- Все сдохнем, - согласился Чекунов. - Кто раньше, кто позже. Костлявую еще никто не обманул... Но и сдохнуть надо - человеком.
- Нахер это нужно, я жить хочу! - здоровяка явно "понесло"
- А они, не хотят?! - голос Фиры, про которую все успели позабыть, ударил по нервам людей. И этот голос словно сорвал какую-то пелену оцепенения с людей. Красноармейцы зашевелились, оглядываясь друг на друга, заговорили неразборчиво.
Ободренная Дольская шагнула вперед:
- Разве, они не такие же люди, как вы? Или, своя рубаха - ближе к телу будет?!
Снова неразборчивое бурчание из толпы.
- Да, что ты лезешь, - ударом кулака в грудь, артиллерист отшвырнул девушку назад. Замахнулся еще раз, но не успел... Сухо щелкнул выстрел, на лице артиллериста проявилось плаксиво-детское выражение, и он всхлипнул и медленно завалился назад, на расступившихся людей. Шилин обернулся: возле прицепа, держась одной рукой за доски борта, стоял капитан Масленников. В вытянутой на всю длину правой руке, лоснился воронением ТТ. Черный зрачок дула качался из стороны в сторону, рассматривая окружающих. Затем ствол медленно опустился вниз.
- Товарищ капитан, - вскочила сбитая на землю Фира, - вы же не видите, зачем вы стреляли?!
- В таких сволочей я и слепым попадать смогу, - оскалился капитан, - и никто мне это не запретит!
- Что же вы наделали, он бы мне ничего не сделал!- Фиру остановить было не так легко. Забыв про свою боль, она бросилась к упавшему:
- Борис Алексеевич запрещал вам выходить из фургона! И если он ранен, это не значит...
- Борис Алексеевич мне уже ничего не запретит, - очень спокойным голосом перебил ее Маслеников, - и никому, ничего не запретит...
Санитарка Эсфирь Дольская
..."Идиот! Кретин! Зачем драться, если сам - трус? Теперь, лежи, придурок с пулей. Вон и сознание потерял, хоть и в ногу попало. Так, разрезать штанину (хорошо, что перочинный ножичек при себе). Кровь не бьет, значит, артерию не перебило. Сквозное, слава Богу. Жить будет. Но Сивакову я пожалуюсь! Кто разрешил Виктору Ивановичу выходить?" - лихорадочные мысли метались в голове Фиры, пока руки сами проделывали нужные манипуляции. И, даже перетягивая рану, Дольская успевала читать нотацию летчику. Тот что-то отвечал, но Фира не вслушивалась в его слова... "Никому, ничего не запретит" - смысл фразы не сразу дошел до сознания девушки. Медленно она повернула голову в сторону прицепа. Маслеников все так же стоял возле борта, и даже дымок, казалось, еще сочился из ствола пистолета. Но уже что-то изменилось в окружающем мире, резко и бесповоротно. Что-то очень важное исчезло, ушло за грань мира и уже не догнать, не вернуть, то, что еще мгновение назад было рядом... Еще надеясь на чудо, Фира перевела взгляд на Чекунова, на Шилина, и, хотя не было произнесено ни слова, по их лицам, она поняла, что не ошиблась и самое страшное произошло...
Сразу стало пустым и ненужным, то, что волновало еще секунду назад. Равнодушным взглядом Дольская мазнула по свеженаложенной повязке с расплывающимся пятном крови. Поднялась на ноги. Нож и бинт упали в сухую траву, что-то заскулил раненый, но это уже ничего не значило. В наступившей тишине Фира двинулась к Масленикову. Неловко откачнувшись, летчик двинулся ей навстречу. Встретились на полпути до фургона. Маслеников был на голову выше Дольской, но сейчас, он весь ссутулился, стал ниже. Глядя прямо в лицо Фире, тихо произнес:
- Он знал, что умрет, еще там, на дороге, когда его ранило. Врач, все же... И тогда... Он приказал не останавливаться. Сказал, что это бесполезно, лучше постараться уйти от дороги подальше. Он спокойно умер. Закрыл глаза, и все... Мы не знали, как тебе сказать... Поэтому, Анастасия Ивановна и говорила, что он просто ранен.
Фира перевела глаза на стоявшего поодаль Шилина. Правильно поняв ее движение, Маслеников отрицательно мотнул головой:
- Нет, Андрей тоже ничего не знал...
Фира обошла летчика как неподвижный столб и двинулась дальше, к фургону.
- Подожди, - попытался остановить ее Масленников. Но она, словно глухая, пошла дальше. Следом за ней шагнул Чекунов, затем Андрей. Возле капитана осталась только группа красноармейцев и лежащий на земле артиллерист.
Семен Чекунов.
Возле фургона застыли друг напротив друга два коротких строя бойцов. Молчали в обеих шеренгах. Кто - не мог, а кто - не хотел говорить. И потому, застыло неподвижной серостью осеннее небо, над головами людей. Что из того, что одна ровная шеренга бойцов лежала на земле, а другая изогнулась короткой дугой, охватывая павших.
Как командир своего подразделения, на левом фланге, вытянулся Сиваков. Спокойное лицо, руки вытянуты по швам. Закрытые глаза и тонкая струйка крови, засохшая на щеке. Боец справа, судорожно сжал кулаки. Его светлые волосы слиплись, и только выбившийся хохолок изредка вздрагивает под порывами ветра. Сергей. Живой, он скрывал свою боль от других. И мертвый, не изменил своему правилу. А следующий боец... И еще...
Пять человек лежали на сырой земле, не чувствуя холода. Пятеро застыли напротив. Фира, с сухими глазами, но, тем не менее, судорожно кусающая губы. Капитан Маслеников, который прижимает к себе девушку и не находит слов, чтобы что-то сказать, как-то успокоить. Андрей Шилин, комкающий в грязных руках танкошлем. Анастасия Ивановна, что беззвучно рыдает, содрогаясь всем телом. И сам Семен.
Голова по прежнему, немного кружилась, но стычка с артиллеристом помогла организму мобилизовать какие-то последние запасы энергии, и теперь Семен мог воспринимать окружающее вполне нормально. Видя боковым зрением борта прицепа, светящиеся белыми сколами от пулевых попаданий, старый солдат понимал, что пятеро погибших - это была очень небольшая цена, которую пришлось заплатить за пересечение дороги. Но почему же, так щемит сердце? Может, это болит душа молодого Семки, который еще не прожил четыре года среди смерти и боли?
Или, все же, это болит сердце Лексеича, который прожил больше чем полвека после окончания войны, но так и не смог забыть: что это такое - смерть товарищей?
Да, там, в том будущем, откуда Семен пришел сюда несколько дней назад, он был стар. И ждать смерти ему оставалось уже совсем недолго. Лексеич понимал это и давно смирился с неизбежным. А потом он получил второй шанс. И решил исправить, то что вю жизнь не давало покоя.
И вот, теперь, он понимал, как наивен он был в своих предположениях. С молодым телом, с памятью и опытом старого фронтовика, казалось, он сможет преодолеть все препятствия на пути к линии фронта. Что греха таить, полученную вторую молодость Лексеич посчитал за предоставленную короткую отсрочку от смерти, что должна была прийти за ним там, в оставленном времени. Потому и пер напролом, не жалея себя и других. Пытаясь успеть выполнить свою задачу, пока неподвижно застыли песчинки в часах его Судьбы.
Но какой толк, в том, что ты сделал все что мог и даже больше, если тоска по погибшему товарищу сжимает грудь и не дает биться сердцу?
Осторожное покашливание отвлекло Семена от тяжелых мыслей. Обернувшись, он увидел невысокого мужика в запачканной песком шинели. Тот, стараясь не встречаться с Чекуновым взглядом, пробормотал, что могила готова, и можно укладывать погибших.
Чекунов кивнул, и повернулся к своим товарищам. И живым и мертвым. Следовало торопиться. Ведь приказа - спасти - никто не отменял...
Невысокий холмик земли вырос на краю поляны. Уже все отошли от свежей могилы, и молча стояли, глядя, как Семен все еще возится, подравнивая и приглаживая песчаную насыпь. Стоя на коленях, он пехотной лопаткой выравнивал землю, стараясь сделать могильный холм акуратнее и ровнее, как если бы это что-то могло значить для тех пятерых, что остались лежать, там, внизу. Умом он понимал, что это уже ничего не значит, ничего не меняет, но остановится немог. Сознание Лексеича говорило: всякая работа должна быть сделана хорошо. И Чекунов продолжал убирать с поверхности насыпи, какие то, видимые только ему неровности.
Наконец он счел, что все сделано хорошо, поднялся с коленей и шагнул назад. Андрей принес и воткнул в изголовье колышек с прибитой дощечкой, на которой неровным почерком были выведены пять фамилий.
Карандашные буквы были плохо различимы на поверхности грубо оструганной деревяшки, но Семену они показались выбитыми золотом на поверхности гранитной плиты. Такая была поставлена в сквере районного центра, еще тогда, когда праздновали тридцатилетие Победы. Правда, последний раз, когда Лексеич был в райцентре, буквы уже не сияли позолотой. Да и гранитная плита обзавелась несколькими выбоинами, а возле корзин с искуственными цветами, блестели осколки разбитой бутылки.
Но так же как тогда, на открытии памятника, Чекунов перечитывал про себя фамилии, бесшумно шевеля губами. Дочитав последнюю строчку, он надел на голову пилотку, которую до этого держал в руке, и вопросительно взглянул на Масленикова. Правильно поняв его взгляд, капитан расправил плечи и негромко скомандовал: "Становись".
Семен первым шагнул вперед, заняв место правофлангового. Рядом встал Андрей. С вызовом глянув на капитана, третьей встала Фира, потянув за собой Анастасию Ивановну. И хотя, были на поляне и более высокие бойцы, но никто не пытался оспорить у этой четверки права стоять на правом фланге. Молча, остальные постоились в шеренгу, продолжив строй.
Маслеников обвел слезящимися глазами неровную линию. Обтрепанные, в грязных шинелях, бойцы смотрели на него, ожидая какого-то решения. Но какого? Собственно, все было ясно и так - нужно идти к фронту. Ремонтировать тягач и двигаться дальше. Нет другого выхода, только вперед. Вместе с ранеными... Капитан еще раз глянул на своих, (теперь - своих!) подчиненных и скомандовал:
- Проверить оружие и снаряжение, отремонтировать тягач и подготовить его к маршу. Перевязать раненых. Накормить людей, тем, что есть. Быть готовыми к началу движения через два часа.
Подумал, и добавил:
- Своим заместителем назначаю красноармейца Чекунова. Разойдись!
Семен подошел к тягачу. Возле катков лежали кувалда, выколотка и другой нехитрый инструмент. Тут же валялись половинки сломанного пальца и трак с разорванной проушиной. Требовалось поставить запасной трак, содинить концы ленты и натянуть гусеницу. Тоже, уметь надо, кстати. Слабо натянешь - слетит, туго натянешь - может и лопнуть. Чекунов хотел было подобрать выколотку, но его остановил капитан Маслеников:
- Семен, погоди, поговорить надо. А гусеницу - Андрей сделает, а вот эти бойцы ему помогут. И капитан мотнул головой в сторону хмурой тройки красноармейцев, подошедших с ним.
