Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами

О поездках в Россию литератора и фельдмаршала Шарля-Жозефа де Линя (1735–1814) писали многие исследователи, начиная с В. А. Бильбасова1, но лишь в 2013 г. в книге «Русская переписка принца де Линя»2, подготовленной нами, было собрано воедино его эпистолярное наследие. В нее вошли письма к более чем пятидесяти корреспондентам, стихи, воспоминания и другие документы, как напечатанные, так и опубликованные впервые, хранящиеся во многих странах: в семейном архиве принцев де Линь в Бельгии, в АВПРИ, РГАДА, ГАРФ, РГАЛИ, ГИМ, РГБ (Москва), РНБ (СПб), в Санкт-Петербургском институте истории, в библиотеке Томского государственного университета, в Одесском историко-краеведческом музее, в Государственном историческом архиве и Военном архиве в Вене, в Баварской государственной библиотеке в Мюнхене, в Немецком литературном архиве в Марбахе, в архивах в Гамбурге и Штутгарте, в Архиве Министерства иностранных дел и в Национальной библиотеке Франции, в библиотеке Неаполитанского общества родной истории, в государственных областных архивах в Праге, Литомержице, Духцове, в библиотеке Гарвардского университета в США.

Обращение к рукописям было совершенно необходимо, поскольку на склоне лет принц без передышки издавал свои сочинения и, пользуясь случаем, всякий раз улучшал, дополнял, переделывал письма или сочинял новые. Кроме того, он использовал эпистолярную форму для воспоминаний о пребывании в России, которые в результате переизданий воспринимались читателями как подлинные письма. В книге впервые были восстановлены их оригиналы и приведены последующие варианты, позволяющие раскрыть творческую лабораторию автора.

Для русского издания мы исправили и дополнили комментарии, представления корреспондентов, датировку писем. В примечаниях указываются архивные источники и первые публикации; мы сочли излишним дополнительно отсылать всякий раз к нашему французскому изданию. Некоторые материалы сократили, как об этом будет сказано ниже.

Уточним основные понятия, которые на первый взгляд кажутся самоочевидными: письмо; корреспондент; русский.

Письмо. Мы включили не только письма и записки, но и стихотворные послания, которыми принц де Линь обменивался с князем А. М. Белосельским и его дочерью З. А. Волконской, с С. С. Уваровым, с княгиней Е. Ф. Долгоруковой (далее Долгорукой, как было принято в кругу Линя), с графом Ф. Г. Головкиным и др. В духе Вольтера, следуя давней галантной традиции, Линь соединяет стихи и прозу. Но, в отличие от французского издания, мы сократили большую часть стихов «на случай». Некоторые письма содержат рисунки, шутливые (к Уварову) или грустные (к Екатерине IІ), позволяющие понять чувства автора. К письмам военных лет приложены донесения с фронта, копии писем других генералов, стратегические планы; мы не внесли их в русский вариант. Линь посылает С. С. Уварову свои воспоминания о французском дворе и о королевской семье (в русском издании их нет); для Потемкина он пишет «Меморандум о русской армии», который мы сохранили, и «Оду на взятие Очакова» – поскольку это переделка оды Державина, не было необходимости переводить ее обратно на русский. Мы предварили переписку отрывками из воспоминаний принца де Линя и его корреспондентов, а также литературными портретами Е. Ф. Долгорукой и Екатерины IІ в форме «аттестатов». Поэтому мы предпочли печатать переписку не в хронологическом порядке, а по адресатам, чтобы лучше показать отношения с каждым из них.

Корреспондент. Одно письмо составлено совместно с Потемкиным в форме диалога. Одно из первых писем императрицы к Линю написано ею от лица Л. А. Нарышкина. Сам принц сочинил от имени княгини Долгорукой любовное письмо к себе и шутливое объявление в газету, не говоря уж о куплетах, которые они пели друг другу.

Переписка Линя, а также и всех видных иностранцев, находящихся в России, включая дипломатов, перлюстрировалась. Когда принц это понял, то стал, во-первых, более осторожным, а во-вторых, как уверял позже, начал включать пассажи, рассчитанные на то, что их прочтут Екатерина IІ и Потемкин. А они читали внимательно, не говоря уж об их секретарях А. В. Храповицком и В. С. Попове. Одно письмо императрицы, посвященное политике, принц де Линь предал гласности: стал показывать знакомым, и оно попало в печать. Его письмо к Ф. М. Гримму 1787 г. разошлось по всей Европе (см. ниже).

Во французском издании книги мы старались показать максимально широко круг русских знакомых принца де Линя, а потому включили в число корреспондентов тех, кому он посвящал стихи, с кем обменивался одним-двумя посланиями, кого вспоминал в мемуарах или изображал в литературных портретах. Для русского издания критерии отбора были более строгими. За редкими исключениями (князь Белосельский и его дочь княгиня Волконская) в книгу вошли корреспонденты, с которыми была переписка, а не только обмен стихами, воспоминания, литературные портреты. Поэтому, увы, отсутствуют великий князь Константин, граф А. П. Шувалов и его дочери, княгини А. А. Дитрихштейн и П. А. Голицына, Е. А. Демидова, князь В. В. Долгоруков и его дочь Е. В. Долгорукова, княгиня Е. И. Голицына, графиня Н. П. Головкина, граф де Ланжерон, П. И. Мятлева, Е. А. Нарышкина, принц Карл Нассау-Зиген и его супруга, князь Н. А. Путятин, графиня Т. Е. Разумовская, князь Н. В. Репнин, графиня Е. С. Самойлова, барон А. С. Строганов, князь П. И. Тюфякин-Оболенский, а также две неустановленные дамы.

Русский. Напротив, мы поместили переписку с иностранцами, официально находившимися на русской службе: граф Роже де Дамас, Жан-Франсуа де Рибопьер, Фридрих Мельхиор Гримм, Август Коцебу, князь Ангальтский, Карло Андреа Поццо ди Борго, барон Георг Магнус Спренгтпортен и др.

Принц де Линь пишет на французском, за исключением шифрованных донесений в Вену, составленных на немецком его секретарями (они будут опубликованы в нашей следующей книге). Иногда он добавляет русские слова: abajay, izwoschik. На русском он мог ругаться, приказывать слугам и объясняться в любви. В мемуарах («Фрагменты из истории моей жизни») Линь рассказывает, как в Крыму в 1787 г. он пришел на выручку Иосифу ІІ, сверх меры увлекшемуся поселянкой:

Некоторые письма, опубликованные в России в ХІХ в., в том числе переписка с Суворовым 1789 г., дошли до нас только в русских переводах, оригиналы не сохранились.

«Надо писать и переписывать заново…»

Первым издателем писем принца де Линя был он сам. Теоретически это должно было бы упростить задачу тех, кто издает их заново: достаточно взять последнее прижизненное издание и добавить к нему новонайденные письма. Однако это приводит к катастрофическим последствиям, ибо читатель не может отличить подлинные письма от переделанных и поддельных. Подобным образом издатели XIX в. превратили автобиографический эпистолярный роман госпожи д’Эпине «История госпожи де Монбрийян» в ее «Мемуары».

Идет ли речь о художественных произведениях или письмах, принц всегда уверяет читателей (и корреспондентов тоже), что никогда не перечитывает написанное, рукописи не хранит и копии не снимает. Что, разумеется, соответствует дворянской этике: для имперского князя сочинительство – праздная забава, а не профессия, как для какого-нибудь щелкопера. Линь – блестящий остроумный собеседник, умеющий шуткой «взбесить оплошного врага» (в том числе представителя враждебной державы), импровизировать стихи «на случай». Но именно потому, что он писал легко и быстро, принц в конце жизни постоянно переделывает свои романы, рассказы, пьесы, мемуары, размышления, дневники и письма. Более того, художественные и документальные произведения постоянно перекликаются, дополняют друг друга.

