Принцесса Юта и суп с каракатицей

Глава 6. Дама с попугаем

Два дня пути прошло без всяких неожиданностей. Путники просто шли, останавливались на привалы и на ночлег.

Одну ночь они провели у семьи пастухов, где были отец и семеро братьев, а другую — в стане лесорубов у ночного костра.

Там пелись песни и рассказывались страшные истории о привидениях. Но Юта привидений нисколько не боялась. Она в них не верила. А от волков и других обитателей ночного леса принцессу было кому защитить.

Юрген до вечера работал вместе с лесорубами, и показал незаурядную сноровку в работе. Впрочем, работа дело заразительное, трудно оставаться в стороне и выглядеть неженкой. Юта вместе с другими собирала хворост для костра. Даже тётя Георгина пыталась участвовать в приготовлении ужина. Но вскоре она порезала себе палец, и княгиню отправили отдыхать.

Никто из встреченных ими людей не мог толком рассказать, что происходит в их королевстве. Но все сходились на том, что здесь какая-то страшная тайна.

И вот, последний привал перед входом в город. На исходе третьего дня путешественники расположились пообедать и отдохнуть на склоне высокого холма.

Дорога огибала холм и вела в долину. В ней, как на ладони был виден совсем близкий город, окружённый крепостной стеной.

Юте и её тёте город показался очень красивым. Но Юрген не разделял их восторг и недовольно качал головой.

— Перемены видны даже издали, что же ждёт нас за стенами. Раньше за городом был густой заповедный лес, а сейчас, видите, жалкая рощица в несколько сосен. Раньше сияние над Садом Золотых яблок видно было и днём, И ночью, на много вёрст. А сейчас мы так близко, но света над городом я не вижу. Да и на башнях, по моему, нет королевских флагов.

— Вот же — флаг! — вытянула руку Юта, показывая на самую высокую башню в городе.

— Это не королевский. У короля Любомира всегда был небесно-голубой флаг с белым крестом и большим сиреневым венком, с птицей в центре. А это что-то другое — тёмное в разводах. Отсюда не разглядишь. Как сильно изменился город…

— Всё меняется, — философски заметила Георгина. — И часто до неузнаваемости. И места, и люди.

— Да, это случается, — согласился Юрген.

— Нет, так не бывает, — решительно возразила Юта. — Люди не могут стать совершенно неузнаваемыми.

— Ещё как могут, — возразил Юрген.

— А вот и нет. Если в человеке не останется совсем Ничего от самого себя, то он станет просто другим человеком. Но это так же невозможно, как переселение душ. Так может казаться со стороны, тому, кто его плохо знает, но на самом деле человек остаётся тот же. Если не внешне, то в душе тот же.

— Не всегда, всё-таки, — вздохнула тётя. — Люди могут меняться и внешне, и внутренне. Именно в душе происходят перемены, от которых их иногда невозможно узнать. Ну, разве что, очень близкого человека узнаешь всегда.

— Это правда? — жалобно спросила принцесса.

Она обращалась не к своей тёте, а к Юргену, считая, что его богатый опыт путешествий граничит со всеведением.

Юрген неоднозначно пожал плечами.

— Когда я ещё служил во флоте, — сказал он, — у нас был один офицер, который раньше учился в Академии Художеств. Он рассказывал нам одну историю про великого итальянского художника Леонардо да Винчи.

— О, Я знаю этого художника, — похвасталась Юта. - Он написал Мону Лизу и фреску «Тайная Вечеря». И мы с тётей видели эту фреску в Италии!

— Ого, да вы знатные путешественницы! — с некоторой завистью сказал Юрген.

Но дамы возразили, что посещение достопримечательностей и музеев — это ещё не настоящее путешествие.

— А ведь как раз об этой фреске и речь, — продолжал Юрген. — Говорят, будто Леонардо несколько лет трудился над ней, старательно подбирая натурщиков для каждого портрета апостолов на Тайной Вечере. И вот, он никак не мог найти подходящего, лица, чтобы создать образ Иуды-предателя. Наконец он нашёл человека, который вполне подходил. А надо сказать, у Леонардо была отличная память на лица, он всегда узнавал тех, кого видел хоть раз. Тем более тех, кого он когда-либо рисовал.

Но когда он стал писать портрет Иуды с этого человека, на лице у которого отражались все возможные пороки, натурщик спросил: «Маэстро, а Вы меня не узнаёте?»

Леонардо вгляделся повнимательнее, полагаясь на свою уникальную память, и уверенно ответил, что никогда его раньше не видел.

А тот человек сказал: «Вы ошибаетесь, маэстро, Вы уже писали мой портрет здесь, в этой студии». «Этого не может быть, я бы запомнил! — воскликнул Леонардо. Скажите мне, кто Вы?» «Несколько лет назад Вы с меня писали образ Христа».

Наверное, это всего лишь легенда, но в ней есть доля правды, — закончил Юрген. — Жизнь оставляет на человеке свой отпечаток, и человек преображается. И если мы меняемся не в лучшую сторону, то сами в этом виноваты.

— И что, совсем-совсем невозможно догадаться? — жалобно спросила Юта.

— Не знаю. Спроси лучше у своей тёти.

Но тётя Георгина отказалась поддержать эту тему. Её беспокоил другой вопрос.

