Прикосновения зла

Глава седьмая

Никогда не посещавший элитные бордели геллиец с интересом осматривал комнату. Потолок был невысок, окно совсем крошечное, зато деревянное ложе с резными опорами могло вместить дюжину алчущих плотских утех блудниц.

Мэйо стащил с себя одежду, разбежался и прыгнул на кровать:

– Я поскачу на этих кобылах во славу Веда!

Нереус разделся и аккуратно сложил вещи:

– Мне тоже помолиться?

– Как хочешь.

– Я толком не знаю местных обычаев…

С легким хрустом отворилось поворотное кольцо в потолке и на раба полетели розовые лепестки.

– Представление начинается! – обрадовался нобиль.

Комната стала заполняться сладковатым дымом.

Геллийца охватило возбуждение.

– Это горит эбиссинская трава, усиливающая влечение, – пояснил Мэйо, бесстыдно оглаживая свои чресла. – От неё встаёт даже у мертвецов!

– Она ведь запрещена… – сказал Нереус, прикрывая ладонью срамное место.

– В приличных домах – да. Но только не здесь!

Позвякивая браслетами и пританцовывая, в комнату зашли семь девушек.

– Число, приносящее удачу! – рассмеялся поморец.

Нереус мысленно прикинул стоимость такого веселья: сумма получилась внушительной, почти вдвое больше годового заработка лихтийского рыбака.

– Левая! – Мэйо указал на пышнобедрую афарку.

– Правая! – Нобиль махнул рукой в сторону эбиссинки со множеством косичек на голове.

– Правая пристяжная! – Поморец кивнул широкоскулой северянке.

– А ты, сладкий персик, – Сын градоначальника улыбнулся трясущей загорелой грудью итхальке, – становись моей левой пристяжной. Нереус, собирай свою тригу и помчались!

От запаха духов и благовоний у невольника голова шла кругом. Он выбрал головной «лошадкой» поморскую брюнетку, а по бокам разместил двух рыженьких землячек с аппетитными формами.

– В запряжку, кобылки! – громко приказал Мэйо.

Со смехом и весёлым ржаньем блудницы полезли на ложе.

Они встали на четвереньки, прижимаясь друг к другу блестящими от масла бедрами, образовав подобие квадриги и троеконного прогулочного экипажа.

– Рысью, длинногривые! – скомандовал нобиль, шлепнув по ягодицам афарку и эбиссинку. – Мой персик, не слушается вожжей! Персику нужен длинный кнут!

– И-го-го! – протяжно выкрикнула итхалька, подыгрывая Мэйо, берущему её сзади.

Нереус оперся на податливо выгнутые поясницы островитянок, неспеша проникая в горячее лоно поморской распутницы.

Стон наслаждения сорвался с её губ, и невольник решил действовать смелее.

– Погоняй их плетьми! – посоветовал Мэйо и тотчас показал, что имеет ввиду.

Он ввёл палец между откляченных бёдер афарки:

– Резвая вороная кобылка! Как тебе однохвостая плетка?

– И-го-го!

– Испробуем двухвостую!

Два пальца нобиля ритмично двигались в охотно отзывающейся на это вторжение блуднице.

– Пора прокатиться галопом! – заявил нобиль. – Нереус, готовь треххвостку! Всыпь им как следует!

Геллиец полностью отдался этой дикой скачке, потеряв себя в бешеной круговерти ладоней-вожжей, пальцев-хлыстов и дико жаждущего разрядки кнута.

Наигравшись в наездника, Мэйо потребовал от шлюх оральных ласк, пообещав щедро напоить божественным молоком самую старательную. И, разумеется, сдержал слово.

Удовлетворив во славу Дэйпо свою тригу, Нереус без сил упал спиной на подушки.

– Мой дед, – сообщил нобиль, давая себе короткую передышку. – Мог за ночь утолить любовный голод семнадцати похотливых красоток! Нам есть к чему стремиться, геллиец!

– Пусть вовеки не померкнет его слава…

– Ерунда! Я дождусь самой долгой ночи в году и поимею два десятка блудливых кобылок! Начну с моего персика!

Итхалька завизжала, когда поморец уткнулся лицом ей в грудь, целуя торчащие соски.

– Мой нежный персик! – промурлыкал Мэйо.

Рыжие островитянки жались к Нереусу, поглаживая его живот:

– Приходи к нам снова… Ты такой хорошенький… Ласковый красавчик…

– Они тебя любят! – счастливо выкрикнул нобиль. – Любят!

– А кого любишь ты, Мэйо? – решился спросить невольник.

– Мне кажется, что тебе известен ответ…

– Сестру?

Пьяный поморец уставился в потолок:

– Я всегда кидался грудью на волны. Желал запретного. Недоступного. Читал развращающие ум книги. Слушал философов, которых били камнями за безнравственные речи. Мечтал жениться на сестре…

– Подружился с рабом, – добавил Нереус.

