«Отец сказал вам правильные и хорошие слова», ответил Дунк, «но это не дает вам права забирать воду Осгреев».
Она подергала свою косу. «Предполагаю, что сир Юстас сказал вам, что ручей принадлежит Осгреям».
«Уже тысячи лет», откликнулся Дунк. «Он и называется Клетчатой Водой. Это очевидно».
«Да, это так». Она еще раз дернула косу, дернула во второй и в третий раз. «Как и река, которая называется Мандером, хотя Мандерли прогнали с их берегов тысячу лет назад. Хайгарден все еще называется Хайгарденом несмотря на то, что последний Гарденер погиб на Огненном Поле. Кастерли Рок кишит Ланнистерами, а Кастерли нигде не сыскать. Мир меняется, сир. Эта Клетчатая Вода вытекает из Холмов Подковы, которые были моими, когда я в последний раз на них смотрела. Ручей тоже мой. Мейстер Сиррик, покажите ему».
Мейстер спустился с возвышения. Он не мог быть намного старше Дунка, но серое платье и цепь придавали ощущение мрачной мудрости, которая добавляла ему лет. В руках он держал старый пергамент. «Взгляните сами, сир», сказал он, развернув свиток, и протянул Дунку.
Дунк балда, тупой как стена. Он почувствовал, как кровь вновь прилила к его лицу. Он осторожно взял у мейстера пергамент и сердито уставился на буквы. Там не было ни одного понятного слова, зато он узнал восковую печать под витиеватой росписью; трехглавый дракон Дома Таргариенов. Королевская печать. Дунку доводилось видеть кой-какие королевские указы. Дунк водил головой из стороны в сторону, так чтобы они думали, что он читает. «Здесь слово, которое я не могу разобрать», пробормотал он минуту спустя. «Эгг, подойди, взгляни, твои глаза зорче моих».
Мальчишка подскочил к нему. «Какое слово, сир?» Дунк показал. «Вот это? О». Эгг читал быстро, потом он поднял глаза на Дунка и незаметно кивнул.
Это ее ручей. И у нее документ. Дунк чувствовал себя так, как будто ему врезали по животу. Собственная печать короля. «Это… здесь должно быть какая-то ошибка. Сыновья старика погибли на королевской службе, как мог Его Величество отобрать у него ручей».
«Если бы король Даэрон прощал такое, то он бы попрощался и со своей головой».
На какой-то миг сердце Дунка остановилось. «Что вы хотите сказать?»
«Она имеет в виду», объяснил мейстер Сиррик, «что сир Юстас Осгрей мятежник и предатель».
«Сир Юстас предпочел черного дракона красному, в надежде, что король Черного Пламени вернет Осгреям замки и земли, потерянные ими под властью Таргариенов», сказала леди Роанна. «Особенно он желал вернуть Колдмоут. Его сыновья заплатили своей кровью за его измену. Когда он принес их останки домой и отдал дочь в заложники людям короля, его жена бросилась с самой вершины Стэндфаста. Рассказывал ли сир Юстас об этом?» Ее улыбка была печальной. «Нет, я так не думаю».
«Черный дракон». Ты присягнул своим мечом предателю, идиот. Ты ел хлеб изменника и спал под его предательским кровом. «Миледи», сказал он, с трудом подбирая слова, «черный дракон… это было пятнадцать лет назад. В настоящее время здесь засуха. Даже если он когда-то был мятежником, он по-прежнему нуждается в воде».
Красная Вдова поднялась и расправила свои юбки. «Тогда пусть молит о дожде».
Тут Дунк вспомнил прощальные слова Осгрея, которые он сказал в лесу. «Если вы не поделитесь частичкой воды ради него самого, то сделайте это ради его сына».
«Его сына?»
«Аддама. Он служил у вашего отца в качестве пажа и сквайра».
Лицо леди Роанны окаменело. «Подойдите ближе».
Он не знал, что еще можно предпринять, и подчинился. Возвышение добавляло добрый фут к ее росту, но Дунк все равно башней нависал над ней. «Преклоните колени», велела она. Он повиновался.
В удар, который она ему отвесила, она вложила всю свою силу, а она была сильнее чем выглядела. Его щека горела, он мог чувствовать вкус крови во рту, струящуюся из разбитой губы, но она не причинила ему большого ущерба. Какое-то время Дунк мог думать только о том, чтобы схватить ее за длинную рыжую косу, перебросить через колено и отшлепать, будто провинившегося ребенка. Если я это сделаю, то она закричит, и сюда примчится двадцать разъяренных рыцарей, чтобы прикончить меня.
«Вы посмели просить меня именем Аддама?» Ее ноздри раздувались. «Убирайтесь из Колдмоута, сир. Сейчас же».
«Я ничего не хотел…»
«Убирайтесь, или я найду мешок достаточно большой для вас, даже если бы мне пришлось самой его сшить. Передайте сиру Юстасу, чтобы доставил мне Бенниса Бурого Щита к завтрашнему дню, иначе я сама приду за ним с огнем и мечом. Вы поняли меня? С огнем и мечом!»
Септон Сефтон подхватил Дунка за руку и быстро потащил его из комнаты. Эгг следовал сразу за ними. «Это было совершенно неразумно», шептал толстый септон, провожая их к ступеням. «Совершенно неразумно. Упомянуть Аддама Осгрея…»
«Сир Юстас говорил мне, что она была увлечена мальчиком».
«Увлечена?» Септон гневно засопел. «Она любила этого мальчика, а он ее. Они никогда не заходили дальше поцелуя или двух, но… это Аддама она оплакивала после Кровавого Поля, а не едва знакомого мужа. Она винит сира Юстаса в его гибели, и совершенно справедливо. Мальчику было всего двенадцать».
Дунк знал какого это – терпеть боль. Стоило кому-нибудь упомянуть про Эшфордский луг, он сразу вспоминал трех хороших людей, которые погибли за него, и это никогда не переставало мучить его. «Скажите миледи, что я не хотел причинить ей боль, я прошу прощения».
«Я сделаю, все что смогу, сир», сказал септон Сефтон, «но передай сиру Юстасу, чтобы доставил сира Бенниса к ней и побыстрее. Иначе все это плохо кончится для него. Очень плохо кончится».
Только тогда, когда стены и башни Колдмоут скрылись на западе за их спинами, Дунк повернулся к Эггу и спросил, «Что за слова были написаны на той бумаге?»
«Это было жалование привилегий, сир. Лорду Виману Веберу от короля за его верную службу во время последнего мятежа. Лорду Виману и его потомкам подарили все права на Клетчатую Воду, от истоков в Холмах Подковы до его устья у берегов Лиственного Озера. Там также говорилось, что лорд Вебер и его потомки имеют право охотиться на благородного оленя, кабана и зайцев, когда они пожелают, в Лесу Уота и рубить по двадцать деревьев в год». Мальчик прочистил горло. «Но все это пожаловано только на время. В пергаменте говорится, что если сир Юстас умрет не оставив наследников мужского пола по прямой линии, то Стэндфаст перейдет обратно к короне, и привилегии лорда Вебера на этом закончатся».
Они были хранителями Севера в течение многих тысячелетий. «Все что осталось у старика – это башня, чтобы умереть там».
«И его голова», откликнулся Эгг. «Его Величество оставил ему голову, сир. Несмотря на то, что он был мятежником». Дунк бросил на мальчика взгляд. «А что бы ты сделал?»
Эггу задумался. «Иногда при дворе я прислуживал на малом королевском совете. Иногда они принимались спорить об этом. Дядя Баэлор говорил, что милосердие лучше всего, когда имеешь дело с благородным врагом. Когда проигравший знает, что он может быть прощен, то может сложить меч и преклонить колено. В противном случае он будет драться насмерть, и убьет больше верных людей и невинных. Но лорд Кровавый Ворон говорил, что, прощая мятежников, только сеешь зерна следующего мятежа». Его голос был полон сомнений. «Почему сир Юстас восстал против короля Даэрона? Он был добрым королем, каждый подтвердит это. Он присоединил Дорн к королевству и сделал дорнийцев друзьями».
«Тебе придется спросить у сира Юстаса, Эгг». Дунк казалось, что он знает ответ, но это не было тем, что хотел бы услышать мальчик. Он хотел замок со львом на сторожке у ворот, но все чего он добился – это могилы в ежевике. Когда присягаешь кому-нибудь своим мечом, то обещаешь служить и подчиняться, сражаться за него в нужде, не вмешиваться в его дела и не обсуждать его вассальную верность… но сир Юстас дурачил его. Он сказал, что его сыновья погибли за короля, и позволил мне думать, что ручей принадлежит ему.
Ночь настигла их в Лесу Уота.
Это была вина Дунка. Ему следовало отправиться сразу домой тем путем, которым они приехали, но вместо этого он взял севернее, чтобы еще раз взглянуть на дамбу. Он по недомыслию решил попытаться разобрать ее голыми руками. Однако Семеро и сир Лукас Длинный Дюйм оказались не настолько любезны, чтобы позволить это. Когда они добрались до дамбы, то обнаружили, что она охраняется парой арбалетчиков с вышитыми на их куртках паучьими эмблемами. Один болтал голыми ногами в краденой воде, Дунк с радостью придушил бы его за одно это, но стражник услышал, как они идут, и быстро схватился за лук, а его приятель еще более споро наложил стрелу на арбалет и приготовился. Все что мог предпринять Дунк, это бросать на них угрожающие взгляды.
После чего, поскольку ловить там было нечего, им пришлось возвращаться по своим следам. Дунк не знал эти места так же хорошо, как сир Беннис; было бы унизительно заплутать в таком маленьком лесу, как лес Уота. К тому времени, когда они с плеском переходили через речку, солнце стояло над самым горизонтом, в небе появились первые звезды, вместе с тучами мошкары. В окружении высоченных черных деревьев Эгг снова вспомнил про свой язык. «Сир? Этот толстый септон сказал, что мой отец дуется в Летнем замке».
«Вздорные слова».
«Мой отец не дуется».
«Вообще то», ответил Дунк, «он может. Ты же дуешься».
«Нет, сир». Он насупился «Разве я дуюсь?»
«Иногда. Не слишком часто, конечно. Хотя мне следовало бы чаще давать тебе по ушам».
