Глава 3 СЛУЧАЙНОСТИ ВСТРЕЧ

Женщины бывают разные… А у некоторых еще и меч есть.


Джасс, человек. Весна 1695 года

Утро случилось серое, холодное и неуютное. С тяжелых небес сочилась мелкая водяная пыль, мгновенно пропитывающая волосы и одежду всякого, кто встретил этот рассвет не в тепле собственной постели. Волны лениво накатывались на грязно-желтый песок, хрипло кричали чайки, а черные мокрые скалы стали невольными немыми свидетелями того, как к берегу медленно причалила лодка. Гребцы не поленились вытащить ее носом на песок, чтобы пассажирка могла выбраться, не замочив ног. Угрюмый старшой неразборчиво пробурчал, что неплохо было бы расплатиться прямо на месте, и несказанно удивился, когда получил в грязную ладонь золотую монету с узнаваемым монаршим профилем. Однако столь быстрое обретение вожделенной монеты почему-то заставило загребного решить, что с остальными деньгами госпожа путешественница расстанется с такой же легкостью. Вот тут-то его ждало разочарование, сопровождаемое чувствительным ударом сапогом в пах и последовавшим за ним купанием в ледяной воде.

– Кому-то еще нужны деньги? – спросила решительная пассажирка у остальной команды, небрежно вытаскивая из потертых ножен свой меч. – Нет? Это замечательно.

Легкой походкой человека, привыкшего к долгим пешим переходам, женщина пошла вдоль берега в сторону Лорарда, оставшегося в нескольких ги южнее. Толстая коса, едва достававшая до лопаток, задорно подпрыгивала в такт шагов. Сырость и ледяной ветер сделали пальцы рук путницы синеватыми, и она старательно прятала их в складках растянутого свитера крупной деревенской вязки, из тех, что носят рыбаки на северных островах. Толстые штаны пузырились на коленях, не скрывая свой преклонный возраст. Единственными приличными и добротными вещами в облачении женщины были высокие шнурованные ботинки с меховым отворотом и ножны ее меча, украшенные узорными накладками из старинной бронзы.

Едва заметная тропка начиналась там, где возле скал расступались бурые заросли кустов приморской колючки. В самом начале весны, когда на кустах не оставалось ни единого колючего плодика, здесь можно было ходить без опасений серьезно порезаться, а вот осенью эти заросли представляли собой непреодолимое препятствие. Тропинка, в сущности, была настоящим подарком для путешественников, и женщина не поленилась, проходя, обрубить особо отросшие за предыдущий сезон ветки. Говорят, что в старые времена воров иногда казнили, скидывая в заросли приморской колючки. Это считалось лютой казнью, похуже колесования. Тропинку же наверняка прорубили контрабандисты – подлинные хозяева здешних земель, потому что славный город Лорард испокон веков жил контрабандой из Тассельрада и обратно, благо граница пролегала рядом, да мелкой торговлей с поселками, расположенными ниже по реке. Только ленивый не тащил через кордон дешевую шерсть, пеньку и всякую домашнюю мелочь из здешней меди. А уединенный, отгороженный зарослями пляж прекрасно подходил для легких суденышек с двойным дном, курсировавших туда-сюда через призрачную границу.

Со своим появлением на Ахейских островах весна в этом году тянула до последнего. Бесконечные дожди и туманы никак не давали солнцу прогреть тощую бесплодную землю. Мокрый снег срывался почти до конца алсира. И вдруг нежданно подул теплый ветер, распогодилось, море из свинцово-серого стало веселым и синим, а кустарнички офола мгновенно украсились мелкими сиреневыми цветочками. Над камнями заструились струйки пара, как над шкурой овчарки, зашедшей с дождя к теплому очагу. Хрупкая северная весна пробудила островитян от спячки и хандры. Арамидиль – праздник встречи весны отгорел кострами под камышовыми куклами. С ними сгорало все прошлогоднее зло вместе с болезнями и голодом. С ними сгорела и последняя связующая нить между кераганцами и Джасс. На следующий день она покинула остров. Но прежде тщательно убралась в своем домике, оставив своей возможной преемнице и ткацкий станок, и травы, и посуду, уйдя, как привыкла – налегке, не обременяя себя ничем, кроме лишней смены одежды. До берегов Игергарда пришлось добираться в два приема. Сначала купеческая шикка доставила Джасс на Медные острова, а уж после она напросилась к капитану-пройдохе, на чью тикку охотилась половина игергардских пограничников. Более бандитской команды Джасс видеть не доводилось и в бытность свою подручной Дрэгора Банна.

