Эта история могла бы стать одной из тысячи других историй о Золушке: жил-был принц и встретил он бедную, но сказочно красивую девушку. Полюбил её, взял в жёны, и жили они долго, счастливо и никогда не умирали.
Могла бы, но, увы, в этой истории всё иначе.
***
В прачечную забегает Светка и, прикрыв за собой дверь, плюхается прямо на ворох только что выглаженных белоснежных простыней.
Простыней, которые, между прочим, складывала я!
— А что у меня е-есть... Ни за что не угадаешь!
— И угадывать не подумаю! Слезь! — легонько сталкиваю подругу и откровенно злюсь, что столько времени зря угробила.
— Нет, а ты всё-таки попробуй! Тебе точно понравится, уверяю... – и, не дождавшись никакой реакции: — Ладно, смотри, тада-а-ам!
Жестом заправского фокусника Светка вскидывает руку, прежде спрятанную за спиной, демонстрируя мне два билета.
— Ну? И что скажешь?..
... и смотрит на меня так, словно я должна сейчас же запрыгать от безудержного счастья.
— И что это такое?
— А ты пораскинь мозгами! Ну! Что у нас скоро намечается?? Подсказка: кое-что супер-грандиозное!
— Концерт "Скриптонита", что ли? — меня осеняет. — Нет, Свет, прости, но я пас. Ты же знаешь, что я вот эти твои музыкальные предпочтения, мягко говоря, не совсем разделяю...
— Да нет же! Думай ещё! Открытие чего у нас скоро?
— Открытие чего? — перекладываю простыни и честно пытаюсь вспомнить, что же у нас в городе скоро открывается. — А! Торговый центр, который на месте старого кинотеатра строят?
— Извини, Злат, но ты иногда ужасно тупишь! — Светка обегает меня и прилипает с другой стороны. — Ресторан шикарный у нас в правом крыле открывается! Послезавтра! Ты совсем, что ли?!
— О, Господи, Немоляева, по-твоему, у меня дел вообще никаких нет, кроме как день и ночь думать о том, что Шелест свои владения расширяет? — мягко отодвигаю от себя подругу и разглаживаю ладонью идеальную поверхность простыни. — Я не официанткой на его кухне работаю, а горничной в его гостинице, поэтому меня его харчевня вот ни капли не трогает.
— А зря вот не думаешь. Зря! — Светка снова меняет локацию, присоседившись уже справа. — Между прочим, на открытии этого ресторана все шишки города соберутся: бизнесмены, миллионеры, слышала, что даже, возможно, сам мэр с женой будет! Ну ты прикинь – мэра города живьём увидеть!
— Интернет открой и посмотри, ряха – во, — надуваю щёки и выпучиваю глаза. — Ужас, если лицо мэра – это лицо города, то у меня для нас плохие новости.
Светка хохочет – живо так, с чувством, даже слёзы в уголках глаз выступили. Впрочем, ей дай только повод.
— Всё равно круто будет его увидеть. Может, даже сфоткаться вместе получится, - отсмеявшись, с благоговением глазеет на свои билеты, водя указательным пальцем по выпуклым буквам. — Да и вообще, побывать на таком мероприятии – это честь. Если ты входишь в круг даже шапочных знакомых Шелеста – ты элита. Кого попало на открытие не пустят, только по пригласительным.
— И ты хочешь сказать, что это они и есть? — киваю на два продолговатых прямоугольника в руках подруги.
— Именно! Два пригласительных на открытие "Опиума". С пылу с жару, ещё типографской краской пахнут.
— И откуда?
Лицо Немоляевой расплывается в глуповатой улыбке:
— Откуда... — хмыкает. — Илья подогнал, — и тише: — Только смотри – никому!
Илья – администратор гостиницы "Адмиралъ", в которой мы со Светкой работаем уже второй год. Вернее, я – да, работаю, а эта вертихвостка только и делает, что треплется по углам с коллегами и тащит домой всё, что плохо лежит: полотенца с эмблемой гостиницы, тапочки, халаты, пузырьки шампуней, даже вилки – наша с ней съёмная на двоих квартира под завязку этим барахлом завалена.
Но это ещё что – если кто-то из клиенток забудет на краю раковины серьги и кольцо, Светка не погнушается прибрать к рукам и их.
— Ну, а что такого? Подумаешь – побрякушки! — только лишь фыркает на мои пустые попытки воззвать её к совести. — У этих цац этих колечек дурацких дофига – одним больше, одним меньше. Я же его у неё не украла, она сама забыла!
И ничего ведь на неё не действует. Нет, я так не могу, брать чужое – это совсем свинство, оно же тебе не принадлежит! А Светка меня дурой называет. Любя, конечно, мы же с первого курса института дружим, притёрлись уже, хоть и абсолютно разные. Разные во всём: в быту, тяге к знаниям, по характеру, но особенно в отношении к противоположному полу.
Светка в свои двадцать и парней имела, наверное, уже столько же, а меня мама воспитывала очень строго. С раннего детства внушала, что женщина должна быть чистой и непорочной, что мужчина должен быть один и на всю жизнь, что прыгать по койкам – позор, и ждёт грешницу геенна огненная. И я честно следовала вбитым ею в голову заповедям, да и, по правде говоря, мне и не нравился никто так чтобы прям очень...
Свидания, поцелуи – это всё было, а вот до главного до сих пор не дошло. Да и как-то не хочется. Особенно после того, как мой бывший парень – Славик – меня бросил. А мы с ним, между прочим, почти полгода встречались!
— Он тебя бросил, потому что ты ему не давала, — подвела как-то итог Светка. — Ну какой мужик столько месяцев на голодном пайке сидеть будет? Я его понимаю. Зачем ему облизываться на вишенку торта, зная, что прежде чем до неё дотянуться, ему надо сначала весь этот несчастный торт сожрать? Сто пятьдесят свиданий под луной, серенады, ахи, вздохи... Ему проще забить на эту дурацкую вишню и найти себе другой фрукт.
Может, Светка и права... Но не могла я через себя переступить и перейти к близости! Да и останавливало каждый раз что-то: то я заболела тяжёлой формой пневмонии, не до нежностей было, то на практику, считай, тут же на два месяца уехала – не виделись, затем следом он уехал... А потом встретились, и вроде как заново друг к другу привыкать надо было.
***
— Ну, как тебе?
— Красивое...
Глажу ладонями струящийся по бёдрам чёрный шелк и откровенно любуюсь своим отражением.
Вот сейчас, в этом платье, я себе нравлюсь. Не замученная, стройная, даже спина будто стала ровнее и грудь выше... Хотя с последней у меня и так проблем никогда не было, вернее, были, но не из-за её отсутствия. Когда мои одноклассницы в пятнадцать лет надевали бюстгальтеры с огромным пуш-апом, я наоборот: как могла, скрывала свою уверенную "тройку" под широкими балахонами. Да и мама строго следила на моим "облико морале" – чтобы никаких мини-юбок и "развратных" кофточек с "вульгарными" вырезами. Никаких каблуков, а чтобы волосы покрасить – Боже упаси! Хотя сейчас я ей за это даже благодарна – натуральная пшеничная копна, моя гордость, которую, к сожалению, вечно приходится прятать под чепчиком горничной...
— ... а волосы вот так, по-модному на бок уложим, давай? Как в рекламе той, помнишь, ну с этой, из "Домохозяек", — щебечет Светка, а я всё никак не могу оторвать взгляд от своего отражения.
Шикарное платье, по фигуре, чуть ниже колен, а плечи красиво открыты. Но целых десять тысяч! Это же несколько моих смен в "Адмирале"!
Не испортить бы, не облить чем... Не расплачу́сь потом.
— ...а бирки, девчонки, просто вон туда, за молнию на спине перекиньте, и всё. Не отрывайте только! Поняли? Мне эти платья потом ещё продать надо! — предупреждает Ирка, наша с Немоляевой одногруппница. Мы все вместе учимся на четвёртом курсе педагогического и подрабатываем кто где – жильё на что-то же снимать надо, еду покупать.
Новость о том, что я уезжаю из нашего крошечного ПГТ в большой город, мама приняла как обычно – не разжимая губ. Она уже давно поставила на мне крест, с тех самых пор, когда увидела, что Андрей Колесов, одноклассник, провожая меня после школы до дома, поцеловал у калитки. Просто в щёку, но мама уже записала меня в падшие женщины.
И это в одиннадцатом классе!
"Мужчинам от женщин надо только одно! Во все времена так было! Обесчестят и бросят, а потом принесёшь в подоле. И кому? Маме, конечно! Кому же ещё!"
Я не стала ей тогда напоминать, что если когда-то такое произошло с ней, это совсем не означает, что подобная участь ждёт и меня.
Мой отец, по рассказам бабушки, был военным. "Высоким, статным блондином-красавцем". Приехал в наш посёлок в командировку, познакомился с мамой – она тогда только аспирантуру закончила с красным дипломом...
— ...слова красивые говорил, обещал, что увезёт с собой в Санкт-Петербург, женится... Райка уши и развесила, а потом вот – ты родилась, только командировочного уже и след простыл, — сокрушалась бабушка, сминая руками пышное тесто.
Мама тогда жутко переживала, рыдала белугой. Потом на весь мир озлобилась, потом "черти её в свой омут чуть не затянули" — еле живую из реки нашей – Усманки – рыбаки вытащили, а после всего мама в религию подалась, грехи до сих пор замаливает. И, судя по тому, в какой строгости и холодности она меня воспитывала, именно я её самый страшный, непростительный грех.
