не имеющая никакого значения, и что если мне было хорошо, то и ему было хорошо тоже.
- Знаешь, я так устала – призналась я дивану.
Я завалилась на диван, задрав ноги к потолку. Вот так, закинув ноги на одну из диванных подушек, я, совместно с моим диваном, приняла самое важное за последние месяцы решение
– изменить жизнь.
Я вознамерилась перевести свой биоритм с ночи на день, чтобы с головой погрузиться в
природу и культурную жизнь. По субботам я буду вставать рано утром, чтобы прогуляться
по парку Ретиро, или Паса-де-Кампа и организовать турпоход на выходной, который
закончится в деревенском домике, где я погадаю, раскинув картишки на зеленой скатерке с
катышками. По воскресеньям, оставшись в Мадриде, я буду ходить на выставки по искусству
по утрам и в кино по вечерам, чтобы суметь поддержать разговор о высоких материях с ужасными интеллектуалами, которые в итоге остаются каждый при своем мнении, хотя поначалу так и не кажется.
Намерение 2. Записаться на гимнастику.
Записалась, как говорится, записалась, уже занимаюсь.
Намерение 3. Бросить курить.
Терплю.
Намерение 4. Продолжать работать.
На улице с каждым разом все холоднее, и, как говорит один из бухгалтерии, похолодает
еще больше. Подшучивая, мы говорим ему, чтобы он надевал шарф, такие уж мы шутники,
но знаем, что он прав, сводки всегда при нем.
Не то, чтобы эта работа была работой всей моей жизни, но она мне подходит. Агентство
очень занятное, здесь всегда что-то происходит. В последнее время мы с коллегами крепко подсели на один прямо-таки телесериал, главным героем которого выступал Донато, мой шеф.
Глядя первую серию, мы подумали, что с ним стряслось что-то плохое, потому что за
короткое время он похудел на пятнадцать килограмм и перестал бриться.
Во второй решили, что то, что с ним произошло, было не плохим, а хорошим событием,
потому что он сменил пиджак и галстук на стильные, облегающие рубашки и даже начал загорать в солярии, хотя нам он говорил, что загорел, играя в гольф. Мы осознаем, что с ним произошла какая-то странная метаморфоза, заставившая его изменить белизну кожи на смуглость.
Понимаем мы также и то, что небрит он не случайно и не по небрежности, а потому что
пожелал остаться бородатым, поскольку считал, что борода делает его более молодым и
худощавым.
В третьей серии мы подумали – то, что с ним случилось, не было ни плохим, ни хорошим,
зато необычным: он прохаживался между столами, и дружески болтал, от души смеясь над
какой-нибудь глупостью, особенно, если сам же ее и отмочил.
В четвертой мы начали беспокоиться не на шутку, поскольку кроме того, что шеф
помолодел и загорел, стал более современным и привлекательным, он еще сделался начальником. Он открыл дверь в кабинет и проорал: “Вы можете мне сказать, какого черта на
пробнике красный цвет в статье о Флорес получился алым, если я ясно сказал красный?
Крас-ный!” Мы перепугались, потому что он рассвирипел, но после яростного взрыва шеф
шумно вздохнул три-четыре раза, сопя и пыхтя, как бык, и закрылся в кабинете, напоследок
громко хлопнув дверью. Спустя какое-то время, он снова вышел из кабинета, как ни в чем не
бывало, шутя со всеми. Мы были по-настоящему смущены и растеряны.
В пятой серии мы, наконец-то раскрыли, что у шефа была зазноба. Пронюхали мы об этом
от одной приятельницы, которая не удержалась и раскрыла рот. Она поведала нам о том, что ей точно известно – у Донато “здесь кто-то есть”. Проанализировав изменения в поведении шефа за последние недели и, сопоставив, что уходы из кабинета всегда, по странному стечению обстоятельств, совпадали с приходом “куда-то сюда”, мы смекнули, что“кого-то” зовут Паула, и работает она в экономическом отделе. Раньше у нее был довольно милый ухажер тридцати с небольшим лет.
В подведение итогов – Донато встречается с Паулой. Чуточку поправлюсь: Донато
превозносит Майтекон Паулу до небес. С тех пор, как мы об этом узнали, мы прощаем шефу все, поскольку понимаем – когда человек влюблен, он превращается в тряпку.
Как я уже сказала, мне нравится мое агентство, хотя оно нравилось бы мне гораздо
больше, если бы вдвое больше платили. Проехали.
Каса -де-Кампа – парк в западной части Мадрида
Глава 2. Блокнотик индивида.
На гимнастику я пошла в полдень, потому что подумала, что зал будет пустой, но он
оказался заполненным до отказа, потому что все подумали точно так же.
Войдя, я сразу же сказала себе: “хорошо еще, что мне не пришло в голову прийти в
спортивном костюме”, потому что охранник у двери не пропустил меня в зал.
У регистрационного столика девушка в разноцветной юбке и форменной футболке с
тиснеными блестящими розами вежливо подала мне полотенце и ключ, сказав, что проводит меня в раздевалку. Когда мы спускались по лестнице, я подумала, что она разговаривала со мной и дважды спросила ее “что?”, но, оказывается, она говорила не со мной, а по мобильнику.
Я надела спортивный костюм, повязала на голову косынку, чтобы не мешали волосы,
привязала ключ от шкафчика к шнурку кроссовки и направилась в велотренажерный зал с
телевизорами, где можно было посмотреть новости, художественные и документальные
фильмы, спортивные программы и разные душевные тусовки. Да, выбрать было из чего, но поскольку не было звука, я, так ни о чем и не узнав, почапала в соседний тренажерный зал.
Первой у меня была беговая дорожка. Водрузившись на дорожку, я установила регулятор на среднюю нагрузку и что было духу припустила бежать перед зеркалом, занимающим всю стену. Все смотрели на себя в зеркало, кроме меня. Я смотрела в сторону, где находился некий огромный сеньор. Пот ручьями стекал с него, и я начала беспокоиться за него, потому что мне казалось, его вот-вот хватит удар. Когда мужчина, наконец-то, спустился с дорожки, я успокоилась и занялась, было, собой, но тут пришла какая-то девчушка, занявшая место этого толстущего, великанистого мужика, и мой взгляд снова соскользнул в сторону. Я не понимала, зачем этой худышке нужно было приходить в тренажерный зал. Она и так хорошо выглядит, ей что, дома делать нечего, только время терять. Вскоре у девчушки зазвонил телефон, который она носила прикрепленным к поясу, и она ушла. Мне удалось, наконец-то, сосредоточиться на дорожке. Я забарабанила по дорожке и бежала, как заведенная, до тех пор, пока не подумала, что инфаркт, не настигший того сеньора, хватит меня. Я резко остановилась, взглянула на счетчик: двенадцать минут. Нет, серьезно, я носилась двенадцать минут? Кроме шуток, не может этого быть. Скорее, двадцать одна, и на хронометре цифры перепутались местами. Я принялась теребить переключатель, когда ко мне подошел инструктор черного цвета. То есть, я хочу сказать негр.
- У тебя застопорился тренажер, красавица?
(Красавица?)
- Нет, – отвечаю я, немного стесняясь. – Дело в том, что он испорчен. Он показывает, что я бегала двенадцать минут, а я находилась на нем почти полчаса.
- Посмотрим. Позволь взглянуть.
Я не знаю, спуститься ли мне с дорожки, или остаться на ней. Я вообще не знаю, что делать, поэтому ничего не делала и оставалась на дорожке. Негр просунул половину тела
(своего громадного торсища) между тренажером и мной и начал манипуляции с экраном.
- Нет, ангелочек...
(Ангелочек?)
- Ты бегала двенадцать минут, – заверяет он меня, – но для первого раза это отлично.
- Но ведь я бегала двадцать одну минуту.
- Нет, любимая, ты бегала двенадцать минут, но, если хочешь пробежать больше, я поставлю тебе больше.
(Красавица, ангелочек, любимая, пробежать, я поставлю тебе... Меня укачало.)
- Лучше не стоит, – отвечаю я.
- Не хочешь, чтобы мы попробовали другой тренажер?
(Тренажер?)
- Нет.
- Хочешь, составим начальную таблицу?
- Не хочу, – отвечаю.
- Нет? – переспрашивает инструктор.
- Нет, дело, видите ли в том, что я должна идти.
- Как пожелаешь. Бай.
- Пока.
Я спустилась с дорожки вся разгоряченная и возбужденная этим неожиданным вниманием. С непривычки оно сбило меня с толку.
Я пошла в раздевалку, встала под душ, открыла кран. Стоя под душем с намыленной головой, я увидела водосток, полный волос и до меня дошло, что я забыла шлепанцы. Когда я вышла из душа и пошла сушить волосы, то поняла, что забыла фен.
Глава 3. В доме Лолы.
Мы остались у Лолы дома, поскольку она хотела продемонстрировать нам новую серию
косметики одной американской фирмы: “Эйвон”стучится в твою дверь”. И Лола как раз
заделалась представительницей этой фирмы. Едва мы вошли, как она сразу же сказала нам,
что очень счастлива, поскольку нашла работу своей мечты.
- В добрый час, – хором поздравили ее мы. – Только сколько раз прежде доводилось нам выслушивать подобные разговоры.
- Вы козлицы, – заявила нам Лола. – Нет, ну надо же овцы какие, лишают меня всяческой надежды, отнимают последнюю мечту.
- Сама свинья, – не остались в долгу мы. – Зовешь нас только тогда, когда хочешь нам что-то продать.
- Девочки, вы правы, не спорю, но в этот раз вы не пожалеете, – принялась за свое Лола.
Мы вошли в гостиную – повсюду на диване, на столе разложены губная помада, румяна, тональный крем, тени, тушь для ресниц, кремы для лица, для кожи вокруг глаз, антицеллюлитные, всяческие маски и увлажняющие кремы. Мы принялись бездумно
пробовать все подряд. Мы допробовались чуть ли не до сыпи, а Лола радостно хлопала в ладоши и подпрыгивала так, что ее грудь ходила ходуном вверх-вниз.
- Ну, девчонки, а теперь... Мой секрет любви – “май сикрет лав”!
- Да-а-а-а-а!!! – верещали мы, все также смешно подпрыгивая. – Сикрет лав!
- Ну-ка, Лола, вытаскивай своих любовников из-под кровати на свет божий! – вопила Рита.
Сказывался выпитый нами ликерчик “Бейлис”. Я даже подумала, что она вытащит того
самого негра из спортзала.
- Прекратите, дурочки, мы, видите ли, любим мужиков, мужиков нам подавай. Да на фига они нам, если есть вот это? – абсолютно серьезно ответила Лола, открывая большущую дорожную сумку с полным набором фаллоимитаторов и разных сексуальных штучек.
Я поперхнулась глотком ликера, едва успев его отхлебнуть.
- Вот, смотрите, девочки, – вдохновенно продолжила Лола, словно желая сказать: “Да оставьте вы ликер, к чертям собачьим, и слушайте меня внимательно”. – На самом деле я продаю вот что. Косметика – это лишь крючок, зацепка, потому что американки очень консервативны. Если им рассказываешь об эротических предметах, они становятся
жеманными и звонят тебе, чтобы позвать только на девичники перед свадьбой. И, наоборот, если ты говоришь, что покажешь им косметику, они с подружками организуют тебе чай с печеньем. Ты их всех размалевываешь, а когда они доходят до супервосторга, ты профессионально достаешь товар. Вот, как я сейчас, достаю чемоданчик, полный товара и рассказываю о том, что сводит с ума мужей и любовников, особенно любовников, вот об
этих игрушках. Вот они, игрушечки.
На нас напал жуткий хохот при виде Лолы, так серьезно рассказывающей о фаллоимитаторах.
- Ну-ну, смейтесь, смейтесь, моя фирма процветает и назначила меня менеджером по
продаже. Научившись пользоваться этими штучками вы словите тако-о-ой кайф!
Она извлекла несколько китайских шариков.
- Вот эти шарики, например. Они превосходны для внутренних мышц. Есть тетки,
которые таскают их в известном месте целыми днями.
- И на улице? – спросила Рита.
- И на улице. Я знакома с одной такой, живущей здесь, на перекрестке де Кеведо, она проводит жизнь с шариками внутри. Как она ходит на работу? Засунув шарики внутрь. Ей нужно идти в супермаркет за покупками? Она и идет, с шариками. Она пойдет навещать
мать? Пожалуйста – шарики внутрь.
- Ну, блин, твою мать! И как она, эта сеньора? – спросила я.
- То есть, как это – как? А как она должна быть? Нормально.
- Н-да уж.
Я представила себе эту нормальную сеньору в центре города, среди людского гвалта,
вышагивающую, как робот, вцепившуюся в свои сумки и в пакеты с покупками. Эта сеньора
среднего роста и среднего возраста, она носит черные брюки, слегка обтягивающие бедра и ботинки на плоской подошве. У нее темные, подстриженные “под горшок” волосы. В ней нет
ничего привлекающего внимание, кроме широкой улыбки до ушей. Даже если ты не хочешь смотреть на нее, сосредоточившись на других вещах, поневоле твои глаза останавливаются на этой отчужденной от всех взглядов сеньоре, продолжающей двигаться среди людей. Вдруг с оглушительным, адским грохотом в небо врывается вертолет. Все моментально останавливаются, покрепче ухватив свои сумки, и задрав головы, смотрят вверх. Останавливается и сеньора, чувствуя, что свет прожектора фокусируется на ней. В это время сверху полицейский кричит в мегафон:
- Сеньора! Вот, Вы, со стрижкой “под горшок”! Покиньте улицу!
Сеньора делает жест рукой, показывая на грудь, словно спрашивая: “Кто? Я?”
- Да-да, Вы, Вы… Вы, что же, думали, что можно разгуливать весь день с китайскими
шариками, получая от этого удовольствие? Славно это было бы! Достаньте шарики, или покиньте улицу!
- А в чем, собственно, дело? – спрашивает она.
- В чем дело? – спросила Рита. – Ты, как будто, где-то далеко.
- Ничего, ничего… Извини.
- Ната, девочка, ты отвлекаешься. Я продолжаю.
Лола достала из сумки пару возбуждающих кремов, нанесла их на тыльную сторону
запястий, по ходу объясняя, что один из них горячит, а другой охлаждает, и можно поразвлечься, комбинируя оба.
- Дело не в том, какой сильнее, или лучше. Он использует один, ты – другой. А потом
меняетесь.
- Лола, у тебя запястья красные, похоже на раздражение, – заметила я .
- Ты говоришь об этом, Ната, что у меня раздражение. Это – сексуальная реакция, –
уточнила Лола. – Сек-су-альная.
- А-а-а.
- Даже не знаю, что тебе сказать, – выдала Рита, разглядывая тоже покрасневшее запястье,
– насколько я понимаю, пора звонить в скорую.
