Принцип индивидуации. О развитии человеческого сознания

Глава 1 Двоякое движение индивидуации

Философ Мартин Бубер в интервью, взятом у него американским психологом Карлом Роджерсом, отметил распространенное непонимание концепции Карла Юнга об индивидуации. В обмене мнениями перед студентами Мичиганского университета Бубер провоцировал Роджерса, резко нападая на него за употребление термина «личность», а потом продолжил в том же духе, высказывая свое несогласие с Юнгом:

Бубер неверно истолковал концепцию Юнга об индивидуации как простое утверждение и углубление заданной структуры характера во времени.

Проект индивидуации, представленный Юнгом во множестве работ, будучи далек от того рода душевного укрепления, о котором говорит здесь Бубер, оказывается намного более сложным и, по сути, имеет дело с тем, чтобы пролить свет во тьму психологической жизни и интегрировать различные полярности и напряжения, обнаруженные там. Это проект подъема и развития сознания, если сформулировать его простейшим из возможных способов. Что влечет за собой формирование сознательных отношений к различным аспектам личности не путем дальнейшей идентификации с наиболее выдающимися чертами, как понял бы Бубер, но, скорее, путем максимального удерживания их всех в сознании как раз без такой идентификации. Если этот проект и направлен в какую-то сторону, то как раз в противоположную тому, что понимает Бубер под индивидуацией в вышеизложенном пассаже. Сильный акцент Бубера на контакте в мире, широко известный как отношения Я – Ты,[5] вовсе не исключен в индивидуации, как я покажу. В действительности процесс индивидуации делает такие отношения возможными в более полной степени, чем это происходило бы без нее. Как я продемонстрирую на примерах, отношения Я – Ты включены в индивидуацию, хотя и не в том исключительно экстравертном виде, который описывает Бубер в своих работах.

Проект индивидуации, мыслящийся как опус длиною в жизнь, как я докажу, основывается на врожденном психологическом императиве, который волей-неволей стремится к расширению сознания. Здоровье и рост не в большей степени факультативны для психологической сферы, чем для физической. У психики есть свои требования, так же как у сомы – свои. Разумеется, человек может сделать выбор и в пользу болезни, физической или психологической, и многие это делают по причинам, выходящим за рамки их разумения.

Как подчеркивал Юнг и как я буду объяснять в этой главе, процесс индивидуации взрослых людей[6] происходит в двух основных направлениях. Первое имеет отношение к дифференциации бессознательного в анализе. Алхимики назвали бы этот шаг separatio.[7] Подобная аналитическая сепарация включает расчленение выкованной человеком идентичности, отделение ее как от фигур и содержаний, имеющих изначальную основу во внепсихической реальности (то есть в других людях и объектах), так и тех, что укоренены в первую очередь в самой психике (так называемые внутренние фигуры, о которых речь пойдет позже). Этот шаг дезидентификации приводит к созданию более прозрачного сознания, чистого зеркала. Второе направление, вступающее в игру одновременно, требует постоянного и пристального внимания к проявлению архетипических образов коллективного бессознательного, возникающих в снах, активном воображении и синхронистических событиях. Этот шаг включает привнесение этого нового материала в модели сознательного функционирования и в ежедневную жизнь. Это синтетическое движение (в алхимической терминологии – coniunctio[8]), можно представить как осторожное прислушивание к духу бессознательного и сознательное интегрирование его содержаний. Оба направления одинаково важны, и индивидуация не может достичь своего полного потенциала без одного из них.

Стало быть, с одной стороны, индивидуация требует борьбы с собственным характером и некоторого дистанцирования от него. С другой стороны, она помогает вновь проявляющимся чертам психики прийти в сознание и взывает к интеграции этих черт в новое целое. Другими словами, это означает возможность объять все аспекты Самости с определенным принятием и уважением. Юнгианская психология предлагает метод удержания парадоксов психики в сознании и способы взаимодействия с их сложностью.

Я начну с аналитического аспекта индивидуации. В ответе на вопрос о переживании Атмана (Самости) Юнг заметил:

Первый шаг индивидуации имеет отношение к очищению психики от ее бессознательных идентификаций. Это редукция.

В качестве введения позвольте мне предложить краткий исторический экскурс в концепцию Юнга об индивидуации. Основа ее философская в той же мере, как и психологическая.

