Однажды Крез спросил Анархасиса, кого он считает храбрейшим?
– Самых диких животных, – ответил Анархасис. – Так как они одни мужественно умирают за свободу.
Точно так же Анархасис ответил и на вопрос о том, кого он считает справедливейшим:
– Именно самых диких животных, потому что они одни живут по природе, а не по законам.
Они же, по мнению Анархасиса, обладают наибольшей мудростью, так как предпочитают истину природы истине закона.
У Сократа был молодой друг по имени Евфидем, а по прозвищу Красавец. Ему не терпелось стать взрослым и говорить громкие речи в народном собрании. Сократу захотелось его образумить. Он спросил его:
– Скажи, Евфидем, знаешь ли ты, что такое справедливость?
– Конечно, знаю, не хуже всякого другого.
– А я вот человек, к политике непривычный, и мне почему-то трудно в этом разобраться. Скажи, лгать, обманывать, воровать, хватать людей и продавать в рабство – это справедливо?
– Конечно, несправедливо!
– Ну, а если полководец, отразив нападение неприятелей, захватит пленных и продаст их в рабство, это тоже будет несправедливо?
– Нет, пожалуй что, справедливо.
– А если он будет грабить и разорять их землю?
– Тоже справедливо.
– А если будет обманывать их военными хитростями?
– Тоже справедливо. Да, пожалуй, я сказал тебе неточно: и ложь, и обман, и воровство – это по отношению к врагам справедливо, а по отношению к друзьям несправедливо.
– Прекрасно! Теперь и я, кажется, начинаю понимать. Но скажи мне вот что, Евфидем, если полководец увидит, что воины его приуныли, и солжёт им, будто к ним подходят союзники, и этим ободрит их, такая ложь будет несправедливой?
– Нет, пожалуй что, справедливой.
– А если сыну нужно лекарство, но он не хочет принимать его, а отец обманом подложит его в пищу, и сын выздоровеет, такой обман будет несправедливым?
– Нет, тоже справедливым.
– А если кто, видя друга в отчаянии и боясь, как бы он не наложил на себя руки, украдёт или отнимет у него меч и кинжал, что сказать о таком воровстве?
– И это справедливо. Да, Сократ, получается, что я опять сказал тебе неточно. Надо было сказать: и ложь, и обман, и воровство – это по отношению к врагам справедливо, а по отношению к друзьям справедливо, когда делается им на благо, и несправедливо, когда делается им во зло.
– Очень хорошо, Евфидем. Теперь я вижу, что, прежде чем распознавать справедливость, мне надобно научиться распознавать благо и зло. Но уж это ты, конечно, знаешь?
– Думаю, что знаю, Сократ, хотя почему-то уже не так в этом уверен.
– Так что же это такое?
– Ну вот, например, здоровье – это благо, а болезнь – это зло; пища или питьё, которые ведут к здоровью, – это благо, а которые ведут к болезни, – зло.
– Очень хорошо, про пищу и питьё я понял, но тогда, может быть, вернее и о здоровье сказать таким же образом: когда оно ведёт ко благу, то оно – благо, а когда ко злу, то оно – зло?
– Что ты, Сократ, да когда же здоровье может быть ко злу?
– А вот, например, началась нечестивая война и, конечно, кончилась поражением; здоровые пошли на войну и погибли, а больные остались дома и уцелели. Чем же было здесь здоровье – благом или злом?
– Да, вижу я, Сократ, что пример мой неудачный. Но, наверное, уж можно сказать, что ум – это благо!
– А всегда ли? Вот персидский царь часто требует из греческих городов к своему двору умных и умелых ремесленников, держит их при себе и не пускает на родину. На благо ли им их ум?
– Тогда – красота, сила, богатство, слава!
– Но ведь на красивых чаще нападают работорговцы, потому что красивые рабы дороже ценятся. Сильные нередко берутся за дело, превышающее их силу, и попадают в беду. Богатые изнеживаются, становятся жертвами интриг и погибают; слава всегда вызывает зависть, и от этого тоже бывает много зла.
– Ну, коли так, – уныло сказал Евфидем, – то я даже не знаю, о чём мне молиться богам.
– Не печалься! Просто это значит, что ты ещё не знаешь, о чём ты хочешь говорить народу. Но уж сам-то народ ты знаешь?
– Думаю, что знаю, Сократ.
– Из кого же состоит народ?
– Из бедных и богатых.
– А кого ты называешь бедными и богатыми?
– Бедные – это те, которым не хватает на жизнь, а богатые – те, у которых всего в достатке и сверх достатка.
– А не бывает ли так, что бедняк своими малыми средствами умеет отлично обходиться, а богачу любых богатств мало?
– Право, бывает! Даже тираны такие бывают, которым мало всей их казны и нужны незаконные поборы.
– Так что же? Не причислить ли нам этих тиранов к беднякам, а хозяйственных бедняков – к богачам?
– Нет уж, лучше не надо, Сократ. Вижу, что и здесь я, оказывается, ничего не знаю.
