Пристойное поведение

Глава 8

Проходит неделя. Затем половина следующей. Итого целых десять дней спокойной жизни, включающей в себя море работы (что и плохо, и хорошо одновременно), пару поездок к маме, и абсолютно точно исключающей ночевашки с Егором в одной постели. Хватит с нас двух раз, третий мы точно завалим, к гадалке не ходи.

С какой вообще стати двум взрослым людям в неэкстренной ситуации делить одно одеяло на двоих? Верно – ни единой отговорки «за» не существует. Подобное времяпровождение означало бы лишь то, что мы осознанно нарываемся, открыто провоцируем друг друга. И от грехопадения отделяет взгляд, вздох, неловкое или ловкое движение… а дальше уж оба в курсе, что делать. А потом он вернется к жене, как ни в чем не бывало, а я останусь один на один с не ведающей жалости ревностью, которая будет пить мою кровушку, выжмет до капельки, не дожидаясь остановки дыхания. Медленная мучительная смерть – достойная кара за запретную любовь, так ведь?

Есть, конечно, слабая надежда, что в сексе Математик никакой, тогда после процесса я бы ласково улыбнулась, потрепала ему челку и с радостью бы присвоила парню четвертое место из четырех в моем внушительном списке любовников, навсегда записав во френдзону. Но пока риски слишком велики, опасно пробовать.

В то утро, когда я успела прочитать две главы его запретной книги, он долго ругался по телефону с другом, по совместительству – дилером. Егор закрыл дверь на кухню, чтобы не пугать меня, но я слышала каждое слово, втягивала голову в плечи, то таращила, то закатывала глаза в отдельные моменты. Наскоро освежилась в ванной и даже налила себе кофе из турки, пока он выяснял отношения. Не ожидала, что мой душка-филолог умеет устрашающе орать, выражаясь отборным матом. Судя по всему, впарили ему что-то не то, на что он рассчитывал, и глюки Озерский поймал нешуточные, а потом еще и отходняк доконал бедняжку. Надеюсь, послужит уроком. Взрослый мальчик, пора бы понять, что наркотики – это фу, гадость.

В комнату он влетел все еще на взводе, резко распахнул дверь и выпучил на меня, мирно сидящую за его ноутом, глаза. Ой.

– Что делаешь? – спросил и стиснул зубы, обозначив желваки на скулах.

– Да так, книжку твою читаю. Полуавтобиографическую.

– И как? – он скрестил руки на груди и облокотился плечом на дверной косяк.

– У тебя необычный стиль, к нему сложно привыкнуть, но вот позади тридцать страниц, и мне кажется, я потихоньку прихожу в восторг. Была бы благодарна, если бы ты налил мне еще кофе, не хочу отрываться. Если честно, безумно интересно.

Кофе мне нести никто не разбежался. Несколько шагов – и Озерский рядом, схватил меня за плечи и потянул вверх, а затем неожиданно подхватил под бедра и, захлопнув ноут, плюхнул прямо на его крышку.

– Ох! – только и успела я выдохнуть, как он оказался в нескольких сантиметрах от меня.

Мои руки сами потянулись к его лицу, пальцы пробежались по шее, зарылись в волосы.

– Тише, Егор, не злись.

– Я не на тебя же, – он свел брови вместе, но все еще выглядел взбешенным.

– Просто не злись. Ты сказал, что дилер – твой друг. Друзья не продают друг другу бодяжную наркоту, дойди до этого своим ясным, пока еще не оцепеневшим от химического яда умом, пусть с моей подачи. Черт! Вообще не продают наркоту, но к этому этапу мы перейдем в следующий раз, не все сразу, – я все гладила и гладила его по голове, стягивала влажные после душа волосы, лохматила их, упиваясь тем, что он позволяет. Когда Математик вот так гладко выбрит и трезв, будто и не он вовсе. Незнакомый мне Егор, перед которым теряюсь. А еще мне нужно было чем-то занять руки, отвлечься, пока он в зоне моего комфорта.

