо из пяти единогласны в своих решениях. Так главенствующий клан не перетянет на себя канат власти. И если европейские Вальты решат понаглеть в Токио, вызвав недовольство населения, то Высший Совет сразу же вмешается.

Кстати, Высшие Советники владеют «ядерным чемоданчиком». И их единогласное решение способно возобновить ядерную зиму.

Ну вот как-то так. И забавно, что только члены главенствующего клана могут стать аристократами. А чтобы вступить в клан нужно быть одаренным. Сумма правит миром.

Надо будет разобраться потом, как кланы становятся главенствующими и что при этом происходит с аристократами после смены власти. Им что, машут ручками со словами «спасибо, до свидания, бросайте свои дела, мы теперь сами разберемся, чернь вонючая»

О, и еще самый высший аристократ. Инфы о нем на удивление мало. «Вознесенный». Этот титул до сих пор никем не занят. По закону, Вознесенным может стать только один из Высших Советников. Но… какие-то особые условия и…

Из секундных размышлений о нудных аристократах меня выбивает смех силачей на ответ Дарена «я же хитрый. А хитрые своих секретов не выдают».

Хм, не знаю, что имеет в виду Дарен, но он идет по пути откровенности. Не скрывает того, кем он является. Говорит в лицо — я силен и у меня такие преимущества перед вами. Хотите, идите за мной. Хотите — бойтесь. Это очень эффективная стратегия власти. Намного эффективнее страха перед неизвестным.

Герман Афанасьевич с кряхтением поднимает свои толстые булки, выпрямляется как позволяет разжиревшее тело:

— Все верно. Вот. Дарен Ганц — тот, кто не скрывает своих сил. Сумма хитрости. Подтип: правда. Чего вы смеетесь? Он усиливает суммой определенные области своего мышления и добьется таких высот, которые и не снились лжецам. Люди за ним пойдут. Вот. Не удивлюсь, что когда-нибудь Дарен встанет у руля клана Велтешафт. Тебе следовало бы поучиться у него, Денис. Вот.

— Полный бред, — пожимает плечами Дэн. — Ни один хитрец не признается, что он лжец. Они вообще ничего никогда не говорят. Так с чего вы взяли, что у него «правда», а? Учителей не допускают к такой инфе, а все подтипы хитрецов учатся в одной спецгруппе. Их сумма — тупой развод людей на бабки и политическое влияние. Никогда не понимал этого бреда.

— Я верю Дарену. Вот. И это мое решение. Вот. А тебе лучше выражаться поскромнее… Денис. Я все еще твой учитель.

Дэн хмыкает:

— Извиняюсь, Герман Афанасьевич. Буду фильтровать базар.

— Надеюсь на это. Так вот, детки. Дарен — особый одаренный. Он преследует свои цели и у него свои мотивы. На политической арене ему не будет равных. Да, именно так. Но его цели могут быть, как благородными, так и не очень. Вот. Сейчас размер его меры — семь. Это очень хороший показатель для нашей школы. Вот. Запомните, сумма — очень сложная материя. Она будто имеет разум и…

Зевки.

— Да чтоб вас, детки! Вот! Дарен, продолжай…

— Данке, учитель. Денис, не покажешь нам на что способен? Ты один из сильнейших в школе, мы бы глянули.

Дэн выпячивает грудь, кичась перед Ярой, которая, кстати говоря, не кажется такой уж и подавленной после смерти своего бойфренда. Даже на меня не смотрит, что несколько ущемляет мой мальчишеский азарт. Но да ладно.

— Зачем мне метать бисер перед свиньями? — кладет Дэн руку на голову Севы.

— Потому что я тебя прошу Дэн. Ради нашей дружбы, — добродушно улыбается Дарен. — С меня небольшой должок. Да и паренек отдохнет от твоей сильной хватки.

— Да ему нормально. Правда же, Сифа?

Дэн сжимает «братские объятия».

— Да, Ден… Денис Аркадьевич.

— Вот молодец. Ладно, так уж и быть. Покажу.

Дэн встает перед нами, смотрит мне в глаза:

— Смотри внимательно, щенок.

Ученики разом разворачивают головы, глазеют на меня. У многих в глазах страх и сочувствие.

Не отвечаю, лишь слегка усмехаюсь.

— Данке, Денис. Учитель, можно же мне объяснить? Так сказать, для подрастающего поколения.

Герман Афанасьевич отмахивается своими сардельками:

— Конечно, Дарен. Вперед. Хуже уже не будет.

— Да ладно вам, не преувеличивайте. Ну что, дамы и господа, идем дальше? Денис — чистый славянин. Словянинее просто некуда.

Кто-то неуверенно смеется. Дарен продолжает:

— А славяне у нас идеальные алхимики. Магичат с ингредиентами, придавая им особые свойства. Полностью меняют их структуру. Умники ученые разводят руками, изучая напитанных магией толченных жуков.

— Дарен, — морщится Дэн. — Не трать мое время. Мне еще Сифу сегодня тренировать.

Замечаю, как скукоживается Сева. Он наконец-то смотрит на меня. Шевелит губами. Хм, говорит «помоги»?

Помогать? Зачем? Когда мне нужна была помощь в столовой, он просто свалил, поджав хвост. Потом даже Сэма с Аканой испугался, не пожав мне руку. Слабый, забитый, никчемный. Нет, к таким я не отношусь с пренебрежением. Это нормально быть слабым. Отвращение у меня вызывают те, кто понимают свою слабость, но ничего с этим не делают. И даже когда выпадает шанс, они скулят, прикрываясь надуманными причинами, защищаясь ими, оправдывая свою немощность. И Сева уже показал мне, что не просто слабый. Он хочет быть слабым и незаметным. И судя по взгляду, он считает меня виноватым в своих проблемах. Мол, помоги, это же из-за тебя меня повязали.

Отвожу от него взгляд, смотрю на более интересную личность. Сына главы клана Новая Сила — Дэна. Дарен продолжает:

— Хорошо, — кивает, улыбается. — Короче, Денис не захотел варить зелья. Как и весь его клан Новая Сила. Они стал изучать магию тела, к которой не предрасположены. И знаете что? У них неплохо это получилось. Правда, никто не любит говорить, что вся Новая Сила сидит на исталских зельях, как наркоманы.

— Ты нарываешься, — рычит на Дарена Дэн.

— Что? — наигранно моргает тот в ответ. — А, это нельзя было говорить? Но почему? Ведь все знают. А еще из-за этого члены Новой Силы часто болеют и живут недолго. Лет до сорока, вроде.

Дэн делает шаг к Дарену и тот поднимает руки:

— Больше не буду. Правда не знал. Мир, дружба?

— Посмотрим на твое поведение, — щурится Дэн.

— Понял тебя. Так вот. Денис, жахни посильнее.

— Без «б».

Тело Дэна мгновенно наливается красными красками. Он становится шире и даже чуть выше. Теперь передо мной не какой-то школьник, а перекаченный амбал.

Дарион кивает:

— Это называется сумма тела типа сила. Бафает себя, короче. Ману тратит на физическую силу. Ну тут все понятно. Мана увеличивает мускулатуру. Правда, нагрузка на организм такая, что можно развалиться на части. У Дениса, кстати, тоже семерка по количеству маны. И сейчас мана у него стремительно опустошается. И чем больше он двигается, тем сильнее эта растрата. Денис, на сколько тебя хватит?

— Минут на пять. Если с предельной нагрузкой, минуты на две-три.

— Покажешь, что можешь?

— На ком? — хмыкает Дэн, нагло пялясь мне в глаза. — Может на Сифе? Сифа, хочешь?

Сева трясется.

— Н… не…

— Плохо. Придется с тобой перетереть о важности практических тренировок.

Смотрю в глаза Дэну, спокойно улыбаюсь. Его это видимо бесит, он разворачивается, подходит к тяжелому металлическом манекену.

Удар!

Мне кажется, или я только что видел искры? Весьма впечатляет. Без понятия, как можно выбить рукой искры из металла. Да и бандура эта весит тонну, не меньше.

Дарен одобрительно качает головой.

— Манекену кабздец. Был бы это человек, его разнесло бы на части. Гляньте на руку Дениса.

Смотрю. Вижу капающую кровь, выбитые костяшки.

— А вот это уже последствия.

Учитель вздыхает и явно скучает. Ему бы про разум и логику, а тут мышцы. Он вытаскивает из-за пазухи книгу, начинает читать.

Дарен продолжает:

— Быть сильным — не значит быть выносливым. Как в игре. Че ты сможешь сделать своим большим топором, если разваливаешься без хитпоинтов?

Учитель решает занудно вставить свое:

— Вот! Поэтому вторая направленность Дениса — сумма тела: выносливость. Подтип: регенеративные свойства организма.

Дарен кивает:

— Ага. Вы гляньте на его лапень. Кровь уже не течет, а раны затягиваются. Так что Денис у нас танк сбалансированный. Качает и силу, и выносливость. Конечно, цена для этого… большевата. Люди еще не привыкли к такому. Тысячи лет жили без магии, а тут на тебе.

— Нормальная цена. Успею красиво прожить, — усмехается Дэн, возвращая тело в исходное состояние. Я замечаю, как он старается тяжело не дышать.

— Денис, сколько ты потратил маны?

— Меры что ли? Пятую часть где-то. Часок поспать и восстановлюсь.

Руку поднимает Лика:

— А что бывает, когда мана кончается?

Дэн нагло осматривает Лику, ухмыляется:

— Херово себя чувствую. Усталость такая, что даже сексом не заняться. А что? Ты хочешь попробовать истощить мой сосуд, детка?

Силачи ржут. Я же буквально делаю «фейспалм». Лика краснеет, но спрашивает еще:

— У всех одинаковые последствия этого истощения? У хитрецов также?

— У всех одинаково, детка.

— Понятно, спасибо.

— Данке, Денис, — улыбается Дарен. — Отличная демонстрация мышечных бугров. Без преувеличения.

— Не за что, братан. Это тебе не людей за нос водить.

— Ага, точно.

— Окей. Ладно, парни, погнали. Сифа, заждался, наверное? Пойдем, научу тебя драться. Может тоже в себе что-то пробудишь. Ты же не против, а?

Вижу, как Дэн обнимает «по-братски» Севу, сжимает его так, что парнишка краснеет.

— Не против же?

— Пр… пр…

Краснее еще сильнее.

— Не понял?

— Пр… не…

— Во. Знал же, что не против. Мы с тобой станем лучшими друзьями.

Дарен и учитель будто и не видят, что происходит. Странная школа. Только беляки из моей группы смотрят на него с жалостью. Вон Лика морщится. Даже глаза слезятся. Или мне кажется, и это от стыда после тупых подколов Дэна?

Дарен продолжает:

— Так, короче, вы всё поняли? В магии тела есть еще скорость. Ну это типа ловкости. Тут объяснять нечего. Теперь поговорим о самой крутой магии. Предметной. Ух, вот тут можно отжигать. Кстати, думали, я шучу о файерболах? Их вполне можно пульнуть. И не только файерболы. Сильный газообразный маг с маной под пятьдесят мог бы отравить весь воздух в помещении. Вот где веселуха. Короче, сейчас покажу…

Сева рыпается, стонет, тяжело дышит. Силачи уводят его в противоположную сторону ямы.

Магистр всегда говорил, что слабые только мешают сильным. Что под боком они могут быть опаснее врагов. Очевидно. Логично. Железный и неоспоримый факт. Тут даже думать не надо. Зачем подставляться ради слабаков.

Ухмыляюсь, грызу зубочистку. Смотрю, как Дарен приглашает парня азиатской внешности. Во, сейчас нам покажут что-то веселое. Азиаты лучше всех в предметной магии: твердое.

Думаю…

Думаю еще…

И еще…

— Твою ж!

Ученики перестают переговариваться, смотрят на меня. Учитель отрывается от книги. Дарен спрашивает:

— Да? Ты что-то хотел спросить?

Смотрю в спины уходящим.

Что ж, как я и говорил, пользоваться теми, кто мне, якобы, дорог — не стоит. Никто же не знает, что на Севу мне плевать. Многие беляки считают, что я кинул своего друга, не парясь с деталями наших с ним отношений.

А беляков много… очень много… Да, им по сути плевать, когда кто-то кого-то кидает. Они все одинаковые. В школе это нормально. Но я хочу им показать, что можно по-другому. Что со мной они могут быть в безопасности.

Подмять под себя беляков — это неплохая мысль. Их точно недооценивают.

И надо показать им превосходство неодаренного беляка.

— Эй, Денис Аркадьевич!

Выплёвываю зубочистку, сую руки в карманы, улыбаюсь.

Глава 14. Клин клином

Что ж. Не люблю играть на публику, но я все равно хотел разобраться с Новой Силой. И начать я хотел как раз с Дэна. Часто после поражения вожака мелкие прихвостни разбегаются, поджав хвост.

Как там сказал Дэн? Метать бисер перед свиньями? Грубовато, но вроде смысл я уловил. Сейчас моя цель — разыграть героя, защитника угнетенных, слабых и немощных. Люди таких любят. И сделаю я это по одной простой причине. В Варгоне у меня всегда было несколько сотен подчиненных, готовых пасть на меч при одном моем слове. Так почему бы временно не заменить их беляками? Это, конечно, не рыцарское войско, но, как я уже говорил, я не гордый. Могу начать с носков и крестьянского ополчения. Как временная мера до пробуждения суммы сойдет. А там уже перспективы получше.

И если при этом отделаюсь от Новой Силы, то, считай, убью двух ежиков. Хм… или зайцев?

Компашка перестает болтать, но не останавливается. Оборачиваются лишь двое из Джунсиначи. Дэн смотрит на них, весело говорит:

— Вам тоже показалось, что кто-то жужжал? Пойдемте уже. Эй, Сифа, ты че трясешься? Да не ссы ты так…

Джуны без особого энтузиазма последовали за Дэном. Что ж, Дэн немного с мозгами. На каждую провокацию не ведется. Интересно только, насколько много у него этих мозгов. Нужно его разозлить. Не думаю, что он при учителе нападет на непробужденного.

Ко мне подходит толстяк, любитель Элеоноровых попок:

— Слушай, я бы не ста…

Резко поднимаю руку, затыкая мальчишку. Не люблю я этот метод. Больно дешевый. Но на войне с идиотами все средства хороши. Говорю еще громче:

— Дэн! Как поживает твоя мамочка?!

О, вот теперь они останавливаются. И уже никому не смешно. Да-а-а, люди одинаковые во всех мирах. Им достаточно сказать слово «мама» и они, как дети, бегут размахивать кулачками, защищая ее честь. И это почти всегда работает. Часто даже взрослые мужи-аристократы в Варгоне хватаются за оружие и пускают друг другу кровь, достаточно лишь упомянуть по матушке. Удивительно простое и эффективное средство привлечь к себе внимание и нажить врагов. А ведь я просто спросил, как она поживает и тот уже сам все додумал.

Герман Афанасьевич тяжело вздыхает, протирает лоб платком:

— Вот. Опять начинается. Зачем ты это сказал?

Дарен перестает улыбаться:

— У Дениса нету матери. Она давно мертва.

Бывает. Я своих родителей вообще не помню. Да и неважно. Значит эффект будет лучше:

— Какая трагедия, — достаю свежую зубочистку, сую в рот. — Так жаль твою мать, Дэн! Я бы с таким сыном тоже повесился!

Дарен округляет глаза. Да ладно? Я что, угадал? Удивительно.

Дэн отпихивает Севу так, что тот с визгом пролетает несколько метров и падает на пол, ударившись головой. Быстрым шагом идет на меня.

Учитель прячет платок в карман, щерится:

— Денис, это непробужденный ученик. Вот. Ты не можешь напасть на него без последствий.

— Да мне срать, — пыхтит разъяренный бугай, приближаясь.

Секунда, вторая. Хм, эффект оказался чуть сильнее, чем я планировал. Ну кто ж знал про повешенных мам? Не повезло, бывает. Слишком хорошо угадал.

В каждой моей руке по три зубочистки, я напрягаю свои хилые мышцы, с удивлением обнаруживаю, что они есть не везде, где я привык. Некоторые части тела просто… не напрягаются. Делаю все это просто на всякий случай. Возможно, я смогу пережить пару секунд, прежде чем нас разнимут… Или даже дотянусь зубочистками до интересных мест. Акупунктура в бою, правда, не очень. Попасть в миллиметр движущего тела практически нереально. Это тебе не глаза вилками протыкать.

Дэн приближается.

Вижу, как силачи за его спиной напрягаются, как перетянутые струны. Если представитель их клана начнет быковать на непробужденных, то проблемы могут возникнуть и у них.

Двое Джунсиначи в компании Дэна смотрят на меня, но я еле заметно качаю головой. Нельзя, чтобы они вмешивались. Силачи давно подмазываются к азиатам, которые тоже не в ладах с Новусами. Но сегодня Сэм и Акане открыто показали всем, что отношения двух кланов не заладились. Чем мы с Хиданом и воспользовались. Силачи с распростертыми объятиями приняли новых друзей. Вот только они им не друзья. А мне — да.

Дарен встает между мной и Дэном, хватает его за плечо.

— Не ведись. Ты знаешь последствия нападения на непробужденного.

— Да мне плевать! Щенок убил моего кузена, а теперь прошелся по матери! Он подавится своими блядскими словами.

— Тебя так легко спровоцировать? Очнись, Денис!

Дэн рвет и мечет на месте, пытаясь справиться с эмоциями.

Я же немного расслабляюсь, говорю:

— Дэн, сегодня после занятий. Выбирай место сам, — говорю из-за спины Дарена, пожевывая зубочистку. — Можешь взять своих, мне плевать. Но не хочу устраивать из этого представление. Где-нибудь подальше.

Дэн тяжело дышит, поднимает голову вверх, опускает уже более спокойное, но все еще раскрасневшееся лицо:

— Отойди, Валет.

— Нет. Мы с тобой давно дружим. Не тупи. Он тебе предложил решение.

— Крысеныш не придет. Зассытся.

Лениво рассматриваю Яру. Интересно, а волосы у нее и правда синие? Или тут их выкрашивают? И в смысле — не приду? А зачем тогда назначать эти детские разборки? Для того чтобы не прийти? Странное мышление.

— Приду. Но с одним условием, — мой глаз предательски дергается. — Севу ты отпустишь.

Вот не люблю я играть в благородных рыцарей. По долгу служения Шииле пару раз приходилось, и каждый раз я чувствовал себя не в своей тарелке. Будто делаю что-то очень глупое, даже понимая, что все это спектакль. Мне больше нравится решать дела из теней.

Не то чтобы я считал себя каким-то злобным монстром. Просто я вообще не воспринимаю добро и зло. И не понимаю этого. Есть только понятие «правильности».

Дэн фыркает, как злобный ежик, на его раскрасневшейся роже небольшое торжество:

— Вот оно что. За педика своего переживаешь, да? Ну хорошо, давай разберемся в городе. Без всяких тупых школьных правил. Как мужик с мужиком.

Киваю:

— Согласен.

Как будто у него есть выбор. В школе ему с неодаренным разобраться непросто. А я первый если и бью, то бью наверняка. Но вот как с Клоушем не получится. Дэн другой.

— Скажу позже, где встречаемся и во сколько. Сифу своего забирай. Но если не придешь или кинешь… — тычет в меня пальцем. — Ему конец. Не знаю, что ты сделал, что тебя и твою семейку покрывают, но вот про него речи не было. Ты врубился?

Говорю кратко:

— Много болтаешь. Это все?

— О да, это, твою мать, всё. Парни, пошли.

Стало тихо. Учитель утыкается в свою книжку, потеряв интерес к ОБЫЧНОЙ школьной ситуации. Ну и старшекурсники занимаются своими делами. Они во всю отбивают дурь из манекенов и вытворяют… такое…

Досмотреть мне не дают десятки сочувственных взглядов. Оглядываю толпу:

— Чего?

— Киба, ты сдурел? Нафига тебе это? — спрашивает незнакомый мальчишка в веснушках.

— Это мое дело. Нравится тебе по-другому — твой выбор. Кстати, завтра расскажу, что мы можем с вашим выбором поделать.

Дарен не вмешивается. Он с легкой улыбкой наблюдает за происходящим. Любопытный какой.

— В смысле, расскажешь? Что расскажешь? Если ты пойдешь на стрелку, то никакого завтра не будет. Я бы на твоем месте свалил. Честно.

Многие кивают.

Не отвечаю. Вот что значит «метать бисер». Ладно, таким всегда сначала нужно показать, а потом разговаривать. По-другому они ничего не поймут.

Вся группа смотрит, как я подхожу к Севе.

Лежит, страдает, ноет.

— Ты… — шепчет он. — Ты… вино…

Перебарываю странное желание добить несчастное существо, чтобы не мучилось всю жизнь. Перевожу многозначительный взгляд на учителя. Он смотрит в ответ, понимает меня не совсем верно:

— Да-да, я уже вызвал санитаров. Мы же не варвары. Вот.

Сегодня все занятия проводятся в яме. Дарен нам на практике показывает, что же такое предметная сумма. Оказывается, ею можно напитать практически любой предмет и изменить его свойства. Зависит это только от сложности самого предмета и его размеров. Например, нож — это составной предмет из разных материалов маленьких размеров. Азиаты лучше всех могут придать такому ножу свойства, способные резать металл. И не только. Можно изменить объём клинка, сделать его огненным, ледяным, наэлектризованным. Нужно лишь соблюсти какие-то особые условия. Прям передо мной азиат пополам разрубает арматуру коротким клинком.

На вопрос Лики, как это может спасти от огнестрельного оружия Дарен вытаскивает из шкафа тренировочный пистолет и стреляет. Азиат просто отбивает резиновую пулю. Сумма тела: скорость. Примерно двадцать-тридцать тренировок Джунсиначи уделяют этой направленности. При этом их тело хрупкое, как у обычного человека. Как это работает я толком не понимаю. Чтобы отбить пулю нужны недюжинные способности разума и тела. Кроме скорости нужны реакция и мускулатура. На мой вопрос Дарен смеется, отвечает словом «ма-а-а-агия» и намекает, что подробнее мы узнаем на спецкурсах, после пробуждения.

Еще один старшекурсник достает из кармана какие-то шарики. Сжимает, бросает. На лету шарик охватывает пламенем, он ускоряется и врезается в мешок с песком, разрывая его на части. Огонь еще долго обугливал то, что гореть по сути не может. Если таким шариком запустить в обычного человека, то от него ничего не останется.

Больше всего меня удивляет огнестрел. Оказывается, у предметной суммы (твердое) есть две ветви: постоянная и остаточная. Постоянная — это то, что ты подпитываешь прямо в бою. Меч, например. Остаточное — напитанное заранее, но теряющую со временем свою силу. Например, пули. Один из старшекурсников обычным однозарядным дуэльным пистолетом пробил два мешка с песком.

На вопрос, кто же победит — меч или пуля, Дарен отвечает просто — тот, кто более одаренный. Остаточная магия слабее, но разрядить в атакующего всю обойму до того, как он к тебе подберется дорогого стоит. Но постоянная магия опаснее. Она постоянно запитывается от одаренного и способна очень сильно попортить жизнь сопернику.

Каждый одаренный имеет массу достоинств и недостатков. А если еще учесть, что сумма зависит от всяких солнцестояний и времени суток, то все становится очень непросто.

А потом… занятия заканчиваются. Было очень познавательно, но остается ощущение, что я еще многого не знаю. Сумма — очень тяжелая магия. И в корне отличается от всего того, что я знаю об эфире.

Время: 20:29

Я стою на зеленой площадке. Похоже тут играют в некий футбол. Пинают ногами мяч, загоняя его в ворота. Никакого оружия, магии. Даже руками пользоваться нельзя. Скучная игра. «Особый помощник» клана Джунсиначи сказал мне, что это место принадлежит Новой силе.

Смотрю вверх. Пасмурно. Солнце прячется за облаками. Сегодня утром было на удивление солнечно. И Дэн говорил, что выдержит две-три минуты предельной нагрузки. Значит сейчас еще меньше. Минуту-две? Не понимаю, как измерять эту… энергию солнца.

На щеку капает холодная капля. Скоро зима. Солнца будет очень мало. И это идеальный сезон для меня. Одаренные станут слабее. И я говорю не про учеников из школы, где суммадетектор заканчивается десяткой при максимально возможной сотне. А про тех, кто по-настоящему опасен.

Тихо. Только отдаленный шум города.

Улыбаюсь. Люблю тишину.

В тридцати шагах от меня стоит Дэн. На трибунах десяток его дружков — пришли поддержать своего господина. Он тоже улыбается. Ему не впервой красоваться перед толпой, избивая слабаков. Вот и сейчас. Он точно знает, что справится. Он уверен в себе.

Здесь нет школьных правил, которые спасли бы меня от одаренного. Тут нет заместителя директора, который меня прикрывает. Я сам предложил встретиться и разобраться. При всех. При свидетелях. Уверен, что сейчас нас снимают на камеры, делают записи. Если им будет выгодно, они скажут — вот, смотрите какой идиот. Пришел и огреб. Если выгодно не будет, записи просто удалят.

Но я доволен. Все идет так, как мне надо.

Дэн кричит издалека:

— Ну что, цыпленок? Не боишься? Скажу честно, удивлен что ты пришел. Я уже нашел семейку Сифы. Сегодня ночью мои парни их хорошенько пощупают. Ты же не думал, что я правда от него отстану? Нет, сученыш, ты ответишь за все! Знай, сегодня я лично приду к твоей мамаше. Как и обещал. Она будет долго стонать на моем члене, пока не сдохнет от наслаждения. Ну или от моих особых… фишечек в сексе.

Отрываюсь от созерцания неба:

— Много болтаешь, сопляк.

Хотя он постарше меня в этом теле. Года на три-четыре.

Дэн краснеет, трясется и идет на меня. А я…

…срываюсь с места и убегаю. Неужели они думали, что я стану драться с этим монстром?

Территория Новой Силы под камерами не самая удобная локация для такой разборки. Я нашёл место получше, неподалеку отсюда. Где нет камер и много теней…

Краем глаза вижу, что Дэн лишь ненадолго впадает в ступор. Оживает, бежит за мной. Его «болельщики» вскакивают с мест, ломятся через сидячие ряды. Кто-то орет матом, кто-то спотыкается. Я слышу выстрелы, уже забежав под трибуны. Бегу по коридору, слышу за спиной Дэна. Бегает он быстрее меня…

Перепрыгиваю через тело дедушки-охранника с двумя зубочистками в шее. Я заранее наблюдал за этим местом и решал, как подступиться лучше. У черного входа в заброшенный стадион никакого не заметил, кроме старика. Он мог закрыть за собой дверь или предупредить силачей, поэтому я культурно зашел, культурно парализовал дедка. Оставил себе путь для отступления.