В общем, уехала я в город с чистой совестью, а если говорить прямо – просто убежала, потому что жить под гнётом вечного недовольства было просто невозможно. У меня своя голова на плечах есть: вот, как-то до двадцати лет в мире "полного разврата" нетронутой дожила, никто не обманул и не растлил.
— Завидую я вам, девки, я бы тоже с вами сходила, — подперев щеку кулаком, вздыхает Ирка, пристально рассматривая меня сквозь линзы толстых очков. — Об открытии этого ресторана весь интернет трубит, журналисты приедут. Слышала, Егор Крид даже выступать будет.
— А не Стас Михайлов? — вклинивается Светка, силясь застегнуть молнию платья, которое ей явно прилично мало.
— Может, и Михайлов, но, если выбирать, лучше Крид – он моложе.
— Зато Михайлов опытнее. И богаче! — подмечает Немоляева, справившись наконец с несчастной молнией. — Ну, и как я вам? — оборачивается, являя нашим глазам закованную в тесный лоскуток ткани тощую девочку-подростка, зачем-то нацепившую наряд тайского трансвестита.
И вот что я должна сейчас ей сказать? Что в этом золоте, стразах и пайетках она выглядит как новогодняя ёлка? Не умею я врать, совсем...
— Ну... так. Ярко.
— Я бы на твоём месте, Злат, вон то, малиновое до пят выбрала. Ты высокая, тебе подойдёт... — советует Ирка, но я любезно отказываюсь.
Две ёлки на одну майскую вечеринку – это уже перебор.
— Чёрное какое-то… Вообще ни о чём, — резюмирует Немоляева, оценивая выбранный мной наряд.
— А мне нравится.
И мне действительно нравится. Строго, элегантно, очень стильно. И грудь сильно не торчит.
Спасибо, мама, твоё пуританское воспитание не прошло для меня даром.
— Короче, берите, но аккуратнее там, чтоб без затяжек и пятен. Если испортите, придётся покупать, без обид, — предупреждает Попова, поднимаясь. — Это хозяйка магазина ещё не знает, что я её тряпки направо и налево раздаю, по шапке получу, если что.
— Ничего... Иринка... — кряхтит Светка, теперь уже пытаясь расстегнуть многострадальную молнию. — Вот выйду замуж за миллионера... я тебе этот... магазин в благодарность куплю... Уф, слушайте, помогите снять, а?
***
На открытие "Опиума" действительно собралась, наверное, вся элита города. Автомобили всё прибывали и прибывали, один дороже другого, как и шикарные наряды приглашённых.
Шелест постарался на славу, сделал из такого, в общем-то, заурядного события настоящее шоу: сам ресторан переливался тысячей огней, у незакрывающихся ворот дежурили вышколенные привратники, гостей встречали наряженные в причудливые костюмы, раскрашенные актёры на ходулях...
Помпезно, ярко, громко.
— Слушай, а может, не пойдём? — начинаю канючить я, едва мы со Светкой только выбрались из такси и услышали музыку.
— Ты с ума сошла! Пропустить такое? Ни за что! Глянь, — поворачивается спиной, — бирка не торчит? — и тут же, вытаращив глаза, беззастенчиво тычет пальцем на какого-то мужчину: — Это же этот... ну, как его там... Сливицкий! Меценат! Его по "первому" показывали.
Вот завидую я иногда Светке – всё ей море по колено. И когда она, фантазируя, говорит, что обязательно подцепит себе какого-нибудь миллионера и вырвется из нищеты – я ей верю. Такие, как она, всегда себе дорогу в лучшую жизнь пробьют. Где-то хитростью, где-то откровенной наглостью.
Даже место горничных в этой гостинице она нам по своим каким-то каналам пробила, а претенденток на эту, прямо скажем, не самую престижную должность было достаточно. Платят в "Адмирале" хорошо и вовремя, работа хоть и тяжёлая, но график для нас, студенток, очень удобный – плавающий, можно брать только вечерние и ночные смены, а утром посещать занятия.
— Точно Сливицкий. Интересно, он женат...
— Господи, Света! Ему лет шестьдесят пять, не меньше!
— И что из этого? Мне же его не варить! Деньги, Златочка, не пахнут и срока годности не имеют. Я всю жизнь с матерью-алкоголичкой с хлеба на воду перебивалась и тряпки с китайского рынка носила, вот оно всё у меня где, — проводит большим пальцем поперёк горла. — Я из своей Тьмутаракани сюда за хорошей жизнью приехала, и если хорошую жизнь мне подарит кто-то типа Сливицкого, ну что ж... Да и молодых любовников на стороне никто не отменял.
— Света-а! — пихаю подругу кулачком в бедро и цепляюсь за подставленный локоть.— Надеюсь, подобных жертв ты избежишь и найдёшь себе кого-то помоложе... хотя бы лет на двадцать.
— Например, сына Шелеста, — мечтательно тянет Немоляева. —Молодой, красивый, наследник гостиничной империи. Завидный жених.
— С чего ты взяла, что он красивый? Если он пошёл в своего отца...
— Видела один раз: приехал, что-то здесь покружился с папашей своим и курицей какой-то белобрысой. Я сразу на него глаз положила. Поняла – надо брать!
— Так он же с курицей был.
— И что дальше? — смотрит на меня как на дурочку. — Куриц много, а я такая одна. Не женат? Не женат! А значит, всё: дороги открыты.
Качаю головой и в которой раз убеждаюсь, что прозвище "Крейсер" в институте ей дали совсем не зря.
— Всё, хватит болтать. Пошли, посмотрим, кто там ещё подтянулся, — тянет меня за руку, уверенно вышагивая к украшенной живыми цветами арке. — Ну, так что там с биркой? Не торчит?
***
— Если вдруг спросит кто-нибудь, кто ты такая и откуда, не вздумай правду сказать, поняла? Благодарю, — подцепив с подноса услужливого официанта тарталетку с чем-то коричневым, Светка жеманно откусывает кусочек и тут же кривится. — Фу-у, что это за гадость?
Отвернувшись, бесцеремонно выплёвывает непрожеванный кусок в стоящую рядом плошку с декоративной пальмой. Туда же летит недоеденная тарталетка.
— Они их что, дерьмом нашпиговали? Мерзость такая. Бр-р, — передёргивает плечами, вытирая рукой губы.
Незаметно откладываю своё угощение на стоящий рядом столик. Судя по реакции Немоляевой, пробовать это не стоит.
И вообще, чувствую я себя на этом празднике жизни вот совсем как-то не празднично: мне постоянно кажется, что все на меня косятся, обсуждают мой наряд и причёску. И что вообще все всё давно поняли, что никакая я не элитная гостья, а простая горничная.
— Может, пойдём уже отсюда, а? — шепчу Светке на ухо, натягивая пониже и так, в общем-то, не короткое платье.
— Ты с ума сошла? Всё только начинается! Сейчас поужинаем, котом концертная программа, потом танцы. Мажоры подопьют, клуши их потеряют бдительность, и...
— И-и?..
— ...и тут на арену выйду я! — Светка хихикает и, повернувшись ко мне лицом, указывает движением бровей себе за спину. — Вон, видишь, красавчик в коричневом пиджаке?
Стараясь не сильно таращиться, стреляю глазами на парня позади Немоляевой: высокий брюнет с бокалом в руках так активно жестикулирует, что мне кажется, что ещё чуть-чуть, и содержимое его стакана непременно окажется на платье одной из окруживших его девушек.
— И кто это? Тот самый сын Шелеста? — зачем-то понижаю тон.
— Да ну, брось, отпрыск Шелеста гораздо симпатичнее, но этот тоже вроде ничего, да? Кажется, он на меня запал.
— С чего ты это взяла?
— Он несколько раз на меня обернулся и даже, по-моему, подмигнул, — не без гордости тянет улыбку Светка, поправляя грудь так, что та, увеличенная втрое пуш-апом, уже буквально вываливается из декольте. — Пойду пройду мимо, наведу справки. Я скоро.
...и скрывается в пёстрой толпе гостей.
Провожаю взглядом её иссиня-чёрный затылок и начинаю чувствовать себя ещё более нелепо, чем раньше. Ведь раньше я хотя бы была со Светкой, а теперь словно голая посреди площади в базарный день.
Ещё и глазеют так все...
Сначала я думала, что мне это только кажется от волнения, но сейчас вижу, что вон те два парня в одинаковых, модно подстреленных брюках точно смотрят в мою сторону. И вон тот, лысый с усами – тоже глаз не сводит. Хотя, судя по удерживающей его под локоть женщине в годах, он вообще женат.
Один "подстреленный" что-то шепчет другому, и они оба смотрят на меня уже не украдкой, а вполне откровенно. Ещё и ухмылки такие на лицах...
Да что же это такое! Может, у меня тушь потекла? Или к губе прилип кусок пирожного, которое я кое-как проглотила час назад. Думала, что приду сюда и наемся деликатесов, но от переживаний аппетит абсолютно пропал.
Будто невзначай трогаю свои губы и замечаю, что второй "подстреленный" салютует мне бокалом и жестом подзывает составить им компанию.
О, Господи! Только не это – я же его знаю!
Это же тот самый, что снимал неделю назад у нас номер! Самый дорогой, между прочим – президентский люкс в мансарде с огромным балконом. С ним ещё девушка была в огромных тёмных очках и в меховую жилетку закутанная. Я тогда ещё подумала, чего это она: май – а она в шубе! Впрочем, решила не заострять на этом внимание – у богатых свои причуды.
Но хорошо помню, что на безымянном пальце девушки было кольцо с крупным бриллиантом, а у него никакого колечка не было...
Может, он меня узнал? Да точно узнал! И потому и подзывает, чтобы прилюдно опозорить! Я же их номер тогда обслуживала! Хотя мне казалось, что тогда он меня даже взглядом не удостоил... Выходит, удостоил и даже запомнил.
Так, отставить панику, это не я! – отворачиваюсь от пары пижонов напротив. У страха глаза велики – не мог он меня узнать, такие, как он, на таких, как я, даже не смотрят. Кому интересна какая-то там тень в виде горничной?
— Девушка, добрый вечер, — слышу за спиной, и ноги подкашиваются от ужаса. — Простите, у вас тут что-то... — и трогает замок моего платья.
Ну всё, ещё и бирку с ценой увидели... Какой позор!
...но вместо бирки перед моим лицом появляется рука с крошечной блёсткой-конфетти.
Была не была – оборачиваюсь и натыкаюсь на широкую голливудскую улыбку "подстреленного" из номера с мансардой.
В глазах ни толики узнавания или осуждения, только живой мужской интерес.
— Вы знали, что вы самая очаровательная девушка на этом празднике?
Я, мягко говоря, растерялась. И вот что положено отвечать в таких случаях? Кроме Славика я и не флиртовала толком ни с кем, опыта общения с противоположным полом – один с минусом.
Может, сказать пресловутое: "я знаю, спасибо"? По крайней мере, Светка так бы точно ответила.
Но отвечать мне ничего не пришлось: к "подстреленному" присоединился его друг и одарил меня точно такой же улыбкой, что и его "близнец" товарищ.
— И как зовут нашу скромную красавицу? — зеркалит первого второй, и глаза слепит от белизны виниров.
— Зла... Златова... Таня, — вру и ощущаю, как скулы заливаются краской.
Обманывать я совершенно не умею и категорически не люблю, но зачем, действительно, выдавать посторонним свои явки-пароли? К тому же вдруг он видел тогда на бейдже моё имя и вспомнит. Так-то имя у меня редкое.
Господи, и куда это Светка меня затянула?! Затянула и сама сбежала!
Приподнимаюсь на цыпочки и пытаюсь разглядеть за фигурами напротив чёрную макушку Немоляевой или хотя бы парня в коричневом пиджаке. Но ни Светки, ни "пиджака", ни его недавней пёстрой свиты...
— Таня. Танюша. Какое красивое, благородное имя, — улыбается "мансарда", и я честно начинаю переживать за его челюсть.
Светку я по пути нигде, увы, не встретила, но зато ощутила, как откуда-то повеяло прохладой и дымом сигарет. Видимо, где-то здесь летняя терраса.
Так и есть – стоило мне только завернуть за угол, как ноги ступили на бревенчатый пол. Плетёные столики облепили вальяжные мужчины в дорогих костюмах и их прекрасные спутницы, с головы до пят осыпанные бриллиантами. Они как стервятники у освежёванной добычи – вцепились мёртвой хваткой в свои кошельки на ножках, и только попробуй посмотреть в их сторону... За время работы в "Адмирале" я всякого успела повидать, и вот этот хищный взгляд: "это моя корова, и я её дою!" – ни с каким другим не спутать.
Впрочем, мне их золотоносные "коровы" и даром не нужны, найти бы Немоляеву и унести отсюда ноги. Но разве найдёшь так просто ветер в поле? И телефон мой с ключами от квартиры, как назло, в её сумочке остался. Своей приличной у меня не было, пришлось идти налегке.
Прислонившись к резным перилам, решаю, что если через полчаса нигде её не увижу, то поеду домой одна и больше на подобные мероприятия ни ногой! Ещё и в институт рано утром... Хорошо, что запасные ключи припрятаны у соседки. Если у Светки главная цель – выскочить удачно замуж, то у меня – получить образование, именно за этим я сюда и ехала.
— Тебе тоже надоел этот сброд? — мужской голос где-то совсем рядом застигает врасплох. Скосив глаза вправо, замечаю на деревянных перилах сцепленные в замок пальцы рук.
Красивые мужские кисти... Краешек часов под белоснежной манжетой рубашки и чёрный рукав пиджака...
Поднимаю взгляд и вижу рядом с собой его, того парня у рояля.
— Что? Простите, я... не расслышала.
— Ну, эти все... — неопределённо кивает себе за спину. — Придурки.
— У-у... — мычу в ответ и пялюсь на крыло гостиницы напротив.
Крыло, где работаю я! Вон оно, окошко прачечной, самое неприметное... И я должна быть сейчас там, а не стоять здесь с этим парнем явно не моего круга.
А если он у меня тоже что-нибудь спросит? Снова врать? Боже, почему я не уехала домой сразу...
— Не переношу весь этот пафос, — говорит он, глядя куда-то перед собой, и я робко перевожу на него заинтересованный взгляд.
Ой ли? Не переносишь? Да у тебя на лице написано, что ты такой же, как те двое в зале, разве что брюки нормального размера.
— А что ты тогда здесь делаешь, раз не переносишь?
— Пришлось прийти. Для галочки, — пожимает плечом. — Да тут больше половины таких – поторговать рожей, засветиться в прессе, завести полезные связи. А ты, — оборачивается на меня, и я вздрагиваю от неожиданности, — ты что здесь забыла? Вижу, что тебя тоже всё это напрягает.
Господи, неужели я такая плохая актриса?
Ай, ну кого я обманываю... Ну, конечно, плохая.
— Да я так... тоже... для галочки, — с усилием отвожу от него глаза и ощущаю потребность срочно смочить горло. Внезапно оно пересохло.
Когда он на меня не смотрит, вроде бы и ничего, но стоит ему на меня взглянуть, я словно... тупею.
Может, это ещё от того, что парень притягателен внешне, и он-то уж явно на этом празднике жизни не по липовому приглашению. Таких лощёных в моём окружении никогда не было, да я толком и не общалась никогда с противоположным полом, только с ребятами из института и с друзьями Славика. Поэтому абсолютно не понимаю, как себя вести.
Он меня смущает, определённо. Если бы не те несколько глотков шампанского, вообще бы и двух слов не связала.
— Так откуда ты? Неместная? — вопрос, которого я так боялась. И снова смотрит так пристально, словно ответ на лице хочет прочесть.
— Нет, я... — прочищаю саднящее горло, —... из Новосибирска. У меня там... в общем, оттуда.
Господи, Господи, Господи, стыдно-то как! Щёки пылают, словно натёрла их жгучим кайенским перцем.
Опускаю бесстыжие глаза лгуньи под ноги и к своему великому ужасу замечаю, что он смотрит туда же. На слегка ободранные носы моих не самых новых и уж точно самых дешёвых туфель.
Ещё никогда в жизни я не мечтала так сильно оказаться в другом месте. Где угодно, хоть на кухне мамы перед горой лампад и икон, но только не стоять и не краснеть сейчас здесь.
— Ну, я пойду, наверное, у меня там... подруга, — не поднимая глаз, делаю шаг в сторону, мечтая поскорее ретироваться на край белого света, как вдруг ощущаю на своём предплечье его ладонь.
— Может, выпьем?
— Что? — решаюсь и смотрю-таки на настырного незнакомца. Его лицо такое притягательное и... правильное, что непроизвольно хочется смотреть и смотреть.
Если бы ещё не этот его пробирающий до самого мозжечка взгляд...
— Я говорю: может, выпьем? — терпеливо повторяет он и закладывает руки в карманы брюк. — Вино или шампанское. Может, коньяк?
— Да я, вообще-то, не пью...
— Я сейчас. Стой тут, — и уходит, утопая в толпе переполненного холла.
И я стою. Не бегу со всех ног, о чём мечтала менее минуты назад, а стою и послушно жду своего нового знакомого, чьего имени я даже не знаю.
Ну, что ты застыла, Кострова? Уходи, пока он не вернулся! — вопит голос разума, но подошвы моих туфель словно приросли к полу, более того, я жду, когда он вернётся, робко выискивая взглядом его силуэт.
Я согласна с ним – с разумом: уйти сейчас – это самое верное решение. Ну, о чём я буду говорить с этим парнем? Придётся изворачиваться, на ходу придумывая для себя новую личность.
Вариант признаться, что я работаю горничной в соседнем крыле, я отметаю сразу, потому как у него возникнет резонный вопрос – каким же образом я тогда сюда попала? Рассказать про администратора Илью с его пригласительными я не могу абсолютно точно – я же этим человека подставлю. Да и просто стыдно признаваться, что я обычная девочка из посёлка городского типа, которая надела чужое платье с магазинной биркой и пришла туда, куда её не звали и где её точно не ждали.
Проанализировав это всё, убеждаюсь, что мне точно нечего здесь делать и лучше действительно уйти, чтобы не запутаться потом в собственной лжи.
Такой красивый, статный... Светка назвала бы его "зачётным", но у меня на языке крутится лишь одно слово – холёный.
— Надеюсь, ты любишь красное? Взял на свой вкус, — незнакомец ставит бокалы на перила и щедро разливает рубиновый напиток. — Бери, — протягивает один фужер мне, и я послушно перехватываю тончайшее стекло, едва уловимо коснувшись кончиками пальцев его руки.
Такое странное чувство... эйфория, смешанная с волнением, а волнуюсь я так, что боюсь, что бокал ненароком выскользнет из влажной ладони.
Никогда в жизни я не испытывала ничего подобного в присутствии парня. Даже когда впервые увидела Славика, давно ещё, в коридоре нашего института. Он тогда сразу мне понравился – эта его ямочка на щеке и волнистая чёлка, постоянно спадающая на глаза. Но вот такого, как сейчас, не чувствовала даже близко. Не было этого тремора, я абсолютно точно не краснела...
Ладно – не краснела так сильно. Даже когда дело дошло до первого поцелуя, я была гораздо увереннее.
Может, потому что знала, что Славик "свой", и живёт он в институтском общежитии, а значит, такой же, как и я. Мы были на равных. Но этот парень явно не моего круга. Вернее, я не его.
Я боюсь сказать что-то не то, повести себя как-то не так, боюсь, что он раскусит мой обман... Но в то же время радуюсь, что всё-таки не успела уйти. А ещё поражаюсь и даже немного горжусь своей неожиданной смелостью.
Скорее всего, виной те несколько глотков шампанского, но всё равно для меня это какая-то новая ступень, ещё один увесистый удар кувалдой по моей заскорузлой скорлупе, в которой я привыкла находиться вот уже двадцать лет.
— За тебя? — протягивает бокал, чтобы чокнуться. — Кстати, как тебя зовут?
— Татьяна... Лучше просто Таня, — второй раз врать уже чуть-чуть легче. — А тебя?
— Марк. Можно просто Марк.
Подавляя улыбку, тяну свой фужер и едва касаюсь краешком его бокала.
Вино на вкус сладкое и немного вяжет язык, но гораздо приятнее шампанского. А может, так только кажется, потому, что Марк смотрит на мои губы. Наблюдает, как я делаю глоток за глотком, и мне это нравится. Я больше не хочу бежать или как-то зажиматься, словно по мановению невидимой волшебной палочки я принимаю правила нашей молчаливой игры.
Я сегодня не я, я – Таня из Новосибирска, и Светка права – не произойдёт абсолютно ничего страшного: земля не разверзнется под моими ногами, и меня не поглотит геенна огненная за то, что я всего лишь на один вечер позволю себе чуть-чуть расслабиться. И даже немного приврать.
Марк довольно быстро осушает свой бокал и тут же наполняет снова, хотя больше не пьёт, оставив фужер на деревянных перилах. Сложив руки на груди, долго смотрит, как я смакую глоток за глотком, тем самым заставляя меня нервничать и в то же время ощущать какое-то нездоровое эмоциональное возбуждение.
Почему он молчит? Не задаёт вопросов, не пытается сыпать комплиментами, как те двое из ларца в зале. Он просто стоит и смотрит, словно ему вообще не нужен никакой разговор и хватает контакта глазами.
Я смущаюсь, но мне приятно это смущение, оно не такое, когда хочется скрыться, напротив...
Боже, кажется, я уже здорово перебрала. Да я в жизни своей, наверное, не пила так много за столь короткий срок!
Музыкальная композиция сменяется с быстрой на медленную, и Марк неожиданно протягивает мне ладонь:
— Потанцуем?
Что? Танцевать?! Прямо тут?!!
— Но здесь никто не танцует... — озираюсь по сторонам.
— Никто не танцует, а мы будем, — его рука уверенно ложится на мою талию, и я вынуждена ухватиться за его плечо, чтобы не упасть от переизбытка разнообразных чувств.
— Марк, я не умею танцевать, — шепчу, неуклюже переставляя одеревеневшие ступни.
— Это хорошо, потому что я не умею тоже.
Он лжёт: он движется плавно, явно чувствуя ритм. Рядом с ним и я каким-то непостижимым образом начинаю слышать музыку – слышать не просто ушами, а глубже. Мои движения становятся увереннее – рука обвивает его шею, и это прикосновение кончиков пальцев к мужскому затылку посылает в мозг какие-то новые, неведомые прежде импульсы.
Он молчит и, крепко прижав к себе, виртуозно кружит в танце, а я понимаю, что всё это время беззастенчиво изучаю его лицо и никак не могу заставить себя отвести взгляд.
Его лицо мужественное, но не слишком грубое, и нет той приторной сладости, что привлекала меня во внешности Славика. Выразительные глаза, красивые скулы, высокий лоб... А губы... Они сейчас плотно сжаты, но это не может скрыть их чувственности. На фоне общей скупости мимики они кажутся очень живыми. Мягкими. Податливыми. Возникает какое-то неконтролируемое желание коснуться их и убедиться в своей правоте.
— Таня? Тебе нехорошо? — впервые за всё время танца произносит он и прижимает меня к себе ещё ближе. Хотя казалось бы – куда уж... — Просто твоё дыхание...
— А что с моим дыханием?
— Ты дышишь так глубоко, как будто тебе не хватает воздуха.
Господи, да так и есть! Мне душно, грудь словно стянуло тугим обручем. То ли вино, то ли его близость, но что-то определённо действует на меня чересчур опьяняюще.
На здании "Адмирала" загораются фонари, безмолвно напоминая мне о моём месте. Волшебство рассеивается, и я ощущаю, как над головой стремительно смыкает свои половинки привычная уже раковина.
— Ты была когда-нибудь здесь? — кивает он на здание напротив, которое вот уже второй год практически заменяет мне дом.
— Нет, никогда, — если врать, то уже до конца.
— Видишь, вон там, — плавно покачиваясь на одном месте, он прижимается щекой к моему виску и указывает пальцем на мансарду. — Из номера на этом этаже открывается нереальный вид на город. Как на ладони... Хочешь посмотреть?
Я чувствую его ладони на своей талии – не выше и не ниже положенного; чувствую лёгкий свежий аромат, и эта какофония новых для меня ощущений словно вводит в чарующий транс. Хочется закрыть глаза, окончательно отключиться от реальности...
Игнорируя предупреждающие таблички, мы торопливо идём по сочному газону, и до меня доходит, что направляемся мы прямиком к пожарному выходу гостиницы. Он спрятан на заднем дворе, постояльцев там не бывают. Обычно там, у малопримечательной железной двери, собираются на перекур сотрудники "Адмирала".
Какое счастье, что сейчас вечер, и вряд ли там можно кого-то встретить. Даже представить не могу, что скажу на это всё, если вдруг кто-то из персонала меня увидит. Да ещё и не одну!
Стоп! — меня озаряет. — А откуда Марку известно, что здесь находится пожарный выход?
— Марк! Марк! Стой, подожди! — немного замедляясь, тяну на себя его руку. — Куда мы идём?
— Скоро узнаешь, — бросает, не оборачиваясь, продолжая топтать газон.
Нет! Мне туда нельзя, никак! Даже через чёрный вход! Меня может кто-то заметить! Мало того, что я не смогу объяснить, что делаю здесь одетая не по форме в свой выходной, так я ещё и с мужчиной!
— Извини, пожалуйста, но мне уже пора домой. Да и подруга у меня там...
Но он меня явно не слушает: бегло набрав комбинацию цифр на кодовом замке, тянет на себя тяжёлую дверь.
— Идём, — и, заметив моё замешательство, приобнимает за плечо: — Пошли, не пожалеешь.
А вот тут я могу поспорить... но послушно семеню рядом с ним, и мне стоит невероятных усилий делать вид, что я здесь впервые, и что каждый закоулок не знаком мне до боли.
"Только бы никто не увидел! Только бы никто не увидел!" – повторяю про себя как мантру и, прикрыв лицо козырьком ладони, словно воришка перебежками преодолеваю длинный затемнённый коридор.
Тут же везде камеры! Господи, что я творю! Я с ума сошла!
— На тебе лица нет, — улыбается Марк, надавливая на кнопку лифта. — Да расслабься ты.
Ловлю на себе его внимательный взгляд и понимаю, что скорее рухну прямо здесь в обморок, чем сделаю то, о чём он просит.
Как? Как можно расслабиться, когда творишь самый безумный поступок в своей жизни, да ещё и рядом с таким парнем?
Я никогда не была бунтаркой, дух авантюризма мне незнаком. Риск, драйв, адреналин – вот абсолютно всё это совсем не про меня. Но ведь я уже договорилась с совестью, что я сегодня – не я. Я — Таня из Новосибирска, а она, видимо, та ещё шкатулочка с сюрпризом.
Раздаётся короткое "дзынь!", и перед нами разъезжаются двери лифта. Делаю уверенный шаг внутрь и вжимаюсь в самый дальний угол, потому что вижу, как в коридоре появилась моя коллега Аля, толкая перед собой тележку с рабочим инвентарём. Десятый час, уборка свободных номеров.
Бог мой, надеюсь, она меня не заметила!
— Да что это с тобой? Ты так напряжена, — снова подаёт голос Марк, и я выдыхаю, когда вижу, как за его спиной смыкаются двери лифта.
— Извини, я просто... В общем, не бери в голову, хорошо? Просто немного устала.
Он одаривает меня многозначительным взглядом и, кажется, улыбается. Едва заметно, одними уголками губ.
Ну всё, теперь он точно решил, что я ненормальная. Краснею, бледнею, не могу связать двух слов...
Вижу за его спиной своё отражение в огромном полотне зеркала и не могу узнать себя в девушке, что смотрит на меня по ту сторону стекла. Волосы выбились из-под заколки, глаза горят, как и щёки, грудь ходит ходуном.
Краем глаза снова смотрю на Марка и начинаю волноваться ещё сильнее. Он сразу показался мне красивым, но сейчас, в тусклом, даже каком-то интимном освещении лифта, похож на голливудского актёра: чёрный костюм, белоснежные манжеты рубашки, сверкающие золотом часы...
И рядом с ним я – провинциалка в прокатном платье и с выдуманным именем.
Нет, это не может быть правдой. Это наверняка сон.
Снова это "дзынь" и новый выброс адреналина. Двери раскрываются, и мы выходим на самом верхнем этаже. Я позволяю ему взять меня за руку и вести в сторону номеров-люкс. Да что там – я практически бегу туда сама, гонимая страхом, что меня может кто-нибудь увидеть. Бегу, абсолютно не думая, что мой энтузиазм он может расценить превратно...
Когда мы подходим к двери самого шикарного – президентского – номера, в руках Марка откуда-то появляется пластиковая ключ-карта, и я просто не могу поверить своим глазам.
— Хочешь сказать, что снял этот номер?
— Ну, типа того, — раздаётся короткий щелчок, и перед нами раскрываются врата рая: обстановка такая, что сама английская королева не смогла бы скрыть зависти. Мебель, обтянутая кожей питона, рамки зеркал, покрытые сусальным золотом, большой белый рояль...
Конечно, я бывала здесь неоднократно – и каждый раз, заходя сюда, я чувствовала, как дыхание перехватывало от восторга и ошеломительной роскоши. Страшно представить, как богат Шелест, если позволил себе вложить столь баснословную сумму в какой-то гостиничный номер! И ещё страшнее представить, сколько стоит этот номер снять...
Оборачиваюсь на Марка: он стоит чуть поодаль и, заложив ладони в карманы брюк, смотрит на меня всё с той же улыбкой, какой одарил в лифте.
Вроде бы не высокомерная и уж точно не злая, скорее... улыбка, в которой скрыт мужской интерес. И немного такой же неприкрытой хитрости.
Неужели он меня уже раскусил? Хотя я ему про себя не успела ещё ничего толком рассказать...
И он словно читает мои мысли:
— Ты надолго к нам?
— К вам?.. Куда – к вам? Прости, я не совсем понимаю.
— Ну, ты же говоришь, что приехала из Новосибирска. Командировка или к кому-то в гости? Сколько ты здесь пробудешь?
— А... ну... как получится, — последние слова произношу практически шепотом и намеренно избегаю его взгляда.
— У нас хорошо, тебе понравится, — стягивает пиджак, обнажая крепкие плечи, обтянутые белоснежной тканью рубашки. Небрежно бросив вещь на кожаный диван, уверенно идёт к мини-бару. Идёт так, словно он бывал здесь сотни раз и точно знает, что и где здесь находится.
Если он здесь уже останавливался, почему за год, что я работаю в "Адмирале", я ни разу его не видела? Так или иначе мы сталкиваемся с постояльцами, волей-неволей нам приходится пересекаться.
Больше артов, спойлеров и прочего интересного в моей авторской группе ВК ❤️ Присоединяйтесь, кто ещё не там.
Ссылка на группу в аннотации.
(Тут арт ☟)
Мы выходим на огромный, как вся наша со Светкой съёмная квартира, продолговатый балкон, и первое, на что я обращаю внимание – вид отсюда и правда потрясающий.
Вечерние сумерки уже опустились на город, и он, словно огромная новогодняя ёлка, засиял миллионами разноцветных огней.
Почему? Почему я никогда прежде не обращала внимания, как прекрасен мир, в котором я живу?
Почему я, подгоняемая временными рамками и перечнем обязанностей, никогда, ни разу не отложила пылесос и не посмотрела в окно? Не с целью выяснить, идёт ли дождь, а просто полюбоваться красотами.
Даже воздух здесь кажется чище и свежее, и звуки... они такие яркие... Мой мозг улавливает тысячи звуков и разделяет их по нотам, создавая уникальную, ласкающую слух мелодию. Город словно поёт, и я хочу подпевать ему во весь голос.
Господи, как же я счастлива сейчас...
— Красиво? — раздаётся у самого уха, и я ощущаю лопатками, как его грудь льнёт к моей спине, а бёдра – к ягодицам. Следом крепкие мужские руки плавно обвивают мою талию, и я непроизвольно вздрагиваю, что, конечно же, не остаётся им незамеченным.
— Да, очень красиво... — соглашаюсь просто потому, что это правда.
Я в кольце его рук, и я боюсь дышать. Меня переполняют миллионы, миллиарды разнообразных чувств.
Его прикосновение к моей талии такое смелое, вопиюще интимное. Обнять себя вот так я позволила Славику спустя лишь только несколько свиданий, а тут абсолютно незнакомый мужчина трогает меня, и я совсем не хочу отстраняться, напротив: я обмякаю в его руках и, положив затылок на его плечо, любуюсь красотами ночного города.
— В Новосибирске, наверное, не так красиво?
— Не так..
Я снова повторяю слова за ним, словно мой лексикон обеднел настолько, что способен лишь воспроизводить только что услышанные фразы.
Я не понимаю, что со мной происходит – меня и пугают, и одновременно будоражат эти метаморфозы сознания. Вообще, я сейчас много чего не понимаю, но знаю одно – я не хочу, чтобы этот вечер когда-нибудь заканчивался.
— Я никого не приводил сюда раньше, — нарушает он тишину.
— Правда?
— Да.
— А почему именно я? — поднимаю голову, и взгляд словно магнитом притягивается к его губам.
— Не знаю. Ты мне понравилась, — вот так просто: ты мне понравилась.
Ощущаю, как щёки в очередной, наверное, сто первый раз заливаются краской. Хорошо, что на улице темно, и света из номера хватает ровно настолько, чтобы увидеть нужное и спрятать неважное.
— Спасибо... Ты тоже... мне...
Господи! Что я такое несу?!
Спасибо? Я сказала ему "спасибо"?!!
— Спасибо? — повторяет Марк и поворачивает меня лицом к себе. Он широко улыбается, обнажая идеальный жемчуг зубов, и я готова уже шагнуть за перила, лишь бы не сгорать сейчас от стыда.
Сейчас он посмеётся надо мной...
...но вместо смеха он вдруг обнимает меня, прижав к себе настолько тесно, что перехватывает дыхание.
— А ты забавная, Таня.
А скорее, я просто дура...
— Извини, я же говорила, что совсем не пью... Это всё алкоголь... Это вообще очень вредно, да и ни к чему... — шепчу в его рубашку и, честное слово, готова разрыдаться.
Ну почему я такая глупая?!
— Да всё в порядке, ты чего? — он отстраняется и обхватывает ладонями мои пылающие щёки. Он смотрит так искренне, в серо-зелёных глазах нет абсолютно никакого подвоха. Какие же у него красивые глаза...
— Ты, наверное, решил, что я совсем ненормальная.
— Ну, почему же – не совсем.
Всё, это конец. Он всё-таки надо мной смеётся!
Пытаюсь вырваться из его рук и вдруг ощущаю на своих губах его губы. От неожиданности я так опешила, что совсем забыла, что я собиралась только что сделать, куда пойти, и вообще, кто я такая...
Боже мой, почему никто никогда не говорил, что мужские поцелуи могут быть настолько сладкими?
Я целовалась со Славиком много раз, но никогда не испытывала ничего даже близко похожего. Под подошвами моих туфель всегда была земля, и она не качалась, словно дрейфующий на воде бумажный кораблик. И мир не кружился, и голова была свежа, как солнечное морозное утро. Сейчас же я словно сошла с орбиты и полетела, раскинув руки, на дно Марианской впадины.
Нет ничего вокруг, всё такое мелкое и неважное... И мне даже всё равно, что я знаю только его имя.
Сейчас точно всё равно.
Его ладони сползают с талии ниже, я чувствую, как жадно он сжимает мои ягодицы и... чувствую ещё кое-что... И это, наконец, отрезвляет.
Завожу руки за спину и снимаю с себя его ладони.
— Что-то не так? — шепчет Марк в мои губы, и я отстраняюсь, для верности делая пару шагов в сторону.
— Марк, послушай... Я сама не знаю, что со мной происходит, правда... — тяжело дыша, одёргиваю платье. — Всё это так странно... Вот это вот всё! Ну, танцы, поцелуи – всё это совсем на меня не похоже. Мне дико стыдно, наверное, я выпила лишнего, но... в общем, мне надо идти, — пячусь назад. — Ты не подумай, дело совсем не в тебе, это всё мои тараканы, и ты никоим образом... Господи, что ты делаешь?! — кричу, когда он делает уверенный рывок вперёд и словно пушинку поднимает меня на руки. — Марк! Марк! Отпусти меня! Пусти немедленно!
Молочу по его спине сжатыми кулаками, но он словно меня не слышит: поддевает ногой слайд двери и заносит меня в номер, уверенно двигаясь в сторону шикарной спальни.
Я была там с уборкой много раз, и эта покрытая шелковым покрывалом кровать... она размером с Боинг!
Я понимаю, зачем он меня туда несёт – я неопытна, но я совсем не дура.
— Марк, пожалуйста, поставь меня! Отпусти же!! Немедленно! — требую, и он неохотно исполняет мою просьбу. Обиженно поправляю растрёпанные волосы и пытаюсь привести сбившееся дыхание в норму. — Не подумай, что я пуританка, но... мы с тобой совсем незнакомы. Это неправильно! Я тебя не знаю, как и ты меня. Нет, ты мне понравился, но... Наверное, мне всё-таки лучше уйти.
Наконец-то это закончилось! Мне так стыдно, что я не знаю, как теперь посмотреть в его глаза. Наверное, он считает меня круглой дурой. Наверняка! И просто очень хорошо воспитан, чтобы об этом сказать.
— Прости, мне так неловко, ты даже не представляешь... — шепчу, смотря на носки своих туфель. — Если ты решишь, что я чокнутая, я даже не обижусь.
— Ну почему же, ты не чокнутая, — протестует он и, взяв мои подрагивающие руки в свои, мягко усаживает рядом с собой. — Мне даже нравится, что ты такая.
— Какая? — набираюсь смелости и смотрю в его глаза.
— Робкая. Необычная.
— Необычная? Звучит как "городская сумасшедшая".
— Есть немного, — тепло улыбается он и, немного помолчав, проводит тыльной стороной ладони по моей щеке. — Ты очень красивая.
— Марк...
— Нет, правда. Очень, — последнее слово выходит у него как-то хрипло, а взгляд словно теряет фокус, становится блуждающим, каким-то полупьяным.
Я чувствую, как его рука осторожно, словно проверяя грани дозволенного, плавно соскальзывает со щеки на шею, затем плывёт по ключицам. Ниже... Мелькает неуместная мысль, что зря я послушала девчонок и не надела бюстгальтер...
Я понимаю, что то, что он сейчас делает – недопустимо, но всё равно позволяю ему себя трогать, потому что мне очень, безумно, просто до умопомрачения приятны его прикосновения. Звуки, запахи, тактильные ощущения... всё это кажется таким новым и волнующим.
Поняв, что я не сопротивляюсь, Марк чуть-чуть отстраняется и снова на меня смотрит, и я отчётливо вижу, что взгляд его в который раз изменился. Сейчас в нём уже нет той остроты и азарта, какой был, когда я убегала и отпихивала его от себя. Сейчас в его взгляде читается... разочарование?
Но разочарование в чём? Что я так быстро сдалась? Но я не сдалась! Это же просто поцелуи, я могу остановить его в любой момент! Могу!
Но, видимо, мужчины чувствуют, когда им дают молчаливый зелёный свет: запустив пятерню в мои волосы, Марк рывком притягивает меня к себе и целует. Целует совсем иначе, не так, как на балконе. Там он целовал нежно и неторопливо, а сейчас нетерпеливо, даже как-то отчаянно...
— Очень красивая... — выдыхает в мои губы, и я, приоткрыв глаза, вижу, как он, быстро работая пальцами, расстёгивает пуговицы на своей белоснежной рубашке, а после резким движением плеч сбрасывает её с себя и швыряет на пол, куда-то в ту самую злосчастную лужу. — Иди ко мне.
Мягко, но уверенно толкает меня на кровать и, не давая опомниться, нависает сверху.
Я вижу перед собой его лицо, растрёпанные волосы и горящие каким-то совершенно безумным огнём глаза.
И если раньше всё происходящее казалось мне чем-то несерьёзным, флиртом, своеобразной игрой, то сейчас я понимаю, что он не играет точно. Особенно когда услышала лязг пряжки ремня...
— Марк, что ты делаешь?
Он не отвечает: стягивает брюки и вытряхивает на скомканное покрывало содержимое карманов. Я вижу кожаный бумажник, мобильный, ключи от автомобиля и... тонкую фиолетовую коробку.
И тут до меня наконец доходит вся серьёзность происходящего. К щекам приливает жар.
Нет! Что он творит?!
— Марк, послушай, ты, наверное, всё неправильно понял, — приподнимаюсь на локтях и отползаю назад, упираясь затылком в спинку королевской кровати. — Прости, это я во всём виновата, что позволила, допустила... вот это всё. Но я правда не подумала, что ты можешь воспринять это как-то превратно. Я дура, знаю. Я сейчас уйду!
— Пожалуйста, расслабься, — шепчет он, и я жмурюсь, предпочитая не смотреть на то, что он делает с содержимым коробки дальше.
Сердце колотится так сильно, что больно дышать. Кровь не просто бежит по венам – она циркулирует словно в центрифуге, доводя меня до полуобморочного состояния.
Я боюсь, мне так страшно! Что же я натворила...
Наверное, глупо в моём возрасте трястись словно осиновый лист и бояться мужчин как огня. Но я думала, что всё будет совсем не так, что всё будет... правильно, как положено, что это будет мой муж! Сначала помолвка, потом свадьба. И дети. И дом с белым забором. Я даже представить никогда не могла, что всё произойдёт вот так...
Гостиница, парень, фамилию которого я даже не знаю... Да я даже не уверена, что его действительно зовут Марк!
— Марк... — предпринимаю последнюю попытку что-то исправить, но... поздно. Мгновение – и назад дороги уже нет. Он просто пошёл на поводу у инстинктов, ещё не зная, что для меня это всё впервые.
Тяжело дыша, он вдруг замедляется и поднимает на меня взгляд, в котором читается искреннее изумление.
— Извини, я не знал, что ты... Я бы сделал всё... по-другому.
Не знаю, как он понял, что до него у меня никого не было, но он понял, и мне становится так стыдно. Настолько, что стыд заглушает собой все остальные чувства.
Стыдно за всё происходящее, за свою слабость, за неопытность. Я чувствую, как опасно близко неуместные слёзы, и ничего не могу с этим поделать. Я сама допустила это всё! Даже мой неискушённый ум это понимает...
Допустила, потому что в глубине души очень этого хотела.
— Извини... — снова повторяет он и целует меня – так нежно, словно извиняясь уже губами за то, что уже не вернуть. Он просит прощения, но... продолжает начатое, ведь инстинкты сильнее глупых сантиментов.
Закрываю глаза, обвиваю его плечи руками и стараюсь больше ни о чём не думать. Наверное, сегодня я совершила самую большую ошибку в своей жизни, но у меня ещё будет время посыпать голову пеплом.
Только не сейчас.
***
Открываю глаза и не могу понять, где нахожусь: высокий светлый потолок, шёлковое одеяло, какая-то смутно знакомая картина в позолоченной раме на стене напротив.
Господи, как же болит голова...
Превозмогая боль, сажусь на край крови и с силой тру глаза, прогоняя остатки сна. Всё в каком-то тумане. Где это я?
Утро либо совсем ещё раннее, либо просто очень пасмурное – комнату заливает серый безрадостный свет.
Морщась, поворачиваю голову к окну и краем глаза улавливаю торчащую из-под одеяла мужскую ступню... Господи, это же Марк!
Судорожно хватаю подушку и прикрываю ею голую грудь.
Вечеринка... танец на веранде... звёздная ночь и поцелуи на балконе... А потом мы в этой самой комнате. На этой кровати...
Нет. Ну не-ет... Неужели мне это не приснилось?
Утыкаюсь лицом в ладони и впадаю в какой-то ступор. Я вчера перебрала, незаконно проникла в роскошный номер гостиницы и переспала с незнакомым парнем. Я! Всё это сделала я!
Медленно раздвигаю средний и указательный пальцы и кошусь на мужчину, который волею судьбы стал моим первым. Марк спит на животе, запихнув руки под подушку и уткнувшись лицом в неё же. Я вижу его затылок, плечи, рельефную спину и край не прикрытых одеялом ягодиц.
Боже мой, он же совсем голый!
Да, я вчера видела его голым и – поверить не могу – даже трогала его, везде трогала! Но вчера я была пьяна и вообще как будто не в себе, сегодня же всё совершенно иначе. Я словно вижу всю эту ситуацию новыми глазами.
Странно, но у меня нет какого-то страха и огромного сожаления, что всё случилось, скорее невероятный, всеобъемлющий, поражающий своими великанскими габаритами стыд! Как же мне стыдно! Не за этот сумбурный первый раз, а за то, что было после...
Вчера, когда я осознала, что терять мне уже нечего, я позволила себе не только отключить разум и получить удовольствие от всего происходящего, но и остаться с ним до утра! Чем я вообще только думала тогда! Я ли это была?!
Может, он подсыпал мне что-то в бокал, от чего у меня окончательно снесло крышу?!
Марк громко втягивает носом воздух и громко выдыхает, повернув голову в мою сторону. Одеяло сползает ещё ниже, а я и вовсе перестаю дышать, гипнотизируя взглядом его умиротворённое лицо.
Пожалуйста, спи. Только не просыпайся.
Убедившись, что он всё ещё пребывает в царстве Морфея, немного расслабляюсь. Совсем чуть-чуть, ровно настолько, чтобы не удариться в панику.
Что же мне теперь делать? После всего, что произошло, единственный для меня выход – это действительно поменять имя на Таню и навсегда уехать в Новосибирск. Я обманула его, отдалась в первую же встречу! Мы были знакомы от силы пару часов!
Страшно представить, какого он обо мне теперь мнения.
Нужно уходить, пока он не проснулся, посмотреть ему сейчас в глаза я точно не решусь. Да после того, что было вчера, я теперь вообще, наверное, посмотреть на какого-либо мужчину без стыда не смогу! Беречь себя двадцать лет, целых полгода держать на голодном пайке бывшего парня, чтобы вот так, с, можно сказать, первым встречным... Да, первым встречным красавцем, но реального положения вещей это не меняет. И алкоголь – слабое оправдание моему безрассудству... Нельзя было пить, нельзя! Но легко быть умной задним числом, когда опрометчивые поступки уже совершены.
Тихо исчезнуть – самое лучшее решение. Если меня кто-то увидит, всегда можно наплести, что перепутала дни и пришла не в свою смену.
Пришла в вечернем платье и на каблуках... О, Боже, платье!!!
Стараясь не шуметь, тихо сползаю на пол и нашариваю под кроватью своё платье. Вернее, не своё, а платье из магазина Поповой, которое я должна ей сегодня вернуть в целости и сохранности.
Когда я беру его в руки и вижу, что с ним стало, то чуть не плачу: молния на спине разошлась, на груди разводы от пролитого вчера шампанского, бирки нигде нет. И как я теперь верну его в таком состоянии?
Но лелеять страдания нет времени: встряхиваю скомканный кусок шёлка и бесшумно натягиваю на ставшее как будто каким-то чужим тело. Следом надеваю белье и, взяв в руки туфли, на цыпочках выхожу из спальни.