«Вы дали мне затрещину утром у ворот».
«Это была половина затрещины в лучшем случае. Если бы я врезал тебе по-настоящему, ты бы сразу узнал».
«Красная Вдова врезала вам по-настоящему».
Дунк прикоснулся к своей распухшей губе. «Не надо говорить об этом с таким удовольствием». Твой отец никогда не получал по уху. Может быть поэтому принц Маэкар такой какой он есть. «Когда король назначил своим десницей лорда Кровавого Ворона, твой лорд-отец отказался от своего места в малом совете и уехал из Королевской Гавани в свою усадьбу», напомнил он Эггу. «Он просидел там уже год и половину другого. Что, по-твоему, он делает, если не дуется?
«Я называю это – быть разгневанным», высокомерно заявил Эгг. «Его Величеству следовало назначить десницей моего отца. Он его брат и самый искусный полководец королевства, после смерти дяди Баэлора. Лорд Кровавый Ворон даже не настоящий лорд, его так называют просто из дурацкой вежливости. Он колдун и помимо того подлого рода».
«Он незаконнорожденный, а не подлого рода». Кровавый Ворон мог и не быть лордом, но он был благородного рода по обеим линиям. Его мать была одной из многочисленных возлюбленных короля Эйегона Недостойного. Бастарды Эйегона стали бичом Семи Королевств с тех самых пор, как умер старый король. Находясь на смертном одре, он узаконил многих из них; не только Великих Бастардов подобных Кровавому Ворону, Злому Клинку и Дэйемону Черному Пламени, чьи матери были благородными леди, но даже малых, кого он прижил со шлюхами, девками в тавернах, дочерьми торговцев, актрисами и с каждой смазливой крестьянкой, которой посчастливилось попасться ему на глаза.
Девизом дома Таргариенов были слова Огонь и Кровь, но Дунк однажды услышал от сира Арлана, что Эйегону больше подошли бы Вымойте Ее и Принесите ко Мне в Постель.
«Король Эйегон смыл с Кровавого Ворона клеймо бастарда», напомнил он Эггу, «то же самое он сделал для остальных».
«Старый Верховный Септон говорил моему отцу, что королевские законы это одно, а законы богов совсем другое», упрямо возразил мальчик. «Он сказал, что законные дети зачинаются на супружеской постели и на них благословение Отца и Матери, но бастарды порождения похоти и слабости. Король Эйегон объявил, что его бастарды больше не бастарды, но не в его силах изменить их природу. Верховный Септон говорил, что все бастарды рождены для измены… Дэйемон Черное Пламя, Злой Клинок, даже Кровавый Ворон. Лорд Риверс просто более коварен, чем первые два, говорил он, но в конце концов он тоже проявит себя предателем. Верховный Септон советовал моему отцу никогда не доверять ему и другим бастардам, ни великим, ни малым».
Рожденный, чтобы предать, подумал Дунк. Рожденные из похоти и слабости. Никогда не доверять ни великим, ни малым. «Эгг», спросил он, «ты никогда не думал, что я тоже могу оказаться бастардом».
«Вы, сир?» Поразился мальчик. «Вы не бастард».
«Я могу им быть. Я никогда не знал ни своей матери, ни того, что с ней сталось, может, я родился слишком большим и убил ее. Скорее всего, она была какой-нибудь шлюхой или девкой из таверны. Ты не найдешь высокорожденной леди внизу в Блошином Конце. И даже если она была замужем за моим отцом… так, что тогда случилось с ним?» Дунк не любил вспоминать свою жизнь до встречи с сиром Арланом. «Там в Королевской Гавани была харчевня, куда я продавал крыс, котов и голубей, чтобы заработать пару медяков. Повар постоянно твердил, что мой отец был каким-нибудь вором или карманником. «Скорее всего, я видел его повешенным», все говорил он, «но может быть его просто сослали на Стену». Когда я был сквайром у сира Арлана, я спрашивал его, не отправимся ли мы в один прекрасный день в те места, чтобы поступить на службу в Винтерфелл или какой-нибудь другой северный замок. Я надеялся, что если смогу добраться до Стены, то может быть встречу там какого-нибудь старика, по-настоящему высокого человека похожего на меня. Но мы не поехали туда. Сир Арлан сказал, что на севере нет для нас службы, а леса кишат волками». Он тряхнул головой. «Короче, скорее всего ты служишь сквайром у бастарда».
Эгг впервые не нашел, что сказать. Темнота вокруг них сгущалась. Светлячки неспешно летали среди деревьев, их маленькие огоньки выглядели словно множество падающих звезд. На небе тоже были звезды, больше чем человек может надеяться когда-либо сосчитать, хоть проживи он столь же долго, как король Джейехерис. Дунку требовалось только поднять глаза, чтобы найти старых знакомых: Жеребца и Вепря, Корону Короля и Свечку Старицы, Ладью, Призрака и Лунную Деву. Но на севере были облака, и синее око Ледяного Дракона было от него скрыто, синее око, что вело на север.
Луна уже взошла, когда они приехали в Стэндфаст, мрачно нависавший с вершины холма. Тусклый желтый свет лился из верхнего окна башни. Сир Юстас почти всегда отправлялся в постель сразу после ужина, но видно не этой ночью. Он ждет нас, Дунк знал это.
Беннис Бурый Щит тоже ожидал их. Они нашли его на ступенях лестницы, он жевал кислолист и точил свой длинный меч при свете луны. Он длинными движениями медленно водил камнем по стали. Как бы сильно сир Беннис не пренебрегал собой и своей одеждой, оружие он содержал в прекрасном состоянии.
«Балда вернулся», сказал он, «а я здесь острю сталь, чтобы идти спасать тебя от этой Красной Вдовы».
«А где ребята?»
«Треб и Вит Уоты сторожат на крыше, на случай если придет Красная Вдова. Остальные уползли по кроватям хныкать. Зализывают болячки. Я как следует поработал над ними. Пустил немного крови из недоумков, чтобы разъярить их. Они дерутся лучше, когда взбешены». Он улыбнулся своей кроваво-бурой улыбкой. «Чертовски славные у тебя губы. В следующий раз, не ходи по камням. Что сказала женщина?»
«Она не хочет отдавать воду и хочет тебя из-за того, что ты порезал землекопа на дамбе».
«Чего вздумала». Беннис сплюнул. «Столько суеты из-за какого-то крестьянина. Ему следовало бы поблагодарить меня. Женщинам нравятся мужчины со шрамами».
«Тогда можешь не тревожится, когда она отрежет тебе нос».
«Да пошла она. Если я захочу потерять свой нос, то отрежу его сам». Он тыкнул своим большим пальцем вверх. «Вы найдете сира Бесполезного в его покоях, грезящим о былом величии».
«Он дрался за черных драконов», встрял Эгг.
Дунк собрался было дать пареньку затрещину, но бурый рыцарь только засмеялся. «Конечно. Только посмотрите на него. Он что производит впечатление выбравшего победившую сторону?»
«Не больше чем ты. Иначе тебя не было бы здесь с нами». Дунк повернулся у Эггу. «Позаботься о Мейстере и Громе, потом присоединишься к нам».
Когда Дунк поднялся по лестнице, старый рыцарь сидел в своей ночной рубахе перед очагом, хотя огня там не было. В руках он держал кубок своего отца, тяжелый серебряный кубок сделанный для какого-то лорда Осгрея еще до Завоевания. Клетчатый лев, украшавший чашу, был выложен кусочками нефрита и золота, хотя некоторые нефритовые клетки отсутствовали. Услышав звук шагов Дунка, он поднял глаза и замигал, как человек, который очнулся от дремы. «Сир Дункан. Вы вернулись. Привел ли ваш вид сира Лукаса Инчфилда в замешательство, сир?»
«Насколько я понял, нет. Больше похоже на то, что он разозлился». Дунк рассказал обо всем настолько подробно, насколько мог, хотя ту часть истории с леди Эллисентой, где выглядел полным идиотом, пропустил. О том, что ему врезали, он тоже хотел промолчать, но его разбитая губа распухла вдвое против обычного, и сир Юстас не мог не заметить.
Когда он закончил, он нахмурился: «Ваша губа…»
Дунк осторожно дотронулся до нее. «Ее светлость ударила меня».
«Она ударила вас?» Его рот открылся и закрылся. «Она ударила моего посла, пришедшего под знаменем клетчатого льва? Она посмела поднять руки на вашу особу?»
«Только одну руку, сир. Губа перестала кровоточить еще до того, как мы покинули замок». Он сжал кулаки. «Она хочет сира Бенниса, а не вашего серебра, и она не желает разрушить дамбу. Она показала мне пергамент, там были кое-какие слова и королевская печать. Там говорилось, что ручей принадлежит ей. И…» Он колебался. «Она сказала, что вы были… что вы…».
«восстал с черными драконами?» Сир Юстас как будто сдулся. «Я боялся, что она может сказать. Если вы пожелаете оставить службу у меня, я не стану мешать вам». Старый рыцарь уставился на дно своего кубка, что еще он мог ожидать услышать от Дунка.
«Вы говорили, что ваши сыновья погибли сражаясь за короля».
«Так и было. За законного короля, Дэйемона Черное Пламя. Короля Обладавшего Мечом». Усы старика задрожали. «Люди красного дракона называют себя верноподданными, но мы, те кто выбрал черного дракона, такие же верноподданные. Хотя сейчас… все кто выступил в поход вместе со мной, чтобы посадить принца Дэйемона на Железный Трон, улетучились как утренняя роса. А может они мне приснились. Но, скорее всего, лорд Кровавый Ворон и его Вороньи Клыки вселили в них страх. Все не могут быть мертвы».
Дунк не мог отрицать правдивость всего этого. До этого момента, он никого не встречал из тех, кто сражался за претендента. А ведь должен был. Их были тысячи. Половина королевства была за черного дракона, а другая половина за красного. «Обе стороны сражались доблестно, так всегда говорил сир Арлан». Ему подумалось, что старому рыцарю хотелось бы услышать это.