Принц де Линь тщательно хранил письма монархов, министров и военачальников и копии своих собственных, им адресованных. Он намеревался подготовить для потомства издание избранных писем, которое увековечит его роль в европейской истории и политике4. В 1796 г. принц включил их в опубликованный им план «посмертных» сочинений: «6. Интересные письма, мне адресованные, с малым числом моих ответов, с коих сняли копии без моего ведома: ибо я никогда не делал ни черновиков, ни копий» («К читателям)5. Позднее Линь упоминает о них в письме к своему издателю Георгу Морицу Вальтеру (Вена, 21 февраля 1811 г.): «Письма последних великих людей, или больших и маленьких государей»6. Но издание так и не было осуществлено. Оригиналы, два больших переплетенных тома, остались в княжеском архиве, а рукописные копии – в Немецком литературном архиве в городе Марбахе.

В 1792 г. революционная Франция захватила территорию нынешней Бельгии (Австрийские Нидерланды и Льежское княжество) и официально присоединила в 1795‐м. Старший сын принца де Линя, Шарль-Антуан, погиб в 1792 г., сражаясь против Франции, а младший сын, Людовик, был вынужден присягнуть на верность новой власти, чтобы сохранить фамильные владения. Принц де Линь, живший в Вене, утратил основной источник доходов. В 1795 г. он заключил договор с дрезденскими издателями братьями Вальтер о собрании своих сочинений: прозы, стихов и пьес, все вперемешку. В этих 34 томах, озаглавленных «Смесь военная, литературная и чувствительная», выходивших в течение пятнадцати лет, с 1795‐го по 1811‐й, письма потерялись.

Принц включил в собрание сочинений письма к Екатерине IІ (1801)7, а также три цикла писем, или, точнее, мемуаров в форме писем, посвященных пребыванию в России и военным действиям против Турции (1787–1788). «Письма к маркизе де Куаньи» (1801)8 рассказывают о поездке в Крым в 1787 г. в составе свиты Екатерины IІ. «Письма о последней войне с турками» (1796)9 адресованы «графу де С.», то есть графу Луи-Филиппу де Сегюру, послу Франции в Петербурге. Линь убрал его имя по политическим причинам, ибо дипломат не эмигрировал и не порвал с революционной Францией. Подлинники переписки с Сегюром не сохранились, но удалось найти копии в перлюстрации10. «Реляция о моей кампании против турок» (1801)11использует письма Линя к Иосифу IІ, стилистически обработанные, перегруппированные и дополненные12. Сопровождаются они предисловиями и комментариями, создающими иллюзию достоверности. Цель публикаций – поднять престиж автора, прозябающего в Вене, а также защитить репутацию Екатерины IІ от пасквилей, появившихся в 1797 г. сразу после ее кончины13. Хотя многие поколения читателей воспринимали их как подлинные письма, это автобиографические эпистолярные романы. По жанру их можно сопоставить с «Письмами русского путешественника» Н. М. Карамзина, созданными в ту же пору.

Увы, долгие годы сочинения Линя, а тем паче многотомное их собрание ни читательским, ни коммерческим успехом не пользовались. В России его переводили мало. Во время войны с Турцией, в 1791 г., была опубликована его обработка воинских инструкций Фридриха IІ14 (1‐е французское издание, подготовленное принцем, вышло в 1779 г., а затем неоднократно переиздавалось). В 1788 г. принц де Линь находился в русской армии в качестве официального наблюдателя от союзников-австрийцев, сначала под Очаковом в армии князя Потемкина, а затем в Молдавии в армии фельдмаршала Румянцева. Тогда же в «Эрмитажном театре», собранном А. В. Храповицким под началом Екатерины IІ, вышедшем на французском в Петербурге в 1788–1789 гг. ограниченным тиражом, практически только для авторов, была напечатана его комедия-пословица «Смехотворный любовник». Во Франции появились одновременно в 1798 г. два разных переиздания, и в 1802‐м сборник перевели в России15. Карамзин в «Вестнике Европы» (1803, ч. 8) напечатал в оригинале и переводе письмо Екатерины IІ к принцу де Линю о политике от 6(17) ноября 1790 г., взятое из журнала А. Коцебу.

Однако издание «Писем и суждений», вышедшее в двух томах в феврале 1809 г. под редакцией и с предисловием Жермены де Сталь16, с которой принц де Линь подружился в Вене, прославило его имя и литературный дар. Госпожа де Сталь представила автора как остроумного, блестящего и глубокого собеседника, а его воспоминания о Вольтере и Руссо и переписку – как наиболее яркое воплощение таланта рассказчика.

Принц сам отобрал письма и вместе с Марией-Каролиной Мюррей, исполнявшей обязанности секретарши17, дополнил, переписал, отшлифовал стиль, сгруппировал по корреспондентам и убрал предисловия. Если в собрании сочинений они воспринимались как исторические свидетельства и терялись среди множества текстов разных жанров, прозаических, стихотворных, драматических, то в этом сборнике – как подлинные личные письма к Станиславу-Августу Понятовскому, Екатерине IІ, Иосифу IІ, графу де Сегюру, госпоже де Куаньи.

Читатели оценили литературный дар принца18. За год вышло пять переизданий, переводы на английский19 и два перевода на русский20. Издание, переведенное М. Ильинским и А. В. Ивановым, распространялось по подписке в Москве, Петербурге, Туле, Костроме, Курске, Бежецке, Ряжске. Список подписчиков открывает митрополит московский Платон, хорошо знавший принца; он включает аристократов, писателей, врачей, военных и купцов, а также книготорговцев, подписывавшихся сразу на пятьдесят экземпляров. Но не будем забывать, что в Россию поступали также французские издания и дворяне читали принца де Линя в оригинале.

В том же 1809 г. появились два двухтомных продолжения, дополнявших издание госпожи де Сталь и использующих его коммерческий успех. Они включали письма и небольшие эссе. Первое выпустил К.-Ж.-Ф. Жирар де Пропиак, а второе С. Мальт-Брен21. Они без промедления были переведены на русский М. Ильинским, А. Ивановым, С. Немировым22. С. Немиров напечатал в конце 2‐го тома (Ч. 8. С. 133, 134–135) «Прибавление. Письмо графу Суворову; Ответ на сие письмо графа Суворова Рымникского». Во французских изданиях и архивах их нет. Возможно, переводчик получил копии от наследников Суворова.

В 1809 г. В. А. Жуковский напечатал в «Вестнике Европы» переводы прозы Линя: «Эгоист» (№ 14), «Щастливейшее состояние» и «Свидания Маршала Принца де Линя с Ж. Ж. Руссо и Вольтером. Отрывок из новой книги: Письма и мысли Маршала Принца де Линя» (№ 15), «Письмо Принца де Линя к Екатерине II» (№ 19, переделка письма от 17(28) марта 1792 г.), «Два письма принца де Линя. Письмо к Екатерине (писанное в Сарском Селе, после разговора с Императрицею.) Письмо к Сегюру из лагеря под Очаковом. 1788, Августа» (№ 21).

На волне успеха принц де Линь выпустил в 1812 г. «Новый сборник писем» в двух томах, добавив любовную переписку. Он уже не стремился предстать как политик и военный, а, напротив, хотел показать себя как чувствительного человека, способного говорить о своих страстях правдиво и изящно.

Таким образом, для русских читателей и историков, так же как для европейских и американских, эпистолярные мемуары принца де Линя, элегантно отшлифованные, предстали как подлинные письма. И в этом качестве они, увы, вошли в научный обиход, а также, что более оправданно, попали в образцовые письмовники («Новейший самый полный и подробный письмовник, или Всеобщий секретарь», СПб., 1822, несколько текстов из переписки Линя с императрицей и с Суворовым).

Подлинные письма Екатерины IІ к принцу де Линю были опубликованы по черновикам императрицы в «Сборнике Императорского русского исторического общества», с переводом на русский (т. 27, 1880; т. 42, 1885), в том числе четыре, ему не предназначавшиеся. По оригиналам, сохранившимся в семейном архиве, их сорок лет спустя напечатала принцесса де Линь23.

