Придурок [СИ]

Он цепляет кончиком пальца распятие Джея.

Висящее прямо над грудной клеткой Нейтана, касающееся скрещенными ногами Иисуса его ключиц, в полутёмной комнате и мятой постели оно теряет весь свой библейский смысл.

Нейт прогоняет крестик по цепочке. Джей смотрит на него сверху, упирается локтями в подушку, облизывает губы. Следит, как капля пота падает с его собственного лба и скользит по скуле брата. Вниз, вниз, под мочку уха и ниже, пока не впитывается в наволочку.

Нейтану давно не страшно, а в глазах Джея что-то сильное, болезненное и напоминающее полный ужас от происходящего.

Он слегка накручивает на палец цепочку и тянет её вниз.

Джей послушно опускается. Его губы горячие и сухие.

Ужас отступает, но это ненадолго. Эффект сраного плацебо — оно действует, пока ты в это веришь. А потом… Всё начнётся заново, обязательно начнётся заново, и так — пока не закончатся силы.

Распятие ложится между ключиц Нейтана. Оно не жжёт и не холодит. Иисус спокоен — он любит их, пока они любят друг друга.

Когда Райан нажирается, он начинает говорить о тюрьме и о Лизе. Казалось бы, кому это надо? Точно не Джею, но под задницей тугие маты, а в спину давят прутья клетки, здесь прёт алкоголем до рези в глазах, и здесь Райан, вмазанный до состояния, когда даже поссать самостоятельно не получится.

Его невнятный пиздёж замыкается по кругу — Лиза, тюрьма, говёная жрачка, одиночная камера, тюрьма, Лиза, говёная жрачка…

Каждый ёбаный раз. И это хорошо. Он за этим здесь — чтобы забыть свой секрет, погрести его под пиздастраданиями Райана. Свою огромную, блядь, тайну, такую тяжёлую, что нести её тяжелее с каждым днём. Насрать. Не думай об этом.

Когда он с двух рук выставляет на стол две бутылки ядрёной текилы, ему кажется, что Толстяк вообще никогда в жизни не пил. Кит смотрит на текилу, как школьник, случайно попавший в стрипклуб, — на мясистые сиськи шлюх.

— Кит не пьёт, — говорит Райан и достаёт шоты, а Кит поднимает правую руку:

— Кит — это я.

— Привет, — отвечает Джей. Они знакомятся в третий или четвёртый раз. Кит улыбается и не сводит глаз с бутылок.

— У нас новый диван в гостиной, — как-то не в тему говорит он, — Райан купил его, когда я ещё не вышел из тюрьмы за то, что убил Майкла, потому что Майкл хотел навредить ему.

Райан кладёт лимоны на стол и говорит:

— Кит.

— Это правда, он вредил мне и хотел навредить тебе. Он постоянно вредил кому-то, пока я его не убил. — Кит переводит серьёзный взгляд на Джея. — Диван стоит в гостиной, перед телевизором. Я сделал хорошее дело.

— Я-ясно, — тянет Джей.

И срывает пломбу с бутылки.

Ему действительно ясно: у парня в голове Диснейленд и психиатрическая лечебница одновременно, хорошим это дело никогда не заканчивается. Но Джею нравится Кит. Однажды он даже согласится подстричь его, сделать стильную стрижку под ноль, но не сегодня. Сегодня они нажираются, как твари, Кит вырубается на кухне, а Райан хватает Джея в шейно-локтевой захват и волочит в свою распиздатую то ли спизженную, то ли позаимствованную тачку — никто так и не понял.

— Хочешь меня на заднем сидении, мамасита? — пыхтит Джей, заряжая ему под рёбра локтем. — У тебя гондоны-то с собой? Или я буду грязно выебан большим парнем?

Райан всегда бесится от этих гомосятских шуточек, но не подъёбывать его невозможно — не тогда, когда они с Толстяком уже третий месяц живут вместе и готовят друг другу блинчики с сиропом каждое утро.

Их дом. Их шутки. Терпимость Райана. Их ёбаный новый диван. Семейные пары годами не достигают той гармонии, в которой живут эти двое. Джей не завидует им.