— Если мы хотим добраться до ворот города ещё засветло, то пора в путь. Скажите, Юрген, а на входе в город нужны какие-нибудь документы, и надо ли платить пошлину?

— Теперь — не знаю. Раньше не надо было. В любом случае, когда подойдём к заставе, позвольте мне вступить в переговоры.

— Хотела сама просить Вас об этой услуге, — сказала Георгина. — Мы не очень-то разбираемся в здешних порядках.

Они спустились с холма. Широкая, прямая и по-прежнему пустынная дорога привела их к воротам города. В нескольких шагах от каменной арки ворот стояла полосатая сторожевая будка, а рядом с ней дорогу преграждал тоже полосатый шлагбаум. Это была застава.

У шлагбаума путников встретила странная дама в Пёстрой шали с кистями и с большим живым попугаем на плече. Попугай протянул хозяйке в клюве какую-то сложенную бумагу.

— Господа путешествующие, — строго сказала дама с попугаем, — при входе в наш славный город полагается платить пошлину. Со взрослых пять золотых монет, с ребенка — хватит и трех.

— Всё дорожает! — вздохнул Юрген. — Раньше здесь была самая дешевая застава, всего медный грош. А детям — бесплатно.

— Что было, то было. Теперь время другое.

— Ладно уж…

Юрген собирался достать из котомки деньги, но дама остановила его.

— Постойте. Сперва вы все должны подписать бумагу, что не везёте в наш город чёрную кошку, пустые ведра или павлиньи перья.

— Что за ерунда! — возмутилась тётя Георгина. — Это эе чистое суеверие!

Это приказ великой Мары, — возразила дама, разворачивая бумагу. — Видите, подпись и печать.

— Кто эта такая Мара,[4] мы о ней прежде не слышали, — сказал Юрген.

— А давно ли Вы были в городе?

— Лет пятнадцать назад.

Попугай на плече незнакомки хрипло захохотал, а сама она стала рассказывать.

— Когда король Любомир женился, у них с супругой долго не было детей. Однажды в королевство явилось посольство от Великой Мары, заморской чародейки и провидицы. Она сказала, что может умилостивить духов, и тогда у королевы будет ребенок.

Ей, разумеется, отказали. В королевстве, известном своей Живой Водой и верой в настоящие чудеса, не к лицу прибегать к помощи чародеев.

Прошло немного времени, и по городу распространилась весть, что у короля и королевы вскоре будет ребёнок. Все очень радовались. Но Великая Мара снова пришла с посольством и сказала, что если её не примут во дворце, то случится большое несчастье.

Её снова прогнали.

Но когда королева умерла при родах, а наследник чудом остался в живых, в ворота города снова постучала Великая Мара и сказала, что если король не хочет потерять и единственного сына, пусть примет её.

И на этот раз её посольство было принято. Она теперь живёт во дворце и охраняет здоровье наследника. Король во всём её слушается, и Мара издаёт указ за указом. Она всюду расставила своих слуг, велела обнести высокой неприступной стеной Сад Золотых яблок и запретила народу попусту прикасаться к Живой Воде. Теперь к источнику могут пройти только избранные, из числа приближённых Великой Мары. Весь город в страхе перед её могуществом, никто не может ей возразить. Теперь здесь не держат чёрных кошек и белых лошадей: они приносят несчастье. И всё королевство плюёт через левое плечо и встаёт только с правой ноги.

— И весело же у вас живётся! — заметил Юрген.

— Ничего подобного, — возразила дама. — Указом Великой Мары у нас уже пять лет запрещено смеяться на улице или в общественном месте. Кстати, вас это тоже касается, хотя вы приезжие.

— Однако! — засмеялся Юрген. И уточнил: — Но до заставы пока ещё можно?

— Нет. Вы уже в черте города.

Попугай снова захохотал и распустил крылья.

— А на Вашу птичку указ не распространяется?

— У меня есть на него разрешение, — с достоинством ответила дама.

— Большое спасибо за пояснение.

Тут из сторожки появился стражник и двинулся к ним.

— Господа путешествующие, при входе в наш славный город полагается заплатить пошлину.

Юрген отдал ему деньги, а Георгина и Юта подошли поближе. Они удивлённо оглядывались по сторонам: дама с попугаем, секунду назад бывшая здесь, испарилась бесследно. Её нигде не было.

А стражник тем временем продолжал:

— Вы все должны подписать бумагу, что не везёте в наш город чёрную кошку, пустое ведро или павлиньи перья. А также о том, что вы не являетесь личными недоброжелателями Великой Мары.

Стражник развернул перед ними бумагу и поставил чернильный прибор на шлагбаум.

Путешественники переглянулись.

— Жаль, но я, к сожалению, ни читать, ни писать не умею, — заявил Юрген. — Пусть моя супруга подпишет. Ты не против, милая?

Тётя Георгина также вздохнула с сожалением:

— Как назло я порезала палец. Очень болит, даже перо не могу держать.

— Но это ведь левая рука, мадам, — заметил стражник.

— А я левша.

— А я несовершеннолетняя, — с удовольствием заметила Юта. — И, к сожалению, могу поставить подпись только после родителей!

Стражник укоризненно покачал головой. Шлагбаум нехотя, со скрипом поднялся…