Приключения маленького актера, или Повесть о кукле Петрушке и девочке Саше, об их друзьях и недругах

Глава тридцать пятая Веселый, главный, детский

Помните, когда Петрушка лежал у дверей клубного зала, проходящие мимо него люди говорили о том, что жюри конкурса на лучшее ситцевое платье не состоялось потому, что не пришел Главный художник клуба. Вспомнили?

Так вот, этот Главный художник был еще и детским, так как рисовал картинки к детским книжкам, и был также веселым, так как картинки он любил рисовать смешные. И поэтому некоторые называли его веселым художником, а некоторые — детским.

В сущности, это одно и то же, потому что всякий настоящий детский художник — еще и непременно веселый.

И за все эти качества Главного художника очень любили и уважали многие люди, особенно дети.

Но была у него еще одна черта, которая причиняла и ему и всем окружающим массу хлопот. Дело в том, что Главный, веселый и детский художник был по совместительству еще и самым забывчивым и рассеянным человеком на свете.

Чтобы не забыть нужных дел, он записывал их на различных необходимых вещах — например, на папиросных коробках или на трамвайных билетах, но всегда забывал вовремя посмотреть на них.

Он завязывал узелки на платках и галстуках, и это очень огорчало его жену, хотя она и была самой доброй и приветливой на свете женщиной. Но все равно он никогда не мог вспомнить, почему завязан узелок на его носовом платке.

Он забывал сдать работу в срок, и детские книжки из-за этого не выходили вовремя. Он забывал приходить на заседания, и поэтому никто не мог узнать его мнения о рисунках других художников.

Одного только никогда не забывал веселый художник — того, что он рисовал в данное время.

Вот и сейчас, подходя к клубу, в котором он уже много лет состоял Главным художником, он бормотал:

— Нет, хвост у него я загну крючком, это будет смешнее… Да-да, смешнее! А в зубы ему дам… Что я дам ему в зубы?.. А, да трамвайный билет! — сказал он весело, так как в это время ему в руку, которую он держал в кармане, попался старый трамвайный билет.

«Вот-вот, именно такой билет. И с ним он войдет в трамвай… Да-да, вот именно с таким…»

И веселый художник поднес к самым глазам обыкновенный трамвайный билет, чтобы получше его запомнить и потом правильно нарисовать: ведь он все и всегда рисовал с натуры.

Но на обыкновенном трамвайном билете было что-то написано красным карандашом. Веселый художник на мгновение замер, потом хлопнул себя по лбу и ринулся в клуб.

На трамвайном билете было написано: «Жюри», и художник спешил попасть на это жюри.

Он совсем забыл, что оно должно было состояться вчера: веселый пес, герой его новой детской книжки, прочно завладел его памятью.

Но тут неожиданно чья-то рука ухватила руку веселого художника.

— Извините, я тороплюсь! — закричал художник и рванулся к двери, но рука крепко держала его.

Ведь это была рука тети Лизиного мужа, а он работал на заводе, и руки у него были достаточно крепкие.

— Я не задержу вас, товарищ художник, — весело сказал тети Лизин муж. — Я только попрошу вас передать эту игрушку директору клуба. Потому что я тоже тороплюсь.

И, передав художнику Петрушку, тети Лизин муж торопливо пошел дальше.

А веселый художник крикнул: «Непременно!» — и побежал в клуб. Он пробежал мимо дремлющего Непейводы прямо на второй этаж и рванул дверь зала. Но зал был пуст. Стулья были чинно расставлены у стен и пол чисто выметен — недаром здесь побывала недавно тетя Лиза.

Художник устало опустился на один из стульев у стены и вытер платком лоб.

— Странно! — сказал он, сунув платок в карман. — Жена дала мне сегодня какой-то особенный платок — весь разноцветный, толстый и мягкий. А не дать ли такой платок в зубы моему псу? И пусть он с этим платком бежит по улице…

И веселый художник торопливо вышел из зала и, сбежав вниз по лестнице, так же быстро направился к себе домой, чтобы скорей нарисовать то, что ему только что пришло в голову.