Мы рассмеялись. Я уже представляла картину: скорая у дверей Ритиного дома, она несется
в трусах вслед за санитарами, крича: “Мальчики, ничего же не происходит, правда, это всего
лишь крем, который наносится по инструкции, эффект быстро проходит. Не уноси-и-ите и-их!”
- Ну ладно, раз кремы вам не нравятся, уберу.
Лола положила обратно в сумку раздражающие кремы и вытащила один из образцов
смазок со всевозможными запахами, который мы вертели в руках, чтобы попробовать
текстуру. Карлота лизнула один, чтобы узнать, вкусный ли он.
- Не пойму, он, вроде как, безвкусный, – сказала она.
- А какой у него должен быть вкус? У него только запах, – пояснила Лола, желая сказать:
“Ну, ни фига себе…”
Напоследок она извлекла на свет божий инструкцию с пятнадцатью фаллоимитаторами-
“утешителями”.
- Они стоят семьдесят пять монет, но они высокотехнологичны. Выбирайте.
- Я – пас, – заявила я.
- Конечно, сейчас ты пролетаешь, но потом тебе понравится. Давай, выбирай.
Я посмотрела на вереницу розовых, голубых, зеленых, белых, черных, шоколадных
приспособлений. Они были и классические, и в форме червяка, с двойным и тройным
стимулированием, был даже один, казавшийся стальным.
- Ну уж нет.
- Дело твое… Ну, а вы?
Карлота набросилась на один розовый с двойным стимулированием, а Рита – на стальной.
- Ну же, Ната, давай, не будь дурой, имитаторы есть уже у всех на свете, девчонки от них в восторге, им нравится.
- Нет уж, дудки.
Вернувшись домой с вибратором в сумочке, я подумала, что, говоря о том, что предамся
культурной жизни, я имела в виду вовсе не это.
Глава 4. В горы
Я последовала своим планам на реальную жизнь, а именно, полностью отдалась природе.
В конце недели, на выходные, мы – Альвар, Рита, Карлота и я – ездили в горы. В пятницу,
после работы, мы погрузили сумки в машину, включили хитовую музычку и выехали из
Мадрида, держа путь в Пиренеи, в дом нашей подружки Алисы. Имя у нее иностранное, но
родилась она в Чамбери. Город ей изрядно надоел, и она уже несколько месяцев жила в горах.
Через два часа мы появились в Бургосе.
- Минутку, девочки, – сказал Альвар, напросившийся первым сесть за руль. – Где
находится дорога, ведущая в Уэску? Ее нет ни на одном указателе.
- Сантандер, Логроньо, Бильбао, – я вслух прочитала надписи на щитах. – А ведь и правда
нет, Уэска здесь не указан.
- Ох, ты черт! – вскричала Карлота. – Ведь мы же в Бургосе! Мы же перепутали дорогу!
- Да что ты говоришь? – Альвар выпустил руль, схватившись рукой за голову.
- Мы же должны были ехать по А-2, а поехали по А-1!
- Во-о-от, блин, ну на-а-адо же! – Рите не пришло в голову ничего другого, как начать
аплодировать.
Карлота схватила мобильник и быстро набрала номер.
- Алиса, подружка, ты даже не представляешь, что с нами случилось. Прикинь, сейчас
мы в Бургосе. Мы перепутали дорогу… Что – как? Даже в мыслях не укладывается, что мы так опростоволосились. Вот уж ступили, так ступили… Нет-нет-нет, не ждите нас к ужину,
мы приедем поздно. Так что вы ужинайте спокойно, когда мы будем подъезжать, то
сообщим… Ла-а-адно, да-да, не волнуйтесь, мы едем, не торопясь… Ничего, ничего… Все,
давай, целую, чао!
Карлота повесила трубку.
- Все решено. Приедем позже, только и всего. Альвар, жми в сторону Логроньо,
отправляемся в турне.
Путешествовать нужно с друзьями. Если подобное происходит с тобой и твоей второй
половиной, то непосредственно возникает потребность высказать все:
- Это все ты виноват, почему ты не посмотрел карту перед тем, как ехать.
- Если бы ты так не задержалась, приводя себя в порядок, потом я, скорее всего, не гнал
бы так быстро и не ошибся. Если тебе не нравится, как я ориентируюсь, ориентируйся сама.
- А почему мы не купили навигатор, я же говорила, чтобы мы его купили, если я поеду с
тобой. И вообще, не лучше ли аннулировать бронь в гостинице, потому что ехать уже не имеет смысла, и не лучше ли тебе развернуться, чтобы мы вернулись в Мадрид.
Вот и все, поездка тебя раздражает, путешествие испорчено. С друзьями же, наоборот,
все кажется чудесным. Ты ошибся и вынужден кружить по Испании, чтобы добраться до места. Кружи на здоровье. Оно и к лучшему – больше времени поболтать в машине.
Всю дорогу мы распевали песни, записанные Ритой, и вспоминали дела давно минувших
лет. Мы вспоминали их сотни раз, но каждый раз, как мы рассказываем о них, мы получаем все большее удовольствие. С каждым разом рассказы становятся все привлекательней и прелестней. Когда мы почти добрались до места, Карлота выключила музыку.
- Я должна рассказать вам что-то, что немного меня беспокоит… – Она сделала паузу и
вздохнула. – Хонас стал очень странным, он почти не разговаривает со мной, целый день он какой-то мрачный, угрюмый, и я не знаю, что делать.
- Возможно, у бедняги выдалась паршивая неделя.
- Ладно, Альвар, это не только неделя, это тянется уже больше месяца.
- А почему ты не рассказала нам об этом раньше? – спросила Рита.
- Откуда я знаю? Я думала, что все пройдет, но…
- Не парься, малышка, возможно у него просто кризис, – оборвал Карлоту Альвар. – Все
имеют на это право.
- Да, конечно, у всех есть право на, так называемый, кризис. Но ведь мы живем вместе, разве нет? Я говорю, что неурядицы делят на пару и кризисы переживают вдвоем… А он, должно быть, переживает кризис с мобильником, потому что не расстается с ним ни на минуту, он даже в туалет его таскает.
- А раньше не таскал? – спросила я.
- Нет, раньше не таскал, оставлял его на столе. В туалет он с мобильником не ходил. А,
кроме того, он его запаролил.
“Запаролил мобильник… Это настораживает и наводит на мысль,” – подумала я. Рита с
Альваром подумали так же, но никто из нас ничего не сказал Карлоте.
- А ты поинтересовалась, что с ним происходит?
- Да, Ната, но он говорит, что ничего не происходит, что он всего лишь немного устал на
работе, и не хочет об этом говорить.
- Ладно, подруга, теперь отключись, расслабься, ведь нас ждет жизнь в горах, – сказал
Альвар, чтобы подбодрить ее, вдохнуть в нее жизнь. – Увидишь, какой чистый воздух в
горах. Подышишь свежим воздухом, проветришься.
Как же славно нам дышалось. Когда мы приехали, Алиса уже поджидала нас в баре, со
своими местными друзьями. Мы пили пиво до рассвета, до половины третьего, или до трех, а потом должны были идти домой, поскольку на следующий день хотели прогуляться по горам.
Прежде чем лечь в постель, мы стали разбирать чемоданы и услышали, как Альвар из
своей комнаты спрашивал Алису, есть ли у нее вешалки.
- Вешалки? – ответила Алиса с кухни. – А зачем?
- Для того, чтобы не помялись рубашки, – пояснил Альвар.
Мы вчетвером расхохотались, поскольку и подумать не могли, что Альвар привез с собой
из Мадрида рубашки, ведь в горы все приезжают с одеждой далеко не от кутюр. В ответ
Альвар заявил, чтобы мы оставили его в покое, он такой, какой есть, а, если остальные
ходили зачуханные, то это не его проблема. И добавил, что друзья Алисы ему очень
понравились, они потрясающие, вот только, как ни старался он весь вечер, но так и не смог
понять, как это они, входя в казино, не снимают шерстяные шапки, ведь внутри так жарко.
Алиса сказала, что поначалу, для нее это тоже было странным, но потом она привыкла, и
теперь тоже не снимает шапку. “Если я снимаю шерстяную шапку, то мне чего-то не хватает,” – призналась она.
Тогда Альвар достал из дорожной сумки разноцветную шерстяную шапку, надел
солнцезащитные очки, приспустил до половины задницы штаны, так что наружу выглядывали трусы и начал танцевать постреди гостиной под включенную Алисой на компьютере музыку. Мы тоже сходили за своими шапками и очками, открыли себе еще пивка, и наконец, предались тысячам глупостей. Рано утром, в пять, мы отправились спать, ведь на завтрашнее утро мы договорились прогуляться.
С постели мы встали в девять, сварганили сэндвичи и спустились в бар, где нас
поджидали Алисины друзья. Мы заказали кофе с молоком, сок и тосты с помидорами и
маслом.
- Хлеб выпекала моя соседка в дровяной печи, доставшейся ей в наследство от своего
прадедушки, – пояснил кто-то.
Да, хлеб и в самом деле домашний, его вкус совершенно другой, точно так же, как у помидоров с грядки, – согласились мы.
- Вы попали в самую точку, но я видел, что на этой неделе бар закупал помидоры в
супермаркете, – отметил друг Алисы.
- Это шутка, небольшой розыгрыш, – не поверила Рита.
- А мне по барабану, из супермаркета помидоры, или геномодифицированные, они мне
просто нравятся, – вставил Альвар.
Мы рассмеялись, а приятель Алисы и Альвар чокнулись чашками с кофе. Мы
расплатились, подхватили рюкзаки и отправились в поход.
Мы прошагали пару часов, пока не дошли до луговой прогалины. Там мы расстелили
несколько рогожек и провели весь день до вечера, валяясь и разглядывая облака. А в это время Алиса с друзьями рассказывали нам о том, как им нравится жить в деревне, вдали от
городской кутерьмы. Почти все они остались в Мадриде без работы. Когда после всех
посланных резюме и безуспешных поисков работы, ребята уже не могли оплачивать жилье в
городе, они собрали вещички и уехали из Мадрида. Среди всех этих лыжных дорожек,
палаток и ресторанов они помаленьку более, или менее обжились. Ребята говорят – для того, чтобы здесь жить нужно не так много. В деревне ты учишься отказываться от многих вещей,
не тратишь попусту дни. Ты открываешь, что можешь установить связь с природой, а ведь
раньше тебе даже не приходило в голову, что такая связь существует. Ты понимаешь, что
множество вещей, казавшихся тебе просто необходимыми, на самом деле излишни. Твои
потребности ограничиваются потребностями животных. Да, в сущности, человек и является
всего лишь животным. Карлота сказала, что есть документальный фильм, в котором говорится как раз об этом, о генной модификации, порожденной и внедряемой цивилизацией.
- Вы видели этот фильм по телевизору? – спросила она.
- У нас нет телевизора, – ответили друзья Алисы. – Телевидение отравляет жизнь, заражая
людей негативом, и от этого им становится хуже. Мы предпочитаем дышать полной грудью.
Мне нравилось слушать, как они говорят о трудностях и неприятностях, покуривая травку.
Слушая их, я сильно завидовала им с их растаманскими косичками, татуировками, поэтическими фразами. Я даже подумала: вот бы и мне набраться когда-нибудь смелости и поступить бы также, как они, – бросить все и начать с нуля в другом месте.
Мы перекинулись в картишки, а когда начало смеркаться, собрали вещи и тронулись в
обратный путь, распевая песни группы “Ветуста Морла”. Добравшись до припева: “Иногда
я – не я, я ищу маскарадный костюм получше”, мы вдруг остановились и заорали. Мы
вопили до хрипоты. Громогласно орать песни сообща – сказочное, потрясающее ощущение.
В воскресенье после обеда, мы засунули сумки в машину и направились по шоссе обратно
домой, предварительно хорошенько изучив карту, чтобы не остаться в дураках дважды.
- Даже не представляю, с чем столкнусь по возвращении, и что меня ждет, – Карлота
посмотрела в окошко и вздохнула. – Надеюсь, плохое настроение у Хонаса пройдет.
Мы сказали, чтобы она не волновалась, что это было лишь небольшое переутомление,
неприятность на работе.
- Вот увидишь, это только усталость, только это.
Чамбери – один из 21 района Мадрида
Бу́ргос – город в Испании, в провинции Бургос
Уэ́ска – город в Испании, в провинции Арагон
Сантанде́р – город в Испании, админ. центр автономного сообщества Кантабрия
Логрóньо – город в Испании, административный центр автономного сообщества Риоха
Бильба́о – город на севере Испании, административный центр провинции Бискайя
растаманство – молодежная субкультура, важной частью которой является курение марихуаны
Ветуста Морла(Vetusta Morla) – испанская рок-группа (далее в тексте приведены слова из песни Valiente с альбома Un Día En El Mundo(2008)
Глава 5. Только это.
Хонас бросил Карлоту.
- Давай, посмотрим, что он тебе сказал?
- Ничего, он ничего мне не сказал, – ответила по телефону Карлота. – Когда в воскресенье
ночью я пришла домой, он был все таким же, каким я оставила его в пятницу. Он валялся на диване лицом вниз. Я спросила еще раз, не случилось ли с ним чего, а он сказал, что ничего не произошло, и он не хочет говорить. Я пошла в кровать, потому что вымоталась вконец, а он остался смотреть телевизор. Утром в понедельник мы вдвоем пошли на работу и весь день не общались. Он не позвонил мне, я не позвонила ему. А вечером я снова спросила его, не
случилось ли чего, и он сказал, что ничего не случилось.
- Он все такой же странный? – спросила я подругу.
- Точно такой же, как перед поездкой в горы, или даже хуже. Все время ворчит, бурчит,
как медведь.
- И что дальше?
- А дальше во вторник я ему сказала, чтобы он сразу рассказал обо всем, а он заявил,
чтобы я оставила свои расспросы, потому что он не хочет говорить. Он ничего мне не говорит, только просит: “Карлота, я тебя умоляю, перестань задавать мне вопросы”. Понятно, что я замолчала, но в среду целый день думала о том, что с той ночи ничего не прошло. “С той ночи ни черта не проходит,” – сказала я себе. И не прошло.
- И что? – спросила я.
- Да ничего, мы поужинали, и вдруг он выдает, что так больше не может продолжаться, и
что он уходит. “Я ухожу, – говорит. – Как уходишь? – спрашиваю я его, а он мне отвечает: – Да, Карлота, я ухожу. – Да что такое ты несешь, Хонас? Куда ты идешь? – Пока к другу. – А сам смотрит на меня глазами невинного ягненка, а потом говорит: – Я причиняю тебе слишком много боли, Карлота, я не могу так продолжать”. А в пятницу, когда я пришла с работы, он уже забрал все свои вещи.
- Лыжи с великом тоже?
- Тоже.
- А коробку с инструментами?
