Приключения Гука

ПРОЩАЙ, АНТАРКТИКА!

Кончался март месяц. Планета Земля, голубая от огромного пространства воды, на три четверти покрывающей её поверхность, неслась в своём вечном движении вокруг Солнца, всё больше поворачиваясь к нему той стороной, на которой где-то далеко от холодных вод Антарктики плескалось Чёрное море. Лето уходило из Южного полушария, и весна приходила в Северное.

День за днём завывал ветер над ледяными полями и горами. Ветер срывал серую пену с крутых волн, разгонял их и с разгона бросал эти послушные свинцовые волны на бока ледяных гор, забрасывая пену на самые вершины айсбергов. Солнце, которое ещё два месяца назад почти не заходило за горизонт и этим так удивляло сначала Гука, впервые попавшего в высокие широты, выныривало на всё более короткий срок. Наступала тёмная, холодная полярная ночь. Ветер был холодный и колючий, но он разбивал волнами тонкую ледяную корку, которая затягивала поверхность океана сразу же, как только прекращалось волнение.

Прошло уже много времени, с тех пор как Гук расстался где-то в этом необъятном холодном океане с Моби Диком. Он много раз встречался здесь с кашалотами, но ни разу не встретил Моби Дика. С другими китами, кашалотами, и тем более с неповоротливыми собирателями планктона — усатыми китами, разговоров не получалось. Но в последнее время их здесь остаётся всё меньше. Только лёд, которого делается всё больше и больше в море, и темнота.

Ночь и лёд, лёд и ночь… Что-то знакомое почудилось Гуку в сочетании этих слов: «ночь и лёд». Где он слышал их вместе? И почему они так запомнились ему? Гук замедлил движение и пристроился у стенки медленно плывущего под напором ветра небольшого айсберга, стараясь вспомнить.

«…Долго здесь быть нельзя: придут ночь и лёд!» — как будто рядом знакомым могучим басом прозвучал в памяти голос Моби Дика. «Да-да, правильно, это говорил Моби Дик, и тогда я удивлялся, как могут прийти ночь и лёд!» — наконец вспомнил Гук.

«Неужели это Дик сказал всерьёз? Неужели будет ещё темнее и будет ещё больше льда? Я и так уже трачу на поиски рыб вдвое больше времени, чем раньше. Что же будет дальше? И зачем я здесь плаваю до сих пор? Скорее подальше отсюда, к теплу и солнцу!» — так рассуждал, вероятно, Гук, решительно беря курс на север.

Как он определял дорогу в океане? И по солнцу, которое уходило в море на западе, а появлялось на востоке, и по луне, сложные движения которой на небе хорошо были знакомы Гуку, и по звёздам, и по вкусу морской воды. Он хорошо запомнил вкус воды, когда они с Диком плыли на юг, а сейчас услужливая память развёртывала ему книгу вкуса в обратном порядке.

Почти неделя понадобилась Гуку, чтобы, плывя на север и северо-запад, покинуть море Уэделля и, пройдя через пролив Брансфилд, разделяющий Южные Шетландские острова, попасть сначала в бурный, но зато болеё тёплый пролив Дрейка и затем подойти к побережью Южной Америки в воды Огненной Земли.

Трудно сказать, что потянуло Гука повернуть именно на северо-запад и через пролив Дрейка проплыть в Тихий океан. Конечно, он не мог видеть навигационных морских карт, но, вероятно, в море есть много таких ориентиров, которые нам, чуть-чуть узнавшим лишь поверхность океана, даже и не приходят в голову.

Пролив Дрейка Гук преодолел из-за чистого упрямства. Дело в тот, что на протяжении большей части года здесь стоит отвратительная погода, с туманом, дождями, снегом, неожиданно налетающими шквальными порывами ветра.

Кроме того, через этот пролив круглый год мощное, сравнительно тёплое течение несет воды Тихого океана со скоростью 50–70 километров в сутки в Атлантический океан. Возможно, что Гук решил плыть навстречу этому потоку воды, надеясь встретить где-то у его начала ещё более тёплое море.

Через несколько дней Гук оказался в виду многочисленных островков, окружённых пенистыми бурунами от подводных камней. Плоские берега уходили вдаль, где угадывались высокие горы, покрытые в это время года снегом. Это и была знаменитая Огненная Земля — большой остров, завершающий на юге американский материк. Двигаясь дальше и дальше к северу, в более тёплые воды, Гук невольно обратил внимание на резкий контраст между суровым видом земли с обрывистыми скалами и заснеженными ледниками, спускающимися кое-где до самого моря, и богатством жизни в море. Пожалуй, нигде раньше ему не приходилось видеть таких огромных полей водяных растений. Эти поля водорослей, крепкие и гибкие стволики которых поднимались с глубины десяти — пятнадцати длин, играли здесь роль волноломов: накатывающиеся со стороны открытого моря бесконечные крутые валы, попадая в эти заросли, как бы утихали, теряли свою высоту и докатывались до берегов лишь небольшими холмиками, отдавая всю свою страшную силу вечно колеблющимся стволам этого огромного подводного леса.

Было страшновато нырять в сумерки этого таинственного, подвижного сверху донизу переплетения водорослей. Казалось, что водоросли обязательно запутают его в своих мягких бурых стволах. Но он нашёл несколько просек и провел немало минут, наблюдая за удивительной и своеобразной жизнью этого «леса».

Между скользкими пластинами водорослей сновали бесчисленные мелкие рыбёшки. Они гонялись за стаями креветок, которых было здесь великое множество. На крепких стволиках и на нижних краях особенно больших пластин водорослей прикреплялись разноцветные мягкие существа размером с глаз дельфина и больше. Странно было видеть в буроватом сумраке мелькающие красные, фиолетовые, оранжевые тельца этих животных, которых зоологи назвали бы асцидиями. Тут и там на водорослях висели гроздья небольших конусовидных улиток-маргариток, буро-зелёных — под цвет водоросли — сверху и перламутровых изнутри; между водорослями иногда мелькали проворные морские войлочные черви-афродиты, покрытые по бокам густыми длинными волосками, которые переливались всеми цветами радуги, да и тело червей блестело металлическим блеском. Несмотря на свои четыре глаза, сидящих на вершинах тонких стебельков, они не могли увернуться от длинного и быстрого носа Гука, и он попробовал их на вкус. Впрочем, на вкус они оказались совсем не такими замечательными, как на вид.

Проплыв через водорослевые заросли и очутившись в небольшой тихой бухточке у берега какого-то острова, Гук замер на месте, чуть не врезавшись в стаю мелких рыбёшек, вроде сардинок по внешнему виду, которые находились в каком-то оцепенении: едва двигая плавничками, сотни рыбок были в самых странных и нелепых позах — вверх брюхом, вниз головой, на боку. Докатывающиеся сюда слабые волны слегка то поднимали, то опускали эту спящую рыбью стаю, и ничто, казалось, не могло нарушить этот сон. Гуку и раньше приходилось видеть такие «спящие» стаи рыб, но они встречались на большой глубине, и долго наблюдать за ними не удавалось. Здесь же стайка держалась недалеко от поверхности и можно было удобно наблюдать за этим сонным царством. Он хотел схватить ближайшую к нему рыбёшку, как вдруг по невидимой и неслышимой команде все рыбёшки приняли нормальное положение и перед удивлённым Гуком оказалась стройная обычная стая, действующая слаженно и согласованно. Посланный Гуком пучок ультразвука не только не разрушил её, но, напротив, рыбки, словно подхлёстнутые, сплотились ещё больше и бросились резко в сторону.

Так и осталось ему неясным, что же заставило стаю заснуть и почему все рыбки разом проснулись.

Гук за долгие месяцы одиночества уже привык разгадывать такие загадки самостоятельно, не обращаясь ни к кому за помощью, привык в одиночку принимать быстрые решения, выбираться из самых запутанных положений. Жизнь заставила его проходить хорошую, хотя суровую и беспощадную школу. Гуку всё чаще приходила мысль о том, что его знания могли бы пригодиться в роде Эрр, что те испытания, которые выпали на его долю, позволили ему взглянуть на мир по-другому и глубже понять всё его многообразие.

«А сколько всяких интересных вещей я не понял только потому, что рядом не было Зит или этой всезнайки Чиззи, к которой даже старейшины относились с уважением! Ну вот, почему этот небольшой оранжевый шар, неподвижно лежавший на дне между камнями, вдруг зашевелился и двинулся в сторону? А что, если я его чуть-чуть подкину носом?» И Гук осторожно дотронулся до бока медленно двигавшегося по дну морского апельсина — круглой, шершавой губки, которую люди назвали донатеей.

Неожиданности в море встречаются на каждом шагу, или, лучше сказать, в каждой волне. Вот и сейчас, стоило дотронуться до такой безобидной губки, как нос Гука загорелся от уколов десятков мелких иголочек, которыми, оказывается, было покрыто её тело. Но этого мало. Ошеломленный Гук успел разглядеть, что этот шар покатился и вдруг уменьшился на глазах чуть ли не вдвое. И сразу же вся вода кругом стала препротивного вкуса. Нос горел, во рту щипало, даже начал слезиться правый глаз; а вот почему этот шар мог передвигаться по дну, Гук так и не узнал. Но недаром Гуку доставалось в своё время за упрямый характер. Осторожно взяв в рот длинную створку раковины, Гук снова подтолкнул оранжевый шар, на этот раз уже не голым и мягким носом, а большой створкой раковины. Ещё, ещё раз. Ага! Вот почему ты мог передвигаться по дну: из нижней части шара высовывалась большая клешня рака-отшельника! Раковины, в которой сидел рак, видно не было под толстым слоем губки, наросшей на всё это сооружение.

То приближаясь, то удаляясь от побережья, Гук настойчиво плыл день за днём всё дальше и дальше на север. Правда, теперь он не очень спешил: пропали плавающие льды, и вода стала теплее, и день был не такой удручающе короткий. Даже если Гук и не особенно спешил, то мощное течение Гумбольдта, идущее с юга на север, само переносило его каждый день на несколько десятков миль. Море в этом районе океана кипело жизнью. Здесь встречались сотни стад крупных и мелких усатых китов: днём они разыскивали и выедали скопления планктона, развившегося на границах холодных и тёплых вод. По ночам эти киты преследовали огромные стаи кальмаров, поднимавшихся ближе к поверхности. Здесь же пировали и кашалоты, которые, впрочем, не особенно преследовали этих мелких кальмаров, а искали тех, что жили в глубине и были покрупнее.

Над океаном реяли огромные альбатросы, размах крыльев которых, наверное, был не меньше длины Гука. Как-то Гуку удалось удовлетворить свое любопытство — подсмотреть, как альбатрос схватывал на лету плававших у поверхности небольших кальмаров, проносясь над морем, почти касаясь грудью воды. Но однажды — это было уже довольно далеко на севере — Гук наблюдал совместную охоту альбатросов и дорад — золотистых макрелей на кальмаров. Стая дорад преследовала кальмаров, и кальмары, как ракеты, один за другим вылетали из воды в воздух, спасаясь от преследования. Тут-то их и хватали альбатросы, неизвестно каким образом узнавшие о том, что именно здесь можно поживиться.

С водами холодного течения продвигались на север, в тропики, не только альбатросы, усатые киты, кашалоты. То и дело Гук слышал характерный плеск играющих на поверхности пингвинов. Пингвины двигались обычно небольшими стайками, наверное, потому, что стайками удобнее было охотиться на мелкую рыбу, удобнее было находить скопления громадных креветок, надежнее можно было спасаться не только от таких одиноких озорников, как Гук, но и от настоящих серьёзных врагов. А Гук уж действительно не упускал случая схватить пингвина, нырнувшего на большую глубину, за такое мягкое, тёплое брюхо. Впрочем, это удавалось сделать редко. Обычно он успевал слегка цапнуть зазевавшегося пингвина за толстую ногу с перепонкой между пальцев, а ещё чаще нападение на пингвина кончалось мягким шлепком, который Гук получал от испуганной птицы.

ГЕЛИОМЕТРЫ И ЕЖИ

Гук обычно не любил подходить близко к берегам, где шум прибоя, треск перекатываемой гальки, мутная вода и поднимавшиеся со дна моря скалы делали плавание его весьма беспокойным. Но когда большие глубины подходили к берегу, Гук с удовольствием следовал за ними и с любопытством разглядывал недоступный для него мир, раскинувшийся по берегам. Так было и на этот раз, когда спокойное море и значительные глубины позволили ему провести несколько дней совсем рядом с берегом, в глубоком проливе среди нескольких небольших островов и материков в районе архипелага Чонос. Тут-то уж Гук отвёл душу и в полном спокойствии как следует рассмотрел существа, которые живут у самой границы той зоны моря, куда ещё проникает солнечный свет, — на глубине 150–200 длин. В спокойной прозрачной воде под защитой мелких островков здесь, на такой большой глубине, кое-где встречались огромные, величиной с хвостовой плавник Гука, розоватая и красноватая морские лилии — гелиометры. Сначала Гук принял эти создания с десятью длинными лепестками-щупальцами за диковинные водоросли, но потом обнаружил, что эти «водоросли» с большим изяществом могут двигаться с места на место, одновременно поднимая пять одних и опуская пять других щупалец. Гелиометры не такой огромной величины, а поменьше встречались и в более высоких слоях воды, и здесь-то Гуку пришлось наблюдать, как это такое изящное существо всё время ищет места, где в её щупальца-руки попадало бы побольше всякой живности. Стоило малькам и креветкам оказаться около её щупалец, как они парализовались «выстрелами» десятков мелких стрекательных капсул, вероятно содержащих какой-то яд, действующий на мелкие существа. Гук не знал, что не забывала лилия подбирать и всякие остатки погибших в верхних слоях живых организмов: в нижние слои воды во всех морях беспрерывно опускается настоящий «дождь» таких остатков от отмирающих планктонных организмов верхних слоев, от пиршеств крупных хищников. Эти гелиометры, жившие здесь в сравнительно прохладных, но очень богатых органической жизнью водах у чилийского побережья, по величине были самыми большими из всех морских лилий, с которыми сталкивался Гук в своих путешествиях по океану. Лишь у немногих из них все десять рук-щупалец были одинаковой величины: обычно несколько щупалец были меньшими, кривыми.

«Видно, и морской лилии есть с кем драться, если так часто она лишалась этих нужных частей тела», — решил сообразительный Гук.

Здесь же, в этих подводных каньонах, познакомился Гук ещё с одним диковинным жителем морского дна. На ровных песчаных местах, в расщелинах скал он обнаружил много больших морских ежей, не таких маленьких, каких он видел и раньше, тёмных, с такими же тёмными иголками, торчащими в разные стороны, а настоящих гигантов, величиной больше, чем его голова. Каждая из сотен иголок этого ежа была длиной с грудной плавник Гука. Эти ежи лежали на дне группами и, кажется, совсем никого не боялись. Хорошо заметные ярко-красные и темно-фиолетовые шары с торчащими чёрными иглами на светлом фоне песчаного дна.

«Чересчур хорошо заметные!» — подумал Гук, вспомнив знакомство с тоже хорошо заметной круглой оранжевой губкой, от прикосновения к которой нос до сих пор слегка почесывался.

Ежи перебирались с места на место, переставляя свои огромные иглы-ходули, которые оказались очень подвижными.

Присмотревшись, Гук обратил внимание на каких-то ярко-полосатых мелких рыбёшек, которые бесстрашно сновали между длинными иглами ежей, и ещё больше укрепился в мнении, что трогать или даже близко подходить к этим ежам не стоит: ведь не зря же крутятся эти мелкие рыбёшки на виду у всех и ничего не боятся, — значит, иголки действительно защищают их от опасностей. Таких случаев, когда в море одни существа живут вместе с другими, под защитой и укрытием стихии, Гук знал немало. Вероятно, даже правильнее было бы считать, что именно в таком постоянном сожительстве — симбиозе — и проходит жизнь большинства существ в океане. С полями водорослей связаны сотни видов животных; с зарослями кораллов связано и великое множество рыб, и ракообразных, и моллюсков, и водорослей; акулы и черепахи связаны с прилипалами и лоцманами, и так без конца.

«Только, пожалуй, дельфины ни с кем особенно не связаны. Ни с кем особенно, и вместе с тем могут вступить в связь с любым существом под водой, — подумал Гук. — Мы стоим на вершине жизни в океане и можем поступать так, как хотим, а не так, как хочет кто-то другой…»

Тут цепь его рассуждений прервалась. Говорить «мы» об одном дельфине было смешно, а говорить о всех дельфинах одинокий изгнанник не мог, не имел права.

«А хорошо бы встретить стадо дельфинов из нашего рода, — подумалось ему непроизвольно. — Ведь должны же быть в этом богатом океане где-то другие дельфины? И интересно, что делается сейчас в родном стаде?» Какое-то грустное безразличие охватило дельфина. Мысли о том, что он одинок, что он никому не нужен, что всё, что он узнал и увидел, никогда не станет достоянием других дельфинов, прогнали его интерес к наблюдениям подводной жизни да и вообще нарушили желание двигаться куда-то, к чему-то стремиться.

Иногда Гуку казалось, что он снова плавает в родном стаде, что он рассказывает старейшинам о виденном, а те внимательно слушают его рассказы, вставляют свои замечания, предлагают свои объяснения, помогают ему понять многое виденное и благодарят его за эти рассказы. Иногда ему казалось, что он стал снова маленьким непослушным дельфинёнком и ему надо скорее плыть в знакомый заливчик, куда приплывали играть подростки из окрестных стад. Ему казалось, что наконец-то настало время проучить несносную Мэй, которая была такой ябедой…

Так нежданно-негаданно свалилась на Гука эта тоска по покинутой родине, по родному стаду. Трудно сказать, сколько прошло времени — дней или часов, пока прошёл этот приступ глубокой меланхолии.

Вновь возвратил Гуку интерес к жизни смешной случай. В том проливе, где он как-то оказался, почти на голову ему неожиданно шлёпнулась какая-то довольно большая птица. Шлёпнулась с лёта в воду, тут же проворно нырнула и понеслась под водой, молотя короткими лапками с перепонками и смешно двигая головой вправо-влево, будто высматривая что-то. Вот она и в самом деле заметила стайку мальков и стремительно спикировала от поверхности в самую её гущу. Стайка метнулась было в сторону, но в длинном клюве уже трепыхалась одна рыбёшка. Гук не видел, что, вынырнув на поверхность и подняв голову с зажатой в клюве рыбкой, она ловко перехватила её головой внутрь и проглотила; расправила коротенькие тёмные крылышки, приподнялась над водой и быстро-быстро побежала — сначала медленно, потом быстрее и быстрее, оторвалась от поверхности и, как тяжелая торпеда, стремительно понеслась в воздухе в другое место пролива. Шлёп! — нырнула там, и только круги расплылись по поверхности.

В Гуке неожиданно проснулся охотничий азарт. Он решил во что бы то ни стало поймать эту ныряльщицу. Определив направление её полета и заметив, куда она последний раз нырнула, он ринулся не в тот район, а поодаль, куда, по его расчётам, могла перелететь эта утка. Утка полетела в том направлении, в котором предполагал Гук, но опустилась в воду значительно дальше того места, где он мог её схватить. Снова ему пришлось менять позицию. Вскоре игра увлекла его целиком: он бросался из конца в конец заливчика и никак не успевал схватить юркую птицу, которая, казалось, даже не обращала внимания на его преследование. И вот на одном из поворотов, около огромной скалы, где в море впадал большой ручей и вода кругом была на вкус какая-то сладковатая, напоминающая воду родного Чёрного моря, Гук носом к носу столкнулся с диковинным существом. Это, несомненно, был зверь: у него было четыре коротеньких ноги, длинный плоский хвост и небольшая вытянутая голова. Быстро двигая хвостом и помогая себе лапами, он попытался скрыться от Гука, но не тут-то было! Гук попробовал поговорить с выдрой — именно с ней он встретился под водой.

По всему было видно, что выдра слышала его сигналы — она вздрагивала при каждой фразе и старалась ещё быстрее работать ногами и хвостом, убегая в сторону. Она даже что-то завизжала в ответ, но в этом визге были только паника и страх. Гук хорошо видел, как смешно топорщились её длинные усы на морде, как её маленькие сердитые глазки тревожно бегали из стороны в сторону, а сильные ловкие ноги с широко растопыренными пальцами, соединенными широкой тёмной перепонкой, панически молотили воду.

Во рту выдра держала что-то круглое и коричневое. Гук подплыл поближе, чтобы получше рассмотреть, что это такое она держит в зубах, но обезумевшая от страха выдра, видя рядом с собой огромного дельфина, вдруг раскрыла рот, отпустив большого краба, который был там, и неожиданно кинулась в атаку на дельфина. Чего-чего, но такого нахальства Гук уж никак не ожидал! Как и все дельфины, всегда миролюбиво настроенный, лишённый какого-либо примитивного оружия в виде когтей, клыков, шипов иди колючек, Гук в соответствии со строгими правилами жизни в море всегда старался инстинктивно вести себя так, чтобы не допускать никакого нападения.

«Я тебе не сделал ничего плохого», — хотел было протрещать Гук, но не успел, почувствовав, как по коже больно заскребли когти, а её зубы безуспешно пытались укусить круглую гладкую поверхность головы. Одним глазом Гук ничего не видел, так как его закрыла своим телом выдра. Оправившись от неожиданного нападения, Гук попробовал стряхнуть с себя непрошеного наездника, но не тут-то было! Выдра ухитрилась как-то прочно держаться на голове Гука, уцепившись одной лапой за крепко зажатое дыхательное отверстие и царапая другими лапами голову Гука. И только когда рассердившийся Гук нырнул поглубже и стал осторожно прижиматься головой к какому-то камню на дне пролива, выдра со сдавленным писком оторвалась от его головы, кувыркаясь, полетела наверх и поплыла изо всех сил к недалекому берегу.

