Бабка Ульяна подняла вязанку хвороста, побрела по лесной тропе, тяжело опираясь на клюку. Мелькнула за редкими ветвями орешника серая тень, будто бы блеснули в листве два желтых огонька… Насторожилась бабка, зашептала, потеряв от испуга способность кричать.
— Свят, свят…
Привиделось ей, что стоит рядом большой белолобый волк, смотрит на нее желтыми глазами…
Вышла бабка Ульяна на лесную дорогу, а навстречу верхом на своем черном скакуне объездчик Демид из соседнего села. Да так лихо проскакал мимо, что обдал бабку грязью из-под копыт. Рассердилась она, стала ругаться, вслед всаднику клюкой грозить. Обиделся на ругань Демид, вернулся.
— Ты что это, бабка? Ты мне такие слова говоришь?
— Тебе, а то кому же еще! И что только наша Тонька в тебе нашла?
— Замолчи, старая, — взмахнул Демид плетью.
— Уж не оборотень ли ты? Сейчас только страшного волка видела…
Демид ударил знахарку плетью, хворост рассыпался, бабка упала.
— Если еще где-либо про волка скажешь — убью…
— Волк ты, волк, — упрямо закричала вслед ему Ульяна.
Медленно развернул Демид к бабке свое лицо. И вместо голубых глаз увидела Ульяна желтые глаза, те самые, которые привиделись ей в лесу.
Поплавок медленно заскользил по водной глади озера, затем стремительно ушел в глубину. Ванька, парень лет шестнадцати, ловко подсек добычу. Леса туго натянулась, нехотя выплеснулось на поверхность золотисто-коричневое тело рыбы, вновь скрылось.
— Тяни! — суетился рядом с парнишкой дед Степан, — линь это!…
Федька, белобрысый малец, и второй парень, Егорка, завистливо следили за удачливым Ванькой.
Рыба затрепетала на берегу. Федька подхватил линя, понес к садку.
— Будет уха, — радовался Ванька, — сварим рыбу и душа из нее вон…
— Не мели, — скривил губы Егорка, — нам в школе батюшка говорил, что душа только у человека, а у других ее нет…
— Батюшка, может, и правильно говорит, — протянул задумчиво дед Степан, — А видали вы, как лошадь плачет? Слышали, как волк зимой от тоски воет?… Давно, еще до Крымской войны, помню, здесь много волков водилось, оттого озеро это Волчьим прозвали. Не зевай, Федька, клюет.
Федька вытянул на берег окуня, обрадовался, повернул к деду взгляд.
— А как душа вселяется в человека, дедуня?
— А получает она приказ от Господа нашего, падает с неба, да и летит к народившейся твари.
— Да кто это видел? — взгляд Егорки неверяще скользнул по лицу деда.
— Видать не видал, а люди по-разному бают…
— Когда помирает кто, то душа уходит? — упрямо продолжал Федька.
— Покидает она мертвого и летит либо на небо, либо к чертям под землю, либо вселяется в только что народившееся другое тело…
Волчица тяжело пронесла сквозь густой кустарник свое разбухшее тело к логову, спряталась среди корней, заскулила…
Девушка на лесной опушке наклонилась среди травы раз, другой…
Рука ее ухватила стебелек зверобоя, понесла растение в корзину.
Мелькнула среди деревьев красная рубаха, замер на краю опушки объездчик. Увидел девушку, потянул в себя лесной воздух, расширил ноздри.
Увидев Демида, Антонина оставила корзинку, пошла навстречу, протянув руку и ответно улыбаясь. Взял Демид ее пальцы в свои, заглянул в синие тонькины глаза, притянул девушку к себе. Все больше подчиняясь желанию, вдруг начал целовать ее плечи, шею. На мгновенье показалось Тоньке, что не человек ласкает ее, а желтоглазый белолобый волк. Испугалась девушка, стала вырываться из грубых объятий, но все настойчивее был Демид. Вот уже сорвал он с плеч девушки сарафанные лямки…
— Нет! — закричала Тонька, все еще пытаясь вырваться, — не надо!…
Тучи находят… — Егорка зевнул, — совсем клевать перестало.
— Да уж домой пора, — дед Степан потянул снасть из воды, — Федька, просыпайся, кончилась рыбалка… Гроза собирается!
Первые капли забарабанили по воде, грозовые раскаты, вначале робко, а затем все увереннее и громче загремели среди быстро надвинувшихся туч.
На край недалекого обрыва выбежала девушка, остановилась на мгновенье и вдруг прыгнула в серую воду Волчьего озера.
Заморгал удивленно дед Степан, испугались парни.
— Никак это наша Тонька, — забормотал дед и вдруг закричал, — чего рты раскрыли, девку спасайте!
Бросился в озеро Егорка, за ним Ванька, замахали они поспешно руками, взбурлили ногами воду, стремясь туда, где скрылась под водой Тонька.
Дрогнула в последних родовых потугах волчица, склонилась над только что родившимся волчонком, стала вылизывать едва различимого за толстыми корнями детеныша.
— Тонька! — кричал возле бесчувственного тела сестры маленький Федька, — сестрица!
Дед Степан склонился над тонькиным телом, стал ритмично давить на ее спину обеими руками…
— Дедушка, из нее душа выходит, я вижу! — закричал Федька.
Белая полупрозрачная душа, имея тонькины очертания, склонилась над покинутым телом, огладила мокрые косы, вдруг метнулась к лесу, пролетела к волчьему логову, тронула нежно мокрую черную отметину на лбу детеныша.
Полилась вода у Тоньки изо рта, девушка зашевелилась, застонала.
Насторожилась над волчонком Душа, оставила детеныша, пролетела быстро сквозь чащу леса на берег озера к Тоньке, склонилась над нею, вгляделась в ожившие, безумно смотрящие глаза девушки, вновь метнулась к лесу, остановилась, повиснув в пронизанном дождем воздухе. Полупрозрачное шарообразное тело ее заколебалось, влекомое неведомыми силами то в сторону Тоньки, то в сторону леса. Вдруг ударила молния, разорвав мятущуюся Душу напополам, и повлеклась каждая половина к своему телу.
— Душа вернулась, вот она! — закричал, указывая на сестру, Федька.
Дед Степан внимательно посмотрел на мальчишку.
— Ты что, видал это? А вы? — обратился дед к парням.
— Да врет он все, — Ванька махнул рукой, — наслушался разговоров наших.
— Я тоже ничего не видал, — поддакнул Егорка, — дед Степан, а чего это она утопнуть захотела?
— Не твоего ума это дело, — дед наклонился к девушке, — как ты, Тонюшка? Сама пойдешь?
Антонина приподнялась, села в траве, обхватила руками согнутые колени. Взгляд ее, обращенный к лесу, был полон страха и недоумения.