Индейка и ее горбатые, голенастые индюшата похаживали по улице, щипали травку, переговариваясь пискливыми голосами. Хоть они и ничего не знали о планах Хвостикова, но от дома старались не отходить.
— Они! Индюшата! — радостно объявил Хвостиков, не сводя с них загоревшихся глаз.
Человек исключительно городской. Хвостиков раньше ни индюков, ни индюшат никогда не видел, и ему было смешно, что такие вот диковинные птицы ходят в живом виде сами по себе и никто не бежит за ними, чтобы их поймать.
— Увидите! — сказал он. — Сейчас я вон того, горбатого, так за ногу и схвачу! По лисиному способу. Лисы его придумали. Индюшата — они ж как куры! Они любопытные ужасно! Не могут они прожить, чтоб на что-нибудь интересное не глянуть! Везде они заглядывают, на земле все так и рассматривают… Вы садитесь сейчас подальше и смотрите, как я его за лапу поймаю!..
Мишка с Люликом отошли и сели, а Хвостиков снял майку, лег на землю, майкой накрыл голову, оставив щель, чтоб смотреть, и застыл как мертвый.
Впрочем, на мертвого он был не очень похож, потому что на голой земле лежать было жестко: Хвостиков все время ворочался, примащивался поудобнее, а иногда чихал.
Индюшата, побросав свои дела, столпились вокруг матери, всячески дивясь странному поведению рыжего мальчишки. Им никак не удавалось понять, что случилось с Хвостиковым, и они, видимо, ничего больше не собирались заниматься, пока не раскусят, в чем тут дело. Каждый высказывал свои догадки, одна другой глупее; индюшка на них ругалась, но сама ничего не понимала и от этого злилась еще больше.
Наконец Хвостикову надоело лежать и он крикнул:
— Мочалкин, гони этих тварей ко мне!
Но тут же сам вскочил, как хищный рыжий лис, ухватил индюшонка, махнул Мишке и Люлику, чтоб следовали за ним, и скрылся за углом.
Там, сидя на земле, Хвостиков некоторое время разглядывал свою жертву и трогал ее пальцем, потом деловито сказал:
— Ну, приступаем!..
Положив индюшонка на землю, он подсунул ему голову под крыло, придержал сверху ладонью и зашипел:
— Шимоза! Фруктоза! Наркоза!
Осторожно отнял ладонь; индюшонок замер с головой под крылом. Хвостиков испугался: уж не умер ли тот по-настоящему, и ткнул его пальцем в бок. Индюшонок встрепенулся, хотел бежать, но Хвостиков ловко уцепил его за лапу и загоготал:
— Го-го-го-го! Повторим!
Но тут из-за угла выбежал Глеб и радостно закричал;
— Вот они! Вот! Скорей! Индюшонка нашего! Воры! Воры!..
Хвостиков выпустил индюшонка, и он побежал, мелькая голенастыми ногами, к маме, братьям, сестрам, а перед Хвостиковым появились Мария Антоновна с соседкой.
— Это как же надо понимать? — сурово спросила Мария Антоновна.
— Видите, в чем тут суть… — застенчиво начал Хвостиков, но Глеб заорал, всех заглушая:
— Нашего индюшонка!
— Зачем кричать? — умильным лисьим голосом перебил его Хвостиков. — Здесь не какое-нибудь хулиганство… Просто—психический опыт…
— Ты сам психический! — завизжал Глеб, но Мария Антоновна взяла его за плечо:
— Постой! Не горячись. Этот мальчик на хулигана не похож. Тут, видно, во-от кто! — И она показала пальцем на Мишку. — Вот он, черт ободратый! Кошки его, что ль, драли? (На Мишкином лице и в самом деле кое-где виднелись следы расправы разъяренных болельщиков.) — Вот у кого фантазии в голове! Значит, ты теперь свои фантазии на чужое имущество распространил? А? Говори! Сегодня индюшат таскает, завтра в квартиру влезет! Отец твой дома сейчас?
— Нет… — сказал Мишка, — они с матерью в городе, они только на выходной приезжают…
— А с тобой кто?
— Сестра… Но только она не уполномочена…
— Чего?
— Да в мои дела вмешиваться…
— Вот, извольте! — обратилась Мария Антоновна к соседке. — Родителей нет, сестра не уполномочена!.. Заводят детей, а смотреть некому, они тут и кишат по всему поселку, людям жить не дают…
— Это что! — вдруг вызывающе сказал Люлик. — Вот подождите: скоро еще сюда негритята приедут…
— Как-кие еще негритята?
— Такие! Очень много!..