Выбегаю на улицу, несусь, перебарывая боль и усталость. Я уже пару раз пробежался этим маршрутом, знаю где побыстрее свернуть и что вот эту урну проще перепрыгнуть, чем оббежать палаточный магазин посреди дороги.

Прислушиваюсь… Остальные силачи опаздывают. Хорошо. Это немного упрощает дело. Перебегаю дорогу, чувствую, как бочину начинает разрывать от усталости. Но я был к этому готов.

Уже слышу пыхтение Дэна за спиной…

Либо мой слух слишком хорош, либо меня вот-вот поймают.

Гниль подземная! Какое отвратное тело. Сколько сложностей я бы избежал, если бы попал сюда собой настоящим. Забегаю в темный проулок. Тупик. Останавливаюсь, разворачиваюсь.

Дэн прибегает через секунду. Дышит легко. Вот что значит тренированное тело.

— Сучонок… Трусливый выродок…

Не отвечаю. Отступаю назад. Сую руки в карман, достаю нож.

— И что ты сделаешь этой зубочисткой? — приближается Дэн, раздуваясь из обычного школьника в бугая.

Улыбаюсь:

— Отрежу голову?

Дэн скалит зубы в усмешке и немедля набрасывается на меня.

Свист!

В груди Дэна торчит обычная столовая вилка. Она мгновенно воспламеняется. Дэн орет, выдергивает ее голыми руками. Ожог стремительно заживает.

Свист! Еще три столовых прибора торчат в плече и груди. Они оставляют черные ожоги. Дэн с яростью обезумевшего быка смотрит по сторонам, но ничего не видит. Только тени. Октябрьский вечер холоден и мрачен.

Свист! Вилки торчат в его ногах. Он подкашивается, хромает на меня, вытянув лапищи. Я медленно отступаю, улыбаюсь.

— Ты… сученыш… кто это?..Что за… хре… пожалу…

Последняя вилка стремительнее предыдущих. Она искрится электрическими разрядами и прошивает дыру в груди Дэна. Он падает, булькает. Кровавая лужа растекается.

Прислушиваюсь…

Тишина… Только октябрьский дождик и визг дерущихся котов.

Похоже, остальные силачи отстали и заплутали в переулках. Сегодня мой день. Все могло бы оказаться чуть сложнее. Но не менее эффектно.

Достаю из кармана зубочистку, кидаю на труп. А вот и вторая признанная мною слабость. Люблю оставлять на местах свои знаки. А то вдруг Новой Силе вилок будет недостаточно. И плевать, что тут следы суммы. К Джунсиначи не прикопаешься. Они не пользуются вилками, как орудием убийства.

С легкой грустью смотрю на тело сына главы клана Новая Сила. Такой большой, такой сильный и влиятельный. Но… одновременно такой слабый. Он не знает, что такое выживать в суровых условиях, где негде поспать, нечего пожрать, а каждый проходящий может плюнуть тебе в лицо. Не знает, что такое лишение. Всю жизнь он прожил в своей золотой скорлупе. Стал эмоциональный, вспыльчивым, предсказуемым.

Из тени выходит фигура в черном. За спиной два меча. Один из тех, кого я видел в особняке Хидана той ночью.

Сажусь на корточки и приступаю к своему кровавому делу. Я уже знаю, где подрезать и правильно подцепить. Не первый раз. Не самое приятное занятие, но… что поделать.

Встаю. Держу голову Дэна за волосы, передаю ее человеку в черной маске. Низкорослый мужчина слегка кланяется, говорит хриплым голосом с выраженным акцентом:

— Велено передать, что отныне долг уплачен.

Отвечаю таким же поклоном:

— Уплачен. Все, как договаривались.

Человек сливается с тенью. Даже я не понимаю, как он просто… исчезает в этом тупике.

Вечером меня докапывала мать, но я смог отбрехаться. Брат со мной не разговаривал и играл в ВоВ новым персонажем. Мне это не мешало, и я уснул крепким, спокойным сном.

А вот на следующий день…

Утро в школе начинается не с завтрака. И не с кофе. И даже не с учебы. А с настоящей тревоги. На уши подняли всех. Охрана прочесывала леса. Учеников всполошили, а занятия приостановили.

Тревогу подняла учитель Элеонора, вошедшая в свой класс вместе с учениками.

На ее столе лежала отрубленная голова Дениса Аркадьевича, сына главы клана «Новая Сила» с воткнутой вилкой в глазу.

Ну а я? Вокруг носятся, шумят. А я спокойно пожевываю зубочистку, с любопытством рассматриваю содержимое торгового автомата и думаю, что могу купить за свои скромные тридцать пять очков влияния.

Вздыхаю.

Ну и цены у них тут…

Глава 15. Сумма последствий

Еле сдерживаю зевок. Последние дни у меня слишком насыщены для этого тела. Оно не справляется. И сна по шесть-восемь часов ему не хватает.

Сижу на уже полюбившемся роскошном стуле, достойном королей в кабинете заместителя директора. На этот раз тут довольно тесновато.

Георгий Александрович сидит на своем троне и сверлит меня глазами. Позади него двое городских стражей порядка. Полиция — так они себя называют. Слева Элеонора, а вот по правое плечо нестабильная консистенция ненависти — глава клана «Новая Сила». Килограмм под сто пятьдесят и два метра в высоту. Глаза уставшие и злобные — с лопнувшими капиллярами. Щеки как после оспы — в дырах. Короткая стрижка и усики… такие тощие, двигающиеся. Сдерживаюсь, чтобы не смотреть на эти гипнотические усики. Весь его вид говорит, что он много орал и бесился. Вон даже костяшки белые. Будто он их мощно отбил и совсем недавно исцелил.

Скрещиваю руки на груди, слегка улыбаюсь:

— Еще раз говорю, это не я. Да, я пришел на встречу. Но испугался и убежал. Не знаю, что потом случилось.

Элеонора тоже улыбается, но от меня не скрыть легкую бледность ее щек и блеск настороженных глаз:

— Зачем ты нас обманываешь, Константин? Ты убил Клоуша вилкой, потом грозился перебить всех силачей и на следующий же день голова самого значимого из них лежит у меня в классе. С вилкой. В глазу. Лучше признайся. Поверь, так будет лучше.

— Без понятия, о чем вы. Может меня подставили?

— Врешь, паскуда! — басит глава клана «Новая Сила». — У вас была выясняловка! На камерах видно, как ты заходишь на стадион, а через пять минут выбегаешь, как трусливый шакал! Охрана стадиона была парализована какой-то чертовой медицинской дрянью!

— Иглоукалывание, — поправляет лысенький полицейский.

— Да мне плевать, как это называется. Вы посмотрите на него! Этот малолетний шакал ухмыляется! Он же издевается над нами!

Георгий Александрович смотрит на него:

— Аркадий Денисович, успокойтесь, мы во всем разберемся.

Смотрю на усатого. У них что, половина поколения Денисы? Оригинальные какие.

Элеонора кивает:

— И вся школа уже знает о твоей любви к зубочисткам, Константин.

— Что ж, учитель Элеонора, — вздыхаю. — Вы молодец. Нашли неоспоримое доказательство. А может это вы его убили, а? Вы любите жевать жвачки. Верблюд тоже любит. Мне кажется тут есть какая-то тайная взаимосвязь…

Элеонора поджимает губки:

— Последил бы ты за язычком, малыш.

Не отвечаю. Смотрю ей в глаза. Держится хорошо, но бледность усилилась.

Пухлый полицейский щурится:

— Мы нашли обезглавленный труп, Константин. За пределами… кхм… школы это считается зверским убийством. Денис Аркадьевич был истыкан вилками с остаточной предметной суммой. А также нашли это, — достает пакетик с тремя зубочистками. — Все пойдет на экспертизу. Мы изучим одежду с другими вещами и орудия убийства на наличие биологических особенностей, зафиксируем изменения, произошедшие после смерти, исследуем имеющееся повреждения, отпечатки, днк, остаточную сумму.

Одобрительно киваю на каждый перечисленный пункт. Прислушиваюсь, смотрю в глаза.

— Вы же не специалист в этом, да? Только слова заучили?

— Зря вы так, Константин. Не бывает настолько зверских и нераскрытых убийств. Рано или поздно вы все равно на чем-нибудь проколетесь.

— Тогда чего вы тут распинаетесь? Вот и ждите, когда это случится.

Цвет лица главы клана становится бордовым. Он такой же вспыльчивый, как и сын. Но стоит признать, держит себя в руках лучше. Учитывая, что я убийца его единственного наследника. И чего уж, скорее всего, все присутствующие здесь это понимают. Они только не знают КАК я убил. И мне это нравится.

Второй полицейский решает поддержать коллегу:

— Хочешь честно, парень? Я бы на твоем месте признался. Ты учишься в «Новой Эре» и… после того, что натворил… в тюрьме тебе точно будет безопаснее. А за добровольное признание тебе сократят срок. Посидишь послушным года два-три, может по УДО выйдешь.

Усатый глава клана мимолетно дергает губой, и я сразу же понимаю, что в тюрьме мне будет не так хорошо, как расписывает добрый полицейский.

Они ничего не найдут. Особый помощник Джунсиначи подробно мне рассказал, что нужно делать и как. Еще одно нераскрытое дело… Таких тысячи по всему миру каждый день. Невозможно так быстро изменить мировые устои после десятилетия анархии и атомной войны. Да, этим делом занимаются получше, чем трупами бездомных. По понятным причинам. Деньги и власть. Погиб не самый последний школьник. А сын шайки бандитов, называющих себя кланом.

Усач подходит ко мне впритык. Высится горой. Спокойно поднимаю голову, смотрю ему в глаза. Он нагибается, дышит в сантиметре от лица.

— Аркадий Денисович, — слышу голос заместителя директора. — Вы в моем кабинете. И это, по моему скромному мнению, самое безопасное место в Москве. Я понимаю ваше горе, я тоже потерял дочь. Поэтому прошу быть сдержанней.

Воздух тяжелеет.

Не шевелюсь, смотрю в глаза усача. Чувствую аромат пота, табака и дорогого парфюма. Он близко.

— Кто тебе помог? — тихо скрипит его голос. — Назови имена, и я все забуду. Клянусь. Оставлю тебя и твою семью в покое. Скажи, кто убил моего сына.

Поразительно очевидный блеф.

Говорю также шепотом, чтобы никто не слышал:

— Я скажу, кто его убил. Но мне кое-что нужно…

Щеки усача напрягаются, но он сдерживается:

— Говори.

Одно его резкое движение, и я труп. Но. Столетнее натренированное чутье подсказывает, что этот кабинет и правда очень безопасное место.

Улыбаюсь, дышу в ухо огромного человека:

— Мне нужно, чтобы ты боялся. Чтобы ты — сильный, богатый и влиятельный, трясся в ужасе. Я хочу, чтобы ты постоянно оборачивался, не спал, страдая от ночных кошмаров и боялся тощего, неодаренного беляка. И когда этот страх станет нестерпимым, молчаливые тени всё тебе расскажут.

Что ж, глава клана «Новая Сила» неплох. Он не сорвался, не ударил меня. Даже не стал визжать, как последний сопляк. Он просто встал, посмотрел на меня и до конца выяснения отношений ничего не говорил, погрузившись в себя.

Это не самый лучший исход, на который я рассчитывал.

Я хотел посадить в его мозг, как говорили Магистры, «семя идеи». Идеи, что страх может иметь разные обличия. В Варгоне сильнейшие сходили с ума, если удавалось заложить в их сознание небольшую… ловушку. Иногда для этого достаточно одного оброненного в нужный момент слова.

Но зато теперь я знаю, что из себя представляет этот человек. Хотя нет, неправильно. Теперь я представляю, что за маску он носит. Маску тупого перекачанного амбала. А под ней скрывается авторитетный и волевой лидер. Жаль, что Дэн так и не смог узнать своего настоящего отца, подражая его маске.

Поставлю главе клана «Новая Сила» метку «волк в бычьей шкуре».

Разборки длились несколько часов. Я пропустил занятия и это меня расстроило больше всего.

И сейчас я сижу на затекшей заднице. Этот золотой табурет меня страшно угнетает. Хочется просто встать и размяться.

Все уже разошлись, только Георгий Александрович смотрит на меня сочувственным взглядом. Морщусь от боли в пояснице. Вот что значит сутками играть в ВоВ. Говорю:

— Вы смотрите на меня сочувственно?

— Верно. Жаль мне тебя.

— Ох-х, твою ж… Благодарю. Могу я походить? Спина разваливается.

— Валяй.

Встаю, с удовольствием разгибаю спину:

— На самом деле вам меня не жаль.

— Почему ты так думаешь?

— По лицу вижу. Думаете, я поверю, что вы мой единственный друг и пока мы одни начну слезно во всем сознаваться, надеясь на защиту и поддержку?

Георгий Александрович смеется. И мне кажется, что искренне.

— Да, такой был план, — вытирает он заслезившиеся глаза.

Хожу туда-сюда:

— У вас случаем не сумма хитрости?

— Не скажу, — улыбается он. — Ну раз ты все понял, спрошу прямо. Ты убил Дениса?

— Не скажу, — улыбаюсь в ответ.

Почему-то тоже хочется засмеяться, но я сдерживаюсь. Нравится мне этот человек, хоть и понимаю, что он этого и добивается.

Останавливаюсь. Становлюсь серьезнее:

— Мне нужна защита. Мне и семье. Этому человеку теперь плевать на ваше сдерживание. Через пару часов с них сдерут кожу, а квартиру сожгут. Вы же это понимаете?

Георгий Александрович кладет локти на стол, скрещивает руки в замок и опирается на них подбородком. Смотрит на меня:

— Понимаю. Будет чудо, если ты переживешь сегодняшний день. Силачи убьют тебя, как только ты выйдешь за порог моего кабинета. И им будет плевать на школьные правила, понижения, и лишение очков влияния. За твою голову они получат неплохие деньги. Ты же поэтому еще здесь?

Киваю.

— А раз так, то тебе — обычному школьнику, есть что предложить мне — заместителю директора школы «Новая Эра». Члену совета клана Истал. Что же это? Очень интересно.

Хм, я заранее придумал несколько вариантов. Один из них, не самый надежный и довольно мутный, давно не дает мне покоя. Я должен попробовать узнать об этом у заместителя директора. Возможно он что-то знает, раз какой-то там важный член Исталов. А если еще получится что-то выторговать, то будет замечательно. А если не получится — ничего не потеряю.

Тогда, в особняке Хидана, филзели сказал то, что я очень хорошо запомнил. Каждый звук и даже интонацию:

«Н… а… тре… тий… тре… тий… па…»

Если не считать, что филзели мог булькать и жевать слова, дважды было произнесено только «тре…тий…». И судя по реакции Хидана, он понял, о чем речь. Значит это не просто жеваные слова.

«Цель задания?» — спросил я тогда.

Третий. Что третий? Кто третий? И что с этим делать? Уничтожить? Убить? Украсть? Найти? Разведать? «Н… а…» — найти? Найти третий? «па…». Гадать бессмысленно. Но что бы это ни было, для Новусов, нанявших филзели, это очень важно. Как и для Хидана.

Надо только правильно сформулировать. Я замираю на месте, смотрю в глаза Георгию Александровича, выговариваю четко, по буквам:

— Т.

Заместитель директора вздергивает бровь. Продолжаю, натянув самую заговорщическую маску из всех, на какие способен:

— Р. Е. Т. И. Й.

Давно я так на концентрировался. Все свои чувства и интуицию Альва я направляю на лицо Георгия Александровича. И кое-что замечаю. Я замечаю… «ничего». Совсем ничего. Его лицо просто перестает жить. Ни единого движения, за которое можно было бы зацепиться. И это тоже мне о многом говорит. Рискну повторить «жеваные» буквы:

— П. А…

Пауза. Больше мне сказать нечего. Лоб заместителя директора покрывается едва различимым глянцем.

— Не понимаю, о чем ты.

— Понимаете, — потягиваюсь, разминаю шею.

Тишина.

Щелчок.

Я не заметил, как заместитель директора сделал что-то под столом.

Дверь позади меня сама закрывается, судя по звукам, на массивный засов. Он потирает виски, встает. Его лицо меняется. Я знаю такие лица. Решительные, холодные, бесстрастные. Самые опасные лица из всех возможных.

Такое же лицо… как и у меня.

И я знаю, что бы сделал на его месте.

Инстинкты бьют тревогу! Кровь стучит по вискам! В большей опасности здесь я не был еще ни разу!

Дыши…

Спокойно…

Отступаю на шаг к закрытой двери, достаю из кармана зубочистку, сую в рот, нещадно ее грызу.

— Еще шаг и я откушу себе язык, — зловеще улыбаюсь. — Смерть наступит через минуту.

Лицо заместителя директора не выражает ничего, кроме решительности. Он мне не верит?

Шаг, второй…

Мой зловещий оскал замедляет заместителя директора. Сжимаю кулаки, раскрываю рот, кладу кончик языка на нижний ряд зубов и…

— Стой! — орет Георгий Александрович.

… со всей силы бью себя по подбородку.

Ошметки зубочистки падают на пол. Кровь лениво заполняет рот — артерию я не задел. Откашливаюсь, снова открываю рот…

Не успеваю уследить, что делает заместитель директора.

Вспышка!

И…

Тьма…

Тьма — моя мать. Единственная в этом мире и в том. Шиила нашептывает мне слова во тьме…

Свет…

Открываю глаза. Сопротивляюсь дезориентации — это очень важный момент. Любой хранитель должен сразу понять, где он и что происходит.

Койка. Видимо, целительская. Стены — ага, школьные.

Упал в обморок? Нет. Заместитель директора что-то сделал со мной. Потом меня притащили в медицинский сектор школы.

Нащупываю во рту язык. Нормально. Откусил самый кончик, как и хотел. Чувствую швы. Быстро зажило. Без лечения суммой или зельями тут точно не обошлось. Этот прием — излюбленный многими фанатиками, наемными убийцами и шпионами. Но вот самому заниматься таким ни разу не приходилось. Довольно болезненная процедура. Язык — один сплошной нерв. Знаю кучу методов издевательства над языком.

Смотрю в сторону. За ширмой стоят стражи школы. Трое. Среди них знакомый мне Сергей. Смотрю вверх, в сторону. Камера. Значит, кто-то уже знает, что я очнулся.

Слышу, как кто-то заходит. Шаги плавные, равномерные. Это может быть только один человек.

— Выйдите. Все, — строго говорит заместитель директора.

Слышу, как дверь закрывают на замок. Я со скрежетом в спине и с болью во рту сажусь на койку. В легких что-то булькает и жжется. Неприятно.

Георгий Александрович подходит, садится рядом со мной, добродушно улыбается:

— Итак, Константин, что же это было?

Морщусь, хрипло отвечаю:

— Решимость.

— Прости, что?

— Я сказал — решимость. Говорю сразу, меня бесполезно пытать. Боль — моя вторая мать. Но даже если у вас есть иные способы, я не допущу чтобы ими воспользовались. В следующий раз откушу себе язык под корень. Хотя нет. Я придумаю другой способ самоубиться. Язык — это же варварство, верно? И да, бесполезно угрожать моим близким. Есть вещи, когда… цена слишком велика. И этим вы просто сделаете меня врагом, от которого ничего не узнаете.

Смотрю в глаза заместителю директора:

— Я понятно выражаюсь?

Заместитель директора улыбается:

— Ну немного напыщенно, я бы сказал. Но в целом понятно. Можно вопрос?

Киваю.

— Ты Константин Киба?

Что ж, рано или поздно кто поумнее задался бы этим вопросом. Это лишь вопрос времени. Вряд ли они догадываются о «других мирах» и, скорей всего, подразумевают под вопросом что-нибудь другое. Психическое расстройство там, или, может, подмену тела, как это делают филзели.

Усмехаюсь:

— Вы же уже проверили, что у меня под кожей нету негра, верно?

— О, ты и про это в курсе. Да, мы многое проверили. И я своими глазами убедился, что ты Константин Киба, — заместитель директора трет себе висок. — Но какая-то часть меня продолжает не верить в реальность. Ни в очевидные доказательства, ни в медицинские сводки, ни в твое досье. И даже в здравой логике я засомневался. Ты можешь мне объяснить, почему так?

Болезненно пожимаю плечами. Похоже, я ударился при падении:

— Откуда же я знаю. Это ваше воображение. Сходите к психологу. Можно и я спрошу? Какой у вас запас меры?

Георгий Александрович вздыхает, словно от тяжелой ноши в мыслях:

— Вообще-то, это нетактичный вопрос. Но ладно, скажу. Пятьдесят два, — понижает голос. — Ну так что ты хочешь за информацию о третьем пазле? Скажи хотя бы, откуда о нем узнал. Хоть что-то ты можешь сказать?

Пазл? Что? Это шутка? Детская игра? Ладно, надо хоть немного что-то рассказать:

— От филзели.

Георгий Александрович быстро моргает трижды. И я решаю его немного добить:

— Когда пытал.

Моргает еще пять раз.

— Всё, сдаюсь. Теперь ты меня совсем запутал. Ладно, что ты хочешь? Защиту тебя и семьи от Новой Силы?

Киваю.

— Разумеется, ты ничего не расскажешь, пока мы ее не предоставим?

Многозначительно улыбаюсь.

— Ясно. Ну тогда слушай. Я нажму, где надо, и дам тебе неделю. Неделю ты и твоя семья будете под усиленной защитой школы и клана Истал. Больше времени дать не могу — у силачей тоже свои связи в Исталах. Через неделю ты расскажешь мне все, что знаешь. Слышишь? Всё. И либо мы продолжим тебя защищать, либо… разделим взгляды Новой Силы по отношению к тебе. Теперь посмотри мне в глаза и скажи, что все понял.

— Все предельно понятно.

— Хорошо. Вот, держи.

Протягивает мне флакон.

— Я смотрю, вы догадывались об исходе нашего разговора.

— Вовсе нет. Я всегда ношу с собой одну-две таких. Это «ласточка-один». На случай непредвиденных ситуаций. Иногда спасает даже от смертельных ран. На неодарённых действует в полсилы, но лучше все равно ничего не найти.

Беру флакон, кладу в карман:

— И сколько такая штука стоит?

— Дорого. Полмиллиона рублей.

Встаю, пошатываясь. Беру свою одежду со стула, переодеваюсь.

— Что ж, надо наверстывать упущенное. Мои занятия еще не окончены? Сколько вообще времени?

— Два часа дня. На что-то еще успеешь. И да, не думай, что поход к психологу отменяется.

Тяжелыми ногами ступаю к выходу.

— И еще кое-что, Константин.

Оборачиваюсь.

— Дружеский совет. Найди себе побольше влиятельных друзей. Не знаю, что у вас произошло, но помирись с Сэмом Блэком. Но даже этого мало. Если ты дальше будешь плодить себе врагов, то никто тебя не спасет. Не забывай, что школа неодаренных — лишь капля в море.

— Благодарю. Совет бесценный. Как и намек, что вы следите за мной.

— Ну что ты… Кстати, Акане Мацуо — хороший выбор.

Вот ведь хитрый лис.

На выходе меня уже ждут трое. Личная гвардия. Как я понял, теперь они будут ходить за мной по пятам. Вот она — цена безопасности.

Сую руку в карман…

Засранцы. Стащили мои зубочистки.

Глава 16. Маски Новой Эры

Интересно, почему неделя? Почему не два дня? Или не три? Я, конечно, не против, но больше, чем на день-два, не рассчитывал. Сдается мне, заместитель директора дал мне неделю неспроста.

Сергей и двое его подчиненных заводят меня в служебное помещение охраны. Осматриваюсь. Нормально у них тут. Прямо казармы по меркам Варгона.

— Надевай, — протягивает мне черную жилетку Сергей.

— Что это?

— Бронежилет скрытого ношения. Кевлар, усиленный предметной суммой. Майка есть под рубашкой? А то натрёт.

Киваю, снимаю рубаху, надеваю жилет. Тяжеловатый. Предвкушаю боль в пояснице.

— И что, поможет?

Сергей качает головой:

— Это зависит от нападающего. Но жилет напитал учитель Кайну. Даже силачам придется сильно постараться, чтобы найти того, кто сможет, — постукивает пальцем мне в грудь, — это пробить. Не забудь, что каждые три дня его надо будет перезаряжать. И каждый день он слабеет.

— Так может каждый день тогда?

— Эк ты какой. Кайну сегодня его зарядил и до конца дня на ногах стоять не сможет. Его заменяет другой учитель.

Вот значит как. Сначала «ласточка», теперь еще заранее заряженный бронежилет. Георгий Александрович точно знал, чем наш разговор закончится и подготовился. Поэтому срок в «неделю» тоже не от балды.

— Ясно. А на голову есть что-нибудь?

— А вот голову придется беречь самому.

Сергей смотрит на меня, мнется. Ему явно хочется что-то спросить, но он переводит взгляд на своих молчаливых напарников и, похоже, передумывает задавать вопросы.

— Ладно, пошли на занятие. Чего там у тебя сейчас?

Вспоминаю расписание:

— Утром была высшая математика… Но я ее пропустил.

Сергей морщится:

— Терпеть не могу математику. Но она нужна. Многие одаренные суммой разума пробуждаются, считая циферки и…

Перебиваю:

— У меня сейчас «История до Новой Смуты».

— Да уж. Среда у вас не очень интересная, да? Ну ничего. Это только на первом этаже так. Прощупывают вас всеми, так сказать, сферами. В чем вы хороши, в чем не очень. Дальше будет весе… Кх-м. Ладно, пошли.

Ставлю Сергею метку «болтун».

Сначала в класс заходит охрана. Ученики замолкают. Смотрят на них с недоумением, но те не обращают внимания. Заглядывают в шкафы, окна. Одного ученика полукультурно просят пересесть к окну, освободив мне место у дверей. Учитель не удивляется. Видимо, его предупредили.

— Все в порядке, — успокаивает учеников седовласый разваливающийся старичок со смуглой кожей и моноклем. — Сейчас уважаемые стражи порядка нас покинут. А, вот и виновник всех этих событий…

Захожу. Ну вот чего вы уставились? Сидите себе дальше. Нет, надо же меня всего разглядеть. Замечаю, что некоторые смотрят на меня с опаской и, я бы даже сказал, страхом. Но большинству просто любопытно. Толстяк, любитель попок, ерзает на месте. Ему словно неймётся. Лика корчит недовольную мордашку. Еще бы, в ее классе безобразие. Не тороплюсь, мстительно осматриваю своих одногруппников. Ага, мнетесь. Будете знать.

Охрана выходит, остается караулить снаружи до конца занятий. Молодцы какие. Надеюсь, мое новое семейство охраняют не хуже. Я звонил матери не так давно. Вроде все в порядке.