У него в руке наполовину пустая бутылка и он ни капли не завидует им. У него своя семья, и… блядь, не думай об этом.

— Только если ты подмылась, — хрипит Райан и выпускает шею Джея, чтобы, пошатываясь, открыть переднюю пассажирскую старого миата, чуть не переебнувшись о собственную ногу. — Пр-рошу, киса.

Крышу они не опускают.

Джей может поклясться — это чудо, что они целыми добираются до зала, потому что Райан за рулём ржёт и орёт в открытое окно какой-то бухой бред, высовывает левую руку, тычет средний палец проезжающим навстречу тачкам. Достаёт бутылку с остатками текилы и выливает их себе в рот. Он сейчас — тот Райан, которого швырнули за решётку четыре года назад. Тот Райан, которому нужно ссать в пластмассовую баночку каждую неделю, чтобы снова заработать какой-никакой статус. Как это хуёво, думает Джей, когда твоё положение зависит от твоих анализов мочи. Но я всё равно люблю его.

Он помнит только ветер в ебало и как сидит жопой на дверце, высунувшись в окно по пояс. Как запрокидывает голову и голосит гимн США, путает слова, заменяет на левые, чувствуя пальцы Райана, вцепившиеся в его икру — чтоб не выпал, — это всё что он помнит из всей дороги в зал. А ещё он думает: я так сильно люблю всё это, так охуенно сильно обожаю, что сдохнуть можно. И как же отлично, когда нет больше ничего в голове кроме этого слепого обожания. Блаженная пустота и всеобъемлющая любовь.

Перед залом они тормозят, Джей крепко берёт его за коротко стриженый затылок, пьяно ржёт и прижимается лбом к потному лбу Райана.

— Чемпион, — громко шепчет он. — Пояс будет твой, чувак, ты — чемпион. И я обожаю тебя, такая история.

— Ты в стельку.

— Алви и так грохнет меня, так что пойдём наебнём ещё по одной, у него тут припрятана бутылка Джека в сейфе.

И вот как случается, что они сидят на матах, между ними полная на четверть бутылка, и два объёбанных взгляда лупятся в крутящийся над клеткой тёмный потолок. Джей давно не бухал так сильно без наркоты. Он просто в щи, и это такое охуенное чувство, что он даже не хочет проблеваться или ширнуться. Так охуенно не думать о том, какой ты сраный урод.

Так охуенно не думать о том, что милосерднее было бы тебя пристрелить.

Какой-то посторонний звук — резкая полифония, — она почти не пробивается сквозь плотную вату в ушах. Какие-то ниточки в голове слабо вздрагивают — нужно ответить. Но через секунду всё проходит.

Всё смешивается в белый шум, подпёздывания Райана о парне по имени Энжел, который в соседней от Райана камере каждую среду и понедельник раскалял свою зубную щётку, пытаясь покончить с собой, прикладывая её к запястьям. Какой же он ебанутый, этот Энжел, говорит Джей. Или ему кажется, что он что-то говорит, потому что потолок вращается так сильно, что даже думать сложно.

— Был один парень, — хрипит Райан. — Его звали Мясо… блядь, — ржёт он, — такой долбаёб. Живут же, долбаёбы…

— М-м, — без выражения мычит Джей. У него слезятся глаза, но он всё равно не моргает, уставившись на плоские лампы наверху.

— Стандартная история, в отсидке пятый год, на воле… баба и сын…, а он… блядь, в жопу давал всем подряд. Говорю же, конченый на всю голову… — Райан тянется к бутылке, — лупился под хвост, как псина, и ёбся так же. Наверное, — добавляет он в ответ на вопросительный взгляд.

А потом начинает скулить и тявкать на весь зал, и эхо разносится вокруг, отбивается от стен, и Джей беззвучно ржёт, качая головой и закрывая лицо согнутым локтем. У него в голове дурацкое и режущее эхо — «лупился под хвост», «лупился под хвост»…, но он только закрывает глаза и ржёт.

