Приключения ведьмы Мирославы

ГЛАВА 5. ВОЛШЕБНЫЙ РЕЦЕПТ ВЕРЕИ

Природа — великий творец. Мы способны лишь повторить ту красоту, что она создает. Но творит она свое волшебство незаметно, под дымкой таинственности.

Особенно лес очень чутко реагирует на изменения в природе. Он, как в зеркале отражает ее настроение и характер.

Каждый раз я удивлялась чуду природы. То ли от своей невнимательности, то ли от природной хитрости, наступление нового сезона казалось неожиданностью. Просто в одно утро я выходила на порог и дивилась новым краскам, новым ароматам и новым звукам, которые встречали меня. Так было и сейчас…

Пробуждение было прекрасным. Лучики солнышка заглянули в мое оконце, оповещая, что начался новый день. Крепко потянувшись, я выбралась из постели. Новый день — новые заботы у ведьмы.

Осип Никифорович порадовал меня ароматной горячей кашей и парным молоком к завтраку.

— Огородик пора убирать, — напомнил мне домовой.

— Да? Так вроде рано еще…

— А ты глянь сама. Урожай уж в самом соку. Только тыкву и капусту оставь до первых заморозков.

— Как скажешь, Осип Никифорович, — согласилась я и отправилась в огородик, что разбит был у домика.

Но только я распахнула дверь, как отпрыгнула, в испуге, подальше.

— Спаси, матушка ведьма, — кинулся ко мне в ноги староста Юстас. Он тюком развалился на моем пороге, плакал и повторял мольбы о помощи.

Я в шоке уставилась на это представление.

— Извини, госпожа ведьма, за вторжение, — вернул меня в реальность голос Олеуса, — да беда у нас приключилась. Если не ты, то никто нам не поможет…

Я подняла взгляд на сына старосты и удивилась еще больше. Впервые я видела молодого мужчину в таком состоянии. Белые словно мел лицо, под глазами залегли тени, а щеки впали не то от голода, не то от болезни. Даже когда беда с Устиньей была, Олеус лучше смотрелся.

— Что стряслось? — обратилась я к визитерам.

— Погибель наша на порог явилась… — провыл Юстас.

— Это лучше увидеть, — тихо буркнул Олеус и постарался оттащить отца от моего порога.

— Что ж, тогда ведите меня, — вздохнула я и вышла из дома. Клавдий уселся мне на плечо, сообщая таким образом, что со мной собрался.

Пока шли по лесу, Юстас рыдал навзрыд, да судьбу клял. Олеус же рядом со мной тишком шел. Только глаза в землю уставил да вздыхал тяжко.

Я терпеливостью не отличаюсь, но расспрашивать да выпытывать правды не хотелось. Видела я, что не с безделушкой ко мне гости пожаловали.

Я в свои мысли погрузилась, прикидывая, сколько дел вскоре предстоит.

На выходе из леса, Олеус меня за руку ухватил да в сторону увлек.

— Нам к полям надобно, — просветил он меня и повел.

Поля между деревнями были общие. Так ужа давно заведено было. Сеяли общими усилиями зерно и так же в складчину собирали его. Далее хранили хлеб в огромном амбаре, откуда по мере необходимости перевозили тюки в свои деревни. Условно урожай делился на равные доли между деревнями, но на деле же все было по-разному. Например, Зверево потребляли меньше хлеба, так как предпочитали мясной рацион. Веленки же наоборот пытались забрать как можно больше зерна, потому что были приверженцами растительной пищи. Тем не менее, учет хлеба строго вели все старосты, но больше всего к этому руку прикладывал Юстас. Он чуть ли не каждое зернышко пересчитывал.

Мы пришли к огромному полю, и на удивление оно оказало еще не убрано. Рожь колосилась и едва слышно, шепотом, напевало песню. Обычно, деревенские брались за жатву после Ильина дня. За неделю они управлялись, после чего готовили поле к посеву озимых.

— А почему поле не убрано? — спросила я.

— Так замаялись вначале, — пожал плечами Юстас, — все договориться не могли по времени.

— И в чем же беда? Так и не ожжете договориться, когда поле убирать? — фыркнула я.

— Так и убирать-то нечего… — вновь зарыдал староста, падая на землю.

— Что? — не поняла я.

— Посмотрите, госпожа ведьма, — взялся объяснять мне Олеус. Он сорвал ближайший колосок и передал мне.

Я покрутила в руке пышное соцветие и посмотрела на Олеуса, все еще не понимая проблемы.

— Колос… — указал мне молодой мужчина. — Он пустой…

Я нахмурилась и пристальнее изучила колос. С виду ничего странного увидеть невозможно, но стоило мне размять соцветие в руке, как ничего кроме шелухи в ладони не оказалось. Ни одного зернышка из вроде бы зрелого колоса не упало. Я рванула к посадкам и сорвала еще несколько колосьев из разных мест, но все они были пусты.

— Как это?! — я обернулась к мужчинам.

— Мы не можем этого понять, — покачал головой Олеус. — Не знали мы такого ни разу…

— Может, проклял нас кто? — заикаясь, вопрошал меня Юстас.

— Другие старосты знают? — уточнила я.

— Мы, как только это обнаружили это, сразу к вам направились… — отрицательно покачал головой Олеус.

— Созывайте старост, — вздохнула я. — Медлить не время…

Мужчины поспешили выполнить мое слово, а я пошла вглубь поля.

— Клавдий, что ты думаешь? — тихо обратилась я к ворону.

— Каааарррр… ничего хорррошего, — ответил ворон.

— Это я вижу. Что делать будем?

— РРРазбиррраться…

Я недовольно посмотрела на ворона, который лениво путешествовал на моем плече. Помощи нет, зато умных слов много в черной головке много.

— Зерно не высыпалось, так как земля чистая, — вслух рассуждала я. Хотя оно явно переспевать бы начало.

— Но зерррна нет… — заметил ворон.

— Это точно. Клавдий, а слетай как ты к воронам местным. Пугал на полях нет, авось они залетали на огонек.

— Если бы это птицы клевали, карррр, то колос был бы повррррежден! — недовольно заметил ворон.

— А я и не обвиняю их в обжорстве. Я просто хочу узнать, прилетали ли они сюда и видели ли зерно.

— Хорррошо…

Клавдий взлетел с моего плеча и направился в сторону старой мельницы. Там, под крышей, уже давно жили птицы.

Я времени тоже не теряла. Сжала рукой маленький желудь на груди и обратилась за помощью к покровителю. Он помог мне слиться с природой и почувствовать окружающую природу. Только вот поле я не чувствовала. Оно было мертвым — безжизненным, не смотря на то, что колосилось.

Распахнув глаза, я осматривалась и не знала чему верить. Внутреннему чутью или глазам. Как может поле, вполне себе заросшее, быть мертвым? Более того, на всем поле ни мышки, ни гусенички не было. Все живое отсюда ушло.

Применив левитацию, я поднялась над полем и осмотрелась. Поле красиво смотрелось, будто живое. Но что же с ним приключилось, оставалось загадкой.

Пока старосты деревень собирались, я парила в воздухе. Не знаю, что именно ждала или что хотела увидеть, просто кружила над полем. Мужчины собрались довольно быстро. Еще бы… Такая важная животрепещущая тема. Только вот толку от этого собрания не оказалось. Старосты только кричали, причитали и ругали друг друга, пытаясь найти виноватого в беде. А в итоге, в один голос решили, что с этой проблемой должна разбираться я.

— Госпожа ведьма, видно же, что не человеческих рук тут дело, поэтому вам и все власти в руки, заявил староста Добромир.

Вот так на мои плечи легла огромная ответственность и загадка.

С чего дело начинать, я не знала. Поэтому решила собрать несколько колосьев и немного поворожить над ними. Был у меня в памяти один рецепт. Бабушка всегда его использовала, когда искала проклятья и наговоры на вещах.

Времени терять не стала, и сразу направилась в домик. Ритуал меня ждал не затратный, но долгий. Первым делом я достала небольшой котелок, интересного строения. Его отливали в кузнеце деревни Зверево по бабушкиному эскизу. У котелка были пузатые бока, узкое горлышко и широкие края, под наклоном. Сам он был не высок, но длинная изогнутая петлей ручка позволяет регулировать близость дна к огню.

Такую форму бабушка придумала не просто так. Во-первых, небольшая высота с лихвой компенсировалась шириной боков. То есть, несмотря на видимые небольшие размеры, внутренний объем котелка был как у любого стандартно ведьминского котелка (средний стандарт: семь — девять литров). Во-вторых, узкое горлышко — настоящая находка. Оно не выпускает из котелка температуру и обильные испарения. Но при этом горлышко позволяет рассмотреть все, что внутри котелка варится. В-третьих, широкие края под углом тоже играли немаловажную роль. Они позволяли аккуратно вводить новый ингредиент в варево.

— Мирослава, ступай не улицу, — цыкнул на меня домовой, — нечего тут чадить да травить.

Состав моего зелья был безвредный и не очень ароматный, но домового я послушалась. На улице сподручнее и природа на помощь всегда подоспеет.

— Осип Никифорович, родниковой водицы у нас найдется? — спросила я домового духа, вытаскивая наружу свои нехитрые приспособления.

— Найдется, хозяюшка… — ответил домовой и по хлопку на кухонном столе бутыль появилась.

— Благодарю, — радостно заголосила я и умыкнула добычу.

Соорудив на улице костерок, я приправила его еловой сосновой корой для аромата. Сухой хворост и паленья весело трещали, позволяя огню танцевать. Но стоило огню немного разойтись, как я прижала его котелком. Не стала я в этот раз его подвешивать, так как была надобность, чтобы вода скорее закипела. Но наперед присыпала я дно котелка речным песком. Дождалась пока он накалиться и залила родниковой воды пол котелка. Вода с песком и металлом тут же ссориться стала, гневно шипя и ругаясь. Стоило спорам утихнуть, я добавила в горячую воду еловых иголок. Они оттянут на себя все лишнее, что в воде задержалось да в песке осело. Стоило воде активно закипеть, забурлить, я опустила внутрь колоски безжизненные. Внимательно присмотрелась к воде, но ничего странного не происходило. Ни цвета, ни мути в котелке не появилось. Это радовало, но настораживало. Следующим — финальным ингредиентом, стала соль. Самая простая столовая соль, которая есть в каждом доме. Только не все, к радости ведьминской, знают силу соли. Ее же могущество природой заложено великое. Соль, как защитить сможет, так и уморить. Ее издавна и в темной и светлой ворожбе используют.

Соль и в защите и очищении пользуют. Изредка она силу увеличить способна. Соленые кристаллы, прозрачные и чистые, способны в любом зелье раствориться и свою лепту внести.

Стоило колосьям пропитаться зельем, как я достала мешочек с солью, взяла большую щепотку и с наговором: «Соль соленая сама посмотри, мне истину покажи, и суть сего запомни!» бросила ее в котелок.

И вот тут могло быть три варианта развития событий. В первом варианте, соль спокойно оседала на дно и растворялась, подтверждая, что ничего постороннего и вредного в вареве нет. Во втором случае, соль могла зашипеть, забурлить и высвободить наружу нехорошую силу. В третьем варианте, который бывает лишь в самом страшном случае черной ворожбы на крови, соль трещит, чернеет и горит черно-синим пламенем.

Реакция на колосья была простой и в то же время сложной. Соль никак не реагировала. Кристаллики опустились на дно и растворились. Будто и не было их вовсе.

Удрученная подобным исходом, я отошла от костра и присела землю. Мысли носились роем в моей голове, но я никак не могла уцепить нужное и важное.

— Ворожбы над полем не было — это факт, — вслух рассуждала я.

— Растение выросло, хотя ничего живого в нем нет — тоже факт. Что же в итоге складывается? НИЧЕГО!

Оставив размышления, я прибрала за собой и ушла в дом, подкрепиться и дождаться Клавдия. Авось, он чего интересного вызнает.

Ворон себя ждать не заставил — вернулся через час. Поведал он, что вороны давно про беду поля узнали, потому и не залетали туда. Народ, говорят, шибко радовался, что в это лето пугал ставить не надобно.

Расстроившись, что ни единой ниточки в секрете поля уловить не удалось, я взяла книгу ведьминскую и скрылась в спальне. Долго страницы штудировала, ответы искала, но ничего толкового не нашла. Рецепты разные на глаза попадались, да что с них толку я понять не могла.

К полуночи из сил выбилась. Глаза пылали болезнью и отчаяньем. Ведь моя сила ведьминская народу ничем помочь не могла. А без хлеба народ куда? НИКУДА! Всю зимушку голодать будут… А значит, болезни напрут, смерть подкрадется и мне ничего хорошего не станется.

— КАРРР… — громко привлек мое внимание ворон, — огорррчение сплошное.

— Прав ты, Клавдий… — вздохнула я.

— Ничего полезного в книге твоей не пишут? — спросил ворон.

— Все вроде есть, да без причины не разумею, что полезно будет, — горько вздохнула я.

— Мнение мое пррростое…

— Какое? — заинтересовалась я.

— Нужно со старрриками беседу вести. В их памяти много чего содеррржится…

— Думаешь, такое уже бывало? Так почему в книге о том не написано.

— Ты не знаешь искать чего надобно, — поправил меня Клавдий, — потому и террряешься!

— Верно ты говоришь. Старики много помнят… — согласилась я. — Завтра по деревням пробегусь, поспрошаю.

— И я завтррра к одной соррроке наведаюсь. Не перррвую сотню уже живет, может чего подскажет.

