Приходите, леди Смерть

Перевод с английского Сергея Ильина

Случилось все это в Англии — давным-давно, когда страной правил тот из Георгов, что говорил по-английски с сильным немецким акцентом и ненавидел самую мысль о необходимости оставить державу кому-то из своих сыновей. В ту пору жила в Лондоне дама, у которой только и было занятий, что устраивать прием за приемом. Звали ее Флорой, леди Невилл, и была она вдовою очень преклонных лет. Она обитала в огромном доме, стоявшем невдалеке от Букингемского дворца, а слуг у нее было столько, что она и по именам-то не всех их помнила — да что имена, некоторых она даже в глаза никогда не видела. Еды у нее было больше, чем она могла съесть; нарядов — больше, чем могла износить; вина в погребах запасено было столько, сколько ни одному человеку за целую жизнь не выпить; а в личных ее сокровищницах хранились во множестве великие произведения искусства, о существовании которых она даже не подозревала. Последние годы своей жизни она проводила, задавая балы и приемы, на которых появлялись знатнейшие из лордов Англии, — временами и сам Король, — и на весь Лондон славилась леди Невилл как женщина величайшей мудрости и остроумия.

Но понемногу собственные приемы начали ей надоедать, и хоть она приглашала знаменитейших людей страны и нанимала для их увеселения наилучших жонглеров, акробатов, танцоров и фокусников, все казалось ей, будто приемы эти раз от разу становятся скучнее. Слушая придворные сплетни, всегда доставлявшие ей наслаждение, она только зевала. Самая восхитительная музыка и самые волшебные фокусы нагоняли на нее сон. Вид танцующих юных пар вызывал у нее уныние, а уныния она не любила.

И вот одним летним вечером она созвала к себе ближайших друзей и сказала им так:

— Все чаще и чаще я замечаю, что на приемах моих веселится кто угодно, но только не я. Секрет моей долгой жизни в том, что мне никогда не было скучно. Сколько я ни жила, все казалось мне интересным и всегда желала я увидеть побольше. Скуки я не выношу и уж конечно не стану бывать на балах, кои грозят мне ею, особенно если сама эти балы задаю. А потому на новый мой бал я приглашу гостя, которого наверное никто и даже сама я не сможет счесть скучным. Друзья мои, на следующем званном вечере моим почетным гостем будет сама Смерть!

Молодой поэт нашел эту мысль превосходной, но прочие ее друзья пришли в ужас и отшатнулись от леди Невилл. Никто из них не испытывал желания умереть, объяснили они. Пусть Смерть приходит за ними, когда приспеет пора, но для чего приглашать подобную гостью прежде назначенного часа, которого и так уже ждать осталось недолго? Однако леди Невилл сказала:

— В том-то и дело. Если Смерть надумала забрать кого-то из нас в ночь моего бала, она все равно придет, пригласим мы ее или нет. Если же ни одному из нас погибель не предназначена, тогда, я думаю, нам будет приятно увидеть Смерть среди гостей, — быть может, она даже покажет нам какой-нибудь простенький фокус, коли настроение у нее будет хорошее. Да подумайте хоть о том, что мы сможем рассказывать, как были на одном приеме со Смертью! Весь Лондон станет завидовать нам, и не один только Лондон — вся Англия!

Мысль леди Невилл начинала нравиться ее друзьям, лишь один молодой лорд, только-только прибывший в Лондон, с робостью вымолвил:

— У Смерти столько дел. Что если она окажется занятой и не сможет принять вашего приглашения?

— Никто еще и никогда не отвергал моих приглашений, — ответила леди Невилл, — даже Король.

И молодого лорда на этот прием не пригласили.

Вслед за тем леди Невилл уселась писать пригласительное письмо. Друзья ее немного поспорили о том, как следует титуловать Смерть. Слова «Ваша светлость Смерть» словно бы ставили ее на одну доску с виконтами и баронами. «Ваша милость» казалось более уместным, но леди Невилл заметила, что такое обращение отдает лицемерием. Назвать же Смерть «Вашим Величеством» означало сравнять ее с Королем Англии, на что не осмелилась бы и сама леди Невилл. Наконец, порешили, обращаясь к Смерти, называть ее «Ваше преосвященство», что устроило почти всех.

Следующее соображение высказал капитан Компсон, известный и как отважнейший из кавалерийских офицеров, и как элегантнейший из волокит Англии:

— Все это превосходно, но как же ваше приглашение попадет в руки Смерти? Известно ли кому-нибудь, где она живет?

— Живет она, как всякий, кто что-то собой представляет, разумеется, в Лондоне, — ответила леди Невилл, — хотя, возможно, и уезжает на лето в Дювиль. В сущности говоря, Смерть скорее всего проживает где-то поблизости от меня. Это лучшее в Лондоне место и вряд ли следует ожидать, что особа, столь важная, поселится где-либо еще. Если подумать как следует, довольно странно, что мы еще ни разу не встретились с ней на улице.

Друзья леди Невилл в большинстве согласились с нею, один лишь поэт, имя коему было Дэвид Лоримонд, воскликнул:

— Нет, госпожа моя, вы не правы! Смерть селится среди бедных. Она живет в самом грязном, в самом темном углу этого города, в отвратительной, кишащей крысами лачуге, наполненной смрадом, подобным…

Тут он умолк, отчасти потому, что леди Невилл выказала неудовольствие, отчасти же потому, что отродясь не бывал в подобном жилище и даже не задумывался о том, чем бы в нем могло пахнуть.