Сир Юстас мял руками свой кубок. «Если бы Дэйемон проехал мимо Гвейна Корбрея… Если бы Файрболл не был убит накануне битвы… Если бы Хайтауэр, Тарбек, Окхарт и Баттервел дали на всю свою силу, а не пытались угодить обоим партиям… Если бы Манфред Лотстон не оказался предателем… Если бы шторма не помешали приплыть лорду Бракену с мирийскими арбалетчиками… Если бы Быстрого Пальца не поймали с украденными драконьими яйцами… так много этих если, сир. Пойди что-нибудь иначе, все бы случилось совсем по-другому. Тогда бы мы назывались верноподданными, а красные драконы запомнились, как люди, которые пытались удержать Даэрона Незаконорожденного на краденом троне, но не смогли».
«Такое могло случиться, милорд», сказал Дунк, «но все пошло так, как пошло. Это было много лет назад, а вы были прощены».
«Да, мы были прощены. После того, как мы долго молили об этом и дали королю заложников, чтобы обеспечить нашу лояльность в будущем, Даэрон простил предателей и мятежников». Его голос стал резче. «Я выкупил свою голову ценой жизни дочери. Алисанне было семь, когда они забрали ее в Королевскую Гавань и двадцать, когда она умерла молчаливой сестрой. Однажды я поехал в Королевскую Гавань, чтобы встретиться с ней, а она не смогла даже поговорить с собственным отцом. Королевская милость оказалась отравленным подарком. Даэрон Таргариен оставил мне жизнь, но забрал честь, мечты и гордость». Его руки тряслись, и вино расплескалось по подолу, но старик не обращал внимания. «Мне следовало отправиться со Злым Клинком в изгнание или умереть вместе со своими сыновьями и любимым королем. Это была бы смерть достойная клетчатого льва, ведущего свой род от столь многих гордых лордов и могучих воинов. Милость Даэрона сделала меня ничтожным».
В его сердце черные драконы никогда не умрут, вдруг понял Дунк.
«Милорд?»
Это был голос Эгга. Он пришел как раз тогда, когда сир Юстас говорил о своей смерти. Старый рыцарь заморгал на него, как раньше увидав его. «Да, парень. Что тебе надо?»
«Если позволите… Красная Вдова говорит, что вы бунтовали, чтобы получить ее замок. Это правда или нет?»
«Замок?» он выглядел сбитым с толку. «Колдмоут… Колдмоут был обещан мне Дэйемоном, да, но… это было не из корысти, нет…»
«Тогда почему?» спросил Эгг.
«Почему?» нахмурился сир Юстас.
«Почему вы стали изменником? Если это было не только из-за замка».
Сир Юстас долго смотрел на Эгга прежде, чем ответить. «Ты всего лишь маленький мальчик. Ты не поймешь».
«Ну», сказал он «я попытаюсь».
«Измена… это всего лишь слово. Когда два принца бьются за трон, куда может усесться только один, лорды и простые люди тоже должны выбирать. Когда битва закончится, победители будут объявлены верными и преданными людьми, а проигравшие навечно станут известны, как предатели и мятежники. Такой была моя судьба».
Эгг какое-то время думал. «Да, милорд. Только… король Даэрон был хорошим человеком. Почему вы предпочли Дэйемона?»
«Даэрон…» Сир Юстас с таким презрением произнес это слово, что Дунк понял, что он опьянел. «Даэрон был тощим и сутулым, с небольшим брюшком, которое колыхалось, когда он ходил. Дэйемон держался прямо и гордо, его живот был плоским и твердым, как дубовый щит. И он умел драться. С топором, копьем или цепом он был так же хорош, как любой другой рыцарь, которого я видел, но с мечом он был самим Воином. Когда принц Дэйемон держал в руках Черное Пламя, не было человека способного сравниться с ним… ни Ульрик Дейн с Зарей, ни даже Рыцарь-Дракон с его Темной Сестрой».
«О человеке судят по его друзьям, Эгг. Даэрон окружил себя мейстерами, септонами и певцами. Рядом всегда были женщины, которые нашептывали в ухо, а двор был полон дорнийцев. Как же иначе, если он взял дорнийку к себе в постель и продал свою милую сестру принцу Дорна, несмотря на то, что был Дэйемон, которого она любила? Даэрон носил то же имя, что и Молодой Дракон, но когда его дорнийка-жена родила сына, он назвал ребенка Баэлором, как самого ничтожного из королей сидевших на Железном Троне».
«Дэйемон же… Дэйемон был не более благочестив, чем подобает королю, и все великие рыцари королевства собирались вокруг него. Это лорду Кровавому Ворону было удобно, чтобы их имена забыли, он запретил нам петь о них, но Я помню. Робб Рейн, Гарет Серый, сир Обри Амброз, лорд Гормон Пик, Черный Байрен Флауэрс, Редтаск, Файрболл… Злой Клинок! Я спрашиваю тебя, разве собиралась когда-либо более благородная компания, такой список героев?»
«Почему, мальчик? Ты спрашиваешь меня почему? Потому что Дэйемон был лучше. Старый король тоже видел это. Он дал меч Дэйемону. Черное Пламя, меч Эйегона Завоевателя, клинок, которым владел каждый король Таргариен со времен Завоевания… он вложил этот меч в руку Дэйемона, когда посвятил его, двенадцатилетнего мальчика, в рыцари».
«Мой отец говорит, так было потому, что Дэйемон был мечником, а Даэрон никогда им не был», ответил Эгг. «Зачем давать лошадь человеку, который не умеет ездить верхом? Меч не королевство, говорит он».
Старый рыцарь так резко дернул рукой, что вино выплеснулось из серебряного кубка. «Твой отец глупец».
«Он не глупец», возразил Эгг.
Лицо Осгрея исказилось от ярости. «Ты задал вопрос и я ответил, но я не потерплю дерзости. Сир Дункан, вам следовало бы почаще колотить этого мальчика. Его воспитанность оставляет желать лучшего. Или я буду вынужден сделать это сам, я сделаю…»
«Нет», прервал его Дунк. «Нет, сир». Он принял решение. «Сейчас темно. Мы покинем вас с первым лучом солнца».
«Покинете?» Сир Юстас пораженно уставился на него.
«Стэндфаст и вашу службу». Вы лгали нам. Называйте это как хотите, но это было бесчестно. Он расстегнул плащ, свернул и положил на колени старика.
Глаза Осгрея сузились. «Эта женщина предложила вам поступить на службу к ней? Или вы бросаете меня ради постели этой шлюхи?»
«Я не знаю, шлюха ли она», ответил Дунк, «ведьма, отравительница или наоборот. Неважно, что она делала, а что нет. Мы покидаем ваш кров не ради Колдмоута».
«Бросаете, вы хотите сказать. Вы бросаете меня, чтобы рыскать по лесам подобно волкам, чтобы подстерегать честных людей на дорогах». Его рука тряслась. Кубок выскользнул из его пальцев и покатился по полу, проливая вино. «Идите, тогда идите. Я не хочу вас видеть. Мне вообще не следовало брать вас на службу. Уходите!»
«Как скажете, сир», кивнул Дунк и ушел, Эгг последовал за ним.
Ночью Дунк желал оказаться как можно дальше от Юстаса Осгрея, насколько возможно, поэтому они легли спать в подвале, где расположилось на отдых скудное воинство Стэндфаста. Это была беспокойная ночь. Лем и красноглазый Пат оба храпели, первый громко, второй беспрестанно. Сырые испарения заполняли подвал, поднимаясь по лестнице из более глубоких помещений. Дунк метался и ворочался на скрипучей лежанке, плавая на грани полусна, когда внезапно проснулся в темноте. Укусы, которые он получил в лесу, жестоко зудели, в соломе также были блохи. Было бы прекрасно убраться из этого места, избавиться от старика, сира Бенниса и остальных. Может настало время отвезти Эгга в Летний Замок повидаться с отцом. Надо бы спросить мальчика об этом утром, когда они уедут отсюда прочь.
Однако до утра оказалось далеко. Голова Дунка была забита драконами, черными и красными… клетчатыми львами, старыми щитами и изношенными сапогами… забита рвами, речками и дамбами, бумагами с королевскими печатями, которые он не мог прочитать.
И она тоже там была, Красная Вдова, Роанна из Колдмоута. Он мог видеть ее веснушчатое лицо, тонкие руки, длинные рыжие косы. Это заставляло его чувствовать себя виноватым. Мне следовало бы смотреть сны о Тансель. Тансель Длинная называли ее, но она была не слишком высокой для меня. Она нарисовала герб на его щите, а он спас ее от Сияющего Принца, но девушка исчезла еще до испытания семерых. Она не смогла бы вынести вида моей смерти, часто твердил себе Дунк, но что он знал? Он был туп, как крепостная стена. Одни только мечты о Красной Вдове доказывали это. Тансель улыбалась мне, но мы ни разу не обнимались, не целовались и даже не касались губами щек. Роанна по крайней мере прикасалась ко мне; его раздувшаяся губа служила подтверждением. Не глупи, она не для таких как ты. Она слишком мала, слишком умна и чересчур опасна.
Дунк дремал и видел сны. Он бежал по просеке в сердце Леса Уота, бежал навстречу Роанне, а она пускала в него стрелы. Каждая стрела, выпущенная ею, летела верно и пронзала его грудь насквозь, только боль была странно-сладкой. Ему следовало развернуться и убежать, но вместо этого он продолжал бежать навстречу, двигаясь медленно, как всегда бывает во снах, будто воздух превратился в патоку. Стрелы настигали его одна за другой. Колчан похоже был бездонен. Ее глаза были серо-зелеными и полными озорства. Твое платье подчеркивает цвет твоих глаз, хотел он сказать, но на ней не было платья, на ней вообще ничего не было. Ее груди покрывала легкая россыпь веснушек, а соски были красными и твердыми как маленькие ягоды. Когда он дошел и упал у ее ног, то был утыкан стрелами так, что стал похож на большого дикобраза, но он нашел в себе силы схватить ее за косу. Одним свирепым рывком он повалил ее на себя и поцеловал.
Из сна его выдернул крик.
В затемненном подвале царила неразбериха. Проклятия и жалобы доносились отовсюду, люди натыкались друг на друга, бросаясь за своими штанами или копьями. Никто не знал, что происходит. Эгг нашел сальную свечу, зажег ее, пролив немного света на всю эту картину. Дунк первым взлетел по ступеням. И чуть не столкнулся с Сэмом Ступсом, который, пыхтя как кузнечные мехи и лепеча что-то бессвязное, мчался вниз. Дунку пришлось обхватить его за плечи, чтобы удержать от падения. «Сэм, что стряслось?»
