Приемные родители

Кривошапкин подхватил на руки худенькое тельце и улыбнулся Алекс:

— Если вам это несложно, проводите нас, пожалуйста, к Ва… Аязу Вахитовичу.

Что ж так сложно запомнить, как его зовут?

Та-дах-та-дах… та-дах-та-дах…

За сутки Вика могла бы уже и привыкнуть к тому, что пол под ней трясётся, "кровать" трясётся, мозг в голове трясётся, и его клинит, и клинит с каждым часом пути всё сильнее…

Сон спасал, и её, и Веру. Они часто и помногу спали. Пару раз к ним присоединялись то один, то два попутчика. На одной станции зайдут — на другой, через одну, через пять сойдут. Вера ещё пыталась развлекаться разговорами с ними, но Вика, даже если не спала, делала вид, что спит. Не хотела лишний раз подвергать себя опасности разоблачения. Желание быть узнанной не выдержало тряски и сбежало. А мало ли, какие вопросы придут от скуки на ум Вере! Мало ли, что она расскажет о ней случайным попутчикам…

— Ариадна, Ариадна!

Вика не сразу сообразила, что Вера зовёт её.

Раньше-то подруга называла её немножко иначе...

— Да? — отозвалась она, старательно прикидываясь сонной.

— Ты не против, если к нам сегодня придут гости?

— Какие?

А вот ничего не понимающей прикидываться не пришлось.

— Какие ещё гости?

— Я сейчас в вагон-ресторан ходила за минералкой, ты представляешь, с нами от самой Москвы едут двое замечательных парней… ну, то есть, мужчин, конечно… и они тоже едут в Омск…

"Ариадна" сверилась с часами и застонала в полный голос: до Омска ещё сутки, сутки пути!

— А когда они обещали подойти?

— Через часик! — просияла Вера. — Знаешь, у меня словно что-то в душе распрямилось, как я с ним поговорила!

— С кем? — Вика сползла с верхней полки, ощущая себя мешком мокрого песка.

— Ну с Сашей же! — всплеснула руками Вера. — Понимаешь, это как… полоса. Широкая светлая полоса! Сначала ты — и Алёшенька. Вот понимаешь, я же сразу поняла, что, правда, это мой ребёнок, и я точно знаю, что он меня ждёт, понимаешь?

Вика потёрла нос, глаза. Что вы, ни в коем случае не слёзы. Просто спросонья…

— …а теперь ещё Саша. Это, знаешь, как в книжках. Как я раньше… я ждала. Я верила, что когда-нибудь его встречу. И встретила. Оказывается, мы в Москве живём на одной улице! Мы столько лет были рядом и не видели друг друга, не знали, что мы вообще есть на этом свете, а теперь!.. Ой, Ариадна, извини, я… — Вера смущённо порозовела. — Прости, пожалуйста. Я… совсем забыла… ты… ты временами даже пугаешь меня, так ты напоминаешь мне Вику.

Ермолаева снова застонала.

Уже мысленно.

Натянуто улыбнулась:

— Наверное, я просто вошла в слишком плотный контакт с ней.

— Не знаю, — рассеянно отозвалась Вера и тут же зачастила:

— Я чувствую себя сейчас девчонкой! Словно мне снова восемнадцать, и я вот только-только начинаю жить. Мне тогда казалось, что я буквально со дня на день встречу… ну, не принца на белом коне, но что-то вроде того. Я его сразу же узнаю, он меня тоже, и будем жить-поживать и добра наживать. А получилось, что не узнала… я бы и сейчас не узнала бы. Если б ты не показала мне Алёшеньку. Если бы я не поехала в Омск.

"Если бы я не умерла", — чуть не проговорилась Вика.

— Если бы Вика не умерла…

Она вздрогнула. Закусила губу, душа рыдание.

— Я понимаю, что говорю глупости, — Вера поймала "Ариадну" за руку, — понимаю, что это кощунственно, но… если бы Вика не умерла, как знать, может быть, ты бы никогда не отправилась на поиски меня, никогда не рассказала бы мне о том, что Алёшенька ждёт меня, и я бы не увидела никогда Сашу — так и ходили бы по одной улице разными дорогами!

Вика не выдержала, тяжело опустилась на нижнюю полку и разрыдалась, крепко-накрепко зажимая рот обеими руками сразу.

Вера присела с ней рядом, обняла за плечи:

— Прости, пожалуйста… я не хотела... не хотела тебя обидеть. Пожалуйста…

Затолкав, наконец, слёзы глубоко-глубоко в душу, Ермолаева вздохнула:

— Ладно, проехали… давай, что ли, прибираться… всё же гости идут.

В двери купе постучали, чинно и благородно сидящие по обе стороны столика Вера и Вика дружным дуэтом попросили:

— Входите!

И они вошли. Первой — красивая большая гитара, потом — высокий шатен в помятом, но вполне приличном спортивном костюме, потом…

— Светлый! — вскрикнула Вика, вжимаясь в стену.

Белоснежный костюм, светлые волосы, светлые глаза — это за такой экспонат на ярмарке женихов передрались бы все невесты?..

Парень в недоумении свёл брови к переносице:

— Мы… знакомы?

Ермолаева отдышалась.

Нет, это не может быть Светлый.

Но так похож… конечно, если присмотреться, то…

То в одно лицо, вообще-то.

Вика боялась, что он сядет рядом с ней, но он устроился слева от Веры, и вскоре оказалось, что это как раз и есть тот самый Саша, и фамилия его Светлов, друзья дразнят "Светлым".

Ермолаева старательно не смотрела на… Сашу. Сашу Светлова.

Шатена звали Олегом.

Саша не сводил влюблённого взгляда с Веры, они под столом переплели пальцы рук и, склонив друг к другу головы, смотрели в окно.

Олег подкрутил колки и взялся очаровывать "Ариадну". Она же, совершенно не давая себе отчёта в этом, смотрела на гитариста с необъяснимой тоской во взгляде… необъяснимой, конечно же, только для него.

Сама Вика прекрасно понимала все причины враз испортившегося настроения.

Неужели для того, чтобы стали как-то так ненавязчиво, один за другим попадаться вполне приличные молодые люди, надо было умереть?!

Сначала Олег спел про то, "как здорово, что все мы здесь сегодня собрались". Потом про "гитару семиструнную".

— А как вы относитесь к авторской песне?.. А вы предпочитаете современных или времён раннего Окуджавы?.. А какая у вас любимая песня?.. А как вы относитесь к Медведеву?.. Что? Нет-нет, Дмитрий Анатольевич в написании песен замечен не был! К моему тёзке — Олегу Медведеву! Знаете, Светлому, — Вика вздрогнула, но собеседник имел в виду всего лишь своего друга, Сашу Светлова, — Светлому нравится "Слева по борту рай".

Вика старательно улыбалась.

Светлый любит песенку про Рай. Закономерно же.

Песню, которую пел случайный попутчик, она раньше никогда не слышала. Негромкий, приятный голос, немудрёные аккорды, поддерживающие и направляющие мелодию…

"Ариадна" сама не заметила, как начала подпевать:

Она не слышала раньше этой песни, её удивило то, что каждое слово словно хранилось до сих пор где-то в подкорке, а теперь с готовностью прыгало на язык — да и мелодия оказалась непонятно почему знакомой.

А уж смысл… у неё тоже "прямо по ходу — рай". Осталась самая малость: отработать нажитые грехи.

— А говорили, что не знаете его песен! — лукаво косился из-под чёлки Олег.

— Я не знала, что это его песня! — быстро нашлась Вика. — А так у нас её часто пели, вот я и запомнила, даже не зная, чьё…

— А у вас — это где? — с готовностью подхватил Олег, и всё лицо его озарила такая искренняя, детская надежда на то, что вот сейчас роковая черногривая красотка раскроет карты и расскажет о себе хоть что-то.

— У нас, — внутри Вики что-то угасло, она опустила голову и повторила, разглядывая собственные ногти:

— У нас, это… далеко.

Таким же детским, как надежда, оказалось и разочарование Олега.

Поддавшись внезапному порыву, Вика обняла его и прошептала на ухо:

— Прости, я не могу тебе рассказать всё, как есть, да ты и не поверишь, если всё расскажу, но прости, прости меня, пожалуйста!

