Приглашение к убийству

3

Мы поднялись лифтом на два этажа в комнату, которая называлась швейной. Название, вероятно, сохранилось с давно минувших дней, потому что ни швейного оборудования, ни запасов материи там не было. Миссис О'Ши хотела рассадить нас вокруг стола, но я предложил сделать беседу более непринужденной, и мы опустились в лёгкие кресла, стоявшие напротив кушетки, на которой, облокотясь на подушки, удобно расположились две другие девушки.

Слушательницы они были отменные. Так как за внимание аудитории бороться не приходилось, я не спешил брать быка за рога. Рассказав о визите Луэнта в кабинет Вульфа, я коснулся истории его детства и периода раннего возмужания, сдержанно, не доводя до слез, поведал об отсутствии материнской ласки и тепла. Я признал, что порой он вёл себя безответственно, за что жестоко поплатился, оказавшись вычеркнутым из отцовского завещания. Серо-зелёные глаза мисс Рифф, карие глаза мисс Марси и темно-голубые глаза миссис О'Ши сосредоточенно смотрели на меня, подбадривая, прибавляя красноречия, но не позволяя удаляться от темы. Я рассказал об обещании, которое сестра дала Луэнту за год до своей смерти – что было, конечно, чистейшим вымыслом, – о его убежденности, что она сдержала слово, и подозрении, что значительная денежная сумма наличными или в ценных бумагах была доверена ею кому-то для последующей передачи брату. Я добавил, что, по его мнению, хранительницей богатства могла стать одна из присутствующих, и поэтому мне очень хотелось бы услышать их ответы на некоторые вопросы.

Миссис О'Ши констатировала, что Луэнт – безобразное маленькое ничтожество. Мисс Марси отметила, что все сказанное мной невероятно смехотворно. А мисс Рифф, вздернув носик, спросила: «Но зачем же задавать несколько вопросов? Вы можете задать один: оставляла ли миссис Хак кому-нибудь из нас что-либо для передачи своему брату? Мы ответим „нет“, и тема будет исчерпана».

– С вашей точки зрения – да, – согласился я. – Но ведь мистер Хак объяснил вам: я здесь для того, чтобы расследовать, а расследования так не проводятся. Например, если бы я расследовал нечто действительно серьезное – скажем, убийство! И если бы Луэнт заподозрил одну из вас в отравлении его сестры, чтобы получить возможность выйти замуж за Хака?

– Вот это уже лучше, – одобрительно проворковала мисс Марси.

– Да! Но что тогда? Я спрашиваю, вы отвечаете «нет», и мы закрываем тему? Едва ли. По правилам я должен забросать вас вопросами о ваших отношениях с мистером и миссис Хак и друг с другом, о ваших передвижениях и том, что вы видели и слышали, причём не только в день её смерти, но и за неделю, за месяц, за год до этого. Можете отвечать или отказываться. Ответивших я проверю. Отказавшихся я проверю дважды.

– Что ж, спросите меня о чём-нибудь, – предложила мисс Марси.

– Играть роль подозреваемой в убийстве по крайней мере увлекательно, – заявила мисс Рифф. – Но терпеть такое, да ещё по милости Германа Луэнта… – Она элегантно передёрнула плечиком. – Право, увольте.

– О'кей, – доброжелательно сказал я. – Только не думайте, допрос будет с пристрастием. Однако сперва я хотел бы выяснить ваши соображения по поводу одной своей идейки. Мне кажется, что если бы миссис Хак хотела передать деньги брату, то логичнее всего ей было бы обратиться к своему мужу. Луэнт уверен, что она так не поступила, ибо Хак, по его мнению, честный человек и не стал бы тянуть с выполнением завещания. Такое объяснение удовлетворяет Луэнта, но не меня. Хак мог оказаться чересчур честным. Он мог рассудить, что, оставляя солидный денежный куш брату, его жена игнорирует волю отца, а это неправильно, и не пойти на подобный шаг. Лично мне вариант кажется весьма вероятным, но вы, дорогие леди, знаете Хака, конечно же, лучше. Что он за человек? Мог он, по-вашему, так поступить?

Ответа не последовало. Они даже не обменялись взглядами. Я не отступил:

– Что думаете вы, миссис О'Ши?

Она покачала головой.

– Вопросы такого рода задавать неэтично.

– Вы же знаете, мы состоим у мистера Хака на службе, – проворковала Сильвия Марси.

– Он замечательный человек, – объявила Дороти Рифф. – Очень, очень замечательный. Потому-то одна из нас и отравила миссис Хак, чтобы выйти за него замуж. Но только чего же она ждет? Ведь прошел почти год?