Отойдя в сторону, присели на ствол упавшей сосны. Маслеников аккуратно промокнул глаза, когда-то бывшей белой, тряпочкой и повернулся к Семену:
- Рассказывай, что там было, на дороге. Капитана Анохина видел?
- Он остался с нами у орудия. Чтобы прикрывать отход тягача. Ему удалось подбить немецкий броневик. А потом появился танк и разбил пушку. Тогда капитан и погиб. - Семен старался говорить короткими фразами, опасаясь запнуться и потерять смысл сказанного. Голова все еще кружилась, хоть и меньше чем поначалу.
- А расчет орудия, они то, где были?
- Не знаю. После того как немцы начали стрелять, я их не видел.
- Та-ак, - протянул Маслеников. - А вот мы сейчас, кой-кого и спросим...
Боец, которому Виктор Иванович прострелил ногу, так и лежал, на том же самом месте. Хотя и было видно, что Фира закончила перевязку. Испуганными глазами он смотрел на приближающегося капитана.
Маслеников остановился возле раненого:
- Где твой командир?
Артиллерист понял вопрос правильно, зачастил быстро:
- Убило его! Убило сержанта, сразу. Первым снарядом, как ударило рядом - так и сразу - наповал. Меня с тягача, на дорогу сбросило... Гляжу, а он уже мертвый лежит... Ну я и пополз...
- А куда же ты пополз, то? - голос Масленикова стал подозрительно спокойным.
- А в кювет. Гляжу - все взрывается, - боец запнулся, - товарищ капитан, я хотел в кювете залечь и по немцам стрелять!
- Да? А карабин твой, где?
Красноармеец замялся:
- Меня взрывом оглушило! Карабин отлетел куда-то...
- Отлетел, говоришь, - покивал головой капитан, - и подсумки, с патронами, тоже - отлетели? А противогазная сумка со жратвой - осталась?
Чекунов взглянул на ремень бойца - патронных подсумков действительно не было. А Маслеников уже поднял с земли валяющуюся рядом сумку. Сунул ее в руки Семену:
А ну, глянь, что там?
Чекунов откинул клапан:
- Картошка тут. И сала немного.
- Так, ясно. Отдашь женщинам. Пусть кормят раненых. А с этим...
Удары кувалды по металлу, заглушили слова капитана, но видно лежащий на земле их расслышал, так как побелел с лица и попытался отползти от летчика:
- Не надо... Я не виноват...
- Да? - Маслеников нагнулся к лежащему на земле, - а кто виноват?
- Не пачкайтесь, товарищ капитан, - от тягача подошел и Андрей, нечего на мразь патроны тратить. Оставить его, как он раненых хотел бросить, пусть дохнет. Уу, сволочь, еще и бинты на него переводить! - Шилин, казалось, хотел пнуть лежащего, но только сплюнул на землю.
- Если мы бросим раненого, то чем мы лучше него?! - Фира подняла голову и в голосе ее прозвучал такой вызов, что Семен на мгновение подивился характеру девушки. Вот только что, этот человек угрожал ей, но получил отпор и стал беспомощным. И, теперь, Фира защищает его...
- А ты что скажешь, Семен? - слезящиеся глаза Масленикова обратились на красноармейца.
Чекунов посмотрел на подстреленного: по лицу того стекали крупные капли пота. Человек боялся, явно и откровенно, до дрожи, до испачканных штанов. И смотреть на это было противно.
В той войне, войне старшины Чекунова, Семен не раз сталкивался с бойцами, поддавшимися страху. Кто-то испугался по молодости и неопытности, кто-то поддался минутной слабости, кто-то, увидев гибель товарищей, осознал, что и сам не бессмертен... Но, как отнестись к тому, кто решил выживать любой ценой, пусть даже и ценой гибели своих товарищей? "Сдохни ты сегодня, чтобы я дожил до завтра?" - Семен знал, что в будущем, многие так и станут жить. "Каждый сам за себя" - никаких проблем, выживут сильнейшие. Вот только, на самом деле, выживут не самые сильные - выживут беспринципные и наглые. Те, кто не побоятся запачкаться в чужой кровушке. И совесть им в этом - не помеха...
Чекунов смотрел в молящие, жалобные глаза лежавшего на земле, и пытался вспомнить, как выглядели эти глаза, всего час назад... И не мог. Слишком разными были эти два человека: тот, нависавщий над Фирой здоровяк, и этот, съежившийся на сырой земле, маленький и скрюченный ...
- Так что скажешь, Семен? - голос капитана вернул Чекунова к действительности.
Еще раз посмотрев на раненого, Чекунов произнес:
- Пусть живет. Пусть на своей шкуре попробует - каково было другим... Доживет до трибунала - его счастье... А иначе, Фира права будет...
На несколько секунд повисла тишина. Потом капитан снова склонился над артиллеристом:
- Слушай меня - Маслеников не повышал голоса, но его услышали все, кто находился возле тягача. - Пока ты жив. Благодаря ей, - капитан мотнул головой в сторону санитарки, - но, не думай, что легко отделался. Под суд все равно пойдешь...
Маслеников выпрямился и его ощутимо качнуло. Тут же сбоку подскочил Андрей, поддержал капитана.
- Спасибо, - Маслеников пошире расставил ноги, чтобы не упасть, - давай, Андрей, быстрее делайте машину. И этого, - капитан казалось хотел выругаться, но сдержался, - унесите.Фира покажет, где положить. А мне - Семен поможет.
Повинуясь жесту командира Чекунов подхватил его под локоть.
- Давай, Семен, потихоньку отведи меня к остальным, - тихо произнес Маслеников, - что-то я совсем плохо вижу. Расплывается все и глаза режет...
- А как же вы стреляли, то? - удивился Семен.
- Не поверишь, - криво ухмыльнулся летчик, медленно шагая по засохшей траве, - под ноги стрелял, напугать хотел... Эй, погоди ,ты куда меня ведешь?
- К прицепу, - Чекунов тоже слабо соображал, сказалась бессонная ночь, - ляжете, отдохнете...
- Э-э, нет, - капитан крепче ухватился за рукав шинели красноармейца, - только не туда. Там я точно не смогу быть. Кровью и землей пахнет, как в могиле...
Семен решил что он чего-то не понял, голова работала плохо, но послушно повернул в другую сторону. Доведя Масленикова до группы сосен, где пламя небольшого костерка уже лизало закопченный бок ведра. Сдал летчика, на руки Анастасии Ивановне. Постоял немного, вдыхая запах горящего дерева. Спать хотелось неимоверно. Но, все же, решил что сейчас делать этого нельзя. Нужно посмотреть, как дела у Андрея с ремонтом тягача. Да и в прицеп необходимо заглянуть.
Дойдя до машины, Семен понял, что его помощь здесь не нужна. Шилин вполне справился сам и с двумя красноармейцами уже заканчивал натягивать гусеницу. Обойдя "Комсомольца" вокруг, Чекунов подошел к прицепу. Задний полог криво свисал, не закрывая до конца входной проем.
Уперевшись ногой в скользкий выступ борта, Семен перевалился внутрь кузова.
Тяжелые запахи крови и сырой земли навалились на красноармейца, слились в тяжелом аромате смерти, заставившем Чекунова откачнуться назад, к выходу. Но, пересилив себя, Семен двинулся вглубь фургона. Лучики света, проникавшие внутрь через дыры в брезенте, позволяли кое-как рассмотреть внутреннюю обстановку.
Из порванных пулями мешков по полу рассыпался песок. Кое-где на стойках нар топорщились расщепленным деревом пробоины. А еще, там и сям на дереве виднелись темные пятна. И Чекунову не нужно было присматриваться, чтобы понять что это...
Теперь ему стал понятен отказ капитана Масленикова вернуться в фургон. Семен представил, каково тут было и по спине пробежал озноб. Чекунов хорошо знал, как бывает страшно, когда по тебе стреляют, когда пули врезаются в бруствер окопа... Но, когда у тебя есть оружие - можно ответить противнику. Пусть неприцельно, просто выставив ствол наружу и выпустив магазин "в молоко"... А, вот, каково лежать на нарах, и видеть как рядом умирает человек, и ты не с силах помочь ни ему, ни себе. И остается только держаться и не закрывать глаз... Чтобы, если останешься жить - отомстить. За всех...
Выбравшись из под брезента и спрыгнув на землю, Семен отдышался. Было ясно, что необходимо убирать следы боя в фургоне. Иначе, раненым будет совсем худо.
Снова, обойдя прицеп и тягач, Чекунов направился к костру.
Свободные от ремонта тягача бойцы уже собрались там. Все семь человек. Семен вспомнил прошлый день и мысленно выматерился. От всей группы осталось хорошо, если треть состава. То, что еще вчера было воинским подразделением, после гибели командира превратилось просто в группу вымотанных людей.
Красноармейцы жались к костру, протягивали руки почти в пламя, желая согреться. Спины в серых шинелях отгородили от тепла раненых, и даже Анастасия Ивановна, что помешивала в ведре какое-то варево, оказалась оттерта в сторону.
Требовалось восстановить порядок в отряде. Краткий взгляд в сторону лежащих раненых показал, что капитан Маслеников лежит с закрытыми глазами и, видимо уснул. А, значит, командовать придется самому.
Каждый, кто хоть когда-то пытался руководить группой людей, знает, что обычно любой человек получивший приказание, тут же начинает чувствовать себя несправедливо обиженным: "А почему это должен делать я, а не тот парень?" В армии этот вопрос решен радикально просто: приказ командира - закон для подчиненного. Однако, была тут маленькая закавыка: хоть и назначил Маслеников Семена своим заместителем, но ведь по званию он так и остался простым красноармейцем. Да еще и чуть ли не самым молодым из бойцов. Но, черт же подери, времени на всякую психологию-демократию уже давно не было.
Решительно раздвинув плечом греющихся, Семен шагнул к огню. Кто-то заворчал, споткнувшись о брошенное полено, но Чекунов не обратил на это внимания. Обвел взглядом стоящих:
- Все здесь?
Бойцы неуверено переглянулись:
- Вроде все. А тебе что?
- Сейчас нужно снять брезент с фургона, очистить прицеп от мусора и подготовить его под погрузку раненых.
- Ну так, скажи вон бабам, пусть сделают.
Люди явно пригрелись около костра, и идти возиться с сырым брезентом, и песком, пропитанным кровью не хотел никто. У Семена кружилась голова от недосыпания, воспоминания мешались с реальностью, и, на минуту, ему показалось, что перед ним новобранцы, прибывшие в их ИПТАП.
- Разговоры в строю! У женщин своя работа. Восстановить порядок в фургоне нужно быстро.
- Слушай, да ты никак зазнался? Что, раз тебя капитан заместителем назначил, так ты перед ним выслуживаться будешь? - красноармеец стоящий с другой стороны костра, хитро осклабился.
- Выслуживаюсь, говоришь, - Семен не отвел взгляда, - а ты, когда по гансам стрелял - перед кем выслуживался?
- Так, это, - оторопел красноармеец, - это,ж, враги! Их уничтожать надо!
- А раненые, наши, - Семен медленно повел головой в сторону лежащих на поляне, - тоже, враги?
Ошеломленный боец только хлопал глазами, нев силах произнести ни слова.
- Я гляжу, ты вроде и взрослый, а ума не нажил... Или, тебе невдомек, что чем больше мы тут стоим, тем больше у немцев времени, чтоб нас найти? Ты, то, если что, и удрать можешь... А раненым не выжить...
