Мороженое дешевле лекарства и продается без рецепта.
Данте вошел в кухню, налил себе стакан ледяной воды, залпом выпил. Единственный эффект – ощущение, что из ушей валит пар. Вполне правдоподобно, судя по тому, как смотрела на него Лиза.
Анжелика.
Ее имя предполагало нечто белое с золотым, как на картинах эпохи Ренессанса. Но у ангелов этой эпохи не было такой фигуры и таких ног. И губ, один поцелуй которых заставил его забыть обо всем кроме одного – обладать ею.
Данте уже больше года не рассматривал женщин в таком смысле, не прикасался с подобной целью, но когда увидел этот алый рот – единственный всплеск цвета на черном фоне одежды, волосы, на фоне которых кожа выглядела никогда не видевшей солнечного света, каждая клетка в его теле встрепенулась.
Темный ангел – это верно.
Чувствуя на себе удивленный неодобрительный взгляд Лизы, он повернулся к ней, давая возможность высказаться. Понимающе усмехнувшись, она отвернулась, к ним наконец присоединилась Анжелика.
– Как он справился? Заработал свою первую звездочку в качестве медбрата?
– Да, и причем золотую. – Анжелика протянула руку вперед, чтобы Лиза могла оценить. На Данте она не смотрела, щеки предательски заалели.
– Ты нашла коробку, Лиз? – резко спросил он.
– У меня есть вот эта. Шеф дал мне немного рубленой курятины для Крысенка. Думаю, молоко у тебя найдется.
– Да, но оно холодное. – Он ухватился за этот повод, чтобы отвлечься. – Я поставлю его немного подогреть в микроволновку.
– Спасибо. Вы очень добры, – тихо откликнулась Анжелика и, забрав у Лизы коробку, пошла в ванную. Данте смотрел ей вслед, стараясь не обращать внимания на ее ноги и не думать о том, что хотел бы с ними сотворить.
Он резко повернулся, открыл холодильник, налил немного молока в стакан и поставил в микроволновку.
– Ты закончила в баре?
– На улице сильный снег. Все расходятся. Персонал я отпустила. Что собираешься делать с Джели?
– Делать?
– Это правда, о ее апартаментах?
– Это касается всей Виа Пепоне. Отец снес все еще в прошлом году. Хочет поставить на этом месте стеклянную коробку.
– И это то самое место?
– Да.
– Понятно. И?
– Что – и?
– Что собираешься делать с Джели?
– А почему я должен с ней что-то делать. Может, отец и снес эту улицу, но не обманывал ее, сдавая апартаменты, которых больше не существует. Чего ты от меня ждешь, Лиз? Чтобы я взял ее и сунул себе в карман, как она своих подопечных? У нас найдется достаточно большая коробка для нее?
– Нет. Но она провела весь день в дороге. Уже поздно, и, если ты вдруг не заметил, на улице идет снег.
– Я заметил.
– И что? Это все, что ты заметил?
– Лиз.
– Ладно, можешь не волноваться. У меня есть для нее комната.
– Комната?
– Четыре стены, потолок, кровать.
– Не надо мне объяснять. Я спрашиваю о другом. Вы с Балдачи живете в квартире с одной спальней, а ваш диван слишком короток для таких ног, как у нее. – Они стояли у него перед глазами. Длинные ноги, короткая юбка, сексуальные сапожки.
– Диван действительно неудачный, зато комната здесь рядом, прямо по коридору. Как раз рядом с твоей.
Ее слова отвлекли Данте от фантазий.
– Это не твоя комната!
– Нет? А чья одежда висит в шкафу? Чьи книги на столе? Бабуля Роза считает, что это моя комната, а значит, дорогой кузен, так оно и есть.
– Бабуля Роза живет на другом конце света.
– В киберпространстве это всего в нескольких секундах отсюда. Ты же не хочешь, чтобы она узнала, что, когда я вызвалась бескорыстно…
– Бескорыстно? Madonna!
– …когда я бескорыстно вызвалась приехать с другого конца света, чтобы привести тебя в чувство, ты палец о палец не ударил отвадить меня от Балдачи? – Лиза изобразила, как бабушка плюется при упоминании этого ненавистного имени. – Или как?
