Принцесса Лиза, которая прилетела на воздушном шаре

1

Лиза вышла из Бытовки на крыльцо, поднялась на цыпочки и посмотрела туда, куда показал Мастер Брегет. Вдалеке за высокой травой она разглядела на фоне чистого голубого неба тоненький чёрный контур покосившейся телевизионной антенны. Мастер сказал, что, если сохранилась антенна, значит сохранилась и крыша с печной трубой. А на всём Острове есть только одна постройка, где у древних людей была печка и телевизор, – это Коттедж.

В старые времена Бытовку и Коттедж соединяла пешеходная дорожка. Но, когда дачники покинули Остров, квадратные бетонные плитки, которыми она была вымощена, куда-то пропали. Кто и зачем их утащил человечки не знали: исчезновение дорожки произошло ещё до того, как они выбрались из своей коробки. На том месте, где раньше лежали плитки, остался только слой плотно утрамбованного жёлтого песка и мелкого щебня. За несколько лет сквозь песок проросла зелёная трава, и только узенькая тропинка, протоптанная мастеровыми, напоминала, что здесь в старину пролегала широкая дорога от калитки к центральным районам Острова.

Мастеровые иногда ходили по этой тропинке в Коттедж. Тамошние жители приглашали их, когда нужно было что-нибудь разломать-построить, выкопать-закопать или выполнить другую тяжёлую и грязную работу. Мастеровые называли такие приглашения выгодными заказами. Про машинку времени они ничего сказать не могли. Дальше порога их обычно не пускали, а сами они мало интересовались тем, что происходит внутри Коттеджа.

– Главное, чтобы платили вовремя, – пояснил Топор. – А остальное нас не касается.

2

Как бы там ни было, но решение о походе принято единогласно, и после недолгих сборов маленький отряд двинулся в путь.

Солнце поднялось в зенит, когда тропинка, петляющая в высокой траве, привела наших друзей в удивительно красивое место. Жалко, что путешественники не могли подняться в воздух и осмотреть его сверху. А то они увидели бы идеально круглую цветочную клумбу непонятно как сохранившуюся в окружении буйных сорняков. Цепочка красных кирпичей, вкопанных под углом, образовала низенький заборчик, отгораживающий плодородную почву цветника от дикой природы. Несколько кирпичей в ограждении потрескались и развалились на мелкие кусочки, открывая проход в самую середину клумбы.

Справа и слева от тропинки покачивались на длинных стебельках гигантские цветы. Они переливались яркими красками и наполняли тёплый воздух благоуханием. Аккуратными кучками вдоль дорожки лежали засохшие листья и веточки. Тоненькие и слабые растения подпирали специальные палочки-рогульки. За клумбой явно кто-то постоянно и заботливо ухаживал.

Догадка подтвердилась, когда путники увидели впереди на тропинке человечка. Он стоял к ним спиной и размахивал руками. Повинуясь его указаниям, несколько полосатых пчёлок перелетали с цветка на цветок – собирали нектар в маленькие серебряные ведёрки. Чувствовалось, что он на этой клумбе хозяин и главный садовник.

Хотя, для садовника незнакомец был одет несколько странно. Тёмно-коричневый балахон с капюшоном болтался на нём как на вешалке и опускался почти до самой земли так, что невозможно было разглядеть: есть ли у человечка ноги, и во что они обуты. Когда он опускал руки, пухлые пальцы скрывались в длинных широких рукавах. Толстая верёвка, заменявшая пояс, несколько раз обматывала его фигуру выше талии, почти подмышками, выставляя напоказ круглый животик. От этого длинный подол балахона раздувался в стороны, напоминая формой колокольчик. На голове у человечка ничего не было, даже волос. А сама голова, вытянутая вверх, походила на круглую деревянную ручку. Хотелось ухватиться за неё и зазвонить во всю силу, как на школьном празднике последнего звонка. Похоже, что в прошлом своём состоянии он и был школьным колокольчиком.

– Рад приветствовать достопочтенных путешественников в нашей скромной обители, – поздоровался незнакомец и, как бы подтверждая своё колокольное прошлое, хорошо поставленным голосом пропел:

Динь-динь-дон, – звенит ведёрко.

Жу-жу-жу, – гудит пчела.

Чтоб у нашего народа

Жизнь счастливая была.

При этом он поклонился так низко, что капюшон со спины упал ему на голову. Все поздоровались, а Бижу даже присела в реверансе, подхватив руками края своей кружевной юбочки.