«Небо», захныкал старик, «Небо!». Большего от него добиться не удалось, поэтому все поднялись на крышу. Сир Юстас уже стоял там в своей ночной сорочке, опираясь на парапеты, и смотрел вдаль.
Солнце восходило на западе.
Прошло довольно много времени, прежде чем Дунк понял, что это значит. «Лес Уота горит», с облегчением сказал он. Снизу от основания башни доносились проклятия сир Бенниса, поток такой отборной брани мог бы заставить покраснеть самого Эйегона Недостойного. Сэм Ступс начал молиться.
Они находились слишком далеко, чтобы увидеть пламя, но красное зарево поглотило половину западного горизонта, и выше начинали таять огоньки звезд. Корона Короля уже едва виднелась за клубами поднимающегося дыма.
Она сказала огнем и мечом.
Огонь бушевал до самого утра. Той ночью в Стэндфасте никто не сомкнул глаз. Вскоре они могли чувствовать запах дыма и видеть пламя танцующее вдалеке словно девушка в алых юбках. Каждый задавался вопросом: дойдет ли огонь до них. Дунк стоял у парапета, его глаза сверкали, высматривая всадников в ночи. «Беннис», сказал он, когда бурый рыцарь подошел к нему, жуя свой кислолист, «это тебя она хочет. Может тебе следует уехать».
«Что, бежать?» проревел тот. «На моей лошади? Может еще попытаться улететь на одной из этих проклятых куриц?»
«Тогда отдайся ей. Она только отрежет тебе нос».
«Мне мой нос нравится таким, какой есть, дубина. Позволь ей только захватить меня, и увидим, что мне отрежут». Он сел скрестив ноги спиной к зубцу и, достав точильный камень из своего мешочка, принялся острить свой меч. Сир Юстас встал над ним. Тихими голосами они обсуждали как вести войну. «Длинный Дюйм будет ждать нас на дамбе», услышал Дунк старого рыцаря, «вместо этого мы сожжем ее посевы. Огонь за огонь». Сир Беннис думал, что это было бы правильно, только может быть им еще следует сжечь мельницу. «Это в шести лигах с другой стороны замка, Длинный Дюйм не ожидает нас там. Сжечь мельницу и убить мельника, это дорого ей обойдется».
Эгг тоже слушал. Он кашлянул и уставился на Дунка расширенными невинными глазами. «Сир, вы должны остановить их».
«Как?» спросил Дунк. Красная Вдова остановит их. Она и этот Лукас Длинный Дюйм. «Они только болтают, Эгг. Иначе они обмочат свои бриджи. Да и бесполезно нам что-то делать сейчас».
Рассвет обнажил подернутое дымкой серое небо, воздух ел глаза. Дунк рассчитывал уехать с утра пораньше, но после бессонной ночи, не знал, как далеко они смогут уйти. Дунк с Эггом позавтракали сваренными вкрутую яйцами, пока Беннис выгонял остальных наружу, чтобы заняться с ними муштрой. Они люди Осгрея, а мы нет, говорил он себе. Он съел четыре яйца. Как он полагал, сир Юстас был должен ему больше. Эгг съел два. Яйца они запили элем.
«Мы могли бы поехать на Прекрасный Остров», сказал Эгг, когда они собирали свой скарб. «Если железные люди совершают на них набеги, то лорд Фарман нуждается в добрых мечах».
Это была хорошая мысль. «Ты раньше бывал на Прекрасном Острове?»
«Нет, сир», ответил Эгг, «но, говорят, там красиво. Усадьба лорда Фармана тоже очень красива. Она называется Прекрасным Замком».
Дунк улыбнулся. «Хорошо, поедем в Прекрасный Замок». Он почувствовал, как огромная тяжесть упала с его плеч. «Я позабочусь о лошадях», сказал он после того, как собрал свою броню в сверток и обвязал пеньковой веревкой. «Иди на крышу и возьми наши скатки, сквайр». Еще одной ссоры с клетчатым львом он этим утром желал в последнюю очередь. «Если встретишься с сиром Юстасом, оставь его в покое».
«Да, сир».
Во дворе сир Беннис выстроил своих рекрутов в линию и пытался научить их двигаться в унисон. Бурый рыцарь не обратил ни малейшего внимания на Дунка, когда он пересекал двор. Он приведет многих из них к смерти. Красная Вдова может оказаться здесь в любой момент. Эгг выбежал из дверей башни и прогрохотал вниз по деревянным ступенькам вместе с их спальниками. Над ним на балконе застыл, опираясь руками на перила, сир Юстас. Когда он встретился глазами с Дунком, его усы задрожали, и он быстро отвернулся. Воздух был заполнен клубами дыма.
Сир Беннис закинул свой щит на спину, длинный треугольный щит из некрашеного дерева, темный от бесчисленных слоев старого лака и окованный по краям железом. На нем не было никакой эмблемы, только металлическая шишка в центре щита, которая напоминала Дунку большой плотно прикрытый глаз. Такой же слепой, как он сам. «Как ты намереваешься с ней воевать?» спросил Дунк.
Сир Беннис поглядел на своих солдат, его рот окрасился красным из-за кислолиста. «Нельзя удержать холм с таким малым количеством копий. Запремся в башне. Мы все спрячемся внутри». Он кивнул на дверь. «Только один вход. Мы втянем лестницу внутрь, и они не смогут добраться до нас».
«До тех пор, пока они не сделают собственные лестницы. Они могут принести с собой веревки и кошки и обрушиться на вас с крыши. Кроме того их арбалетчики могут просто держаться сзади и, когда вы будете стараться защитить двери, нашпиговать вас стрелами».
Мелоны (пер. дыня), Бины (пер. Бобы) и Барлейкорны (пер. ячменное зерно) слышали все до единого слова. Все их бравые разговоры моментально улетучились, хотя не было ни малейшего ветра. Они стояли вцепившись в свои заостренные палки, поглядывая на Дунка, Бенниса и друг друга. «Вся эта компания ничего не сможет сделать», кивнул Дунк на оборванное воинство Осгрея, «рыцари Красной Вдовы порубят их на мелкие кусочки, если оставить их на открытом месте, а внутри башни их копья бесполезны».
«Они могут кидать что-нибудь с крыши», сказал Беннис. «Треб неплохо бросает камни».
«Думаю, он успеет бросить камень или два», возразил Дунк, «пока один из арбалетчиков Вдовы не прошьет его болтом».
«Сир», обратился к нему Эгг, «если мы хотим уйти, лучше сделать это сейчас, до того как сюда прибудет Вдова».
Мальчик был прав. Если мы задержимся, то окажемся в ловушке. Но Дунк все еще колебался. «Пусть они уходят, Беннис».
«Что? Лишиться наших отважных парней?» Беннис взглянул на крестьян и расхохотался. «Не надейтесь, что вас отпустят», предупредил он, «я зарублю каждого, кто попытается бежать».
«Тогда я зарублю тебя». Дунк вытащил свой меч. «Идите домой, все», велел он людям. «Возвращайтесь в свои деревни, и посмотрите, пощадил ли огонь ваши дома и посевы».
Никто не пошевелился. Бурый рыцарь пристально смотрел на него, его рот беспрестанно жевал. Дунк не обращал на него внимания. «Уходите», повторил он крестьянам. Как будто какой-то бог вложил в его уста эти слова. Не Воин. Есть ли бог дураков? «УХОДИТЕ!», на этот раз он заорал. «Берите ваши щиты и копья, но уходите, иначе вы не доживете до завтра. Разве вы не хотите вновь поцеловать ваших жен? Обнять ваших детей? Возвращайтесь домой. Вы что оглохли?»
Они не оглохли. Среди куриц возникла жуткая суматоха. Большой Роб наступил на квочку, когда рванулся прочь, а Пат едва не распотрошил Уилла Бина, когда споткнулся о собственное копье, но все же они бежали прочь. Мелоны бежали в одну сторону, Бины в другую, а Барлейкорны в третью. Сир Юстас сверху кричал им вдогонку, но никто не обратил на него внимания. По крайней мере, для него они оглохли, подумал Дунк.
К тому времени когда старый рыцарь появился из своей башни и кряхтя спустился по лестнице, остались только Дунк, Эгг и Беннис с курицами. «Вернитесь», кричал сир Юстас своему улепетывающему войску. «Я не разрешал вам уходить. Я вам не разрешаю».
«Бесполезно, милорд», сказал Беннис. «Они уже убежали».
Сир Юстас повернулся к Дунку, его усы дрожали от гнева. «У вас не было никаких прав отпускать их. Никаких прав! Я велел им оставаться, я запретил им уходить. Я запретил вам распускать их».
«Мы ничего не слышали, милорд». Эгг снял щляпу и помахал ею, разгоняя дым. «Куры кудахтали слишком громко».
Старик осел на нижнюю ступеньку Стэндфаста. «Что эта женщина предложила за то, чтобы вы сдали меня ей?» подавленно спросил он Дунка. «Сколько золота она заплатила, чтобы вы предали меня, отправили моих парней прочь и оставили меня одного?»
«Вы не один, милорд». Дунк вложил меч в ножны. «Я спал под вашей крышей и ел ваши яйца этим утром. Так что я должен вам кое-какую службу. Я не уползу отсюда поджав свой хвост. Мой меч остается здесь». Он коснулся его рукояти.
«Один меч». Старый рыцарь медленно поднялся. «На что может надеяться один меч против этой женщины?»
«Начать с того, что постарается не допустить ее на ваши земли». Хотел бы Дунк чувствовать себя столь же уверенно, насколько прозвучал его голос.
Усы старого рыцаря подрагивали каждый раз, когда он переводил дыхание. «Да», сказал он наконец. «Лучше смело выйти навстречу, чем прятаться за каменными стенами. Лучше умереть львом, чем кроликом. Тысячи лет мы были Хранителями Севера. Я должен одеть свои доспехи». Он начал подниматься по лестнице.
Эгг смотрел на Дунка. «Не знал, что у вас есть хвост», сказал мальчик.