Иду на свое место — предпоследнее, у дверей. Очень удачное место. Далеко от окон и, если вдруг кто прорвется в класс, то не сразу заметят меня.

На глаза попадается милая девчушка на задней парте — прямо за мной. Охранники почему-то не стал пересаживать ее, хотя там место получше. Иду медленнее, присматриваюсь. Выглядит моложе остальных одногруппников. Не знаю, может так кажется из-за плоскости груди. Если она и есть, то размера первого, не больше. Она замечает меня, смотрит в глаза, быстро моргает своими голубыми большими глазами. Миленькая, ничего не скажешь. Два пышных белых хвоста очень игриво гармонируют с курносым носиком и полуоткрытым, словно в удивлении, ротиком. Одета в белое платье с черными кружевами и высоким воротником. Очень вычурное и одновременно простое. В толпе беляков такую невооруженным глазом не заметить. Но если подойти ближе, то можно в полной мере насладиться красотой этого не до конца распустившегося цветочка.

— Чего уставился? — неожиданно ругается этот маленький ангелочек, ставший демоненком.

Вздергиваю бровь.

— Кхе-кхе, Зеруса Аннета, прошу вас соблюдать тишину, — покашливает старик-учитель.

Понятно. Так об этой аристократке в моей группе говорил заместитель директора в первый день. Он еще тогда боялся, не скормлю ли я ей чего-нибудь. Платок, например.

Сажусь, откидываюсь, готовясь к унылому занятию. История мира меня может и интересует, но не сегодня.

Чувствую толчок в спину. Оборачиваюсь.

— Чего налегся? Подальше отодвинься, — зло шепчет девчушка.

— Хм…

— Чего ты хмыкаешь, а? Слышал, что я сказала?

— А ты симпатичная. Но… Сколько тебе лет?

— Т…ты… совсем? Знаешь, кто я такая? — шипит она.

Пожимаю плечами:

— Избалованная дочка аристократа?

Шеки девчушки покрываются розовыми пятнами. Какая наивная простота. И что тут забыло это дитятко?

— Ты что… мне хамишь?

— Нет. Просто спрашиваю. Кстати, ты почему так напряжена?

Дыхание… Ритм сердца… Розовые щечки. Я знаю таких дам. Встречал не раз. Всю жизнь они живут в золотых скорлупках. Каждый их шаг контролируется. А они растут, не могут себе ничего позволить. Ни лишней заварной ватрушки, ни общения со сверстниками, ни… ласки. Что же случилось, что ее забросили сюда? Да, она не беляк, и скорее всего здесь не в меньшей безопасности, чем дома, но… Для этой девственницы окружение простого люда в новинку. Не говоря уж о… такой близости с мальчиками, сидящими совсем рядом.

Краем глаза заглядываю под ее стол. Ерзает ножками в белых чулочках так, будто сидит на иглах. Понятно. У девушек так бывает в определенном возрасте.

Кладу ладонь на ручку девочки. Маленькая, мягкая, аккуратная. Аристократка резко отдергивает руку. Брови ее лезут на лоб, она хлопает ртом. Пытается что-то сказать, но видимо не находит слов. Я ухмыляюсь и разворачиваюсь к себе, еще наглее оперевшись на спинку стула.

Может, заполучить себе в любовницы аристократку? Почему нет. Главное сделать это аккуратно, разобраться кто ее родители. Наживать себе еще больше врагов в мои планы не входит.

За моей спиной шипит кто-то маленький и злой:

— Я… я знаю, что ты сделал. Убийца. Думаешь крутой стал, можешь так с аристократкой разговаривать?

Морщусь:

— Помолчи, аристократка. Если хочешь, поговорим после занятий. Можно где-нибудь… наедине.

Улыбаюсь звукам шипения змеи, которой наступили на хвост.

Такие дамы, как она, любят легкую грубость. Хоть они и корчат недовольные рожицы, но в душе у них буря эмоций. Никто с ними так не разговаривает. Либо разговаривают, но кротко, почтительно и испуганно. Разумеется, я не говорю про близких и родственников. Ее папаша вполне может оказаться бытовым тираном-идеалистом, раз отправил свою дочь сюда.

— Кхе-кхе. Киба? Зерусса Аннета? Вы мешаете уроку. Так на чем мы остановились… Кто напомнит?

Толстяк поднимает руку.

— Учитель Мохан, вы говорили про очки влияния. Почему нам никто о них не рассказывает? Это странно…

Многие ученики смотрят на толстяка с удивлением, кто-то с возмущением. Еще бы, этот Мохан точно не говорил ни о каких очках влияния. Он рассказывал об истории возникновения СССР и каком-то «Октябрьском перевороте».

В спину мне снова тычет пальчиком Аннета. Выдыхаю, оборачиваюсь. Ее лицо немного изменилось. Будто повзрослело:

— Ты правда убил того силача? И подложил его голову Элеоноре?

Прекрасно понимаю, что Аннета и Элеонора из одного клана. Пожимаю плечами:

— А тебе правда тринадцать?

— Мне восемнадцать! — чуть ли не кричит девочка. Ближайшие ученики с возмущением смотрят… почему-то на меня.

— Не я, — усмехаюсь.

Аннета подозрительно щурится:

— Врешь?

Отвечаю вопросом на вопрос:

— Что со стариком? Он что, забыл, о чем говорил секунду назад?

— У него начинается деменция. Ему девяносто два, но он друг зама, вот и не увольняют.

Вот. Я же говорил. Избалованным девочкам аристократкам просто не хватает немного грубости. Заговорила совсем другим языком.

Смотрю на старика. Деменция? Это по-местному «болезнь старости»? Альвы этим не страдают, но у некоторых людей в Варгоне такое случалось. Правда, доживали до такого возраста немногие. В основном зажиточные. Один раз я целый месяц подмешивал знатному старику в еду настой лютолистника, чтобы развить эту болезнь побыстрее. В результате его свергнул родной брат, более угодный Шэйле.

— Кхе-кхе. Понятно-понятно. Вам не говорят о них, потому что сами должны во всем разобраться. Это важно. Как сказал Ленин…

— Как нам их заработать?! — перебивает старика толстяк.

Я достаю телефон, захожу в приложение школы. Именно тут я узнал, что у меня тридцать пять очков влияния. И, собственно, тут есть расписание и все. Ни справок, ни объяснений как, что и почему.

— А, это… Если ты одаренный боевыми качествами, то можешь вызвать любого одаренного в яму. Ставки любые. Если одаренный разумом, то на битву умов. В школе есть специальные соревновательные программы для этого. Это как помните, Хрущев еще говорил…

— А как очки заработать непробужденным?

— Непробужденным? Каким непробужденным? — хлопает глазами старик.

— Э-э-э, — теряется толстяк. — Ну нам. Белякам.

— За себя говори! — возмущается Аннета.

Толстяк смотрит на нее, но сразу же отворачивается:

Старик содрогается. Спал что ли стоя?

— А, непробужденные… Можете хорошо учиться — за отметку «отлично» вы получаете пять очков влияния. Или можете вызывать на поединок одаренного. Любого. Но состязания за очки влияния между неодаренными запрещены.

— Чо? Но почему?! Как мы можем соревноваться с одаренными?

Старик кряхтит:

— Получайте отличные отметки. Многие так поднялись. Правда, смысла в этом немного.

— Э-э-э…

— Давно доказано, что соревновательный дух подталкивает пробуждение. Вот и соревнуйтесь, как хотите. Очки влияния можно передавать между участниками школы. Кроме охраны. А учителя могут разменивать их на валюту.

Старик не отвечает. Стоит десять секунд, смотрит в стену. Наконец говорит:

— За очки влияния можно многое. Даже с учителями разрешено торговаться. За оценку повыше или небольшой отгул. Можно даже пораньше уйти на этаж повыше. Но это дорого.

— Так вот как буржуи попадают наверх раньше всех! — кричит какой-то мальчишка, поглядывая на Аннет.

Слышу позади недовольное сопение. Хм, похоже ее никто не торопится повышать наверх. Поэтому она еще здесь.

Старик качает головой:

— Официально, всем, кроме учителей, запрещено менять очки влияния на деньги. Это уголовное преступление. Но почему-то всегда находятся люди, желающие поделиться очками влияния с влиятельными людьми этажом ниже. Я давно говорил директору, что это непорядок. У нас тут уже даже бизнесмены появились… всякие. Специально не поднимаются выше, набивают себе очки влияния. Через четыре года выходят без диплома и снова поступают в школу. Одному ученику тут со второго этажа целых тридцать четыре года. Хотя всем известно, что пробуждение после двадцати… очень маловероятно.

Замечательно. А мне, значит, девятнадцать.

Толстяк не унимается:

— Как можно попасть выше за очки? Разве мы не пропустим нужные занятия?

Старичок кивает:

— Там углубленный курс в сумму. Без основ первого этажа. Вполне можно разобраться. Кхе-кхе.

— А почему тогда сразу нас туда не отправить? Зачем мы вообще тут? У меня в начальной школе и то стены красили…

Многие одобрительно загалдели.

— Потому что до второго этажа доходит только половина учеников.

— Да почему? — возмущается толстяк. — В договоре не было ничего об этом, я сам его читал. Что вообще происходит? Мы заплатили за четыре года наперед большие деньги. Мои родители десять лет откладывали! При этом из школы не отчисляют и нельзя отчислиться?! И я могу все четыре года пробыть на первом этаже? А если мои очки отнимут?

Немощный старикан неприятно улыбается:

— Для повышения надо либо пробудиться. Либо заработать очки влияния. Отнять очки невозможно. Их можно только передать.

— А если меня зажмут в туалете и макнут головой в унитаз? — затрясся всем своим жиром толстяк.

— Если это будут пробужденные, то они будут строго наказаны. Так что такие случаи очень редки. Ну а непробужденным ты же сможешь дать отпор или просто отказать им, верно?

Многие стали унывать. Погрустнели, уткнулись в свои тетради.

Странно. Информация о внутренних делах школы настолько оберегается, что большинство узнает о них, только после зачисления. Хотя учеников отпускают домой, они по-любому все рассказывают родителям. Как же местное правительство не допускает утечки информации?

Стучу по парте пальцами, отбивая ритм.

В принципе, кое-какая логика прослеживается. Нужно же как-то пробуждать неодаренных. Вот только методы пробуждения не самые, скажем так, гуманные. Соревновательный дух, адреналин, унижение, превозмогания. Не каждый родитель добровольно отдаст свое чадо в такие условия.

Сортировка. Либо ты пробудишься под контролем властей. Либо не пробудишься никогда. Еще и деньги за это берут. Само собой, любой нормальный родитель заплатит большие деньги за шанс в тридцать процентов, что твой сын станет одаренным. Это же практически сразу дорога к успеху и к хорошим деньгами. А если уж неодаренные совсем нищие, как моя семья — то существуют бесплатные квоты.

Испытательная лаборатория для крыс, куда эти крысы сами же и сбегаются с куском сыра в пасти.

Анархия продолжается. Только под видом равноправия и демократии.

Улыбаюсь.

Мне нравится этот мир. Определенно. Чувствую себя в своей стихии.

Оборачиваюсь, говорю шепотом:

— Давай дружить, Аннета.

Обожаю ставить стеснительных девочек в неловкое положение.

Аннета краснеет, надувает щечки:

— Спятил, чертов Киба? Я аристократка из клана Вельтешафт. Зерусса Аннета Гвидиче. А ты кто такой?

— Я — Константин Киба. Один из тех, кто понимает, что аристократы не просто так пятый день сидят на первом этаже. Я могу тебе помочь, если хочешь, конечно. Разумеется, не за просто так.

Аннета щерит глазки. Видно, как шестеренки в ее головке работают вовсю:

— Ты ничего не знаешь обо мне, Киба. Я вообще с тобой заговорила только из-за твоей… особенной популярности в школе. Последнее время только о тебе и говорят. И некоторые говорят, что ты псих.

— Верно. Но разве другой сможет тебе помочь?

Аннета — красивая девушка, аристократка главенствующего клана Велтешафт. Пока она единственная, через кого я могу попробовать приблизиться к этому клану. С Элеонорой у нас вряд ли заладятся дружеские отношения. Дарена я практически не знаю и связываться с «хитрецами» пока не готов. Без понятия на что они способны.

Решено. Последую совету заместителя директора и попробую завести себе друзей. Или подруг. Или любовниц, если это не спровоцирует негативных последствий. Я хоть и спокойно отношусь к сексу, но, как и большинство мужчин, могу иногда порадовать себя женской лаской. И у меня два типажа женщин: стервы, которых нужно грубо сломать в постели. И милые стеснительные девушки, которым нужно показать, что такое настоящая страсть. Полумеры меня не интересуют.

Звенит звонок.

Наконец-то скучный бубнеж учителя Мохана заканчивается, и я встаю, собираю свои вещи. Замечаю, что он неодобрительно на меня косится. Все занятие я либо болтал с Аннетой, либо задрав голову, пялился в потолок. Полчаса получилось поспать. Разумеется, в тетради я не написал ни слова. Я не собираюсь тут учиться, получая хорошие оценки. Как я понял, именно так добрался до третьего этажа предыдущий владелец моего тела. Тощий книжный червь прятался по углам и зубрил круглые сутки. А ночами играл в ВоВ, к девятнадцати годам развалив это тело до старческого состояния. Гадская поясница ломит еще сильнее из-за натирающего подмышки бронежилета.

Дойти до выхода я не успеваю. В коридоре орут, слышу звуки битого стекла, а потом… выстрелы.

Ученики падают на пол.

Кто-то трясётся, кто-то откровенно плачет. Пригибаюсь, вижу, как Аннета присела на корточки, задрав подол платьишка. Замечаю, как у основания бедер у нее заканчиваются белые чулки ажурными резинками, начинаются белоснежные ножки. Усмехаюсь мимолетной мысли, что смотрю не в ту сторону.

Глава 17. Сумма достоинства

— Ты чего такой спокойный? — шипит на меня Аннет. — Это за тобой пришли…

— Да ну? — продолжаю смотреть на пропущенные звонки.

Три от Акане и семь от матери. Еще два неизвестных номера.

Учитель Мохан вяло жестикулирует:

— Спокойнее, ученики, спокойнее. Наши стражи разберутся. Обычная потасовка. Наверное…

Смотрит на меня.

— Что значит «да ну?» — толкает меня в плечо девушка.

— Я слышал, что там произошло. Это не за мной.

— В смысле «слышал?»

Дверь открывается, заглядывает Сергей:

— Все в порядке. Небольшая перепалка старшекурсников в коридорах. Мы разобрались. Посидите еще пять минут.

— Вы их пристрелили? — в ужасе спрашивает кудрявая девочка.

Сергей качает головой:

— Предупредительный сделали. Больно распетушились.

Ученики приходят в себя, переговариваются, нервно хихикают. Разве что сопли друг другу не подтирают. Замечаю, что среди беляков есть и хладнокровные. Многие уже поднимаются на ноги, тянутся за своими вещами или садятся на свои места.

Поднимаю руку.

— Учитель. Хочу кое-что сказать всем. Разрешите?

— А… Да, конечно, почему нет…

Встаю, подхожу к учительскому столу. Половина класса еще не встала с пола. Так и лежат, ерзая на месте, поглядывая то на дверь, то на меня.

Вот что-что, а глубокомысленные речи на публике — моя слабая сторона. Выступать мне практически не доводилось. Ну, может один раз. Или два. Но оба они закончились не очень хорошо. Всегда стараюсь не доводить до такого. Я альв скромный — мне тень помрачнее, и я доволен. Забавно. Вот живешь ты десятки и десятки лет — убиваешь, пытаешь, свергаешь королей. А потом раз и чувствуешь себя не в своей тарелке перед кучкой сопляков.

Сую руки в карманы, вдыхаю, смотрю на тех, кто валяется:

— Ну что, как вам снизу? Привычно?

Из сидячих и хладнокровных кто-то вздергивает брови, кто-то приоткрывает рты. Один вообще фыркнул. Смотрю на него. Высокий, поджарый, кудрявый. В ухе серьга, в ноздре кольцо. Он стоически выдерживает мой взгляд. Неплохо для такого сопляка.

Смотрю на лежачих. Среди них Лика, толстяк и тот, веснушчатый, который предупреждал меня, что я не вернусь со встречи с Дэном.

Ага, вот уже лучше. У некоторых страха в глаза стало чуть меньше, подменяя его ненавистью. Лика сидит на попе, сверлит меня глазами, открывает рот. Но встретившись со мной взглядом, закрывает его. Толстяк так и лежит на пузе, закрыв лицо руками и посматривая на меня сквозь пальцы.

Учитель Мохан не вмешивается. Судя по виду, он уже засыпает, считая, если не овечек, то Лениных точно.

— Ты что болтаешь, Киба?! — вскакивает Аннет.

— Молодец. Кто-нибудь еще хочет на меня возмутиться? Ну же, вставайте. Может попробуете врезать мне?.. Нет? Или нахамить? Ну же, смелей.

Кто-то открывает рты, но Лика их опережает, говорит сквозь зубы:

— Зачем ты это делаешь, Константин? — ее голос дрожит. — Да, я боюсь таких как ты. И не хочу с ними связываться. Я не знаю, каким нужно быть человеком, чтобы убивать людей, отрезать им головы и втыкать… втыкать… в них вилки… Ты… Никто здесь не хочет оказаться на учительском столе. С тобой просто лучше… не разговаривать. Люди, просто не связывайтесь с Кибой!

Голос подает тот самый веснушчатый. Он медленно встает, оттряхивается.

— Дэн — сучара выдранная, — надрывно говорит он с опущенной головой. — Я тебе рассказывал, что он мою сестру изнасиловал? Она тут… на третьем этаже. А я… тупо… тупо не мог даже ему врезать. Потому что это приговор. Так… чего ты тут умничаешь, а, Лик? — повышает голос, глаза наполняются слезами. — Пусть эта тварь горит в аду! Кость… То есть, Константин… Короче, если это и правда ты отхерачил ему башку, то… то…

Парень неуверенно шагает в мою сторону, протягивает руку:

— Надеюсь, он мучился…

Киваю, пожимаю руку.

Толстоватая девушка в прыщах, из тех, кто встали с пола одни из первых, кашлянула:

— Мне вот одно интересно. Все знают, что силачи — отморозки. И чо? Всем надо головы поотрезать?

— Да! — пискнул какой-то парнишка на полу.

— Хрень, — пожимает плечами. — Убийца убийцы тоже убийца.

Лика одобрительно кивает. Запыхавшийся толстяк наконец-то встает, смотрит на меня, на свою подругу по весу:

— Э-э-э, чего-то мне кажется, что мы если так думать будем, то долго тут не переживем. Вы слышали, что сказал он про очки влияния? — тыкает кабачком в спящего учителя. — Это же жопень! Жирнее, чем у меня! Я как-то не хочу четыре года проучиться с утырками… В общем, тоже считаю, что лучше бы всякие говнюки поподыхали. А остальные может и отстанут сами. Короче, Кибу поддерживаю. В этой дебильной школе только так… Эх, знал бы я раньше, че тут происходит…

— Помолчите.

Многие озираются, пытаясь понять, кто заговорил. Я же сразу понял, кто. Смотрю на парня с кольцом в носу. Он пялится в окно, говорит:

— Киба хотел что-то сказать. Давайте послушаем.

Чувствую волевой характер. А вот и расцветающий авторитет среди беляков моего класса. Его нужно вербовать первым. Что ж:

— Сказать действительно хотел, — смотрю за спину, на камеру, улыбаюсь. — О том, что сегодня мы узнали, что беляк — это ничтожество. С нами не считаются. Окунают в унитазы. Отнимают очки влияния. Заставляют ненавидеть друг друга и ссаться от страха перед сильными. И мы не сможем от этого отказаться целых четыре года. Четыре года унижения. А половина из вас даже не попадает на второй этаж.

— Согласен… жесть…

— Ну другие же как-то справляются…

— Я так не хочу…

— Нужно просто не высовываться…

— Или башку отрезать…

Дожидаюсь тишины, продолжаю:

— Но! — поднимаю палец. — Оказывается, неодаренный беляк может постоять за себя перед одарёнными. Постоять за себя перед целыми кланами и защитить своего друга. Вы сами это видели. И знаете, что? Вы сможете прожить следующие четыре года без страха и унижения перед зазнавшимися псевдоавторитетами. И если смог один из нас… Что сможет десяток? Или все мы?

Нащупываю в кармане непривычное отсутствие зубочисток. Как же я не люблю выступления.

— Что ты предлагаешь, Киба? — смотрит на меня окольцованный. — Объединиться? Я тут уже пятый год. Это мое второе поступление. Я видел, как беляки объединялись. И знаешь, что? Таких избивали напоказ. По-твоему, один человек может что-то изменить? Даже если ты так крут, как говорят, что ты сможешь сделать?

Пожимаю плечами:

— Я — ничего. С какой стати я должен что-то делать для вас? Я нянька что ли? Не-е-ет, я не нянька. Но я могу научить, как выжить в таких условиях. Как сделать так, чтобы боялись не мы, а они. И для этого тебе, — тычу пальцем в окольцованного, — Достаточно лишь пожать мне руку и слушать, что я говорю.

— С чего бы? Меня и так не трогают. И я не привык кого-то… слушать.

— А я тебе, что ли, ставлю условие? Или все-таки даю выбор? Не хочешь, не пожимай. Но, скажи, сколько ты тут уже? Пятый год? Это твое второе поступление? Значит, не можешь пробудить сумму, да? Тебе уже больше двадцати. Шансы с каждым днем все меньше и меньше.

Парень угрожающе щурится:

— К чему ты ведешь?

— Судя по твоим кровавым мозолям на руках, деньги на обучение тебе дались нелегко, верно?

Он спокойно кивает:

— Как и всем нам. Спрашиваю еще раз. К чему ты ведешь, Киба? Хочешь научить нас отрезать головы взамен на послушание? Сразу говорю, я пас. Найди себе других шестерок.

В классе стоит гробовая тишина. Все слушают только нас, мотая головами из стороны в сторону, в зависимости от того, кто говорит.

Качаю головой:

— Ты невнимательно слушал. Как тебя зовут?

— Кевин.

— Кевин, я ни слова не говорил про отрезание голов. Об этом пока говорите только вы. Я сказал, что те, кто пойдет за мной, значительно увеличат свои шансы попасть на этажи выше, и что эти четыре года протекут для них без унижения. Но будьте реалистами. Подставляться ради одного дурака вся группа не будет. Если кто-то меня не послушается или сделает глупость, то спасения от героев не ждите. И еще. Кто заработает тысячу «очков достоинства»…

— Чего?! — возмущается толстяк. — Опять какие-то очки?!

Морщусь:

— Не перебивай. Это будут необязательные очки. Только внутри нашей группы. Их отсутствие ни на что не влияет, а лишь замотивирует быть активнее. Заработать их будет непросто, но вам не придется за это унижаться или стелиться.

Веснушчатый смотрит на меня:

— Но… на кой они нам?

Достаю из наплечной сумки флакон «Созерцания-1» — зелья, увеличивающего шанс пробуждения на десять-пятнадцать процентов. Аванс от Хидана. У меня их всего пять и один я уже выпил. Надо будет раздобыть где-то еще.

Большой палец ноги ерзает, возмущаясь на заштопанный носок. Да знаю я, знаю. Но тысячу очков им заработать будет непросто. Что-нибудь успеем придумать.

Кто-то переглядывается, кто-то в недоумении. Не все знают, что это за зелье.

— Для начала, каждый, кто заработает тысячу, еженедельно будет получать зелье созерцания-один в течение года. Это намного выгоднее, чем покупать их за очки влияния.

Слышу чей-то тихий шепот:

— Охренеть, эта штука стоит восемьсот овов в автоматах.

— Восемьсот? А в рублях это… та-а-ак… херасе… сто двадцать тыщ.

Решаю добить коллектив, достаю «Ласточку-1». Таких даже в автоматах нету.

— А вскоре у меня будут еще и Ласточки. На случай, если вы решитесь слишком активно зарабатывать «очки достоинства».

Аннета громко усмехается:

— Киба, ты богатый что ли? А еще про силачей что-то говорил.

Спокойно улыбаюсь:

— Я похож на богатого? Нет, это мои, скажем так, трофеи. И я научу, как такие добывать.

Бубнеж. Тишина. Снова бубнеж.

— А силачи? — спрашивает толстяк. — Мы подставимся? Они нас тоже доставать будут? У тебя вон охрана есть. А нам что?

Сдерживаюсь, чтобы не поморщиться. Никак не могу привыкнуть к местной трусости и забываю об этом. В Варгоне даже захолустные крестьяне и то смелее.

— С этим я скоро разберусь сам. Но если вы боитесь идти на такой риск, то лучше вам отказаться сразу и не тратить мое время.

Встает Кевин, подходит ко мне, смотрит в глаза:

— А если не справишься? Как будешь отвечать, Киба?

— Я ни перед кем не отвечаю, кроме себя. Не нравится — сядь на место. Это твой выбор.

Он долго смотрит мне в глаза. Дольше, чем выдерживали многие остальные.

Протягивает мне руку.

Из класса многие выходят с задумчивыми мордами. Если Кевин согласился сразу, то остальным я дал неделю времени подумать. Эмоциональные решения мне не нужны. Пусть думают, взвешивают. Сейчас бесполезно их вербовать по одной простой причине. Они трусы. И так просто этого не изменить.

— Эй, Киба.

Оборачиваюсь. Кевин.

— Да?

Смотрит холодно, оценивающе:

— Просто находиться с тобой уже опасно. Надеюсь, ты понимаешь, что мало кто согласится?

— Конечно. Поэтому и дал неделю.

— И ты собираешься что-то изменить за эту неделю?

Не отвечаю. Подходит Аннета:

— Значит, клуб беляков откроешь? — хихикает.

— Вообще-то это и хотел сделать.

— Да ла-адно? Ты спятил? Школьные клубы с беляками — это самоубийство.

Кевин кивает:

— Согласен. Появился один такой на второй мой год. Клуб любителей видеоигр, вроде бы. Через неделю их избитыми нашли за школой. Еще через неделю все компьютеры в клубном помещении разбили. В Новой Эре клубы только для самых-самых.

Задумываюсь. Хм, об этом я не знал. Если с силачами, все понятно, то вот вызывать агрессию остальных нельзя. На первых порах с моими беляками нужно попроще, но и жалеть их не стоит. Должны быть маленькие лишения и большие победы. Постепенно изменяя это соотношение. А если их начнут избивать в первый же день, то я быстро все потеряю.