— Смерть селится среди бедных, — продолжал он, — и навещает их каждодневно, ибо она их единственный друг.

Леди Невилл ответила ему с тою же холодностью, с какой она говорила с молодым лордом.

— Быть может, ей и приходится иметь с ними дело, Дэвид, но я сомневаюсь, чтобы она искала их общества. Я уверена, что ей столь же трудно счесть бедняка человеком, сколько и мне. В конце концов, Смерть — существо благородное.

Никто из присутствующих дам и господ не стал спорить с тем, что Смерть проживает по соседству с людьми по меньшей мере столь же достойными, как и они сами, выяснилось, впрочем, что ни единый из них не знает ни названия улицы, на которой живет Смерть, ни дома ее никогда не видал.

— Если бы мы сейчас воевали, — сказал капитан Компсон, — найти Смерть было бы просто. Я, знаете ли, видел ее и даже с ней говорил, только она мне не ответила.

— Разумеется, — откликнулась леди Невилл, — человеку следует ожидать, пока Смерть первой к нему обратится. Вы проявили невоспитанность, капитан.

Однако она улыбнулась ему, как улыбались все женщины.

Тут ее осенила новая мысль.

— Насколько я знаю, — сказала она, — у моего парикмахера очень болен ребенок. Он говорил мне об этом вчера и выглядел крайне подавленным, утратившим все надежды. Я пошлю за ним и отдам ему приглашение, а он вручит его Смерти, когда та явится за его щенком. Я понимаю, что так поступать не принято, но иного пути не вижу.

— А если он откажется? — спросил один из лордов, совсем недавно вступивший в брак.

— С чего бы это? — спросила леди Невилл.

И снова именно поэт вопреки всеобщему одобрению провозгласил, что это дурной и жестокий поступок. Впрочем, и он примолк, едва лишь леди Невилл невинным голосом спросила его:

— Но почему же, Дэвид?

Итак, послали за парикмахером, и едва он предстал перед ними, нервно улыбающийся и потирающий ладони, ибо ему редко случалось видеть такое множество высокородных лордов сразу, леди Невилл объявила ему о возлагаемом на него поручении. И она оказалась, как обычно, права, ибо парикмахер отказываться не стал. Он просто взял приглашение и попросил дозволения удалиться.

Два дня парикмахера не было видно, а на третий он явился непрошеным к леди Невилл и вручил ей маленький белый конверт. Она, сказав: «Как мило, большое тебе спасибо», — вскрыла письмо. Внутри конвертика обнаружилась простенькая визитная карточка, с обеих сторон чистая, если не считать нижеследующей надписи: «Смерть с радостью прибудет на бал леди Невилл».

— Это тебе Смерть дала? — нетерпеливо спросила леди Невилл. — На что она похожа?

Но парикмахер стоял недвижно, глядел в сторону и молчал, а леди, ответа, в сущности, и не ждавшая, призвала к себе дюжину слуг и приказала им сколь возможно скорее созвать к ней ее друзей. Расхаживая для препровождения времени взад и вперед по гостиной, она снова спросила:

— Так на что же она похожа?

Парикмахер безмолвствовал.

Собравшиеся, наконец, друзья леди Невилл взволнованно передавали карточку из рук в руки, пока совсем не захватали и не измяли ее. Все, однако ж, сошлись на том, что за вычетом надписи в карточке нет ничего из ряда вон выходящего. Она не обжигала и не холодила пальцев, а исходивший от нее легкий аромат казался даже приятным. Все как один твердили, что запах чрезвычайно знакомый, но никто не брался его назвать. Лишь поэт сказал, что благоухание это напоминает ему сирень, но не совсем.

Между тем, капитан Компсон указал на одну особенность карточки, никем до сей поры не замеченную.

— Вглядитесь в почерк, — сказал он, — случалось ли кому-либо видеть столь несравненное изящество? Каждая буква легка, словно птица. Сдается мне, мы попусту тратим время на разговоры о Смерти. Это писала какая-то женщина.

Шум и гам поднялись такие, что пришлось снова пустить карточку по рукам, дабы всякий мог взглянуть на нее и воскликнуть:

— О да, клянусь Богом!

И снова сквозь общий гомон послышался голос поэта, сказавшего:

— Если как следует вдуматься, это вполне естественно. В конце концов, французы так и говорят la mort. Леди Смерть. По мне самое лучшее, если бы Смерть была женщиной.

— Смерть скачет на огромном вороном коне, — твердо сказал капитан Компсон, — и облачена она в доспехи точь-в-точь такого же цвета. Смерть высока, выше ростом любого из нас. Тот, кого я видел на поле битвы, разил направо-налево, подобно заправскому воину, и уж определенно женщиной не был. Может быть, это написал сам парикмахер или его жена?

Но парикмахер так и не пожелал открыть рта, хоть все столпились вокруг него, умоляя сказать, кто ему дал записку. Поначалу его пытались прельстить разного рода наградами, потом принялись грозить, что учинят над ним нечто ужасное.

— Это ты сам написал? — спрашивали его. — А кто же? Женщина, живая женщина? Или и вправду Смерть? Смерть что-нибудь сказала тебе? Почему ты решил, что это Смерть? Смерть действительно женщина? Ты что, одурачить нас хочешь?