Мэйо разразился смехом:

– Верно! Я почти сразу решил загадку. Отец выбрал тебя по одной лишь причине: между нами нет ничего общего. Ты – простой деревенский парень, трусоватый и невообразимо скучный. Моя полная противоположность.

– Согласен, – грустно улыбнулся невольник.

– Только видишь ли в чём дело… Противоположности притягиваются. Ты не такой уж тихоня. А я – пока ещë не полный псих.

– И на это мне нечего возразить.

Мэйо глянул на раба с хитрым прищуром:

– Покуражимся так, чтобы сам Мерт не захотел видеть нас в своём загробном царстве!

Шум с улицы заставил Нереуса насторожиться. Он выглянул в окно и прошептал:

– Там стражники… И вигилы… С факелами.

– Это за нами, – осклабился нобиль. – Девочки, сожалею, но мы вынуждены откланяться…

Он слез с кровати и наспех обмотал бёдра куском ткани.

Геллиец на ходу нырнул в свою тунику.

– Наверх! На крышу! – позвал Мэйо.

За удивительное проворство невольник мысленно сравнил хозяина с хорьком.

Поморец выскочил на декоративный балкончик, ловко вскарабкался по выгнутой руке кариатиды, и стало понятно, что этот путь для побега он использует не в первый раз.

Вечер погрузил улицы Таркса в синеватый сумрак.

Нобиль прошёл по крыше на задний двор и перепрыгнул на соседнее здание. Нереус молча следовал за господином.

Мэйо добрался до закреплённой на стене решетки, увитой плюшем, и бесстрашно полез вниз.

Коснувшись босыми пятками мостовой, поморец огляделся.

– Нужно спешить.

Хозяин и раб юркнули в ближайшую подворотню.

Мэйо петлял, стараясь выбраться из западни, но квартал был оцеплен, и повсюду сновали ищейки.

– Проклятье! – выругался нобиль. – Кажется, волки Силана вот-вот вцепятся нам в глотки.

Пробежав вдоль высокого забора, поморец остановился.

Все выходы оказались перекрыты.

– Я подсажу тебя, – сказал Мэйо. – Там небольшой парк. Выйдешь к ручью, он приведет на пляж. Оттуда без труда доберëшься до виллы.

– А как же ты? – взволнованно спросил Нереус.

– Со мной ничего не сделается. А тебя, если поймают, изобьют до полусмерти, просто потому что могут.

– Пусть бьют. Я останусь.

– Лезь! – рявкнул Мэйо. – Они умеют не только бить, но и сношать непокорных во все отверстия. Хочешь из-за глупого упрямства лишится зубов и до утра вылизывать вигильские члены?

– Нет, – буркнул раб, цепляясь за стену. – Твои аргументы красноречивы и убедительны.

– Я восемь лет изучал риторику.

– Храни тебя Вед, хозяин.

– А тебя Дэйпо, геллиец.

Оставшись в одиночестве, Мэйо сел на каменный парапет и свесил тяжёлую, гудящую голову.

Поблизости замелькали факелы.

– Эй, бродяга! Встань и назовись! – потребовал один из представителей закона.

Нобиль поднялся в полный рост:

– Я – Мэйо, сын Макрина, единственный наследник Дома Морган, потомок Веда и носитель ихора.

– Высокородный господин, вас желает видеть префект Силан.

– Бедный старик соскучился по мне! Уважу его седины и плешь! К слову, пошлите моему отцу известие, что я заночую в гостях. Пусть не тревожится напрасно…

Крепкий восемнадцатилетний невольник стоял перед префектом вигилов Таркса, достопочтенным Силаном, повинно свесив светловолосую голову.

Справа от раба, в высоком кресле, восседал его господин.

Чёрные волнистые пряди нобиля были небрежно разбросаны по узким плечам, из-под густой чëлки озорно сверкали большие глаза. Хитрая улыбка то и дело скользила по тонким, плотно сжатым губам.

Префект Силан повелительно махнул рукой и два стражника в карминовых плащах захлопнули двери кабинета.

Началась финальная стадия закрытого слушания дела.

– Перед лицами Богов и во имя правосудия, – хрипло произнес префект. – Свидетельствуй, ничтожный раб.

– Вы приказываете мне свидетельствовать против моего хозяина?

– Да, – строго произнёс ещё один участник заседания – сар Макрин.

– Свидетельствую, – робко отозвался невольник.

Суровый лицом префект на шестом десятке лет сохранил стать и военную выправку. Поверх тоги он носил красный плащ простого кроя с витым серебряным кантом и перекидывал подол через согнутую в локте левую руку, как любили делать многие люди его поколения.

Над головой Силана висел кнут с витой рукояткой – символ власти и справедливого суда.