Все-таки она чересчур засиделась на своих одиноких островах, задавшись однажды целью основательно потеряться среди неласкового холодного моря. Видят боги, она старалась изо всех сил, видят боги, то не ее вина, что ничего из попытки не вышло. Чашка с руной «край» раскололась совсем не зря. Она была только самым первым знаком, которых потом было так много, что и не сосчитать. Снились сны, не желающие забываться, гадальные пластинки ложились причудливым образом, заговоры получались необычные, но, самое главное, приносили ветра. В их прихотливых узорах заклинательница погод читала так же ясно, как начальник тайного сыска читает в зашифрованных донесениях агентов. Ветра говорили: «Беги, ибо ты в опасности! Беги и не оглядывайся! Беги, но не пытайся больше прятаться, это не поможет!»

Джасс и сама прекрасно понимала, что любая уловка срабатывает только один раз, а ее преследователи совсем не дураки. Не дураки и не ротозеи, а как раз наоборот – великие и могучие маги. Только тот, кто ничего не смыслит в волшебстве, может верить, что, стоит ему спрятаться получше, замаскироваться понадежнее, исчезнуть из поля зрения друзей и врагов, и уже никто и никогда не сможет выйти на его след. Опасное заблуждение, стоившее жизни многим и многим. Этому Джасс научил Хэйбор, а он знал, о чем говорил. Мир слишком похож на полотно, но не плоское, а объемное, и все в нем взаимосвязано так плотно, что даже травинка, выросшая возле дороги, может повлиять на жизнь проехавшего по ней короля. Что же говорить о том, как влияет на окружающий мир существование человека. Никто не знал, куда направлялся Хэйбор, никто в Храгассе не знал его имени, но спустя столько лет его нашли в захолустном, проклятом всеми богами городишке на самом краю мира. Нашли по тем невидимым следам, которые оставляет на лике мироздания каждая жизнь, будь то жизнь мотылька, или реки, или простого человека, или не простого человека. Насчет себя Джасс даже и не обольщалась. Она лишь пыталась увернуться от цепких рук чужой судьбы.

Приморская колючка вымахала выше человеческого роста, и ориентиром для Джасс служила вершина полуразрушенной круглой башни. Даже на первый взгляд история ее могла измеряться двумя-тремя тысячелетиями самое меньшее. Эти покрытые мхом камни помнили еще Темные времена, а возможно, и битвы Четырех Народов. Вблизи древнее сооружение выглядело очень внушительно, а уж если дать разгуляться воображению, то лет эдак пятьсот назад крепость должна была казаться устрашающим монстром. Нижний ряд кладки, глыбы размером с теленка, вросли в землю больше чем наполовину, но стойко сопротивлялись корням вездесущей камнеломки. Сохранилась даже лестница, ведшая когда-то на второй этаж. Джасс спокойно развела у ее южного подножия маленький костерок, заварила пахучую бодрящую траву и с удовольствием набросилась на сушеные яблоки, орехи и сухари. Путешествие по штормовому весеннему морю к улучшению пищеварения не располагало. Последние двое суток Джасс вообще ничего есть не могла.