- Ты говори, да не заговаривайся, - перебил Чекунова другой боец, постарше, - жить тут все хотят. Себе то мы не враги...
- А если не враги, - в голосе Чекунова прорезалась злость, - чего резину тянем? Посты не выставлены, машина к движению не готова. Ждем, когда немцы соберутся и догонят? Думаете, они нам броневик, что на дороге сгорел, не попытаются припомнить?
Молчание было ему ответом.
- Тогда так. Ты и ты, - палец Чекунова поочередно указал на двух бойцов с ручным пулеметом, - займете позицию вон на том холмике. Котелки возьмете с собой, поедите там. Но - поочередно. Вы, двое, - двое красноармейцев помоложе оказались отделены от остальных движением руки Семена, - быстро перекусить, и - вперед. Пройдете дальше по дороге, где-то на километр.
- Анастасия Ивановна, выдай еду этим четверым в первую очередь, - обратился к санитарке Чекунов. Та только молча кивнула, не прекращая помешивать варево, булькающее в ведре.
- А остальные - со мной. Нужно быстро привести фургон в порядок. Времени у нас в обрез. Или, опять, разговоры разговаривать будем?!
Переглянувшись, красноармейцы двинулись выполнять приказ...
Семен смотрел, как бойцы, расходятся по указанным местам, и явственно чувствовал, как новый груз придавливает его к земле. Во что он ввязался? Мало ему фургона с ранеными, так ведь теперь, выходит, он несет ответственность и за этих людей, тоже? Чтобы стать силой ,способной противостоять немецким солдатам, им придется вспомнить, что они не просто кучка окруженцев, пробирающихся через враждебное окружение. Они - подразделение армии. Той армии, что через три с небольшим года войдет в Берлин. Пусть, даже этого и не знают те бойцы что сейчас, матерясь, стаскивают цепляющийся за пулевые отщепы, брезент с фургона.
Впереди будут еще и отступления и поражения. Будет гибель в немецких котлах целых армий и фронтов. И, наверное, не в силах одного человека, повернуть ход истории круто в сторону.
Однако потом, шаг, за шагом, красноармейцы двинутся на запад. Все так же, преодолевая огонь и теряя друзей. Но, может быть, если Семен выполнит отданный самому себе приказ, в строю победителей будет стоять на несколько человек больше? И, тогда, в мирной жизни, у них будут дети. И внуки. Внуки, которым они смогут рассказать о войне. И о цене Победы.
И есть надежда, что на черном камне обелиска не будеть блестеть разбитое бутылочное стекло?
Вот только, чтобы проверить - надо дожить. В прошлый раз ему это удалось, а как получится сейчас? Ведь все пошло не так. И, значит, придется вспоминать все свои навыки и умения, весь, кровью заработанный, опыт. Кстати, об опыте: рука скользнула за отворот шинели, щелкнул включенный предохранитель пистолета. Второй попытки бунта Семен допускать не собирался...
Дальнейшие пара часов пролетели как одна минута. Обиходить раненых, залатать фургон, осмотреть тягач (черт, как же быстро топливо расходуется), набрать воды про запас... И вот уже мотор машины тихо гудит на малых оборотах. Андрей Шилин, видный в открытый рубочный люк, опустил голову и внимательно вслушивается в рокот двигателя. Возле "Комсомольца" стоят бойцы, которые займут места на боковых скамьях.
Чекунов быстрым шагом обошел место их недолгой стоянки, проверяя, не забыто ли что-то из снаряжения, хорошо ли убраны следы пребывания маленького отряда. Сам себя Семен не пытался обманывать: если немцы пойдут по их следу, то уж точно не собьются. Гусеничная колея приведет их как по ниточке. Вся надежда, что пока соберут достаточные силы, пройдет время достаточное, чтобы уйти подальше. Но более вероятным было другое: немцы заранее выставят заслоны на пути предполагаемого следования отряда... И эта вероятность давила на сознание Семена. Чекунов помотал головой, отгоняя тяжелые мысли, и, махнул рукой, приказывая бойцам занять места на скамьях тягача.
Санитарка Анастасия Ивановна Данилова:
Снова в полутьме фургона видны только грязно-белые пятна бинтов, да отблески световых лучиков в глазах раненых, лежащих на нарах. Но, однако света стало больше, чем это было вчера. Теперь, серость осеннего дня проникает внутрь прицепа через многочисленные пулевые пробоины в брезенте. Анастасия Ивановна прикрывает глаза, чтобы не видеть этого назойливого мельтешения, откидывает голову назад, опираясь затылком на шершавую доску борта. Что-то острое колет ее в шею, мешая дремать. Санитарка пытается не обращать внимания на уколы, но вдруг резко распахивает глаза и отшатывается от борта. Осторожно, пальцами руки проводит по сколотому краю доски...
Никто не хотел садиться на это место. Наверное, здесь должен бы сидеть один из трех бойцов, что сейчас покачивались возле заднего борта в обнимку со своими винтовками. Но, после того, как им пришлось отмывать доски холодной водой от потеков крови... Инстинктивно, все постарались отодвинуться как можно дальше от несчастливого места, где шальная пуля нанесла смертельное ранение Сивакову. И где он умирал, зажимая кровоточащий живот. Никто не хотел занять его место...
И, поэтому, сейчас возле переднего борта прицепа, возле прорезанного в брезенте окошечка, сидела Анастасия Ивановна.
После гибели военфельдшера, она осталась единственным кадровым медиком в отряде. И, решила, что как старшая - обязана принять на себя обязанности Сивакова.
Санитарка выглядывает в узкий квадрат окошка: зеленая коробка тягача раскачивается на ухабах, рвется вперед, разбрызгивая грязь узкими гусеницами и окутываясь клубами сизого дыма. На скамьях машины в такт покачиваются шестеро краснормейцев. В шинелях и бушлатах, в пилотках, касках и с непокрытыми головами, они кажутся неотъемлемой частью этого забрызганного грязью металлического ящика, что надрываясь и лязгая сцепным устройством волочет за собой прицеп.
Анастасия Ивановна пытается разглядеть Семена, который должен сидеть первым на правой скамье, но ей удается увидеть только характерный набалдашник на стволе Чекуновского "автомата", который покачивается перед лицом расположившегося рядом бойца. Само же лицо заслонено широким козырьком каски-"халхинголки", что надета на голове соседа.
Отвернувшись от окошечка, санитарка натыкается на взгляд красноармейца, что лежит на ближайших нарах. Прежний хозяин этого лежака тоже погиб, а нового постояльца с артиллерийскими эмблемами на петлицах, даже не стали и спрашивать, желает ли он занять это место.
А Анастасия Ивановна видит на его месте другое лицо. Бледное лицо в капельках пота... Сергей и тогда пытался успокаивать ее и раненых, что-то хрипел, когда пули рвали брезент, а сама санитарка сжалась на полу в комочек, стараясь стать как можно меньше и незаметнее. А потом перестал. И на шею Анастасии Ивановны капнуло что-то обжигающе-горячее.
Сквозь дух свежесрубленной хвои, что устилала пол прицепа, не мог пробиться аромат засыхающей крови. Да и доски прицепа были вымыты водой, набранной в ручье и, насколько возможно, отдраены мокрым песком.
Однако, хоть и привычен был для Анастасии Ивановны этот дух, что всегда сопровождает работу военного медика - сейчас, плотный комок в горле спирал дыхание санитарки при одном только намеке на тяжелый запах...
Что-то, прочитав в глазах женщины, артиллерист постарался побыстрее отвернуться к борту.
А за стенкой попрежнему лязгали гусеницы, и надрывался мотор "Комсомольца".
Красноармеец Чекунов
Семен изо всех сил боролся со сном, но даже лязг сцепки и рев мотора движущегося тягача казались усталому красноармейцу убаюкивающей колыбельной. А спать было нельзя. Никак нельзя. Дорога петляла по лесу, резкими изгибами огибая небольшие болотца и, временами, выскакивая на берег реки. И каждый раз, когда машина оказывалась на открытом месте, Чекунов задирал голову вверх до хруста в шейных позвонках. Одновременно он пихал локтем своего соседа, дабы тот тоже не зевал. Среди сидящих на скамейках тягача бойцов прокатывалось краткое оживление. Глаза упирались в серость осеннего неба, пытаясь различить на фоне низких облаков возможную черточку немецкого самолета. Затем машина снова ныряла под кроны деревьев и бойцы слегка расслаблялись. Но не Чекунов.
Движение днем, после того что случилось при пересечении дороги, было очень рискованным действием. Казалось бы, лучшим выходом было остановиться в глубине леса и дождаться, пока утихнет тревога, поднявшаяся в результате ночного боя. Простой выход. Но - неверный.
В голове Семена тикали часы, отсчитывающие время до того момента, когда немцы сообразят что к чему и перекроют возможные пути движения их маленькой группы. А еще он помнил самое важное: тонкая линия фронта, что сейчас неустойчиво колышется в десятке километров на восток от их отряда, вскоре начнет отодвигаться все дальше и дальше...
Сейчас, он казался сам себе пловцом, что нырнул слишком глубоко, а линия фронта была той чертой, что разделяет поверхность воды и воздух. Уже стучит в висках ныряльщика от недостатка воздуха и красные круги плывут перед глазами, но чтобы вдохнуть живительный воздух необходимо прорвать, продавить эту тонкую пленку, вырваться наверх...
Наверное, еще продолжаются последние попытки прорваться навстречу окруженным частям, что пытаются выйти из немецкого кольца. Вот только, с каждым днем, эти удары будут все слабее и слабее. И немцы, что пока удерживают только крупные населенные пункты, плотно перекроют все дороги. Тогда исчезнут последние шансы на выход.
Тягач шел настолько быстро, насколько позволяла узкая дорога. Но, все же, Чекунов приподнялся на раскачивающейся подножке и прокричал в открытый рубочный люк:
- Давай, Андрюха, жми, как можешь! Только, траки не порви.
Раскачивающаяся в квадрате люка голова в танкошлеме никак не отреагировала на крик, но Семен понял, что его услышали. Двигатель заревел еще громче, и резче захлопал развевающийся на бортах прицепа брезент...
Чекунов плюхнулся обратно на узкое сиденье, и потащил из-за спины планшет с картой. Он хорошо представлял себе, что сейчас ощущают раненые, с трудом удерживающиеся на своих лежаках в фургоне. Но другого выбора у него не было.
Линии карты были плохо различимы под прикрывающим её желтоватым целлулоидом. Семен поднес лист ближе к лицу, придерживая другой рукой винтовку. Черточка грунтовки извивалась по зеленому пятну лесного массива, затем вырывалась на светлое пятно поля и упиралась в несколько маленьких квадратиков с неразборчивой надписью рядом. Чекунову не было необходимости вчитываться в мелкие буквы. Название деревеньки он запомнил еще, когда изучал карту в первый раз: Лисино. И голубую струйку реки возле нее: Сойра. Еще восточнее, жирной чертой тянулась железная дорога. Там должны были быть свои. Так было в тот, первый раз, и Семен надеялся что и теперь - ничего не изменилось.