– Спасибо, что побыла со мной вчера и ночью, – проговорил серьезно. Можно было жестоко высмеять его реплику, но я почему-то подумала, что не стоит.

– Спасибо, что заступился за меня перед Августом.

– Услуга за услугу?

– Типа того.

– А вот и нет, ты разрешила приехать до того, как я сломал психопату нос, – проговорил с широкой улыбкой. И я снова растаяла. Он наклонился и коснулся своим носом моего, прикрыл глаза, и мне ничего не оставалось, как проделать то же самое. Темно. В целом доме, Вселенной только он и я. И наши дыхания в тишине комнаты. Мои пальцы, наконец, оставили в покое его волосы и переместились на плечи, которые я стиснула, готовая в любой момент оттолкнуть. Выпрямить руки. Его ноги находились между моих. Его горячий ноут с важной для него книгой – под моей задницей. Меня ужасно много в его жизни, и исчезать из нее я была не намерена, по крайней мере, не сегодня.

Его губы коснулись моих в сухом коротком поцелуе.

– Я тебя хочу, – прошептал он медленно. – Сейчас. Сильно.

– А я тебя, – не осталась в долгу. Произнесла с придыханием, с дрожью. Откуда только взялось столько разврата в интонациях? Он напряг руки, напрягся сам, а я впервые в жизни испытала, что это такое – обладать властью над мужчиной. Крепко держать его за яйца просто тем, что все еще в трусиках. Откуда-то я точно знала, что вот сейчас, ради моего короткого «да», он готов на все. Хорошо, на многое. Ждет условий. Перечисляй любые – машину, путешествие, тряпки… говори ему, он кивнет. Исполнит. Лишь бы дали то, что хочется.

Слепо обожать взрослого мужчину – знакомый опыт, партнерские отношения – тоже были, а вот так, чтобы самой устанавливать правила игры, на которые он согласен, лишь бы играть – ново. На секунду я устыдилась того, как сильно мне понравилось чувствовать власть над ним. Ощущения пьянили. Взгляните на меня – я самая красивая, сексуальная, я его победила, а он вовсе не против. Так сильно нуждается, что взгляд темнеет, дыхание рвется.

– Нет, не просто потрахаться, а именно тебя, – он ткнул пальцем мне в грудь.

На этот раз я коротко чмокнула его в губы и чуть отстранилась, намекая, что продолжения не будет. Сердце в груди колотилось, как обезумевшее, а внизу живота и между бедер мучительно заныло. Жарко. Желание такой силы, что самостоятельно с ним не справиться.

Ты тоже об этом думаешь, Егор?

Захотелось стиснуть ноги, но куда там, Озерский не был настроен сдавать позиции. Я не лгала ему. И пусть вела себя как подлая стерва, сука, но мне не нужны были его деньги или подарки. Вообще пофиг на них. Мне нужен был его прекрасный член и он сам, но холостой. Мое единственное крошечное условие, которое он выполнить не в состоянии.

– Терпи, – выдохнула ему в губы, прогнувшись в спине, выгодно демонстрируя то, что могло бы принадлежать ему. Если тело способно источать сексуальную энергетику, импульсы, сигналы, если все это – не пошлый бред, то поверьте, от меня исходили цунами. Провокация. Открытая. Он велся.

Я ужасна, достойная осуждения и порицания, в тот момент я делала все, чтобы довести чужого мужчину до точки кипения, вплотную подбиралась к переключателю «стоп», по которому играючи водила кончиком пальца, отлично понимая – крошечный щелчок, и Математик потеряет контроль. Егор и без того заведен утренним конфликтом по телефону, а тут еще я – не против, но установила границы, так близко, а не укусишь. И мне это понравилось. Он не мой, но в данный момент был готов на все ради меня. Не имея доступа к большему, я ухватилась за доступное и прощупывала границы дозволенного.

– Терплю, видишь же? – проговорил он, вновь меня целуя, вновь коротко.

Чмок-чмок.

Мы на краю, но держимся оба.

Друг за друга, блин, держимся.