Нахуя всё это, думает он. Нахуя я здесь, въёбанный по самые яйца. Вот же…

И снова этот звук, резкий и неприятный. Райан морщится.

— Да ответь уже, ёб твою мать.

Добавляет:

— Что-то мне хуёво.

— Райан Веллер блюёт в клетке, — нечленораздельно объявляет Джей и тянется всё же к карману. — Рефери, останови это дерьмо!

Мобильный выскальзывает из пальцев, Джею неудобно рыться в правом кармане левой рукой, но, в конце-концов, получается достать его и ослепнуть от вспыхнувшего именем экрана.

Смаргивая белые плывущие пятна перед глазами, Джей прижимает телефон к уху и членораздельно выговаривает:

— Доктор Кулина, чем могу помочь.

В динамике шелест и какой-то шум, Джей морщится и пытается прислушиваться. Башка полная грязной ваты.

— Где ты? — наконец-то пробивается через помехи и треск на линии.

— Кто говорит? — хрипло спрашивает он.

— Это не смешно, Джей.

Джей хмурится и отрывает телефон от уха. Его лицо наморщено, когда он пытается рассмотреть, кто ему звонит. Буквы плывут, на экране фотка Нейта. Сердце останавливается.

— Нейтан? — нетвёрдо бормочет он, приподнимаясь. — Что случилось?

— Ты накачался? — напряжённо спрашивает динамик.

Господи, значит, всё в норме. Нейт просто не любит, когда Джей обдалбливается. Но кто, блядь, говорил, что всё будет так, как все любят.

— Не-еа, — улыбается Джей, опускаясь обратно на маты. — Я… э-э… малость нетрезвый.

— Я слышу. Где ты?

— Я… в местной рыгальне с одним чудилой. Я люблю его, Нейт. Он такой охуенный, — голос понижается до больного шёпота, — он чемпион, Нейт, он чемпион.

— Ты запорол Райану анализы? Алви грохнет его. И Лиза грохнет его. А потом он сам тебя грохнет.

— И себя заодно, — соглашается Джей. Кажется, ему срать на Алви и срать на Лизу. — Наш Райан… он уже взрослый мальчик, ты бы видел его сейчас… зверище.

— Забери его нахуй, Нейт, — стонет полумёртвое тело Райана фоном. — Мы в зале, и я, кажется, щас сблюю.

Джей пихает его ногой, тот вяло отмахивается, роняя руку на мат.

Нейт молчит, Джею становится не по себе. Как это бывает, когда стащил у кого-то из кармана мобильный, а этот человек оборачивается и спрашивает у тебя время. А ты стоишь. С его мобилой, блядь, в руках.

На линии снова треск и шорохи, как будто Нейт встаёт, натягивает футболку, выходит на улицу. Разворачивает спасательную операцию. Молча.

— Не-ейт, — протягивает Джей. Голос мелкого вроде как приводит в чувство. Вроде как приземляет. Закрывает двери в ебаный астрал, который так близко и так соблазнителен. Потому что этот голос… этот голос — куда больший соблазн, он — сраное яблоко, предложенное Еве перед изгнанием из рая. Хочется выругаться вслух.

— Кристина переживает, так что я сейчас буду.

Кристине похуй, Джей уверен.

— Переживает, что её сынок нашёл себе занятие поинтереснее, чем следить, чтобы она не ширнулась из грязного шприца? — медленно проговаривает он. Он понимает, что будь сейчас рядом Нейтан, въебал бы ему, и Джей бы уже не встал. Было бы здорово.

— Не будь придурком.

— Но это и есть я, — ржёт Джей, надавливая пальцами на пекущие глаза. — Я самый отмороженный придурок в штатах, Нейт. Прости, Нейт. Пожалуйста. Можешь не приезжать?

— Никуда не уходите ещё пару минут.

— Девочкам пора спать, так что… положи трубку, ляг в постельку, м? Я не знаю… подрочи перед сном или музыку послушай.

Динамик недолго молчит, прежде чем ответить:

— Оставайтесь там.

