Детские слезы. — Переводчик. — Подвиги старого тигра. — Неожиданный мститель. — На охоте. — «Столовая» Людоеда.
— Не плачь, ну не плачь же! Расскажи лучше, что случилось. Может, я смогу тебя утешить. Как жаль, что здесь нет «базара игрушек», а то купил бы тебе барабан, рожок или бильбоке[1] — и ты бы успокоился.
Ребенок не понял, иностранных слов, но почувствовал их неподдельную ласковость. Он поднял на пришельца свои большие черные глаза и продолжал плакать — безмолвно, без рыданий, даже без вздохов.
По детскому взгляду, полному неизбывного отчаяния, путешественник догадался, что горе у ребенка настоящее, большое.
— Слушай, — продолжал он, — так нельзя. Кричи, ори, катайся по земле, делай что угодно, но только не плачь этими ужасающе тихими слезами. Ты плачешь как мужчина. И это переворачивает мне душу. Впрочем, я и сам не так давно ношу усы и не забыл еще, что в детском возрасте можно переживать серьезное… о, очень серьезное несчастье.
— Не говорит ли здесь кто-нибудь по-французски? Или хотя бы по-английски? — обратился он к толпе. — По-здешнему я еще не успел выучиться — в Бирму[2] приехал только что из Парижа. Не ближний свет.
— Я могу, — раздался чей-то голос. — Мальчик плачет действительно от большого горя. С ним случилась ужасная беда.
К путешественнику подошел высокий и тощий индус, бронзовый, как дверь пагоды[3]. Голову его украшала громадная белая чалма. Он отдал честь по-военному и прибавил:
— Здравствуйте, сударь.
— Здравствуй, друг. Ты вполне прилично говоришь по-французски. Где научился? Вокруг лишь затерянные берега Иравади[4].
— Я индус, французский гражданин, из Пондишери[5]. Служил при губернаторе, знаю, как обращаться с оружием, умею вкусно готовить. Охотно готов услужить вам. Французов люблю, а англичан — ненавижу.
— А что ты здесь делаешь, прости за нескромность?
— Так себе… прохлаждаюсь.
— Ну, не бог весть какое занятие. Отправляйся лучше со мной. Я пробираюсь в Мандалай[6], может быть, еще дальше. Будешь моим переводчиком. Вознаграждением, ручаюсь, останешься доволен. Согласен?
— Сударь, я очень рад.
— Превосходно. Вступай же в должность и объясни наконец, о чем плачет этот мальчик.
— Ах, сударь, такая страшная история. Мальчика зовут Яса. Он был единственным сыном у матери, души в нем не чаявшей. Жилось ему хорошо. Но два дня назад несчастную подстерег у источника, утащил и съел Людоед. Яса, оставшись сиротой, оплакивает мать. Вот и все.
— Бедное дитя! — прослезился иностранец. — А кто такой Людоед?
— Старый тигр, когда-то отведавший человеческого мяса и с тех пор…
— Я знавал крокодилов, имевших с Людоедом одинаковые вкусы. Для них это плохо кончилось. Впрочем, продолжай.
— За полгода Людоед загрыз пятьдесят человек.
— Значит, по два человека в неделю. У него хороший аппетит. Но неужели не нашлось ни одного храбреца, чтобы пробить ему шкуру?
— Здесь редко кто решится помериться силой с тигром.
— Да? Познакомьте меня с вашим Людоедом — и я берусь с ним потягаться.
Индус оживился. В глазах по загорелся мрачный огонь. Он обратился к толпе и сказал по-бирмански:
— Это француз. Он убьет Людоеда.
Ответом послужили лишь недоверчивые возгласы и даже смех.
— Скоты! — пробормотал с презрением храбрец, задетый за живое. — Как телята дают себя съесть и еще издеваются над тем, кто хочет избавить их от лютого зверя. Не ради вас, а ради этого малыша я примусь за дело и отомщу за его погибшую мать.
Туземцы, конечно, не поняли слов молодого человека и продолжали смеяться.
— Смейтесь, дурачье, смейтесь. Посмотрим, что скажете завтра, когда тигр будет мертв. А за это я, Фрике, парижский гамен и путешественник, — ручаюсь.
Он взял ребенка за руку.
— Пойдем со мной, маленький мужчина, мы совершим великую месть вдвоем.
