Приключения Карла Фрейберга, короля русских сыщиков

Громила-любитель

Карл Фрейберг, справедливо названный королем русских сыщиков, сидел в своем кабинете, углубившись в чтение газет, которые целым ворохом лежали перед ним. Вероятно, что-то сильно заинтересовало его, так как время от времени он прекращал чтение и недоумевающе покачивал головой.

— Странно… очень странно, — пробормотал он наконец, бросая газетный лист на стол. — Что ни день, то новый грабеж, самого отчаянного свойства, и по существу весьма странный. Ну зачем, спрашивается, громиле нужно коверкать все, что нельзя унести? Ведь это какое-то безумие! И главное, что полиция до сих пор никак не может отыскать виновного!

Громкий звонок прервал его размышления. Спустя несколько минут в комнату вошел сыщик Пиляев, с которым Фрейберг очень дружил и почти всегда работал вместе.

Вид у Пиляева был очень озабоченный, что сразу бросалось в глаза. Поздоровавшись с вошедшим, Фрейберг вопросительно взглянул на него.

— Опять что-нибудь случилось? — спросил он с любопытством.

— Случилось! Да не простое дело, а можно сказать — колоссальное! — ответил тот, снимая перчатки.

— Что такое?

— Полный разгром лучшего ювелирного магазина!

— Не может быть! Где?

— Здесь, у нас, в Петербурге. Сегодня ночью ограблен магазин Федорова.

— Тот самый, который выходит фасадом на Невский?!

— Представьте!

— И на много?

— Тысяч на триста. Громилы не брали ни золотых, ни серебряных вещей. Их только сильно перековеркали. Зато захватили с собой все бриллиантовые вещи и деньги из кассы.

— Это интересно! — заметил Фрейберг живо. — Вы говорите, что серебряные и золотые вещи не украдены, а лишь исковерканы?

— Да.

— В таком случае, это дело опять-таки того неуловимого преступника, который всюду после себя оставляет разгромленные вещи, те, что не может захватить с собою.

— Да, да! — подтвердил Пиляев. — Пойдемте-ка посмотрим на разгром.

— Сию минуту! — ответил Фрейберг, быстро переодеваясь.

Оба сыщика вышли из дома и, взяв извозчика, поехали в Гостиный двор. Около ограбленного магазина стояла толпа народа, в центре внимания которой были два приказчика, в двадцатый раз пересказывавшие публике подробности погрома.

Полицейские чины упрашивали народ разойтись, но толпа с каждой минутой продолжала расти. С трудом пробравшись сквозь нее, Фрейберг и Пиляев вошли в магазин, в котором уже собрались следователь по особо важным делам, начальник сыскной полиции и его помощник, полицеймейстер и несколько агентов сыскного отделения. Поздоровавшись со всеми, Фрейберг и Пиляев приступили к осмотру.

В правой боковой стене была пробита большая дыра. Выбитые из стены кирпичи валялись тут же на полу, а около них лежали и орудия громил: лом, долото, топор, какие-то крючки, напильники и тому подобные инструменты.

— Громилы, видать, люди не бедные! — произнес Фрейберг, рассматривая инструмент. — Эта коллекция стоит не меньше трехсот рублей. Гм… они приехали к нам с Кавказа…

— Кто? — тут же спросил начальник сыскного отделения.

— Громилы, — ответил Фрейберг.

— Почему вы так решили?

— Инструменты кавказского производства и притом очень хорошей тифлисской фирмы. Не угодно ли Вам взглянуть на клеймо?

— Да, действительно, — проговорил начальник сыскной полиции. — Удивительно, как я просмотрел.

Между тем, Фрейберг продолжал осмотр, лазая на коленях по полу и разглядывая каждую мелочь, время от времени пользуясь увеличительным стеклом.

— Один из них, вероятно, обрезался, — заговорил он снова. — Вот капли крови… Ага! Один был в шерстяном костюме темно-коричневого цвета…

— Из чего вы это заключаете? — полюбопытствовал следователь.

— А вот посмотрите-ка внутрь пробоины, — ответил сыщик. — Она не особенно широка. Ее пробили лишь настолько, чтобы мог пролезть человек средней комплекции. Поэтому тот, кто пролезал, терся телом о кирпичи, и если вы осмотрите через увеличительное стекло внутреннюю поверхность пробоины, то заметите волоски шерсти, отделившиеся от костюма и оставшиеся на стенах поверхности.

— В самом деле, — подтвердил следователь, осмотрев пробоину через увеличительное стекло.

— Рядом с этим магазином что помещается?

— Книжный магазин Оболдуева, — ответил один из сыщиков. — Пролом вели оттуда, а…

— Дело не обошлось без подобранных ключей, — перебил Фрейберг, который успел уже пролезть в соседний магазин и тщательно осматривал его. — Что установили опросы сторожей?

Говоря это, сыщик снова влез в ювелирный магазин. К нему подошел начальник сыскного отделения.

— Показания сторожей очень странны, — заговорил он. — Весь Гостиный двор охраняется особой артелью гостинодворских сторожей, и каждый прекрасно знает в лицо всех хозяев охраняемого им участка. Сторож, стоявший на посту во время ограбления, говорит, что сам старик Оболдуев зачем-то проходил в свой книжный магазин около часу ночи. По его словам, Оболдуев открыл своим ключом дверь и, пробыв в магазине часа два, вышел оттуда с пакетом, запер дверь и, сев на извозчика, уехал…

— Он арестован?

— Да, хотя…

— Хотя что?

— Это показание слишком невероятно! По произведенному следствию оказалось, что старик в эту ночь не выходил из дома. У него были гости, и в их числе один из помощников пристава, все они подтвердили, что старик ни на минуту не отлучался из дома.

— Зачем же его арестовали?

— Право, трудно сказать! Все так запутано…

— На вашем месте я немедленно освободил бы его, — проговорил Фрейберг. — Дело ясно, как день. Громила удачно загримировался под Оболдуева и, не возбудив подозрения сторожей, сделал свое дело.