Я честно хотела хладнокровно покинуть номер, но не выдержала и всё-таки обернулась, чтобы попрощаться с ним хотя бы взглядом. Больше мы никогда не увидимся, я это осознаю и осознавала вчера, но почему же тогда от одной мысли об этом так сильно сдавило грудную клетку?
Может, всё-таки оставить ему свой номер... Или подождать...
Нет, не может! — обрываю саму себя. Я его обманула, прикинулась абсолютно другим человеком, придумала себе новую жизнь. Да после такого ни один мужчина не захотел бы иметь с подобной женщиной ничего общего! Отношения, которые начались с секса и обмана, априори не могут перерасти во что-то стоящее. Да и к тому же парень явно богат, совсем мне не ровня, глупо даже надеяться на какое-то продолжение.
Я, конечно, наивная, но не настолько. В жизни сказки про Золушек если и случаются, то крайне редко и явно не со мной. Сумасшедшая ночь закончилась, карета превратилась в тыкву, и мне пора возвращаться обратно в свою серую унылую жизнь.
Тихо открыв дверь, выглядываю в коридор и, убедившись, что тот совсем пуст, стремглав бегу к служебному лифту.
***
В подъезде темно – кто-то снова разбил все лампочки, и я впервые в жизни благодарна неизвестному вандалу. Не хочу, чтобы кто-то увидел меня в таком виде, мне самой от себя сейчас противно!
Звонок в нашей съёмной квартире не работает, поэтому я стучу в дверь, надеясь, что Светка дома, а не осталась ночевать у какого-нибудь кавалера. После того, как она вчера ушла с "коричневым пиджаком", я больше её не видела, так что...
— Кто там? — раздаётся сонное по ту сторону двери, и я облегчённо выдыхаю.
— Это я, Свет! — шепчу в замочную скважину, озираясь по сторонам. Как будто в шесть утра все соседи проснулись пораньше, чтобы лицезреть мой позор.
Слышится поворот ключа, Светка тянет на себя дверь, и я вихрем проникаю в тёмную прихожую.
— Кострова, ну ты даёшь! Ты время видела? — ворчит Немоляева, шумно зевая в кулак.
Ничего не отвечая, нахожу на крючке для одежды свою сумку и выуживаю оттуда кошелёк.
— Свет, пожалуйста, спустись и отдай таксисту триста рублей.
— Ещё чего! Я сплю вообще-то!
— Свет, умоляю! Пожалуйста! — поворачиваюсь спиной, демонстрируя разошедшуюся до самой талии молнию.
— Н-да-а, — недовольно тянет Светка и стягивает с соседнего крючка тёплый плюшевый халат. — Ладно, давай сюда, — выдёргивает из моих рук деньги и, нырнув в растоптанные балетки, прикрывает за собой входную дверь.
Господи, неужели я наконец-то дома! Счастье, что какой-то мужчина выгуливал дога недалеко от гостиницы и любезно одолжил мне свой телефон, чтобы смогла вызвать такси. Как бы я поехала в таком виде на метро? Да и на что – у меня с собой не было ни копейки!
Смотрю на себя в зеркало на дверце шкафа и понимаю, что весь мой вид просто кричит о том, чем я занималась этой ночью. Волосы растрёпаны, косметика размазана, а платье...
Господи, оно же бешеных денег стоит! Видимо, когда Марк вчера расстёгивал молнию, особо не церемонился...
У меня нет этих десяти тысяч, чтобы отдать Поповой! Придётся теперь прогуливать пары и брать лишние смены. Выхода нет.
Удивительно, но испорченное платье волнует меня сейчас куда больше, чем безвозвратно потерянная девственность. Может, потому что я договорилась с совестью просто не вспоминать об этом, чтобы не делать самой себе хуже?.. Я же себя знаю: начнётся самобичевание, потом уныние, потом депрессия... Терять форму нельзя никак – экзамены на носу.
Скрипит входная дверь, и в прихожую входит Светка. Запахнув плотнее халат, скрещивает на груди руки, невольно напоминая мне мою бабушку.
— А теперь рассказывай! — и, заметив мой вопросительный взгляд: — Давай, давай, всё равно уже не усну.
— Да, в общем-то, рассказывать нечего... — опустив глаза, стягиваю тесные туфли.
По пути домой я размышляла, рассказать ли Светке о том, что произошло. С одной стороны – она моя лучшая подруга, и кто как не она должна узнать об этом первой, а с другой... Я сама ещё толком ничего не осознала и не переварила. Мне хочется для начала свыкнуться с этой мыслью и только потом уже посвящать в свой секрет кого-то.
В общем, я решила ничего ей не рассказывать, совсем забыв о том, что скрыть что-то от Немоляевой практически невозможно...
— Господи, Кострова, ты выглядишь...
— Как?
— Потрёпанной. Вот как! — Светка захлопывает дверь и, подойдя ближе, с пристрастием оценивает мой вид: причёску, макияж, порванное платье... С укоризной покачав головой, снова скрещивает на груди руки. — Н-да-а, вот уж подумать не могла. Не видела бы своими глазами – не поверила.
Я и так была не в самом приподнятом настроении, ещё она с непонятным наездом... Подумав, решаю, что отпираться бессмысленно, и, хочется мне того или нет, придётся выложить всё как есть.
— Я сегодня ночевала с мужчиной, Свет, — смотрю в глаза единственной подруги, выискивая хотя бы тень поддержки. — В смысле, мы с ним провели вместе ночь. По-взрослому.
Я ожидаю, что она хихикнет и в свойственной ей манере пошутит, что наконец-то меня кто-то распаковал, но следующие её слова буквально выбивают почву из-под ног:
— Да я уже поняла, не идиотка.
Я смотрю на неё и не могу поверить своим ушам. А где глумливое "поздравляю" и просьба рассказать всё в подробностях? Ведь так же поступают подружки?
— Что, по мне так это заметно?
— Конечно! Ты в зеркало себя видела?
Я так обескуражена, что просто не могу подобрать нужных слов. Но всё ещё надеюсь, что неправильно её поняла. Она же моя самая лучшая подруга. Единственная!
Беру с комода резинку и небрежно стягиваю волосы на макушке.
— Я думала, что твоя реакция будет... другой. Ты же сама постоянно говорила, что я последняя на земле двадцатилетняя девственница. К тому же я этого не планировала, просто так вышло... Если честно, я сама не понимаю как, — прохожу в свою комнату и стягиваю платье. — Когда ты ушла, я познакомилась с парнем, его зовут Марк.
— Да я в курсе, — произносит из прихожей Немоляева, и я ошарашенно выглядываю из-за дверцы шифоньера:
— Знаешь? Но откуда?
И сразу же стрелой проносится мысль, что кто-то увидел меня в "Адмирале", позвонил и обо всём доложил Светке.
— Я вас с ним видела, как вы бежали за руку с летней веранды в сторону гостиницы. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, зачем вы туда побежали, — Светка снимает халат и, оставшись в ночнушке на тонких бретельках, неторопливо заходит в мою комнату. — Ладно бы кто-то другой, да даже я. Но ты! Девочка Злата, которая краснеет до корней волос от слова пенис, с хваткой пантеры прямо из-под моего носа урвала себе самый лакомый кусок. А ты, оказывается, не так проста, подружка.
— Какой ещё кусок? Я правда не понимаю... — застёгивая пуговицы домашней свободной рубашки, закрываю дверцу. — Пожалуйста, не говори загадками.
— Марк! Марк Шелест. Ты же с ним сегодня кувыркалась.
— Шелест?? — рука застывает. — Подожди. Шелест? Марк – сын Льва Аркадьича, хозяина "Адмирала"??
***
То ли день сам по себе сегодня был какой-то тяжёлый, то ли бессонная ночь повлияла, то ли магнитные бури – но всё буквально валилось из рук и вылетало из головы, даже не успев влететь.
Сидя на лекциях, я только и делала, что прокручивала в памяти прошедшую ночь, и мысли эти не приносили мне никакого облегчения, скорее наоборот. И вот что я натворила? Как я вообще могла решиться на подобное безрассудство?
Да, можно было бы свалить всё только на алкоголь, но это кому-то другому я могла соврать, себя же не обманешь. Светка права: я как последняя дурочка развесила уши, подставив их для лапши, которую мне навесил этот Шелест.
И тут же что-то глубоко внутри, быть может, внутренний голос или женская интуиция робко скребутся сквозь ворох сомнений и самобичевания: а может, он сказал правду?
Ну неужели я настолько страшная, что не могла понравиться такому парню, как Марк? К тому же он говорил всё так убедительно. Я видела его глаза, ну не может человек так искусно врать! Он же не оскароносный актёр! А хотя что я о нём знаю? Совсем ничего.
Впрочем, какая теперь разница, кто он и что, наши дороги разошлись. Главное теперь – не столкнуться ненароком в коридорах "Адмирала". Хотя если я уж за целый год ни разу с ним не столкнулась, вероятность встретиться теперь сводится практически к нулю. Да даже если вдруг я случайно увижу его где-то в холле, то однозначно сделаю всё, чтобы он меня не увидел и не узнал.
— Твоё счастье, что Поповой сегодня на парах не было. Что говорить ей будешь? — спрашивает Светка, открывая дверь нашей съёмной квартиры.
— Не знаю. Но платье придётся оставлять себе. Попрошу подождать до зарплаты или отдать в рассрочку, пять тысяч у меня есть... Откладывала на день рождения.