Ни слова не сказал парикмахер, ни слова, и в конце концов леди Невилл, кликнув слуг, приказала выдрать его и вышвырнуть на улицу. Уходя, он не взглянул на нее и не издал ни единого звука.

Взмахом руки успокоив друзей, леди Невилл сказала:

— Бал состоится ровно через две недели, считая от нынешней ночи. Пусть Смерть явится нам в том обличьи, какое ей нравится — мужском ли, женском или как невиданное бесполое существо, — и спокойно улыбнувшись, добавила: — Смерть вполне может оказаться женщиной. Сейчас я представляю ее себе не так ясно, как прежде, но и страх мой перед нею уменьшился. Я слишком стара, чтобы страшиться кого бы то ни было, способного воспользоваться гусиным пером, чтобы написать мне записку. Разойдитесь же по домам и, приготовляясь к балу, не забудьте обо всем рассказать вашим слугам, дабы они разнесли новость по Лондону. Пусть все знают, что этой ночью в мире никто не умрет, ибо Смерть будет танцевать на балу леди Невилл.

Следующие две недели огромный дом леди Невилл сотрясался, стонал и потрескивал, будто старое дерево в бурю, поскольку слуги, готовя дом к балу, изо всех сил скребли, подкрашивали и начищали все, до чего могли дотянуться. Леди Невилл всегда гордилась своим домом, но по мере приближения бала, ее стал охватывать страх, что дом окажется недостаточно роскошным для Смерти, наверняка привыкшей навещать людей, гораздо более богатых и могущественных. Опасаясь, что Смерть посмеется над нею, леди Невилл трудилась день и ночь, руководя приготовлениями, коими были заняты слуги. Надлежало вычистить ковры и шторы, довести серебро и золото до такого блеска, чтобы они сами собою светились в темноте. Величавую лестницу, спадавшую, подобно водопаду, в бальную залу, оттирали и мыли так часто, что пройти по ней, не поскользнувшись, стало уже невозможно. Для приведения же в надлежащий порядок самой бальной залы потребовались труды тридцати двух слуг и это еще не считая тех, кто полировал стеклянный канделябр, превосходящий ростом всякого человека, и четырнадцать светильников поменьше. Когда же слуги заканчивали, хозяйка приказывала им все проделывать заново — не потому, что отыскивала где-либо пыль или грязь, но по причине уверенности, что Смерть их отыщет.

Для украшения собственной персоны леди Невилл отобрала лучшее свое платье и лично присматривала за тем, как его стирают. Она взяла на службу нового парикмахера и велела уложить ее волосы по моде прежних времен, желая показать Смерти, что она из тех женщин, коим преклонные их лета доставляют радость, отчего они и не желают подделываться под юных красавиц. Весь предшествовавший балу день леди Невилл провела перед зеркалом — не пытаясь приукрасить себя, нет, она истратила не больше румян, белил и теней для век, чем обычно, но разглядывая свое старое, худощавое от природы лицо и гадая, какое впечатление произведет оно на Смерть. Пришел мажордом, узнать, как ей нравятся отобранные им вина, но леди Невилл отослала его и оставалась у зеркала, пока не подоспела пора одеться и сойти вниз, дабы встретить гостей.

Все постарались приехать пораньше. Выглянув в окно, леди Невилл увидела, что подъездная аллея забита каретами и лошадьми.

— Очень похоже на важные похороны, — сказала она.

Ливрейный лакей выкрикивал в отзывавшуюся эхом бальную залу имена гостей.

— Его Величества Королевской конной гвардии капитан Генри Компсон! Мистер Дэвид Лоримонд! Лорд и леди Торранс! (То была самая молодая из приглашенных супружеских пар, сочетавшаяся браком всего три месяца назад.) Сэр Роберт Гарбизон! Графиня делла Кандини!

Леди Невилл протягивала каждому гостю руку для поцелуя и желала приятно провести время.

Для танцев она наняла наилучших музыкантов, каких смогла отыскать, но хоть те и заиграли, едва она подала им знак, ни единая пара не выступила в середину залы и никто из молодых лордов не приблизился, как того требовали приличия, к хозяйке, дабы просить ее оказать ему честь и открыть с ним танцы. Гости жались друг к другу, перешептываясь, сверкая драгоценностями и не отрывая глаз от дверей бальной залы. Всякий раз как с подъездной аллеи доносился стук каретных колес, гости вздрагивали и сбивались в еще более плотную кучку; всякий раз как лакей объявлял нового гостя, все негромко вздыхали и потом некоторое время покачивались от облегчения с пятки на носок и обратно.

— Если они так боятся, зачем было ехать на бал? — презрительно бормотала себе под нос леди Невилл. — Меня вот встреча со Смертью не страшит. Мне лишь хотелось бы, чтобы Смерть по достоинству оценила роскошь моего дома и букет моих вин. Я умру раньше любого из них, но я не боюсь.

