Приватный танец

Пролог

МАЙЯ

Такси останавливается прямо у входа в клуб. Я открываю дверь автомобиля и выхожу на улицу, поднимаю глаза наверх, смотрю на красивую надпись, над входом в клуб

Privat— большими, красивыми буквами/ Cветящаяся ярко-синим светом, надпись, не может не попасться в глаза. Свисающая гирлянда переливается, словно светлячки в ночи.

Самый известный и дорогой клуб города. Здесь собираются только сливки общества, магнаты нашего города. Обычному человеку не по карману это заведение.

Я сегодня чуть не опоздала на работу, поэтому пришлось вызвать такси. Просто Женя сегодня капризничала, не хотела есть то, что я приготовила. Пришлось пожарить ее любимые наггетсы, чтобы она хоть что-то поела, а потом отвести ее на ночь к бабе Нюре. Самой доброй бабушке на планете, которая согласилась приглядывать за ней, пока мы со Златой работаем.

Я работаю с восьми до двенадцати, а Злата до двух часов ночи.

Злата – моя лучшая подруга, можно сказать, сестра, роднее родного. Я ее очень люблю и ценю, безмерно благодарна Богу, за то, что Злата появилась в моей жизни. Мы познакомились на первом курсе, когда я поступала на юриста, сама, на бюджет, позже, конечно, я поменяла свое направление. Забрала свои документы с юридического и поступила на экономиста, как и хотела изначально. Но тогда родители, точнее, отец твердо решил, что я должна учиться на юриста и ни на кого другого, и это не обсуждается, строго-настрого выдвинул тогда он. И я с этим ничего не могла поделать. Спорить с отцом у нас нельзя, его слово – закон для всех.

Мы со Златой поступили в один и тот же институт. Обе на юриста. Правда, Злата училась на платной основе. Как позже выяснилось, учится она совсем не хотела, поступила по настоянию отца. Злата из очень обеспеченной, богатой семьи. Избалованная дочь своего отца. Они живут вдвоем с отцом, матери у нее нет, она погибла в автокатастрофе. Точнее, жили с отцом, пока Злата не поступила и не захотела переехать в общежитие. Вы бы слышали тогда возмущения Петра Михайловича, отца Златы, который заехал за дочкой в институт, а обнаружил ее в общежитии.

Мы стояли в крохотной комнате, каждая возле своей кровати, по чистой случайности нам досталась одна комната на двоих. Там было две кровати, тумбочки, у каждой своя, большое зеркало и один большой стол под единственным окном. У входа – один шкаф для вещей и вешалка напротив шкафа. Мои родители заселили меня и спешно уехали в село, у нас очень большая ферма и хозяйство, надолго они не могут задерживаться нигде, хотя у нас и есть наемные работники, но отец всегда хочет лично все контролировать.

–— Это абсурд, дочь! –— кричит отец Златы, –— Моя дочь, дочь самого Стволова, будет жить в общежитии?! Нет! Нет и Нет! –— я чуть не подпрыгиваю от его криков, наслышана, что Стволов очень известная личность в столице, его знает чуть ли не каждая собака, очень строгий и злой, поэтому страшновато стоять между Петром Михайловичем и Златой. Крики первого доносятся по всему первому корпусу.

–— Папочка, –— успокаивает, нервно дрожащая Злата отца, –— я не хочу выделяться среди одногруппников, хочу быть как все и чтобы в меня не тыкали пальцем, мол, мажорка не удосужилась жить в одном общежитии со всеми. Понимаешь, как я буду себя чувствовать? –— она закусывает губы чуть ли не до крови.

Я волнуюсь не меньше, чем Злата в данной ситуации, я хоть и не хорошо знаю ее, пока еще, но мне уже безумно жалко девочку, если отец решит забрать ее отсюда.

–— Дочка! У тебя есть своя квартира, собственная, между прочим, зачем ты будешь ютиться в тесноте?

–— Я там буду одна-одинешенька, –— с грустью в голосе говорит моя черноволосая соседка по комнате, хотя будет ли она ею, еще неизвестно, –— а здесь я буду с подругой, вот познакомься, Асият!

–— Господи, дай мне сил справиться с этой девочкой! –— громко говорит ее отец, нервно сжимая челюсти, –— Так забирай эту девочку с собой и живите там вдвоем, в чем проблема? Ты же не против, Асият? –— это уже он обращается ко мне, приказным тоном.

–— Простите, но я не могу, мои родители не приемлют этого, –— я опускаю глаза, непослушная прядь моих каштановых волос выпадает из-под платка, который на мне, я ее заправляю за ухо, и перевожу взгляд на Злату. Ее взгляд молча умоляет меня не соглашаться, что я и делаю. После долгих уговоров и криков в комнате, отец Златы сдается и твердо говорит:

–— Тогда я сделаю ремонт в этой комнате и куплю необходимую технику!

–— Хорошо, –— соглашается Злата и рвется обнимать отца.

Мы, наконец, распаковываем свои чемоданы.

–— Девушка, –— меня вырывает из воспоминаний грубый мужской голос, водителя такси, он так смотрит брезгливо, как смотрят на падших, ну, я уже привыкла, все, кто подвозит или узнает, что мы со Златой работаем в клубе, моментально меняют свой взгляд в нашу сторону, мы привыкли и нам далеко наплевать. Сначала – да, было обидно, мы пытались оправдываться, что я всего лишь бухгалтер, подрабатываю после учебы, а Злата всего лишь танцует, но никого это не трогало, тогда мы решили, что больше ничего не будем оправдывать, пусть что хотят, то и думают. Даже грубая и злая вахтер нашего общежития брезгливо к нам относилась, когда мы возвращались после работы, будто мы там тела свои продаем, –— вы оплачивать собираетесь?

–— Да, да конечно, простите, –— я спешно достаю кошелек из сумочки, оплачиваю и шагаю на ступеньки, ко входу в клуб.

Клуб Privat.

Яркий свет слепит глаза.

Помещение, куда я попадаю сразу после осмотра охранника, оснащено ярким светом. Людей не очень много, обычно у нас собираются после девяти вечера, сейчас сидят за столиками несколько пар.

Слева – большая барная стойка, и наш бармен лучший в городе, Стас, светловолосый блондин с голубыми глазами, с накачанным телом, ему бы моделью работать в каком-нибудь модельном агентстве, а он тут коктейли делает, и, причем, самые вкусные. Он машет мне рукой, в знак приветствия. Я улыбаюсь и машу ему в ответ. Сзади бармена – большие настенные светильники, ярко светят, освещают всю барную стойку и напитки, которые привлекательно стоят в ряд, самые дорогие и известные марки, с большой выдержкой вина, виски, текила, тоник и крепкие. Стас наливает в стакан что-то, мне отсюда не видно, прикрывает ладонью, поднимает, переворачивает в воздухе, ставит на стойку и подзывает меня рукой. Я иду и улыбаюсь.

Глава 1

Приветствую вас мои дорогие!

Хотела еще раз предупредить вас, что книга относится к категории драма.

Все драматические, трагические события в жизни Асият начинаются в восемнадцать лет. Это единственный драматический момент в книге. Дальше -легче. Мы уже с вами знаем, из пролога, что Асият, то есть Майя, все переживет, выдержит, она у нас сильная, не без помощи Златы конечно.

Немного вернемся к прошлому, чтобы все было понятно, там все разъясню.

Через несколько глав вернемся к событиям из пролога, то есть к настоящему.

Еще раз напишу, книга - драма! Очень эмоционально!

С ХЭ

Ваша Эля

АСИЯТ

3 года назад

–— Асият! – я вздрагиваю от грубого голоса отца, –— ты где?