- Тоже. Он не оставил ничего.
- Я тащусь.
- Представь себе, я тоже.
Глава 6. Хонас и Карлота.
Типичная идеальная пара. Молодые, красивые, приятные, самостоятельные, независимые.
Они жили вместе, но каждый их них по-своему устраивал собственную жизнь. По выходным
Хонас уезжал со своими друзьями, а Карлота – с нами, чтобы подышать воздухом после целой недели, проведенной на диване. Они заявляли, что сумели договориться и прийти к
идеальному соглашению, когда можно любить, не уставая друг от друга. И нам тоже так
казалось. Больше того, мы с Ритой мечтали найти свои пары, и чтобы они были такими же, как у Хонаса и Карлоты. И вот на тебе, как гром средь ясного неба, все развалилось в одночасье.
Хонас объявил Карлоте, что вовсе не уверен в том, что жизнь с ней будет такой, о какой он
мечтал, и ему необходимо чувствовать себя свободным. Карлота спросила его, что изменилось и откуда ветер дует, раз теперь он заговорил о свободе. Ведь она никогда не
требовала у Хонаса никаких объяснений. И что означает для него свобода, если он всегда делал все, что хотел. Хонас говорит, что Карлота его не понимает, что у него нет с ней
ничего общего, и единственное, что с ним происходит, это нежелание иметь постоянные
отношения. “С какой это стати он уходит?” – недоумевает Карлота. Они прожили вместе пять лет, а теперь, очень удобно сказать, что он не хочет иметь постоянных отношений, которые на этот раз были искренними, и сейчас, видите ли, он говорит, что с ним что-то происходит. А происходит, вероятно, то, что он больше ее не любит.
- Посмотри мне в глаза, Хонас. Посмотри и ответь, ты все еще любишь меня?
- Думаю, что нет, Карлота.
Больше не о чем говорить, поскольку “думаю, что нет” означает просто “нет”. Он ее уже
не любит. Все кончено, все прошло, завершилось, он унес из дома все вещи, включая крем для бритья.
- И что ты собираешься делать? – спросила я, когда мы остались втроем выпить кофе.
- Вычеркнуть его из своей жизни, – ответила Карлота, спокойно ставя чашку на блюдечко.
- Пока я заблокировала его в WhatsApp и Твиттере, удалила из Facebook, и стерла его
номер из мобильника.
- Да, ладно тебе, – рассуждала я, – ты ведь помнишь его телефон наизусть.
- Да, конечно, помню, – размышляла вслух Карлота, – но, если хочешь позвонить, вовсе не
одно и то же набрать номер одной клавишей, или набирать девять цифр. К тому же, вы меня отлично знаете и понимаете, что я не стану названивать ему.
Вот вам и разница между Карлотой и остальными: уж если Карлота говорит, что не станет
звонить, то она и не звонит, даже если ее душа выворачивается наизнанку. Несмотря на то, что желание набрать заветные девять цифр выжжет ей нутро, раз она говорит, что не станет
звонить, то и не звонит.
- Но в понедельник твой день рождения, я уверена, что он тебе позвонит, – заметила Рита.
- Ты за это ухватишься, верно? – спросила я.
- Понятия не имею, может быть и нет. Нам и в самом деле нечего сказать друг другу.
- “Счастья тебе” и “Спасибо”. Вот тебе уже два слова. Вы поговорите друг с другом – и
делу конец.
- “Ага, спасибо тебе, придурок, за испорченную жизнь”. Смотри-ка, у меня вдруг
получилось шесть слов. Все, точка, – когда Карлота ставит точку и уходит в сторону, то это
на самом деле точка и отдаление.
В ночь с воскресенья на понедельник, в одну минуту первого, Хонас прислал Карлоте
смс-ку:“Поздравляю, милая. Надеюсь. Ты будешь очень счастлива, и год будет для тебя
чудесным. Я тя лю.”
Карлота ему не ответила, не ответила она и на следующий день, но в среду послала сообщение по почте.
Спасибо за поздравление, Хонас. Слова “милая” и “я тя лю” напомнили мне времена,
когда мы были счастливой парой, по крайней мере, я так думала. Поначалу мне было муторно и тоскливо, такие вот делишки, но что есть, то есть. Существует только два пути: либо ты себя превозмогаешь, и твое душевное состояние преодолевается, либо тоска разрастается в тебе, как опухоль. Я не придаю значения своему теперешнему состоянию,
потому что с ним нужно справиться, отсечь, как эту опухоль. Так что ты тоже будь очень
счастлив. Бай.
Ханас ответил ей через семь минут еще одним сообщением:
Привет, Карлота! Почему ты так мне отвечаешь? Почему говоришь “думала”? Ведь мы
и были счастливы. Мы были очень счастливы, будь уверена. Рядом с тобой я был самым счастливым на свете человеком, ты навсегда оставила во мне свой след, я никогда не смогу забыть тебя. Не сомневайся в том, что я был счастлив рядом с тобой, это было бы ошибкой. Больше того, вероятно, рядом с тобой я мог бы быть счастлив всегда... Я не пытаюсь убедить тебя в этом, просто говорю то, что думаю.
Она:
Пойми, Хонас, вопросы веры я не оставляю даже на воскресенья. Дело не в убеждении, а
в единстве людей. Ты был так счастлив, что ушел, не оставив следа? Ты был так
счастлив, что не мог поговорить со мной, чтобы рассказать, о чем думал? Ты был так
счаслив, что решил начать новую жизнь? Что-то в этой историии у меня не сходится, так
что самое лучшее нам расстаться. А если когда-нибудь тебе захочется мне все объяснить,
а мне захочется все выслушать, мы выпьем кофейку. А пока наслаждайся по полной своей
холостяцкой жизнью, как я наслаждаюсь своей. Обнимаю тебя крепко, и катись ты на хрен!
Карлота – решительная. Она всегда была такой решительной. Возникает желание ей
зааплодировать.
Вчера Карлота отмечала день рождения. Это был самый грандиозный в ее жизни,
праздник, по крайней мене, из тех, что я помню. Пятьдесят гостей, море выпивки и еды, вдоволь музыки – и Карлота в наряде двадцатых годов, лишившая нас дара речи.
- Как ты думаешь, она скучает по Хонасу? – спросила меня Рита, когда Карлота
отплясывала чарльстон с французом, следовавшим за ней повсюду с завидным постоянством.
Я посмотрела на колышущийся плюмаж из перьев, прикрепленный к сверкающей диадеме
на ее голове.
- Не очень-то заметно, правда.
Сегодня у нас воскресное похмелье.
Глава 7. Ната и Фортуната.
Я задаю себе вопрос, в чем же больше правды – в том, что люди видят снаружи на моем
лице, или в том, что я чувствую внутри, в своей душе? Я задалась этим вопросом, потому что все попали в самую точку, сказав, что Альберто никогда ко мне не вернется, и единственным
человеком, который ошибся, была я сама. Пока я была уверена в том, что он вернется, и мы
расстались лишь на время, остальные были уверены в обратном.
Ната не перестала существовать в обычном мире, но в своем собственном странном мирке Фортуната бездыханна, она мертва.
Сердце первой бьется, сердце второй заледенело.
Ната всегда окружена людьми, Фортуната – одинока.
Выходя из дома по утрам, я – Ната, а лежа в кровати по ночам, – Фортуната.
Ната шумная, суматошная, а Фортуната одинокая и опустошенная.
Я тебя ненавижу, Бето, ненавижу за то, что ты со мной сделал. Я ненавижу тебя всем сердцем, всей душой. Лучше бы тебя никогда не было, и я никогда бы не познакомилась с тобой! Господи, хоть бы ты никогда не родился на свет, не был отличником, и твои родители никогда не послали бы тебя в Мадрид! И пусть бы ты никогда не появлялся на том празднике по случаю окончания университета, и твой друг не представил бы нас, а ты не попросил бы у меня телефон и не позвонил бы мне, чтобы пригласить на ужин. Хоть бы ничего этого не произошло. Ты мог бы не появляться в моей жизни, заодно избавив меня от своего исчезновения три года спустя. Тогда теперь мне не пришлось бы учиться тому, что значит быть удрученной, подавленной, уничтоженной, что значит грустить и тосковать, желая наорать на тебя, ударить, избить за то, что ты разбил мне сердце, разлюбил и бросил меня. Я никогда не прощу тебя, Бето, пройди хоть тысяча лет. Клянусь, я не прощу тебя, потому что верила тебе, верила в твою любовь, пока однажды вечером ты не появился со своим проклятым бульдозером, чтобы разрушить все, не задавая вопросов. Я ненавижу тебя, Бето, и желаю тебе самого худшего.
- Не переборщи, Ната, – улыбаясь, говоришь ты.
- Бето!.. Что ты здесь делаешь?
- Думаешь, ты одна можешь летать на кровати?
Я подбегаю, чтобы обнять тебя. Боже, как же я тоскую по тебе! Как же мне не хватает той
спокойной, упорядоченной и размеренной жизни рядом с тобой. Теперь все совершенно иначе... Я скучаю по тем временам, когда я приходила затемно, и ты был дома. Я входила и видела, как ты валяешься на диване, смотришь телевизор, или слушаешь музыку, а в пепельнице было полно окурков, и стоял стакан на столе. Ты ничего не делал, просто ждал меня. Ты прятал лицо на моей шее, когда я подходила поцеловать тебя, и шептал мне на ушко, как сильно я задержалась, что вечер без меня тянулся целую вечность, и как же хорошо, что я уже дома. Ты поднимался с дивана, чтобы взять сумку, относил ее в комнату, и возвращался ко мне с домашними тапочками. Как же я хочу снова и снова видеть это. Хоть бы еще раз ты опустился на колени, чтобы снять мне сапоги и надеть тапочки, придвинул кресло, встал за моей спиной, чтобы заплести мне волосы в косичку, и начал расспрашивать, как я провела время.
- Отлично, – отвечаю я. – Я опоздала, как всегда, все уже были на своих местах, и мне досталось место на краешке стола, но мне было все равно, потому что я была с приятелями, с которыми прекрасно провела время. Мы говорили о знаках зодиака и о разных глупостях. Ужин прошел довольно забавно, поскольку мы болтали только о всякой ерунде, никому и в голову не пришло говорить о работе, о рекламе, о других агентствах. Никто не касался больных тем, чтобы не омрачить вечер.
- Здорово, что вы отвлеклись на время от своих проблем, но я не верю, что за весь вечер никто и словом не обмолвился о рекламе, – подкалываешь ты меня.
- Ладно, – соглашаюсь с тобой я, – поговорили, но совсем чуть-чуть, и только в самом начале, а потом мы об этом забыли.
Ты повторяешь то, что уже говорил и спрашиваешь, пропустили ли мы по бокальчику после ужина.
- Ну, конечно же, – отвечаю я. – И кроме того, завалились поплясать на танцплощадку в нижней части ресторана.
- И что же, все танцевали? – интересуешься ты.
- Нет, не все, – рассказываю я, – но руководство танцевало. Знаешь, было очень смешно смотреть, как они танцуют. Капли пота стекают по лицу, рубашки вылезают из брюк, но пиджаки они не снимают.
- Хуже некуда, – смеешься ты, и я опять соглашаюсь.
- Верно, хуже некуда, – но, если бы ты был со мной, все было бы очаровательно, я была бы в восхищении.
- Да ни за что на свете, – говоришь ты, – лучше послушаю твой рассказ.
- Мауро пришел? – спросил ты, нежно гладя меня по волосам.
- Мауро?
- Ну да, тот самый Мауро, с которым ты познакомилась однажды на похожем ужине, и с которым потом попивала пивко.
- Ах, Мауро! Мауро... Конечно же нет, он не пришел, но сейчас, раз ты так говоришь, это было бы хорошо..
Я вскочила на ноги и принялась наворачивать круги по комнате, разговаривая вслух. Я не виделась с Мауро с того случая. “ А что бы произошло, не смойся я тогда неожиданно из бара. Уверена, что ничего. Ничего бы не произошло, а, возможно, что и все. А, быть может, сначала ничего, а потом все. Или, наоборот, сначала все, а после ничего.
Ты смеешься и говоришь, что я в своем репертуаре, остаюсь такой же, как всегда, и кажется, будто и не было времени, проведенного без меня.
Глава 8. Не лучшие времена
Мы остались пообедать у Альвара и Бласа. Решив купить на десерт пирожные, я подошла к булочной и увидела висящее на двери объявление “закрыто”. Мне пришлось пройти вниз три улицы, пока я не отыскала другую кондитерскую.
- А что, Курро сегодня куда-то ушел, у него закрыто? – спросила я, поднявшись к ребятам.
- У него закрыто не сегодня, – сказал Альвар, пока я относила сумочку и жакет в спальню. – Он закрылся окончательно.
- Ты шутишь, с чего бы это?
- Видишь ли, – крикнул с кухни Блас, – кризис, малышка, добивает всех.
Протрезвонил домофон, и в квартиру поднялась Рита вместе с Уго и Роберто, которых тоже пригласили. Они случайно встретились у входа. Мы расцеловались, немного поговорили о том, сколько времени не виделись. Даже не верится, но мы не смогли вспомнить, когда же это было в последний раз.
- Ничего удивительного, что не вспомнили, – прокомментировал Альвар. – В последний раз мы все встречались на торжественном открытии дома пару лет назад и закончили на рогах.
- Ну и роскошная жизнь у вас теперь, – сказал Робер, сделавший для них проект изменений. – Но, как сильно изменился квартал, правда? Его просто не узнать.
- Еще как не узнать – подтвердил Уго, – его как будто захватили китайцы.
- Булочная досталась китайцу? – спросила Рита. Она тоже видела, что булочная была
закрыта.
- Нет-нет, пока мы не знаем, кому досталась булочная, но в скором времени, полагаю, увидим... В любом случае, вы же не знаете, какая перепалка случилась у нас с Курро, верно, Блас?
Альвар постоянно спрашивает “верно, Блас?”, или “да, Блас?”, не ожидая от того ответа. Он говорит так, просто по привычке. И Блас, в свою очередь, говорит так же “правда, Альвар?”
- Ведь мы же заключили с ним мир, и снова каждый день спускались к нему. А однажды мы спросили его “Как дела?”, так, обычный вопрос, который задаешь, когда входишь. А он вместо того, чтобы ответить нам, как всегда свое привычное: “Да, ничего... Так себе, не то, чтобы очень, но живем помаленьку”, подошел, да и брякнул: “Ужасно, ребята, погано”. Мы с Бласом тогда сильно удивились, потому что заметили, что он реально встревожен. Поднимаясь, мы еще обсуждали услышанное, да, Блас?
- А на следующей неделе он приходит, – продолжил за Альваром нить разговора Блас, – и сообщает нам, что они не знают, что делать, чтобы оплатить аренду. А еще через неделю – что не могут заплатить поставщикам, и поэтому вынуждены закрыться...