Вот только тогда, они к деревне не подходили и близко, хотя и слышали отдаленный лай собак. Страх столкновения с немцами, гнал красноармейцев в самую лесную глухомань, заставлял пробираться через болота и топи. И эту реку, что кажется на карте такой маленькой и безобидной Чекунов тоже помнил: холодная, черная вода и хлипкий плотик, наскоро связанный ремнями и кусками телефонного провода. Яростная гребля вырубленными в лесу палками и ежесекундное ожидание выстрела с того берега, что остался за спиной.
Тягач подбросило на очередном ухабе, брызги грязной воды щедро плеснули на планшет, расплываясь мутными каплями на целлулоиде. Семен судорожно ухватился свободной рукой за соседа, стараясь не уронить винтовку и карту, больно стукнулся головой об край каски сидящего рядом. Выматерился в голос, поминая и дороги, и немцев, и погоду, которая никак не разродится так нужным сейчас дождем.
Не то чтобы ему хотелось мокнуть, под падающей с небес влагой. Нет. Промозглый осенний дождь, низкая облачность не даст свободно летать самолетам-разведчикам, загонит под крыши лишних фрицев, заставит патрули поглубже натянуть на головы капюшоны дождевиков. Что немцам хреново, то русским - шанс. Ведь другого пути, кроме как прорываться через Лисино Семен не видел.
И это беспокоило его все больше. Насколько ему помнилось, берега реки Сойры были низкими и топкими. А это означало, что пересечь ее вброд не удастся. Поэтому, вся надежда была на мост, обозначенный на карте возле деревни Лисино. Еще неизвестно, в каком состоянии он находится, ведь судя по дороге - ездили здесь нечасто, и, похоже, только на телегах. Но не это было главным. Семен знал, что немцы далеко не дураки, это противник серъезный и опасный. Недооценивать его - себе дороже.
Стоит командованию противника сложить два и два, и оно тут же сообразит, как будет двигаться группа. И, если немцы возьмутся за дело всерьез, то обязательно пришлют в деревню отряд, для охраны моста. Лисино находится на той стороне реки, и от него идет грунтовка в сторону шоссе. Что стоит немцам привезти сюда пару отделений и подогнать танк? Да, даже не танк, просто - пушку? Установить орудие на той стороне, взять под прицел мост - и все. С оставшимися силами, окруженцам уже не прорваться.
Надежда была на одно. Как знал из своего опыта Чекунов, у командования никогда не бывает лишних людей и техники. Пока немцы примут решение о перекрытии путей отхода, пока соберут людей и транспорт, пока те доберутся сюда по вязкой грунтовке. А, может, немецкие командиры вообще решат, что после боя на шоссе окруженцы рассеялись и выходят по-одиночке? И, просто не станут тратить силы на ловлю отдельных бойцов? Ведь, по их мнению, война уже почти закончилась победой Германии?
Сам себе, однако, Семен мог признаться, что такой исход почти невероятен. Слишком много шума наделали они при пересечении шоссе.
Рукавом шинели Чекунов протер карту от водяных брызг: если верить разноцветным линиям на бумаге, то грунтовка должна была сейчас начать уходить от реки, с тем чтобы, сделав крюк, обогнуть пойменную топь, и выйдя из леса на поле, прямой линией упереться в мост на краю деревни.
Привстав на сиденьи, Семен глянул вперед. Да, все правильно - сначала почти незаметно, а потом все круче, дорога стала забирать влево. Не торопясь, но и не мешкая, красноармеец застегнул клапан летного планшета и замотал ремешок вокруг сумки. Выждал еще некоторое время, пока тягач, вихляясь на узкой дорожке, тащил прицеп. Затем, протянул руку, и через маленькое окошко прорезанное в задней стенке рубки, потряс за плечо стрелка. Тот завозился на своем месте, пытаясь оглянуться назад. Поняв что сделать это не удастся, наполовину высунулся в верхний люк.
- Стой! - прокричал Семен, и для понятности скрестил руки. Стрелок моргнул покрасневшими глазами, кивнул и провалился обратно в люк. Спустя несколько мгновений "Комсомолец" замедлил ход и остановился. Преодолевая онемение в теле, Чекунов спрыгнул на хрусткую траву обочины и, морщась от уколов острых иголочек в застоявшихся мышцах, зашагал вокруг машины. Полы шинели тутже покрылись крепко вцепившимися в ткань сухими семенами какого-то болотного растения. Подойдя к лобовому листу тягача, Семен еще раз скрестил руки перед смотровым лючком водителя.
Двигатель послушно смолк. Над крышей рубки показалась голова Андрея.
- Жди здесь, - скомандовал Чекунов, - деревня уже недалеко, нужно проверить дорогу. Но - не спать! К остальным это тоже относится, - произнес он уже громче.
Никто ему не ответил.
- Ты, - Семен приглашающе махнул рукой долговязому бойцу, обутому в относительно целые сапоги, даже слегка отмытые от грязи, - пойдешь со мной.
Тот помялся, но подхватил свой карабин и спрыгнул с машины. На прицепе уже заколыхался брезент, но Семен не стал дожидаться расспросов. Не глядя, он сунул в руки Шилину планшет и, повернувшись, зашагал по дороге. Боец двинулся следом.
Красноармеец Чекунов
...Через линзы бинокля узенький деревянный мостик казался еще ненадежнее, чем на самом деле. Даже при небольшом увеличении были видны растрескавшиеся доски настила, что неровными колеями проходили поверх бревенчатого наката. Однако, толстые бревна вертикальных свай и балки их соединяющие, давали надежду, что один раз мост должен выдержать. Семен задержался взглядом на белых клочьях пены, что накапливались там, где черная вода обтекала сваи, закручиваясь воронками. Он вновь тихо порадовался, что у "Комсомольца" такая тонкая броня. Будь вес тягача хоть немного побольше, он бы вообще не рискнул послать машину на такое хлипкое сооружение. Да и сейчас, полной уверенности в благополучном исходе у Семена не было. Но не это было главным.
Взгляд Чекунова заскользил по четырем небольшим избам, что приткнулись над речным обрывом с той стороны реки.
Деревня выглядела мирной и спокойной, как если бы никакой войны не было и в помине. Дымилась печная труба, белели какие-то тряпки, сохнущие на заборе. Куры гуляли возле крыльца ближайшего дома, возглавляемые пышнохвостым петухом. От всей этой картины тянуло таким спокойствием, что Семен непроизвольно прикрыл глаза. Интересно, почему он не видел этого всего, когда шел по своей деревне, всего несколько дней назад? Или несколько десятков лет вперед? Вопрос не имел ни смысла, ни ответа. Поэтому Чекунов просто сунул бинокль бойцу лежащему рядом с ним:
- Гляди теперь ты.
- Чого, ж, тут бачить, то, - отозвался тот, неуверенно принимая в руки хрупкий прибор.
- Все гляди, что необычного увидишь - скажешь! - по произношению Семен сообразил, что его напарник откуда-то с Украины.
- Нема здесь ничого такого, - отозвался тот, - вон, киця по забору идет, собака у будки спит... Тихо все, мабудь и нет здесь нимцев.
- Сам откуда? - не выдержав, улыбнулся Чекунов.
- Сальск, подле Ростова, - не отрываясь от окуляров, отозвался красноармеец.
- А ну, дай, - отобрав бинокль, Семен взялся еще раз осматривать окрестности деревни.
Широкое поле тянулось от самой опушки, где залегли бойцы, до реки. Мало наезженые колеи пересекали его напрямик и упирались в мост. За мостом дорога шла на подъем и переходила в единственную улочку деревни Лисино. Никаких видимых следов присутствия немцев в деревне Чекунов так и не обнаружил. Или, сходить в деревню, лишний раз убедиться? Нет, пожалуй, в деревне действительно чужих нет, решил Семен, когда в поле зрения бинокля попала парочка детей играющих перед домом.
Нужно заводить тягач и двигаться дальше. Опустив бинокль, Чекунов покрутил шеей, и кивнул напарнику:
- Давай, иди за тягачом. А я еще посмотрю. Но, если стрельбу услышите - сразу назад, в лес отходите. Понял?
- Чай не диты, сообразим, - и боец нырнул в кусты. Семен потер пальцами глаза и снова прильнул к окулярам своей, такой удачной, находки...
Красноармеец Андрей Шилин
Когда Семен с напарником скрылись в лесу, Андрей вылез из рубки и стянул шлем с потной головы. Хотя двигатель и был заглушен, в ушах по-прежнему плавал моторный гул. Возможно, из-за этого он и не услышал, как сзади подошла Фира. Вопроса он тоже не расслышал, и обернулся только тогда, когда она повысила голос:
- Что?
- Я говорю, куда Семен пошел? - в глазах Фиры сквозила озабоченность.
- Сказал, нужно дорогу проверить...
- Почему он сам пошел? Вон, бойцы же сидят...
Андрей нахлобучил шлемофон на голову:
- Знаешь, Фира, он, видать, теперь, только себе верит. После вчерашнего боя...
Шилин не договорил, и отвернулся.
- Я понимаю, - прошептала Фира тихонько, но Андрей этого уже не заметил.
Остальные бойцы, ехавшие на тягаче, тоже слезли со скамеек и разминали ноги. Только один продолжал дремать. И это, почему-то, разозлило Шилина.
- А ну, слезай! Что, спать здесь будешь?
Боец недоуменно захлопал слипающимися глазами, пытаясь понять, что от него хотят. Андрей раскипятился еще сильнее:
- Вы что, не слышали - команды дрыхнуть не было! Вперед, и занять оборону возле дороги.
Нехотя бойцы двинулись вперед, а пулеметчик залязгал железом внутри тягача, обозначая активность.
От прицепа подбежал красноармеец:
- Анастасия Ивановна спрашивает, сколько стоять будем? Ей раненых обиходить надо.
- Не знаю я, - Андрей проводил взглядом заторопившуюся обратно к прицепу Фиру, - пусть делает что надо. Думаю, полчаса точно простоим.
Боец ушел обратно. А Андрей просто стоял возле "Комсомольца" и смотрел, как с качающихся деревьев отрываются желтые листья и падая на землю безуспешно пытаются укрыть, замаскировать рваные черные колеи оставленные тягачом. И не хотелось никуда идти, что-то делать, говорить. Пока еще можно было просто вдыхать холодный осенний воздух, в котором только маленькой ноткой горечи пробивался запах горячего металла и бензина. Такая короткая минутка тишины и покоя, способная прерваться в любое мгновение. Но, пусть она продлится еще хоть чуть-чуть...
Только минут через двадцать из кустов вывалился запыхавшийся боец, который уходил с Семеном. Андрей было напрягся, но не увидев страха и растерянности в его глазах, немного успокоился и сам сделал шаг навстречу:
- Где Семен?
Красноармеец помотал головой, запаленно дыша, и прохрипел:
- Давай, заводи! Чекунов сказал, к нему двигаться!
- А он, там остался? - не дожидаясь подтверждающего ответа, Андрей свистнул и помахал рукой красноармейцам, что заняли позицию на повороте дороги, подавая сигнал к возвращению.
- Предупреди в фургоне - сейчас трогаемся. А сам возвращайся на тягач. Понял? - и Шилин полез в рубку.