– Я брат Бутон, – представился человечек и выпрямился.

– Чей брат? – спросил Ножик.

– Ни чей. Вообще брат. Смиренный монах здешней обители расцвета и увядания.

– Понятно, – сказал Ножик. – А где эта ваша обитель? Что-то не видно.

– Вот, – брат Бутон скромно опустил глаза и широким жестом развёл руки в стороны. – Она здесь… Она везде… Везде, где есть цветение цветов чудесных и созревание плодов полезных.

– А я думала, что обитель – это такой большой дом? – сказала Циля.

– Нам дом не нужен. Дом – сооружение сугубо материальное, а наша обитель обращена исключительно к духовному. Вдохните благословенный дух сего места, и просветление снизойдёт на ваши головы.

Все глубоко вдохнули.

– Ну как? Чувствуете? – спросил брат Бутон с надеждой в голосе.

– Вкусно пахнет, – сказала Лиза.

– На то она и клумба, чтобы вкусно пахла. Я и не знала, что около нашей бытовки есть такая красота, – сказала Бижу.

– Это для непосвящённых – клумба, – с едва уловимой обидой сказал монах. – А для истинно вкусивших её плодов и ароматов – обитель познания.

– Чего познания? – спросил Ножик.

– Высочайшего таинства всемирного цветения духа и увядания плоти.

– Мудрёно, – сказала Циля и ухмыльнулась.

– Это потому, что вы ещё не приобщились. – Брат Бутон сложил ручки на животе и поднял глаза к небу. – Взгляните на этих скромных полосатых тружеников. – Несколько пчёлок жужжали и кружились над его головой. – Они глубоко прониклись духом нашей обители и теперь собирают во благо её чудодейственный нектар.

Лиза внимательно присмотрелась к пчёлкам и с удивлением заметила, что серебряные ведёрки были привязаны у них разноцветными лентами прямо к животу.

– А куда они нектар девают? – спросила девочка.

– Сдают на благие дела, – уклончиво ответил брат Бутон.

– Какие благие?

– Разные… Непосвящённым это трудно объяснить.

Лиза ничего не поняла и решила: в такой ситуации, чтобы не показаться дурой, лучше будет промолчать. Остальные тоже молчали, каждый по-своему обдумывая слова монаха. Тишину нарушали только шелест лепестков, жужжание прозрачных крыльев и серебряное позвякивание над головой.

3

– Какой чудесный аромат. Какие чудесные цветочки, – сказал Маркиз, у которого необычно широко открылись глаза и задрожали кончики пальцев. Он подошёл к красному махровому маку и со свистом втянул носом воздух.

– Чувствуете благодать? – спросил брат Бутон. – Чувствуете, как силы цветения проникают в вас?

– Чувствую! – радостно закричал Маркиз, чем сильно удивил друзей. Они никогда ещё не видели своего благородного друга таким возбуждённым. – Это бесподобно! Божественный аромат! Я не нюхал ничего подобного с тех пор, как полностью опустел.

– О, боги цветения и увядания, благодарю вас. Он приобщается! Новый брат наш идёт к вам навстречу, – прокричал брат Бутон и воздел руки к небесам. Широкие рукава балахона сползли почти до самых плеч, открыв бледные плохо приспособленными к физическому труду мышцы.

Полосатые пчёлки перестали собирать нектар и устроили хоровод над его головой, размахивая ведёрками. Лизе почудилось, что над лысиной монаха завертелось и зазвенело блестящее колечко.

Маркиз подбежал к розовому пиону и сунул голову в самую середину большого лохматого цветка. Было слышно, как он дышит со свистом втягивая в себя цветочный аромат. Надышавшись, Флакон перескочил на другую сторону дорожки и встал на колени перед фиолетовым кустиком анютиных глазок. Его голова раскачивалась из стороны в сторону, а губы сложились в глупую улыбку. Благородный Маркиз терял человеческий облик прямо на глазах.

Довольно быстро настроение поменялась. Выражения тихой радости на его лице исказила маска глубокого страдания. Лиза никогда не была в театре и не видела ни одной древнегреческой пьесы. Поэтому она не могла по достоинству оценить драматических преобразований, происходящих с обликом Флакона. Кроме того, она ещё очень мало знала своего нового друга. Но и старые друзья были поражены до глубины души. Они и не подозревали, что в пустом Пузырьке скрывались такие выдающиеся актёрские способности.