Эпистолярный договор, так же как автобиографический24, основан на доверии и тайне. Автор, печатающий при жизни подлинные письма, обязан объяснить читателю, почему он предает их тиснению и тем самым нарушает тайну переписки25.

1. В первом параграфе принц заключает новый договор: не с корреспондентами, а с читателями. С привычным литературным кокетством он сомневается в их существовании: «А коли таковые найдутся, то с легкостью обнаружат, что послания мои писаны не для них и не для предания тиснению» («Письмо к читателям, если таковые найдутся»)26. Дабы соблазнить читателей, Линь признается, что его любовные письма могут ввести их во искушение, и заранее защищается от возможных обвинений: он-де следует примеру «Опасных связей» Лакло и прочих романов, призванных исправлять нравы, рисуя порок (обычный аргумент для эпохи). Линь уверяет, что его письма могут послужить противоядием и оградить невинность. На склоне лет ему приятно потешить самолюбие и поддержать репутацию завзятого сердцееда.

Принц создает образ идеального читателя: друга или наперсницы, который(-ая) издает переписку. Он обращается к госпоже де Сталь:

Другу вменяется в обязанность вымарать все, что может смутить читателя, «исправить или очистить мои писания» (к графу де Лаборду, 1811)28.

2. Второй параграф договора меняет статус автора: чтобы иметь право говорить о себе публично, надо умереть. В преддверии конца он обращается к тем, кто его переживет и к будущим поколениям: «Нынче любят сочинения неопубликованные и изданные посмертно» (письмо к графу Александру де Лаборду, 1811)29.

3. Третий параграф определяет статус писем. Он содержит три взаимоисключающих пункта, тесно связанных между собой: подлинность, небрежность и редактирование.

3.1. После выхода в свет сборника, изданного госпожой де Сталь, читатели, не обратившие внимание на письма, напечатанные в «Смеси», задались вопросом, кто и как их собрал. Ведь оригиналы хранятся у адресата, а не у автора. Шевалье де Собирац писал графине Олбени 22 мая 1809 г.:

Принц де Линь старательно объясняет происхождение копий, лукаво слагая с себя всякую ответственность:

Принц дает понять, что адресованные ему письма не сохранились, а потому не могут быть напечатаны. Малая часть написанных им самим случайно уцелела благодаря инициативе близких или подчиненных. Напечатанные письма он не отбирал, да и писал наспех, без черновиков.

3.2. Описки и стилистические погрешности (пункт второй) свидетельствуют, что копии верны и истинны (пункт первый).

Вся эта полуправда полностью соответствует риторике авторских предисловий к мемуарам, «автобиографическому договору». Да, любовные письма от женщин принц не хранил. Но, как было сказано выше, письма монархов, дипломатов и военных собраны чрезвычайно аккуратно. Да, в отличие от Вольтера, принц не поручал снимать копии со всех своих писем (а жаль). Однако сохранились многочисленные черновики, а также правленые копии, предназначенные для публикации.

3.3. Из второго пункта третьего параграфа вытекает третий. Поскольку послания написаны второпях, автор имеет право их перечесть, отредактировать, улучшить. Опять-таки заботясь о правде: чтобы все поведать без утайки, открыть тайные чувства и помыслы, уточнить мысль. Принц включает в «Новый сборник» письмо к госпоже де Сталь от 8 июля 1811 г.:

Письма, отредактированные или написанные для публикации, позволяют продолжить беседу с корреспондентами, живыми и мертвыми, и завести новый разговор с читателями. В предисловии к «Новому сборнику» автор отстаивает право повторяться:

По этой логике отредактированные письма правдивы, а ускользнувшие от автора – обманчивы.

Таким образом, редактируется вся переписка: дипломатическая, военная, дружеская, любовная. В подлинные письма вписываются фразы и абзацы, другие вычеркиваются, сочиняются новые послания. Печатное собрание писем становится более чем «полным».

Редактирование начинается с мелкой правки и доходит до «жизнестроительства»:

– нормализация пунктуации,

– стилистическая правка,

– самоцензура (вымарываются слова, фразы и абзацы);

– добавляются построчные примечания, заголовки и преамбулы, фразы и абзацы,

– переносятся из одного письма в другое фразы и абзацы,

– одно письмо превращается в два или три,

– несколько писем, подлинных и/или поддельных, соединяются воедино,

– на основе мемуаров, литературных портретов или других писем сочиняются новые,

– пишутся новые письма.

В качестве примера рассмотрим переписку с Екатериной IІ. Хотя тем же манером принц де Линь изготовил письма к Иосифу IІ и к фельдмаршалу П. А. Румянцеву и включил их в «Реляцию моей кампании 1788 года против турок» (1801). А графу де Сегюру настолько пришлись по душе литературные письма к нему, напечатанные в 1809 г., что он цитирует их в своих мемуарах, как если бы они были подлинными. Настоящие, видимо, пропали во время Революции и войн, не говоря уж о переездах. Несколько копий, как мы уже упоминали, сохранилось в архивах.

Принц посвящает императрице несколько стихов, пишет ее литературный портрет и выписывает ей шутливый «Аттестат в незнании». Переписка длится с 1780 по 1796 г.; до нас дошли 39 посланий Линя (в том числе три фрагмента) и 26 писем Екатерины IІ. Как минимум отсутствует одно письмо принца, от 16 января 1789 г., упомянутое в ответе императрицы. Линь уверяет, что послал сотню писем; это кажется маловероятным, ибо ни следов их, ни ответов на них нет. Письмо царицы от 6(17) ноября 1790 г., важное в политическом отношении, принц распространил среди знакомых, и оно тотчас было напечатано в еженедельнике «Année littéraire». Отрывок из другого ее письма, от 12(23) сентября 1785 г., в переводе на немецкий появился в апреле 1786 г. в «Brünner Zeitung».

В 1801 г., через пять лет после кончины Екатерины IІ, Линь печатает в 22‐м томе десять писем к ней и три фрагмента. В 1809 г. «Письма и суждения маршала принца де Линя» перепечатывают их с существенными изменениями: они отредактированы, порядок следования изменен, один фрагмент снят, два других соединены вместе. Напомним, что в 1808 г. принц начал сам редактировать письма вместе с госпожой Мюррей, а уже потом Жермена де Сталь улучшила стиль.

Общее число посланий Линя к императрице, подлинных (в том числе переработанных) и сочиненных à posteriori: 39 (36 писем и три фрагмента). Их можно разделить на несколько рубрик, по наличию или отсутствию оригиналов и публикаций.

1. В библиотеках Москвы и Петербурга хранятся 29 подлинных писем принца, плюс копии, снятые в России.

1.1. Из этих 29 писем принц не опубликовал 22, а 7 напечатал, доработав.

1.2. Из семи напечатанных в семейном архиве сохранились копии двух писем (14 июля 1790 г., 26 сентября 1793 г.) с рукописной правкой принца. Она была сделана для публикации в собрании сочинений («Смесь»); затем «Письма и суждения» добавили новую. Первое письмо сильно отредактировано, но ничего не добавлено. Второе значительно изменено при переиздании и соединено с письмом от 17 марта 1792 г.

1.3. Оставшиеся пять писем, копии которых не сохранились в семейном архиве, были существенно дополнены при публикации. В письмо от 25 мая 1791 г. изменения внесены не для собрания сочинений, а позднее, для «Писем и суждений».

Некоторые дополнения превращают письма в мемуары. Подлинное письмо от 1 сентября 1791 г., отправленное Екатерине IІ через год после войны России со Швецией, кратко упоминает о встрече принца с королем Густавом IІІ. В «Смеси» дата исчезает и появляется длинный рассказ о встрече с монархом, переделанный затем в «Письмах и суждениях».

2. 39 – 29 = 10. Для оставшихся десяти посланий (семь писем и три фрагмента) нет оригиналов в русских архивах.