Я не понимала, как, единожды почувствовав на себе эти руки, можно отдаться другим, как, увидев любовь в плутовских голубых глазах, можно предать доверие их владельца. По телу пробежала дрожь от новой волны возбуждения и от презрения к его жене. И на долю секунды мне понравилось наставлять ей рога, и я снова поцеловала ее мужа. С удовольствием.

Чмок-чмок.

Он облизал губы. И мое сердце разорвалось, чтобы тут же восстановиться и ускориться.

Не стану лгать ни себе, ни вам – в то долгое утро любви в его взгляде не было ничуть, зрачки расширились от банальной похоти. Он все еще любил ее, а меня тупо хотел. Пусть сильно, пусть его пальцы уже смяли юбку на моих бедрах и касались кожи. Напряженные, настойчивые. На руках и шее проявились вены. Пусть он был готов сорваться и вкусно, горячо оттрахать меня. Пусть даже он относился ко мне хорошо – уважал, ценил, что вне всяких сомнений.

Но любил он ее. Не меня.

Чмок-чмок. Отчаянно. Сухо, быстро, но крепко.

– Ты не будешь исключением, – проговорил он раздраженно.

– Ты о чем? – я перестала его обнимать, уперла руки в стол позади себя и облокотилась на них. Его взгляд блуждал по моей белой блузке, которая грозилась вот-вот расстегнуться от натяжения, по моей шее. Губам.

– Если хочешь прочитать мою рукопись, придется за это со мной спать. Подобные бонусы есть только у моей сестры.

– Что будет, когда книга выйдет в печать? Ты уверен, что твой ценник устроит книжные магазины?

Он хохотнул, а потом обнял меня, и я охотно сделала то же самое руками и ногами.

Чмок-чмок. Невинный поцелуй, от которого внутри все огненным пламенем, пальцы ног подгибаются, а сердце… а сердце выдавало с потрохами, да и мы оба не собирались скрывать эмоций. Возьмите двух людей, которые нравятся друг другу, и заприте их в небольшой квартирке. Скажите, что нельзя. А потом наблюдайте за мучениями обоих.

Неудовлетворение раздражает, но оно всяко лучше боли. А я фанатично боюсь боли, знаю ведь, каково это: знать, что он – дома. А дом его от тебя далеко. Там чужая спальня, чужая кухня, в которой стряпает для него другая женщина. Я помню, каково жилось маме. Она для меня – все, самый родной человек, как и я для нее. Праздники, поездки, походы в кино или на пикник, болезни и беды – мы всегда вдвоем. Но когда появлялся дядя Паша, она менялась. А когда он уходил – старела. Не из-за разлуки, а из-за того, что знала – скучать по ней ему там не давали.

Козел, ну зачем он приходил снова и снова? Зачем мучил ее, нас? Зачем я провожу время с еще одним таким же, с каждым днем понимая, что все сложнее держать подонка на расстоянии?

Наше общение с математиком немного изменилось. Он продолжал дурачиться – но меньше, частенько заговаривал на серьезные темы. Пару раз заезжал в бюро позвать вместе позавтракать или, уж не знаю, похвастаться, что трезвый или не обдолбанный. Помещение у нас небольшое, все столы заняты, поэтому после недолгого разговора он шел в «Шоколадницу» за углом поработать над сценарием, который, наконец, начал «вырисовываться», как однажды заявил Егор.

Мы просто ждали, пока Ксюша родит, избегая упоминать в разговоре имя его жены.

Однажды он учил меня водить машину, но в итоге пришлось согласиться, что будет лучше подыскать проф. инструктора, у Озерского как раз есть один знакомый, у которого собственная автошкола. Не везет мне с учителями, или же я настолько безнадежная. Скоро выясним.

Несколько раз я умудрялась откосить от девичника с участием Ксюши, Полина свадьба приближалась со скоростью света, и почему-то было необходимо часто собираться и обсуждать детали. Хотя, догадываюсь, свадьба – лишь повод потрындеть о насущном.