Подобно герою античной трагедии Маркиз стал вполоборота к публике, поднял голову так, что его подбородок выровнялся параллельно земле, и заломив над головой руки принялся громко нараспев декламировать:

– Кто никогда не жил духовной жизнью, тот не поймёт страдания мои. Я раньше полон был чудесным эликсиром. Я нужен был кумиру моему. Прекрасным утром, выбрив гладко щёки, он смазывал их жидкостью пахучей, преображая мир вокруг себя… Но ничего не вечно под луной! Пришла пора – я полностью иссяк… Жестокая рука уборщицы сварливой не бросила меня в помойное ведро и не разбила в мелкие осколки. Она придумала мне наказание похуже – отправила в пожизненную ссылку, в фанерную тюрьму хозяйской спальни… На верхней полке бельевого шкафа средь простыней и наволочек белых страдал я в тёмной духоте и вспоминал… Да, были годы молодые, когда под горлышко залит одеколоном, блистал и я в лучах от ламп люминесцентных в витрине парфюмерного магаза… – При этих словах Маркиз как подстреленная на лету птица нервно всплеснул руками-крыльями, бросил их вниз, склонил голову набок и громко зарыдал. Но через мгновение он выпрямился. На лице сияла счастливая улыбка, голос наполнился хрустальным звоном. – И вот настал мой час! Я снова окружён кольцом чудесных запахов и чудных ароматов! И никуда отсюда не уйду!!!

Все смотрели на Маркиза и ничего не понимали. Даже брат Бутон, по-видимому, был удивлён небывало мощной силой, которой его обитель воздействовала на неокрепшую душу.

Закончив декламацию стихов, Маркиз снова принялся бегать от цветка к цветку, тыкался как щенок носом в ароматные венчики и с шумом втягивал воздух. Казалось, ещё немного и он как пылесос начнёт засасывать внутрь себя цветы целиком вместе с разноцветными лепестками, пестиками и тычинками. Некоторые бутоны росли высоко, и Маркиз не мог до них дотянуться. Тогда он подпрыгивал, обхватывал стебель руками и ногами, пытаясь силой собственного веса пригнуть растение к земле. Упругие стебли сопротивлялись как могли, выгибались, раскачивались и наконец стряхивали неожиданного поклонника на землю. Маркиз падал, но, не обращая внимания на ушибы, грязь и клубы пыли, тут же вскакивал на ноги и бежал к следующему цветку. Через несколько минут его белоснежный смокинг покрылся жёлтыми пятнами липкой цветочной пыльцы.

– Узрите чудо! – воскликнул брат Бутон и указал толстым пальцем на Маркиза. – Он почти уже приобщился! Ещё немного и наш новообретённый брат полной мерой познает радость пребывания в обители расцвета и увядания. И останется с нами навеки!

– По-моему, ему плохо, – сказала Лиза.

С Пузырьком опять происходило что-то странное. Его лицо побледнело, зрачки глаз сдвинулись в сторону переносицы, как будто он пытался рассмотреть маленький прыщик, вскочивший на кончике носа, но не мог сфокусировать зрение. Руки безвольными верёвочками повисли вдоль туловища. Ноги в идеально отутюженных брюках подогнулись, и Маркиз рухнул в траву.

– Свершилось! – закричал брат Бутон. В его голосе послышался торжественный перезвон бронзовых колоколов. – Наш новый брат наполнился до краёв духом цветения, и Душевная клумба обители приняла его на свою плодородную грудь!

– А по-моему, наш Пузырёк отравился, —сказала Бижу.

– Однозначно. Явные признаки наркотической интоксикации, – подтвердил Мастер Брегет, он любил точные научные формулировки. – Надо его вывести на свежий воздух и сделать промывание внутренних органов.

– Хватайте крепче и быстрее тащите его отсюда! – крикнула Циля. – А с тобой, братец Бутончик, я ещё поговорю на обратном пути. Хочу разобраться, что это за наркопритон ты тут организовал под видом религиозной секты! – И она погрозила монаху кулаком.