Уверенная, что прежде полуночи Смерть не появится, она бродила в толпе гостей, стараясь успокоить их — не словами, которых, как она знала, никто не услышит, но интонациями, как будто имела дело с табуном напуганных лошадей. Однако мало по помалу их нервозность заразила ее: едва присев, она сразу вставала; она пригубила дюжину бокалов, ни одного не допив; она то и дело поглядывала на свои украшенные драгоценными камнями часы, поначалу желая ускорить приближенье полуночи и тем покончить с ожиданием, а после, скребя по стеклу циферблата указательным пальцем, словно стараясь прогнать ночь и возвратить солнце на небо. Когда наступила полночь, она застыла вместе со всеми, дыша через рот, переминаясь с ноги на ногу и пытаясь расслышать скрежет каретных колес по гравию.

Едва часы принялись отзванивать полночь, все, включая даже леди Невилл и отважного капитана Компсона, вскрикнули, испуганно и негромко, и снова примолкли, вслушиваясь в гулкие удары. Последними зазвенели часы, стоявшие наверху, в спальне. У леди Невилл заныло в ушах. Краем глаза она приметила свое отражение в одном из зеркал бальной залы — поднятое к потолку лицо, посеревшее, словно ей не хватало воздуха, — и подумала: «Смерть окажется женщиной, уродливой, омерзительной старой каргой, рослой и сильной, как мужчина. И самое ужасное, что у нее будет мое лицо». Часы отзвонили, и леди Невилл закрыла глаза.

Она открыла их, услышав, что в перешептывание окружавших ее людей вкрались новые нотки, страх смешивался теперь с облегчением и даже с некоторым вызовом. Ибо карет на подъездной аллее не прибавилось. Смерть не приехала.

Понемногу шум возрастал, то в одном, то в другом углу бальной залы вспыхивали смешки. Леди Невилл услышала, как стоявший поблизости молодой лорд Торранс говорит, обращаясь к жене:

— Вот видишь, голубка, я же говорил тебе, что бояться нечего. Это была всего только шутка.

«Мне конец, — подумала леди Невилл. Смех звучал все громче, он ударял ей в уши подобно бою часов. — Я пожелала устроить бал столь великолепный, что каждому, кого я не приглашу на него, будет стыдно перед всем городом, и вот что я получила в награду. Это была всего только шутка.»

Повернувшись к Лоримонду, она сказала:

— Потанцуйте со мной, Дэвид, — она махнула рукой музыкантам и те немедленно заиграли. Увидев, что Лоримонд колеблется, леди Невилл добавила: — Потанцуйте. Другой возможности вам не представится. Больше у меня приемов не будет.

Лоримонд поклонился и повел ее в середину залы. Гости расступались перед ними, смех на мгновение стих, но леди Невилл знала, что вскоре он вспыхнет снова. «Пусть их смеются, — думала она. — Я не страшилась Смерти, когда все они дрожали от ужаса. Не пугаться же мне теперь их смеха.» Но что-то покалывало в веках, и начав танцевать с Лоримондом, она опять закрыла глаза.

И вот тогда, совершенно внезапно, все лошади, какие были перед домом, заржали, тонко и коротко, точь-в-точь повторив полуночный вскрик гостей. Лошадей было много и приветственное их восклицание оказалось столь громким, что в бальной зале мгновенно установилась тишина. И все услышали тяжкие шаги приближающегося к дверям лакея и содрогнулись, словно от порыва просквозившего дом холодного ветра. И услышали беззаботный голос, произнесший:

— Я опоздала? О, мне так жаль. Лошади очень устали.

И прежде чем успел войти, чтобы объявить о новой гостье, ливрейный лакей, прелестная юная девушка в белом платье вступила в бальную залу и замерла, улыбаясь.

Ей было никак не больше девятнадцати лет. Густые и длинные светлые волосы спадали на оголенные плечи, тепло просвечивающие сквозь этот покров, подобно чете известковых островов, вздымающихся над золотисто-темной поверхностью моря. Лицо с широким челом и скулами сужалось к подбородку, а кожа казалась столь чистой, что многие из присутствующих женщин — и леди Невилл в их числе — завороженно притронулись к собственным лицам и сразу отдернули руки, словно ободрав пальцы. Губы девушки были бледны, в отличие от алых, оранжевых и даже багровых губ прочих дам. Брови, более густые и прямые, чем того требовала мода, сходились над спокойными глазами, которые сидели столь глубоко и были столь черны, столь неуступчиво черны, что пожилая жена одного пожилого лорда пробормотала:

— Похоже, тут не обошлось без цыганской крови.

— Или чего похуже, — высказалась любовница этого же лорда.

— Молчите! — произнесла — громче, чем намеревалась, леди Невилл, и девушка повернулась к ней. Гостья улыбнулась, и леди Невилл попыталась улыбнуться в ответ, но обнаружила, что губы ее словно застыли.

— Добро пожаловать, — сказала она. — Добро пожаловать, леди Смерть.

Легкий вздох, шелестя, пронесся по толпе лордов и леди, когда девушка взяла руку старухи в свою и в знак приветствия присела перед ней в реверансе — присела и поднялась в одно движение, словно волна.

— Вы леди Невилл, — сказала она. — Спасибо, что пригласили меня.

Она говорила с легким акцентом — таким же неуловимо знакомым, как и ее духи.

— Пожалуйста, простите меня за опоздание, — с важной серьезностью сказала она. — Путь мне выпал далекий, а лошади так устали.

— Если желаете, — сказала леди Невилл, — конюх почистит их и накормит.

— О нет, — поспешно откликнулась девушка. — Пожалуйста, скажите ему, чтобы к лошадям он не приближался. На самом деле, это не лошади и к тому же они очень свирепы.