— Нег-ри-тя-та-а? — зловеще протянула Мария Антоновна. — От своих жизни нет, а ему еще негритят подавай? Ах ты…
Люлик послушал, как она ругалась, и злорадно ухмыльнулся:
— Ругайтесь, ругайтесь! А только негритят вы все равно не запретите!.. И слоненка… — добавил он, помолчав.
Мария Антоновна плюнула и ушла вместе с соседкой и своим примерным сыном Глебом.
А Хвостиков принялся утешать удрученного Мишку:
— Не горюй! Сегодня у нас вторник? До выходного много всяких событий может произойти: про индюшонка и позабудут. До тех пор мы знаете что сделаем? А? Шпиона поймаем!
Мишка и Люлик вытаращили на него глаза:
— Какого?
— Настоящего. Как в кино. Я одного знаю. Не особенно, правда, хороший… Но что делать… Если другого нет, и этот годится.
— Это надо куда-нибудь ехать? — деловито спросил Люлик.
— Никуда не ехать! — заверил Хвостиков. — Знаете, маленькая зелененькая дачка? Вся еще терном заросла, одна крыша торчит? Вот там он живет. Все спешит, все торопится, сам по сторонам все так и высматривает… Он только дня два как приехал. Но я его сразу приметил. На пацанов так ласково поглядывает, чует, что они его разоблачат. Их всегда пацаны разоблачают. Не знает только, что я уже за это дело взялся!.. Так что поймаем его поскорее, да и все тут. И тогда спокойно можем заняться психическими опытами…
Дача, где проживал шпион, с виду ничем от других не отличалась.
— Ловко умеет маскироваться! — восхитился Хвостиков. — А вон он сам! Глядите лучше!
В конце улицы показался незнакомый дядька самой обыкновенной внешности; Мишка никогда бы его ни в чем таком не заподозрил. Он нес откуда-то яблоки и виноград в открытой корзиночке.
— Ишь ты, — яблоки ест! — удивился Люлик. — и куда ему столько яблок?
Хвостиков подумал и сказал:
— Наверно, у него там другие шпионы спрятаны. Их кормить.
— А что они делают там, взаперти? — спросил Мишка.
— Как «что»? Прячутся, чтоб их не поймали!
— Так все время и сидят?
— А что им? Для них это ничего не составляет. Сидят и сидят — тренируются для тюрьмы. Но, конечно, могут вылезти да чего-нибудь у нас в поселке натворить…
Шпион совсем уже приблизился и вдруг позвал:
— Ребята!
— Осторожней… — быстро шепнул Хвостиков, — будет на пушку брать…
— Чего вам? — крикнул дядька.
— Говорите, мы отсюда слышим! — И Хвостиков незаметно подмигнул ребятам: знаем, мол…
Тогда дядька подошел сам. Достал из корзиночки большущую кисть винограда и протянул ребятам:
— Хотите?
Хвостиков уставился на виноград, будто сроду его не видал. Сначала он разглядывал кисть с расстояния, потом подошел ближе и глянул на нее с одной и с другой стороны, потом отщипнул самую большую виноградину и начал жевать, сильно двигая губами и прижмурив глаза, как верблюд в зоопарке. Он оторвал другую виноградину, внимательно осмотрел, положил в рот и опять начал чмокать, морщиться и трясти головой, будто ел не виноград, а лимон. Точно так же он поступил с третьей виноградиной, четвертой… Когда на веточке осталось несколько жалких, сморщенных ягод, он сказал:
— Нет, не хотим…
— А не можете вы зайти ко мне на минутку, — спросил дядька, — я вот тут живу.
— Ни-ни! — замахал руками Хвостиков. — Нас уже весь поселок ищет! Нужны! Быстрей, ребята!
Скрывшись от дядьки, который сильно удивился. Хвостиков сказал:
— Хитрый какой! Хотел заманить на свою дачу да и запереть в подземелье! Они всегда так делают, я сразу раскусил!
— Интересно, где он взял виноград? — задумчиво спросил Люлик. — Он же сейчас не продается…
— Прислали из-за границы! — уверенно заявил Хвостиков. — Не очень вкусный, хуже нашего.
— А он не отравленный? — спросил Мишка.
Хвостиков остановился и побледнел. Он стоял долго, стараясь понять, что делается у него в животе.
— Ну как? — обеспокоился Мишка. — Чувствуешь что-нибудь?
— Ноет… — шепнул Хвостиков.
— Может, в больницу?
Хвостиков слабо повел рукой и сказал умирающим голосом:
— Не… Не могу… Они меня там… Я у них водопровод украл…
— Как? Хвостиков лег под забором, сложил на груди руки и все более слабеющим голосом заговорил:
— Собирали мы… прошлой весной… металлолом… с метизами… а я лечил зуб… и увидел… там, во дворе, сложены какие-то трубы… Я врачу говорю… «Там трубы лежат ржавые… можно, мы их возьмем?..» А она: «Да берите…» Пришли мы с двумя тележками, увезли их и сдали в металлолом… Потом оказалось, что они приготовлены для водопровода, а врач про них не знал… их искать… Но поздно… И лучше я тут умру, под забором…
— А ты что чувствуешь?