Ножик и Мастер обхватили Маркиза с двух сторон и побежали вперёд. Обессиленный Флакон повис у них на руках. Ноги его подогнулись и почти касались коленками земли. Носки лакированных ботинок оставляли на песчаной дорожке две неровные борозды. Маркиз что-то неразборчиво булькал себе под нос. Когда перелезали через ограждение клумбы, белоснежный смокинг расстегнулся, и Флакон процарапал плоским животом по острому кирпичному обломку. Раздался противный скрежет, какой бывает, если провести камнем по стеклу. От ужасного звука и глубокой царапины Маркиз немного пришёл в себя, выпрямил ноги и, оттолкнув в стороны друзей, пробежал несколько шагов сам. Отчаянный рывок лишил его последних сил, и он повалился в траву.

Ни слова не говоря, Циля двумя руками схватила золотой ободок на голове Маркиза. Уверенным резким движением она крутнула его против часовой стрелки: так рулевой военного корабля крутит штурвал, чтобы уклониться от вражеской торпеды. Серебряная пробка отвинтилась, и из открывшегося горлышка со свистом вылетела мощная струя тёплого ароматного воздуха. Циля достала из сумки бутылку воды, которую предусмотрительно захватила, уходя из дома, и вылила её целиком в круглое отверстие.

Затем Ножик и Мастер принялись трясти и раскачивать Флакона из стороны в сторону. Через стеклянную грудь было видно, как у него внутри пенится и булькает жидкость, переливаясь всеми цветами радуги.

Маркиз застонал и постепенно начал возвращаться в своё нормальное состояние. Промывание внутренностей ему явно помогло. Тогда Ножик с Мастером поднатужились и перевернули его вверх ногами. Пенистая ароматная жидкость полилась из горлышка на землю.

– Ну всё! Хватит… Хватит… – закричал Маркиз. – Я уже в порядке. Отпустите меня!

– Очухался, голубчик, – сказала Циля и хлопнула в ладоши. – Ставьте его на ноги. Раз-два!

Лёгкий тёплый ветерок приятно обдувал серебряную голову Флакона, быстро приводя его в нормальное состояние.

– Да ты, Марик, оказывается, – у нас алкоголик. Я бы даже сказала, наркоман, – усмехнулась Бижу.

– Я не наркоман, – обиделся Маркиз. – Я просто душевно нестойкий. Не могу устоять перед прекрасным. Испытываю слабость к хорошим запахам. Это у меня врождённое. Да и вообще я люблю красивые вещи. А что, разве это плохо? Вот ты, Бижу, тоже любишь всё красивое.

Бусинка улыбнулась и покачала головой.

– Да все вы любите хорошие вещи, – начал оправдываться Маркиз, отряхивая смокинг от жёлтой цветочной пыльцы и серой дорожной пыли, – только сказать стесняетесь, чтобы над вами не смеялись. Вот и ты, Ножик, с виду такой правильный, а сам тоже мечтаешь о чём-нибудь таком красивеньком. Что скажешь? Я не прав?

Ножик не знал, что ответить, и неопределённо пожал плечами. В древние времена он был обычным складным ножом и по призванию простым рядовым солдатом, но в глубине души, если закрыть глаза, Ножику хотелось быть похожим на швейцарский армейский нож с красной пластиковой рукояткой и маленьким стальным крестиком на боку. И уж совсем недосягаемая мечта – поступить на службу в швейцарскую гвардию, которая охраняет Папу Римского, и носить красивую средневековую полосатую униформу.

– Да прав ты, прав. Успокойся, – ответила вместо Ножика Бижу. – Всё нормально. Не переживай. У каждого из нас есть свои маленькие недостатки. Главное – голову от этого не терять и в небесах не парить. Сверху очень больно падать… Правильно я говорю, принцесса?

Лиза не ожидала, что её о чём-то спросят, смутилась и молча кивнула головой.

– Я думаю – пора дальше двигаться, – предложил Мастер.

– А можно я вперёд пойду? – жалобно попросил Маркиз. – Мне нужно внутренности проветрить.

Он стряхнул остатки пыли, застегнул смокинг на все пуговицы, протёр носовым платком лакированные ботинки и, к удивлению Лизы, снова стал таким же элегантным джентльменом, каким она увидела его в первый раз сегодня утром. Только серебряную пробку с золотым ободком он нёс, зажав подмышкой, и медленнее обычного переставлял ноги. Друзья цепочкой потянулись за ним по узкой тропинке. Последними шли Лиза и Бижу.

4

– Я и представить себе не могла, что наш Пузырёк такой красивист… Ну, в том смысле, что нестойкий до всего красивого. Ты согласна? – спросила Бусинка.

