Приливы Темного кристалла. Книга третья

Глава 2

Внутри каюта Оники была небольшой: впятером они едва помещались в одной комнате, которая находилась на палубе, но Амри заметил ведущий вниз люк. На полу были разбросаны красные и темно-синие подушки с вышивкой сияющими нитями и бусинами, а с потолка свисали букеты ароматных цветов и мягко покачивались вместе с кораблем. Полумрак помещения освещали оплывшие свечи, а прохладный воздух согревался теплом круглой глиняной печи у дальней стены. Через корабельные иллюминаторы из розового стекла бесконечный туман казался далекой легкой дымкой.

Оника сновала между свисающими травами и цветами, словно рыба между водорослями. В одной руке она по-прежнему держала Тавру, а другой поставила на подовую плиту емкость с водой.

– Прошу, садитесь, – сказала она, – в любом месте, где вам захочется.

Амри выбрал такую подушку, на которой смог бы уместиться, и тяжело опустился на нее в надежде, что неприятное ощущение воды под ногами уймется. Ему совершенно не нравилось не чувствовать твердую землю под собой, но сюда их привела Тавра, и раз она считает, что здесь безопасно, значит, Амри не станет жаловаться на свое состояние. В конце концов, остальные не жаловались.

Расчистив посреди каюты пол от подушек и одеял, Оника взялась за торчавшую из пола кожаную ручку, повернула ее и потянула вверх, в результате чего появился квадрат из толстой доски. Амри, присев на корточки, заглянул под поднимаемый деревянной механикой деревянный квадрат, который в конце концов зафиксировался с щелчком, и стало понятно, что пол превратился в стол. Мир дневносветников был полон сюрпризов.

Оника направилась к сосуду с водой, а Тавра спрыгнула с ее руки на стол. Она походила на стекляшку: тело серебряного с голубым цвета и черные ножки. На животике был снооттиск символа, который нанес Кайлан, вшивая ее душу в тело паука, чтобы спасти ей жизнь.

– С Оникой мы давно дружны, – пояснила она.

– С тех времен, когда были юными и наивными, – добавила Оника, которая принесла две чашки та. – Дочь Аль-Модры сбегала из дома, чтобы у фонаря моряков встречаться с сифанкой… Скандальная история.

Оника принесла еще две чашки и села за стол. Амри жадно пил свой та, приготовленный со специями, пряность которых уравновешивала сладость цветов. В теплой каюте Оники он почти забыл о неустанно качающихся волнах.

– Очень вкусно, – сказал он. – Какие в нем специи?

– Огненная пыль, собранная с кораллов вдоль Сифанского побережья… Вот, возьми. Их очень много в Сера-На. – Оника достала из своих запасов маленькое саше и протянула его Амри, который спрятал подарок в поясную сумку, где уже лежали всяческие свертки и вязанки, которые он назапасал по пути. – Только используй по чуть, она сильнодействующая.

– Как ты узнала Тавру? – поинтересовалась Найя, но, поймав на себе взгляд Кайлана, спохватилась и представилась: – Я Найя. Тавра пришла к нам, когда мой брат…

– Да, Гурджин, – произнесла Оника. – Героический друг Райана из Камня-в-Лесу. А ты, должно быть, Кайлан Сказитель песен, который впечатал снооттиск вашего сообщения в розовые лепестки Священного дерева гроттанов… а ты – Амри.

Просто Амри, как обычно. Он как раз собирался подумать над тем, как заработать себе имя.

– Откуда ты все знаешь… – Амри запнулся и попытался сам ответить на свой вопрос. Висящие над головой травы обладали листьями всевозможных форм и расцветок и источали густые и разнообразные запахи. Длинные, тонкие и игольчатые были с севера, а широкие и плоские – с болот юга. У глиняной печи располагались собранные вязанки сушеных благовонных трав, а на стенах были развешены деревянные мандалы с вырезанными на них изображениями Трех Братьев-солнц, Трех Сестер-лун и других небесных тел.

– Ты – видящая-далеко, – произнес Амри. – Прорицательница.

Оника улыбнулась.

– Способность видеть далеко и прорицание – не одно и то же, но, полагаю, я умею и то и другое.

– У Оники всегда были видения, – сказала Тавра. – Она видела то, что находилось далеко от нас как в пространстве, так и во времени.

Оника отхлебнула та из своей чашки, и улыбка пропала с ее лица.