На том и сговорились! Я спать в постели устроилась, а Клавдий в изголовье.

Не смотря на беду страшную, уснула я быстро. И снился мне странный сон…

Серое небо давило на плечи. Свинцовые тучи громыхали надо мной и обещали излить всю свою обиду на мою голову. Холодный ветер продувал меня со всех сторон, желая пробраться под платье. Каждый порыв ветра поднимал пыль и разного рода сор, чтобы кинуть в мою сторону.

Мне хотелось спрятаться от этого ужаса, укрыться где-нибудь, но не осуществить я это не могла.

Стоило мне осмотреться, как паника и ужас накрыли меня. Мои руки, корпус и ноги были надежно привязаны к жесткой крестовине. Вместо привычного платья, на мне оказались навешана мешковина и драные черные пояски.

— Эй, кто-нибудь… — кричала я, но едва слышала свой голос из-за завываний ветра. — ПОМОГИТЕ!

Увы, никто не стремился помочь ведьме. Да и не видела я никого в ближайшей округе. Лишь большое выжженное поле.

Вдруг, откуда ни возьмись, налетел на поле стая ворон. Черным облаком опустились они на землю и, громко каркая, начали рыть пепелище клювами. Птицы явно что-то искали, но не находили… И чем дольше вороны вспахивали черно-серую почву, тем агрессивнее становились.

Интуиция мне подсказывала, что этих черных злыдень мне стоит опасаться. Нет, мне стоит их бояться!

— Помогите, кто-нибудь… — снова кричала я, срывая голос.

— Мира… — тихий, едва различимый голос донесся до моих ушей. — Мирослава…

— ПОМОГИТЕ! — кричала я и пыталась найти того, кто зовет меня.

— Сейчас, Мира…

Олеус! Это был он… Он медленно шел в мою сторону, часто спотыкался и едва держался на ногах.

Когда мужчина подошел близко к воронам, тем разгалделись и постарались напасть. Но Олеус упорно шел вперед — ко мне. И чем ближе он подбирался к моему плену, тем отчетливее я видела его плачевное состояние.

Щеки впали, под глазами залегли иссиня-черные круги, потухший взгляд, словно заволоченный белесой дымкой. Губы побелели и потерялись в общем сером портрете.

«Краше в гроб кладут» — возникла в моей голове мысль, но я поспешила отогнать ее прочь.

— Мира… Мира, я помогу… — повторял Олеус.

Как только он оказался совсем близко, то споткнулся и упал, сильно ударившись об основу крестовины, на которой я висела.

— Осторожнее, — вскрикнула я и попыталась извернуться, чтобы увидеть последствия падения.

Молодой мужчина, который сейчас больше напоминал измученного исхудавшего старика, покачиваясь поднялся на ноги и посмотрел на меня. Кровоподтек от угла деревяшки, через все лицо — увидела я и не сдержала крика ужаса.

— Я помогу… Тебе сейчас помогу, Мирослава, — словно заведенный повторял Олеус.

Он попытался достать до моих рук, но не смог. Несколько раз подпрыгнул, каждый раз падая. Потом стал раскачивать крестовину, но быстро повис на нем плечом от изнеможения.

— Олеус, остановись, — попросила я, — хватит.

— НЕТ! — крикнул мужчина и вновь взялся за мое освобождение. Он бил дерево руками, разбивая их в кровь. Упирался в него, раскачивал, сопровождая каждое свое действие диким рыком, в котором я отчетливо слышала отчаянье и боль.

Крестовина же стояла накрепко. Даже немного не покачнулся от стараний моего спасителя.

Дикий нечеловеческий рев, испугал меня и заставил посмотреть на Олеуса. Он сидел на коленях перед крестовиной и бил кулаками в землю.

— Не надо, Олеус, успокойся… Я придумаю сейчас что-нибудь… — попыталась достучаться я до мужчины, но безрезультатно.

Новый порыв ветра пролетел над землей, поднимая пепел и распугивая ворон. С громким криком они взметнулись в небо, и быстро хлопая крыльями, кружили над полем.

Последние силы покинули Олеуса и он упал на спину, устремив взгляд в небо.

— Прости, Мира… Я пытался… — осипшим голосом проговорил он и странно выдохнул, будто весь воздух вырвался из его груди.

— Олеус, — звала я, — ОЛЕУС!

Но мужчина не реагировал. Он… умер. Как ни страшилась я этой мысли, как не гнала ее от себя, она прочно засела в моей голове.

Горло сдавило болью, глаза защипало, и вскоре я не могла увидеть что-то — все расплывалось. Горячие слезы текли по щекам, обжигая.

— Нет… нет, не может быть… — сипло повторяла я.

КАРРР!КААААР!КААРР! — птичий крик раздался совсем рядом со мной.

Я в последний момент успела увернуться от черного крыла, которое норовило пройтись по лицу. Резкая острая боль в плече, заставила меня дернуться. Вороны нападали на меня, стараясь причинить боль крылом или клювом.

Я кричала, старалась увернуться или отбиться, но из-за веревок это было нереально. Боль сводила с ума и выматывала меня. В последний раз я вскинула глаза к небу, с немым вопросом: за что мне такие муки; и увидела, что с высоты, камнем на меня падает черная птица. Это был конец…

Я зажмурилась и приготовилась к смерти.

— КАААААРРРР! ПРРРРОСЫПАЙСЯ! Новый день на дворрре, а ты дррррыхнешь, сонная тетеррря!

Скрипучий громкий крик Клавдия вырвал меня из сновидений.

— А можно было разбудить меня не так резко? — обиженно буркнула я.

— Нет, — был мне простой ответ, после которого ворон вылетел из спальни.

Настроение после дурного сна и неприятной побудки было прескверное. Да и дело меня ожидало непростое…

Домовой дух, почувствовав мой настрой, к общению не стремился. Он даже не показался мне на глаза, только оставил на столе ароматные блинчики с густой сметаной и кружку тонизирующего травяного отвара.

Быстро разобравшись с завтраком, я собралась и отправилась по деревням. В первую очередь, заглянула к бабке Марье, что в Зверево жила. Расспросила ее, бывало ли что похожее в наших местах. Да только знахарка не ведала про такие дела.

— Я же только люд да зверь лечу, а по части ворожбы у нас ты, Мирослава, горазда.

Эх, если бы горазда была…

Следом за знахаркой посетила я старосту местного. Добромир был угрюм, но принял меня по-доброму.

— Ты по делу, госпожа ведьма, а ли по интересу какому?

— Скажи мне, Добромир, а была ли на твоей памяти напасть подобная? Чтобы урожай странно гибнул или может скот чудил?

Мужик призадумался, почесал густую бороду, да покачал головой.

— Нет, не припомню я такой беды, Мирослава. Бывало, что скот хворал, да либо Марья, либо бабка твоя исправно помогали. Урожай… ну так мы природой не заведуем и властвовать над ней не можем, но с голоду не помирали ни разу.

— Ясно… Скажи мне, Добромир, а много ли у вас запасов на зиму?

— Мирослава, я о том говорить не должен…

— Я у тебя точные цифры не спрашиваю. Скажи мне как есть, без урожая с полей, деревня твоя прожить сможет? — строго спросила я, сверля старосту тяжелым взглядом.

— Ну так… поскребем по углам, так и проживем как-нибудь… — пожал плечами Добромир.

— Хорошо!

Только я собралась покинуть гостеприимного хозяина, как он окликнул меня:

— Госпожа ведьма, постой чуток…

— Что? — обернулась я.

— Ты спрашивала про случаи подобные. Я вот подумал… Сходи ка ты в Веленки. Они на растительности больше повернуты. Мы, зверевцы, все больше охотой промышляем. Да и слышал я, что бабка в Веленках есть, которая по годам всех в округе превосходит. Авось, она тебе каким рассказом поможет…

— Благодарю, Добромир. Прямо сейчас туда и направлюсь.

— Скатертью дорожка!

— Староста, ты сам-то тоже не теряйся. Я, как узнаю чего, так соберу вас — руководителей, дабы общую думу вести.

— Так я всегда на своем посту, госпожа ведьма. Ты не сомневайся!

В Веленки я прибыла по воздуху. Прежде чем навестить старосту, я облетела деревню и проверила порядок. К тому же, я преследовала одну корыстную цель — я посмотрела местные угодья.

Веленцы никогда не жили богато, но и бедствующими я бы их не назвала. А все потому, что их староста прекрасно ладит с экономикой. Он виртуозно рассчитывает потребности и спрос своих жителей и урезает их до необходимого минимума. В Веленках нет зажиточных и бедняков, здесь все примерно равны по положению.

— Матушка ведьма, — окрик старосты настиг меня, когда я хотела незаметно проверить общий амбар. — Как же хорошо, что вы к нам заглянули.

— Доброго дня, староста Осиник, — спустилась я на землю.

— Эх, вашими да устами…

— Староста Осиник, я к вам на разговор прибыла.

— Так пройдемте в дом, милости прошу, — засуетился мужчина. — Я вас чайком угощу с вареньем. Ммм… у меня супружница варенья из малины наварила — настоящий смак.

— Я обязательно к вам загляну почаевничать, — пообещала я, — но нынче мне другое интересно. Говорят, что в Веленках бабка есть. И живет она на свете так долго, что и не помнит уж никто ее рождения.

— Люд-то много чего треплет, проверить это сложно. Но есть у меня жительница одна. Хорошая баба, известная трудом своим да памятью. В моих ведомостях о ней мало числится и даже год рождения неизвестен. Но по ее словам она сотню лет разменяла. Правда то или выдумка не ведаю. Да и бабы ее поздравлять с именинами не спешат — дату не знают верную, а Степановна и не говорит.

— Степановна?

— Авдотья Степановна звать ту бабу.

— Хорошо, — кивнула я. — Проводите меня к ней, пожалуйста.

— Никак не могу, — покачал головой староста.

— С чего бы это? — очень удивилась я.

— Степановна у нас норовом больно крута и ваши ведьминские дела особо не уважает. Не будет она с вами толковать, никак не будет. Только словами злыми огорошит, да с порога прогонит.

— За что же она нас не принимает? — поинтересовалась я.

— Чего не знаю, того не знаю… — пожал плечами Осиник.

— Но поговорить мне с ней надобно!

— Ох, матушка ведьма, вы бы еще разок обдумали решение свое… Даже я Авдотью злить не смелюсь, ведь она и подогом огреть может.

— А я рискну! — настаивала я.

— Что ж, — развел руками староста, — дом я укажу, но сам с вами не явлюсь.

Страх Осиника мне был удивителен и смешон. Что же за бабка эта Авдотья Степановна, коль на ее порог шугается сам староста деревни заходить.

Дом женщины был чуть в стороне от основных построек. Он ничем не выделялся из общего порядка. Деревянный сруб в один этаж с черепичной крышей, с узкими оконцами и немного покошенным от времени крыльцом.

— Вот тут и живет бабка Авдотья, — указал мне Осиник.

— Это кто тут бабка? Ты кого бабкой назвал, хюлюган ставленый? — скрипучий голос раздался из-за калитки.

Староста покраснел, побледнел и поспешил ретироваться:

— Так я того… Жду вас у себя, матушка…

Осиник вовремя понял свою оговорку и заткнулся.

— Чаевничать вас ожидаю, — поправился он и сбежал, сверкая подошвами новехоньких черных сапог.

— Доброго дня, хозяйка, — поприветствовала я Авдотью Степановну.

— Добрее дни бывали…

— Разрешите к вам зайти? — уточнила я. Вести беседу не видя оппонента было не комфортно.

— Нет у меня причин тебя пускать… — гневно ответила бабка.

— Мне поговорить с вами надобно, поспрошать кое-чего важное.

— Коли надо, то спрашивай. В хату для того входить не требуется.

Странно это… Но я решила на своем настоять.

— Тема не простая, деликатная… Зачем нам надобно, чтобы соседи ваши подслушивали? Этим только сплетни родить!

— Хитра лиса, но и говоришь умную мысль. Ладно уж, заходи во двор, а в дом не суйся!

— И на том спасибо, — вздохнула я и толкнула скрипучую калитку.

Я осторожно вошла в садик и тут же натолкнулась на неприятный колкий взгляд. И запах меня окружил странный… такой, что и не раздражает и не радует. Скорее он предостерегает и настораживает.

Сгорбленная сухонькая старушка с острым носом и злыми глазами сидела на скамейке у крыльца, упираясь руками в деревянную палку — самодельную клюку. Костлявые длинные пальцы переплелись между собой и обхватили палку на верхушке.

— Фуууу…. — скривилась бабка. — Сама ведьма на мой порог явилась, бесовское отродье.

— Не очень-то вежливо, — буркнула я, но медленно подошла к хозяйке.

— Стой там, у калитки, — недовольно указала Степановна на выход. — Надолго ты не задержишься, нечего раздражать меня своим присутствием.

— Как скажите, — пожала я плечами, но на указанное место не отошла. — Мое имя Мирослава.

— Знаю я, как тебя величают. Да только мне того помнить не обязательно.

— Авдотья Степановна, не хочу показаться невежливой, но должна задать вам неприятный вопрос.

— Смотри какая смелая, — усмехнулась старушка, — и не боишься, что на хвост твой бесстыжий плюну.

Я в немом изумлении уставилась на бабку.

— Чего смотришь? Мало ли… Вдруг слюна моя для ведьм ядовитая?!

Тут мой разум вообще отказался что-то понимать.

— Ладно, выкладывай, ведьма, зачем явилась.