–— Я здесь, папа, — немедля выхожу из своей комнаты в гостиную, откуда доносится голос отца.

–— Давай бегом к матери! Помощь твоя нужна, сама она до утра не справится! –— я послушно киваю и шагаю в сторону двери, – надень на голову платок, а то все волосы будут в молоке! –— требует недовольным голосом, –— а если в молоке будут твои волосы, тебе тогда не сдобровать!

Я спешно надеваю платок и выхожу во двор.

У нас большой дом, самый большой в нашем селе, его построил еще мой дедушка, папин отец. Очень много комнат, большая гостиная и огромная кухня. У нас с братом, у каждого, своя комната, у родителей самая большая спальня, и много свободных комнат, в которые заселяются гости, когда приезжают. А приезжают они к нам очень часто, нет, я бы не сказала, что они мне мешают, но когда надолго задерживаются, то надоедает. В основном, к нам приезжают папины родственники, мамины живут в таких же селах, как и наше, только дома их в разы меньше, чем наш. Наш, как вилла, хоть и одноэтажное здание. Большой двор, весь озелененный, благодаря моим и маминым стараниям. У нас много цветов и кустарниковых деревьев. За домом большая мини-ферма, которую уже построил мой отец, отделяет его от основного двора, обычный деревянный забор. У моей семьи большое хозяйство, много крупно-рогатого скота, поэтому у нас есть рабочие, которые помогают, не бесплатно, конечно. Большую часть молока папа сдает на молзавод, их машина сама приезжает каждое утро и забирает, а оставшуюся часть мы с мамой вдвоем перерабатываем, в сыр и сметану. Их мама успешно продает прямо со двора.

Вот и сейчас, я спешу на помощь к маме. Брату повезло, он младше меня на четыре года, ему сейчас четырнадцать, а мне месяц назад исполнился восемнадцать.

–— Самир, –— кричу ему, когда замечаю его во дворе, возящимся в своем велосипеде, –— пошли – поможешь! –— подхожу к нему поближе.

–— Чем я могу вам помочь в ваших девчачьих делах? –— кривится, пряча лицо от солнца. Светлые кудри переливаются, блестят на солнце. Я никогда не понимала, в кого он такой светловолосый? В шутку всегда говорила, что только мать знает отца своего ребенка. За что всегда получала от матери, а в последний раз, когда я так сказала, она больно меня ущипнула и приказала никому не сметь такое говорить. Ну, и ладно, обиделась я тогда. А еще синяк, после ее щипания долго болел и не проходил.

–— Ты можешь молоко перекрутить в сметану!

–— Папа сказал, что это не мужское дело, –— улыбаюсь, когда он гордо поднимает подбородок, –— а я мужчина!

–— Ладно, раз папа сказал, то возись дальше в своем велике!

–— Ты девочка, ты и иди помогай, а я буду мужские дела делать.

–— Я и иду, –— тереблю светлый чубчик, он отворачивается, чтобы не доставала, смеюсь и иду к маме в подсобное помещение, специально оборудованное для переработки молока. Здесь мы делаем сыр и сметану, очень редко – масло.

–— Мама, –— она как раз выключает плиту, на котором грела молоко. Добавляет пепсин, перемешивает и переключает свое внимание на меня.

–— Асият, дочка, сегодня очень много дел, –— тяжело вздыхает, –— впрочем, как и всегда, –— не стой как неродная, помогай.

–— Мама, –— начинаю разговор чуть позже, когда полностью переработала молоко,— можно вечером мне выйти погулять?

–— Опять?

- Мама, пожалуйста, Мурад сегодня последний день, как в селе, утром уезжает и неизвестно, когда теперь увидимся.

–— А мне то что, что он уезжает? Дочка, ты забыла, в какой семье ты растешь?

–— Не забыла.

–— Этот Мурад – городской выскочка, ему не понять наши устои и обычаи.

–— Мама, мы ведь ничего плохого не делаем, там соберутся все ребята, большинство из них из города, и они все уезжают!

–— Ты и так весь август по ночам гуляла, –— шепчет тихо, чтобы, кроме нас, никто не слышал.

–— По вечерам, –— поправляю.

–— Хорошие девочки не гуляют ни по вечерам, ни по ночам.

–— Мама, это в последний раз, больше не буду просить.

–— Конечно, не будешь просить, все уезжают, скоро начало учебного года!

–— Мама, пожалуйста!

–— Ты к Мураду рвешься или ко всем? –— она ставит руки по бокам и грозно смотрит на меня.

–— Там будут все! Просто Мурад он… мы с ним очень сдружились за последний месяц, –— знала бы ты, мама, как я его люблю!

Да я мигом забываю, кто я и в какой семье расту, стоит мне оказаться рядом с ним! Он такая душка, всегда красивый и обалденно пахнущий, ммм, я с ума схожу от него! Влюбилась, как дурочка! Понимаю, влипла, понимаю, что, возможно, больше не увижу никогда! Если, конечно, он не изъявит желания увидеться со мной в столице, или переписываться со мной, хотя у меня еще нет телефона, да, да! Вы не ослышались, у нас с братом нет телефонов. Папа обещал купить его мне, когда уеду учиться, а это случится уже на днях. Не знаю, что произошло с папой, но он согласился на мою учебу в столице, если я поступлю сама, на бюджет. И только на юриста. Хоть мы очень обеспеченные, он сказал, что оплачивать учебу не будет. Так, что я очень старалась и у меня получилось. Не туда, куда я хотела, ну и ладно, лишь бы учится, а не замуж выходить, за того, кого выберут родители.

Глава 2

Тело покрывается мурашками, когда чувствую его горячее дыхание на своей шее. Мурад зарывается в мои волосы и вдыхает запах, шумно дышит. Я льну к нему спиной и кладу голову ему на плечо. Он все крепче и крепче прижимает меня к себе. Я теряюсь в реальности, когда легкий летний ветер развивает в воздухе его дурманящий запах. Он поднимает руки вверх по моему животу, я прикрываю глаза и тону в своих ощущениях, приятное тепло расплывается по телу, пока не ощущаю его наглые руки на своей груди, он сминает их через ткань платья и нагло присасывается к моей шеи.

Я словно просыпаюсь, убираю руки от своей груди, отхожу от него. Тяжело дышу, сгорая от стыда, что позволила ему прикасаться к себе. Опускаю глаза, щеки горят, будто я совершила какой-то грех. Закусываю губы и нервно тереблю платье.

- Не смущайся,— шепчет Мурад, когда подходит вплотную,— ну же, посмотри на меня,— я делаю шаг назад, он следом,— Асият, это нормально чувствовать то, что почувствовала ты. Это желание, страсть.

- Замолчи, не говори мне о таких вещах…- мы шумно дышим,— пошли к нашим,— я шагаю в сторону дороги, которая ведет к заброшенному дому, она далеко от нашего дома, и там собирается вся молодежь.

- Постой,— он догоняет, хватает за локоть, поворачивает меня к себе,— Асият,— я смотрю в его глаза и вижу то, чего никогда ранее не замечала. Глаза горят, он смотрит, не отрываясь, не моргая, приближается максимально близко ко мне, другой рукой хватает за талию, чтобы я не имела возможности сбежать,— зачем нам все?

- Они ждут нас,— я опускаю глаза, упираясь ладонями ему в грудь, отталкиваю, но все тщетно,— отпусти меня,— голос срывается, я вот-вот расплачусь, от стыда и смущения, от страха, что нас могут увидеть, или услышать, тогда не миновать позора. Меня никогда не трогал парень. Даже за руку. Да, мы с Мурадом очень сблизились за это лето, но кроме смущенных взглядов, ничего не было. Я часто заставала его наблюдающего за мной. Залипала на нем, когда сталкивались взглядами. Было очень тяжело прерывать зрительный контакт, но я всегда заставляла себя, и на этом все. А сейчас, за каких-то пару минут столько всего произошло, что мне понадобится уйму времени, чтобы все это переосмыслить, переварить.