А потом девочки заподозрили, что у меня кто-то появился. Работа работой, но не круглосуточно же! Обдумали несколько версий, сделали свои выводы и нагрянули ко мне вечером без предупреждения. К счастью, старым составом, то есть без Ксюши.

«У меня подруги твоей жены, не вздумай высунуться».

«Блин».

Саша с Василисой тщательно исследовали мою квартиру на предмет обнаружения не принадлежащих мне вещей, предпочтительно – мужских. Сигареты, крепкий алкоголь, презервативы, боксеры, в конце концов… С Полей мы цедили вино со льдом и до слез хохотали над разведывательной экспедицией, которая, не побрезговав сунуться даже в корзину с грязным бельем, за час не обнаружила ровным счетом ничего, потому что Егор у меня не бывал.

Когда подруги убедились, что искать бесполезно, они хищно уставились на мой мобильный, а увидев, с какой прытью я кинулась на телефон – подобно зверски голодной кошке на упитанную мышь – и спрятала под собой, прищурились. Ага, попалась!

– Если там нет ничего такого, почему бы не показать нам вотсапп? – спрашивает Саша, прожигая взглядом и лукаво улыбаясь. Я смеюсь, они тоже навеселе. Единственное, на что у меня хватает сил – это показать ей язык и чуток покраснеть, отчего ни у кого больше не остается сомнений.

– Я там с мамой тебя обсуждаю, кроем… – закатила глаза, – едва ли не матом.

– Ага, так я и подумала. Рассказывай, Веро. Мы уже начали думать, что ты решила стать лесбиянкой или мужененавистницей после Генки. Сколько лет прошло?

– Не так много, – пожимаю плечами, мысленно считая месяцы после разрыва.

– Получается, мы правы? У тебя кто-то появился? – радостно выкрикивает Василиса.

– Приходите на мою свадьбу! – радуется Поля. – Вдвоем. Как раз со всеми и познакомишь.

– Не думаю, что он пойдет. Мы не в тех отношениях.

– Вот как раз у вас впереди несколько недель, чтобы перейти в «те». Как думаешь, успеете? А фото покажешь? Кто он? Старше тебя?

– Немного, но не на столько значительно, чтобы акцентировать внимание. Он забавный, но у него очень много проблем. А еще он не в ужасе от моего бизнеса. Наоборот, говорит, что я делаю важное и правильное дело. Относится уважительно, в общем.

– Видимо, уж очень хочет затащить тебя в койку, – закатывается смехом Саша, девочки на нее шикают, но, уверена, мысленно поддерживают подругу. В какой-то момент меня перекроет – и мы сильно поссоримся, я выскажу все, что накопилось от их многозначительных взглядов, завуалированных намеков.

– О, смотри-ка, в квартире напротив свет зажегся, – внезапно переключается Василиса. – Ее все еще снимает Егор?

Я снова пожимаю плечами и равнодушно отвечаю:

– Давно его не видела, либо бросил курить и трахаться на стороне, либо съехал. Как, кстати, у Ксюши дела?

– Вроде бы все хорошо, не жалуется на него. Сказала, что в общем-то он хороший мужик, а крышу сорвать может у любого, у них на почве беременности возникали какие-то серьезные разногласия.

Боже, только я могла втрескаться в женатика, чья лучшая половина дружит с моими подругами. Мазохизм высшего уровня. Саша продолжает:

– Оказывается, он за ней с детства ухаживал, всегда крутился поблизости, а она не замечала своего счастья. Чудеса. Ксю рассказывала, что у них как-то все внезапно получилось – первый поцелуй, страсть, безумный секс, следом от него предложение в лоб и свадьба. Бывает же, да? Иногда, чтобы стать счастливой, не обязательно куда-то ехать, нужно просто оглядеться.

– Ксюша хвасталась, что сериал Озерского на какую-то престижную премию номинировали, в августе вручение. Правда, она не уверена, что сможет поехать, все же срок поздний, опасно лететь.

– Ясно. Ну, дай Бог, не в последний раз.

Просто прикончите меня, просто сделайте уже это.