Отстраняя ошеломлённого мужчину, она мягко потянула на себя гитару:

— Дай. Ты мне спел, теперь моя очередь.

Вика примерилась к инструменту. У неё-то на пальцах раньше были "гитарные мозольки", а руки Ариадны Токмаковой сразу же заныли от жестоких поцелуев струн.

— Моя песня, конечно, не такая… метафоричная, — предупредила Ермолаева. — Не такая… глубокая. Но мне она нравится.

Сначала Вика ощутила на себе обжигающий взгляд Веры, и только потом сообразила: песню "Про ветер" написала Светка.

Исполнялась эта песня сугубо в тесной компании институтских подружек, и нигде более.

Ариадне Токмаковой не полагалось знать её. Но…

Останавливаться было поздно, и Вика мужественно продолжала петь:

Олег слушал с озадаченным выражением.

Вера, судя по застывшему взгляду, впала в ступор. "Ариадна" пела глубоким, бархатным голосом, и изо всех сил старалась не плакать.

Слёзы, предательницы, не слушались.

Нет, ну что такого, в конце-то концов, Вика же предупреждала — ментальный контакт, и всё такое прочее. Раз "Ариадна" знала про желание Веры усыновить ребёнка, почему бы ей не узнать и "сокровенную песню"? Тем более, что в ней, в этой песне, такого особенного? Ну, подумаешь, глупая девчонка влюбилась в ветер и страдает теперь…

На последнем переборе "Ариадна" всё-таки умудрилась так удачно взять большое баррэ, что порезала указательный палец.

Какое-то время заняли переполох и суматоха вокруг глубокого пореза — благодаря им слёзы "Ариадны" списали на боль.

Кажется.

Когда все успокоились, Олег устроил "концерт по заявкам".

Вика, помимо воли, увлекалась и начинала подпевать. Оказалось, она каким-то неведомым образом знает наизусть все песни! Олег всё более многозначительно косился на неё, и ей даже чудилось временами, что эти взгляды, словно случайные, будто бы ненарочные, вызывают сладкую дрожь где-то под ложечкой.

А может, и не чудилось…

Указав глазами на Сашу с Верой, Олег кивком позвал в коридор, и Вика пошла.

За окнами поезда вечерело. Поля сменялись лесами, леса — полями, солнце плыло над самым горизонтом, высвечивая каждую пылинку на стекле.

Олег долго молчал. Вика тоже.

Сладкая дрожь становилась всё сильнее. Растекалась по всему телу.

"Я что, влюбилась, что ли?!" — недоумённо выспрашивала у себя самой Ермолаева.

Загорелое, бронзовое под вечерним солнцем лицо Олега так и притягивало взгляд. В голове вспыхивали безумные, бессвязные мысли, образы.

Биомуляж — это тело, тоже тело, живое, человеческое.

Женское.

Олег — мужчина, живой мужчина, красивый мужчина.

Рассказать ему всё!

Соблазнить его. Прямо здесь, в коридоре.

Женское тело, ведь ощущает же Вика его, как своё.

Грех… Светлый ничего не говорил о том, что это будет грешно.

У живого тела живые потребности.

Нет, в тамбуре.

Соблазнить…

Когда рука Олега легла на плечо Вики, она содрогнулась и в испуге отпрянула.

А волна жара обдала всё тело и сжалась в пульсирующий ком внизу живота…

— Ариадна… это ведь не настоящее ваше имя? — тихо спросил Олег.

И она вздохнула:

— Да, не настоящее.

— Это будет слишком… неприлично, если я спрошу, какое настоящее?

"Та-дах-та-дах", — отстучали колёса.

— Какая разница, — согласилась с ними Вика, а дальше слова полились сами собой, как по наитию:

— Я при смерти, я точно знаю, что мне осталось жить два или три дня… надеюсь, что три, потому что я должна успеть довезти Веру до Ухтомска, я… — слова "я уже умерла" так и не родились, вместо них появились на свет:

— Я перед смертью стала слышать тех, кто умер, не всегда, но иногда, и некоторых очень отчётливо. Я вошла в контакт с лучшей подругой Веры, от неё узнала, что Вера хочет усыновить ребёнка… а до этого я… говорила с матерью одного мальчика, Алёши, он в ухтомском детдоме сейчас, и его хотят продать в Америку, на органы…

Олег молчал.

Вика тоже.

Потом тихо спросила:

— Ты мне не веришь?

Он пожал плечами.

— Не веришь. Я сама себе не верю, но…

Договорить Олег не дал. Его тёплые, мягкие губы взялись рассказывать совсем другую историю…

…и она нравилась Вике куда больше.

— Аяз Вахитович, — повторял над ухом смутно знакомый женский голос. — Аяз, Аяз, имя — Аяз, Вахитович — отчество, Вахит Аязович… тьфу!

Серёга неохотно всплывал из пучин сна.

Там, во сне, он такое вытворял с этой Алекс! Наяву-то пришлось играть роль верного сорокапятилетнего мужа при такой же сорокапятилетней (и пофиг, что выглядит гораздо моложе) Вирджинии Миллер, но во сне!.. О, там он вообще даже не был одышливым Элмером, а был собой, тридцатилетним Серёгой Лавровым, и — ого! Ого-го чего мог, да!

— Аяз, Аяз, Аяз… — твердила упорная баба. — Вахитович. Аяз — Вахитович. Аяз — Вахитович. Аяз — Аязович… тьфу.

Уже почти пробудившееся тело более не ощущало нежных прикосновений красавицы Фрост, наяву стопроцентно оправдывавшей фамилию. Как приморозил кто! Ни единой реакции на заигрывания!

Но какая же она красивая… не смотреть бы на неё, а потрогать бы её, обеими руками и как следует! И не только руками… и, желательно, без одежды…

— Аяз — Вахитович, Аяз — Вахитович! — уже на повышенных тонах втолковывала себе… ёлки. Да это же Вирджиния Миллер, в девичестве Артур Кривошапкин.

— Джинни, — глухо, спросонья прогудел "Элмер", потягиваясь и сбрасывая одеяло. — Джинни, прекрати! Ты же всё равно его Вахитом назовёшь, но спишешь всё на своё иностранство!

— Эл, надо же, проснуться изволили!

Ехидство собрата по несчастью, пропущенное через женское тело и многократно им усиленное, подействовало на Лаврова как ведро ледяной воды.

— Да, изволили! — подскочил он на кровати, даже забыв на миг, что ему только что снилось. — Изволили! Не всем же старческой бессонницей страдать! Должен же кто-то быть молодым и полным сил!

— Молодые и полные сил, — обворожительно улыбнулась "Джинни", — по ночам не спят! Молодые считают, что ночи даны им, чтобы тратить силы! Я вот, кстати, тратила! С пользой! И с удовольствием! А ты дрых, как медведь в берлоге!

Серёга задумался.

— Это с каким это удовольствием и пользой ты силы тратил?!

— Трати — ла! Не забывай, муженёк! Я — женщина, я же-э-энщина-а-а!..

— Хорошо-хорошо. И как же ты свои силы трати-ла?

Изображать из себя Джоконду у "Вирджинии" получалось лучше всего:

— Правильнее было бы спросить, с кем.

— Ну, с кем, — на автомате переспросил Серёга и тут же взвился, хватая "Джинни" за горло.

…Вчерашним вечером "Вирджиния", "Элмер", Аяз Вахитович и Алекс Фрост решили отметить знакомство предусмотрительно захваченными Артуром из Москвы парой бутылочек "Remy Martin" и "Henessy". Скорейшему установлению отношений немало способствовало почти полное отсутствие закуски. Оно, конечно, потом бутерброды с колбасой тоже пошли в ход, но поначалу-то все умничали и пытались закусывать коньяк по правилу "трёх С" — "chocolat, cafe, cigare". Шоколада под рукой не оказалось, кофе, который наварила Леночка, всем своим видом показывал, что опасен для пищеварения… а может, и для жизни тоже. Сигар, кстати, тоже не нашлось, их заменяли помятые "уинстоны" Аяза Вахитовича. К моменту, когда фирменные чёрно-красные упаковки и янтарные бутылки размножились и завели хоровод на столе, Серёга-Элмер и Сейфулин стали если не родными братьями, то, по меньшей мере, лучшими друзьями. Мужчины вели умные беседы за столом (изобретая всё новые ответы на вопрос "ты меня уважаешь?"), "Джинни" и Алекс уселись вдвоём в большое кожаное кресло и ворковали в нём нежными пьяненькими голосочками. Потом Сейфулин предложил Лаврову показать "пэ-гэ-тэ" Ухтомск и рассказать, почему ему тут всё обрыдло.