2.1. Пять напечатаны, но нет никакого рукописного текста в семейном архиве (ни черновика, ни правленой копии). Судя по всему, они были написаны после кончины императрицы в 1796 г., в том числе письмо от 21 февраля 1790 г., оплакивающее смерть Иосифа IІ, поскольку в подлинном письме к Екатерине IІ от 12 марта 1790 г. принц говорит, что уже полгода ей не писал. Опубликовано оно в «Смеси»; правка для «Писем и суждений» улучшает стиль, смягчает резкие выражение и убирает нестыковки.

Одинокое письмо, напечатанное в «Смеси» 1802 г., «Копия найденного письма, которое я написал императрице в Царском Селе из моей комнаты в ее», развивает мотивы «Портрета» Екатерины IІ (1797) и «Писем к маркизе де Куаньи» (1801). Фраза «Прекрасная Ваша рука электризует всех, от часового, который ее целует…» напоминает сходный эпизод из «Истории моей жизни» Джакомо Казановы, которую принц читал в рукописи (на склоне лет они жили по соседству в Теплице и дружили). Но вероятнее всего, оба вдохновились «Историей революции в России в 1762 г.» Клода Карломана де Рюльера, вышедшей в 1797 г. После кончины императрицы Казанова дополнил свои воспоминания о ней.

Один фрагмент, в котором принц пишет о Сенаке де Мейяне («Фрагмент другого письма 1792 года»), по всей видимости, сочинен для «Смеси», где он напечатан. В «Письмах и суждениях» его нет.

2.2. 10 – 5 = 5. Для двух фрагментов, опубликованных в «Смеси», сохранились автографы в семейном архиве, но это не делает их подлинными. Они написаны рукой принца на одном листе бумаги, вероятно в 1801 г., без предуведомлений, добавленных в печатном варианте. Первый фрагмент датирован 1786 г., второй 1792‐м, в нем используется письмо Линя от 15 декабря 1792 г. и ответ Екатерины IІ от 25 января (5 февраля) 1793 г. В «Письмах и суждениях» они соединяются воедино, преамбулы вычеркиваются, между двумя фрагментами вклеиваются два отрывка из подлинного письма от 26 сентября 1793 г. и ставится дата: «1793».

2.3. Три письма не напечатаны; также сохранились автографы, написанные рукой принца, но подлинность их более чем сомнительна. Первое, довольно длинное, посвящено отставке в 1787 г. министра финансов Жака Неккера, отца госпожи де Сталь. Оно наполнено пророчествами о грядущих бедах короля и королевства. Сочинив письмо, Линь послал его в 1808 г. госпоже де Сталь, сопроводив запиской:

Издательница письмо не выбрасывает, но и не печатает в «Письмах и суждениях».

Последние два письма сохранились в семейном архиве среди рукописей, собранных для посмертного издания: «Папка А. <…> 123. Пять копий писем к Екатерине IІ. <…> 128. Копия письма к Екатерине IІ»39. Среди этих шести рукописных копий, как сказано выше, четыре были изданы принцем: два подлинных письма, сильно отредактированных (15 июля 1790 г., 26 сентября 1793 г.), и два поддельных фрагмента. Два неопубликованных письма содержат примечания и преамбулы; первая прямо отсылает к посмертному изданию:

В этих письмах нет таких очевидных анахронизмов, как в письме о Неккере; однако сочинены они задним числом. «Псевдокопии» написаны рукой принца, а не секретаря. Предуведомления показывают, что изготовлены они после кончины Екатерины IІ.

«Моя русская родина»

Каков был круг русских корреспондентов и знакомств принца де Линя, какую роль играл он при дворе императрицы и в русской армии? Принц де Линь и его сын Шарль-Антуан носят русский мундир, получают воинские звания и ордена. Полушутя, полусерьезно принц почитает Россию одной из своих многочисленных отчизн. Он пишет Екатерине IІ из Вены 8 мая 1793 г. о графе А. К. Разумовском: «любезнейший и превосходнейший посол моей русской родины на родине австрийской».

Пятнадцати лет от роду, году примерно в 1750‐м, Шарль-Жозеф де Линь познакомился с князем Александром Александровичем Меншиковым, сыном любимца Петра I. Князь приобщил его к любовным утехам, и подросток узнал об этом «многим более того, что желал бы знать»40. Эта сцена из «Фрагментов моей жизни» напоминает о юности Ж.-Ж. Руссо («Исповедь», кн. 2), который шестнадцати лет в приюте для новообращенных в Турине подвергся подобным домогательствам.

Десять лет спустя, во время Семилетней войны, молодой принц уже в чине полковника повстречал русских военных, товарищей по оружию. В «Дневнике Семилетней войны» он упоминает генерал-фельдмаршалов П. С. Салтыкова и А. Б. Бутурлина, генералов П. И. Панина, З. Г. Чернышева, Г. К. Г. Тотлебена, а также двух графов Шуваловых. Но отношения между союзниками были отнюдь не идиллические. 9 октября 1760 г., при взятии и разграблении Берлина, Линь вступил в ссору с «московским» генералом из‐за военных трофеев, и русские солдаты стали бить его прикладами в живот. Убежав от них, он повстречал Чернышева и Тотлебена и посетовал на то, что в товарищах согласья нет. В тот же день он приказал своим солдатам стрелять по казакам; двух или трех убили41.

В конце жизни принц Линь пишет о «недобросовестности или бездарности русских генералов, наших недругов, даже если мы союзники»42, о том, что в войнах против Турции и Миних, и Потемкин пятьдесят лет спустя подставляли австрийцев под удар и перекладывали на них все тяготы. Разумеется, русские считали ровно наоборот.

Двадцатью годами позже, в августе – октябре 1780 г., вскоре после встречи в Могилеве Иосифа IІ и Екатерины IІ, принц де Линь проводит два месяца в Петербурге вместе со своим старшим сыном. Приехали они по делам семейным: Шарль-Антуан в 1779 г. женился на польке, княгине Елене Массальской, но не получил обещанного приданого, ибо фамильные поместья находились под русским секвестром43.

Добиться денежной компенсации не удалось, но на дипломатическом поприще успех был полный. Принц очаровал князя Потемкина и императрицу и способствовал упрочению еще негласного союза между Веной и Петербургом (официально Россия была в союзе с Пруссией). Линь картежничал, ухлестывал за юной Натальей Нарышкиной «как восемнадцатилетний мушкетер»44, вел потешные дискуссии на придуманном «китайском языке» с ее отцом, Львом Нарышкиным. Он изящно выставил на посмешище своего дипломатического соперника, наследного принца Прусского (будущего короля Фридриха-Вильгельма IІ), приехавшего в Петербург.

Имперский посол принц Людвиг фон Кобенцль рассыпался в похвалах в донесениях Иосифу IІ (17 сентября 1780 г.):

Английский посол Джеймс Гаррис сообщил в Лондон 9 сентября 1780 г.:

Раздосадованный французский поверенный в делах Бурре де Корберон написал в дневнике 6 октября 1780 г., после отъезда принца:

Злоязычный дипломат верно определяет причину успеха: имперский князь облекается в шутовской наряд, подобно обер-егермейстеру Льву Нарышкину, придворному философу-шуту, писателю и литературному персонажу, соавтору императрицы и объекту ее насмешек.

Как известно, императрица ради красного словца не жалеет заезжих философов, будь то Ле Мерсье де ла Ривьер или Дидро, не говоря уж о прожектерах вроде барона де Билиштейна и графа фон Редерна. Она выставляет их на посмешище, превращает историю их пребывании в России в комедии48. Игровая манера поведения принца де Линя, ирония и самоирония, открывают дорогу к соавторству с августейшей сочинительницей.

