Глава 11. Как не попасть в "сомнительную историю"

— Макаров, ты мне хотел что-то рассказать про Бекаури и Термена, которые по твоим словам "влипли".

— Бекаури — изобретатель радиоуправляемого фугаса. Директор ОСТЕХБЮРО. В тридцать восьмом был репрессирован. Ну и ежу понятно, что после начала работ по "разработкам стратегического значения" он не мог рассчитывать на поездки за рубеж. Вообще, это был "пунктик" Советов, — невозможность ездить за границу, по своему усмотрению. Понятно, что мотивировали это необходимостью бороться со шпионско-диверсионной деятельностью. Причём не без оснований — времена "железного занавеса" были самыми спокойными в истории СССР. Но для известности тебя как учёного, это минус, затруднения с выездом за рубеж. Ведь ты, если пошлёшь свои, точнее уже наши труды по квантовой электродинамике, например в тот же журнал "Nature", то, после оценки твоего труда, скорее всего получишь приглашение в какой-нибудь западный исследовательский центр. Возможно, в Кембридж, от Резерфорда. Вот сейчас, например, молодой физик Пётр Капица, учиться, и работает под руководством Резерфорда в Англии. И, надо сказать, добьётся признания у своего шефа. Имя успеет сделать за границей. А вот для Бекаури подобный путь УЖЕ исключён.

— А с Терменом что? Кстати, я, кажется, что-то о нём слышал. Это не он случайно изобрёл электромузыкальный инструмент "терменвокс"?

— Он, он самый. Пока у него всё в ажуре. Он завоюет бешеную популярность своими концертами в США, и, кстати, сделает миллионы на своих выступлениях и изобретательской деятельности! Так, например, охранная система знаменитой тюрьмы Алькатрас была разработана именно Терменом! И это послужит причиной его "депортации" в СССР. После чего на долгие полвека, если не больше он словно исчезнет с горизонта научной и музыкальной общественной жизни. В СССР его заставят работать на НКВД — это, как я тебе уже рассказывал, преемник ОГПУ. Самое удивительное, что после распада СССР Термен, который всю предшествующую жизнь был беспартийным, вступит в КПРФ! И будет мотивировать это тем, что дал обещание вступить в партию Ленину.

— Меня, жёстким тоном, выдержав паузу заявил Макаров, судьба ни того ни этого не устраивает. А вот с Капицы можно брать пример.

— И что для этого нужно?

— Не стать "невыездным". А мы, похоже, уже попали под "колпак". Нагульнов нас на заметку взял.

— И что делать?

— Не проявлять рвения. Ссылаться на то, что мол, ты теоретик, и с практикой у тебя не очень. Ну и соответствовать. Тебе, наверно, нет смысла сейчас круто менять маршрут своей жизни. Она у тебя в двадцатых складывалась просто отлично. Разве что ускорить немного события. Поехать учиться в Питер не в двадцать шестом, а уже в этом году.

— Знаешь, что, Макаров. Я понимаю, что в твои времена основная масса народа, как говорят, скурвилась. Но сейчас не тогда. Так что давай действовать по обстоятельствам и не делать скоропалительных выводов. У тебя, Макаров, тоже на глазах "очки". Чёрных предрассудков. Возможно, заботливо взлелеянных теми, кто вас победил.

— Бронштейн, не забывай, что ТЫ, от своих "очков", умер.

— Тогда давай, рассказывай, что и с кем я тут в Киеве делал и общался, перед тем, как уехал в Питер.

— Вот кусочек твоей биографии:

— В 1924 г. ты узнал, что при университете действует кружок любителей физики, и стал его посещать, а твой брат, желая поскорее встать на ноги, поступил на курсы стенографии.

Кружок, в который ты начал ходить, полностью назывался "физической секцией киевского студенческого кружка исследователей природы". Его руководителем и создателем был молодой физик Петр Саввич Тартаковский.

По характеру этот кружок был близок тогдашним "семинарам повышенного типа", которые готовили студентов к научной работе, давали возможность отбирать наиболее способных.

Кружок предназначался прежде всего для студентов, но сейчас, когда в стране происходят интенсивные общественные процессы, границы между различными социальными группами зыбки, легко проницаемы.