– Единственная причина, заставившая тебя приехать, отец Ванни Балдачи, который отправил его в свой миланский офис, чтобы вырвать из лап этих интриганов Веттори.
– Ты глубоко заблуждаешься. Этот милый человек только что прислал мне эсэмэс, сообщая, что привезет мне резиновые сапоги и зонтик.
– Лиза, прошу тебя.
– Бабуля очень волновалась за тебя, Дан. Она чувствует себя ответственной.
– То, что произошло, не имеет к ней никакого отношения. Это я так решил. А от тебя пользы было как от козла молока, – добавил он, прежде чем она смогла повторить, что произошло. С этим покончено. Все. – Единственное, почему я тебя держу, потому что никто больше не даст тебе работу.
Лиза театральным жестом пожала плечами:
– Ну, конечно. Впрочем, если ты так сильно возражаешь против того, чтобы отдать Джели мою комнату, можешь пригласить ее в свою.
– Иди к черту, Лиза, или, клянусь, я сам позвоню Бабуле. Или лучше обратиться к Джованни Балдачи?
– Сколько времени ты ни с кем не спишь, Дан? Пора уже забыть Валентину. Тебе надо снова стать самим собой. Я знаю, что говорю. С той самой минуты, как Джели вошла, ты смотришь на нее, как голодающий на горячий обед. Будь я азартным человеком, поспорила бы, что ты собирался целоваться с ней, когда я вам помешала.
– Я познакомился с ней меньше часа назад. – Он старался не думать о том, что почувствовал, когда Анжелика коснулась языком его нижней губы, и он ощутил ее вкус. Кофе, мед, жизнь.
– Час может стоить целой жизни, когда в тебя ударяет молния. Мне хотелось содрать с Ванни одежду с той минуты, как его увидела.
– Я не намерен пользоваться тем, что девушка попала в беду.
– Даже если она сама хочет, чтобы ты этим воспользовался? Она смотрела на тебя с большим интересом.
– Даже тогда. – Он старался не думать о том, как ее алый рот шептал «caldo», дыхание касалось его губ, а она прислонялась к нему.
– Черт возьми, какой же ты все-таки англичанин, хотя и в итальянской шкуре. Всегда безупречный джентльмен. Никогда не выдашь своих истинных чувств, даже если девушка пройдется по тебе дизайнерскими шпильками.
– Валентина всегда знала, чего хочет. Это я сменил ориентиры.
– Не будь благородным идиотом. Влюбляются в человека, Дан, а не в шикарный пентхаус или виллу на озере Комо. С Ванни я согласилась бы жить даже в пещере.
– Тогда расскажи все родителям, пока эта бомба не рванула у вас в руках. – Он уже испытал нечто подобное на собственной шкуре. – Этого не избежать, Лиз.
– Нет. Черт бы побрал эту дурацкую вражду. Поступай, как хочешь. Желаю удачи в поисках отеля, куда ее пустят с Крысенком. Думаю, Джели может снова сунуть его в карман и пронести.
– Ты закончила?
– Но это лишь временное решение. Завтра на ярмарке все будут говорить о том, что произошло в баре.
– Завтра на ярмарке все будут говорить про снег.
– Снег бывает каждый год, а женщина, привлекающая всеобщее внимание, в сочетании с таким феноменом, как смеющийся Данте Веттори, плюс Крысенок? Тут есть о чем поговорить.
– Лиз, – угрожающе произнес он.
– Не бери в голову. Я уверена, тебе есть о чем подумать.
– Тебя же не интересует, что я думаю.
Она усмехнулась:
– Я точно знаю, о чем ты подумал, и не только ты, но и все мужчины в баре, когда она вошла, вся в снегу. Серьезно, Дан, я не знаю, нужна ли ей работа, зато наверняка понадобится место, где она сможет выставить свои изделия, и ее присутствие в баре пойдет на пользу бизнесу.
– Это все, наконец?
– Еще один совет. Поторопись, иначе окажешься в хвосте длинной очереди. Ты не забыл, что обещал ей ужин? У тебя есть здесь что-нибудь, или мне посмотреть в холодильнике?