Потом… да-да. Они с Аязом ушли, прихватив с собой всё, что осталось от "Remy Martin" (оставалось где-то с полбутылки). Почти до донышка допитый "Henessy" благодушно оставили дамам. Дамы помахали вслед мужчинам из распахнутого окошка… а потом… это что же получается?! Серёге не померещилось, когда он оглядывался, что "Вирджиния" и Алекс пошатываются в окошке, обнимаются и целуются совершенно не по-детски?!

…— Ах, значит, "с кем"! Так вот ты чего удумал, поганец!

Превосходство плескало через край из взгляда Артура-Вирджинии. Серёга выпустил его… её шею на свободу и принялся отплёвываться и вытирать руки об шторы, приговаривая:

— Ну, пидарас, ну, пидарас, это ж надо ж, с бабой — в бабском теле!..

"Джинни" щурила аккуратно подведённые — и когда только навырял? — глазки и мерзко хихикала:

— А ты думал, Алекс растает в твоих объятьях? Помечтай! Ха-ха-ха! А ты знаешь, какая она… горячая? Ты знаешь, как она кричит, когда ей хорошо?

Серёгу внезапно осенило:

— Ничего! Мы ещё посмотрим, кого она выберет в следующий раз!

— А следующего раза не будет! — самодовольно выпятил грудь Артур.

Взгляд Лаврова непроизвольно сконцентрировался на бюсте "Вирджинии".

— Это почему это?

— Коньяка больше нет!

— Ах ты с-с-с… — зашипел Серёга.

— Да, да, я, — сквозь хохот согласился Артур. — И это ты же ещё не знаешь, что и как ощущают возбуждённые женщины!

— Че-го?!

— Того! — "Вирджиния" пошла на "Элмера", зазывно раскачивая бёдрами, прикрывая глаза. — Знаешь ли ты, что мы чувствуем, когда к нам прикасаются любящие руки? Знаешь ли ты, насколько сильно это отличается от того, что ощущаете вы, мужичьё?! Нет, ты не можешь этого знать!

Серёга подобрал с полу отпавшую челюсть и скривился:

— Ага, я прямо так тебе и поверил, блин, фонтан восторга, пучина этого, как его, в общем, я тебя знаю! Ты хочешь, чтоб я в следующий раз не перехватил у тебя мужского тела!

— Нет, это скорее я перехвачу у тебя женское, если успею! Потому что… — что-то неуловимо изменилось в тоне Артура. — Потому что, серьёзно, это стоит попробовать.

И Серёга поверил.

— Ладно, всё, хорош лирики, давай, приводи себя в порядок!

— Кстати, — Лавров добрался до зеркала, и теперь недоверчиво разглядывал своё совершенно нормальное, ничуть не припухшее лицо. — Кстати, о порядке. Мы ж вчера столько выжрали! Нас же должно сегодня ещё целый день крутить-мутить!

"Джинни" пожала плечами. Вздохнула:

— Похоже, на этот раз Светлый, предвидя подобную ситуацию, снабдил нас телами, не страдающими похмельем.

— Эх, вот если б так всегда при жизни было…

— Ага, помечтай!

В этот раз Артур на переговоры шёл без коньяка, но с полным пакетом документов. Его надежды на то, что Светлый предоставит всю необходимую для усыновления документацию, оправдались на все сто процентов.

Сначала он сложил документы в целлофановый пакет. Подумал и переложил в объёмистую сумку от Prada. Перебрал весь гардероб, заставил Серёгу ещё раз побриться и от души полил мужским "Clive Christian No. 1"

Лавров брыкался, но Артур пребывал в хорошем настроении, и, не обращая внимания на его рывки, напевал:

— Нюхай, нюхай ноты бергамота, ноты лайма и сицилийского мандарина…

— Какого ещё, блин, мандарина?

— …а также кардамона, ландыша, розы, жасмина…

— Блин, зачем это всё мне?!

— …иланг-иланга, кедра, сандала, ветивера и амбры!

— Сам ты ретривер и ещё лабрадор!

— Элмер! — Артур нацелил прямой палец, благоухающий всеми этими "нотами" лайма, жасмина, кардамона и далее по списку в нос товарища. Тот скосил на него глаза.

— Элмер. Мы входим в ответственную фазу. Мы должны сегодня произвести впечатление. Моя задница ещё ни разу меня не подводила, и сегодня она чует грандиозную схватку за право обладания мальчиком!

— И чо? — Серёга вроде бы продолжал возмущаться, но обороты сбавил. — Чо теперь, надо знать наперечёт, какого дерьма напихали в одеколон, без этого ребёнка взять не дадут?

— Дадут, дадут… потому что это не просто одеколон! Это — "Клайв Кристиан Номер Один"!

— И чо? — привычно уже буркнул Серёга — и тут же клацнул зубами от "нежного" шлепка по подбородку. — Ты чо, сдурел?! Я чуть язык не прикусил!

— Так не прикусил же. Каким одеколоном ты пользуешься?

— "Дипломат"!

Артур вскинул руки и воззвал к небесам:

— Санта-Мария, сжалься надо мной! Пошли ему хотя бы пятьдесят граммов мозга! Ну или хотя бы тридцать… чтобы хватило на запоминание марки одеколона, не того, каким при жизни пшикался, а того, которым сейчас, как Элмер Миллер, пользуется!

— Да запомнил я!

Кривошапкин упёр руки в боки и внимательно ждал ответа:

— Ну?

Лавров наморщил лоб, силясь вспомнить название.

— "Ретривер"? — неуверенно предположил он.

Артур молча покачал головой.

— А! Вспомнил! "Криштиану Роналдо"!

Артур зарычал от негодования:

— Сам ты Криштиану!!! Ты б ещё Роналдиньо вспомнил!

— Ну блин! У тебя сколько времени пузырь в руках был, название перед глазами, а мне ты память изгадил этими нотами всяких там калифорнийских мандаринов!

— Сицилийских!

— Да кой хрен разница! Цитрусы — они и есть цитрусы!

Кривошапкин развернул флакон этикеткой к Серёге и по слогам проговорил:

— Клайв! Кри-сти-ан! Но-мер! О-дин! Повтори!

— Клайв Кристиан номер один…

— Ещё раз!

— Клайв Кристиан номер один…

Артур удовлетворённо сложил руки на груди и отправился за покосившееся трюмо, с которого уже облетела почти вся амальгама. Там он на скорую руку организовал себе туалетный столик и вывалил весь пёстрый ворох скупленных в Москве тюбиков от Christian Dior, Chanel, Lancome, Guerlain, Givenchy, Estee Lauder, Jean Patue, Elizabeth Arden… Оно, конечно, где-то на задворках сознания маячила мыслишка о том, что уважающая себя сорокапятилетняя дама уже могла бы определиться, кто ей нравится больше, Диор или Живанши, но…

Но они все были такими прикольными. А деньги — деньги позволяли скупить их все.

Яркие фирменные тюбики-флакончики смотрелись на обшарпанном трюмо как инопланетные гости.

— Шанель Шанс Фреш, — приговаривал он, намечая пунктиром касаний дороги аромата по скулам, шее, запястьям. — Цитрусовые, водный гиацинт и жасмир, амбра, белый мускус и ветивер…

Он, в отличие от Серёги, знал, что иногда в переговорах может сыграть роль совершенно незначительная, на первый взгляд, деталь, и кропотливо продумывал образ хозяйки американского конезавода.

В уже знакомом по вчерашнему посещению кабинете, и правда, собрался целый консилиум.

Аяза Вахитовича Сейфулина и Алекс Фрост "супруги Миллер" уже знали, но вот три женщины преклонного возраста, сидящие за длинным столом в ряд и отчётливо напоминающие трёхголового крысиного короля из сказки…

— Это Маргарита Степановна Федоренко, глава Ухтомского совета органов опеки и попечительства…

Левая женщина кивнула. Седые кудряшки, собранные костяным гребнем, едва дрогнули — видимо, их фиксировали не просто "Taft три погоды", а канцелярским клеем.

— Это Тамара Георгиевна…

— Григорьевна! — возмутилась женщина в центре.

Она красила волосы в огненно-рыжий и умудрилась подобрать лак для ногтей, помаду и галстук в тон.

— Извините, Тамара Григорьевна Игнатенко, замглавы администрации Ухтомска по делам юношества и спорта…

Игнатенко кивнула.

— Светлана Борисовна Картушенко, прокурор Омской области, государственный советник юстиции второго класса.

Кивнула самая зрелая из трёх женщин, сидевшая справа.

— А это претенденты, если хотите, кандидаты, — Аяз Вахитович скорчил умильную рожицу и указал на гостей, — в новые родители для нашего Алёши Иванова. Вирджиния и Элмер Миллер.

"Супруги" радушно улыбнулись.

По мере того, как по кабинету расползались ароматы "Chanel Chance Eau Fraiche" и "Clive Christian No. 1" выражения лиц "Крысиной Королевы" претерпевали целую гамму изменений.

Сначала они просто принюхивались в полном недоумении. Видимо, нечасто доводилось им ощущать нотки сицилийского мандарина, ветивера и водного гиацинта!

Потом они стали коситься друг на друга: а вдруг это так от соседки пахнет? Ай-яй-яй! Такими духами пользуется, и молчит!

Потом до них, наконец, дошло, что это ароматы от иностранцев. И…

И на лицах застыли, слева направо, восторг, зависть и неприязнь.

Артур усмехнулся, опуская взгляд. Не хватало ещё, чтоб зависть и неприязнь победили!

Ему показалось, что негатив нарастает с каждой секундой, но ни Ахит Ваязович… тьфу-ты, Аяз Вахитович, ни Алекс не торопились заводить беседу и что-либо ещё говорить в поддержку "кандидатов".

Кривошапкин решился:

— Ladies! О… прошу простить меня, я совсем недавно в России. Уважаемые дамы, мы с мужем прибыли сюда, чтобы усыновить в России ребёнка. Так случилось, что судьба привела нас в Ухтомск. Так вышло, что из всех ваших воспитанников нам более всего приглянулся Алёша Иванов. Посмотрите, здесь, — Артур поставил на стол сумку, — вся необходимая документация.

Настропалённый по дороге к детдому Серёга молчал, только кивал головой, как болванчик — в точности, как научили.

В те секунды, когда стихал голос "Вирджинии", становилось слышно, как под потолком летает маленькая такая мушка. Дрозофила, не иначе.

…и Артура эти всплески тишины пугали.

Аяз Вахитович — ура! Получилось запомнить! — сильно заинтересовался играющими за окном ребятишками. Алекс, забыв о том, что сведённые к переносице брови её старят, хмурилась. Серёга улыбался, как при жизни — то есть, как полный идиот.

Прокурорская и административная головы "Крысиной Королевы" перелистывали бумаги. Сверяли со списком. Как же! А вдруг эти америкосы проклятущие забыли справку на справку о справочке? Или нотариально заверенное подтверждение подтверждения подтверждённого факта наличия присутствия отсутствия чего-то там.

Артур, как мог, вытягивал ситуацию, общаясь с Маргаритой Степановной и одновременно ненавязчиво вовлекая в просмотр фотографий две оставшиеся "головы".

— It is… простите, это наши city apartment, то есть, городская квартира… мы около месяца назад завершили ремонт, вот, nursery… комната для Алёши. Видите, здесь светло, есть всё, необходимое для развития, лучшие развивающие игрушки, есть тренажёры с раздвижными штативами, чтобы не менять ежегодно, а хватило на первые три года, мы хотим вырастить гармонично развитую личность…

Постепенно "Крысиная Королева" вся увлеклась изучением фотоальбомов.

Пять квартир! Пять, в трёх из которых уже подготовлены шикарные детские комнаты!

Яхта!..

— Разумеется, мы будем принимать все меры предосторожности, если будем брать Алёшу с собой в море! Мы не любим плавать далеко в открытое море, всегда держимся береговой линии, всегда на связи со спасателями, на всякий случай…

И тут очередь дошла до альбома с лошадьми.

— Это фотографии с нашего конезавода, — начал, было, Артур, и тут его снесло ураганом по имени Серёга.

Или Элмер?..

— It`s ours "Greenwood"! Horse-breeding center "Greenwood"!!! [12]

Он вцепился в альбом и так встряхнул им, что дамы отшатнулись, Сейфулин, наоборот, шагнул ближе, а на лице Алекс вместо хмурых складок образовались изумлённые арочки.

— Элмер! О, Элмер, тише, ты пугаешь людей! Пожалуйста, говори по-русски!

"Элмер" скорчил забавную гримасу:

— Простите, пожалуйста! Я так волнуюсь! Я так люблю our beauties! [13]

— Наших красавиц, — подсказал Артур.

— Мы поняли, — высокомерно отвернулась второклассная советница.

"Как же, — мысленно не согласился Кривошапкин. — Вы по-английски между собой за ланчем последние новости обсуждаете, ага. По понедельникам. А по вторникам по-французски, в среду по-немецки, в четверг по-испански, а в пятницу по-китайски… или по-японски. Но матюжитесь-то всё равно по-русски!"

Серёга между тем, успешно перемежая русские и английские слова, рассказывал про то, что вот этих двухлеток уже махом выгоняют, они уже призы на соревнованиях берут, а этих вот будут продавать, а вот от этой пары ждут жеребёнка, который унаследует выносливость по материнской линии и скорость по отцовской… в общем, всё, как и советовал Кривошапкин.

Все три пожилые дамы слушали "Элмера" молча, даже не шевелясь. Что таилось на дне их глаз? Артур никак не мог понять.

Кажется… нет, загадывать рано.

— Эти гнедые станут основателями новой породы! — провозглашал Серёга и просто сиял от счастья, как монетка, только сошедшая с конвеера. — А эти! These black! These non-fading black! They are excellent! [14]

Алекс посматривала на Серёгу с интересом, и Кривошапкин, было, учуял внутри живота целый айсберг — неужели это и есть то самое чувство, что сводит женщину с мужчиной?! Но нет, интерес обозначился чётче: так некоторых женщин безотчётно влекут к себе йоркширские терьерчики и лысые кошки.

Итак, можно выдохнуть!

А вот на "Вирджинию" Алекс поглядывала с совершенно иным интересом.

Артур гордо расправил плечи и тут же натолкнулся на полный ненависти взгляд Сейфулина.

Пусть Аяз Вахитович и не был, по мнению Кривошапкина, особенно умным мужчиной, но понять, чего хочет женщина, умел.

А также кого хочет женщина.

Ну и что его самого она явно не хочет — тоже.

"Джинни" улыбнулась Алекс.

Алекс ответила на улыбку и подошла ближе.

"Джинни" погладила Алекс по руке.

Алекс обняла "Джинни" за талию и спросила:

— Do you speak Spanish?? [15]

— Hablo un poco… [16] — неожиданно для себя самого ответил Артур.

Ха!

Хорошо всё же Алекс придумала!

Только лучше б она какой-нибудь хинди знала или там японский… всё меньше шансов, что поймут.

И как только сам Артур не догадался, что Алекс может знать и другие языки — и что можно с ней поговорить на одном из них, чтоб другие ничего не поняли…

— Te gusta lo que era la noche? [17]

— Sí, caro, gusta fabulosamente! [18] — просияла Фрост, как снежинка на солнце.

"Крысиная Королева" ничего не замечала, Серёга расстарался на славу, и его слушали очень внимательно, зато Сейфулин, казалось, вот-вот взорвётся.

Покраснел, на лысине уже просто лужица пота…

Артуру стало на мгновенье даже жаль его.

— Те deseo, mi gatita… [19] — жарко выдохнул он на ухо Алекс.

И, не успела она ответить, как в воздух взлетели фотокарточки — альбом не вынес очередного ретивого рывка.

Уши заложило от вопля:

— I need a successor! [20]

Серёга стоял в позе приземляющегося Супермена, удивительно напоминая при этом взлетающего Карлсона.

Артур тяжело сглотнул и пролепетал:

— Се… Элмер! Элмер, что ты творишь?!

Но "Остапа несло". Он не реагировал на слабые призывы "жены". Его мозг был занят сверх-идеей!

