— Молодец! — иронически похвалил врач, молчаливо и с полным равнодушием следивший за избиением «палочек». — Мо-ло-дец!.. Подумаешь — подвиг совершил?!
Красный от физического напряжения и от чувств, достойных лучшего приложения, обернулся Даниленко взглянул и ахнул..
С ног до головы врач был покрыт клочьями зеленой слизи и настолько густо, что даже не пытался освободиться от нее.
— Подумаешь — подвиг совершил! — повторял он флегматично. — Две палочки уничтожил, а в одеяле их, может быть, сотни…
— Доктор! — воскликнул «победитель» в глубоком изумлении. — Да почему же вы не отошли? Ведь это я вас так залепил?!
— Вы, вы, друг мой. Нет сомнения — вы. А отойти я не мог, потому что в двух шагах уже ничего не вижу… Ну-ка, освободите меня: чертовски жжется треклятая слизь!..
Удерживая смех, Николка принялся с той же энергией, с какой сокрушал палочки, чистить уважаемого Скальпеля и, между прочим, спросил с лукавством:
— Вы еще не имеете намерения прекратить опыт?
— Как бы не так! — отвечал невозмутимый исследователь. — Не думаете ли вы, что я склонен впадать в уныние от таких пустяков? Мы еще побродим, побродим…
Но далеко брести не пришлось: громадная черная пропасть в самом начале пути преградила им дорогу.
— Вот какие сюрпризы скрываются в вашем одеяле, — философски заметил врач, — придется повернуть лыжи.
На их счастье, в атмосфере вдруг заискрились, заволновались частые, прерывистые излучения, наполнившие ярким синим светом даже самые укромные закоулки дремучего шерстяного леса.
— Ванька Сванидзе вернулся и зажег над столом лампу, — недолго думая, решил Николка и с завистью добавил:
— Сейчас, дьявол, чай будет пить…
— Гм… вы думаете, этот свет от настольной лампы? — пропустив мимо ушей намек о чае, спросил врач. — Но я же вам говорил, что обыкновенные световые колебания нам с вами более не доступны… И этот свет, сами видите, совсем не похож на электрический… Это — электромагнитные колебания…
— Ну-у… — недоверчиво протянул Николка, — разве Сванидзе приволок с завода электромашину?..
— Никакой машины не надо… Эти световые колебания исходят из головы вашего товарища…
— Га! Как от святого на иконке!..
— Я не смеюсь, — серьезно продолжал врач, — наш глаз в своем нормальном виде — не уменьшенном, как теперь — не способен улавливать электромагнитных колебаний, потому что он, так сказать, настроен самой природой, как антенна на радиостанции, на приемку волн только определенной длины, обыкновенных световых; а теперь мы, наоборот, вследствие громадного уменьшения нашего зрительного аппарата неспособны к восприятию световых волн, зато, как видите, воспринимаем какие-то другие в виде синего света…
Сильное освещение, разогнав тьму, представило глазам приятелей совсем иную картину, впрочем, не производившую отрадного впечатления.
Прежде всего, действительно, под их ногами зияла пропасть, где глубоко-глубоко внизу черной полоской блистала вода или какая-то другая жидкость.
— Ох, ох, в какой капитальной санитарной обработке нуждается ваше одеяло, — сказал по этому поводу врач. Вся почва состояла из переплетенных и спутанных между собой корней, бревен, перекладин и т. п.; конечно, все это были шерстяные волокна с примесью суконных, бумажных и пр., залетевших на одеяло с пылью.
Кругом высились тесной стеной великаны-стволы торчащие перпендикулярно вверх, то перекрещенные друг с другом, то почти касающиеся поверхности под разным наклоном.
Сквозь гущу этих стволов и из-за неровностей почвы уже на расстоянии 7–8 метров высилась сплошная стена; чудовища, столь храбрые во тьме, теперь куда-то попрятались. Лишь чистое безоблачное небо, переливно искрящееся синими и фиолетовыми тонами, представляло большой простор для наблюдений или, по крайней мере, хороший объект для восхищения. Однако, приятели принуждены были укрыться под сень того же гигантского ствола и оттуда лишь восторгаться красотами неба, так как дождь из падающих «безделушек», превышающих порой человеческий рост, значительно усилился.