Сначала мне нужно набрать в клуб побольше беляков со всей школы. Одной моей группы недостаточно. Но для этого нужно всем показать, как хорошо в моем клубе маленькой кучке забитых существ. Как они растут на глазах. Смелеют, богатеют. И набрав половину школы можно будет уже размахнуться как следует.

Оборачиваюсь. Трое охранников следуют по пятам, но хорошо хоть на отдалении. Я лично попросил об этом Сергея. Должны же быть у девятнадцатилетних парней свои страшные секреты.

Мимо проходят Ёршик и девушка, любительница грязных платков. Ого, я уж и забыл про них.

— Привет, — машу рукой. — Как там ваши друзья? Давно их не видел.

Замечают меня. Какие у них замечательные выражения рож. Не знаю почему, но иногда чужой страх меня успокаивает. Есть в этом что-то… прекрасное.

Девушка, хвастающая, что она Исталка, что-то пищит, ускоряет шаг. Ершик за ней, сильно заинтересовавшись, что же там у него на дисплее мобильника.

— Это те, кого ты в пятницу? — провожает их взглядом Кевин.

— Да. Кстати, у меня к вам два вопросы. Здесь продаются зубочистки? И… а что, если в мой клуб вступит аристократка Вальтов?

Многозначительно смотрю на Аннет. Она скрещивает руки, поджимает губки:

— Да ни за что, Киба. Просто ни за что. Удивляюсь твоей наглости.

Кевин одобрительно улыбается:

— На первом этаже в конце третьего коридора автомат. Там всякие салфетки, жвачки. Думаю, там продаются.

Сергей стоит на отдалении, многозначительно вздыхает и поглядывает на часы. Двое других подпирают спинами стены, смотрят по сторонам. Удивительно, но за весь день мы так и не увидели ни одного силача. Сергей сказал, что все члены Новой Силы просто прогуляли уроки и собрались в лесу — за школой, бурно дискутируя на какие-то важные темы. Потом просто уехали с первыми маршрутками.

— Константин, ну ты долго еще? Наша смена кончилась десять минут назад. Занятия тоже. Последняя школьная маршрутка скоро уедет.

А я пялюсь в автомат, с возмущением растирая зубы в порошок:

— Два очка влияния! За драные зубочистки?!

— Купишь в городе! Сдались они тебе прямо сейчас!

— Это же триста рублей!

— Ой, Господи. Константин, ты в школе! Здесь все дорого.

— А ты это видел?! Это что за тряпка половая?! Пять очков?! Вода пол-литра за три очка? Четыреста пятьдесят рублей за драных пол-литра воды? Да я из лужи наберу!

Прикладываю телефон к панели автомата, набираю нужные цифры. Списываются два очка, но зато уровень настроения значительно повышается.

Задержался я из-за того, что целый час прождал школьного психолога. Мне очень интересно, что же вообще из себя представляет «психология». Но, видимо, у этого специалиста оказались дела поважнее, чем я.

Звонит телефон. Да чтоб тебя. Опять мать. Честно, я из всех сил стараюсь ограничить себя от контактов с семьей, но это, похоже, мать только провоцирует.

— Да, — отвечаю я, уныло пожевывая зубочистку.

— Ну наконец-то! Почему не отвечал, сынок?! Я уже вся испереживалась! С этими переработками день какой-то… ух… Представляешь, мне уже кажется, что за мной кто-то следит. Люди какие-то ходят. Машины стоят тонированные за окном. Совсем себя до паранойи довела. И ты мне нервы не бережешь, сынок!

— Да уж… ну не зарабатывайся ты так. Скоро денег достану немного. Купила творога? Или мне зайти?

— Купила-купила. Ладно, раз все хорошо… Ты ещё в школе? Задерживаешься? Тут сестра приехала, гостинцев привезла. Давай-ка, не задерживайся.

— Хорошо, — кладу трубку.

Отлично. О моих страшных делах и разборках мать не знает. Я просил заместителя директора не сообщать ей этого. Но тем не менее, даже полицейские к ней, получается, не приходили? Или приходили, но она была на работе? Ладно, это неважно.

Иду вдоль коридора, к выходу. Пора ехать домой. Надо как следует отдохнуть. Завтра будет непростой день. С Новой Силой нельзя тянуть, иначе рано или поздно от меня избавятся. Слишком я хрупкий — доступный.

Когда у тебя во врагах мстительный и влиятельный отец убитого тобой сына, то это очень опасно. Был случай в истории Варгона, когда крестьянский отец спустя тридцать лет добрался-таки до короля, убившего его дочь. Пронзил сердце стилетом. И ничто того не спасло. Так что мои часики, как говорится, тикают. И слишком многое зависит от удачи. Не спасут ни бронежилет, ни телохранители.

Добираюсь до остановки, сажусь в черную маршрутку. Сергей прощается, его группу подменяет тройка других стражей. Они садятся со мной, чуть ли в притык. Вздыхаю, отсаживаюсь подальше назад.

Едем через лес, проезжаем КПП. Решаю перезвонить Акане.

— Алло, Киба-кун? Я звонила тебе. Ты не отвечал.

— Занят был, — понижаю голос.

— Верю. Ну и… ты не один, Киба-кун?

— Да есть тут уши, ага. Но говори. Тебя точно не слышат.

— Ладно. Киба-кун, из-за той истории с Сэмом, мы так с тобой и не поговорили.

— Да я уж понял, что вы меня не просто так мясом кита кормили.

— Ну… Да, наверное. Но ты не подумай, ты гость в нашем доме, Киба-кун. Просто… в общем, буду с тобой откровенна. В общем, это связано с твоим отцом…

Слишком много «в общем». Акане явно нервничает. Про отца своего я, кстати, ничего не знаю. Насколько понимаю, он бросил это тело, когда ему было три года.

Усмехаюсь, весело отшучиваюсь:

— Дай угадаю, я наследник какой-нибудь? Расскажи, а то нам мать не говорит. Буду рад, если у меня где-нибудь замок завалялся. Или ещё что-нибудь. Он же японец. Вы японцы. Давай уже, раскрывайте свои карты и мою загадочную историю прошлого.

— Да не-е-ет… Не совсем. Просто… хм, как бы сказать, — тоже понижает голос. — Киба, если об этом узнают, нам конец. Обоим. Понимаешь?

— Никому не расскажу.

— Киба-кун, я думаю… что мы с тобой родственники…

Слышу… Слышу!

— ТОРМОЗИ!!! — ору я во всю глотку.

Поздно. Фура на большой скорости въезжает в нашу маршрутку. Мир переворачивается. Меня трясет из стороны в сторону. В ушах звон, по всему телу боль, ударяюсь головами с охранником.

Наконец маршрутка замирает на месте. Покорёженной, перевернутой. Я свисаю, зацепившись за что-то ногой. По виску течет кровь.

Тьма…

Свет…

Я прихожу в себя от боли.

Слышу… мат… крики… выстрелы… Все как в тумане. Я будто под водой.

— Киба-кун?! Киба-кун?! КИБА! — звучит отдаленный голос Акане из телефона.

Тьма…

Глава 18. Сумма острых ощущений

Мысли во сне путаются. Особенно если у тебя почти два разума. Свой и какого-то компьютерного задрота. Вот и сейчас, понимаю, что это сон, вижу его, как наяву. Третий день еду закованным в средневековой повозке. Кости пробирает мороз. Мужчина, похожий на норда-конокрада справа от меня ноет, что он ни в чем не виноват. Закованный северянин усмехается над ним, смотрит на меня и говорит, что я соня, и что мы уже куда-то приплыли. Повозка превращается в трюм корабля, а северянин в длинноухого чернокожего… филзели.

Что за… бред…

И тут я просыпаюсь.

Как же болит голова. Ударился я сильно. А тошнота намекает на сотрясение. Я сразу не открываю глаза, только слушаю. Вдруг я в плену. А пыточных дел мастер только и ждет, чтобы я очнулся. Сам знаю, как это работает.

Какой-то лязг.

Такие звуки могут издавать пыточные приборы. Металлические подносы и инструменты. Хм, плохой знак. Лучше бы я оказался в повозке.

Шаги…

Чей-то отдаленный бубнеж.

Кап… Кап… Кап…

Что-то капает совсем близко.

Ладно, думаю глаза можно и приоткрыть.

Понятно. Это не пыточные инструменты. А медицинские. Больничная палата, очень похожая на школьную. Значит мои телохранители смогли отбиться? Я точно помню звуки выстрелов. Это была не обычная автокатастрофа. Ну либо стражи так расстроились, что расстреляли водятела на месте. Что вряд ли.

Ох, моя башка. Осматриваюсь. Справа какие-то медицинские агрегаты. В них что-то пищит, трещит, регистрирует. Слева капельница на стойке. Трубка идет к вене. Вот что там капало.

Шевелю всеми конечностями. Болят. Мелких ушибов и ссадин на мне больше, чем здоровых мест. Но, судя по всему, ничего страшнее сотрясения я не получил.

Смотрю на аппаратуру. Сложная техника. Слишком сложная, пожалуй. Ну или я чего-то не понимаю.

Прислушиваюсь к отдаленному бубнежу…

И сразу же чуть не загибаюсь. Голова от такой концентрации просто разрывается.

Ладно, думаю можно расслабиться. Следовало ожидать, что может произойти что-то подобное. Но стражами школы не возьмут кого попало, а значит…

В дверь заходят. Хм, быстрые какие. А ведь я только глаза открыл.

— Константин Киба? — спрашивает широкоплечий доктор в синем халате, маске и шапочке. — Здравствуйте. Как себя чувствуете? Сколько пальцев показываю?

— Хм, семь?

Доктор смотрит на свои три пальца в недоумении.

— Я пошутил. Три.

— О, ясно. Это хороший признак, учитывая, что с вами случилось.

— А что со мной случилось?

— А вы не помните? Автокатастрофа. Приходила полиция, говорила, что на вас кто-то напал. Была стрельба…

— Новая Сила?

— Кто? Это клан? К сожалению, не знаю. Но если вспомнить, то да… что-то такое я слышал. Так, ладно, давайте вас осмотрим. У меня еще столько дел… Эх, времени нет даже поспать.

Доктор берет фонарик, проверяет мои зрачки. Голова сразу начинает кружиться.

— Что со мной?

— Сотрясение головного мозга тяжелой степени. Мы уже поставили вам несколько уколов. Не чувствуете? — улыбается.

— Если вы про мой горящий зад, доктор, то да, чувствую.

— Это магнезия. К сожалению, придется потерпеть.

— А может дадите Ласточку?

Доктор смеется.

— Ну что вы… Это государственная больница. Откуда у нас такие дорогие зелья.

— Понятно. Моя мать в курсе? Где стражи? Почему меня не охраняют?

Доктор разводит руками:

— Вас привезла скорая. Одного. Вещей при себе не оказалось. Но если хотите, мы можем позвонить вашим родственником. Помните номер телефона мамы?

— Нет.

А вот это плохо. Надо бы заучить несколько десятков номеров на всякий случай. К местным реалиями я еще не успел адаптироваться, поэтому этот момент упустил.

— Ну, тогда придется подождать, когда ей расскажет кто-то другой. НЕ переживайте…

— А вы широкий, — улыбаюсь. — Качаетесь?

— Конечно. Как еще развеять свои трудовые будни. Та-а-ак…

Доктор достает шприц, втыкает в капельницу. Синеватая жидкость идет по трубке, к моей вене.

— Что это?

— Витамины, успокоительное. Тошнить станет поменьше.

— И долго я здесь проваляюсь?

— С таким сотрясением? Недели две. Не меньше.

— У меня нет столько времени. Мне нужны мои вещи. В сумке была ласточка.

— Молодой человек, — строже говорит доктор. — Вы здесь всего пару часов. Подождите, успокоитесь. Кто-нибудь обязательно придет и попросите свои вещи.

Я морщусь и… чувствую слабость. Туман в голове. Хочется… просто спать.

Доктор выходит и все, что я успеваю сделать, это дотянуться до графина с водой на тумбе и через силу выпиваю все, что там есть…

Спокойным сном это тяжело назвать. Бред шизофреника.

И просыпаюсь я не с чувством, что отдохнул. А от жжения где-то ниже пояса, за спиной.

С трудом открываю глаза. Лежу на боку, доктор вытаскивает иглу.

— Опять магнезия? — плюхаюсь я на спину.

— Ага.

— Долго я спал?

— Шесть часов где-то. И спали плохо. Стонали, зубами скрежетали. В туалет не хотите?

— Нет. Доктор, а можно воды?

— А? Да, конечно. О, вы уже выпили? И когда успели, — натянуто улыбается доктор. — Сейчас принесу еще.

Мужчина выходит. Я же ложусь на бок, укрываюсь простыней по нос. Прятаться под одеялом слишком подозрительно.

Оттягиваю бинты на сгибе локтя, медленно, стараясь не шевелиться, вытягиваю из вены иглу к которой тянется трубка из капельницы. Сую иглу в рот, сжимаю в зубах, гну, грызу, стараясь не двигаться. С трудом выдергиваю ее где-то у основания. Держу во рту. Главное теперь не проглотить. Трубку уже без иглы сую обратно, под бинты.

Заходит доктор с полным графином воды.

— Вы уже спать? — добродушно спрашивает он, но не очень добродушно стягивает с меня простынь, всего осматривает. Особенно внимательно глядит на трубку, торчащую из-под бинтов под локтем. — Вот, пожалуйста.

Протягивает мне стакан, ставит наполненный графин на тумбу рядом. Я выпиваю все через «не хочу».

— Т-а-ак, — деловито протягивает доктор. — А теперь витаминок…

Снова этот шприц с синей бурдой. Жидкость опускается по трубке. Чувствую влагу под локтем. Если сейчас доктор решит проверить, то увидит, что бинты намокли и раскрасились в голубой оттенок.

Я помню, как в первый раз мгновенно стал засыпать. Вот и сейчас я специально «клюю носом», медленно закрываю глаза и соплю.

Доктор выходит. Слышу, как дверь закрывается на ключ.

Итак, почему я не верю во все происходящее.

Во-первых, тяжело представить, что стражи так просто меня оставили, и я приехал один на скорой. Они бы как минимум ехали за мной следом и обязательно бы стояли сейчас у дверей. Если бы их перебили, то я сейчас тоже был бы мертв. Или… в плену.

Во-вторых, я не спец в медицинских технологиях это мира, но мне кажется странным, что ушиб головы лечат такими навороченными агрегатами. Зачем им нужно мое сердцебиение? Какое-то давление. Там точно написано «кардио». В общем, тут я могу ошибаться, но все равно ставлю этому факту метку «во-вторых».

В-третьих, когда лазил в инете, в первую очередь изучил информацию о том, как тут излечиться в случае… да любом случае. В моем мире был эфир. А тут… здравоохранение и зелья. Их мне почему-то не выдают. А первое… Часто на форумах люди жаловались на медицинские учреждения. Мол, десять человек на палату. Все обшарпано. Можно обгадиться, и утку под задом заберет только через неделю медсестра. Стоит ли говорить, что я в палате, где новым пахнет буквально все. Краска, пластик. Мой нечеловеческий нюх это отчётливо чувствует. И тут разве что везде ценники не развешаны. Может, конечно, мое лечение проплатила школа, но тогда уж можно было мне дать ласточку. Учитывая, что заместитель директора лично дал мне один дорогущий флакон. А тут на тебе. Даже вещей моих по какой-то причине нет.

В-четвертых, лечит меня персонально доктор. Ни его помощницы, которых тут называют медсестры, а лично он. Уколы ставит, «выкает», ведет себя культурно и интересует не «бо-бо» ли мне. Я уж не говорю про то, что это гора мышц, с которой я связывать ну никак не хочу.

В-последних. Здесь слишком тихо.

Но… есть и странные моменты. Например, мне разрешили поговорить с мамой. Если бы я знал ее номер, то что? В общем, этот момент меня смущает и конфликтует со всеми остальными. А еще я параноик от костей до мозга. Тут уж ничего не поделаешь. Ведь в девяносто девяти подобных случаев из ста я оказываюсь прав…

Эх, помню был такой неприятный опыт по молодости. Я тогда отравил на званом ужине три десятка влиятельных купцов страны, потому что сотни знаков говорили, что они все заамские мимикры — существа умнейшие и хитрейшие, способные принять облик как камня, так и живого существа. Одни из самых ненавистных существ для Шиилы. Вот ведь было неудобно, когда я понял, что всё это была тайная сходка влиятельных людей, которые устроили в этот день ролевую игру под названием «угадай кто».

Делаю вид, что засыпаю. На всякий случай скрежещу зубами, что-то бурчу. Не проходит и двадцати минут, как слышу голоса:

— Сколько мне вам повторять, — полушепотом говорит женский голос за стенкой. — Двух недель может не хватить. Я не знаю почему, но его разум сопротивляется. Я такое встречала очень редко. Он будто не школьник, а опытный одаренный суммой разума. Или, не знаю, старик с протертыми до дыр мозгами. Не проще его просто допросить?

— Не проще. Это слишком рискованно, — голос мужской, тяжелый, холодный. Говорит с акцентом. — Делай свое дело. И не болтай.

Слышу шаги. Заходят трое. Доктор — его походку я уже знаю, женщина — отбивает шпильками пол, и еще кто-то… Рискую, но слегка приоткрываю один глаз. Лишь секунду, но я замечаю чернокожего, как сама бездна, бритоголового человека в простой, мешковатой одежде.

Филзели? Пока буду считать, что да.

Девушка подходит ближе, а я начинаю нервничать. Поддерживать сердцебиение на уровне спящего очень непросто. Особенно, когда рядом трое мутных типов, а медицинский аппарат нагнетающе попискивает. Более того, что мне делать? И что собирается делать она?

Чувствую, как мне раскрывают глаз пальцами, я фокусирую зрачки так, чтобы они выглядели, будто я нахожусь еще в фазе быстрого сна, но из-за снотворного не могу проснуться. Это не сложно. Смотрю вдаль, вблизь, расширяю и сужаю зрачки, иногда резко дергаю ими в стороны. Будто вижу яркие полуреальные сны и могу проснуться в любой момент.

Наконец женщина отпускает мне глаз, говорит:

— Рано еще.

— Ты уверена? — сомневается доктор, и писк прибора усиливается.

Слышу, как от меня отходят. Снова рискую приоткрыть глаз. Ага, периферическим зрением вижу неразборчивые силуэты. Чернокожий переводит взгляд с прибора, на доктора, на меня. Быстро прикрываю глаз.

Гниль подземная!

— Проверь, — говорит голос.

Слышу шаги доктора. Он подходит ко мне, похоже, проверят капельницу, вздрагивает одеяло и…

… не заметить, что повязка намокшая, невозможно.

Ну вот я и попался…

Тишина. Секунда, вторая, третья…

Время останавливается. Я жду… да чего угодно.

Но продолжаю играть свою роль до конца.

— Все в порядке? — спрашивает филзели.

— Да, все в норме, — накрывает мне руку доктор.

Что… за? Он же точно все видел. Почему не сдал меня?!

— Сколько ты вколол ему?

— Три кубика. Вы же сами видели.

— Этот мальчишка необычный. Будьте внимательны.

Слышу какой-то звук. И мне он знаком. Так достают короткие клинки из ножен. Твою ж… Похоже сегодня Шиила примет меня в свои объятия. Я, конечно, посопротивляюсь, но инстинкты панически кричат, что шансы выйти победителем один из тысячи.

— Что вы делаете? — слышу доктора. — Силачам это не понравится.

Я из всех сил пытаюсь держать ровное дыхание. Если мне начнет не хватать воздуха при таком стрессе, то сердце забьется сильнее. И это сразу же меня выдаст.

Спокойно…

Глубоко…

Размеренно…

— Проверю, спит он или нет. Не тебе решать, что понравится нашим нанимателям.

— Но…

Слышу… Похоже, негр отталкивает доктора в сторону, хотя тот здоровый и перекачанный. Страшно представить какой тогда этот филзели. Рассмотреть его полностью я не рискнул.

Я уже знаю, что случится. Дышу так, как дышал в особняке Хидана. Полуобморочное состояние, когда сердце…

БОЛЬ!

Сжимаю зубы, изо всех сил стараясь не проглотить иглу.

Пи-Пи-Пи! — орет прибор и… затихает Пи… Пи… Пи…

Я не шевелюсь, чувствую, как кровь растекается под одеялом.

Слышу… Тишину.

Кожей чувствую на себе три пары глаз.

И…

Секунда…

Вторая…

Сердце бьется ровно, но иногда в панике дергается…

Третья секнуда…

Да чтоб вас. Быстрее уже. Будь, что будет.

Филзели удовлетворенно говорит:

— Зашей рану. Она неглубокая.

Твою ж… Это было близко. Несмотря на боль, я заставляю себя успокоиться.

— И как я ему это объясню?

— Твои проблемы.

Слышу недовольный голос девушки:

— Если он что-то заподозрит, все будет бесполезно. Его разум должен быть расслаблен.

— Тогда и ты будешь бесполезна, — холодно отвечает филзели. — Пошли. Придем позже. А ты придумай, откуда у него травма. Вколи обезболивающее, чтобы он не почувствовал боль сразу, как проснется.

— Слушаюсь, — тихо отвечает доктор.

Девушка и филзели уходят. Доктор какое-то время стоит, потом отходит. Слышу металлические звуки и шепот, едва различимый:

— Старайся не шуметь… — подходит ко мне.

И я не шумлю. Просто сжимаю зубы и терплю. Один шов за другим.

Но важнее боли другое.

Мне стало все понятно. Понятно больше, чем мне хотят показать.

Не знаю точно, сколько прошло времени. Мне не говорят, а боль и тошнота не дают точно сориентироваться. Прошло где-то между тремя и пятью часами. Притворяться спящим тяжело, а особенно когда все тело раскалывается. Внутримышечное обезболевающее не сильно помогало.

А потом дверь тихо открылась:

— Эй, Киба, — слышу шёпот доктора. — Я отключил камеры. Вставай, мы уходим. Сможешь идти?

Разворачиваюсь на другой бок. Доктор уже не в своем спецкостюме. Одет просто. По-походному, я бы сказал.

— А что с филзели? — спрашиваю я.

Не расспрашиваю кто он и почему. В таких ситуациях каждая секунда дорога.

— Я их занял другим. У нас есть пара минут. Ну же, быстрее, если жить хочешь. Потом все расскажу.

Ухмыляюсь и сразу морщусь от боли. Встаю, осматриваю себя:

— Мне в этом халатике идти?

— Да, быстрее…

Доктор выходит, я на трясущихся ногах за ним. Попадаю в коридор. Точнее часть больничного коридора. Ровно этот отрезок и видно, если лежать на кровати в палате. По обеим же сторонам коридор обрывается и…

Мы выходим из фальшивой декорации палаты.

Я осматриваюсь. То ли огромный заброшенный завод, то ли пустой склад с высоченными потолками. И посреди этого зала коробка, сделанная наспех из фанеры и палок. И эту коробку я должен был посчитать целой больницей.

Доктор кидает мне тапки:

— Надевай, быстрее. Ласточку не дам. У тебя и так сотрясение. Такую тошноту ты не выдержишь. Так что терпи.

Киваю. Полностью с ним согласен. И так крутит-вертит так, что хочется просто упасть и пролежать так пару месяцев.

Но нет. Я иду… потом пытаюсь бежать…

Доктор открывает тяжелую техническую дверь, мы выходим.

Вижу свалку, горы металлолома, покореженные леса. Территория вокруг здания заброшена.

— Это старый металлургический завод, — объясняет доктор. — Пошли.

Ко всем невзгодам я еще и замерзаю. В одних тапочках и голубом халате на завязках на талии я иду за доктором через груды металлолома и производственного мусора. Мы выходим через дыру в заборе, доходим до парковки. Машина доктора без номеров. Он открывает мне дверь сзади, я без вопросов сажусь. Мы катаемся кругами, через какие-то трущобы и московские улочки. Я стараюсь запомнить маршрут. Ага, вот мы выезжаем за МКАД по Ярославскому шоссе. Едем через Мытищи, стараемся на само шоссе не съезжать. Я смотрю в окно и запоминаю каждую вывеску. Доктор со мной не разговаривает, что меня, в принципе, устраивает. Разговоры будут потом. Ох, эта качка вывернет меня наизнанку. Как же хреново…

И вот мы сидим напротив друг друга в теплом загородном домике. Где-то в десяти километрах от кольцевой московской дороги. «Лосиный Остров» — так называется заповедник, в котором у доктора есть такая милая берлога с настоящей деревенской печкой. Тут нет ни газа, ни электричества. Ничего. Уверен, что даже связь тут не ловит.

Я уже переоделся в свитер и теплые штаны. Чистые, стираные. Будто заготовлены для меня заранее. Какой запасливый доктор. Пью горячий чай, нисколько не сомневаясь, что он не отравлен.

Наконец он вздыхает и говорит:

— Это силачи устроили. Перебили стражей, захватили тебя. Они хотели выудить у тебя, кто убил сына главы клана, ну и… пытать потом. Наняли для этого филзели, чтобы исталы на них не вышли. Ведь ты под их защитой. Напрямую с ними конфликтовать они не могут.

— Ясно, — усмехаюсь, дую на чай. — А ты, стало быть, кто такой?

— Я от Георгия Александровича. Скажем так, я давно сидел в нужных рядах, и мне дали весточку, что пора действовать. Я не мог тебя напрямую вытащить. Филзели были всегда рядом и следили за каждым моим шагом.

— Понятно, — хмурюсь я от боли в зашитом языке на реакцию от кипятка.

— Хочешь мое мнение? — вздыхает доктор. — Георгий Александрович хороший человек. Чтобы ты ни думал. Я сам отучился в школе. Он всегда мне помогал. Теперь и тебя спас. Но ты с ним как-то… Грубовато что ли. Не стоит ему врать, правда. Если бы ты был с ним откровенным, он бы смог лучше тебя защитить. По себе знаю…

Задумываюсь:

— Да, может ты и прав, — смотрю по сторонам и вздыхаю: — Ладно, я расскажу кое-что. Передашь ему? — заговорщически понижаю голос.

Доктор моргает дважды. Слишком быстро.

Встаю, беру с собой чаек, медленно подхожу к доктору:

— Только на ухо, — шепчу. — Вдруг здесь прослушка.

— Л… ладно. Верное решение.

Двумя трясущимися руками несу кружку на маленькой тарелке, стараясь не разлить ни капельки драгоценного напитка, смотрю на доктора. Он внимательно следит за моими движениями, напрягается. Словно готовясь увернуться от кипятка в любой момент.

Ути, какие мы напряженные. Знает, что я нервный.