Прихлебывая терпкий отвар тальфина на сытый желудок, можно было не торопясь подумать, что делать дальше. Плана у Джасс никакого не было. Собственно, план состоял в отсутствии всяческих планов. Только так и можно уходить от магического поиска. Идти куда глаза глядят, подчиняясь только внутреннему наитию и обычным дорожным случайностям. А от башни идти можно было в двух направлениях. Либо к тассельрадской границе и дальше в Биард, либо на юг через Лорард прямиком в Далмар, а там и до Ритагона рукой подать. Почему именно Ритагон? Ответ предельно прост. Оттуда можно было отправиться дальше, вдоль западного побережья, в те земли и страны, где влияние и власть оллавернских магов почти неощутимы.

Определенно, в бродячей жизни есть некая прелесть и очарование, и для того чтобы их в полной мере прочувствовать, потребно одиночество. Когда над головой летят облака, остро пахнет лежалой листвой и новорожденной травой, рядом встревоженно журчит и пенится ручей, петляющий между голыми еще деревьями, то исподволь забирается в душу предчувствие чего-то особенного, предназначенного только тебе одному. Не нужно быть колдуном, чтобы ощущать каждой порой кожи предвкушение радости, торжества и вечности, которое происходит в бесконечном круговороте жизни, круговороте рождений и смертей, цветения и увядания, воскресений и забвения. Впервые за несколько лет Джасс почувствовала это единение с миром, обычно теряющееся за обыденными и каждодневными заботами леди острова и хозяйки небольшого дома. На Керагане дни пробегали быстро, если она не ткала, то готовила, если не заговаривала амулеты, то ковырялась в крохотном огородике, а если ни то, ни другое и ни третье, то занималась своими прямыми обязанностями леди – предсказывала погоду. Тут не до единств и таинств.

Джасс неспешно шла вверх по течению ручья и к вечеру добралась до небольшого храма бога Небес. С точки зрения возможного ночлега небогатые провинциальные храмы всегда были предпочтительнее пышных столичных. Тем более что при храмах Аррагана редко возводили уютные гостиницы для паломников. Считалось, что ночь, проведенная под открытым небом, благотворно влияет на верующих. Джасс же не испытывала ни малейшего желания спать в продуваемой ветром палатке под храп соседки-паломницы. В провинции нравы всегда проще, а амбиции жриц ниже. Затерянные в глуши служительницы радовались каждому страннику и радушно предоставляли оному стол и кров в родной обители, а у Джасс имелось огромное желание провести ночь в настоящей постели.

Храм к празднику Арамидиля покрасили в веселенький голубой цвет, и он смотрелся, как нарядная игрушка, особенно на фоне старых мрачных мугров с черными, голыми еще, узловатыми ветками. Не зря эльфы называют это дерево «старая вдова». В толстых наростах на коре стволов при изрядной доле воображения можно угадать сморщенные страдальческие лица древних-предревних старух. Десяток жриц хозяйничали на подворье. Половина из них видом и возрастом могла соперничать с муграми, молодость двух тоже давно миновала, и три малолетние девчонки. Охраняло это бабье царство трое пожилых стражников из бывших солдат. Расчеты Джасс относительно гостеприимства жриц оправдались сразу и в полной мере. Для нее истопили баню, залезли в кладовку за остатками меда и сыра, да и потом не поскупились ни на чистые простыни, ни на удобное изголовье.

И наставницы-жрицы из Ятсоуна, и сестры-хатамитки, и даже маргарские контрабандисты полагали, что у Джасс скверный и неуживчивый характер. Отчасти это было правильное мнение, по крайней мере, она даже не пыталась его опровергнуть. Какой прок иметь покладистый нрав, если от него никакой радости? Однако наличие столь скверного характера отнюдь не мешало Джасс проявлять поистине ангельское терпение в нужный ей момент. Выслушать полнокровный, красочный рассказ главной жрицы о преимуществах удобрения розовых кустов куриным пометом и ни разу не зевнуть получалось лишь огромным усилием воли. Джасс даже припомнила кое-что из собственного скромного кераганского опыта, чем окончательно пленила пожилую даму, и в награду ей было великодушно предложено оставаться в храме столько, сколько она, «милая девушка», только пожелает. «Милая девушка» пожелала задержаться всего на пару дней, чтобы, как она выразилась, обрести силы после путешествия. Ничего лишнего придумывать о себе Джасс не стала и с чистой совестью задрыхла, едва коснувшись ухом изголовья. Как подсказывал ей немалый жизненный опыт, любую, даже самую наглую ложь, когда она искусно сплетена с чистой правдой, можно преподнести самому недоверчивому слушателю без боязни разоблачения. Поэтому Джасс решила изложить главной жрице свою, несколько подправленную, историю бегства с Керагана.