— Ваш приятель беспокойно ведет себя, — заметил врач, — это он поднял и взмутил в воздух целые горы новой пыли…
Николка ничего не отвечал: странное беспокойство овладело им.
— Мне кажется, — через минуту начал он, — мне кажется, что я читаю чьи-то мысли…
— Ну-ну? — с заметным интересом подхватил врач. — Дуйте, это очень возможно…
Ободренный таким образом, Николка решился высказаться определенней:
— Мне кажется… Право, вы будете смеяться!.. Мне кажется, Вано Сванидзе, глядя на нашу одежду, думает… только вы не смейтесь, ей-ей, я не фантазирую! Ко мне сами собой приходят чужие мысли… И эти мысли, — я наверное знаю, Ванькины…
— Да ну же? — нетерпеливо кинул врач. — Говорите. Это очень интересно. Мы сделаем открытие…
— Ну, вот. Он думает: «…Одежда — Николкина… Одежда доктора Скальпеля… Куда они могли деться? Не спрятались же под койками? Нет… Под койками нету… Тогда…
Что же это такое?.. Бандиты, что ли, на них напали?.. Но почему же они поступили так странно?.. Вынули Николку и Скальпеля из одежды, одежду бросили, а их украли… Нет, этого не может быть. Бандиты не позарятся на такую драгоценность, как Николка и Скальпель, они поступили бы как раз наоборот… Что за чертовщина?! Может быть, мои друзья взбесились? Разделись и пошли гулять, уподобясь Адаму? Но ведь во дворе — стужа, слякоть… Вот задача!.. Ну ладно, если через полчаса ничего не выяснится, выйду на улицу и буду кричать караул…»
Врач в большом возбуждении вскочил, сослепу провалился по пояс в какую-то трясину, выскочил и завопил, потрясая растопыренными пальцами перед носом ошеломленного Николки:
— Нет, черт подери, мы уверены, что это мысли Сванидзе?!..
Николка испугался:
— Я ж предупреждал вас… Вы сами просили меня говорить… Я говорил одну правду… Мне казалось, что это происходит через волны, о которых вы говорили…
— Да знаете ли вы, молодой человек, что ваше чтение мыслей — подтверждение слов, изложенных нашим академиком П. П. Лазаревым в «Ионной теории возбуждения»?
— Положим, я этого не знаю, — Николка сообразил наконец, что Скальпель взволнован совсем другими обстоятельствами, — но я буду знать, если вы скажете…
— Так знайте, мой друг, что наш почтеннейший академик, директор биофизического института в Москве, профессор П. П. Лазарев в означенном своем труде на 128–129 страницах, и еще в «Физико-химических основах высшей нервной деятельности» на страницах 46–47…
— Доктор, — перебил Николка разошедшегося Скальпеля, — вы успокойтесь, а то я ничего не пойму…
— Хорошо, хорошо, мой друг, я уже успокоился, но, надо вам знать, что я и не волновался…
— Того гляди: «не волновался»! А в трясину-то почему попали и вот сейчас чуть было не загремели?..
— Ну, ну, это потому, что я близорук… Вы, пожалуйста, не перебивайте, а то я забуду… Ну вот! Что я хотел сказать?..
— Вы сказали, что чтение мыслей…
— Ах, да! Так вот: профессор Лазарев, установивши, что во время психической деятельности в мозгу человека возникают прерывистые химические реакции, сделал предположение, научно-обоснованное, что эти реакции сопровождаются образованием электродвижущей силы в мозгу. А эта последняя, передаваясь на поверхность головы, возбуждает в окружающей среде электромагнитные волны, распространяющиеся со скоростью света… Лучше я приведу вам его собственные слова. Он говорит:
«Так как периодическая электродвижущая сила, возникающая в определенном месте пространства, должна непременно создавать в окружающей воздушной среде электромагнитные волны, то мы должны, следовательно, ожидать, что всякий наш двигательный или чувствующий акт, рождающийся в мозгу, должен передаваться в окружающую среду в виде электромагнитной волны».