Подсаживаюсь ближе к нему, ставлю чай перед собой — на стол. Вижу, что доктор расслабляется. Молодец. Зачем мне на тебя нападать. Мы же не враги. А ты мужик хороший. Да еще и сильный. Куда мне до тебя. Так и продолжай считать…

Ближе пододвигаюсь к мужику, шепчу ему на ухо:

— В общем, третий пазл находится…

Секунда недоумения, но этого достаточно. Игла от капельницы оказывается в шее доктора. Его глаза расширяются в ужасе, он не может двинуться.

Поправляю его голову так, чтобы он меня видел.

Вздыхаю, беру кружку с чаем, отхлёбываю, выливаю оставшийся кипяток на ляжки доктора. Его глаза расширяются еще больше, наливаются кровью. Но уже от боли. Он тяжело дышит.

Недовольно морщусь:

— Вы меня что, все за идиота держите?

Глава 19. Боль бывает разной…

Время: 14:16

Четверг.

20 октября 2022 г.

— Сперли мои зубочистки, — наливаю себе еще чая, недовольно качаю головой.

Чай из чайника слишком горячий. Мой страдальческий язык этого не выдержит. Оставляю его на столе остывать. Встаю. Специально отворачиваюсь от доктора, но концентрируюсь на слухе, терпя боль в голове. Если он вдруг попробует использовать сумму даже в параличе. Кто знает, что там у филзели было ночью под чужой кожей. Сейчас же день, а доктор не тратит ни на что сил. Если что, может я хоть успею юркнуть подальше. Убивать он меня точно не будет. Я нужен им живой.

Шарюсь по тумбочкам, целенаправленно подставляюсь. Хм, похоже он ничего не может. Спрашиваю:

— Ну так что? Как скоро сюда наведаются твои дружки? Или ты тут один? — открываю очередную тумбочку, нахожу мышеловки, ловушку для мух. — А-а-а, понимаю. Мы бы в этой глуши еще долго ошивались, да? Ты бы говорил мне, что нужно залечь на дно, выждать, когда Георгий Александрович решит все дела? Угадал? Новый план такой? Хотели подружиться со мной и изолировать ценный источник информации от опасностей сурового мира?

Смотрю на доктора.

— Да не агонизируй ты глазами. Всего-то небольшой ожог водицей. Серьезно, ты мужчина или кто? Какие же вы тут все нежные.

Я обхожу весь дом, проверяю каждый угол. Не нахожу ничего, что могло бы быть похоже на камеру или прослушку. Хотя в этом я далеко не спец. Ну видимого ничего нет, да и ладно.

В одной из столешниц нахожу набор для шитья. Нитки, иголки. Во, подойдет.

Подхожу к доктору, достаю из его кармана телефон. Заблокирован… Но видно, что связи и правда нет. Раскладываю иглы на столе. Аккуратно, тютелька в тютельку. От маленькой до большой.

Доктор не с самыми счастливыми глазами наблюдает за процессом.

— Каждый промежуток времени ты должен передавать своим, что все в порядке, верно? И по прибытию сюда ты должен был это сделать. Вопрос — как? — машу телефоном перед его носом. — Связи-то нет.

Его глаза бегают. Туда-сюда. Зрачки задержались на окне дольше положенного. Встаю, подхожу к нему. Внимательно все осматриваю. Отрываю с корнем прогнивший подоконник. Ничего не нахожу. Странно. Слышу птиц… Открываю окно, высовываюсь:

— А, голубятник. Голубиной почтой значит. Ну, тут точно не зачастишь.

Возвращаюсь, предлагаю доктору:

— Чайку? Чего молчишь? Молчание — знак согласия.

Подхожу ближе, подставляю кружку над головой. Ну и глазища. Боится, значит. Понятно. Это тебе не филзели. Совершенно обычный мужик. Ну, может, чуть необычнее большинства.

— Да шучу я, чего ты так нервничаешь, — отхлебываю, сажусь рядом, втыкаю в ногу доктора иглу. Это не больно, но усиливает эффект паралича. — А теперь слушай, что я скажу…

И я рассказываю.

Когда пропали зубочистки после инцидента в кабинете заместителя директора, моя паранойя кольнула мозг в первый раз. Почему пропали только они? Ни телефон, ни ключи, ни целлофан от булки, в который были завернуты эти зубочистки. Словно их сперли целенаправленно или на всякий случай. Я немного напрягся, купил новые. Уже в маршрутке ожидал чего угодно. Думал, что меня скрутят стражи и отвезут куда подальше.

Но этого не случилось…

Георгий Александрович поверил моей решимости самоубиться.

Произошло другое. Автокатастрофа, стрельба и… я в больнице. Все очень похоже на проделки новой силы. И может быть я в это бы и поверил, если бы не несколько «но»…

Первое. Если бы в той потасовке победили стражи школы, то сейчас бы меня охраняли. Или, по крайней мере, сопроводили бы до больницы. Но доктор сообщил, что скорая привезла меня одного. Получается, стражи проиграли. Но если бы выиграли силачи, то вряд ли они бы отправили меня в больницу колоть магнезию в зад. И да, тяжело верится, что стражи и силачи просто перебили друг друга, а меня, единственного выжившего, отвезли в больницу. Но все же это вероятно.

Едем дальше…

Уже в фальшивой палате, за дверью, я слышал какую-то женщину. Она говорила, что мозг должен быть расслаблен. Несложно предположить для чего. Из меня хотели выудить информацию, не прибегая к пыткам. Интересное совпадение — филзели отказались от классического метода допроса. А ведь единственный, кто знает, что к пыткам я безразличен — Георгий Александрович.

Что значит «расслаблен мозг»? Как я понял, «пациент» должен сладко спать под какими-то препаратами, чувствуя себя в безопасности.

— Правильно же я говорю? — отпиваю чай большими глотками, смотрю на мужика. — Молчишь? Ну на добавки…

Выливаю чай ему на колени. Глаза доктора бешено вертятся, потом возмущенно замирают, смотрят на меня. Я улыбаюсь:

— Да остыл он, не нервничай. Я и так знаю, что прав.

Продолжаю рассказ.

А потом наступает момент истины! Доктор видит, что я вырвал из себя капельницу. Что же делать? Очевидно, что я все понял и только прикидываюсь дурачком. А значит ваш план по обдурению моей головы летит в бездну.

Что бы сделал я? Ну точно бы не стал рвать, метать и поднимать тревогу. Так они бы меня в состояние безопасности точно не ввели. Поэтому я бы прикинулся другом в рядах врагов. Как доктор и сделал.

И может я бы даже дал мизерную вероятность, что доктор и правда мой друг, если бы не очевидный прокол с его стороны.

— Серьезно, о чем ты думал? — смотрю я на мужика с мокрыми штанами. — Рассказывать перед всеми, что ваши наниматели силачи? Да на месте филзели я бы сразу же перерезал тебе глотку за болтливый язык. Для любого профессионала это самая страшная тайна. Мало того, не каждый исполнитель знает, кто его заказчик. Да любой идиот поймет, что это спектакль. Ради того, чтобы свалить все на силачей, если я вдруг не сплю. Понимаю, времени подумать у тебя не было, — иронично глажу доктора по русым волосам. — Наверное, для спонтанной импровизации все же неплохо.

После этого я понял, что провалился. Вы точно обо всем догадались, но продолжали дурить мне голову. Хоть дамочка и проверяла мои зрачки, но вы узнали, что я выдернул капельницу и сильно засомневались, что я не симулирую сон. Поэтому стали играть — просто на всякий случай. Но вот филзели не выходя из образа решил проверить наверняка сплю я или нет. Ножом мне в ляжку.

Потираю ногу. Болит, но рана и правда неглубокая. Даже не хромаю.

— Этот филзели непростой, — отхлебываю свежий чаек. — Что он ожидал? Что я завизжу, а ты меня героически спасешь, и мы под ручку убежим?

Доктор ожидаемо молчит. Беру иглы, втыкаю четыре иглы в каждую конечность и одну между шейными позвонками. Этого достаточно. Хватит даже для слона. Выдергиваю иглу из горла. Тут точка общая, временно парализует все тело. А мне нужно, чтоб он мог говорить.

Доктор чувствует, что язык ему теперь подвластен:

— Костя! Да что же это! Что ты делаешь?! Ты все не так понял!

— Не ори. Голова болит, — показываю ему пятерню, загибаю по очереди пальцы. — Первое: пропажа зубочисток в школьной палате. Второе: маловероятное обстоятельство, при котором я оказываюсь один в больнице. Вокруг ни силачей, ни стражей. Эти два события уже должны напрячь. Третье: вы говорили, что классические пытки на меня не работают. Это знал только заместитель директора. Четвертое: ты открыто сдал при филзели ваших заказчиков. Силачей. Значит это уже точно не они. Пятое, — сжимаю кулак. — Ты серьезно думал, что я поверю в то, что ты смог отключить камеры и обмануть филзели, сбежав со мной? Да это же полнейшая чепуха. Если бы филзели знал обо мне больше, то он никогда бы на это не согласился. Вы ему очень мало рассказали, вот он и расслабился с мальчишкой.

— Постой, Костя! Не пори горячку… Млять, как же больно. Это все твои домыслы и…

— А мне всегда моих домыслов достаточно, — улыбаюсь. — Мы тут с тобой наедине, вдвоем. Кто мне будет судьей? Никто. Поэтому попал ты, дружок. Кстати, ты меня удивил. Не думал, что такая пешка знает о третьем пазле. Расскажешь мне, что это такое?

— Ч… что?

— Что слышал.

— Освободи меня и поговорим, Константин. Обещаю, что не нападу.

Вздыхаю.

— Ты серьезно такой тупой? У тебя сейчас есть два варианта. Либо ты говоришь без боли, либо ты говоришь с болью. Если ты так много знаешь, то, наверное, в курсе, что я пытал филзели и узнал у него о пазле. Как думаешь, тебя будет тяжелее разговорить?

— Погоди-погоди, Кость, я…

— Зови меня Константин.

Доктор моргнул несколько раз:

— Э, ну хорошо, Константин. Как пожелаешь. Слушай, все это совсем неправильно. Я тебе не враг и…

— Я знаю, что ты мне не враг. Заместитель директора тоже мне не враг. И меня он таким не считает. Просто хочет знать, что знаю я, — пожимаю плечами. — Но не хочет стараться договориться. Он привык таких как я держать на поводке. А тут ему какой-то мальчишка условия ставит, и он не может ничего с этим сделать. Даже не подождал оговоренный срок. Гордыня — она такая.

— Что ты говоришь-то, Кос… Константин?

— Хватит тянуть время. Что такое третий пазл? Еще одно лишнее слово, и говорить будешь с вилкой в глазу, — пересаживаюсь я напротив доктора, скрещиваю руки, очень многозначительно смотрю доктору в глаза.

Видимо он все понимает, сглатывает:

— Точно я не знаю…

— Говори, что знаешь.

— Т… ты же знаешь, что смуту остановили пятеро вестников? Старики с огромной силой.

Вспоминаю историю. Да, в инете что-то такое было. Киваю.

— Я… я… ладно. Как только сумма появилась в мире, то она была намного сильнее. Один человек мог разрушить город. Поэтому стали использовать ядерное оружие. Только это могло остановить некоторых.

Пауза. Доктор бледнеет на глазах. Он знает, чем ему будет грозить болтливый язык. Но он правильно догадывается, что лучше умереть быстро, чем от моих игл.

— Раньше не было сосудов суммы, Константин. Те пятеро… что-то сделали… И больше не было настолько сильных неодаренных. Пять кланов сделали все, чтобы эта недавняя история медленно забывалась. Люди не должны знать, что сосуд — это кем-то созданный ограничитель. Понимаешь? В новой смуте одаренные могли пользоваться силой прямо из солнца. Без всяких условностей. Ограничением было лишь тело, способное впитать столько суммы.

Смотрю в глаза доктору, пытаюсь уловить искру лжи. Но не вижу.

— И пазл это?

— Это то, что оставили пятеро. То, что может убрать сосуд из одаренного. Снять ограничения. И это все, что я знаю. Клянусь Богом, Константин! У меня дети! Трое, — глаза доктора заслезились.

Я вздергиваю бровь:

— И что? У каждого третьего дети, жены и сестра? Мне их стороной обходить? Что такое пазл? Какой-то артефакт? Заклинание? Не знаю, молитва? Как он выглядит?

— Я не знаю!

— А почему знаешь остальное?

— Я… я…

— Ты-ты. Быстрее жуй слова.

— Я член поискового отряда Исталов. В каждом клане есть подобный отдел. Все ищут пазлы!

— Понятно, — устало потираю болезненные виски. — Чушь какую-то выдумали… Пазлы… Игрушки. Ничем не от отличаетесь от… А, неважно.

— Ты не понимаешь… это гонка вооружения. Клан, который первый найдет все пазлы — это как… изобрести автомат в средневековье. Даже танк.

Я недовольно морщу лоб:

— Ну и зачем эти старики оставили этот пазл? Они что, слабоумные? Только спасли мир, а потом такие «а давайте сделаем загадку, при разгадке которой все снова сдохнут». Так что ли?

— Я не… знаю. Говорят, что найти их можно при определенных… мировых устоях.

— Кто говорит?

— Наши старшие в поисковом отряде. Они знают текст тома.

— Тома?

— Да, блин, тома, — начинает паниковать доктор. Парализованное тело — это не так просто, как кажется. Когда ты себе не хозяин — это страшно. — От стариков осталось. Типа заветов. Я не знаю. Там и написано, как вернуть миру сумму. Это все что я знаю, черт бы тебя побрал, Константин.

— Сколько всего пазлов?

— Не… не знаю.

Тишина.

— Понятно. Ладно, теперь подытожим. Ты из отряда по поиску пазлов. И раз я как-то с этим связан, то Георгий Александрович нанял филзели тебе в помощь и навел на меня. И так уж сложилось, что есть силачи, которые меня ненавидят. Поэтому проще всего свалить на них в случае чего. Все верно?

Доктор чуть не плачет:

— Д… да…

— Почему ты один? Зам знает, что я непростой. Не проще было бы взять троих?

— Ты мог бы заподозрить…

— Пожалуй. Меня бы сильно напрягло, если бы крыс среди филзлези было трое и все они вылезли ради меня одного. Да даже приедь мы сюда, а тут десяток охранников. Ну если бы я был чуть тупее, то может быть. Ну и? Когда тебе отчитываться? Промежуток в голубиной доставке какой?

— Каждые шесть часов.

Тишина.

— Я всегда даю только одно предупреждение. Ты свое только что потратил.

— К… каждые четыре часа. Через полтора часа.

Киваю.

— Мои вещи где? Они с тобой или остались там?

— В… в багажнике. Ключи в кармане куртки.

Иду к стойке с куртками, достаю ключи. Выхожу из дома. Вдыхаю свежий лесной воздух с отдаленными нотками смога. Все-таки город не очень далеко. Иду к серебряному внедорожнику, шарюсь в багажнике.

Ага, вот и моя сумка. Достаю ласточку, беру телефон с десятком процентов зарядки и треснутым дисплеем, возвращаюсь обратно.

Спрашиваю у доктора:

— Мне от нее станет лучше? Сколько будет тошнить?

Доктор панически моргает глазами:

— Час где-то.

— Понятно, — киваю, открываю флакон, подношу ко рту и не пью, только улыбаюсь: — Шутка. Надеялся, что меня будет так плющить, что мы с тобой не сможем вовремя отправить отчет?

Глаза доктора лезут на лоб.

— Стой! Там же индивидуально все! У кого-то меньше, у кого-то больше. От веса и травмы зависит! Константин, это несерьезно!

Я засмеялся. Хороший доктор. Умеет бояться.

Отчет мы отправили вовремя. Обычная записка о том, что все идет по плану. Пришлось на свой страх и риск вывести из паралича правую руку доктора и предупредить, что если он отправит какой-нибудь мутный шифр, где «у меня все хорошо» означает «мне жопа», то я убью его еще до того, как подмога подоспеет. Меня то в любом случае не убьют, а вот у него трое детей. Если не соврал, конечно. Обычно на такие должности нанимают не зависимых от семейных уз людей.

Кстати, узнал, что доктор владеет предметной суммой: жидкое и немного твердое. Обычный исталский алхимик с врачебным навыком. Умеет варить зелья до третьего уровня сложности из пяти, при наличии нужных ингредиентов. Это считается очень крутым показателем, но вот в бою от него никакого толка. По крайней мере, он мне так говорит. Проверять я это, конечно, не буду. Если он может изменять материю помета жуков, то вдруг и огненный шар сможет сделать из вырванного клочка своих волос.

По сути, мне бы уже пора возвращаться домой, а завтра в школу — довести незаконченные дела до конца. Но пока не могу. Я не знаю, что происходит, но даже после трехчасовой пытки после ласточки, при которой я буквально грыз себе локти, лишь бы не выблевать чай, голова не перестала болеть. Доктор сказал, что такого быть не может. Ласточка-один справляется с сотрясениями на раз-два-три.

— Отпусти меня, и я проверю кое-что. У меня скоро пролежни начнутся, Константин. Будь человеком.

— Что ты проверишь? Не понял?

— Головная боль и воспаленные лимфоузлы — первый признак того, что тело меняется.

— Те есть?.. — с отставанием соображаю я.

— Может быть, ты пробуждаешься…

— О! Да ладно?! — искренне обрадовался я. — Это оно вовремя.

— Это неточно, — стонет доктор в тщетных попытках размять шею. — Не радуйся раньше времени.

— Уверен, что точно, — довольно отмахиваюсь я. — Последние несколько дней у меня были такие насыщенные, что и неудивительно.

— Какой ты самоуверенный. Отпусти и я проверю лимфоузлы.

— Ага, конечно. Подожди, только нож тебе дам. Хватит уже клянчить, будь мужчиной. Не убью я тебя, если будешь хорошо себя вести.

Та-а-ак. Это замечательная новость. Просто отличная. Даже боль в голове не кажется уже такой противной. Эх, хорошо бы доктор не ошибся. Силенок мне сейчас и правда не хватает. Очень будет кстати какая-нибудь сумма тела. В направлениях выносливости есть одно ответвление, которое сильно увеличит мои шансы на выживаемость. Предметная магия тоже ничего. Изменять материю — целое искусство. Главное не стать математиком. Тут уже сразу можно повеситься. Просто заранее, чтобы не мучиться в будущем.

Выхожу на улицу, улыбаюсь. Дышу свежим воздухом.

О, а еще интересно, какой у меня будет размер сосуда. Я же первый Хранитель храма Шэйлы, тень Шиилы, мастер эфира, плетений и пыточных дел.

По-мальчишески вскидываю руку, будто бросаю шарик-фаерболл.

Так, Киба, прекрати позориться…

Глава 20. Случайные события?

Время: 21:40

Четверг.

20 октября 2022 г.

Щелкаю пальцами. Искры не выбиваются. А жаль. Наверное, это не так работает. На дворе уже темень. Только отдаленный гул города и звуки леса. Воздух становится холоднее. Скоро начнутся морозы.

Интересно, там матушка-то с ума уже сошла? Жива вообще? В теории, зам еще должен их охранять. Он же не знает, что я его раскусил.

Возвращаюсь, сажусь перед доктором.

— А теперь слушай. Сейчас мы отправим последний отчет. Ты останешься здесь, а завтра за тобой приедут. Передавай привет начальству. И скажи им, что я не в обиде и готов все рассказать через… неделю. Не будем засчитывать последний день, где мы так весело провели время. Все понял?

— Константин…

— Что?

— Я серьезно. Я в одной позе весь день. У меня кровоток нарушился.

— Сочувствую твоему горю, — пожимаю плечами. — Но ладно, убедил.

Разворачиваю голову доктора в другую сторону. К окошку.

— Рассвет где-то в шесть утра. Вот и жди.

Беру куртку мужика, одевая ее. Выгляжу как мешок на палке. Выхожу, сажусь в автомобиль за водительское кресло, смотрю на ключи, на руль, на ключи, на руль…

Вот гадство.

Серьезно? За девятнадцать лет я ни разу не управлял этой штуковиной? У меня же было в памяти что-то… что-то такое… Я думал, что сразу же вспомню, но нет. Оказывается, игровой опыт в Need for Speed тут не поможет. Рычаги какие-то, кнопки. Вздыхаю, возвращаюсь к мужику.

— Как машина устроена? Рассказывай с самых азов.

И он начинает рассказывать.

— Ты издеваешься? Какая еще ходовая часть? Какой цилиндр? Как ей управлять?

Прошёл час.

Я почти выехал из леса, и прямо из ниоткуда возник этот дрянной столб. Откуда он вообще взялся?! Знал, что не надо было переключать на вторую скорость. Все это слишком сложно. Одновременно выжимать сцепление, смотреть прямо, крутить руль и дергать рычаг. И зачем такая дрянь нужна? Дайте мне вороного жеребца, и я покажу вам мастерство.

Радует, что здесь довольно пустынно. Вон неподалёку только сельская дорога и автобусная остановка. Ну и столб, гниль подземная его побери.

Я сижу в салоне докторской машины, понемногу примерзая к сиденью. Заводиться она больше не хочет. Ради любопытства выхожу и открываю капот и в недоумении закрываю. Таких внутренностей я еще не видел. Замечаю, что впереди машина протекает чем-то красным. Машинной кровью, наверное. Сдохла, тварь.

Достаю телефон. Осталось два процента. Здесь уже связь ловит. Позвонить Акане? Нет, что-то не хочется. Не слишком-то мы и друзья. Да и эта мутная тема с родственностью… Надо сначала разобраться. А то, как тут говорят, попаду из огня да в полымя. Остается только мать. Само собой, за ней следят и сразу же все поймут. Ну да и ладно.

Иду пешком вдоль дороги, начинаю подмерзать. Бегу… наконец добегаю до чего-то более-менее похожего на цивилизацию. Автозаправка, рядом какая-то бургерная. Сойдет. На последнем проценте звоню матери:

После первого же гудка она берет трубу, а я отстраняю ухо от громкого рыдания матери. Голова и так раскалывается:

— Мам, ты не пове-е-е-еришь. В общем, забери меня, я сейчас… так, подожди…

Вижу разметку трассы и ее километраж. Говорю. Батарея телефона садится.

Пережидаю в бургерной. Через несколько часов, вижу, как паркуется мамина Пежо, а дальше по трассе медленно проезжают два тонированных джипа. Чуть ли не останавливаются на обочине.

Выхожу, дружелюбно машу им рукой, джипы дают по газам. Сажусь в машину к маме, которая меня еще не заметила.

— Привет, мам. Ой, ну хватит. Ну что за… — морщусь. Мать навзрыд рыдает, тянет меня к себе. После пятиминутных глупых тисканий и речей «как все переживали за меня», она все же трогается с места.

Я строго говорю:

— Езжай по шоссе. Только по оживленным местам. Никаких объездов.

— Сынок, ты меня пугаешь. Расскажи-ка все подробнее…

Итак, история с ее стороны. После того, как я не пришел, она стала обзванивать всех знакомых и дежурных в школе. Они сказали, что я зарегистрирован, как покинувший территорию Новой Эры, а моя маршрутка вернулась обратно на школьную парковку. Больше они ничего не знали. Обзвоны в больницы и морги ничего не дали. В полиции сказали звонить через три дня — мол, я забухал у друзей. И никакие доводы и слезы их не переубедили.

Что рассказал я. Хулиганы из школы решили надо мной подшутить. Отвезли к себе на дачу, споили. Потом избили. Я убежал. Драматичная и типичная история неудачника из школы неодаренных.

— Бедный мой… мальчик… ублюдки. Я обязательно дозвонюсь до директора. Если надо, напишу в малый совет кланов. Мерзавцы! Кто это был, мой хороший? Назови имена. Им это так с рук не сойдет!

— Красный!

Мама резко дает по тормозам. Слегка тюкается в задницу впередистоящего Порше. Закатываю глаза.

Порше становится на аварийку, из него выходит толстопузый метр с кепкой. Лысый и страшно злой. Мама тяжело дышит, не может поверить в ситуацию. В окно ей стучат чуть ли не кулаком.

— Сынок… ох, сынок… сиди в машине, я разберусь.

Отмахиваюсь, мол валяй.

Она выходит, а я прислушиваюсь.

— Ты куда прешь, дура?! Гололед на дороге!

— Простите… да я…

— Да че мне твое простите?! Знаешь, сколько эта машина стоит?! Ты хоть представляешь, сколько задний бампер стоит!

Мужик стоит перед матерью впритык и чуть ли не плюется ей в лицо, задрав голову. Ростом он ей по грудь. Машет кулаками.

Морщусь. Раздражает. Строит из себя важную шишку, а вот достоинства нет. Обычный голодранец с черной душой. Нет чтобы пренебрежительно проигнорировать чернь, раз такой богатый. Или культурно предъявить ущерб — как мудрый господин, прощающий подданного, но заставляющий все отработать.

Отворачиваюсь. Я не в Варгоне, где на такое смотрят спустя рукава и поэтому встревать не хочу. У меня сейчас других проблем полно. Пусть хоть в этой мелочи обойдутся без моего вмешательство.

Так, это похоже затянется. Про какое они там «гаи» говорят? Сколько-сколько ждать? У меня нет столько времени и стоять тут посреди дороги небезопасно.

Мама что-то скромно поддакивает и говорит, что у нее нет столько денег, а толстяк только распаляется.

Последней каплей для достоинства Альва с Варгона становится то, что жирдяй хватает мать за локоть, подтягивая ее к своей машине. Мол, смотри дура, что ты сделала.

Ладно, вспомним бандитские замашки. Дело это прибыльное и относительно безопасное. Если не частить.

Оборачиваюсь, смотрю в заднее окно. За нами точно больше никто не едет. Видимо после того, как я помахал исталовцам, они свалили. Прикрытие, так сказать, раскрыто. Да еще и человеком, который сейчас должен пить чаек в подмосковных лесах и ради которого все это и организовано. Я бы тоже свалил до дальнейших распоряжений. Ну или они стали осторожнее и я просто их не вижу. Да и плевать.

Осматриваю салон на предмет мусорной корзины или ёршика. Не нахожу. Салфетки, полупустая пачка сигарет, обертки от шоколадок, стеклянная бутылка из-под газировки… Сойдет. Беру бутылку, натягиваю на себя капюшон пониже, выхожу.

Моя башка… Она специально что ли начинает болеть сильнее в таких ситуациях?

Смотрю по сторонам. Машины есть, но ночью в четверг их не так много, да и в город мы еще не заехали.

Подхожу к распаленному мужику, мать переводит на меня слезящиеся глаза. Говорю:

— Мы тебе потом заплатим. Оставь свой номер.

— Чо? — резко оборачивается жирдяй, осматривает меня с ног до головы. — Ты не маловат мне тыкать? Сядь в машину, когда взрослые разговаривают. Потом они заплатят… Нашли дурака что ли?