— Черт возьми, ведь это же вероятнее всего! — воскликнул начальник сыскного отделения и, обернувшись к одному из сыщиков, сказал:

— Вот письмо с моей подписью, вставьте слова: «Освободить немедленно» и «Оболдуева» и распорядитесь сейчас же, чтобы его выпустили на свободу.

Между тем, Фрейберг продолжал рассматривать каждую мелочь. Он брал в руки исковерканные предметы и внимательно вглядывался в них через увеличительное стекло. Вдруг он спросил:

— Есть ли у кого-нибудь фотографический аппарат?

— Есть, — ответил один из сыщиков.

— Дайте мне его сюда!

Сыщик подал аппарат, и Фрейберг, вынеся серебряную вазу на свет, сфотографировал ее.

— Что вы делаете? — удивился следователь.

— Видите ли, — пояснил Фрейберг, — на этой вазе ясно отпечатались следы большого и указательного пальцев. Громила ломал ее. Фотография этих отпечатков может в данном случае сослужить мне большую службу, и я очень рад, что мне удалось заснять вазу…

Дальнейший осмотр не дал никаких результатов.

На счастье Фрейберга, оказалось, что хозяин магазина сделал фотоснимки своих лучших ювелирных вещей. Эти фотографии по просьбе сыщика были отданы ему.

Выйдя из магазина, Фрейберг кинулся в первый попавшийся фотографический салон.

— Можете ли вы переснять эти фотографии? — спросил он, показывая карточки фотографу. — Мне они необходимы срочно. Если можно, то к сегодняшнему вечеру.

— Можно-то можно, — ответил фотограф, — но только это будет стоить очень дорого.

— Я плачу любую цену.

— А по сколько снимков сделать с каждой?

— Штук по сто.

— Тогда это лучше сделать литографическим способом, — сказал фотограф.

Фрейберг бросился к литографам.

Быстро сговорившись и попросив сделать как можно более четкие оттиски, он пообещал зайти за заказом под вечер.

В тот же час несколько сыщиков были посланы во все ломбарды, где они должны были следить за лицами, приносящими в залог бриллиантовые изделия.

Зайдя вечером в литографию, Фрейберг забрал оттиски и в ту же ночь отправил их во все ломбарды и ювелирные магазины Петербурга и Москвы.

— Конечно, воры могут вынуть камни, а металл переплавить, — объяснил Фрейберг Пиляеву, — но это сильно обесценит украденные вещи. Если воры очень жадны, они этого не сделают, зато при продаже вещей им легче попасться…

— Если только они не выедут с ворованным за границу, — усмехнулся Пиляев.

— Конечно, — согласился Фрейберг. — Ведь это мера на всякий случай. Признаюсь, я и сам не придаю ей особого значения. На эту примитивную удочку вряд ли попадается умный вор. Для меня гораздо важнее было узнать, что костюм был шерстяной, темно-коричневого цвета и что инструменты приобретены на Кавказе.

— Но почему вы предполагаете, что инструмент куплен именно там, а не здесь? — спросил Пиляев, пожимая плечами. — Ведь фирма могла иметь своих посредников в Москве и Петербурге.

— Совершенно верно, — ответил Фрейберг. — Но, насколько я знаю, ни одна из кавказских фабрик не экспортирует изделия подобного рода во внутренние российские губернии. Кавказскому рынку не хватает даже местных изделий, и этот недостаток восполняется среднероссийскими и уральскими.

Весь второй день Фрейберг, Пиляев и начальник сыскной полиции расследовали дело дальше.

К вечеру из Тифлиса была поручена телеграмма от местного сыскного отделения. В ней сообщалось, что, по наведенным справкам, описанные в телеграмме Фрейберга инструменты были действительно куплены в Тифлисе, но хозяин магазина не знает покупателя и впервые видел его. Инструменты куплены все сразу, и только благодаря этому, хозяин помнит об их продаже, в книге проданного товара они записаны вместе, и цена по счету стоит общая. Куплены они четыре с половиной месяца тому назад и, насколько помнит хозяин, покупал их очень приличный человек средних лет, брюнет.

Кроме этих сведений, тифлисская сыскная полиция не могла сообщить ничего интересного.

— Маловато, — произнес Фрейберг, прочитав телеграмму.

— Мы видим только одно, — возразил начальник сыскной полиции, — что ваши предположения и выводы правильны с самого начала, а это очень важно. Сейчас мы знаем если и не много, то и не так уж мало. Одним словом, мы знаем, что громила — человек интеллигентный, брюнет, не урод, средних лет, имеет темно-коричневый шерстяной костюм, был четыре с половиной месяца назад на Кавказе и, по всей вероятности, тамошнего происхождения. Ом хорошо владеет гримом, умеет подделывать походку, очень хладнокровен и, должно быть, бреет усы и бороду. Возможно, что усы он и не бреет, а лишь подкрашивает их по мере надобности в тот или иной цвет… Как-никак, все эти данные составляют ценный материал для дальнейших розысков, а обещанная награда в двадцать тысяч рублей за обнаружение украденного тоже должна помочь делу.

Проговорив это, начальник сыскного отделения с улыбкой взглянул на Фрейберга.

— Надеюсь со временем угостить вас прекрасным ужином, — ответил Фрейберг.

— Ого! — воскликнул начальник. — Вы, кажется, уже заранее присваиваете себе честь поимки громилы?

— Я только надеюсь, — ответил знаменитый сыщик, пожимая плечами.

И, помолчав немного, он добавил:

— А пока я должен удалиться.

— Уж вы постарайтесь! — слезливым тоном обратился к нему стоявший тут же хозяин магазина Федоров. — Сами видите, какое тут дело! Будь пропажа тысяч на сто, я бы вынес кое-как, а то ведь триста тысяч! Ведь я обанкрочусь через два дня! Да что через два. Я и сейчас уже банкрот! Не думал, что на старости лет придется мне в богадельню идти…

Крупные слезы полились из глаз старика.

— Ну, до этого, надеюсь, дело не дойдет! — успокоил его сыщик. — Не теряйте только присутствия духа.

И, пожав старику руку, он в сопровождении Пиляева вышел на улицу.