– Не отчаивайся! О народе ты ещё подумаешь, но уж о себе и своих будущих товарищах ораторах ты, конечно, думал, и не раз. Так скажи мне вот что: бывают ведь и такие нехорошие ораторы, которые обманывают народ ему во вред. Некоторые делают это ненамеренно, а некоторые даже намеренно. Какие же всё-таки лучше, а какие хуже?
– Думаю, Сократ, что намеренные обманщики гораздо хуже и несправедливее ненамеренных.
– А скажи, если один человек нарочно читает и пишет с ошибками, а другой ненарочно, то какой из них грамотней?
– Наверное, тот, который нарочно: ведь если он захочет, он сможет писать и без ошибок.
– А не получается ли из этого, что и намеренный обманщик лучше и справедливее ненамеренного: ведь если он захочет, он сможет говорить с народом и без обмана!
– Не надо, Сократ, не говори мне такого, я и без тебя теперь вижу, что ничего-то я не знаю и лучше бы мне сидеть и молчать!
И Евфидем ушёл домой, не помня себя от горя. И многие, доведённые до такого отчаяния Сократом, больше не желали иметь с ним дела.
Однажды Сократ обратился к людям с вопросом:
– Что самое главное в жизни?
Окружившие его люди стали высказывать свои представления по этому вопросу. Один из них сказал:
– Самое главное в жизни – это здоровье.
Другой сказал:
– Самое главное – это иметь хорошо сложённое тело, быть привлекательным и пользоваться успехом у женщин.
Третий сказал:
– Самое главное – это иметь деньги и положение в обществе.
После того, как высказались все, они спросили у Сократа:
– А ты что думаешь об этом?
Сократ сказал:
– Я думаю, что самое главное в жизни – это счастье! Как вы думаете, обязательно ли каждый человек, имеющий здоровье, будет счастлив в жизни?
Слушающие его люди сказали:
– Нет, Сократ, это не обязательно.
– А человек, имеющий хорошо сложенное тело и пользующийся успехом у женщин, обязательно ли будет в жизни счастливым?
– Нет, Сократ! И это не обязательно, – ответили люди.
– Тогда скажите мне, – продолжал Сократ, – человек, имеющий много денег и положение в обществе, всегда является счастливым?
– Нет, Сократ, – отвечали люди, – скорее, даже наоборот. Такие люди часто бывают одинокими.
– А какой из типов людей, перечисленных здесь, вы посчитаете самым достойным? – продолжал спрашивать Сократ. – Представьте, что вам нужен совет врача. К какому врачу вы обратитесь? К очень богатому, имеющему положение в обществе, хорошо сложенному, имеющему успех у женщин, или вы предпочтёте врача, который счастлив в этой жизни?
Все присутствующие в один голос заявили, что обратятся за советом к врачу, который счастлив в жизни, потому что признают его наиболее достойным.
– Таким образом, – объявил Сократ, – мы все единодушно признали, что счастье является наивысшим благом, и к нему следует стремиться, как к самому важному в этой жизни.
Как-то раз три человека нашли мешок с орехами, принесли к Анастратину и попросили, чтобы он разделил между ними орехи по-божески. Анастратин развязал мешок, дал одному горсть орехов, другому – один орех, а третьему – всё остальное.
Они ему говорят:
– Ходжа, ты разделил несправедливо!
– Глупые вы люди! – отвечал он им. – Разве Бог не делит именно так? Одному даст много, другому мало. Вот если бы вы попросили меня разделить по-человечески, тогда бы каждый получил поровну.
Однажды два мудреца проходили мимо горы, к вершине которой тащил свой камень Сизиф. Один мудрец, глядя на Сизифа, заметил:
– О да, в жизни всегда есть место выбору: делать то, что хочешь, или то, что не хочешь. Этот человек выбрал второе.
– Его заставили заниматься этой работой обстоятельства, – ответил другой мудрец, – увы, выбора у него не было.
– Был! – воскликнул первый мудрец. – Он мог или подчиниться обстоятельствам, или нет!
– Но если бы он не подчинился, его бы за это жестоко наказали! – возразил другой мудрец.
– А разве, следуя чужой воле, он наказан не более ужасно, чем если бы он не подчинился? – спросил первый.
Этот разговор услыхал Сизиф.
– Эй, вы! – прокричал он мудрецам, – вы это о чём? И не стыдно вам, бездельникам, лицемерить? Да, жизнь моя тяжела. Однако я ею доволен. Ибо если не можешь изменить обстоятельства, измени к ним своё отношение и радуйся тому, что назначено тебе судьбой. Это и есть мой выбор.
Сказав это Сизиф дотащил глыбу до вершины, но она в очередной раз сорвалась и с грохотом полетела вниз.
– Ну и дурак же ты, Сизиф, – ответил ему первый мудрец, – наверное, твой отец слишком хорошо приучил тебя к труду. А к любому делу с умом подходить нужно. Что ты всё тащишь и тащишь наверх этот камень? Неужели ещё не понял, что не по силам тебе взгромоздить его на вершину?