Красноармеец Чекунов
Когда за спиной послышался рев приближающегося тягача, Семен убрал бинокль в футляр и двинулся навстречу машине. "Комсомолец" вывернулся из-за поворота и покатил по полю, отбрасывая в стороны клочья дерна и клюя носом на ухабах. Чекунов махнул водителю и на ходу запрыгнул на скамью. Руки бойцов вцепились в его шинель и помогли удержаться на месте. Пулеметчик выглянул из своего люка, кивнул Семену и снова скрылся в рубке. Дорога шла вниз, и тягач двигался накатом, тихо рокоча двигателем. Раз взглянув назад, на фургон, и убедившись что там все нормально, Чекунов больше не отводил взгляда от приближающегося моста и деревни. Никаких признаков того, что жители заметили лязгающую и гремящую машину, видно не было. Возможно, у них уже выработался рефлекс военного времени, заставляющий людей прятаться от всего незнакомого и подозрительного, что может оказаться опасным - мелькнуло в голове Семена. Но и безлюдье не навевало спокойствия.
Наверное, подобные мысли посещали и остальной экипаж "Комсомольца", так как руки крепче обхватывали ложа винтовок, пальцы нервно поглаживали спусковые крючки...
Возле моста тягач встал, лязгнув сцепкой. Семен приподнялся, заглядывая в открытый люк:
- Андрей, чего встал?!
- Боюсь я, - пробормотал Шилин, - узко очень, не завалиться бы. И прицеп, тоже... Может, сам за рычаги сядешь?
Мост без перил действительно не внушал доверия. Крытый поверх наката колотыми плахами, потрескавшимися от влаги и солнца, он горбился над темной водой. Наверняка, в узкие смотровые лючки он казался еще более ненадежным.
Чекунов пихнул соседа в бок:
- Давайте вперед. Подымитесь наверх и прикройте нас. Красноармеец неловко полез со скамейки. Дождался, пока его догонят остальные и осторожно двинулся вперед. Заскрипел настил под ногами в тяжелых ботинках и сапогах, земля посыпалась в щели настила, мгновенно исчезая в бегущей воде. Потом скрип дерева сменился шорохом песка под подошвами, когда бойцы зашагали по песчаному откосу. Сторожко озираясь, поднялись наверх. На мгновенье замерли и двинулись дальше. Как по минному полю - по своей земле...
Когда сверху не послышалось предупреждающих криков, Семен решил, что больше ждать нечего. Время и так утекало как вода из дырявого ведра.
Чекунов слез со скамьи, обогнул машину, нагнулся к люку:
- Нормально все. Только за моими командами следи, хорошо?
Дождался подтверждающего кивка, закинул винтовку за плечо, прошагал на мост, развернулся спиной к деревне. Неприятное ощущение тут же возникло где-то между лопаток, но Семен сдержался и не стал оглядываться. В ту сторону смотрел хоботок ДТ, выглядывающий из шаровой установки, и Чекунов надеялся, что стрелок не прозевает опасность. На всякий случай сдвинулся с траектории стрельбы:
- Заводи!
Горячий двигатель подхватил с полоборота стартера, затарахтел ровно.
Как осторожного коня поманил к себе машину. И тягач ожил, двинулся вперед, впился стальными грунтозацепами в серое дерево настила. Через открытый лючок Семен видел лицо Андрея, белеющее в рубочной полутьме. Подтормаживая осторожными движениями рычагов, он направлял "Комсомольца", повинуясь движениям ладоней Семена. Блестящие клыки траков впивались в дерево, подтягивая машину вперед. Вот уже резина колес прицепа покатилась по разлохмаченному настилу.
Когда тягач уже достиг середины настила, случилось то, чего опасался Андрей: поперечная балка настила затрещала, обнажая белую щепу излома. Шилин почувствовал легкий крен "Комсомольца", но не успел даже всерьез испугаться, стараясь четко следовать за повелительными движениями рук Семена. А тот, как ни в чем не бывало, продолжал неторопливо шагать по мостику, маня за собой тягач.
Боковым зрением Чекунов видел уплывающий по течению обломок балки, но останавливать на хлипком сооружении железяку, весом в несколько тонн, тоже было не лучшим выходом, и он не сбился с шага.
Большая опорная поверхность гусеницы позволила тягачу благополучно удержаться на настиле. А вот переднее колесо прицепа угрожающе повисло над проломом... Заскрипел, перекашиваясь, деревянный кузов... И колесо опустилось на доску с другой стороны пролома.. Жесткая сцепка не дала прицепу повалиться набок. Чуть хуже, но проскочило и заднее колесо, заставив заколыхаться брезент на бортах фургона.
Семен отскочил в сторону, когда тягач окутался дымом и рванулся на подъем, выбрасывая струи песка из-под надкрылков. И только теперь, почуствовал, как по спине стекает горячий пот. Как если бы ему своими руками пришлось держать машину над дырой в настиле.
Огрызок сломанной балки еще только скрылся за поворотом речки, а Семен уже шагал вверх, спотыкаясь о развороченные гусеницами кучи песка...
Красноармеец Шилин.
Тягач медленно подъехал к серому срубу колодца и остановился, как усталое животное, с трудом доползшее до желанного водопоя. Андрей поочередно посмотрел в лобовой и боковой люки. Коротенькая улочка была совершенно пуста, не было видно не только людей, исчезли даже вездесущие куры. Приподнялся над обрезом верхнего люка и еще раз огляделся - тихо, возможно, даже слишком тихо. Деревня как будто вымерла. Бойцы на скамьях, тоже не торопились спрыгивать на землю, крутили головами по сторонам. Однако, ждать чего-то смысла не было. Шилин заглушил мотор и полез наверх - требовалось долить воды в радиатор. Да и раненым в фургоне свежая вода не помешает. Брезентовое ведро лежало тут же, в рубке. Пулеметчик, было, дернулся следом, но Андрей вернул его обратно:
- Сиди тут. Мало ли. Прикроешь нас.
- Да я не вижу отсюда ни черта, - попытался было возмутиться тот.
- Боковой лючок открой и смотри, - не слушая его, Андрей вылез наружу. Вдохнул чистый воздух, выдохнул, избавляясь от першащего в горле привкуса бензина и горелого масла. Последние километры движок здорово грелся, да и раскаленный корпус коробки передач не добавлял уюта внутри броневой коробки. Так что желание пулеметчика покинуть душную скорлупу Шилин понимал очень хорошо. Но еще он видел взгляд Чекунова. Тот, как будто каждую секунду ждал какой-то беды. А к его предчувствиям он уже научился относиться предельно серьезно. За спиной Андрея, красноармейцы спрыгивали с тягача, разминали затекшие ноги, тихо переговаривались, оглядываясь на подслеповатые окошки деревенских изб...
Деревянная бадья, стоявшая на краю сруба была больше чем до половины наполнена чистой водой и Андрей с наслаждением отхлебнул холодной влаги, окуная разгоряченное лицо прямо в ведро. Поднял голову, утерся рукавом. Увидел, как сзади подходит Семен, держа наизготовку свою винтовку.
- Семен, иди сюда, вода чистая, хлебни с устатку!
Чекунов молча, подошел. Не отпуская винтовки, плеснул водой себе в лицо.
- Сколько бензина осталось?
- Думаю, километров на пятнадцать, не больше, - поморщился Андрей, - смотря, какая дорога будет.
- Хреново, - уронил Семен, думая о чем-то другом.
- Может, здесь в деревне, чего нибудь найдем? - неуверенно предложил Андрей.
- Сейчас быстро набираем воду, и - вперед, - Чекунов уже видимо что-то решил для себя. И другие мнения в расчет не принимались.
- Послушай, Семен, - не выдержал Шилин, - куда ты гонишь? Машина уже как самовар, паром пыхтит. Хоть час, бы, постоять - дать движку остыть. Заодно, может, чем съестным в деревне разживемся.
- Нет.
Андрей подождал, надеясь, что Семен как-то объяснит свое решение, но, не выдержав, заговорил сам:
- Ты же говорил, что до наших всего десяток километров остался. А немцы уже за рекой остались.
- За рекой, говоришь? - Семен сплюнул, - это наше счастье, что пока мы тут лясы точим, их танки сюда не прикатили. Карта то у них есть, и дорога у нас - одна. Видать, командование договориться не успело, какой части сюда солдатиков посылать. Так, если постоим, можем и дождаться. Уходить надо, как можно быстрее. Слишком тут место приметное.
Занятые разговором они и не заметили, как от дома подошла пожилая женщина. Её резкий голос стегнул по нервам, как удар током:
- Что, соколики, драпаете?
Андрей бросил взгляд на Чекунова, но тот тоже, молча, глядел на старуху. А та, распаляясь, кричала все громче:
- Бежите? А нас на кого бросаете? Одни бабы и дети в деревне остались! Всех мужиков позабирали! Придет сюда супостат, и что нам делать? А вы, защитнички, свои бебехи похватали, и - подальше от войны? Или, думаете, под бабьими юбками отсидеться?
Привлеченные ее криками, к колодцу стали подтягиваться остальные бойцы. Но близко подойти никто не рискнул. Издали наблюдали, как женщина, подступает все ближе и ближе, размахивая сухим кулаком почти под носом у Семена, которого она почему-то выбрала своей целью. Чекунов все так же молчал, только катались желваки на скулах. Радуясь тому, что о нем забыли, Андрей торопливо перелил воду в брезентовое ведерко. Расплескивая, на ходу, почти побежал к тягачу. Всучил ведро одному из бойцов. Задрал вверх капот двигателя. Визгливый голос бил по ушам, острым сверлом впивался в затылок, от него не спасал даже нахлобученный танкошлем. Андрей даже не почувствовал боли в обожженных пальцах, пока лил воду в плюющуюся раскаленным паром горловину радиатора. Черт с ней, с болью - заживет, не впервой. Только бы быстрее ухать отсюда, только бы не слышать этих слов, что наотмашь бьют по лицу...
Краем глаза, Шилин увидел, что на фургоне заколыхался брезент, и чья-то голова показалась наружу. Похоже, Фира или Анастасия Семеновна, удивленные долгой остановкой, решили узнать, что происходит...
В шуме льющейся воды и шипении пара на раскаленном выпускном коллекторе Андрей не расслышал ответа Семена. Просто, вдруг замолчала женщина, хватая воздух раскрытым ртом, пытаясь набрать его для следующей тирады. А Семен повторил, уже громче:
- Мы вернемся. Обещаю.
- Когда??? - с болью в голосе выкрикнула женщина, - когда вы вернетесь? Да вы же...
Договорить ей не дала другая женщина, гораздо моложе, что выбежала из сеней избы. Может дочь, а может сноха, она обхватила пожилую за плечи и повела ее к дому, что-то тихонько приговаривая на ходу...
Семен обернулся к остальным и махнул рукой, показывая, чтобы все заканчивали свои дела и быстрее занимали места на скамьях тягача. Андрей заторопился, залязгал замками капота, потом подхватил пустое ведро и полез с ним на рубку. Семен уже занял переднее место на левой скамье. Спускаясь в рубку, Андрей все же не выдержал и пробормотал:
- Зря она все же на нас накричала. Вот остановим немца, а через пару месяцев и назад погоним. Семен ничего не ответил на эти слова, неподвижно глядя перед собой. Только, почти незаметно, отрицательно качнул головой. Или, это только показалось Шилину?