Я воздел ладони к потолку.

– Элементарный здравый смысл. В делах такого рода нельзя торопиться, и, кроме того, замужество могло не быть главным мотивом убийства. По сути, возможен ещё один, и мне он нравится больше: предположим, миссис Хак вручает кому-то из вас кругленькую сумму, скажем, сто тысяч долларов, с тем, чтобы деньги были переданы после её кончины мистеру Луэнту. Но время идёт, а миссис Хак остается совершенно здоровой, могущей прожить двадцать или тридцать лет, и наша героиня, потеряв терпение, решает действовать. Конечно, сейчас она в сложном положении. Имея на руках сто тысяч долларов, она даже по прошествии года не осмеливается начать их тратить.

Миссис О'Ши позволила себе негромко хмыкнуть.

– Я бы не удивилась, если б это чучело Луэнт действительно вообразил подобную гадость. – В её голосе, казалось, сквозил металл, в темно-голубых глазах поблескивали льдинки. – Мистер Хак сказал, что вы будете задавать вопросы и что мы можем отвечать или не отвечать на них – на своё усмотрение. Не станем терять времени.

Я провозился битый час, сделав их гораздо более неприветливыми, но ничуть не более разговорчивыми. Хотя в беседе изобиловали свидетельства того, что женщины не питали друг к другу трепетной любви, и проскальзывали намеки, что Хак рассматривался каждой из них не только как источник жалования, выбрать необходимую Луэнту красотку по окончании шестидесяти минут я мог бы, лишь прибегнув к магическому «крибле-крабле-бумс». Я был разочарован. Решив, что допустил ошибку, собрав их вместе, я поднялся, поблагодарил за терпение и помощь, сказал, что хотел бы поговорить с каждой по отдельности немного позднее, спросил, где можно с наибольшей вероятностью найти мистера Луэнта, и выяснил, что его комната находилась этажом ниже. Сильвия Марси вызвалась показать, где это, и мы двинулись вниз по лестнице. Она ворковала без умолку. Это было приятное, даже мелодичное воркование, но сколько же можно! Окажись я, как Хак, обречен слушать его ежедневно, то на вторые сутки я бы либо отделался от неё, либо послал за мировым судьей, чтобы совершить обряд бракосочетания.

На мой стук Луэнт распахнул дверь и пригласил войти. Первые четыре шага я прошел по узкому коридору, какие часто бывают в больших старых домах, где ванные встраивались позднее, но затем комната расширялась в просторное помещение. Луэнт предложил мне сесть, но я отказался, сообщив, что только что провел первую встречу с подозреваемыми и теперь хотел бы, если возможно, повидать Пола Тейера, племянника Хака. Мы поднялись по двум лестничным пролетам, которые привели нас на этаж, находившийся над швейной, пересекли коридор и постучали. Голос из-за двери пригласил нас войти.

Комната была невелика, и ни один сантиметр её не остался свободным. В ней стояли односпальная кровать, большое фортепьяно и пара лёгких кресел. Груды книг и папок громоздились на полках, лежали на столах, стопками возвышались на полу. Здороваясь, Тейер, который оказался одного возраста со мной, сложенный как бык, вероятно, задумал переломать мне пальцы, но живо отказался от этой идеи, когда я перешел в контрнаступление. Пока мы поднимались, я сказал Луэнту, что хотел бы переговорить с Тейером с глазу на глаз, поэтому, представив нас, он быстро удалился. Тейер плюхнулся на кровать, а я устроился в кресле.

– Так я и думал: вы все завалили, – начал он.

– Да? Каким же образом?

– Вы что-нибудь смыслите в музыке? – Он взмахнул рукой.

– Нет.

– Тогда я не стану пользоваться музыкальными терминами. Ваша идея вломиться сюда под предлогом, будто одна из дамочек прикарманила кусок пирога, предназначавшийся для Луэнта, грандиозно глупа.

– Очень жаль, я предложил её взамен идеи Луэнта о том, будто одна из них отравила вашу тётю.

Пол откинул голову назад и захохотал. Вновь обретя дар речи, он произнес:

– Она мне не тетя… хотя, впрочем, может, и тётя, раз дядя Теодор женился на ней. Она умерла в страшных муках, я был потрясен. Несколько недель после этого я не мог есть как следует. Но предположить, что одна из девушек дала ей яд, – бред! Видите ли, Герман Недомерок просто свихнулся на всяких чудовищных фантазиях. Бог мой, и откуда в человеке такая безмозглая озлобленность? Тем не менее я его верный союзник. Мы едины. Хотите знать, как страстно я жажду получить один-другой из луэнтовских миллионов, которые заграбастал дядюшка Теодор?