Мальчик понял только фразу индуса: «Он убьет Людоеда». Слезы у него разом высохли, в глубине черных зрачков загорелся боевой огонек. Сирота не спускал глаз с незнакомца — благородного мстителя за любимую мать.
Парижанин растолкал толпу и под ироничными взглядами зевак вошел в хижину, где под присмотром двух негров хранился его скарб, торопливо набросил карандашом пару строк на белой бумаге, вложил листок в непромокаемый конверт и отдал одному из чернокожих.
— Отнеси и завтра возвращайся назад.
В записке было несколько слов.
«Господин Андре!
Я выследил «человеколюбивого» тигра (который «любит человека… есть», как выражался покойный господин Ган), нанял переводчика и через два дня буду у вас с продовольствием и шкурой Людоеда.
Думаю, останетесь довольны вашим мальчиком.
Жители деревни, где остановился путешественник, не надеялись на успех. К ним уже приезжали из Английской Бирмы офицеры британской армии, бородатые великаны в блестящих мундирах. На крепких великолепных конях — не кони, а загляденье: удила в пене, пар из ноздрей — офицеры обшарили джунгли вдоль и поперек, но ничего не наши. Тогда вызвали загонщиков, те подняли адский шум, стреляли ракетами и петардами[7] в заросли, но выгнали лишь носорога, черную пантеру и леопарда. В итоге охотники перебили уйму всякого зверья, но Людоед как в воду канул. Оказалось, что тигр не только ужасно свиреп, но и невероятно хитер.
Удастся ли этому чужестранцу с двумя неграми и двумя жалкими ружьями то, что не удалось отряду англичан в великолепных мундирах?
Уж очень он невзрачен: такой низенький, бледненький, одет совсем неважно.
Но стоило всмотреться в юношеские светлые глаза, сверкавшие сталью из-под пробкового шлема, взглянуть на эти широченные плечи, атлетическую шею и рельефную грудь под фланелевой сорочкой, как сразу становилось ясно: у Людоеда появился очень опасный и ловкий противник.
Юноша знал цену времени и не любил его терять. Он закинул за плечо сумку с патронами, опоясался ремнем с револьвером в кобуре и тесаком в ножнах, сунул два металлических патрона в тяжелую винтовку и знаком подозвал черного слугу.
— Лаптот!
— Да, хозяин?..
— Возьми мою большую винтовку для слонов, свой тесак, револьвер, мешок с сухарями и сушеным мясом.
— Готово, хозяин, — доложил негр по прошествии двух минут.
— Мы идем искать большого старого тигра. Быть может, нам придется заночевать где-нибудь в джунглях.
— Ну, не привыкать, но кто останется с нашими вещами?
— Да никто. Они сами себя постерегут. Впрочем, в хижине может посидеть мальчонка. А ты, господин толмач[8], — имени твоего я что-то не запомнил, — изволь проводить нас к источнику, у которого обычно сидит в засаде Людоед.
— Меня зовут Минграсами, сударь.
— Очень хорошо. Покажешь место и можешь вернуться, но если пожелаешь остаться — сделай одолжение.
— Мне случалось охотиться на тигров в Индии. Я останусь при вас. А за багажом последит мальчик.
Но когда Яса узнал, что ему предстоит сидеть на чемоданах, в то время как охотники отправятся в джунгли, он решительно запротестовал и опрометью выбежал вон.
— Не идти же ему с нами! — возмутился молодой человек. — Было бы безумием позволить это. Послушай, дорогой, воротись в хижину!
Но мальчуган словно ничего не слышал и проворно сошел в пересохшее русло ручья, берущего начало в джунглях. Он знаками пригласил своего нового друга и покровителя идти следом.
— Верни этого маленького безумца! — взъерепенился Фрике. — …Ну, ладно. Скажи, что я, так и быть, возьму его с собой, но только пусть он держится рядом. Тигр, чего доброго, уже спрятался где-нибудь в тростнике и готов броситься на нас.
Поверив обещанию, Яса остановился, затем вернулся назад и пристроился позади чужеземца. Глазенки на его выразительном личике горели.
Путники шли быстрым шагом и через четверть часа достигли рокового места, где кровожадный хищник обычно подкарауливал свои жертвы.
Француз никак не мог объяснить себе, почему жители деревни упорно ходили за водой именно к этому источнику. Впрочем, воды на здешнем плоскогорье было не слишком много.