Он с ней не спит. Давно. И не будет. Не будет больше никогда.

Говорит мне, а на деле что?

«Ну как можно быть такой дурой, девочки?» – умираю от желания разныться перед подружками, но не могу, не имею права их вмешивать. Осудят. Ни одна не поддержит. А загнобить себя я успешно смогу и без посторонней помощи.

Как это – встречаться с женатым мужчиной? Не могу вам ответить.

То, что происходило между нами с Егором, однозначно не укладывалось в стандарт подобных отношений. Во-первых, мы не спали, хотя не исключаю, что он трахался с кем-то на стороне – без понятия, замечен не был. Во-вторых, он не дарил мне подарки и вообще не делал ничего особенного, если ужин – то потому, что он голоден, прогулка означала, что ему самому хотелось пройтись. Если кино – то по его выбору.

По сути, я не делала ничего плохого, если не считать частого общения с неправильным мужчиной и ежеминутного тщательно завуалированного его соблазнения с целью доказать, что со мной ему лучше, чем с ней. Но это происходило неосознанно, как-то само собой. Ловила себя на подобном поведении под конец вечера, расстраивалась, злилась на себя, накручивая тем, что увести парня у беременной – та еще подлость и гореть мне в аду тысячу лет. Но наступал новый день, Егор что-то писал, я отвечала. Он приезжал по какому-то делу, потом скидывал сообщение: «поедим вместе?» – «ладно».

Вот и все. Никаких поцелуев, прогулок за ручку или чего-то подобного. Если бы мы взглядами не срывали друг с друга одежду, можно было вполне решить, что дружба между мужчиной и женщиной – существует.

Сегодня он заказал гору роллов и вызвался приготовить мне коктейль.

– Есть повод?

– А как же, – заявляет весело. Егор не успел переодеться с работы, по-прежнему в брюках со стрелками, в строгой рубашке с галстуком, правда, последний развязан и висит, перекинутый через шею. Выглядит официально, но одновременно небрежно, по-домашнему. Если честно, когда он впервые приехал ко мне в бюро при полном параде, выбритый, собранный – я растерялась. Такому парню я бы вряд ли решилась влепить пощечину. Не наговорила бы того, что осмелилась. Верните мне прежнего лохматого заросшего Егора, перед этим я тушуюсь.

– Сегодня официально объявили, что один из моих сериалов попал в номинации «Лучший сценарий» и «Лучший отечественный сериал», есть неплохие шансы на победу, – подмигивает мне, наливая в вычурной формы бокал мартини, сверху щедро выжимает лимон.

– О, классно! Только я без платья и… без подарка.

– Подарок я купил себе сам. Знакомься, это Галина, – он подводит меня за руку к террариуму, в котором ползает самая настоящая черепашка.

– Ух ты! Живая! А почему Галина?

– А чем плохо быть Галиной?

– Ничем, так маму мою зовут.

– О. Значит, есть еще одна ассоциация, – не уверена, что это комплимент, но я решаю промолчать. – С недавнего времени черепахи вдохновляют меня на творчество. Вот смотрю на нее, так и прет текст, строчка за строчкой! Так что Галка теперь на твоей совести, Веро. Если я разобьюсь на самолете или на машине, или же откинусь от передоза, ты должна будешь связаться с арендаторами и забрать ее себе, – он обнимает меня одной рукой, прижимает к себе, а я делаю глоточек. Неплохо. Думала, без сока будет слишком крепко.

– Я тебе откинусь от передоза. Только попробуй свалить настолько тупейшим образом.

Он хохочет и чмокает меня в макушку:

– Шучу. Но, знаешь… всякое может случиться, а домашнее зверье – это ответственность. Я, к счастью, не бессмертный. Даже такие везунчики, как я, дохнут.

Меня словно кипятком ошпаривает. Я дергаюсь, расплескав на себя коктейль, и испуганно отлетаю в сторону.

– Что ты сказал? – впиваюсь в него взглядом.

Он непонимающе разводит руками:

– Даже такие, как я, дохнут?.. – проговаривает вопросительно. – Ты чего, Веро?