И не исключена возможность (я не помню, как это сказано у Лазарева), что химические реакции, протекающие в мозгу одного человека, через посредство электромагнитных волн, возбуждают к деятельности мозг другого человека, порождая в нем те же химические реакции, и, следовательно, те же мысли, те же чувствования…
— Ага, понимаю, — сказал Николка, напряженно следивший за изложением врача, — получается так, будто мозг человека представляет радиостанцию, в одно и то же время и отправительную, и приемную…
— Совершенно верно. Совершенно верно. Вы правильно поняли… Теперь я вам передам кое-что из своих наблюдений. Надо вам сказать, что я тоже работаю над этим вопросом, но — это секрет, это секрет…
— Ладно, — сказал Николка, польщенный доверием Скальпеля, — мы умеем держать секреты…
— Так вот слушайте… — врач придвинулся вплотную и сдавил голос до таинственного полушепота, как бы боясь, что и в этом диковинном миру их могут подслушать. — Для того, чтобы один человек мог передать другому ту или другую мысль, тот или другой психический акт, необходимы два условия. Первое: необходимо, чтобы отправитель находился в состоянии сильнейшего возбуждения, научно выражаясь, — его психо-волны должны иметь большую интенсивность; в то же время приемщик должен находиться как бы в состоянии полной психической расслабленности, не иметь своих мыслей, своих переживаний, одним словом, ни о чем не думать… Это следует из того простого закона, который гласит, что энергия переходит с тела высокого напряжения на тело меньшего напряжения… И второе условие: психо-радиация (я ввожу новый термин, заметьте! Это значит: излучение мыслей), психо-радиация возможна только между особями, лучше сказать, между мозгами, имеющими психическое сродство… Что это значит? Это значит, что психо-радиация между вами и Вано Сванидзе возможна, потому что и он, и вы происходите из одной и той же среды, получили тождественное воспитание, получаете одно и то же образование, живете вместе, одним словом, вы психически родственны друг другу… Еще лучше, легче и полней психо-радиация происходит между лицами, родственными друг другу и по воспитанию, и по образованию, и по крови. Да: и по крови… Последнее условие не должно вас удивлять: вам известно, что и в радиотехнике непременно соблюдается это второе условие. Антенны, т. е. те системы проводов, которые отправляют и воспринимают радиоволны, всегда настроены одинаково, так сказать, в унисон… Вы понимаете?.. Итак, при соблюдении этих двух условий возможно через громадные расстояния (потому что психо-волны распространяются со скоростью света, т. е. делают в секунду 300,000 километров) передавать свои мысли другому лицу без помощи проводов или каких-либо приспособлений; возможно общение между лицами, удаленными на какое угодно расстояние, хотя бы на расстояние луны, потому что и в этом случае психо-волне нужно только полторы минуты, чтобы дойти по назначению…
— Та-ак… — задумчиво протянул Николка. — Вот спасибо, что сказали. Теперь я не буду писать матери писем, потому что каждый раз шесть копеек из кармана долой. И ей и мне — лишний расход. Я буду с ней общаться психо-волнами. И ее научу этому…
— Ха-ха-ха!.. — залился врач. — Нет, подождите. Еще рано. Вы же не знаете, каким образом исполнять первое условие, т. е. приводить себя в состояние возбуждения! Это не так-то легко!..
— Но Ванька Сванидзе тоже не знал этого и вообще ничего не знал, однако я легко прочитал его мысли?!..
— A-а!.. Вот здесь и зарыта собака! Вано Сванидзе, не зная ничего о психо-радиации, не имея никаких представлений об условиях ее, при виде одной одежды пришел в требуемое первым условием возбуждение, потому-то между вами и установилось общение. Но, скажите, как, посредством чего сумеете вы привести себя в состояние большого возбуждения, когда пожелаете, ради экономии, вместо письма известить мать психо-волнами, скажем, о своем здоровья или еще о чем?
— Вы мне должны сказать, — насупился Николка.
— Ха-ха-ха!.. Нет, этого я вам не скажу… Во-первых, потому, что я сам как следует еще ничего не знаю; во-вторых, даже если бы и знал, то до некоторых пор принужден был бы держать в секрете…
Николка никак не мог понять, почему нужно держать в секрете такое важное открытие? Почему не предоставить его сейчас же всему народу? Разве это не повело бы к грандиозно-широкому общению как в самой стране, так и между народами? Ведь тогда не нужно было бы никаких телеграфов, телефонов, почты и других дорогостоящих приспособлений! Психо-радиация сделала бы колоссальный шаг в сторону установления царства Интернационала! Словом, Николка никак не мог понять психологии врача и даже возмутился в высшей степени, услышав от него следующее:
— Я должен вам напомнить, что все, о чем мы с вами здесь беседовали, составляет мой секрет. До тех пор, пока я не смогу опубликовать результатов моих трудов, никто не должен знать об этом…
— Когда же вы их опубликуете?