В углу кабинета располагалась искусно вытесанная из белого эбиссинского камня статуя богини правосудия Эфениды.

– Говорил ли твой господин, благородный Мэйо, что имеет злой умысел против почтенного советника Фирма? – начал допрос префект.

– Нет, уважаемый. Клянусь в этом.

Нереус почти не солгал. Всё о готовящейся шалости он узнал из записок Мэйо, а не с его слов.

– Говорил ли твой господин, благородный Мэйо, чтобы ты шëл на площадь, чинил препятствия почтенному советнику Фирму и нанëс ему побои?

– Нет, уважаемый. Он ничего такого не говорил.

– Видел ли ты в тот день почтенного советника Фирма, обращался к нему, касался его одежды?

– Я видел советника Фирма, уважаемый, но не обращался к нему и пальцем его не тронул.

Это была чистейшая правда. Нереус лишь помог приладить крышку к бочке и выкатить её из города…

– Бесполезно, – Макрин сплëл пальцы на животе. – Они не признаются. И даже не думают о том, чем для всех нас может обернуться эта глупая проделка. Верно, Мэйо?

Молодой поморец хранил молчание.

– Ответствуй мне! – потребовал Макрин.

Единственный сын и наследник сара Таркса улыбнулся отцу:

– Я практиковался в изящных искусствах, как ты и хотел.

Нереус каждым волоском почувствовал, как поднялась и заклокотала буря родительского гнева.

Казалось, сар, подобно громовержцу Туросу, метнëт испепеляющую молнию, и от нерадивого отпрыска останется лишь кучка пепла.

– Мэйо… Мэйо… – Силан покрутил тяжёлый перстень. – Я помню тебя шаловливым мальчонкой с глазами агнца… Ты сидел у меня на коленях и рассуждал о справедливости. Сколько воды утекло с тех пор…

– Агнец? – процедил Макрин. – Я вижу перед собой оскал волка.

Префект глубоко вздохнул и продолжил беседу с юношей:

– Помнишь, мой мальчик, как ты нарядился нищим и просил подаяние, высмеивая жадность итхальских торгашей?

Мэйл гордо расправил плечи и уставился на Силана с дерзким самодовольным видом:

– Они гонялись за мной по всему городу, но так и не поймали.

– Тот скандал удалось быстро замять… А весной, весной ты заставил весь город судачить о твоих проделках, – осуждающе сказал префект. – Напомни, за что ты тогда столкнул в отхожее место почтенного Латса?

– Он вëл себя неподобающе с девочками из борделя. Я счёл, что говнюку место не в приличном обществе, а среди таких же вонючих фекалий.

– Да-да, – покачал головой префект. – Потом был портовый смотритель…

– Мерзкая гнида! – Мэйо стиснул подлокотники. – Он решил сэкономить и кормил бедняков, трудившихся у причалов, отвратительной тухлой рыбой. Оскорблял их, бил и морил голодом. Я видел тех несчастных и не смог молча пройти мимо.

– Это была изощрëнная месть, – усмехнулся Силан. – Мои люди вместе со стражей неделю искали бедолагу. Ты запер его в каком-то сарае на восточной охране. Я читал донесение, что там стоял бочонок с водой, а пол, словно ковром, был устлан протухшей рыбой. Вонь, мухи, червяки… В заточении смотритель слегка повредился рассудком и проклинал тебя до седьмого колена.

– По делам ему награда.

– Память подводит… – Седой префект неспеша помассировал виски. – Это случилось до пожара на рынке?

– Да.

– Ты устроил страшный переполох!

Мэйо хмыкнул в кулак:

– Всего-то спалил один прилавок. Мне рассказали, что торговец тканями насмерть засëк раба за поданный к столу остывший хлеб. Я угостил его самыми горячими лепëшками, какие только смог отыскать.

Силан посмотрел в окно:

– Ты пронесся через весь рынок на горящей телеге и опрокинул её, чуть не раздавив того купца.

– Я не собирался его убивать. Он кинулся спасать товар и сжëг себе руки. Кажется, лишился трёх пальцев, зато, я надеюсь, надолго усвоил урок.

– А чем тебе не угодил почтенный Гартис?

Нереус вздрогнул.

Помедлив с ответом, Мэйо сказал:

– Мне донесли, что он по глупой прихоти истязает рабов, избивает их палкой…

– И кто же донëс на него? – сар Макрин сжал кулак. – Не этот ли геллиец?

Нереус перестал дышать. Липкий страх сковал тело.

В голосе Мэйо зазвенел металл:

– Клеймо на руке и ошейник никак не обесценивают его слова, отец.

– Я велел оскопить раба. Но ты не подчинился. Я отправил тебя в конюшню. Но ты сбежал. Я советовал быть сдержанным и почтительным. Но ты смеёшься в лицо мне и самой Эфениде!

– Мэйо… Мэйо… – улыбнулся Силан. – Я осуждаю твои методы, но уважаю твою убеждённость и принципы.

Макрин сердито поджал губы:

– Он мог бы с таким же рвением отстаивать интересы своего Дома, а не кидаться на защиту черни и рабов!

– Сказать по правде, в этот раз твой сын оказал услугу всем нам. Я не боюсь гнева Императора и открыто заявляю, что чëрному афарскому культу не место в Поморье.

Макрин красноречиво поглядел на префекта:

– Поэтому на площади не было вигилов, а Мэйо и его дружки беспрепятственно проторчали в борделе до ночи?

– Мне донесли на Мэйо задолго до начала представления, но, сам понимаешь, как порой неповоротлива и медлительна бывает служебная колесница…

– Советник требует сурово наказать виновных, – напомнил Макрин.

– И не придавать делу широкую огласку, – добавил Силан. – Он справедливо опасается насмешек столичных сплетников.

– Врагу не пожелаешь такого позора.

– Друг мой, – улыбнулся префект. – Богатые юнцы ежедневно доставляют мне массу хлопот. Они то затевают драки, то в пьяном угаре громят лавки, то бесчестят простолюдинок. В поступках Мэйо есть хоть какой-то здравый смысл. Чернь обожает его, а нам, как ни крути, приходится считаться с мнением толпы.

– Обожает? – искренне удивился градоначальник.

– Ничтожный раб, – Силан вновь обратил свой взор на геллийца. – Ты любишь господина?

Нереус ответил сразу, не задумываясь:

– Уважаемый, я прежде не встречал такого умного, доброго и справедливого человека.

– Видишь, друг мой, как искренне и пылко этот дерзкий невольник отзывается о твоём сыне. Я мог бы привести сюда ещё не меньше сотни подобных защитников.

– Заигрывать с толпой – опасное занятие, – нахмурился Макрин.

– Согласен, – сказал префект. – Она или растопчет тебя, или вознесëт до небес. Если Мэйо не свернëт с выбранного пути, он может достичь небывалых карьерных высот… А пока отошли его из Таркса на пару недель. Пусть погостит у родни, в тишине и покое. Так мне будет проще вести следствие и наказать виновных.

– Сколько я должен казне за этого негодника?

С напускной усталостью потянувшись к столу, Силан взял какой-то потемневший от времени свиток, медленно развернул его и, даже не глядя в написанное, ответил:

– За неподобающее поведение и посещение публичного дома в дневные часы, что является нарушением закона и норм приличий, за попытку сбежать и грубую брань в адрес представителей Эфениды, полагается выплатить двадцать золотых клавдиев.

Слушая приговор, Мэйо с трудом сдерживал смех. До начала заседания ему удалось подменить Свиток Правосудия на другой – с нарисованной козьей задницей, и теперь молодой нобиль с удовольствием наблюдал, как старик Силан, раздувая щеки от важности, произносит над ней свой вердикт.

– Вот, прими, – сар Макрин положил на стол префекта пухлый кошель. – Там ещё столько же за твое беспокойство.

– В согласии с законом, перед лицом Эфениды, все обвинения с Мэйо из Дома Морган, благородного, перворожденного сына Макрина, сняты.

– Сердечно благодарю, – сказал градоначальник.

Силан опустил взгляд и увидел нарисованное на свитке непотребство.

– До скорой встречи, префект! – весело заявил Мэйо и на прощание одарил старика ехидной усмешкой.

Молодой нобиль и его раб быстрым шагом покинули кабинет, неотступно следуя за саром Макрином.

Облаченный в лиловую тогу с пурпурной каймой градоначальник нестерпимо страдал от летнего зноя и всепроникающей городской пыли. Длинные волосы поморца высеребрила ранняя седина. Прожитые годы наложили отпечаток на его некогда красивое, смуглое лицо, теперь исчерченное сетью неглубоких морщин.

Он шел, выпрямив спину, показывая окружающим свою внутреннюю силу – властный, решительный и мужественный.

– Ты можешь не поверить этим словам, – сухо произнес Макрин, не оборачиваясь, – но мне отрадно видеть, что ты защищаешь слабых от несправедливости и бросаешь вызов злу в любом его обличье.

– Благодарю, отец.

– Скоро ты будешь представлен Императору, получишь чин Всадника, и, продвигаясь по службе, обретëшь власть над судьбами многих людей.

– Я знаю, отец.

– Пока в твоей голове гуляет ветер и летит морская пена. Не думай, будто я не заметил твоё очередное художество.

– Это была шутка.

– Весьма неуместная.

– Прости.

– Искупи свою вину поступками. Я поручу тебе одно важное дело. Не провали его, Мэйо. Ты понял меня?

– Хорошо. Я постараюсь, – вздохнул молодой нобиль.