— I need a successor! — взывал он ко всем трём головам "Крысиной Королевы", прижимая руки к груди. — The son who will love horses just like me! [21]

"Второклассная юристка" опалила "Джинни" жалобным взглядом:

— О чём он? Чего он хочет от нас?!

Артур от души пнул Серёгу коленом под зад.

— Эй, ты чего?! — возмутился Лавров.

— Ничего! — прошипел Кривошапкин, дотягиваясь до мочки уха товарища.

— Ай! Ты что! Озверел?! Больно!!!

— О, Элмер, ты так внезапно вспомнил русский!

Глаза Серёги округлились.

— Я… я всего лишь хотел сказать… ну… что мне нужно этого… как его… наследника, вот… — забормотал он извиняющимся тоном.

Аяз Вахитович задумчиво смотрел на Серёгу.

А взгляды "Крысиной королевы" вдруг стали понятны Артуру.

Все три дамы — о ужас! — прониклись внезапным уважением к бедному несчастному Элмеру Миллеру, который ищет наследника для своего "Гринвуда".

Саша как приклеился к Вере.

Нет, не так.

Они словно оба проросли друг в друга корнями переплетённых пальцев, нежных взглядов, сливающегося в поцелуях дыхания. Саша отмахнулся от Олега, когда тот напомнил про дела в Омске — мол, куда они денутся, в лес, что ли, убегут? А вот Алёшеньку спасать надо.

Олег подумал-подумал… да и поехал в Ухтомск с другом.

К тому же у него нешуточный интерес вызывала эта Ариадна-не-Ариадна. Она так и не назвала своего настоящего имени, старательно избегала говорить на какие-либо серьёзные темы, особенно, если они могли вывести её на воспоминания о прошлом, и Олег постепенно стал ощущать настоящий охотничий азарт.

Как же так? Обычно он от женщин бегал-прятался, а тут, вот, вроде и не прячется, и в то же время как золотая рыбка проплывает сквозь пальцы, неуловимая, эфемерная, неосязаемая… хотя, да. Вполне осязаемая и очень приятная на ощупь!

Водитель попутки высадил их под корявой бетонной глыбой, на которой неясно проступали перекошенные буквы "Ухтомск", и махнул рукой, типа, вам в ту сторону.

Впереди полетели на крыльях любви Саша и Вера.

За ними степенно пошли Олег и Ариадна.

Вскоре среди зарослей по обе стороны от дороги стали прослеживаться определённо культурные сады.

Саша и Вера вдвоём держали фотографию Алёши, что-то увлечённо обсуждали.

Олег будто бы невзначай взял Ариадну за руку.

Женщина вздрогнула, словно её ударило током.

— Тебе неприятны мои прикосновения?

Она помотала головой — волосы чёрной волной по плечам:

— Приятны…

— Тогда почему так странно на них реагируешь?

После долгого молчания и череды тяжёлых вздохов женщина, печально глядя вдаль, усмехнулась:

— Я хотела бы реагировать иначе, Олег. Но не получается. Я не могу забыть о том, что у нас с тобой нет будущего. Ты только не подумай, что я под ним подразумеваю всякие там штампы в паспорте и марш Мендельсона… — она остановилась, Олег тоже.

Теперь они смотрели друг на друга.

И Олегу не нравилась эта невыносимая тоска в её взгляде.

— Мне кажется, мне хватило бы… я даже боюсь называть срок, — у неё задрожали губы. — Не знаю, не знаю, недели? Двух? Да хотя бы двух дней! Ещё двух дней… Хотя бы одного дня, сверх того срока, что мне отпущен… если бы мне кто-то сказал, что я начну считать будущим всего один день!

Олег молча обнял её за плечи.

Он не понимал, о чём она говорит, и очень переживал за неё.

…вот сейчас они доберутся до Ухтомска, и окажется, что никакого детского дома там нет, и даже если есть, то нет в нём никакого Алёши Иванова, так похожего на Сашку Светлова в детстве… и эта "Ариадна" окажется обычной сумасшедшей, сбежавшей из психушки.

Нет. Что-то на дне души Олега протестовало против таких мыслей. Пусть она не называет настоящего имени, пусть она недоговаривает, откуда узнала про этого мальчика (а заодно и фотографию добыла!), но, похоже, искренне верит в то, что говорит…

О том, что именно так и ведут себя психи, Олег старался не думать.

— Пойдём, — он бережно потянул женщину вслед за упорхнувшей далеко вперёд парочкой. — Пойдём.

Странный домик с гордой вывеской "ГОСТИницца" поверг путешественников в шок.

Но в ещё больший шок повергли они сами местного консьержа. Бедный очкастый паренёк даже не сразу смог поздороваться с ними и долго-долго объяснял, что номеров в гостинице один, то есть два, но один уже заняли, и теперь только один, и он мог бы поселить в него двоих, нет, не четверых, вы что, шутите, что ли…

— Нет, — сдавленно шептал он. — Нет, нет, что вы! Что значит, только переночевать?! Не могу, даже не просите!..

— А может быть, порекомендуете частников, сдающих квартиры или дома? — переговоры вёл Олег, потому что Саша и Вера, сбросив сумки на диван, умотали на поиски детского дома. Ариадна побежала с ними вместе.

Казалось, он сейчас расплачется:

— Да откуда ж я вам таких возьму! Я тут десять лет, и за это время вы первые гости!

— А кто ж тогда комнату занял, если мы первые?

— Ну, вторые! Ну и что? Всё равно!

— Слушай, парень… а ты сам где живёшь?

— Что?

— Двое могли бы поселиться здесь, а двое у тебя, а тебе бы заплатили… ну, скажем… — Олег прикинул, сколько было бы, с одной стороны, не жалко, а с другой, не стыдно и решил:

— Две тысячи.

Парень неожиданно радушно улыбнулся:

— В сутки, под расписку и деньги за первые сутки вперёд.

Олег покрутил головой:

— Ну ты коммерсант!

Парень развёл руками:

— Се ля ви! Всё стоит денег!

— Ладно, ладно, мы согласны, рассказывай, где что…

Получив ключи от дома в обмен на две тысячи и поставив подпись под наскоро набросанной "распиской", Олег уложил сумки в гостиничном "номере" и отправился на поиски дома.

"Дом" оказался таким же шикарным, как и "номер": одноэтажная двускатная хатка, с одного боку подпёртая облезлым бревном и сваленными горкой ржавыми рельсами вместо ступенек.

— Да, — присвистнул Олег. — Надо помолиться, что ли, чтоб случайно дождь не пошёл! Нас же отсюда смоет…

Насколько Артур сумел понять, агентство "Флауэр" успело подготовить все документы на усыновление Алёши Иванова семьёй каких-то Смитов. Они, конечно, были богаты, и, судя по условиям договора с "цветочками", расставались с приличной суммой, которой хватало даже на перевоз в Америку Аяза Вахитовича… Вот только Кривошапкина не покидало ощущение, что "Смитов" на самом деле не существовало, а все деньги тратило само агентство, щедро одаривая взятками всех, кто только интересовался — почему в документах на усыновление нет ни одной фотографии приёмных родителей?

Алекс засела за компьютер и старательно перебивала "Смитов" на "Миллеров".

Никто не расходился, словно все чего-то ждали.

Артура так и подмывало сесть рядом с Алекс и от души полапать её, но он вовремя сообразил, что теперь, когда "Крысиная Королева" переключила внимание с Серёги на него — ведь он был главным договаривающимся — ему не стоит открыто заигрывать со своей кошечкой.

Она, кстати, тоже сообразила, что так надо, и только изредка предлагала Артуру посмотреть, правильно ли заполняет на компьютере бланки.

Алекс печатала "te extraño", "mi alma", "mi corazón" [22] … и Артур не оставался в долгу, качая головой и "поправляя ошибки": "mi cariño", "mi niñita" [23]

Чем ближе подбиралось к концу оформление, тем большие сомнения одолевали Кривошапкина: разве так быстро документы на усыновление обстряпываются? Да, конечно, свою роль сыграло то, что документы уже были единожды оформлены на Смитов и теперь в них только меняли имена (и вписывали новые пункты). А ещё Миллеры не торговались и даже сами предлагали платить-платить-платить и ещё раз платить-платить-платить баснословные суммы за каждый чих… но это могло объяснить только рвение Алекс. Это же её "цветочкам" перепадал огромный куш от забугорных миллионеров! А что вызвало небывалое благодушие Сейфулина и всех этих Федоренко, Игнатенко, Картушенко? Но, когда в кабинет директора вломились высокий тощий парень с огромной профессиональной камерой и страшненькая коротко стриженая девица с заячьими зубами и громадным оранжевым микрофоном наперевес, всё встало на свои места. Артур осознал и прочувствовал: для Ухтомска это такое знаменательное событие!