— Как только добьюсь положительных результатов в области осуществления первого условия.
— Ага! — Николка понял и от негодования даже скривился. — Вы тогда, значит, заделаетесь знаменитостью?
Врач скромно потупил взоры. А Николка начал атаку:
— Позвольте вас спросить: сколько времени вы уже работаете над этим вопросом?
— Три года.
— И чего добились?
— Я установил эти два условия, при которых возможна радиация, раскрыл сущность второго условия и наметил вехи для раскрытия первого…
— Сколько вы думаете еще проработать?
— Этого я не могу сказать. Как удастся…
— Знаете ли вы пословицу: ум — хорошо, а два — лучше?.. И не думаете ли вы, что когда бы вы с самого начала привлекли к своим работам возможно широкие массы, то психо-радиация скорей бы воплотилась в жизнь или даже уже была бы воплощена?
— Да, но…
— Не трудитесь, я понимаю, — подхватил Николка, — вы хотите сказать, что тогда часть вашей славы перешла бы на другого. Очень хорошо…
Между интеллигентом и рабочим пробежала черная кошка.
Но они находились в особенном положении и о своей размолвке скоро принуждены были забыть.
Синий свет все еще наполнял своим волшебным блеском окрестный «ландшафт».
При нем предметы не имели теней, все рельефно-отчетливо выделялось, как под тропиками в знойный полдень. Еще мерцало «небо» переливными тонами и гудели с клокотаньем неизвестные силы.
— Сванидзе, надо думать, занимается умственным трудом, — после некоторого молчания сказал сумрачный врач.
Так же сумрачно ответил Николка:
— Я продолжаю ловить его невольную радиацию. Он читает «Анатомию и физиологию»…
Но вот освещение уменьшилось; погасли сине-фиолетовые волны в небе; расплылись контуры; заворочались, зашумели в кустах, провалах и пропастях диковинные звери…
— Не собирается ли наш друг бежать на улицу, — сказал врач.
— …Кричать «караул»… — дополнил Николка.
Неожиданно разрезал, смял воздух какой-то громадный предмет.
Жжж!.. Трах!..
Гигантский шерстяной ствол в трех шагах от приятелей согнулся, повалился от тяжелого удара. Сила падения была такова, что Николка, как резиновый мяч, сажени на две взмыл в воздух; а врач, сделав подряд три воздушных петли, опять угодил в трясину.
— Вот что называется «не везет», — меланхолично резюмировал он.
Оправившись от испуга, приятели подошли к месту падения. Ствол был пригнут громадным куском мяса, полуразложившимся и издававшим невыносимое зловоние. Мало того, он кишмя кишел самыми невиданными и отвратительными существами; кишел, как потревоженный муравейник. Часть этих существ от удара рассыпалась кругом, и теперь они тысячами, руководствуясь, очевидно, заманчивым запахом, собирались обратно к куску. Приятели очутились в опасном кольце. Николка, собрав силы, прыгнул на ближайшую возвышенность (— «из вашего сала и пота» — пояснил врач) и втащил туда же своего резонирующего друга. Отсюда они принялись наблюдать новых знакомых.
Природа не пожалела форм и материала для изваяния этих чудовищ. Тут были существа совершенно бесформенные, то и дело менявшие свои очертания; были с десятью и более конечностями, — змееобразные, круглые, конические, четырехугольные, с лапками: мохнатыми, крючковатыми, с хвостами, плавниками, жгутами, ресничками… были — похожие на простых головастиков: веретенообразные, драконоподобные, птицеголовые…
Врач отметил, что весьма многих он видит в первый раз за свою жизнь.
— В микроскопе и одной тысячной того, что здесь есть, я не видал…
— Экая гадость! — сокрушенно вздохнул Николка. — И все на моем одеяле!.. Откуда только они берутся?!..
— Из воздуха, из воздуха, голубчик! — несколько злорадно ответил врач.
— Ну да. А в воздух откуда попал этот аппетитный кусочек?