– Ага, – неуверенно ответила Лиза. Она ещё очень мало знала Маркиза, чтобы иметь какое-то мнение о его характере.

– Мне он что-то таких бурных знаков внимания не оказывал. А я, вроде бы, тоже не уродина… Ты согласна?

Лиза промолчала. Но Бижу совсем не интересовало мнение маленькой девочки, ей просто хотелось с кем-нибудь поговорить.

– Ты знаешь, лапочка, есть такое выражение: красота – страшная сила? Так вот, будь уверена, что это – истинная правда. Так оно и есть на самом деле. Я ведь до того, как угодить в нашу коробку, сама долгое время трудилась в индустрии красоты, – продолжила Бижу. – Ты, принцесса, хоть знаешь, что такое индустрия красоты?

– Нет, – честно ответила Лиза.

– Вот это, я тебе скажу, страшное, очень страшное место… Не дай бог тебе туда попасть.

– Красивое не может быть страшным.

– Заблуждаешься, дорогуша. Так все думают. Я тоже так в детстве думала. Я, можно сказать, и родилась-то в самом прекрасном месте на земле…

Родилась Бусинка действительно в очень красивом месте, но не на земле, а под водой – в глубине Индийского океана. Бедный ныряльщик, всё имущество которого состояло из капроновой сетки и маски с поцарапанным стеклом, нашёл её в большой раковине на самом дне. На первый взгляд это была обычная жемчужина, только редкого розового цвета. Ныряльщик спрятал её в отдельный мешочек и вечером продал портовому скупщику на берегу. Полученных денег как раз хватило на ужин в деревенском кабачке. Скупщик положил её в коробочку к другим розовым жемчужинам и оптом продал купцу на рынке. Теперь он мог купить подросшему сынишке новый велосипед. Купец разделил перламутровые шарики по размеру и оттенкам, выбрал из них самые красивые и выставил для продажи в своей лавке. С каждым разом цена жемчужины росла, но жизнь её от этого не становилась лучше. Только менялись мешочки и коробочки, в которых она лежала, тесно прижавшись боками к таким же безымянным красавицам.

Иногда незнакомые мужчины доставали жемчуг на свет, рассыпали на прилавке, перекатывали по гладкой деревянной доске и щупали толстыми волосатыми пальцами. Руки противно пахли табаком и жареной рыбой. Жемчужине это очень не нравилось. Она пыталась вырваться из липких пальцев и укатиться куда-нибудь подальше. Но её ловили и возвращали на место. Тогда она начинала думать о чём-нибудь хорошем: например, о том, как приятно было лежать на дне тёплого моря в мягких складках мамы-ракушки, и ей хотелось плакать. Но ласковой мамы больше не было в живых. Она погибла, разрезанная на две части острым ножом ныряльщика, а других родственников у жемчужины не было. Никто её не любил. Все смотрели на перламутровый шарик только как на товар, который можно выгодно продать или купить.

И покупатель наконец объявился.

Это был ювелир. Он приобрёл у купца несколько жемчужин розового цвета и просверлил в каждой из них дырочку. Вспоминая эту процедуру Бижу вздрагивала, как будто побывала на приёме у средневекового зубного врача с ручным сверлом вместо бормашины. Но ради лучшей жизни иногда приходится выдерживать и не такие мучения. Через дырочку ювелир продел нитку, и жемчужине показалось, что вот теперь-то её жизнь наладится. Теперь она уже не простой перламутровый шарик, теперь она – бусинка в настоящем ожерелье. И её социальный уровень значительно повысился. За один день она взлетела со дна общей деревянной коробки к персональному гвоздику на стене ювелирного магазинчика рядом с морским портом.

Поначалу такая жизнь Бижу очень понравилась: всегда светло, чистый воздух, много разных людей. Некоторые покупатели просили показать ожерелье поближе. Продавец снимал его с гвоздика и давал померить. В эти редкие счастливые моменты Бижу могла посмотреть на себя со стороны – в зеркало. Вон она – висит на ниточке восьмая с левой стороны. И как приятно пахнут духи этой красивой дамы. Вот бы она нас купила и всегда носила на своей прекрасной шейке… Но примерка заканчивалась, и продавец возвращал ожерелье на гвоздик: или цена высокая, или бусинки мелковаты, или ещё что-нибудь. Кто их разберёт, этих капризных дамочек.

– Через неделю такая жизнь показалась мне каторгой, – сказала Бижу.