Гук мотнул исцарапанной головой из стороны в сторону, как бы проверяя, на месте ли она сидит, потом осторожно приоткрыл крепко зажмуренный левый глаз и заморгал. Из свежих царапин сочилась кровь и расплывалась в окружающей воде розовато-серым облачком. Противный приторно-тошнотворный вкус крови окончательно привел Гука в чувство, и он легко поднялся к поверхности.

Эта встреча как бы встряхнула его, и он по-новому взглянул на жизнь. Всё-таки хорошо было кругом! И тёмно-зелёный густой лес, стеной подходящий к берегу; и снежная вершина — где-то там далеко; и спокойное, слегка колеблющееся море; и тот нырок, которого так и не удалось перехитрить; да и знакомство с этим царапающимся зверем скорее смешно, чем трагично. Хватит торчать на одном месте — вперёд, на север! Навстречу новым приключениям!

ЦУНАМИ

Гук даже не подозревал, как быстро они начнутся, эти новые приключения. Но прежде чем рассказать о них, посмотрим на карту Тихого океана. Если на этой карте нанесены действующие вулканы, вы увидите как бы огромное огненное ожерелье, охватывающее океан с запада, севера и востока. Цепи активных вулканов, зоны сильных землетрясений — так называемые сейсмически активные зоны — сопровождают все мало-мальски глубокие впадины на дне океана, которых в Тихом океане больше, чем в любом другом. И вот к одной из них, в район знаменитой Атакамской впадины, и приближался ничего не подозревающий Гук. Он чувствовал, что глубина моря стала значительно большей, чем раньше. Крутой склон уходил вниз от гористого берега, и глубины то подходили совсем близко, на несколько сот метров, к берегу, то отходили от него на несколько километров.

Что произошло в тот день, точно так и не удалось установить, как не удалось установить в своё время и точные подробности знаменитого землетрясения 1868 года и самого крупного землетрясения нашего времени — чилийского землетрясения в мае 1960 года. Одновременно по всей огромной дуге Анд, вытянувшейся и нависшей над пучинами Тихого океана, «заговорили» несколько вулканов. Сотрясения почвы, достигавшие силы 12 баллов — максимально возможной величины вообще, вызывали резкое изменение всей местности: реки меняли русла, исчезали одни горы и вздымались другие, на поверхности образовывались огромные складки и разверзались бездонные пропасти, в прибрежной зоне исчезали одни и появлялись другие острова. Землетрясение носило характер катастрофы невиданного масштаба: в течение нескольких дней погибло или пропало без вести более десяти тысяч человек, миллионы остались без крова. Об изменениях, которые произошли в строении морского дна на склонах Атакамской впадины, можно было только догадываться по огромным, многометровым волнам, родившимся где-то в пучине этой впадины и обрушившимся на колеблющийся берег. Эти волны оказались настолько мощными, что со скоростью реактивного самолета — несколько сот километров в час — они пересекли Тихий океан во всех направлениях и обрушились на берега Австралии, Новой Зеландии, Филиппин, Японии, Курильских островов, Камчатки и Аляски. Высота волн в Японии, на Курильских островах достигала десяти метров. Чуткие приборы зарегистрировали, что заметные отголоски этой волны обежали кругом Землю и пришли к западным берегам Южной Америки.

Всего этого не знал, да и не мог знать, конечно, наш путешественник. Конечно, он сразу же насторожился, почувствовав всем телом далёкий нарастающий гул и толчки. Он живо вспомнил подводное извержение вулкана у Азорских островов, которые чуть было не стали его могилой. Но вкус воды не изменился, никакого привкуса серы не было. Между тем кругом творилось что-то необычное: вода от берега начала сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее уходить в море. Сначала Гук попробовал было бороться с этим течением и постарался держаться на одном месте, но потом вдруг почувствовал, что под ним остается очень мало воды, и — что ещё удивительнее — увидел, как море стало отступать от берега. Вот вода ушла из того места, где он полчаса назад ещё свободно плавал на глубине в несколько длин, вот соединился с берегом небольшой островок, стоявший длинах в ста от берега. Уходя, море оставляло за собой многочисленные озерки, беспомощно поникшие на камнях заросли водорослей. Кругом плескались тысячи рыб…

Гук растерялся. Происходило что-то совершенно необычное, необъяснимое и потому страшное. Испуганный непонятным наступлением суши Гук решил отплыть подальше в открытое море. Не успел он отплыть и несколько сот длин, как увидел прямо перед собой в море отвесную водяную стену высотой в много его длин. Стена двигалась на него с фантастической быстротой и в полном молчании. Потом Гук понял, в чём дело: стена воды неслась со скоростью звука, и поэтому шум и грохот, которыми сопровождалось её движение, достигли ушей Гука одновременно с массой воды.

Волна, даже очень большая, как ни странно, успокоила Гука немедленно. Уж с волнами-то он привык обходиться за свою жизнь. Самый лучший способ пропустить волну — это нырнуть как можно глубже под её основание и вынырнуть уже далеко позади гребня. Но можно и покататься на гребне волны: дождаться особенно крупной волны и, уравняв свою скорость со скоростью катящегося гребня, замереть на мгновение и понестись на волне в свободном полете. Сейчас, не раздумывая, Гук нырнул поглубже, сообразив, что врезаться со скоростью звука в берег даже на гребне такой замечательной волны не сулит ничего приятного. Когда он показался на поверхности и оглянулся, он не узнал очертаний берега. Собственно берега он и не увидел — была кипящая белая масса воды, которая расстилалась насколько хватал глаз, и только далеко-далеко возвышались горы. Гук растерянно повертел головой, стараясь найти заметный высокий островок, покрытый лесом и с высокой скалой на его мористой стороне, — острова не было!

Что-то заставило его повернуть снова голову в море. И вовремя. Он едва успел нырнуть в основание другой огромной волны, которая незаметно подобралась со стороны моря. Вынырнув за гребнем этой волны, Гук внимательно стал наблюдать за морем и вскоре заметил катящийся издали новый громадный вал. Теперь в нём проснулся азарт, и он решил не уходить от встречи с волной, а постараться прокатиться на ней. Повернувшись носом к берегу, он что было силы заработал хвостом, разгоняясь до максимальной скорости. Волна настигла его, крутанула, перевернула несколько раз и выплюнула на поверхность не на самом гребне, а чуть позади. С огромной скоростью вал вместе с Гуком нёсся в сторону берега. По мере приближения к мелким местам вал рос, становился белее, и скоро Гук уже ничего не мог различить вокруг себя в хаосе пены, брызг, каких-то бревен; он перестал что-либо слышать из-за оглушительного треска сталкивающихся камней, которые волокла волна по дну, из-за треска ломающихся, как спички, стволов деревьев. Но вот наконец этот шум несколько стих. Вал, который накатывался на берег вместе с Гуком, успокоился, догнав замедлившие своё движение у берега первый и второй валы. Теперь Гук мог сориентироваться. Он плыл в потоке пенистой грязной воды над каким-то лесом. Внизу под ним угадывались поваленные и сломанные стволы гигантских деревьев. Насколько мог видеть Гук, впереди, позади, по сторонам — всюду была только одна вода.

Но вот что-то изменилось. Всё более замедлявшееся движение воды впереди совсем приостановилось. И тут Гуку стало страшно. Он представил, что вот-вот вся эта огромная масса воды уйдет обратно в море и он останется на берегу, среди этого страшного леса, над которым он плывет. Не теряя ни секунды, что было сил он резко развернулся и бросился в сторону открытого моря и успокоился только тогда, когда обнаружил, что под ним обычное морское дно, а не этот страшный и непонятный лес. Минут через двадцать море действительно схлынуло с суши, и вот уже обнажилась вершина скалы, что стояла на мористой стороне островка недалеко от побережья.

До этого дня Гуку пришлось повидать в море много всякой всячины, но он никогда ещё так ощутимо не сталкивался с необузданной мощью моря, никогда не испытывал такого чувства собственного ничтожества перед этой великой и необъятной силой.

Что произошло в тот день в таинственных морских глубинах, какие образовались новые подводные горы или вскрылись новые бездонные трещины в дне моря, вряд ли когда-нибудь удастся узнать нам…

ГАЛАПАГОСЫ — ЧЕРЕПАШЬИ ОСТРОВА

Нетрудно понять Гука, который, испытав впервые в жизни силу цунами — волн от подводного землетрясения, решил больше пока не ввязываться в новые приключения, а спокойно и обстоятельно обследовать новые места. Так он попал к Черепашьим островам, лежащим в нескольких сотнях километров от берега Южной Америки, прямо на экваторе. В тропиках смена времён года не так ощущается, как в высоких широтах. Разве что прольёт побольше тёплого дождя в тот сезон, который можно назвать и весенним и осенним, по желанию. Зимой же и летом температура совершенно одинаковая. Но Черепашьи острова, несмотря на то что по расположению они должны были быть с самым тропическим климатом, не имели его; и до них долетало холодное дыхание Южного полярного океана. Его приносило прохладное течение Гумбольдта, в котором всё это время и путешествовал Гук.

В полдень солнце стояло точно над головой. Берега острова, к которому он приблизился после многодневного пути в океане, были удивительно пустынными. Они чернели подтёками лавы, на которой лишь кое-где зеленели кустарники и травка. Острова были гористы, и тут и там на берегах виднелись небольшие возвышенности с кратером в центре. Нет, пожалуй, здесь не стоило задерживаться долго — ничего особенно интересного в этих водах не предвиделось.

В водах островов он встречал уже знакомых ему по Антарктике и водам Южной Америки пингвинов. На некоторых пляжах и скалах грелись на солнце и резвились в воде у берега десятки некрупных морских львов, которые, как и все другие тюлени, могли понимать лишь примитивные сигналы тревоги. А поговорить с кем-нибудь так хотелось! Несколько раз в океане он чувствовал следы прошедших недавно стад дельфинов, а однажды сумел точно определить, что прошло стадо афалин. По обилию мелкой рыбы, по многим неуловимым признакам Гук был уверен, что эти дельфины не уходят далеко из этого района. Он хотел и боялся встречи с ними. Хотел потому, что за долгие месяцы своего скитания он понял, как важно иметь рядом друга и советчика. Боялся он встречи с дельфинами потому, что чувствовал, что не сможет скрыть от дельфинов своей истории и не сможет не рассказать о приговоре старейшин. А если его и это стадо попросит уйти?

Раздумывая таким образом, Гук медленно пересекал полосу зеленоватой холодной воды и вдруг попал в тёплую. Дело в том, что именно в водах островов последние отголоски Южного полярного течения перемешивались с тёплыми тропическими водами, но это перемешивание было не постепенным, а неожиданным. В одном и том же месте можно было нырнуть в холодную воду, а вынырнуть в настоящей тропической воде. Гуку понравилось задерживаться на такой границе перехода, ощущая хвостом холодную воду, а головой погружаясь в тёплую, почти горячую, нагретую тропическим солнцем. На границе этих струй всегда было плохо видно: всё виделось искажённым, колеблющимся и даже маленькую акулу можно было принять за кашалота.

Вероятно, именно поэтому Гук не обратил особого внимания на появившегося на глубине в несколько длин необыкновенного вида морского жителя: длинное серовато-белое существо, покрытое мелкими чешуями, с большой плоской головой, усаженной поверху чешуями покрупнее. Вдоль всего тела посередине спины и по всему длинному плоскому хвосту шла гребёнка из роговых зубцов. Небольшие конечности были плотно прижаты к телу. Двигалось это существо с помощью быстрых изгибаний хвоста. Ничего подобного Гуку раньше не приходилось наблюдать. Сначала было он подумал, что этот зверь ему мерещится и на самом деле внизу плывёт какая-нибудь длинная змеевидная рыба. Но отплыв от слоя перемешивания холодной и тёплой воды, Гук с изумлением определил, что перед ним на самом деле находится какое-то неизвестное существо, да притом довольно крупного размера — почти такой же длины, как и он сам.

Как вежливый и образованный дельфин, Гук первым делом осведомился на интернациональном языке разумных существ: «Кто ты, друг? И нужна ли тебе моя помощь?» Причём он сделал это скорее по привычке, чем надеясь получить вразумительный ответ. Странное существо и в самом деле даже не обратило внимания на его слова. Тогда Гук, вспомнив о своём решении не ввязываться во всякие приключения, решил посмотреть, что же будет делать это существо дальше, и спокойно поплыл за ним следом. Даже не видя этого чешуйчатого длиннохвоста, Гук мог спокойно плыть за ним вслед, с лёгкостью ориентируясь по сильно пахнущему следу. След вёл его к небольшой подводной возвышенности, покрытой густыми зарослями невысоких ярко-зелёных и красно-зелёных водорослей. Здесь и нашел Гук своего преследуемого, да не одного, а сразу нескольких. Эти громадные гребенчатые амблиринхусы, как их называют зоологи, размером по меньшей мере в метр-полтора, спокойно паслись на подводной лужайке, передвигаясь между водорослями и поедая их.

Если бы Гук знал, что из всех обитающих на Земле сотен видов рептилий эти амблиринхусы, наверное, единственные из ящериц, которые могут жить и питаться в море, проводя под водой десятки минут, он бы, наверное, повнимательнее с ними познакомился. Но Гук разбирался в животном мире суши не лучше, чем мы разбираемся в животном мире моря. Поэтому он уделил этим диковинным ящерицам ровно столько времени, сколько нужно было для того, чтобы хорошенько запомнить их странную форму тела, понять, как они плавают, узнать, что они делают на подводном пастбище.

ЗА-ЛОФ УМЕЕТ КУСАТЬСЯ

Уже вскоре его внимание привлекло нечто более интересное. Невдалеке от подводного пастбища с ящерицами на выступающих из моря скалах лежали группами рыжие на солнце морские львы. В каждой небольшой группе находился один самец-секач и несколько самок. Самки были под его полной защитой и покровительством. Самец решительно изгонял каждого, кто осмеливался приближаться к границам его владений.

Гук и не думал нарушать границы чьих-либо владений, просто он залюбовался игрой нескольких самок в воде. Даже ему, повидавшему многое в океане, редко приходилось видеть что-либо более грациозное и изящное! Мягко и разом загребая воду передними ластами, слегка изгибая туловище и направляя его в любую сторону, две молоденькие самочки, весело повизгивая, гонялись друг за другом. Когда одна догоняла другую, следовал лёгкий толчок, и догнавшая, в свою очередь, пускалась наутёк — ну точь-в-точь как ребята, играющие в пятнашки.

Гуку захотелось принять участие в игре. Протрещав: «Не бойся!» — он с разгона догнал убегавшую и толкнул её мягким носом в плавник. Бедная тюлениха сначала перепугалась, но тут же сообразила, что опасность ей не грозит, и бросилась за Гуком вдогонку, повизгивая от удовольствия и предвкушая, очевидно, как она ловко его сейчас догонит. Гук же нарочно двигался медлительно и неуклюже, дал подплыть ей на полдлины и, круто изогнувшись, отскочил от неё на несколько длин. Он даже рассмеялся, увидев растерянную и огорчённую физиономию тюленихи, не ожидавшей такой прыти от этого неуклюжего дельфина. Она, бедняжка, даже застонала от неудовольствия и досады. И в тот же момент Гук почувствовал, что кто-то большой приближается к нему сзади. Это был взрослый самец — морской лев, который кинулся на выручку своих подопечных, решив, что на них нападает враг. Не разбирая дороги, как мощный таран, мчался он прямо на Гука, свирепо вращая большими глазами и оскалив пасть.

— Стой! — крикнул ему Гук, но тут же сообразил, что разъярённый лев все равно ничего не услышит.

Лучше всего было бы спокойно ретироваться с неожиданно открывшегося театра военных действий, но в Гуке заговорило упрямство и раздражение против этого глупого льва. Он не сделал льву ничего плохого и не намерен так просто уйти отсюда только потому, что этого хочет этот усатый сумасшедший ластоногий.

Для начала Гук просто отпрянул в сторону, и лев пулей пролетел мимо него. Но он тут же развернулся и снова направился на Гука. Хотя Гук и был рассержен, но не настолько, чтобы первому начинать активные боевые действия. Он снова уклонился от встречи, сильным движением хвоста обогнул льва и легонько уцепился за его мягкие задние ласты. Что тут произошло! Лев заревел не то от страха, не то от ярости, вырвал ласты из неплотно сжатых челюстей Гука и стал наносить ими удары по голове и спине Гука. Гук немного растерялся от такой неожиданной встряски и на какую-то долю секунды потерял ориентировку. Эта-то доля и решила всё: изогнувшись, тюлень схватил Гука зубами за правый плавник и что было силы сжал челюсти. Гук оказался в беспомощном состоянии. На переднем плавнике мешком висел тюлень и не собирался отцепляться. Плавник сразу же заныл, и в воде показалась кровь. Маневренность была потеряна, и Гук ничего не мог сделать, чтобы освободиться от разъярённого зверя. В довершение он почувствовал сильный удар в бок — это одна из милых и изящных самок решила вступиться за своего покровителя и чувствительно стукнула Гука головой, пытаясь ухватить зубами гладкий и круглый его бок. Положение становилось угрожающим. Нужно было срочно что-то предпринимать. Времени для раздумывания не оставалось; решение пришло мгновенно и автоматически.

— Я дельфин Гук из рода Эрр! На помощь! — понёсся во все стороны призыв Гука. Сам же он, стараясь не вертеться — это причиняло боль плавнику, зажатому в пасти морского льва, — стал погружаться всё глубже и глубже, надеясь, что глубина и недостаток воздуха заставят морского льва разжать челюсти.

Медленно промелькнули вершины скалы с подводным лугом и ящерицами на нём, испуганно метнулась в сторону большая стая рыб-солдатиков, плавно расступилась парочка больших рифовых окуней, давая дорогу в глубину необычной паре. Превозмогая сильную боль в грудном плавнике, Гук погружался всё глубже и глубже.

Но что это? Среди треска окуней и щёлканья омаров, сидящих в расщелинах скал, среди всего многообразия звуков наполненного жизнью океана ему вдруг послышалось — да, пожалуй, послышалось, — что где-то далеко прозвучало такое знакомое: «Кто ты, друг? И нужна ли тебе моя помощь?»

И затем чей-то голос совершенно внятно сказал: «Здесь никого нет!» — а другой, очень похожий на голос его приятеля Тена, ответил: «Пахнет дельфином и кровью!»

Забыв о боли в плавнике, повернувшись в сторону, откуда шли голоса, Гук, ещё не веря случившемуся, бросил призыв:

— Я дельфин Гук из рода Эрр! На помощь! На помощь! — и что было сил рванулся вверх. Там, где-то там, были дельфины. А раз дельфины рядом — бояться нечего, скорее к ним, скорее, и всё будет в порядке! Не ожидавший такого толчка, морской лев ещё крепче сжал челюсти и ударил Гука задними ластами. Гуку показалось, что сумасшествие, охватившее льва, постепенно проходит и он становится снова полуразумным тюленем, способным немного соображать.

— Уйди! — приказал он льву, и тот, услышав его приказ, чуть разжал челюсти.

В НОВОМ СТАДЕ

— Вот он! Вот он! — треснуло в ушах Гука сразу несколько голосов, и в тот же миг два дельфина, плывя один чуть позади другого, пронеслись мимо Гука, резко затормозили, подплыли с другой стороны, внимательно осматривая его.

— Ты звал на помощь? Ты дельфин Гук из рода Эрр?

— Да! Да!

— А зачем ты держишь этого За-Лофа? Зачем ты сунул ему в рот свой плавник?

— Я играл с тюленями, а он напал на меня сзади. Теперь я никак не могу от него отцепиться, он, наверное, сошел с ума! — выпалил Гук. — Он не понимает самых простых слов.

Тем временем За-Лоф — так, оказывается, на языке морского народа назывался морской лев — начал понимать происходящее и теперь лишь искал случая, чтобы улизнуть от расплаты. Быстро отпустив плавник Гука, он рванулся наверх и хотел было удрать. Но второй дельфин, тот, который пока не принимал участия в разговоре, ловко задержал его, схватил челюстями за задние ласты.

— Хорошо, — одобрил его поступок первый дельфин. — Сейчас мы с ним поговорим. — И, уже обращаясь к сникшему За-Лофу, сказал: — Как ты смел напасть на дельфина?

Чуть покачивая головой, он напряг свой прожектор на лбу, максимально сузил пучок ультразвука и послал серию мощных импульсов прямо в голову За-Лофа. Гук и второй дельфин сделали тотчас то же самое. Сначала За-Лоф старался отвести голову, но вот она безвольно сникла, оглушённая мощным треском.

— Стоп! — скомандовал старший из приплывших дельфинов, и экзекуция морского льва прекратилась. — Скорее толкнём его наверх, а то, чего доброго, ещё захлебнётся!

Два дельфина бережно подтолкнули вялого За-Лофа к поверхности и даже слегка приподняли его голову над водой. Тюлень медленно открыл глаза, щурясь от яркого солнца, и глубоко вздохнул.

— Прощай! — чирикнул, обращаясь к тюленю, старший дельфин. — И не дуйся на нас. Смотри, твои самки волнуются без тебя.

— Ты плывёшь с нами? — Теперь старший дельфин обращался уже к Гуку.

— Да, но не особенно быстро, — попросил тот, слегка заваливаясь на правый бок, который весь горел и ныл. — За-Лоф чуть не выдернул мне плавник! — оправдываясь, сказал он.

