Приключения Желудя [иллюстрации]

Подвиг Горошка

С величайшей осторожностью ехали друзья через Перцовую землю и владения Каштана-разбойника. Днём отдыхали, а ночью гнали кузнечиков вдвое быстрей. Звёзды указывали им путь. Но как-то ночью небо затянуло тучами, и звёзд не стало.

— Дальше ехать нельзя, — решил Жёлудь. — Лучше дождёмся утра.

Сели, разложили костёр и стали греться.

— Хоть бы одним глазком посмотреть на эту страшную Перцовую землю! — сказал Жёлудь. — И чем она так страшна?

— Не знаю. И у нас в деревне, чуть что, сразу говорят: зададим перцу, вслух размышлял Горох.

— Ничего хорошего там нет, — объяснила им Фасолька. — Все скрючились, прогоркли от злобы, сморщились, словно перцу наелись. Страшное дело: три часа бранятся, прежде чем скажут приличное слово!

— Откуда ты знаешь? — не поверил Жёлудь.

— Через их землю нас гнали в столицу Кривдина государства, — ответила Фасолька. — И я не понимаю, что за интерес смотреть, как эти перцы злятся, ссорятся и ябедничают друг на друга?

— Всё равно мне нужно знать. — Жёлудь вытащил тетрадку. — Рассказывай.

— Однажды стража остановила нас возле сложенного из веток шалаша. В нём жила семья Горького Перца: он сам, жена Горюха и сын Горчиш. Только мы остановились, как вышел старик и выругался:

«Чёрт возьми!»

За ним вылезла из шалаша старуха и тоже шамкает беззубым ртом:

«Чёрт побери!»

А их сынок, от горшка два вершка, и тот, наглядевшись на родителей, бормочет:

«Чёрт подери!»

От этих слов запахло чем-то неприятным, гадким. А часовые всё время подзуживали ругателей и хохотали. Однако я не могла смеяться: мне было жаль их.

Услыхав смех стражи, старуха как глянет — сразу скисло молоко в моей чашке. Старик как зыркнет — сразу красная свёкла белой стала. А маленький Горчиш тоже не отстаёт: как посмотрит из-под насупленных бровей — сразу у одного часового пальцы инеем покрылись, до того холодно стало.

«Кто это учил вас так смотреть?» — спрашиваю я.

«Разве это взгляд? Мой дед как посмотрит, бывало, как глянет, тысяча дьяволов, так у всех вокруг сразу носы напрочь отмерзали, — стал бахвалиться малыш Горчиш. — А уж если разинет рот, чтоб ему пусто было, так за версту воняло».

— Когда собирается много перцев, — продолжала Фасолька, — становится нечем дышать, как будто в воздухе огонь. Поэтому они вечно живут врозь, и чужеземцы так легко покорили их. Теперь там правит какой-то заморский злодей по прозванию Тютюн.

— Когда я разозлюсь и выругаюсь «чёрт возьми», у меня вовсе не пахнет изо рта, — сказал Горошек, но на всякий случай понюхал воздух.

— Ну и как? — спросил его Жёлудь.

— Попахивает, — признался Бегунок.

— Вот и молчи, не мешай рассказывать! — осадил приятеля Жёлудь и снова заскрипел пером.

— А уж какие они ябедники, какие кляузники! — продолжала Фасолька. — Нигде таких не найдёшь. Одних доносов тысячу пудов тащили они за нами в столицу Кривдина государства. А от сплетен у наших стражников пухли головы и шлемы лопались. Словом, никчёмные создания. К ним даже стражу не требовалось приставлять — они сами друг друга сторожили. Если кто-нибудь захочет бежать из неволи, другие за ноги держат, пока стража не подойдёт.

— Мне кажется, что не стоит и знакомиться с такими злюками, — сдался Жёлудь. — Пойдем-ка, Горошек, поищем дров, до утра ещё далеко.

Когда они вернулись с двумя охапками дров, то не нашли у костра ни Фасольку, ни коней, ни записей Жёлудя.

— Нас ограбили! — испугался Горошек.

— Вижу! — рассердился Жёлудь.

— И Фасольку похитили, — застонал приятель.

— На небо не улетела, пойдём по следу и найдём — нечего плакать! — одёрнул Жёлудь Бегунка.

Как только рассвело, друзья пустились в погоню. Следы свернули в густой лес и привели к огромной пещере у подножия горы. В пещере пылал костёр и кто-то громко хохотал. Подкравшись поближе, следопыты увидели странное существо в колючем, как ежовая шкура, плаще, накинутом на плечи, и в нахлобученной на бритую макушку такой же колючей шапке. Заткнув за пояс пару пистолетов, оно что-то говорило Фасольке и, держась за живот, хохотало во всю глотку. От этого смеха даже камни с грохотом катились под гору.