— Вы, говорят, давно на свете живете, много видели. А потому вопрос мой такой: был ли на вашей памяти случай, чтобы поля цвели, стояли живенько, но зерна не рождали?

— Чего?! — нахмурилась бабка Авдотья. — Ты чего такое лопочешь чумная?

— Поля наши совсем плохи. Урожая летнего не принесли.

— А я же здесь причем?

— Так я спрашиваю, бывало ли на вашей памяти подобное?

— Не бывало, — быстро ответила старушка. — А теперь иди отсюда!

— Но я…

— Кому сказала, иди вон за порог! Нечего ко мне ходить да выспрашивать!

Стоило только посмотреть на Авдотью Степановну, как я поняла, что большего от нее не добьюсь. Но и ведьминское чутье в голове тревожно шептало, что бабка меня обманывает. Более того, она точно знает, что за беда тут приключилась, но говорить мне об этом не желает.

— Ты чего в землю вросла? Сказала же ступай, пока не погнала тебя по деревне!

— Вы ведь знаете что-то важное, — покачала я головой, — только сказать… боитесь или…

В ответ бабка такой бранью раскричалась, что я и от мужиков такого не слышала.

Не стала больше тревожить негостеприимную хозяйку и пошла вон от ее участка.

Шла я по улочкам деревенским к дому старосты и размышляла. Несколько раз припоминала все, что только видела и слышала минутами ранее. Что-то терзало меня, уверяло, что упустила я важное — то, что помочь мне может!

Так я и очутилась у дома Осиника.

— Заходите, Мирославушка, — встретила меня его супружница, — заждались мы вас. Говорила я своему Осинику, чтобы он за вами воротился. Не дело с Авдотьей ругаться вам. Она обидит и словом и делом…

— Не переживайте, — добро улыбнулась я. Приятна мне была забота женщины, — ведьму не каждый рискнет обидеть по настоящему.

— Защитника вам нужно. Мирославушка, — улыбнулась женщина. И столько тепла было в ней, столько ласки, будто материнской, что сердечко мое екнуло.

— Сила моя — самая лучшая защитница.

— Сила-то силой, а женщине мужчина нужен — опора и забота во всем.

— Марфуш, хватит щебетать без умолку, — появился на пороге Осиник, — пойдемте лучше чай пить. У тебя вон вареники остывают!

— И то правда. Что-то заболталась я… Пойдемте в дом.

Я с радостью приняла приглашение и вошла отворенные двери.

Теплый светлый уют встретил меня с самого порога. Светлые салфетки, занавесочки. В каждом углу, на каждом оконце цветок живой. На двери оберег — подковка.

«Дом — полная чаша» — возникла в моей голове первая мысль.

— Мир дому вашему, — улыбнулась я, благословляя своим добрым словом жилье и хозяев.

— Благодарствуем! — отозвался Осиник. — Угостись, матушка ведьма, не побрезгуй.

— С радостью!

Да и как отказать, когда перед глазами большой стол стоит, вкусностями уставленный. А в середине его самовар кипит на чай подзывая.

Уселись мы друг напротив друга и мирную беседу завели. Да только все мои мысли к Авдотье и ее загадке возвращались…

А как откушали да чая напились вдоволь, поднял староста тему тревожную.

— Как же быть нам, матушка ведьма? Как же без хлеба зимовать?!

— Уж переживем как-нибудь! — уверенно заявила я. — Помирать с голоду я не собираюсь и вам не советую!

— Эх, и за что же напасть на нас такая навалилась? — чуть не плакала Марфуша.

— Узнать бы кого мы так разгневали? Кто нам такую подлость организовал?

— Да, это узнать срочно нужно! Без причины я помочь полю не смогу, — честно призналась я.

— Так вы для этого к Авдотье заглядывали? — осторожно уточнила Марфуша.

— Я выяснить смогла, что никто над полем не ворожил. А что это значит и как искать причину беды, никак в толк не возьму. А Степановна ваша давно живет. Вот я и подумала, что может, что подобное припомнит.

— Она ежели и припомнит, то говорить не станет, — покачала головой Марфуша.

— Почему же? — удивилась я.

— Колдовство она на дух не переносит. Стоит только заговорить о каком чуде, такими ругательствами исходит, что страх берет.

— И причина тому есть?

Жена старосты только плечами пожала, но в ее глазах я увидела, что знает женщина больше, чем говорит.

— Хозяйка, поведай мне, что бабы в деревне говорят. Я не сплетница и разносить по люду не стану, а делу общему твои слова помочь смогут.

— Так и я не сплетница, Мирославушка, только вот слухами-то земля полнится. Еще бабка моя, Алена Сергеевна, царствие ей небесное, говорила про Авдотью и ее семью разное. И велела она мне, дружбу с ними не водить, и злобы не рождать, а то беду накликаю на себя и на других.

— Что так? Злые женщины и мужчины были в семье Авдотьи Степановны? — задавала я наводящие вопросы.

Уверенность во мне крепла, что за нужную ниточку тяну.

— И злые, и глазливые, и злопамятные, — ответила Марфуша и быстрый взгляд на оберег-подковку бросила. — Поговаривают, что бабка Авдотьи ведьмой была.

— Ведьмой? — удивилась я.

— Так как же это… — растерянно проговорила я, вспоминая рассказы бабушки.

Она много раз повторяла мне, что в здешних краях, только наша семья силой одарена была. Только вот… Почему же и мою бабушку Авдотьей величали?

Сердце сжалось до размеров булавочной головки. Как же такое возможно? Неужели рядом еще одна ведьма жила все это время, а бабушка не знала? Или знала, но скрывала это?

— А еще, что о той семье говорят? — уточнила я, стараясь, чтобы никто моего беспокойства не приметил.

Марфуша заалела щеками и на мужа посмотрела стыдливо.

— Да брешут разное, — отмахнулся староста Осиник.

— И все-таки? — упрямилась я.

— Поговаривают, будто мужики с ними не живут, — протараторил Осиник.

— В каком смысле не живут? — не поняла я.

— Да мрут мужики рядом с ними, — прошептала Марфуша, — за несколько месяцев сгорают.

— Отчего мрут? — опешила я.

— Так откуда же нам о том ведать? Кто от сердца, а кто еще от какой болячки, — пожал плечами староста. — Только и успевают им чадо заделать, а потом тут же на тот свет отправляются.

— А у Авдотьи Степановны дети есть? — поинтересовалась я.

— Нет, — покачала головой Марфуша. — Она мужицкий род пуще колдовства ненавидит.

То, что я услышала, обескуражило. Мне нужно было обдумать услышанное и поговорить с Клавдием. Неужели Авдотья ведьма?

«И да, и нет!» — мелькнула в голове мысль, и тут же в памяти возник тот аромат, что сбивал меня с толку, рядом с бабкой Степановной.

Я когда-то уже слышала этот запах. Сладковато-пряный аромат с нотами камфары. Он оставляет после себя горький привкус во рту. Майоран имеет подобный запах. И ведьмам он не по нраву. Потому и траву эту мы используем только в сушеном виде и в очень маленьких количествах.

— Бабушка, что это так противно пахнет? — спросила я, кривя нос.

Мы были на деревенском базаре — закупались провиантом. Бабушка, обычно, мясо покупала, яйца и мед. Овощи, фрукты и травы она выращивала сама. Но торговка зеленью привлекла мое внимание. Я рассматривала пучок интересного растения. Небольшие ветвистые стебельки с маленькими округлыми листочками светло-зеленого цвета. И не смотря, на симпатичный вид, запах у нее был раздражающим.

У бабушки много трав росло на огородике, но такой травы я не видела раньше. Зато у торговки этой травы было в достатке.

— Дите неразумное, — усмехнулась торговка, — эта травка отличная приправа для мяса. Только я ее выращиваю, больше ни у кого не найдете. Возьмите, не пожалеете! Вкус и аромат блюда будет замечательный.

— Благодарю, но я травы в мясо не кладу, — вежливо отказалась бабушка, — предпочитаю истинный вкус.

Меня отвела бабушка в сторону и напомнила, что я должна следить за тем, что говорю.

— Но ведь эта травка пахнет невкусно, — обиженно буркнула я, — ничего дурного я не сказала.

— Не нужно о своих вкусах кричать на каждом углу, Мирослава. Тем более, только тебе и мне эта трава противна, остальным же понравится может.

— А почему она нам противна? — любопытствовала я.

— Аромат этот у ведьм дурным считается. Он на опасность указывает.

— Какую такую опасность?

— Аромат майорана говорит, что перед тобой живая мертвая ведьма, — пояснила бабушка. Только ее слова меня еще больше запутали.

— Как же это может быть?! Живая и мертвая одновременно?

— Да, Мира, бывает и такое. Это редкость большая. А значит она, что в живом человеке мертвая сила хранится. И колдовать она, как мы, не может, и жить простой жизнью тяжко. Сила изводит «сосуд», мучает и умереть не позволяет…

Я быстро поднялась из-за стола, поблагодарила хозяев и к выходу направилась.

— Так что же нам делать-то, матушка ведьма? — нагнал меня вопрос Осиника.

— Считай староста, у кого сколько хлеба осталось. А потом встретимся все вместе и обсудим — решим, как из беды выходить!

— Так я…

— Сейчас либо вместе выживать, либо умирать по одиночке, — строго произнесла я.

— И то верно, — вздохнула Марфуша.

Я шла, не ведая куда. Ноги сами несли меня по проторенной дорожке. Мысли разные в голове вертелись и отдыха не давали.

Очнулась я лишь у калитки Авдотьи Степановны. Поначалу испугалась очень, а потом поняла, что не просто так меня ноги сюда привели. Видать придется мне с этой старушкой еще раз добром поговорить, расспросить про тайну ее. Авось я ошиблась, или же наоборот с бедой справиться помогу.

Только входить в калитку боязно было. Постояла я немного, собираясь с духом, но так и струсила туда одной идти.

Вместо этого я на хитрость пошла. Призвала к себе Уха и попросила его вокруг дома полетать и в дом незаметно наведаться. Любимец призрачный появился быстро. Тут же приземлился на мое плечо и послал волну умиротворения.

«Ух, мы с тобой сейчас сделаем небольшую пакость» — обратилась я к сычу.

Я отошла к большому кусту сирени, что рос неподалеку от дома Авдотьи Степановны, и уселась под ним, стараясь скрыться от невнимательного взгляда.

Соединив свое сознание и моего любимца — сплетаясь с ним в единое целое. Теперь мы имели одни глаза и одни уши. Я направила Уха на территорию предполагаемой живой мертвой ведьмы. Теперь

Призрачный сыч залетел за забор, опустился пониже к земле и облетел вокруг дома. Ничего привлекательного я там не нашла. Сплошные сорняки и крапива. И не было ни намека на майоран или другие травы.

Через дымовую трубу Ух пробрался в дом. И то, что мы там обнаружили, меня поразило. Грязь, плесень, паутина — все это украшало комнату. Даже крысы лишни раз старались не совать сюда нос. Только пауки затаились по углам, да жуки свили гнезда в простенках обветшалого деревянного дома. И хотя снаружи стены были вполне добротные, изнутри дом выглядел плачевно. Вся мебель была разрушена, зеркала затуманены пылью и временем.

Хозяйки не оказалось ни в саду, ни дома. Хотя я вообще сомневалась, что в этот дом можно войти по собственной воле. Даже призрак сыча испугался находиться в этом мертвом строении. Поэтому я призвала его обратно и позволила себе расслабиться.

— Мира, очнись, Мирослава, — кто-то резко тряс мое плечо.

Я открыла глаза и уставилась на того, кто пытался дозваться меня, пока мое сознание было в доме Авдотьи Степановны.

Олеус был обеспокоен чем-то.

— Что? Что случилось? — спросила я.

— Ты… то есть Вы не отвечали. Сидели будто… — мужчина рвано выдохнул и спрятал от меня свой взгляд.

— Я была в трансе, — тихо объяснила я Олеусу. — А ты меня искал?

— Да, — тихо ответил молодой мужчина, — я искал. Ворон сказал, что ты… вы направились в Зверево. А уж там мне указали на Веленки. Я опасался, что вновь не застал те… вас.

— А зачем меня разыскивать? — поинтересовалась я.

— Я тут подумал о нашей беде, — признался Олеус, но прямого взгляда продолжал избегать.

Вновь оговорки «ты»-«вы» и какое-то неясное смущение мужчины заставило меня улыбнуться.

— У тебя появились идеи? — предположила я.

— Да. Мама надоумила меня на одну мысль.

— Что ж, — улыбнулась я, — пойдем. Я поднялась на ноги, не без помощи мужчины, и отряхнула платье. — Я уже собиралась домой. По пути ты мне поведаешь свои мысли.

— Конечно, — согласился Олеус.

Мы неторопливо шли к лесу. Олеус молчал и кидал на меня частые колкие взгляды. Тем не менее, мне удивительно спокойно и хорошо было в его обществе. И даже беды и проблемы отступали на периферию, оставляя место приятной думке.

Как же так произошло, что я так привыкла к компании деревенского парня — сына старосты? И даже более того, нахожу его общество приятным? А ведь совсем недавно любой человек вызывал только раздражение и негодование.

«УХ» — пронеслось в мое голове. — «Ух, беда!»

Я нахмурилась, не разумея, что имеет в виду мой сыч. Бед-то хватает. Или он еще чего дурное чует?

Вдруг, сыч взлетел с моего плеча и помчался вдаль.

— Мирослава… Госпожа ведьма, — привлек мое внимание Олеус.

— Что же ты придумал, Олеус? — вернулась я к теме нашей встречи.

— Дело в том, что матушка моя родом не из этих мест. Точнее бабушка была из далеких мест, а как только родила маменьку, осела в нашей деревне насовсем. Так что мама с малых лет в Гремячево живет.

— Хорошо, — подбодрила я молодого мужчину. Его нервозность меня удивляла.

— А бабка моя был из кочевых народов. Она много странствовала, много видела и слышала, а еще много яств попробовала. Все интересное и вкусное она записывала в большую книгу, которую потом оставила маме.

— Интересно наверное, — улыбнулась я.

— Не знаю, — пожал плечами Олеус, — мама что-то иногда готовит. Но это настолько непривычное и незнакомое, что я не знаю нравится ли мне вкус. Но, это не главное…

— А что главное?

— У бабушки много рецептов пирогов и хлеба. И они не только на зерновой муке построены.

— Да? А что еще? — заинтересовалась я.

— Кукуруза, семечки, крахмал… Да там разные рецепты есть. Мама сказала, что без хлеба не останемся.

— И твоя мама готова поделиться своими рецептами?

— Конечно! Раз такая беда приключилась, то тут любые средства использовать нужно, — уверенно заявил Олеус.

— Что ж, тогда завтра подсчитаем, у кого какие запасы остались и как нам можно это использовать на всех.

Так, за разговорами мы дошли до леса. К моему домику нас вела прямая тропинка. И вот уже вдали виднелись очертания моего убежища, как что-то екнуло внутри: «ОПАСНОСТЬ!».

— Что-то не так? — тихо уточнил Олеус.

Я покачала головой.

Мы вышли на полянку перед домом. Ничего необычного я не приметила. Уже готова была сделать следующий шаг, как на меня вылетел Клавдий и хлопая крыльями не пропускал вперед.

Олеус тут же подхватил меня со спины и оттащил в сторону.

— Что происходит? — крикнула я ворону.

— Вот ведь чернявая тварь, — разразились мне в ответ ругательства, — и как только выбрался?

— Авдотья Степановна? — удивилась я.

Бабка стояла около моего дома, одной рукой опираясь на клюку, а второй целилась в нас из обрезного ружья. Ее лицо выглядело озлобленным, глаза метали гневные взгляды, желая уже ими уничтожить противника.

— Едва добралась к тебе, ведьма проклятая. Глубоко в лесу ты затаилась…

Олеус быстро сориентировался и задвинул меня себе за спину.

— Опустите оружие! — уверенно произнес он.

— Заткнись, мальчишка. И уйди прочь, не мешай мне истребить это отродье.

— Что вы делаете, Авдотья Степановна? Зачем? — спрашивала я.

— Потому что такая, как ты не должна жить! Ведьмы — зло! Вы проклятые твари, которые почему-то решили, что ваша жизнь ценнее, чем жизнь остальных.

— Вы говорите чепуху! — взвился мой защитник. — Немедленно опустите оружие и убирайтесь отсюда.

— Я уйду только после того, как убью ведьму!

Старуха подняла оружие и прицелилась. В этот момент Клавдий кинулся на нее, стараясь вцепиться женщине в лицо острыми когтями. Он бил ее крыльями по щекам и громко кричал.

Олеус тоже времени не терял. Подлетел к женщине, выбил из ее рук обрез и откинул подальше. С клюкой бабке тоже пришлось проститься, отчего она покачнулась и завалилась назад. В это время дверь в мой дом отворилась и бабка упала внутрь.

Стоило вредительнице попасть на порог дома, как за нее взялся домовой. Он ловко колдовством скрутил бабку и усадил на стул.

Бабка Авдотья тем временем кричала, ругалась и извергала проклятья. И если мне и Клавдию нечего было опасаться, а тем более не реагировали на злые слова домовой дух и Ух, то вот за Олеуса я испугалась. Постаралась быстро прикрыть мужчину собой.

— Подожди здесь, не входи, — попросила я Олеуса и кинулась в спальню — к сундуку, в котором хранила полезные вещи, в том числе набор амулетов.

Я торопилась добыть нужный амулет из общего разнообразия. Но как на зло, замочек не поддался мне с первого раза. Потом мешочек с амулетами никак не находился среди мешочков с сухими травами. А когда я все так выловила нужную мне вещь, то оказалось, что узелок стягивающий мешочек слишком затянулся. Некоторое время я мучилась, пытаясь развязать его, но вскоре разозлилась и резко дернула бечевку. Руку обожгло болью, но она казалось незначительной, ведь веревочка поддалась и разорвалась.

Нужный амулет нашелся довольно быстро. «Глаз леса» — так называла его бабушка. Для нее, и для меня, этот амулет изготавливает дедушка Леший.

«Глаз леса» — это ничто иное, как капелька застывшей смолы. Она не очень прочная, но очень красивая: желтая, прозрачная, изредка с какими-то вкраплениями.

И этот простой с виду амулет очень чутко реагировал на любое «черное» колдовство.

Я выбежала вновь на улицу, к удивленному и немного расстроенному парню и всучила ему «Глаз леса».

— Что это? — уточнил он.

— Сожми крепко в руке, — велела я.

Олеус послушался, но выглядел растерянным.

— Давай обратно, — нетерпеливо потребовала я.

Мужчина раскрыл ладонь и показал мне ничем не измененный амулет. Смола была так же прозрачна, как и раньше. А это означало, что ни одно дурное слово Авдотьи не прилипло к Олеусу.

— Все в порядке, — выдохнула я и улыбнулась.

— Пока еще нет, — покачал головой сын старосты, но улыбнулся в ответ. — Нам нужно разобраться с этой обезумевшей старухой и обезопасить те… вас.

— Да, — согласилась я, — верно, только…

— Я не уйду! — решительно заявил Олеус.

— Тогда, пообещай, что будешь делать то, что я попрошу и… не расскажешь о том, что увидишь или услышишь, если я об этом попрошу!

— Обещаю, — сразу согласился мужчина и пошел вперед.

— Осип Никифорович, не позволяй нашей… гостье… говорить ничего дурного, пожалуйста, — обратилась я к домовому.

Легкий хлопок раздался в комнате и Авдотья взвыла.

— Грязная ведьма, нежитью защищаешься, — выплюнула брезгливо бабка.

— Вы от нежити мало отличаетесь, — фыркнула я. подходя ближе к обидчице. Но Олеус меня опередил и не позволил подойти близко, ухватив мою руку.

— Все в порядке, — заверила я его, но он лишь послал мне настороженный взгляд.

— Что ж я вижу… — грубо рассмеялась Авдотья Степановна, — ты уж и хахалем обзавелась. Или же он у тебя не единственный? Ась?

— Закрррррой рррот, старрррая коррррга! — выкрикнул Клавдий. — Иначе я вырррву твой поганый язык.

Ворон был агрессивен, что странно. Ведь обычно, что бы не случалось, он сохранял спокойствие.

— Я хочу понять, что же здесь твориться, — уверенно заявила я. — Вы можете не любить ведьм, — обратилась я к бабке, — это ваше право. Но только…

— Не любить? Да я ненавижу весь ваш род! — повторилась женщина.

— ПОЧЕМУ? — выкрикнула я.

— Потому что ВЫ уничтожили меня!

— Мы? — удивилась я. — Тебя обидела ведьма?

— Меня уничтожила твоя пробабка!

— Я ничего не понимаю, — растерянно выдохнула я и прислонилась к столу. — Объяснитесь!

— Твоя пробабка так же как и ты была ведьмой. Добренькая такая была, все помочь хотела все, всех осчастливить. Еще бы… в ней же сила волшебная была заключена — дар великий. Любимицей была твоя пробабка Верея. Везде ей слава и почет, всюду уважение. И мужики толпами за ней ходили! Конечно, она себе любую красоту наворожить могла да и приворожить любого, что по вкусу придется.

— Это неправда! — возразила я.

— Еще бы ты не защищала ее… Родная кровь с примесью гадости. Никто меня не слушал, хоть я и пыталась им глаза раскрыть. И Прохор мой обманулся — попался на крючок проклятой ведьмы.

— Что означают твои обвинения? — грубо спросил Олеус.

— Жених у меня был, Прохором величали. Такой же как и ты, — бабка кивнула на Олеуса, — красивый, величавый, к труду приученный. Семья была у него хорошая, но бедная. Я же из зажиточных была, но отца рано лишилась. Это сейчас староста всех под одну гребенку чешет, а раньше каждый лишь за себя отвечал. Жили мы с родительницей неплохо, но без мужика все труднее управляться было. Вот мать моя в одно лето и сговорилась с родителями Прошки о свадьбе. Все у нас было ладно да складно, на осень свадьбу назначали, чтобы до первого снега успеть. Я приданное шила, он дом ремонтировал. Но вдруг беда приключилась — свекровь моя будущая занемогла, захворала. Делать было нечего, решили к ведьме обратиться. Отправился Прохор в лес на поиски Вереи. Я против была, догадывалась, что ведьма нам бедой окажется. Но разве же меня кто-то слушал? Была бы я жена, авось и послушался бы меня, а так… Только послал грубо, да ушел. Я проплакала всю ночь, а на утро в его дом направилась. Там плакала, родителей его ругала, что сыном рисковать вздумали. Они лишь домой меня спровадили. На следующий день Прохор явился в деревню и ведьму с собой приволок. Она свекровь-то вылечила и заверила, что плата ей не требуется, а на самом деле обманула всех.

— Как же она обманула? — уточнила я.

— Она Прохора себе забрала!

— Быть не может, — покачала я головой, — он же не вещь и не скотина, чтобы его насильно забрать можно было!

— Вот и я о том кричала. Приворожила она жениха моего, змея подколодная. А он все кричал, что с первого взгляда влюбился… Дурень! Облапошила его ведьма, а он и рад был. Помолвку нашу разорвать пытался, да только мать моя к старосте пошла — права качать. Мол он обязательства принял на себя, а сейчас в отказ пошел. Позорила его на всю деревню. Свекор тогда и порешил, что свадьбе нашей быть. Ох и бесновался тогда Прохор, ругался на меня. Кричал, что хоть и жениться на мне, а любить все равно другую будет. Я же в ответ пригрозила: что коли он с ней от меня гулять станет, то житья я им не дам.

— Вы сумасшедшая, — выдохнула я и отвернулась.

— Нет! Это вы ненормальные — ошибки природы! А я… Я была нормальным человеком, до поры до времени! К свадьбе дело близилось, когда в деревне стали поговаривать, что Прохор с ведьмой любовь крутит.

Будто кто-то видел их, то в лесу, то в поле. Я решила проверить и своими глазами наткнулась, как жених мой с ведьмой в поле любовались. Долго слушала, какие он слова говорит, как обещает счастье на всю жизнь, словно это она, а не я его женой будет.

— И что? Что вы сделали?! — нетерпеливо уточнила я.

— Проклинала их на чем свет стоит. Все кары небесные им обещала, а как стемнело, они как раз в стогу спали, взяла вилы и проткнула изменника. Верея проснулась в тот момент, не успела я ее прикончить. Надо было с нее начинать! Да не сообразила я с горя-то. Верещала ведьма, раны заговорить пыталась, да только хуже ему становилось. Он же скончался скоро. Я как то поняла, начала ее ругать, да беды пророчить. А Верея все над женихом моим плакала, да причитала, что жить без него не хочет.

По моей спине холод пробежался. Как же так можно? Убить жениха и сваливать все на другого человека?

— Крик и шум деревню разбудил, — продолжила бабка Авдотья, — люд собрался, обнаружили мертвого Прохора. Ведьму и меня разняли да по домам сослали. Вместо свадьбы поминки готовить стали. А на следующий день, кровь Прохора почернела, а стог, в котором любовники почивали, сам собой загорелся. В итоге и поле вспыхнуло, убивая весь урожай. Вот тогда-то я и открыла народу глаза на ведьму — заверила, что из-за нее Прохор умер, из-за ее приворота его плоть чернела, а теперь и остальные голодом замучаются.

— И вам поверили? — удивилась я.

— Кто-то поверил, кто-то нет… Да только к маю ведьма дочь родила, на Прохора моего похожую. И, гадина такая, моим именем нарекла. Продолжала змеюка куражиться! Только ее вредность все равно наружу вылилась. По весне поле вспахали, засеяли, а урожая оно не родило. Ведьма долго ходила на поле, делала вид, что пытается разобраться, что к чему. А я знала, что она нам беду делает. Ходила за ней, ругала и с поля гнала. Старосте доказывала, что она виной голоду станет. Но он, глупец, не слушал меня сначала. Обратился к соседям и на их поле вдвое больше зерна засадили. Только и на следующий год, и так семь годов подряд, ведьма наше поле убивала. Все слонялась туда с отродьем своим, да колдовала на нашу беду. И никто ей слово поперек не говорил. Конечно они боялись, трепетали перед силой неведомой. И только я понимала, что пока не уничтожу ведьму, житья нам не будет. Недолго думая, схватила нож поострее, да побежала на поле. Там Верею обнаружила. Она довольная была, радовалась беде нашей. По полю какой-то отвар поливала, да приговаривала, что теперь оно больше прежнего рождать будет. Меня она не заметила, потому я смогла подкрасться и ударить ее в спину ножом. Ведьма обернулась и я ударила ножом второй раз — в самое сердце гадины. Ужас в глазах Вереи порадовал меня. Наконец она страдала, а не от нее. Так ведьма и рухнула. Дух ее из тела вырвался синей дымкой и на меня кинулся. Даже после смерти она гадость мне сотворила. Только тогда я еще не знала, какую… Я тогда упала — чувств лишилась. Очнулась только к вечеру, когда меня и труп ведьмы народ нашел. Меня привели в чувство и домой снесли. Сначала я радовалась, что, наконец, извела гадость с нашей земли, а потом… меня так закрутило, замучило. Ведьма и из гроба надо мной потешаться продолжала… Время шло, а лучше мне не становилось. И тогда я поняла, что это уже не Верея надо мной издевается, а дочь ее малолетняя. Хотела и с ней счеты свести, да только… не смогла. Ни рука, ни голос на нее не поднималась! Пришлось мне убраться из деревни родной, да много лет мыкаться, горемычной. Помереть хотела, а не могла… Уж все болело, гнило, отваливалось, а помереть не могла. Поняла, что ведьмы мне покоя не дают. Вернулась домой, да бабку твою встретила. Она уж стара была, тебя воспитывала. Хотела прикончить ее, да вновь не смогла. Попыталась заставить ее избавить меня от мучений, а она заявила, что это крест мой, за все беды, что людям принесла. Еще и пригрозила, дрянь, что ко ли буду к ней соваться или к ее семье, она еще что похуже на меня нашлет. Сама-то в итоге померла, а я так и мучаюсь на этом свете.

— Это вы ее убили? — хрипло спросила я.

— Нет! Да и не знала я, когда она померла. Обрадовалась, конечно, новости, думала наконец и мне облегчение станет. Но нет… А недавно слух по деревне прошел, что поле опять зерна не родило, и ты на мой порог явилась. Я смекнула тут же, что без ведьминских дел тут не обошлось. Так что прикончу тебя и всем жить легче станет.

Бабка Авдотья вновь на меня кинулась, да только домовой ловчее был. Он ногой топнул, и старуха без чувств на стул рухнула, будто кукла тряпичная.

Я же стояла, ни жива, не мертва. В голове рассказ старухи Степановны не укладывался. Я добрела до спальни, до кровати и села. В ладони лицо спрятала и заплакала.

Как же все в этой жизни несправедливо? Прабабка моя счастья лишилась, потом и сама померла. Бабушка сиротой осталась в раннем детстве. Видимо потому она и не рассказывала мне о предках наших ничего стоящего. Все только общие слова, да рассказы, про то, кто когда какую запись в книге ведьминской разместил, кто, когда амулетик сотворил или оберег выдумал.

Эх… как же она жила-то тогда? Как выживала в столь жестоком и безумном мире? И бабка Авдотья Степановна ведь ей ничего не сделала, не изничтожила ее сгоряча.

А ведь за что? За что столько человек измучились и безвременно почили? За то, что одна глупая девка себя выше остальных поставила. Да что остальных… Она себя выше природы поставила и решала, кому жить, а кому умирать пора.

— Эй… — тихий заботливый голос выдернул меня из размышлений. Но не это меня удивило…

Сильные руки обняли за плечи и прижали к телу.

— Не стоит так переживать из-за каждого худого человека, — уверенный шепот Олеуса успокаивал.

Я вдруг поймала себя на мысли, что волнения отступили. В объятиях мужчины было спокойно и легко. Он, будто бы, укрыл меня от окружающего мира — спрятал в надежных руках. И все беды, все проблемы сбежали не оставив после себя и следа.

— В нашем прошлом много чего несправедливого и трагичного бывает, но ведь нужно жить дальше.

Я боялась оторвать ладони от лица… Боялась, что стоит мне это сделать, сразу мои чувства рассеются, как дымка.

— Все будет хорошо, Мирослава! Мы со всем справимся! Я готов помочь тебе… И деревенские, я уверен, тоже чем смогут, тем помогут.

— Спасибо тебе, — прошептала я и раскрыла руки.

Чудо… оно произошло. Ведь ничего не исчезло: ни чувство защищенности, ни спокойствие.

А стоило мне посмотреть в искреннее глаза, что тут же взяли мои в плен, так сразу в груди пробудилось что-то еще… Я даже не смогла разобрать того легкого чувства, которое искрилось теплыми золотистыми лучиками.

— Да за что? — удивился Олеус. — Я и не сделал ничего…

Он не понимал, что его улыбка и ласковый взгляд сотворили сейчас в моей душе невероятное. И мне резко стало понятно, как поступить и что дальше делать.

— Сделал, — тихо отозвалась я и вывернулась из теплых объятий.

Это неправильным показалось. В одно мгновение холод окутал плечи. Но тот самый внутренний огонек, что поселил в груди Олеус, продолжал греть и поддерживать.

— Олеус, я не знаю, что… что с бабкой Авдотьей делать? — призналась я.

— В холодную ее нужно, а после… к докторам в город везти. Ясно же, что ее разум поврежден.

— Да… Ты прав, конечно. Только ведь мы не в праве даже связанной ее держать. Она жительница Веленок и только Осиник в праве ее наказать, он же должен кару ей назначить.

— Твоя правда, — согласился мужчина. — Тогда нужно ее в деревню родную везти и там разбираться.

— Верно. Ты тогда ступай за телегой и мужиками в Гремячево, а я пока бабку покараулю. А после, вы ее свезете в Веленки, а я…

Не хотелось мне открывать свои колдовские проделки. Не даром они только ведьмам знакомы.

— Не нужно, — покачал головой Олеус, — не нужно ничего объяснять. Я в ваших делах, госпожа ведьма, все равно ничего не понимаю. Уж лучше не буду забивать себе голову.

Я не смогла сдержать улыбки. Неужели так бывает?..

— Ну… Не будем времени терять. Я быстро обернусь и с Осиником сам дела порешаю. А ты делами своими занимайся, а лучше отдохни чуток.

Отдыхать, увы, времени не было. Ритуалы предстояло мне исполнить трудоемкие и непростые.

— Ты ступай, — проговорила я, — я в порядке буду.

Олеус нехотя поднялся с моей постели и пошел прочь. Я смотрела ему в след и шептала наговор. Он как-то сам пришел на ум. Я вкладывала туда силу и душу, заклиная судьбу оберегать и поддерживать мужчину. Беды к нему не подпускать и печали отводить.

А еще я подумала, что неплохо бы Олеусу в сапог подорожник. Он удачу приносит, любой путь легким делает. А еще подорожник — верный помощник в любых начинаниях. Кому, как не первому помощнику старосты, такой оберег носить.

— Я скоро вернусь, — на пороге обернулся Олеус и подмигнул мне.

Я в ответ кивнула и тоже поднялась на ноги.

«Ух» — мысленно позвала я сыча.

Любимец тут же оказался на моем плече.

— Следуй за ним, — негромко попросила я. — Если вдруг беда, тут же со мной связывайся.

«Ух-ух-ух, хорошо» — отозвался призрачный сыч и вылетел из домика, через печную трубу.

Прихватив из своего сундука большой стеклянный шар, пыль дубовой коры и сухие соцветие бархатцев.

— Осип Никифорович, а найди-ка мне молока кружку, да краюшку черствого хлеба, — попросила я домового, выбегая из спаленки.

Громкий хлопок возвестил о том, что на столе меня требуемое дожидается.

— Что, ведьма, решила уморить меня? Так мне это только в рпадость станет.

— Я и не сомневаюсь, — ехидно заметила я. — Давно ты чужое время проживаешь…

— Уууу… ведьминское отродье. Надо было удавить тебя в малости, да бабка твоя на защиту встала. Пообещала мне, что коли нос свой к тебе суну, так без него и буду ходить. А мне не хотелось уродихой оставаться… — рычала бабка, — и так вся жизнь покорежена.

— И поделом тебе, — не стала жалеть я.

Сама тем временем готовила следующее: выбрала мыску небольшую, чтобы шар стеклянный установить удобно. Под шар хлеб черствый разместила. Срезала у неподвижной злыдни кусок блеклых серых волос.

Волосы у нее недлинные оказались. Видимо, стриглась бабка часто или же влас плохой — не растет.

— Кааарррр, чего делать собррррралась? — полюбопытствовал Клавдий.

— Хочу с пробабкой поговорить. Авось, подскажет она мне, как с полес справится.

— Получится ли? Карррр! — усомнился ворон.

— С чего бы не получится? Эта… пробабку мою убила и силу ее мертвую приютила. На ней связь сильная лежит, — рассудила я.

Ворон не ответил, только к окошку отлетел и наблюдать продолжил.

Шар я посыпала дубовой пылью, приговаривая:

— Сила дуба векового, ворожбу мой поймай, привяжи и новую силу свяжи.

Вокруг шара разложила сухоцвет:

— Бархатцы — защитники, от дурного уберегите, зло удержите, плохого не пропустите.

Волосы Авдотьи Степановны кинула в молоко. Собралась уже продолжить ритуал, но остановилась. Молоко внезапно скисло, быстро превращаясь в комковатую густую массу.

Я растерялась. Такого раньше видеть и читать о подобном не приходилось.

Бросила короткий взгляд на ворона, но он никак не отреагировал на мое замешательство.

Этот ритуал меня бабушка учила проводить. Она сперва показала мне на деле, как проводить его, а потом меня заставила в точности повторить. Но ни в первый, ни во второй раз молоко несвежим не делалось.

— Осип Никифорович, а молоко ты мне свежее дал?

— С утра из-под коровы вынес, — ответил домовой.

Что ж, возможно есть причина подобному. Повлияет ли это на исход дела я не знала. Да и проверять было некогда. Вот-вот Олеус должен был объявиться. Поэтому я приняла решение продолжать задуманное.

Читая себе под нос специальный заговор я выливала молоко на шар. Точнее, молочно-белый кляксы падали на шар, разбиваясь и разлетаясь в разные стороны.

С каждым моим словом, обстановка менялась. Воздух становился тяжелее и гуще. А еще в комнате распространялся противный кисло-горький аромат.

Но я не прерывалась.

И стоило последнему слову заговора слететь с моих губ, а седым волосам в белесой гуще упасть на поверхность шара, как в комнате разразился гром. Бабка Авдотья загудела, завыла, зарычала. Ее трясло, кидало из стороны в сторону, что домовой едва мог удержать ее на стуле. Глаза старухи закатились, а губы посинели.

— Что это? — громко обратилась я, ни к кому конкретно.

Клавдий перелетел ближе к бабке и сильным ударом крыла в шею вырубил ее. Тело Авдотьи быстро обмякло.

— Почему так?

— Кааааррррр! Ты ошиблась!

— В чем? — удивилась я. вновь прогоняя в памяти свои действия, я все больше убеждалась, что ошибки не допускала.

— Каррр… непррростительная невнимательность. Ррритуал этот сррработает только на живой пррривязке! Как же ты не подумала…

— Но старуха ведь жива, — заметила я.

— Нет! Каррр… Она давно уже живой трррруп. Как ррраз с момента своего стррррашного пррреступления.

— Как это?

— Начинай рррритуал заново! Карррр…

— Но если я не могу использовать частичку плоти Авдотьи Степановны, то ритуал провести нет возможности, — расстроилась я.

В моей голове уже сложился план действий, но теперь… Я вновь не знала как действовать дальше.

— Мое перрро! — ответил ворон и вырвал резко небольшое черное перышко из крыла.

— Зачем мне твое перо? — не поняла я поведения ворона.

— Закрррой глаза! — уверенно заявил Клавдий.

Меня просьба. Больше похожая на приказ, насторожила, но я ее выполнила.

Ворон клюнул меня в лоб. Не сильно, даже кожу не поранил, но чувствительно. От неожиданности я покачнулась, не удержала равновесие и плюхнулась на стул, что очень вовремя оказался позади.

— Смотрррри! — крикнул Клавдий.

Чернота в моих глазах зарябила серым, а после и белым цветом. Постепенно рябь превратилась в картинку. Я увидела жженое поле, девушку ступавшую по нему, что приговаривая. Следом за ней шла еще одна девушка — она сжимала в руке большой нож. Еще мгновение и холодное оружие было занесено, что поразить впереди идущую девушку.

Это было то самое преступление, о котором рассказывала Авдотья. Тот самый момент, когда она убила Верею.

Первый удар в спину уже был смертельным. Он поразил позвоночник женщины. Ведьма этого, естественно, не ожидала и по инерции обернулась, чтобы понять, что происходит. Она уже умирала. Медленно и мучительно. Я видела, как подгибаются ее ноги и тело медленно заваливается вперед.

Губы Вереи медленно зашевелились, читая заговор. Я была уверена, что она спешит отдать свою силу и предполагала, что моей бабушке. Но только ребенка я не видела.

Ведьма дела своего не закончила, ведь передача сил сложная и небыстрая. Зато Авдотья стремительно опустила нож в самое сердце Вереи. Откуда только такая точность в ее руках была неизвестно.

Ведьма рвано выдохнула и упала замертво.

Сила не успела перенестись к новой владелице. Она умирала в след за хозяйкой, НО не желала этого. Тогда ведьминская сила, обугливаясь мертвой чернью, рванула из тела ведьмы, надеясь найти живой сосуд. Вот тут-то на пути и попалась Авдотья Степановна. Грязно-серая дымка рванул вперед, настигая жертву и оседая в ней.

Прав был Клавдий. Такая мощь убивает. Вот и старуха Авдотья в тот момент померла бы, ко ли не сила ведьминская. Та же свой сосуд умерщвлять не позволила.

Не сразу я заметила того, что не вся сила ворвалась в тело Авдотьи Степановны. Одна маленькая искорка, не замаранная мертвой энергией, пронеслась чуть в сторону и столкнулась с вороной или… вороном. Это и был Клавдий.

Черная птица лежала без чувств, когда к ней подплыла серебристо-серая дымка, окружила своим мерцанием, а позже и вовсе рассеялась. Вместе с ней рассеялось и мое видение.

— Ты… — выдохнула я, глядя на Клавдия.

— До того момента, я был прррростым воррроном. Но когда Верррея одарррила меня частицей своей силы, она наррррекла меня фамильяррром своей дочеррри.

— Она одарила тебя не просто частицей силы, — покачала я головой, сдерживая слезы. — Она отдала тебе частичку своей души…

Громкий стук в дверь прервал момент откровений. Дверь распахнулась, пропуская Олеуса и несколько деревенских мужиков.

— Я спешил, как мог, — проговорил мужчина, приближаясь ко мне. — Эта старуха не успела тебе ничего сделать?

Столько заботы и участия я услышала в голосе Олеуса, что в груди что-то дрогнуло.

— Все хорошо, — заверила я сына старосты и остальных. — Бабка Авдотья уснула.

Олеус бросил на пленницу быстрый взгляд и скомандовал своим людям:

— Вяжите ее, да покрепче!

Мужики-помощники вопросов задавать не стали. Достали из-за пояса веревку и поспешили выполнить приказ, после чего бабку понесли в телегу.

— Поехали? — спросил меня Олеус.

— Вы отправляйтесь, а я останусь. Мне еще потрудиться нужно, — отказалась я.

Мужчина кивнул и собрался выйти из дома.

— Олеус, — окликнула его я внезапно.

Стоило ему обернуться, как я попросила:

— Воротись после Веленок ко мне, расскажи, что да как порешали.

— Хорошо, — улыбнулся мужчина и ушел прикрыв дверь.

— Я с ним напрррравлюсь, пррррослежу что да как! — решил ворон и улетел следом.

На секунду мне показалось, что он продолжать нашу беседу не желает.

— Ну и пусть, — решила я. — Пора дело повторить! Осип Никифорович, давай-ка воды ключевой, да свежего молока заново. И хлеба черствого не забудь!

Перо в молоко я бросала с опаской. Вредить Клавдию мне очень не хотелось.

Стоило черному перышку коснуться белого молока, как оно рассыпалось в черную пыль. Она медленно растворялась, оставляя черные и серые разводы.

Я вновь завела заговор и полила жидкость на чистый шар. С каждым моим словом вокруг стекла образовывалась мутная серая туманность. Это тоже выбивалась из нормы, которую я помнила. Но, тем не менее, я верила, что все идет правильно. И как только я произнесла последнее слово, внутри шара сверкнули несколько молний. Я в изумлении наблюдала за происходящим. Очередная молния расколола шар и выпустила энергию наружу. Не прошло и секунды, как я увидела перед собой девушку из видения. Это была Верея…

— Здравствуй, внучка… — усмехнулся призрак молодой женщины. Она мне и в матери-то при жизни не годилась не то что в бабки… — Что смотришь, будто упыря увидала?!

Да, с чувством юмора у женщины и после смерти все в порядке.

— Здравствуйте, — пролепетала я.

— Красавица… сразу видно, что в нашу породу пошла. И зря Авдотья переживала, что сила наша на ней закончилась.

— Бабушка не говорила мне об этом…

— Она это только мне говорила, когда на могилку приходила. А вот ты зря туда не ходишь…

— Извините, — повинилась я.

— Ты ходи к нам, — серьезно произнесла Верея.

Формулировка меня удивила, но задавать вопросы я не стала. Но видимо на моем лице отразились эти вопросы, так как призрачная ведьма поспешила разъяснить свои слова:

— Там ведь не только я, там и прадед твой похоронен и… дочка наша.

Эти слова меня вытолкнули из колеи спокойствия.

— Как же…

— Не нужно тебе знать того, чего она скрыть от тебя желала. Ты главное не забывай нас и навещай в день памяти.

— Хорошо, — кивала я, — обязательно…

— Ну и славно! — улыбнулась Верея. — А теперь рассказывай, зачем я тебе понадобилась.

— А вы не знаете? — уточнила я.

— Эх, вы живые наивные… — рассмеялся призрак. — Все думаете, что нам заняться нечем, кроме как за вами подглядывать.

— Аааа… — растерялась я и смутилась.

— Нет, мы, естественно, подглядываем, но не всегда. Но ты права. Я знаю, что тут у вас твориться и поэтому сразу заявляю — помогать не буду!

— Почему? — вырвался у меня вопрос.

— Потому как ничего этому люду я не должна и ничем не обязана…

— Вы верно говорите, но ведь я…

— А тебе я не запрещаю на неблагодарный народ горбатиться. Тем более, что ты этому сама потакаешь.

— А как же…

— Да все ты знаешь! — не позволяла мне закончить мысли Верея. — Просто слабость в тебе поселилась и с каждым днем она лишь разрастаться будет. Запомни, внученька совет мой единственный, всегда помни о себе! Ты нужна только себе да деткам своим, когда народишь. А остальные… Они приходят и уходят!

Я смутилась и потупила взор.

— С полем помогать тебе не стану, а вот на другие вопросы отвечу. Спрашивай, — махнула призрачной рукой Верея.

«И как она только знает?» — мысленно удивилась я.

— А почему вы дочку Авдотьей назвали? Не в честь же этой старой сумасшедшей?

— Ну, тогда она не была сумасшедшей, — подметила призрачная ведьма, — а в остальном ты не права. Как раз в честь нее дочку и нарекла. Правда дочку свою я Дуняшкой величала.

— Как так? — растерянно пролепетала я.

— Авдотья навсегда мне угрозой стала. Это я поняла, когда она Прошку заколола. А уж когда я узнала, что понесла, так и вовсе за жизнь ребятенка перепугалась. И помогла мне одна бабка, что мимо наших деревень странствовала. Она мне присоветовала дать дочери имя, что и у обидчицы. И не просто наречь так ребенка, но и при крещении заявить, что имя в честь и славу дано.

— И вы смогли? Как же так… В честь имени убийцы отца?

— Пусть так, — сурово заметила пробабка, — зато я дочь уберечь смогла и тебя… почти. Да и имя не такое уж дурное, если в глубь зреть. Оно от Евдокии родилось в старину.

— Я и не знала, что так можно… — оправдывала я свое невежество.

— О том мало кто ведает. Теперь вот и ты разузнала, а это значит, что в книгу все аккуратно внесешь и в память поколениям оставишь. Молодец ты, Мирославушка, честно записи изучаешь и свои дополняешь. Чую я, что после тебя второй том объявится. А знаешь что? — хитро улыбнулась Верея.

— Что?

— Напиши-ка ты свою книгу и назови ее… «Записки Мирославы».

— Я столько не ведаю, чтобы книги оформлять.

— Ты только на путь свой встала. Еще многое разузнаешь и придумаешь, поверь старой ведьме!

Возражать я не спешила. Всем приятно, когда взрослые хвалят…

— Только, Мирослава, с матерью тебе помириться надобно, — неприятно кольнула пробабка.

— Мы и не ссорились, — насупилась я.

— Так-то оно так. Только…

— Зачем мне оно? — упрямо посмотрела я на призрака.

— Иначе тебе в семье с детьми тяжко придется. Не станет хорошей матери из той, что свою мать простить не может.

— Я простила…

— Не ври! Мне-то ладно, ты себе не смей лгать!

Отвечать честно не получалось. Ведь, как ни изворачивайся, но обида на родителей не прошла. Она со временем угасла, затаилась, но корней своих не извела.

— Ты у нас девочка особенная… потому верю я, что поступишь правильно.

Я не поверила Вереи, но зернышко сомнений она в моей душе посадила.

— А теперь нам прощаться пора, Мирослава. Не дело мне среди живых ходить.

— Но ведь… — воспротивилась я. Как так уходить? Я ведь самого главного так и не прознала.

Но ведьма слушать меня не желала. Вмиг призрак исчез так же, как и появился.

— Что же мне с полем делать? Как его возродить? — задала я вопросы в пустоту

«Ты все сама знаешь…» — пронеслось в моей голове.

Я уселась за стол обеденный и задумалась. Не так я представляла себе общение с родственницей. Да и помощи я от нее ожидала поболе…

— А мне простить велела, — разочарованно вздохнула я. — Ведь сама еще обиду на люд таит, хотя виновата одна умалишенная…

Я и не приметила, как передо мной пропала чаша ритуальная, а появился обед плотный: щи наваристые, перловая каша с грибной подливой и кисель ягодный.

— Нечего себя голодом морить, — услышала я голос Осипа Никифоровича, — на пустой желудок думается худо.

Спорить с домовым не стала. Во-первых, прав он был в своих рассуждениях. Во-вторых, ароматы снеди увлекли меня быстро.

Вкусно отобедав, я вновь вернулась к думам нерадостным. И не приметила, как время пролетела. Стук в дверь раздался. Я обрадовалась, веря, что Олеус вернулся. Побежала встречать гостя…

Только наперед Олеуса в дом мой Осиник ворвался со своим секретарем и наблюдателем деревенского порядка.

Я тут же возмутилась и попыталась вытеснить с порога незваных гостей.

— Госпожа ведьма, — глухо и немного испуганно произнес староста Веленок, — поговаривают, что вы виной тому, что с полем — кормильцем нашим приключилось. Верно это?!

— Клевета! — уверенно заявила я. — Кто напраслину возводит?!

— Так… — немного растерялся староста.

— Догадываюсь я, — придала я голосу суровости. Призвала ветерок и вытолкнула нежданных госте с порога. Они гурьбой на земь повалились, Лишь Олеус успел отскочить.

Его бы ветер и так не зашиб, так как мужчина поспешил рядом со мной встать.

Дверь за моей спиной громко захлопнулась, добавляя звуковых красок представлению.

— Значит, вы во мне усомниться решили?! — с придыханием спросила я. — И такой толпой воевать пришли?

— Что вы, госпожа ведьма, — испуганно заявил Осиник, — мы и не думали воевать.

— Значит просто обругать?

— Нннееет, — заикаясь отрицал староста.

— Тогда чего приперлись на порог, без приглашения?

— Так мы того… просто разобраться хотели, — заявил один из прихвостней Осиника.

— Ну, разбирайтесь, коль пришли… — позволила я и сложила руки на груди.

— Бабка Степановна наша… — заговорил Осиник, — говорит, что беда в… ведьминской силе, так сказать.

— Что еще она говорит? — чуть не смеялась я.

— Да многое…

— А то, что убийца она, говорит?

— Что?! — побледнел Осиник.

— И то, что сама теперь с ведьминской силой по конец жизни повязана, тоже говорит?

— Как же это так?

— Вот вам мое слово, Осиник, — обратилась я официально к старосте Веленок, — беде я помочь пытаюсь. И верю, что раз пробабка моя с ней спряталась, то и я смогу. А коль к концу седмицы этой управлюсь, то это мое имя добром восстановит, а коли не управлюсь, то на суд ваш сама явлюсь.

— Да мы… — смутился староста Веленок, — мы же не в претензии…

Хм… быстро люд мнение меняет. А ведь пришли такие смелые… дай шашки, наголо попрут с ними.

— И вот еще! — не стала я слушать причитания. — Коль справлюсь я, вы на мой порог больше не ходите. Видеть сомневающихся не желаю! А теперь пошли вон из леса.

В след своим словам я отправила поток ветра.

— Погорячилась, ты… вы, госпожа ведьма, — тихо подметил Олеус. — Не со зла они. Просто шок у людей… Бабка там такой крик подняла, что и рассказывать совестно. Слова такие говорила, как только не совестно…

— И что говорила? — усмехнулась я. — Что ведьмы зло принесли, а вы потакаете?

— Не буду я те гадости повторять, — строго ответил мужчина.

Улыбнувшись такой настойчивости, я вернулась в дом. Уже смеркалось, а я еще на поле сходить хотела.

— Голодный? — спросила я, зная что Олеус за мной следует.

— Так… есть немного, но…

— Осип Никифорович, — позвала я домового, — собирай на стол — гостя потчевать будем.

Довольный мужчина уселся за стол. А я скорее скрылась в спальне, в сундуке.

— Каррр… буйствуешь? — неожиданно возвратился Клавдий.

— А ты где летал? — не отвлекаясь от сборов «полезной» сумки.

— Поговорррили? — задал свой вопрос ворон.

— Угу, — буркнула я.

— Прррро поле ррррасказала?

— Я - да, а Верея — нет.

— Что делать собирррраешься?

— Если бы знала… К полю пойду, присмотрюсь снова… Верея же нашла причину гибели поля, значит и я найду.

— Я сорррроку нашел, что в те года тут обитала. Поговоррри с ней, авось поможет…

Эта новость заставила меня вынырнуть из сундука.

— Поговорю с радостью, — улыбнулась я. — Где она?

— На поле встрррретимся. Только…

— Что?

— Не за прррросто так она говорррить согласная.

— А за что? — уточнила я.

— Соррррока, она хоть и старррая, но на все блестящее падкая.

Я рассмеялась. В голос, громко с превеликим наслаждением. Да так, что ворон изумился, а Олеус из другой комнаты прибежал с деревянной ложкой наперевес.

— Буйная… — тихо отметил Осип Никифорович, вылезая из-за косяка.

— Мирослава, — аккуратно подошел ко мне Олеус, — не нужно нервничать. Мы справимся, не сомневайся. Я помогу, чем смогу, да и любой тебе на помощь прийти согласится. Три дня ты себе отмерила, значит справишься!

Мужчина легко меня по плечу погладил, а потом приобнял. И опять я словно от всего мира отстранена стала. Смех в горле застрял. Глаза боялась поднять…

— Веришь мне? — прошептал Олеус.

Вздохнув, я решилась взгляд перевести. То, что увидела, навсегда в памяти отложилось. Столько эмоций притаилось в мужских глазах, что и перечесть. А главное я увидела веру в себя. То, что так хотела видеть в глазах родителей… То, что редко, но всегда с радостью наблюдала в глазах бабушки. То, что мечтала видеть всю свою жизнь. Веру и любовь…

— Верю, — так же тихо ответила я.

Улыбка озарила обеспокоенное мужское лицо.

— Что я могу для тебя сделать? — искреннее спросил Олеус.

— Полюби меня, — попросила я раньше, чем сообразила смысл произнесенных слов. А как только поняла, то испугалась и хотела подальше отодвинуться. Уже приготовила слова оправдания и даже рот открыла, когда потеряла дар речи.

— Я уже люблю! — ответил мужчина и крепче прижал меня к себе.

— Карррр… террряем вррремя. Сорррока ждать не будет…

От вмешательства Клавдия, мы с Олеусом испуганно оторвались друг от друга. Романтический момент, который родился между нами, был безнадежно испорчен.

— Да, верно… Какие у нас планы, госпожа ведьма? — решительно спросил мужчина.

— На поле пойдем, — вздохнула я. — А для сороки у меня даже есть особый подарок. Порывшись в сундуке я достала маленький ограненный верделит.

Камень особенный, при хорошей огранке и чистоте от изумруда не отличить. Сила прозрачного зеленого камня прямоугольной формы была многогранна. Он привлекал богатства и успех и отводил глаза воров.

Верделит принимал только серебро. Остальные металлы он отвергал, мутнее, а изредка даже чернея. А еще верделит не терпел воровства. Если владея верделитом человек чего украдет ценного, то камень вмиг грязной ржаво-красной мутью затянется.

Мой камушек был красивой веревочкой обвязан, ручного плетения.

— Сгодится, — решил Клавдий и вылетел из дома, намекая, что нам поспешать пора.

Мы с Олеусом медлить не стали. Он взял мою сумку «полезную», не забыл поблагодарить домового за угощения, и отворил передо мной дверь.

Была бы я одна, то полетела бы по небу. С провожатым так поступить было боязно, хотя Олеус левитацию уже испробовал. Вместо этого мы, взявшись за руки, по лесу прогулялись.

Не разговаривали… В молчании нам было уютно.

Как на поле вышли, так я сразу Клавдий заприметила. Только он один над землей летал. Как нас приметил, так сразу громко раскричался привлекая внимание.

Не медля мы с Олеусом вглубь поля прошли, немного дальше центра.

— Где сорока твоя? — крикнула я, стоило нам к ворону подобраться.

— Не пррррилетела, белобока старррая! — зло ответил Клавдий.

— Не расстраивайся, — подбодрила я ворона.

— Некогда мне растррраиваться! Я беду нашел!

— Какую беду?

— Копать нужно, — ответил ворон и на землю опустился.

— Зачем? — не поняла я.

Клавдий не ответил. Он ждал, когда его просьбу-приказ исполнят.

— Я до сарая нашего сбегаю, — предложил Олеус, — быстро обернусь.

— Хорошо, — согласилась я.

Мужчина убежал, а я с наставником наедине осталась.

— Может все же объяснишь, зачем тебе копать вздумалось?! — вновь спросила я.

— Увидишь, — коротко ответил ворон.

На диалог он настроен не был. То ли из-за сороки расстроен, то ли из-за чего другого.

Не теряя времени я вновь решила ворожить.

Авдотья Степановна тогда много проклятий просыпала. А язык у нее «худой» и «грязный». Есть вероятность, что проклятия эти не по воздуху развеялись, а в земле увязли. Только все это мои предположения и догадки, а реальных примеров на памяти нет.

Я достала пучок чертополоха и прошлогодней соломы. Подожгла краешек и начала окуривать местность.

— Бесполезно… — прокомментировал мои действия ворон.

Я вздохнула и достала из сумки склянку с водой.

— Вот бестолочь, — ругала я себя. Ведь вместо бутылки с ключевой водой, взяла «живую» воду.

«Невнимательность твоя до беды довести может» — вспомнила я, как бабушка ругалась.

Ладно уж, пара капель меня не разорит! Открутила крышку у склянки и полила тлеющий пучок. Громкое шипение заставило меня отпрыгнуть в сторону и удивленно уставиться на травы. Нет, конечно, шипение нормально при тушении горящего или тлеющего, но не такой же силы.

— Пррррав я оказался, — услышала я голос ворона.

Посмотрела себе под ноги и увидела, как земля пеной покрывается. Она шипит и в разные стороны расползается.

— Это же… Это… — не могла я связать двух слов.

— Верррно мыслишь! — подтвердил Клавдий.

Живая вода так только единожды реагировать может — на результат или место проведения кровавого черного обряда. Страшного ритуала, которым многая злая ведьма побрезгует.

Кровавые ритуалы распространены были в старости. Они сильнее были и надежнее, но и отдача с них была у ведьмы серьезнее. Резерв опять же нужен был великий.

Были еще совсем страшные ритуалы. Они имели больше мощи, но не так затратны в силах. Только особенность одна была — жертва человеческая. Ух и много бед эти ритуалы натворили… Поэтому еще в средние века их запретили. Нынче человеческая жертва ни при каких обстоятельствах не приемлема. Но здесь…

— Что тут у вас? — прервал мои рассуждения Олеус.

Я беспомощно посмотрела на мужчину.

— Копай тут, карррр, — велел ворон и указал Олеусу крылом на место рядом с пенящейся «живой» водой.

— Мирослава… — посмотрел на меня мужчина.

— Давай я, — потянулась я за лопатой. — Боязно мне было за Олеуса. Будь моя воля, вообще поодаль от поля бы его отправила.

— Нет уж! Я сам могу лопатой помахать. Говори где копать, как широко и глубоко.

— Вот тут, — повторила я жест ворона, — широко не бери, больше вглубь. А если я права, то быстро управимся.

— Нет проблем, — согласился Олеус и воткнул лопату в землю.

— Обожди, — схватила я мужчину за руку.

— Что?

— Оберег, что я подарила, при тебе?..

— Да, — кивнул Олеус, — я его у сердца ношу.

Рука мужчины вытащила из-под рубахи маленький алмаз.

— Вот и отлично, — немного успокоилась я. — Ты копай, но осторожно. Как только скажу, так сразу подальше беги или…

— Не волнуйся за меня! Я полностью в вашем подчинении!

Олеус мне подмигнул и начал копать.

Управились мы, как я и говорила, быстро. Уже при втором глубоком разрезе почвы, я увидела то, чего опасалась — черную вязкую жидкость — подтверждение черного кровавого ритуала.

— Хватит, — остановила я Олеуса.

— Что это? — скривился он, увидев гадость.

— Катастрофа… — прошептала я.

— Ты понимаешь, что происходит? — допытывался мой помощник.

— Да! Авдотья Степановна не просто убила двоих, она прокляла это поле, точнее превратила его в монстра.

— Что? — не понял Олеус.

Объяснить было сложно.

— Понимаешь, — выдохнула я, — поле стало… как бы сказать… «живым». И это не почва, которая родит что-то полезное, это… паразит, который требует кормежку — жертву.

— Какую такую жертву?

— Ну, видимо, сейчас поле забрало урожай, хотя…

— Что? — в который раз повторил Олеус.

— На таком поле не может что-то уродиться полезное, только сор. Вот и народился пустоцвет.

— Какую же жертву требуется полю принести? — уточнил мужчина, с опаской посматривая

Отвечать не хотелось…

— Кровавую, — прошептала я.

Олеус настороженно посмотрел на меня.

— Мы…

— НЕТ! — уверенно заявила я. — Я подобным не занимаюсь!

— Тогда как?..

— Будем думать, — ответила я. — Точнее я буду думать и изучать все, что только смогу.

— Возвращаемся? — предложил Олеус.

— Да! — согласилась я. — Только… Ты ведь не боишься высоты?

— Опять? — скривился мужчина. — Может лучше я тебя понесу?

Такому предложению я рассмеялась.

— Нет уж, — покачала головой, — лучше уж пойдем пешком.

Так мы и пошли лесом к ведьминскому домику. Добрались уже к темноте.

— Ну… — остановился у дверей Олеус, — до завтра…

— НЕТ! Проходи в дом, я тебе постелю! Нечего по ночам в лесу шарахаться. Все-таки нечисть и нежить просыпается, ей вволю нагуляться требуется, перед тем как в зиму успокоиться.

— Но…

— Я спать все одно не соберусь этой ночью. Времени мало для выяснений методов.

— Как скажешь, моя госпожа… ведьма, — улыбнулся мужчина и отворил дверь и придержал ее для меня.

— Осип Никифорович, накорми нас, сделай милость, — с порога крикнула я.

Домовой, кряхтя и охая, выбрался из-за печки и что-то причитая себе под нос, на стол собирать начал.

Я же, не теряя времени, приготовила для нас с Олеусом воды — умыться с дороги и чистые полотенца.

Поливая воду из кувшина на широкие мужские ладони. Я поймала себя на мысли, что впервые проявляю подобную заботу о ком-то кроме бабушки.

Вкусно отужинав, я спросила у домового настоя для себя, чтобы энергии на ночь хватило. А для гостя своего чая с липовым цветом. Он и отдохнуть поможет, и сил накопить.

— Чем помочь тебе? — не согласился отдыхать мужчина.

— Ступай спать, — настаивала я.

— Мирослава, утро вечера мудренее, — уговаривал меня Олеус.

— Эх, к ведьмам это не относится… — выдохнула я и за книгой одной полезла.

Бабушка говорила, что у любой ведьмы такая имеется. Магия там запретная, но изредка полезная. В нашей семье она издавна появилась, когда запрет на многое колдовство появилось. Моя прародительница не смогла от сердца оторвать свои записи и опыты, поэтому вырвала их из общей книге, подшила в новую — меньшую, запечатала магией родовой, кучу охранок наставила и схоронила. Книга только нашему роду открывается и только нам свои тайны раскрывает, НО пользоваться ей опасно. Если вдруг такой ворожбой пользоваться, то можно силы лишиться или разума. Силу совет ведьм отберет коль поймает. А разума чернота и злость лишить может. Уж, слишком много могущества дрянной магией заполучить можно.

О существовании этой книги мне бабушка тайну открыла за несколько месяцев до своего ухода. Так же научила пользоваться ей, НО СТРОГО НАСТРОГО запретила, без существенного дела, даже открывать книгу, не то что изучать.

Ситуация у нас была критическая. Да и как с «чернотой» бороться, если не ей же? Кол колом, говорят, вышибают.

— Точно не будешь меня использовать? — грустно уточнил Олеус.

— Нет, — покачала я головой. — Твоя помощь мне пока не требуется, но вполне вероятно, что вскоре это изменится.

Мой мужчина-помощник вздохнул недовольно и удалился в спальню.

Я погасила все освещение, кроме одной одинокой свечи на столе, запаслась настойкой от домового и достала ножичек раскладной.

«Запретная» книга тоненькая была, но хорошо оформленная. Толстой прочной кожей обложка обтянута. Края мягкие с захлестами. Каждый из них на магический замочек заперт. Вся обложка расписная — защитные руны вырезаны. Едва заметные углубления в двух местах требовали капельку крови родовой — ведьминской.

Я себе палец надрезала и кровью окропила обложку книжную, приговаривая заклинание. Резкий запах чеснока в нос ударил. Это значило, что защита мою суть распознала и доступ позволила.

Чесночная пропитка — хорошая защита. Чеснок — одно из самых сильных энергетических защитных растений. К тому же он не только защищает, но и экранирует, а так же нейтрализует магию. А значит, что если эту книгу правильно схоронить, то никто ее обнаружить не сможет.

— Книга, расскажи мне про «живых» черных паразитов. Как они появляются и как извести их можно? — шепотом попросила я.

Книга распахнулась, зашелестела страничками и открылась на нужных мне записях.

Нужная глава была объемная, но содержала она, в основном, только примеры. Так, раньше, не только случайно эти монстры «родились», но и нарочно. Их ведьмы в кару кому-то насылали или же для охоты.

Паразиты, если им жертву не приносить, питаться сами начнут. Всю живность в округе могу приманить и «сожрать». Увы, они не только зверьем да птицами, но и человечиной не брезгует. Особенно, если долго голодает.

Я искренне понадеялась, что наше поле еще не оголодало до такой степени. Но все равно, нужно будет завтра попросить Олеуса предупредить деревенских.

Раздел об уничтожении «паразитов» был скуден и мало разборчив. Как я поняла, их практически невозможно уничтожить. Но можно усыпить.

Собственно именно этим и помогла Верея много лет назад. Она усыпила монстра. Более того, моя пробабка услужливо прописала рецепт своей победы, НО оставила маленькое предостережение: «Результат недолговечен и добиться его трудно! Задумайся, моя последовательница, нужно ли тебе подобная ересь!».

Я начала внимательно вчитываться в рецепт. И он меня насторожил. Травы и «мертвая» вода были в моем сундуке. Зелье не требовало варки. Состав был прост. Травы все успокоительные да защитные. «Мертвая» вода усиливала эффект снотворного. Но по рассуждениям Моих предшественниц, просто травы не справятся с «паразитом». Чтобы его покорить придется приручить, а для этого ведьме нужно дать полю попробовать своей силы и могущества — она должна угостить «паразита» своей кровью.

— Жертвоприношение, — вздохнула я, — мне придется ввязаться в черную ворожбу, если я хочу успокоить поле.

— Каррр… оно того не стоит… — высказался Клавдий.

— Стоит… Будь только урожай ценой, я бы даже не раздумывала. Но, увы, поле может напасть на жителей.

— Наш паррррразит слишком силен. Его так прррросто не усыпить. Да и прирррручив его, ты сможешь лишь…

— Это не важно, Клавдий. Я не могу позволить полю убивать!

— Он уничтожит тебя! — заметил ворон. — Твоих сил не хватит…

— Хватит… Мой резерв велик и полностью восстановлен.

— Рррешай сама.

Я и решила. В ту же ночь начала приготовления. А к утру, основа была готова. Нужно было лишь капнуть своей крови… Но что-то меня останавливало.

Я уселась за стол и сложила руки, опустила на них голову. Чтобы подумать, но незаметно уснула…

— Не смей этого делать, — кричала бабушка. — Ты не понимаешь всей серьезности ситуации. Поле не может без жертвы, оно сожрет тебя! Иначе никак…

— Эй, Мирослава, — тихий голос Олеуса меня разбудил — выдернул из жуткого сна. — Ты уснула за столом.

— Да, — улыбнулась я и потерла глаза.

— Но, кажется, ты нашла выход.

— Нашла, — согласилась я. не удержав хмурое выражение лица.

— Все хорошо? — уточнил мужчина.

— Угу, — кивнула я.

— Какие же у нас планы?

— Ты отправишь в деревню, соберешь старост и направишься к полю. Нужно им рассказать, что с полем твориться и решение принять общее.

— Какое такое решение?

— Что мы с полем делать будем…

— Хорошо, а ты?.. Что ты делать хочешь? — спросил Олеус.

— Я на поле пойду, ритуал проводить.

— Зррряяя… — попытался вклиниться ворон, но я перебила:

— Замолчи!

— Это опасно? Почему ворон не хочет… — тут же зацепился Олеус.

— Нет! — поспешила обмануть я его. — Это не опасно. Зелье я приготовила, заговор выучила, поэтому…

Дальше размышлять и беседы вести я не дала. Спросила у домового лепешек ржаных, что тот еще до рассвета замесил, и отправила каждого дела творить.

Клавдия я попросила Олеуса сопровождать.

Сама же поспешила на поле.

Стоило мне только ступить на его край, как я завела разговор с «паразитом», вызывая его из недр — пробуждая ото сна.

На десятом шагу, как писала Верея, я начала поливать поле зельем и уговаривать «паразита» слушать только меня. Добравшись до середины поля, там, где мы вчера обнажили монстра, я вылила остатки зелья и прочитала заговор связки.

Прислушиваясь к своим ощущениям, я пыталась понять есть ли какие изменения в моем существе. Чувствую ли я изменения? Ощущаю ли что-то странное?

Но ничего…

Все было тихо и спокойно.

Я не знала радоваться мне или расстраиваться. Не понимала, подействовала ли ворожба. Даже расстроиться успела.

— МИРА! МИРОСЛАВА БЕРЕГИСЬ! — громкий, душераздирающий ор Олеуса меня напугал.

Я стала озираться в его поисках, и наткнулась на… нечто… нечто грязное, вонючие и странное.

Из под земли выше поднималось чудище. Он полз в мою сторону, словно огромный слизень в грязной жиже. Две пустоты, как глазницы. Одна большая, как рот из которого вытекала черная муть.

«Паразит» — мелькнула мысль в моей голове.

Мне удалось его призвать, но вот что дальше? Смогла ли я приручить это чудовище?

— Стой, — приказала я. — ОСТАНОВИСЬ!

Нечто зарычало и как будто ускорилось.

— Мирослава, беги! — кричал Олеус.

Я же не могла двинуться с места.

— Не смей набрасываться! — приказывала я, пытаясь достучаться до «паразита». — Остановись!

Никакие мои слова не влияли на чудовище. Оно подобралось совсем близко ко мне, раскрыло «рот» и с диким воем прыгнуло.

Я ждала, когда оно врежется в мое тело…

«Что со мной станет? Выживу ли я?» — носились вопросы в моей голове.

Но «паразит» не успел до меня добраться. Я, как в замедленном временном потоке, видела подоспевшего Олеуса с лопатой. Он размахнулся и резко ударил острым краем блестящей стали по чудовищу, срезая часть его. Мужчина наносил множество ударов лопатой, что заставило чудище остановиться. Брызги грязи и черной вонючей дряни летели во все стороны.

Как только жуткое месиво практически сравнялось с землей, мой спаситель перестал размахивать лопатой и подошел ко мне ближе.

— Уходим отсюда, — решил Олеус и схватил мою руку.

— Нет, — покачала я головой. — Мне нельзя уходить отсюда!

— Но Мира… — хотел возмутиться мужчина.

— Это может быть опасно! Нужно предупредить всех, чтобы не смели соваться на поле.

— Я собрал старост, — Олеус махнул рукой в сторону.

Проследив за жестом глазами, я увидела четырех старост. Страх, удивление, изумление и недоверие отражалось в их глазах.

— Ступай к ним, — попросила я, — и расскажи об угрозе подробнее.

— Нет! Я тебе здесь не брошу!

— Но…

— Мирослава, я не…

— Осторожно, — крикнула я и оттолкнула мужчину в сторону.

За его спиной «паразит» уже вернул свой размер и снова пытался напасть.

— Гадство! — выругался Олеус и вновь размахнулся, чтобы нанести удар. — Это… эту тварь можно уничтожить?

— Нет, — призналась я и сконцентрировалась на ворожбе. — Но я попробую его усыпить, как это делала Верея.

Вытащив нужную склянку с зельем я призадумалась как его использовать лучше. Нужно залить его в «пасть» чудовища или можно разлить сверху?

Во всяком случае, чудище не дастся просто так.

Олеус отрезал куски грязи, раскидывая их в разные стороны, но те, словно завороженные вновь сползались в единое месиво.

Я призвала ветер и попробовала использовать воздушные силки. Воздушный поток затянул чудовище. Было видно, что в месте соприкосновения чудища с силками, оно подсыхало и ломалось — рассыпалось пылью. К тому же, «паразит» остановился. Он ревел, рычал и пытался выпутаться из силков, но ветер стойко исполнял мою волю.

Я вскрыла крышку бутылочки с зельем и медленно начала приближаться к «паразиту». Тот был отвлечен, а потому не замечал моих манипуляций.

— Мира, не подходи к нему! — подскочил ко мне Олеус.

— Я смогу его усыпить, — заверила я мужчину.

Я была уверена в своих силах и рецепте Вереи. Но судьба распорядилась иначе…

— Что, ведьма? Натворила дел? А я говорила, что от вашего семейства только беды! — ядовитый голос Авдотьи Степановны меня обескуражил.

Резко обернувшись, я убедилась, что мне не слышится галлюцинация. Злая старуха подошла ко мне со спины.

— Что вы тут делаете? — грозно спросил Олеус, вставая передо мной, заслоняя от бабки.

— Пришла лично убедиться, как сгинет эта ведьма. Пусть ее заберет дьявол, как и пробабку Верею.

— Идите вон! — крикнул Олеус.

Но бабка Авдотья, словно не чувствуя опасности от злого мужчина, ругалась все громче, а потом и вовсе кинулась на нас. В ее руке блеснуло лезвие. В моем сознании тут же возникло воспоминание, как Авдотья убивала Верею… Нож, который она воткнула со спины. Неужели она хранила его до сих пор?

— Берегись, — крикнула я и оттолкнула Олеуса в сторону, чтобы безумная бабка не смогла его ранить. Сама я, по инерции, завалилась в другую сторону и упала на спину и выронила зелье.

Авдотья Степановна не успела среагировать и угодила прямо в «паразита».

От всего происходящего я потеряла контроль над ветром, поэтому силки спали, отпуская чудище.

Авдотья упала на «паразита» и разразилась новой порцией ругательств, в то время когда не отплевывалась от грязи. Бабка попыталась встать, но не тут-то было. Грязное чудище не спешило отпускать свою добычу. Оно оплетало старуху своими грязными «лапами».

— Что тут делается, госпожа ведьма? — испуганно кричал рядом со мной Осиник.

— Не приближаться к… этому, — командовал Добромир.

— Мира, с тобой все в порядке? — обеспокоенно спрашивал Олеус, который уже сидел около меня на коленях.

Я же не отводила взгляда от «паразита» и Авдотьи. Как бабка ни боролась, выбраться из грязной жижи не могла. Помощи она тоже не получала, так как все боялись даже приблизиться к монстру.

— Освободите меня, остолопы! — вопила Степановна. — Эту ведьму нужно в грязи валять, а не меня.

Стоило этим словам сорваться с губ Авдотьи, как чудище заглотило ее голову. Еще несколько мгновений и… бабку вообще невозможно было увидеть — всю ее поглотил монстр.

— Поделом ей, — тихо произнес Олеус, обнимая меня.

— Но монстр… — растерялась я, — я уронила склянку.

Запах гнили ударил в нос, заставляя присутствующих скривиться.

— Уходите, — велела я мужчинам, — здесь опасно. Нужно иначе усыпить «паразита».

— Нет, я останусь с тобой, — упрямо воскликнул Олеус.

— Сын, не говори глупостей, — вмешался Ютас, — госпожа ведьма сама управится. Ты мой наследник — единственный сын, я запрещаю тебе рисковать собой. подумай о матери и сестре…

— Уходите, отец! — спокойно заявил мой мужчина. — Я Мирославу одну против этого монстра не оставлю!

Я поднялась на ноги и вновь посмотрела на чудище. Оно не двигалось. И вообще теперь сильно отличалось от жуткого создание, что пыталось меня поймать.

Сейчас «паразит» напоминал небольшой холмик… могильный холмик. Черная жижа струилась из его сердцевины стараясь укрыть собой каждый сантиметр чудища. Стоило этому произойти, как жижа стала сохнуть и затвердевать — превращаться в камень.

— Карррр… пррроверь, — подал совет Клавдий, усаживаясь на мое плечо.

Я подошла к камню, присела и аккуратно дотронулась до «паразита» — едва коснулась кончиками пальцев.

Ничего не произошло.

Я почувствовала холод и твердость камня.

— Олеус, попробуй копать землю, — попросила я.

Мужчина тут же схватил лопату и начал разрезать землю рядом со мной.

Снова ничего… Мы видели просто землю, никакой черноты и гадости, как раньше.

— Это значит, что ты справилась? — тихо уточнил у меня Олеус.

— Каррр… все кончено! — ответил ворон за меня. — «Паррразита больше нет!»

— Ты уверен? — усомнилась я.

— Карррр ДА! — уверенно заявил ворон.

— Почему так? — поинтересовалась я.

— Подумай сама… КАРРР — сказал Клавдий и, взмахнув крыльями, улетел.

Если рассуждать, то можно предположить, что «паразит» уничтожил того, кто его породил. Проклятье — это очень тонкая и сложная материя. Ее ткут из потоков энергии и злобы. Поэтому любое проклятье, особенно очень сильное, существует за счет энергии создателя. Вероятно и «паразит» жил за счет энергии хозяйки, а как только ее не стало, то он погиб вместе с ней.

Хм… а ведь после смерти ведьм, создавших паразитов, они исчезали…

— Все, действительно кончено, — ответила я Олеусу и улыбнулась.

— И что теперь? — спросил он.

— Теперь? Теперь я хочу уснуть и… проспать не менее суток.

— Я провожу тебя, — улыбнулся Олеус и взял меня за руку.

— Госпожа ведьма, а нам как быть? Как быть с урожаем? С пропитанием? — тут же воскликнул Юстас.

— Соберем все запасы в единый амбар и будем поровну раздавать в деревнях, — ответил за меня Олеус. — А еще организуем кулинарный курс у матушки. Она сможет обучить женщин печь хлеб не только из зерна.

Олеус смотрелся прекрасно в роли управляющего.

— Но… — старосты попытались что-то возразить.

— Старосты, не теряйте времени. Отец, обговори с мамой дни занятий и женщинам сообщи. Осиник, готовьте амбар. Добромир, свозите припасы. Гудвин, считайте и записывайте каждое зернышко и пылинку. Зима предстоит сложная, но где наша не пропадала?..

Старосты переглянулись и тут же начали обсуждения да споры, кто, что и как организует.

— Полетаем? — тихо обратился ко мне Олеус.

— Ты же не жалуешь это, — напомнила я.

— С тобой не страшно, — улыбнулся мужчина и крепко меня обнял.

Я же рассмеялась и применила левитацию.

Все случилось так, как мы и решили. Мама Олеуса оказалась очень талантливым пекарем и научила деревенских женщин разным хитростям. Я тоже посетила несколько занятий и записала интересные рецепты.

Поле решили частично вернуть в обиход.

«Могилу» Авдотьи и «паразита» обнесли забором из каленого железа, на который я несколько заговоров наложила.

Остальную же землю я ритуалом почистила и попросила его о благе — урожае посильном. Удобрениями разными его попотчевала и зельем силы напоила. После этого мы озимую пшеницу засадили.

Весной, как снег сойдет, увидим получился ли толк.

А пока время побежало своим чередом…