«А в ухо хочешь?»
«Нет, сир. А вы хотите одеть броню?»
«Да», ответил Дунк, «и еще кое-что».
Сир Беннис хотел пойти с ними, но в конце концов сир Юстас приказал ему остаться и охранять башню. Его меч мало, что решал, несмотря на огромное превосходство противника, поскольку один его вид мог разъярить Вдову еще больше.
Бурого рыцаря не пришлось долго уговаривать. Дунк помог ему выбить железные штыри, которые удерживали верхнюю лестницу. Беннис, отвязав посеревшую от времени пеньковую веревку, навалился изо всех сил и затащил лестницу наверх. Деревянная лесенка, со скрипом и стоном раскачиваясь, уползла наверх, оставив промежуток в десять футов между верхней каменной ступенью и единственным входом в башню. Горбатый Сэм и его жена оба остались внутри, так что куры были предоставлены сами себе. Усевшись на своего серого мерина, Сир Юстас подозвал их и сказал, «Если мы не вернемся к наступлению ночи…».
«… я поскачу в Хайгарден, милорд, и расскажу лорду Тиреллу, как эта женщина сожгла ваш лес и убила вас самого».
Дунк поехал за Эггом и Мейстером вниз по холму. Старик присоединился к ним позже, его броня тихонько бряцала. На этот раз ветер усиливался, и он слышал как хлопает его плащ.
Там где стоял Лес Уота они нашли только дымящуюся пустошь. Пожар почти совсем затух к тому времени, когда они доехали до леса, но то здесь, то там он все еще полыхал огненными островками в море золы и пепла. В других местах подобно черным копьям торчали в небо стволы сгоревших деревьев. Часть деревьев упала и лежала, раскинув свои обугленные и сломанные ветви поперек западной дороги, в их выгоревших сердцевинах тускло тлели красные огоньки. Там были раскаленные участки леса и места, где дым висел в воздухе подобно горячему серому туману. Сир Юстас зашелся в припадке кашля, и Дунк какое-то время боялся, что старику придется вернуться назад, но все обошлось.
Они проехали мимо туши оленя, а позже мимо того, что вероятно было когда-то барсуком. Не было ничего живого, кроме мух. Похоже, мухи могли пережить все что угодно.
«Должно быть Огненное Поле выглядело точно так же», заметил сир Юстас, «это там двести лет назад начались наши бедствия. На том поле вместе с прекраснейшими цветами Простора погиб последний из зеленых королей. Мой отец рассказывал, что драконий огонь был так жарок, что мечи плавились прямо в руках. Позже их собрали и пустили в дело, когда делали Железный Трон. Хайгарден перешел от королей к стюардам, а Осгреи пришли в упадок и хирели, пока от Хранителей Севера не стали всего лишь посаженными рыцарями связанными вассальной присягой с Рованами».
Дунку нечего было ответить на это, и какое-то время они ехали в тишине, пока сир Юстас не кашлянул и не сказал, «Сир Дункан, помните историю, которую я вам рассказывал?»
«Может быть», ответил Дунк, «Какую именно?»
«О Маленьком Льве».
«Помню. Он был самым младшим из пяти сыновей».
«Хорошо». Он снова кашлянул. «Когда он сразил Ланселя Ланнистера, пришельцы с запада повернули назад. Без короля не стало войны. Вы понимаете, что я имею в виду?»
«Да», неохотно ответил Дунк. Могу ли я убить женщину? На этот раз он хотел оказаться тупым как стена. До этого не должно дойти. Я должен не позволить дойти до такого.
Несколько зеленых деревьев еще стояли там, где западная дорога пересекалась с Клетчатой Водой. Их стволы почернели и обуглились только с одной стороны. Сразу за ними мрачно мерцала вода. Голубое и зеленое, подумал Дунк, но все золото исчезло. Солнце скрывалось за пеленой дыма.
Сир Юстас остановился у кромки у воды. «Я дал священную клятву. Я не пересеку эту речку. Пока земля по ту сторону принадлежит ей». Старый рыцарь был облачен в кольчугу и пластинчатую броню под своей желтой накидкой. Меч висел на его бедре.
«А что если она не придет?» поинтересовался Эгг.
С огнем и мечом, вспомнил Дунк. «Она придет».
Не прошло и часу, как она приехала. Сперва они услышали лошадей, потом слабый металлический звон доспехов, который становился все громче. Дым мешал определить насколько далеко они находятся, пока ее знаменосец не прорвался через неровную серую завесу. С его древка, которое было увенчано железным пауком, раскрашенным в белое и красное, вяло свисало черное знамя Вебберов. Увидев их на другой стороне воды, он остановился на берегу. Сир Лукас, закованный в броню с головы до ног, появился мгновение спустя.
Только потом появилась леди Роанна собственной персоной, верхом на угольно-черной кобыле наряженной в нити серебристого шелка будто в паутину. Плащ Вдовы был сшит из того же материала. Легкий как воздух, он волнами спадал с ее плеч и запястий. Она тоже носила доспехи из покрытой зеленой эмалью чешуйчатой брони, отделанной золотом и серебром. Броня сидела на ней как влитая, и создавалось впечатление, что она облачена в летнюю листву. Длинная рыжая коса свисала по ее спине и подпрыгивала, когда она ехала. Рядом на крупном сером мерине скакал краснорожий септон Сефтон. У другого бока ехал верхом на муле ее молодой мейстер Сиррик.
Следом выехало полдюжины рыцарей, сопровождаемых множеством сквайров. Колонна конных арбалетчиков, замыкавшая шествие, развернулась веером на другом берегу, когда достигла Клетчатой Воды и увидела Дунка на противоположной стороне. Всего было тридцать три бойца, исключая септона, мейстера и саму Вдову. Один из рыцарей Вдовы перехватил взгляд Дунка – приземистый лысоватый человечек со злым лицом и уродливым зобом, похожий на затянутый в кольчугу и кожу бочонок.
Красная Вдова подъехала на своей кобыле к кромке воды. «Сир Юстас, сир Дункан», окликнула она через речку. «мы видели как у вас горело ночью».
«Видели?» Крикнул в ответ сир Юстас. «Да, вы видели… после того как подожгли».
«Это мерзкое обвинение».
«Для мерзкого деяния».
«Прошлой ночью я спала в своей кровати, рядом с моими леди. Меня разбудили крики со стены, как и почти всех. Взрослые поднялись вверх по крутым ступеням башни, чтобы посмотреть, а грудные малыши плакали от страха, видя красные отсветы. И это все, что я знаю о вашем пожаре, сир».
«Это был твой огонь, женщина», упорствовал сир Юстас. «Мой лес погиб. Погиб, я говорю!»
Септон Сефтон прочистил свое горло. «Сир Юстас», загудел он, «в Королевском лесу тоже бушуют пожары, и даже в Дождливом лесу. Засуха виновата в том, что наши леса горят».
Леди Роанна подняла руку и указала. «Посмотрите на мои поля, Осгрей. Какие они сухие. Я была бы дурой, если пустила огонь. Поменяй ветер направление, пламя бы легко перескочило через поток и сожгло половину моих посевов».
«Сожгло бы?» закричал сир Юстас. «Это мой лес сгорел, и ты подожгла его. Весьма похоже, что ты можешь с помощью колдовства управлять ветром так же, как ты использовала свое темное искусство, чтобы извести своих мужей и братьев».
На лице леди Роанны появилось жесткое выражение. Дунк видел такое в Колдмоуте, перед тем как она ударила его. «Брехня», бросила она старику. «Я больше не буду тратить на вас слова, сир. Выдайте нам Бенниса Бурого Щита, иначе мы сами придем и возьмем его».
«Ты не сделаешь этого!», объявил сир Юстас звенящим голосом. «Ты никогда не сделаешь этого!» Его усы дергались. «Вы не пройдете дальше. Эта сторона реки моя и вы здесь не нужны. И вы не получите от меня никакого гостеприимства. Ни хлеба и соли, ни даже крова и воды. Вы пришли незваными, и я запрещаю вам ступать на землю Осгреев».
Леди Роанна перетянула косу через плечи. «Сир Лукас», только сказала она. Длинный Дюйм подал знак, и арбалетчики спешились, каждый из них уперся ногой в стремя лука и крюком натянул тетиву, затем выдернул из колчана стрелу. «А сейчас, сир», выкрикнула она, когда каждый арбалет был взведен и нацелен, «что вы там запретили мне?»
Дунк достаточно наслушался. «Если вы перейдете через речку, то вы нарушите королевский мир».
Септон Сефтон двинул своего коня на шаг вперед. «Король ничего не узнает и не почешется», крикнул он. «Мы все дети Матери, сир. Ради нее, не вмешивайся».
Дунк насупился. «Я мало, что знаю про богов, септон… но разве мы также не дети Воина?» Он потер свою шею. «Если вы попытаетесь переправится, я вас остановлю».
Сир Лукас Длинный Дюйм засмеялся. «Вот межевой рыцарь, которому не терпится стать дикобразом, миледи», сказал он Красной Вдове. «Только скажите, и мы всадим в него дюжину стрел. С такого расстояния они пробьют его доспехи, как будто бы они были сделаны из соплей».
«Нет. Еще нет, сир». Леди Роанна рассматривала его по ту сторону потока. «Вас двое мужчин и один мальчишка. Нас тридцать три. Каким образом вы предполагаете остановить нас?»
«Ну», протянул Дунк, «я расскажу вам. Но только вам».
«Как пожелаете». Она пришпорила лошадь и направила ее в речку. Когда вода достигла брюха кобылы, она остановилась, ожидая. «Я здесь. Подойдите ближе, сир. Обещаю не зашивать вас в мешок».
Сир Юстас схватил его за руку, прежде чем он успел ответить. «Идите к ней», велел старый рыцарь, «но помните Маленького Льва».
«Как скажете, милорд». Дунк ввел Грома в воду. Он остановился перед ней и сказал, «Миледи».
«Сир Дункан». Она протянула руку и коснулась пальцами его распухших губ. «Это я сделала, сир?»
«Больше никто меня по лицу не бил, миледи».
«Я виновата. Нарушила законы гостеприимства. Добрый септон отругал меня за это». Она пристально поглядела на сира Юстаса. «Я недостаточно хорошо помню Аддама. Это было более чем половину моей жизни назад. Но я помню, что любила его. Из остальных я никого не любила».