Она приняла от слуги бокал вина и выпила его медленно, небольшими, сосредоточенными глотками.

— Какое хорошее вино, — сказала она. — И как прекрасен ваш дом.

— Благодарю вас, — откликнулась леди Невилл. Даже не оборачиваясь, она ощущала зависть, исходящую от каждой женщины на балу, так же, как всегда ощущала близость дождя.

— Мне бы хотелось пожить в нем, — низким, приятным голосом сказала Смерть. — Впрочем, это мне еще предстоит.

И ощутив, что леди Невилл застыла, словно обратившись в кусок льда, Смерть положила ладонь на руку старухи и произнесла:

— О, простите меня, простите. Я так жестока, хоть и не по собственной воле. Пожалуйста, простите меня, леди Невилл. Я не привыкла к обществу и потому говорю глупости. Простите меня, пожалуйста.

Рука ее была легкой и теплой, как рука любой девушки, а глаза выражали такую мольбу, что леди Невилл ответила:

— В ваших словах не было ничего неподобающего. Пока вы у меня в гостях, мой дом принадлежит вам.

— Спасибо, — откликнулась Смерть и просияла такой улыбкой, что музыканты заиграли сами, не дожидаясь знака леди Невилл. Последняя и остановила бы их, если бы Смерть не сказала: — О, какая прелестная музыка! Пусть их играют, пожалуйста.

Так что музыканты играли себе гавот, а Смерть, нимало не смущенная обращенными на нее полными жадного ужаса взглядами, негромко, без слов подпевая музыке, слегка приподняла руками подол платья и сделала несколько шажков, притоптывая в такт гавоту маленькими ножками.

— Как давно я не танцевала, — сказала она. — Наверняка все уже перезабыла.

Она робела и не поднимала глаз, опасаясь смутить взглядом молодых лордов, из которых ни один не приблизился к ней, чтобы пригласить на танец. Леди Невилл ощутила прилив стыда и сочувствия — эмоций, с которыми она, как ей казалось, рассталась множество лет назад.

«Неужели ее так унизят у меня на балу? — сердито подумала леди Невилл. — А все оттого, что она — Смерть. Будь она самой уродливой, самой отвратительной ведьмой на свете, они бы уже громко оспаривали друг перед другом право танцевать с нею, ибо они — джентльмены и знают, чего от них ждут. Но со Смертью даже джентльмен танцевать не станет.»

Искоса она взглянула на Дэвида Лоримонда. Лицо поэта покрыл румянец, он неотрывно смотрел на Смерть, так сильно стиснув ладони, что пальцы его казались напряженно-хрупкими, словно стеклянными, однако когда леди Невилл коснулась его руки, он не обернулся, а когда она прошипела: «Дэвид!» — притворился, будто не слышит ее.

Тут из толпы выступил и грациозно склонился перед Смертью седоголовый и чрезвычайно ладный в своем мундире капитан Компсон.

— Не окажете ли мне честь? — сказал он.

— Капитан Компсон, — улыбнувшись, ответила Смерть. — Я надеялась, что вы меня пригласите.

Эти слова заставили нахмуриться женщин постарше, посчитавших их неприличными, впрочем, Смерть не обратила на них ровно никакого внимания. Капитан Компсон вывел ее на середину залы и повел в танце. Поначалу Смерть выглядела на удивленье неловкой — ей слишком хотелось угодить партнеру, к тому же она, похоже, была совсем лишена чувства ритма. Движения же капитана Компсона отличала смесь достоинства с юмором, которой леди Невилл не встречала больше ни в одном мужчине, однако, когда капитан взглянул на нее поверх плеча Смерти, она увидела нечто такое, чего, похоже, никто кроме нее не заметил: лицо и глаза его застыли от страха, и хотя он с изящной галантностью предлагал своей партнерше руку, всякий раз, как Смерть касалась ее, капитана передергивало. Тем не менее, так хорошо он на памяти леди Невилл еще не танцевал.

«Вот что значит иметь репутацию и сознавать необходимость ее поддерживать, — подумала она. — Капитану Компсону тоже приходится делать то, чего от него ожидают. Надеюсь, скоро ее пригласит кто-нибудь еще.»

Но этого так никто и не сделал. Мало помалу другие пары, одолевая испуг, торопливо выскальзывали в середину залы, пока Смерть смотрела в другую сторону, однако никто не спешил избавить капитана Компсона от его прекрасной партнерши. Каждый новый танец они так и танцевали вдвоем. Спустя недолгое время в обращаемых к Смерти взглядах кое-кого из мужчин можно было прочесть уже не страх, а одобрение, но стоило ей, встретившись с кем-то из них глазами, улыбнуться в ответ, как каждый вцеплялся в свою партнершу, словно боясь, что его вот-вот унесет порыв холодного ветра.

Одним из немногих, кто глядел на нее с откровенным удовольствием, был молодой лорд Торранс, танцевавший обычно лишь со своей женой. Другим был поэт Лоримонд. Танцуя с леди Невилл, он заметил:

— Если она — Смерть, то кто же тогда эти испуганные дураки? Если она уродлива, то каковы же они? Мне ненавистен их страх. Он непристоен.

В этот миг их миновала Смерть с капитаном Компсоном, и они услышали слова капитана:

— Но если я видел на поле боя именно вас, как вышло, что вы так изменились? Как удалось вам стать столь прелестной?