- Это все нормально,— говорит ничуть не смущенным голосом Мурад, все еще держащим меня за талию,— он настолько близко ко мне, что я ощущаю, как нечто твердое, каменное, впивается мне в бедро, словно ствол,— я все лето с ума сходил, слюни пускал по тебе,— говорит и облизывает мою щеку, я тут же отворачиваюсь и сильней отталкиваю его, губы проходятся по моей шеи, вызывая во мне тонну мурашек.

- Это очень неправильно, то, что ты сейчас себе позволяешь…

- Скажи, я тебе нравлюсь?

- Нравишься..

- Блядь, у меня сейчас башку срывает от тебя..., не знаю, что со мной происходит и почему только в нашу последнюю встречу я осмеливаюсь тебе признаться, что ты мне очень нравишься,— он смотрит в упор, в мои глаза, опускает лицо и припадает к моим губам.

- Мурад...— удается выговорить, когда он отстраняется, берет за руку и тянет меня за собой.

- Пошли,— нам нужно отойти подальше от твоего дома, да и от села тоже,— он так быстро шагает, что я еле поспеваю за ним, путаясь в траве своим длинным платьем.

- Куда ты меня тащишь? Дальше там сеновал..

- Как раз, то, что надо...

- Я боюсь темноты.

- Со мной тебе нечего боятся.

Минут через десять мы уже сидим на сене, я всю дорогу уговаривала вернутся, ссылаясь на то, что это неправильно, находится вдвоем, наедине.

- Иди ко мне, мелкая,— он хватает меня за плечо и тянет к себе, я так устала, пока бежала за ним, что не предпринимаю никаких усилий, чтобы сопротивляться, просто сижу рядом,— не представляешь как я торчу от тебя.

- Мурад, можно не говорить мне такие вещи?

- Это какие, такие?— он смеется, валит меня на сено, ложится сверху, я кричу и толкаю ладонями в грудь. Он впивается в мои губы, заставляя замолчать, хватает меня за руки, сводит их вместе и поднимает их за мою голову. Наглый язык врывается в мой рот, находит язык, засасывает. Я кусаю за нижнюю губу, на что он громко стонет, но не от боли, а от удовольствия. Внизу живота что-то каменное впивается в мое бедро, я паникую, когда Мурад двигает своим членом, мамочки, я произнесла это слово. Ужас сковывает все тело. Я начинаю вырываться, дергаться под ним, но никаких успехов не добиваюсь.

- Сопротивляйся, меня это, пиздец как заводит,— говорит этот ненормальный, целуя мои щеки, спускаясь к шеи, оставляя влажные следы. Одной рукой он держит мои руки, очень сильно и крепко, сколько попыток не предпринимаю, ничего не добиваюсь, кроме его смешка, и довольного стона.

- Что ты собираешься делать?— слезы наворачиваются на глаза, когда он свободной рукой гладит мое бедро, поднимает платье, коленом разводит мои ноги и располагается между моих разведенных ног.

- Я хочу любить тебя…

- Что это значит?- слезы катятся по щекам.

- Обещаю не делать тебе больно,— под лунным светом я прекрасно вижу его довольное лицо. Глаза сверкают не естественным светом. Я боюсь его.

Паника окутывает меня с ног до головы, когда я слышу как он расстегивает ремень, щелкает вниз молнию своих джинсов.

- Мурад.. Мурад …пожалуйста, что ты собираешься делать?

- Я собираюсь любить тебя,— он спускает вниз свои брюки вместе с боксерами, освобождая из плена свой огромный ч.. Я отвожу глаза в сторону, жутко краснею и кричу. Сколько есть сил кричу.

- Помогите! Кто-нибудь, пожалуйста!

Раньше, когда я читала какую-нибудь статью об изнасиловании, я всегда злилась. Как один парень может изнасиловать одну девушку?

- Я бы так врезала ему по яйцами, что он сразу бы сдох у моих ног!— уверенно говорила Я. Печально и очень горько, что я так думала.

Вот Мурад стоит у моих разведенных ног, полуголый и делает все одной рукой, другой он держит мои руки, и я ничего не могу делать, кроме как кричать.

Глава 3

Дуновение теплого августовского ветра щекочет ноздри, и я просыпаюсь. Не знаю, сколько я тут пролежала, но когда просыпаюсь все еще темно и слышен стрекот сверчков. Смотрю на звезды и понимаю где я, тут же сажусь на месте. Осознание произошедшего доходит не сразу. Только когда смотрю на остатки разорванного платья. Паника окутывает с ног до головы. Я начинаю дрожать, то ли от холода, то ли от страха. Я всегда боялась темноты, но сейчас это последнее, что меня волнует.

Внизу живота простреливает острой болью, заставляя согнуться пополам. Между ног сильно жжет и режет. Я жду, пока боль отступит, поднимаюсь, по внутренней части бедра что-то стекает, из-за темноты не вижу что. Поправляю на себе бюстгальтер, с платьем ничего не сделать, он разорвано в клочья. Только платок целый, валяется в ногах. Кое-как подвязываю его вокруг бедер, благо он достаточно большой, и шагаю к дому, хватая с собой остатки платья.

Обида накатывает внезапно, ком собравшийся в горле лопается, я задыхаюсь и прихожусь в диком плаче. Реву, смотрю на небо, вою на луну.

Падаю на колени, хватаясь за живот и не понимаю, что мне делать?

Рассказать маме –— она может быть и прикроет, никому ничего не расскажет. Но будет чувствовать себя виновной в случившемся, и никогда не простит себе, что отпускала меня гулять.

Рассказать папе –— тогда наказание понесут все, в первую очередь, мама. Я опозорюсь перед всеми и опозорю своих родных. Запятнаю свой род, меня никто никогда не простит.

Самое главное, я не смогу доказать, что это было насильно. Зная теперь, на что способен Мурад, уверена, он будет утверждать, что это было по обоюдному желанию.

Я растерялась, голос пропал, я только и могу, что всхлипывать. Поднимаюсь с колен и плетусь домой.

От страха леденею с ног до головы. Дрожу, заставляю себя замолчать, сдерживаться и не плакать. Открываю калитку, и жду, что меня кто-нибудь встретит. Тогда решение, что делать само собой придет. Но, увы, никого нет. В доме везде выключен свет, все мирно спят. И только дочь распутница возвращается домой почти на рассвете.

Тихими шагами я прохожу в свою комнату, беру банное полотенце и иду в душ. Он у нас в доме один, на всех. Слава всевышнему подальше от всех комнат комнат, где мы спим. Есть большая надежда, что никто не услышит шум воды.

Под струями воды я смываю с себя всю грязь, намыливаю несколько раз тело, натираю мочалкой до красноты. Смываю с бея следы крови и его “остатков”, которые успели высохнуть и прилипнуть к внутренней части бедер.

Выхожу из душа чистая, снаружи, внутри же, в душе, я самый грязный, мерзкий человек, самой от себя противно. Тем более, когда в зеркале вижу синие пятна вокруг грудей и искусанные губы. Все точно увидят, это никак не скрыть.

Ну и пусть, не отрываю взгляда от своих припухших губ, и красных глаз, пусть что будет, то и будет. Я ничего уже не изменю. Я вытираюсь насухо и надеваю трусики, не забыв наклеить на них прокладку, мало ли кровь пойдет, я не знаю, что бывает после такого, надеваю пижаму, которую мама каждый день не забывает вещать в ванной.

Моя мамулечка, если бы ты знала, куда отпускаешь свою дочь? Ты бы не отпустила, не зря, наверное, у тебя было плохое предчувствие. Не могу сдерживать слез, которые безостановочно стекают по щекам.

Я ложу в мусорный мешок остатки своей одежды, смотрю кругом несколько раз, чтобы не дай всевышний, не забыть в ванной хотя бы кусочек от платья.

Поднимаюсь в свою комнату, прячу пакет в шкаф, забираюсь в постель, кутаюсь сильно в легкий плед и начинаю дрожать. На часах, на прикроватной тумбочке, время уже три часа ночи.

Я очень устала день и за ночь. Тело все болит, нет такого кусочка, которое бы не ныло от боли. Будто меня всю избили ремнем. В промежности все так же жжет и болит, только внизу живота немного стало легче. Наверно, от горячей воды.

А душа?!

Осталось ли она у меня, после всего, что случилось?

Нет.

Я ее не чувствую.

Там в груди, образовалась большая дыра, и там пусто и темно.

И в этой дыре что-то давит, очень сильно давит, причиняя мне боль в груди и в горле.

Я хочу, очень хочу кричать. На весь мир.

И я кричу. Только молча. Задыхаясь и захлебываясь в собственных соплях и слезах.

Плачу, не могу остановиться, кусаю плед, чтобы не издать ни звука.

Очень больно, просто безумно. В горле все начинает болеть, и я начинаю сильно задыхаться, от обиды и несправедливости. Я тихо вою в плед, сильней его кусая, трясусь и дрожу, кажется, сейчас задохнусь. Хочется встать, открыть окно, впустить воздуха и ночного ветра, но я не могу. Сил практически не осталось. Мне остается молча умереть в своей постели.

И тут дверь в мою комнату открывается и заходит мама.

И я понимаю, вот он— мой конец.

- Дочка!— она тихо трогает мое плечо, хорошо в комнате очень темно, я плачу и боюсь открыть глаза,— Асият, проснись, тебе снится плохой сон!— она трогает мои волосы,— о всевышний! Да ты вся мокрая!— волосы мокрые, потому что я их не сушила, но я не смею издать ни одного звука, кроме воя. Мама трогает мой лоб и спешно покидает мою комнату. Я поворачиваюсь к стенке, сворачиваюсь в комок и продолжаю реветь. Я никогда не врала матери, никогда. И мне сейчас придется ей наврать? Меня накажет всевышний, этого не миновать.

Мама возвращается с аптечкой, будит меня, заставляет сесть. Я смотрю на нее сквозь пелену от слез.

- Мамочка!— она трогает мне лоб, я дергаюсь, не хочу, чтобы она, такая чистая и правильная, касалась своей грязной дочери.

- Ты вся горишь!— говорит и заставляет меня выпить какие-то таблетки,— о всевышний!— она прикрывает ладонью рот,— да у тебя губы все болячках, высыпала малярия! Это от высокой температуры,— решает она и укладывает меня обратно и спать,— тебе нужно поспать, к утру должно стать легче, если нет— вызову врача. Спи.

Она уходит, закрывая за собой дверь, обещая навестить меня позже.

Глава 4

Все события, одно за другим, разворачиваются так, что мне не остается времени на слезы и переживания.

После того, как мама заставляет меня есть лепешки с сыром и мясом, приготовленные ею, мы начали в суматохе собирать мои вещи. Я не понимала, к чему так суетится, но мама иначе не может. Любые события в нашем доме — это паника, спешка и суета.

Собрав все необходимые вещи в чемодан, мама просит подождать и куда-то уходит. Возвращается с большим пакетом. Когда она достает оттуда новые кружевные комплекты нижнего белья, несколько штук, колготки, носочки, большие, красочные платки, которые я всю жизнь терпеть не могу, костюм из лосин и длинной туники, пару платьев в пол, с рукавами по локоть, я удивляюсь.

— Мама, откуда это все?— я перебираю все, разглядываю и складываю в чемодан, мерить нет необходимости, так как мама знает мой размер,— ты когда успела?

— Пока ты спала,— подмигивает мне,— смотри Асият,— она грустно вздыхает, садится на мою кровать, подзывает меня к себе, я сажусь рядом,— то, что ты будешь находиться далеко от дома, не значит, что ты должна забыть наши обычаи и устои.

— Мама..

— Тихо, просто выслушай. Не смотри ни на кого, и не сравнивай себя ни с кем. Ты есть такая, какая есть, такой и оставайся. Не ходи на поводу каких-то там подруг, не ходи в сомнительные места, и, тем более, не пей ничего спиртного, даже энергетики, если будут уговаривать, поняла?

— Мама, я уезжаю учиться, а не гулять.

— Если ты видишь, что компания, куда тебя зовут, сомнительная или развратная, вообще, даже не подходи. Дружбу заводи только с хорошими девочками. Которые не ходят в полураздетых одеждах, — при этом она каждый раз издает печальный вздох и смотрит грустным взглядом, — и не курят, — она хватает за голову,— я так переживаю,

уже жалею, что отпускаем тебя учится! Надо было замуж выдать, и все. Создала бы семью, родила бы нам внуков, было бы намного лучше, чем эта учеба.

— Не переживай, мама, я не подведу вас. Обещаю, — она обнимает меня, потом отстраняется,— надо намазать зубной пастой эти болячки,— она смотрит на мои губы,— опухоль вроде бы сошла, а болячки еще не зажили. Твоя бабушка всегда мазала наши губы зубной пастой при малярии, — она опять уходит, возвращается с зубной пастой,— и почему я сразу не вспомнила, про это чудодейственное средство,— с этими словами она наносит мне на болячку злополучную пасту.

— Мама! — я визжу, точнее скулю, настолько она щиплет, жжет мои болячки. Слезы сами проступают на глаза, я выбегаю из комнаты, бегу в душ. Умываюсь, смываю губы и радуюсь, что сию минуту проходит невыносимое жжение.

— Дочка,— только сейчас замечаю, что все это время мама стояла сзади.

— Мама, так ужасно болело, жгло, невыносимо, — я продолжаю плакать, больше от обиды за свои истерзанные губы.

— Прости, я не знала, что будет так больно,— мама гладит волосы, заправляет непослушную прядь за ухо,— по дороге в столицу, заедем в какую-нибудь аптеку, купим мазь, чтобы быстрее заживало,— я киваю, успокаиваюсь.

После сборов чемодана, мы с мамой идем на кухню. Говорим ужин, и печем кучу пирожков с различными начинками, нам на дорогу.

Самир только ходит, ничего не делает, кроме как мешает и “дегустирует” пирожки, важно причитая, что чего-то не хватает. Мы с мамой смеемся, а он в это время, в гостиной уговаривает отца поехать с нами.

А к вечеру начинается настоящий кошмар. У нас дома собираются почти все соседи, тети и дяди, которые приходят прощаться со мной, будто меня забирают в армию. У нас дома начинаются настоящие проводы, и к концу дня ни остается ни одного пирожка.

Мама смеется, а папа обещает по дороге купить все, что только мы захотим.

После того, как все расходятся, мы с мамой до полуночи остаемся на кухне, убирать все. А потом без задних ног отправляется в душ, по очереди и идем спать.

Только вот сон не сразу приходит.
Мой возбужденный мозг, после событий последних дней, отказывается отключаться и спать.

Я и плачу и радуюсь одновременно.

Радуюсь переменам и новой обстановке.

Плачу, потому что обманываю своих самых родных и близких, которые верят и доверяют мне.

А я так сильно подвожу их…

Внутри меня надувается огромный шарик из обид и боли, обещает когда-нибудь лопнуть. Я опять задыхаюсь от обиды, встаю, открываю окно, пускаю ночной, свежий воздух. Дышу, набираю в легкие больше воздуха, выдыхаю и возвращаюсь в постель.

Засыпаю только на рассвете.

Кажется, даже не успеваю заснуть, как меня будит мама.

— Пора в путь!

***

Машина останавливается у больших красивых, металлических ворот.

Всю дорогу, как ни странно, я ни на секунду не сомкнула глаз, наоборот обнимала и шутила с Самиром. Теребила его светлый чуб, чем он был недоволен. А я наглядеться не могла. Старалась запомнить все черты лица, нежно гладила волосы, и целовала, что ни делала никогда раньше.

- Хватит слюнявить меня!— угрюмо просил всю дорогу Самир, который сидел рядом, и рукавом вытирал место, куда я целовала,— мама скажи, чтобы она меня перестала целовать!

В ответ мама с папой только улыбались.

“Знал бы ты, дурачок, что долго меня не увидишь”, говорила я мысленно, не отрываясь от его глаз.

Мы выходим из машины, все вместе. Папа забирает мои документы, заходит во двор, проходя сначала пропускной пункт, мы остаемся ждать его.

Институт, в котором я буду учиться, выглядит просто чудесным, что не может порадовать глаз. Большой, просто огромный двор, в котором расположены несколько многоэтажных зданий.

Двор красиво выложен плиткой, усажен всякими красивыми кустарниковыми растениями. Возле них стоят лавочки, с такого же металла, как ворота и длинный забор. Я смотрю и радуюсь, во мне будто просыпаются бабочки, порхают, цепляя какие-то важные точки в моем организме, заставляют радоваться. несмотря ни на что.

- Я буду здесь учится!— произношу громко, и крепко беру за руку Самира, которому я часом поднадоела уже.

Глава 5

Стволов Петр Михайлович, отец Златы, очень страшный человек.

Теперь я убедилась в этом лично, не по слухам или по новостям, а сама.

Он очень крупный бизнесмен, у него несколько холдингов в разных городах нашего региона, в том числе и столице. Даже спонсирует наш институт. Говорят он поменял всю мебель в нашем корпусе, где будем учиться мы со Златой.

Сегодня когда он кричал на дочь, у меня тряслись коленки. У него жутко страшный взгляд, знаете, как в криминальных фильмах бывают авторитеты, герои в черных костюмах и черных очках, он выглядел так же, только без очков.

Злата же выглядела абсолютно спокойной, внешне. Внутри, наверное, волновалась, но не показывала и да, она как-то смогла убедить его разрешить жить в общежитии.

Все это время, пока они спорили, он исподтишка осматривал меня с ног до головы, вызывая во мне страшные мысли. Зачем не знаю, но когда уходил, предупредил дочь:

- Чтобы дружила с ней,— Злата молча кивала,— только с ней.

Сейчас он ушел, и мы со Златой просто стоим. Молча. Я перестала дрожать, а Злата начала.

- Может воды попьешь?

- Нет, спасибо не хочу. Давай разбирать чемоданы?— она хоть и улыбается, но я вижу, взволнована чем-то.

- Какую полку выберешь?— я открываю старый шкаф,— слева или справа?

- Мне без разницы.

Мы раскладываем вещи по полкам, как попало, просто пихаем в шкаф. Последнее, что меня волнует, по всей видимости, и Злату тоже, это как будут там лежать вещи.

Хотя мама меня учила, что все должно выглядеть идеально и ругалась, если я складывала не так, как она учила.

Я молча делаю свои дела, Злата тоже. Друг к другу не лезем, каждый занят своим делом. Ладно я, со своими мыслями и болью в душе, а у нее что? Девочка из богатой семьи, у которой есть все, вижу по дорогим вещам, что у нее может быть не так? Смотрю на ее грустное личико и не понимаю. Пожимаю плечами и дальше освобождаю пакеты. Наконец добираюсь до самой тяжёлой сумки, которую нес отец. Опускаюсь на колени, открываю и удивляюсь, когда мама только успела? Тут банки с разными соленьями, джем, варенье, моя любимая аджика, сыр, сметана и творог.

- Какая у тебя заботливая семья и мама,— с грустным тонами в голосе говорит Злата, которая стоит передо мной.

- Да они меня очень любят,— любили, если узнают мою тайну, то знать даже не захотят. У нас таких девочек, как я обычно ненавидят.

- А у меня нет мамы, мне было семь лет, когда она погибла. Ехала с вечеринки подруги, не доехала. Фура выехала навстречу и.. она была трезвая, сразу отвечу. Никогда не злоупотребляла.

- Мне очень жаль,— я встаю с колен, держу в руках сметану и творог,— соболезную.

- Она всегда заплетала мне косы. Две косички,— мило улыбается,— я себя в детстве помню только с косичками. Другой прически у меня не было.

- Думаю тебе шли косички.

- Очень,— грустно поглаживает свои волосы, которые покорно лежат у нее на плече,— с тех пор я не хожу с косичками. Когда папа после ее гибели, хотел заплести мне волосы, я не разрешала.

- Папа женился на другой?— хочу сменить тему, не то чувствую, я расплачусь.
- Нет, не знаю почему,— она опускается на кровать, мы еще не определились где чья, впрочем, мне неважно и Злате тоже,— но когда я выросла и говорила ему, что он молодой и энергичный, что вся жизнь впереди, он затыкал меня. Мол, не мое дело. И сейчас, когда я ушла от него жить отдельно, я надеюсь, он кого-нибудь приведет домой, женится, в конце концов. Я бы хотела, чтобы он нашел себе достойную, любящую его женщину. Он очень сильно любил маму, и она его.

- Будем верить, что найдет,— а что мне еще сказать?— знаешь, ты, наверное, первая девушка, которая хочет мачеху.

- Мне важно, чтобы она его действительно любила, а не ради денег и богатства.

- Будет очень сложно.

- Пошли найдем холодильник?— говорит Злата,— не будешь же ты стоять тут с этим руках.

- Хорошая идея.

Мы со Златой выходим из нашей крохотной каморки, идем по коридору, заглядывая в каждый угол и находя кухню в конце коридора. Где очень неприятно пахнет. Я осматриваюсь и понимаю, что не могу оставить здесь продукты. Грязная плита, на которой остатки сгоревшей еды, на столе куча немытой посуды, из-за которой стоял запах протухшей еды, грязные занавески, про пол я молчу. Холодильник боюсь даже открывать. И это все явно не со вчерашнего дня тут находится.

Мы со Златой осматриваемся, молча разворачиваемся, намереваясь уходить, и натыкаемся на не очень приветливую вахтершу.

- В таких случаях, у нас организовывается субботник, в котором участвуют все. Это будет завтра вечером,— она угрюмо рассматривает нас, останавливая свой взгляд на моих руках. Точнее, на том, что в них,— это я говорю, чтобы не планировали ничего на завтрашний вечер. До завтра должны поселиться все студенты, завтра у вас первые пары. Не думаю, что кто-то осмелится пропустить, у нас тут с этим строго, поблажек не будет,— она говорит так, словно декан – она и есть.

- Почему общежитие не подготовили должным образом к заселению, на новый учебный год?— спрашивает Злата и тянется в задний карман джинс за телефоном,— раз вы молчите, я спрошу у отца, вы же знаете, кто мой отец, наверняка видели его сегодня,— она снимает блокировку с экрана, но тут же замирает.

- Нет, не надо!— вахтер, старая женщина, приходит в дикий ужас, трясется,— я не знаю почему, правда,— крестится,— вот вам крест. Просто, мне.. нам никто ничего не говорил и моющих средств не предоставил.

- Про средства я тоже могу уточнить, и не про моющие!

— Не надо, пожалуйста, я же вылечу отсюда, как пробка от шампанского!

- Значит, вам все предоставляли, и средства и моющие, только вот вы решили сэкономить на этом и заставить студентов,— старушка опускает голову, молчит,— чтобы уладить этот случайный конфликт, я предлагаю до завтрашнего дня привести здесь все в порядок, иначе наши продукты пропадут,— вредная вахтер кивает, освобождая нам путь.

Глава 6

Осень –— это сказочное время года, когда природа надевает свой самый лучший наряд. Согласитесь, краски осени –— это бездонная палитра, в которую художник окрашивает деревья, кусты.

Я шагаю по шуршащим листьям домой с института, холодный ветер дует в лицо и брызжет дождик. Начало октября, а уже очень холодно. Хорошо, что я ношу с собой зонтик. Мама отправила мне сумку с теплыми осенними и зимними вещами попутным автобусом, вовремя. Сильней завязываю легкий шарф и шагаю быстрей, чтобы не промокнуть. Потому как дождь и ветер усиливаются. Злата, наверное, уже дома, она сегодня пораньше отпросилась с пар, у нее очень сильно болел живот, эти дни.

Остаток пути я бегу и только я захожу в здание общежития, дождь усиливается.

За этот месяц мы со Златой очень сильно подружились. Вместе едим, пьем, готовим, убираемся. Делимся новостями и событиями, которые у нас случаются среди дня. Некоторые пары у нас с ней совпадают, некоторые нет. Злата выбрала направление уголовно— правовой и гражданско— правовой, а отец выбрал для меня предпринимательско— правовой. Но одно у нас общее— это начало пар в 8:40, и окончание в 13:40. Просыпаться Злата так и не научилась, но для этого у нее есть я. Остаток дня мы готовим, убираемся и гуляем, если не сильно уставшие, с трудом уговорила Злату питаться дома, а не в общепитах, а то я разорюсь. Готовить она не умеет, только пожарить яичницу и сварить сосиски. Кстати, на кухне у нас постоянная чистота, все блестит и сверкает. За это вахтерша тоже на нас косо смотрит. Ей приходится выделять средства уборщице, которая держит тут все в чистоте. По рассказам девочек, второкурсников, в прошлом году студенты тут убирались сами. Не было никакой уборщицы. Но Злата у нас девочка умная, прочитала все права и обязанности жителей общежития, которые висели на стенде у входа и указала пальцем вахтеру на несоответствия. А должностную инструкцию уборщика общежития она читала вслух, в присутствии ворчливой вахтерши.

С тех пор у нас порядок, и уборщица на постоянной основе.

Забегаю в комнату и вижу Злату, корчившуюся от боли на кровати.

- Как хорошо, что ты пришла.

- Живот сильно болит?— я вешаю куртку, снимаю шарф, платок, обувь и прохожу к ее кровати.

- Очень сильно.

- Сейчас, подожди,— я включаю чайник и достаю малиновое варенье, которое варила мама. Малину я собирала с Самиром, вспоминаю тот день и улыбаюсь, тому как ворчал Самир, причитая, что это не мужское дело. Наливаю чай, добавляю малину.

- Я не смогу сесть и выпить.

- Ты так говоришь, будто тяжело больная, давай садись,— беру за локоть, помогаю сесть. Вручаю кружку с чаем, и иду к шкафу. На верхней полке которого мы храними коробочку, в которой хранятся лекарства. Мы решили, что у нас будет все свое, купили самое необходимое: обезболивающие, жаропонижающие, от поноса и запоров, и настойка валерианы, да только не смейтесь. Первую неделю перед парами мы сидели на валериане. Сильно переживали и волновались, пока не привыкли к преподам,— это тоже надо выпить.

- Что это?

- Обезболивающее.

- Думаешь, поможет?

- Глотай, узнаем.

- Из тебя получился бы строгий врач,— говорит после того, как запивает таблетку.

Я помогаю ей лечь и сильнее укутываю в плед.

- Сейчас ты согреешься и боль утихнет.

- У меня никогда живот так не болел во время месячных, как сейчас.

- Сказать или промолчать?— я строгим взглядом смотрю на нее, и она вроде все понимает, прикрывает глаза и говорит:

- Скажи, ты же не можешь сдерживаться.

- Это все потому, что ты неизвестно где ночевала, когда не приходила домой, после свиданий со своим Валерой.

- Я ночевала у него на квартире, там очень тепло, и было это всего несколько раз.

- А ты хотела бы много раз?— смеемся. Общежитие не отапливается, у них отопительный сезон начинается в середине октября. У нас свое отопление, в виде обогревателя, который привез сам Петр Михайлович, который опять уговаривал Злату вернуться домой или в свою квартиру, при этом я должна была переезжать с ней вместе. Я была категорически против, Злата, тем более.

- Валера тут не при чем.

- Знаешь, не один нормальный парень не заставит свою девушку торчать на улице в такой холод! А вы очень часто, просто так, сидели на скамье в парке.

- Я знаю, что тебе не нравится Валера, хоть видела ты его один раз.

- Мне было достаточно одного раза. Ладно, не обижайся,— Я может, со своим воспитанием, не понимаю отношений до брака, но это личное дело каждого. Мне было жаль Злату, когда она решила отдаться этому Валере. Вот не нравится он мне и все. Как можно брать свою любимую девушку, как он говорит, на капоте машины в такой холод. Вот Злата и простыла, но я молчу, не усугубляю ситуацию. Да, Злата мне все рассказывала, особенно в свой первый раз. Ей так же было больно, как и мне. Хотя, ее никто и не заставлял. И да, мы с ней, то есть Злата, все еще ждет, когда у нее будет тот самый оргазм, про который везде пишут и говорят, что это, как полететь в космос. По рассказам Златы, ей приятно с Валерой, и только приятно. Ничего сверхъестественного не происходит,— я очень рада, что у тебя пошли месячные, сходишь к врачу, пусть выпишет противозачаточные, а то я нервничаю больше тебя!

- Он не кончает в меня,— я сижу у края ее кровати, она берет меня за руку, подносит к своим губам,— мамочка, слушаюсь и повинуюсь, на этой неделе пойду к врачу!

- Дурочка!— мы смеемся,— я же переживаю, что если у тебя не пойдут месячные?

- Спасибо тебе, у меня перестал болеть живот.

- Всегда, пожалуйста,— я прикрываю глаза и думаю, чтобы я сделала, если бы не Злата? Она сама того не понимая, заставляет меня меньше думать о случившемся. Может быть я когда-нибудь осмелюсь и расскажу ей. Когда-нибудь не сейчас, когда морально буду готова.

- Месячные?— я буквально выкрикиваю это сдово, подрываюсь с места и хожу по комнате, как умалишенная, больно покусывая пальцы,— какое сегодня число?— Злата подрывается с места, забыв о своей бои,— какой сегодня месяц?

Глава 7

В нашей аптечке теперь нет валерианы.

Злата глотала горстями, когда я рассказывала про Мурада, и ту злосчастную ночь.

Мне стало легче, намного, когда я наконец осмелилась и поделилась с подругой.

Но в то же время и намного тяжелее стало, потому что та ночь оставила свой плод в моей жизни.

Я не думала, что так рано стану мамой. Да я об этом в принципе не думала, а после той ночи, была уверена, что замуж никогда не выйду. А по-другому мне не стать мамой. Думала посвящу себя работе, это и есть мое предназначение.

Но.. Жизнь сама решила, за меня. Как говорит Злата:

- У Бога свои планы!

В этом есть правда, но мне от этого не легче.

Нет, об аборте мыслей не возникало, ни секунды.

Это мой ребенок, моя кровь и он увидит свет.

Пусть никогда не произнесет слово папа, никогда не почувствует любовь отца, я подарю ему мир!

Я буду любить за двоих. Заботится и оберегать! Любить— и это самое главное в жизни!

Да, я поглаживаю живот:

- Я его уже люблю!

- Я так рада, что ты приняла решение оставить его. Я буду помогать, во всем!— говорит Злата, абсолютно спокойная, после валерианы.

- Другого исхода я даже не рассматривала, но .. понимаешь, мои родные узнают! Я не смогу такое скрыть!

- Если ты расскажешь, Боже,— Злата тяжело вздыхает,— боюсь, ничего хорошего не будет.

- Ладно, что ты предлагаешь?

- По моим подсчетам, ребенок родится в апреле. Ты возьмешь академ отпуск и ..

- Ты что? Какой отпуск? Родители же узнают!

- Господи, как все сложно! Дай подумать,— она трет виски, сидя на моей кровати, напротив меня,— ты родишь в апреле...

- Это так страшно звучит – родить! Я так боюсь этого слова,— я покрываюсь мурашками,— ребенок – это не цыпленок, чтобы его спрятать. Мне некуда его деть! В любом случае мои узнают, катастрофы не миновать! Мне же на лето домой нужно будет уехать!? Да и мама каждый день звонит, по видео, видит меня. Думаешь не увидит моего живота? Это сейчас ничего не видно, через пару месяцев скрыть будет невозможно!

- И что делать, ума не приложу!? Даже я, к примеру, если окажусь в такой ситуации, не думаю, что папа одобрит! Хотя у нас не настолько все строго, как у вас! Да он меня сразу убьет!— и я в это верю, это же Стволов.

- Я не знаю, что делать!— выдыхаю, заставляю себя спокойно смотреть на ситуацию,— да пусть узнают, я что нагуляла что-ли? Я даже того, что со мной случилось, не смогла им рассказать, хотя мне так была нужна поддержка!— опять плачу,— у нас все так заведено, такие обычаи, что они даже слушать бы не стали, сразу осквернили бы и отказались! Вот это наши традиции, где дети в себе все держат, а потом с ума сходят! Стрессуют и входят в депрессию!— я злюсь и плачу,— кто придумал эти обычаи? Где та книга, где написаны наши традиции и законы? Я хочу увидеть, того человека, хочу спросить, на каких таких примерах писали эти законы и традиции? Где ребенок боится своих родителей, боится осуждения людей, соседей, родственников! По их мнению, лучше держать все в себе, как я, никому ничего не рассказывать, бояться, лишь бы не опозорить свой род, да?— Злата пожимает плечами,— откуда это все взялось?

- Успокойся, тебе нельзя волноваться.

- Как можно так довести, чтобы ребенок боялся признаться матери в таком? Это же насилие! Но я знаю, что мать и отец, да и брат, если бы узнали, по-другому бы относились ко мне! С брезгливостью!

- Нет.

- Да, ты не знаешь ничего! В каких запретах нас воспитывают, вбивают в голову с детства, что правильно, что нет!

- А этого Мурада, не под такими запретами воспитывали? Чтобы он сдох!

- Нет, нельзя так говорить!

- Боже! Ты еще давай, защищай его!

- Оставь, пусть живет своей жизнью и никогда не знает бед.

- Ты еще помолись за него,— мотаю отрицательно, слезы перестали течь, но мне так плохо, на душе. Я разорвана, я в безвыходной ситуации…

- Мне нужно найти работу, пока живот не вырос, насобирать денег, для малыша.

- Вот, о малыше и надо думать! А по поводу работы, не знаю. Куда ты устроишься, а учеба?

- Не знаю, ничего не знаю!

- Злата!— грубый мужской голос заставляет нас замолчать и подпрыгнуть на месте,— Злата!— следом такой стук,будто сейчас снесут нашу дверь!

- Это твой отец...

- Да, мне что-то страшно...

- Злата! Открой дверь!

- Как он пробрался сюда, в такой час?— Злата закатывает глаза, мол это же отец, и идет открывать дверь. Петр Михайлович тут же заходит внутрь, закрывает за собой дверь.

- Как ты могла? Как?— он так кричит, и яростно смотрит на дочь, что я от страха не знаю куда себя деть, встаю с кровати, накидываю на себя куртку, хочу выйти, но ..

- Ты можешь остатся!— кричит на меня ее отец,— у меня всего пару слов!— вещаю обратно куртку.

- Папа, что я сделала?

- В целом городе, ты никого не нашла, как Смольникова?

- А что не так с Валерой?

- Ты знаешь, чей он сын?— он так кричит, дрожит, стал бордово-малинового цвета,— он Смольников! Это о чем-нибудь тебе говорит?

- Нет-т,— бледная Злата стоит, нервно мнет пальцы, я смотрю на нее и не знаю чем помочь.

- Смольников— бизнесмен, мой давний конкурент, теперь он кандидат в мэры нашего города! Ты забыла, что нам пришлось пережить, благодаря ему? Я чуть не разорился, из-за его грязных делишек!

— Папа..

- Замолчи! Он криминальный авторитет, и его сын тоже!— Злата мотает головой,— да дочка! Да!

- Валера— он не такой!— заикаясь говорит Злата.

- Ты перестанешь с ним встречатся!— откуда знает Петр Михайлович про отношения Златы и Валеры, гадать не приходиться. Он все знает, что происходит в нашем городе.

- Я люблю его папа!

- Какая, нафиг, любовь?— он подталкивает Злату, заставляя сесть на стул, возвышаясь над ней, говорит приказным тоном:— Я запрещаю тебе видеться с ним,— Злата мотает головой, давясь слезами отвечает:

Глава 8

- Мы проспали!— первое, что я слышу, когда разлепляю глаза утром,— вставай, мы еще успеваем, если поторопимся!

Злата носится по комнате, как потерпевшая. Пытается одеться и причесаться одновременно.

Ночью мы практически не спали, уснули под утро. Сидели, как две дурочки, обсуждали, ситуацию, в которой оказались. Долго плакали, утешали друг друга, потом Злата внезапно вспомнила, что я беременная и не ужинала, а мне нужно усиленно питаться, принялась кормить меня. Сделала чай с вареньем, это единственное, что оказалось в комнате, накормила меня. И себя.

- Злата, у меня голова кружится, от того, как ты носишься по комнате! Успокойся.

- Мы опаздываем!— почему-то она не смотрит мне в глаза.

- Все в порядке?— я подхожу близко, она вынужденно поднимает на меня свои опухшие глаза,— Так! Только не ныть! Давай договоримся,— давлю на плечи, заставляя сесть на кровать,— ныть будем после пар. И вообще.. смотри на меня! Даже я не плачу!— она полными глазами слез кивает,— держусь. И ты держись. Не конец света. Папа всегда говорил, что выход есть из любой ситуации!

- Ты умница! Красавица моя,— Злата обнимает меня поперек талии, прислушивается,— ничего не слышно.

- А должно быть слышно?

- Не знаю. Сегодня запишу тебя на УЗИ. Нужно убедится, что с малышом все в порядке. А мне уже врач не нужен,— говорит грустным голосом,— Валера меня сам бросит, после того как с ним поговорит отец.

- Еще ничего неизвестно, как поступит в такой ситуации твой Валера,— глажу ее волосы,— поэтому не торопись с выводами, а на УЗИ запишешь потом, сейчас нужно на пары. На первую мы уже опоздали, поэтому смело можно позавтракать и успеть на вторую.

Сегодня у нас с ней совпадает только одна пара, поэтому толком с ней не видимся, только во время обеда. И то мы обедаем с несколькими девочками вместе. И сейчас, когда я смотрю на девушек, мило болтающих за общим столиком, у меня возникает вопрос, а как будут смотреть на меня мои одногруппники, когда я буду с большим пузом?