Хвостиков безнадежно повел пальцем, показывая, что дела его так плохи, что об этом не стоит и толковать. Он перекатился на бок, закрыл глаза и только изредка громко дышал, как бы испуская последний вздох…
— Если я умру, — опять заговорил он, — пускай меня похоронят в братской могиле… цветов никаких не нужно. Лучше пусть дадут вверх три залпа… А оркестр пусть играет «Тачанку»… Это была моя любимая песня. Имущество свое завещаю вам… Сейчас я расскажу, где оно у меня лежит, чтоб вам напрасно не искать…
Но спокойно умереть ему не дали. Откуда ни возьмись появился вооруженный патруль метизов, и ребята очутились в плену.
— Вот и сам Мочалкин — агент лягушей! — воскликнул их командир Сема и слегка толкнул ногой Хвостикова: — Вставай, чего разлегся! Показывай документы.
Хвостиков сразу вскочил, зачем-то пощупал трусы там, где должны быть карманы, и пожал плечами:
— Нету, понимаете…
— Ага! — кивнул Сема. — Значит, нету у вас документов? Я так и знал! Тогда вы — шпионы лягушей! Руки вверх!
— Ну, нет… Это недоразумение… — сказал Хвостиков, поднимая руки.
— А куда же вы тогда пробираетесь?..
— Так разве мы пробираемся? Я лежу, а не пробираюсь, я шпионом отравленный…
Сема многозначительно прищурился:
— Не ври насчет шпионов. Какой же ты отравленный, когда ты живой, а?
Один из метизов вмешался:
— Сема, этот против нас колдовал на футболе!..
— А ты помалкивай! — сурово одернул его Сема. — Ты думаешь, командир без тебя не разберется? Подтяни пояс, разболтался, как собачья корова!
— Это недоразумение… — испуганно лепетал Хвостиков, — колдовство — предрассудок…
— Конечно! — подтвердил Сема. — Колдовства не бывает. А это значит, что они не колдуны, а шпионы! Поэтому мы их сейчас по закону военного времени расстреляем! Вот так — щелк!
Он согнул коленку, и в ней что-то щелкнуло.
— Что это у тебя так щелкает? — спросил Хвостиков, стараясь оттянуть время до расстрела.
Суровое лицо командира сразу подобрело.
— Ревматизм! — с гордостью сказал он. — Могу щелкать сколько угодно раз! Ну, сколько? Три?
Он три раза согнул и разогнул коленку, и каждый раз коленка тихо щелкала.
— Ну? — обратился Сема к пленным. — Видели вы еще у кого-нибудь такую штуку?
— Нет…
— Где уж нам…
— То-то! Это болезнь редкая, неизлечимая. Я вообще больше ничем никогда не болел, но уж если заболел, то — на всю катушку. Да и это у меня позавчера только проявилось. Да руки можете опустить… Значит, вам не приходилось еще видеть такой ноги?
— У моего отца ревматизм, — некстати сказал один из метизов, и Сема, который совсем уж пришел в хорошее настроение, опять озлился:
— От-ца? Какой может быть у твоего отца ревматизм? Так, какой-нибудь… Что ты вообще можешь понимать в ревматизме? Да и врешь, наверно! Ты хвастун известный! Чем рассуждать, о чем не понимаешь… пуговицы у него расстегнуты, как у разгильдяя! Никакой дисциплины!.. От таких солдат хоть в какой-нибудь зверинец сбежать!.. А вас, — обратился он к Мишке, Люлику и Хвостикову, — я отпускаю. Вы ребята ничуть не подозрительные. Я вас знаю.
Он скомандовал подчиненным:
— Шагом марш!
И те, недовольные, зашагали дальше.
— Быстрей! — шепнул Хвостиков. — Надо скрыться, пока они не передумали.
Но за первым же углом их поджидала засада лягушей.
— Стой! Стой! Ни с места! — заорали лягуши, но Мишка, Люлик и Хвостиков уже знали, чем это пахнет, да так припустились бежать, что не догнал бы их и Рекс.
Очутившись в безопасном месте, Хвостиков опять лег на землю, пощупал свой живот и махнул рукой:
— Через этих метизов да лягушей оголтелых действие яда прекратилось… Ну и жизнь! Невоенным жителям никакого покоя нет. К метизам попадешь — расстрел, к лягушам — еще хуже… метизы злые, а лягуши еще злей! Но мы все равно будем заниматься ловлей шпионов и прочими мирным делами…