— Ты говоришь, что эти хлюпики освободят тебя? Го-го-го! Да я их обоих одним пальцем левой руки с горы скину. Хочешь, я тебе расскажу, что делают сейчас эти два молокососа? Один бежит маме жаловаться, да так, что пятки сверкают, а другой догоняет его, ого-го-го!

— Если ты и впрямь такой силач, так зачем же связал бедную путницу?

— Я бы развязал тебя, только дай честное слово, что не будешь царапаться.

Фасолька ничего не ответила.

— Я рассчитывал на большую добычу, а что мне эти жалкие клячи и тетрадки на растопку?! Путешественники! И кастрюли-то хорошей не завели, чтобы кашу варить.

— Мы бежим из неволи, — ответила Фасолька,

— Таким нищим не стоило и бежать оттуда.

— Лучше уж быть нищим, чем вором. Тетрадки у путников украл.

— Ну-ну, я вижу, тебе жить надоело!

— Жаль, что у нас нет ружей, — прошептал Горох. — Ведь это Каштан-разбойник!

Вдруг разбойник замолчал на полуслове, прислушался, схватился за пистолеты и загремел, сотрясая горы:

— Эй, кто мешает мне отдыхать! Ну-ка вылазьте, а не то сейчас свинцом затылки запаяю!

Жёлудь не испугался угрозы. С ним были два верных друга, а Каштан — один.

— Отпусти нашу подругу и верни мои записи, — сказал он смело.

— О несчастный писака! Вот хорошо, что ты сам ко мне приплёлся. Я уж было собрался искать тебя. Садись на камень да пиши своим родственникам письмо: пусть они за тебя шлют выкуп! — И он приставил оба пистолета к груди Жёлудя.

Однако Жёлудю было не до письма. Обернувшись, он увидел, что Горошка нет, и подумал, что тот не решился подойти к разбойнику и спрятался где-то за камнями.

— А где же твой дружок, этот кругляш вихрастый? — словно угадал его мысли Каштан.

— Убежал, — коротко ответил Жёлудь.

— О-го-го! А что я говорил? Ну, довольно: садись и пиши! А твоя подружка пусть возьмёт лучинку и посветит.

— Не буду писать!

— Тогда я тебя скину в пропасть.

— Делай что хочешь, а писать я всё равно не буду.

— Напишешь как миленький. — Каштан схватил его и поставил на край пропасти, а сам, прищурив один глаз, навёл пистолет. — Ну?

— Ты герой, когда перед тобою безоружный. Посмотрел бы я, что бы ты запел, будь у меня в руках хотя бы дубина. Трус! Негодяй! Жадюга!

— Все вы со страху так орёте, ого-го-го! — захохотал Каштан, — Последний раз спрашиваю: будешь писать?

— Горох! — крикнул Жёлудь не своим голосом и кинулся на Каштана, но… было поздно.

Спрятавшись за скалой, Горошек следил за каждым движением разбойника. А когда Каштан хотел нажать курок пистолета, он прыгнул прямо ему на шею и увлёк за собой в пропасть. Падая, он крикнул:

— За вас, друзья!

«…а …а!..» — повторили горы и скалы, а затем стало тихо-тихо, как в воскресное утро.

Жёлудь развязал Фасольке руки и сел рядом, но долго ещё не мог выговорить ни слова. Всё произошло так быстро и неожиданно, что друзья не могли опомниться. Они молча спустились в ущелье, пробитое горной речкой, разыскали останки Гороха и похоронили, сложив из камней высокое надгробье. Немного подумав, Жёлудь нетвёрдой рукой вывел надпись:

Им так не хотелось уходить с этого места, ноги будто приросли к земле…

Пока они стояли в скорбном молчании, над скалами показался Ворон, который прилетел их искать. Сделав несколько кругов, он спустился, почистил клюв о камень и хотел было отругать Жёлудя, но передумал. Чем могли помочь теперь даже самые умные речи?

И сын Дуба вернулся домой.

Вечером, когда Лягушка стала снова звать свою Куотре, когда Голубь, присев, начал хвалить посев, а Скворец затянул песню в честь гостя, Жёлудю стало необычайно грустно: надо сделать что-то очень благородное, хорошее. Для всех, для всех! Чтобы жить на опушке леса было славно и весело.