- … Магазинчик, основанный его родителями, был открыт для всех более сорока лет. Он довольно прочно стоял на ногах.
- В общем, на другой день мы пришли... а они закрывают магазин! И вот вы видите его стареньких родителей. Его отца, которому, должно быть, по меньшей мере лет восемьдесят, вытаскивающего из книжных полок те немногие, оставшиеся у них вещи, и стерегущего кассу, возле которой возится, составляя отчеты еще какой-то человек, и матушку, подбирающую шелковые кружева. Вы видите, как старичок протягивает сыну руку...
- … И видите самого Курро с понуро опущенной головой, все еще в фартуке... У нас душа ушла в пятки, и сжалось сердце, как сказал Блас.
На какое-то время мы лишились дара речи и молчали. Был слышен лишь звон доставаемой из шкафа посуды, да стук ударяющего о деревянную доску ножа, пока Робер резал лук.
- А, везде творится одно и то же, – сказала Рита. – Не только в торговле. Кто бы ни были, врачи, учителя, водители – не имеет никакого значения. Отпахали ли они двадцать лет, или только что отучились, безразлично, все мрут, как мухи. Тебе не нужно даже спрашивать, все написано на лицах. У нас, у всех снова постные, унылые физиономии.
- Представь себе, как у нас идут дела. Нас, архитекторов, скачки цен жахнули по полной, – Робер со свистом рубанул воздух ножом. – По самое некуда. Через что я прошел, чтобы иметь свою мастерскую с четырьмя служащими. А поскольку проектов у нас было мало, нам их не давали, то я стал подумывать о том, чтобы закрыться, как Курро, но, как ты закроешь? Понятно, что ты терпишь, половину людей увольняешь и ждешь, что будет дальше. А я говорю, что что-то произойдет...
Молчание. И снова слышна только наша возня. Рита стелила на стол скатерть, Альвар до блеска начищал бокалы, Уго открывал бутылку вина, Блас копошился у плиты рядом с Робером, продолжающим возиться с зеленью. Я носила на стол тарелки. Всем нам шестерым показалось несколько странным затеять разговор о работе. Мы почти всегда говорим о политике. В конце концов политика представляется делом других. Ты ругаешь их, критикуешь, не имея в этом деле никакого опыта. Но говорить о работе – совсем другое дело. Работа, особенно когда дела плохи, сугубо личное дело. Говорить об этом совестно. Это все равно, что раздеться перед людьми.
- А что там у вас, Блас? – спросил Робер.
- А как у нас будет? Нам урезали зарплату на пять процентов. Да дело даже не в зарплате. А в покупательной способности, которую ты уже никогда не вернешь. Я это знаю, потому и говорю. Мы расхлебываем кризис 93-го... Хотя, предупреждаю, что самое худшее, это страх. К тебе приходят с разной болтовней, что все идет ко дну, что наша система невыносима, и всякое такое бла-бла-бла... И что ты делаешь? Да просто опускаешь голову, хочешь во всем разобраться, а тебе урезали ставку и, сверх того, уволили, не знаю сколько, людей, и добавили часы... Да в конце-то концов, что вам говорить, а то сами не знаете.
Мы сели за стол. Альвар достал смесь из сухофруктов и начал накладывать по тарелкам гаспачо.
- Вот я и говорю, – высказался Альвар, раскладывая еду, – что не знаю, кто больше виноват, потому что все мы здесь с трудом пережили этот чертов кризис, о котором ты говорил, Робер. Ведь мы жили, как хотели. Мы происходим из поколения, которое приучило нас тому, что стоит иметь не только квартиру в городе, но и летний домик на пляже и еще один в горах, и иметь деньги, чтобы оплатить неделю отдыха в августе... Разве не так?
- Стоп-стоп-стоп! Прости, но мне надоело слушать, что все мы виноваты... до чертиков надоело! – возразил Альвару Уго. Виновны будут те, кто допустил, чтобы мы так жили. Если не ошибаюсь, те, кто позволил банкам предоставлять нам кредиты, растягивая их на тридцать лет, чтобы потом мы возвратили их в семикратном размере... Черт, а теперь, видите ли, мы должны верить этим речам о всеобщей виновности. Ну уж нет, не жирно ли будет. Виновны те, кто виноваты, а мы, все прочие, – жертвы. Жерт-вы! Ты, ты, ты, ты, ты и я. Нас здесь шестеро. И за нами вереница тех, кто будет за все расплачиваться. Посмотрите-ка, всем нам становится ясно, этот человек доведет меня до болезни своими заявлениями, что мы все ответственны за то, что наши политики некомпетентны.
- Как же, держи карман шире, ты не заболеешь, ведь больницу придется оплачивать тебе!
Робер, Рита и я рассмеялись, а у Уго аж вены на лбу вздулись.
- Не переводи разговор на тему здоровья... это совсем другое.
Как же нам нравится подкалывать его.
- Здоровье?– сказал Робер. – Гляди, Уго, бесплатное здравоохранение для всех закончилось, тю-тю халява, она оказалась непосильной ношей.
- Мы живем с непосильной ношей, нас вынуждают жить в мире “золотой молодежи”, этих мажоров! Твою мать, как же вы меня бесите. Достали, блин! Тем, что здравоохранение не бесплатное, мы все его оплачиваем. У людей нет общественного сознания, вот система благосостояния и в заднице.
- Эй, парень, расслабься. А иначе нам и в самом деле придется носить тебе в больницу передачи.
- Поживем – увидим, Уго. – Блас налил себе еще вина. – Я согласен с тобой в том, что мы не воспитаны для жизни в правовом демократическом обществе, поскольку это непременно включает в себя общественную солидарность, которой у нас нет. Ведь самое первое, о чем думает любой нормальный человек, когда ему приносят ведомость: “эти козлы кладут себе в карман с моей зарплаты”. Или нет? Или вы так не думаете? А вы знаете, почему мы так думаем? Да потому что нас не научили заниматься этим публично, нас приучили обсуждать это в тесном кругу... У нас нет даже малейшего представления о том, что такое общественное сознание.
- Слушай, передай вино. К твоему сведению, налил ты только себе, – возмутился Робер.
- Ах да, извини, – Блас передал бутылку.
- И потом студенческое сознание существует, но это другое...
- Ладно, Блас, не болтай, поскольку ты улавливаешь суть дела, не ухватывая сути разговора, я говорю тебе это со всей любовью, – сказал ему Альвар.
- Черт возьми, я не болтаю, просто вы никогда не даете мне закончить! Мне, – Блас продолжил разговор прежде, чем кто-либо из нас успел вмешаться, – мне лично кажется, что реформа в университете должна быть, только прежде всего фундамент здорового общества закладывается в школе... Посмотри, что мы имеем – систему обязательного среднего образования(ESO). “Что ты изучаешь?” “Да это(eso), среднее образование”. Это все равно, что сказать: “Я изучаю какой-то предмет”. Предмет! Да уж, предмет, который будто бы не знали как и назвать-то, вот и назвали неким словом, не имеющим определения...
- Тем, которое пришлось по душе предыдущей системе общего базового образования! – прервал друга Альвар. Блас нахмурил брови. – Прости, продолжай.
- Они потеряют время, пока не начнут реформу... – Блас глотнул вина и подцепил немного салата. – Ведь люди формируются не в двадцать и не в двадцать пять, они формируются в шесть-семь, ну в восемь лет, и если не прорабатывать с ними социальные вопросы в этом возрасте, то и не надейся, что они займутся ими, став взрослыми.
- Я знаком с немногими двадцатипятилетними взрослыми людьми...
- А уж с сорокалетними-то и подавно, их еще меньше! Ха-ха-ха.
- Один вопрос, ребята, – по-суфлерски, еле слышно, вмешалась в разговор Рита, – а что, если перейти ко второму блюду, ведь мы еще не говорили о евро, а ведь скоро наступит вечер.
- Ты права, – признал Альвар. – Короче, подведу-ка я итог всему. Одно предложение, после которого никто не скажет, что я зануда, как другие. – Он поднялся и принялся бегать, словно кто-то за ним гнался, вопя: – На помощь! Караул! Европа наступа-ает! – Он забежал на кухню и высунул голову в дверь. – Или это экс-Европа?
Мы умирали от смеха, а поскольку выплыла тема всяческих экс, мы рассказали ребятам о Хонасе и Карлоте.
- Они разошлись? Но ведь они были похожи на супервлюбленных!
- Да, – согласились мы, – были похожи, но сейчас уже нет. – И мы поведали о посланиях
Хонаса на день рождения Карлоты.
- Надо бы посмотреть, как там Карлота... Ах, какая девчонка!
- А почему бы нам не пойти прямо сейчас? – спросил Робер.
- Она уехала в Астурию, на курсы, чтобы научиться готовить фабаду и альмехи, – ответила я.
Робер, Уго и Альвар поперхнулись вином.
- Просто сейчас она чувствует себя одинокой, – после долгого молчания тихо добавила я,
докурив сигарету. – А когда тебе одиноко, ты суешься во все.
Поев, я поднялась из-за стола, чтобы сварить кофе.
- Мы с Ритой в эту субботу собираемся пойти на демонстрацию. Пойдет ли кто-нибудь из вас с нами? – спросила я, вернувшись с подносом пирожных.
- Я тоже пойду, – ответил Альвар.
- Не знаю, – отзвался Блас.
- Я зайду за вами, – добавил Альвар.
- Я, конечно же пойду. Я даже откопировал листовки, – ответил Уго, а Робер идти отказался, пояснив, что ни за что на свете не играет с синдикатами.
- Не знаю, что там будет дальше, но скажу вам одну вещь, – заметил Уго, поднимая бокал с
вином и собираясь произнести тост, – мы катимся в задницу.
Он всегда был жутким реалистом.
Астурия – провинция на севере Испании
ESO (Educación Secundaria Obligatoria) – обязательное среднее образование (с 12 до 16 лет, после чего либо ребенок либо продолжает 2-годичную учебу (полное среднее образование) для поступления в ВУЗ, либо получает профобразование) с 1996г, ознаменовано переходом на общеевропейские образовательные стандарты, до этого было EGB (Educación General Básica) – общее базовое образование (с 6 до 14 лет). Здесь непереводимая игра слов(ESO – система обязательного среднего образования и eso – это)
fabes (fabada) – фабада, астурийское блюдо из белой фасоли с кровяной колбасой и салом
альмехи – морские моллюски
Глава 9. Против ветра
Сегодня, прежде чем подняться в агентство, я зашла в кафе напротив и встретила там Донато, моего шефа. Он сидел с опущенным лицом.
- Какая ранняя пташка, верно? – сказал мне шеф, намекая на то, что я всегда опаздываю.
- Да, – ответила я, в свою очередь давая понять, что мне все ясно. – Кажется, я упала с
кровати и… Видишь ли, в последнее время мне приспичило рано вставать.
У нас с Донато доверительные отношения, и мне повезло, что он мой шеф. Мне с моими
приятелями по работе очень нравится, что его зовут Донато. Это очень удобно, ведь так, используя его уменьшительное имя, мы можем обращаться к нему одновременно и почтительно, и по-дружески: Дон. Я даже чуточку люблю шефа, потому что, когда я рассталась с Альберто, он надавал мне столько заданий, что я полностью сконцентрировалась на работе, уйдя в нее с головой. Это помогло мне не зацикливаться на себе самой все двадцать четыре часа в сутки. Порой я думаю, что он сделал это нарочно, чтобы я излечилась.
Я сделала жест официанту.
- Луис Мигель, если можно, принесите мне кофе с молоком и тост.
Через минуту официант принес заказ. Я обмакнула тост в кофе, посмотрела на шефа и
сразу же поняла, что он плохо выглядит. Донато тоже это понял.
- Я так отвратительно спал, – сказал он, предвосхищая мой вопрос.
- У тебя что-то случилось?
- Ничего.
Когда кто-то говорит, что ничего не случилось, опустив глаза, это значит, что что-то
непременно произошло.
- Как это ничего? Это из-за Паулы?
Он знает, что мне известно о Пауле. Да это известно всему свету.
- Нет, мы уже не вместе.
- То есть?
- Об этом проведала Майте.
- Не огорчайся. Но как она узнала?
- Из сообщения в мобильном.
- Какой же ты растяпа, Дон, в таких вещах проявляют осторожность.
- Да знаю я все это, знаю... – Донато замолчал и глотнул кофе. – Где-то в самой глубине души у меня было желание, чтобы она обо всем узнала, поскольку вся эта ситуация была сильнее меня. Ната, ты даже представить себе не можешь, как тяжело жить, пребывая в двух отношениях сразу.
Оказывается, еще как представляю, но я промолчала, ожидая продолжения. Поскольку за версту было заметно, что шеф хочет поговорить.
- Это так мучительно сознавать, что ты обманываешь того, кого любишь, потому что одержим другим человеком,
- Догадываюсь... – Я помешала ложечкой кофе. Я была не слишком-то уверена в том, что хочу выслушивать подробности этой истории, но Донато было все равно. Он начал говорить так, словно находился с собой наедине.
- Вот ведь паскудство... Моя жизнь скатилась в дерьмо. Когда Майте обо всем узнала, то сказала, чтобы я убирался из дома. Она оставила мне на кровати собранный чемодан, и я отправился жить к Пауле. Поначалу все было хорошо... Но вскоре, буквально через несколько недель, клянусь, Ната, – он назвал меня по имени, но продолжал смотреть в никуда. – Уже через несколько недель, все стало по-другому. Я понял, что не люблю ее. Все произошло так, словно кто-то нажал утром кнопку и с корнем вырвал все мои чувства. Как будто, как только наши отношения стабилизировались, и я не должен был прятаться, когда пропало ощущение того, что я делал что-то запретное для того, чтобы почувствовать, что я снова живу, то моя любовь к Пауле исчезла, испарилась. Я понимаю, что и изменил-то, собственно, для того, чтобы почувствовать, что снова живу. Тогда я позвонил Майте и пригласил ее поужинать. Я сказал, что соскучился по ней и детям, умолял простить меня, свалил вину на рутину, работу, на недавно исполнившиеся пятьдесят лет. Я признался, что не могу потерять все то, что было создано за столько лет семейной жизни.
- И что тебе ответила Майте?
- Сказала, что она не вернется ко мне, даже за деньги, и что она уже подала документы на развод. “Если у тебя проблемы самооценки из-за прожитых лет, улаживай их сам. Года прибавляются у всех. Когда ты спутался с Паулой, ты не подумал о моей самооценке, незачем.” Встала и ушла. И вот теперь я живу в свободной квартире брата.
- Ты сам это заслужил из-за своей глупости.
- Ай, Ната, ну как ты…
- И из-за этого у тебя такие синяки под глазами?
- Нет, не из-за этого, а из-за гораздо худшего.
Я испугалась. Какого черта, что могло быть хуже, “гораздо хуже”?