Одно из первых появлений термина «индивидуация» в работах Юнга восходит к чрезвычайно необычному тексту 1916 года под латинским названием «Septem Sermones ad Mortuos» («Семь проповедей мертвецам»).[10] Эта работа, как принято считать, содержит в себе самую раннюю версию психологической теории Юнга об индивидуации, хотя и изложенную в мистической и философской форме. Содержание этого текста, как объясняет Юнг в «Воспоминаниях, снах, размышлениях» (ВСР), пришло к нему в состоянии транса и было «продиктовано» ему неким Василидом из Александрии. Книга появилась на свет в течение нескольких дней во время его интенсивнейшей внутренней работы (годы «конфронтации с бессознательным», как он называет этот период в «ВСР»), результаты которой отражены в знаменитой «Красной Книге».[11]

В «Septem Sermones» Василид утверждает, что principium individuationis является сутью сотворенных вещей (creaturd) и отделяет creatura[12] от pleroma[13] Для индивидуального человеческого существа (то есть creaturd) процесс обособления и отграничения от целого оказывается вопросом жизни и смерти:

Вкратце принцип индивидуации определяет некую суть человеческого существа. Это абсолютный, базовый импульс человеческого субъекта – отличать себя от окружения. Это и есть индивидуация, по крайней мере, частично, и энергия на ее осуществление – данность человеческого сознания. По мере становления личностью человек с необходимостью должен создавать различения и отделения. Стремление к специфичности, к становлению тем, кто ты есть по природе, укоренено в самом естестве человеческого сознания. Следовательно, стремиться к индивидуации – значит находиться в согласии с человеческой природой. Движение по направлению к индивидуации не есть лишь одна из возможностей, не обусловлено и не определяется культурными различиями. Это данность, хотя, разумеется, многие люди игнорируют ее, подавляют ее и коверкают себя, запутываясь в попытках отрицать ее присутствие из страха показаться нонкомформистами или того, что в них будут видеть «иных».

Pleroma, в отличие от индивида (creaturd), есть Всей Ничто. Она содержит все возможные психологические «качества», но без всякого различения или отделения их от всего другого. Это первичная психическая материя, Великая Мать, матрица, из которой появляется все, что когда-либо может обрести сознание. Фундаментальный принцип pleroma – вовлечение без различения. Вне этого, над этим и против этого – возникающее сознание отдельного индивидуума, чья сущностная природа есть различенность и чей основной импульс – достичь индивидуального сознания, то есть чувства уникальности, требующего отделения и постоянного проведения различий между Я и не-Я: не это, не то, но нечто другое, нечто обособленное и уникальное. В процессе достижения этого человек обнаруживает (или, возможно, создает) парадокс сложности, то есть психологические противоположности. Контрастирующие пары качеств создаются как проведенные различия: вверх и вниз, назад и вперед, красота и уродство, мужское и женское, добро и зло, время и пространство и т. д. Обретя видимость и ясность, они ведут за собой отождествление и предпочтение. Индивидуальная личность тянется к идентификации с одной стороной пары и старается держаться подальше от другой. Таким путем достигается первая стадия определенности, и Я и Другой начинают существовать как пары противоположностей. Создается тень. Здесь рождается также и иллюзия различенности, ибо, хотя это и шаг в направлении индивидуации, это еще не подлинная сущность, потому что качества, с которыми человек идентифицируется, коллективны. Это еще не индивидуальность. Она еще должна появиться.

Этот ранний этап процесса индивидуации базируется на формировании состояния психологической идентичности с некоторыми качествами, выделившимися из состояния плеромы. Некоторым образом выделенная, но все еще коллективная «личность» и «характер» начинают существовать. Можно задуматься в этой связи о том, что Эрик Эриксон описывает как формирование идентичности в подростковом возрасте. Психологическая персона начертана и воспринимается как способ адаптации к специфическим требованиям данного культурного окружения. Позже однако, обычно к середине жизни, индивидуация требует, чтобы человек отделился от коллективных качеств, с которыми идентифицировался, поскольку:

Продолжается работа по сепарации, но сейчас она идет на гораздо более глубоком уровне. Сознание теперь занято различением между индивидуальным и теми самыми качествами, которые принимались за собственное Я, которые стали самыми основными привязанностями человека, его ценностями и убеждениями. Категорическое требование индивидуации – вернуться к собственной природе, к подлинной собственной сути. («Посему не должно вам устремляться к различению, как вы о том помышляете, но к ВАШЕЙ СУЩНОСТИ»[16]). И это стремление навстречу собственному индивидуальному существу – самая главная работа, продолжающаяся до конца жизни.

В 1916 году Юнг вновь берется за тему: что же значит стать индивидуумом – на этот раз он делает это не в мифопоэтической манере, а более прозаичным способом: в лекции, прочитанной в Ассоциации аналитической психологии. На немецком эта работа была озаглавлена» Uber das Unbewuste und seine Inhalte», тогда как в английском переводе она называется «Структура бессознательного».[17] Здесь впервые он развивает понятие персоны и то, как она построена – как компромисс между индивидуальным и коллективным. Персона строится, говорит он, из фрагментов коллективного, с которыми идентифицируется эго и чьи функции заключаются в облегчении адаптации к социуму. Фактически персона – это «сегмент коллективной психики»,[18] но она симулирует индивидуальность. Следовательно, ее существование может оказаться тонким врагом индивидуации, если она не стала сознательной «маской»: «Люди обладают одной способностью, которая, хотя и являет собой величайшую пользу для коллективных целей, весьма пагубна для индивидуации; это способность к имитации».[19] Она же – основание для вербовки солдат и молодых террористов. Их побуждают притворяться героями и обещают в награду геройские почести при погребении в случае гибели в бою.