Я ответил, что хочу, но он уже не слышал меня. Он вскочил, широкими шагами подлетел к табурету возле пианино и сел, растопырив нацеленные на клавиши пальцы, запрокинув голову и закрыв глаза. Внезапно обе руки упали на левую часть клавиатуры, и воздух содрогнулся, как от удара грома. Последовали другие взрывы и раскаты, затем его кисти стали перемещаться вправо. Послышались скрипенье и визг. Все прекратилось так же неожиданно, как и началось. Он обернулся и победоносно взглянул на меня.

– Вот! Вот как я жажду иметь эти деньги! Вот что я чувствую!

– Да-а, – произнес я с состраданием.

– Еще бы. Ведь будь у меня, скажем, пять миллионов, на доход с них я мог бы нанять оркестр из тридцати инструментов, который по часу в неделю играл бы в десяти крупнейших городах мира музыку будущего. Мою музыку! Может, вы думаете, что я тронулся? Что ж, вы правы, чёрт возьми! Бетховена и Визе тоже в своё время считали свихнувшимися… А записи! Боже, какие записи я сделаю! Вернее, сделал бы. Вместо того, чтобы вкушать блаженство, я торчу здесь. Я говорю о миллионах. А хотели бы вы услышать, каково в реальности моё финансовое положение?

Он отвернулся, склонился над фортепьяно, и два пальца его правой руки заплясали по чёрным клавишам. Он держался в пределах одной октавы и прикасался к ним так легко, что, даже навострив уши, я едва расслышал слабое нестройное треньканье. У меня свело зубы, я не вытерпел и подал голос:

– Могу одолжить вам доллар.

Он перестал играть.

– Спасибо. Вообще-то меня тут кормят и голод мне не грозит… Кстати, вам интересен комментарий по этому поводу мисс Марси?

На сей раз он задействовал обе руки, в результате чего получилось не треньканье, а довольно бойко журчащее воркованье. Это была мисс Марси, мисс Марси до кончиков ногтей, со всеми её интонациями и вариациями, хотя в композиции Пола не улавливалось даже признаков мелодии.

– Тютелька в тютельку! – сказал я, когда он закончил. – Я узнаю её с закрытыми глазами. Превосходно.

– Благодарю. Между прочим, Луэнт говорил вам, что я без ума от мисс Рифф?

– Нет. В самом деле?

– О да! Если бы я сыграл то, что испытываю по отношению к мисс Рифф, вас бы прямо-таки обуяли чувства, чего, увы, нельзя сказать о ней. Я потому и попросил Луэнта приехать, что испугался, не имеет ли она видов на дядю. Я и теперь ещё боюсь. А вы… вы и Луэнт… вы все испортили.

Я ответил, что не согласен, и объяснил, почему. Прежде всего, Луэнт считал, что попытка настроить женщин против него не помешает, а поможет делу. Выяснив с моей помощью имя претендентки, он собирался начать её обрабатывать, и куда больше предпочитал в качестве стартовой позиции враждебность безразличию. Тейер стал возражать, но расслышать его было трудно, потому что он продолжал аккомпанировать себе на фортепьяно, и я попросил его пересесть обратно на кровать. Мы поговорили ещё немного. Он не мог сказать ничего разумного по вопросу, на который мне предстояло найти ответ, поэтому я решил не тратить времени понапрасну, откланялся и запрыгал вниз по ступенькам.

На площадке четвертого этажа мне встретилась горничная с толстым слоем помады на губах. Сперва я подумал затащить её в швейную и там хорошенько допросить, но потом решил, что это терпит. Этажом ниже я оказался перед искушением. Правая дверь вела в комнату Луэнта; дверь, специально расширенная, чтобы проходило кресло-каталка, вела в комнату Хака. Можно было постучать, если ответят, заглянуть и о чём-нибудь спросить, а если нет, то войти и слегка осмотреться. Имея соответствующую подготовку, человек за пять минут способен заметить многое. Порой это оказывается совершенно простая деталь, типа фотокарточки или записки на полке между рубашками. Но я сказал себе «нет» и спустился ещё на этаж.

В коридоре ни души. Здесь находился кабинет Хака, но он мне был ни к чему, поэтому я продолжил своё путешествие вниз и очутился на первом этаже. Он тоже пустовал, но из приоткрытой двери доносились какие-то звуки. Я потянул ручку и вошёл в комнату. У меня есть давняя привычка не стучать каблуками. На экране телевизора мужчина и женщина пожирали друг друга взглядами, причём она тяжело дышала, а он что-то бормотал. В кресле, спиной ко мне, сидела миссис О'Ши. Она потягивала из бокала какой-то напиток. Я погрузился в стоявшее неподалеку от неё кресло и тоже уставился на экран. Она, конечно, заметила моё присутствие, но виду не подавала. Минут двадцать мы, затаив дыхание, следили за перипетиями сюжета. Когда фильм закончился и началась реклама, она подошла и щелкнула выключателем.