Источник оказался самым обычным. Вокруг на сырой глинистой почве отпечаталось множество следов. Молодой человек стал разглядывать их, стараясь отыскать нужный. Это было не особенно трудно, тем более что сирота указал, где в момент трагедии находилась его мать.
«Да, вероятно, это произошло здесь, — размышлял Фрике. — Именно отсюда проклятый зверь бросился на мать Ясы и вонзил в нее огромные когти мощных передних лап, ибо здесь ясно различимы следы только задних».
Незадолго до этого местные жители пытались выжечь густые заросли вокруг ключа, в которых свирепый тигр терзал свои жертвы. Но ветер направил огонь только в одну сторону, и пламя как бы выбрило в высокой «тигровой траве» полосу, подобную хвосту кометы.
Охотник отметил, что тигру вполне пригодилась бы эта прогалина. Вероятно, именно по ней он должен был убегать после схватки. Туземцы только облегчили отступление хищнику — ведь уходить с добычей по выжженной полосе гораздо легче, чем пробираться через густой и высокий тростник.
Догадка Фрике подтвердилась. Метрах в двадцати от источника в золе, образовавшейся от сгоревшей травы, ясно просматривались следы Людоеда. Передние лапы отпечатались гораздо отчетливее задних — зверь тащил в зубах тяжелую добычу.
Следов борьбы не осталось. Очевидно, несчастная женщина погибла сразу, как только ей в шею вонзились ужасные клыки — у представителей кошачьих хватка мертвая.
Похоже, через сто метров тигр остановился и положил добычу на землю, чтобы перехватить ее поудобнее. На белесоватом пепле бурело большое пятно засохшей крови. Над этим зловещим местом противно жужжали зеленые мухи.
Француз и его спутники шли по следу зверя километра два. Затем дорогу им пересек высохший ручей. Там кончалась выжженная полоса. Пересохшее русло остановило разбушевавшийся огонь, словно песчаная траншея.
Людоед, судя по всему, бежал по нему еще с километр, не испытывая ни малейшей усталости — следы располагались равномерно и отпечатались не очень глубоко.
Но вот почва резко изменилась: ручей дошел до высохшего болота, покрытого обильной растительностью. Чего здесь только не было! Туи[9], тамаринды[10], бамбук, дерево резиновое, камедное, тековое[11], арековая пальма[12], nux vomica, латании[13] и фикусы… возвышались над зарослями всевозможных кустарников, карликовых лимонных деревьев и высокой густой травы.
Сквозь эту чащу пробирались поодиночке. Фрике держал в правой руке винтовку, левой раздвигал ветви, усыпанные колючками, исцарапав кожу до крови. Рубить же их было нельзя, чтобы не спугнуть тигра.
На сучках стали попадаться зацепившиеся лоскутики одежды. Не вызывало сомнений, что именно через эти заросли хищник проволакивал свою добычу.
Вдруг юноша уловил странный шум.
Он осторожно обернулся, знаком приказав своим помощникам, шедшим сзади, остановиться. Те держались стойко, хотя у негра все тело покрылось серыми пятнами, а у индуса зубы постукивали наподобие кастаньет[14].
Парижанин двинулся вперед один.
Вскоре он почувствовал запах гнилого мяса, который в знойно-сыром воздухе был особенно отвратительным. Несмотря на ужасающее зловоние, охотник смело пошел к месту, откуда исходил смрад, и очутился в результате на полянке, окруженной стеной кустарника и осененной сверху непроницаемым сводом громадных деревьев. Только значительное волевое усилие позволило молодому человеку подавить крик удивления и ужаса.
Повсюду на сырой земле были разбросаны человеческие останки. Одни были обглоданы дочиста, на других еще сохранились куски гниющего мяса, и это казалось особенно жутким. Опомнившись, Фрике насчитал не менее тридцати скелетов, на костях которых поблескивали золотые и серебряные браслеты, серьги, ожерелья, виднелись клочья одежды и пряди волос. Француз с содроганием понял, что вышел к «столовой» Людоеда.
Но куда же подевался хозяин этого заведения, совершавший здесь свои гнусные пиршества? Несколько минут назад в тишине явственно различался хруст костей, разгрызаемых мощными челюстями. А теперь — никого!
Зловоние стояло нестерпимое, и юноша собрался уходить, как вдруг те же звуки вновь послышались совсем неподалеку.
Затем раздалось глухое сдержанное рычанье.
Наш герой крепко сжал в руке винтовку, пристально всмотрелся в заросли и тихо проговорил:
— Людоед тут.