— Я думаю… Вано Сванидзе сел ужинать…
— Ну, уж вы!.. — возмутился за друга Николка. — Что он, падаль, что ли, лопает?!..
— Зачем «падаль»? — спокойно возразил врач. — Вспомните-ка: есть у вас в комнате вареное мясо?
— Ну, есть. Только оно не протухло.
— А сколько, приблизительно, дней оно лежит?
— Дня три, не больше…
— Ха-ха-ха!.. Этого вполне достаточно, чтобы в нем завелись «букашки»…
Николка враждебно взглянул на Скальпеля:
— Почему вы в лекциях своих об этом ничего не говорили?
Скальпель отпарировал:
— Следующая моя лекция как раз о «хранении пищевых продуктов».
— Нужно было сразу обо всем прочесть, — сурово молвил Николка, — а то, вишь, какую гадость едим!..
Их — не сказать, чтоб мирная — беседа опять прервалась самым неожиданным образом.
Какая-то бесформенная масса, но, судя по движению, живое существо, незаметно передвигаясь на сером фоне шерстяной почвы, вплотную приблизилась к беседующим и всосала в себя голую ногу Николки.
— Ай-яй-яй! Доктор! Доктор! Моя нога! Моя нога! — вскричал тот, напуганный тем, что его нога совсем исчезла.
Желая выдернуть ее из вязкой, живой массы, он уперся другой ногой, и эта в тот же миг последовала за первой. Врач, долго не размышляя, схватил какой-то обломок и со всего размаху всадил его в желеобразное тело врага. Обломок беспрепятственно прошел до земли, не причинив животному никакого вреда. Врач повторил свой прием и опять с тем же результатом. Тем временем Николка все более и более обволакивался липкой массой. В полном отчаянии врач стал действовать и руками и ногами, но без всякого успеха: желеобразная масса легко подавалась под ударами и сейчас же вновь смыкалась. Положение было самое безнадежное: у Николки оставались свободными лишь голова да плечи, все остальное исчезло… Желая хоть оттянуть время неминуемой смерти друга, врач стал мешать животному продвинуться дальше, до его головы. Как только край засасьвающей массы приближался к шее несчастного, он ударом кулака, сейчас же отдергиваемого обратно, заставлял животное съеживаться… Но уже ясно было, что сопротивление долго не протянется: силы врача с каждым ударом убывали, так как свое обратное движение ему приходилось делать с огромным мышечным напряжением, почти отрывать руку от клейкой массы…
…А Николка чувствовал, как постепенно леденели его конечности, сдавленные, будто свинченные живыми тисками… В первые минуты он пробовал сопротивляться, кричал, ругался… потом замолк…
…Обессиленный, потный, задыхающийся от напрасной борьбы, врач вдруг заметил к своей безумной радости, что животное почему-то стало быстро сползать с полузадушенной жертвы. Не веря своим близоруким глазам, он нагнулся и рассмотрел другое чудовище, похожее на безглазого и расплющенного головастика с длинным хвостом и широкой пастью. Это чудовище подобралось вплотную к месту борьбы и — по пословице: двое дерутся, третий радуется — торопливо отрывало кусок за куском от студенистого тела животного, захватившего Николку. Однако, радоваться было рано: врач по своей близорукости не видел, что арена борьбы окружена живым кольцом, неотступно суживавшим круг. То были зрители, выжидавшие развязки, надо думать, не из простого любопытства… Как бы там ни было, желеобразное животное совершенно освободило Николку и обрушилось на безобразного головастика. Между ними завязалась жестокая схватка.
Врач поспешил освидетельствовать члены вернувшегося к жизни друга и не нашел никаких повреждений. Впрочем, Николка и без освидетельствования знал это. Он тотчас же указал Скальпелю на новую опасность: круг кровожадных зрителей теперь отстоял от них всего шага на три, на четыре… Надо было думать о спасении.
Во время схватки приятели незаметно приблизились к вершине согнутого куском мяса гигантского ствола, чем и встревожили орду теперешних зрителей. Кусок был наполовину уничтожен, но еще обладал таким весом, что удерживал ствол в согнутом положении. Почти одновременно сообразив, где искать спасение, и Николка, и врач во мгновение ока перемахнули через живое кольцо, одним ударом сбросили со ствола остатки мяса, а ногами разбрыкали тех из чудовищ, которые сидели на стволе… Не успел тысячеголовый враг опомниться, как шерстяной волос, освобожденный от сгибавшей его тяжести, быстро пошел вверх, унося ликовавших приятелей в безопасную высь…
— Кажется, мы им натянули большой нос! — Николка свесился головой вниз с «дерева» и наблюдал, как рассвирепевшие чудовища, обманутые в своих надеждах, с остервенением набросились друг на друга. Поднялся невообразимый рев; зловонные испарения от разгоряченных тел волнистыми спиралями окутывали место побоища и скоро скрыли его от глаз.