– Почему? – удивилась Лиза.

– Понимаешь, внешняя привлекательность и высокое положение на гвоздике – это ещё не счастье. Ведь всё, что со мной случилось до этого, сделала ни я сама. Это другие люди сделали со мной. При этом они даже не попытались разглядеть мою индивидуальность, я уж не говорю про свою прекрасную душу. Для них я была и осталась навсегда круглым розовым шариком, одним из кучи других таких же шариков. Я как представлю себе, что могла всю жизнь провисеть на нитке под номером восемь с левой стороны… Мне аж дурно становится.

Но рано или поздно всё в жизни меняется.

Толстый турист из Европы купил ожерелье для своей толстой жены. По словам Бижу, жена была злая, некрасивая и в ширину превосходила своего муженька раза в два. Но самое страшное – она редко мыла шею. Каждый раз, выходя в свет, Бусинке приходилось задерживать дыхание, чтобы её не вырвало от неприятного запаха.

К счастью для Бижу антисанитарные мучения продлились не долго.

После сытного обеда в модном итальянском ресторанчике толстяки решили для лучшего пищеварения пройтись вдоль по набережной и подготовить желудки для не менее сытного ужина. Разомлевшие на солнышке туристы сонно переставляли короткие толстые ножки в резиновых шлёпанцах. Сощурив и без того маленькие глазки, они сквозь дрёму разглядывали витрины сувенирных магазинов. А жулики тем временем не дремали. Один из них – худенький паренёк на ободранном мопеде – ехал вдоль торговой улицы, ловко протискиваясь сквозь толпу пешеходов. Он высматривал сумку, которую можно было легко украсть. И он её нашёл.

Привлекательная сумочка висела на плече толстой хозяйки жемчужного ожерелья. Грабитель подъехал к ней вплотную так, что чуть не сбил передним колесом, схватил за длинную плетёную ручку и дёрнул. Красными ноготками женщина, как сова в кролика, вцепилась в сумку и не отпускала. Имея в несколько раз больше живого веса, она даже не двинулась с места. А вот щуплому воришке не повезло – он вылетел из седла и шлёпнулся на пыльную мостовую. Оставшийся без хозяина мопед ещё несколько метров сам по себе двигался вперёд, пытаясь удержать вертикальное положение, но без крепкой руки потерял ориентацию в пространстве, с треском повалился на бок и затих, выпустив на прощанье облачко вонючего дыма из помятой выхлопной трубы.

– Мне показалось, что я смотрю замедленное кино, – сказала Бижу. – Прямо перед моим носом в воздухе висит бандит. Растопырился, как лягушка в прыжке, и грязными пальцами держится за дамскую сумочку. И так ему неуютно в этом летучем состоянии, что он машет второй рукой во все стороны и пытается ухватить что-нибудь твёрдое и надёжное. Но ничего твёрже, чем шея моей толстухи поблизости нет… И тут я вижу, что прямо ко мне приближается длинный кривой палец с чёрной полоской грязи под нестриженным ногтем. Он цепляется за нашу нитку и со всей силы дёргает.

Раздался звонкий хлопок, нитка лопнула, и блестящие розовые шарики запрыгали по пыльной дороге. С тех пор Бижу больше уже не встречалась со своими соседками по жемчужному ожерелью. Чумазый перст судьбы с грязным ногтем разбросал их, в прямом смысле этого слова, в разные стороны.

Но Бусинке, можно сказать, повезло. Соскочив с ненавистной нитки, она перелетела через торговые палатки и упала в пластиковое корыто продавца морепродуктов. В корыте до краёв наполненном водой плавали ещё живые рыбины. Они только этим утром попались в рыбацкую сеть. Одна из них и проглотила жемчужину. Наверное, подумала, что это съедобная розовая горошина. А вечером того же дня на кухне модного портового ресторанчика шеф-повар потрошил эту рыбину по заказу уже знакомой нам семейки толстяков. Туристы были достаточно богатыми людьми, чтобы всерьёз расстраиваться из-за потери какого-то ожерелья и терять от этого аппетит…

Больше мы с ними не увидимся, а познакомимся с одной молодой девушкой.

Бижу так и не узнала как её зовут, но запомнила, что эта девушка мечтала поступить в художественную академию на факультет ювелирного искусства. Чтобы оплатить обучение, она подрабатывала в рыбном ресторане посудомойкой. В холодной куче скользких рыбьих внутренностей она случайно нашла Бусинку, отмыла и положила в карман.