- Наша фирма в ужасном положении, Ната. Грядут увольнения людей. Выкинут половину
штата.
У меня остановилось сердце.
- Когда?
- В пятницу нам дают список.
engañarse (vulg. sentirse un hombre obsesionado y sexualmente atraído por una mujer) – вульг. чувствовать себя сексуально одержимым к женщине
capullo (= tontería) – здесь: глупость
Глава 10. Я улетаю.
Я улетаю. В Буэнос-Айрес, например. Наипервейшее, что я должна сделать, это сдать квартиру. Во-вторых должна поговорить с Ритиным парнем, бывшим парнем, с ее мучителем, экс-мучителем или, кем там был для нее этот аргентинец. Поговорить о том, чтобы он нашел друга, который мог бы приютить меня на какое-то время в своем доме. И в третьих, я должна поговорить с шефом, который, вполне вероятно, будет чувствовать себя виноватым за мое увольнение, а поскольку у него есть связи с агентствами в столице Аргентины, возможно, он подыщет мне свободное местечко в каком-нибудь из них. А если это ему не удастся, что ж, я найду себе работу в баре и начну подавать бокалы.
Бар, полный аргентинцев, и все они очень славные, немножко назойливые, но очень-очень славные. Музыка играет на полную катушку, и я за стойкой бара в мини-юбке с подстриженными и по-дурацки перетянутыми волосами. Люди выстраиваются в очередь, чтобы заказать фернет с кока-колой, а я нарочно беру с них меньше денег, потому что хочу им понравиться, и потому что друг Донато, владелец бара, тоже испанец, дал мне право по желанию угостить кого-нибудь за счет заведения. Ведь мы оба понимаем – чем пьянее люди, тем больше денег они тратят.
Уже шесть утра, пришло время закрываться. Я выхожу из кабака, и несколько друзей поджидают меня у дверей со своим несуразным кабриолетом, чтобы отвезти в Тигре. Там у нас есть катерок. Он-то и довозит нас до самого дома Мартина – парня с длинными до пояса волосами, произносящего мое полное имя очень тягуче (Фортуна-а-ата-а-а), поскольку ему очень нравится, что меня зовут, как главную героиню повести Бенито Переса Гальдоса “Фортуната и Хасинта”. Мартин уверен, что это принесет ему удачу в жизни. А я сказала, что родители назвали меня так, чтоб компенсировать фамилию Фортуна. И сразу после этого мне подумалось, что фразу “родители назвали меня так, чтобы компенсировать фамилию Фортуна” я повторяю чаще всего в жизни. Я улыбнулась, обняла его и почувствовала себя очень хорошо. Запахло сигаретами. Кто-то сказал, что забили испанцам.
- Что произошло с испанцами? Тут такое навалилось, а они, словно сонные...
- Ладно, – набросилась я на него в ответ, – ничего подобного... Никакие не сонные. Во всяком случае, я посмотрела бы испанские каналы, идущие по вашему телевидению, может, ваш президент оставила их себе?
- Да, ты права... дай бог ей здоровья... – говорит Мартин, словно беседуя с самим собой. – Ей нравится сохранять за собой все, что заполучила...
Как же классно обсуждать все, покуривая травку, ни о чем не беспокоясь. Мы поднимаем бокалы, произнеся тост и чокнувшись за всеобщее братство и дружбу народов. На причале звучит магнитофонная музыка, и мы встаем, чтобы танцевать до рассвета. Теперь я знаю, как танцевать, и мне не приходится засовывать руку в карман, как раньше. Я вдруг отчетливо поняла, что уже больше пяти часов не брала в руки мобильник, и принимаюсь искать его в сумке. Я включаю телефон. Мне пришло три сообщения от парня, с которым я болтала пару дней назад, популярного аргентинского актера, который не может понять, почему, черт возьми, я убегаю от него. Вместо того, чтобы ему ответить, я выключаю телефон, снова кладу его в сумку и возвращаюсь на причал. Мартин готовит на плитке пиццу, которую мы едим под холодное пивко. Вот-вот небо распахнется навстречу новому дню, оно уже не серое, а синее-синее.
Когда мы подкрепились, ребята проводили меня домой. Я улеглась на кровать в шикарнейшей квартире, которую мне удалось снять с превеликим трудом, потому что Ритин аргентинец от меня сбежал, но, в конце концов, мне удалось найти квартиру по интернету. Квартира оказалась гораздо лучше той, которую я могла бы когда-либо себе представить. В шесть вечера, пробудившись от послеполуденного сна, я пошла на кухню и открыла холодильник. В нем столько всякой всячины, что я даже не знаю, что выбрать. Я следую определенному образу жизни, но все же решилась на заварной крем. Я в девятнадцатый раз включаю “Темную сторону души”, и когда начинается фильмец, я одновременно с Дарио Грандинетти читаю наизусть стихотворение Оливерио Хирондо: “ Мне вовсе неважно, какая у женщины грудь, подобна ли магнолиям она, или инжир иссохший, и кожа, нежная, как персик, или шершава, как наждак. И равно, как нулю, не придаю значения я их рассветному дыханию, возбуждает ли оно, или отравляет. Все это я могу перенести, нос, получивший самый первый приз на выставке моркови. Мне важно лишь одно, и в том я непреклонен – ни под каким предлогом не прощаю женщин, не умеющих летать. Те из них, что летать не умеют, лишь теряют время зря со мной.”
Завтра – пятница, и жизнь в Буэнос-Айресе кажется мне расчудесной.
фернет – горький травяной ликер (настоянные на спирту травы: шафран, ромашка, кардамон, ревень, алоэ и др.) крепостью до 45% , очень популярен в Аргентине. Многие аргентинцы добавляют его в кока-колу.
Tigre(Тигре) – город в Бразилии
Darío Grandinetti – Дарио Грандинетти, аргентинский актер
Oliverio Girondo (Оливерио Хирондо) – аргентинский поэт, в тексте приведен отрывок из стихотворения Espantapájaros (“Чучело”)
Глава 11. Пятничный список
Хуан, бухгалтер, сорок два года. Десять лет в организации. Женат, двое маленьких детей.
Соле, тоже из бухгалтерии, сорок четыре года. В организации четыре года.
Паула, из управленцев, тридцать восьмь лет, два года в агентстве.
Мариано, делопроизводитель, пять с половиной лет в агентстве, разведен, отец
шестилетнего ребенка.
Лупе, уборщица, пятидесят шесть лет, ее муж тоже безработный.
Хавьер, Сусана, Исабель и Кармина работали в творческом отделе агентства полтора года
по полугодовым контрактам, теперь контракт не продлевается.
Из двадцати двух работавших в агентстве человек осталось тринадцать, и я одна из них.
Шеф собрал нас в своем кабинете и инструктировал нас в свете новых событий: нам
снижают зарплату на семь процентов, не оплачивают сверхурочные часы, лишают надбавок и не оплачивают обеды. Микроволновку, в которой мы разогреваем еду, принесенную в пластиковых контейнерах из дома, мы оплачиваем сами. Когда шеф закончил говорить, то попросил нас всех покинуть кабинет и приступить к работе.
Прежде чем направиться к своему столу, я зашла в туалет и встретила там Лупе. Она,
плача, собирала свои вещи.
Я подошла к ней и не знала, что делать. Трогаю карманы, может там найдется флакончик
туалетной воды, чтобы потереть водой ей руки, но у меня его нет. У меня ничего нет. И ни у кого ничего нет.
Лупе смотрит на меня и жестом показывает себе на грудь, чтобы я обняла ее.
tupper (сокр. от tupperware) – пластиковый контейнер для продуктов по названию торговой марки
Глава 12. Демонстрация
Мы договорились встретиться в половине одиннадцатого. Для воскресенья рановато, но
для нас это не имело значения. Мы выпили кофе, чтобы взбодриться, и поскольку не было никакой возможности добраться до центра на машине, доехали на метро до станции Колон, где встретились с Альваром. Когда мы вышли на станции из метро, на площади Кастеллана уже яблоку негде было упасть. Хорошо еще, что прихватили мобильник, а не то Альвара мы так и не нашли бы.
Мы смешались с толпой, перепели все песни и проорали все лозунги один другого лучше.
Я всегда задаю себе вопрос, кто же и каким образом их придумывает. То ли это умельцы приносят их из дома, то ли варганят прямо на ходу. Некоторые из них настолько остроумны, что я смеюсь и не могу петь.
Мы движемся черепашьим шагом среди всей этой толпы народа, бредущего, неизвестно
куда. Люди развлекаются, зависая в твиттере и фотографируясь, чтобы выложить фотографии. Пару раз я достала мобильник, но тотчас же клала его обратно, потому что из-за этой глупости я очень скоро потерялась бы. Мы столкнулись с моими родителями, которые находились здесь со своими друзьями, но пробыли мы с ними минут пять, потому что хотели идти искать Уго, если, конечно, мы его найдем с его листовками и громкоговорителем. Здесь находились тысячи людей. Сотни тысяч. Миллионы. Ну, не миллионы, но около того. Мне вспомнилась та сеньора с китайскими шариками и стрижкой “под горшок”. Я посмотрела в небо, ища вертолет, осматривающий эту зону. Я ожидала увидеть ослепительно светящий прожектор и полицию с мегафоном, привлекающую ее внимание.
- Фортуната Фортуна!
- Кто-то громко зовет меня по имени и фамилии. Я обернулась.
- Мауро!
Вот так сюрприз. Какая приятная неожиданность!
- Ната, я так давно не видел тебя.
- Да.
Я была так смущена, что мне пришло в голову сказать только “привет”.
- Привет!
- Что ты делаешь потом? – спросил Мауро. – Не хотела бы выпить со мной что-нибудь?
- Давай.
Ладно, потом встретимся. Несколько месяцев я не встречалась с Мауро, а теперь
встречусь. Несколько месяцев я думаю о той ночи, когда внезапно ушла из бара, потому что Мауро не принес мне документ, дающий гарантии того, что он не причинит мне боль. И вот теперь я встречусь с ним. Мы написали друг другу парочку сообщений, но позвонить ему я не решилась, потому что жуткая трусиха, а сейчас встречусь с ним. Больше мы с ним никогда не виделись, и увидимся теперь. Если так, то мы выпьем пивка, и он, вероятно, спросит меня, почему я больше не подавала признаков жизни. И я ему отвечу – не подавала потому, что не подавал он. Быть может, у меня появится возможность сказать ему, что за все это время он был единственным человеком, тайком вошедшим в мои мысли. Рассказать, что той ночью, когда он меня поцеловал, во мне снова что-то шевельнулось. Не так-то легко выдержать, если кто-то снова расшевелил твое сердце и душу, это сродни удару атомной бомбы. Наверное, он поцелует меня, а, может, и нет. Возможно, все произойдет так же, как в прошлый раз – он меня поцелует, и я уйду, а, быть может, даже и не попробует снова поцеловать меня. Как все запутано, все так сложно. Быть может, лучше вообще не идти с ним, так я ничем не рискую. Поток людей тащит меня в суматошный водоворот криков и музыки. Я совсем расстроилась. Мауро. Я встретила Мауро. Ведь теперь я уже не полечу ни в Буэнос-Айрес, ни куда-либо еще. Сзади меня потянули за рубашку.
- Ната!
- Рита!
- Ты совсем дура, или как? Я думала, ты и вправду потерялась.
- Я сбилась с пути.
- Идем скорее, ну вот, теперь я не знаю, где оставила Альвара.
- Да, конечно, пошли.
Часть 3
Если не ты, то кто же
Глава 1. Мыльный пузырь
Меня разбудила очень нежная музыка. Она слегка сбила меня с толку, поскольку я не понимала, откуда доносится незнакомая мне песня. Полусонная, я повернулась к нему положив голову ему на плечо и уткнувшись лицом чуть ниже. Какой приятный аромат. Несмотря на проступившую ночную испарину, запах, исходящий от его тела, показался мне таким славным, что я вот так и жила бы в ямке под плечом. Я опять заснула, и снова проснулась, когда он обнял меня за талию, поцеловал в шею и прошептал:
- С добрым утром.
- Привет.
- Я поднимусь принять душ, Ната, а ты оставайся и слушай эту песню. Я уверен, что ее написали для тебя.
Я закрыла глаза. Текст был на английском языке, и я понимала лишь какие-то отдельные
слова, но мне было все равно. Я точно знала, что песня была о любви, и мне хотелось остаться жить в песне. Я могу арендовать и ямку, и песню и остаток жизни буду счастлива.
Я слушаю шум воды, доносящейся из душа, и мне доставляет огромное удовольствие знать, что он моется моей губкой. Интересно, какой из трех открытых гелей он предпочтет, хотя... он их смешает, точно так же, как делаю я, принимая душ у кого-нибудь. Так я попробую все. Я слышу, что он закрывает кран и намыливается. Снова открывает кран, чтобы смыть мыло. Приняв душ, он насухо вытирается полотенцем, висящим на батарее, и открывает шкафчик. Я интуитивно чувствую, что он ищет дезодорант. Нашел. Айфон крутит третью, или четвертую песню, но в моей голове продолжает вертеться самая первая. Я слышу, как он выходит из ванной и притворяюсь спящей. Он подходит к кровати, берет мобильник, выключает звучащую музыку, водя пальцем по экрану, и снова кладет его на подушку. Опять звучит самая первая песня, поселившаяся во мне, и я думаю, что он читает мои мысли.
Он подобрал с пола одежду, в которой был вчера вечером, и оделся. Подошел ко мне и поцеловал долгим поцелуем в губы. Я улыбнулась. Он вышел из дома, и я услышала, как он открывает входную дверь. И еще я подумала, что это ощущение от поцелуя было гораздо слаще давних. Прежде чем уйти, Мауро снова появился в комнате и еще раз меня поцеловал. И снова поцелуй был долгим. Он очень тихо, еле слышно, сказал: “Я ухожу, правда, потому что, если я не уйду, то и не приду.” Он поцеловал меня в лоб, потом еще раз в губы, и ушел. По моей спине сверху вниз пробежала дрожь, а потом меня бросило в жар.
Я парю в воздухе.
Прежде чем пойти на работу, я взбила в воде немного моющего средства и надула мыльный пузырь. Разместившись внутри пузырька, я включила песню Мауро и взлетела высоко-высоко, выше всех зданий. Я пролетела по бульвару Кастельяна, а поскольку мне было очень хорошо, я свернула с пути, чтобы немного полетать по Ботаническому саду. Ничто не может сравниться с панорамой, открывающейся из мыльного пузыря.
Какой-то бородатый сеньор с палкой, сидевший на скамейке неподалеку от цветника с розами, взглянул вверх, увидел меня, приставил козырьком руку ко лбу, чтобы ослепительное солнце не било в глаза, а затем помахал мне на прощание рукой. Я тоже помахала в ответ.