— Сам хорош! Что бы ты делал, если бы мы не приплыли? Ты давно живёшь здесь? Что это за род Эрр? Почему его не было на прошлых межродовых играх?

— Я Гук из рода Эрр! Мой род живёт в десяти лунах пути отсюда.

Переговариваясь так, плыли дельфины, слегка поддерживая Гука с правой стороны. А навстречу уже неслись звуки большого стада дельфинов: потрескивание, неразборчивый ультразвуковой шум, в котором трудно разобрать отдельные слова, но который трудно спутать с чем-либо ещё.

Свершилось то, о чём часто в последнее время мечтал Гук: он попал в стадо дельфинов, родных ему по крови, понимающих каждое его слово и движение. Появление нового дельфина в стаде — большое событие. Вскоре вокруг Гука и его провожатых собралось всё стадо, состоящее из нескольких десятков дельфинов разного возраста. Среди них были и взрослые самцы, и самки, и молодёжь, и совсем маленькие дельфинята — совсем такие, каким был Гук два года назад.

Дельфины выстроились большим кольцом, головами к центру, а хвостами наружу, так что получилась огромная ромашка. В середине оказался Гук, и все дельфины его внимательно рассматривали. Гук почувствовал, что должен как-то объяснить своё появление здесь.

— Я Гук из рода Эрр! Я путешествую один в океане вот уже десять лун. Я был вместе с кашалотом Моби Диком в Великом холодном море, меня чуть не съел громадный кальмар, я видел подводное извержение вулкана, познакомился с людьми, видел много странного и загадочного в своих путешествиях и очень соскучился без друзей…

— Ты можешь остаться в нашем стаде, — сказала среди общего молчания Чакка — предводительница этого стада. — Мы пробудем в этих водах ещё недолго, а потом двинемся на запад — в Страну заходящего солнца. Там через две луны соберутся наши собратья из всех племён, и там ты всем расскажешь свою историю.

— Если можно, я пока останусь с вами, — сказал Гук.

Ромашка рассыпалась и разделилась на несколько небольших групп. Гук оказался в одной из групп вместе с пятью взрослыми самками, двумя молодыми самцами, одной молодой самкой и несколькими маленькими. Молодой самкой оказался тот второй дельфин, что приплыл на зов Гука. Она взяла как бы шефство над Гуком.

— Впереди плывёт Чакка — она глава нашего небольшого стада. Другая часть нашего рода должна быть в двух-трёх днях пути отсюда. Они скоро соединятся с нами. Меня зовут Эч, и я очень люблю играть в колесо. Ты играешь в колесо? Я не хочу хвалиться, но во всех соревнованиях я получаю первую всеобщую славу.

— Я раньше тоже хорошо играл в колесо, но больше я любил играть в перескоч. — И Гук рывком выскочил из воды и перелетел через замедлившую движение Эч.

— Подумаешь, одинарный перескоч! Я могу сделать четверной. Вот к вечеру, когда мы остановимся где-нибудь на отдых, мы сможем поиграть!

Прошло несколько дней. Как хорошо было чувствовать себя снова в стаде, в полной безопасности, спокойно и уютно. Другие дельфины словно понимали состояние Гука и не выспрашивали его о виденном, а лишь иногда обращались к нему за советами при неожиданных встречах. Иногда Гуку удавалось, вспоминая свои приключения, давать очень дельные советы. Постепенно сложилось так, что Гук, несмотря на молодость, оказался одним из опытнейших в стаде. Нечего и говорить, что по неписаным дельфиньим законам Гук постарался подробнейшим образом вспомнить и рассказать другим старейшинам всё, что могло представлять хоть самый незначительный интерес для дельфинов. Он рассказал и об охоте на кашалотов, и о схватках с кальмарами, и о встрече с кчиджи, и о Ле-Птони, и о пингвинах в Антарктике, и о многом другом. Теперь-то он был уверен, что его знания, полученные в трудном и рискованном путешествии, не пропадут даром, а будут использованы дельфинами.

С ещё большей жадностью Гук слушал своих новых наставников и друзей. С каждым днём перед ним открывался новый мир, с иными обитателями, которых не было в его родном Чёрном море, с иными правилами жизни в океане, с иными масштабами. Если Гук в общем знал Чёрное море и бывал у разных его берегов, то ни один из дельфинов рода Чакки не бывал у всех берегов Великого океана, где они жили. И это несмотря на то, что путь, который проделывало стадо Чакки, пожалуй, побольше пути родного стада Гука.

Здесь у дельфинов Великого океана были свои правила информации и обучения. Хотя они не плавали по всему океану, благодаря общению одного стада со многими другими дельфины знали о всех примечательных событиях и особенностях жизни во всех уголках океана.

ИСТОРИЯ ЭГГА

Дельфины время от времени упоминали о людях, с которыми им или дельфинам других стад приходилось сталкиваться в океане. По понятным причинам Гук с особенным интересом прислушивался к этим рассказам. Пожалуй даже, он жадно впитывал эти сведения, сопоставляя их с тем, что знал о людях сам.

Как и в родном Чёрном море, люди здесь плавали на кораблях, катерах и лодках, ныряли под воду и иногда тонули. В этом они не представляли интереса. Узнал Гук и о том, что люди здесь уже давно не убивают дельфинов, но с недавних пор то в одном, то в другом месте на дельфиньи стада стали устраивать охоты. В последние луны такие охоты в прибрежных водах происходили несколько раз, и все дельфины были об этом оповещены. Это взволновало Гука и вновь воскресило в его памяти печальные события детства. Однако дельфины кое-что знали о судьбе своих пленённых товарищей от тех дельфинов, которым удалось снова вырваться на свободу. И то, что пленённые дельфины были живы, вселяло в Гука надежду когда-нибудь вновь увидеть свою семью, услышать голос мамы…

Во время прошлого сбора дельфинов все были взволнованы рассказом одного старого самца, который отсутствовал несколько лун. Оказалось, что его вместе с другими дельфинами поймали сетью с быстроходного катера и долго возили по морю на корабле, а потом посадили в маленький каменный бассейн, где было очень неудобно плавать. Люди кормили его дохлой рыбой, а из чёрных круглых камней, висящих в разных местах бассейна (люди их зовут подводными излучателями), время от времени раздавались то тихие, то громкие свисты, трески и даже дельфиноподобные звуки.

Старый Урр отказался от рыбы и стал уплывать от людей. Прошло немного времени, и его пересадили в другой бассейн, немного побольше первого. В нём плавали три дельфина и огромный неповоротливый самец гринды.

Урр быстро освоился с новым обществом и стал им верховодить. Люди ему активно не нравились, и все дельфины в бассейне последовали его примеру.

Прошло ещё несколько дней, и вдруг уровень воды в бассейне спустился так низко, что плавать можно было лишь с трудом. Урра поймали, снова погрузили на корабль и… выпустили в океан.

Пока он находился в бассейне с другими дельфинами, ему удалось кое-что узнать, всё это он передал дельфинам. Среди этих сведений Гука особенно поразила история молодого дельфина Эгга.

Эгг жил со своим стадом около острова Оаху. Рано утром появилось несколько катеров, которые подогнали стадо дельфинов к Пингвиньей отмели, и Эгг оказался в плену, в маленькой ванне на палубе. Он был совершенно один, и это было неприятно. Потом его вынули из ванны и пересадили в деревянную клетку, которая покачивалась на якорях в глубине лагуны. И снова он был один: в воде рядом не было следов дельфинов и не было слышно их сигналов.

Он вплотную познакомился с людьми, из которых один проводил с ним больше времени, чем остальные. Вскоре Эгг понял, что люди дали ему новое имя — Кейки, и стал отзываться на него. Разумеется, он и не догадывался, что это странное для дельфина имя по-гавайски означает «ребёнок».

Как только Эгг несколько освоился со своим новым положением и стал охотно есть, рыбу стали давать только после того, как он по свистку подплывал к тренеру. Это было совсем несложно и даже скучно. Чтобы как-то разнообразить это скучное занятие, Эгг стал после свистка выскакивать из воды и, опираясь на быстро работающий хвост, пододвигаться к тренеру.

Потом людям зачем-то стало нужно, чтобы Эгг прикоснулся носом к подводному громкоговорителю после сигнала вызова. Постепенно громкоговоритель стали от него удалять и тем самым потребовали, чтобы дельфин подплывал к нему, чтобы прикоснуться. Если Эгг ошибался, то тренер от него уходил, давая время ученику на «размышления», а затем возобновлял занятия.

Тренировки Эгга происходили в большой полузакрытой лагуне, в которой был выгорожен сетью небольшой участок. После того как дельфин два дня прожил за сеткой, ему предоставили возможность выплыть в лагуну.

Сначала Эгг не желал покидать садок, а потом не желал в него возвращаться. А потом всё наладилось. По сигналу дельфин выплывал в лагуну и по сигналу возвращался в садок. Теперь Эггу разрешили плавать по всей отгороженной от моря части лагуны, однако он редко отваживался заплывать туда, где было достаточно глубоко.

Каждый день ему давали много холодной и мёртвой рыбы. В лагуне в преизбытке водилась живая рыба, но Эггу незачем было зря уничтожать её.

Когда люди сняли сети, отгораживающие лагуну от моря, Эгг не уплыл из лагуны. Он привык к людям и хорошо знал, что они не сделают ему ничего плохого.

Гук плыл в стаде свободных дельфинов и размышлял об Эгге-Кейки. Эгт-Кейки по своей воле остался жить с людьми! «Удивительно», — думал Гук.

Навстречу ему неслись послушные упругие волны; он был с друзьями, и ему было совершенно непонятно, как можно сидеть в деревянной клетке, есть дохлую, хотя и приятную, наверное, рыбу и не использовать первую возможность, чтобы попасть в свое стадо.

— Почему же Эгг не уплыл к своему стаду? — спросил Гук.

— Мне тоже это было непонятно, — сказала Эч, — но Чакка нам все объясняла. Эгг был совсем маленьким дельфином, он ничего ещё не знал о море. Наконец, ему было просто страшно плыть одному: ведь он и рыбу толком ловить не умел и не знал дороги к родному стаду.

Сбоку показался второй дельфин и тоже засвистел Гуку:

— Когда я услышал начало этой истории Эгга, я вспомнил, как я проявлял самостоятельность в детстве и несколько раз чуть-чуть не потерялся. А ты разве маленьким не попадал в переделки?

— А почему «начало истории»? — уклонился Гук от ответа. — Разве о Кейки что-нибудь известно ещё?

— Конечно, продолжение он рассказал сам. Ведь Эгг снова с родным стадом.

— Да, ему повезло, — просвистела Эч. — Он прожил у людей ещё несколько лун, подрос и стал, как они говорят, совсем ручным. Он много знал о людях, но мало о море. На него надевали разные ящички, мешающие плавать, и по такому сигналу, — Эч мелодично и сильно свистнула, — заставляли нырять. Но Эггу это не нравилось, и он не стал нырять глубоко. Может быть, он так навсегда и остался бы с людьми, но однажды во время опыта появилась огромная акула. Эгг очень испугался: он не знал, как надо поступать с акулами, и бросился в открытое море. Когда его испуг прошел, то ни акулы, ни людей рядом не было. Долгое время он плыл один, куда глаза глядят, а потом встретил дельфинов, и они ему показали дорогу к родному стаду.

— Эгга можно поздравить, — сказал Гук, думая о себе и своем стаде.

— Как говорит Чакка, всё это не так просто, — просвистел Тру, — И Урр и Эгг рассказывали о других дельфинах, которые, сколько себя помнят, живут с людьми. И они уж не собираются от них уплывать.

— Конечно, у них нет своего стада, им интересно с людьми, и они привыкли к новой жизни.

— Мне трудно этому поверить, — проскрипел Гук. — Как можно жить в каменных стенах и есть дохлую рыбу?

— Не торопись с выводами, помни, что говорит Чакка: «Всё это не так просто!»

«Может быть, это и так», — думал Гук. И он вспомнил, что сам при встрече в Антарктике с людьми не сразу уплыл прочь. Его тоже что-то тянуло поближе познакомиться с этими странными существами.

ПОДВОДНЫЙ ДОМ

Солнце стояло в зените, и дельфины медленно скользили в зелёных волнах океана. Они плыли над глубокой впадиной, а стадо Чакки было впереди и чуть в стороне. Рыбы не было, да дельфины ещё и не проголодались.

— Гук совсем ничего не знает о людях, — сказала Эч, — расскажи ему, Тру, о людях, которые живут под водой.

— Как бы не так! — свистнул Гук. — Люди умеют плохо плавать, они неуклюжи и медлительны…

— Это так, но мы знаем, что они могут нырять очень глубоко и остаются на глубине так долго, как может лишь Моби Дик. Правда, при этом на них надеты большие пузыри с воздухом и наверх тянется трубка.

— Вот видишь, они не могут свободно и легко плавать, где уж им жить в море!

— Гук, ты очень нетерпелив. Люди могут нырять и без воздушных трубок.

— Да, пожалуй, я познакомился именно с таким человеком подо льдом.

— Вот видишь! А ещё у них есть корабли, которые плавают под водой. Тебе они не встречались? — спросил Тру.

— И это ещё не всё, — свистнула Эч. — Людям, видимо, нравится у нас под водой, потому что они стали строить себе какие-то скалы.

— Какие скалы? — заинтересовался Гук.

— Мы знаем об этом от других дельфинов, — отвечал Тру. — Эгг познакомился с дельфином, который не хочет уплывать от людей, его зовут Тэффи. И этот дельфин помогает людям жить под водой в пустых внутри скалах…

— Да, Гук, Тэффи большой и умный дельфин, и он знает о людях много-много всего. Они ему нравятся. Он охраняет их от акул, и он-то и рассказал об этих скалах, — подтвердила Эч.

— Всё это странно, — просвистел Гук, — и я не слышал раньше ни о чём подобном. Наверное, эти скалы нужны людям как подводные убежища. Все неуклюжие и медлительные существа в океане прячутся в убежища. А что ещё рассказывал Тэффи?

— Люди, которые живут в этих пустых скалах, очень медлительны и совсем не выныривают на поверхность…

— А как же они дышат?

— Внутри скал очень много воздуха, так много, что из них всё время вырываются воздушные пузыри. Тэффи говорил, что от этого рядом с домом находиться очень трудно, так как стоит сильный шум.

— Я вспомнил, — просвистел Гук, — человек подо льдом тоже выпускал большие пузыри воздуха, и при этом раздавался сильный шум.

— Эгг не знает, что люди делают под водой. Рассказ Тэффи так его удивил, что он забыл расспросить об этом.

— Во всяком случае, — добавила Эч, — они не ловят рыбу. Для этого у них есть корабли и огромные сети. Гук, наверное, видел, как это делается.

Гук был знаком с обычными сетями, которые ставят у берега рыбаки, но не успел ничего сказать, так как словоохотливая Эч продолжала рассказ:

— Когда нам попадаются эти огромные грохочущие корабли, которые тащат за собой по морю длинные сети и процеживают через этот мешок океан, бывает очень забавно наблюдать, как глупые рыбы удирают во все стороны. Но иногда, — просвистела Эч, — рыбы бывает так много, что она забивает весь этот мешок. Некоторые глупые дельфины, особенно лагеноринхи, так увлекаются охотой на рыбу, что сами попадают в этот мешок.

— Ну для этого надо совершенно потерять голову, — просвистел Тру, — Я, например, люблю плыть рядом с сетью и хватать тех рыбешёк, которые считают себя уже в полной безопасности.

— Да, — сказал Гук, — из ваших рассказов я понял, что совершенно ничего не знал о людях. Мое знакомство с ними просто не идет в сравнение с тем, что знаете вы. Подумать только: дельфинов ловят не для того, чтобы убивать; их держат в плену, кормят и, как говорила Эч, делают ручными, а сами люди начинают жить под водой. Пожалуй, можно сказать, учатся жить под водой.

— Так-то, Гук, Чакка права, — просвистел Тру. — «Всё это не так просто». А теперь нам пора прибавить ходу, стадо ушло далеко вперёд.

И три гибкие мощные тени скользнули и растворились в синеве океана. Величественные волны бесстрастно катились вперёд и вперёд. И этому вечному движению стихии не было конца и края.

РАСПОРЯДОК ДНЯ

К рассказам своих новых товарищей Гук прислушивался с жадностью и мог слушать их без конца. Из них Гук узнал о том, что, по всей вероятности, из Великого океана был путь снова на запад, и в конце концов этот путь снова приводил в Великий океан, но уже с востока. Узнал Гук, что если плыть на север дальше и дальше, то, как и на юге, станет всё более и более холодно, и там снова появятся льды. И ещё он услышал о диковинных зверях, которые живут на севере океана.

Время в стаде пролетало для Гука быстро. День делился на три неравные части. Мало времени дельфины тратили на добычу пищи. Добывать рыб и кальмаров было совсем нетрудно: одни загоняли, другие оглушали рыбу ультразвуком и хватали. Обычно охотились дельфины всем стадом утром и вечером, когда солнце не слепило глаза и когда было спокойное море. Ночью некоторую часть времени все спали. Сон дельфинов — это совсем не сон в мягкой кровати, а, скорее, полудрёма с равномерным бессознательным выныриванием на поверхность через равные промежутки времени.

Конечно, у стада были и бодрствующие часовые, но на их долю приходилась нетрудная работа: во-первых, потому, что в море нет хищников, осмеливающихся нападать на стаю дельфинов, а во-вторых, потому, что ночное дежурство длилось для каждого часового очень недолго — может быть, час или чуть больше.

Основное время суток — третью и большую их часть — стадо тратило на весёлые игры, обучение малышей всему, что надо знать в жизни, спорам и рассказам. Стадо никогда не двигалось сплошным строем, а разделялось на небольшие группки. Это и естественно, ведь около каждой дельфинихи держались её дети, некоторые сами уже были взрослыми и имели своих собственных детей. Такие небольшие семейные группки составляли основу стада.

Конечно, никто не запрещал нескольким дельфинам, собравшись вместе, уплывать совсем в другую сторону, чем та, куда направлялось стадо. Главным требованием при этом было точное сообщение своего маршрута и регулярная связь со стадом.

Однажды Гук вместе с Эч и ещё одним дельфином решили сплавать на полянку с ящерицами, похожую на ту, которую как-то обнаружил Гук перед схваткой с За-Лофом. Эч знала такую полянку и обещала доставить друзьям удовольствие игрой с ящерицами под водой. Это место находилось довольно далеко от стада: туда надо было плыть не меньше полдня. Они отправились рано утром, не дожидаясь коллективной охоты, решив удовлетворить свой голод по пути. Часа через два пути Эч, которая была как бы старшей в этой тройке, повернулась назад в сторону стада и проверещала что было мочи: «Я Эч из рода Чакки! Я Эч из рода Чакки!» И, предупредив так дежурных по стаду, что у них всё в порядке, поплыли дальше. Через несколько часов они уже были на таком большом расстоянии от стада, что, как это хорошо знал Гук, пройти его не мог ни один звук дельфинов. Но Эч повела себя как-то непонятно: нырнула длин на десять и там начала кричать: «Я дельфин Эч из рода Чакки!»

— Зачем ты ныряешь и там кричишь? Кто тебя услышит, когда мы в пяти часах пути от стада? — спросил Гук.

— Как, неужели ты не знаешь о звуковых каналах в океане? — в свою очередь удивилась Эч. — В разных местах океана, на разной глубине — в пятидесяти, а то и ста длинах под поверхностью — лежат особенные слои воды, звук по которым может распространяться в сотни раз дальше, чем у поверхности воды. Все дельфины Великого океана знают об этом и часто пользуются ими для передачи сообщений на далекие расстояния. Если заранее договориться, то можно передать сообщение с одного конца Великого океана на другой за время меньшее, чем то, которое нам надо, чтобы наловить рыбу.

— А как же в стаде узнают, что им надо слушать звуковой канал?

— А ты не обратил внимание, что в стаде всё время кто-нибудь из дельфинов находится на глубине? Вот тот, кто бывает на глубине, тот и слышит любой сигнал в этом слое и рассказывает о нём товарищам.

ЯЩЕРИЦЫ ПОД ВОДОЙ

Эч привела друзей к берегам острова Тауэр и, как в хорошо знакомое место, поплыла в узкий пролив, который вёл куда-то в глубь острова. Через несколько десятков длин дельфины оказались в большом кратере древнего вулкана, теперь наполовину заполненном морской водой. Кругом них громоздились сероватые скалы, а на покатых стенках кратера грелось на солнце великое множество ящериц.

Ящерицы сидели не как попало, а каждая на своем участке, готовая защищаться от любого вторжения. На каждом таком участке располагались самец и несколько самок. Стоило другому самцу перейти или даже приблизиться к границам соседнего участка, как самец-хозяин приподнимался на высоких лапах и, повернувшись навстречу пришельцу, начинал мерно кивать головой, что означало вызов на бой. Внезапно одна ящерица бросалась на другую, и они сталкивались головами. Столкнутся и снова стоят друг напротив друга, мотают головами вверх-вниз, вызывают друг друга на новую схватку. Потом снова сталкиваются в лобовой атаке и снова расходятся. И так до тех пор, пока кто-нибудь не признает себя побежденным и не распластается на камне в униженной позе. Такого не трогают больше, и он может немного погодя спокойно уйти. Но если вторжение происходило на запретную территорию без соблюдения правил, то есть без вызова на битву, а тайком, то хозяин участка без предупреждения бросался на пришельца и кусал его за что ни попало, бил хвостом и царапал когтями до тех пор, пока не заставлял удалиться.