Как же! Приехали европейцы… как?! Американцы?! Да это же ещё круче! Американцы приехали усыновлять Алёшу Иванова, воспитанника краевого государственного бюджетного образовательного учреждения для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей "Ухтомский детский дом"! А откуда они узнали о его существовании? Как? Не может быть! Такая трогательная история! А как относится Вахит Аязович (Артур не удержался и похлопал в ладоши — не он один не способен запомнить имя-отчество директора!), то есть, простите, Аяз Вахитович к тому, что его подопечный отправится за океан? Уау! Хорс-бридинг центер "Гринвуд" Уау! Ит из кул! А ю хейв но чильдрен примерно ту май эйдж? Ноу? Со вери шад…

По просьбе телевизионщиков в кабинет притащили испуганного, ничего не понимающего Алёшку. Он увидел Алекс и закаменел, немножко оттаял, только когда Артур приказал Серёге взять его на руки и показывать фото лошадей, а сам взашей вытолкал из кабинета и журналистку, и оператора, перемежая русские ругательства с английскими. В коридоре он доступно объяснил, что считает издевательством над личностью ту шумиху, которую телекомпания пытается раскрутить вокруг этого усыновления — издевательством над личностью ребёнка! Кажется, именно эта горячая и прочувствованная речь и удовлетворила, наконец, потребности репортёров. Вы только подумайте, какая замечательная мама будет теперь у простого русского мальчика Алёши Иванова! Она горы свернёт и голыми руками задушит каждого, кто мог бы причинить вред её ребёночку! Всё-всё-всё, мы уже уходим! Осторожнее, камера!..

Сразу возвращаться в кабинет Артур не стал.

Он понял вдруг, что немного запутался во времени. Сколько дней из семи осталось у них в запасе? Два? Три? Успеют? Не успеют? Как сложатся дела у Алёшки, когда их срок истечёт?

И где только носит Вику! Давно уже должна была приехать…

Из окна открывался вид на склон горы, по которому ползли вверх частные домики, а вдоль стены детского дома шла главная, самая широкая и самая часто ремонтируемая в этом городе дорога. И по этой дороге, тем же путём, каким проходили "Вирджиния" и "Элмер", к детскому дому приближались необычайной красоты женщина, "Ариадна" и…

Светлый.

Артур подорвался с места, слетел по ступенькам, выпорхнул наружу, бросился навстречу.

— Светлый! — закричал он, уже почти не удивляясь тембру голоса "Джинни". — Светлый, что это значит?!

Светлый замер в недоумении. Они с красивой женщиной смотрели на Кривошапкина в полном недоумении.

— У меня, похоже, завёлся двойник, — пожал плечами… неужели всё-таки не Светлый?

— Арту… Джинни, познакомься, это моя подруга… э… новая подруга Вера, а это наш новый друг, Александр Светлов…

На Вику жалко было смотреть. Нервная, вибрирующая как перетянутая струна, с мечущимся взглядом… расстроилась, что чуть не назвала Вирджинию Артуром? Да нет же, не может быть, чтобы это так выбило её из колеи. Похоже, она уже пришла сюда "на нерве".

Артур крепко сжал её локоть: я здесь, всё в порядке, держись, всё будет хорошо.

Вика покачала головой:

— Я очень, очень надеюсь, что мы не опоздали…

— Нет, — улыбнулся Кривошапкин, вспоминая, что он, вообще-то, в женском теле. — Вы успели вовремя. Если хотите, пройдёмте с нами. Как раз посмотрите на Алёшу.

Вера вдохнула и забыла выдохнуть — хотела что-то спросить?

Вопрос задал Александр:

— Вы что, ждали нас? Это ловушка?! Я не позволю вам обидеть Веру! — он заслонил женщину собой.

Всё же она была очень красива. Куда там Алекс с её пластическими операциями!

— Нет, нет! — взмолилась Вика, цепляясь за руки Александра. — Нет, никакая не ловушка! Я же говорила, здесь будут ждать мои друзья! Это Ар… Вирджиния Миллер, ещё есть Элмер, где Элмер?

— С Алёшкой, смотрят фотки лошадок. Мы успели перехватить мальчика.

— Кто вы? — заговорила, наконец, Вера, и Кривошапкин убедился, что голос у неё под стать внешности.

И тут, вместо того чтобы смотреть и смотреть в эти александритовые, сиреневые с прозеленью глаза, Артур перевёл взгляд на Александра — и утонул в синеве.

Вот они какие, бабочки в животе… плечи сами собой развернулись, обмякли, на лицо взобралась блаженная улыбка, и ресницы запорхали, как те бабочки...

А мозг окатила ледяная волна. Ужас! Он, Кривошапкин Артур Владимирович, пожелал, чтоб его обнял мужчина?!

— Мы… друзья… — Артур чуть не ляпнул "друзья Вики", но вовремя поправился:

— Друзья Ариадны.

Александр нехорошо как-то прищурился:

— Странные друзья, не находите?

— Это чем же странные? — не поняла "Джинни".

— С трудом вспоминаете имена друг друга, — припечатал Светлов.

И Артур понял, что недавно ощущал Серёга, когда взахлёб рассказывал про свой "Гринвуд". "Остапа несло" снова, но на сей раз им был Кривошапкин, а не Лавров!

Он, показывая ладони, сделал стремительно-текучий шаг к Александру, легко приобнял его за шею — Боже! Какая кожа! Как он пахнет! Какой он… стоп! — и тихо, но так, чтобы Вера тоже расслышала, прошептал:

— Мы представляем одну организацию, которая спасает российских детей от продажи за рубеж на органы. Разумеется, мы работаем под чужими именами, и не можем открыть вам своих настоящих имён, фамилий…

Вера со слезами на глазах посмотрела на Вику:

— Значит… секретная организация? И… и ты не медиум?!

Вика отшатнулась, как от пощёчины, и обе женщины стремительно покраснели — "Ариадна" от обиды, Вера от стыда.

— Прости, прости, пожалуйста, я сказала, не подумав, просто в медиумов я всё же… не… не до конца верю, а в секретные организации — верю… ты простишь меня?

Подтверждая прощение, Вика молча обняла Веру, а Кривошапкин вступил в перестрелку взглядов с Александром.

Как же он похож на Светлого! В одно лицо просто.

Может, это ещё один биомуляж, так, для подстраховки высланный на это же задание? Да нет, это вряд ли… но в то, что он похож на Светлого совершенно случайно, Артур не верил.

И, похоже, Александр тоже не верил Артуру.

Вот что ты будешь делать, а?

— Идём, — потянула "Джинни" подругу за руку. — Идём, идём. Там Алёша.

Врождённая наглость и уверенность в собственной правоте остались при Артуре и после смерти. В настоящий момент только подкреплялись статусом американской миллионерши! Бодрящемуся старичку на вахте даже в голову не пришло, что эта иностранка не имеет права тянуть в детдом всяких сторонних людей. Он ещё и поздоровался со всеми, ещё и дверь подержал, впуская в святая святых, на территорию Ухтомского детского дома!

Чем ближе они подходили к кабинету директора, тем сильнее воодушевлялась Вера — и тем медленнее переставляла ноги Вика.

Словно входила в море стремительно густеющего цемента.

Вот сейчас Вера увидит Алёшку.

Вот сейчас биомуляжи рассыплются в мелкий порох…

Только не сейчас! Ни в коем случае не сейчас, Вика ещё не успела увидеть Олега, не успела проститься с ним!..

Она в страхе остановилась, чтобы ощупать себя, проверить, всё ли на месте.

А вдруг она уже стала призраком?!

— Вера!..

Подруга обернулась:

— Да?

— Ты… ты меня видишь?

— Конечно, Ариадна, я тебя вижу…

Горло сжалось.

Какая Ариадна? Ну какая ещё Ариадна?!