Когда оба сыщика вошли в квартиру Фрейберга, последний казался очень задумчивым.

— Ты переночуешь у меня? — спросил он товарища.

— Если нужно… — начал Пиляев, но Фрейберг перебил его:

— О, нет, для дела в этом нет никакой необходимости, сегодня я уделю весь вечер отдыху. С завтрашнего дня нам предстоит слишком много хлопот, и поэтому я хочу сегодня повеселиться. Тот, кто похитил на триста тысяч, добровольно не отдаст в наши руки приобретенное богатство, и, значит, борьба за его обладание будет идти не на жизнь, а на смерть…

Он немного помолчал и тихо добавил:

— Кто знает, может быть, один из нас или мы оба… кутнем сегодня в последний раз.

— Итак, вы собрались кутить? — спросил, улыбаясь, Пиляев. Он, хотя и пил уже со своим приятелем на брудершафт, все-таки, несмотря на долгую дружбу, продолжал сбиваться на «вы».

— Да, мы сегодня кутим, — ответил король сыщиков. — Добрая доза шампанского иногда очень хорошо действует на меня. Выпив вина, я становлюсь вдвое подозрительнее и иногда замечаю какую-нибудь существенную деталь, ускользнувшую от меня в трезвом состоянии. Правда, работать я не могу, но голова, именно в силу чрезмерно развивающейся подозрительности, работает замечательно, правильно, и бывали случаи, когда весь план работы по части раскрытия какого-нибудь очень запутанного преступления создавался в моей голове именно после бутылки хорошего вина. Причем, шампанское действует лучше всего. Оно сильно возбуждает нервную систему.

— Итак, мы отправляемся? Ну что ж, я готов! — согласился Пиляев. — Куда же?

— Да поедем в «Аквариум»[5]. Это ближе и веселее.

Сказав старухе-кухарке, где их в случае необходимости можно отыскать, сыщики вышли на улицу и, взяв извозчика, приказали везти себя на Каменноостровский проспект. Когда они приехали в «Аквариум», было уже часов десять, и публики в саду собралось много.

Сад, залитый светом тысяч электрических лампочек, казался каким-то сказочным уголком, приютом страсти и беспечного разгула. На открытой сцене извивались две испанки, вокруг занятых столов суетилась стая лакеев, а густая толпа публики с мелькавшими среди нее девицами из различных хоров, тихо колыхаясь, двигалась взад и вперед по аллеям, обмениваясь шутками и скабрезными фразами. Среди толпы выделялась королева бриллиантов «la belle Otero»[6], стройная высокая испанка, вся осыпанная драгоценностями, сверкающими под лучами электричества.

— Гм… — произнес Фрейберг, указывая на нее глазами. — Я думаю, стоимость ее бриллиантов превысит даже стоимость похищенных у Федорова…

— Не сомневаюсь, — ответил Пиляев. — Говорят, что эта женщина не принимает никаких подарков, кроме бриллиантов, и при том сама страшно скупа. Ведь эти вещички она копит уже более двенадцати лет, и ни одна из них не была знакома с ломбардом.

Разговаривая таким образом, приятели прошлись раз десять взад и вперед по саду и затем, пройдя через террасу, приказали провести их в кабинет.

Ужин был заказан.

Сначала подали закуску и несколько сортов водки, приятели с удовольствием выпили по пару рюмок. После борщика и филе сотэ с шампиньонами были поданы шампанское и фрукты.

Золотистая влага весело запенилась в бокалах, и под ее действием приятели быстро повеселели. За первой бутылкой последовала вторая. Прихлебывая искрящееся вино, Фрейберг, казалось, был далек и от этого кабинета, и от всего, что здесь происходило.

Вдруг он поднял голову и пристально посмотрел на Пиляева.

— Он вошел в магазин без пакета, — произнес Фрейберг сквозь зубы.

— Кто? — удивленно спросил Пиляев, на которого выпитое вино подействовало довольно сильно.

— Громила, переодетый Оболдуевым, — ответил король сыщиков.

— Ну, ну так что же?

— И вышел из магазина с пакетом…

— Что вы хотите этим сказать?

— Не кажется ли вам это странным? — спросил Фрейберг после нескольких секунд молчания.

Пиляев пожал плечами.

— Не понимаю, что может тут казаться странным? — произнес он, недоумевая. — Ведь он похитил вещи…

— Только бриллианты и еще драгоценные камни, — перебил Фрейберг. — Одна брошь стоит двенадцать тысяч рублей, другая — пятнадцать… Затем три пары серег ценою от четырех до шести с половиной тысяч каждая и пять перстней ценностью от двух до трех тысяч каждый. Вот все вещи! Остальное состоит из невправленных камней: бриллиантов, рубинов и изумрудов…

— Не понимаю, к чему вы клоните, — проговорил Пиляев.

— Золотые и серебряные изделия не тронуты, — продолжал между тем Фрейберг. — Даже такие вещи, как, например, броши, серьги и перстни с камнями, цена которых не превышает полутораста рублей, не тронуты!

— Ну и что из этого?

Фрейберг налил в бокалы шампанского и, выпив свой залпом, произнес:

— А то, что для того, чтобы унести эти вещи, вовсе не нужно было завертывать их в какой-то пакет, притом, по показанию сторожа, довольно большой.

— То есть…

— Двух обыкновенных карманов и даже одного было бы совершенно достаточно, чтобы унести из магазина не только на триста тысяч рублей, но и на полмиллиона.

— И все-таки я не могу понять, к чему вы ведете речь, — пробормотал Пиляев. — По-вашему выходит так, будто бриллианты не унесены из магазина…

— Или вынесены оттуда заранее…

— И загримированный человек посетил ночью магазин лишь для того, чтобы спутать следы?

— Оба предположения одинаково допустимы, — ответил знаменитый сыщик. — Одно из двух: или похищенное находится где-нибудь в магазине, или оно унесено оттуда раньше, и тогда в последнем случае можно строить опять-таки два предположения: либо из магазина все унесено хозяином, либо кто-нибудь из своих заранее выкрал вещи, а затем уже симулировал разгром, пройдя загримированным и проломав стену лишь для виду…

— Но… откуда же у здешних людей может быть тифлисский инструмент, кстати, купленный лишь четыре месяца тому назад? — удивился Пиляев.

Фрейберг не ответил ничего.

Казалось, слова товарища подали ему какую-то новую мысль.

Несколько минут он сидел молча, погруженный в свои мысли, не замечая подлитого в бокал шампанского. Но наконец он очнулся. Выпив залпом бокал, он позвонил и, когда лакей вошел в кабинет, приказал:

— Цыган.

— Цыгане заняты, — ответил лакей, делая почему-то печальную физиономию.

— Кем? — полюбопытствовал Фрейберг.

— Не знаю-с, — ответил лакей. — С испанкой Отеро какие-то гости сидят.

— Можешь идти, — произнес сыщик вялым голосом. — Да, принеси еще две бутылки вина.

— Слушаюсь, — поклонился лакей и вышел из кабинета.

Было уже около двух часов ночи, когда приятели, заплатив по счету, покинули кабинет и вышли в сад. Большая часть публики уже разошлась по домам, и теперь в саду оставались только пьяные и подыскивающие себе женщин.

Фрейберг и Пиляев стали бесцельно бродить по саду, как вдруг женский голос привлек их внимание.

Взглянув на говорившую, они сразу узнали в ней цыганку.

— Только бриллиантами и берет! — говорила она, обращаясь к шедшей рядом с нею другой цыганке. — Сегодня, как показал он ей бриллиант, так у нее аж глаза загорелись! Такая жадная, страсть! Притулилась к нему, да так и задыхается!

— Барвало![7] — ответила другая, говоря, очевидно, про мужчину.

— Хору триста рублей дал…

Фрейберг схватил Пиляева за руку и нарочно отстал от цыганок. Затем, сделав по саду круг, он вместе с Пиляевым подошел к ним.

— Что же, красавицы, вы ходите по саду? — спросил он. — Пойдем хоть в кабинет, что ли?

Цыганки окинули сыщиков внимательным взором, но, увидя на их руках дорогие перстни, сразу успокоились.

— Что ж… пойдемте, — согласились они. — Вы пойдите в кабинет, займите его и пришлите за нами.

— А как вас назвать?

— Шура и Маня.

Оба сыщика снова заняли кабинет и послали за цыганками. Через несколько минут они вошли, сели за стол, и, по общему согласию, был заказан ужин и подано вино.

Фрейберг и Пиляев, и без того подвыпившие, развернулись вовсю. Они шутили, рассказывали смешные анекдоты, приноравливаясь к уровню понимания цыганок, поили их вином и вели себя, как школьники. Взамен этого цыганки, в круг интересов которых входили лишь ресторан и ресторанные события, выкладывали перед ними все новости и сплетни «Аквариума».

— Что это вашей Отеро, кажется, сегодня повезло? — спросил между прочим Фрейберг.

Глаза Шуры алчно засверкали.

— Тысячи в полторы бриллиант получила, — ответила она. — За него и в номер к нему поехала.

— Ого! — воскликнул сыщик, наливая Шуре вина. — Что же это, перстень или брошь?

— Нет, прямо камень. Он говорил, что вывалился будто из его перстня.

— Красивый гость? — продолжал расспрашивать Фрейберг.

Цыганка пожала плечами:

— Не то, чтобы очень! Приезжий, должно быть. Чернявый, высокий…

— Кавказец? — быстро спросил Пиляев.

— А кто его знает?! — равнодушно ответила Шура и вдруг с живостью докончила:

— Вот подари-ка мне такой камень! Хоть вдвое меньше…

— В следующий раз привезу, только не такой большой, — посулил Пиляев. — Только ведь Отеро, ты говоришь, поехала с ним куда-то?

— Ну, она одно дело, а мы другое, — рассердилась Шура.

— Куда же она с ним поехала? В номера, говоришь?

— Может быть, и не в номера, — пожала плечами Шура. — Уехала с ним часа два тому назад, да и все тут. А вы хор будете слушать? Ведь нам так сидеть нельзя.

Отговорившись тем, что им уже пора ехать, Фрейберг и Пиляев сунули цыганкам отступного и покинули ресторан. Через полчаса все гостиницы и приюты любви были опрошены по телефону о том, не приезжала ли в них знаменитая королева бриллиантов, но отовсюду давали отрицательный ответ.

Красавица, а вместе с нею и ее кавалер бесследно исчезли.

К ее квартире были посланы два лучших агента, но и они явились с известием, что Отеро не возвращалась с тех пор, как поехала в ресторан.

— Нам ничего не остается, как самим дождаться ее приезда, — проговорил знаменитый сыщик. — Пойдем, Пиляев.

Ждать возвращения испанки им пришлось до десяти часов утра. Она подкатила к подъезду своего дома на изящном автомобиле, и едва только успела соскочить с него, как шофер, не дожидаясь ее приказания, дал машине полный ход и стремительно исчез в переулке. Все это произошло так быстро и, главное, так неожиданно, что сыщики едва успели опомниться, и лишь Фрейберг заметил, что на автомобиле стоял номер сто пятый.

Видя, что преследование автомобиля вряд ли принесет пользу, Фрейберг поручил его на всякий случай Пиляеву, а сам, вежливо приподняв шляпу, подошел к испанке.

— Простите, сударыня, — заговорил он, — мне очень нужно, чтобы вы уделили мне несколько минут.

Испанка сделала сердитый жест.

— Я на улицах не знакомлюсь, — ответила она, довольно сильно коверкая русский язык.

— Но я главный агент сыскной полиции, — пояснил сыщик.

Испанка сделала испуганные глаза.

— Разве что-нибудь случилось? — спросила она тревожно.

— О, не беспокойтесь! — успокоил ее сыщик. — Я только намерен задать вам несколько вопросов.

— Я… я… с удовольствием… — пробормотала красавица, нажимая на кнопку звонка.

Дверь отворилась, и изящная горничная пропустила их в прихожую.