И на этот раз Джей уверен: этот звук — хлопнувшая дверца машины. Операция по спасению души запущена, только вот спасать здесь уже нечего. Может быть, только если Нейт поторопится — остатки вискаря.

Он открывает рот, чтобы сказать: «нет», но мобильный уже мёртв.

Перезвонить Джей не в состоянии. Райан перегибается через открытую дверь в клетку и блюёт на пол.

— Ты никогда не перестанешь мудить, ты, блядь, и в сорок, и в пятьдесят будешь таким же уёбком, и это не хорошо, Джей.

— Думал, ты уже привык, — отрываясь от минералки, говорит он, запрокидывая голову на спинку кожаного кресла в кабинете Алви. Здесь сильно пахнет его одеколоном и жизнью уверенного в себе мужика.

— Хули с тобой творится?

— Я думаю, это старость.

— С возрастом у нормальных людей прибавляется мозгов, а у тебя, знаешь, наоборот.

Джей роняет на нос солнцезащитные очки и широко разводит руками:

— Я не понимаю, почему ты бесишься. Это всего лишь…

— Райан наблевал в моей клетке! — орёт Алви, и на его лбу вспухает здоровенная вена.

— Да, да, я знаю, я был там. А еще он однажды там нассал.

— И получил за это в ебальник.

— Но на этот раз он очень старался высунуться подальше, так что…

У Алви дёргается щека. Джей улыбается и салютует ему минералкой. Тот рычит:

— Хуёвый пример ты подаёшь своему брату.

У Джея в голове начинает тонко звенеть. Улыбка на секунду слетает с его лица, и он хочет уебать Алви прямо по перебитому носу. Так, чтобы он заткнулся. Но Алви всё делает за него.

Попускается.

Трёт свою переносицу и бурчит:

— Пшёл вон.

Долго просить не приходится.

Кабинет за четверть часа успел надоесть, а острый запах одеколона впивался в глотку, как аллигатор. Здесь пахнет Лизой, кормом для рыбок, злостью Алви и потом Алви, здесь пахнет кожей диванов и новыми тренажёрами. Это запахи, лучше которых Джей не знал.

А сейчас от них воротит.

— И в зал ни ногой, пока не проспишься или не продристаешься, понял? — летит ему в спину.

Джей хочет показать ему средний палец, но только машет рукой:

— Adios, lindo amigo.

И исчезает за дверью, где практически сразу его ловит Мак.

— Я говорил, что это хуёвая идея, — басит он, подминая его под бок и волоча к выходу из зала.

— О… Ма-ак, съеби?

— Я говорил, чтобы за неделю до взвешивания Райана ты не бесил Алви, но кого ты, блядь, слушаешь, да?

Никого.

— Я его закаляю, — кивает Джей. Ему хуево так, что стягивает кожу на затылке, но взгляд падает на Нейтана, который как раз широко держит лапы для Алиши, а она месит по ним, как заведённая. — Малой, ты едешь?

Конечно, Нейтан едет.

Он прерывает тренировку, стоит Джею подать голос, как питбуль, готовый разжать челюсти по команде своего человека.

Мак пиздит ещё о какой-то херне, абсолютно неважной, и информация проходит будто сквозь голову Джея. Джей просто смотрит на Нейта, который идёт рядом с ним и хмурится. Он не любит, когда Джей бухает. Он каждый раз просит его не делать этого, но разве можно устоять, когда в голове полный крах? Он каждый раз обижается, и это как-то по-детски, но как же приятно просить у него прощения.

Джей сглатывает прохладные мурашки, которые забираются в самую глотку.

Он приходит в себя, когда слышит фразу Мака:

— Твой братец, малой, совсем охуел: ему уже даже тёлки мои не катят. Поговори с ним, что ли. Девочки обижаются. Слышал, рэмбо? Девочки обижаются, когда ты морду от них воротишь. Да что с тобой, бля?

Джей без зазрения совести показывает Маку фак.

Не твоего ума дело, что со мной.

— От кисок, милый друг, тоже нужно отдыхать, — говорит он, когда они выходят из зала.

Мак бурчит что-то ещё, но Джей ловит взгляд Нейтана — долгий, сложный, — и больше не слышит ничего.