Скальпель размышлял, моргая веками; он не видел развернувшегося внизу грандиозного действия, но слышал, конечно, вспыхнувший гам и заметил ядовитые испарения, принявшие форму видимых волн.
— Как вы думаете, товарищ Даниленко, — начал он осторожно, — не вернуться ли нам в наше нормальное состояние?
Николка весело рассмеялся, поняв чувства, беспокоившие врача. И, вспомнив его ответ на свой аналогичный вопрос после встречи с туберкулезными палочками, лукаво произнес:
— Не думаете ли вы, что я склонен впадать в уныние от таких пустяков? Мы еще побродим, побродим…
— Ну-ну, — согласился врач, — если подобные встречи вам кажутся пустяками, то я должен гордиться своим компаньоном и согласен продлить опыт до бесконечности… Ведь это так интересно?.. Кстати, знаете ли вы, что за существо держало вас в своих объятиях?.. Это — самая обыкновенная амеба; одно из простейших животных, ее тело состоит всего из одной клетки…
— Мы с ней, должно быть, опять скоро увидимся, — пробормотал Николка, указывая вниз, где по стволу, на котором они сидели, быстро переливалась по направлению вверх подобная первой бесформенная масса.
Врач взглянул в указанном направлении и, конечно, ничего не увидел:
— О! Она еще далеко, — сказал он хладнокровно, — я вам успею досказать… Существуют разные породы амеб: одни из них совершенно безопасны для нормального человека — не в пример нам, мы слишком теперь малы, — из этих амеб даже есть такие, которые живут постоянно у нас во рту и в кишечнике, не вызывая никаких расстройств; другие же могут быть весьма опасными, такова амеба, попадающая в кишечник человека через питьевую воду, если она не прокипячена, и вызывающая у него страшную тропическую дизентерию или кровавый понос…
— Очень хорошо, доктор, — перебил Николка, с большим интересом слушавший, а еще с большим наблюдавший за приближением амебы. — Я все понял… Теперь давайте-ка думать, как нам избавиться от новой опасности…
— Разве она так близка, — спросил разочарованно врач, — я хотел еще кое-что порассказать…
Николка безмолвно указал вниз и его сотоварищ мгновенно преобразился:
— О!.. Эта — еще больше!.. Как вы думаете, что мы должны делать?..
— Совершим воздушный полет, — предложил Николка.
Приятели поднялись до самой макушки ствола и принялись раскачивать его. Кругом возвышался бесконечный лес, увенчанный расщепленными вершинами. Амеба только что приготовилась захватить аппетитную ногу врача, как к ее великому негодованию все четыре ноги, сверкнув пятками, исчезли из поля ее влияния; по крайней мере, она уже перестала их ощущать.
Новое «дерево», на которое перелетели без всякого риска наши друзья, отличалось еще более высоким ростом и имело великолепную махровую верхушку, на которой они и расположились не без некоторого комфорта.
Внизу расстилалось шерстяное одеяло, как безграничное поле, засаженное пиками.
Сверху и со всех висело куполообразное, иссиня-черное небо, содрогавшееся волнообразно. Ни звезд, ни каких либо светил не было. Лишь в одном месте, где, по определению Николки, должен был находиться его друг Вано, мерцала синими отблесками расплывчатая туманность — единственный источник света для мира бесконечно малых величин.
— Почему, доктор, стало меньше падающей пыли? — спросил Николка, сладко зевая.
— Думаю, потому, — отвечал охотно врач, — что Вано Сванидзе расположился на покой… Ведь в грязной комнате достаточно сделать небольшое движение, чтобы поднять облака пыли…
— Не последовать ли нам его примеру? — предложил Николка. Врач ничего не имел против, и вскоре друзья, закутав себя волокнами шерсти, ответвляющимися от общего ствола, мирно спали.