— Ну вот, платьишко себе и подаришь! Потом будешь носить и вспоминать, как когда-то на тебе его порвал наследник гостиничной империи, — хихикая, Немоляева бросает ключ на банкетку и спешно расшнуровывает чёрные "найки" с вьетнамского рынка. — Иди пока картошку разогревать поставь, а я в туалет, что-то меня приспичило с этого кофе дурацкого...
Договорить ей не дал уверенный стук в дверь.
Мы со Светкой переглянулись и затихли.
— Ты ждёшь кого-то? — спрашивает шепотом, и я отрицательно мотаю головой. — А может, это придурошная бабка снизу? Опять на что-то жаловаться пришла, маразматичка старая! Хотя она всегда колотит чуть ли не с ноги, а сейчас так... интеллигентно... — и, подойдя к двери, уже громко: — Кто там?
— Могу я увидеть Таню? — доносится с той стороны, и я ощущаю, как кровь отливает от лица.
— Ошиблись, наверное... — бурчит под нос Немоляева, и только я хочу сказать ей, чтобы ни в коем случае не открывала, как она уже поворачивает ключ и распахивает дверь: — Извините, вы... ошиблись... — зависает, открыв рот.
На лестничной клетке стоит Марк.
Сегодня он не в строгом костюме – в обычных синих джинсах и чёрном свитшоте. Стоит и смотрит сквозь Немоляеву прямо на меня. А я смотрю на него. Впрочем, как и Светка, которая отмирает первой:
— У нас нет никаких Тань, пардоньте, молодой человек.
— Привет, — произносит Марк, по-прежнему не отрывая от меня глаз, и я, краснея, киваю.
— Привет...
Я могла ожидать всего чего угодно, но только не этого! Цунами, наводнение, смену власти в стране, но Марк... Марк здесь? На пороге нашей хрущёвки?
Как? Почему? Откуда?..
Замечаю, как он уводит от меня взгляд и бегло осматривает убранство нашей скромной, мягко говоря, двушки.
Мы со Светкой, конечно, когда переехали сюда два года назад, сделали своими силами скромный ремонт: обновили обои, купили новый палас, но данный антураж даже близко не подходит той девушке, за которую я себя вчера выдавала.
— Выйди, поговорим, — кивает себе за спину. И это даже не предложение или просьба – просто ставит меня перед фактом.
— Я сейчас, Свет, — обуваю обратно снятые минутой ранее балетки и выхожу на лестничную клетку, прикрыв за собой дверь.
Как хорошо, что здесь достаточно темно, и он не рассмотрит как следует мои бесстыжие глаза лгуньи.
— Как ты меня нашёл?
— Посмотрел по камерам наружного наблюдения, в какое такси ты села. Ну а дальше всё было совсем просто.
— А разве диспетчеры не должны держать подобную информацию в тайне?
Он вынимает руки из карманов и засовывает большие пальцы под пряжку тяжёлого ремня.
— Может, у вас в Новосибирске и так, но у нас все насквозь продажные.
И улыбается. Не зло, не высокомерно – улыбается совсем искренне. Той самой сдержанной улыбкой, которой одаривал меня этой ночью.
Тяжело вздохнув, опираюсь спиной о дверь и ловлю себя на мысли, что, несмотря на ошеломляющий стыд, я рада его видеть. Рада, что он меня нашёл, хотя пока и не понимаю, зачем.
— Вот, ты забыла, — опускает руку в передний карман своих джинсов и вынимает тонкий серебряный браслет, который я, видимо, обронила в номере. Я даже не заметила, что он исчез. Разве мне было дело до какого-то браслета... — А, вот ещё кое-что, — следом за браслетом в мою ладонь ложится потерянная с платья магазинная бирка с ценой.
Он ничего не спрашивает, но я вижу, что он ждёт, когда я заговорю первой. И я обязана заговорить первой! Я обманула его! Но язык словно прилип к пересохшему нёбу.
— Извини, Марк, я не была с тобой вчера до конца честной... — не зная, куда деть глаза, утыкаюсь взглядом в несчастную бумажку. — Вернее, не была честной совсем.
Бог мой, как же сложно нести ответственность за совершенные глупые поступки. Мне так стыдно, невероятно. Но я должна – обязана! – хотя бы сейчас сказать ему чистую правду.
— В общем, я тебя обманула, меня зовут не Таня, а Злата, и живу я не в Новосибирске, а, как ты сам уже видишь, здесь, — тяжело вздыхаю и, подняв глаза, наблюдаю за его реакцией.
Я жду, что его лицо исказится в гримасе отвращения или брезгливости, но мои ожидания оказываются не оправданы: на его лице не отразилось ничего даже близко похожего. Он по-прежнему смотрит на меня с неподдельным интересом.
— И зачем? — тёплый грудной голос резонирует от бетонных стен.
Какой же у него красивый голос...
— Что – зачем?
— Зачем ты всё это придумала? — прислонившись бедром к перилам, достаёт из кармана пачку сигарет. — Ну, другое имя, другой город. Для чего?
И вот что я должна ему на это ответить? Правду? Сказать, что я обычная горничная в "Адмирале", что пригласительные нам подогнал администратор, и что мне просто было стыдно в этом признаться?
— Ты сам всё видишь... — шепчу, снова опустив глаза. — Меня не должно было быть на той вечеринке, просто потому что мне там не место! Такие парни, как ты, таких девушек, как я, обычно не замечают. Была бы я просто Златой, ты бы меня тоже не заметил!
— Когда я тебя заметил, я не знал, кто ты, — парирует. — И если бы ты сказала правду, поверь, моё первоначальное мнение о тебе бы не изменилось.
— Господи, пожалуйста, вот только не надо этого всего, ладно? — набираюсь откуда-то вдруг смелости. — Ты – сын хозяина гостиницы, в которой я работаю горничной, разве у нас есть хоть что-то общее? Кстати, ты тоже не был со мной до конца откровенен, ты не сказал, кто ты.
— Ты не спрашивала.
— Да, но... я даже подумать не могла, что ты сын Шелеста... — поправляюсь: — ...Льва Аркадьича. Если бы я знала, всего... этого бы просто не было.
— Значит, хорошо, что ты не знала, кто я. Более того, меня как раз-таки подкупило то, что ты этого не знала.
За дверью отчётливо раздаётся скрип половицы.
То, что Светка подслушивает, я и без этого прекрасно понимала, но одно дело предполагать и совсем другое – чувствовать, как тебе через замочную скважину дышат в спину.
Конечно, Немоляева моя лучшая подруга и секретов у меня от неё нет, но всё равно знать, что кто-то вероломно греет уши – не слишком приятно.
— В общем, давай просто всё забудем, хорошо? — решаюсь подвести черту. — Что сделано, то уже сделано, и обсуждать мотивы моего поступка я не хочу.
— Твоё право, — легко соглашается он и извлекает из пачки сигарету. Задумчиво покрутив её в пальцах, поднимает на меня вопросительный взгляд. — А можно узнать – почему я?
— Что – почему ты?
— Почему ты выбрала для этого именно меня? Ты же была девственницей и могла уйти. Насильно тебя никто не держал. Я не совсем понимаю...
— Да тише ты! — делаю "страшные" глаза и озираюсь по наглухо запертым дверям соседей. Не хватало ещё, чтобы все в доме знали интимные подробности моей личной жизни.
Схватив его за руку, поднимаюсь на пролёт выше и торможу возле спящего лифта.
— Марк, послушай, я понимаю, что моё поведение могло показаться тебе странным, понимаю, что, возможно – и скорее всего так и есть – ты считаешь меня чокнутой лгуньей, но я очень прошу тебя не предавать это дело огласке.
Он по-прежнему сжимает между средним и указательным пальцами незажженную сигарету и смотрит на меня в немом недоумении.
Только сейчас до меня доходит, что я до сих пор держу его за руку. Отпустив её – пожалуй, слишком поспешно, – делаю шаг назад:
— Конечно, связь с прислугой – это явно не то, чем можно гордиться, но пожалуйста, пообещай мне, что никто из "Адмирала" не узнает, что... ну... что мы с тобой...
— Переспали? — подсказывает.
— Умоляю тебя – тише! — прикрыв глаза, устало тру кончиками пальцев переносицу и отыскиваю спиной точку опоры – холодные стальные перила. — Мне очень стыдно за всё, что произошло. Правда стыдно. Когда я шла на эту вечеринку, то понятия не имела, чем всё закончится. А потом подошёл ты, этот наш танец, затем поцелуй... Клянусь, я не хотела!
— Не хотела меня? — густая бровь иронично взмывает вверх, и я готова провалиться сквозь землю от очередной волны нахлынувшего стыда.
Вот то, что произошло вчера – ничто по сравнению с тем, что мне приходится переживать сейчас. Сейчас, когда я трезва, когда стою в обшарпанном подъезде своего дома. Когда он знает, кто я, а я до сих пор не понимаю, что ему от меня нужно.
— Ты пришёл посмеяться надо мной? — голос обретает неведомую для меня прежде твёрдость. — Так посмейся! Давай! Посмейся и уходи. Я вообще не понимаю, зачем ты приехал. Деньги за разбитый стакан я возмещу, как и... за испорченное покрывало. А теперь прости, мне нужно собираться на работу, — резко разворачиваюсь и пытаюсь просочиться между ним и дверью лифта, но Марк решительно преграждает мне путь, отчего я по инерции врезаюсь в его фигуру.
Взгляд непроизвольно падает на его обтянутые тонкой тканью широкие плечи, на крошечную родинку чуть ниже мочки уха.
Я смотрела на неё вчера, когда он...
— А давай я тебя подброшу? Заодно поговорим, — неожиданный вопрос застаёт меня врасплох: поднимаю на него глаза и пытаюсь уловить на его лице тень издёвки.