В кружке рассматривались и темы, относящиеся к классической физике (например, динамика бумеранга), и самые актуальные вопросы физики того времени.

По-видимому, Тартаковский очень быстро обратил внимание на тебя: всего через несколько месяцев — в январе 1925 г. — "Журнал Русского физико- химического общества" получил первую статью М. Бронштейна "Об одном следствии гипотезы световых квантов".

Ты интенсивно работаешь. В 1925 г. две твои статьи по квантовой теории взаимодействия рентгеновского излучения с веществом были опубликованы в известном немецком журнале "Zeitschrift für Physik", в 1926 г. — еще три статьи. В этих статьях ты показал хорошую математическую подготовку.

О тебе быстро узнают киевские физики и астрономы. Ты становится членом секции научных работников при Киевском окружном отделении Союза работников просвещения. Директор астрономической обсерватории С. Д. Черный и руководители физических семинаров Л. И. Кордыш и Г. Г. Де Метц высоко оценивали твою работу; их отзыв пригодился тебе при поступлении в Ленинградский университет.

— Вот с этого, Макаров, и нужно было начинать! А ты что натворил? Не нужно было пороть горячку!

— Ну, ничего плохого пока не произошло. Надеюсь.

— Что ж, хоть что-то полезное о моей грядущей судьбе в своём мире ты мне сообщил. Тартаковский, Чёрный, Кордыш, Де Метц…

— Наиболее серьёзную подготовку ты прошёл у Тартаковского. Вот к нему и нужно идти.

— Завтра и сходим, с утра. А сейчас нужно идти в горсовет…

Рабочий день в горсовете начался так, как уже начало становиться привычным. Пообедав в столовой, братья получили инструмент и материалы. Работа спорилась. Исидор, поверив в то, что ему по силам справится со своим недостатком — заиканием, усердно разрабатывал речь. У него уже получалось сказать, хоть и медленно, но без заикания небольшие фразы. Матвей же всячески поддерживал брата в борьбе с недугом.

Основную работу по прокладке электропроводки делал Матвей, а Исидор был "на подхвате". Но постепенно брат усваивал навыки и всё чаще выполнял отдельные операции самостоятельно.

Прошла пара часов. Братья тянули проводку к очередному кабинету, как вдруг из-за неплотно закрытой двери донеслись голоса о чём то ожесточённо спорящих комиссара и посетителя.

— Пётр Савич, нет у меня свободной бумаги! Так что не просите.

Собеседник не стал продолжать спор далее и вышел в коридор, как раз напротив братьев.

— Ну-ка, Бронштейн, "подвинься", надо с этим гражданином поговорить, пока не ушёл.

Матвей спрыгнул с раскладной лесенки, и быстрым шагом подошёл, к уже собиравшемуся уходить посетителю.

— Пётр Савич Тартаковский, если не ошибаюсь?

— Да, это я.

— А вы случайно не руководите студенческим кружком?

— Случайно руковожу, а что?

— Я Матвей Бронштейн. Самостоятельно прошёл дома полный курс гимназии, и смею надеяться, университета. Я хотел бы посещать ваш кружок, а если возможно, то и заниматься научной деятельностью.

— Вот как?! Похвально, молодой человек. А чем бы вы хотели заняться?

— Исследованием, которое может в кратчайшие сроки, принести, в случае успешного завершения, возможно, Нобеля.

— Ого! У Вас наполеоновские планы, юноша! И что же это?

— Приложение одной малоизвестной работы Альберта Эйнштейна, о вынужденном излучении фотонов атомами. На её базе возможно создание квантового генератора когерентного и монохроматического излучения электромагнитных волн.

— Смелое предложение. Хотя я почему-то уверен, что такой генератор не будет работать из-за ограничений, накладываемых вторым началом термодинамики.

— Пётр Савич, ваша уверенность ошибочна. Генератор вполне реализуем, и даже прост по своей конструкции. Его можно сделать уже сейчас, каких-то особо редких приборов и оборудования не требуется. Достаточно двух катушек Румкорфа, включённых по мостовой схеме, длинной стеклянной трубы, заполненной смесью азота и углекислого газа, двух зеркал — оптического резонатора, одно зеркало с "дыркой" для выхода луча инфракрасного излучения. В углекислоте, из-за особенностей её молекул, подобный процесс, генерации когерентного и монохроматического излучения, довольно просто осуществить. А значение такого генератора, для науки и для промышленности, громадно.