Двигатель завелся сразу, заработал ровно. Андрей хотел газануть порезче, чтобы услышать рык мотора, но вспомнил об убывающем топливе и отказался от своего намерения. Выжав педаль главного фрикциона, собрался включить передачу, но в этот момент что-то темное закрыло проем смотрового лючка. А затем Андрей почувствовал, что ему в шлем что-то тычется. Решив, что это Чекунов пытается привлечь его внимание, Шилин отпустил педаль и приподнялся на своем сиденьи, высунувшись из рубочного люка.
Почти в лицо ему ткнулся небольшой узелок, пахнувший так вкусно, что Андрей непроизвольно сглотнул слюну. А в глаза красноармейца глянули глаза той девушки или женщины, что несколькими минутами назад уводила в дом старуху. Стоя перед лобовым листом тягача, она протягивала Шилину свой узелок. Туго замотанные ситцевым платком волосы, спокойное лицо, только в изгибе губ затаилась боль, только лучиками собрались морщинки в уголках глаз. Да еще чуть дрожат руки, что протягивают Андрею пухлый узелок с какой-то снедью.
Шилин неуверенно оглянулся назад, желая получить подсказку от друга и командира. Но Чекунов не пошевелился, сидел, уперевшись взглядом в пламегаситель винтовки, зажатой между коленями. Андрей еще немного промедлил и осторожно принял в руки подарок. Тут же отдернув руки, будто опасаясь, что Андрей попытается вернуть назад подношение, женщина шагнула в сторону, освобождая дорогу тягачу. Пошевелились губы на обветренном лице, произнеся что-то неразборчивое и неслышимое за рокотом мотора.
Шилин, не в силах больше выдерживать этот взгляд, провалился в люк. Плюхнулся на свое место, не глядя, сунул сверток в руки пулеметчику. Врубил передачу и резко бросил педаль фрикциона, заставив машину скакнуть вперед, и, успев только заметить, как мелькнуло в боковом лючке белое пятно женского платка.
Пулеметчик изумленно разглядывал доставшийся ему сверток. Поднес ближе к носу:
- Еда, Андрюха! Живем! - и сунул узелок к лицу Шилина, радостно улыбаясь.
- Убери! - рявкнул Андрея, от запаха его даже замутило, - убери, я сказал!
Боец испуганно отшатнулся, что-то пробурчал и стал запихивать узелок в пустое гнездо пулеметной укладки.
На душе было удивительно гадко. Ведь права была бабка, бегут они... Бегут, оставляя тех, кого должны были защищать. И то, что сейчас, на их попечении оказались раненые, не сильно меняет положение. Да, их нужно вытаскивать к своим, вывозить из вражеского тыла. Вот только, по чьей вине - своя земля стала этим тылом?
Фашист дуром прет? Да на танках и машинах? А что, у нас своих не было? Вот,только где они теперь? Остались за рекой, на лесной просеке...
Извечный русский вопрос: "Кто виноват?" Раньше, Андрей думал, что они, то, отступают, но, где-то там - Красная Армия лупит врага. А они, соберутся с силами и тоже пойдут вперед. Но, вот сейчас и здесь, Андрей ощутил и понял - нет другой армии, кроме них самих. И только от них, Андреев, Семенов, Сашек - зависит, когда пришедший на нашу землю Фриц, Ганс или Вилли умоется кровавой юшкой и со страхом осознает, что совершил ошибку, шагнув через советскую границу. Только так, и ни как иначе.
А что бы, это случилось как можно раньше, он, Андрей Шилин, должен спасти раненых. А, потом, можно будет и проверить - так ли крепко мясо, из которого сделаны немцы?
- Не зевай, смотри внимательно - не отрываясь от смотрового лючка, скомандовал Андрей соседу. Видимо, командный тон подействовал - боец крепче вжал в плечо приклад пулемета.
Изрядно надоевшие колеи лесной дороги медленно втягивались под лобовой лист тягача. Судя по карте, оставалось совсем недалеко до развилки, где следовало повернуть налево. А там, еще несколько километров - и свои. Во всяком случае, так считал Семен. И Шилин надеялся, что он прав. Уровень бензина в баке угрожающе падал, и это не могло не волновать водителя. Встанет "Комсомолец" - и как тогда выносить раненых? Людей слишком мало, чтобы нести носилки... Поэтому, Андрей старался вести машину как можно плавнее, не тормозя и не газуя. Только бы дотянуть, только бы дотянуть...
Наверное, пулеметчик думал о том же. Неудивительно, эта мысль была главной для всех.
Повернув лицо к Андрею, он прокричал:
- Еще немного!
Андрей хотел подтверждающе кивнуть, но не смог. Тяжелое предчувствие образовалось где-то в животе, острой занозой впиваясь в тело.
- Стой! - голос Семена донесся сверху, и Шилин с облегчением потянул рычаги, останавливая машину. Тягач клюнул носом, сзади заматерились, но мотор уже тихо тарахтел на холостых оборотах.
Чекунов уже спрыгнул на землю и оглядывался по сторонам. Лес в этом месте так близко подступал к дороге, что кроны сосен смыкались над песчаными колеями, образуя зеленый туннель.
- Так, - Семен махнул призывно двум бойцам, сидевшим на правой скамье тягача:
- Через километр будет перекресток, где нам нужно будет повернуть налево. Вы, двое, сейчас быстренько пробежитесь до поворота, и осторожно посмотрите, что и как... Потом, один вернется сюда и доложит. Ясно?
Один из бойцов молча кивнул головой и боком стал слезать с машины. Второй хотел что-то спросить, но захлопнул рот и двинулся за напарником.
Когда бойцы скрылись за поворотом, Андрей спохватился и заглушил мотор.
- Слышь, Семен, а может до ночи в лесу постоим? - что-то не нравилось Андрею в окружающей тишине. И, видимо, не только ему - бойцы не слезли с тягача, чтобы размять ноги, так и остались сидеть, сжимая в руках оружие. Пулеметчик обхватил свой ДП, будто пытаясь согреть вороненую железку... Как если бы узкие скамейки машины были единственным защищенным местом в окружающем мире, люди опасались шагнуть в сторону, отдалиться от островка безопасности...
Однако, на Семена это не распространялось - чавкая ботинками он двинулся вперед, к тому месту где дорога делала поворот, огибая небольшой песчаный бугор заросший кустарником. Остановился, вглядываясь во что-то невидимое Андрею. Потом снова двинулся вперед и скрылся за поворотом. Шилин приподнялся над обрезом люка, стараясь рассмотреть, что делает Семен. Рядом зашевелился стрелок курсового пулемета. В прорезь прицела ему было видно еще меньше.
Все также шумел ветер в кронах деревьев, изредка проглядывало сквозь осеннюю хмарь солнце, но среди бойцов стало накапливаться какое-то ожидание. Шилин закусил губу, вглядываясь вперед...
Худая фигура в шинели появилась из-за кустов, и Андрей услышал, как пулеметчик тихонько выдохнул, снимая скопившееся напряжение...
Так же неторопливо Семен дошагал до тягача, привалился спиной к лобовому листу и замер. Молчали и другие бойцы...
В тишине прошло несколько минут. Потом кто-то зашевелился на скамье, лязгнуло железо. Чья-то рука попыталась изнутри отодвинуть брезент на торце фургона. Однако, все начавшееся было шевеление мгновенно замерло, как только с дороги послышался плеск воды под ногами бегущего человека. Из-за поворота вывернулся сначала один, и, тут же следом, другой боец. Еще не поняв, что они кричат, задыхаясь от быстрого бега, Андрей понял - беда!
- Немцы, там немцы!!! - хрипя пересохшим горлом, просипел первый добежавший. Второй даже и этого сказать не смог, только хватал холодный воздух раззявленным ртом, пытаясь отдышаться.
Пулеметчик, сидевший до этого на скамье тягача, вскочил на ноги, заозирался, будто думая, что прямо сейчас из кустов полезут фигуры в серой форме, лязгнул затвор винтовки, досылая патрон в ствол...
- Где немцы, сколько их? - голос Семена был неожиданно спокоен. Андрею даже показалось, что в словах Чекунова сквозила неприкрытая усталость.
- Там, там... Много! Немцы, броневик, грузовики, пушки, мотоциклисты, - боец размахивал руками, показывая, как много видел фрицев.
- Что они делают? - Семен, не обращая внимание на нервозность разведчика, пытался понять, что делать дальше.
- По-моему, у них машина застряла, - неожиданно вмешался в разговор, наконец отдышавшийся второй боец: - там перекресток, и у самого поворота большая лужа. В ней грузовик и застрял. А остальные следом стоят, объехать не могут. Мотоциклисты, только, на перекрестке руками махали... Видать решали куда дальше ехать.
- А сколько их? - теперь Чекунов обращался уже прямо к нему.
- Толком не видно, машины кучей стоят. Но, пяток грузовиков, может и будет. Только, похоже, броневик увяз крепко. Стоял посередь лужи, а гансы вокруг суетились.
- Назад нужно, до деревни вертаться, - снова влез первый боец, - пока немцы сюда не добрались. Авось через мост и побоятся, падлы, лезть...
- Я назад машину не поведу, - Андрей высунулся из рубочного люка до половины. Чекунов обернулся на его голос.
- Нельзя немцев в деревню за собой притащить. Они же баб и детишек поубивают!
В наступившей тишине, едва различимо, послышался треск мотоциклетных моторов.
- Все... потерянным голосом произнес кто-то, - фрицы едут.
- Так что теперь, сразу лапки кверху? - не выдержал Шилин.
- Нет. Будем прорываться, - поднял голову Семен.
- Но, как?! Там их целый батальон!- боец все никак не мог успокоиться.
- Молча! - отрезал Чекунов: - у страха глаза велики. Не хрен панику разводить. Сейчас мы мотоциклистов тормознем, а тягач напрямую, через лес, пусть ломится. А, потом, и мы в лес уйдем, пускай немцы ветер ловят.
Слова, произнесенные уверенным тоном, сделали свое дело. Паникующий боец заткнулся. Остальные подтянулись, вперились глазами в Чекунова, ожидая от него, взявшего на себя ответственность за остальных, решения...
Только Андрей словам Семена особо не поверил. Опытом своим, хоть и небольшим, понял, - не уверен в себе друг. Но, и поступить по другому - не может. Ибо сейчас - он, Семен Чекунов, командир отряда. И если ошибется Семка, - все тут останутся.
- Пулеметчик со вторым номером - ко мне!
Боец с "дегтярем", стоявший на подножке "Комсомольца", осторожно шагнул вниз. Его напарник оглянулся на окружающих и, подхватив свой вещмешок, лязгнувший железом, встал рядом.
- И.. - взгляд Семена прошелся по лицам бойцов, при этом ловко разминувшись с глазами Андрея, - и ты.
Невысокий боец, вооруженный карабином и с тремя немецкими гранатами за поясом, шагнул на землю.
- Со мной пойдете... А ты, Андрюха, - теперь Чекунов спокойно взглянул в лицо Шилину, - как только начнется стрельба, по газам, и - рвешь в лес. Бугор тебя ненадолго прикроет от гансов. Только не останавливайся. Немцы на колесах за тобой не сунутся. У тебя будет несколько минут, пока гансы сообразят, что к чему. А ты, по кустам, по кустам, подальше от дороги, поворачивай до перекрестка - и к нашим. Только фрикционы не порви...
- Семе-еон! - женский крик донесся от фургона, но Чекунов только мотнул головой, продолжая глядеть в лицо Андрею: - ты должен доехать...