Славные добродушные служительницы бога Неба за долгую зиму так соскучились по гостям и новым лицам, что готовы были выслушать любую байку. Скрывать от них свой скромный дар Джасс не смогла бы, даже если б и хотела, чистосердечно признавшись, что прошла посвящение в ятсоунском храме, тем более что между жречеством Оррвелла и Аррагана никогда не имелось особенных трений. Женщины в Игергарде могли получить образование только при храме, до маргарского вольнодумия в северных королевствах еще не дожили и о женщинах-ученых из университета Майфаа слыхом не слыхивали. Бедным жрицам, запертым в маленьком храме, хотелось послушать про Ахейские острова, про тамошние обычаи и нравы островитян. Все они, уроженки окрестных городков и деревушек, никогда ничего дальше Лоларда не видели и даже на вездесущих орков глазели, как на диво. Словом, появление Джасс внесло в их жизнь свежую струю, и путешественниц попросту не хотели отпускать. Так бывшая кераганская ведьма задержалась в храме еще на целое шестидневье, наслаждаясь приятной компанией и на удивление небедной библиотекой. Старушка-жрица собирала богословские свитки, но ее увлечение мало кто разделял, а Джасс сама не ожидала, что так изголодается на своем острове по писаному слову.

Найти временный приют у жриц и ни разу не зайти в сам храм было бы, по меньшей мере, странно. Другое дело, что Джасс совсем не хотелось этого делать. Она, конечно, смиренно отправилась к алтарю Аррагана, но совсем не для того, чтобы молиться. Храм был очень старый, и из-за уединенности его ни разу не перестраивали. Низкий купол прорезало несколько узких наклонных световодов, через которые проникал внутрь свет, образуя колонны, сияющие среди вечного полумрака зала. В богатых храмах на трех ярусах вдоль стен всегда горели свечи и лампадки, создавая впечатление, что огоньки света плавают сами по себе в темном пространстве, но в бедном храме едва хватало средств, чтобы по праздникам зажигать масляную лампу возле золотого тора на алтаре. Впрочем, и без всякой подсветки священный тор светился сам по себе прямо-таки завораживающе, навевая сладкое томление. Как всякая жрица, посвященная в силу культа Старых богов, Джасс легко поддавалась «наколенной» магии, которую аккумулировали божественные символы. У Аррагана то был золотой тор, у Оррвелла – черный шар, у Сайлориан – перламутровая раковина, у Двуединого Куммунга – зеркальный диск, а у Яххана – священное древо. Силу тора она ощущала как ровное тепло, в котором не было обжигающей резкости шара или слепящего блеска диска. Но Джасс не любила подолгу находиться в храме без острой необходимости, рядом с алтарем Аррагана все невзгоды казались мелкими, а препятствия преодолимыми, опасное чувство мнимой защищенности убаюкивало, в то время как следовало быть начеку. Джасс не стала обижать жриц и выполнила все предписанные ритуалы, но ей хотелось покинуть святилище побыстрее. Старые боги плели для душ смертных крепкие сети и отпускали своих служителей с большой неохотой, точь-в-точь как престарелые, ревнивые родители – поздних балованных детей. В степи, да и на всем юге люди и орки с большей охотой поклонялись Великой Пестрой Матери, но в ее храмах Джасс никогда не ощущала тяжелого давления божьей десницы. Пестрая Мать, по-видимому, мелочностью и крохоборством не страдала.