Смерть рассмеялась, светло и мягко:

— Я решила, что среди такого множества красивых людей лучше и мне быть красивой. Я боялась напугать вас всех и испортить вечер.

— Все думали, что она будет уродиной, — сказал Лоримонд леди Невилл. — Я — только я знал, что она будет прекрасна.

— Так почему же вы не захотели с ней танцевать? — спросила его леди Невилл. — Вы тоже боитесь?

— О нет, нет, — поспешно и страстно ответил поэт. — В самом скором времени я приглашу ее. Я лишь хочу полюбоваться ею еще немного.

А музыканты все играли и играли. Танцы подтачивали ночь так же медленно, как стекающая вода подтачивает поверхность скалы. Ни одна ночь еще не тянулась на памяти леди Невилл так долго, и тем не менее она не чувствовала ни усталости, ни скуки. Она уже перетанцевала с каждым из мужчин, кроме лорда Торранса, танцевавшего лишь со своей женой, оставляя впечатление, будто они только что познакомились, — и разумеется, кроме капитана Компсона. Один раз леди Невилл видела, как капитан поднял руку и легконько тронул золотистые волосы Смерти. Он все еще оставался эффектным мужчиной, самым подходящим для такой красавицы партнером, и все же леди Невилл, взглядывая в его лицо каждый раз, как проплывала мимо в танце, понимала, что он много старше, чем все о нем думали.

Смерть же казалась куда более юной, чем кто-либо из гостей. Она уже танцевала лучше всех, хоть леди Невилл и не могла припомнить, в какое мгновение ее скованность сменилась текучей сладостностью движений. Она улыбалась и окликала всякого, кто попадался ей на глаза, — она каждого знала по имени; она напевала, не переставая, выдумывая слова под стать танцевальным мелодиям, бессмысленные слова, незначащие звуки, и все же каждый, кто слышал ее мягкий голос, начинал напряженно вслушиваться, не зная сам почему. И когда во время вальса, она подхватила шлейф своего платья, чтобы танцевать с большей свободой, леди Невилл подумала, что она похожа лодку, идущую под парусом по тихому вечернему морю.

До леди Невилл донеслись обрывки спора между рассерженной леди Торранс и графиней делла Кандини:

— Мне все равно, Смерть она или не Смерть, я говорю только, что она ничуть не старше меня, иначе и быть не может!

— Глупости, — отвечала графиня, никогда не позволявшая себе проявить великодушие по отношению к какой бы то ни было женщине. — Ей лет двадцать восемь, если не тридцать. А это ее подвенечное платье — оно и вовсе ни на что не похоже!

— Кошмар, — сказала женщина, приглашенная на бал в качестве официальной любовницы капитана Компсона. — Безвкусица. Хотя конечно, от Смерти хорошего вкуса ждать не приходится.

У леди Торранс сделалось такое лицо, словно она вот-вот расплачется.

«Ревнуют, — сказала самой себе леди Невилл. — Как странно. А я вот к ней совсем не ревную, ни капельки. И ничуть ее не боюсь.»

Она очень гордилась собой.

И тут музыканты умолкли — так же непрошено, как заиграли — и начали складывать инструменты. В наступившей внезапно пронзительной тишине Смерть оторвалась от капитана Компсона и, подбежав к одному из высоких окон, двумя руками раздернула шторы.

— Смотрите! — сказала она, не повернувшись к гостям. — Идите сюда, посмотрите. Ночь кончается.

Летнее небо еще оставалось темным и горизонт на востоке казался совсем ненамного светлее него, но звезды погасли, и стали уже различимы растущие близ дома деревья. Смерть прижала к стеклу лицо и тихо, так что прочие гости с трудом ее расслышали, произнесла:

— Пора.

— Нет, — сказала леди Невилл и не сразу поняла, что говорит не кто-то иной, а она. — Останьтесь еще ненадолго. Мы устроили этот бал в вашу честь. Прошу вас, останьтесь.

Смерть протянула к ней руки, и леди Невилл, приблизившись, взяла их в свои.

— Я чудесно провела время, — сказала Смерть. — Вам, наверное, трудно представить, что чувствуешь, когда тебя приглашают на такой бал, — вы ведь всю жизнь ходите на них или сами их задаете. Для вас они все одинаковы, не то что для меня. Вы понимаете?

Леди Невилл молча кивнула.

— Я запомню эту ночь навсегда, — сказала Смерть.

— Останьтесь, — сказал капитан Компсон. — Побудьте с нами еще немного.

Он положил руку ей на плечо, и она улыбнулась и прижалась к его ладони щекой.

— Милый капитан Компсон, — сказала она. — Мой первый настоящий кавалер. Вы от меня еще не устали?

— Ничуть, — ответил он. — Прошу вас, останьтесь.

— Останьтесь, — сказал Лоримонд, который, казалось, тоже желал коснуться ее. — Останьтесь. Мне хочется побеседовать с вами. Хочется как следует вас разглядеть. Если вы останетесь, я приглашу вас на танец.

— Сколько у меня поклонников, — дивясь, промолвила Смерть. Она протянула к Лоримонду руку, но поэт отпрянул, и сразу покраснел от стыда. — Воин и поэт. Как хорошо быть женщиной. Но почему же вы оба раньше не поговорили со мной? Теперь уже слишком поздно. Мне пора уходить.