Визг моторов, работающих на больших оборотах, накатывался и Семен, махнув рукой своим бойцам, побежал вперед, к повороту, чтобы успеть занять позицию, до того как мотоциклисты увидят стоящий на дороге тягач.
Глядя вслед группке бойцов, Шилин отрешенно подумал, что больше он их не увидит...
Красноармеец Семен Чекунов
... Пулеметчик пристраивал своего "Дегтяря", понадежнее упирая сошками в землю, обминая локтями рыхлый песок и сам устраиваясь поудобнее, как если бы рассчитывая задержаться на этой позиции надолго. Второй номер расчета выложил рядом с ним пару снаряженных дисков, и теперь, выставив ствол своей винтовки из травы, боязливо оглядывался на Семена. Третий боец залег ближе к повороту и Чекунов его не видел. Приклад АВС уже был привычно вжат в плечо и свободный ход на спусковом крючке выбран.
На какие-то мгновения окружающий мир замер в зыбком равновесии: натужный вой мотоциклетных моторов доносился из-за поворота, казалось, не усиливаясь, и где-то глубоко-глубоко в душе Семена шевельнулась надежда, что может все еще обойдется, что гансовский дозор не доедет до их позиции, остановится, развернется и скроется где-то там, в разноцветье осеннего леса. И ничем не нарушаемый, все так же будет шуметь ветер в кронах деревьев, а они молча будут слушать этот мирный звук, лежа среди засыхающей травы... И не разорвет сырой воздух треск выстрелов...
Первый мотоцикл вывернулся из-за поворота неожиданно. Вот только что он гудел за поворотом, а вот уже разбрызгивает грязь из дорожных колей. Рослый водитель навалился на рукоятки руля, стараясь не дать мотоциклу развернуться поперек дороги. Наверное, именно поэтому он не сразу понял, что произошло, когда пассажир в коляске ткнулся головой в установленный на стойке пулемет.
- Не-ет! Рано!!! - заорал Семен, уже понимая, что совершена очередная ошибка... Но его уже не слышали. "Дегтярев" залился в длинной очереди, вспарывая свинцовой струей мотоциклетное железо. Немец-водитель завалился набок, на коляску. Пассажир с заднего сиденья попытался соскочить, но не успел. Уже мертвым он опрокинулся назад, взмахнув полами плаща.
И, яростно оскалившись, давил на спусковой крючок пулеметчик, и, как патефонная пластинка, вращалась верхняя крышка диска, в такт смертельной песне "Дегтяря". Второй номер расчета, не глядя выпуливал обойму куда-то в сторону немцев, только успевая передергивать затвор...
Следующий мотоцикл, только показавшись из-за поворота, тут же свернул в лес и, подпрыгнув на обочине, вломился в кусты. Пулеметчик не смог обстрелять его, именно в этот момент в диске закончились патроны. С матом он отбросил пустой диск второму номеру, вбил на место новый, но было уже поздно. Семен выстрелил несколько раз, однако, без видимого результата. Зато с другой стороны дороги вслед мотоциклу, кувыркаясь, вылетела немецкая "толкушка". Грохнуло, посыпались сучки и листья, но удалось ли зацепить мотоциклистов, было неясно.
Второй номер приподнялся, пытаясь разглядеть результат взрыва, Чекунов заорал на него матом, приказывая залечь. За этими событиями Семен совсем забыл следить за тягачом. Однако, Шилин выполнил приказ четко. Обернувшись на треск ломаемого дерева, Чекунов увидел как окутавшийся сизым дымом выхлопа "Комсомолец" торит себе дорогу среди редколесья, постепенно удаляясь от дороги. Прицеп волочился следом, подпрыгивая, на пнях и кочках так, что у Семена даже свело зубы, когда он представил, каково там приходится раненным. За машиной оставалась просека, выстланная измочаленными траками гусениц кустами и стволами молодых деревьев.
- Давай, давай, жми, - Чекунову казалось, что он кричит так, что его слышит даже Андрей, сидящий за рычагами тягача, хотя на самом деле он просто беззвучно шевелил губами. Басовитое рычание другого мотора заставило его рывком обернуться к дороге: грязно-серая туша бронемашины показалась из-за поворота и граненая башня уже разворачивалась в сторону Семена тонким хоботком автоматической пушки. Или, экипаж увидел уходящий тягач?
Семен вжался в землю, одновременно пытаясь нащупать в заблаговременно расстегнутой сумке единственную противотанковую гранату. Как назло, броневик двигался по противоположной стороне дороги, и для того чтобы добросить увесистую чушку РПГ требовалось быть гораздо ближе.
Вдруг металл возле смотровой щели броневика заискрил от пулевых попаданий - это пулеметчик открыл огонь из своего "Дегтяря". Экипаж, видимо, решил не рисковать. Бронеавтомобиль остановился, и медленно двинулся назад, одновременно разворачивая пушку в сторону новой угрозы. Чекунов заскрипел зубами: "Что же ты делаешь, друг? Он же сейчас...". Додумать свою мысль Семен не успел. Хоботок пушки задергался, выплескивая пламя и "Дегтярь" подавился очередным патроном...
"Убит? Или ранен?" - мысли пронеслись в голове у Чекунова, меж тем как сам он перекатился через скат пригорка и пополз к дороге, прикрываясь от бронемашины торчащими возле дороги кустами. Винтовку приходилось волочить левой рукой, так как правая намертво сжала рукоятку РПГ. Упираясь ботинками в дерн, помогая локтями, Чекунов толкал свое тело вперед, стараясь быть как можно более незаметным. Не замечая дождя, лившегося сверху, не замечая сырости пропитывающей шаровары и шинель, извиваясь между кочек Чекунов полз вперед. Собственное запаленное дыхание глушило все окружающие звуки, и Семен не мог слышать, продолжает ли двигаться в лесу тягач. Однако он отчетливо понимал, что машина с прицепом не могла удалиться от дороги достаточно далеко, и если не отвлечь проклятых фрицев, она будет следующей целью.
Пулеметчик, имя которого Чекунов так и не успел запомнить, дал уходящей группе еще несколько лишних мгновений. Но, сейчас этого было недостаточно.
В просветах между ветками куста серая поверхность брони просматривалась плохо, но подниматься было опасно, поэтому Семен продолжал ползти к дороге, молясь Богу, в которого он не особо то и верил, чтобы броневик остался на прежнем месте.
Все ближе и ближе, и уже ветерок доносит тошнотворный запах чужого бензина и горячего железа... Чекунов осторожно припаднял голову и чуть не застонал от досады. Проклятая железяка оказалась слишком далеко для гранатного броска. Настороженно пошевеливая пушечным стволом, бронеавтомобиль застыл возле расколотого пулеметной очередью пенька. И черт бы с ним, если бы он так и оставался стоять. Но, если он сейчас развернется вправо и попытается въехать на бугор, туда, где была их первая позиция. Ведь оттуда уходящий "Комсомолец" будет виден как на ладони! И даже отстреливаться уходящие не смогут, так как весь сектор стрельбы будет перекрыт прицепом, что волочится следом за тягачом.
Как будто подслушав мысли Семена, бронеавтомобиль скрежетнул включаемой передачей и медленно двинулся вперед, одновременно выворачивая передние колеса. Видимо, экипаж решил, что основная угроза расположена на пригорке, откуда велся пулеметный огонь, а за фланги можно не опасаться. "Мать, их!!! Да если б хоть какую пушку..."- на мгновение Семен представил себя за панорамой "сорокапятки" и до крови прикусил губу от острого желания влепить в серый борт бронебойную болванку. Или, даже и фугасный - этой жестянке хватит за глаза...
Немцы же, будто надсмехаясь над его беспомощностью, медленно двигались вперед, вминая покрышками осеннюю траву в черную грязь. Всего несколько десятков метров разделяли Семена и броневик. Но эти метры нужно было пробежать...
Граната РПГ-41, которую держал Семен в руке, имела один огромный недостаток. Здоровенная банка, по прозвищу "ворошиловский килограмм" была оснащена взрывателем от обычной пехотной гранаты РГД-33. И взрывалась она не от удара, как более поздние гранаты, а по прошествии нескольких секунд после броска. А значит, нужно было рассчитать бросок так, чтобы РПГ оказалась в нужное время в нужном месте. Поэтому Семен не мог позволить себе ошибиться, бросив гранату издалека.
Санитарка Эсфирь Дольская
Хуже всего была неизвестность. Ревет впереди тягач, скрипит, переваливаясь по ухабам прицеп, под аккомпанемент хлопающего брезента - но все что видит Фира, это колеи лесной дороги убегающие назад в распахнутом сзади проеме Правда, есть еще узкое окошечко прорезанное в пологе. Но, к нему прильнула Анастасия Ивановна, что-то высматривая впереди... Хотя, каждый раз когда Фира боковым зрением видит фигуру возле передней стенки, ей кажется что это сидит Сиваков... И тогда Фира с усилием проглатывает ком в горле, стараясь не расплакаться.
Движение, движение - наверное, они так и будут двигаться и двигаться. И не будет конца этой дороге, что никак не может вывести их к своим.
Во время остановки в деревне Фира даже не успела вылезти наружу. Боец принес и подал ей в фургон ведро с водой, и пришлось поить раненых, пользуясь короткой передышкой. За пологом о чем-то переговаривались голоса, но санитарке было не до того - раненые требовали внимания, помощи, хотя бы просто сочувствия. А потом тягач дернул и потащил прицеп дальше. В раздернутый сзади полог Фира только и увидела стоящую посреди дороги женщину, мелко крестившую удаляющийся фургон. И снова, только убегающие назад колеи лесной дороги...
Когда "Комсомолец" остановился посреди леса, Фира хотел сразу сходить к тягачу, чтобы узнать, куда они едут и долго ли еще осталось... Но, сначала ее отвлекла Анастасия Ивановна, попросившая помочь по новой перевязать бойца с ранением в грудь. У того, видимо от тряски открылось кровотечение и пришлось бинтовать рану, расходуя скудный запас уже не раз стираного бинта. А, затем ее попросил подойти Маслеников. После того проишествия на поляне, ему снова пришлось перевязать лицо, так как потрескавшаяся корка на ожогах стала кровить. Да и глазам был нужен покой. Так что, он снова лежал на своем месте. Когда Фира перебралась к нему поближе, летчик повернул голову:
- Фира, слушай меня. Сходи к Чекунову и Шилину. Передай им, чтобы не рисковали. В крайнем случае, простоим в лесу еще сутки-другие, пока все успокоится. Я вижу, - при этих словах капитан горько улыбнулся, - что Семен чего-то опасается...
- Семен знает что делать, - неожиданно для себя самой перебила летчика Фира.
- Я знаю, - не стал спорить Масленников, - но он взвалил на себя большой груз, а ему и двадцати лет нет. Хотя и ведет он себя как взрослый мужик. Я боюсь за него, как бы не сорвался. Он же прет вперед как танк, да еще и нас тащит. Но, все же...
Что хотел сказать капитан, Фира так и не услышала. Так как в этот момент запустился мотор тягача, а затем рывок сцепки возвестил о начавшемся движении.
И тут Фира почувствовала что происходит непоправимое, что-то, что уже нельзя изменить. Острой болью прострелило сердце:
- Семе-еон!!!
