Утренний свет проник в спальню Маши, бодро доложив хозяйке комнаты, что настал день. Сквозь сон она слышала, как тихо шурша, мама выполняет ежедневный ритуал: плавно раздвигает портеры, собирает их атласными гармошками и привязывает по бокам окна. Расставаться со сновидениями не хотелось. Маша неподвижно замерла, цепляясь за вялую надежду: вдруг это всё ей было навеяно дрёмой. Но прикосновения и голос мамы, доказали обратное.
Поприветствовав заспанную дочь нежными словами и поцелуем, мама ласково напомнила:
– Моцарт уже ждёт. И убери у него, пожалуйста, мусор на диванчике. Он опять себе что-то притащил.
Маша сонно потянулась в кровати и, потирая глаза, пробормотала:
– Оёёюшки… Как же ещё рано…
– Попросить Глеба выгулять щенка? – предложила мама, на что дочь живо вскочила с постели.
– Нет! Я сама!
Передавать полномочия связной брату, Маше никак не хотелось, она всё ещё чувствовала пинки совести по поводу произошедшей попытки ограбления их квартиры и изо всех сил старалась загладить вину.
Пока мама на кухне, под выпуск ТВ-новостей, готовила завтрак, охая и причитая оттого, что на мир обрушилась какая-то сонная эпидемия, Маша быстро умылась и надела школьную форму. Чтобы не опоздать к первому уроку ей предстояла стремительная прогулка в парк и скоростной перекус в кругу семьи. Накинув плащ, девочка на минутку заглянула в гостиную. Она шустро отыскала мусор в виде красной бумажки в уютном логове щенка, который тут же с недовольным поскуливанием пожелал отвоевать игрушку, но Маша, хохоча, вовремя извернулась. Она запихнула бумажку в карман и, подхватив упорствующего Моцарта на руки, выбежала из квартиры.
Маша вспомнила о красной бумажке лишь после уроков по пути домой. Она случайно нащупала её в кармане. До урны у деревянной скамьи с чугунным остовом оставалось меньше метра. Готовясь выбросить, Маша смяла бывшую игрушку четвероногого друга в комок, но внезапно остановилась. Внутри что-то засвербело: совсем недавно она видела такой же красный клочок бумаги. По коже горячим строем промаршировали мурашки, всколыхнув, вчерашнее ощущение трепетного восторга: «Паша хотел мне сделать сюрприз!». Под оглушающий барабанный грохот от биения юного сердца, дрожащими пальчиками она развернула комок. Летящим почерком сообщалось: «Маша, ты мне нравишься! Твой П.С.». Сомнений не было. Это тот самый сюрприз, который намеривался сделать Степанцев. Дух перехватило. В глазах зигзагами замельтешили шальные мушки. Голова закружилась, и смущённая, густо покрасневшая Маша, сделав пару не твёрдых шагов, осела на скамью.
Сегодня она шла без подружек и теперь была бесконечно рада этому обстоятельству, хоть поначалу и с унынием восприняла новость от одноклассниц, которые после школы собрались пойти в торговый центр. Привычка гулять среди магазинов, всё больше становилась популярной у подростков, Маше же эти бесцельные шатания казались скучными и далеко не всегда полезными. Она была не прочь наряжаться, но отдавать всё свободное время модным журналам, салонам и бутикам или постоянно наводить красоту, не желала. Ей нравилось петь, и она продолжала совершенствовать вокальные данные в хоровой студии при музыкальной школе, помня из маминых наставлений о том, что, чтобы добиться достойного результата в него надо вкладываться.
Заставшее врасплох, признание запустило спонтанную реакцию: Маша неловко встала со скамьи, суетливо спрятала записку и, удивляя редких в этот час прохожих, запела. Сначала тихо, потом вполголоса, и вот уже она идёт по улице, вдыхает свежий на вкус, кубанский воздух и поёт старинную казачью песню, которую неделю назад начала разучивать: —
Ой, да не вечер, да не вечер
Мне малым мало спалось
Мне малым мало спалось
Ой, да во сне привиделось
Мне малым мало спалось
Ой, да во сне привиделось
Мне во сне привиделось
Будто конь мой вороной
Разыгрался, расплясался
Ой, разрезвился подо мной
Ой, разыгрался, расплясался
Ой, разрезвился подо мной
Ай, налетели ветры злые
Ай, да с восточной стороны
Ай, и сорвали чёрну шапку
Ой, с моей буйной головы
Ай, и сорвали чёрну шапку
Ой, с моей буйной головы
А есаул догадлив был
Он сумел сон мой разгадать
Ой, пропадёт, он говорит
Твоя буйна голова
Ой, пропадёт, он говорит
Твоя буйна голова
Ой, да не вечер, да не вечер
Мне малым мало спалось
Мне малым мало спалось
Ой, да во сне привиделось
Закончился последний куплет песни о тревожном сне Степана Разина. Маша остановилась посередине тротуара, закрыла ладонями разгорячённое лицо, а когда она их убрала, то прямо перед собой увидела худощавого седого мужчину в строгом сером пальто. Девочка удивлённо заморгала, но не испугалась. Незнакомец обладал приятной улыбкой и изучающе смотрел добрым взглядом через прямоугольные очки. Было очевидно, что он заинтригован: на высоком лбу, выдававшего мыслителя, собрались ровные складки.
– Вам бы родимая, голос поберечь. Не надо его осенним ветром испытывать, – погладив короткую бороду, произнёс мужчина.
Маша растерянно смотрела, не зная, что сказать в оправдание.
– Я Виктор Гаврилович. А вы?
– Мария Бойченко.
– Вот, возьмите, – незнакомец протянул белый квадратик с номером телефона, – если надумаете профессионально заняться пением, позвоните.
Принимая листок, Маша кивнула в знак благодарности. Виктор Гаврилович вежливо распрощался, сел в ожидавший его автомобиль, тот рыкнул и немедля скрылся за поворотом. Ошеломлённая Маша достала красную записку и, стоя в руках с двумя судьбоносными клочками бумаги будто превратилась в бездвижную скульптуру. Для одного дня это был крутой перебор эмоций, восторг захлёстывал. Казалось, с мозгом произошло короткое замыкание, и он отказывался ясно соображать. Но это было только начало. Заиграл мобильный телефон. Звонил дедушка Димы Дроздова. Маша вздрогнула и, позабыв про дела сердечные и творческие, ответила на входящий звонок.
Георгий Максимович был по-военному краток:
– Дима уснул. Объявляй сбор.
– Принято. Сегодня после семи вечера, – ровно отчеканила связная.
В два счёта окружающий мир будто исчез. Всё сконцентрировалось вокруг единственной задачи – оповестить нунутиусов. И тут Маша с ужасом вспомнила о странном стихийно возникшем явлении, о котором наперебой рассказывали за завтраком мама и брат: молодёжь по всему миру ни с того ни с сего впадала в летаргический сон. Она осознала, что Дима, их Дима уснул, впал, как и другие, в глубокий, беспробудный сон. Было ли это страшным предзнаменованием ещё более жутких событий, предстояло выяснить у бессмертных нунтиусов, но до явочной встречи оставалось целых полдня. С тяжёлыми думами Маша стремглав помчалась домой.