«Его отец положил его вместе с братьями в зарослях ежевики», сказал Дунк. «Он любил ежевику».
«Я помню. Он постоянно собирал ее для меня, и мы ели ее со сливками».
«Король простил старику Дэйемона», сказал Дунк. «Давно пора простить ему Аддама».
«Дайте мне Бенниса, и я подумаю над этим».
«Беннис не мой, чтобы мне его отдавать».
Она вздохнула. «Я бы охотно вас не убивала».
«А как охотно я бы не умирал».
«Тогда выдайте Бенниса. Мы отрежем ему нос и вернем обратно. На этом все кончится».
«Нет, не кончится», заявил Дунк. «Остается еще дамба и пожар. Вы выдадите нам поджигателей?»
«В лесу были светлячки», ответила она. «Может это из-за их маленьких огоньков начался пожар?»
«Не надо больше дразнится, миледи», предупредил ее Дунк. «Неподходящее для этого время. Разрушьте дамбу и дайте сиру Юстасу воду, чтобы он мог восстановить лес. Это справедливо, не так ли?»
«Было бы справедливо, если именно я подожгла лес. Чего я не делала. Я была в Колдмоуте, в безопасной постели». Она посмотрела вниз на воду. «Что там должно помешать нам проехать прямо через ручей? Вы рассеяли ежи среди камней? Спрятали лунников в золе? Скажите, что по-вашему остановит нас?»
«Я». Он стащил свою латную рукавицу. «В Блошином Конце я всегда был больше и сильнее остальных мальчишек, поэтому я постоянно жестоко избивал и грабил их. Старик отучил меня заниматься этим. Это плохо, сказал он, и кроме того, иногда маленькие мальчики имеют больших старших братьев. А сейчас, взгляните на это». Дунк снял с пальца кольцо и протянул его ей. Ей пришлось выпустить свою косу, чтобы взять его.
«Золотое?», спросила она, когда почувствовала вес кольца. «Что это, сир?» Она перевернула его в своей руке. «Печатка. Золото и оникс». Ее зеленые глаза сузились, когда она всмотрелась в печатку. «Где вы это нашли, сир?»
«В башмаке. Завернутое в тряпки и засунутое в носок ботинка».
Пальцы леди Роанны сжались вокруг кольца. Она взглянула на Эгга и сира Юстас. «Вы сильно рискуете, показывая мне это кольцо, сир. Но какое значение оно имеет для нас. Если я прикажу своим людям переправиться…»
«Хорошо», бросил Дунк, «это значило бы, что мне придется драться».
«И умереть».
«Скорее всего», ответил Дунк, «тогда Эгг вернулся бы туда, откуда родом, и рассказал, что здесь произошло».
«Не вернется, если тоже умрет».
«Я не думаю, что вы убьете десятилетнего мальчика», сказал он, надеясь что прав. «Не этого десятилетнего мальчика. Как вы говорили, у вас тут тридцать три человека. А люди говорят. А вон тот жирный особенно говорлив. Неважно насколько глубоко вы нас закопаете, толки не похоронишь. А потом, что ж… наверное укус пятнистого паука может убить льва, но дракон – это зверь особенный».
«Я предпочитаю быть другом дракона». Она надела кольцо на свой палец. Оно было слишком большим даже для ее большого пальца. «Дракон или нет, я должна получить Бенниса Бурого Щита».
«Нет».
«Вы – это семь футов упрямства».
«На дюйм меньше».
Она отдала кольцо обратно. «Я не могу вернутся в Колдмоут с пустыми руками. Скажут, что Красная Вдова потеряла хватку, что она так слаба, что не в силах совершить правосудие и защитить своих людей. Вы не понимаете, сир».
«Я могу понять». Больше чем ты думаешь. «Я помню одного мелкого штормового лорда, который однажды взял сира Арлана на службу, чтобы он помог ему в войне с другим лордом. Когда я спросил, из-за чего они дерутся, старик ответил: «Да, ни из-за ничего, это просто сраное состязание».
Леди Роанна одарила его шокированным взглядом, но не смогла продержаться и мгновения и усмехнулась. «Я выслушала в свое время тысячу пустых любезностей, но вы первый рыцарь, который употребил в моем присутствии слово сраный». Тут ее веснушчатое лицо помрачнело. «По этим сраным состязаниям лорды оценивают силу друг у друга, и горе тому, кто проявит слабость. Женщина должна насрать в два раза больше, если хочет править. А уж если женщине угораздило быть маленькой… Лорд Стакхауз жаждет заполучить мои Холмы Подковы, сир Клиффорд Конклин давно предъявляет права на Лиственное Озеро, эти мрачные Дарвелы живут воровством моего скота… а под собственной крышей у меня сир Длинный Дюйм. Каждый день просыпаясь, я гадаю, не сегодня ли он женится на мне силой». Она с такой силой вцепилась в свою косу, будто она была веревкой, а сама она висела над пропастью. «Он хочет этого, я знаю. Но его сдерживает страх перед моим гневом, Стакхауз, Конклин и Дарвел тоже держатся осторожно, когда дело касается Красной Вдовы. Если кто-нибудь из них хоть на мгновение подумает, что я стала слабой и мягкой…»
Дунк надел кольцо обратно на палец и вытащил дагу.
Глаза вдовы расширились при виде обнаженной стали. «Что вы делаете?» спросила она. «Вы что рехнулись? На вас нацелена дюжина арбалетов».
«Вы ведь хотели кровь за кровь». Он положил дагу себе на щеку. «Вам сказали неправильно. Это не Беннис порезал землекопа, а я». Он надавил лезвием на свое лицо, сделав глубокий порез. Когда он стряхнул с лезвия капли крови, некоторые брызнули ей на лицо. Еще больше веснушек, подумалось ему. «Ну, вот, Красная Вдова вернула свой долг. Щека за щеку».
«Вы совершенно безумны». От дыма у нее слезились глаза, «Будь вы более благородного происхождения, я бы вышла за вас замуж».
«Да, миледи. Если бы свиньи имели крылья, чешую и дышали огнем, они были бы столь же хороши, как и драконы». Дунк вложил нож обратно в ножны. Его лицо начало пульсировать. Кровь стекала по его щеке и капала на латный воротник. Запах заставил Грома захрапеть и ударить по воде копытом. «Выдайте мне человека, который поджег лес».
«Никто ничего не поджигал», ответила она, «но если кто-то из моих людей сделал это, то должно быть, чтобы доставить мне удовольствие. Как же я могу выдать такого человека?» Она оглянулась на свой эскорт. «Было бы лучше, если сир Юстас заберет свои обвинения».
«Скорее свиньи научатся выдыхать огонь, миледи».
«В таком случае, мне придется отстаивать свою невиновность перед лицом богов и людей. Передайте сиру Юстасу, что я требую извинений… иначе испытание поединком. Пусть выбирает». Она повернула лошадь и поехала обратно к своим людям.
Полем битвы предстояло стать речке.
Вперед вразвалку вышел септон и начал возносить молитвы, моля Небесного Отца обратить взгляд на этих мужчин и рассудить их по справедливости, упрашивая Воина дать силу тому, чье дело правое и истинное, а у Матери милосердия для лжеца, чтобы он мог быть прощен за свои грехи. Когда молитвы были закончены, он обратился к сиру Юстасу в последний раз. «Сир», сказал он, «я еще раз умоляю вас забрать свои обвинения».
«Нет», отрезал старик, усы у него дрожали.
Жирный септон обратился к леди Роанне. «Милая сестра, если вы сделали эту вещь, признайте вину и предложите доброму сиру Юстасу компенсацию за его лес. Иначе прольется кровь».
«Мой чемпион докажет мою невиновность перед лицом богов и людей».
«Испытание поединком не единственный выход», сказал септон, стоя по пояс в воде. «Я прошу вас обоих, позволить нам пойти в Голденгроув(Золотую Рощу) и вынести спор на суд лорда Рована».
«Никогда», ответил сир Юстас, а Красная Вдова покачала головой.
Сир Лукас Инчфилд с потемневшим от ярости лицом посмотрел на леди Роанну. «Вы выйдете за меня замуж, когда этот шутовской фарс закончится. Как желал этого ваш лорд-отец».
«Мой лорд-отец никогда не знал вас так хорошо, как я», парировала она.
Дунк опустился на одно колено перед Эггом и вложил печатку в руку мальчика; четыре трехголовых драконов, два и два – эмблема Маэкара, Принца Летнего Замка. «Засунь обратно в башмак», велел он, «но, если случится так, что я умру, иди к ближайшему из друзей твоего отца и сделай так, чтобы он доставил тебя в Летний Замок. Не пытайся пройти через весь Простор в одиночку. Смотри у меня, не забудь, а то мой призрак вернется и даст тебе в ухо».
«Да, сир», ответил Эгг, «но скорее всего вы не умрете».
«Чересчур жарко, чтобы умирать». Дунка надел свой шлем, и Эгг помог накрепко закрепить его на латном воротнике. Лицо было липким от крови несмотря на то, что сир Юстас оторвал кусок от своего плаща и приложил к ране, чтобы остановить кровотечение. Он поднялся на ноги и подошел к Грому. Дым почти рассеялся, заметил он, покачиваясь в седле, но небеса еще были темными. Облака, думал он, темные облака. Все небо было затянуто ими. Возможно, это предзнаменование. Но для кого это предзнаменование, для него или меня? Дунк не очень разбирался в знамениях.
На другой стороне речки сир Длинный Дюйм тоже уселся на коня. Его конь был каштанового цвета; роскошное животное, быстрое и сильное, хотя и не такое большое как Гром. Однако недостаток в росте восполнялся броней. Голова и шея лошади были закованы в железо, а круп покрывала кольчужная накидка. Сам Длинный Дюйм носил черные эмалевые латы и серебристую кольчугу. Ониксовый паук злобно припал к вершине его шлема, но на щите была его собственная эмблема: полоса в черно-белую клетку, идущая от верхней левой половины герба до правой нижней, на бледно-сером поле. Дунк наблюдал за тем, как сир Лукас отдал его сквайру. Он не намерен им пользоваться. Он понял почему, когда другой сквайр подал ему боевой топор. Топор был длинным и смертоносным, с окованной железом рукоятью, с тяжеленным обухом, на задней стороне которого устрашающе торчал шип, но это было двуручное оружие. Длинному Дюйму придется положиться на прочность своей брони. Я должен заставить его пожалеть об этом выборе.