У подножия скалистого крутого берега с ящерицами было мелководье, заросшее водорослями. Спустившись со скалы, ящерицы прижимали ноги к туловищу и плыли прямо на своё пастбище, сильно мотая хвостам из стороны в сторону. Дельфины застали на пастбище штук пять крупных ящериц. Все они были заняты обгладыванием водорослей. Не обращая внимания на дельфинов, ящерицы продолжали срезать своими челюстями кусочки водорослей и отправлять их в объёмистое брюхо. Эч, ловко пристроившись сзади самой крупной из них, быстро схватила её за хвост и, приподняв над водорослевой зарослью, мотнув головой, бросила в сторону. Ящерица, с широко расставленными лапами, пыталась обрести равновесие, двигаясь по широкой дуге, но это ей удалось, только когда она опустилась на дно в двух длинах от дельфина. Странное дело: как ни в чем не бывало, она тут же стала снова ползать между водорослями, выискивая те, что казались ей вкуснее. Настала очередь Гука метнуть ящерицу, что он и сделал почти так же ловко, как Эч. При этом Гук успел нырнуть вслед за летящей в воде ящерицей и подбросить её носом к поверхности, потом ещё и ещё раз. Когда ящерица опустилась на дно, то не побежала в водоросли, как первая, а сразу же прижалась всем брюхом ко дну, всей своей позой выказывая полную капитуляцию.

Самолюбие Эч было ущемлено. Она быстро нырнула к песчаному дну в стороне от зелёной лужайки и, подкинув какую-то тяжёлую вещицу, стала балансировать на носу ею, держась в воде торчком, носом вверх. Эта вещица, небольшая, величиной с глаз дельфина, ярко-желтая, блестящая, плоская. «Такую штуку удержать на носу не так-то просто», — подумал Гук. И где же Эч нашла такую интересную штуковину? А Эч, словно догадавшись о мыслях Гука, нырнула ко дну и поманила его за собой.

— Смотри, сколько их здесь! — И она указала носом на груду тускло блестевших золотых монет, горкой лежавших среди полусгнивших остатков чего-то вроде дубового бочонка. Кругом из песка тут и там торчали остатки толстых брёвен, какие-то ржавые предметы. От ржавчины шли терпкие струйки воды, но от груды жёлтых кружочков — монет Гук не мог уловить никакого запаха. Ведь золото очень устойчиво, и даже в морской воде оно не растворяется и не окисляется.

— Ничего интересного нет, — возразил Гук. — Эти кружочки совсем мёртвые. Непонятно только, откуда они взялись, такие совершенно одинаковые.

— Нам рассказывали старейшины, что несколько поколений назад в водах этих островов часто встречались бесшумные деревянные суда размером в десять и двадцать длин. На них плавали по морю те самые люди, которых ты встречал в Южном полярном море на льдине. Иногда они громко трещали из каких-то коротких палок, и часто один корабль разрушал другой, и выбрасывали тогда много мёртвых тел за борт. Наверное, здесь лежит один из таких разбитых кораблей, и эти блестящие кружочки сделали люди.

— По непонятным нам законам, — вступил в разговор другой дельфин, — эти люди управляют большими судами и делают много всяких странных вещей. Но есть что-то общее между ними и нами. Может быть, они на земле то же самое, что мы в море.

— Иногда мне кажется, — сказал Гук, — что люди знают что-то такое, что нам очень важно, но неизвестно. У них такие огромные глаза, как у кальмаров, только более глубокие и живые, и очень приятные передние конечности — суставчатые и в то же время мягкие.

— Правильно, но откуда ты об этом знаешь? Ты разве был на празднике Великой Дружбы?

— Я даже не слышал об этом празднике. Но я встречался с двуногими подо льдом в Южном полярном море, — отвечал Гук. — А что это за праздник?

— Скоро узнаешь, ведь мы как раз и двигаемся к тёплым островам, где бывает этот праздник. Да, кстати, у тебя ещё болит плавник после драки с За-Лофом?

— Немножко. И знаешь, не заживают следы от зубов.

— Тогда поплывем лечиться. Помнится мне, где-то здесь были заросли геодии, я чувствовала их запах, когда мы проплывали в этот залив.

Открывая и закрывая рот, чтобы вода лучше промывала язык, дельфины медленно поплыли к выходу из затопленного кратера. Трудно, конечно, выбрать из тысячи запахов только тот, который тебе нужен, но врожденное чувство ориентировки никогда не покидает дельфина. Вот их собственные следы, вот запах ящериц, бегающих на пастбище, вот след от стайки барракуд, вот след от пингвина, а вот целая струя насыщена запахами морского льва. Пожалуй, надо плыть несколько пониже. И в самом деле: ближе ко дну четче стали выделяться запахи придонных обитателей. Вот пахнет лангустом — этот огромный рак сидит где-нибудь поблизости в своей норе и, наверное, даже перестал шевелить усами, почувствовав приближение больших дельфинов. Вот запахли крупные раковины, прикрепившиеся к скалам, а вот откуда-то донесся знакомый запах потревоженного морского апельсина — и у Гука сразу защипало язык. Интересно, какой это чудак решил трогать морской апельсин? И словно в ответ на этот немой вопрос, Гук увидел на дне под собой два морских апельсина, смешно наскакивающих друг на друга и трущихся боками. Иногда в сторону отлетали мелкие камушки из-под них, а вот показалась клешня одного из крабиков, живущих внутри.

«Так, подрались, значит, голубчики, а я должен нюхать ваш противный запах? Нет — подальше в сторону», — решил Гук. И тут ему в рот попадает новый запах. Запах сильный и незнакомый, горький немного и какой-то приторный. Откуда он? Сейчас узнаем: голову направо — пахнет слабее, голову прямо — пахнет так себе, голову налево — запах сильнее. Лёгкий поворот налево — и снова быстрый анализ. Через несколько длин запахло так сильно, что, кажется, весь пропитался этим запахом. А вот и Эч появилась, издалека видно, что она плывёт, как и Гук, время от времени проверяя, откуда доносится этот запах.

Прямо под двумя сплывшимися вместе дельфинами на дне, среди некрупных водорослей, возвышались странные сооружения или, пожалуй, не сооружения, а какие-то странные растения: коротенькие — в полдлины и толстые — наверное, не толще тела Гука, жёлто-оранжевые ветви, идущие от дна.

— Вот она, геодия. Знаешь, как лечиться? Потри больной плавник об это создание, да посильнее. Не бойся, будет сначала больно — она вся покрыта мелкими иголочками: они потом выйдут из кожи, и боль пройдёт. Главное, что после такой операции твоя рана быстро заживет.

Гук осторожно, сжав челюсти, чтобы не задохнуться от противного запаха, приблизился к одному из стволов. В нём виднелись какие-то отверстия, ведущие внутрь. Из некоторых отверстий-каналов высовывались креветки, в других шевелились какие-то черви, по поверхности этой губки — а геодия и была именно огромной губкой — ползали мелкие моллюски. Гук пристроился как-то сбоку и, оттопырив плавник подальше от тела, прикоснулся к шершавой поверхности губки. Он ждал болезненных уколов и поэтому не особенно испугался. Ещё и ещё раз проводил он больным плавником по поверхности губки, всё сильнее нажимая на неё. «Хватит, наверное, — решил он. — И так все дельфины будут теперь шарахаться от меня из-за этого противного запаха».

— Эй, Гук! Ты заснул около губки, что ли? — защёлкала сверху, от поверхности, Эч. — Хватит тереться об эту тёрку, поплыли обратно к стаду!

ПЕРЕСКОЧ И ДРУГИЕ ИГРЫ

В стаде всё шло своим чередом. Многие группы дельфинов расплылись на день по океану, и теперь стадо занимало площадь во много тысяч длин. Ближе к вечеру группа за группой собирался морской народ, и все принимались за игры. Чего только здесь не выделывали дельфины! В зависимости от численности игры бывали равные. Если играют три-четыре дельфина, то обычно в перескоч. Разбегутся и перескакивают друг через друга. Особым шиком считалось перескочить другого, когда тот не ожидает: из самого неожиданного положения или даже без разгона, с места. В стаде Чакки оказались мастера перескакивать даже боком. Это было удивительное зрелище, когда один из двух спокойно двигающихся у поверхности дельфинов вдруг выметывался в воздух и оказывался с другой стороны спутника. Гук подумал, что если уж ему доведётся вернуться в Чёрное море, то он научит всех дельфинов такому трюку.

Другая игра, в которую можно было весело играть, когда было мало народа, — спираль. Один дельфин спокойно плывёт вперёд, другой догоняет его сзади и крутится вокруг него спиралью, перегоняя и выплывая вперёд. Победитель тот, кто сделает больше витков вокруг другого. Эта игра была знакома Гуку, и он даже знал встречную спираль, когда спираль закручивает один из плывущих навстречу дельфинов.

Другая весёлая игра — таран. Разгонятся два дельфина издалека и мчатся друг на друга. В самый последний момент отворачиваются и проносятся на расстоянии полплавника друг от друга. Самое главное в этой игре — разогнаться посильнее и пронестись мимо друг друга близко-близко.

Ну конечно, играли дельфины и в колесо — чудесную весёлую игру, в которую можно было играть часами. Нужно было плавать большими кругами. Обычно первый круг надо было сделать на большой глубине, а каждый следующий — всё ближе и ближе к поверхности. Наконец, последние круги уже были у самой поверхности, и даже можно было вылетать из воды и кончать круг в воздухе. Это было замечательно! Правда, в колесо, как и в прыжки в высоту, лучше было играть, когда рядом было много противников, равных по силе и ловкости. Так бывало, когда вместе сходились несколько стад и особенно когда объявлялись межродовые игры. Тогда сотни дельфинов одновременно могли вырываться в воздух, соревнуясь, кто прыгнет выше. Чтобы определить победителя, прыгать приходилось очень слаженно, в один и тот же момент вырываясь из воды вверх. На две длины мог прыгнуть всякий дельфин, на три — лишь некоторые, но находились время от времени и такие мастера, которые могли прыгать даже на пять длин!

Чтобы хорошо прыгнуть вверх, прежде всего было нужно нырнуть и помчаться к поверхности, всё скорее и скорее работая хвостом. Если разгонишься, то можно смело выскакивать и крутиться в воздухе, как сумеешь, но если почему-либо замедлил движение перед прыжком, то лучше и не выскакивать — прыжок получится некрасивый, и все долго будут хихикать.

В этот вечер стадо Чакки соединилось с другим стадом, которое проводило время у острова Кокос, в трёх днях пути отсюда. Возглавляла это стадо Речи — одна из дочерей Чакки. Другая старшая дочь Чакки — Чимк — была главой третьего небольшого стада этого же рода и проводила сейчас время в открытом океане, в пяти-шести днях к западу от Черепашьих островов. Весь род должен был собраться у известных только им Коралловых островов, далеко на западе отсюда, в то время, когда красная звезда по вечерам будет встречаться с полной луной над горизонтом. Там же к роду должны будут присоединиться молодые самцы, путешествующие по Великому океану под руководством опытных взрослых самцов.

— Будут родовые игры, и, может быть, мы договоримся с другими родами о проведении межродовых игр! — с восторгом заключила Эч. — Знаешь, какие есть веселые дельфины в роде Кэц, а кроме того, так интересно бывает слушать знаменитого Ра-Корра из рода Ти-Чи-Ли, когда он рассказывает о прошлых временах и дальних странах.

Стадо Чакки день за днём двигалось всё дальше и дальше от Черепашьих островов на запад. Путь дельфинов лежал через самый большой океан на Земле — через Великий, или Тихий. В открытом океане было не менее интересно, чем у берегов островов. Тут были и кальмары, хорошо знакомые Гуку по встречам в Атлантике, и летучие рыбы, и фрегаты, и стаи тунцов, и золотистые макрели, и ещё великое множество рыб, многие из которых пока ещё не нашли своего места в справочниках и музеях человека. Здесь Гук познакомился с удивительной змеиной макрелью — ночной и глубоководной жительницей, которая поднимается в верхние слои воды только в безлунные ночи. Длинное гибкое тело, длиной с Гука, огромная зубастая пасть и — самое интересное, что удалось разглядеть Гуку, — светящиеся зубы, которые направлены острыми вершинами назад. Уж если какая-либо добыча попадётся в рот этой хищнице, эти зубы не дадут ей вырваться обратно. А другая встреча была совсем из другого — дневного и солнечного — мира. Маленький и безобидный родственник кальмаров — малютка аргонавт однажды встретился со стадом дельфинов. Странные существа размером с большое яйцо медленно скользили у поверхности воды.

Спинка кораблика-аргонавта окрашена в нежно-фисташковый цвет и прерывается серебристыми полосками, идущими с боков. Нижние полоски и бока туловища — серебристо-коричневые и отливают то красноватым, то сероватым, то голубым. По всему телу, кроме того, рассыпано звёздочками множество мелких блестящих пятнышек. У этого головоногого моллюска сохранилась и раковина — тонкая-тонкая, словно бумажная. Отсюда, кстати, и название моллюска — португальский, или бумажный, кораблик. Зачем нужна раковина моллюску, который плавает по морю? Оказывается, для того, чтобы хранить там яйца, из которых выведутся маленькие аргонавтики. И раковина поэтому есть только у самки. Двигается это маленькое чудо, как и все головоногие моллюски, головой назад, выбрасывая предварительно набранную внутрь воду из небольшой воронки — реактивного двигателя.

Без особых приключений день за днём стадо продолжало двигаться всё дальше и дальше на запад. Океан был спокойным, ветер — ровным, и дельфины вовсю развлекались. Но вот на пятый или шестой день путешествия от Черепашьих островов вечером погода изменилась. Обычно желтовато-зелёный чистый вечерний небосвод стал тревожно-красным, а на горизонте появилось небольшое тёмное пятнышко.

Ночь прошла спокойно, даже как-то чересчур спокойно: ни дуновения ветерка, даже волны как будто замедлили свой бег. Как будто ничего не изменилось в природе, и в то же время как будто всё переменилось. Исчезли птицы, всегда реющие над океаном, куда-то пропали красавицы золотые макрели и тунцы. Даже акулы и те опустились поглубже.

Впрочем, сказать, что скрылись все акулы, было бы неверно. Именно в эти предгрозовые часы встретила стая дельфинов огромную китовую акулу. Даже для дельфинов такая встреча была событием. Они долго сопровождали это чудовище длиной, по крайней мере, в десять длин Гука, внимательно разглядывали его и даже попробовали поиграть. Уже самые маленькие дельфинята знали, что этой громадины с лягушачьей мордой и пастью, способной целиком вместить взрослого дельфина, бояться совершенно нечего, так как питается она только планктоном. Но взгляд на огромную, плоскую и широкую голову с маленькими, туповатыми глазками и громадными складками, свешивающимися вниз от уголков безмерно большого рта, производил жутковатое впечатление. Перед широкой пастью гиганта морей веером плыла стайка полосатых, как зебры, лоцманов. Целая куча прилипал, самые большие из которых были чуть ли не с Гука величиной, уместилась у гигантской акулы на брюхе.

Природное любопытство, весёлость и игривость не изменили дельфинам и на этот раз. Вполне освоившийся в стаде Гук на этот раз выступил заводилой и подговорил нескольких дельфинов поиграть с акулой. Моментально созрел план — с двух сторон подплыть к акуле и осторожно прицепиться к её грудным плавникам. Самое главное, как знали дельфины, было уберечься от ударов ужасного хвоста гиганта, который легко мог свернуть голову любому самому сильному дельфину. Задумано — сделано. И вот уже по два дельфина висят, крепко вцепившись в широкие грудные плавники. Что тут произошло! Растерявшаяся в первый момент акулища заработала хвостом так, что на поверхности моря образовалась огромная воронка. Проплыв сколько-то у поверхности, акула ринулась в глубину, да с такой скоростью, что даже у видавших виды дельфинов захватило дух. Но все крепко держались, переговариваясь между собою. Десять, двадцать, пятьдесят длин в глубину проносится акула с висящими на ней хулиганами-дельфинами. Движения гиганта по-прежнему такие же легкие и уверенные, как будто не к ней прицепились дополнительные полтонны веса. Наконец, на глубине в сто длин, в совершеннейшем мраке дельфины решили отцепиться от своего живого буксира и разом по команде разжали челюсти и расплылись в стороны, избегая ударов хвоста. Всё кончилось благополучно, и ещё долго после этого участники диковинного рейса рассказывали другим дельфинам о своих впечатлениях. А Гук решил, что такой способ игры с акулами гораздо более заманчивый и интересный, чем простое их избиение.

Нам, сухопутным жителям, бывает страшно, когда повстречается в море ураган, буря, шквал или просто наступает плохая погода. Дельфины — жители моря, и не страшны им ни бури, ни ураганы в их родной стихии, к ним они привыкли, они знают их особенности и даже — что уже совсем удивительно для нас, сухопутных крыс, — идут навстречу разбушевавшимся стихиям. Так было и на этот раз. Как только по многим явным и незаметным признакам дельфины определили, что надвигается не простой шторм, а ураган, они двинулись ему навстречу. Можно было этого не делать, можно было просто уйти в сторону от урагана — времени оставалось вполне достаточно. Но по решению Чакки, поддержанному единодушно всеми взрослыми дельфинами, было решено изменить курс движения и пойти навстречу урагану. Немаловажное значение при этом имело то, что маленькие дельфинята стада ещё ни разу в жизни не были в урагане, и взрослые сочли необходимым познакомить их с ним. Это был, так сказать, для них один из предметных уроков в великой школе жизни. Но и самим взрослым было интересно ещё раз побывать в урагане, наверное, так же интересно, как альпинистам взбираться на высокие горы, спелеологам открывать неизвестные пещеры или туристам, взвалив на плечи тяжёлый рюкзак, идти в снег и слякоть по новым, нехоженым тропам.

Небо было серое от быстро бегущих облаков, которые неслись так низко, что казалось, волны вот-вот достанут до них. Так прошло полдня. Временами начинался дождь, и вместе с сильным ветром он доставил немало неприятностей малышам из стада; они ещё не умели как следует «отплевываться», когда им в дыхало сильным ветром неожиданно заносило крупные брызги. Многие из них ещё и потом, спустя несколько дней после урагана, продолжали чихать и кашлять.

Ураган — это огромный вихрь, воздуховорот, мчащийся над океаном. По его краям ветер крутит сильнее всего, в центре — затишье. Как только стадо попало в полосу сильного ветра, то направление движения снова изменилось — дельфины направились поперек ветра, прямо в центр урагана. Через несколько часов они оказались в штилевой зоне. Кругом на огромном пространстве бушевали ветер и волны, здесь же, на крошечном пятачке, диаметром, может быть, в несколько десятков километров, стояла удивительная тишина. Но зато море было неописуемо. С каждой стороны урагана ветер гнал волны, и в центре они все сходились вместе, образуя невероятную толчею. Волны были не длинные, но очень крутые, — скорее, это были не волны, а настоящие водяные стены с глубокими пропастями-провалами между ними.

Бедным малышам приходилось туго в этой сумятице волн, а взрослые немедленно принялись играть: кто перескочит через самую большую впадину между волнами, отталкиваясь от одной вершины и взлетая на другую вершину волны.

К вечеру ураган пронёсся, и солнце погружалось уже в спокойное море. Приближалось полнолуние, и с каждым днём красная звезда всё ближе и ближе сходилась с диском луны на ночном небе. Через несколько дней должна была состояться ежегодная встреча всего рода, а до места встречи, уединённого кораллового атолла, оставалось несколько дней пути.

У КОРАЛЛОВОГО АТОЛЛА

Ещё задолго до встречи всего рода у кораллового атолла в стаде было многое известно через систему бесперебойной связи между разными стадами дельфинов, сведения шли и по подводной дальней связи и, главное, благодаря непрерывному обмену небольшими группами дельфинов между стадами. Обычно группки по два-три дельфина, приплывавшие из других мест, находились несколько дней в стаде и потом снова исчезали, уходя в свое родное стадо и перенося множество новостей. Так, все знали, что стада самцов уже несколько дней находятся в районе встречи и что стадо Чимк подойдёт одновременно с основной частью рода, в которой сейчас плыл и Гук.

Безбрежный Великий океан кончился. Теперь на пути стада каждый день встречались небольшие островки, группы островов, скалы, коралловые рифы. Стадо вошло в воды Полинезии, удивительной страны тысяч островов, простирающейся от Гавайских островов на севере до Новой Зеландии на юге. Гук с возрастающим любопытством изучал окружающую природу и ждал, не мог дождаться, когда же наконец стадо достигнет назначенного кораллового атолла, чтобы как следует познакомиться с жизнью в этой части океана. И наконец настал день, когда Эч предупредила Гука о том, что сегодня они должны увидеть нужный и долгожданный атолл.

Вскоре после полудня Гук увидел впереди типичную картину, которая знакома всякому приближающемуся к атоллу: пенистая полоса прибоя, за ней ослепительно белый песок с ярко-зелёной полосой кокосовых пальм. Атолл был огромный: полоса зелени тянулась с небольшими перерывами вправо и влево так далеко, что тому, кто захотел бы проплыть из конца в конец атолла, понадобился бы, наверное, не один день пути.

— У этого атолла наш род собирается на протяжении жизни многих поколений, — объяснила Гуку Эч.

— А чем отличается этот атолл от других?

— Здесь очень большая лагуна, и в неё ведет сразу несколько хороших проходов из океана. В этой лагуне может долго жить не только один наш род, но и еще несколько.