Фира рванулась к выходу из фургона, но ей в рукав вцепилась Анастасия Ивановна:
- Куда, оглашенная! Тронулись уже. Потом сходишь.
В это время прицеп стал крениться влево, и стало не до разговоров, так как нужно было помочь раненым удержаться на лежаках. Пол фургона выпрямился, но его тут же накренило вправо, затем рвануло в сторону, подбросило, что-то со скрежетом прочертило по борту...
Фира поняла, что машина двигается уже не по дороге, а значит, события разворачиваются совсем не так, как предполагалось изначально. А затем, треск пулеметных очередей и хлопок взрыва дал ей знать, что она не ошиблась в своих предположениях.
Санитарка до боли сжала кулачки, не замечая, что ногти впились в ладони: "Там идет бой. Бойцы пытаются задержать немцев, чтобы мы могли уйти. И, с ними остался Семен. Значит, все настолько плохо, что он не нашел другого выхода... Наверное, это и есть то, о чем просил предупредить Маслеников... А я не успела..."
Анастасия Ивановна не успела даже крикнуть что-то предостерегающее, как Фира, подхватив свою санитарную сумку, прыгнула через задний борт прицепа.
Санитарка Эсфирь Долинская
Приземление получилось неудачным. Фира споткнулась о сучок и плюхнулась на землю, больно стукнувшись коленкой. Но, тут же вскочила на ноги. И, не оглядываясь на удалящийся прицеп, метнулась в лес. Бежать было неудобно. Сумка колотила по боку, и приходилось придерживать ее рукой. Ветки приходилось отводить одной рукой, и санитарка только зажмуривалась, когда очередной прут хлестал по лицу. Наверное, проще было бы бежать по колее оставленной тягачом, но Фира ясно слышала гулкие очереди "Дегтярева" и двигалась по кратчайшему пути, опасаясь потерять время.
Грохот боя стал совсем близким, и к звукам стрельбы добавились странные щелчки. Когда от ствола сосны, которую как раз обходила санитарка, брызнули в разные стороны кусочки коры, Фира поняла: это шальные пули. Неожиданный страх заставил девушку остановиться, прижавшись к стволу старой березы.
Потные волосы липли к лицу, лезли в глаза и Фира отмахнула их рукой. Бой на дороге продолжался, но, неожиданно, перекрывая рокот "Дегтяря", забасило что-то крупноколиберное. "Голос" советского пулемета стих, исчез задавленный тяжелым гулом... А потом наступила тишина...
Фира поняла, что она не успела. Но, все равно, оттолкнулась от березы и побежала туда, где она была нужна...
На раненого бойца она наткнулась возле самой дороги. Тот, подволакивая ногу и шатаясь двигался вглубь леса. В окровавленной руке он нес винтовку с разбитым в щепу прикладом. Фиру он даже не замечал, пока она не встала на его пути. Непонимающими глазами он смотрел на девушку, пока она пыталась добиться от него ответа. Поняв, что боец попросту контужен, Фира толкнула его в сторону просеки оставленной тягачом и бросилась дальше.
Первое что бросилось девушке в глаза - пулемет, растопыривший в водухе сошки, как жук перевернутый на спину. А потом она увидела и пулеметчика. И ее помощь тут была уже не нужна. Сглотнув вязкую слюну и стараясь не смотреть в сторону того, что еще несколько минут назад было человеком, Фира осторожно приподнялась над гребнем холмика.
Украшенный белыми крестами броневик медленно двигался по дороге, разворачиваясь скошенным носом в ее сторону, хотя пушка была повернута в бок. А затем она увидела и Семена.
Точнее, угадала в фигуре стелющейся между кочками. Сердце забилось сильнее, захотелось что-то крикнуть, помочь, предостеречь... До крови закусив губу Фира вглядывалась в человека ползущего по осенней траве. Куда-то в сторону ушел дурманящий запах крови, стихло рычание мотора немецкого броневика. "Только бы не заметили, только бы не заметили", - как молитву повторяла Фира.
На войне неверующих не бывает. Каждый человек о чем-то просит и надеется. Миллионы молитв, часто противоречащих друг другу, возносятся к небу. Разве уследить за всем, даже Богу? Но мольба девушки оказалась услышана. Частично.
Экипаж бронемашины не увидел советского бойца. Да и что он мог рассмотреть через узкие щели в бронекорпусе? А вот пулеметчик, тот что ехал на втором мотоцикле, рассмотрел все что нужно. И, хотя позиция для стрельбы была не очень удобной, длинная очередь МГ заставила Чекунова распластаться на земле, вжавшись всем телом в такой неподатливый сейчас грунт.
А для Фиры это выглядело как фонтанчики земли, неожиданно заплескавшиеся вокруг человеческой фигуры, замершей в странной позе...
- Семе-еон!!! - наверное именно этот вопль заставил немецкого пулемечика дернуться и сместить прицел выше, послав последние выстрелы в глубину леса...
Санитарка схватила валяющийся рядом пулемет, не обращая внимания на бурые и серые потеки забрызгавшие вороненую сталь. Поднатужившись, перевернула так ,чтобы раструб на конце ствола глядел в нужную сторону. И вдавила спусковой крючок.
Точнее попыталась вдавить. Но, железка осталась неподвижной. А в кустах, на той стороне дороги уже запульсировал злой огонек и цепочка песчаных фонтанчиков брызнула по направлению к лежащему человеку. С отчаянием Фира сжала ладонь, пытаясь победить непослушное железо. Под ладонью что-то подалось и крючок неожиданно легко пошел назад...
Грохот выстрелов оглушил девушку, отдача мощно толкнулась прикладом в худенькое плечо. Должно быть хорошим пулеметчиком был тот, кто сейчас лежал неподалеку, глядя невидящими глазами в осеннее небо. Ухоженное оружие, работало даже несмотря на облепивший его песок, уверенно досылая патроны в патронник и выплевывая дымящиеся гильзы вниз, в звякающую и раскатывающуюся груду...
И, наверное, почуствовал что-то Семен. Белое пятно лица лежащего повернулось в сторону Фиры, подтянулась нога, нащупывая подходящий упор на земле, чтобы дать возможность человеку рывком вскочить на ноги.
Очередь, хлестнувшая над головой немецкого пулеметчика, не напугала его, но заставила отвлечься на подавление неожиданно возникшей угрозы. Быстро перекинув ствол пулемета, он ударил длинной очередью, стараясь нащупать так не вовремя оживший русский пулемет. Заворочалась и башня броневика, разворачиваясь в сторону врага.
Поэтому, немецкий пулеметчик только краем глаза успел рассмотреть силуэт фигуры метнувшийся к бронемашине с гранатой в руке. Грохнуло, выплеснуло фонтан черного дыма, хлестнуло по ушам ударной волной. Завоняло горелым тротилом и резиной.
Впрочем, все это не успело доставить неудобства пулеметчику. Шлепнувшаяся рядом, немецкая, же, граната оставила ему только пару мгновений жизни...
Наступила тишина, нарушаемая только шумом мелкого дождя, который старательно пытался вернуть чистоту природе, смывая кровь, грязь и копоть, которыми люди так неосторожно запачкали осенний лес.
Несколько минут не происходило ничего. Дождь все так же шуршал по траве. Падающие листья уже начали засыпать вывывороченные взрывом комья земли и тела в мышастых шинелях.
Потом, над гребнем высотки приподнялась фигура в рваном бушлате. Замерев на мгновение, неверными шагами двинулась к чадящей коробке бронемашины. Но не дошла. Из кустов выметнулся поджарый боец в грязной шинели. Толчком сбил на землю, рухнул сверху, придавил, не давая пошевелиться:
- Куда прешься, дура?! Смерти ищешь? - свистящим шепотом прошипел боец прямо в ухо Фире. Та рванулась, с неизвестно откуда взявшейся силой:
- Пусти!!!
- Не ори! - грязной рукой боец вжал лицо санитарки в мокрую траву. Холод частично заставил Фиру прийти в себя:
- Там... Семен!!!
- Знаю, - боец медленно выговаривал слова, - но мы ему уже не поможем...
- Нет!!! Я должна, я врач! - Фира знала, что ей необходимо быть там, у подбитого броневика. И, одновременно, боялась, страшилась, того - что могла увидеть. Но, по другому, не могла...
Снова рванулась, почти вырвавшись...
- Куда, твою мать! - тяжелое тело снова навалилось сверху, вжимая в грязь.
-Тебя Петром зовут? - неожиданно спокойно спросила Фира. Голос звучал глухо, из-за того что лицо было вжато в рукав бушлата.
- Ну, - боец приподнял голову, осторожно оглядывая поле недавнего боя.
- Я все равно туда пойду.
- Даже если здесь не осталось недобитков, сейчас сюда вся остальная сволочь подтянется... Ты хоть это понимаешь? Уходить надо!
Затянувшееся молчание было ему ответом.
- А, хрен, с тобой, малахольная, - сплюнул Петр, не выдержав тишины.
- Пойдем, но - по-умному пойдем, поняла?!
Фира молча закивала.
Красноармеец Семен Чекунов
Сознание возвращалось медленно. В голове звенело, саднило под ребрами, остро кололо в сердце. Семен открыл глаза, но тутже пожалел об этом, перед глазами качалась неясная муть, от которой желудок сжимался в комок. В висках острыми ударами отдавался пульс...
Собравшись с силами, Чекунов снова открыл глаза. Неясная, серая картинка постепенно фокусировалась ,приобретала четкость и объемность. Вертикальные линии стоек, дуга руля, уходящая в сумрак линия капота...
"Вот так вот... Все возвращается... Все по кругу..." - мысли медленно ворочались в голове красноармейца. "Что теперь? Снова откроется дверь, и появится Андрей Шилин в немецкой каске? Или же, сейчас рядом окажется Женька? Как тогда, во сне...И спросит, чего я добился, взявшись вывозить раненых?"
По телу пробежал озноб. "Холодно... Тогда, хоть мотор работал... А, ведь действительно, что я добился? Женьку я не вернул... Сиваков погиб, да и не он один... Вот Андрей - не погиб. Хотя, кто знает, удастся ли ему проскочить мимо фрицев и довести машину до своих? Может, их расстреляли на том перекрестке всех... И Фира... Неужели и она погибла?" как то незаметно, пока тягач двигался к линии фронта, Семен начал замечать, что иногда он думает об этой девушке. Да, стариковское сознание не позволяло ему слишком задумываться - слишком молода была санитарка для него, уже прошедшего эту войну один раз. Да и обстановка не способствовала долгим размышлениям.
Семен неловко повернулся, тело прострелило болью. Рукой схватился за грудь... Прижал колотящееся сердце... Шевельнул ладонью, ощущая ворсинки, цепляющиеся за кожу, и с ужасом понял, что на нем вовсе не шинель Семки Чекунова, а пиджак. Тот пиджак, который по праздникам надевал Лексеич.
Ручка двери подалась под локтем, и Чекунов мешком вывалился из кабины ЗиСа. Больно ударился спиной об землю, рядом что-то лязгнуло и стукнуло по ноге. В сумраке не было видно, что такое упало на Чекунова. Трясущейся рукой Семен пытался нащупать этот предмет, как будто это было сейчас самым важным. Наконец пальцы что-то нащупали, и ладонь легла на отполированный руками Лексеича набалдашник трости...
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги