Приключения «Идиота»

Глава 6

Мы неслись по ночному городу в неизвестном мне направлении.

Ночью дневная жара стихала и превращалась в легкую приятную теплоту, слегка разбавленную подогретым вечерним сквознячком. Но и это освежало измученную за день кожу.

Мы ехали по живописной дороге, освещенной огнями особняков и оранжевыми галогеновыми фонарями. У этих фонарей необыкновенно мягкий причудливый свет, и мне он очень нравится. Такой свет делает ночь яркой и таинственной, как маскарадная маска.

Через полчаса огни города остались позади, и теперь машина неслась навстречу непроглядной черноте. Сделав еще несколько головокружительных виражей по ночной дороге, мы въехали в лес. Или, может быть, парк.

Я вертела головой с риском свернуть себе шею, но все равно ничего не могла разглядеть, кроме кустов и деревьев, мелькающих в свете фар со скоростью взбесившейся киноленты.

Наконец и этот лесопарк остался позади, и неожиданно перед нами из-за высоких кустов вынырнул ярко освещенный большой дом. Даже не дом, а целый дворец.

– Ну, вот мы и на месте, – сказал Вадим, и я вздохнула с облегчением – слава богу, цивилизация. Я не очень люблю походы с гитарами и ночевками у костра под открытым небом и немного побаивалась, что именно туда меня и везут.

Но все обошлось. Дом выглядел вполне респектабельно и не был похож на шалаш с удобствами во дворе.

Мы подъехали к парадному входу, где нас встречала целая куча народу. Все шумно обнимались с Вадимом, похлопывали его по плечу и бурно выражали свои эмоции. Из этого я сделала вывод, эта куча – мои соотечественники. А кто же еще может так вести себя при встрече?

Вадим представил меня хозяевам и гостям, но я, если честно, не смогла сразу запомнить, кто есть кто. Это меня не сильно расстроило, поскольку из опыта я знаю, что два-три бокала вина сделают всех нас закадычными друзьями, а там, глядишь, и имена приложатся.

Вся компания шумно повалила в дом, где стоял накрытый стол с изрядно переполовиненными закусками. Значит, празднуют давно и со вкусом. Что ж, меня это вполне устраивало – я люблю хорошо поесть, а еще я люблю хорошую компанию и новых интересных людей. А в том, что они интересные, я не сомневалась. У такого человека, как Вадим, видимо, все должно было быть по первому разряду, включая друзей.

С нашим приездом у праздника открылось второе дыхание. Со двора потянуло запахом свежезажаренного шашлыка, и вскоре дымящиеся ароматные шампуры с мясом горой лежали на огромном блюде посреди стола.

После прогулки на свежем ночном воздухе я почувствовала волчий аппетит и не стала сопротивляться природным инстинктам. Да и позавчерашнее шампанское требовало полной нейтрализации. Вадим сидел рядом со мной и скромно потягивал из бокала красное вино, заедая его крошечными кусочками сыра.

Не понимаю, как можно есть сыр, если на столе целая гора шашлыков?

Я с удовольствием поедала сочное, хорошо прожаренное мясо, попутно успевая отвечать на вопросы моих соседей по столу. Никого не смущало, что я говорю с набитым ртом, и это мне нравилось – не люблю ханжей.

В нашей русской натуре есть одно замечательное качество – мы все любим делать чересчур: пить, есть, спать, ездить на большой скорости, любить. И очень здорово, когда никто никого не упрекает в отсутствии хороших манер. Мы же, в конце концов, не английские лорды, у которых чувство меры в крови на генетическом уровне. Англичане это чувство воспитывают в себе уже веков семь-восемь. По общепринятым слухам, они все делают последовательно и неукоснительно. Как, например, знаменитые английские сады. В английских садах все по струночке, по линеечке, а если англичанина спросить, как это получилось, то ответ будет почти банален – сажаете растение, а потом регулярно подстригаете его в течение семисот лет. Вот вам и английский парк! Скучновато, но зато есть результат.

У нас все по-другому. Чувство меры чуждо нам в принципе. Это совершенно ненужный русскому человеку атавизм, который только по странной случайности не вымер в нашей нации у отдельных, очень редких индивидуумов. А зачем оно нам, если вон какие просторы, вон сколько всего! Можно выйти в поле и орать там хоть целый день до вечера дурным голосом. Спросите – зачем? А просто так. Надо же русскому человеку чем-то себя занять. Так, глядишь, и день прошел. Все же не бездельничал.

А еще есть у нас одна общая национальная черта. Каждый дома на кухне любит из кастрюльки суп похлебать. И это не от бескультурья. У такого супа даже вкус другой. И англичане тут совсем ни при чем. Но я, кажется, снова отвлеклась.

Слегка подкрепившись, я стала оглядываться по сторонам. Компания действительно была разношерстная и интересная. Здесь были: кинозвезда (мне ее так представили, хотя я о ней ничего не слышала, видимо, она пока была средней величины), один полуизвестный продюсер (куда ж без них!), два бизнесмена «с женами» – так они сами сказали, – коллеги Вадима по бизнесу, пара-тройка бездельников без определенных занятий, проматывающих чьи-то состояния, и еще пять или шесть человек, ни имен, ни профессии которых я не запомнила.

И у всех этих людей было одно общее свойство – они умели веселиться, беззаботно и радостно, как умеют только дети и богачи.

Моей соседкой по столу была кинозвезда – так мне ее еще раз представил Вадим, наклонившись к самому моему уху.

– Я ее немного спонсирую, – добавил он, и тут же получил от меня тако-о-ой взгляд!

– Нет, я не в том смысле. В ТОМ смысле ее спонсирует продюсер.

– А-а-а, ну тогда все нормально, а для чего же еще нужны продюсеры, – успокоилась я.

– Она обязательно сегодня споет, вот тогда все сама и увидишь.

Звезду звали Зося, а рядом с ней, как приклеенный, неотлучно находился продюсер по имени Леня. Они оживленно беседовали о чем-то музыкальном и от нечего делать я стала прислушиваться к их разговору. Заметив это, Зося развернулась ко мне и сказала неожиданно низким голосом:

– Ты не тушуйся, здесь все свои, безо всяких кандибоберов. Хочешь мартини?

Я слегка опешила от такой фамильярности, но уже через пять минут мы весело болтали с Зосей, закусывая мартини здоровенными ломтями черного хлеба, натертого чесноком – по Зосиному рецепту (это только на первый взгляд кажется диковатым, вы попробуйте – с мартини очень недурственно).

Зося оказалась девушкой неглупой и образованной. Родом она была с Урала, из како-то жуткой глухомани, поэтому дорогу в шоу-бизнесе она пробивала всеми имеющимися у нее средствами – помимо пышной уральской груди и стройных ног, она часто использовала еще и интеллект. Причем, неизвестно, что было эффективнее.

Через полчаса Зося жаловалась мне, как родной матери:

– Ты понимаешь, Танька, что такое шоу-бизнес?

Я отрицательно мотнула головой.

– Правильно говоришь. Чтобы это понять, надо в нем жить, его надо любить, понимаешь, любить. А ты умеешь любить дерьмо?

Я снова мотнула головой.

– Вот видишь. А я без этого дерьма жить не могу. Я с трех лет на сцене. Еще в детском саду я играла девочку Машеньку на новогоднем утреннике. Я бредила всем этим, понимаешь. А без этого мне никак. Ты знаешь, какая это тяжеленная работа? Правильно, не знаешь. И никто из вас не знает, никому ничего невозможно объяснить – не поймут. А это – целый мир! И лично мне наплевать, что там так тяжело. Я все это люблю, я только там и живу, понимаешь, от сцены до следующей сцены. А все остальное между этими сценами – это только подготовка к той, настоящей жизни. Вот ты кем работаешь? Секретаршей? Сойдет для девушки, но скучно. А вот мне никогда не бывает скучно. Вот в чем кайф. Понимаешь, на сцене ты проживаешь тысячу жизней, а без сцены только одну. Уловила? То-то и оно. Роли, понимаешь. Роли – это не маски. Маску можно снять, и все. Ее больше нет. А роль – это целая жизнь. А песни – это те же роли. Их надо играть. Хочешь, покажу? Смотри.

Зося стала шумно вылезать из-за стола, перевернула стоявшее рядом кресло вместе с сидевшим в нем Леней-продюсером, и даже не заметив этого, пошатываясь, пошла к роялю.

Она добралась до рояля и ухватилась пальцами за клавиши. Минута ушла на то, чтобы поймать равновесие. Еще пара минут, чтобы сфокусировать взгляд на нужных клавишах. Но после этого произошло чудо. Зосины пальцы уверенно пробежались по клавиатуре, и я услышала голос. Это было как откровение. Голос взлетел откуда-то из глубин Зосиной души к самым ее вершинам, он окреп и стал звонким, как хрусталь бокала, когда он звенит от прикосновения другого бокала.

Я слушала ее как зачарованная. Я давно не слышала такого восхитительного голоса, такого глубокого проникновенного звука. Зося пела арию мистера Икса. Ария была мужской, и это могло бы считаться казусом. Но сейчас это было неважно. Зося пела про артиста, про себя саму, и еще про что-то такое, что я сразу поверила ей, я сразу все поняла – она действительно не может жить вне сцены.

Когда отзвучал последний аккорд, в комнате стояла тишина. В этой тишине звенели отголоски арии. Я оцепенела от впечатлений и потеряла дар речи. Первым опомнился продюсер Леня, и шквал аплодисментов наполнил комнату.

Я смотрела на Зосю совсем другими глазами. Странно, ведь ничего не изменилось – и комната та же, и люди, и сама Зося. Но все же что-то поменялось. Это была уже другая Зося. А ведь молодец девчонка! Как она умудрилась вырваться из уральской глубинки, кто и когда научил ее так хорошо играть на рояле. Ну голос, ладно, природа. Так бывает. Но все остальное? Непостижимо!

Оказывается, кроме Вадима и продюсера-Лени, о Зосиных талантах не слышал никто из присутствующих. И теперь все с уважением, а кое-кто даже с завистью, смотрели в ее сторону и перешептывались. А продюсер Леня просто светился от счастья. Теперь я поняла причину, по которой он не отходил от Зоси ни на секунду. Он был ЕЕ личным продюсером. Ну что ж, из такого голосища может выйти толк.

Зося подошла ко мне с неизменным бокалом мартини в руке.

– Теперь понимаешь? – она смотрела на меня в упор совершенно трезвыми глазами. – Музыка – это то, ради чего хочется жить. А все думают – деньги. Деньги – это только один из побочных эффектов. Без денег тоже нельзя, никто же меня бесплатно на паровозе на гастроли не повезет, и за костюмы платить надо, и песни покупать, и еще кучу всего. Деньги тоже нужны. А знаешь, чем твоя профессия отличается от моей? У тебя все по полочкам – и рабочее время от и до, и зарплата столько-то в месяц. Стабильность. А у меня – полная неизвестность, никто не знает, что там, впереди, получится у тебя пробиться или нет. Или будешь завтра сидеть на грязном снегу голодная и босая, потому что тебя выбросили, как старый башмак. Такая работа, издержки производства. К этому надо быть всегда готовым. Не ждать этого, понимаешь разницу, а просто быть готовым. А если хочешь настоящего успеха, то в него надо верить. Знаешь как это трудно, все время верить? Но все верят. И тот, кто верит больше всех, тот и будет звездой. А слабаки не дойдут.

– А как же удача? – робко спросила я.

– А удача нам всем пригодится, правда, народ? – И Зося окинула стол взглядом царицы Клеопатры, завоевавшей Рим. А она сейчас и была царицей.

И народ одобрительно загалдел.

Мы выпили за удачу, и потом еще много ели, пили, пели песни про «мороз-мороз» и «коробейников», играли в «отгадай слово» и еще какую-то неизвестную мне игру.

Часа через два этого безудержного веселья абсолютно сытая, немного пьяная и совершенно счастливая, я наконец заметила отсутствие Вадима и его коллег-бизнесменов. Пытаясь вспомнить сквозь хмельной туман, давно ли он отсутствует, я решила немедленно это выяснить путем опроса самого Вадима. Да и компания, затянувшая очередную народную песню, мне немного наскучила.

Я вышла из гостиной и осмотрелась. Впереди был широкий коридор, заканчивающийся большой лестницей на второй этаж.

В детстве я думала, что слово «коридор» произошло от слова «коррида», и так и писала «корридор» почти до пятого класса.

Я тогда не знала, что такое «коррида», а слово мне очень нравилось.

А потом мама купила мне книжку про Испанию. И тогда я поняла, что «коррида» – это красиво и страшно, и меня до сих пор тянет в Испанию, чтобы это увидеть. Но я, кажется, снова отвлеклась.

Почти трезво рассудив, что небольшая экскурсия по дому меня развлечет, я двинулась вперед. Лестница действительно привела меня на второй этаж в такой же широкий коридор с великим множеством дверей по обеим его сторонам.

Сначала я даже решила, что количество дверей увеличилось путем удвоения их с помощью алкоголя. Но, прищурившись, я определила на глаз, что все двери остались на своих местах, ни одна не исчезла. Значит, все в порядке, можно смело идти.

Я шла по коридору и, подходя к очередной двери, аккуратно дергала за ручку. Если дверь открывалась, то я просовывала туда голову и осматривала помещение.

Комнат было действительно очень много. Здесь были спальни, обставленные красивой дорогой мебелью, попалась пара ванных комнат с роскошными интерьерами, была даже огромная детская – я определила это по несметному количеству игрушек, наваленному в этой комнате. Но детей на месте не было. Видимо, на период веселья родители отправили их погостить к бабушке в деревню. А может, дети просто выросли.

Я шла и шла по этому бесконечному коридору, пока не услышала голоса. Голоса были тихие и серьезные. А раздавались они из-за слегка приоткрытой двери в двух метрах от меня. Природное любопытство одержало верх, и я на цыпочках подкралась к этой двери и прислушалась. Я узнала голос Вадима, неторопливый и основательный.

– Ну что мне теперь, жениться на ней, что ли? Откуда я знаю, где она его прячет. Вы сами все испортили, вот и выкручивайтесь. Я и так согласился вам помочь по старой дружбе. Это ведь из-за вашего упущения книга попала в чужие руки.

– Да, да, ты прав. – Голос был суетливым и даже слегка виноватым. – Но никто же не мог предположить, что книгу украдут. Вместе с чемоданом. Вернее, украли чемодан. Обычная бытовая кража. Воришка вещи из чемодана просто прикарманил, его в этих вещах на пляже видели. Он их носит, понимаете? А книжку он просто так, из любопытства читал. Как любой отдыхающий на пляже. А потом просто бросил ее на лежаке и ушел. Идиот! Если бы он знал, сколько стоит эта драная книжка… Ну, Петрович, выручай. На тебя вся надежда!

Другой голос был тихим и спокойным. Но в этом спокойствии угадывалась неторопливая и неотвратимая угроза.

– Вадим, ты не понимаешь ситуации. Если мы в кратчайшие сроки не получим книгу назад, у нас у всех будут колоссальные неприятности. И в дело вступят уже совсем другие люди. А у них не наши методы. Ты же знаешь, никто с ней церемониться не будет, в лучшем случае – убьют, а предварительно выпотрошат всю ее биографию до седьмого колена. Так что, пока еще есть время, все мирно, без всех этих гнусностей, надо решать. Формулы нужно добыть во что бы то ни стало. Учти – время «на отлично» уже пошло. Или их добудем мы, и тогда все будут живы и здоровы и сделка не сорвется. Или первыми до нее доберутся они. И тогда мы останемся с носом, а она, скорей всего, без него. Вот и думай.

Вадим молчал, видимо, последовав совету собеседника. Так прошло минуты две. Я стояла, затаив дыхание, и, казалось, что меня может выдать стук моего сердца – так бешено оно колотилось.

– Хорошо. Я еще раз все обдумаю и позвоню, – голос Вадима был глухим и печальным.

– Вот и славно, вот и договорились, – снова подал голос третий собеседник. – Ты, главное, не переживай, все будет хорошо. Ты все разнюхаешь, все сделаешь, мы товар пристроим – и денежки пополам. Все будет чудесненько, ты даже не волнуйся. – Голос причитал протяжно-противно, как бабка-знахарка. Гипнотизер, что ли?

– Ладно, все, надо идти, а то нас хватятся. Мне только ненужных разговоров не доставало.

В кабинете (а это явно был кабинет) заскрипели кресла, а я дикой ланью метнулась к лестнице.

Коридор был длинным и бесконечным, а еще, предательски прямым – спрятаться было негде. Я неслась как спринтер на Олимпийских играх и по пути соображала – может заскочить в одну из дверей. Ну да, и объясняйся потом с хозяевами, что я делала в их апартаментах.

Наконец коридор перешел в лестницу, и, прыгая через четыре ступеньки, я на той же скорости влетела в туалет рядом с гостиной на первом этаже. На мое счастье он был пуст. Громко щелкнув задвижкой, я опустилась на крышку унитаза и только теперь перевела дух. Мое сердце уже было готово покинуть грудную клетку, а легкие разрывались от свистящего в них воздуха.

Так я просидела несколько минут, ничего не соображая и медленно приходя в себя.

Мимо двери туалета протопали три пары ног – это спустились сверху Вадим и его собеседники.

Что же делать? Соображать я сейчас не могу – чертов алкоголь, недаром я его терпеть не могу, мозги от него как ватные. И во рту гадость какая-то.

А, собственно, зачем мне сейчас соображать. Для «соображать» нужно время. А его у меня здесь нет. Не могу же я соображать в туалете до бесконечности. Могут заметить, что меня нет, а это подозрительно.

Значит, план такой. Сейчас выхожу как ни в чем не бывало, в крайнем случае, притворюсь пьяной. Поверят. Надо дожить до отеля, а там в номере у меня будет море времени, чтобы переварить все увиденное и услышанное, и вообще понять, что же со мной произошло. На том я и остановилась.

В гостиной веселье почти стихло. Откуда-то лилась тихая приятная музыка, и одинокая пара медленно танцевала посреди комнаты. Остальные полулежали на больших удобных диванах, откинувшись на их широкие спинки. Всюду на мебели стояли высокие стаканы с остатками коктейлей, и очередная рука дотягивалась до ближайшего стакана, чтобы поднести к его губам и снова бессильно повиснуть, рискуя выронить стакан на белый пушистый ковер.

Вадим сидел около барной стойки и, увидев меня, улыбнулся. Решив доиграть свою роль до конца, я улыбнулась в ответ. Если это получилось у меня слегка натянуто, то все можно было списать на алкоголь.

Часы показывали шестой час утра. В целом, вечер удался, за исключением некоторых информационных моментов, но эти моменты надо было ох, как провентилировать на свежую голову.

В принципе, можно было уже и откланяться.

Я сообщила об этом Вадиму, и он со мной согласился. Мы тепло попрощались с хозяевами и гостями, причем я так и не уяснила, кто есть кто. Но это было уже не важно.