Мама лежала без сознания, вся в крови. Кровь была на её лице, волосах, пропитала весь халат. Бабушка кричала о помощи.
Медсестра пыталась её успокоить. «Я знаю, что сейчас всё выглядит плохо, но с ней всё будет в порядке».
Вообще-то, медсестра признала, что они почти потеряли нас обеих, но им удалось стабилизировать мамино состояние. Они продолжали работать со мной, пытаясь помочь мне начать дышать. Но все было так суматошно, и это волновало бабушку. А когда бабушка волнуется…ну, вы знаете.
Она обматерила медсестру.
«Почему вы ее не помыли? Кто-нибудь, принесите воды и полотенец, и уберите кровь с моей дочери! Я не шучу! Кто так относится к людям? Я вам всем говорю! Принесите что-нибудь, чтобы отмыть её!»
Медсестра снова хотела её успокоить.
«Мы стабилизировали состояние матери, но нам нужно доставить ребенка в Майами, нужно, что-бы кто-то поехал с ней».
Бабушка указала на мою 16-летнюю маму и закричала «ВОТ ЭТО МОЙ ребёнок!» Теперь она материлась на всю больницу.
«Как вам удается так лечить пациентов и до сих пор здесь работать? Я думала, вы тут должны помогать людям. А она выглядит так, как будто её убить здесь пытались! Почему никто даже ей кровь не стёр с лица и с ее ладошек? Посмотрите на неё! На неё всем плевать!»
Это была моя бабушка: яркая 29-летняя женщина с длинными волосами платинового цвета, красивой копной ниспадающей на её спину. Длинные тёмные ресницы завивались к бровям, обрамляя её тёмно-синие глаза. Проницательный взгляд держался прямо и честно, даже когда она смеялась. Красивая и бесстрашная, она очень горячо любила своих близких.
Моя мама — её первая дочь. До сих пор она зовёт маму своей крошкой. Мы обе «крошки» для неё. В тот день бабушка стояла в комнате в мешковатом свитере, попивала Колу и, ничего не говоря, просто размышляя о чем-то своём, наполняя помещение своей красотой. Странная вещь — физическая красота. Люди замечают её, удивляются, и начинают сомневаться в себе. Она может быть даром одиночества.
Ребёнком я смотрела на бабушку, как маленькая девочка смотрит на настоящую принцессу. Я ловила каждое слово. Когда она произносила моё имя, или смотрела в мою сторону, я краснела и млела от внимания. Когда она хвалила меня, я чувствовала, что всё в мире хорошо. Она учила нас сражаться за то, во что мы верим, делать всё, что в наших силах, чтобы помочь тем, кто в этом нуждается. Она учила нас заботиться обо всех, кто встретится в этой жизни, а не только о любимых. Она вырастила одного мужчину с горячим сердцем и трёх женщин. Даже в 16, моя мама была настолько любящей, что рисковала жизнью ради меня — ребёнка, который должен был умереть.
И пока мама думала о том, как мне выжить, не заботясь о себе, бабушка думала о маме, зная, что никто в больнице не любит маму так, как она.
За несколько месяцев до этого мама вообще не должна была думать об ещё одном ребёнке. Врачи считали, что это небезопасно, из-за осложнений, которые возникли при родах, когда на свет появился мой брат Эрик, всего на 10 месяцев раньше меня. И риск был не только по медицинским показаниям — у мамы с папой тогда были сложности.
Он был молодым, красивым индейцем. Мама говорит, что он был смелым, храбрым, и у него было прекрасное сердце. Но только, когда он был трезвым. После своей обычной пьяной ночи он превращался в кого-то похожего на Халка и не раз попадал за решетку. Когда мама была беременна, перед отцом маячил длительный тюремный срок. Его пребывание в исправительных учреждениях позже принесёт ему спасение, но в тот период времени он оставил мою маму одну, шестнадцатилетнюю, с ребёнком, и готовящуюся родить ещё одного. Врачи предложили ей аборт.
Мама отказалась.