– Нет, не так. Скажи с другой интонацией. Пожалуйста!

На его лице отражается секундное замешательство, затем понимание, а следом губы расплываются в широкую, самую наглую, что я видела в жизни, улыбку:

– Да ну нафиг, Веро. Ты смотрела «Грешника и деву»? – приподнимает брови.

– Мать твою, конечно смотрела, Егор! – я не в силах следить за языком, эмоции прут наружу. Скрывать их – себя ненавидеть. Картинка сложилась в один миг. Сложная, измятая, как и вся моя жизнь по соседству с этим мужчиной. Как я не догадалась сразу? Боже, ну конечно же дело не в реинкарнации! Все банально: мой кумир говорит его голосом. – Да быть не может! Ты озвучивал Велиара в «Грешнике»! Это так? Скажи мне правду. Как такое могло случиться?! – я хожу кругами по комнате, заламываю пальцы, Озерский открыто забавляется, скрестив на груди руки. Рубашка выбилась из брюк, но приводить себя в порядок он, судя по всему, не намерен. Вместо этого расстегивает на ней пару верхних пуговиц, закатывает рукава.

– Мой первый сериал, первая роль дубляжа. Отвратная работа. Провальная, с кучей тупейших ошибок, – чеканит слова, не сводя с меня глаз.

– Не смей! Это лучший сериал в мире!

– То-то его закрыли на середине второго сезона.

– Дебилы у них там сидят, вот и закрыли. Егор, с ума сойти можно, я эти несчастные двадцать четыре серии пересматривала раз пять. Мне жарко. Надо выпить, – и я допиваю свой коктейль. Беру со стола второй.

Почему-то Математик выглядит слегка смущенным.

– Ты же писатель… Каким образом ты озвучиваешь сериалы?

– Ну, у нас же не официальная озвучка, – пожимает плечами, и, кажется, немного стесняется. – Официально меня еще ни разу не выбрали, хотя голос есть в базе. Так, подрабатываем с друзьями. Веро, я же говорил, что мой отец – актер. Я тоже стремился к этому, отсюда спорт – в планах ведь было стать не аки кем, а русским Рэмбо, ну, знаешь, душевным героем боевика.

– А почему не стал?

– У меня нет таланта. О, не расстраивайся, это нормально. Конечно, в театральный меня взяли без собеседования, просто по фамилии, и я даже там отучился пару лет. Кое-как. Можно было продолжать биться, но мне не настолько это нравилось, чтобы мучиться. А когда я ушел, испытал облегчение. Все же я из тех, кто предпочитает оставаться за кадром. Друзья, когда создавали канал, позвали меня, и я решил попробовать.

– У тебя потрясающе получается! А какие ты еще сериалы озвучиваешь? Как называется канал?

– «ФериТэйлФилмс», можешь загуглить. С «Грешника и девы» мы тогда ничего не заработали, кроме опыта. Какое-то время я даже жалел, что в нем звучит мой голос. До сегодняшнего вечера, – он поиграл бровями.

– А вообще это прибыльное дело?

– Ну, хватает на сигареты, – подмигивает. Ни разу его таким не видела – скромным, смущенным. – Иногда работаем на голом энтузиазме, когда сотни подписчиков просят сериал, а больше никто не берется и спонсора не находится. Ты чего, плачешь, что ли?

– Нет, просто, наконец, все встало на свои места. С нашего знакомства я мучаюсь, где могла услышать твой голос, он мне буквально снился ночами! Но так как «Грешника» я пересматривала в последний раз лет шесть-семь назад, то каждый раз упиралась в глухую стену. А сейчас, когда ты сказал фразу Велиара с его интонациями, меня осенило!

Мои слова ему льстят, Математик облокотился на подоконник, тянет свое пиво, поглядывая на меня.

– Дрянной сериал… – произносит как бы невзначай.

– Заткнись! – огрызаюсь. Именно огрызаюсь, на что он хохочет.