От богохульных мыслей Джасс отвлекли резкие голоса и шаги. Она, повинуясь даже не рассудку, а скорее инстинкту, свойственному всякой дикой твари, которая ежечасно рискует стать добычей, змеей скользнула в неприметную полость под алтарем за два мгновения до того, как дверь резко распахнулась. «Шестеро мужчин и старшая жрица, – определила по шагам Джасс. – Причем двое – это храмовые стражники».

– Наверное, паломница уже ушла, благородные господа, – тихо молвила жрица, и старческий ее голосок не дрогнул.

– Откуда она явилась? – резко спросил один из пришельцев. Акцент у него был мягкий, еле уловимый для тренированного уха.

– Из леса, господин мой.

– Значит, вы не видели молодую женщину с короткой темной косой и мечом?

Этот голос казался ласковым, как у доброго дядюшки, но акцент тоже присутствовал. Джасс затаила дыхание от напряжения, хотя, судя по всему, старушка-жрица не собиралась ее выдавать. Но даже будь среди непрошеных гостей маг, он все равно не различил бы слабую ауру Джасс на фоне магии алтаря.

– Возможно, искомая вами девушка переоделась, – осторожно предположила жрица. – Тут в округе все женщины, как правило, темноволосы. Мы не стали расспрашивать паломницу, это не принято.

– А что у вас принято, леди? – ядовито поинтересовался первый из говоривших. Остальные бродили по храму, пытаясь высмотреть что-то в кромешной темноте.

– У нас принято накормить гостя, проводить в храм, а если потребуется, то и помолиться вместе с паломником, – невозмутимо ответила старушка. Вот уж кого тяжело было сбить с толку или, того пуще, смутить грозным тоном. – Вам стоит отправиться в Лолард, сударь мой. По моему скромному разумению, если ваша беглянка пожелала затеряться, то проще всего сотворить сие в большом городе.

Пришелец презрительно фыркнул, обозначая тем самым отношение к мнению жрицы и к величине города Лоларда.

– Ладно, я прошу прощения за беспокойство. Вот вам в качестве пожертвования.

Джасс не удержалась от улыбки. Арраган любил дорогие подношения вроде золота, бирюзы, позолоченных стрел и фигурок птиц. Незваному гостю, видимо, пришлось раскошелиться на целую золотую монету, до того горестным вышел его вздох, сопровождавший пожертвование.

– Спасибо, благородный господин, – разлилась в благодарности жрица. – Да будет благословен ваш род, вся ваша семья и весь прекрасный Яттмур.

Яттмур? Теперь настал черед Джасс прийти в недоумение. Кого угодно ожидала она обнаружить за своей спиной, но только не яттмурцев. Им-то что нужно? Теперь понятно, откуда этот мягкий акцент. Давненько она не слышала, как говорят уроженцы южной части долины Яттса, потому и не признала сразу. Бывшая кераганская заклинательница не торопилась покидать свое убежище, тем более что было о чем поразмыслить. Ей эти яттмурцы очень не понравились. С них все началось, вернее, не со всех сразу, а с одной маленькой девочки, носившей имя Джассллин, малолетней послушницы в Ятсоунском храме Оррвелла…

Ни жрицы, ни стражники не предали своей странной гостьи, не устрашившись угроз, не искусившись заманчивыми посулами, что несказанно Джасс растрогало и поразило. Очень давно люди не демонстрировали ей свои наилучшие черты.

– То были люди яттмурской королевы Тианды, – пояснила главная жрица. – По всем приметам, тебя искали, девочка. Все точно описали, и глаза, и волосы, и даже ножны твоего меча обрисовали в точности. Откуда только дознались?

«От оллавернских магистров, от кого ж еще», – раздраженно подумала Джасс. Ее неподдельное изумление визитом яттмурцев не укрылось от жриц, и те наперебой жалели бедняжку, попавшую в такую неприятную историю. Ничего хорошего от десятка вооруженных до зубов преследователей они не ожидали, прекрасно понимая, что пока в верхах разберутся, что к чему, женщину ждет позорный плен или насилие. В том, что эти поиски вызваны неким недоразумением, никто не сомневался. Джасс тоже хотелось сослаться на нелепую ошибку, но в ее жизни случилась только одна ошибка, которая исчерпала все грядущие ошибки на несколько перерождений вперед.