– Запри все и отправляйся домой.
– О’кей. Кстати, я принесла чемодан Джели. Он у нее в комнате.
– Basta! Andare!
– И еще у тебя помада. Вот здесь.
Джели трясущимися руками зачерпнула крохотную порцию рубленой курятины и дала ее котенку. Дрожа всем телом, опустилась на колени рядом с ванной, положила подбородок на руки и стала смотреть, как малыш заглатывает еду. Она пыталась понять, что должно волновать ее больше: поцелуй с едва знакомым мужчиной или несуществующая квартира, за которую она заплатила кругленькую сумму.
Пожалуй, квартира. Да, это же очевидно.
Элли наверняка ужасно разозлится, когда узнает о такой беспечности. Вскоре после смерти матери бабушка потеряла все, кроме крыши над головой, поверив мошеннику. Если бы не старшая сестра, пожертвовавшая всем, чтобы заботиться о них, они с Соррел оказались бы в приюте.
К счастью, сейчас ее отделяла от сестер Франция и Щвейцария. Если не расскажет о том, что случилось, они никогда не узнают, в какой переплет она попала.
Остается поцелуй. Ну, просто смешно. Это не первый поцелуй в ее жизни. Однако в какой-то момент возникло ощущение, что она стоит на пороге чего-то необычного, способного изменить всю ее жизнь.
Она прислонилась к краю ванны и, наблюдая за котенком, вдруг вспомнила тот момент, когда застукала сестру, собиравшуюся поцеловать Шона МакЭлроя. Их близость и то, как они впились друг в друга глазами, напугали ее. Элли стала для нее и матерью, и отцом, и старшей сестрой, и нянькой, и вдруг ее вниманием завладел какой-то чужой мужчина.
В тот миг, когда рука Данте легла ей на талию, а губы оказались в миллиметре от ее рта, Джели поняла, что чувствовала Элли. Почему так дрожала. На миг она почувствовала себя совершенно беззащитной.
– Извините, что задержался с молоком. Мне надо было сказать Лизе, чтобы она все заперла. – Данте не присоединился к Джели, оставаясь на некотором расстоянии.
И слава богу! Ей очень хотелось, чтобы он опустился на колени рядом с ней, но вряд ли это хорошая идея.
– Мы доставляем вам столько хлопот. – Она не сводила глаз с котенка, тот залез в блюдце и начал неловко лакать молоко.
– Теперь он выглядит лучше.
– Он высох и немного распушился, но еще не научился умываться. – «Говори бесстрастно. Говори про котенка». – Он еще слишком маленький, чтобы жить без матери. Завтра утром я отнесу его туда, где нашла, и постараюсь отыскать ее.
– И вы думаете, у вас получится?
– Обычно получается. – Джели погладила котенка по голове. – Так же, как мое бегство в Изолу.
– Бегство? И от чего же вы бежали?
Она подняла на него глаза. Данте нахмурился, явно беспокоясь.
– Всего лишь от жизни в маленькой деревушке, – поспешила объяснить Джели, пока он не начал гадать, из какой психушки она сбежала. – От опеки. Я почти поддалась соблазну смириться с реальностью и стать креативным директором маленького кафе-мороженого моих сестер. – Она притворно передернулась. – Можете себе представить? Все такое розовое!
Данте засмеялся.
– Вот видите. Вы познакомились со мной всего полчаса назад, но даже вы понимаете, что это смешно.
– Я бы сказал, это не совсем вам подходит.
– Спасибо, Данте. Более приятного комплимента и не придумаешь. – «Забудь про этот поцелуй». – И еще спасибо, что были так деликатны, сообщив новости про мои апартаменты.
– Мне хотелось точнее все выяснить, прежде чем расстраивать вас. Вы могли что-то напутать с адресом.
– Но вы поняли, что это не так.
– Да. Ваша карта устарела. Если бы вы пошли по тому адресу, который вам дали, оказались бы на стройплощадке.
– Так и было, – призналась Джели. – Лиза права, говоря, что вы знаете Изолу как свои пять пальцев.
– Я провел здесь почти все детство, но она быстро меняется. Мы боремся, чтобы сохранить то, что осталось.