— Что ж, молодой человек, вы меня заинтриговали. Приложение теории квантов Планка к световому излучению — это та работа, которой я занят. Приходите. С четырёх вечера и до восьми. Тартаковский назвал адрес, где располагался кружок.

Вернувшись к прокладке электропроводки, Исидор, надо сказать, уже самостоятельно натянул провода на фарфоровые изоляторы, Матвей продолжил работу — начал подключать к проводке розетки, включатели и лампы.

Поздно вечером, сдавая инструмент завхозу, Матвей попросил перенести работу братьев на первую смену.

По пути домой Матвей молчал, чем удивил брата. Причина же молчаливости и некоторой рассеяности Мити была в том, что Бронштейн и Макаров оживлённо обсуждали события дня.

— С Тартаковским повезло, так повезло! Не пришлось его разыскивать.

— А что это за квантовый генератор монохроматического и когерентного света?

— Лазер. Аббревиатура английского предложения "light amplification by stimulated emission of radiation — усиление света посредством вынужденного излучения". Очень эффективный научный прибор, позволивший буквально преобразить оптику! И для технологии, обработки материалов он хоть куда!

— Если излучение, даваемое этим генератором, как ты говоришь, монохроматическое и когерентное, то его можно сфокусировать практически в точку! В пятнышко размером с длину волны светового кванта этого излучения! Тогда понятно. Мощность на единицу площади даже при сравнительно небольшой мощности самого генератора, может достигнуть просто астрономических величин! Это же что получается? Так это же можно генерировать космические лучи на письменном столе! В голосе Бронштейна буквально зазвучал восторг. Затем он произвёл в уме еще некоторые мысленные действия, над раскрытой ему Макаровым прозой жизни, и обеспокоенно спросил пришельца:

— Но ведь тогда лазер, как ты говоришь, это же и оружие тоже?

— Вот не поверишь, но с практической точки зрения, особенно на нынешнем уровне развития техники, НЕТ! И достаточно просто сообразить почему.

— Мощность, очевидно, ограничена свойствами излучающего лазерный свет газа? И не может быть слишком большой?

— Не совсем так. Как раз мощность того лазера, что я предложил Тартаковскому — углекислотно-азотного, может составлять десятки киловатт при сравнительно небольших размерах — с грузовик. И КПД преобразования электрической энергии в лазерное излучение у такого лазера довольно велик — до 30 %. Но вот "поджарить" цель на сколь-нибудь интересном для военного применения расстоянии не получиться. Поскольку цель движется, а сейчас систем автоматического удержания луча на цели нет, и в ближайшее время не предвидится! А вот для промышленности такой "прожигатель" — просто подарок! То же сверление часовых камней — очень длительный и трудоёмкий процесс сейчас. Тогда как лазером можно прожечь рубиновый камень за доли секунды. Резка сверхтвёрдых и прочных материалов ускоряется в сотни раз! Используя свойства луча, можно с очень высокой точностью мерить расстояния. Для нас в лазере интересно то, что он сейчас будет иметь сугубо научное значение. Сообразить, что это устройство может быть резаком, не так-то просто, особенно, на первых порах, когда мощность лазеров будет измеряться микроваттами. А вот как научный инструмент, он просто великолепен. И, есть ещё одно. Скоро Алексей Толстой напишет роман "Гиперболоид инженера Гарина". Где как раз будет выведен такой вот луч. Представляешь, какая будет реклама, когда выяснится, что "гиперболоид" уже создан! Хотя я хочу отдать это изобретение Тартаковскому. Если не делать глупостей, и отрицать военное значение этого устройства, или хотя бы сразу занять внимание Тартаковского научным аспектом лазера, то нам не грозит судьба Бекаури. Кстати, при помощи лазера возможны, просто, головоломные опыты — например, опыт по доказательству существования… параллельных миров!

От подобного заявления Бронштейн остановился и чуть не сел на пятую точку, — так велико было его потрясение. Затем, собравшись с духом, он спросил:

— Это как? Что за опыт?!!

Загрузка...