Дав сыщику раздеться, испанка сбросила с себя роскошную кружевную накидку и, сказав горничной, что позовет, когда будет нужно, отпустила ее.

— Пройдемте в будуар, — предложила она.

Следом за ней Фрейберг прошел в изящный будуар цвета бордо, отделанный таким образом, чтобы все дефекты немолодого лица тщательно скрывались цветом обстановки.

— Я вас слушаю, — произнесла испанка, опускаясь на шелковую кушетку и указывая сыщику на кресло.

— Приступлю прямо к делу, — начал тот. — Мне необходимо знать фамилию того господина, с которым вы сидели вчера в кабинете.

— В «Аквариуме»? — спросила Отеро.

— Да.

— Гм… Как вам сказать, — задумчиво ответила красавица. — Мне он назвался итальянцем Перлипини, но… нам часто говоря ненастоящие имена, в особенности те, кто носит на руке обручальное кольцо.

— А у него оно было? — с живостью спросил сыщик.

— Было. Поэтому-то я и думаю, что он солгал. Кроме того, он один раз ошибся и назвал себя не Перлипини, а Перипини.

— Он подарил вам бриллиант? — продолжал расспрашивать сыщик.

— Да.

— Могу я на него взглянуть?

— Конечно.

Испанка встала, прошла в переднюю и возвратилась с ридикюлем в руках.

— Вот, — она вынула из сумочки великолепный бриллиант и подала его сыщику.

Взяв камень из рук, Фрейберг долго рассматривал его со всех сторон, затем, положив на стол, вынул из кармана фотографию и список украденных вещей с обозначением их стоимости.

— Гм… цена этому камню тысячи полторы, но, к сожалению, он не похож ни на один из украденных, — пробормотал он наконец.

— Как? Вы сказали, краденый? — заволновалась испанка. — Объясните, пожалуйста!

— О, это нетрудно! Вам достаточно вспомнить, что на днях ограблен ювелирный магазин Федорова. Мы ищем вора. Поэтому берегитесь, если вы дадите ложные сведения. Рано или поздно все выяснится, и тогда мы предадим вас суду как сообщницу.

— Sancta Madonna![8] — испугалась испанка. — Неужели вы думаете, что я скрою хоть что-нибудь? Ну хотите, я расскажу вам все по порядку?

— Я хотел вас сам просить об этом.

— Так слушайте! — начала красавица. — Я никогда не видела раньше сеньора Перлипини и познакомилась с ним вчера. Он расположился один в ложе закрытого театра, рядом с которой я сидела. Когда он заговорил со мной, я ответила. Потом мы заняли кабинет, пригласили цыган, и он при всех предложил мне этот камень за то… чтобы поехала с ним прокатиться. Мы поехали на Стрелку. Там его ждала прехорошенькая яхточка с маленькой уютной каютой, похожей на гнездышко. Матросов было двое. В каюте быстро был накрыт стол, поданы вино и фрукты. Отчалив от берега, мы понеслись под парусами по взморью. В каюте было очень уютно, она словно нарочно создана для любви, и мы… мы провели в ней время до восьми часов утра…

— Не говорил ли он вам чего-нибудь особенного? Не рассказывал ли что-нибудь про себя? — перебил сыщик.

— Почти ничего, — ответила испанка. — На мои расспросы он отвечал, что имеет в Неаполе ювелирный магазин, каждый год путешествует, совмещая дело с отдыхом, и теперь приехал в Петербург по делам на целое лето.

— Он, вероятно, назначил вам свидание?

— Нет. Я сама вызвала его на это, но он отмалчивался и лишь под конец сказал, что кутит последний день и что с сегодняшнего дня возьмется серьезно за дело, потому видеться с ним мне будет невозможно.

— Не давал ли он вам свой адрес?

— Нет.

— Где же вы высадились?

— На маленькой пристани в Ораниенбауме. На прощание он сказал, что в память об этой ночи дарит мне свою яхточку.

— Он оставил ее вам?

— Нет. Он сказал, что я могу получить ее сегодня после обеда от лодочника. При мне он вызвал его и сказал, указывая на меня: «Я покатаюсь и оставлю эту яхту у тебя, а после обеда за ней заедет эта барыня, и ты передашь яхту ей». На берег скоро приехал автомобиль с шофером, и мы расстались. Уезжая, я видела, что яхта, на палубе которой стоял Перлипини, отчалила от берега. Вот все, что я знаю.

— Еще одна просьба, — проговорил сыщик, все время слушавший рассказ с большим вниманием.

— Пожалуйста.

— Позвольте мне унести с собою этот бриллиант.

Испанка, казалось, колебалась. Но сознание, что она имеет дело с полицией, наконец, взяло верх над жадностью.

Получив камень и пообещав принести его через несколько дней, Фрейберг простился с испанкой и вышел на улицу. Пиляев с грустным лицом уже ждал его.

— Ну, что? — спросил король сыщиков.

— Провел! — с отчаянием махнул рукой тот.

— В чем дело?

— Опоздал. Вместе с двумя агентами мы стали звонить во все гаражи. Наконец, дошла очередь и до каменноостровского. Оказалось, что этот автомобиль взят там напрокат, но лицо, бравшее его, сдало десять минут назад.

— А шофер?

— За руль сел сам господин, бравший автомобиль.

— И ему дали?

— Да, потому что он оставлял в залог две тысячи рублей, которые и получил обратно, как только сдал автомобиль.

— Чертовски просто и умно! — воскликнул Фрейберг. — Запомнили ли они, по крайней мере, его лицо?

— Говорят… Да, впрочем, вы же сами видели его!

— Правда. Ну, если тут не удалось, так попытаемся в другом месте, — в раздражении произнес Фрейберг.

Он кликнул извозчика, и оба сыщика, сев в пролетку, приказали везти себя на вокзал.

Через полтора часа они уже вышли на дебаркадер ораниенбаумского вокзала и, не теряя времени, почти бегом, спустились к берегу моря.

— Если он только сдержит слово, то приведет свою яхту сюда, — сказал Фрейберг, выходя на берег.

— Вон там стоит какая-то яхточка с каютой, — пробурчал Пиляев, всматриваясь в берег. — Уж не его ли? В таком случае мы снова опоздали!

Со смутным предчувствием новой неудачи сыщики направились к одной из лодочных пристаней, недалеко от которой качалось на якоре изящное парусное судно.

На окрик Фрейберга из будки вышел сам лодочник.

— Чья это яхта? — обратился к нему сыщик.

— Барыни одной, — ответил лодочник. — Намедни они катались с барином, потом барыня уехала, а барин — снова в море.

— А когда он опять приехал?

— Давно уж. Один-то он не более двадцати минут катался. Причалил, велел отдать яхту после обеда барыне, да и ушел с матросами. Минут через двадцать опять заходил. Веселый такой. Велел передать барыне записочку и ушел.

— Ну, так вот что, мой милый, — произнес Фрейберг, показывая лодочнику свое удостоверение. — Мы из сыскного отделения. Дайка сюда это письмо.

Оторопевший лодочник бросился в свою каморку и быстро возвратился, неся в руке изящный конверт. «Синьорине Отеро» — стояла надпись. Вскрыв конверт, Фрейберг громко прочел:

«Милая синьорина! Только что узнал, что за мной следят два каких-то болвана. Вам ни к чему знать, зачем, но уверен, что они делают это, вероятно, по ошибке или слабоумию. Передайте, если они придут к вам, что я с удовольствием сам пошел бы к ним, если бы знал их, но разыскивать их у меня нет времени. Когда вы получите это письмо, я буду уже далеко от Петербурга, поэтому попросите господ, ищущих меня, не тратить зря времени, а оставить мне свои адреса, письмо же послать по адресу: Петербург, до востребования, И. Д. И. О. Т. У. До свидания. Вам преданный Перлипини».

— Вот так бестия! — воскликнул сыщик, опуская руку с письмом. — Нет, какова наглость! Ведь это письмо прямо по нашему адресу. Если сложить все буквы, то выйдет, что мы напишем письмо до востребования «идиоту». Он смеется над нами…

— Да, — произнес Пиляев. — Теперь он уже далеко отсюда. Его личная охрана организована, видимо, очень хорошо, а что касается «востребования», то, конечно, он и не подумает получать нашего письма.

— Само собой, — со злостью ответил Фрейберг, — но с первым вашим заключением я не согласен.

— То есть?

— Он никуда не уехал и не уедет из Петербурга. Он находится здесь и так или иначе попадется в мои руки!

— Вы готовитесь предпринять что-нибудь новое?

— Разумеется! — воскликнул сыщик. — Но второпях с этим негодяем не справишься.

Усевшись на берегу, Фрейберг погрузился в глубокую задумчивость. Просидев так около получаса, он встал и решительным шагом направился к вокзалу, чтобы вернуться в Петербург.

Вечером репортеры уголовной хроники получили от градоначальства для своих газет интересное сообщение.

А на следующее утро читатели газет узнали, что «полицией ведутся деятельные розыски по делу ограбления магазина Федорова. Полиции удалось напасть на верный след преступников, которые скрылись в провинцию, куда в настоящее время командированы лучшие агенты сыскной полиции».

Затем шло описание подарка Отеро, история яхты и все подробности вчерашней ночи.

С этого дня газеты стали регулярно публиковать подробности следствия. Вскоре публику известили, что следы громилы найдены в городке Чугуеве, Харьковской губернии.

Что же касается Фрейберга, то он только и делал, что писал эти небылицы и отправлял их каждый день в градоначальство, чтобы они попали репортерам. Само следствие он временно прекратил и ограничился лишь тем, что установил над магазином Федорова самый строгий, тайный надзор, и даже, с согласия хозяина, поместил одного из сыщиков в сам магазин приказчиком.

Но это не дало никаких результатов.

Однажды, когда Пиляев сидел у себя в комнате, Фрейберг зашел к нему.

— Ну, что? — спросил Пиляев. — По лицу вижу, ты принес какую-то новость.

Сбросив легкое пальто, Фрейберг поздоровался с товарищем.

— Ты угадал, — ответил он, садясь на турецкий диван. — Есть новость.

— По федоровскому делу? — с живостью спросил агент.

— Не совсем, но касается его. Вчера вечером мне удалось, наконец, точно установить, кому ранее принадлежал бриллиант, подаренный испанке.

— Ну!

— Его в числе прочих драгоценностей похитили семь месяцев назад из магазина Блеттера…

Пиляев широко открыл глаза:

— Но… как удалось узнать это?!

— Очень просто, — небрежно ответил Фрейберг. — Этот камень чистой воды и большой величины, а на одной из его граней есть еле заметная трещина. Ювелиры прекрасно знают малейшие дефекты своего товара, и мне почему-то пришло в голову обратиться сначала к тем из них, кто был хоть раз обворован за последние два года, то есть за то время, когда в Москве и Петербурге особенно участились грабежи и кражи именно в ювелирных магазинах. Таких магазинов, не считая федоровского, оказалось в Петербурге три. За два года в них похищено драгоценных камней на двести семьдесят четыре тысячи.

— И там признали камень? — спросил Пиляев.

— Да. Его признали именно в магазине Блеттера. По книгам продажная цена этого камня тысяча шестьсот рублей. Но самое важное то, что теперь я знаю: кражи у Блеттера и у Федорова совершило одно и то же лицо.

— Каким образом?

— При краже у Блеттера громила, как и у Федорова, отличился тем, что исковеркал массу золотых и серебряных изделий, не унеся их с собой. Он взял лишь камни и самые ценные бриллиантовые, изумрудные и рубиновые вещицы.

— Черт возьми, вот это важно! — воскликнул Пиляев.

— Да, это открытие несколько облегчает нам работу: поймав громилу, мы получим в руки виновника не одного, а нескольких преступлений.

— О, если бы нам удалось выловить эту шайку! — воскликнул Пиляев.

— И ведь подумать только, негодяй целый вечер сидел чуть не рядом с нами в кабинете! — усмехнулся Фрейберг. — Простая, маленькая случайность — и он уже был бы в наших руках.

— Да, — согласился Пиляев. — Познакомься мы с цыганкой Шурой двумя часами раньше и пролюбезничай он в кабинете с Отеро часом больше, он уже сидел бы там, где ему по справедливости давно нужно было бы сидеть.

— Ну ничего… — пробормотал Фрейберг, — с завтрашнего дня я поставлю ему еще одну ловушку. Если он читает газеты — а в этом я не сомневаюсь — то он, вероятно, от души хохочет над нами. Ведь, судя по газетам, его ищут в Чугуеве, и он чувствует себя прекрасно и преспокойно в Петербурге.

— Что же вы хотите предпринять?

— Весь свой замысел я основываю на том, что негодяю необходимо возможно выгоднее реализовать то, что он награбил, — ответил Фрейберг. — Но пока я не скажу вам ничего. Возможно, что в этой попытке я снова потерплю неудачу, так по крайней мере нечего заранее праздновать победу.

Дела бриллиантщика Федорова, видимо, так сильно покачнулись из-за грабежа, что в торговом мире с каждым днем все настойчивее стали поговаривать о неминуемом близком банкротстве фирмы. Сам Федоров ходил мрачнее ночи, почти ни с кем не разговаривал и все время проводил за торговыми книгами и в писании писем. Но вот, наконец, пробил его последний час.

Когда в один прекрасный день петербуржцы взяли утром в руки газеты, они прочли, что банкротство Федорова — факт уже совершившийся. Купеческий суд признал Федорова несостоятельным должником, и на оставшееся имущество была назначена ликвидационная комиссия.

Вскоре после этого почти во всех газетах появилось объявление о том, что магазин Федорова сдается в аренду, а товар продается с аукционного торга. По всем вопросам относительно аренды и товара рекомендовалось обращаться к одному из членов комиссии, который целый день находился в магазине.

Прошло еще несколько дней. За это время магазин посетили несколько местных и приезжих купцов, желавших поставить ювелирную торговлю на уже насиженном месте. Все они хотели занять именно это место а, если можно, купить и фирму.

Благодаря этому цена на магазин возрастала, и ликвидационная комиссия решила сдать магазин и фирму с торгов.

В день распродажи в магазине собралось около десяти человек. Аукцион вещей был назначен на вторую половину дня, поэтому мелкая публика еще не явилась.

— Сдается магазин. Арендная цена в год — двенадцать тысяч! — объявил оценщик.

— С рублем, — крикнул молодой, прилично одетый купец.

— С двумя! — пробасил другой голос.

— Десять! — хладнокровно набавил седой, высокий купец в золотых очках.

— Двенадцать тысяч десять! — крикнул оценщик.

— Одиннадцать!

— Пятнадцать! — горячился молодой купец.

— Двадцать! — спокойно продолжал набавлять старик.

По мере того, как торг продолжался, страсти и азарт разгорались все больше. Через полчаса сумма дошла до тринадцати тысяч рублей. Надбавки делались все крупнее.

— Тринадцать тысяч пятьсот!

— И пятьдесят!

— Тринадцать шестьсот.

Скоро сумма перевалила за шестнадцать тысяч.

Семеро отстали, и теперь торговались только трое.

— Шестнадцать тысяч сто! — объявил оценщик.

— Чтобы замирить, семнадцать тысяч! — хладнокровно произнес старик.

— Черт! — пробурчал молодой купец, весь вспотевший от волнения. — И десять!

Третий пожал плечами и отошел в сторону.

— Прямо, можно сказать, из одного азарту лезут, — заговорили все разом. — Разве при таких платежах можно что-нибудь выручить. Это, выходит, двенадцать за помещение и пять за разоренную фирму!

— Восемнадцать! — Это опять старик.

— И десять! — свирепо рявкнул молодой.

— Двадцать тысяч, — почти равнодушно произнес старик.

Молодой купец, казалось, стал в тупик.

Но когда оценщик повторил цифру второй раз, он махнул рукой.

— И десять! Не уступлю! — упрямо крикнул он.

— Двадцать пять! — старик был непреклонен.

— Просто с ума сошел! — зашептали в толпе. — Набавляет по пяти тысяч.

Молодой купец зло сплюнул, побагровел и отвернулся.

— Двадцать пять первый раз! — начал считать аукционист. — Двадцать пять — второй раз!.. Двадцать пять — третий! — и стукнул молотком по столу.

Седой старик степенно подошел к столу и, достав объемистый бумажник, принялся отсчитывать деньги.

— Пойдем-ка, дружище, прогуляемся, — предложил Фрейберг неделю спустя после аукциона, входя в комнату Пиляева.

— Куда? — удивился тот. — Посмотри, как скверно теперь в городе! Пыль, ремонт…

— Ну, это ничего. Я хочу доставить тебе маленькое, неожиданное удовольствие.

— В чем дело?

— Я же сказал «неожиданное»! Ты хочешь, чтобы я заранее разболтал тебе все? — усмехнулся сыщик.

— И правда! — рассмеялся Пиляев.

Вдвоем они вышли из квартиры и пошли по направлению к сыскному отделению.

— Мы идем в сыскное? — недоуменно спросил Пиляев.

— Да, мне нужно отдать кое-какие распоряжения. Кстати, не забыли ли вы захватить револьвер?

— Гм… он всегда при мне, но разве в нем будет сегодня надобность?

— По всей вероятности.

— Черт возьми, это начинает меня интриговать! — воскликнул Пиляев.

— Потерпите, — сказал, улыбаясь, Фрейберг.

Войдя в отделение, сыщики направились в кабинет начальника.

— Ну, что? — с интересом спросил тот, прекрасно зная, что Фрейберг не придет зря.

— Есть кое-какие новости, — ответил тот, пожимая протянутую руку.

— А именно?

— Позволю себе не говорить ни слова о них еще часик. Но теперь мне нужны люди. Дайте мне человек пять, сильных и ловких. Вас же, если можно, я попросил бы совершить с нами небольшую прогулку.

— Вы окончательно заинтересовали меня, — весело произнес начальник сыскного отделения. — Пойдемте! Вы уж, наверняка, преподнесете нам какой-нибудь сюрприз.

Сделав распоряжение о наряде, начальник оделся и, когда затребованные агенты, вооруженные револьверами, наконец, пришли, вся компания вышла на улицу.

Тут Фрейберг остановился и приказал всем окружить себя.

— Слушайте, господа, внимательно то, что я буду говорить, — начал он. — Мы идем в магазин Свергеева…

— Это который основался на месте Федорова? — спросил начальник.

— Да. Свергеев только вчера открыл его. Он же и скупил на аукционе почти все ювелирные вещи обанкротившегося Федорова.

— Уж не нашли ли вы громил бриллиантовых магазинов?! — воскликнул начальник.

— Все может быть! — ответил Фрейберг. — Но пока вернемся к делу. Я, Пиляев и господин начальник войдем в магазин втроем, якобы покупать броши, а вы, господа, будьте около окна и разглядывайте витрину. Да посматривайте на меня. Как только увидите, что я сделал какой-либо резкий жест или движение, врывайтесь в магазин.

Отдав это приказание, Фрейберг разделил отряд на две группы и направился к Гостиному двору.

— Чем могу служить? — спросил старик Свергеев, степенно кланяясь из-за кассы вошедшим.

— Мне нужна хорошая брошь, тысячи на полторы, — ответил Фрейберг. — Только, знаете ли… на вкус кафешантанной певицы…

— Извольте-с, — поклонился хозяин.

Так как двое приказчиков в это время были заняты другими покупателями, он нагнулся сам над ящиками с драгоценностями.

Незаметно опустив руку в карман, сыщик вытащил из него длинный шелковый шнур.

— Вот-с, такая брошь будет очень хороша, — проговорил хозяин, показывая блестящую брошь в виде золотой мухи, осыпанной драгоценными камнями.

— Гм… игра камней неважная! — заметил сыщик, рассматривая вещь.

— Помилуйте-с, что вы! — даже обиделся старик.

Он поднял брошь на свет и стал медленно поворачивать ее во все стороны.

— Впрочем, если эта не нравится, я покажу другую!

И он снова нагнулся над ящиком.

В ту же секунду Фрейберг взмахнул рукой, и тонкая шелковая петля обвилась вокруг шеи старика.

— Приказчиков! — крикнул сыщик, затягивая петлю и вскакивая на прилавок.

В магазине поднялся невообразимый переполох.

Пиляев, начальник и пять сыщиков, вбежавших в магазин, кинулись на приказчиков.

Хлопнули два выстрела.

Полумертвая от страха публика металась из стороны в сторону, оглашая магазин криками и истерическим визгом.

Между тем у Фрейберга завязалась отчаянная борьба со Свергеевым.

Почувствовав на своей шее петлю, старик нечеловеческим усилием попытался порвать ее, но шелковый шнурок не поддался. Тогда с быстротой молнии он выхватил нож, и Фрейбергу не избежать бы смертельного удара, если бы подскочивший в этот момент сыщик не выбил нож из рук негодяя.

Задыхаясь, старик упал на пол и схватил Фрейберга за горло, надавив изо всей силы. Это заставило сыщика ослабить шнур, и оба, сцепившись, упали за стойку.

Между тем и остальные сыщики вели отчаянную борьбу с приказчиками. Выстрелы, стоны, проклятия…

— Помогите! — раздался вдруг голос Фрейберга.

Он оказался слабее старика, который, отбросив противника в сторону, кинулся к ящику и выхватил оттуда револьвер.

Но в ту же секунду два выстрела свалили его на пол.

Раненый двумя пулями в руку, старик выпустил оружие, и в тот же момент начальник сыскной полиции приставил к его груди револьвер.

В другом углу магазина борьба еще продолжалась. Один из приказчиков уже сдался, но другой отчаянно отстреливался, забившись в угол.

Один из агентов был убит наповал, другой получил легкое ранение в шею.

Схватив стул, Пиляев изо всей силы швырнул его в разбойника, и, воспользовавшись тем, что тот протянул руки, чтобы предотвратить удар, бросился на него и повалил на пол.

Схватка окончилась.

Подойдя к старику, Фрейберг ловким движением сорвал с него парик и бороду. Мнимый ювелир, лежавший почти без сознания, оказался довольно красивым брюнетом с гладко остриженной головой, бритыми усами и бородой.

— Ага! — победоносно воскликнул сыщик. — Давненько я ищу тебя. Итак, господа, имею честь представить: Андрей Раммер, но прозвищу «Черный Кот», два раза бежавший с каторги и четыре раза — из разных острогов.

— Черт возьми, да это действительно он! — воскликнул Пиляев. — Узнаю его по родинке ниже правого уха!

— А это — Фруська и Мотыга! — добавил начальник, снимая усы и парики с приказчиков. — Известные громилы! Но как вы поддели их на удочку?

— Очень просто! Банкротство Федорова было устроено только для виду, чтобы освободить магазин, — ответил знаменитый сыщик. — Я предположил, что негодяй не упустит случая занять это место, чтобы повыгоднее сбыть награбленное, рассчитывая в то же время, что вряд ли кому придет в голову делать обыск во вновь открытом шикарном магазине. Большие камни он за неделю вставлял в другие оправы, а прочие вещи были скуплены им на аукционе и не могли возбудить подозрения. Мне необходимо было дать ему время перенести все награбленное в магазин, иначе он был бы в наших руках много раньше.

— Да, но как могли вы заподозрить его раньше?

— Гм… чтобы убедиться в этом, достаточно было поставить на торгах одного агента, который торговался под видом молодого купца, набивая совершенно несуразную цену. Ведь все другие отстали очень быстро, и лишь никому не известный старик довел торги до двадцати пяти тысяч. И тут я, переодетый оценщиком, при платеже рассмотрел, что старик загримирован. Остальное вы сегодня видели сами, и поэтому мы лучше немедленно приступим к опечатыванию магазина. А этих господ отправьте пока в надежное место.