Войдя в офис, я прошла прямо к своему столу, уселась перед монитором, и все утро ничего не делала, лишь думала о Мауро. Мой суперстильный шеф появился в тесно облегающей плечи и живот рубашке. Я ничего ему не сказала, но его вид меня рассмешил. Какое-то время я думала про себя о том, что Донато купил ее, когда был с Паулой. Я представляю, как они выбирают ее в магазине, глупо улыбаются и думают, что жизнь чудесна. Интересно, каково ему будет теперь, без Паулы и без Майте, жить в квартире, предоставленной ему братом, который постоянно думает, что иметь в доме родственника это такая обуза и когда только он уйдет? Какая вялая, унылая жизнь. Уверена, что еще несколько месяцев назад, он и не подозревал, что мог бы проводить свою жизнь вот так. Тогда он думал, что у него есть все: постоянная спутница, сопровождающая его по каждодневному пути, и случайная, ведущая по пути чувственных наслаждений. Та, с кем вместе живешь, и та, с кем спишь. Та, с кем валяешься на диване воскресными вечерами, и та, с кем тайно ужинаешь за столиком романтического ресторана. Та, с которой выходишь на люди раз в две недели, и та, с кем выбираешься на выходные в пятизвездные отели с джакузи. Мне нужно второе.
В этих размышлениях я и пребывала, когда пропищал мобильник.
Мауро: “Ты пришла на работу, или осталась досыпать?”
Ната: “Пришла.”
Мауро: “О’кей. Я рад. Целую.”
Я ничего ему не ответила, потому что больше мне и в голову ничего не пришло. Я все еще была немного не в себе, и в голове сумбур. Не то, чтобы я ожидала какого-то сногсшибательного любовного послания, по правде говоря, я вообще ничего не ждала, но, раз уж он мне написал, то мог бы сказать и по-другому. Хотя, мило сказано: “... или осталась досыпать?” Этим он намекает на ночь, которую мы провели вместе. На самом деле это все равно, что сказать: “Когда я поцеловал тебя в последний раз, ты спала, так что я беспокоился о тебе, вдруг ты не пришла на работу.” При желании можно сказать и так: “Поскольку мы почти всю ночь не спали, я не удивился бы тому, что утром ты осталась досыпать.” А, быть может, сказать вот так: “Я думаю о тебе, и единственная картина, которая кружится в моей голове, это ты, улыбающаяся во сне среди смятых простыней. Так что я должен был написать тебе типичную отговорку, чтобы ты сказала мне, что тоже провела потрясающую ночь.”
Я ответила ему только: “Пришла”, потому что, потому что ни к чему добавлять, куда именно.
И он: “О’кей. Я рад. Целую”. В смысле: “Целую тебя, как сестру или подружку, или
какую-нибудь едва знакомую особу.” Вот если бы он сказал “целую тебя”, то я знала бы, что поцелуй предназначался мне, и только мне, ведь коллеге по работе не пошлешь “целую тебя”, потому что это самое “целую тебя” – нечто большее, это все равно, что сказать “целую тебя в губы.” Но он не прислал мне “целую тебя”, а только лишь “целую”. Поцелуй, неопределенный поцелуй.
Глава 2 Хорошо, я согласна
Мы снова договорились о встрече.
Вчера вечером Мауро прислал мне сообщение. Он написал, что если я хочу, то мы
встретимся после работы.
Ната: “О’кей. Хорошо, я согласна.”
“Хорошо, я согласна”, точное, лаконичное сообщение, и только. Сначала я подумала
ответить ему так: “Да! Твою мать, конечно же, да. Все охренительно, парень, зашибись, где встретимся?” Однако, я оборвала себя, потому что, как говорит моя бабушка, когда-нибудь они будут вынуждены отмывать мой язык с мылом.
Этот вечер сделался для меня бесконечным, потому что с того момента, как звякнул
мобильник, оповещая о сообщении от Мауро, я только и делала, что отсчитывала минуты. Я трудилась над логотипом для одной кампании, производящей сумочки и обувь, и как раз с самого утра пребывала в жутком вдохновении, но после получения этого самого “Ната, не хочешь встретиться?” я была уже ни на что не способна. Два часа я провела, тупо уставясь в монитор и возя мышкой по столу, создавая видимость работы. Я открыла ящик стола, достала тетрадь и закрыла ящик. Потом снова открыла его, чтобы достать фломастер, и снова закрыла. Сделав вид, что рисую, и, накарябав какую-то халтурку, я встала и направилась к кофеварке, чтобы убить время, а потом вышла на балкончик агентства покурить. Возвращаясь на свое рабочее место, я услышала телефонный звонок. Звонил мобильник, и я кинулась к столу, моля Бога, чтобы это оказался не Мауро, звонивший, чтобы отменить свидание. Слава богу, это была Рита.
- Что ты делаешь после работы? Мне звонил аргентинец, чтобы мы пошли посмотреть
фильмец. Его показывает приятель аргентинца, у него дома есть проектор.
- Извини, Рита, не могу, я занята.
- Почему? Разве ты уходишь не в восемь?
- Да, подружка, но я заканчиваю логотип, который должна сдать на следущей неделе, вот
и задерживаюсь, потому что занята.
- Отлично, приходи и освободишься.
- Нет, нет. И, кроме того, я не очень хорошо себя чувствую.
- Да, ладно! Вчера ты чувствовала себя превосходно…
- Да, конечно, но сегодня – нет, подружка, нет, не сегодня.
- Что ж, ладно, ничего… Передам им от тебя привет.
Я не рассказала ей ни о четверге, проведенном с Мауро, ни о том, что сегодня снова
встречаюсь с ним, потому что хочу защититься. Если потом Мауро уйдет от меня, меня завалят вопросами о том, что случилось. И я должна буду подробно обо всем рассказывать, анализировать, отличается ли он от остальных, или такой же. Я снова буду думать, что моя личная жизнь мне не принадлежит. Порой я думаю, что столько рассказывала об Альберто и о тех моих трудных месяцах, что однажды почувствовала, что моя жизнь уже не была моей, она принадлежит всем. И я не хочу снова подобных ощущений. В любом случае я не должна рассказывать слишком много, потому что, вне всякого сомнения, то, что произошло между мной и Мауро, это ничто, пустяк.
Я гнала машину на полной скорости, но, прежде чем попасть на свою улицу, остановилась
у супермаркета и купила бутылку вина. Потом зашла в японский ресторанчик, находящийся как раз за моим домом, прихватила ужин на двоих, поданный мне на деревянном подносе. При этом японец сказал, что поднос я должна вернуть. Насвистывая, я направилась домой. Дома я приняла душ, переоделась и уселась на диван, считая минуты. Я встала полить цветы, потом села, потом снова встала, чтобы привести в порядок журналы, и снова села, а затем опять встала протереть пыль на столике, где стоит телевизор. Я пошла в ванную и уложила волосы. Сходила в туалет и решила надеть другое нижнее белье, посексуальнее. Поэтому я разделась и снова оделась. Звякнул мобильник, оповещая о поступившем сообщении: “Я выхожу.” Мое сердце забилось так сильно, что казалось, оно вот-вот лопнет. Я почистила зубы. Потом поставила диск, будто бы слушала его весь вечер, повертела и разбросала в легком беспорядке журналы и уселась на диван. Я злилась на саму себя за то, что была такой дурой.
Когда Мауро позвонил по домофону, я прислонилась к двери, стараясь контролировать
биение сердца. Я услышала, как открылась дверь лифта, и подумала, что Мауро доведет меня до инфаркта. Будет просто охренительно – встречаться с кем-то второй раз в жизни, и, встретившись, дать дуба в прихожей, не перенеся нахлынувших чувств. Я представила, как ты рассказываешь соседям, что знаком со мной всего один день. Они позвонят в полицию, тебя задержат, наденут наручники и повезут в комиссариат. Объясняй, оправдывайся потом перед судьей, что все началось с электронной почты. “Динь-дон” – в дверь позвонили. Я открыла дверь.
- Привет, Ната.
Мауро, ты и представить себе не можешь, как я хотела встретиться с тобой, как хотела,
чтобы ты мне позвонил. С того самого четверга я снова и снова восстанавливала в памяти каждое мгновенье, начиная с момента, как мы вошли в дом, и до того, как ты сказал мне “Я ухожу, правда, потому что, если я не уйду, то и не приду.” Я отлично понимаю – это неважно, то, что случилось между нами, это ничто, но что-то проникло в мою душу, проникло и не отпускает. Я пыталась вырвать это из души, но, клянусь, оно не покидает меня. Так и скажи судье.
- Салют, Мауро. Проходи.
Глава 3. Ливень
Обрушился неистовый ливень. Уже давно я не видела такого сильного дождя. Льет, как из ведра. В полуденных новостях показали панораму некоторых полностью затопленных окраинных кварталов. Этот природный коллапс на все утро парализовал движение в туннелях автострады М-30, создав жуткий беспорядок. По телевизору я увидела, как под напором воды лопнула канализационная решетка и подумала – находись ты рядом и крышка угодит тебе в голову. Это было бы дерьмовой случайностью. Никогда и не подумаешь, что такое может произойти с тобой, будь ты хоть трижды предусмотрителен во всем. Даже, если ты никогда не ходишь под балконами, исключая малейшую вероятность того, что сверху на тебя свалится горшок с геранью. Даже, если ты всегда переходишь дорогу на пешеходном переходе на зеленый свет, даже если ты никогда не спускаешься по лестницам и не лазишь по лесам, ты, вероятно, никогда не предусмотришь крышки от канализационного стока.
Мауро позвонил мне после обеда спросить, не выпьем ли мы кофе в “Опере”. Мы встретились в маленькой кафешке, где работал чертовски привлекательный официант.
- Добрый день. Что закажете?
- Как дела? – вежливо спросили мы, изучая меню.
- По правде говоря, могли бы быть и получше, – ответил он.
Он вкратце рассказал нам о своей жизни. Когда, наконец, он направился к стойке, чтобы принести нам заказ, мы с Мауро решили, что это нормальное явление, когда кто-то приходит в бар рассказать о своей жизни официанту, но не наоборот. Видать, он только что разошелся со своей половиной, потому что в этом случае всегда хочешь рассказать о своей жизни кому-нибудь.
Когда мы вышли из кафе, нас застал врасплох еще один ливень. Мы вымокли насквозь, потому что ни у одного из нас не было зонта. Мы были вынуждены чапать по парку на площади Орьенте под проливным дождем. Я прыгала по всем лужам, потому что на мне были резиновые сапоги. Мауро надрывался от хохота, сильно мне завидуя. В конце концов, он тоже стал шлепать по лужам, и мы чудесно развлекались. Люди старались обойти нас стороной, чтобы мы их не забрызгали. Они смотрели на нас, как на дураков. Придя домой, мы пошли прямо в душ. Мауро попросил меня сесть, чтобы он смог вымыть мои волосы. Я пишу об этом и краснею, так что лучше помолчу.
Глава 4. Кто ты без меня.
Я спрашиваю себя – кто же этот Мауро без меня, какой он.
Кто он, когда по утрам выходит из дома и идет жить своей другой жизнью. Той, в которой меня нет, и с которой я не имею ничего общего.
Кто он, когда заводит свой мотоцикл, припаркованный на моей улице, и едет на нем в свою студию в центре Мадрида, лавируя в потоке машин. О чем он думает, надевая на голову шлем. А в голове у него мелькают, прыгают ночные картинки и дела, которые необходимо сделать утром.
Какой он, когда сталкивается с портье, знающим, что Мауро ночевал не у себя, потому что он идет в той же самой одежде, что и вчера.
А когда Мауро будет пить кофе в баре на углу, официантка точно скажет ему, что с ним что-то происходит, потому что в последнее время он выглядит более красивым и довольным.
Я спрашиваю себя, кто он, этот Мауро, когда он усаживается за стол перед компьютером, пристально глядя на монитор, пока загружаются программы. Вспоминает ли он меня, подсознательно ощущая аромат, исходящий от рукава его свитера, к которому я вчера прислонилась.
Смотрится ли он в зеркало ванной, пытаясь сморгнуть соринку, до тех пор, пока не поймет, как блестят его глаза.
И думает ли он, как я, что каждая песня, которую он слышит, словно написана для нас.
Мы – какое прекрасное слово.
Вспоминает ли он, что мы шептали друг другу на ушко. Вспоминает ли наши стоны.
Я спрашиваю себя, кто такой, Мауро, когда он разговаривает с нашими общими знакомыми, которые ничего о нас не знают.
Я еще раз говорю “мы”. С каждым разом это звучит все лучше. Мы. Мы. Мы. Ну, хватит.
- Мы.
(Извини.)
Мы...
Возникает ли у него желание рассказать, кто я для него. Возникает ли у него желание встать с мегафоном посреди улицы, забраться на табуретку и закричать: “Э-эй, люди! Вы знаете, кто такая Фортуната Фортуна, да? Вы с ней знакомы, правда? Так вот, я должен сказать вам одну вещь: я – с ней! Я! Я – с Натой! Я!”
И если люди встанут в круг и станут ему аплодировать, то не потому, что не знают обо мне ничего, а потому, что уже очень-очень давно они не видели никого таким счастливым.
Глава 5. Рисунки
Когда я проснулась сегодня, было девять утра, а я была внутри рамочки рисунка. Это меня
удивило, правда, ведь не каждый день девушки поднимаются с постели в тетрадке с рисунками, но поскольку в последнее время я довольно глупа, то не придала этому никакого значения. Из рисунка с кроватью я перепрыгнула на рисунок с ванной и даже поклялась бы, что встала под душ. На рисунке я появилась в ванне с белоснежной пеной и желтым пластиковым утенком, плавающим в воде. У меня никогда не было желтого пластикового утенка, так что это было довольно забавно. Мне понравилось развлечение, и какое-то время я играла с утенком. Я топила его в воде, глядя, как на дне ванны появлялись очаровательные пузырьки и всплывали на поверхность.
Из ванной я перескочила на рисунок с кухней. Пока варился кофе, я подогрела себе
немного молока в микроволновке. Я подошла к холодильнику достать апельсиновый сок, а, закрыв дверцу, увидела, что подаренные Альваром игрушечные магнитики со словами и буквами, налепленные на дверцу, образуют удачные фразы: “чувствую – потом – думаю”, или “без – меня – с – тобой – с тобой”, и вот еще “иду – к – приключению – смело”. Я взяла слово “бить” и прилепила за буквами “л” и “ю”, получилось “любить”. После этой шалости, я побежала в гостиную завтракать, сидя у окна.
Позавтракав, я пошла в комнату одеваться. Я открыла дверцу шкафа, смотря, что бы такое
надеть, и обнаружила, что одежда была разложена по размеру и цвету: футболки, брюки, блузки, платки, обувь были точно нарисованы. Я подумала, и почему я не прожила всю жизнь в тетрадке с рисунками? Я надела полосатую футболку и джинсы, взяла ключи и пошла за хлебом.