Время, проведённое дома у девушки, Бижу вспоминала с удовольствием.

Её поселили в шкатулке из дерева, которое приятно пахло персиками. Здесь у жемчужины появилось много новых друзей: разноцветные бусинки необычных форм и размеров, старинные пуговицы, цепочки, блестящие камушки, оригинальные металлические штучки, по разным причинам утратившие связь со своими бывшими украшениями. И у каждого из них была своя сложная и интересная судьба.

– Если бы я записала всё, что они мне рассказывали, – говорила Бижу, – и выпустила отдельной книгой, то была бы давно уже модной писательницей и миллионершей. Ну, или получила бы главный приз на книжной выставке… К сожалению, у меня не было ни бумаги, ни карандаша, да я, дура, и не сообразила тогда, что нужно записывать разные интересные истории. А теперь – и записывать-то нечего…

Бижу так и не узнала: накопила ли девушка достаточно денег, чтобы оплатить учёбу в художественной академии. Может быть, хозяин рыбного ресторана повысил ей зарплату в пять раз или, может быть, в Америке умерла богатая тётушка и оставила солидное наследство, а, может быть, девушка оказалась настолько талантливой, что её приняли в академию бесплатно. В любом случае, для нашей истории это не имеет никакого значения. Главное, что девушка закончила обучение с отличием и в качестве дипломной работы представила экзаменационной комиссии изящную коллекцию украшений из жемчуга.

Бижутерия Гламур играла в коллекции заметную роль. Она была частью кулона, который висел на длинной цепочке. Именно тогда Бижу и обзавелась кружевной юбочкой-оправой, пушистым воротничком и великолепной причёской. Бусинку немного смущала проволочка с кольцом, которую девушка продела через дырочку на макушке, но постепенно она к ней привыкла и перестала замечать. Теперь она уже не была рядовой бусинкой номер восемь с левого края. Она оказалась в центре всеобщего внимания и получила возможность демонстрировать свою уникальность в глубоком декольте красивого бального платья.

Вершиной карьеры Бижу была свадьба. Не её, конечно, свадьба, а свадьба бесподобно красивой невесты. На этом мероприятии Бусинка работала в команде по имиджу. Тогда впервые фото Бижутерии Гламур попало на обложку глянцевого журнала. Молодая семья поселилась в Москве. Во время медового месяца состоялось ещё несколько заметных выходов в высшее общество: на Новый год, в театр и на чей-то день рождения в ресторан, где она едва не потерялась, когда во время быстрого танца порвалась цепочка.

– Да… – сказала Бижу задумчиво, – хорошее было времечко… Но должна тебя, Лизавета, предупредить: держись ты от этой блестящей мишуры подальше.

– Почему? – спросила Лиза.

– В глянцевом мире всё непрочно и быстротечно. Мода на безделушки приходит и уходит. Связи, которые казались вечными, рвутся в одно мгновение.

Мода на кулоны с жемчугом и пёрышками прошла, к тому же пёрышки со временем утратили первоначальную пушистость, и Бижу отправили на покой – в тесную картонную коробочку, оклеенную бархатной бумагой. Здесь-то её и нашла маленькая девочка. Кто была эта девочка, и как к ней в руки попала бархатная коробочка, Бижу так и не узнала. Она прожила у неё не долго. Девочка выменяла красивую штучку на пластмассовую бабочку-заколку… И завертелось. Бусинка, как говорится, пошла по рукам. Новые знакомства были стремительными и незапоминающимися. Дети менялись своими сокровищами и передавали её друг другу. Большую часть имён временных хозяев она так никогда и не узнала, а некоторых даже толком и не разглядела. Пока наконец не попала в картонную коробку, которую Шурик забыл на полке в Бытовке.

– Знаешь зачем я пошла с тобой в Коттедж? – спросила Бижу в конце своего рассказа.

– Зачем?

– Нужно иногда проветриваться и встряхиваться. Жемчуг – это не обычный камень. Жемчуг, если его не носить и не выводить в общество, стареет и постепенно умирает. А мне что-то стареть не хочется. Поняла?

– Ага, – сказала Лиза, хотя не совсем поняла, что значит стареть и умирать. Но Бижутерия Гламур была первым человеком, который заговорил с ней на серьёзную тему, и это она запомнила навсегда.