Именно эта склонность к имитации в ущерб индивидуации привела Юнга к столь негативному отношению к институтам и учебным программам, учреждаемым под его именем и обучающим аналитической психологии. «Слава богу, я Юнг, а не юнгианец» – такова одна из его самых знаменитых реплик, указывающая на желчное отношение к людям, формирующим персону лишь путем отождествления с его идеями и методами и пренебрегающим внутренней работой, которой требует императив индивидуации. Подобное поведение в результате не дает ничего, кроме множества пустых масок, считал он, посредством которых его изначальные идеи могут превратиться в стереотипы и предписания. Когда Джозеф Уилрайт рассказал Юнгу об открытии учебной программы в Сан-Франциско, то Юнг, по словам Уилрайта, уставился на него, словно бы «на него наехал грузовик». И на слова Уилрайта: «Я вижу, вы и вправду не хотите ничего слышать об этом» – ответил: «По правде говоря, в голову не приходит ничего, о чем я хотел бы слышать меньше».[20] У Юнга совершенно явно была аллергия на подражателей. Слава богу, что это не превратилось в правило, и люди все же изучают методы Юнга и проходят учебный анализ.

С другой стороны, нужно признать, что формирование бессознательных привязанностей и создание уз, основанных на отождествлении со значимыми людьми из непосредственного окружения, – совершенно нормальные аспекты психологического развития. Младенцы привязываются к своим матерям и вступают в состояние идентичности с теми, кто о них непосредственно заботится. У этого процесса есть архетипическая основа, и он составляет ведущую форму общения между матерью и младенцем по бессознательным каналам, стимулирующим эмпатию и взаимность (см. великолепное обсуждение связей между теорией привязанности и архетипической теорией в работе Жана Нокса). Младенец может указывать матери на свои потребности и чувства невербальным способом, который мать понимает в силу глубокой привязанность к нему. Это начинается в утробе посредством настройки сензитивной матери на эмбрион. Позже ребенок сформирует сходные отношения и с другими членами семьи и, в конце концов, с соседями, родом, школой, городом и нацией. Со всеми этими элементами развивающаяся личность вступает в то, что Юнг вслед за французским социологом Люсьеном Леви-Брюлем называл participation mystique.[21] Через обретение такого типа человеческой идентичности установка коллективной психики обретает голос. По мере того как человек становится честным гражданином, любящим сыном или дочерью или преданным членом церкви, школы и государства, надежным работником, мужем или женой, отцом или матерью, этичным профессионалом, окружающие люди уверяются в том, что он достоин доверия и, стало быть, высоко оценивают его (или ее). Такие люди явно выступают от лица семьи, сообщества, нации или даже от лица всего человечества, но не от своего. Если лица, обретшие столь добросовестную и стойкую персону, остаются бессознательными в отношении своей подлинной индивидуальности, то эта индивидуальность остается нераскрытой, и они превращаются в простой рупор коллективной установки, с которой они отождествились. И хотя это до известной степени служит интересам человека, потому что, в конце концов, каждому нужно адаптироваться к обществу и культуре и потому что хорошо сформированная персона оказывается явным преимуществом в практических целях выживания и социального успеха, – совершенно ясно, что это не является целью индивидуации. Это лишь подготовительная стадия процесса индивидуации.

Вполне понятно, что у людей есть искушение здесь остановиться, поскольку создание мягкой и хорошо функционирующей персоны не такая уж легкая вещь. Если принять во внимание всю психологическую работу, которая должна быть проделана и завершена для того, чтобы добиться социальной идентичности, а также найти способ приспособления к жизни в определенном времени, то, как только все это достигнуто, естественным кажется вопрос: почему бы не расслабиться и не насладиться плодами своих трудов? Однако Юнг завершил свой доклад 1916 года утверждением о том, что индивидуация – «это принцип, который делает возможной, а при необходимости и вынуждает появиться прогрессирующую дифференциацию от коллективной психики».[22] Индивидуация – это природная сила, на взгляд Юнга, столь же сильная и настойчивая, как сексуальный инстинкт и воля к власти, так что просто не существует возможности решать, не стоит ли сделать привал в психологическом развитии и почить на лаврах, как только достигнута адаптация. Не будучи избранным сознательно, импульс к индивидуации будет принуждать к странным поворотам и изгибам жизненного пути, поскольку он настаивает на индивидуальности в самых неожиданных местах и в самое неподходящее время. Юнг видел в конфликтах такого рода распространенный источник неврозов и несчастья во второй половине жизни.

В то же время, когда Юнг сочинял два цитируемых мной текста, он работал также над «Психологическими типами»,[23] продумывать которые он начал в период своего разрыва с Фрейдом около 1913 года, но завершить и опубликовать которые не мог до 1921. «Психологические типы» – объемный том, в котором рассматривается теория типичных различий между людьми в отношении подходов к переживанию и толкованию феноменального мира; эта работа представляет собой совокупность психологических инсайтов и представлений Юнга на тот момент. В заключительной главе он определяет «индивидуацию» как «процесс дифференциации, целью которого является развитие индивидуальной личности».[24]