– Лишь мимолетные видения. Редко когда было иначе. Но я видела вас у Священного дерева. В видениях я видела, как Кайлан, играя на фирке, вшивал ваши воспоминания в лепестки. Найя, я видела, как ты исцелила Древо-Колыбель, видела твой прыжок с башни Замка Кристалла, когда раскрылись твои крылья. И Амри, гроттан…

На ее лице проявилось столько сочувствия, что Амри заерзал, и от смущения его шея покраснела сзади.

– …сильный и выносливый! – закончил он ее предложение. – Не говоря уже о том, что обычно добродушный.

Оника медленно кивнула. Она не стала заканчивать свою мысль и демонстрировать сострадание. Никому из них не требовалось напоминать о том, что случилось с гроттанами, разгромленными расой пауков в пещерах Грота. Сочувствием не возродить Домрак, поселение гроттанов, и не вернуть потерянных жизней.

Тавра, чье паучье тело лишь доказывало тяжесть пережитых испытаний, выпавших им по дороге на север, уловила беспокойство Амри и прокашлялась.

– Оника, – тоненький голосок Тавры заполнил маленькое помещение. Она повернулась лицом к сифанской девушке и аккуратно коснулась кончика ее пальца своей черной ножкой. – Нам нужно узнать, что произошло в Ха’раре, прежде чем отправляться туда, чтобы нас не схватили как предателей или чего похуже. Можешь посмотреть через огонь и дым и поведать о том, что нам нужно знать?

Ну конечно! Если Оника настоящая видящая-далеко, то, возможно, она могла услышать тайный шепот Тра. Возможно, из теневых песен получится узнать, поджидает ли их в Ха’раре и при дворе Аль-Модры опасность. Амри ждал ответа Оники в надежде, что она согласится. Он никогда не был свидетелем подобного действа и хотел узнать, какими благовониями она пользуется, какие применяет травы и заговоры.

– Разумеется, – ответила Оника. – Посмотрим, что получится увидеть.

Оника встала, выбрала из сотни свисающих с балки вязанок с травами одну и прижала ее к углю, светящемуся белым в маленьком очаге. Когда вязанка загорелась, Оника ее погасила, и по каюте тонкой серебристой линией потянулся дым. Уложив вязанку в каменную чашу, она поставила ее в центр стола. Оника села за стол напротив Найи, положила на стол руки ладонями вверх и пошевелила пальцами, приглашая Амри и Кайлана взять ее за руки. Найя тоже взяла их за руки, и все четверо соединились в общий круг.

– Закройте глаза, – сказала Оника. – Откройте ум. Так же, как когда сновидятся, только на этот раз не для просмотра прошлого. Ощутите связь между нами. Через сердце, которое бьется в груди мира. Через голубой огонь, который течет в наших гельфлинговых телах. Через землю. Через ветра. Через воду. Через огонь.

Амри закрыл глаза. Задача была несложной. Однако сновидеться с кем-то незнакомым было непросто. Он постарался успокоиться и расслабиться. Напомнил себе, что, хотя он только недавно познакомился с Оникой, Тавра ей доверяла, – причем настолько, что привела их к ней, а не к собственной матушке. Амри глубоко вдохнул и выдохнул. Он не осознавал, что его ладонь взмокла, пока Найя не сжала его руку, чтоб подбодрить.

Оника снова заговорила, теперь ее голос звучал ниже, словно стал зловещим перед бурей.

– Каждый из вас может задать один вопрос, – сказала она, и он не понял, прозвучал ли ее голос вслух или у него в голове. – Тра ответит так, как посчитает нужным.

И началось сновидение.

Оно было подобно песне без звука. Обмену знаковыми взглядами с закрытыми глазами. Ощущение понимания другого гельфлинга просто в силу знания. Связь, возникшая в соединении двух умов без единого произнесенного слова. На этот раз умов было больше. На этот раз вместе соединились Амри и Найя, Кайлан и Оника, и даже Тавра примкнула в своем паучьем теле. Он ее чувствовал – можно сказать, видел – своим внутренним взглядом: прекрасную, величественную серебрянку с серебристыми волосами.

Мир накренился, как будто корабль опрокинулся, и Амри крепко сжал руку Найи. Дело было не в море под кораблем; Амри охватил волнующий трепет, который он обычно ощущал, спрыгивая с уступов пещер Грота. Мимолетное предощущение опасности, обернутое уверенностью.

«Спрашивайте», – сказала Оника. Или, может, это была вовсе не Оника.