– Неплохое изображение, – сказал я тоном знатока.

Она окинула меня взглядом.

– Да, наглости вам не занимать. Вы хотели меня видеть?

– Я подумал, что нам надо бы переговорить без свидетелей.

– Не сейчас. Ближайшие полчаса я буду занята на кухне.

– Хорошо, пусть позже. Между прочим, мистер Луэнт пригласил меня остаться на ужин, но я хотел бы сперва узнать, не будет ли это вам в тягость?

– Мистер Луэнт гость мистера Хака и волен приглашать, кого хочет. Мистер Хак ест в своей комнате.

Я ответил, что в курсе, и она удалилась. Через минуту я вышел следом. Решив предупредить Луэнта, что он якобы пригласил меня остаться на ужин, я снова поднялся на два этажа к его двери и постучал. Никакой реакции. Пока я стоял в замешательстве, в десяти шагах от меня раскрылась дверь лифта и оттуда выкатилось кресло-каталка. Заметив меня, Хак притормозил свою колесницу и спросил:

– Вы ещё здесь?

– Да, сэр. Если вы не возражаете.

– С какой стати мне возражать?

Он коснулся кнопки и покатил к себе в комнату. Я посмотрел на часы, поднеся их поближе к глазам из-за тусклого освещения: было две минуты шестого. Подумав, что Луэнт мог прилечь вздремнуть, я постучал ещё раз и, не получив ответа, сдался. Я вернулся к лестнице, спустился, вышел из дома, дошагал до Мэдисон-авеню, миновал ещё квартал вниз до аптеки, нырнул в телефонную будку и набрал номер.

Ответил Вульф. Я отчитался.

– Никакого прогресса. Совсем ничего. Разве что на случай болезни могу порекомендовать сиделку, которая отворкует от вас любую хворь. Я не вернусь домой к ужину. Собственно, я звоню, чтобы поставить вас об этом в известность и проконсультироваться.

– Насчет чего?

– Моих мозгов. В них, видимо, сели батарейки, иначе бы я никогда за такое не взялся.

Он фыркнул и повесил трубку. Я набрал другой номер, попросил позвать Лили Роуэн и сообщил ей, что предпочитаю остаться дома и порешать кроссворды, чем идти к ней на свидание. Она все же вытянула из меня, что я занят расследованием, и сказала, что будет ждать, затаив дыхание, пока я снова не позвоню.

Вернувшись в дом, я спросил у впустившей меня гренадерши, где можно найти мисс Рифф. Она не знала. Мисс Марси? Она не знала. Мистера Луэнта? Она не знала. Я горячо поблагодарил её за информацию и направился к лестнице, гадая, куда это мог запропаститься мой клиент. Должно быть, он дрыхнул, и это меня возмутило. Добравшись до третьего этажа, я громко и отчетливо постучал в дверь, подождал пять секунд, повернул ручку и вошёл. Я чуть было не наступил на него. Он лежал на спине возле самого порога, почти касаясь открытой двери, слегка подогнув одну ногу, и вытянув другую. Я закрыл дверь, нагнулся, расстегнул на нём пиджак и сунул руку под рубашку. Сердце не билось. Его голова была вывернута под странным углом. Я пролез под неё кончиками пальцев, но у основания черепа, вернее, там, где оно предполагалось, рука не встретила никакого сопротивления. Лишь слегка выпирал край проломленной кости. Разрыва на коже я не почувствовал, и крови на пальцах не осталось.

Я постоял, глядя на него сверху вниз, засунув руки в карманы. Насытившись зрелищем, я шагнул туда, где заканчивался узкий коридор и начиналась комната, и внимательно обвел глазами помещение. Затем я наклонился, ухватил Луэнта за плечи и приподнял. Под ним ничего не было. Я тщательно осмотрел его затылок, опустил на пол в прежнее положение, обошел, взял за лодыжки, приподнял и удостоверился, что под этой половиной тела тоже ничего не было. Я подкрался к двери, секунд десять послушал, выскользнул из комнаты и закрыл её за собой, после чего спустился по лестнице на первый этаж и, никем не замеченный, вышел из дома.

В аптеке на Мэдисон-авеню, прежде чем войти в телефонную будку, я наменял десятицентовиков на полдоллара.