Приключения Тонино-невидимки

Глава шестая, в которой Тонино узнает, что и у невидимки бывают свои огорчения

Но неожиданно еще более страшная мысль заставила его вздрогнуть.

«А дома? Неужели и с мамой будет так? Неужели она не сможет меня обнять и погладить по голове, как она всегда делает? Неужели она меня даже шлепнуть не сможет?..» Он за целое утро ни разу не подумал о маме: позабыл о ней, наслаждаясь недолгим счастьем мальчика-невидимки, которому сходят с рук все проказы. Но теперь Тонино бежал домой, и сердце у него стучало, как барабан, то и дело взывая: «Мама!

Мама!».

А мама стояла у окна. Тонино тотчас же увидел ее исхудалое, взволнованное лицо за ящиками, в которых были высажены цветы. Мама ждет его возвращения, не сводит глаз с улицы и вот-вот закричит: «Ты снова опоздал!.. Остался играть после школы… Макароны остынут, а потом скажешь, что они, как клей, и не захочешь есть!.. Живо домой!».

— Мама! — что есть мочи закричал запыхавшийся от бега Тонино. — Я здесь, мама!

Но мама продолжала глядеть в другую сторону.

— Мама! Посмотри на меня! Подожди меня, мама, я сейчас приду! Бегом подымусь по лестнице! Если б ты только знала, что со мной приключилось!..

Пулей влетел он в комнату. Папа уже сидел за столом, прислонив газету к бутылке с минеральной водой. Подняв голову, он пробормотал:

— Должно быть, ветер на улице. Слышали, как хлопнула дверь?

Тонино стоял перед ним, едва дыша от усталости и страха, но отец его не заметил и снова уткнулся глазами в газету. Мама не отходила от окна.

— Все нет его… Что с ним могло случиться?

— Да что с ним может случиться? — проворчал отец. — В футбол гоняет, наверно, раздобыли где-нибудь жестяную коробку вместо мяча. Ведь за обувь все равно не им платить! Ты лучше садись к столу и поешь. А ему придется иметь дело со мной. Не лезь руками в тарелку, я тебе сто раз говорил, что вермишель нельзя трогать руками!

Последнее относилось к Альберто, младшему брату Тонино.

— А если она не держится на вилке! Я не умею…

— Должен научиться есть, как положено.

— Тонино тоже ест руками. А зачем варить вермишель, уж лучше макароны, те по крайней мере…

— Ешь молча. Не хватало только, чтобы мои сыновья стали заказывать себе блюда к обеду, как в ресторане! Вот до чего мы дошли. Ешь и молчи!

Альберто замолчал. День сегодня был явно неподходящий, чтобы возражать отцу.

Тонино невольно улыбнулся. Как он любил папу! Даже в такие дни, когда папа бывал мрачным и кислым, как лимон, и от него можно было ждать лишь замечания!..

Тонино подошел поближе и положил ему руку на плечо. Но отец продолжал есть.

«Как же дать ему знать, что я здесь? — спрашивал себя Тонино. — Нужен какой-нибудь сигнал! Может, опрокинуть стакан или написать что-нибудь на листочке бумаги. Но тогда они испугаются. Маме, конечно, станет плохо… Лучше постучать по столу, или по стенке, или, может, ножом по стакану… Они тогда увидят, как нож сам по себе подымается и стучит по стакану».

Эта мысль пришлась Тонино по душе. Он осторожно взял нож в руки и постучал им по стакану Альберто. В ответ дважды раздалось тонкое «тин-тин», словно зазвенел колокольчик.

— Альберто, оставь в покое стакан, — сказала мама.

— Я его не трогал.

— Мама, я не трогал стакан. Вот посмотри. — И он в знак оправдания показал свои руки.

— Альберто, мне сейчас не до шуток, — сказала мама усталым голосом. Она то и дело поглядывала на часы с маятником. — Уже четверть второго. Никогда Тонино так не опаздывал.

«Сделайте же что-нибудь! — хотелось закричать Тонино. — Сделайте что-нибудь!

Помогите мне!»

Он шагал взад и вперед по столовой, выходил в коридор и пугался своего одиночества.

Он больше не пытался сдержать слезы. Теперь они текли у него по щекам. Он чувствовал их тепло, ощущал их горечь на губах. Бедный Тонино-невидимка! Всего несколько часов тому назад он обрадовался, когда понял, что учитель его не увидит и не сможет вызвать к доске. А теперь он был бы даже рад принести домой двойку в дневнике…

«Я тут больше не выдержу, — подумал Тонино, — лучше пойду во двор».

Мальчики из их двора с обедом справились быстро, словно то был скучный урок, и теперь сошли вниз, чтобы размять ноги. Конечно, здесь нельзя было играть по-настоящему: это запрещалось, и дворник, хоть и был добрым человеком, ни за что не допустил бы нарушения правил. Но все же можно было побегать или поболтать, собравшись где-нибудь в уголке.

Во дворе была разбита клумба, а посреди нее возвышалась сосна. Ходить по клумбе, конечно, запрещалось. Но Тонино уселся на густой ковер из сухих игл, прислонившись спиной к дереву.

«Дворник не может меня видеть. Пусть хоть это меня утешит». Вокруг раздавались голоса ребят.

«До чего я завидую им! — подумал Тонино. — Как они все счастливы! Могут глядеть друг другу в лицо. Могут взяться за руки и поболтать друг с другом. Если захотят, могут и подраться, чтоб потом снова помириться».

До чего важными и прекрасными казались ему теперь все эти пустяки!

А друзья! Он никогда не задумывался над тем, как хорошо иметь друзей!

«Теперь я знаю, что на свете хуже всего, — сказал самому себе Тонино. — Не двойка и даже не бедность: ведь бедняки могут помочь друг другу. Хуже всего одиночество.

Одинокий всегда бессилен. Дли счастья нужны другие люди: мама, друзья, товарищи, учитель — словом, все люди на земле».

Пусть вас не удивляет, что у Тонино появились такие сложные мысли: ведь он невидимка, а вам никогда не приходилось быть невидимкой. Да, невеселые у него были мысли в голове, ничего не скажешь. А черные мысли, как черные птицы. Тонино даже показалось, что черные мысли кружат над ним, словно воронья стая. Но он их не видел: мысли всегда невидимы, хоть и принадлежат людям из плоти и крови.