Я добралась до палатки, пройдя по парку, где множество людей каталось на коньках и
велосипедах. И я сказала себе, как же мне нравятся эти ранние часы, когда дни такие длинные, и на все есть время.
Я зашла в булочную. Выйдя оттуда с сумкой в руке, я подумала, какая же находчивая эта
булочница, раз кладет все в розовые пакеты, чтобы поднять людям настроение. Я шла домой той же дорогой. Обходя футбольное поле, я касалась брелком от ключей каждого прутика решетки, отчего раздавался колокольчиковый звон, так нервирующий Риту. Я вдруг осознала, что мои джинсы тоже были розового цвета. И полосатая футболка тоже. И ботинки. Я оглянулась – прутья решетки, соприкоснувшиеся с моими ключами, окрасились в розовый цвет, в то время, как остальные оставались зелеными. Все места, по которым я прошла, и все, чего я коснулась, перестали быть реальными и превратились в розовые мультяшные картинки. Просто потрясающе!
Стоит только начать влюбляться, как девчонка верит, что весь мир – в розовом цвете.
viñeta (фрейм) – каждый, взятый по отдельности рисунок комикса
Глава 6. Без вести пропавшая
- Привет, Рита.
- Ната! Сколько дней я стараюсь разыскать тебя, а ты, как сквозь землю провалилась… С
тобой что-то случилось?
- Да нет, куда там! Просто у меня прорва работы. Половину людей у нас поувольняли, вот
и приходится вкалывать за себя и за них. Так что я целыми днями в агентстве.
- Тогда, подруга, ты должна попросить, чтобы тебе поставили там кровать. В последнее
время на тебя ни в чем нельзя положиться.
- Сейчас… Ой!
- Ната?
Прикусить бы язык, которым невольно причиняешь себе зло. Дело в том, что, с одной
стороны, мне не хочется рассказывать Рите обо всем, но, с другой, я больше не могу сдерживаться.
- Рита, я должна сказать тебе что-то очень важное!
- Ната, не пугай меня…
- Видишь ли, ты еще не знаешь того, что со мной случилось за то время, в которое я, по
твоим словам, сквозь землю провалилась. Понимаешь, во мне поселилась бабочка и не оставляет меня в покое. Эта мошенница свила гнездо и, должно быть, отложила яйца, потому что день ото дня я чувствую, что их становится все больше. Иногда, по утрам, мне кажется, их так много во мне, что, как только я открою рот, из него выпорхнут сотни бабочек и отправятся в полет. Должно быть, эта болезнь очень опасна, Рита, так что не подходи ко мне.
- Господи, что ты несешь?
- Помнишь день демонстрации? Помнишь, я услышала, как кто-то произнес мое имя и
фамилию. Я тогда еще затерялась на несколько минут, и ты учинила мне разнос, потому что из-за меня мы потеряли Альвара? Так вот это был Мауро. Тот самый Мауро, с которым я однажды встретилась в баре. Он тогда поцеловал меня, а я ушла, ничего не сказав.
- А-а, ну да, да, конечно же помню! А почему ты ушла? Ты нам так никогда и не
объяснила.
- Ушла, потому что у него не было с собой договора о том, что мы не будем страдать. Я
Я хотела, чтобы мы с ним подписали его. Да, вот поэтому и ушла. Мы обменялись парой сообщений, и тут же перестали общаться. Тогда моя голова была еще забита Альберто, так что я тоже не хотела усложнять себе жизнь. Но, по правде говоря, с тех пор я много раз думала о Мауро…
- Это же замечательно. И что же? К делу!
- Рита, подружка, какая ты все-таки неромантичная…
- К де-е-елу!
- Потом я встретила его на демонстрации, и он спросил, не встретиться ли нам, и не
выпить ли что-нибудь. Так вот, с тех пор мы очень часто встречались. Мы созванивались после работы и встречались у него, или у меня.
- И ты сильно его любишь?
- Сама не знаю, Рита. Я немного смущена, и не имею ни малейшего представления, что со
мной происходит. Ты отлично знаешь, как трудно мне было столько времени быть одной. Знаешь, чего стоило узнать, что же произошло с Альберто и не позволить сломать себе жизнь. Я потратила больше года на то, чтобы прийти в себя и снова начать воспринимать себя без него. На то, чтобы забыть о нем, по большей части благодаря вам, и наслаждаться жизнью, не связываясь ни с кем, а теперь… Я боюсь.
- Повторяю: ты сильно его любишь?
- Откуда я знаю! Я постоянно задаю себе вопросы, Рита. Я всю свою жизнь спрашивала
себя, что я чувствую, и , в конце концов, это ни к чему не привело. Так что я не знаю, что это, хочу просто жить.
- А он такой же болван, как и ты?
- Этого я тоже не знаю, а его не спрашиваю. Он говорит, что любит меня, и скучает, если
не со мной. Но все случилось так быстро, что я не очень хорошо понимаю, что означают эти слова. Иногда мне хочется сказать ему, чтобы мы остановились, не рисковали, чтобы сели и подумали, что творим черт знает что… Ведь любовь сначала кажется безвредным дельфином, а на самом деле, это акула, которая пожирает сначала твои ноги, потом сердце, потом голову и душу. Эта акула пожирает тебя целиком с потрохами, ничего не оставляя от тебя…
- Ната? – вдруг услышала я голос Риты.
- Что?
- Не знаю, я разговаривала с тобой, ты сказала “ой!” и сразу замолчала. Я испугалась, как
бы ты не шмякнулась в обморок прямо посреди зала…
- Нет, дурочка, просто я прикусила язык и не могла говорить.
- Ладно, мы договорились, или как?
- Все в порядке, через полчаса я буду готова.
Когда я ждала лифт, пришло сообщение от Мауро: “Не сходить ли нам завтра в кино? Там
крутят “Акулу”.” Ха! Вот так шутка! Об акуле. С выдумками пора кончать. Мауро пригласил меня в кино, но я ответила, что фильм выберу сама.
Глава 7. В кино
Я едва успела просмотреть в газете киноафишу – на работе у нас нет времени даже вздохнуть. Насвистывая, я вышла из агентства и, в итоге, так быстро добралась, что, оказавшись у дверей кинотеатра, не знала, что делать. Даже очереди вза билетами еще не было. Я посмотрела афиши фильмов, идущих в разных залах и подошла к кассе.
- Два билета в первый зал.
- Семнадцать евро.
Я заплатила, и кассирша протянула мне билеты через маленькое окошечко. Два билета. Пару. Один для парня, второй для меня. Парень, который ни друг, ни приятель, ни брат. Это Мауро. И девушка – я. Мауро и я. Внезапно меня бросает в жар, и я слегка обмахиваюсь рукой.
- Салют! Давно ждешь?
- Привет, Мауро. Ну, минут десять..
- Зашибись, у тебя уже есть билеты? – спросил он.
- Да, отхватила. Хочешь, чего-нибудь выпьем, еще рано.
- А во сколько начало?
- В восемь двадцать, – я взглянула на часы.
- О'кей. Куда пойдем?
- Ниже по улице есть несколько неплохих местечек.
- Тогда идем.
Мы спускались по лестнице с площади Кубов на улицу Мартин де лос Эрос, и Мауро взял меня за руку. Сначала я подумала, что он поддержал меня, чтобы я не упала. Но вот уже и все ступеньки закончились, а его пальцы все еще переплеталась с моими. Я смешалась и не знала, что делать: то ли крепко сжать его руку, то ли оставить свою вялой и безжизненной, то ли нежно приласкать его большим пальцем. Короче, под властью сомнений я высвободила свою руку. Мауро ничего не сказал, словно я не испортила его планы. “Идти за ручку? Мы, что же, по-твоему, жених с невестой?” – думала я. Он продолжал спокойно идти, а когда мы вошли в бар, обнял меня за талию и шепнул на ухо:
- На какой фильм ты меня поведешь?
Прежде чем я успела ответить, Мауро, вдохнув исходящий от моей шеи аромат, слегка куснул меня за мочку уха.
- На тот, что победил на фестивале “Сандэнс”... – ответила я, возвращая поцелуй.
- “Сандэнс”?
(Не думаю, что он когда-нибудь слышал о нем.)
- Это фестиваль Роберта Редфорда?
(Ух ты, уже лучше!)
- Да, фестиваль, конечно, не его, но Редфорд его основал.
- Ну, хорошо.
Мы попросили пару пива и чипсы с салатом из авокадо, рассказали друг другу, как прошел день. Потом еще несколько раз взяли по пиву и, когда, наконец, попросили счет, оказалось, что прошел почти час. Мы едва успели прибежать к началу сеанса и уселись, когда уже начинали анонсировать другие фильмы.
- Слушай, – прошептал мне на ухо Мауро, – часом, не оригинал ли фильма будет?
- Что?
(Я плохо его расслышала, точно.)
- Не оригинал ли фильма это будет, а?
(Ну, конечно, я расслышала.)
- Да, Мауро, это оригинал.
- Серьезно? Да, ладно, шутишь!
- Ха, парень, не могу в это поверить... ты смотришь дублированные вильмы?
- Малышка, не могу поверить... неужели ты будешь читать весь фильм?
(О, Боже, он касается моих волос.)
- Знаю я вас, Ната, хитреньких. Сначала читаете весь фильм, половину не понимая, а потом говорите на великолепные фильмы, что они чушь, потому что ничего не поняли.
(Вот уж нет. И не трогай мои волосы.)
- Послушай, говори тише.
- Но, ведь фильм еще не начался!
- Конечно, только люди хотят посмотреть анонсы.
- Б-ли-и-ин.
Я тоже так думаю. Блин. Выходит, ему не нравится кино. Ну хорошо, пускай, кино ему нравится, но не нравится то, которое нравится мне. Подумать только, что он оказался невежей. Хотя, понятно, что у него тоже могут быть свои вкусы, отличные от моих. Нет проблем! В конце концов, я его совсем не знаю, не знаю, какой он. У меня нет ни малейшего представления, о чем он думает, за кого голосует, как живет. До этого момента я была с ним только в постели. А, как говорится, постель и кино – разные вещи. В постели мы – два существа, находящиеся в центре своего микроскопического мирка, в котором нет даже одежды. В нем все легко, все возможно. Но, когда ты вылезаешь из постели и, особенно, когда выходишь из дома, мир становится огромным. И в нем ты должен открывать для себя этого человека час за часом, минута за минутой, наблюдая, как он устраивается в этом мире, хотя до этого момента ты управлял им, как хотел. В мире, в котором ты вдруг появляешься рядом с кем-то, кто до этого момента тоже делал все, что заблагорассудится. И понимаешь, что его тоже не волнуют мои вкусы. Классно!
- Ната...
- Что?
- О чем ты думаешь?
- Ни о чем, я смотрю фильм.
- Не смотришь. Ты ушла в себя.
- Нет, смотрю.
- Но не видишь. Смотришь, ничего не понимая?
Когда мы вышли из кино, я сказала Мауро, что не могу остаться на ночь у него, потому что
завтра мне нужно очень рано вставать. У шефа – видеоконференция с какими-то берлинскими партнерами, и он хочет, чтобы я тоже была на ней. Ночью я должна к ней как-то подготовиться. Все это правда лишь отчасти. Правда в том, что я должна рано вставать, а ложь в том, что нет никакой конференции. Мне вдруг расхотелось спать с Мауро. Без каких бы то ни было на то причин, не из-за кино. Вроде, ничего не случилось, просто пропало желание, и я пошла домой.
Я листала в гостиной какой-то журнал, когда почувствовала, что кто-то открывал на кухне
холодильник. Я пошла посмотреть, кто это был.
- Бето?
- Привет, Ната.
Как ни в чем не бывало, Бето доставал из формочки лед, чтобы положить его в бокал.
- Что ты здесь делаешь?
- Просто нахожусь.
Последний раз он приходил ко мне домой, когда я еще не встречалась с Мауро.
- Что у тебя с Мауро? – спросил Бето, ставя бокал и мне.
- Ничего.
- Ничего?
- Ничего, а почему ты об этом спрашиваешь? – мы пошли и уселись на диван в гостиной.
- Я заметил, что в кино ты держалась как-то напряженно. Ты была как будто немного
разочарована тем, что он оказался другим, отличным от…
- Отличным от кого?
- От тебя, от меня, от нас.
- Бето, не смеши меня. Мы уже давным-давно не живем вместе. Мне кажется неправдой,
то, что это говоришь мне ты.
- Не знаю… – продолжил он, словно не слыша меня. – Ты, как будто, спрашиваешь себя, а
любовь ли это, то, что ты чувствуешь. По ходу, ты опять собираешься терзать себя тем, что будничная жизнь одержит над тобою верх.
- Зачем ты говоришь мне все это, Бето?
- Да потому что вечно с тобой одно и тоже.
- А тебе-то какая разница? Разве я спрашиваю тебя, а сам-то ты любишь, или тебе уже скучно с той девочкой с работы, до потери разума вскружившей тебе голову? А может ты до чертиков устал, не высыпаясь по ночам, потому что твой ребенок плачет? Разве я спрашиваю, похожа ли твоя теперешняя жизнь на ту, о которой ты мечтал, а? Разве я когда-нибудь спрашивала тебя об этом? Ответь.
- Нет, не спрашивала и не собиралась, да оно и к лучшему, потому что мой ответ вовсе не
такой, какой ты ожидаешь.
- Так какого черта ты приперся, если они всё тебе дали?
- Чтобы сказать тебе, что идеальной любви не существует, Ната, а тот, кто ее ищет, любит
только себя самого.
- Зачем ты приходишь, Бето? – Взбешенная, я вскочила с дивана. – Ты заваливаешься ко
мне, чтобы нести ту же самую чушь, что болтал Дани? Заявляешься ко мне домой, чтобы сказать, что я не умею любить? И это говоришь мне ты, бросивший меня из-за другой? Так вот что я тебе скажу, красавчик, перестань пялиться на меня с дерьмово-снисходительным выражением на лице. У меня нет домового, который подскажет мне, кто моя любовь. Мауро это, или нет, знаю одно – это не ты. А теперь – проваливай! Можешь убираться туда, откуда пришел. Ты мне осточертел.
Он ушел. Но, прежде чем закрыть за ним дверь, я набрала в грудь побольше воздуха и проорала во все горло:
- Я тысячу раз предпочитаю постель киношке! Так и знай!
И хлопнула дверью.
plaza de los Cubos (площадь Кубов) – официально известна как площадь Эмилио Хименеса (народное название получила из-за абстрактного памятника в виде кубов, установленного в центре), средоточие кинотеатров и развлекательных заведений
Sundance – кинофестиваль “Сандэнс” национальный американский кинофестиваль независимого кино. Основан актером Робертом Редфордом в 1981году. Проводится в Парк-Сити, штат Юта, США каждый год в конце января.
nachos – начос, мексиканские чипсы треугольной формы
guacamole – салат из агуакате (авокадо)
Глава 8. Сообщения
В первый раз мы написали друг другу парочку сообщений. Романтических, я имею в виду.