Я совершенно спокоен:

— Последний раз предлагаю ВАМ. Заплатим позже. Мы очень спешим.

— Да срал я.

Мама испугано говорит:

— Давайте вызовем гаишников. У меня страховка…

— Какая, нахер, страховка?! Ты знаешь, сколько они выплачивают?!

Дёргает ее за локоть.

Что ж, я честно старался. Но вижу, что это быстро не закончится.

Первый удар проходит вскользь. Либо я забыл, как это делается. Либо с отсутствующими мышцами нужно пересматривать свой опыт, нажитый в другом теле. Если бы жирдяй был тренированным или одаренный, то мне бы не поздоровилось после такой оплошности. Хорошо, что шанс встретить того же одаренного на улице один из трех тысяч. Ну сделаем скидку на то, что он на Порше — один к тысяче.

— Костя! — визжит мама.

Мужик пошатывается. Его губа рассечена, а зуб похоже выбит. Второй удар попадает куда надо. Челюсть толстого человека — самое слабое его звено. Были бы у меня руки покрепче — и бутылка бы не понадобилась. Жиробас падает мне в ноги, не шевелится.

— К… костя… — зажимает рот руками мать. — Что ты… наделал…

Ухмыляюсь, кладу бутылку в карман:

— Наделал что-то не такое страшное, как вам всем кажется.

Под взглядом шокированной матери шарюсь в карманах обнаглевшей черни, заимевшей денег чуть больше, чем остальные.

Мама суетится, машет руками, паникует. Я уже не обращаю на это особого внимания:

— Мам, — говорю спокойно, — сядь в машину. Все будет хорошо.

Достаю из кармана ключи от машины, телефон. Иду в Порш, явно подержанный. С омерзением оглядываю заляпанный соусом салон. С корнем вырываю передние и задние видеорегистраторы. Такие же я нашел в машине доктора, только выключенные. Понять, как это работает несложно.

На заднем сидении лежит деловой дипломат. Открываю. Куча документов. Ага, он мелкий бизнесмен. Похоже, владеет сетью цветочных магазинов. О, замечательно. Уверен, что эта толстая зеленая пачка из стодолларовых купюр ему нужна меньше, чем мне. Кладу деньги в задний карман. Тысячи три, не меньше. Вот и компенсация за моральный ущерб и передний бампер материнского Пежо.

Выхожу из машины, кладу телефон, топчусь на нем, отбрасываю остатки в кусты, на обочину, вместе с ключами. Мимо проезжает несколько машин, но, как и думал, всем наплевать.

Мать стоит и смотрит на меня, хлопает ртом, не зная, что делать:

— Но… но… нужно ему помочь. Вызывать скорую. Если он умрет тебя по…

Голова просто разрывается. Дрянь…

— Да не умрет он, — добавляю металла в голос. — Мам. Садись. Время. Или меня и правда посадят.

Последний аргумент работает. Ну слава Шэйле.

Мы едем проулками уже несколько часов. Мама хлюпает носом, дергается на каждый звук, косится на меня-то с жалостью, то с осуждением. Примерно так смотрит добрый целитель на прокаженного. Наконец она говорит:

— Константин, тебе нужно… лечиться… Возможно, тогда тебя не арестуют. Полежишь немного в… в… психиатрии… У меня есть друг… он поможет. Он знает, как…

Пожимаю плечами.

— Пожалуй, откажусь. Мужик не запомнил номера. На камерах мы не светились. Он до утра только провозится без ключей и телефона. Все горячие следы остынут. Шанс, что нас поймают, только если вы лбами с ним столкнетесь. Ну или снова врежетесь друг в друга. А красных Пежо, как у тебя, я на дорогах насчитал уже три штуки. Просто забудь и все. Мы сэкономили кучу времени. А, ну и сегодня же почини бампер. Только где-нибудь в гараже…

Надо будет ей денег что ли дать. Я должен за еду и проживание, как минимум.

— Константин, мы же не животные…

— Поэтому позволяем другим быть животными? Диких собак мы же усыпляем.

— Что… что с тобой случилось, Константин? Я тебя не узнаю и… меня это пугает.

— День был дурацким. Хулиганы эти, — хмыкаю, — да и ты же помнишь, я решил, что в жизни надо что-то менять. Черт, как же болит…

— Ох ты ж, божечки, сынок, ты же сказал, что тебя несильно побили. Там в бардачке таблетки от головы, — шмыгает носом мать.

Тук…

Открываю бардачок.

Тук! Тук! Тук! Сердце отбивает тревожный ритм.

Медленно поворачиваю голову, смотрю на мать.

— Мам?

— М?

— Я не говорил, что у меня болит голова.

Тишина… Ничего не могу понять по ее лицу. Все та же уставшая, хныкающая мамочка.

— Константин, да какая разница? У меня голова постоянно болит. Это обычный Пенталгин. Он от всего.

Хм, наверное, нужно немного усмирить свою паранойю. Заглатываю таблетку.

Расслабляюсь, откидываюсь, смотрю в окошко. Стекающие капли дождя успокаивают.

Вижу в боковых зеркалах черную машину с тонированными окнами и выключенными фарами. Вернулись. Значит во все разобрались и получили новые указания. А доктора сейчас расспрашивают обо всем случившемся. Но если честно…

Сомневаюсь, что он жив.

Боль понемногу затухает. Усталость наваливается горой. Я закрываю глаза и мгновенно проваливаюсь в сон, хотя расслабляться еще рано…

Гниль подземная…

Последняя моя мысль: пробуждайся быстрее, драная сумма…

Или я не проживу и недели…

Просыпаюсь я уже в пятницу.

— Константин, сынок, приехали… Вставай…

Руки матери тряслись, как и губы. Вот ведь трусливая женщина. В принципе, как и все здесь.

Смотрю время на панели машины: 02:24

Странно. Ехали дольше, чем я думал.

Время 06:10.

Утро…

Лежу на кровати…

Чувствую себя убитым. Голова раскалывается на части, будто в ней завелись огненные тараканы, а тело физически не справляется со всеми моими планами, хотелками и амбициями. Оно хочет только слиться с диваном с мыслью «часть корабля, часть команды».

Если память мне нагло не врет, дома сейчас и сестра, но спит она в комнате матери. Ночью она встретила нас, в отличие от брата. Девчушка лет десяти. Розовые щечки, кудрявые русые волосы. Но ничего особенного. Она меня обняла, расспрашивала о школе и похоже даже и не заметила моего суточного отсутствия, а мать ее в курс не ввела. Я старался, как мог, отвечал, но похоже просто вырубился на стуле. А потом оказался в постели, уже в одних трусах.

Встаю.

Первый раз ощущаю острое желание «прогулять». Еще и погода такая дрянная. Даже в Варгоне я с лёгкостью шел на задание, где нужно просидеть трое суток в затопленной канализации. А тут еще заставляй себя.

Резко встаю, назло самому себе начинаю приседать, отжиматься. Бегать на месте. Брат что-то ворчит, но я не обращаю внимания, добиваю себя окончательно, сквозь стиснутые зубы.

Если бы не голова, то всё бы еще нормально. Но я чувствую себя в буквальном смысле серьезно раненым. И что, через это все пробужденные проходят?

Беру телефон, набираю Акане. Она должна уже проснуться. У матери спрашивать не хочу. Да и лишенная она, вряд ли что-то знает.

— Алло, Киба-кун? — отвечает Акане заспанным голосом.

Сразу начинаю с дела:

— У меня просто раскалывается голова. От пробуждения это норма?

Голос Акане оживает:

— Ты пробуждаешься? Правда, Киба-кун? Это же здорово. Рада за тебя. Послушай, надо встре…

— Ты меня не услышала. Голова не просто болит. Ее разрывает. Это нормально?

— Эм-м-м, вообще нет. Прямо так сильно у меня не болела. Ты уверен, что не ударился или… ну… не перепил? Легко спутать.

— Ударялся, но я после ласточки, так что не должно так…

Непроизвольно щупаю себе ногу. Швы рассосались. Даже шрама не осталось. А язык будто новый отрос. Неплохая штука… Теперь понятно, почему Исталы, не имея предрасположенности к боевой сумме, все же одни из пяти великих кланов. Если бы не сотрясение мозга и срочность дел, я бы точно не потратил Ласточку на такую мелочь.

— Что?! Киба-кун, что произошло?

— Потом расскажу. Мне нужно пройти тестирование. Срочно. Я должен знать, что у меня за сумма, до того, как пробужусь.

— Но… но зачем? Школа сделает это бесплатно, как только ты пробудишься.

— В том то и дело. Я хочу узнать о своей направленности до того, как это узнают в школе! Акане, это важно.

— Но… это дорого… я не уверена, что отец согласится.

— Скажи, что с меня должок. Он же все равно хотел меня нанять. Я отработаю, Акане!

— Я, конечно, попробую. Но не уверена…

— Спасибо, до встречи.

— Ки…

Сбрасываю вызов. Держась за голову, ковыляю в коридор, открываю тумбу с лекарствами, нахожу упаковку, где написано обезболивающее средство. Выпиваю сразу три таблетки.

Сажусь на табурет, тяжело дышу. Я хоть и привычный к боли, но, чтобы к такой? Не верю, что обычный человек может это перетерпеть не корячась в агонии на полу, если он, как минимум, не филзели.

Подхожу к окну, выглядываю за краешек шторки. Вижу две знакомые тонированные машины.

Я, как могу, быстро и тихо одеваюсь. Не хочу, чтобы мать проснулась, и я выслушивал часовую лекцию о вчерашнем. Выхожу во двор, стараюсь не морщиться от боли. Подхожу к машине, стучусь. Тонированное окно открывается. Вижу мужчину в черных очках и пиджаке. Ну просто само шпионство.

— Ну, всё тихо? — улыбаюсь.

Окно закрывается. Полагаю, это точно люди зама. И они меня не трогают и не задают вопросов. Значит, вопросы начнутся в школе. Чувствую, это пятница будет ну очень тяжелой. И, возможно, самой значимой за всю мою недолгую жизнь в этом мире.

Подъезжает моя маршрутка, дверь открывается. Сергей призывающее машет мне рукой. И лицо его выражает крайнюю степень недружелюбия.

Через силу хмыкаю, стараясь не выдавать свои тяготы, сую в зубы мятную зубочистку.

Ну что ж…

Поехали.

Глава 21. Амарэ

Едем. Смотрю на стражей. Они на меня.

Молчим.

— Где бронежилет?

Серьезно? Он что, не в курсе, что произошло?

— Потерялся. Не могу найти.

Несу полную чушь, конечно. Но посмотрим на реакцию.

— Что? Как? Как бронежилет может потеряться?! Константин, ты меня доведешь. На, надень мой… подтяни там, а то тощий больно.

Снимает с себя, передает. С трудом напяливаю на себя так, чтобы не показывать свои телесные страдания.

— Напишешь объяснительную, понял? И почему ты прогуливаешь?

— Хм…

— Ну чего ты лицо такое корчишь? Нам тебя охранять, а ты в школу не ходишь. Это что вообще такое?

— Слушай…

— Слушайте, — поправляет меня Сергей.

— Точно. А что с теми стражами, что меня позавчера сопровождали до дома?

— А что с ними? Отвезли тебя, приехали. Сегодня работают.

— Вот как… а с ними все нормально?

— Так, — скрещивает руки Сергей. — К чему все эти вопросы?

— Да просто… Переживаю. Охраняют меня. Рискуют своими жизнями, так сказать.

— С ними все в порядке.

— Правда? Даже головой никто не ударился?

Я прекрасно помню, как вмазался лбами с одним из охранников.

Сергей подозрительно щурится:

— А должны были?

Ясно. Значит меня в той аварии ударили специально. И чувствуется мне, что все стражи в машине имели сумму выносливости.

Стараюсь быть культурным до предела:

— Сергей Вениаминович, а кто меня в среду должен был в машине сопровождать? Вы? Но потом поменяли смену?

— Так, еще раз спрашиваю. К чему эти вопросы? Ты интересуешься внутренними делами школы.

Судя по реакции Сергея, даю две третьих вероятности, что так оно и было. Пожимаю плечами.

— Ты чего такой бледный, а? Заболел? Поэтому вчера не было? О таких вещах предупреждают.

— Да, малость прохворал… — улыбаюсь через силу. — Живот пучило. Все уже прошло.

Время 07:42

Из маршрутки я не выхожу, а вываливаюсь. Головная боль влияет на все тело. Я слабый, как скелет в эфирных путах Шиилы. Хотя, казалось бы, куда слабее.

Повсюду люди, но они как в тумане.

Дрянь… Как не вовремя. Ковыляю, стараясь держаться ровно и не морщиться. Стражи идут за мной. Захожу в вестибюль, подхожу к автомату с зельями. Высматриваю «Симфонию». Ту самую дрянь со вкусом дождевых червей, которой меня отпаивали в особняке Хидана. Очень бодрящая штука.

Тааак…

Вижу «Ласточки» от второй категории качества до пятой, самой хреновой. Пятая стоит 50 ОВ, вторая — 1200 ОВ.

Вон знакомая зеленоватая бурда во флаконе. «Созерцание» качество тоже от первой категории до пятой. В описании написано, что «Созерцание-1» за 800 ОВ прибавляет шанс к пробуждению 10–15 %, а «Созерцание-5» всего 1–2 %, но стоит уже 15 ОВ. Нередко видел, как эти штуки заглатывают беляки на переменах. Ого, а вон зелья повышения регенерации суммы. Называется «Полнолуние». Просто пополнить ману им нельзя — она регенится только во сне. Но это зелье помогает за меньшее время сна восполнить большее ее количество. То есть не спать восемь часов, а, например, всего четыре. Так работает «Полнолуние-3» — лучшее из предоставленных в автомате. Первой и второй категории тут нет. СКОЛЬКО?! 2000 ОВ за «Полнолуние-3»? 1000 ОВ за четвертую категорию и 500 ОВ за пятую?

Обращаю внимание, что никаких усиливающих зелий нету. Только исцеляющие, восстановляющие и бодрящие. Хотя ассортимент автоматов на первом этаже ограничен. Вроде как выше есть получше, но доступны они только для учеников соответствующих этажей.

Ага, вот оно. «Симфония-3» — 65 ОВ. Замечательно. Десять тысяч рублей. Четвертая часть материнской зарплаты за энергетик. Откуда в этой школе столько богатеев? Жалко, что в городе такое купить нельзя. Оборот зелий строго контролируется Исталами. Надо срочно обменять доллары на очки влияния. Проблема только, что это запрещено официально. Узнать бы, как это делается неофициально… Спрошу у Акане. Кстати, где Сева? Нигде не вижу этого прохиндея. Его силачи еще не убили?

Так, ладно. Не до этого неблагодарного труса сейчас.

Всматриваюсь во флакончики внимательнее.

«Симфония-5» стоит 10 ОВ, а «Симфония-4» — 30 ОВ. Плевать, берем.

Прикладываю смартфон, покупаю энергетик из дождевых червей за 4500 рублей. С меня списывается 30 ОВ и остается всего 3 ОВ. Флакон оказывается не стеклянным, а из имитирующего пластика. Везде обман. Выпиваю залпом.

Обожаю червей в соевом соусе на завтрак. И да, к сожалению, я знаю, какие они на вкус.

Тепло расходится по телу. Слабость понемногу уходит. Конечно, разница между «Симфонией-3», которой меня отпаивали Джунсиначи, и «Симфонией-4» чувствуется. Я бы сказал, тепла по телу разошлось на треть меньше.

Оглядываюсь, никто ли не хочет меня убить. А то я с этой головной болью даже слышу плохо. Подкрадётся кто со спины и все. Сейчас одна надежда — охрана. Кстати, удивлен, что меня не встречают и не ведут к заместителю директору. Думал, сразу повяжут.

Ладно, время у меня есть. Ковыляю по лестнице. Сергей вместе с двумя амбалами молчат. Они вообще не проронили ни слова, после того, как мы вышли из маршрутки.

Дохожу до кабинета заместителя директора. Этот лис всегда приходит раньше всех и уходит позже. Стучусь.

— Заходи, Константин. Сергей, останьтесь за дверью.

Смотри-ка. Уже знает, что это я. Постоянно камеры мониторит что ли?

Захожу. Георгий Александрович сидит, уткнувшись в свой ноутбук. Глаза уставшие, но в целом держится бодро, как и полагается важной шишке.

— Присаживайся. Надеюсь, что-то важное? У тебя занятия через пять минут.

Сажусь, молчу. Наконец зам отрывается от своих дел, смотрит на меня исподлобья:

— Ты пришел молчать, Константин? Я вообще-то очень занят. Я распорядился: и тебя, и твою семью надежно охраняют. Или ты пришел обсудить свой вчерашний прогул и пропуск психолога?

Вздергиваю бровь, не стесняясь выгрызаю зубочистку, превращая ее в труху, чтобы хоть как-то заглушить боль. Значит, он решил прикинуться, что ничего не было? Или что?

— Может сразу к делу? — спрашиваю я.

— Ты о чем?

— Вы знаете, о чем я. Давайте без этих игр. Терпеть их не могу.

Георгий Александрович опирается локтями об стол:

— Я не хочу тратить на это время, Константин. Я думал, ты это понимаешь. Я человек дела. И подобных твоему у меня очень много дел. И я пользуюсь всеми средствами. Если не получается что-то одно, я делаю другое. И не люблю следовать чьим-то условиям, но я не… Как ты там сказал Валере? Гордый? Нет, ты ошибся.

— Валера? Это тот доктор?

Кивок.

— Он жив?

— Это важно?

Думаю лишь секунду:

— Нет.

— Вот и отлично. Ты умный парень. И правильно сказал: я тебе не враг. Давай придерживаться первоначальных условий. У тебя осталось пять дней моей защиты.

— Шесть.

Заместитель директора болезненно морщится. Он понял, что я имею в виду. Доктору Валере я сказал, что не будем считать день, в который со мной решили поиграться.

— Хорошо, шесть. Не столь важно. Но у меня к тебе вопрос, — заместитель понижает голос. — Если ты не знал, что такое третий пазл, то что ты вообще можешь мне о нем рассказать? Если через шесть дней ты скажешь мне какую-то чушь, то уж извини, — многозначительно разводит руками.

Откидываюсь на стуле, непроизвольно болезненно морщусь, заместитель директора улыбается:

— Валера сказал, что у тебя болела голова. Ты пробуждаешься?

— У меня было сотрясение. Конечно, болела. Хорошо бы, но сегодня утром уже прошла.

— Понятно. Жаль. Ну так что? Что ты знаешь? Намекни.

— Я знаю, где пазл находится. Или может находиться.

Если филзели залез в особняк Хидана, то велика вероятность, что пазл там. Учитывая, что негр на пытках говорил что-то «на..». Предполагаю, что это «найти». Филзели хотел «Найти Третий Пазл»

Вот только есть одна загвоздка. У меня нет желания сдавать Джунсиначи. От слова вообще. Поэтому я бы хотел этого избежать. За шесть дней нужно придумать что-то, что удовлетворит заместителя директора. Ложь может сказаться на мне плачевно. И если у меня не получится, то… придется рассказать. А это тоже может аукнуться на мне непредсказуемыми последствиями.

Кстати, теперь я догадываюсь, почему заместитель директора дал мне именно неделю. Он хотел подготовиться для своих маневров. Но похоже успел за день.

— Разрешите сказать, как мужчина мужчине.

Заместитель директора устало кивает.

Удерживаю подступающую злость.

— У меня есть принцип. Он называется «принцип единственного шанса». Иногда даже убийцы и насильники исправляются и становятся самыми верными спутниками в благодарность за то, что им дали последний шанс.

Был у меня один такой подчиненный неофит. Он нарушил наш устой, и я помог скрыть этот факт от Магистров. Если бы не я, парня ждала бы смерть. Десятки лет он служил мне верой и правдой и одним из первых погиб с моим именем на устах.

Дрянь… сказал слишком пафосно. Не как девятнадцатилетний подросток.

— Вот как. Говоришь, что даешь мне последний шанс? — иронично улыбается заместитель директора. — Тебя надо вышвырнуть из моего кабинета, лишив половины очков влияния, — улыбаться перестаёт. — И я бы так и поступил, если бы не был в курсе твоих проделок на этой недели. Я тебя услышал. Что-то еще? У меня правда очень много дел.

— Думаю, на этом все.

— Отлично. Ты свободен.

Разворачиваюсь, собираюсь уходить.

— Ах, да. Чуть не забыл, — окликает меня зам. — Что ты задумал? Зачем тебе беляки? Большинство из них слабые. Не ты первый пытаешься их сплотить. Где собираешься взять деньги на эти свои… очки достоинства?

Ну да, конечно. Очевидно, что он смотрел записи с камер.

Оборачиваюсь:

— Не скажу.

План прост. Устранить главу клана Новая Сила. И не просто устранить, а забрать у него все. Власть. Влияние. Деньги. Все, что у него есть. Параллельно устроиться консультантом Джунсиначи. Я многое могу им дать. Разумеется, я расскажу им не все. А только то, что не обернется против меня. А потом… я узнаю, что такое эти чертовы пазлы и найду их первым. Да-а-а, это цели, достойные Первого Хранителя храма Шэйлы и второй конечности паучихи Шиилы.

Но пока даже весь мой нажитый опыт не поможет достичь этого. Может на уровне первого этажа и разборок с кучкой бандитов я еще могу играть в эти игры, но если посмотреть чуть выше… Силач с уровнем суммы в семерку может выбить искры из металла. Один такой удар и голова слетит с плеч. Одна шальная пуля и мне конец. А что может заместитель директора с уровнем маны в полсотню? Испепелить меня взглядом?

Внимание!

В коридорах заорали динамики громкоговорителя.

Внимание! В тренировочном секторе назначен спорный поединок: Аяна Рейра из клана Амарэ против Вадима Тернова из клана Новая Сила. Время поединка: 08:00–08:20!

Зам внимательно вслушивается:

— Амарэ? А вот это звучит интересно. Пошли-ка, посмотрим.

— А занятия?

— Я разрешаю.

На трибунах ямы находятся несколько десятков человек. И мы с замом среди них. Многие пялятся на нас. Здесь что, так легко прогулять занятия?

Сейчас тут не так уныло. Включен яркий свет. Повсюду слышатся оживленные голоса.

— Прилично народу собралось, — довольно улыбается директор и смотрит на большое табло на стене. — И вход недешевый.

Смотрю в том же направлении. На большом мониторе имена участников и другие сведения:

Цена прохода: 50 ОВ

Зрителей: 23

Взнос оппонентов: 500 ОВ.

Выигрышный фонд: 650 ОВ.

Я быстро высчитываю несложную математику. Ага, получается общая сумма проданных «билетов» — 1150 ОВ. А взнос (500 ОВ) — это то, что платят школе бойцы за организацию турнира.

— Пятьдесят? Дорого назначили, — улыбается директор. — Надо было десятку ставить.

Понятно. Значит стоимость билетов на их турнир выбирают сами бойцы. Если скажут: вход тысяча с головы — никто не придет. Скажут только десять очков — придут побольше. Но тут уже зависит от интересности поединка. Может получиться так, что сам победитель уйдет в убыток, если не будет зрителей.

Но это точно школа? Вроде как поединок добровольный, но всё равно. В Варгоне были Академии Эфира, но там, по крайней мере, не лицемерили, говорили сразу — у нас вы вряд ли доживете до конца становления. Умрете, и возможно мучительно.

— Надеюсь с меня не спишут пятьдесят овов за вход? — с подозрением смотрю на заместителя директора.

— Как? У тебя всего их три. Расслабься, Константин.

Расслабься. И это говорит тот, кто рассказывал, как ему не нравится, что дети убивают друг друга.

Смотрю на участников боя.

Девушка лет двадцати-двадцати пяти. Из-за косметики возраст не определить. Одета в удобную красную форму. Волосы в пучке, в руках… щит? Обычный деревянный и круглый щит в металлической оплетке.

Но не это самое странное…

С ней в ряд стоят три ребенка не старше моей сестры. Судя по комплекции, два мальчика и девочка. Одеты скромно. В масках животных и защитных наплечниках и налокотниках.

Мне это не нравится. В Варгоне слабых детей вмешивали во взрослые разборки только выродки и ублюдки.

Я недовольно кошусь на зама.

— Не смотри на меня так, — тихо говорит он. — Я тоже раб системы. И хожу по лезвию каждый день, чтобы ваши жизни были чуть лучше, чем в других школах.

— Это дети. Но что они могут?

Зам тяжело кивает:

— Это дети. И Высший Совет кланов не согласен с тобой, что они ничего не могут. Представь себе ребенка пяти лет, у которого неожиданно появилась сумма? Этакая новая игрушка. В новую смуту такие дети уничтожили города просто потому, что это весело. А взрослые ничего не могли поделать. Так что оставь мораль при себе. Психически нестабильный ребенок — страшнейшее оружие.

Понятно. Что ж, тут не поспорить.

Смотрю на силача. О, да это же тот самый, который пихнул меня плечом во второй день обучения.

— Получается, четверо на одного.

— Не совсем, но почти. Именно поэтому с Амарэ никто не хочет выходить в яму. Не нравится — проваливай. У них такие условия. Поэтому я и сказал — интересный поединок.

Решаюсь спросить:

— Что у них за направленность?

— Нетипичная. Амарэ — кровосмешанный род с самой новой смуты. Никто толком не знает, что они там намешали. Но баланса они придерживаются строгого.

Морщусь. Голова и так болит, а меня еще грузят местными терминологиями. Зам замечает мои страдания, ухмыляется:

— Женщины из Амарэ после пробуждения учатся по своим направленностям. И получают в опекунство детей с такой же направленностью, как и у них.

— Откуда детей берут?

— Откуда же я знаю. Мне дали документы, я вопросов не задаю. И тебе не советую.

— Вы же знаете, но не говорите?

— Конечно.

Недолгая тишина.

— Что умеют эти женщины? Контролировать детей?

— Да. Вот эта вот, — показывает пальцем на разминающуюся Амарэ. — Аяна Рейра. Одна из талантливейших одаренных за всю историю школы. У нее три направленности. И она может контролировать детей с такими же направленностями, как и у нее.

— Как они это делают? Разве это вообще возможно?

— Няньки совмещают сумму разума с практическим гипнозом. Что-то вроде объединения разума детей в один. И делятся с ними своими личными умениями и опытом.

— Дети проходят обучение в школе?

— Какой ты любопытный, Константин. Четвёртый год здесь учишься, а ничего не знаешь? Ты точно не филзели?

Многозначительно пожимаю плечи:

— От заместителя директора информация ценнее.