— Пожалуйста, останьтесь, — прошептала леди Торранс. Для пущей храбрости она цеплялась за руку мужа. — Вы кажетесь нам такой прекрасной, нам обоим.

— Милосердная леди Торранс, — ласково произнесла девушка. Она вновь повернулась к окну, чуть коснулась его и окно распахнулось. Прохладный рассветный ветер ворвался в бальную залу, свежий после дождя, но уже слегка отдающий запахом лондонских улиц, над которыми он пролетел. Гости услышали пение птиц и странное саднящее слух ржание лошадей, на которых приехала Смерть.

— Вы хотите, чтобы я осталась? — спросила она. Она обратила вопрос не к леди Невилл, не к капитану Компсону, не к кому-то из своих обожателей, но к графине делла Кандини, стоявшей несколько в отдалении, прижимая к груди букет и что-то раздраженно напевая себе под нос. Вот уж кому ничуть не хотелось, чтобы Смерть осталась с ними, однако из опасения внушить прочим женщинам мысль, что она завидует ей, завидует ее красоте, графиня ответила:

— Да. Конечно хочу.

— Ах, — сказала Смерть. Теперь она говорила тихо, почти шептала. — А вы, — спросила она еще одну женщину. — Вы тоже хотите этого? Вы хотите, чтобы я стала одной из ваших подруг?

— Да, — ответила женщина, — и потому, что вы прекрасны, и потому, что вы истинная леди.

— И вы? — спросила Смерть одного из мужчин.

— И вы? — спросила она еще одну женщину.

— И вы тоже? — другого мужчину. — Вы хотите, чтобы я осталась?

И все они отвечали:

— Да, леди Смерть, хотим.

— Выходит, я вам нужна? — воскликнула она наконец, обращаясь ко всем сразу. — Вам хочется, чтобы я жила между вами, стала одной из вас и не была больше Смертью? Хотите, чтобы я ходила к вам в гости и на все ваши приемы? Хотите, чтобы я скакала не на тех конях, что у меня сейчас, а на таких же, как ваши, чтобы я носила такие же платья, как вы, и говорила о том, о чем вы говорите? И один из вас возьмет меня замуж, а остальные будут танцевать на моей свадьбе и дарить моим детям подарки? Этого ли вы желаете?

— Да, — ответила леди Невилл. — Останьтесь здесь, останьтесь со мной, останьтесь с нами.

Голос Смерти, не став громче, стал сильнее и старше — слишком старый голос для такой юной девушки, подумала леди Невилл.

— Нужно, чтобы вы были уверены в этом, — сказала Смерть, — уверены в вашем желании, уверены крепко. Каждый ли из вас хочет, чтобы я осталась? Потому что если один из вас скажет мне: нет, уходи, — мне придется сразу покинуть вас, и больше я уже не вернусь. Вы должны быть уверены. Всем ли вам я нужна?

И все в один голос воскликнули:

— Да! Да, вы должны остаться с нами. Вы так прекрасны, что мы не в силах вас отпустить.

— Мы устали, — сказал капитан Компсон.

— Мы слепы и глухи, — сказал Лоримонд и добавил, — особенно к поэзии.

— Мы напуганы, — тихо сказал лорд Торранс, а леди Торранс, взяв его руку, добавила:

— Мы оба.

— Мы тусклые, недалекие люди, — сказала леди Невилл, — и старимся безо всякой пользы. Останьтесь с нами, леди Смерть.

И тогда Смерть улыбнулась, ласково и лучезарно, и шагнула к ним и всем показалось, будто она спустилась к ним с великой высоты.

— Очень хорошо, — сказала она, — я останусь с вами. Я больше не буду Смертью. Я буду женщиной.

Глубокий вздох пронесся по комнате, хотя рта никто не открыл. Никто не шелохнулся, ибо златовласая девушка еще оставалась Смертью, и кони ее стонали снаружи. Никто не решался смотреть на нее подолгу, хотя она и была красивейшей из юных женщин, когда-либо переступавших порог этого дома.

— Существует цена, которую следует заплатить, — сказала девушка. — Как всегда. Одному из вас придется стать Смертью вместо меня, ибо в мире неизменно должна присутствовать Смерть. Кто из вас решится на это? Кто вызовется стать Смертью по собственной воле? Ибо только так я смогу снова стать человеком.

Никто не промолвил ни слова, никто. Все стали медленно отступать от нее, подобно волнам, уходящим с берега в море, когда пытаешься их поймать. Графиня делла Кандини с друзьями, пожалуй, и выскользнули бы за дверь, но Смерть улыбнулась им, и они застыли на месте. Капитан Компсон открыл рот, словно желая предложить себя, но ничего не сказал. Леди Невилл не двигалась.

— Никто, — сказала Смерть. Она коснулась пальцем цветка и тот, казалось, выгнулся и потянулся, словно довольная кошка.

— Ни один человек, — сказала она. — Значит, выбрать придется мне и это будет лишь честно, потому что именно так и я стала Смертью. Я не стремилась к этому, вот почему мне доставило столько счастья ваше желание, чтобы я стала одной из вас. Я так долго искала людей, которым буду нужна. Теперь осталось лишь выбрать кого-то, кто заменит меня, и на этом все кончится. Я буду выбирать очень тщательно.

«О, как глупы мы были, — сказала самой себе леди Невилл. — Как мы были глупы.»