– Вы уж меня извините, но хотелось бы, чтобы вы боролись несколько упорней. – Он вздрогнул, или ей показалось, но Джели поняла, что сказала что-то не то. – Извините. Это не ваша вина.
– Вот, возьмите. На этом Крысенку будет уютней. Когда он угомонится, можете перенести коробку к печке.
Она взглянула на полотенце, которое он сунул ей в руки, потом туда, где еще секунду назад стоял Данте Веттори.
Что она такого сказала?
Данте стоял неподвижно, если не считать руки с деревянной ложкой, которой он помешивал что-то на сковороде. Свет, отражавшийся от массивного стального корпуса наручных часов, действовал гипнотически. Джели могла бы наблюдать за ним бесконечно.
– Ну как, успокоился?
– Спит и видит сладкие сны. У котов в жизни все так просто. – Джели протянула листок об аренде, который так усложнил ее собственную жизнь.
Данте увернул огонь и взял листок.
– Никакой ошибки быть не может.
– Да, но у меня телефон синьоры Франко. – Джели сжимала в руке мобильник, по которому только что звонила сестрам, сообщая, что добралась благополучно. – Если я ей позвоню, вы сможете с ней поговорить?
– Конечно.
Казалось, она целую вечность ждала соединения. Трубку так и не взяли.
– Не отвечают?
– Сообщение было на итальянском, но «абонент недоступен» звучит одинаково на всех языках.
– Анжелика, скажите, откуда у вас такое потрясающее самообладание?
На мгновение она задержала дыхание и медленно выдохнула:
– Самообладание?
– Я знаю не многих женщин, да и мужчин тоже, которые, узнав, что их обманули с жильем, не стали бы швыряться чем попало.
– О-о! Я не выхожу из себя.
– Как вам это удается? Может, поделитесь своим секретом с Лизой?
– Могу предложить йогу. Главное – правильно дышать.
Данте снова повернулся к плите и молча стал очень медленно помешивать соус.
Проклятье, она его совсем не знает. Может, он и жалел, что целовался с ней, но проявлял доброту, хотя совсем не обязан. Не кричал на нее, не вышвырнул вон вместе с котенком, после того как они устроили в кафе такой переполох.
Джели сделала вдох, как предписывает йога.
– Я много плакала, когда умерла мама. У меня возникли проблемы в школе, а сестры расстраивались, потому что ничем не могли помочь. – Она никому об этом не рассказывала, и теперь ее слова звучали тихо и отрывочно. – Я хотела остановиться, но не знала как.
– Сколько вам было лет?
– Восемь. – Оставалось два дня до ее девятого дня рождения.
– Восемь? – Данте резко обернулся. – Madre de Dio.
– У нее был рак. Очень агрессивная форма. Диагноз поставили, когда ей оставалось жить всего несколько недель.
– Non c’e niente che posso dire, – сказал он. И повторил по-английски: – Я не знаю, что сказать.
– Здесь нечего сказать. Никакие слова, даже целое море слез, ничто не может изменить того, что случилось.
– Значит, вы перестали плакать, когда поняли, что это ничего не изменит?
– Данте, мне было восемь лет! – Какое там самообладание.
– Тогда что? Вы были слишком маленькой, чтобы философствовать, но с вами явно что-то произошло.
– Что? О, да. Моя бабушка нашла на чердаке старую черную шляпу. С широкими полями, вязанную крючком. Что-то из шестидесятых. В свое время бабушка была иконой стиля.
– И это помогло?
– Она сказала, если мне станет грустно, я могу спрятаться под ее полями. – Она до сих пор помнит, как впервые надела эту шляпу. И почувствовала, будто гора упала с плеч. – Это был способ показать всем, что я чувствую, без красных глаз и соплей. И всем стало легче жить. Я носила ее, пока не успокоилась.
– А потом?
– Нашла черную шапку в благотворительном магазине. И черное платье. Оно было мне велико, но бабушка помогла его ушить. А когда мне исполнилось двенадцать, я покрасила волосы.
– Позвольте, я угадаю. В черный.