Стадо тем временем подплыло к самому атоллу. Гук слышал оглушительный рёв океана, разбивавшего волны о коралловый риф, широким кольцом опоясывающий весь атолл со всех сторон. Стадо уверенно направлялось прямо в разбивающиеся о скалы волны и вскоре очутилось в широком — в несколько десятков метров — проливе, который образовался на месте разрыва в сплошной стене кораллового барьера. За этим проливом лежала спокойная и мелководная внешняя лагуна атолла. Здесь в этот час дня почти не было волнения: все волны разбивались о внешнюю часть рифа, и стадо дельфинов спокойно проплыло через следующий глубокий пролив во внутреннюю лагуну атолла. То, что Гук принял издалека за большой остров, оказалось узкой цепочкой длинных песчаных островков, образующих вместе окружность во много километров. Ширина полоски суши оказалась ничтожной — не больше 50 длин. Всё пространство внутри этой суши оказалось занятым большим озером — лагуной. В ней тут и там возвышались отдельные коралловые рифы, но они здесь не достигали такой мощности, как во внешнем барьерном рифе, окружавшем атолл со стороны моря.

Наконец-то Гук мог спокойно познакомиться с жизнью кораллового рифа с разных сторон. Вскоре у него появилась хорошая компания — двое молодых самцов, только что вернувшихся из длительного путешествия на север и восток, конечно же, Эч, привязавшаяся к Гуку за время путешествия, и один старый дельфин, сопровождавший молодых и очень хорошо знавший этот атолл. Во главе с этим дельфином стайка приятелей обшарила уголок за уголком внешней и внутренней лагуны, и Гук узнавал всё новые и новые чудеса.

Весь этот коралловый остров — результат труда многих поколений коралловых полипов — небольших организмов, похожих на хорошо знакомых Гуку по Чёрному морю актиний (полупрозрачных мелких животных с многочисленными щупальцами), питающихся всякими мельчайшими органическими остатками, попадающими на поверхность их клейких щупалец. У коралловых полипов в нижней, основной, части образуется известковый скелет. Миллионы таких скелетов и составляют коралловые острова, рифы. На коралловом рифе живым оказывается только верхний слой полипов, развивающийся на этих известковых скелетиках от прошлых поколений полипов.

В разных частях острова встречались разные колонии кораллов. Всего лучше были развиты коралловые колонии на внешней части острова, где морская вода все время приносит массу питательных веществ и необходимый для жизни кораллов кислород и растворенный кальций, из которого полипы могут строить свои скелеты.

С внешней стороны коралловый барьер отвесно уходил в пучину. Гук сразу же захотел нырнуть поглубже и посмотреть, где же кончается этот барьер, но сначала он набрал слишком мало воздуха и не смог нырнуть глубже ста длин, а потом, когда он нырнул почти на двести пятьдесят длин, он всё равно не достиг дна океана. По-прежнему со стороны острова возвышалась вертикальная отвесная стена, уходящая дальше в глубину. Правда, внизу эта стена была иной, чем вверху. Куда исчезли яркие краски, куда девались тысячи мелких рыб всех возможных цветов, снующих у поверхности кораллового рифа? Мёртвые тела кораллов, вернее, только то, что осталось от живших сотни и тысячи лет назад кораллов, скреплённые и сцементированные известковыми водорослями.

— Кораллы могут жить только недалеко от поверхности воды, — рассказывал старый дельфин, — и самые яркие из них живут в самой чистой и прозрачной воде.

Как бы подтверждая его слова, мимо Гука неслись красные, розовые, жёлтые, оранжевые кружева полипов, живущих колониями у поверхности рифа. А рядом темнели кораллы фиолетового цвета и самых разных оттенков зелёного: от изумрудно-зелёного до серо-зелёного. Самой неожиданной была и форма коралловых кустов. Здесь были и широкие блюда, и огромные мозговидные глыбы, и кусты длинные и тонкие, и кусты толстые и низенькие, и коралловые зонтики, и балкончики, и козырьки, и самые невероятные сочетания цвета и формы.

Но коралловая стенка только издали казалась сплошной. Вблизи в ней открывалось бесчисленное множество трещин, проходов, закоулков, туннелей, ямок и впадин. И отовсюду на Гука смотрели глаза то хищной мурены, спрятавшей своё змеевидное тело в узкую щель между коралловыми глыбами, то каких-то крабиков, покрытых длинными волосами, а между кораллами сновали полчища рыбёшек. Вот стайка рыб-бабочек — голубых с золотыми полосами. Вот куда-то направляются стайки красно-золотых рыб, а вот уж совсем невиданное дело: рыбы, толщина тела которых не больше зуба Гука; посмотришь на них сверху или спереди — ничего не видно, еле заметная чёрточка в воде. А посмотришь сбоку — рыба как рыба, только широкая какая-то. А им, наверное, таким тоненьким, очень удобно протискиваться меж густых зарослей кораллов внутри рифа. Вот мелькнула группа совершенно голубых помацентрид, а среди них, как принцы, плыли несколько светло-зелёных с золотыми хвостами. Вот важно плывут две коралловые трески — красные с голубыми пятнами, а кто это выбирается из-под кораллового куста с такими яркими красными стрелами на боках? А, да это перламутровый королевский окунь.

Гук мог часами как заворожённый медленно скользить над коралловыми колониями и открывать всё новых и новых рыб. Такую алую рыбу с чёрно-белым поперечным поясом нарочно не придумаешь! А разве можно увидеть где-нибудь кроме кораллового рифа, эту коричневую сверху и оранжевую снизу красавицу рыбку с бледно-голубой полосой поперёк головы?

Вскоре Гук хорошо разобрался в этом карнавале. Он понял, что эти ярко окрашенные рыбёшки совершенно исчезают на фоне ярко окрашенных кораллов, а некоторые из них — те самые, которые словно привлекают своей окраской к себе внимание хищников, — моментально скрываются среди шевелящихся щупалец актиний или морских анемон. Все щупальца их со стрекательными ядовитыми клетками, и горе тому неосторожному хищнику, который погонится за красивыми рыбками: если он большой, то будет обожжён и напуган, а если маленький — парализован и втянут щупальцами в ротовое отверстие этого «цветочка». Заметил Гук и то, что самые большие анемоны — те, которые величиной с его хвост, — бывают чаще коричневатые и зеленоватые, а самые мелкие всегда бывают очень яркими. И красными, и синими, и зелёными, и голубыми, и жёлтыми, и фиолетовыми…

— Посмотри сюда, Гук, — позвала его Эч, — видишь этот предмет на дне, между кораллами?

Гук сразу же увидел большое темное, видимо, мягкое существо вроде толстого червяка или огромной сосиски с полметра в длину. Еле заметно двигался этот «червяк» по песку, и было видно, как мелкие песчинки и мусор исчезали в его небольшом ротовом отверстии, окруженном несколькими клейкими щупальцами. А сзади за этой живой землечерпалкой оставался след из очищенного от всякого съедобного мусора песка, прошедшего через кишечник этого родственника морской звезды, голотурии или трепанга. Но что это такое? Только что плававшая сзади этой сосиски небольшая серебристо-зелёная рыбка вдруг как-то аккуратно пристроилась к отверстию в теле сосиски и, сделав несколько быстрых движений, исчезла внутри голотурии, лишь голова виднеется в отверстии, но вот и голова скрылась внутри тела животного. Такого Гук ещё не видал. Вот уж никогда бы не подумал, что рыба сама бросается в живот!

— Смотри, смотри, Гук! Это ещё не все!

И в самом деле, чудеса, оказывается, только начались. Вот из отверстия снова появилась голова, туловище, а вот и вся рыбка цела-целёхонька. Снова плавает вокруг своего живого дома, подбирает крошки со дна. Но стоит приблизиться хищнику — она снова юркнет в свой дом. Такую невкусную черную тушу, набитую песком, разве кто-нибудь станет есть!

Внимание Гука снова привлекли коралловые рыбки. Оказывается, они крутятся среди коралловых зарослей не просто так, а потому, что кораллы дают им и кров и стол: эти рыбёшки питаются нежными живыми частями коралла. Тут и там можно видеть, как они общипывают бедный коралл, который ни убежать, ни скрыться никуда не может. У многих из этих рыб даже форма рта специально приспособлена, чтобы лучше сгрызать полипы с их твёрдых оснований: то в виде клюва, то в виде рыльца, как у свиньи… Кажется, можно бесконечно наблюдать за жизнью большого кораллового рифа и никогда не узнать всю её до конца. Откуда взялась эта огромная стая щетинкозубов? Только что в этом направлении мелькали отдельные рыбы-попугаи и никаких плоских, круглых, ярко-жёлтых рыб с чёрными полосами не было видно, а теперь они тут как тут.

«Из расщелины какой-нибудь выплыли», — решает Гук. А за щетинкозубами уже спешат парами, как в каком-то непонятном танце, серебристые тарелки, с коричневой головой и чёрным хвостом, а за ними важно двигаются четвёрками какие-то блины с фиолетовыми и оранжевыми вертикальными полосами и плавниками, развевающимися шлейфом сзади.

Минутку внимания! Только что плыла совсем некрасивая коричнево-зелёная рыба небольшого размера. Хотел Гук уделить ей чуть больше внимания — двинулся к ней навстречу и замер от удивления: на месте обыкновенной рыбы появилось сначала что-то толстое и бесформенное, а потом — настоящий шар, да не простой, а весь покрытый длинными тонкими иглами. Нет уж, пожалуй, подальше от этого колючего шара!

Между внешним рифом и берегом атолла в более спокойной воде лагуны встречались огромные раковины тридакны — самые большие раковины, когда-либо виденные Гуком в океане. Они достигали длины Гука, а однажды он обнаружил ещё большую раковину. Громадные створки её, сверху серовато-зелёные, были приоткрыты, и наружу высовывались ярко-лиловые складки мантии — мягкой внутренней выстилки. Но стоило даже небольшой рыбе приблизиться к этому гиганту, как её створки немедленно захлопывались.

«Вот интересно! — подумал Гук. — Чем же она питается?» И принялся терпеливо ждать, надеясь увидеть, кого она поймает. Прошло довольно много времени, солнце заметно передвинулось по небосводу, а Гук так и не смог увидеть охоты тридакны. Но зато он увидел, как у спокойной раковины в складках мантии открывались два больших отверстия. Через одно из них вода широким потоком устремлялась внутрь раковины, а через другое — такой же поток выходил изнутри.

«Не иначе как этот гигант питается морской водой», — решил Гук, и он был не так уж далек от истины. Если бы Гук мог рассмотреть как следует воду в этих потоках, то обнаружил бы, что вода, выходящая из раковины, совершенно чистая — без мелких частиц ила, грунта и, главное, без того огромного количества мельчайших планктонных организмов — рачков, водорослей, которые всегда находятся в морской воде. Эти почти микроскопические существа и служили пищей гигантской раковине. Время от времени створки открывались пошире и из выходного отверстия вода била настоящим фонтаном, вынося скопившиеся внутри раковины непереваренные частицы и отбросы.

Но, пожалуй, самого удивительного способа питания этой раковины Гук увидеть не смог. Он не знал, что внутри мантии тридакна имеет постоянный и практически неиссякаемый резерв пищи. Там живут крошечные водоросли зооксантеллы, которые находят в тканях раковины защиту от ярких лучей тропического солнца и углекислоту, необходимую им для жизнедеятельности. В свою очередь, тридакна переваривает в кишечнике некоторое количество водорослей, попадающих туда при избыточном размножении их в тканях мантии. И раковине и водорослям такое сожительство очень выгодно.

И всё-таки, несмотря на красочную и богатую жизнь рифа днём, Гук знал, что это лишь жалкие остатки того, что происходит здесь ночью, когда просыпается, приходит в себя весь риф после ослепительного солнца. Тогда раскрываются все полипы на коралловых колониях, тогда выходят на охоту миллионы сумеречных жителей, днём скрывающихся в трещинах, глубоких пещерах, под глыбами мёртвых рифов и в других тенистых местах. Прячутся на день под обломками кораллов знаменитые тигровые каури — белоснежные раковины с нежной окраской верхней части с переливами голубого, коричневого, зелёного, кремового цветов; прячутся туда же моллюски «кошкины глазки» с большим темно-зелёным пятном на поверхности раковины, окружённым коричнево-белыми кольцами, — ну совсем как глаз у какого-нибудь зверя. Прячутся подальше от дневного света страшные конусовидные моллюски, способные своими длинными мясистыми хоботками с острыми зубчиками на концах парализовать даже крупную жертву… Красивый, но опасный мир живёт в коралловых рифах, и горе тому существу, которое посмеет неосторожно вторгнуться в этот красочный заповедник. Но наш Гук, руководимый опытными консультантами — Эч и старым дельфином, — ничего не хватал, ничего не тревожил: он только смотрел, запоминал, смотрел и восхищался красотой и многообразием жизни.

ДЕЛЬФИН ГУК ИЗ РОДА ЭРР И ЧАККИ

Конечно же, Гук не мог всё время проводить на рифе хотя бы потому, что быть вместе с собравшимся стадом было не менее интересно. Когда в лагуне собрался весь род Чакки — и стадо самой Чакки, и стада, приведенные её дочерьми Речи и Чимк, и стада самцов, — прежде всего наступило время обмена информацией. Что где встретили особенного и необычного, чему интересному научились дельфины за это время, что услышали интересного от других дельфинов, что стоило бы запомнить и оставить на вечное хранение в коллективной памяти стада. Мы не знаем, как шёл этот обмен новостями, но вскоре все дельфины в роде знали главные события, которые надо было запомнить; и к тому необъятному количеству сведений, что уже хранились в голове каждого дельфина и в памяти всего рода, добавились новые крупицы, среди которых заметное место занял рассказ Гука о его путешествии и о приключениях, выпавших на его долю. Особенно привлёк старейшин рассказ Гука о встречах с кчиджи, о путешествии в холодном полярном море и знакомстве подо льдом с людьми, которые повторили его голос, наконец, о его встрече с гигантскими волнами, которые понесли его над землей. Последнее сообщение особенно заинтересовало слушателей, так как в это же время, когда гигантские волны цунами накатывались на берег, стада рода, находившиеся в разных местах океана, чувствовали тоже что-то странное — гул, толчки — и по океану прокатывались волны, только небольшие и никому не представляющие опасности. Такие волны на памяти даже каждого из старейшин, не говоря уже о памяти всего стада, случались не раз. Но вот то, что у берегов проходят огромные волны, пока дельфины не знали и попросили Гука ещё раз повторить это место рассказа.

Рассказывая о своей встрече с Моби Диком, очень коротко и невзначай Гук упомянул о том, что научился нырять на глубину больше 250 длин. Это вызвало всеобщее изумление: ни один из дельфинов рода не мог нырять так глубоко. Старейшины остановили Гука и потребовали, чтобы он снова и подробнее рассказал, как он достиг такого результата. Гук рассказал им, что после того, как он наелся кальмаров на глубине, ему стало легче нырять и он мог дольше пробыть на глубине. Поблизости от атолла не встречалось стай кальмаров, но Гук несколько раз повторил свой рассказ о том, как можно увеличить глубину погружения, и это сообщение тоже было оставлено в памяти стада.

После обмена информацией Гук стал едва ли не самым известным дельфином в роде Чакки. Дело в том, что до сих пор очень редко бывало, чтобы столько сообщений, сделанных одним дельфином, стадо решало сохранить в своей памяти. И не только сохранить в своей памяти, но и передать другим стадам: эти сведения было решено сообщить первым же встречным дельфинам из рода Ти-Чи-Ли и особенно из рода Кэц, район обитания которых лежал к югу от района рода Чакки и доходил даже до Южного полярного моря.

Как-то после очередного рассказа Гука один из слушающих дельфинов задал вопрос, которого так боялся Гук:

— Скажи, Гук, почему ты покинул своё стадо и даже уплыл из своего рода?

На Гука со всех сторон смотрели спокойные и весёлые, знакомые и незнакомые глаза. И все они, как показалось Гуку, задавали ему тот же вопрос: «Да-да-да! Расскажи-ка нам, почему ты покинул своё родное стадо?»

— Наверное, я виноват перед вашим стадом, что не рассказал сразу, почему я ушёл из своего рода. Но я не просто ушёл, я был изгнан, изгнан навсегда из своего рода… — тихо проговорил Гук и рассказал дельфинам ту историю, которую мы уже знаем. — Старейшины решили, — закончил Гук, — что я недостоин жить среди дельфинов и заслуживаю самого страшного наказания. Сначала я решил умереть и хотел выброситься на берег под палящие лучи солнца, но потом решил выполнить приказ старейшин и покинуть навсегда Чёрное море, чтобы никогда больше не возвращаться.

Мнение старейшин и другого рода должно с уважением рассматриваться среди дельфинов, и никогда не подвергается сомнению правильность их решения. Но перед родом Чакки замер, ожидая решения, не тот молодой и самонадеянный дельфин, который по небрежности или по халатности мог допустить гибель своих товарищей, и не тот испуганный и угнетённый дельфин, который не смог рассказать старейшинам подробности случившегося и оказался в их глазах виновен в том, в чём не был виноват. Сейчас перед дельфинами был много переживший, смелый и активный, любознательный и откровенный, дружелюбный и взволнованный, совсем другой Гук. Обсуждение было недолгим.

— Ты можешь оставаться в нашем роде столько, сколько захочешь, — сказала Чакка. — Мы не будем и удерживать тебя, если ты захочешь вернуться в своё родное море и рассказать своим старейшинам всё так, как рассказал нам здесь.

— Вы считаете, что я имею право вернуться в свое стадо? Правильно ли я понял мнение старейшин?

— Да! Ты был испуган и ничего не мог объяснить, чем и спутал старейшин, которые судили тебя, как взрослого и сознательного дельфина, а ты был ещё неоперившейся летучей рыбой! — воскликнула порывистая и решительная Чакка.

— Я рад, что смог рассказать вещи, которые род решил оставить в памяти, я горд, что род Чакки принял меня, я счастлив, потому что вы вернули мне надежду на возвращение в родное стадо. За много лун одиночества я понял, что дельфин не может жить без других дельфинов, и я благодарю род Чакки за то, что он принимает меня, — волнуясь, проговорил Гук.

Если бы в тот день кто-нибудь понимающий дельфиний язык очутился в уединенном заливчике около атолла, он мог бы наблюдать такую картину: большой дельфин плавал вокруг раковины тридакны, почти такой же размером, как и он сам, и время от времени говорил кому-то, очевидно этой самой раковине: «Здравствуй, друг, я дельфин Гук из рода Эрр и Чакки! Да-да, из рода Эрр и Чакки!»

Игры, в которых принимал участие и Гук, прошли, как всегда, весело и без особых происшествий. Молодые самцы, подросшие за время путешествия в родительском стаде, теперь должны были впервые покинуть его, вступая в самцовое стадо под покровительством старших и опытных. В одно из самцовых стад должен был перейти и Гук. Как было постановлено на совете старейшин, это стадо самцов должно было отправиться далеко на север — познакомить молодых дельфинов с природой этой части океана, провести через штормы и льды, научить их ориентироваться ночью и днём и не теряться в любой обстановке.

— Одна из задач нашего плавания на север, — несколько торжественно начал свою речь на совете Сэпп, — найти морских коров, тех самых, что живут около островка. Туда привели их наши предки, спасая от хищников.

— Другая важная задача плавания самцов на север — знакомство с океаном, которым им придется владеть в будущем и в котором им придется решать судьбу рыб, кальмаров, тюленей. Мы, дельфины, — говорила Чакка, — хозяева океана. И мы должны хорошо знать всё, что происходит в любом месте океана. Вместе с другими родами мы должны смотреть, чтобы всегда исполнялся в океане великий закон дружбы. Наш клич: «Кто ты, друг? И нужна ли тебе помощь?» — не просто сигнал, по которому мы узнаем друг друга, а великое правило братства разумных существ!

Конечно, в стаде были не только молодые, неопытные самцы. И это было даже очень хорошо, потому как в стаде оказались вместе и молодые задорные, и пожилые спокойные, и старые, умудрённые жизнью дельфины. Такому стаду не страшны никакие препятствия, не страшен никакой враг, в таком стаде интересно жить, потому что каждый день узнаёшь что-нибудь новое.

Неиссякаемы рассказы стариков, которые передают молодым не только то, что сами повидали за долгий век, но и то, что из поколения в поколение передаётся как самое ценное сокровище стада — накопленный запас информации, запас знаний об океане, обо всём, что окружает дельфинов, с чем приходилось сталкиваться их предкам, их отцам и им самим.

Наверное, когда у людей ещё не было письменности, запас накопленных знаний тоже передавался только из уст в уста, как передаются до сих пор народные поверья и сказки, народные знания о съедобных и целебных травах, как до сих пор кое-где передаются знания о повадках зверей и птиц, о правилах ухода за домашними животными и разведения культурных растений. И теперь мы хорошо знаем, что такие знания только тогда хорошо передаются от поколения к поколению, когда они повторяются много раз каждым рассказчиком. Мы с детства знаем многие сказки и истории не только потому, что они нам очень понравились, а и потому, что они повторялись нам много раз.

Так и в дельфиньем стаде старые дельфины множество раз повторяли свои рассказы, и эти рассказы, инструкции, как вести себя в том или ином случае, сведения о самых разных разностях делались как бы частью каждого дельфина.

Прощание рода было коротким. Никаких нежностей, никаких тревог за судьбу остающихся в других стадах друзей и родных: ведь они все остаются не одни, а в стаде. Стадо не даст их в обиду, а через двенадцать лун, а может быть, и раньше — как решит совет старейшин — снова соберётся род в водах этого атолла. А пока — вперёд, к новым интересным встречам, к весёлому и радостному завтрашнему дню!