Но вслух она ничего не сказала, только стиснула руки и, неотрывно глядя на юную девушку, неясно думала о том, как было бы приятно, если бы у нее была дочь, похожая на леди Смерть.

— Графиня делла Кандини, — задумчиво произнесла Смерть, и графиня тихонько взвизгнула от ужаса, потому что на вопль ей не хватило дыхания.

Однако Смерть рассмеялась и произнесла:

— Нет, это было бы глупо.

Больше она ничего не сказала, но долгое время спустя графиня краснела от унижения, вспоминая, как ее не выбрали Смертью.

— И не капитан Компсон, — пробормотала Смерть. — И потому, что он слишком добр, чтобы стать Смертью, и потому, что для него эта роль была бы мучительной. Ему так не терпится умереть.

Лицо капитана не изменилось, но руки его задрожали.

— Не Лоримонд, — продолжала девушка, — потому что он слишком мало знает о жизни, к тому же он мне нравится.

Поэт покраснел, побелел и снова залился краской. Он дернулся, как бы намереваясь неловко стать на одно колено, но вместо того распрямился и постарался по возможности принять такую же позу, в какой замер капитан Компсон.

— Не Торрансы, — сказала Смерть, — ни в коем случае не лорд и не леди Торранс, ибо каждый из них слишком привязан к другому, чтобы почувствовать хоть какую-то гордость, если выбор падет на них.

Впрочем, она поколебалась немного, темным, пытливым взором вглядываясь в леди Торранс.

— Я стала Смертью в вашем возрасте, — в конце концов сказала она. — Интересно, что бы я испытала, вновь вернувшись в него? Я была Смертью так долго.

Леди Торранс содрогнулась, но промолчала.

И наконец, Смерть негромко промолвила:

— Леди Невилл.

— Я здесь, — ответила леди Невилл.

— Похоже, остаетесь лишь вы, — сказала Смерть. — Я выбираю вас, леди Невилл.

И вновь леди Невилл услышала, как каждый из гостей негромко вздохнул, и хоть она стояла спиною ко всем, она понимала, что вздыхают они от облегчения, от радости, что выбор пал не на них и не на тех, кто им дорог. Леди Торранс протестующе вскрикнула, но леди Невилл знала, что точно такой же вскрик сопровождал бы любой сделанный Смертью выбор. А затем леди Невилл услышала собственный голос:

— Это большая честь для меня. Но неужели здесь нет никого достойнее?

— Никого, — ответила Смерть. — Здесь нет никого, кто столь же сильно устал бы от существования в облике человека, никого, кто яснее вас сознает, насколько бессмысленно оставаться живым. И никого, кому достало бы сил относиться к жизни, — и она улыбнулась, приязненно и жестоко, — к жизни ребенка вашего парикмахера, к примеру, как к бессмыслице, каковой она и является. У Смерти тоже есть сердце, но оно неизменно пустует, а я думаю, леди Невилл, что ваше сердце подобно иссохшему руслу реки, подобно старой морской раковине. Роль Смерти вам будет приятна, куда приятней, чем мне, потому что когда я ею стала, я была еще совсем молода.

И она пошла к леди Невилл, легко покачиваясь, широко распахнув глубоко сидящие глаза, до краев налитые красным светом уже встающего солнца. Гости отодвигались от нее, хоть она на них не смотрела, но леди Невилл, с силой стиснув ладони, стояла, глядя, как мелкими, танцевальными шажками к ней приближается Смерть.

— Мы должны поцеловать друг дружку, — сказала девушка, — именно так я стала Смертью.

Она с наслаждением тряхнула головой, мягкие волосы стегнули ее по плечам.

— Скорее, скорее, — сказала она. — О, как мне не терпится снова стать человеком.

— Вам это может и не понравиться, — произнесла леди Невилл. Она чувствовала себя совершенно спокойной, хоть и слышала, как ее старое сердце ухает в груди, отдаваясь в кончиках пальцев.

— Спустя какое-то время, — прибавила она.

— Возможно, — Смерть улыбалась, уже подойдя к ней вплотную. — Я буду не так красива, как ныне, и может быть, люди станут любить меня меньше, чем сейчас. И все-таки я смогу хоть недолго побыть человеком и наконец умереть. Я свое наказание отбыла.

— Наказание за что? — спросила старуха прекрасную девушку. — Что вы сделали? Почему стали Смертью?

— Я забыла, — ответила леди Смерть. — Да и вы со временем забудете тоже.

Она была ниже ростом, чем леди Невилл, и гораздо моложе. В этом белом платье она могла бы быть дочерью, которой леди Невилл никогда не имела, дочерью, которая никогда бы ее не покинула, на груди которой леди Невилл, удрученная старостью и печалью, могла бы спрятать лицо. Теперь же она потянулась, чтобы поцеловать леди Невилл в щеку, и поцеловав, прошептала ей на ухо:

— Вы так и останетесь красавицей, когда меня поразит безобразие. Будьте тогда поласковее со мной.

За спиной леди Невилл вздыхали и переговаривались изящные джентльмены и леди, схожие в их вечерних платьях, в элегантных нарядах с трепещущими мотыльками.

— Обещаю, — сказала она, и собрала в складки сухие губы, чтобы поцеловать мягкую, сладко пахнущую щеку юной леди по имени Смерть.