– Это моя Судьба, – ответил Сизиф, спустился вниз и снова покатил наверх камень.
– А хочешь я тебе расскажу, что нужно сделать, чтобы камень сам на гору выпрыгнул? – сказал мудрец.
– Сам? Неужели это возможно? – почесал затылок Сизиф, и камень снова полетел вниз.
– Подойди ко мне, – позвал его мудрец.
Сизиф подошёл к мудрецу и тот что-то прошептал ему на ухо.
Сизиф задумался, глянул на камень, на вершину…
– Эврика! – подпрыгнул Сизиф.
Он побежал к верхушке горы, стал там на четвереньки, быстро-быстро заработал руками. Из-под его рук во все стороны разлетелась земля. Затем он вернулся к глыбе, покатил её наверх, докатил до вырытой им у самой вершины ямки, взгромоздил глыбу в ямку, и глыба остановилась. Затем Сизиф начал сбрасывать землю с вершины. Она сровнялась с уровнем камня, и камень сам скатился на верхушку горы.
Сизиф стукнул себя кулаком в грудь:
– Я сделал это! У меня получилось! Спасибо тебе, мудрец, за совет. Теперь я знаю, как закатывать камень на вершину!
Сказав это, Сизиф сбросил глыбу вниз, спустился и, как обычно, снова покатил её наверх.
Мудрецы посмотрели ему вслед.
– О да, – вздохнул второй мудрец, – в жизни всегда есть место выбору…
Говорят, что Солон по просьбе Креза приехал в Сарды. Когда Солон осмотрел великолепный замок Креза, тот спросил его, знает ли он человека счастливее его, Креза. Солон отвечал, что знает такого человека: это его согражданин Телл. Затем он рассказал, что Телл был человеком высокой нравственности, оставил после себя детей, пользующихся добрым именем, имущество, в котором есть всё необходимое, и погиб со славой, храбро сражаясь за отечество. Солон показался Крезу чудаком и грубияном, раз он не измеряет счастье обилием серебра и золота, а жизнь и смерть простого человека ставит выше его громадного могущества и власти. И всё же он опять спросил Солона, знает ли он кого другого, после Телла, более счастливого, чем он. Солон опять сказал, что знает: это Клеобис и Битон, два брата, чрезвычайно любившие друг друга и свою мать. Когда однажды волы долго не приходили с пастбища, они сами запряглись в повозку и повезли мать в храм Геры. Все граждане называли её счастливой, и она радовалась. А они принесли жертву, напились воды, но на следующий день уже не встали; их нашли мёртвыми; они, стяжав такую славу, без боли и печали узрели смерть.
– А меня, – воскликнул Крез уже с гневом, – ты не ставишь совсем в число людей счастливых?
Тогда Солон, не желая ему льстить, но и не желая раздражать ещё дольше, сказал:
– Царь Лидийский! Нам, эллинам, бог дал способность соблюдать во всём меру. А вследствие такого чувства меры и ум нам свойственен какой-то робкий, по-видимому, простонародный, а не царский, блестящий. Такой ум, видя, что в жизни всегда бывают всякие превратности судьбы, не позволяет гордиться счастьем данной минуты, если ещё не прошло время, когда оно может перемениться. К каждому незаметно подходит будущее, полное всяких случайностей. Кому бог пошлёт счастье до конца жизни, того мы считаем счастливым. А назвать счастливым человека при жизни, пока он ещё подвержен опасности, – это всё равно что провозглашать победителем и венчать венком атлета, ещё не кончившего состязания. Это дело неверное, лишённое всякого значения.
После этих слов Солон удалился. Креза он обидел, но не образумил. Так пренебрежительно в то время Крез отнёсся к Солону.
После поражения в битве с Киром Крез потерял свою столицу, сам был взят в плен живым, и ему предстояла печальная участь быть сожжённым на костре. Костёр уже был готов. Связанного Креза возвели на него. Все персы смотрели на это зрелище, и Кир был тут. Тогда Крез, насколько у него хватило голоса, трижды воскликнул:
– О Солон! О Солон! О Солон!
Кир удивился и послал спросить, что за человек или бог Солон, к которому одному он взывает в таком безысходном несчастье. Крез, ничего не скрывая, сказал:
– Это был один из эллинских мудрецов, которого я пригласил, но не за тем, чтобы его послушать и научиться чему-нибудь такому, что мне было нужно, а для того, чтобы он полюбовался на мои богатства и, вернувшись на родину, рассказал о том благополучии, потеря которого, как оказалось, доставила больше горя, чем его приобретение – счастья. Пока оно существовало, хорошего от него только и было, что пустые разговоры да слава. А потеря его привела меня к тяжким страданиям и бедствиям, от которых нет спасения. Так вот Солон, глядя на моё тогдашнее положение, предугадал то, что теперь случилось, и советовал иметь в виду конец жизни, а не гордиться и величаться непрочным достоянием.