Бабушка продолжала спорить с медсестрой, пока, наконец, меня не доставили в больницу Майами, одну. Сейчас мама смеётся и говорит: «Ты с первого дня на гастролях». До Майами у врачей не было особой надежды. Я родилась на 2 месяца раньше срока, и так как лёгкие развиваются в последнюю очередь — у меня были большие проблемы. Они боялись, что я умру в любой момент, потому что я не могла нормально дышать.
Как бы то ни было, через три дня эти сомневающиеся врачи объявили меня чудом. Никто не мог сказать, почему — ни объяснения, ни причины. Я отлично дышала и могла ехать домой.
Когда меня наконец-то отдали маме, я помещалась в её ладонях. Она говорит, что я была похожа на обезьянку, потому что вся была покрыта волосами. Я была такой хрупкой, что она боялась держать меня на руках, и боялась позволить делать это кому-то ещё. Она боялась, что я сломаюсь. Может, поэтому она была такой строгой. Может, она хотела научить меня быть гораздо сильнее и крепче, чем я выглядела.
Больше сложностей
Через некоторое время после того, как я оказалась дома, у меня начался коклюш. Мне снова было трудно дышать. Я не могла брать бутылочку. Я начала терять вес.
Мама принесла меня в палату интенсивной терапии, где врачи и медсёстры пытались меня вылечить. Они хотели перевести меня в больницу в другой город. Мама просто обезумела от этого предложения.
Она пыталась прояснить ситуацию с отцом. Она любила его. Она хотела, чтобы он знал о ребёнке. Когда бабушка сказала, что они с мужем переезжают в другой штат, мама решила, что останется здесь вместе с папой. Она питала надежду, что наличие двух детей умерит его аппетит к алкоголю и насилию. Но теперь, когда её мама уехала, а её любимый был в тюрьме, она осталась совсем она.
Перевоз меня в другую больницу, в другой город, непонятно на какой срок — это гораздо серьёзней, нежели просто проблема моего выздоровления.
«Но, что насчёт 11-месячного сына, которого я оставила дома? Я никого в том городе не знаю. Где он будет жить?» — спросила она.
Люди в больнице не могли ей ответить. Она наконец нашла друзей, которые были готовы помочь. Было сложно оставить сына на неопределенный срок, зная, что она будет так далеко от него. Но это было не так сложно, как то, что случилось после.
Мы так долго лежали в больнице, что мама начала терять терпение. Теперь у неё было два ребёнка, не дома. Мне становилось лучше, но кормили меня через зонд. Это могло быть смертельно, потому что трубка могла просто попасть в легкие, а не в желудок. Мама понимала, что идет на риск, и волновалась, пытаясь справиться в одиночку. Она знала, что это важно для моего выживания. Итак, с тяжелым сердцем, она согласилась отдать меня на приемное воспитание. Была добрая пара, которая захотела взять меня к себе и дать ту заботу, которая была мне необходима. Но когда мама пришла за братом, ей было больше негде жить. Было тяжело найти кого-то, кто согласился бы принять и её, и ребёнка, пока она не сможет уехать. Она обсудила ситуацию с некоторыми своими друзьями, и они дали ей вполне логичный совет.
«Слушай, может тебе нужно подумать о том, чтобы у сына был надёжный приют. Есть множество любящих семей, которые не могут иметь детей и с радостью возьмут к себе Эрика. Может быть, для вас обоих будет лучше, если ты отдашь его в социальную службу, и они найдут для него хороший дом». Это был определенно очень хороший совет. Разумный. Мама не хотела отказываться от сына. Ведь она только что отказалась от дочери! Это было чересчур. Но она не видела другого выхода. Через силу, она согласилась.
Друзья склонили её к тому, чтобы расстаться с единственным сыном. В ту ночь она не могла уснуть. Она обдумывала своё решение. Утром она была в агентстве по усыновлению, умоляя всех, кто только мог слушать.
«Послушайте, я совершила ошибку. Я не должна была оставлять детей. Им нужно быть с их мамой».
«Что ж, найдите себе работу и дом», говорили ей. «Продержитесь так хотя бы три месяца, и мы вернём вам детей».