Его собственный щит был одет на левую руку, щит, на котором Тансель нарисовала его вяз и падающие звезды. Детская считалка эхом отозвалась в его голове. Дуб и железо, охраняйте меня хорошенько, иначе попаду в ад я быстренько. Он вытянул свой длинный меч из ножен. Было приятно ощущать его тяжесть в руках.
Он ударил шпорами по бочку Грома и бросил своего большого боевого коня в воду. С другой стороны потока сир Лукас проделал тоже самое. Дунк взял вправо, чтобы оставить сира Лукаса с левой стороны, защищенной щитом. Однако сир Лукас не собирался позволять ему такое. Он быстро повернул коня, и они сшиблись в вихре серой стали и зеленых брызг. Сир Лукас ударил своим топором. Дунку пришлось извернуться в своем седле, чтобы принять удар на щит. Удар был такой сильный, что болью отозвался в зубах, а его рука онемела. В ответ он взмахнул своим мечом, рубанув наискосок, и достал другого рыцаря пониже его поднятой руки. Сталь скрежетнула по стали, и все.
Длинный Дюйм пришпорил своего коня, стараясь по кругу обойти Дунка и выйти с незащищенной стороны, но Гром, покусывая другую лошадь, развернулся, чтобы встретить его. Сир Лукас, пристав в стременах, чтобы использовать всю свою силу и вес, наносил один сокрушающий удар за другим. Дунк передвинул свой щит, чтобы отражать сыплющиеся удары. Полусогнувшись за своим дубом, он рубил Инчфилда по рукам, ногам и бокам, но его латы выдержали все удары. Они кружились друг вокруг друга, и вода плескалась у их ног. Длинный Дюйм атаковал, Дунк защищался, выискивая слабости.
Наконец, он увидел. Каждый раз, когда сир Лукас поднимал свой топор для удара, под его рукой появлялась щель. Там была кольчуга, кожа и под ними еще набивка, но не было стальной пластины. Дунк держал щит поднятым, выбирая время для своей атаки. Скоро. Скоро. Топор обрушился вниз, вывернулся и начал подниматься. Сейчас! Он вонзил шпоры в Грома, подъезжая ближе, и ударил мечом, направляя его острие в щель.
Но дыра исчезла столь же быстро, как и появилась. Кончик меча царапнул по подплечнику, а Дунк, растянувшись, едва не выпал из седла. Топор с грохотом обрушился на железный обод его щита, со скрипом скользнул по нему рядом с краем шлема и скользящим ударом задел шею Грома.
Боевой конь закричал и встал на дыбы, его глаза закатились от боли, обнажив белки, а в воздухе разлился острый медный запах крови. Как только Длинный Дюйм начал сближаться, он внезапно лягнул своими железными копытами. Одно угодило сиру Длинному Дюйму прямо в лицо, другое в плечо. Затем тяжелый боевой конь обрушился сверху на его рысака.
Все это уложилось в один удар сердца. Две лошади рухнули сцепившись в клубок, лягая и кусая друг друга, поднимая брызги воды и грязи. Дунк пытался соскочить с седла, но одна нога запуталась в стремени. Он упал лицом вниз, сделав последний отчаянный глоток воздуха, прежде чем вода хлынула в шлем через прорези для глаз. Его нога все еще была запутана, и он почувствовал такой дикий рывок, что усилия Грома чуть не оторвали ему ногу. Внезапно он оказался свободен и вращаясь стал тонуть. Минуту он беспомощно барахтался в воде. Мир окрасился в синие, зеленые и коричневые тона.
Вес его доспехов тянул вниз, пока он не ударился плечом о дно речки. Если это низ, то верх в другой стороне. Закованные в сталь руки Дунка заскребли по песку и камням, кое-как он подобрал под себя ноги и поднялся. Шатаясь, истекая грязью, с водой льющейся из прорезей его помятого шлема, но он стоял. Он дышал воздухом.
Разбитый щит все еще висел на левой руке, но ножны были пусты, а меч потерялся. Внутри шлема была кровь напополам с водой. Когда он попробовал переместить вес, лодыжку пронзило болью. Как он заметил, оба коня бились уже стоя на своих ногах. Он повернул голову, щурясь глазом сквозь пелену крови, отыскивая своего врага. Умер, подумал он, он утонул, или Гром раздробил ему череп.
Сир Лукас вырвался из воды прямо перед ним с мечом в руке. Он обрушил на шею Дунка яростный удар, и только крепость латного воротника сохранила ему голову на плечах. У него не было клинка, чтобы сделать ответный выпад, только щит. Он отступил, и Длинный Дюйм бросился следом, крича и размахивая мечом. Вскинутая вверх рука Дунка онемела, приняв удар выше локтя. Порез на бедре заставил его хрюкнуть от боли. Когда он пятился, под ногу подвернулся камень, и он упал на колено, погрузившись в воду по грудь. Он снова вскинул щит, но на этот раз сир Лукас ударил так сильно, что расколол толстый дубовый щит прямо посередине и вбил обломки в лицо Дунка. В ушах зазвенело, а рот наполнился кровью, но откуда-то издалека до него донесся крик Эгга. «Достаньте его, сир, достаньте, достаньте его. Он прямо там!»
Дунк бросился вперед. Сир Лукас дернул меч обратно, чтобы нанести еще один удар. Дунк врезался в него на уровне пояса и сбил с ног. Речка снова накрыла их обоих, но на этот раз Дунк был готов. Одной рукой он обхватил Длинного Дюйма, прижимая ко дну. Из разбитого, искривленного щитка Инчфилда вырвалась струйка пузырьков, но он продолжал бороться. Он нашел на дне речки камень и начал долбить по голове и рукам Дунка. Дунк возился со своей перевязью. Неужели я и дагу потерял? гадал он. Нет, она была там. Его рука сомкнулась вокруг рукояти, он вытянул кинжал и медленно протолкнул сквозь взбаламученную воду, сквозь железные кольца и вареную кожу под руку сира Лукаса Длинного Дюйма, и, когда воткнул полностью, провернул дагу. Сир Лукас дергался и извивался, потом силы оставили его. Дунк оттолкнулся и поплыл. Его грудь горела. Перед лицом мелькнула белая рыба – длинная и стройная. Что это? удивился он. Что это? Что это?
Он проснулся не в том замке.
Когда его глаза открылись, он не понял, где находиться. Было благословенно прохладно. Во рту стоял вкус крови, а на глазах была повязка из тяжелой ткани благоухающая какой-то мазью. Пахнет гвоздиками, решил он.
Дунк нащупал лицо и сорвал повязку. Прямо над ним на высоком потолке играл свет факела. По стропилам наверху прохаживались вороны, поглядывая вниз маленькими черными глазками, и каркали на него. По крайней мере, я не ослеп. Он был в башне мейстера. Вдоль стен тянулись полки с травами и снадобьями в глиняных кувшинах и сосудах из зеленого стекла. Рядом длинный стол на козлах был весь заставлен пергаментами, книгами и странными бронзовыми инструментами, и все было заляпано пометом воронов со стропил. Он слышал, как они что-то бормочут друг другу.
Он попытался сесть. Это оказалось большой ошибкой. В голове поплыло, а левая нога закричала в агонии, стоило ему легонько перевести на нее свой вес. Он заметил, что его лодыжка была перевязана льняной тканью, на груди и плечах также были льняные полоски.
«Тихо». Лицо, которое нависло над ним, было молодым и узким, с темными карими глазами по обе стороны крючковатого носа. Дунк узнал это лицо. Владелец его был облачен во все серое, с цепью свободно висящей на шее, цепью мейстера выкованной из множества металлов. Дунк схватил его за запястье. «Где?..».
«В Колдмоуте», ответил мейстер. «Вы были слишком серьезно ранены, чтобы вернуться в Стэндфаст, поэтому леди Роанна приказала нам отнести вас сюда. Выпейте это». Он поднес чашку… чего-то… к губам Дунка. Зелье имело горький вкус, как уксус, но, по крайней мере, перебило вкус крови.
Дунк заставил себя выпить все. После этого он пошевелил пальцами своей правой кисти, затем другой. По крайней мере, кисти у меня еще работают и руки тоже. «Что… что у меня повреждено?»
«Проще сказать, что цело», фыркнул мейстер. «Сломана лодыжка, растянулись связки на колене, сломана ключица, ушибы… верхняя часть туловища почти вся желто-зеленого цвета, а ваша правая рука фиолетово-черная. Подозревал, что есть трещина на черепе, но похоже я ошибся. На лице глубокая рана, сир. Боюсь, останется шрам. О, еще вы утонули к тому времени, когда мы вытащили вас из воды».
«Утонул?» спросил Дунк.
«Я никогда не подозревал, что человек может набрать так много воды, пусть даже и такой большой как вы. Считайте вам повезло, что я родом с Железных Островов. Жрецы Утопленного Бога знают, как утопить человека и как вернуть его назад, а я изучал их верования и обычаи».
Я утонул. Дунк снова попробовал сесть, но сил не хватило. Я утонул в воде, которая даже не доходила до моей шеи. Он засмеялся и застонал от боли. «Сир Лукас?»
«Мертв. А вы сомневались?»
Нет. Дунк сомневался во многих вещах, но не в этом. Он помнил, как внезапно сила покинула члены Длинного Дюйма. «Эгг…», вымолвил он. «Я хочу Эгга…».
«Голод хороший знак», заявил мейстер (Здесь игра слов – Эгг значит яйцо). «Но сейчас тебе нужен сон, а не еда».
Дунк замотал головой и сразу пожалел об этом. «Эгг… он мой сквайр».
«Ах, он. Храбрый парень и сильнее чем выглядит. Он в одиночку тащил вас из речки. И еще помог снять доспехи и ехал с вами в повозке, когда мы везли вас сюда. Он не стал спать и сидел рядом с вашим мечом на коленях, чтобы никто не причинил вам зла. Он не доверял даже мне и настаивал, чтобы я пробовал все, что даю вам. Странный ребенок, но преданный».