Директор усмехается, но все же отвечает:

— Обучение проходят только няньки. Для детей в некоторых образовательных учреждениях мира имеется легкий спецкурс и там разрешено одаренных детей изу… хм, я хотел сказать, воспитывать, — хитро улыбается. — Под присмотром, разумеется. Мы тоже на это аккредитовались. Специально для клана Амарэ. Я бы сказал, что это что-то вроде детского сада или начальной школы, где мы рассказываем детям, как случайно не уничтожить свой город. Но далеко не все согласны с таким подходом. Джунсиначи, например, терпеть не могут Амарэ из-за их игр с кровосмешением со всеми подряд. Поэтому в их школах они не учатся.

— И почему детей? Почему не взять взрослых?

— Как говорят Амарэ, детский ум — чист и пластичен.

— Они что-то вроде питомцев?

— Ну, я бы сказал Фамильяров. Так звучит культурнее.

— И никто не возмущается, что дети воюют за взрослых? Няньки из них не очень.

Директор смотрит мне в глаза:

— Они называют себя по-другому. Константин, дети во все времена умирали за стариков. Просто об этом не любят говорить. И ты родился в самое худшее из времен. Оглянись вокруг еще раз.

Сегодня зам очень болтливый. Не ожидал. Но надо пользоваться, раз дают.

Сказать я не успеваю.

Звучит сигнал, похожий на гонг. Бой начинается.

Первыми реагируют дети. Они разбегаются во все стороны. Поразительно. Мальчик в маске кролика подпрыгивает на два метра над силачем, размахивается кулачком… Что это? Сумма тела: сила?

Силач раздувается и краснеет. Перехватывает кулачок и отшвыривает мелкого в сторону. Тот летит десяток метров в сторону, падает на жесткий каменный пол. Больше не двигается.

Хм, ну похоже они не так уж и сильны.

Девочка в маске лисы оббегает силача со спины, кидает в него что-то вроде скальпелей. Они втыкаются в руку силачу и дымятся. Тот с рыком их выдергивает и не обращая внимания на детей, несется на девушку с щитом.

— Так и убить можно, — говорю я, стараясь не упустить ни одной детали.

— Это не смертельный поединок. Мы же не варвары.

Где-то я уже это слышал.

Девочка-лиса кидает еще три скальпеля, попадает в спину силачу. Его одежда начинает гореть, он срывает ее, вместе со скальпелями, бежит на «няньку». Третий мальчик в маске свиньи подрезает его, слегка бьет ручонкой, отбегает. Он очень быстрый. Эта сумма тела: скорость? Он мельтешит перед силачом, не давая ему подобраться к своей няньке. Но получается это не очень хорошо.

Хм, как я понимаю, шкуру силача тяжело пробить обычным огнестрелом без усиленных суммой патронов. Или он быстро исцелится. Поэтому Амарэ не дала своим детям обычных ножей, а сама выбрала щит. Это по крайней мере какая-то защита.

Видимо она рассчитывала на сильного мальчика, который уже в отрубе. И девочку со скальпелями. Первый пытается встать за спиной силача, но не может. Прямо в бою к нему спешат целители, кладут на носилки, уносят.

Девочка-лиса отбрасывает скальпель, что-то кидает в силача. Тот блокирует рукой. И теперь она мокрая. Это сосуд с водой? Мгновение, и рука леденеет, синеет. Силач орет и не обращая внимания на старания быстрого мальчишки со всей дури врезается в щит няньки. Она отлетает на несколько метров назад вместе с ним, падает, ударяется затылком и больше не шевелится. Двое детей замирают на месте и покачиваются, как зомби.

— Знаешь, почему он победил? — спрашивает зам.

— Потому что нянька слабая?

— Совсем нет. Потому что ей негде спрятаться. Представь, если бы она была в километре от тебя. Но ее дети окружили тебя и хотят убить. Что бы ты сделал?

Задумываюсь. Действительно, опасный клан. Смотрю на детишек. А ведь они, как я. В их неподготовленный разум внедряют чужой опыт и умения управлять суммой.

Ставлю клану Амарэ метку «их методы мне не нравятся».

Пока силач скулит над своей оледенелой рукой, я замечаю Сэма среди присутствующих. Мы встречаемся глазами. Какое-то время смотрим друг на друга.

Заместитель переводит глаза на Сэма:

— Интересные у тебя знакомства, Константин. Новусы, Джунсиначи, Новая Сила. И всего-то за неделю.

Я не отвечаю, иду к Сэму. Он, похоже, ждет меня.

— Нужно поговорить, — с ходу начинаю я.

— Согласен, дружище. Еще как надо. Я вызываю тебя на поединок. Взнос сделаю за тебя. Знаю, что у черни нет таких средств.

Глава 22. Становление плана

Спокойно смотрю на Сэма, пожевываю зубочистку. Дети и аристократы — везде одинаковые. Сэм, правда, не аристократ. Но близко — воспитание то же. Иногда они павлинятся, как взрослые. А иногда включают «агу-агу». И часто путаются, когда и что уместно.

Насколько помню, он одаренный двумя направленностями. Суммой разума и немного предметной суммой. Вот сколько маны — не знаю. Это ученики часто скрывают по понятным причинам.

— Тебе заняться нечем, Сэм? — спрашиваю я.

Краем глаза замечаю любопытные взгляды, но большинство учеников уходят, не сильно заинтересовавшись нашими «дружескими разборками».

Сэм понижает голос:

— Ты знаешь, сколько мы с Акане дружили, а? Четыре года. Еще до поступления. Еще до того, как наши кланы решили сблизиться. Я тебя предупреждал, чтобы ты не лез, дружище.

— Ревнуешь что ли?

Сэм поджимает губы:

— Да, мать твою, ревную. Только не к тебе. А к тому, из-за чего мы с ней перестали общаться. И так уж получается, что я на сто процентов уверен, что все это из-за тебя.

Стараюсь не закатывать глаза. С Сэмом отношения желательно наладить, а не показывать ему свое пренебрежение.

— Хорошо. Выйдем мы с тобой на, — делаю паузу сдерживания усмешки, — дуэль чести из-за женщины. Предположим, что ты справишься с неодаренной чернью. Дальше что? Гордая дочь Джунсиначи бросится тебе на шею со словами «ты мой герой»?

— Нет. Но мне будет легче. Я вижу, что ты тут делаешь. Вся школа уже трындит о Константине Кибе. Три года его было ни слышно, ни видно и тут на тебе… затычка сама ищет все бочки. Если бы ты сидел себе тихо, Акане бы о тебе даже не узнала. А как услышала фамилию «Киба», так заинтересовалась, что это за японец такой…

Вот оно что. А я-то думал, почему она про родственность сказала мне только через три года. Где была до этого? Не удивительно. Пересечься с тихой мышью непросто.

Сэм продолжает распаляться:

— Ты знал, что после того, как оторвал башку Дэну, силачи собрались за школой? Некоторые из них на полном серьёзе предлагали покинуть клан. Правда на следующий день этих умников уже никто не видел. Я это к чему. Ты неплохо поднял себя за пару дней. Но и подгадить мне успел, дружище. Не представляешь, насколько сильно. Так что в ответ подгажу твоей репутации.

Смотри-ка, а он не боится, что в яме я и ему башку оторву. Не дурак, догадывается, что мне кто-то помог с Дэном.

И вообще, парень драматизирует. Но что поделать. Юношеская любовь сильна настолько же, насколько и глупа. А мне приходится в этом участвовать. Но придется подыграть.

— Серьезно? — все же закатываю глаза. — Ты считаешь, что мне это навредит? Мало того, ты думаешь, что после таких слов, я соглашусь с тобой выйти в яму?

Ну, в теории, немного навредить и правда может. Сейчас никто не знает, на что я способен и как убил Дэна. Может, я скрываю в себе великое могущество. А тут «бац» и проиграл…

— Если ты не трусливая чернь, то да.

Вот это аргумент. Ну прям рву-мечу, пойду защищать свою честь. Детский сад. И я в его эпицентре.

Но если подумать, я почти уверен, что при моем поражении Сэм тотчас побежит докладывать об этом Акане. Тяжело не заметить, как она скрывает любовь к сильным мужчинам. Ее учащенное дыхание на моем поединке с Саске я прекрасно запомнил. Уверен, что когда Сэм отбросил меч в додзё Хидана, то он отбросил еще и шансы влюбить в себя Акане, навечно оставшись, как тут говорится, во «френдзоне». И теперь он решил доказать ей, что изменился? Вот только оппонента выбрал себе не самого удачного. Хотел бы красануться, вызвал бы вон того силача.

Ладно, в любом случае можно попробовать обыграть этот бой в свою пользу. Если проиграю, Сэм малость подостынет, но, возможно, тогда я потеряю некоторое расположение Акане. Чувствую, что она помогает мне не только из-за каких-то родственностей. А вот если выиграю…

— Ну хорошо…

Судя по дерганому взгляду Сэма, он не ожидал, что я соглашусь.

— Ты согласен? — строит немного туповатое лицо Сэм. У него точно сумма разума? Знать бы еще какого направления. Вряд ли хитрость, но все может быть. Вдруг он просто строит из себя ребенка?

— Конечно. Только я неодаренный. Тебе не кажется несправедливым выходить со мной на поединок?

— Ты убил двоих одаренных за неделю, дружище. Не выпендривайся. Плюс мне дадут тренировочное оружие с резиновыми пулями. С боевым выходить против неодаренных запрещено.

Задумчиво улыбаюсь:

— Ты забыл кое-чего.

— И что же?

— Предложить мне что-то за поединок.

— Чег-о-о-о? — возмущается Сэм.

— Ну смотри. Я скорее всего проиграю и ничего не получу, кроме потерянной репутации. Зачем мне это?

— Что ты хочешь? Денег что ли?

С наигранным вздохом отвечаю:

— Ну, раз у тебя больше ничего нет.

— Сколько?

— Десять тысяч очков влияния.

— Сдурел, дружище? Тринадцать тысяч баксов? За кого ты меня держишь?

Конечно же за богатенького сопляка со спермотоксикозом. Улыбаюсь:

— За делового человека. Я же все равно проиграю. Ты же знаешь.

— Это неважно. Я не делаю невыгодных ставок ни под какие шансы. Дам пятьсот, если выиграешь.

— Три тысячи. В любом случае. Если выиграю или проиграю — все равно.

— Окей. Тысячу. В любом.

— Две.

— По рукам.

И мы пожимаем друг другу руки. Хоть и не очень по-дружески. Сэм явно пытается сломать мне костяшки, но не получается. Он хоть и чуть повыше и пошире меня, но тоже не силач. Наконец отпускает, смотрит в глаза:

— Ты можешь хотя бы сказать, что произошло в особняке Мацуо? Отец после этого тоже запретил мне общаться с Акане. Да и вообще, быть осторожными со всеми Джунами. И какое отношение к этому имеешь ты?

Хлопаю Сэма по плечу.

— Даже если бы я знал, то сильно взвесил бы нашу дружбу, прежде чем сказать.

Поединок обговариваем на понедельник в восемь утра. В моем состоянии было бы безумием выйти в бой сейчас. Сэм просто добил бы меня. Да и будет время придумать план, как справиться с разумным предметником. Если это вообще возможно неодаренному. Может, еще узнаю у Акане сколько у Сэма маны.

Выхожу из ямы вместе со всеми, едем в лифте наверх. Как я понял, все присутствующие на поединке, помимо того, что заплатили за билеты, еще и проплатили свой прогул. Уж по какой ставке, не знаю, но школа заработала в этой ситуации больше всех. Ведь их очки влияния по сути те же деньги, только в местной валюте.

Сэм молча уходит, а заместитель директора проходит мимо, не смотрит на меня, говорит:

— Иди на занятия, Константин. Сергей сейчас подойдет. Надеюсь, не вляпаешь за пять минут в неприятности?

— Будто это от меня зависит.

Выходим из лифта.

Георгий Александрович всех обгоняет быстрым шагом, скрывается в школе. Я же не успеваю даже до дверей дойти, как меня окликает знакомый голос Вадима Тернова. Силача, что победил Амарэ. Ну твою ж. Серьезно, даже пяти минут не продержусь? Готовлюсь дать деру, но что-то меня останавливает. Не стал бы он меня окликать. Пырнул бы в спину.

Оборачиваюсь, сую руки в карманы.

— А, наш грозный победитель. Поздравляю.

Рассматриваю внимательнее. Подкачанный, короткостриженый. Словно подогнанный под общий стандарт силачей парень. Отличие разве что в татуировках на кулаках. Хм, пауки? Интересно…

— Я ухожу из Новой Силы, — с ходу говорит Вадим. — Больше не хочу иметь с ними ничего общего. Я тебя предупредил, если что, — сплевывает, скалится. — Надеюсь мою репу нигде отрезанной не найдут.

И уходит. Я же только улыбаюсь. Ну наконец-то. Вот тебя-то я и ждал, мой красавец. Кричу бывшему силача:

— Стой!

Слышу, как его сердцебиение слегка ускоряется. Он с неохотой оборачивается:

— Без обид, Киба. Но с тобой я связываться не хочу.

— Без проблем. Выслушаешь меня и все. Буквально пару минут.

Замечаю терзание на брутальной морде и:

— Заметано. Но не больше.

Мы отходим подальше от школы, к лесу. Вот ведь Сергей будет рвать и метать, что меня так долго нет. Но что поделать. Заговорщически говорю:

— Слушай, у меня тут есть немного лишнего, — достаю из кармана пачку долларов. — Они мне вообще-то не нужны. Ты можешь их взять, а можешь нет. Мне же просто нужен друг среди силачей.

Протягиваю. Сейчас все зависит от того, возьмет он деньги или нет. Если нет и начнет визжать, что он не такой, значит придется ждать другого и давить на силачей все сильнее и сильнее.

Сейчас силачи не очень-то испуганы, и покинут клан только самые слабые звенья. Те, кто не хочет рисковать своей шкурой ради клана. Те, кто готов попасть в немилость.

И неважно, богатый Вадим или нет. Тут дело в том, готов он или нет идти против своих.

Он смотрит на пачку, мне в глаза, снова на пачку. Хмыкает:

— Какой же идиот откажется от такого.

Я с тяжелым сердцем прощаюсь с налом. Себе я оставил только пятьсот баксов из трех с половиной.

Силач, хвала Шииле, не туп. Понижает голос:

— Ну, что надо?

— Самую малость, мой дорогой и сильный друг. Расскажи-ка, пожалуйста, кто сильнее всех недоволен лично главой клана Новая Сила.

— П-ф-ф, это до ночи перечислять надо, — Вадим мрачнеет на глазах. — И далеко ходить не надо…

— Замечательно. Расскажи мне о тех, кто вашего главу прямо ненавидит. Можно ограничиться только теми, кто близко с ним общается. Или общался раньше. Из, так сказать, приближенных, но незначительных. Может, ударил уборщицу? Или убил садовника?

— Э-э-э, зачем тебе это? Хрень какая-то… Все знают, что он тот еще псих.

— Рассказывай по порядку…

— Хех, а я-то уж думал че серьезное. А ты фигню какую-то хочешь. Даже немного разочаровал.

Молчу. Только улыбаюсь в ожидании интересного рассказа.

— Ну лан, короче, вообще-то, моего отца он…

Мы разговариваем долго. Приходится даже прятаться от орущих и ищущих меня стражей. Историй у Вадима оказывается много. Глава «Новой Силы» человек с характером. Вспыльчивый. Часто показательно устраивает порки. Но когда доходит до дела — всегда спокоен.

Через полчаса я наконец перебиваю Вадима:

— Достаточно. Можешь познакомить меня со своим отцом?

— Чего? Нафига? А если мои узнают, что ты с ним еще якшаешься? Чет как-то палевно.

— Вадим.

— Ну.

— Я со всем разберусь. Как вы там говорите? Не ссы? Вот и не ссы.

Парень смотрит на меня изучающе, немного с тупым видом, говорит:

— Не, братан. Это тебе не Дэн. В школу его батек не ходит. На стрелки не пойдет. Сидит у себя дома и носа не высовывает. А дом у него — крепость.

Перехожу на язык силачей:

— Хватит ныть, Вадим. Я думал у тебя есть яйца. Если так боишься, дай мне номер телефона отца.

— А если прослушка…

Быстро анализирую память Кибы. Ага, точно. Есть что-то такое.

— Да купи ты симку другую, тупица. Я тоже позвоню с чужого номера.

— Ну лан… так вроде нормалек. Но этого разговора не было, понял?

Протягиваю руку. Вадим мнется на месте, но все же жмет ее.

— Конечно. О чем речь.

Парень уходит, а я очень широко улыбаюсь. Давно я так не улыбался. Ну наконец-то…

Уже на занятиях голова разболелась так, что я еле разбираю то, что говорит Герман Афанасьевич. Толстяк усердно умничает, и она начинает болеть еще сильнее. И это я не говорю, что в ушах до сих пор гул от ругани Сергея. Я и не знал, что у него такой богатый словарный запас мата.

Непросто мне будет сделать с такой болью то, что я задумал. Таблетки лишь заглушают ее, а на «Симфонию» денег у меня больше нет. Но вопрос с силачами нужно закрыть раз и навсегда.

Чувствую взгляды Аннет и некоторых учеников. Видимо, на моем лице отражаются какие-то превозмогания. Ищу в телефоне, как проходит пробуждение, но информации об этом немного. Да, болит голова. Но нигде не говорится, что в ней заселяются паразиты или склад из раскаленных игл. Короче, у меня либо не пробуждение, либо странное пробуждение. И если через пару дней боль не уймется, то придется с этим что-то делать.

Пока еду в маршрутке обратно домой, пытаюсь дозвониться до Акане, но ее абонент подозрительно не абонент. Это немного настораживает. Не узнали ли ее тайну, за которую нам обоим, цитирую, конец? Понятия не имею, что она имела в виду под родственниками. Какое именно родство? Она мне троюродная сестра? Может единокровная, а Хидан был не в курсе, но теперь все узнал? Или может я вообще ей дядя. Или тетя. Или мать Акане втихую обрюхатил садовник Джунсиначи. Шэйла знает, как тут все устроено! Так, ну что за пессимизм…

Интересно, моя мать в курсе про это родство? Если так подумать, то она знала, кто такие Мацуо, когда я предупредил, что еду к ним. И если сейчас вспомнить тот разговор, то голос матери был особенно напряжен. Тогда я не придал этому значения из-за того, что она все время напрягается и сдувает с меня пылинки. Но с новой информацией все меняется…

Сначала надо поговорить с Акане. Потом уже с матерью. Чтобы не слышать брехню, которую не смогу сопоставить со словами Акане.

Домой я возвращаюсь ближе к шести вечера. Замечательно. Наконец-то пятница и выходные. Которые для меня будут совсем не выходными. Матери нет. Она часто задерживается на работе — перерабатывает. Я уже отписался ей, что все хорошо, и сегодня хулиганы меня не обижали на что она сообщила, что уже направила претензию в адрес школы и написала слезливое письмо малому совету зерсов в Москве, чтобы с беспредельшиками, что меня споили и избили разобрались.

Меня встречает сестрёнка:

— При-и-ивет, — таинственно улыбается она на входе. — Как дела-а-а?

И вот какие у меня были отношения с ней? Видимо лучше, чем с братом. Решаю подыграть:

— Отли-и-и-ично.

— Правда? — хихикает девчушка. — Я думала, опять плохо. Поиграем сегодня в «кус-кус»?

Название игры мне не нравится. Да и вообще, как в нее играть, если я не знаю правил? Тереблю макушку сестренке:

— Как-нибудь потом.

— Ну-у-у-у!

Иду на кухню, кладу двести баксов на стол. Должно хватить за три недели проживания и орехи. Оказывается, они недешевые. Но мать мне не отказывала — покупала все, что просил. А долги нужно возвращать. Не люблю долги.

Иду в свою комнату. Брат-оболтус играет в компьютер. О моих школьных проделках он не знает.

— Убери тарелки со стола, — требую я.

— Тебе надо, ты и убирай, — не отрываясь от монитора говорит братец.

Молча иду в коридор, из столетнего ветхого комода достаю молоток, возвращаюсь.

— Считаю до трех. Как досчитаю, компьютера у тебя больше не будет. Три…

— Ты чертов псих! — визжит брат, подскакивает и уносит грязные тарелки.

Возвращается, смотрит на меня сверкающими ненавистью глазами:

— Доволен?

— Очень.

Еще пару таких ситуаций, и можно будет включать не злобного брата, а мудрого. Потом немного доброты, и отношения понемногу будут расти. От ненависти до любви не так уж и далеко. Мне этот идиот, конечно, не сильно нужен, но пока я живу в этом доме, желательно соблюдать минимальный комфорт для своего внутреннего Альва.

Выходные проходят… тяжело. И это, мягко выражаясь. Мне приходится встречаться с людьми, изучать кучу материала в интернете, перепроверять информацию одного источника косвенными подтверждениями другого, сопоставлять. Тяжелее всего было в субботу вечером. Если на закрытую территорию Рублёвки попасть еще не сложно, то вот к дому главы Новой Силы подобраться невозможно. Деревья вокруг вырублены, и я не нахожу ни одной возвышенности, с которой можно заглянуть за высокий забор с колючей проволокой.

Правду говорил Вадим. Это настоящая крепость. И был бы я сейчас со своей былой силой, то лишь бы усмехнулся. А в этом дистрофике могу только пялиться в монолит стен. Потратив полдня на рассмотрение забора, я возвращаюсь домой практически ни с чем. Это, конечно, не критично, я и так хотел лишь проверить слова отца Вадима. Но все равно, доверять людям нельзя. Всегда нужно проверять, если есть возможность.

Воскресенье.

23 октября 2022 г

Время: 21:00

Я крадусь по квартире, стараясь никого не потревожить. Мать смотрит свои мыльные сериалы. Сестра спит, а брату пофиг, куда я иду в такую ночь. Не удивлюсь, если он вообще не заметил, что я ухожу.

Тихо закрываю за собой дверь.

Спускаюсь на лифте. Выхожу из подъезда, с удовольствием вдыхая холодный ночной воздух…

Шиила побери эту Акане. Все выходные не брала трубку.

Хотя ладно. Это сейчас неважно.

Все мысли только…

… о деле.

Глава 23. Сумма

Понедельник.

24 октября 2022 г.

Время: 07:53

Выхожу из маршрутки.

Прохладно. Застегиваю ветровку. Других курток у меня нет. А пуховик одевать еще рано.

Эх, давно я так не уставал от своих выходок. Вымотан, выжат. Голова раскалывается. Спал всего час. Нужно срочно дать этому дохлому организму отдохнуть. Или уже завтра я упаду посреди улицы. Ладно, последний рывок и сегодня отдохну. Как приду, сразу спать. Часов двенадцать. Тело успеет набраться сил. Осталось только придумать, как позорно не пасть лицом в грязь в поединке с Сэмом. Все выходные я думал совершенно о другом.

И назначили ведь на восемь утра. Гниль подземная!

Хватаюсь за голову, тру виски. Придется сходить в школьный лазарет. Ничего не поделаешь.

Оглядываюсь. Что-то изменилось. Ученики сегодня оживлённее обычного. Сплетничают, ругаются, эмоционально жестикулируют и спорят. Что-то произошло. И не все пока понимают, что именно. Но некоторые уже пялятся на меня, словно я в чем-то виноват. Вон Дарен уже не улыбается и прямо хочет заглянуть мне в глаза. Вижу Кевина — моего первого завербованного беляка. Он стоит на месте и смотрит прямо перед собой, погрузившись в какие-то свои мысли. Ого, а это что такое. Драка прямо с утра? Силачи бьют друг другу морды так, что трясется земля. Их разнимает раздувшаяся от суммы тела стража.

Стараюсь обойти весь этот хаос, иду в школу. На меня напарываются куда-то спешащие Яра — бывшая фея-девушка Клоуша и неизвестный мне силач без бровей.

— Беляк, куда прешь! — рычит он.

Я поднимаю голову и цвет лица силача меняется с розового на могильно-белый. Яра моргает наращёнными ресницам и тихо выговаривает:

— Ой… э-э… привет, Константин. Ам-м-м… мы… он, то есть… не знал, что это ты.

Девушка пытается незаметно вырвать свою ручку из лапени силача, у которого сердце стало выбивать такой ритм страха, что я непроизвольно заулыбался. Его губы предательски булькают что-то вроде «извини, бро, обознался» и силач быстренько сваливает, обходя меня по широкой дуге.

— Эм-м, — мнется синеволосая девушка то ли от страха, то ли от любопытства.

Нагло осматриваю ее. Яра одна из самых спортивных девушек в школе. Со всеми формами, но подтянутая. Неделю назад, когда я первый раз столкнулся с Клоушем, было теплее, и я даже запомнил все шесть ее кубиков на подтянутом животе и родинку у пупка. Сейчас же она в сером пальто, и всю красоту тела не разглядеть. Но личико игривой феи с хищными глазами мне одновременно нравится и нет.

— Это мой троюродный брат, если что, — врет Яра.

Меняет парней, как перчатки. И не сильно расстраивается, если они вдруг дохнут.

— Да мне плевать. Отойди.

— Ладно-ладно, — быстро отходит фея, и я прохожу мимо.

Говорит мне в спину:

— Ты грубый, Константин. Но мне нравятся такие мужчины. Если ты хочешь со мной…

— Закрой рот, — тихо говорю я, потирая виски.

Закрыла.

Иду дальше, стараюсь не обращать внимание на взгляды беляков и сплетни. Прохожу через всю школу на задний двор.

И здесь куча учеников? Что вы тут забыли? Твою ж… Все ясно. Они хотят посмотреть на мой бой с Сэмом. И народу собралось столько, что не протолкнуться. А мы ведь назначили 50 ОВов за «билет» на наше представление. Признаю, этот момент я не учел. Я совсем недавно разобрался с одним неприятным делом и не думал, что сплетни дойдут до школы буквально за пару часов…

Ладно, ничего не поделаешь. Жаль, конечно. Но, похоже, Сэму я все-таки проиграю прилюдно. Ну зато денег подниму. Он заплатит мне даже в случае проигрыша.

До лифта в яму так и не добираюсь.

Внимание!

От грома громкоговорителя подпрыгивает половина учеников.

Внимание! Тревога второй категории! Всем учениками спуститься в тренировочный сектор! Повторяю…

Это еще что за ерунда? Какая еще тревога?

Белый школьный свет в окнах превращается в тревожный красный. Очень нервозный свет. Бьет по глазам. Женщина из громкоговорителя не затыкается. Оглядываю лица учеников. Многие искренне напуганы, другие стоят с напряженными лицами.

По вискам бьет молотом боли. Тук! Тук! Тук!

Инстинкты орут.

Внимание! Соблюдайте правила протокола один! Внимание! Подчиняйтесь стражам порядка! Внимание! Любое проявление паники будет наказано вычетом очков влияния! Внимание! Сбор учеников в тренировочном комплексе школы!