С 1780 г. принц постоянно переписывается с русским двором. Князь Потемкин предлагает его сыну Шарлю-Антуану чин полковника в русской армии и обещает позаботиться о его будущем. От этого предложения нельзя отказаться, и принц де Линь в конце года через посредство фельдмаршала де Ласси обращается к императору Иосифу IІ с просьбой о дозволении принять таковое. Он рассчитывает на ежегодную ренту в три тысячи червонцев, которая будет выплачиваться сыну в качестве компенсации за приданое49. Получив высочайшее дозволение, принц де Линь тотчас пишет князю Потемкину (Брюссель, 15 февраля 1781 г.):

Через несколько лет Шарль-Антуан будет с отменной храбростью сражаться с турками в армии Потемкина и получит в 1790 г. Георгиевский крест за взятие Измаила. А позднее погибнет – от французской пули.

Вскоре после кончины Вольтера (1778) принц де Линь следует по его стопам, очаровывая императрицу. Для многоразличных практических дел Екатерина IІ с 1774 г. постоянно переписывается с Фридрихом Мельхиором Гриммом50. Однако ей нужен и другой корреспондент, с которым можно было бы в виде литературной игры обсудить смелые политические проекты, как с фернейским старцем накануне и во время русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Принц де Линь ясно осознает свою миссию: «Фанфара молвы и труба Вольтера уже рассказами о здешних чудесах, Европу изумили и пленили, и мой малый флажолет, достойный, самое большее, полей и лагерей, им порою вторил» (Вена, 15 февраля 1786 г.).

С самых первых писем оба корреспондента поминают Вольтера. А когда в 1790 г. принц читает переписку философа с императрицей, изданную Бомарше, то тотчас встревает в их беседу:

С присущей ему скромностью Линь ставит себя выше Вольтера и, восхваляя царицу, не упускает случая лягнуть Фридриха IІ и его корреспондентов, литераторов и философов:

Подобно Вольтеру, принц в первом письме уподобляет царицу Иисусу Христу («Как Вашему Величеству все на свете известно, помните Вы слова святого Симеона: ныне отпускаешь раба твоего, ибо видели очи мои спасение твое и еще увидят» [октябрь 1780 г.]51), затем обожествляет ее («Видел я своими глазами, как божество смеется», Вена, 12 февраля [1782 г.]), а после переходит к шутливому слогу. Но не столь галантному, как фернейский старец, позволявший себе эпистолярные вольности, не опасаясь, что его поймают на слове: «Упадаю к Вашим ногам и смиреннейше прошу дозволения облобызать их и даже руки ваши, краше которых, говорят, на свете нет» (Ферней, 14 января 1772 г., D17557). После кончины императрицы принц отдает дань ее красоте:

Шевалье де Корберон уверяет, что «принц де Линь был в более чем хороших отношениях с императрицей, коя удостаивала его приватных бесед, и что он даже оставался, как говорят, несколько раз наедине с ней до одиннадцати часов вечера»52. Но мы не обязаны ему верить.

По обыкновению, письма наполнены полунамеками, понятными лишь корреспондентам. Так, «малые колонны» обозначают великих князей Александра и Константина, «Вирвуарион» – фаворита императрицы Александра Дмитриева-Мамонова. Мы видели, что императрица сама задала шутливый тон, отправив письмо от имени Л. Нарышкина53. Опять-таки в духе Вольтера, подписывавшего свои письма литературными псевдонимами («покойный аббат Базен», 1765), отправлявшему ей послания, якобы адресованные турецкому султану (1771).

В XVIII столетии Вольтер предстает в качестве литературного божества, покровителя русских поэтов, пишущих на французском языке54. В обмене письмами и стихотворными посланиями с князем А. М. Белосельским и его дочерью княгиней З. А. Волконской, с графом А. П. Шуваловым и С. С. Уваровым принц де Линь претендует на роль его духовного наследника. В послании к графу Ф. Г. Головкину он перефразирует стихи философа, адресованные А. М. Белосельскому:

Для С. С. Уварова Линь переиначивает поэму Вольтера «Россиянин в Париже» и пишет «Россиянина в Вене». Однако для него еще более важна другая роль Вольтера – певца императрицы и победоносных русских воинов, несущих на Восток свет Просвещения. Екатерина IІ приглашает принца поехать в 1787 г. в Крым вместе с ее двором, иностранными дипломатами и венценосцами (польский король и австрийский император участвовали в поездке инкогнито). Цель путешествия – утвердить перед лицом Европы присоединение новых земель, показать их процветание в составе России и упрочить союз с Австрией накануне войны с Турцией (1787–1791)57. Принц де Линь рассылает повсюду свое письмо из Москвы от 3 июля 1787 г., в котором рассказывает о поездке и опровергает наветы европейских газетчиков. Ф. М. Гримм переслал копии двух писем Линя (датированных одним и тем же числом) Фердинандо Гальяни, графу Н. П. Румянцеву и барону Карлу фон Дальбергу, поместил их в «Литературную корреспонденцию» (август 1787). Однако заодно он отправил Екатерине IІ свой полемический ответ на них, но государыня велела ему не склочничать понапрасну58. В 1801 г., через пять лет после кончины императрицы, принц де Линь сочинит и напечатает «Письма маркизе де Куаньи» о поездке в Крым, используя письмо, разосланное в 1787‐м59.

Екатерина IІ заранее оплатила услуги верного рыцаря, защищавшего ее репутацию. Еще в сентябре 1785 г. она пожаловала Линю земли в Крыму, выбрав символическое место: селения Партенит и Никита у подошвы горы Аю-Даг, где в античные времена стоял храм Дианы. Там происходили события трагедий «Ифигения в Тавриде» Еврипида, Расина, Гёте (1779–1781, 1786), одноименных опер Глюка (1779) и Н. Пиччинни (1781). О Тавриде Вольтер и Екатерина IІ вспоминали в своей переписке, мечтая о возрождении античной Греции. Поместье принца де Линя вписывается в «греческий проект», предусматривающий сокрушение Османской империи силами России и Австрии и создание православной державы со столицей в Константинополе. Увы, в этом столетии ничего не вышло. А принц де Линь, нуждаясь в деньгах, продал имение в 1793 г. обратно в казну за годовую ренту в 1800 австрийских гульденов (1500 рублей).

В 1787 г. принц де Линь принимает участие в создании и деятельности русско-французско-австрийского кружка (cercle), или салона. Литературного, театрального и политического, ибо хозяйкой была Екатерина IІ, а завсегдатаями – сановники, дипломаты и военные: принц де Линь, французский посол граф Луи-Филипп де Сегюр, австрийский посол граф Людвиг фон Кобенцль, принц Карл Нассау-Зиген, А. М. Дмитриев-Мамонов, И. И. Шувалов, А. С. Строганов, Л. А. Нарышкин, а также французы: актриса Эрмитажного театра Жюлиана д’Офрен и барон Анжелик-Мишель д’Эста, писатель и военный на русской службе, кабинет-секретарь императрицы60.

Он не был первым. Подобный русско-французский литературно-политический кружок возник в начале Семилетней войны и тоже объединял дипломатов и писателей, скрепляя союз двух стран. В него входили И. И. Шувалов, фаворит императрицы Елизаветы Петровны, канцлер граф М. И. Воронцов, граф А. П. Шувалов, граф А. С. Строганов, французский посол, сотрудники посольства и французские литераторы61. Великая княгиня Екатерина Алексеевна, насколько известно, в нем не состояла; однако тридцать лет спустя императрица пригласила двух членов того давнего кружка, И. И. Шувалова и А. С. Строганова, в свой литературный и театральный салон62. По всей видимости, Екатерина IІ вдохновлялась «Блистательным орденом Лантюрлю» (Sublime ordre des Lanturlus), парижским салоном маркизы де Лаферте-Имбо, высмеивающим ученые и философские рацеи. Многие годы Гримм, настоятель шутливого ордена, расхваливал его Екатерине IІ, а в 1782 г. принял в него великого князя Павла Петровича и великую княгиня Марию Федоровну, приехавших ненадолго в Париж.

Осенью 1783 г. в сотрудничестве с Л. Нарышкиным императрица (разумеется, анонимно) напечатала в 7‐м номере журнала «Собеседник любителей российского слова»63 «Общества незнающих повседневную записку», высмеивающую ученые собрания64. Ее можно истолковать как критику масонства65 и как пародию на заседания только что созданной Российской академии под руководством княгини Е. Р. Дашковой.

Путешествие в Тавриду весной и летом 1787 г., решавшее важнейшие политические задачи, проходило в атмосфере театрального праздника, карнавала. Поскольку два венценосца, австрийский и польский, путешествовали инкогнито, по велению Екатерины IІ приближенные отбросили этикет и говорили «ты» друг другу и ей самой, что вынудило принца де Линя придумать обращение «Твое Величество». 18(29) мая 1787 г. А. В. Храповицкий занес в дневник ее отзыв об Иосифе IІ:

Все дружно занимались сочинительством. Тон шуткам, проказам и розыгрышам задавал Л. Нарышкин, и он же был героем литературных небылиц («Leoniana ou dits et faits de sir Léon, Grand Écuyer, recueillis par ses amis», «Relation authentique d’un voyage outre-mer que sir Léon, Grand Écuyer, entrepris par l’avis de quelques-uns de ses amis»)68.

Франсиско де Миранда, приехавший в Россию и присоединившийся ко двору в Киеве в феврале 1787 г., более чем критически отозвался в своем дневнике о тех, кто в отличие от него добился благорасположения Екатерины IІ и поехал с ней в Тавриду. Сам же он отправился в Москву, а затем в Петербург:

Однако императрица гордилась коллективным творчеством, рассказывала о нем в письмах Гримму и посылала ему тексты. Пользуясь наставлениями принца де Линя и графа де Сегюра, она попробовала свои силы в стихотворчестве, но смогла сочинить только две строчки буриме (о котором Линь напомнил ей в письме от 14 июля 1790 г.):

Было создано «Общество незнающих»; Линь, Сегюр, Кобенцль, принц Нассау-Зиген и Дмитриев-Мамонов выписали Екатерине IІ «Аттестат в незнании» и «Диплом о незнании», а та в ответ подтвердила лично свой титул «незнающей». Однако у стареющей императрицы были далеко идущие планы: занять и развлечь сочинительством своего молодого фаворита А. Дмитриева-Мамонова и заодно улучшить репертуар русского театра пьесами на французском языке. Они предназначались для Эрмитажного театра, построенного в 1785 г. Игровое сообщество сделалось литературным и театральным. Царица нашла соавторов, о которых втуне мечтала, посылая французские тексты «Наказа», а затем двух своих комедий Вольтеру, проводя часы в ежевечерних беседах с Дидро.

После возвращения из Крыма августейшая писательница велела всем засучить рукава и приниматься за дело. Она пишет Гримму 3(14) октября 1787 г., что «красный камзол» (прозвище Дмитриева-Мамонова) пошлет ему комическую «пословицу, наполовину мою, наполовину его; у нас их хоть отбавляй и мы решили, что это единственное средство вернуть добрую комедию на театр»70. Она продолжает год спустя, 3(14) октября 1788 г.:

Издание пьес на французском в четырех томах (декабрь 1788 – 1789), подготовленное А. Храповицким, было напечатано в Петербурге в типографии Горного училища в тридцати экземплярах, без указания авторов, места и года издания72. Фамилии появляются в двух парижских изданиях 1798 г., и там пьесы, первоначально озаглавленные по обыгранным в них пословицам, представлены под новыми названиями73.

Граф Луи-Филипп де Сегюр дал трагедию «Кориолан»74, а все остальные написали комедии. Посвящены они недостаткам и причудам самих авторов. Императрица издевается над дамой, которая требует от всех сочинять пословицы («Пословичный зуд» / «La Rage aux proverbes»). В «Недоразумениях» («Les Quiproquos») барона д’Эста поэт путает жизнь и сочиненную им комедию и в итоге теряет наследство и невесту. Граф Строганов, блистательный коллекционер, высмеивает любителя живописи, который не может отличить правду от вымысла и верит в существование людей, которые рождаются стариками и умирают младенцами («Утро любителя искусств» / «La Matinée de l’amateur»)75. И. И. Шувалов излагает теорию драмы, разоблачая продажных писак и невежественных критиков («Критиковать легко, а творить трудно» / «La Critique est aisée, mais l’art est difficile»). Дмитриев-Мамонов и Екатерина IІ издеваются над причудами Л. Нарышкина («Беззаботный» / «L’Insouciant»). Принц де Линь превозносит щедрость философа-филантропа и высмеивает скупых богачей поляков («Не все то золото, что блестит»/«Bonne renommée vaut mieux que ceinture dorée»). Он задевает не только своих свойственников, но и себя самого, ибо в 1780 г. князь Массальский, епископ Виленский, добился того, что сейм даровал Линю польское гражданство76.

Комическая пословица графа Людвига фон Кобенцля «Не учи ученого» («On n’a pas besoin que Gros Jean remontre à son curé»), напечатанная в феврале 1789 г., но сочиненная, видимо, в 1787‐м, – превосходный пример коллективного творчества. Она основана на устных и шутливых рассказах Екатерины IІ о приездах в Россию Ле Мерсье де ла Ривьера (которого она высмеяла в комедии «Передняя знатного барина», 1770) и затем Дидро. Граф де Сегюр воспроизводит их в своих мемуарах77. Кобенцль добавил еще вольтеровы насмешки над Руссо, создав коллективный образ философа-утописта. Абсурдные реформы господина Закономана (M. de la Régimanie), направленные на уничтожение городов и роскоши, ограничение народонаселения и полную уравниловку, не имеют ничего общего с учением физиократов; однако они курьезным образом предвещают французскую революцию и мальтузианство78.

Граф фон Кобенцль упоминает заглавие пьесы, посылая дипломатические инструкции принцу де Линю, отправленному наблюдателем в армию князя Потемкина:

Во время войны с Турцией принц де Линь не ограничивается письмами, донесениями и комедиями. Он видит себя певцом во стане русских воинов и прославляет взятие Очакова, в котором, впрочем, участия не принимал. С помощью некоего русского друга он переложил на французский оду Ломоносова на взятие Хотина в 1739 г., заменив фельдмаршала Миниха Потемкиным, а Анну Иоанновну – Екатериной IІ. Линь уверяет, что «Ломоносов, единственный русский поэт, был сильнее Пиндара и выразительней [Жан-Батиста] Руссо». Однако сам принц лучше воспевает любовь, а не кровь. Добавим, что и французские военные не отставали от него. Уже упоминавшийся барон д’Эста сочинил «Взятие Очакова, россиянам посвященное» (1789), а затем «Послание Его Высочеству князю Потемкину-Таврическому <…> на взятие Бендер» (1790), а граф де Ланжерон – шутливую поэму «Великая история великого отъезда, великого приезда, великого сражения, великого штурма, великой раны и великого возвращения великого носа Его Высочества принца Шарля де Линя. Великое попурри» (1790).

Война, начавшая в 1787 г., принципиально изменила роль принца де Линя. В отличие от Вольтера, дававшего советы, принц, дипломат и военный, хотел претворять их в жизнь. Философ многократно предлагал императрице встретиться в Константинополе, когда его завоюют русские войска:

Принц де Линь приглашает Суворова выпить за здоровье Екатерины IІ в Святой Софии; он шутит, но только отчасти:

В такой же манере Суворов обсуждает с Линем новую военную тактику:

В октябре 1787 г. император Иосиф IІ назначил фельдцейхмейстера (генерала от инфантерии) принца де Линя посредником между австрийскими и русскими войсками. В декабре 1787 г. он прибыл в лагерь Потемкина в Елисаветграде, получив звание генерал-аншефа русской армии. Летом 1788‐го принц принимал участие в боевых действиях под Очаковом, но в октябре, разочарованный медлительностью осады, уехал в армию фельдмаршала Румянцева в Молдавию, где пробыл до конца года. Перед Линем были поставлены задачи: войти в доверие к князю Потемкину, обеспечить обмен информацией и координировать военные действия союзников. Но в первую очередь понудить русских безотлагательно напасть на турок. Оба государства, Россия и Австрия, не были готовы к войне и вежливо пропускали вперед союзника. А потому Екатерина IІ и князь Потемкин, несмотря на личную симпатию к Линю, во время войны относятся к нему с подозрением:

Переписку принца (и его сына81) перлюстрируют и в ставке Потемкина82, и в столице. Согласно записям А. В. Храповицкого, императрица еще 4(15) апреля 1787 г. читала письма, адресованные Линю, Сегюру и Кобенцлю83, и, разумеется, продолжила в 1788 г.

Граф фон Кобенцль использовал письма своего «дипломатического жокея» (как иронически именует себя Линь) для интриг в Петербурге. Полагая, что Потемкин не торопится вести боевые действия, он стремился ослабить его влияние при дворе. Князь узнал об этом и пришел в ярость. Он писал императрице:

И в следующем письме: «Принц де Линь как ветряная мельница: я у него иногда Ферсит, и иногда Ахилесс. Теперь превозносит меня до небес, а навалился на капуцина здешнего» (Г. А. Потемкин к Екатерине IІ, Елисаветград, 5(16) мая [1788 г.])85.

Скромные успехи русских войск и поражения австрийцев сделали положение принца де Линя более чем щекотливым, а миссию – невыполнимой. Письма его, адресованные русским генералам и фельдмаршалам, вежливые и любезные, шутливые и льстивые, стремятся сгладить напряжение и улучшить отношения между союзниками. Правду он пишет графу Сегюру и графу Кобенцлю. А. В. Храповицкий, секретарь Екатерины IІ, заносит дневник 17(28) декабря 1788 г.:

Это письмо к Людвигу фон Кобенцлю от 10 ноября из Ясс сохранилось в двух копиях в фонде перлюстрации АВПРИ с рукописной пометой императрицы: «У Линье родилась противу нас престранная злоба, в которой и печаль по-видимому участь имеет»89.

Принц знает, что его переписку перехватывали. В «Письмах о прошлой турецкой войне» (1796), оформленных как послания к графу де Сегюру, а затем напечатанных в переработанном виде в сборнике под редакцией Жермены де Сталь в 1809 г. в качестве подлинных писем, Линь оправдывается задним числом:

В 1788 г. принц оправлял письма бесперебойно и во множестве; однако Екатерине IІ он написал только дважды, когда этого требовал этикет. В мае он известил ее, что Иосиф IІ пожаловал Дмитриеву-Мамонову титул графа Священной Римской империи, а в декабре попрощался перед отъездом из России. В «Реляции о моей кампании 1788 г. против турок» (1801), а затем в «Отрывках из истории моей жизни» Линь уверяет, не без сожаления, что если бы он в письмах отозвался с похвалой о военных талантах Потемкина, то был бы осыпан крепостными крестьянами, рублями и брильянтами93.

После 1788 г. Линь продолжает переписываться с императрицей, с ее фаворитами и военачальниками, но все реже. Теплота и сердечность уступают место вежливости. После смерти Потемкина, затем Екатерины IІ и опалы ее приближенных у него не остается покровителей при петербургском дворе. Церемонные письма к Павлу I, Александру I, князю Александру Куракину посвящены делам практическим и денежным, в первую очередь выплате пенсиона.

Однако принц де Линь русских не забыл. Он радушно принимал русских аристократов, живших в Вене, приезжавших на воды в Теплице, в Богемию. Домашние спектакли и празднества, дружеская и любовная переписка, обмен стихотворными посланиями продолжались до конца его дней.

Русская переписка принца де Линя соответствует роду его занятий: придворная жизнь, военная служба, дипломатия, масонство, литература и любовные увлечения. Представим кратко его корреспондентов, в том числе тех, переписка с которыми не вошла в этот том. В первую очередь это члены императорской семьи: Екатерина IІ, Павел I, Александр I, великий князь Константин. Два фаворита, Григорий Потемкин и Платон Зубов, а также его брат, генерал Валериан Зубов. Напротив, отсутствует Александр Дмитриев-Мамонов, водивший дружбу с принцем де Линем, но эпистолярный жанр не жаловавший. Кобенцль писал Линю (СПб., 9 июля 1788 г.): «Вы никогда не получите от него ни строчки, он пишет только то, что абсолютно необходимо. Ее Величество Императрица тщетно приложила все возможные усилия, дабы понудить его адресовать Вам послание»94. Однако среди корреспондентов есть близкий друг Дмитриева-Мамонова, швейцарец Жан-Франсуа де Рибопьер, погибший при штурме Измаила.

Принц де Линь пишет в своих воспоминаниях: «Любовник российской императрицы – придворная должность. Я почти всех их знал»95, и перечисляет дюжину имен. Впрочем, и эту формулу, и список фаворитов он позаимствовал из «Тайных мемуаров о России» Шарля-Филибера Массона (1800)96. Линь поносит Массона страницей раньше, а затем списывает у него. В «Предуведомлении» к «Письмам к маркизе де Куаньи» (1801) он обрушивается на сочинителей книг о приватной жизни императрицы, а сам использует фразы из них в любовных письмах. Он призывает княгиню Екатерину Долгорукую брать пример с Екатерины IІ:

Среди корреспондентов больше всего военных. Два великих полководца, Петр Румянцев и Александр Суворов, и три фельдмаршала: Григорий Потемкин, Николай Репнин, Иван Салтыков. Генералы: Дмитрий Голицын, Александр Самойлов, Григорий Волконский. А в письмах принц де Линь упоминает и иных знакомых ему русских генералов: М. И. Кутузова, Ю. В. Долгорукова, П. А. Текели, В. П. Мусина-Пушкина, И. П. Горича-Бенесевского, И. Е. Ферзена, С. Ф. Голицына, П. А. Палена, И. К. Эльмпта, В. И. Розена, С. П. Максимовича, И. В. Гудовича и других, не говоря уж о низших чинах. Но отношения у них с принцем непростые. Русские военачальники с уважением относились к его титулу, славе и воинскому званию; им нравилась его общительность, обходительность, остроумие, но когда дело доходило до военной стратегии, его вежливо отстраняли. Линь и Суворов взаимно подшучивали друг над другом, нанизывая ряды гипербол в одическом стиле: «Марс – родитель твой. Минерва родила тебя. Обожают тебя Нимфы Цитерские» (Суворов – принцу де Линю [ноябрь 1789]). Принцу легче общаться с офицерами, приехавшими из Европы: принцем Ангальтским, графом Роже де Дамасом, Александром де Ланжероном, принцем Нассау, Иосифом Дерибасом, Рибопьером.

Другую значительную группу составляют дипломаты: А. М. Белосельский, Ф. Г. Головкин, Ф. М. Гримм, А. Б. Куракин, А. И. Морков, С. С. Уваров, А. К. Разумовский, Н. П. Румянцев, К. О. Поццо ди Борго (дипломат и генерал), Г. М. Спренгтпортен (дипломат и генерал). Некоторые из них были посредниками в переписке между Линем и Екатериной IІ, в том числе А. И. Морков и А. К. Разумовский, а также Платон Зубов.

Что касается писателей, то они, как правило, владеют несколькими языками, французским, русским, немецким: Август Коцебу, Юлия Крюденер, Екатерина IІ, Ф. М. Гримм, А. М. Белосельский, З. А. Волконская, А. П. Шувалов и его дочь П. А. Голицына, Ф. Г. Головкин и его супруга Н. П. Головкина, С. С. Уваров, Л. Нарышкин, П. И. Тюфякин-Оболенский, Е. И. Голицына (автор трактата по математике), Д. В. Голицын (автор книги о военном деле). С Уваровым, Головкиным, Белосельским и Коцебу обмен посланиями принимает форму поэтического соревнования, а с госпожой Крюденер – состязания в прозе: принц де Линь пишет продолжение ее романа «Валери». Неудивительно, что в письмах речь частенько идет о литературе, о новых сочинениях и замыслах.

Принц де Линь и его сын Шарль, как очень многие в ту пору, были масонами99, но неизвестно, участвовали ли они в заседаниях русских масонских лож. Разумеется, они об этом не распространялись, тем более что в ту пору Екатерина IІ относилась к масонам резко отрицательно. Но среди корреспондентов и знакомых Линя масонов много, в том числе весьма влиятельных: А. С. Строганов, Н. В. Репнин, А. Б. Куракин, И. И. Шувалов, А. П. Шувалов, Л. А. Нарышкин, А. М. Белосельский, А. В. Суворов, Павел I, Д. В. Голицын, С. С. Уваров, а также А. Коцебу, А. Ланжерон, И. Дерибас, принц К. Нассау-Зиген, граф де Л. Ф. де Сегюр, граф Л. фон Кобенцль, Г. М. Спренгтпортен и др.

Позднее Линь напишет в «Характерах и портретах» и в письме к Иосифу IІ, датированном 1788 г., но сочиненном задним числом, что мартинизм изменил трудный характер Репнина, что чтение книги Сен-Мартена «О заблуждениях и истине» (1775) и мистическая вера превратили кичливого, наглого и вспыльчивого человека в добродетельного и скромного, со смирением переносящего обиды100.

С князем Н. А. Путятиным и князем П. И. Тюфякиным-Оболенским принца де Линя роднит увлечение парками, тем паче что в его трактовке садовое искусство сочетается с использованием масонской символики101.

К последнему и весьма тесному кругу относятся светские и дружеские знакомства: Разумовские, Шуваловы, Демидовы, Нарышкины, Голицыны, Варжемоны, княгиня Екатерина Багратион и другие.

Принц де Линь не упускает случай рассыпаться в комплиментах даме, посвятить ей стихи, написать их ей в альбом, сочинить куплеты. До конца жизни он хочет нравиться. Он пишет Гримму (Москва, 3 июля 1787 г.):

Обидевшись на французский пасквиль, обозвавший его «престарелым Приапом, окруженным девками» и расписавший его похождения в России, Линь ответил достойно: «Несколько знатных дам и необходимость проводить почти весь день при дворе не оставляли мне ни сил, ни времени на девок»102. В 1801–1807 гг. он засыпает письмами и записками княгиню Екатерину Долгорукую (по большей части без даты – на записках, которые носит слуга, ее не ставят). Была ли это чисто платоническая страсть, как уверяет автор лучшей биографии принца, Ф. Менсел103? Трудно сказать, несмотря на более чем тридцатилетнюю разницу в возрасте:

Принц настаивает:

Сердится на строгость:

Принц разжигает ревность княгини, неоднократно поминает другую возлюбленную, «агнца», а также более опасную соперницу, молодую и красивую княгиню Екатерину Багратион, вскружившую голову Вене:

Принц называет свои ежедневные записки «сердечным бульоном», подхватывая словцо госпожи де Полиньяк, сорок лет кряду получавшей подобные послания от господина де Майбуа. Он объясняет:

Он настаивает: «Читайте и храните меня как „Курс любовной литературы“» ([Теплице, осень 1805 г.?]). Дабы подчеркнуть литературную игру, он добавляет славную цитату из «Опасных связей», изменив ее смысл:

И заключает: «Известно ли Вам, что моя любовная переписка близится к концу? Будь Вы благоразумны в Вене, у нас было бы время любить друг друга, а не писать об этом в письмах» (после 16 августа [1805 г.? 1806 г.?]).

Литературные аргументы не действуют, и Линь прибегает к историческим параллелям, уподобляя княгиню Долгорукую царице. Он без конца напоминает, что она была любовницей Потемкина, и сравнивает их манеру ухаживать. Письма против пушек: «Я немедля откажусь от сих любовных излишеств, каковые стоят мне дороже, чем бессарабские канонады и молдавские оркестры» ([осень 1805 г.]).

Екатерина Долгорукая предстает как Екатерина Великий, как высшее существо, одновременно мужчина и женщина:

Принц доводит обожествление до богохульства:

В эпистолярной игре принц де Линь постоянно меняется ролями: он сравнивает себя с Екатериной IІ и Нинон де Ланкло, а княгине отводит роль Потемкина и аббата Жедуена105.

Отведав «сердечного бульона», должны ли мы заключить, что княгиня Долгорукая была последней и самой сильной страстью принца де Линя? Или, вернее, что она занимает особое место среди русских, покоривших его сердце? Возможно. Но княгиня не случайно завещала серую тетрадь, в которой хранились письма, Сергею Семеновичу Уварову.

В 1806–1809 гг. двадцатилетний дипломат, прикомандированный к русскому посольству в Вене, не остался равнодушным к обаянию семидесятилетнего «чаровника Европы». Линь в стихах, сопровожденных шутливым рисунком, уподобляет Уварова Ганимеду, похищенному Зевсом. Посылает ему поэму в духе «Оды к Приапу» Алексиса Пирона (1710)107.

Друзья осыпают друг друга градом похвал в стихах и в прозе.

Принц де Линь с удовольствием беседует с Уваровым, дарит ему свои воспоминания о французском дворе, о Марии-Антуанетте. Насколько далеко заходила их взаимная симпатия? Тексты свидетельствуют о литературной игре и не более того. Вернувшись из Вены, С. С. Уваров в 1811 г. женился на Е. А. Разумовской, дочери министра народного просвещения и племяннице русского посла в Вене. У них было четверо детей, три дочери и сын. Принц де Линь женился еще в 1755 г., у него было семь законных детей и две побочные дочки. Как мы видели, женщинами он продолжал интересоваться до конца своих дней.

Напомним, однако, что за десять лет до встречи с Уваровым принц де Линь прочел в рукописи первые тома воспоминаний его друга Джакомо Казановы и написал ему восторженное письмо:

В окончательном тексте «Истории моей жизни» появляются гомосексуальные сцены (антифизические, как говорили в ту пору). В юности в Константинополе Казанова сперва отверг домогательства турка Измаила, но затем уступил, возбудившись видом обнаженных дев. Через двадцать лет подобная сцена повторилась в Петербурге в 1765 г. с А. М. Луниным. В любовном приключении с певицей Беллино, выдававшей себя за кастрата (их голоса ценились выше), Казанову привлекла именно сексуальная неопределенность. А отсылку к «Сатирикону» объясняет другое письмо Линя к Казанове: «Ваш римский ужин с хорошенькими аббатами уступает пиру Тримальхиона. Побудьте изредка Петронием, раз Вы столь часто бываете Горацием, Монтескье и Жан-Жаком»110.

Как мы помним, А. А. Меншиков приохотил юного принца де Линя к подобным забавам. Во время Семилетней войны принц свел близкое знакомство с неким офицером, рожденным «для любви к обоим полам», и письмо от него переполнено игривыми гомосексуальными шутками, упоминаниями Эвмолпа и Гитона, персонажей «Сатирикона», а также Ганимеда, Александра Македонского, Фридриха IІ111.

Поэтому трудно не процитировать пушкинскую эпиграмму 1835 г. на князя М. А. Дондукова-Корсакова, председателя петербургского Цензурного комитета, назначенного вице-президентом Академии наук по протекции президента Академии С. С. Уварова:

Но, разумеется, не это было главным в общении принца де Линя с Сергеем Уваровым. Вместе с госпожой де Сталь112 он сформировал ум юноши, ставшего затем идеологом царствования Николая I, создателем знаменитой триады «православие, самодержавие, народность».

В заключение повторим, что настоящее издание впервые дает возможность русскому читателю познакомиться с подлинной перепиской принца де Линя с его русскими знакомыми и друзьями.

В настоящее время мы вместе готовим новую книгу, посвященную принцу де Линю и России. В нее войдут три мемуарных сочинения: «Письма к маркизе де Куаньи», «Письма о последней войне с турками», «Реляция о моей кампании против турок» и подлинная переписка 1787–1788 гг. с австрийскими, французскими и бельгийскими корреспондентами (в первую очередь с Иосифом IІ, Кобенцлем и Сегюром) по собранным нами архивным материалам.