– Полный отстой, – расплывается в улыбке. – Он ужасно наивный и пошлый. Работать было – каторгой.

– Значит так, да? – я зажмуриваюсь, затем прищуриваюсь. – Забавляешься? – и после его самодовольного кивка действительно кидаюсь на парня с кулаками, он едва успевает отставить бутылку пива. Озерский смеется, приседает, закрываясь от ударов, а затем, когда ему это надоедает, нагло хватает меня за пояс, крепко обнимает, тащит несколько шагов и заваливает на кровать, придавив сверху:

– Елена, вы меня с ума сводите своей невинностью, – хрипло басит он, и я хохочу от души, громко, звонко, до слез.

– Дурак ты, Озерский. Не было там такого, и героиню звали Ингрид.

– Бл*ть, – он тоже улыбается, но как-то загадочно.

– Надо будет пересмотреть вместе.

– Не-не-не! Я терпеть не могу слушать свой голос со стороны. Когда перепроверяю работу иногда по несколько раз, аж перекашивает.

– Обязательно посмотрим, – киваю я, глядя в его блестящие глаза. Чувствуя, как его руки обнимают меня. Ничего сверх, но я загораюсь даже от такой простой ласки. Я вообще не хочу с ним расставаться. Разве могут где-то существовать более простые и приятные отношения?

– Сучка, – шепчет он.

– Хорошие девочки не спят с женатиками. Самая настоящая грязная сучка.

– Ты тоже не спишь.

– Пока не сплю.

Мы переворачиваемся, и я сажусь сверху на него, наши пальцы переплетаются, его ладони немного влажные.

– Поедешь со мной за наградой? Ксюша не сможет точно, никто не узнает. Тусанем.

Как ножом по горлу. Лучше бы он меня ударил, ей-Богу.

– Отпросишь меня у дяди?

Он выгибает бровь, происходит заминка. Я эротично качаю бедрами раз, второй, распускаю волосы по плечам и смотрю на него томно, из-под опущенных ресниц. Приоткрываю рот.

– Ладно, отпрошу. Веро, когда ты рядом, черт, – одно движение, и я оказываюсь снова внизу, под ним. Опасно, знаю, но он нарушил молчаливое соглашение – упомянул жену, и я готова его уничтожить. Обвиваю ногами талию, он толкается будто в меня, и с моих губ срывается стон. Он хрипло ругается, а я смеюсь громко, истерично весело и отчего-то низко, гортанно. Словно мне не больно делить его с другой. Словно я не ненавижу себя за то, что с каждым днем привязываюсь к нему все сильнее. – Когда ты близко, мои брюки словно становятся на размер меньше. Мне больно, родная, – он целует меня в щеку. – Они ужасно тесные и узкие, словно я, как гребаный педик, набрал себе шмоток в обтяжечку, что яйца зажимают.

– Представляешь, как бы тебе было узко и тесно во мне, – шепчу на ухо, зажмурившись, и он стонет мне в шею. – И горячо. У меня тысячу лет никого не было, я как девочка. – Он делает еще толчок и замирает, тяжело дыша, пытаясь успокоиться. Понятия не имею, о чем думает, наверное, о чем-то поистине ужасном, раз это позволяет ему погасить себя. Очень осторожно, словно боясь спугнуть, я глажу его лопатки, чуть царапая ногтями, чувствуя под пальцами влажную ткань – вспотел, хотя в квартире работает кондиционер.

– Егор, скажи мне, пожалуйста, только честно, ты ведь не спишь с женой? Ты можешь в этом поклясться? – я сжимаю губы, осознавая, что мой голос прозвучал жалобно и жалко, в момент из уверенной безжалостной стервы я превращаюсь в скулящую жертву. Он приподнимается, смотрит мне в глаза совершенно серьезно, словно разгадал, как это для меня важно. Качает головой:

– Могу поклясться. Ты ведь сама прекрасно знаешь, я уже две недели, как съехал окончательно. Даже за вещами не заезжаю. Я бы не стал так тебя обманывать, – а потом он хмурится. – Веро, ты ведь понимаешь, что я не могу тебе ничего обещать. В плане… я не собираюсь начинать серьезные отношения, менять одно кольцо на другое. Нам с тобой клево вместе, но пока на этом все.