Никто не решался быть первым. Оника сказала, что каждый из них может задать один вопрос. Спросить о чем-то Тра, их мир, давший им жизнь. Амри понятия не имел, о чем спрашивать, кажется, и другие тоже.

Кайлан заговорил первым: «Наша весть достигла Ха’рара? Видели ли гельфлинги этой местности, столь далекой от дерева, видение, которое я вшил в лепестки?»

Внезапно они полетели.

Высоко над укрывшим побережье туманом, который теперь выглядел опустившейся на берег волнистой накидкой из серебристого меха или перьев. На всем протяжении туманного берега виднелись горы, которые с морской стороны были зелеными, а с другой – белыми. Амри по-прежнему ощущал в своей руке руку Найи, которая теперь тесно прижималась к нему, так же как и он к ней. Он не видел ни ее, ни Кайлана, ни Оники или Тавры. Он даже себя не видел, когда подхвативший порыв ветра понес их на север к сияющему белому свету, который, словно звезда, светился на горизонте. В крепких объятиях ветра они неслись к этому свету, словно верхом на одном из множества тысяч розовых лепестков Священного дерева…

Нет, они ими и были. Они были лепестками, скопления которых наперегонки волнообразно мчали по небу. Они оказались в памяти розовых лепестков, разлетевшихся со Священного дерева Грота. Тех самых лепестков, в которые Кайлан с помощью волшебной фирки вшил послание, для того чтобы их рассказ о предательстве скексисов разнесся везде и как можно дальше.

Но по мере удаления от юга горы расступились влево и вправо – на запад и на восток, – похожие на размах крыльев из граненого льда и кристаллов, защищающих заснеженное поселение, состоящее из домов с соломенными крышами, между которыми вились каменные тропинки.

«Лепестки все-таки долетели до Ха’рара, – произнес Кайлан, чей бестелесный голос был всего лишь звуком на фоне ветра и света. – Наше послание…»

Лепестки были везде. Яркие и розовые, они лежали на чистом белом снегу. Пенились в разбивающихся о причал волнах Серебряного моря. Украшали купольные крыши домов серебристых гельфлингов. Танцевали на каменных улицах и плыли по холодным рекам, снующим под мостами и переходами, устремляясь к северному берегу. Каждый вапра из Ха’рара, прикоснувшись к зачарованным лепесткам, становился свидетелем видения Кайлана и слышал вшитое в лепесток послание.

Кайлан рассказал свою песню лепесткам и отправил их в путь. Но до сих пор Амри с друзьями не знали, какой окажется реакция на их сообщение. Через сновидение всегда сообщалась только правда, но обычно сновиделись, взявшись за руки. Через лепестки сновидения раньше не передавали. Поверят ли им гельфлинги?

До Амри доносились шепотки:

«Этого не может быть. Скексисы не поступили бы так с нами…»

«Но разве это не доказательство? Это ведь сновидение, хоть и странное…»

Пролетая через Ха’рар, они прикасались к щекам, к тыльным сторонами вапранских рук, опускались к ним на ладони и гнездились в серебристых локонах. Некоторые вапранцы впечатлились увиденным. Другие отбрасывали лепестки в сторону или сжигали их в страхе. Третьи делились полученным видением со своей семьей, а четвертые донесли слухи до цитадели, желая, чтобы Аль-Модра сказала им, что с этим делать. Однако среди сбивчивых сомнений и тихих слухов подозрительные сердца, затвердевшие, словно камень, раз за разом повторяли одну и ту же мысль:

«Это какой-то трюк предателя Райана. Он пытается обратить нас против лордов скексисов».

«Не верьте его лжи».

Кайлан вздохнул, и Амри почувствовал, что его рука потяжелела от разочарования.

«Этого я и боялся», – произнес сказитель песен.

«Рано сдаваться, – ответил Амри. – Твои усилия не напрасны. Наверняка многие поверили. Иначе не было бы слухов».

Видение улетучилось, и Амри снова ощутил под собой качающийся корабль Оники и почувствовал запах дымящейся травы у себя под носом. Они по-прежнему держались за руки. Оника снова сказала:

– Спрашивай.

На этот раз заговорила Тавра:

– А что моя матушка и сестры?

Ее матушка, Аль-Модра Мейрин, была избрана скексисами на роль представителя семи кланов гельфлингов в Замке Кристалла. У нее было три дочери, к которым относилась и Тавра. Из уст любого другого участника вопрос прозвучал бы эгоистично, но вопрос принцессы Катавры имел огромное значение.

Ветер видения стих, и теперь они плавали в пространстве, а мир вращался без них. Время шло, но вперед или назад, Амри не мог определить. Затем потоки видения вздрогнули и снова пришли в движение, но на этот раз они двигались в другом направлении. Они поднимались все выше и выше, кружа по Ха’рару, и опустились на цитадель, влетели в окошко – в покои из льда и белого камня. Это была ночь или какой-то вечер из прошлого. Лепестки их сознания плавно спланировали на мягкую ткань покрывала, наброшенного на небольшой столик. Остальные лепестки прильнули к тончайшим шторам и легли на дамскую сумочку, в которой Аль-Модра хранила свои украшения и драгоценности.

В помещении разговаривали трое гельфлингов. Двое из них явно были сестрами-вапранками; обладательницы длинных светлых волос были одеты в белые с серебром одежды, а на лбу у них красовались серебряные диадемы. У одной, на вид ровесницы Амри, щека была испачкана чернилами. Вторая, которая постарше, носила мантию из струящейся тонкой ткани. По их гладким лбам и серебристым волосам Амри определил сходство с Таврой. Это были ее сестры: одна старшая, другая младшая.

Третья серебрянка, их матушка, была Аль-Модрой Мейрин. Судя по украшающей ее голову серебряной короне, это была именно она – с голосом, подобным снегу, умудренным и строгим лицом.

Они не обратили внимание на влетевшие с ветром лепестки, воспоминания которых в этом странном сновидении сейчас проживали Амри с его друзьями.

– Селадон, Брейя, от этого бесконечного спора проку нет! – отчитывала она дочерей. По крайней мере, тех двоих, которые там были. Ей было неведомо, что ее третья дочь, пропавшая с тех пор, как ее послали найти предателей Райана и Гурджина, однажды сможет это увидеть.

Младшая сестра сжала руки в кулаки.

– Я уже говорила! Я видела знак, в…

– Брейя, у меня нет на это времени! – Она произнесла это как любая мать, расстроенная поведением непослушной дочери. Наконец она заметила лепестки и горестно махнула на них рукой. – Скоро прибудут Мастер ритуалов и Генерал. Мне и так придется как-то объяснять слухи вокруг розовых лепестков, не хватало еще, чтобы ты бегала к сифанцам и отвлекала меня их далеко видящим колдовством!

– Но…

– Брейя, хватит! Никто тебе не поверит, – фыркнула Селадон. Ее жестокие слова эхом пронеслись по покоям, и даже Амри моргнул, хотя то, что они сейчас наблюдали, давно уже поглотила история. Брейя опустила взгляд, ее руки были сжаты в кулаки.

– Тавра поверила бы, – прошептала она, и видение улетучилось. Вернувшись в настоящий момент, Амри сильнее прежнего ощутил присутствие Тавры.

«В поисках ответов Брейя пошла к сифанцам, а не к собственной матушке?» – спросил Кайлан.

«Брейя юна, но не глупа. Если у нее нашлись причины сомневаться в моей матушке, то и у нас они должны быть. Возможно, Аль-Модра не готова незамедлительно вступить в войну со скексисами, как мы на то надеялись», – строго ответила Тавра голосом, по которому невозможно было определить ее эмоции.

Даже если бы Аль-Модра не была матушкой Брейи, она все-таки была ее модрой, главой ее клана. Странно, что Брейя не доверила свои проблемы матушке… однако, учитывая реакцию Аль-Модры, Амри подумал, что, может, Брейя правильно поступила, обратившись к сифанцам.

Он не особо удивился, но свое презрение оставил при себе. Вапра с их Аль-Модрой бросили клан гроттанов трайн за трайном вкалывать в пещерах. Конечно же, она побоится испачкать свои серебряные накидки ссорой со скексисами.

«Спрашивай».

Амри не понимал, к кому обратилась Оника, пока она не сжала его руку – его настоящую руку, но не сильно, так что его не выбросило из сновидения. Он вдохнул поглубже и попытался успокоить сердцебиение. Настал его черед.

«Как мы победим?»

Его голос раздался эхом в сновидении их объединенных умов, а вопрос прозвучал просто и дерзко. Ответа не последовало, и он попытался еще раз, стараясь, чтобы во тьме сновидения его слова прозвучали отчетливо:

«Пожалуйста, Тра, ответь: как нам победить скексисов?»

Ветер сновидения встряхнулся, словно к ним прижалась буря. Словно пробуждалось чудовище, словно из зари вырывалась песня. Амри задал вопрос, и они приготовились услышать ответ.