Он прислал: “Весь день думаю о тебе”. А я: “Я тоже. Не забудь вечером принести книгу, которую обещал”. “Конечно, я ее уже захватил. Я не забываю вещей, касающихся тебя”.
Мауро пришел, пряча книгу за спиной, и какое-то время мы играли, пока я не добилась
того, чтобы он мне ее отдал. Я была поражена, увидев, что это за книга.
- Мауро, это же книга о помощи самому себе.
- А что такое? Тебе не нравятся такие книги?
- Конечно, не нравятся.
- Но ведь ты ее не читала.
- Разумеется, но эти книги мне не нравятся.
- Ох уж мне эти предрассудки, принцесса, сколько вреда они нам приносят!
Я хотела возмутиться, сказать, что дело вовсе не в моих предрассудках, просто эти книги
– редкостная чушь, и точка, но промолчала, потому что, если начну говорить, то не закончу. Если я заведусь, то ляпну, что тоже не могла себе представить, что он не станет смотреть фильм в оригинале, и что не станет пошло называть меня принцессой и любимой, не то Мауро тоже возьмет, да и смоется от меня. Поэтому я промолчала и поцеловала его в шею долгим поцелуем.
- Я ее прочту. Спасибо тебе огромное.
- Я не стану проверять, прочла ли ты книгу, – ответил Мауро, смеясь. – Если захочешь
прочесть – хорошо, не захочешь – оставишь на книжной полке и больше ничего.
Это как раз то, что мне нравится в Мауро, – он придает вещам верную значимость. Не то,
что я.
Мы уже приступили к приготовлению салата на ужин, когда мне в голову пришел
нелепый вопрос.
- А ты сам читал эту книжку?
- Конечно! Ты что же думаешь, что я всучил тебе книгу, которую не читал?
Я замолчала. Книгу о помощи самому себе не читают просто так, от нечего делать. Ее
читают только по необходимости. Я продолжала кубиками нарезать помидоры, клянясь самой себе, что не стану расспрашивать его дальше. Но следующий вопрос вырвался сам собой:
- А зачем ты ее читал?
- Это было мне необходимо. В моей жизни был плохой момент.
- Вот как.
( Плохой момент. Когда же это Мауро переживал плохой момент? А самое главное… С
кем?
Я со всей силы стиснула зубы, чтобы не продолжать расспросы. Если бы у меня под рукой
была коробочка с нитками, я зашила бы себе рот.
- С кем?
(И где только лежит эта чертова коробка с нитками?)
- Что с кем?
- Ну, с кем ты переживал плохой момент…
- Со своей бывшей.
- А-а-а.
(Значит, у него кто-то был.)
- Хчешь, чтобы я рассказал о ней? – спрашивает он.
- Нет-нет, что ты, не хочу.
Я подумала, что должна была бы окончательно зашить себе рот. Я продолжала резать
помидоры, но вместо аккуратных кубиков у меня выходили чудовищные кусищи, которыми подавиться можно.
- Ее зовут Елена.
- Я не спрашивала тебя.
- Конечно, но мне хочется тебе рассказать.
- Да, но я не спрашивала.
- Хорошо, я не стану тебе рассказывать, так даже лучше.
Мы накрыли на стол и уселись ужинать. Я молчала, мне не хотелось говорить. Лучше бы
это произошло со мной раньше. Правда, желание говорить могло бы пропасть и на десять минут раньше. Будь проклята эта чертова бывшая! У всех есть какая-нибудь бывшая.
- Ната, ничего не случилось, – сказал Мауро, пристально глядя мне в глаза. – Мы прожили
вместе четыре года, но все закончилось. Ты же тоже жила с Альберто, разве не так?
- Конечно, конечно, я ведь ничего не говорю. И я уже сказала, у тебя нет никакой
необходимости рассказывать о ней.
Когда мы завалились на диван, он взял и рассказал мне о ней.
- Первые два года все было хорошо. Я был без ума от нее, любил без памяти. Думаю, что и
она тоже. Мы вдвоем кайфовали. Елена казалась мне красивой, умной, приятной… Она была иделом женщины. Единственным ее недостатком была ревность. Сначала я не придавал этому большого значения, думал, что, если мы проживем вместе подольше, ревность пройдет. Но все вышло совсем наоборот. Когда мы стали жить вместе, начался кошмар. Я ничего не мог. Не мог пойти с друзьями, не мог поужинать на работе. Без нее я не мог ничего. У нас началась такая ругань, что ты и представить себе не можешь. Это было все равно, что нечаянно наступить на оголенные провода. Если я приходил домой немного позднее, чем ожидалось, она кричала, говорила, что ненавидит меня, чтобы я убирался из дома. Я не понимал того, что случилось, клянусь, не понимал. Я хлопал дверью и уходил. Но на следующее утро она присылала мне сообщение, в котором говорилось, что она проплакала всю ночь, что соскучилась и не может жить без меня. И я, как идиот, снова бежал к ней, потому что тоже чувствовал, что не могу жить без нее. Мы бежали по какому-то немыслимому замкнутому кругу. Это было сродни американским горкам – то вверх, то вниз, то – да, то – нет. Сейчас я тебя ненавижу, а сейчас люблю… Наши стычки были оглушающими. Мы падали в ад, чтобы потом вместе коснуться небес, сознавая, что как только произойдет примирение, на наши головы снова посыплются бомбы. Я не богомолец, Ната, но, клянусь тебе, что все то время молился о встрече с кем-нибудь, кто заставил бы меня забыть ее, чтобы мне удалось выбраться из этого колодца страстей, в который я себя загнал. Я знакомился с разными девушками, спал с ними, но все это лишний раз доказывало мне, что я любил Елену. Поразительно, но через несколько месяцев наши с ней отношения и вправду наладились. Она угомонилась, успокоился и я, и мы стали обычной парой. Мы не скандалили, не кричали, только любили друг друга, или нам так казалось. Мы ходили куда-то с друзьями, решили купить квартиру, взяв ипотеку на тридцать лет. Мы строили планы на будущее, думая, что всегда будем вместе… Но, мы слишком долго решались на это, и именно тогда, когда решились, все и закончилось. Пришел быт, повседневная рутина, нам стало скучно, все надоело, и – конец.
Мауро слегка отодвинулся от меня, потом снова придвинулся и обнял. Я вздрогнула.
- И вот тогда однажды появилась ты. Я встретил тебя, когда уже и не надеялся. Это
произошло в тот день, когда мы случайно встретились на ужине, организованном агентством… Мы выкурили по сигарете, и ты сразу же сказала, что идешь в зал. Ты пришла, словно ниоткуда, и точно также ушла, будто в никуда. Я долго думал, кто же ты. Я знал только то, что ты работаешь в том же самом агентстве, что и я. Я раздобыл адрес твоей электронной почты и написал тебе: “Если хочешь, выпьем что-нибудь”. Я думал, что ты не ответишь мне ни за что на свете. Но я получил твое сообщение. И мы пошли в тот бар, помнишь?
- Да.
- Мы разговаривали о поездках, о музыке, о разных глупостях. Ты слушала меня, а я
думал, что ты подарок, только что посланный мне небом или судьбой, назови это, как хочешь. Подарок. Ты – подарок. Я смотрел, как блестели при разговоре твои глаза, смотрел, как ты над чем-то смеялась, как двигалась… Господи, я словно парил над землей!.. И тогда я поцеловал тебя, а ты ушла, не говоря ни слова. Мы обменялись парой сообщений, и все, ты не подавала признаков жизни… Я подумал, что у тебя своя, устоявшаяся, жизнь, и не хотел настаивать. И еще подумал, что никогда больше не увижусь с тобой снова. Но наступил день демонстрации. То утро словно озарилось для меня. Ты затерялась в толпе народа, но я встретил тебя. Я увидел тебя, Ната, и, клянусь, мне стало так светло.
Мы обнялись и молчали.
Глава 9. Этого мне достаточно
Мы с Мауро спим вместе три-четыре ночи в будни. По пятницам и субботам каждый из нас проводит время со своими друзьями, по воскресеньям мы видимся в зависимости от наших планов. Иногда мы вместе проводим ночь и по субботам, когда оба возвращаемся с гулянки. В последний момент мы обмениваемся сообщениями и встречаемся у входа, делая вид, будто только что познакомились.
- Привет, – говорит один из нас, например, он.
- Привет, мы знакомы? – спрашиваю я.
- Нет, но познакомиться, очень интересная идея... – отвечает Мауро с видом голливудской звезды. – На твоем месте я имел бы это в виду.
- Ты ведешь себя слишком развязно, – отвечаю я в стиле некоторых бездарных французских киноактрис. – Пока.
Когда я собираюсь войти в подъезд, ты обнимаешь меня сзади, а я сопротивляюсь, и ты подхватываешь меня на руки и начинаешь подниматься по лестнице. Войдя в квартиру, мы ведем себя так, будто пришли в бар. Мы некоторое время танцуем, тесно прижавшись друг к другу. Боже, мы такие дураки!
Я так до сих пор ничего и не рассказала о нас с Мауро ни Рите, ни Карлоте. Не дай Бог, расскажу, и наши отношения разладятся. А поскольку выходные я планирую с ними, то никто и не подозревает о нашей с ним связи. Это – секрет.
Когда мы с Мауро спим вместе, он будит меня песней, записанной на его мобильник, и я всегда говорю ему, что это пошло, но, когда я одна, то снова завожу ее и ищу в интернете перевод. Мы больше не ходим в кино, чтобы не спорить по поводу фильмов, но, время от времени ходим куда-нибудь поужинать. Пару раз мы ходили на выставки, а однажды даже ходили вместе в торговый центр за покупками, чтобы пополнить холодильник. Я была злая, поскольку отлично понимала, что мы с Мауро не должны были идти в торговый центр. В Мадриде полно магазинов. Мауро сказал, что там нет проблем с парковкой, мы за одну поездку забьем багажник, и нам не придется тащиться по улицам, нагрузившись сумками и рискуя вывихнуть себе ноги из-за ведущегося в городе строительства и ремонта дорог. Я проворчала, чтобы он оставил меня в покое, если не видит, что я толкаю тележку. Он засмеялся, поцеловал меня и бросил в тележку пакет с кексами.
Не знаю почему, но мне так хорошо, когда я с Мауро, хотя мы совершенно разные. Скорее всего, это из-за нашего с ним договора.
- Мауро, сказала я утром, когда мы проснулись.
- Что?
- Тебе ведь хорошо так, правда?
- Так, это как?
- Ну вот так, когда каждый из нас живет в своей квартире. Время от времени мы встречаемся, не строя планов на будущее, не требуя друг у друга объяснений, не оправдываясь. Вот так!
- Ты хочешь сказать, как любовники?
- Любовники?
- Да, Ната, любовники. А разве ты не этого хотела? С самого начала ты внесла ясность в наши отношения. У каждого из нас свой дом, в твоей квартире у меня нет даже зубной щетки. Я каждый день должен возить ее с собой, как и одежду, в багажнике мотоцикла.
- Но ведь таково наше с тобой соглашение, верно?
- Ха-ха-ха, – рассмеялся Мауро. – Очевидно, ты хочешь сказать одностороннее соглашение, да? Потому что так решила ты одна.
Я попыталась вспомнить, в какой момент мне пришло в голову, что нам необходим такой договор. Это было на следующую ночь после того, как Мауро рассказал мне историю своей бывшей, которую я столько раз прокручивала в голове, что вымоталась вконец. Я только и делала, что думала о ней. О том, что она была “идеальной женщиной”, о сценах ревности и примирениях, от которых эти двое потеряли голову. Они представлялись мне наркоманами, кайфующими от самих себя, подсевшими на суточною дозу чувств и страстей. И я подумала, а что произошло бы, позвони ему Елена снова? А вдруг однажды раздается телефонный звонок, и Елена говорит Мауро, что хочет его видеть. А потом она приходит, обнимает его и принимается рыдать, потому что не может без него жить, что ей трудно его забыть, и она готова попытаться начать все сначала. Я спрашиваю себя, что сделал бы Мауро, как поступил? Рассказал бы ей обо мне, или нет? Возможно, он только поцеловал бы ее. А потом они посмотрели бы друг другу в глаза и сказали бы друг другу все важное, что у них накопилось в душе. И тогда, возможно, Мауро никогда в жизни больше не позвонил бы мне и не взял бы трубку, если звоню я, потому что решил бы вернуться в квартиру, купленную вместе с ней, чтобы прожить свою жизнь с ней, планируя отпуск и выходные с друзьями и детьми.
Когда я добралась до этого момента, у меня скрутило живот, и я вынуждена была пойти на кухню заварить ромашку. Мауро как раз был там, на кухне. Разглядывая крутящуюся в микроволновке тарелку со стоящим на ней стаканом с закипающей водой, я четко поняла, что должна что-то делать. Я должна заключить с Мауро договор, который упрочит наш союз, навсегда избавив от проблем. Ведь, рассказывая мне о Елене, он пояснил: “Когда наши отношения стабилизировались, все успокоилось, и нам оставалось только любить друг друга, наша любовь вдребезги разбилась”. Также, как отношения Донато и Паулы, как прежняя любовь шефа к Майте. Также, как отношения Хонаса и Карлоты. Как наша с Бето любовь. Как связь Диего Сантаклара с его балериной, или того официанта из кафе. Все эти истории закончились из-за возникшей скуки. Единственная возможность избежать того, чтобы наши с Мауро отношения не завершились, как все остальные – это сделать так, чтобы мы никогда не почувствовали, что задыхаемся вдвоем. Но, черт возьми, как же этого добиться? И, главное, чтобы никто из нас при этом не страдал! Я спрашивала себя об этом, и вдруг меня осенило: “Договор!”.
Я подбежала к этажерке и стала рыться среди бумаг в поисках договора. Я открыла ящики, вытащила тетради, переворошила квитанции и счета, перетряхнула книги, на случай, если сунула его между страниц. Я заглянула в шкафчик, где храню туалетную бумагу и медикаменты, но я не обнаружила ничего, даже следа договора. Опустившись на стул, я зажмурилась и крепко, изо всех сил, сжала кулаки, чтобы как следует сконцентрироваться и вспомнить, куда я его положила. Внезапно до меня дошло, что я никогда не найду договор, потому что я его не составляла. Я сказала: “Думаю составить договор...”, но я никогда его не писала. Договора не существовало. Я торопливо позвала Мауро, и за отсутствием документа, сообщила ему на словах, что он должен заключить со мной договор, по которому мы брали бы не себя обязательства жить одним днем, никогда не думая о завтрашнем.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги