Притяжению вопреки

=20.

Слёз уже не было. Да и какой смысл теперь плакать? Всё уже произошло. Анита свой выбор сделала. Пройдена точка невозврата. Только вот как с этим жить дальше — она не знала. Не знала, сможет ли?

Хотя, наверное, сможет. Жила же как-то эти месяцы в сущем аду. Играла же роль, которая ей самой была омерзительна. Носила её как чужое грязное, вонючее платье, а снять не смела. Теперь вот можно снять, да только грязь и вонь, казалось, намертво въелись в кожу.

И всё же Анита поражалась сама — как сумела так долго продержаться. А это было самое тяжелое: смотреть в глаза Эйса и врать… Слушать его признания и помнить, что скоро его предашь, причём так подло и низко… Изнывать самой от любви к нему, такой непрошенной, несвоевременной и обречённой, и знать, что ты сама, своими руками, её убьёшь… уничтожишь то, что стало для тебя самым дорогим.

Ад, кромешный ад, а не жизнь. Врагу не пожелаешь.

Даже если бы она не влюбилась, всё равно было бы и тяжело, и гадко, и мучительно. Но ударить в спину того, кого любишь, — это ни с чем не сравнимая пытка.

Она и не хотела влюбляться, не думала, что вообще способна… Но Эйс… Артём… он такой жизнелюбивый и такой искренний. Он её будто отогрел. А ещё сумел разбудить то, чего в ней, как она думала, в помине нет. Когда она забывалась, то чувствовала себя упоительно счастливой. Правда, потом становилось только больнее.

Несколько раз она едва не сорвалась, и страшная правда едва не слетела с языка. Может, зря она сдержалась?

Иногда она гадала, что будет, если она всё расскажет Эйсу. Про себя, про Ваню, про Лившица. Хотелось, очень хотелось ему рассказать. Он бы понял — в этом она не сомневалась. И даже наверняка постарался бы помочь. Он же такой самонадеянный. У него, конечно, имелись на то причины, но всё же в сравнении с Лившицем он просто мальчишка, которого бы тот попросту растоптал.

Нет, нельзя было рассказывать. Нельзя было во всё это втягивать Эйса. Никак нельзя. Да, ему сейчас будет плохо, даже страшно представить, насколько плохо, да и с работой наверняка будут сложности, но он хотя бы останется жив-здоров.

Это раньше она наивная была. Видела в Марке Аркадьевиче человека, пусть очень сложного, жёсткого, эгоистичного, но способного понять и проявить хоть каплю милосердия. Но сейчас никаких иллюзий насчёт Лившица не осталось. Ни единой.

Знала бы она заранее, на что тот действительно способен, то просто сбежала бы сразу после той Ваниной выходки. Сбежала бы вместе с Ваней, не поехала бы к Марку Аркадьевичу, глупо надеясь, что можно как-то всё уладить. В тот момент они бы ещё, возможно, успели скрыться. А даже если и нет, то всё равно хуже, чем есть, не было бы.

Тысячу раз она прокручивала в памяти тот злополучный вечер. Как ехала в отчаянии к Лившицу «сдаваться», как боялась до тошноты и уже почти передумала. У самых ворот хотела развернуться и действительно сбежать. Но в самый последний момент Ване на телефон, который она случайно захватила с собой, пришло сообщение. Она бы не стала читать, если б не имя отправителя. Точнее, идиотская кличка — Валет. Так Ваня называл того, кто подбил его на кражу.

«Слышь, утырок, тебя где носит? Где монета? Я тебя предупредил, что будет, если спрыгнешь, а я за свои слова отвечаю. Жду тебя ещё час, а потом еду за твоей сеструхой».

Разблокировав телефон брата, Анита прочла и всю остальную ветку сообщений и поняла главное: Ваня не хотел лезть к Лившицу, не хотел её подставлять! Он просто дурачок с гонором на пустом месте. И им явно манипулировали. Наверняка и в компанию свою затянули специально. А он кичился, глупец, что его «серьёзные пацаны» приняли, уважают… Даже по этим сообщениям было видно, что его обрабатывали грубо, топорно. И будь у него мозги, он бы это понял и не повёлся.

Сначала этот тип брал его на «слабо», когда Ваня отказался.

«За тебя говорили, что ты чёткий пацан. За тебя пацаны поручились. А, выходит, ты просто трепло? И дел с тобой иметь нельзя».

«Можно дела со мной иметь! Я не трепло. Я подраться с кем хочешь могу. Ну если прям надо чью-то хату выставить, тоже смогу, но только не его. Это же Аньки моей шеф».

«Так то ж и хорошо. Поспрашивай у своей Аньки, что там у него и как. Про охрану, про камеры, как в дом попасть, когда хозяина не бывает. Считай, свой человек у тебя там есть. Чего проще-то?».

«Нет. Не хочу её подставлять».

«Ладно. При встрече потолкуем».

Видимо, при встрече они дотолковались до того, что Ваню попросту прижали. Без угроз наверняка не обошлось. Потому что предпоследнее сообщение было такое:

«Сделаешь всё как надо, сеструху твою никто не тронет, ещё и бабки дадим».

Вот если бы дурачок Ваня ей сразу всё рассказал… Лившиц влёт расправился бы с этой мелкой гопотой. И никаких проблем даже не возникло бы.

Да, она злилась на Ванину глупость, которая обошлась им обоим очень дорого. Но вместе с тем сердце сжималось от мысли, что этот дурачок не хотел её предавать, а в его представлении даже пытался её уберечь от своих дружков. Он ошибся. И она ошиблась, когда решилась пойти к Лившицу и всё ему рассказать. Думала, покажет ему Ванин телефон, и тот поймёт, что она не виновата, да и сам Ваня не хотел причинять ему вред, что его просто вынудили. А вот тех, кто действительно виновен, он найдёт и накажет.

Тех он и правда нашёл и наказал. Анита сама слышала, как ему отчитывался Рассохин, начальник службы безопасности Лившица. Но и Ваню Марк Аркадьевич не пощадил.

— Меня не интересуют его мотивы, — цедил он в ту ночь. — Для меня имеют значения только факты. А факты таковы: твой брат вторгся в мой дом, воспользовавшись твоим ключом. Твой брат украл у меня ценную вещь. Твой брат напал на меня. И, кстати, разбил очень дорогую вазу. Китай, восемнадцатый век…

— Но он же не украл… он даже её не нашёл… ту монету, — возразила Анита.

— А в суде я скажу, что украл. И кому поверят? Давай-ка покажу тебе запись с камеры наблюдений.

Марк Аркадьевич развернул к ней огромный монитор, пробежался пальцами по клавиатуре, и заставка рабочего стола сменилась на ряды квадратов — черно-белых картинок. Он щёлкнул по одному квадрату, увеличил.

Анита узнала на замершей картинке одну из комнат в доме Лившица, а именно библиотеку.

Марк Аркадьевич нажал пуск. Какое-то время изображение оставалось неподвижным, но затем в кадре появился Ваня. Впрочем, понять, что это именно Ваня было сложно. В чёрной толстовке с низко надвинутым капюшоном он мог сойти за кого угодно.

Он направился прямиком к шкафу, распахнул дверцы и принялся рыться. Спустя пару минут на экране появился второй персонаж — сам Марк Аркадьевич. Ваня отскочил от шкафа, схватил не глядя вазу и швырнул её в голову шефа. И потом сбежал. Но вот когда он посмотрел на Лившица, когда бросал в него вазу, на пару секунд камера выхватила его лицо.

Лившиц остановил этот кадр, кивнул на монитор, мол, убедись.

— Достаточно показать эту запись в суде, и всем всё станет ясно. Ты знаешь, сколько ему светит за грабёж, отягощённый нанесением тяжких телесных?

Его голову и правда венчала толстая марлевая повязка.

— Я понимаю, Марк Аркадьевич, что мой брат виноват…

— Хорошо, что ты это понимаешь.

— Я готова выплатить вам… любую компенсацию. Сколько скажете. У меня есть кое-какие накопления… Только, прошу, не надо суда. Он же ещё совсем мальчик.

— Этот мальчик, ты сама видела на записи, совершил грабёж и разбил мне голову вазой. Ты это понимаешь? Твой брат напал на меня. Ваза, кстати, стоит… дай бог памяти, около полумиллиона рублей. А вот та монета… оценивается в пятнадцать миллионов. Неужели ты думаешь, что твои жалкие… сколько ты там успела скопить? Семь-восемь сотен тысяч? Неужели ты думаешь, что это как-то окупит то, что сделал твой брат? Но главное, он напал на меня! Никто никогда не смел меня даже пальцем тронуть. А этот мелкий щенок… И я, кстати, не уверен, что ты в этом не замешана. Откуда он знал, что именно сегодня меня не должно быть дома?

— Марк Аркадьевич, я же вам показала переписку. Из неё совершенно ясно, что он не хотел вас грабить, его заставили. А я и вовсе была не в курсе.

— Откуда я могу знать, что вы эту переписку сами не состряпали, чтобы отвести подозрения?

— Но это же можно проверить! Ведь есть способы узнать, кто абонент и… Марк Аркадьевич, вы же и сами знаете, что это не так. Я вас никогда не подводила… и не подведу. Да я бы не пришла к вам. Прошу вас… ему всего восемнадцать… Я отработаю. Да, моих сбережений не хватит, чтобы компенсировать все убытки, но я готова работать на вас без…

— Ты что, серьёзно думаешь, что после всего я допущу тебя до своих дел? Ты меня за идиота держишь?

Анита покачала головой.

— Нет, конечно, нет.

— Всё, ты свободна. Верни ключи и пропуск в офис. А что касается твоего брата… Он совершил преступление и ответит за него в полной мере. Ну а что касается тебя, то тут пусть суд разбирается, причастна ты или нет.

— Но… — внутри у неё всё оборвалось.

Лившиц жестом пресёк её, не дав сказать ни слова.

— Я не повторяю дважды. Иди.

В дверях словно ниоткуда возник Рассохин. При нём Анита и не смогла бы продолжить разговор. На деревянных ногах она пересекла кабинет Лившица, заметив, как Рассохин проводил её своим цепким взглядом.

Однако едва Анита добралась до дома, где уже извёлся в ожидании Ваня, как за ними приехали. В первый момент она испугалась, что из полиции, но нет, оказалось — от Лившица.

Обоих отвезли в его дом, только Аниту проводили прямо к шефу, в кабинет, откуда часом раньше он её выставил, а Ваню отвели неизвестно куда. Она обернулась, растерянно глядя на опустевший холл.

— А Ваня где? — спросила охранника.

— С Ваней всё в порядке. Идите, вас Марк Аркадьевич ждёт, а он ждать не любит, сами знаете.

Анита понимала, сейчас бессмысленно спорить и возражать. Надо сохранять спокойствие хотя бы внешне. И надо узнать, что нужно Лившицу? Неужели он передумал и смилостивился?

— Присаживайся, — кивнул шеф на свободное кресло, когда Анита вошла в кабинет. В соседнем расположился Рассохин.

— У меня к тебе будет… взаимовыгодное предложение…