Она последовала указаниям и вернула Эрика, но со мной хотели подождать, до тех пор, пока я не смогу самостоятельно кушать. Наконец, я была достаточно упитанна и здорова. Мои приёмные родители предложили удочерить меня, но мама, государство, и Бог решили, что именно она будет меня воспитывать.
Причина и следствие.
Я выжила, как и все мы, несмотря на сложности. Я должна была умереть. Это было бы логично. Я не должна была строчить эту страницу, пытаясь описать то, что описанию не подлежит. Так что случилось? Это был шанс, случайность, судьба — то, что я здесь, тридцати-с-чем-то-летняя рок-н-ролльная мама, которая оглядывается назад и собирает отрывки, чтобы дать вам надежду?
Я не верю ни в судьбу, ни в случайность. Я верю в причину и следствие. За всем лежит повод, причина. Почему солнце восходит? Потому что Земля делает оборот вокруг своей оси каждые 24 часа. Почему мы читаем? Кто-то скажет — потому что мы не хотим чувствовать одиночества. Почему я жива и пишу вам? Потому что я хочу рассказать вам, что чудеса случаются. Потому что я хочу, чтобы вы знали, какой драгоценной может быть жизнь. Потому что я хочу, чтобы вы осознали свою значимость. Потому что мир будет вам лгать — и эта ложь способна засесть в вашем сердце, стремясь вас убить. Я решила, не слушать эту ложь больше. Причина и следствие.
Представьте картину, которую я описала выше — кровь, ругань, риск родить ребёнка, которого, по идее, нужно было абортировать, как и поступили бы разумные люди. Поместите это всё в руки Бога, который заботится о нас и у которого есть цель для каждой жизни. В хаосе, цель Бога — порядок. Его цель для меня затронула и других людей тоже — они видели меня живой, а не мёртвой. Они видели чудо.
Наши жизни подобны лучам света, падающим на другие жизни. Вы и я, мы сияем ради какого-то повода, причины, цели. Мы — как огромная паутина света, значения, печали и чудес.
А что, если бы мы жили, осознавая это?
Жили с уверенностью в каждом дне?
Любили других так же, как хотим, чтобы любили нас?
Что получится, если мы осознаем, как наши жизни влияют на каждого встреченного человека?
Я стремлюсь всегда помнить, что у меня есть предназначение. Это даёт мне уверенность. И когда я живу в свете этой уверенности, это влияет и на вас — это вселяет и в вас уверенность тоже. Это может помочь вам увидеть истину и жить без страха, а когда мы живем без страха — мы живем в свете любви. Потому что истинная любовь изгоняет страх. Вот как мы сияем. Это сеть света, которая тянется с небес в мою жизнь, в вашу жизнь.
Если мы будем продолжать жить так, как обычно, то в нашей жизни будет много печали и боли, которые так привычны для нашего разбитого мира. Мне нравится эта мысль.
Я пришла в эту жизнь, едва дыша, но сейчас я здесь, пою свою песню, кричу прекрасные звуки любви, благодати и надежды. Я почти умерла, но смерти придётся подождать, ведь у меня есть песня, чтобы спеть, и у вас тоже! Моя песня звучит, как исцеление души и спасение жизни, а как звучит ваша? Я вошла в эту жизнь, едва дыша, но сейчас я здесь, громко пою мою песню, кричу прекрасные звуки любви, благодати и надежды. Я почти умерла, но смерти придется подождать, ведь у меня есть песня, чтобы спеть ее, и у тебя тоже! Моя песня звучит, как исцеление души и спасение жизни, а как звучит твоя? Я вошла в эту жизнь, едва дыша, но сейчас я здесь, громко пою мою песню, кричу прекрасные звуки любви, благодати и надежды. Я почти умерла, но смерти придется подождать, ведь у меня есть песня, чтобы спеть ее, и у тебя тоже! Моя песня звучит, как исцеление души и спасение жизни, а как звучит твоя?
Теперь я не едва дышу. Я живу, подхваченная причинами и следствиями. У меня есть повод дышать. До того, как я растворюсь в звуке, я хочу, чтобы вы знали Причину.