Нужно кое-что объяснить, хотя это сложно и практически невозможно. Джею всегда требуется объяснение для собственного успокоения, но здесь его просто, блядь, нет.

Есть факты.

Первый: он с ума сходит без тактильного контакта.

Нейтан подозревает, что если Джей слишком долго не прикасается к кому-то, он начинает терять связь с реальностью. Если ты рядом — его руки повсюду: на плечах, на шее, на спине. Смотреть, как они дурачатся с Райаном, — это отдельная глава в будущей книге Нейтана Кулина. Если Джей сидит рядом с кем-то на диване, он обязательно протянет ладонь и похлопает по плечу или взъерошит волосы. Просто так, без причины. Поэтому Нейт старается держаться от него подальше, особенно когда он в настроении «я коснусь тебя, даже если ты закричишь». Это почти попахивает насилием, но не оно.

Второй: когда рядом никого нет, Джея часто начинает крыть. Он сжимает ладонью затылок, уклоняется от вымышленных ударов, зарывается руками в волосы. Иногда кажется, что у Джея СДВГ в самой раздрайной стадии.

Обычно, когда они приезжают домой, всё происходит по стандартной схеме. Нейтан останавливается перед Джеем, складывает руки на груди и говорит:

— Кристина просила приготовить ужин.

— И кто из нас повар, малой? — Горячие ладони неизменно сжимают плечи Нейта и разминают шею. — Давай, придумай что-нибудь. Я хочу мяса.

Обычно главное — не шевелиться. Не давать повода продлить эти прикосновения. В идеале нужно молчать, но Нейт никогда не молчит.

— Сегодня, кстати, была твоя очередь стирать наши шмотки.

— Не-ейтан, — горячие пальцы ложатся на затылок, притягивают голову так близко к своему лицу, что приходится задержать дыхание и отвести взгляд в сторону, — я обязательно постираю в следующую субботу. Обязательно. Не в эту. Следующая — точно моя.

И практически всегда Нейтан пихает его в плечи или просто выворачивается из цепких рук, говорит какую-то «обещания-обещания» колкость и идёт готовить ужин на всю их так-себе-семью. Стандартная схема никогда никого не подводила — когда изучил поведение дикой собаки, с ней легко можно ужиться.

Но не на этот раз.

Кстати, третий факт. Он здесь: Джей сходит с ума от своего брата. Да, наверное, это нужно объяснить, но объяснять то, чего сам не понимаешь, практически невозможно.

Сегодня Нейтан не останавливается, не складывает руки на груди, не начинает спор о том, кто готовит ужин. Джей тоже не говорит ни слова, когда они приезжают из зала домой.

Просто опирается спиной о стену в гостиной и смотрит на Нейта тем взглядом, от которого у него пальцы немеют. Он закрывает дверь, оборачивается и тяжело смотрит в ответ.

На улице жаркий полдень, но в доме прохладно. Разговора, чёрт бы его побрал, не избежать. Чудом удалось вчера, но не сегодня — Бог не может выручать вечно. После того, что произошло, Бог, наверное, не прочь бы наслать на их домишко метеоритный дождь. Но сейчас все живы, и нужно говорить.

Джей облизывает губы, громко зовёт, не отводя взгляда:

— Кристина!

На какой-то момент ему хочется, чтобы дом отозвался голосом матери. Чтобы оказалось, что она здесь, сейчас выйдет из своей спальни и поприветствует их. Но Кристина ещё вчера предупредила, что у неё дневная смена в «Чикен Лу».

Наверное, это нужно объяснить.

Хотя бы то, почему Нейта ведёт от одного взгляда в тугие зрачки Джея и от вида покрасневших белков глаз. Эти глаза кажутся стеклянными и ненастоящими — ужраться до такой кондиции, как ночью — это нужно уметь. Хотя бухать и дуть получается у Джея лучше всего. Бесполезный талант номер… девятьсот девяносто девять.

— Её нет, — зачем-то говорит Нейт.