Он сказал «пока».

– Я не жду от тебя предложения, у меня сейчас период такой – хочется отрываться. С тобой – самое то. Замуж в ближайшие пару лет я не собираюсь точно. Но… если ты будешь фигачить на два фронта, я… не хочу конкурировать с беременной женщиной. Меня потом жизнь ударит за это, понимаешь? Сильно ударит.

– Ты не конкурируешь. С начала ее беременности мы не занимаемся сексом. Совсем. Никак вообще. Она знает, что развод – дело времени.

– Но оттягивает его изо всех сил.

– Верит, что ребенок мой, – он пожимает плечами и скатывается с меня на спину. Мне дурно. От этих тем меня тошнит. Я хочу к нему на грудь, вдыхать аромат его кожи, чувствовать тепло тела.

– Потерпи, – говорит он.

– Сам потерпи, – отвечаю, он в ответ смеется.

– Прекрасная белокожая Ингрид, твои поцелуи будят во мне зверя! – восклицает.

– Иди в задницу! – я встаю с кровати, иду проведать Галку, стучу ногтем по террариуму, случайно замечая в отражении свое лицо – пылающие щеки, рассеянный взгляд, взлохмаченные волосы. – Не было там таких банальных фразочек. Велиар прекрасен. Я мечтала, что он существует и придет однажды за мной.

Мрачно смотрю на своего Математика. Воистину бойся своих желаний. Впервые в жизни я испытала оргазм, думая перед сном о демоне из сериала и зачем-то трогая себя, не отдавая себе в этом отчета. И вот этот «демон» лежит сейчас передо мной. Явился, как я и просила, разрушать мою жизнь.

Глава 9

Привет, блог.

Вероника мне мешает. В плане… завела себе психопата-поклонника, переживай теперь. Камеры я ей починил, но она запретила налаживать трансляцию на мой сотовый. Надо работать, но то и дело скидываю ей: «норм?», она отвечает: «норм». Я пишу: «норм?», она присылает: «отстань». Я набираю «норм?», в ответ – «с прошлого «норм» ничего не изменилось». Ну, я ж писатель, оригинальность – мой конек.

«норм?»

Как бы вы себя чувствовали, если бы узнали, что правы оказались индусы и реинкарнация все-таки существует, а цель вашей жизни – исправлять ошибки, что допустили в предыдущей? Как бы вы отнеслись, если бы случайно, сами того не ведая, нащупали болезненное озарение? Ваши зрачки сузились бы от ужаса, потому что разум физически не способен осознать цель мироздания, он не для этого был, блин, создан, но вам приходится.

Вам больно.

В упор пялитесь на истину, а разделить открывшееся знание не с кем. Итак, вы – избранный. С какой-то стати утром в среду, пока чистили зубы, вы внезапно вспомнили, кем были в прошлой жизни. Вы смотрите вперед, но перед вами не ваше отражение в зеркале, а то, что случилась с вами, но до вас. Счастье, горе, поступки, которые совершали тогда, до своего рождения. Возможно, смерть. Возможно, ваша.

Этот человек, конечно же, не вы. Он другой. Полагаю, странный, моментами глупый или даже жестокий, одет и пострижен не по вашему вкусу. Он может быть не вашего пола и возраста. Не факт, что он вам нравится. Но вы платите за его просчеты. Платите, платите, платите каждым днем, каждой своей секундочкой. Вы плачете. Не должны, не умеете – допустим, вы консервативно воспитанный мужчина или женщина, сильная настолько, что способна нести ответственность за собственную жизнь сама, – но рыдаете навзрыд. Понимаете же, что еще платить и платить. И конца этому не будет. Кайтесь сколько угодно, всем на**ать. Пока не искупите до последней капельки, хреночки вам, а не избавление. Вы здесь, чтобы учиться, так займитесь, в конце концов, делом.