НА СЕВЕРЕ

В совет стада самцов, которое теперь плыло на север, входили все наиболее опытные дельфины: Чу-Гец, Крач, Си-Кок, Чи, Заз и другие. В совете мог принимать участие любой дельфин стада, если он мог сказать или услышать здесь что-то полезное. Остальные дельфины во время совета занимались своими делами, играли, ловили рыбу, спали. Иногда совет привлекал всё стадо, кроме самых маленьких и подростков, ещё недостаточно серьёзных дельфинов, иногда же вопросы обсуждались всего двумя — четырьмя дельфинами, и их решениям вполне доверяли все остальные члены стада.

Но что это такое: рядом с заметным издалека плавником Гука мелькнул совсем светлый плавник какого-то другого дельфина, который мог принадлежать только Эч — ни у кого в роде Чакки не было такого светлого плавника. Откуда могла взяться Эч в этом стаде самцов, стремительно мчавшихся на север?

А дело обстояло таким образом. Накануне разделения рода на стада Гук, который должен был отправляться со стадом самцов на север, нашёл Эч, которая должна была, как в прошлом году, оставаться в стаде Чакки, и напомнил ей об обещании показать ему праздник Дружбы.

— Ты мне сказала, что я увижу этот праздник и снова встречусь с двуногими, когда соберется род. Но никакого праздника, кажется, не было.

— Не было в этот раз, но это не значит, что такого праздника нет вообще. В мире происходит много очень занятных вещей, о которых мы знаем недостаточно. Праздник Дружбы — это необычное событие, которое повторяется довольно редко. На моей памяти было всего два таких праздника. Как возник этот обычай, не расскажешь в двух словах.

— Послушай, Эч! Давай поплывём вместе в одном стаде, и ты расскажешь мне об этом празднике. А я расскажу тебе, как живёт мое родное стадо в Чёрном море. Помнишь, ты спрашивала меня об этом?

— Хорошая мысль! Я давно хотела сама посмотреть на разные части океана, а наше стадо всё время плавает около Черепашьих островов. Наверное, старейшины стада не будут возражать, если я поплыву с самцовым стадом: по скорости и ловкости я не уступлю ни одному из самцов.

— Я сейчас же поговорю с Сэпп: он самый спокойный и мудрый дельфин в нашем стаде. Совет сделает так, как решит он, — предложил Гук.

И вот Эч и Гук отправились вместе в одном стаде.

Море было спокойное, рядом плыли надежные товарищи. Эч рассказывала Гуку:

— Когда я в первый раз участвовала в празднике Дружбы, я долго не могла ничего понять. Всё стадо охватило какое-то безумие. Мы все вдруг ринулись к небольшому острову, в лагуне которого плавало несколько больших лодок. Мы крутились и плавали вместе с пловцами — людьми вокруг этих лодок, и вместе с ними мы выплыли прямо к берегу. Люди нас гладили, надевали на нас приятно пахнущие зелёные мягкие венки. Что было потом, я не помню, потому что потеряла сознание от ярких солнечных лучей и невероятной жары. Очнулась я в воде на мелком месте, где меня поддерживали своими верхними плавниками люди.

А вот что рассказывается в наших преданиях, — продолжала Эч. — Много поколений назад, когда дельфины уже были хозяевами всех вод Великого океана, люди обратились к дельфинам за помощью против акул, которые мешали им ловить рыбу, пожирали плавающих в море. В те далекие времена люди умели немного разговаривать с дельфинами, и мы знали, что это хозяева суши такие же, как мы — хозяева моря. Нас связывала крепкая дружба, и мы часто приходили на выручку этим беспомощным людям, попадавшим в море. С нашей помощью они распространились по всем крупным островам и атоллам и до сих пор живут на них. Но потом у них появились большие сооружения, на которых они передвигаются по морю. Потом откуда-то из других стран приплыли огромные сооружения с другими людьми, не похожими на обитателей островов. Эти пришельцы не умели разговаривать с нами и не отвечали на разумный призыв. Постепенно все отношения между людьми и нами были прерваны, потому что они перестали обращаться к нам за помощью. Лишь на некоторых небольших островах сохранились люди, знающие наш язык, и интернациональный призыв о помощи, и клятву дружбы. И когда они произносят эту клятву, любое стадо, оказавшееся поблизости, немедленно плывёт к ним, и начинается праздник Дружбы.

— А что ещё известно вам об этих странных существах, живущих на суше? Там, где живет род Эрр, по берегам сейчас много их. Много и сооружений, грохочущих, воняющих и неуклюжих, встречал я во время своего путешествия. Больше того, они даже могут причинять вред нам, дельфинам!

— Здесь, в Великом океане, люди нам не причиняют вреда. Говорят, правда, что на севере и западе иногда много дельфинов исчезает в тех местах, где закидывают сети. Но мы стараемся держаться подальше от таких мест. Память предков говорит, что вряд ли мы сможем когда-нибудь понять этих странных людей. Разве можешь ты нырнуть на пятьсот длин в глубину? Нет! Можешь ты сопротивляться волне от подводного землетрясения или подводному извержению вулкана? Нет! Это всё не подвластно нам, и мы не можем ничего изменить. Но нам необходимо знать, что такие вещи существуют в мире, и уметь избегать или встречать их подготовленными нужным образом — вот что говорит память моего рода!

— Да, — согласился Гук. — Я помню много преданий о дружбе некоторых людей с дельфинами. И всегда люди первые обращались к нам за помощью. Наверное, им очень трудно живется на земле, раз они всё время заплывают в море.

— Гук, скорее вперёд! Смотри, где стадо!

И Эч помчалась вперёд. Следом за ней Гук, который сожалел о прерванном разговоре. Он обязательно как-нибудь поговорит с Эч об этом и, может быть, даже спросит старейшину стада. «Это, должно быть, очень интересно», — решил Гук.

— Я Сэпп из рода Чакки! — донеслось до Гука из стада, и он понял, что там происходит что-то интересное.

Гук успел вовремя. Всё стадо столпилось вокруг небольшого пучеглазого гавайского тюленя-монаха, невесть каким образом очутившегося здесь, в открытом океане, довольно далеко от своих любимых Гавайских островов. Огромные, выпуклые, близко посаженные глаза смотрели на дельфинов настороженно и даже злобно. Этот молодой тюлень, видно, ещё не встречался с дельфинами и изрядно испугался. Он повизгивал от страха и изредка огрызался на какого-нибудь молодого дельфина, особенно близко подплывавшего к нему. По хорошо сохранившемуся в воде запаху Гук быстро определил, что здесь где-то недавно было много тюленей, и этот молодой самец, верно, отстал от своего стада. Конечно, встреча в море с тюленями — обычное дело. Старшие же решили показать молодым дельфинам, как надо разговаривать в подобных случаях.

— Кто ты, друг, и нужна ли тебе наша помощь? — начал первым Чу-Гец.

— Я Мо из рода Хус! Я Мо из рода Хус! — заверещал тюлень, понявший из вопроса только то, что его не хотят обижать.

— Слышите, — обратился Чу-Гец к молодым дельфинам, — он не понимает полностью наших сигналов и отвечает на все вопросы одно и то же. Он может ещё кричать об опасности, звать на помощь своих соплеменников и должен, кроме того, понимать наши позывные и крики всех рыб, которые водятся в этой части океана.

— Не будем нарушать наших законов, — вступил в разговор Заз, — если он не нападает и если он не хочет играть с нами, его надо оставить в покое.

— Правильно, друзья. Мы и так его напугали достаточно. Прощай, Мо из рода Хус! — И Сэпп первым отвернулся от тюленя, направляясь вперёд, на север. — У больших островов Гавайи в океане таких тюленей из рода Хус мы увидим очень много. Вперёд, друзья! Кто захочет, сможет поиграть с ними.

И снова на поверхности океана замелькали плавники дельфинов, засверкали на солнце их тёмные лоснящиеся бока, иногда выступающие из воды в перекатывающейся небольшой волне. Дружное, весёлое стадо дельфинов под предводительством Сэппа спешило на север, навстречу длиннозубым тюленям — моржам и другим диковинным зверям, о которых столько интересного слышал Гук в последние дни от старых дельфинов стада.

Дни летели один за другим без особых приключений, наполненные играми, рассказами, охотой на рыб и кальмаров. Кончилась и неделя, которую провело стадо наших дельфинов в водах островов Гавайи. Остались далеко позади, у побережья этих островов, смешные и доверчивые лупоглазые тюлени-монахи, которые до того любили нежиться на солнышке, что только атаки мух и слепней сгоняли их по утрам в воду. Море незаметно из синеватого становилось зеленоватым, вода делалась не такой прозрачной, как в водах кораллового атолла, заметно похолодало. Ночи стали чуть светлее, вечера длиннее, а звёзды не такими яркими. В тропиках Гук с удовольствием рассматривал по ночам созвездия. Они огромными светящимися гирляндами были подвешены совсем недалеко от поверхности моря. Такие яркие и большие звезды никогда не встречались на его родине.

От группы больших островов Сэпп повёл стадо на северо-запад, вдоль цепи небольших рифов, вулканических островков и просто безжизненных скал, поднимающихся из глубин океана. Пересекая охотничьи тропы кашалотов, встречая каких-то неизвестных Гуку крупных усатых китов и большие стада дельфинов, которые не понимали как следует языка дельфинов-афалин рода Чакки, стадо Сэппа без остановок плыло всё дальше.

Запомнилась Гуку одна из встреч в океане. Только что растаял на горизонте небольшой островок — один из последних в гряде Гавайи, — и стадо, рассыпавшись широким строем на расстоянии двухсот — трехсот длин, мелкими группами двигалось вперёд. Но что это за странная рыба мелькнула внизу? По размеру как будто бы акула. Во рту она несет что-то большое и тяжёлое, схваченное поперёк. А ну-ка посмотрим, что это такое! Легонько сжав хвост акулы зубами и отплевываясь от заполнившего весь рот противного запаха, Гук изо всей силы рванулся вверх и поднял хвост акулы. Ну вот, на некоторое время она безопасна и будет болтаться, как мешок, перпендикулярно к поверхности моря, пока все её внутренности, не прикрепленные в полости тела и сейчас сдавившие сердце, не переместятся в обычное положение. Теперь можно заняться её осмотром.

Оказалось, что во рту акула ничего не держит. Это просто поперечные выросты на голове. Так, значит, вот она какая, знаменитая молот-рыба. Ну и сооружение: голова кончается двумя широкими и толстыми выростами, идущими направо и налево. По краям этого странного живого молота сидят в специальных углублениях на небольших бугорках большие глаза. Маленький рот открывается снизу небольшой треугольной щелью. Как у всех настоящих акул, рот полон треугольных острых зубов. «Ну и нелепая же голова», — подумалось Гуку.

— Хватит её мучить, — предложил один из дельфинов. — Давайте положим её на бок.

Сказано — сделано. Дернули за хвост, установили огромное тело акулы горизонтально. Акула медленно стала оживать, вот она судорожно дернулась и плавно нырнула ко дну. Как ни в чём не бывало, поведя головой из стороны в сторону, рванулась к песчаному дну, схватила поднявшегося в облачке песка небольшого ската и перекусила его широкое тело пополам — как ножом разрезала.

У ЛЕЖБИЩА РИ-НУСОВ

С каждым днём океан заметно менялся. Стало прохладнее, и теперь вода на поверхности океана не так уж сильно отличалась от воды глубин. Часто дельфины попадали в пятна тумана, сплошной пеленой опускавшегося на море и покрывавшего его на протяжении десятков тысяч длин. В таких местах океана на поверхности было тихо и пасмурно и даже волны были маленькие и спокойные. Снова наполнился жизнью воздух над океаном. В небе всегда видно буревестника или качурок, а на волнах — то и дело плавающих глупышей и бакланов. Глупыши любят плавать стайками, и собираются они обычно там, где смешиваются струи разных течений. Иногда вдоль такой полосы колышется на поверхности цепочкой несколько сотен птиц. Они и в самом деле глупыши, потому что можно подплыть к ним осторожно снизу и цапнуть за ногу зубами. Вот к бакланам так не подберешься. Чувствуют осторожные птицы, что снизу кто-то к ним приближается, и вовремя успевают взлететь.

Вечерами и ночами к поверхности моря поднималось огромное количество жителей глубин, которые днём уходили на сотни длин вниз. Сначала поднимался планктон — мельчайшие рачки, за которыми поднимались и стаи сельдей, трески, сардин, кальмаров. За этой мелочью поднимались к поверхности и рыбы покрупнее, и начиналось ночное пиршество.

Дельфины превосходно знали «расписание» подъёма всех видов и могли по желанию выбирать себе пищу и без особого труда находить пропитание по вкусу.

Однажды вечером, когда стадо пировало, ушедшие вперёд разведчики сообщили, что слышат незнакомые звуки, похожие на крики тюленей при ловле рыбы. Любопытство заставило дельфинов оставить ужин и броситься вперёд, навстречу незнакомым звукам. Ещё издали стали хорошо слышны отрывистый треск и крики испуганных рыб. Почувствовав приближение дельфинов, те впереди, что только что усиленно трещали, преследуя ошеломленных рыб, разом замолчали. Уж не ошиблись ли дельфины, есть ли кто-нибудь впереди? Но нет, локатор показывает: впереди какие-то чёткие силуэты, по величине похожие на дельфинов, настороженно замершие у поверхности, сбившись в кучку. Плывшие впереди дельфины бросили первый сигнал приветствия: «Кто ты, друг, и нужна ли тебе помощь?» Этот сигнал был, конечно, не особенно нужен, так как всем было ясно, что замершим впереди существам помощи не требовалось — и без дельфинов они отлично только что расправлялись с рыбьей стаей. Да, в общем, ясно было и кто затаился впереди: по запаху в воде уже давно можно было догадаться, что впереди затаились какие-то тюлени. Но интересно, какие тюлени плавают здесь по ночам, ведь уже много дней в океане дельфины не встречали тюленей.

Неожиданно молчание впереди лопнуло. «Ри-Нус, Ри-Нус, Ри? Нус!» — раздалось сразу нестройным хором.

— А, котики! — проскрипел, обращаясь к Гуку и Эч, оказавшийся поблизости Си-Кок, который уже не раз бывал в этих водах на севере Великого океана. — Ну, с ними можно спать спокойно.

— Я Сэпп из рода Чакки! Не бойтесь! — словно в ответ на тревожное щебетанье котиков, откликнулся Сэпп.

В воде было темно, и Гук ничего не видел, кроме каких-то неясных теней. Пользоваться локатором вблизи было неприлично. Котики, видно, не испугались дельфинов и постепенно вновь начали погоню за рыбьей мелочью. Так и есть: немного отплыв от группы тюленей, Сэпп дал команду остановиться, и стадо дельфинов рассыпалось вокруг. Вскоре на поверхности океана можно было слышать только изредка раздающееся тут и там звучное «Пуфф!», вылетающее из дыхала спящего дельфина, поднимающегося к поверхности за свежим воздухом, да редко-редко локационный луч какого-нибудь проснувшегося на минуту дельфина ощупывал окрестности. И снова спокойствие над водой и в океане.

Рано утром — ещё солнце не выползло из-за волн — стадо дельфинов пришло в движение. На завтрак пришлось немного потрудиться, прежде чем большая стая сельдей была окружена и изрядно прорежена проголодавшимися дельфинами. Солнце уже поднялось довольно высоко, когда…

— Под нами недалеко дно! — раздался сигнал какого-то дельфина.

— Скоро должны быть Калло-Ри-Нусные острова, — откликнулся Чи, один из старых самцов, много раз бывавший здесь. — Нигде я не видел столько Ри-Нусов вместе, сколько их бывает у берегов этих островов.

Словно в подтверждение его слов, вдали послышались странные звуки: они принадлежали стайке Ри-Нусов, или морских котиков. Они спешили в том же направлении, куда плыло стадо Гука. Через час стадо котиков сильно увеличилось. Всё море наполнилось коротким треском, который нёсся и справа, и слева, и сзади. А впереди был слышен шум волн, разбивающихся о берег, и шуршание гальки, перекатываемой по дну у невидимых в тумане островов. Дельфины, осторожно лавируя между многочисленными котиками, приближались к острову. Судя по звукам волн, до берега осталось не более ста длин, но густой туман скрывал впереди всё. Глубина здесь была довольно большая: не меньше десяти длин, но двигаться вперёд приходилось с большой осторожностью. И вот стадо почти замерло на месте. Гук не понимал, зачем старейшины привели их так близко к берегу. Вряд ли они увидят что-нибудь интересное. Наконец туман клочьями полез вверх и отодвинулся под нажимом ветерка, дувшего с берега. Гук от неожиданности даже подпрыгнул в воздух: перед ним расстилался неширокий, но очень длинный пляж, сплошь занятый шевелящейся массой тюленьих тел. Котики лежали тесными группами по двадцать — тридцать штук. В центре или у края каждой такой группы возвышался огромный самец. Он был раза в три-четыре больше любой из окружавших его самок. Между светло-коричневыми самками тут и там чернели совсем маленькие тёмные, пушистые котята, родившиеся, видно, совсем недавно и ещё не отходившие далеко от своих мамаш. Воздух над котиковым лежбищем звенел и дрожал от рёва старых самцов, тявканья самок и жалобного писка маленьких.

То и дело то один, то другой самец с неожиданной ловкостью и лёгкостью сдвигался с места и хватал зубами за загривок самку, направившуюся было к другому самцу или просто к морю.

Всё это Гук рассмотрел, конечно, не сразу. Стадо дельфинов медленно плыло вдоль огромного лежбища, и любопытные морды дельфинов то и дело высоко высовывались над поверхностью воды. Смотреть было неудобно: большие и маленькие скалы, торчащие из воды у самого берега, часто закрывали от дельфинов панораму лежбища, и видны были лишь отдельные одинокие котики, гордо восседавшие на вершинах и по склонам этих скал. Здесь преобладали молодые самцы, которые не смогли, вероятно, отвоевать себе место на лежбище. Между ними то и дело вспыхивали стычки и — Гук это уже не видел издалека — только шерсть летела во все стороны, когда два полных силы и задора молодых громадных котика-секача ожесточённо рвали друг друга зубами, сшибались грудь с грудью. Побеждённый отступал к воде, а иногда и просто удирал вплавь. От такого бойца с ещё не остывшим жаром битвы шарахались в сторону самки, плававшие около лежбища, и проходило немало времени, пока не сникал его воинственный пыл.

— Осторожно, Гук! — крикнула Эч, едва увернувшись от рассерженного секача, который, не разбирая дороги, промчался сквозь стадо дельфинов.

Да, такого количества тюленей сразу Гук ещё ни разу не видал, и, конечно, стоило сюда плыть, чтобы посмотреть на такое чудо природы — котиковое лежбище. Но где же эти бедные котики находят себе пищу?

Кругом лежбища на много сотен длин море было пустым — рыбьи стаи боялись заплывать в это бурлящее и кипящее от тел тюленей место. Так вот почему стайки котиков уходят пастись так далеко от берегов!

Наконец лежбище на берегу кончилось. Сразу чище и вкуснее стала вода. У лежбища Гук старался вообще не разжимать рта, чтобы не чувствовать этого резкого запаха тюленей, наполнявшего всё море. Стадо остановилось для короткого совещания: плыть ли дальше на север или задержаться здесь подольше?

В совете участвовали, конечно, только старейшие, которые уже не раз были в этих водах и знали, что ещё надо показать молодым дельфинам и что интересно посмотреть самим.

— Сейчас середина тёплого сезона, — взял слово Заз, — и поэтому сейчас лучше всего плыть как можно дальше на север: пока тепло и льды ушли к северу, нам надо пробраться к Ледяной Земле и увидеть длиннозубых гигантских тюленей, Одо-Бе-нов. Через две луны на севере станет холодно и неуютно.

— Рахиа-Нектесы, ракушечные киты, тоже в это время уходят на север, а уж они-то знают, когда лучше жить на севере, — поддержал Заза Крач. — Сейчас — на север, а на обратном пути посмотрим всё остальное.

Наконец затрещал Сэпп:

— Кажется, все согласны идти дальше на север, не задерживаясь особенно здесь. В нашем распоряжении — до наступления плохой погоды — только две луны. Мы должны посмотреть не только Одо-Бенов и Рахиа-Нектесов у Ледяной Земли, но и познакомить молодежь с Эн-Хидрами и, главное, с добродушными Ре-Тинами. Все эти твари — вершины пищевых цепей в океане. И каждый дельфин должен хорошо знать, что и как происходит в океане, знать содержание Всеобщего Равновесия в природе.

— Теперь — вперёд! Я думаю, до Ледяной Земли отсюда плыть не меньше чем пол-луны. Да столько же обратно… Времени у нас мало и потому — в путь!

НА БОКУ ЛЕЖАТЬ ОПАСНО

Все были согласны с мнением старейшин, и к концу этого дня Туманные острова с котиковым лежбищем остались далеко позади. Снова полетели дни, а в пути дни бегут незаметно. Изменялась разве что вода, которая стала совсем холодной. Холодной вода была даже в верхних слоях, а внизу так просто можно было замерзнуть. Даже в Антарктике Гук не встречал такой холодной воды. Молодые дельфинчики, впервые попавшие в полярные воды, пока держались хорошо, но было видно, что им приходится трудновато. К счастью, вместо туманов и дождей, которые преследовали дельфинов около Туманных островов, то и дело стал выпадать снег, с которым очень понравилось играть молодым дельфинам. Вылетят из воды в самый разгар снежного бурана, засыпающего поверхность воды снежной крупой, и попискивают от удовольствия, когда снежинками исколет всю их нежную кожу. После снега и вода кажется теплой.

Каждый день приносил что-то новое. То встретится стайка холодолюбивых рыб, которые раньше не попадались на зуб дельфинам, то над морем пронесется в стремительном полете стайка смешных птиц-топорков, голова у которых несёт не обычный клюв, а целый костяной шлем, да ещё с ярко-красной полосой поперёк.