Джей отталкивается от стены и проверяет дверь в спальню матери. Нейтан делает резкий шаг за ним — скорее всего, он даже не хочет этого. Скорее всего, в нём просто всё ещё сидит дурацкая обида и злость, потому что когда ночью он волок Джея на своём горбу до самой постели, воздух вокруг буквально вибрировал от количества невысказанных слов — Джей уверен, что может дословно предугадать каждое.

Нейтан поймёт и простит всё, кроме этой хуйни.

Идеальный всепрощающий человек, которому мозг выносит, когда ты в очередной раз срываешься и забываешься, пытаешься утопить себя в повышениях градуса всю ночь напролёт. Ты так счастлив, но твоё счастье размером с такой же охуенно здоровый ужас. Очередное откровение, поразившее Джея в самое сердце — он ёбаный трус. Страх жрёт изнутри, страх, что однажды Нейтан сгорит во всём этом. Что их увидит Алви, что об этом узнает кто-то, кто чиркнет спичкой над кострищем, в центре которого стоит его младший брат.

Когда рука отпихивает его в сторону кухонного стола, он придерживается за стену и сдавленно матерится: голова кругом, вертолёты такие, что Джей сейчас, наверное, взлетит или сблюёт. Но нет, он просто садится, валится на жёсткий стул. Бля.

— Долго ещё собираешься заливать себе баки этим говном? — практически вжимаясь лицом в его лицо, шипит Нейт. Так близко, что сложно смотреть, приходится отвернуться. Тяжело вздохнуть. — Что, блядь, не так, Джей? Чего ты хочешь? Чего тебе не хватает?!

— Не ори, — отвечает он, прикрывая глаза.

Нейт сейчас психанёт. Он ненавидит терять контроль, но теряет его за считанные секунды, когда в ответ на злость получает спокойствие и рубленые фразы. Он резко сдергивает с его лица солнцезащитные очки и швыряет их на стол. Джей видит: так сильно стискивает челюсти, что чётко проступают желваки. Р-р-р! Кровь Кулина не проебёшь в драке и не выжжешь горькой текилой, мамасита.

— И что дальше? — шепчет он улыбающимися губами.

Нейтан тяжело дышит.

Давай же, мелкий. Ты так любишь делать первый шаг. Прости, но, кажется, это единственное правило, которое твой старший брат всё ещё ссыт нарушать.

— Я так заебался от этого, — тихо признаётся Нейт, стискивая его подбородок. — Твоих выкидонов. Я не железный, и я заебался очень сильно.

Джей смотрит в его лицо и читает: ты сука, но я дам тебе время. Я потерплю.

Алви всегда говорил это. Когда всё хуёво — терпи. Перетерпишь, переждёшь, поймёшь, что все проблемы решаемы, если у тебя во рту нет дула пистолета, а чей-то палец не спускает курок.

Но когда в зубах нет капы, до тебя доходит, что в жизни всё не так просто, как в клетке. Здесь нет щелчка щеколды, который отрезает тебя от внешнего мира, оставляя один на один с другим парнем под светом софитов. В жизни море постороннего говна и других таких как ты — у них тоже нет капы в зубах, но это единственное, что вас объединяет. В жизни нет чётких правил, к которым приучает клетка, поэтому в рожу может прилететь в любой момент. А может и в солнышко ебануть. И ножом в спину. Переломить хребет, свернуть шею, подножку подставить. Да что угодно. Что только можешь придумать — всё это можно, здесь правил нихуя нет. Добро пожаловать.

— Но если не прекратишь надираться, — неожиданно-спокойно произносит Нейтан, глядя своими тёмными глазами в его глаза, — однажды я к хуям съебусь из твоей жизни, запомни это.

Бам.

Есть вещи, которые нельзя объяснить. Есть люди, которые не отпускают то, что принадлежит им.

Джей глотает приступ паники и короткое «куда?». Он чувствует, как ледяное цунами накрывает его лёгкие и сердце, а потом слышит свой севший голос:

— Не съебёшься.

И добавляет:

— Тебе не придётся.

Распятие ложится между ключиц Нейтана. Оно не жжёт и не холодит.