– Теперь тебе в Лорард дорога заказана, – резонно заметила жрица. – Я бы на твоем месте отправилась прямиком в Ритагон. Город большой, народу много, и людей и нелюдей, как-нибудь затеряешься.

Старушка дала весьма дельный совет, сама того не подозревая. Ритагон не зря называли северной столицей Игергарда, второй по величине город королевства кое в чем затмевал Орфиранг, а герцоги Лейнсрудские, его исконные властители, были богаче самого короля. Люди и нелюди жили там бок о бок уже не одно столетие, и город не зря считался самым космополитичным на континенте. Там всегда находилось место и для тангарских кварталов, и для своеобразных особняков эльфов, и для шумных оркских рынков, и ни разу за всю историю не было погромов. У Ритагона имелся один только минус в глазах Джасс. Там вполне мог находиться Ириен. Эльф любил этот город, даже когда-то купил там дом. И ничто не мешало ему жить сейчас на уютной улочке в Нижнем городе. И сколь бы велика ни казалась столица Лейнсрудского герцогства, но Джасс не стала бы ручаться головой, что они с эльфом обязательно разминутся. Вернее, она не могла дать себе никакой гарантии, что многократно разыгрываемая в воображении сцена встречи не обернется катастрофой для них обоих.


Джасс сердечно попрощалась со жрицами и под дружный рев малолетней части послушниц исчезла в подлеске, сияющем яркой свежей листвой. Она не поленилась переодеться в поношенное платье из коричневой немаркой шерсти, прикрыла голову домотканым покрывалом, а меч спрятала под широким плащом. И когда она попросилась присоединиться к маленькому каравану крестьянских телег, на нее никто лишний раз не посмотрел. Простая одежда бедной горожанки сделала ее почти невидимкой. Все равно волшебного дара Джасс не хватало для настоящего отвода глаз. Что для любой приличной магички азы, то для нее недосягаемые высоты. Зато Джасс умела быть неприметной, обычной и неинтересной. Мимо проезжали благородные господа на горячих скакунах, среди которых могли быть и яттмурские следователи, и агенты оллавернских магистров, да кто угодно, но никто и головы не повернул в сторону простолюдинки с опущенными глазами. Никому не было дела до низшего существа, недостойного ничьего внимания.

Последняя война в итоге своем отразилась на жизни всего севера только положительно. Хальдар Игергардский всерьез занялся лесным ворьем, прибрав под тяжелую длань закона самые отдаленные провинции своей страны. Об этом Джасс узнала, пока путешествовала с обозом хлеботорговцев. С разбойниками и душегубами королевские шерифы особенно не церемонились, не скупясь на крепкие веревки и высокие виселицы. Еще пару лет назад каждый королевский тракт был по обе стороны увешан разлагающимися телами любителей чужих кошельков и добра. Хальдар столь же решительно расправился с мародерами и дезертирами, этим вечным проклятьем каждой войны. Их упорно сажали на кол до тех пор, пока не кончились все любители опробовать на мирном населении методы военных лет. Одновременно увеличились налоги, но простые горожане, крестьяне и купцы были готовы мириться с таким неизбежным злом взамен на безопасность проселочных дорог и улиц городов.

Обоз двигался медленно, колеса телег подпрыгивали на ухабах, и это мерное покачивание, монотонный гул голосов да бесконечный мелкий дождик настраивали все мысли на размеренный лад, когда одна ленивая мысль цепляется за другую, не менее ленивую и так далее, пока разум не скатывается в дрему. Но это даже к лучшему, ибо ничто не выдает так беглеца, как его страх. Страх сочится из всех пор, как пот в жаркий день, и для мало-мальски опытного мага он так же отчетлив, как кровавый след раненого оленя для стаи волков.