Через несколько дней пути Гук, как обычно, решил нырнуть насколько может глубоко и посмотреть, что делается там, в глубине моря. С давних пор он привык ожидать от глубин чего-то нового и интересного: будут ли это новые удивительные рыбы со светящимися глазами и плавниками, или взрывающиеся голубым огнём медузы, или таинственные кальмары… Десять, двадцать, сорок, пятьдесят длин вниз. Мимо чуткой кожи проносятся слои воды с разной температурой, язык чувствует, как меняется и солёность моря на разной глубине. Стоп! Локатор показывает, что впереди, на глубине ещё нескольких десятков длин, перед Гуком находится дно! Быть этого не может! Ведь стадо далеко от берегов в открытом море. Ещё вчера никакого дна локаторы дельфинов не могли нащупать даже при самых глубоких нырках. Но ошибки быть не может. Вот и Эч, и Чу-Гец, вместе с Гуком ушедшие под воду, недоуменно защелкали, то усиливая, то уменьшая мощность локатора. Значит, тоже обнаружили дно. Посмотрим, что там, на дне этого холодного моря.

И тут уж даже Гуку пришлось недоуменно защелкать: перед ним в густом полумраке лежало ровное плоское дно. Небольшие возвышения, углубления лишь подчеркивали его общую плоскость. И насколько можно было видеть, тут и там распластались на дне огромные плоские тела неизвестных Гуку рыб. Некоторые из них не уступали по длине дельфину, а вот эта, что прямо под Гуком спокойно примостилась в небольшой впадине, наверное, вдвое длиннее Гука.

Между этими громадинами изредка мелькали рыбины поменьше. Их было даже трудно различить на фоне дна, и только когда Гук приближался, он замечал, что от дна отделялся кусочек и, перебирая длинными боковыми плавниками и маленьким хвостом, превращался в небольшую камбалу. Это было настоящее царство камбал.

Правда, зоолог, если бы попал сюда вместе с Гуком, наверняка определил бы среди них, по крайней мере, десяток видов различных камбал: камбаловидных палтусов и просто разных палтусов. Гук скоро уже превосходно различал много разных рыб по их внешнему виду, по запаху, по манере передвигаться с места на место, наконец, по звукам.

Через несколько минут всё стадо дельфинов уже знало о скопище плоских рыб на дне моря. Один за другим дельфины ринулись вниз, чтобы рассмотреть этих диковинных рыб и попробовать их при случае на вкус. Гук и Эч отплыли подальше в сторону и, нырнув, тоже принялись рассматривать придонных жителей подробнее. Длинные спинные и брюшные плавники соединяли сравнительно маленькую голову с большим зубастым ртом и короткий прямой хвостовой плавник. Мелкая, почти незаметная чешуя, совсем маленькие грудные плавнички. Но самое забавное и неожиданное — это глаза, расположенные рядышком на одной стороне тела. Ну, одному глазу здесь быть и полагается по всем правилам строения тела рыбы, но второй глаз! Он должен сидеть вовсе не здесь, а на той стороне, которая обращена в сторону грунта. А он, этот глаз, как будто переполз и примостился на краешке плоской головы с чужой стороны.

— Смотри, Эч, как опасно долго лежать на боку! — весело протрещал Гук. — Станешь такая же кривобокая, с двумя глазами на одном боку, как у этих палтусов!

— Нет, я лучше сделаюсь невидимкой, как вот этот хитрец! — И Эч ткнула носом прямо в дно.

От прикосновения Эч слетели песчинки и мелкие камушки, и Гук отчётливо разглядел контуры тела большой камбалы, неподвижно затаившейся на дне.

— Как ты увидела эту притворщицу? Я её еле-еле рассмотрел под твоим носом!

— А ты смотри внимательнее кругом. Эти рыбы шлепаются на дно и движениями хвоста набрасывают на себя всякий мелкий песок и камни. Да к тому же они, кажется, меняют свой цвет, приноравливаясь ко дну, — объяснила Эч. — Таких камбал, только поменьше размером, много и в тёплых водах Великого океана. Когда я была маленькой, мы любили наперегонки разыскивать их.

— Маленьких камбал я тоже хорошо знаю: их много водится в Чёрном море. Но я никогда не подозревал, что они могут быть такие огромные. Помнишь того громадного палтуса, вдвое длиннее меня? Интересно, как много тут этих камбал и палтусов! Может быть, они собрались сюда со всего моря?

— Я не знаю этого, Гук. Но я много раз слышала, что наши старики называют это море «мелким морем с плоскими рыбами». Поплывём дальше на север и посмотрим, кто живёт на дне моря там, — отозвалась Эч.

Берегов не было видно ни через день, ни через два, ни через три. Дно было ровное, глубина около 80—100 длин. На дне во множестве жили камбалы и палтусы. Пищи для дельфинов было достаточно. Главное, подплыть поосторожнее к камбале и схватить её, пока она не вздумала убежать, поняв, что обнаружена. Впрочем, хватать приходилось только самых маленьких, большие просто не влезали в рот, уж очень они были длинные и широкие.

Как и на всяком новом месте, вода была наполнена незнакомыми запахами. Так пахнет большой палтус, а это — очень похоже на него, только послабее — камбала. Откуда-то доносится слабый запах больших китов. Неужели здесь живут постоянно какие-нибудь дельфины?

— Послушай, Сэпп! Какими это дельфинами изредка пахнет кругом? — наконец не выдержал любопытный Гук.

— Огромными и белыми. Мы их скоро должны встретить. Каждый из них в две длины, у них тупые морды, нет спинного плавника, и, самое главное, они совершенно белые, совсем как снег, который падает здесь так часто.

— Они понимают наш язык?

— Да, и очень хорошо. Правда, жизнь в этом суровом краю делает их тоже суровыми и угрюмыми. Да и рыбу им труднее добывать в этих водах. Ну, да, наверное, скоро сам сможешь узнать всё от них.

— А как их зовут, как называть их, когда встретим?

— Они сами скажут тебе своё имя. А узнаешь ты их по голосу. Ни у кого из морских жителей нет такого звонкого голоса, как у этих белых дельфинов.

Но прошло несколько дней, прежде чем дельфины впервые встретили этих белых собратьев. Действительно, голоса белых дельфинов — белух — оказались такими звонкими, что их было слышно за много сотен длин. Несколько белух плыли недалеко от сурового обрывистого берега плотной стайкой. Они были очень красивы в зеленоватой воде, на фоне тёмного берега — совсем как небольшие, подвижные льдинки на поверхности моря. Длинного разговора не получилось.

— Я дельфин Сэпп из рода Чакки!

— Я белый дельфин Ле-Ук из рода Касс!

— В этом месте вы живёте весь год? — спросила Эч.

— Нет, мы приплыли сюда, ожидая, что к берегу подойдет много рыбы! Скоро здесь будет очень много рыбы, и сюда соберётся всё наше стадо. А что привело ваше стадо в наши воды?

— По приказанию совета старейшин мы путешествуем по Великому океану. Наш род живет в тёплых водах, но ты знаешь, что нашему роду необходимо хорошо знать, что делается в океане.

— Да, я знаю, что вы думаете, будто управляете всеми живыми существами в море, — вёл разговор большой белый самец, один хвост которого в размахе был больше половины длины Гука.

— Это только хорошо, что вам не приходится просить у нас помощи, — спокойно ответил Си-Кок. — Но разве в памяти вашего стада уже пропало знание о годе Большого Льда, когда нашим предкам пришлось потрудиться, пригоняя стаи рыб в ваше холодное море? Наши старейшины говорят, что все белые дельфины были благодарны нам за помощь. Разве не так?

Белейший самец промолчал.

— Молчишь, приятель, и это хорошо. Счастливой охоты! Кстати, далеко ли длиннозубые тюлени?

— Если плыть так, как плыли вы, — день пути, если с нами вдоль берега — дня два.

Дельфины решили поскорее добраться до моржей и хотели было распрощаться с белухами. Неожиданно Гук попросил Сэппа разрешить ему отправиться немного вдоль берега вместе с белухами, чтобы посмотреть, как они будут расправляться с приплывающей к берегам рыбой. Дельфины решили, что можно разделить стадо. Несколько самцов и Эч поплыли вместе с Гуком следом за белухами. Скоро они вновь услышали звонкие переливы белушьих голосов.

Белухи, видимо, хорошо знали местность. Не сворачивая, пересекали они глубокие бухты, выдерживая одним им известное направление. Вскоре они встретили ещё одну небольшую стайку белух, которая тоже двигалась в том же направлении. Через несколько часов белухи были уже и справа, и слева, и спереди, и сзади. Их было не меньше, чем дельфинов у кораллового атолла.

— Уж не родовая ли встреча белух происходит здесь? — вслух подумал Гук. — Может быть, нам лучше отправиться обратно, чтобы не мешать им?

Но белухи вели себя спокойно, не обращали внимания на дельфинов и твёрдо держались какого-то направления. Наконец белухи прекратили своё стремительное движение и стали крутиться возле берега в том месте, где небольшая речка широко разливалась перед выходом в море. У самого её устья образовался невысокий песчаный вал, за которым угадывалось небольшое озеро. Здесь-то Гук и стал свидетелем охоты белух на рыб. Как раз в эти дни стаи кеты и горбуши подходили к устьям дальневосточных рек. Они входили в реки не спеша, после некоторого периода привыкания к пресной воде. А затем стремительно поднимались вверх по реке и там, в верховьях, откладывали икру, пряча её в камнях или крупной гальке на дне. Гук не знал, сколько трудностей должны преодолеть эти большие и тяжёлые рыбины в четверть, а то и половину его длины. Им приходятся и прыгать вверх, преодолевая водопады, и устраивать гнёзда для икры, разгребая на дне мелкие камни, и, наконец, совершать далёкие путешествия, за тысячи километров, чтобы найти ту самую реку, в которой они когда-то вывелись сами. И грозная опасность поджидала в образе белух этих рыб перед входом в реки. Увидев огромные белые тела белух, услышав их резкие, мяукающие, переливающиеся, звенящие голоса, рыбы совершенно теряли ориентировку и легко становились добычей дельфинов.

«Как же белуха может съесть такую огромную рыбину?» — подумал Гук, увидев, что размеры рыбы раза в два-три больше, чем величина рта у белухи. Присмотревшись, он с удивлением обнаружил, что белухи не проглатывают этих рыб целиком, а аккуратно откусывают, проглатывая каждый кусок отдельно. От этого любопытство Гука ещё больше увеличилось. Он хорошо знал на собственном опыте, что разорвать рыбу на части — дело очень трудное для дельфина, зубы которого представляют нечто вроде ряда толстых, но коротких гвоздиков, торчащих из челюсти. У самого Гука во рту было, наверное, не меньше восьмидесяти таких гвоздиков. «Сколько же их должно быть у белухи, чтобы так ловко разрывать рыбу?» — подумал Гук и чуть было не залез в пасть ближайшей белухи, стараясь рассмотреть зубы. Оказалось, всего по 7–8 зубов с каждой стороны. Но зато какие это были зубы! Каждая пара зубов была настоящими ножницами: верхние изогнутые, длинные и острые зубы приходились против тупых и прямых. Эти нижние зубы плотно входили в канавки, протёртые на верхних зубах. Получались своеобразные ножницы. А как они действовали, Гук только что видел.

— Послушай, Гук, — затрещал откуда-то сбоку голосок Эч, — а что будет, если эти белые дельфины съедят всех рыб, которые идут на нерест? Ведь в каждый последующий год рыб будет всё меньше и меньше?

— Если бы они съедали всех рыб, то действительно в конце концов не осталось бы ничего. Но белухи ловят рыб у устьев рек с незапамятных времен, и рыб не становится меньше. Значит, иного рыб проходит на нерест и оставляет икру. И кроме того, разве ты не знаешь, что гибнут прежде всего слабые? А слабым нельзя оставлять потомство — от этого вред будет гораздо больше, чем от сотен белух. Слабое потомство породит ещё более слабое, и вот тогда действительно рыб станет всё меньше и меньше. Посмотрите кругом, — продолжал Гук, обращаясь скорее к двум молодым дельфинам, крутившимся рядом, чем к Эч, — везде увидишь тот же простой принцип: над одними организмами стоят другие, которые их ограничивают, не дают размножиться. Плохо ли это? Нет, это неизбежно! Если бы вся кета и горбуша, сейчас идущая на нерест, дала бы потомство, то скоро бы не хватило мест на нерестилищах, корма для них в море. Посмотри, как важно присутствие акул в море, ведь они тоже прежде всего хватают больных и слабых рыб и этим приносят пользу стае. Законы нашей природы жестоки по отношению к каждой особи, но гуманны по отношению к виду. Никто не смеет нарушать эти законы безнаказанно, даже мы, дельфины…

Пока Гук занимался просвещением молодежи, вокруг стало заметно меньше белух. То ли меньше стало подходить рыб к реке, то ли разогнали их белухи, но там, где полчаса назад то и дело мелькали белые спины, теперь они встречались только изредка.

— Смотри, Гук, это плывёт кто-то из нашего стада! — заверещал один из молодых дельфинов, показывая звуковым лучом на серый силуэт дельфина, мелькнувший рядом с проплывшей белухой.

«Странно, что он не дал нам сигнала, — подумал Гук, тоже обративший внимание на незнакомого дельфина. — Попробуем его догнать!»

Вскоре стайка дельфинов окружила небольшого тёмно-серого дельфина без спинного плавника и с головой, по форме очень похожей на голову белухи.

— Я Гук из рода Чакки и Эрр!

— Я Ле-Ук из рода Касс!

— Какая же ты белуха, если ты не белый? — засмеялся один из молодых дельфинов.

— Год назад, когда родился, я был совсем тёмный! — обиженно пробулькал серый дельфин, назвавший себя белухой. — А через год, когда мне исполнится два года, я буду совсем белый. Белыми белухи становятся только через несколько лет после рождения. Эх, вы, таких простых вещей не знаете! Прощайте, и счастливой охоты!

ВСТРЕЧА С ОДО-БЕНАМИ

День подходил к концу. Как всегда на севере, сумерки долго не могли окутать море, даже когда наступила ночь, небо оставалось не чёрным, как на юге, а белёсым. В призрачном колеблющемся свете ночи дельфины дремали, время от времени прислушиваясь к доносящимся звукам. Всё было спокойно, как и во все предыдущие ночи в этом холодном море. Утром дельфины оказались в центре густого пятна тумана и долго не могли выбраться из него. Гук любил плавать с открытыми глазами и поэтому с облегчением вздохнул, когда туман рассеялся.

Надо было подумать о пище. Скоро выяснилось, что единственной возможностью поесть была ловля мелких камбал, с ловкостью маскирующихся на песчаном и каменистом дне. Началась индивидуальная охота, потому что и камбалы индивидуалисты.

— Надо встретиться со стадом. Кто обнаружит следы нашего стада, пусть сразу сообщит всем, — предупредил Гук своих товарищей.

Стадо прошло где-то здесь вчера, и следы ещё должны были хорошо сохраниться в воде. По таким следам искать стадо удобнее, потому что они расплываются широкой полосой на много десятков длин, и их легче было обнаружить в океане.

В этой части моря было совсем неглубоко — не глубже 20–25 длин. Дно песчаное, с мелкими камнями. Гук обратил внимание на углубления в две-три длины величиной, там и сям покрывавшие дно. Как будто чем-то острым втыкали и бороздили мягкий грунт.

— Эч, что здесь такое происходило? Может быть, это следы от движения раковины? Но тогда эта раковина должна быть размером с меня или с тебя…

— Никогда вам не догадаться, — вмешался в разговор Заз, который рад был показать свою осведомленность, — это следы Одо-Бена. Это он проделал своими зубами такие борозды.

— Вот бы интересно посмотреть на кого! — мечтательно проговорил Гук. — Подумать только, прокопать такие борозды зубами! Даже не верится. А зачем он копает эти канавы?

— А так он поднимает грунт вместе с моллюсками, которые сидят, глубоко зарывшись, и потом ловит в мутной воде раковины и разгрызает их, — пояснил всезнайка Заз. — Но сейчас они, наверное, все на берегу или около берега, потому что, когда они бывают в море, далеко кругом слышно, как они громко сопят и дерутся между собой.

— Раз они здесь бывают, то, наверное, и сейчас недалеко где-нибудь, — предположил Гук. — Давайте подплывём ближе к берегу. Стадо от нас не убежит, догоним его позднее.

Дельфины теперь плыли вдоль самого берега, то плоского, унылого, без кустика и деревца, то крутого и каменистого. Во многих местах на берегу лежал снег, который живо напомнил Гуку горы льда и снежные метели в Антарктике. «Всё-таки, — подумал он, — здесь гораздо теплее». И тут же невольно вспомнил родное Чёрное море. Там тоже бывал снег, а иногда даже часть моря замерзала. Но разве может сравниться Чёрное море с этими холодными водами или даже с тропическими? В нём не слишком холодно, но и не слишком жарко. И там родное стадо, и там родина, известны все заливчики по берегам, известны все течения в море… Что случилось с его стадом? Что делается в роде Эрр? Были ли родовые игры? Наверное, были, ведь прошло много-много лун с тех пор, как он покинул стадо.

— Знаешь, Эч, я был такой смешной и глупый, когда покинул родное стадо: я думал, что дельфин может прожить без стада, один-одинёшенек в море. Как я не понимал, что дельфины потому и стали дельфинами, что они всегда помогают друг другу. И если дельфины хозяева в море, то они в ответе за всех остальных жителей в нём.

— Сейчас ты тоже смешной и глупый, — весело поддразнила Гука Эч, — раз говоришь такие простые и понятные всякому разумному существу вещи, да ещё с таким умным видом! Видно, плохо тебя учили в детстве. Ты лучше потряси своим языком и определи, что за запах кругом, уж нет ли рядом Одо-Бенов?

Погрузившись в свои мысли, Гук действительно перестал обращать внимание на окружающее и прозевал, когда в воде появился резкий запах, напоминающий запах тюленей, но ещё не встречавшийся Гуку. И тотчас издали, оттуда, где плыли молодые дельфины, донёсся призыв:

— Кто ты, друг? Я дельфин Чик из рода Чакки!

— Так и есть, наверное, встретили наконец Одо-Бенов! — решил Гук и быстро заработал хвостом, направляясь прямо на звуки разговора.

Перед двумя молодыми дельфинами висело в толще воды и покачивало огромной головой из стороны в сторону нелепое, коричневато-красное существо. У этого существа была бугристая кожа. Выпученные глаза сидели вроде как на небольших толстых стебельках и поворачивались не вместе, а порознь: один в одну сторону, а другой — в другую. У этого существа были широкие и круглые передние ласты. На морде у него было такое количество волос, что Гук просто оторопел. Волосы были толстые, они сидели ровными рядами на передней части морды зверя и смешно шевелились. Две жёлтые тупые изогнутые палки торчали из верхней челюсти вниз так, что маленькая нижняя челюсть примостилась где-то между ними. Это существо было Одо-Беном, длиннозубым тюленем на языке дельфинов, или просто моржом.

Морж с удивлением смотрел на крутившихся около него дельфинов и иногда с изяществом, непонятно откуда бравшимся в огромной туше, поворачивался, провожая взглядом того или другого.

Перед Гуком был старый самец, весь покрытый буграми-шишками, предохраняющими его грудь и плечи от страшных ударов клыками других моржей. Притупленные клыки, ровная, словно подстриженная у парикмахера, щетина его усов показывала, что этот трудяга провел не одну сотню часов, вспахивая клыками дно, улавливая своими приемниками-усами малейшие колебания грунта, выдающие присутствие моллюсков.

Глядя на дельфинов, старик морж что-то вспоминал. В его большой голове основное место занимали кости, поддерживающие длинные клыки. Но в том небольшом мозгу, который находился там, хватало места для таких же, как он, серьезных и основательных мыслей. Он когда-то давно видел этих или таких же дельфинов, совсем не похожих на хорошо знакомых белух. От дельфинов опасности ждать нечего, пошумят, почирикают, покрутятся кругами и уплывут неведомо куда. И они уже никогда не встречаются в тех местах, где он привык проводить своё время — среди огромных льдин, на мелководьях арктических морей. Это вот в этом году он постарел и не поплыл вместе со льдами и со всеми самками на север. Там сейчас резвятся в воде маленькие моржата, и не он, а другие — те, которые посильнее, стерегут детёнышей от нападения белых медведей. Правда, и здесь не особенно скучно. На берегу на лежбище собралось немало молодых моржей и таких же стариков, как он сам. Но он, пожалуй, старше всех. У него даже не хватает силы, чтобы выбрать и отстоять от натиска молодых получше место на лежбище. Приходится лежать на самом краю лежбища. Но ничего, зато спокойно. И кроме того, эта молодежь так беспечна, что, того и гляди, прозевает опасность. А он ещё сумеет постоять за себя да и сможет вовремя предупредить других об опасности… Но какой опасности? От этих дельфинов нет вреда. Что-то забыто, что-то надо сделать… А они, кажется, спрашивали, кто я, — ну что ж, мне скрывать нечего.

— Я Ро из рода Одо-Бенов! Одо-Бенов! Одо-Бенов… Кто сказал, что здесь вкусные раковины? Вот когда я плавал…

— Он, наверное, от старости уже ничего не соображает, — предположил Гук. — А может быть, все Одо-Бены такие странные? Поплывём вперёд, там, должно быть, их больше.