«А где он?»
«Сир Юстас попросил мальчика присутствовать на свадебном пиру. С его стороны никого не было. Было бы невоспитанно отказаться».
«Свадебный пир?», Дунк не понимал.
«Конечно, вы же не знаете. Колдмоут и Стэндфаст помирились после вашего поединка. Леди Роанна попросила у старого сира Юстаса разрешения переправиться на его земли и посетить могилу Аддама, и он предоставил ей это право. Она преклонила колени перед ежевикой и начала плакать, он был так тронут этим, что подошел её утешить. Они провели всю ночь разговаривая о юном Аддаме и благородном отце моей леди. Лорд Виман и сир Юстас были верными друзьями до Мятежа Черного Пламени. Его светлость и миледи были обвенчаны этим утром септоном Сефтоном. Юстас Осгрей теперь лорд Колдмоута и его клетчатый лев развевается рядом с пауком Вебберов на каждой башне и стене».
Мир вокруг Дунка медленно кружился. Это снадобье. Он снова уложил меня спать. Он закрыл глаза, позволил всей боли улетучиться. Он мог слышать, как каркают и кричат друг на друга вороны, звук собственного дыхания, и еще кое-что… более мягкий звук, ровный, сильный и как-то успокаивающий. «Что это?», пробормотал он сонно. «Этот звук?..»
«Этот?» Мейстер прислушался. «Это просто дождь».
Он не видел ее до того самого дня, когда они уехали.
«Это глупо, сир» ворчал септон Сефтон, когда Дунк с трудом ковылял на костылях через двор, размахивая замотанной в лубок ногой. «Мейстер Сиррик говорит, что ты даже наполовину не выздоровел, и этот дождь… скорее всего ты простудишься, если не утонешь. Хотя бы подожди, когда кончится дождь».
«Он может идти годы». Дунк был благодарен жирному септону, который навещал его почти каждый день… якобы помолиться за него, хотя оказывалось, что больше времени уделялось болтовне и сплетням. Он будет скучать по его развязному и бойкому языку и веселой компании, но это ничего не меняло. «Мне нужно идти».
Дождь хлестал по их спинам тысячами холодных серых плетей. Его плащ уже промок. Этот белый шерстяной плащ с каймой в зеленую и золотую клетку ему дал сир Юстас. Старый рыцарь настоял, чтобы он принял его как прощальный подарок. «За вашу отважную и верную службу, сир», сказал он. Брошь, которая скрепляла плащ на плечах, тоже была подарком – паук из слоновьей кости на серебряных ножках. Пятнышки на его спине изображала россыпь вдавленных туда гранатов.
«Надеюсь, это не безумная погоня за Беннисом», сказал септон Сефтон. «Ты так разбит и ушиблен, что я боюсь за тебя, вдруг ты встретишься с ним в таком состоянии».
Беннис, с горечью подумал Дунк. Проклятый Беннис. Пока Дунк бился у ручья, Беннис связал Сэма Ступса и его жену, обшарил Стэндфаст снизу до верху и смылся со всеми ценностями, которые смог найти: от канделябра, одежды и оружия до старого серебряного кубка Осгрея и небольшого тайника денег, который старик прятал в своем солярии за полусгнившим гобеленом. Дунк надеялся однажды встретить сира Бенниса Бурого Щита и тогда… «Берегись Беннис».
«Куда ты едешь?» Септон сильно пыхтел. Хотя Дунк был на костылях, он был слишком толстым, чтобы выдерживать его темп.
«Прекрасный Остров. Харренхолл. Трезубец. Везде найдется место». Он пожал плечами. «Я всегда хотел увидеть Стену».
«Стену?» Септон замер как вкопанный. «Сир Дункан, я в отчаянии от тебя», закричал он, стоя в грязи с раскинутыми руками, а дождь все барабанил по нему. «Молись, сир, молись Старице, чтобы она осветила твой путь». Дунк продолжал идти.
Она ждала в конюшне, стоя около желтых стожков сена в платье зеленом как само лето. «Сир Дункан», позвала она, когда он вошел толкнув дверь. Ее рыжая коса висела спереди, лаская кончиком ее бедра. «Приятно видеть вас снова на ногах».
Ты ни разу не навестила меня, когда я лежал в постели, подумал он. «Миледи, что привело вас в конюшню? День слишком дождливый для конной прогулки».
«Я могу спросить то же самое у вас».
«Эгг вам сказал?» Я задолжал ему еще одну оплеуху.
«Радуйтесь, что он сделал это, иначе я бы послала людей, чтобы они приволокли вас обратно. Это было жестоко с вашей стороны – попытаться ускользнуть без прощания».
Она ни разу не пришла, чтобы повидать меня, когда я был в распоряжении мейстера Сиррика. Ни разу. «Зеленый идет вам, миледи», сказал он, «он подчеркивает цвет ваших глаз». Он неловко оперся на костыли. «Я пришел за своей лошадью».
«Вам нет нужды уходить. Здесь есть место для вас, когда оправитесь. Капитана моей гвардии. И Эгг может присоединиться к моим сквайрам. Никто даже не узнает кто он».
«Спасибо, миледи, но – нет». Гром стоял в двенадцатом стойле. Дунк захромал к нему.
«Пожалуйста, передумайте, сир. Нынче опасные времена, даже для драконов и их друзей. Оставайтесь, пока не выздоровеете». Она шла рядом с ним. «Лорду Юстасу тоже было бы приятно. Он очень любит вас».
«Очень любит», согласился Дунк. «Если бы его дочь была жива, он выдал ее за меня. Тогда вы могли бы стать моей леди-матерью. У меня никогда не было матери, не то что леди-матери».
Мгновение она смотрела на него так, как будто собиралась снова ударить его. Возможно, она просто выбьет костыли.
«Вы рассержены на меня, сир», вместо этого сказала она. «Вы должны позволить мне загладить свою вину».
«Хорошо», сказал он, «вы могли бы помочь мне оседлать Грома».
«Я имела виде нечто другое». Она протянула к нему веснушчатую руку с сильными и тонкими пальцами. Спорю, она вся в веснушках. «Как хорошо вы разбираетесь в лошадях?»
«Только езжу».
«На старом боевом коне, предназначенном для битвы, тихоходном и с дурным характером. Не лошадь, на которой можно ездить с места на место».
«Если мне нужно из одного места добраться до другого, то использую его или их». Дунк показал на свои ноги.
«Ноги у тебя большие», посмотрела она. «И руки большие. Думаю, вы большой везде. Слишком большой для большинства верховых лошадей. Они выглядели бы как пони с вами, взгромоздившимся на их спины. Но более быстрая лошадь хорошо послужила бы вам. Большой рысак, с толикой дорнийской крови для выносливости». Она указала на стойло напротив Грома. «Такой как она».
Она была золотисто-рыжей масти, с блестящими глазами и длинной огненной гривой. Леди Роанна достала морковку из рукава и погладила лошади голову, когда она взяла ее. «Морковку, а не пальцы», сказала она, прежде чем повернуться к Дунку. «Я зову ее Пламя, но вы можете назвать ее как угодно. Назовите ее Искупление, если желаете».
На мгновение он потерял дар речи. Он наклонился на костылях и посмотрел на золотисто-рыжую новым взглядом. Она была великолепна. Лучшая лошадь, чем любая, которая была у старика. Нужно было только взглянуть на длинные, стройные ноги, чтобы сразу понять, насколько она быстра.
«Я вывела ее для красоты и скорости».
Он повернулся обратно к Грому. «Я не могу ее взять».
«Почему?»
«Она слишком хороша для меня. Только взгляните на нее».
Лицо Роанны залила краска. Она сжала косу, выкручивая ее пальцами. «Мне пришлось выйти замуж, вы знаете это. Это воля моего отца… О, не будьте таким идиотом».
«Кем еще мне следует быть? Я тупой как крепостная стена и вдобавок незаконнорожденный».
«Возьмите лошадь. Я отказываюсь позволять вам уходить без вещи, которая напоминала бы вам обо мне».
«Я не забуду вас, миледи. Не беспокойтесь об этом».
«Возьмите ее!» Дунк схватил ее за косу и притянул к себе. Было неудобно с костылями и учитывая разницу в росте. Он почти упал, прежде чем дотянулся губами до ее губ. Он крепко ее поцеловал. Одна ее рука обвилась вокруг его шеи, другая лежала на спине. В этот момент он узнал о поцелуях больше, чем когда-либо наблюдая. Когда они, наконец, отстранились друг от друга, он достал свою дагу. «Я знаю, чего хочу на память о вас, миледи».
Эгг ждал его у сторожки у ворот, восседая на статном гнедом молодом коне, и удерживал за поводья Мейстера. Когда Дунк на рысях подъехал на своем Громе, мальчик выглядел удивленным. «Она сказала, что хочет подарить вам новую лошадь, сир».
«Даже леди знатного происхождения не получают всего, чего хотят», ответил Дунк, когда они проскакали по подъемному мосту. «Я хотел не лошадь». Вода во рву поднялась так высоко, что грозила разлиться из своих берегов. «Я взял кое-что другое на память о ней. Локон рыжих волос». Он сунул руку под плащ, вытащил косу и засмеялся.
В железной клетке у перекрестка по-прежнему обнимались трупы. Они выглядели одинокими и несчастными. Даже мухи оставили их в покое и вороны тоже. Совсем немного кусочков кожи и волос еще держалось на костях мертвецов.
Дунк нахмурившись остановился. Его лодыжка разболелась от скачки, но не в этом было дело. Боль была такой же неотъемлемой частью рыцарства, как и мечи с щитами. «Какой путь ведет на юг?» спросил он Эгга. Было затруднительно определить стороны света, когда весь мир превратился в дождь и грязь, а небеса были серыми как гранитная стена.
«Это южная, сир». Показал Эгг. «А вот на север».
«Летний Замок на юге. И твой отец».
«Стена на севере».
Дунк взглянул на него. «До нее долгий путь».
«У меня новая лошадь, сир».
«Конечно». Дунк не сдержал улыбки. «И почему это ты хочешь взглянуть на Стену?»
«Ну», ответил Эгг, «я слышал она высокая». Конец