В природе все находится в гармонии, у волчицы рождается волчонок, из воробьиного яйца проклюнется воробей, а от пчелы произойдет только пчела. Хищник порождает мясоеда, а дичь знает о своем предназначении еще в материнской утробе. Но люди все переиначили, все поломали, вот и живут в мире, готовом в одночасье стать вверх тормашками. Только в их роду хищник может обернуться добычей, и наоборот. Вот ты крадешься по теплым следам, и хлоп – в спину уже воткнулись острые клыки. Познавшая в Хатами сладость охоты и вседозволенность сильного, Джасс однажды и сама обнаружила, что теперь настал ее черед бежать и прятаться. Кто хоть раз испытал, каково быть дичью, гонимой и нещадно преследуемой жертвой, тот никогда не забудет тонкий зуд под кожей, появляющийся от чужого взгляда, брошенного как бы невзначай. И тогда глаз начинает замечать самые неприметные мелочи, детальки, намеки, знаменующие собой стягивающийся круг преследования. Магистр Хэйбор не зря вложил в головку своей последней ученицы не столько умение обращаться с мечом, сколько дар ощущать невидимые признаки опасности, почти предугадывая события ближайшего будущего, словно заранее знал, что именно эти умения пригодятся в наибольшей степени. И, конечно, сделал он это совсем не из любви. Нет, Хэйбор никогда не любил ее ни как дочь, ни как женщину, сколько ни старалась Джасс себя убеждать в обратном в наивные годы юности. Приятно, разумеется, думать что чародей-воин встретил на морском берегу вместо чудовища юную деву и отдал ей свое суровое, гордое сердце. Ха-ха-ха. К моменту их встречи Хэйбор прожил лет двести, а для людей подобное долголетие является роковым. Любовь и привязанности теряют власть над таким человеком, особенно если столько лет он посвятил служению и долгу. В отличие от настоящих долгожителей – эльфов, все людские маги, продлевая свою жизнь заклинаниями, рано или поздно превращаются в существ с очень холодной кровью, стальными нервами и рассудком, способным точно вычислить выгоду из собственной смерти. По большому счету, ее всемогущий учитель был столь же добр, сколь добры камни мостовой, и милосерден, как луна Шерегеш. Джасс подозревала, что, воспитывая ее, Хэйбор преследовал какие-то далеко идущие цели, ей совершенно непонятные. Возможно, она сама по себя являлась живой его насмешкой над всеми магистрами Оллаверна, говорящим доказательством его правоты в давнем споре с Хозяином Сфер. Этого уже никто не узнает. Но Джасс на него не обижалась, вернее сказать, уже не обижалась. Как ни верти, а лишь благодаря его выучке она до сих пор оставалась жива.

Ощущение опасности разорвало дремоту Джасс, взрезав сон, как нож старое полотно, заставив мгновенно насторожиться и сосредоточиться на невидимых глазу потоках чужой силы, текущих вдоль лесной дороги. Впереди, судя по разговорам в обозе, имелся небольшой придорожный трактир, и там определенно была засада. Но организовавший ее маг не слишком заботился о секретности. Подобно струйкам теплого дыма струились над землей тончайшие сплетения заклинаний, и, даже едва различая их силу, Джасс просто задохнулась от зависти и бессильного гнева. Она почувствовала себя мелкой беззащитной тварюшкой вроде зайчика.

«Весьма точное сравнение, – с горечью подумала она. – У зайца и уши большие, чтобы слышать каждый шорох, и ноги сильные, чтобы быстро бегать, и расцветки он подходящей, чтоб не заметили, а толку? Без острых зубов он обречен рано или поздно стать обедом для лисы. Нет, ну почему она в самом деле не такая всемогущая, какой представляется великим магистрам из Оллаверна?»

Джасс в такие моменты истово молилась сущим богам, Создателю и демонам всех девяти ледяных преисподней, чтобы души леди Моры и леди Чиколы были наказаны вечными муками на дне самого глубокого из Нижних миров. Потому что, если это не так, то тогда нет в мироздании справедливости, и не было никогда, и не будет.

Загрузка...