В самом деле, впереди моржей было гораздо больше, а вскоре их стало столько, что дельфины невольно вспомнили кипящее от котиков море у лежбища на Туманных островах. Моржи, впрочем, вели себя потише, посолидней. Но так было только в воде. То, что делалось на лежбище, рассказать трудно. Гук, конечно, не смог хорошенько рассмотреть, что происходит на оконечности этой длинной и низкой песчаной косы, с трёх сторон окруженной морем. Он разглядел только массу шевелящихся тел и дрожащий тёплый воздух над этим невероятным скопищем моржей. Подобраться ближе к лежбищу было невозможно: всё море около лежбища было занято плавающими в воде на глубоких местах, вздымающимися в пене волн телами моржей. Соваться в эту кашу было не только опасно (задавят ещё случайно, чего доброго!), но и просто противно от удушающе резкого запаха, который исходил от этих толстых туш и насыщал всё море кругом.

Гук был удивлён тем, что он увидел. Он не знал, что звери могут так тесно находиться рядом друг с другом. «И как только они не задавят друг друга!» — подумалось ему. Но он был бы удивлён еще больше, если бы смог получше рассмотреть, что делалось в центре лежбища. Здесь уж моржи лежали не просто бок к боку, а в два и даже в три слоя. Правда, это не нравилось нижним, и они довольно определенно выражали своё неудовольствие — размахивали головами и, высоко задрав клыки, били соседей направо и налево. Но эти удары принимались безо всякой обиды, как должное. Да и вреда они не приносили, уж слишком толстокожие соседи!

По краям лежбища было потише, сюда попадали все выходящие из воды животные. Здесь можно было даже поспать. Спали моржи и на боку, и на животе, и на спине. Полежит неподвижно минут десять — двадцать и тронется с насиженного места. Под северным негорячим солнышком проведёт часа три-четыре на лежбище, в толкотне и гаме, — и в воду. Бросится с размаху в море, поднимет столбы брызг и поплывёт, фыркая и пыхтя.

«Будет что рассказать в стаде, а может быть, старейшины решат оставить эти рассказы даже в памяти рода Эрр?» — подумал Гук и сам даже удивился, как он спокойно и уверенно думает о возвращении в родное стадо. Но тут же перебил свои мысля: «О каком возвращении может идти речь, если я не знаю даже, как отсюда можно добраться до родного моря? Океан такой огромный, и я знаю только одну случайную дорогу, по которой приплыл сюда… И как я могу покинуть стадо Чакки и Сэппа? Ведь здесь же останется Эч…»

— Ты что это замечтался, Гук? — раздался сбоку треск Эч. — Нам надо торопиться найти стадо, там, наверное, давно ждут нас!

Дельфинам пришлось ещё несколько часов бороздить море, прежде чем они напали на след. Только поздно вечером они оказались в стаде Сэппа. Гук узнал, что за время их отсутствия стадо Сэппа тоже встретило Одо-Бенов и тоже было возле одного из лежбищ моржей на берегу. Решено было поворачивать на юг: дальше на север забираться было опасно. Становилось холодно. В море кое-где стали встречаться небольшие льдины. Родившиеся в тропиках дельфины изрядно мёрзли. И тут произошла еще одна встреча.

РАХИА-НЕКТЕСЫ

Издалека дельфины услышали низкие звуки, которые обычно говорят о присутствии усатых китов. Разобрать, что передают усатые громадины этими сигналами, дельфины не могут — слишком маленькое расстояние у них между ушами, и длинные звуковые волны проходят, не улавливаясь полностью. Но дельфины — ох уж эти морские хитрецы! — неведомо в какие древние времена додумались до удивительного способа подслушивания разговоров усатых китов. Три дельфина вместе и рядом становились головами в направлении звуков, и уши крайних дельфинов работали как приемники звуков, расставленные примерно на такое же расстояние, как и уши у одного усатого кита. Тогда удавалось кое-как уловить их сигналы. Расшифровать же их было не особенно сложно. Эти усатые гиганты не проявляли особой сообразительности, и все их разговоры сводились к сигналам сбора, передвижения, рассказам о том, много ли корма есть и как глубоко надо за ним нырять. Редко, редко когда они объединялись для совместной охоты на рыбьи или кальмарьи стаи. Каждый из них предпочитал работать самостоятельно — раскроет пасть и плывёт некоторое время так. Потом захлопнет и выталкивает языком воду изо рта. А пластины рогового уса с бахромой на внутреннем крае не дают возможности вырваться из этой страшной пасти всякой мелюзге — рачкам-бокоплавам, мелким рыбёшкам, кальмарам.

Всё это хорошо изучил Гук, который раньше, в Черном море, никогда не встречал усатых китов и слышал о них только в рассказах старших. Теперь же здесь, на севере, встретить этих усачей было довольно странно. Гук мог поклясться, что в море вокруг совсем не было плавающих рачков-бокоплавов или другой пищи, годившейся для гигантов. Что же они здесь делают? Это надо обязательно выяснить, и потому — скорее к ним навстречу.

И здесь ещё один сюрприз ждал Гука. Перед ним оказалась пара действительно усатых китов, но таких, каких он никогда прежде не встречал. Длиной не больше шести-семи его длин, пёстро-серые, с короткими хвостовыми и грудными плавниками, с ровной спиной без плавника. Но самое замечательное — по всей морде, особенно на верхней челюсти, вся поверхность головы была густо усажена небольшими светлыми раковинками. Присмотревшись, Гук обнаружил, что это были не раковины моллюсков, а удивительным образом измененные рачки — зоолог назвал бы их усоногими ракообразными криптолефас. Между их раковинками в кожу впились тысячи других паразитических рачков — китовых вшей циамусов.

— Рахиа-Нектесы! Рахиа-Нектесы! — в восторге закрякали несколько молодых дельфинов, увязавшихся с Гуком.

Серые киты — а это были именно серые киты — не обращали на дельфинов никакого внимания. Медленно и степенно плыли они вдоль берега, время от времени погружаясь до самого дна, которое здесь находилось на глубине 15–20 длин.

Здесь, почти у самого дна, в небольших углублениях и особенно между зарослями морской капусты ламинарии, чьи длинные листья развевались по течению, скапливалась всякая морская живность — мелкие рачки, многощетинковые черви-полихеты и другие придонные обитатели. Кит ловко хватал особенно густые заросли в пасть и глотал, что попадалось в рот вместе с массой ила, кусками водорослей. В воде за ним оставались взъерошенные и прощипанные подводные луговинки и долго не оседающий столб ила.

Проплыв некоторое время за серыми китами, Гук обнаружил, что рачки сидят у них не только на голове, но и на брюхе и у плавников. Видно, не так уж плохо существовать на теле кита, который всё время поднимает с илом всяких микроскопических жителей.

Киту, конечно, и дела нет до того, что в облаке мути, окутывающей его тело, несётся пища для многих нахлебников, облепивших его тело со всех сторон.

Пара китов, за которыми плыл Гук с несколькими дельфинами, уверенно направлялась прямо к берегу. Там виднелся небольшой залив, и, судя по вкусу воды, в этот залив должна была впадать речка. Вскоре Гук услышал звуки голосов дельфинов из стада, которые обнаружили еще несколько серых китов и вместе с ними тоже направлялись к этому небольшому заливчику.

Становилось всё мельче и мельче. Глубина уменьшилась до пяти длин, а серые киты плыли спокойно, как будто под ними было глубокое море. Гук хотел было предупредить их об опасности, но, видя, что недалеко плывущее стадо дельфинов спокойно следует за китами к берегу, промолчал. Вот глубина стала уже всего две длины. Теперь, когда кит особенно сильно двигал хвостом, потоками воды от этого движения со дна поднимались густые клубы песка. Но они всё продолжали движение вперёд, может быть, лишь несколько помедленнее. Уже трудно стало плыть даже дельфинам, которые старались не заныривать после вдоха-выдоха, а киты всё пробирались к берегу. Было видно, что они брюхом касаются дна, и всё же они осторожно плыли, или, точнее, пробирались вперёд и вперёд. Вода кругом была уже почти пресная. И здесь, в большой и мелкой лагуне, киты наконец остановились, а лучше сказать — улеглись на дно. И тут раздался предупреждающий зов Сэппа:

— Осторожно, отплывите подальше от Рахиа-Нектесов, скорее!

Не понимая, с чем связано это предупреждение, Гук и его товарищи быстро отодвинулись от спокойно лежащих китов. И вовремя. С китами — а их скопилось в лагуне несколько — стало происходить нечто непонятное. Сильными движениями хвоста они перекатывались с боку на бок, поднимая столбы грязи, песка и воды в воздух. Со всех сторон только и слышались гулкие удары хвоста о воду и дно и сопение. Это фантастическое зрелище продолжалось несколько минут, после чего киты, словно по команде, успокоились и снова улеглись неподвижно на дно.

— Ну, теперь нам пора возвращаться к югу, — проговорил Сэпп, когда все дельфины стада собрались вместе. — Теперь вы видели, что не всегда киты боятся подходить к берегам. В этой лагуне серые киты могут лежать несколько дней подряд, пока пресная вода и солнце не погубят паразитов и нахлебников, облепивших их голову и тело. Вода и воздух холодные. Киты не перегреваются на солнце, как у нас в тропиках. Здесь и дельфины могут лежать часами в мелкой воде у берега, но остерегайтесь остаться хотя бы полчаса на песке у берега в тропиках: вас хватит солнечный удар, и тогда никто вам не поможет!

— А у меня на родине можно лежать у берега не полчаса, а часа два, пока бокам не станет очень жарко или пока не потревожат люди, — тихонько просвистел Гук, обращаясь к Эч.

Всё стадо дельфинов, разбившись на небольшие группки, спокойно двигалось от берега прямо в открытое море. К вечеру гористый берег скрылся за верхушками невысоких волн. Позади остались снежные берега Ледяной Земли — Чукотки, серые великаны киты, терпеливо ждущие избавления от паразитов в пресной лагуне, остались позади Одо-Бены и стада Ле-Уков.

Вечером старейшины попросили молодежь рассказать, что они запомнили из путешествия к Ледяной Земле. Запомнили они, конечно, всё, что видели, и слышали, и чувствовали. После их восторженных воспоминаний заговорил Чу-Гец:

— Всё это каждый должен сохранить в памяти навсегда. Если это не пригодится вам самим, то пригодится вашим потомкам, которые должны так же хорошо знать океан, как мы с вами. И ещё запомните главное: здесь, на севере, жизнь сурова для нас, но для живущих здесь она так же хороша, как для нас жизнь в тропиках. Здесь мелко, и основная масса живых существ ютится около дна: и Одо-Бены, и Рахиа-Нектесы питаются у дна. Даже наши родственники Ле-Уки — белухи — питаются в основном донными рыбами. Они хорошо знают, что временами здесь бывает много рыб, приходящих на нерест, и используют это время для своих желудков. Если бы нам пришлось здесь жить долго, то и мы стали бы придонными собирателями. Потому-то мы и считаем себя хозяевами моря, что знаем все пищевые цепи и не допускаем их разрушения нигде в океане.

КТО ТАКИЕ РЕ-ТИНЫ?

Кончал совет, как всегда, Сэпп:

— Теперь мы должны встретить в нескольких днях пути отсюда Ре-Тин. Найти их очень важно. Их осталось мало, очень мало. Несколько поколений назад их истребили люди в окрестностях того острова, где они всегда жили. Нашим предкам удалось, как говорят наши легенды, уговорить оставшихся Ре-Тин уплыть из этого страшного места в другие, укромные места, куда ещё не добирались люди, и там они живут до сих пор. А почему мы так заботимся о Ре-Тинах, вы узнаете, когда мы найдем их.

— Скажи, Сэпп, зачем люди истребили Ре-Тин и почему дельфины им не помешали это сделать? — не выдержал Гук.

— У людей, вероятно, очень тяжелая жизнь, особенно на севере. Они только и делают, что добывают себе пищу — ловят рыб, бьют Одо-Бенов — моржей, даже ухитряются убивать Рахиа-Нектесов. Но Одо-Бены осторожны, Рахиа-Нектесы могут уплывать далеко в море, рыбу люди ловить не умеют, они её больше пугают. А Ре-Тины оказались незащищенными. Мы пытались поговорить с людьми, но они не понимают разумного языка. Может быть, если бы они больше жили в море, как в тропиках, мы бы и договорились с ними, но тут не получилось.

— И самое главное, — продолжал Сэпп, — запомни: дельфины многого не могут делать тогда, когда сталкиваются с существами, приходящими в море с суши. Вспомни наши предания. Миллионы поколений мы были хозяевами моря, и мы хорошо управлялись, если оно такое богатое жизнью сейчас. Но несколько сотен тысяч лун назад у берегов морей появились люди, и с тех пор многое начало меняться. Что будет дальше, неизвестно. Но не забудь, что наш главный закон — дружба не за вознаграждение…

Через несколько дней стадо дельфинов оказалось далеко к югу от берегов Ледяной Земли — Чукотки. Далеко на горизонте угадывался высокий гористый берег. Море кругом было усеяно подводными холмами, которые не достигали поверхности воды совсем немного, иногда на две-три длины, иногда даже чуть обнажались при сильной волне. Между этими холмами, склоны и вершины которых поросли густыми зарослями водорослей, бурых, красных, зеленоватых, дно понижалось до 15–25 длин. Море было более живое, чем на севере. Больше было рыб. По дну ползали огромные крабы. Гук никогда раньше не видал таких огромных крабов.

Когда дельфины проплывали здесь вчера, они встретили много усатых китов, где-то дальше в море, наверное, охотились на кальмаров кашалоты — их следы хорошо сохранились в воде, — и в море несколько раз дельфины пересекали вонючие следы от больших грохочущих коробок двуногих. Но сюда, к этим холмам, не заплывали киты и не подходили корабли. Китам здесь делать нечего, негде развернуться, да и добычи нет приличной, а кораблям подходить сюда опасно, того и гляди, напорешься днищем на крутой каменистый холм.

Сэпп и другие опытные дельфины, бывавшие уже в этих местах, рассыпались широкой цепью, надеясь по запаху найти следы Ре-Тин. Они должны были жить где-то здесь, как объяснили старейшие. И в самом деле, вскоре дельфины напали на следы, которые привели всё стадо за полосу подводных холмов ближе к берегу, к подбережью крошечного каменистого островка. Здесь и жила одна из немногих семей Ре-Тин — громадных морских коров, питавшихся водорослями. Только теперь Гук понял, почему дельфины так заботились о судьбе Ре-Тин. В океане обычно все пищевые цепи кончаются крупными животными-хищниками, которые поедают рыб или кальмаров. А Ре-Тины, поедая водоросли, не нарушают сложных пищевых цепей организмов, используют практически безграничные запасы энергии, скрытой в водорослях, которая без них бесполезно пропадала бы. Ре-Тины раза в три-четыре были длиннее Гука, с широкими хвостами, как у китов, совсем без задних ног. Но зато передние ласты у них были очень подвижные и длинные, и ими эти капустницы, как прозвали их дельфины, очень даже ловко загребали длинные пластины водорослей в рот. Каждый плавник кончался небольшим копытцем, которым Ре-Тина ловко сковыривала особенно крепко приросшие к камням водоросли. Мощные, массивные нижние челюсти всё время двигались, пережёвывая водоросли. Но ни на них, ни на верхних челюстях Гук так и не рассмотрел зубов, хотя, кажется, он залез своим рылом прямо в рот одной добродушной корове. Вместо зубов были небольшие бугристые роговые пластинки, которые действовали как тёрки, когда корова жевала водоросли.

Плавать Ре-Тины не любили и проводили большую часть дня на каменистых отмелях, поросших водорослями. Иногда, когда доступные участки были достаточно объедены, они перебирались на другие отмели или к другим мелким островкам, которых здесь было несколько. Водоросли быстро отрастали снова, и уже через несколько лун снова можно было возвращаться на старые места.

Сейчас здесь жило несколько семей морских коров, которым хватало тех водорослей, что росли на окрестных отмелях. Помочь морским коровам перебраться на другое богатое подводное пастбище, которое, как знали дельфины, находилось в нескольких сотнях километров от этого уединенного уголка моря, что и собирались сделать дельфины, пока не потребовалось, и стадо покинуло этот единственный в океане заповедник, за раскрытие тайны которого люди дали бы многое. Может быть, когда-нибудь придёт время, и дельфины расскажут об этом заповеднике людям? Может быть, они даже когда-нибудь попросят людей пошире расселить этих замечательных животных? Этого мы пока не знаем, как не знаем и точного места, где находится этот заповедник. Где-то у Корякского побережья Берингова моря…

После встречи с морскими коровами стадо дельфинов продолжало двигаться на юг, вдоль побережья, то приближаясь, то отдаляясь от берегов. Берега здесь стали заметно живописнее, чем на Ледяной Земле. Высокие горы, которые издалека видны в море, были покрыты по-прежнему ледяными шапками, но пониже тут и там виднелись заросли низкорослого кедрового стланика, а по долинам речек, по склонам и руслам ручьёв поднимались невысокие деревца. Да и издали низменные места берега выглядели теперь зелёными, а не серыми, как тундры Чукотки.

Именно у этих берегов произошла встреча стада дельфинов с Эн-Хидрами. Как и обычно, задолго до встречи с неизвестным животным дельфины почувствовали в воде присутствие следов. Старейшины знали, что это следы от Поедателя ежей — Эн-Хидры. По следам быстро нашли и саму Эн-Хидру — изящного калана, или морскую выдру. Как и обычно, она лежала у поверхности моря на спине и что-то крутила небольшими ловкими передними лапами, держа их у груди над водой. Занятая своим делом, она не заметила стаи дельфинов, а когда услышала их, бежать было уже поздно. Эн-Хидра так разволновалась и перепугалась, почувствовав себя окруженной большими и ловкими дельфинами, что застыла на месте совершенно неподвижно, готовая броситься, казалось, на первого же дельфина, приблизившегося к ней.

— Не бойся! Не бойся! Я дельфин Крач из рода Чакки! — немедленно попытался успокоить нервную выдру Крач.

Эн-Хидра перестала дрожать, но ещё долго не спускала настороженного взгляда с крутившихся поблизости дельфинов.

Одним из правил поведения дельфинов было приходить на помощь попавшим в тяжёлое положение существам. Но было и другое правило, запрещавшее попусту тревожить морских обитателей. Почувствовав, что они могут нарушить второе правило, дельфины отплыли на некоторое расстояние от Эн-Хидры и стали исследовать место, в котором они оказались. Глубина — небольшая, не больше двадцати длин, дно каменистое, водорослей на дне мало, но много морских ежей. Среди ежей преобладают небольшие чёрные, с тупыми иглами. Рыбы не особенно много. Поблизости из воды поднимаются небольшие скалы. Вот, пожалуй, и всё, что принесли дельфинам разведочные проплывы. Тем временем Эн-Хидра настолько успокоилась, что принялась за своё прерванное занятие. Тут уж настало время Гуку и молодым дельфинам, никогда раньше не видавшим этого зверя, понаблюдать за его повадками.

Стряхнув с груди какие-то крошки и твёрдые кусочки, калан ловко повернулся на брюхо и бесшумно, не подняв ни волны, стал опускаться ко дну. Сильное и подвижное его тело кончалось довольно длинным — с голову Гука — и широким хвостом, который зверь использовал как руль. Небольшая голова с огромными, смотрящими вперед глазами напоминала тюленью, но только была более широкой и плоской. Между пальцами ног были натянуты широкие и прочные перепонки, особенно толстые на задних лапах, которые и служили главным органом движения в воде. Длинные усы смешно топорщились в разные стороны.

Проплыв некоторое время у дна, Эн-Хидра схватила небольшого ежа и… сунула его под мышку. Большая складка кожи, соединяющая передние лапы и спину, немного оттопырилась. Туда же отправился ещё один небольшой морской ёж, пара крупных раковин, которые она с ловкостью отодрала от большого камня. «Но камень-то, камень зачем ты схватила?» — с удивлением подумал Гук, увидев, как Эн-Хидра подобрала со дна увесистый кусок камня и со всем собранным отправилась к поверхности.

— Сейчас посмотрим, как он будет грызть этот камень! — с восторгом прошептала Эч, уверенная, как и Гук, что камень калан схватил по ошибке. Но ошибся не калан, а они сами.

— Смотри, он камнем бьёт по раковине! — возбужденно засвистел один из молодых дельфинов. — Он разбил её створки камнем! Он съел моллюска!

Да, Гук это тоже хорошо рассмотрел: несколько сильных ударов, нанесённых камнем, зажатым в одной лапе, по раковине, которую он придерживал другой лапой, — и створки раковины разбиты вдребезги. Ещё секунда — и остатки пустых створок полетели в сторону. Теперь настал черёд морских ежей. Камень был убран под свободную подмышку, и в ход пущены зубы. С видимым удовольствием калан выедал остатки ежа из круглого панциря, облизнулся длинным красным языком (этот язык тоже удивил Гука — ни у кого из его знакомых морских обитателей не было такого длинного, подвижного и красного языка) и выбросил пустой панцирь, ещё две минуты назад бывший морским ежом. Так же он расправился со вторым иглокожим. «Выкинь камень, чудак!» — хотел было посоветовать Гук калану, но вовремя сдержался. Тот как раз вытащил камень из-под мышки, повертел его в лапах, осмотрел со всех сторон и… сунул снова под мышку. Второй раз, когда калан отправился на дно моря, он уже не подбирал камня, а лишь набрал несколько раковин и ежей. На поверхности спектакль с камнем повторился снова. Дельфины были в восторге и, не выдержав, громко затрещали, зачирикали, запищали и заскрипели, рассказывая друг Другу, как здорово это получается у Эн-Хидры и какая она сообразительная, эта Эн-Хидра. Недовольный этим шумом калан поспешил к скале, вылез на большой камень и с независимым видом принялся разглядывать плавающих вокруг под ним восторженных дельфинов.