Токмакова. Токмак, колотушка, которая, если нужно, будет стучать и стучать, пока не добьётся нужного результата.

Так что…

Вздёрнув нос, Вика догнала друзей. Натянуто улыбнулась:

— Ну, что? Идём?

— Уже пришли, — улыбнулась "Джинни". — Только у меня к вам одна огромная просьба.

— Да? — в унисон переспросили Вика, Вера и Александр.

— Пожалуйста, подождите нас здесь. Поверьте, это очень важно, чтобы вы не заходили туда, а ждали здесь. Походите по коридору… — он запнулся и затвердел лицом:

— А лучше не ходите. Здесь слишком много детей, и каждый из них хочет, чтобы мы забрали сейчас именно его.

Сейфулин и "Крысиная Королева" улыбались радостно и победно. Они только что заключили сделку… тьфу ты! Завершили оформление документов на усыновление! Правда, ни разу ранее за всю историю детского дома не случалось такого, чтобы новые родители не только забирали малыша, но ещё и оплачивали капитальный ремонт и покупку сразу тридцати персональных компьютеров! И ещё так, по мелочи: перекрыть крышу, поменять окна, оснастить кухню, спортзал, обустроить живой уголок…

Алекс улыбалась мечтательно.

Она всегда была неравнодушна к женщинам, но вращалась в таких кругах, где выхода на миллионерш не было. А здесь — вот она! Симпатичная, ухоженная, страстная… пусть коньяк помешал им в прошлый раз довести начатое до логического финала, но в следующий раз они сумеют вовремя остановить "возлияния" и насладятся по полной… "Mi corazón, mi alma", — беззвучно шептала Алекс, представляя себя самой лучшей в мире любовницей для Вирджинии Миллер. Фрост не зря поставила на уши всё агентство: пусть не спала ночь и десять часов не отходила от компьютера, пусть потратила уйму денег на международные звонки, зато теперь точно знала, что Миллеры не врут о своём богатстве. Они действительно миллионеры!

А какие Джинни будет дарить ей подарки!..

Перебирая пальцами в воздухе, Алекс краем глаза уже видела на них блеск трёхкаратных, пятикаратных, что там, семикаратных алмазов, ощущала ими баргузинских соболей… давненько же Фрост мечтала об отдыхе в отеле "Atlantis the Palm Jumeirah" в Дубае, на искусственном острове!..

Серёга с Алёшкой тоже улыбались. Но они просто излучали счастье, разглядывая фотографии лошадей и не помышляя ни о каких выгодах.

Артур подошёл к компьютеру.

— Ladies… то есть, уважаемые дамы, скажите, пожалуйста, когда мы сможем забрать Алёшу к себе?

Дамы переглянулись с Сейфулиным и Фрост. Заулыбались, вскинули правые руки, как пловчихи-синхронистки — но заговорила при этом старшая:

— В принципе, вы можете забрать его прямо сейчас.

— Но как же нотариальное заверение необходимых бумаг и прочее? — неуверенно помялся Артур.

И снова "синхронистки" выдали втроём одновременно одинаковый предупреждающий жест в его сторону, а заговорила только "второклассная юристка":

— Я, как прокурор Омской области, государственный советник юстиции второго класса, уполномочена оставить свои подписи, а также проставить все необходимые печати на документах.

— Мы слишком долго ждали этого момента, чтобы теперь его откладывать! — горячо заверила глава Ухтомского совета органов опеки и попечительства.

— Мы всегда рады, когда наши дети получают возможность гармонично развиваться и заниматься спортом! — присоединилась замглавы администрации Ухтомска по делам юношества и спорта.

Она тактично умолчала о том, что возможность эту получит не только усыновлённый ребёнок, но и все остальные детдомовцы.

На столе изниоткуда появились печати, ручки; Алекс колдовала над принтером, один за другим распечатывая документы на русском, на английском, в двух, четырёх и более копиях, для всяких инстанций, для новых родителей, для агентства "Флауэр", для попечителей, для юристов, для…

Артур и Серёга уверенно ставили подписи везде, куда только указывал пальчик Алекс Фрост. Аяз Вахитович и "Крысиная Королева" не отставали от них, казалось, они пишут под диктовку выпускной диктант — и, действительно, прежде чем последняя подпись заняла своё место прошло около полутора часов!

Алёшка разговаривал с фотографиями лошадей, придумывал им имена. Серёга разрешил ему доставать их из-под плёнки, и теперь он разыгрывал целые сценки с участием самых красивых лошадок.

Кривошапкин вздохнул и покачал головой: если Алёшке и суждено когда-нибудь увидеть живого коня, то это вряд ли случится так скоро, как ему хотелось бы.

Зато у него будет мама.

Эта Вера, такая красивая, такая воодушевлённая, она с такой нежностью смотрела на Алёшкину фотку, она так нетерпеливо подрагивала, соглашаясь ждать, сколько будет нужно — только чтобы увидеть, наконец, мальчика!

И Светлый… то есть Александр. Если задуматься, он чем-то даже схож с Алёшкой. Такие же волосы. Такие же глаза — только не синие, а голубые. И черты лица…

"Крысиная Королева" впервые на памяти Артура сменила местоположение, впустив в центр "юстиционную голову".

Момент был исполнен такой торжественности, в глазах у дам и Сейфулина застыли слёзы, да и у Кривошапкина, если уж по совести, в носу защипало…

— Дорогие наши Элмер и Вирджиния! — провозгласила эта, как её… Светлана Борисовна, что ли, и Артур не мог удержаться от мысленной ремарки: "Нет, это не мы дорогие — это вы нам дорого обходитесь!"

— Дорогие Элмер и Вирджиния! Мы вас поздравляем! У вас будет ребёнок! Мы передаём вам в руки наше главное сокровище — нашего маленького мальчика!

"Джинни" просияла, разрыдалась и бросилась обнимать поочерёдно всех присутствующих, то же самое сделал "Элмер", и все были счастливы, только увлёкшийся лошадками Алёшка пропустил, что эти классные иностранцы теперь его родители, и никак не мог понять: а почему это все плачут? Радуются, вроде, но всё равно плачут?

На всякий случай всплакнул сам.

— One minute, please! — подёргав брюки, с виноватой улыбкой выскользнул за дверь "Элмер".

Никто особо и не обратил внимания. Столько времени просидел, не удивительно, что потребовалось отлучиться.

"Джинни" ещё раз поблагодарила всех присутствующих — с особой сердечностью, конечно, Алекс! — поворковала с Алёшкой и тоже нырнула за дверь:

— Простите, пожалуйста, я буквально на минутку!..

Как только скрылись счастливые новоиспечённые родители, "Крысиная Королева" и Сейфулин разом утратили утончённость и чопорность, наперегонки рванули тискать Алёшу, обнимать-целовать друг друга и планировать, как отметят это дело нынче же вечером… Алекс устранилась от общей суеты.

Она всё ласкала мысленным взором свои будущие подарки от щедрой Вирджинии…

Недоверчивый взгляд Александра бил наотмашь, как тяжёлая рука.

— Я не имею права ничего вам объяснять, — сообщила ему "Вирджиния". — Подождите здесь ещё немного. Ариадна… теперь твоя очередь. Ты помнишь, о чём мы говорили?

— Помню, — грустно усмехнулась она. — Помню…

"Джинни" удалилась по коридору, сопровождаемая редкими взглядами воспитателей и детей.

Что-то витало в воздухе.

Что-то… непонятное.

Вера с Сашей тихо переговаривались. Изредка Вера бросала странные взгляды на "Ариадну", но та смотрела в окно, словно отгородившись от мира толстыми непроницаемыми стенами.

Так прошло минут пять. Может, чуть больше.

За той дверью, откуда вышли "Элмер" и "Джинни", нарастал возмущённый шум. Потом она резко распахнулась, и оттуда едва ли не одновременно выскочили три взъерошенные женщины старше среднего возраста, одна умеренно молодая рафинированная красавица и полноватый-лысоватый мужчина нерусской внешности.

— Где они?! — рявкнул мужчина. — Вы! Вы кто вообще?!

Вера вжалась в подоконник, Александр заслонил её собой от маленькой, зато бешеной толпы. И только Вика с каким-то мрачным торжеством шагнула навстречу беснующимся и порывающимся куда-то бежать, кого-то хватать людям.

Ей надо было задержать их как можно дольше.