– На самом деле получилось больше похоже на зеленый, но бабушка отвела меня в парикмахерскую, и они покрасили меня, как надо. – Воспоминание о том, когда она увидела себя в зеркале, заставило улыбнуться. – Сестры пришли в ярость.
– Из-за цвета или зависти?
– Из-за того, что бабушка потратила все наши деньги на то, чтобы избавить меня от кошмарной участи идти в школу с зелеными волосами. Они считали, что важнее купить еды.
– Голод имеет тенденцию укрощать нрав. А где был ваш отец? – спросил он, протягивая ей бокал.
– У меня нет отца. Ни у одной из нас нет.
Его брови слегка приподнялись.
– По-моему, это невозможно, если, конечно, я не пропустил какой-то скачок в эволюционном развитии.
– Конечно, с точки зрения физиологии вы правы, но, хотя моя мать любила детей, она не хотела, чтобы у нее под ногами болтался мужчина, у которого портится настроение, если вовремя не готов обед. – Джели взяла бокал и тоже прислонилась к буфету. Стоять рядом с ним казалось проще, чем смотреть на него. – Брак мамы нельзя было назвать счастливым. Я думаю, в первый раз она забеременела случайно, но потом, как только на нее нападала задумчивость, она делала себе инъекцию спермы какого-нибудь понравившегося парня. К нам каждую весну приезжают туристы, посмотреть ярмарку. Наши отцы оказывались за пределами графства еще до того, как формировалась оплодотворенная ими яйцеклетка.
– Она вела опасную жизнь.
– Она жила одним днем.
– «Бери, что хочешь, – говорит Господь, – бери и плати за это». – Данте искоса взглянул на нее. – Это старая испанская поговорка. Итак, какого цвета у вас волосы?
Джели взяла в руку прядь, посмотрела на нее, а потом на него:
– Черного.
Он улыбнулся, и Джели стало теплее. Не только от вина.
– Как вы нашли ее? Я про квартиру.
– Что? А-а, по Интернету. – Ему не пришлось говорить, что он об этом думает. Дрогнувший уголок его рта сказал ей все. – Объявление какого-то международного агентства. Там есть даже отзывы предыдущих жильцов. Некоторые в полном восторге от квартиры и не могут дождаться, когда снова туда вернутся, кто-то жаловался на жару и отсутствие кондиционера. Все выглядело совершенно естественно. Я вам покажу. – Она набрала ссылку на смартфоне.
Как и номер телефона, ссылка оказалась недоступной.
До этого момента она не верила, что ее надули. Считала, что произошла ошибка. Зато теперь почувствовала, как из легких высосали весь воздух. Колени подогнулись. Данте едва успел ее подхватить и, забрав бокал, прижал к груди.
Его рука обнимала ее. Джели почувствовала почти непреодолимое желание не двигаться, позволить ему обнимать себя, успокаивать. Но нет, сегодня она один раз уже повела себя как дура. Джели вздохнула, расправила плечи и сделала шаг назад.
– Вы в порядке? – Данте продолжал поддерживать ее.
– Все нормально. Правда.
Он с сомнением посмотрел на нее.
– Когда вы последний раз ели?
– Не помню. Купила сэндвич в аэропорту, когда объявили, что вылет задерживается.
– И все? – Он испугался. – Неудивительно, что вас шатает. Посидите, пока доварится паста. Еще пару минут. Ничего особенного, pasta al funghi. Паста с грибным соусом, – добавил он на случай, если ее итальянский не дотягивает.
– Не сомневаюсь, что это очень вкусно, но не смогу есть. Честно. – Он не стал спорить, просто достал из буфета две тарелки. – Апартаменты выглядели так красиво, и плата вполне разумная. – Глупо, глупо, глупо! – Я решила, это потому, что сейчас зима, не сезон, но теперь понимаю, это ловушка для дураков. – Сколько раз Элли пыталась вбить ей в голову, если что-то выглядит слишком хорошо, то… Но она была слишком очарована.
– Вы давали им данные своего банковского счета?
– Что? Нет. Я заплатила за аренду прямым дебетованием. – Когда до нее дошло, о чем он спрашивал, она моргнула, посмотрела на смартфон и торопливо ввела пароль.
Увидев баланс счета, почувствовал, как кровь отхлынула от головы.