Ученики из школы под конвоем стражей начинают выходить из школы во двор. Становится еще теснее.

Шум. Гумон. Суматоха.

Хм, а вот моей стражи нет. Я еще в маршрутке удивился, почему меня не встретил Сергей. Наверное, из-за того, что я сделал этой ночью…

Прислушиваюсь…

Среди галдежа можно услышать:

— Опять авария…

— Вторая за год…

— Раньше такого не было…

— Ага, авария, как же…

— Скорее клановые разборки…

— Ага, так тебе и скажут, что опять где-то мясо…

— Эх, щас бы в соньку рубануться…

— Ты еще не выбросил эту хрень? Сони разорились. Новых игр нет…

— Ниче ты не понимаешь!

Через боль фокусируюсь на слухе, фильтруя словесный спам.

— Больше новостей смотри…

— Вторая категория? Это на территории школы?..

— Да… Где-то в лесу похоже…

Клановые разборки? На территории школы? Что за бред? А лучше места они не могли найти?

Слышу знакомый голос. Подхожу ближе.

— Твою мать! Мазафака! — ругается Сэм, замечает меня, достает телефон.

— Что случилось? — спрашиваю.

— У Акане сегодня практические занятия с мелкими в лесу. Элеонора показывает, что такое отработки и почему в них лучше не влезать!

Сэм будто забыл, как холодно мы с ним разошлись в пятницу. Раз так, войду в его волну. Надо понять, что происходит вообще. И почему Акане не пришла на поединок? Не знала о нем? Вроде на мониторе объявлений всегда мелькает запланированный график. Или может она не хотела? Это связано как-то с нашей «родственностью» и тем, что она три дня не отвечала? Ну хоть не папаша ее убил, и то неплохо.

— Когда они успели? — спрашиваю я. — Занятия ведь еще не начались.

— Ты прикалываешься?! — нервозит Сэм. — Отработки на то и отработки! Они с рассвета начинаются!

— Ну так они с Элеонорой? — пожимаю плечами. — Тогда все нормально. Да и лес огромный. Каков шанс, что они влезут в неприятности?

— Ты нихера не понимаешь, дружище! Нихера! Как и большинство этой черни!

На Сэма недовольно смотрят несколько беляков, но видят кто это, и опускают головы.

— Ну так объясни.

— Это нихрена не клановые разборки.

— А что?

Сэм понижает голос.

— Это трахнутые на голову выходцы, — на вызов Сэма наконец отвечают. — Алло, Акане, ты слышишь? Да подожди ты… Да не об этом речь. Вам уже сказали о тревоге? Вы уже возвращаетесь? Слава отсутствию прыщей на жопе… Ой, прости, Акане, нервничаю… Ты же знаешь, что происходит? Хорошо… Тогда поторопитесь. Я думаю, они идут именно на вас. Вы много суммы высвободили? Сколько?! Вот ведрище! Ладно… Хорошо… А может мы…

Сэм замолкает, еле слышно шепчет:

— Сбросила.

Из-под земли вылазят еще три будки лифтовых кабинок. Мимо нас проходят ученики, поочерёдно заходят в лифты. Замечаю, что азиаты самые дисциплинированные — стоят в очереди, не толкаются. Силачи и Новусы — наглые. Не стесняются расталкивать беляков, которые в свою очередь стоят, опустив голову, пропуская всех подряд. О, а вон ту пятерку, среди которых я узнаю Дарена и Аннет, пропускают стражи отдельно, почти в пустой лифт. Вальты в почете.

Понятно. Так значит тренировочный комплекс служит не только для практики, но еще и убежищем. Вот только от чего? Какие еще выходцы?

Учеников становится все больше и больше. Суета и толкучка начинают нервировать. Мы с Сэмом стоим чуть в отдалении. Он нервно выбивает дробь зубами. Или может это октябрьский холодок так продирает.

Пожимаю плечами, иду к лифтам. Сэм кладет мне руку на плечо.

— Пойдем встретим их.

Я что, правда похож на идиота?

— Замечательная идея, Сэм. Ведь без нас не справятся старшегруппники и гениальная Элеонора. По-любому им еще и стражей отправили навстречу. Так что да, Сэм. Пойдем-ка вдвоем в лес, где завелись какие-то выходцы и все разрулим.

— Я тебя прошу. Больше никто не пойдет.

— Конечно, не пойдет. Они же не идиоты. Возьми своих соклановцев и идите геройствуйте.

— Мы соклановцы, а не начальники и подчиненные. И они сразу поймут, что я иду за Акане. А с Джунами у нас не все сейчас в ладах. Я не могу показать, что сын консула Новусов несется сломя голову ей на выручку.

— Сочувствую. Но один беляк тебе тоже не помощник.

Сэм подходит ко мне чуть ли не впритык, шипит:

— Ты же не обычный беляк. Все это знают. Поэтому я прошу тебя. Пожалуйста.

— Нет.

Глаза Сэма сверкают бурей эмоций:

— Фак! Ты никогда не любил ведь, да?

— Точно. И тебе не советую. До добра не доведет. Как видишь на текущем примере.

— А если бы любил, пошел бы со всеми в бункер?

— Не трать мое время, Сэм.

— Я заплачу́.

— Не стоит того.

— Ты же в курсе, что Акане с твоей группой? Если бы не наш турнир, ты бы сейчас был с ними.

Пожимаю плечами.

— Это ничего не меняет. И тем более два идиота ничего не смогут изменить. Кто такие выходцы?

Сэм кивает в сторону, и мы отходим подальше от сотен голов.

— Короче, не распространяйся, понял? Иначе посадят, как жрать дать. Это выходцы из радиоактивных округов. Ну, оттуда, где с радиацией полная жопа. Фонит так, что далеко не уйдешь. Самый ближайший округ отсюда — у границ с Белоруссией. Там куча одаренных пограничников, заборы, но выходцы все равно как-то протискиваются. Это, короче, еще те, кто там при бомбежке остался. Еще с новой смуты…

— Не понял. Смута закончилась полвека назад. И кто там вообще может выжить?

Сэм мгновение сомневается, но все же быстро тараторит дальше:

— Мало кто знает, но одаренные практически не подвержены излучению радиацией до тех пор, пока сумма есть в их сосуде. А в областях сумма постоянно уменьшается. И сон не спасает из-за бурь. Полного сосуда средних размеров хватит дня на два. И то если не херачить магией во все стороны. Так вот, выходцы — это те, кто могут жить в зоне.

— Обычные люди? Одаренные?

— Хер его знает. Вроде и люди, вроде и одаренные. Но с головой не дружат. Сумма и радиация — плохое сочетание. И да, они охренеть какие сильные. Их тянет к сумме. К одаренным. Видят их источники. Само собой, школы — яркий источник суммы. А ты думал, нафига тут такая стена, а? А лес просто напичкан всякими сигналками.

Я ненадолго задумываюсь. Пахнет эта история чем-то странным. Сэм либо мне пудрит мозги, либо просто пересказывает папин рассказ.

Но вообще, тут поразительный мир. Уверен, здесь полно умников, которые с романтическими лицами приключенцев ходят в эти радиоактивные пустоши в поисках каких-нибудь тайн или артефактов. Сам был таким по молодости. Обычно, в подобных аномальных местах только разруха. Ну или какая-нибудь новая экосистема. Обычно агрессивная. Под стать такой же агрессивной среде. Выходцы тому пример. Уверен, что в этих радиоактивных областях нет ничего, кроме смерти. И надеюсь, меня ничто заставит в будущем пойти туда в экспедицию. Намного проще нанять любителей постапокалипсиса… Хм, интересное слово всплывает в голове.

Хотя ладно, эти выходцы действительно интересный пример. Понятия не имею, как они выжили после новой смуты. Это новое поколение? Или старики?

— И если они находят одаренного, то что? Убивают?

— Дружище, мы теряем время, ты пойдешь со мной или нет?

Хм. Вообще-то нет. Хотелось бы мне сказать так. Но приходится призадуматься поглубже. Если откажусь, то отношения с сыном консула Новусов я испорчу вкрай. А если пойду с ним, то какие шансы встретить какого-то выходца в огромном лесу? Скорее всего Сэм выживет, встретится с Акане, скажет ей, что я отказался идти к своему «мутному родственнику» на помощь. И вот тут уже могут пошатнуться мои отношения с Джунами, хотя они мне сейчас нужнее, чем я им. Нет, Хидан меня, конечно, не кинет, но плохие отношения с его единственной дочерью могут сильно пошатнуть наше сотрудничество.

И ведь даже денег не возьмешь с засранца. Доложит потом Акане, какой я продажный. Она ведь вся из себя «честь и достоинство». И если я ее родственник, то кровно обязан ринуться на помощь сломя голову.

— Гниль подземная, — ругаюсь я шепотом.

— Что? Чего? Говори громче?!

И вот выбор: сдохнуть с небольшой вероятностью от какого-то выходца или потерять поддержку обеих кланов? В теории, я и так каждый день могу сдохнуть. И без этой поддержки эти шансы увеличиваются. Значит по логике я ничего не потеряю, если пойду с Сэмом. Немного больше рискну сейчас, но зато потом будет легче.

Выплевываю зубочистку прямо на школьный газон:

— Ну хорошо, ты пробудил мою совесть и доброту, Сэм. Погнали спасать мир. Никто без нас не справится.

— То-то же, дружище.

Вот уже пять минут мы быстрым шагом идем по протоптанной тропинке куда-то вглубь леса. Никто в школе нас не остановил. Смешаться с толпой было просто, а стражей на тысячу учеников и так не хватало.

Давно я не чувствовал себя настолько обманутым собственным здравым рассудком. И как я повелся на эту ребяческую авантюру? Ладно, хватит ныть. Мои уши засекут чужое приближение за полкилометра. Без этого я бы с места не двинулся. По всем пунктам, не в такой уж я и опасности. Это же не лес с огромными пауками. Да и не ночью мы поперлись. Встретим Акане, мою группу. Мне наставят меток «заботливый родственник» и «надежный наставник беляков». Поговорим с Элеонорой.

— Сэм, слушай. А твой пистолет заряжен?

— Конечно. Каждый день у меня есть… — смотрит на меня с подозрением. — Сколько-то выстрелов. А что? Не надейся, что наш поединок отменяется.

— Жаль, — пожимаю я плечами. — А ты метко стреляешь?

— К чему вопрос?

— Не к тому, чтобы узнать твои слабости, Сэм. Отвечай на вопрос. Ты меня с собой взял, чтобы я помог? Я помогаю, только если мне доверяют.

— Э-э-э, ну ладно, че кипятишься. Короче, у меня копия колесного пистоля. Шарообразная пуля из однородного металла заряжается предметной суммой. В современных моделях пистолетов весь патрон с порохом заряжается. Я уже не говорю про остальные разновидности пуль. Там все намного тяжелее. Короче, стреляю я, как из обычного пистоля двухсотлетней давности. Но из-за суммы убойная сила раз в пять больше. Шкуру средненькому силачу пробьет.

— Отлично, это я и хотел услышать. А на каком расстоянии точно попадешь?

— Метров пятнадцать, думаю.

— Неплохо. Покажешь, какие пули?

— А что там показывать. Обычные шарообразные. Летят куда попало.

— Покажи.

Сэм достает мешочек, передает мне. Я вытаскиваю горсть. Обычные металлические шарики. Возвращаю обратно.

— Понятно. Нужно потренироваться, — улыбаюсь я. — Выстрели один раз.

— Сдурел? У нас что, дел нету? Тратить патрон? А если нас услышат?

Могут и услышать, конечно. Но школа недалеко. Орет сирена. А если я вдруг услышу приближение выходца, то мы успеем вернуться.

Настаиваю:

— Это важно. Я должен понять, что ты можешь. Ты знаешь, на что я способен. Я убил… кое-кого. Поэтому давай сделаем один тренировочный выстрел, и тогда нам ни одна тварь не страшна. Я разработаю стратегию в соответствии с нашими умениями.

— Так себе идея…

— Слушай, я с тобой пошел. Рискую жизнью. Почему должен уговаривать? Я буду бесполезен, если мы это не сделаем, и лучше просто уйду. Чтобы не мельтешить под ногами…

— Ладно-ладно. Давай. Но я заглушу выстрел. Правда мощи на треть убавится.

— Э, как?

Сэм достает из сумки какую-то чудо-юдо хреновину, накручивает на ствол старинного пистоля. Если это глушитель, то я в инете такого не встречал. Они есть только на более современные модели.

Через минуту мы уже лежим на земле, а я направляю Сэма.

— Видишь вон тот куст. Да, с желтыми листьями. Сможешь попасть в то красное?

— Шутишь, дружище? У меня гладкоствольный старый пистоль. Поближе надо.

— Хорошо, в радиусе десяти сантиметров попадешь?

— Двадцати.

Морщусь.

— Ладно, не успеваем уже. Сойдет.

— В смысле не успеваем?

— Стреляй по готовности. Пять… четыре… три… два… один… огонь!

Звук «плюююм!» и правда не очень громкий. Зато крик за кустами вполне себе многозначительный. Сэм в ужасе округляет глаза.

— Упс, — улыбаюсь я. — Похоже ты кого-то подстрелил, Сэм. Ай-яй-яй.

— Ты… ты…

Встаю. Отряхиваюсь.

— Пойдем, посмотрим на этого… оленя.

Сэм все еще лежит, смотрит на меня лишенными девственности глазами. Отмахиваюсь, иду в кустики.

Боль!

Взрыв!

В глазах сверкает! Я падаю на колени, рядом с Сэмом. Пытаюсь соображать через боль.

Да, точно. Сначала прогремел взрыв. Где-то со стороны школы. Я слышу звуки падающих камней. Что-то разнесло по всей округе. Но меня точно не задело. Почему же тогда так больно?

Слышу суматошный голос Сэма. Похоже я непроизвольно ухватился за него.

— Эй! Эй! Дружище! Твою жопу ежом, дьяволица тебя побери! Вставай! Там что школа рванула?! Кого мы убили?! Какого фака происходит?

— Голова… Голова… — только и могу выговорить я.

Чувствую, как Сэм трогает двумя пальцами мою шею. Нащупывает, будто ищет что-то.

— Да ну на… — слышу крик Сэма, как в тумане. — Дружище, какого хера?! Нашел время пробуждаться!!!Идиот, держи свою сумму при себе! Ты нас всех убьешь! Ты сейчас для выходца, как для мухи кусок дерьма в пустой комнате!

Ну вот…

Тело разрывает в клочья. Я чувствую, как в меня врывается что-то инородное. Будто втыкаются тысячи перегонных трубок для чего-то, кроме крови. Чувствую в себе что-то странное. Словно второе сердце…

Небольшой шанс сдохнуть, значит?

Знал же, что ходить двум идиотам в лес — дурная идея.

Гниль подземная!

Оказываете, пробуждение — это своего рода выплеск. Что-то вроде лопающего пузыря внутри. Или сосуда. Он прохудился и теперь в состоянии впитывать энергию солнца. В состоянии наполниться… суммой. Я чувствую, что во мне бурлит что-то странное. Инородное, чужое. Оно нагло влезает в тело, мозги и каждую клетку организма. Я становлюсь совершенно другим существом. Вроде внешне и человеком, но совершенно иным.

И тут я понимаю. Одаренные — не люди. Они просто прикидываются ими. Живут среди них. Рождаются из них. С такой силой неудивительно, что они с ними не считаются. Это то же самое, если бы мужчина, например, считался с чувствами сперматозоида…

Но любая боль рано или поздно проходит.

И кому, как не мне, знать об этом.

Пускать слюни и сопли от боли я не собираюсь.

Дыши…

Глубоко…

Боль проходит…

Пелена перед глазами спадает…

Уши слышат… Сэма…

— Вашу маму за передник! Дружище, эй! Киба херов! Хватит светиться, как Санта Клаус! Отпусти! Ты тут всё суммой пометил! Кого мы, мазафака, подстрелили? Да отпусти ты!

Сэм вырывается, бежит к кустам. Слышу его бубнеж:

— Твою ж… бабушку…Дружище… это же…

Десятью часами ранее.

Интерлюдия.

Аркадий Денисович Арсеньев. Глава неофициального клана «Новая Сила»

Воскресенье

22:01

23 октября 2022 г.

Звонит телефон, и Аркадий Денисович непроизвольно вздрагивает, мысленно ругая себя за нервозность. Смотрит на дисплей.

«Номер не определён»

— Алло, — грозно рычит он в трубку и через мгновение меняется в лице, говорит уже спокойнее: — Конечно-конечно. Да, все будет в точности исполнено. Да, я помню, кому обязан, мистер. Конечно нет, что вы — никаких проблем. Новая Сила справляется с вашими указаниями, мистер. Да, я помню. Да. Согласен, это только начало. Мы набрали больше бойцов. Все идет по плану. Нет, что вы, меня не подкосила смерть сына. Да… Конечно… До свидания, мистер.

Глава клана чуть ли не протыкает пальцем смартфон, сбрасывая вызов:

— Говнарь, млять. Клан мой! Мой! Не твой!

В дверь деликатно стучатся.

— Аркадий Денисович, ужин! — раздается голос повара, имени которого Аркадий Денисович не удосужился запомнить.

— Чего так поздно?! Не надо!

Тишина. И снова:

— Аркадий Денисович, сегодня я расстарался. Каре барашка под особым острым соусом. Как вы любите. Клянусь, острее вы не пробовали. Аркадий Денисович, пока не остыло.

Что-то повар разболтался. Но устоять перед особым соусом глава клана Новая Сила не может. Нажимает на кнопку открытия двери.

— Проходи. Не отравил?

Повар закатывает тележку с тарелками и графином водки.

— Ну что вы, Аркадий Денисович, как можно. Все продукты проверяются тщательным образом.

— Ладно, вали.

— Приятно аппетита, Аркадий Денисович, — быстро ретируется повар.

Аркадий Денисович подходит к подносу с кусками мяса на ребрышках под луком. Наливает рюмку водки, выпивает, вгрызается в мясо и…

… выплевывает.

— Ты че упырь мне принес! Холодное! Нихера не острое! Эй, а ну вернись!

Тишина. Повар слишком быстро удрал. Ну ничего, никуда не денется.

Время: 03:32

Аркадий Денисович ворочается в кровати. Он плохо спит. Если вообще спит. Все время находится в полубреду. Гнев переполняет его изнутри. Разрывает. Его единственного наследника убила шваль, мразь, грязь из-под ногтей. А потом еще изрыгала своим писклявым ртом угрозы ему! Двадцать лет Аркадий Денисович строил свою маленькую династию практически из ничего. Сколько крови было пролито, сколько глоток порезано. И все это будущее теперь под большим сомнением. Денис мертв, а Аркадий Денисович не может сделать нового из-за бесплодия.

«Мне нужно, чтобы ты боялся. Чтобы ты — сильный, богатый и влиятельный, трясся в ужасе. Я хочу, чтобы ты постоянно оборачивался, не спал, страдая от ночных кошмаров и боялся тощего, неодаренного беляка. И когда этот страх станет нестерпимым, молчаливые тени всё тебе расскажут.»

Аркадий Денисович хорошо запомнил эти слова. Для того, чтобы заткнуть пацану глотку его же тупой угрозой. И долго он эту пафосную речь учил? Как вообще осмелился с такой рожей выговорить все без запинки? Давно с Аркадием Денисовичем не говорили так… нагло и уверенно.

О да, пацан и все, кто ему близок, будут страдать. Они расскажут все, что знают. Кто ему помог. Почему его покрывают чертовы Исталы. Все…

С подвала доносится крик. Либо это орет дружок этого ублюдка, либо Аркадия Денисовича снова мучают кошмары… Последние дни он не понимает, спит он или злится в полубреду.

«Мне нужно, чтобы ты боялся.»

Ублюдочный выродок. Аркадий Денисович не помнит, когда он последний раз так злился. Обычно он держит свой нрав в кулаке.

Прохладно…

Аркадий Денисович встает с кровати, закрывает окно, стараясь не мельтешить перед ним. Мало ли какая сука сидит с винтовкой. Его люди, конечно, все проверяют каждый день. Обходы, камеры, детекторы движений. После Новой Смуты многие технологии отстали в развитии, но на сегодняшний день это лучшие средства контроля за безопасностью. Аркадий Денисович разминает напряженные бугры мышц, ложится в кровать.

«Я хочу, чтобы ты постоянно оборачивался».

Крик. Аркадий Денисович оборачивается на шум. Дружбан пацана в подвале визжит, как девочка. И так нервы ни к черту. Неизвестно сколько проходит времени, но глава клана «Новая Сила» снова впадает в полубессознательное состояние. Ему снятся все те, кого он убил.

«…страдал от ночных кошмаров и боялся…»

Аркадий Денисович орет быком и садится на кровати. Его пробивает пот. Чертовы кошмары. Он не может спать, пока не отомстит. Просто не может. Какой он глава клана, если не может даже отомстить за сына! Тварь, ненавижу…

Ну ничего. Завтра он избавится от этой ноши. Он уже придумал, что сделает. Как же ему хорошо от этой мысли.

Аркадий Денисович засыпает. Ему снится прекрасный сон. Просто замечательный. Сучонок, убивший его сына, прикован элекронаручниками. Он голый, скулит, плачет. Просит пощады. Но Аркадий Денисович безжалостен. Он втыкает одну вилку за другой. Так же, как он это сделал с его сыном. А потом соплячонок перестает страдать, поднимает голову. На кровавом лице та самая мерзкая улыбочка… Поганый рот произносит:

«И когда страх станет нестерпимым, молчаливые тени всё тебе расскажут.»

Аркадий Денисович просыпается в мокрой от пота кровати, пытается закричать, но…

…не может.

Он хочет встать, но…

…не может.

Тело не слушается его.

Он… еще спит? Чертов кошмар…

Нет. Не спит. Точно не спит.

Тени у окна колышутся. Аркадий Денисович снова пытается пошевелиться. Высвободить сумму. Но не получается. В его мысли проскальзывает паника из слов «Что за гадское гадство! Ну же, тварь! Давай, иди сюда! Я — глава клана „Новая Сила!“».

Тень оживает. Приближается. И превращается…

ОН!

ПАЦАН! КИБА! ТВАРЕНОК!!!

«…страх…»

Половина лица пацана сокрыта тенями. Он что-то говорит. Шепчет:

— Тени пришли все рассказать. А я всегда сдерживаю свои обещания таким, как ты.

Почему?! Почему Аркадий Денисович с суммой в тридцать семь единиц ничего не может?!

— О, не напрягайся так. Для тебя я взял настоящие иглы. Вы, сильные и могущественные, такие беспомощные, когда спите. Даже неодаренный беляк может убить вас. Поэтому ты прячешься за такими крепкими стенами?

Аркадий Денисович бледнеет. Он не понимает, ненавидит он пацана или… боится. Нет, не может быть. Это какой-то дурной сон. Как он сюда попал. Как?!

— Перед тем, как ты умрешь, я все расскажу. Не смотри так, я бы в жизни не смог пробраться сюда. У тебя отличная охрана. Здесь даже мышь не прошмыгнет. И в этом, — Пацан кладет руку на мощное плечо Аркадий Денисович, — твоя слабость.

Он наклоняется, шепчет на ухо:

— Я скажу тебе по секрету, почему ты всего лишь мелкая букашка и никогда не станешь тенью Джунсиначи или тех же Новусов.

Пацан выпрямляется, кладет руку на промокший перекачанный пресс Аркадия Денисовича, пальцами отбивая по нему какой-то незамысловатый ритм:

— Люди. Твои кошмары из-за того, что люди — твое слабое место. Помнишь Тернова? Нет? Ну что ж ты так? Не знаешь своих собственных охранников? Его сын, Вадим Тернов, учится со мной в школе. Ты избил до полусмерти его отца за то, что тот не смог выбить долг из Новусовского ресторана «Премьера». Вспомнил?

Пацан улыбается этой… мерзкой… улыбкой…

— Ты сделал его отца инвалидом, а потом выбросил на улицу. Я встретился с этим человеком и поговорил. Он рассказал мне очень много интересных историй. Например, про Галю. Ты же помнишь Галю? Ты изнасиловал ее. Говорят, с особой жестокостью, и сейчас она лежит в психиатрии. А потом ты заплатил ее отцу Анатолию Глушко, повару, работающему у тебя по сей день. За молчание. И он взял эти деньги. Только для того, чтобы ты его не убил.

Пацан встает с кровати, кивает на каталку с нетронутым ужином:

— Меня привел человек, который кормил тебя десять лет. Сначала Анатолий с Терновым утрамбовали меня вместо набивки заднего сиденья автомобиля. Сверху завалили пакетами с продуктами. В результате я почти ничего не сделал. Меня распаковали, довели до кухни, засунули вот под эту телегу и… всё.

Пацан пересаживается прямо на промокшую грудь Аркадия Денисовича. Одной рукой потирает себе висок. Морщится? Или это тени играют на его лице?

— Знаешь, я наконец-то могу выговориться. Вот уже десять дней я играю с вами, детьми. В совершенно непонятном и чужом мне мире. И это очень непросто. Каждый день — новое испытание для этого ущербного тела.

Пацан резко разворачивается, хватает своими тощими пальцами лицо Аркадия Денисовича, сжимает щеки.

— Не смотри так на меня, — шепчет его голос. — Конечно, я не девятнадцатилетний школьник. Я даже не человек. Меня зовут Эйн Соф. Я Альв из рода прародителей. Первый Хранитель Храма Шэйлы, Тень Шиилы и мастер эфирных плетений. И знай, я заберу у тебя все. И не только жизнь.

Когда Пацан, который вовсе не Пацан, достает какой-то бликующий в свете луны предмет, сердце Аркадия Денисовича не выдерживает. Его сдавливает тисками.

Последнее, что он видит: медленно надвигающуюся на глаз вилку.

«…под особым острым соусом. Как вы любите. Клянусь, острее вы не пробовали, Аркадий Денисович…»

— И вот расплата за помощь повара Анатолия Глушко. Мне велено передать в твой последний миг…

Последнее, что слышит Аркадий Денисович — глава клана «Новая Сила».

Шепот. Страшный… Страшный… Страшный…

— …За Галю, подонок. Гори в аду…

Неизвестный.

Время и дата: неизвестно.

Человек в белом пиджаке и с длинными белыми волосами сидит в абсолютно белой комнате без мебели. Только белый строгий стол. И белый стул. Он постукивает пальцами по нему и что-то ждет. Наконец-то его белый телефон скромно вибрирует.

Миг, и человек смотрит на дисплей. Ему прислали фото подростка.

Человек улыбается.

Первый раз за долгое время.

Конец первого тома.