— Вы — Аяз Вахитович Сейфулин? — глубоким контральто спросила она мужчину, прицеливаясь ему в грудь пальцем.

— А вы кто?! — проорал он вместо ответа.

— Сейчас… вы… замолчите! — Вика воздела руки и запрокинула голову.

Первыми назад, за спасительную дверь, нырнули зрелые дамы, за ними следом шмыгнула красотка. Сейфулин шарил по карманам — наверное, искал пистолет, чтобы в лучших традициях пафосного боевика застрелить досадную помеху.

— Сейчас… вы… вернётесь… туда! — Вика опустила руки, обеими показывая на дверь. — И мы пройдём с вами. Я!.. Потомственная целительница! Я!..

Она медленно шла вперёд, и Аязу ничего больше не оставалось, кроме как отступать под её напором.

— Я!.. Медиум!.. Я!.. Вижу зло в этом доме! Ваши мёртвые… — все побледнели. — Ваши мёртвые взывают ко мне! Они видят готовое свершиться здесь зло!..

— Ах!.. — вскрикнула красотка и упала в настоящий обморок, никто даже поймать не успел.

И никто не кинулся поднимать и приводить в себя.

Вика решила немного снизить накал и более будничным тоном пояснила:

— Мёртвые говорят, что в этот дом пришло зло.

Александр и Вера с двух сторон обошли Вику и взялись приводить в себя упавшую в обморок девицу.

Все молчали, и "медиум" продолжила:

— Зло хотело погубить… вас! — палец Вики словно прирос к груди Аяза, и он, позеленев, схватился за сердце.

— Ч-что?

— Зло хотело поднять вас в воздух и швырнуть в пучину вод…

Вика сначала хотела сказать, что "зло" намеревалось убить Алексея Иванова, но он, маленький, испуганный, заплаканный, сидел в большом кожаном кресле и широко раскрытыми глазами смотрел на Веру и Сашу.

Ермолаева удивилась, как похож оказался этот малыш на Светлова! Минута, и они оба смотрели друг на друга, и Вера смотрела на них и — не верила своему счастью.

Как потревоженный улей, гудели о чём-то с уха на ухо три женщины.

— Представьтесь, пожалуйста! — вежливо попросила самая старшая.

— Ариадна Токмакова! — Вика подумала и добавила:

— Медиум. Потомственная целительница. Ясновидящая.

Совершенно рыжая — волосы, губы, ногти, галстук — женщина неожиданно тоненьким и неуверенным голоском спросила:

— Зло, оно уже покинуло эти стены, да?

"Ариадна" прислушалась к себе, поводила из стороны в сторону руками, заставляя окружающих в ужасе отшатываться.

— Нет, — мрачно ответила она. — Зло всё ещё среди нас. Зло… готовится погубить… вас. — Вика снова указала на Аяза Вахитовича, и он побагровел и рванул ворот рубахи. — Извините, но я не вижу подробностей, я просто передаю вам то, что говорят мёртвые, передаю вам то немногое, что вижу сама… вы не собирались никуда лететь?

— Собирался… — прохрипел Сейфулин.

Вика глубокомысленно кивнула:

— Ну вот. В ближайшие полгода вам нельзя летать. Особенно, над водой. Смерть готова вырвать вас из воздуха и утопить…

Между тем красотка пришла в себя и выглядела вовсе не так красиво, как тогда, когда во гневе выскочила в коридор. Что-то неуловимо изменилось в её лице… и её так старили нахмуренные брови!

Вика чувствовала странную опустошённость. Она как-то несколько иначе представляла себе всё это и теперь старательно скрывала недоумение: кто все эти люди? Зачем они здесь? Чего хотят? От неё, друг от друга…

Три взрослых женщины и Сейфулин о чём-то переговаривались, и до Вики долетали только обрывки фраз:

— …лететь в Америку… откуда она знает?.. зло среди нас, но кто?..

Вера несмело, маленькими шажками, перемещалась всё ближе к Алёше. Следом за ней, бережно поддерживая её за плечи, шёл Саша.

Алёша, не отрываясь, смотрел на Веру.

Устав ждать, когда же она подойдёт совсем близко, спрыгнул с кресла и уверенно подошёл к ней.

Запрокинул голову:

— Ты моя мама, правда?

Что там было дальше, Вика не стала смотреть. Вышла, пошатываясь, из кабинета директора… спустилась по лестнице… вышла на центральную дорогу…

Ей навстречу быстрым шагом шёл Олег.

Увидев её, побежал.

Подбежал, схватил за плечи:

— Что случилось? Что с тобой? Все живы? Тебе плохо?

Вика плакала, улыбалась и медленно водила головой из стороны в сторону.

В ушах всё звенел голос Алёшки: "Ты моя мама, правда?"

Смс-ка, которую отправил Артур, гласила: "у нас два часа ты где"

Вика погладила взглядом загорелые плечи Олега и аккуратно набрала ответ: "не ждите сама прилечу потом".

"Миллеры" отправились в Омск с другим комплектом документов, сооружённым в Москве предусмотрительным Артуром, и оттуда следили за метаниями проштрафившейся Алекс Фрост и действиями комиссии по усыновлению. Кажется, дело шло к тому, чтобы мальчика, которого уже дважды "отдавали", наконец передали третьему комплекту родителей — они, кстати, спешили расписаться, чтоб сразу дать сыну фамилию Светлов… Вика радовалась за подругу, но как-то отстранённо. Своя рубашка, как водится, была ближе к телу… пусть даже это тело — биомуляж.

Только успела лечь навытяжку рядом с мужчиной, как телефон запиликал новым сообщением: "давай уже вместе а то потом суп с котом".

Да, похоже, телефоном Артура завладел Серёга.

Выключив ненавистную машинку, Вика обвила плечи Олега руками.

Прошептала на ухо:

— Не притворяйся, ты уже не спишь. Пожалуйста, спой мне!

Он перекатился на спину, лукаво улыбаясь — и Вика стиснула зубы и впилась пальцами в жёсткий матрас, чтобы не заплакать, чтоб не выдать дрожи, сотрясавшей всё нутро.

Так нечестно.

Но… никто и не обещал, что всё будет честно.

— Пожалуйста, спой.

Олег дотянулся до гитары.

— Спой мне про то, что прямо по ходу рай!

Но он покачал головой:

— Нет.

Положив гитару на смятые простыни, притянул к себе Вику:

— Что толку тратить время на песни! Ведь ты говорила, что сегодня оставишь меня… ты не передумала?

— Передумала, — кивнула она. — Я ещё в поезде передумала куда-либо от тебя уходить. Я, может, тебя всю жизнь искала.

— Ну вот! — он взял её лицо в ладони и вытер слезинки со щёк. — И что мы плачем? Раз ты меня всю жизнь искала, а теперь нашла, то зачем слёзы лить? Иди ко мне!..

…два часа.

Час.

Полчаса…

Олег уснул. Он не притворялся, он спал. За прошедшие сутки они спали от силы час или два, спать — это так… скучно!

Но теперь Вика металась по маленькой комнате, от двери к окну, от окна до кровати, от кровати снова к двери, нервно шарила по шкафам в поисках бумаги, ручки… можно было бы уйти, не прощаясь, но надо было успеть, написать, всё рассказать ему, может быть, он потом прочитает, поверит…

— Привет.

Артур прошёл сквозь стену.

— Олег!.. — бросилась Вика к мужчине и увидела, как он просыпается, смотрит на биомуляж Ариадны — и биомуляж прямо у него на глазах бледнеет, выцветает, становится всё прозрачнее…

Мужчина вскочил с кровати, прикрываясь простынями, забегал по Викиному маршруту, подбегал то к окну, то к зеркалу, то к двери, плескал себе в лицо водой, ощупывал кровать…

Вика тихо плакала.

Артур молчал. Что он мог сказать, как успокоить? Надо ли вообще успокаивать! Он правильно сделал, что запретил Серёге появляться на глаза. Уж кто-кто, а Лавров с его убийственной тактичностью точно был здесь лишним.

Кривошапкин обнял Вику за плечи и утянул вверх, сквозь ветхую крышу, дальше, дальше от городка Ухтомска — пэ-гэ-тэ Ухтомска! — ближе и ближе к заветному шале на Красной поляне, где на весах ждал белый шарик.