Сколько сплетен и осуждений меня ждет? В лицо и за спиной, все будут осуждать меня, обсуждать. А преподаватели? Это такое дело, что мне не разрешат посещать пары на больших сроках.

Я не знаю как это бывает, имеют ли преподаватели право, ставить в известность моих родителей о моем положении? Как это вообще происходит, не имею понятия.

На меня вдруг накатывает страх, вся кровь приливает к лицу, мне становится дурно, что не остается незамеченным девочками.

- Ты побледнела,— говорит Настя, хорошая, милая девочка с нашей группы.

- Тебе плохо?— спрашивает другая.

- Асият?— Злата взволнованно смотрит.

- Мне не хватает воздуха… я выйду, подышу.

- Я с тобой,— Злата сразу поднимется,— пойду с тобой.

- Не надо!— строго настрого запрещаю идти со мной, выхожу на улицу, благо столовая у нас на первом этаже.

Осенний ветер треплет мои волосы, когда я снимаю платок, чтобы перевязать. Слезы накатывают и катятся по щекам. Обида душит, заставляя задыхаться.

- Куда убежала?— Злата подкрадывается незаметно.

- Скоро у меня будет заметен живот! И девочки, и преподаватели, все скоро узнают о моем положении, мне не миновать осуждения и сплетен!

- Боже! Ты из-за этого перенервничала?— киваю.

- Захотят ли они со мной общаться и сидеть за одним столом?

- Да они должны благодарить Бога, что имеют возможность сидеть с таким человеком, как ты.

- Скажешь тоже,— улыбаюсь, а Злата вытирает мои слезы своим носовым платочком.

- Я правду говорю!

- Злата!— мы оба поворачиваемся на голос парня. Валера. Стоит у своей тачки, оперевшись бедрами на бампер, закуривает.

И все, Злату не удержать. Она срывается и бежит к нему, кидается в объятия.

- О всевышний!— у меня предчувствие, что ничем хорошим эти отношения не закончатся, в последний раз оглядываюсь на них и захожу в институт.

Я понимаю Злату, первая влюбленность, чувства, эмоции, страсть, желание. Ты не думаешь мозгами, они будто отключается, когда рядом любимый человек. Прислушиваешься к сердцу и совершаешь необдуманные поступки, ошибки, за которые потом несешь ответственность. Веришь и слепо доверяешь, ни капли не сомневаясь в любимом человеке.

Только сейчас я понимаю, что такая любовь, влюбленность, редко бывает взаимной, и не всегда заканчивается браком

Злата сейчас влюбленная дурочка, напоминает меня, и что ей не говори все бессмысленно, она должна сама пройти через все, пережить, совершить ошибок, наделать глупостей, как говорят, проверить все на себе.

Конечно, хочется верить, что у нее, в отличии от меня все закончится хорошо и ей не придется страдать, но учитывая тот факт, что про него говорил отец Златы, с трудом верится в хорошее. Однако буду надеятся, не может же быть, чтобы и у нее ничего не получилось? Или может?

Отгоняю прочь плохие мысли, отсиживаю последнюю пару и иду домой.

У общежития стоит черный внедорожник, я не обращаю внимания, и обхожу ее стороной. Пока дверь не открывается и мужчина в черном, которого я тут же узнаю, они делали ремонт в нашей комнате, не окликает меня:

- Девушка,— я останавливаюсь,— можно задержать вас на минуточку,— я оборачиваюсь,— Здравствуйте.

- Здравствуйте.

- А где Злата, дочь Петра Михайловича?

- Она,— я от волнения начинаю заикаться,— она задержалась, у нее еще одна пара!

- Можно попросить вас передать ей коробочку?— только сейчас я замечаю у него в руке маленькую белую коробку, которую он протягивает мне.

- Конечно,— забираю коробку,— я передам.

- Спасибо.

- Пожалуйста,— отвечаю и быстро скрываюсь в здании общежития.

Злата не возвращается в институт и ночевать она тоже не приходит.

Я жутко волнуюсь, не могу уснуть.

Пока на мой телефон не приходит смс с незнакомого номера:

Со мной все в порядке. Утром увидимся. Злата. Люблю обнимаю.

Глава 9

Я не знаю, просто не понимаю, как мы, я и Злата, переживаем все, что с нами случается?!

Да, я соглашусь, что мне досталось больше, чем Злате.

Но последний ее разговор с отцом, заставил меня иначе смотреть на некоторые вещи.

Петр Михайлович, по телефону, не захотев посмотреть ей в глаза, увидеть, разорвал все свои связи со Златой. В прямом смысле этого слова. Он отказался от нее:

- Мне не нужна дочь, которая легко променяла отца на какого-то щенка!

- Я тебя ни на кого не меняла!— голос Златы до сих пор звучит в моих ушах. Я смотрела на нее и думала, что она сейчас потеряет сознание, но слава всевышнему ничего не случилось. Кроме дрожи и слез.

- Я тебе не раз повторял, и по телефону и при встрече, чтобы ты заканчивала свои отношения, перестала с ним встречаться! Я тебе запрещал, но ты плевать хотела на меня и мои слова!

- Папа...

- Я тебе больше ни отец! Иди к своему щенку, с этого дня он для тебя все!

- Папа, ты не можешь так поступить! Это не правильно, ставить выбор передо мной!

- Не правильно?— я слышу его крики, и представляю, как у него сжимаются челюсти, как он сжимает руки в кулак, когда кричит на дочь,— а правильно, после моего запрета с ним спать? Ааа? Думаешь, я малолетка вчерашний? Не узнаю?! Да я знаю о каждом твоем шаге!

- Папа..

- Я дал тебе время, думал пусть побегает пару раз, и опомнится, но нет! Ты умудряешься у него ночевать! Тьфу ты!

- Папа,— она плачет навзрыд, ходит с телефоном по комнате, а я следом со стаканом воды.

- Вспомни, при каждом разговоре я тебе напоминал, что ваши встречи под запретом, но ты твердила, что их нет. А я говорил, что не прощу, если обманешь. Говорил?— Злата кивает, будто ее отец увидит,— теперь ты свободна! Ты в праве делать все, что хочешь!

Уже две недели, Злата периодически пытается встретится с отцом. Но все безуспешно. Он исчез, испарился. Его нигде нет.

Он занес везде Злату в черный список, заблокировал карту. И просто вычеркнул ее из своей жизни.

Это так легко сделать? Отказаться от своей дочери? Оказывается, да, и я не сомневаюсь, что меня ждет та же участь.

Только вот я одного не понимаю, как можно из-за парня, выбора дочери, отказаться от своего ребенка, ведь она его дитя, сколько бы ей лет не было!?

О всевышний, помоги!

После этого случая, я усердней начала искать работу.

Две недели попыток найти работу, не увенчались успехом.

Я закончила курсы бухгалтера, в одиннадцатом классе, заочно, но и это не помогло.

Требуются только с опытом работы. Откуда взяться опыту, если только закончила, получила корочку, не успела нигде поработать?!

Куда бы я не позвонила, все в один голос твердят, что мне нужно поступить на курсы переподготовки и получить профессиональное образование.

А у меня всего лишь курсы, по такой корочке я не смогу получить работу.

Я конечно бесконечно благодарна маме за это обучение, на которое она меня записала и заставила учиться, со словами:

- В жизни всякое бывает, пригодится!

Вот и пригодилось мама, только не совсем.

Злата отдала мне свой ноутбук, можно сказать так, потому что им пользуюсь только я. Я дистанционно поступила на бухгалтера-экономиста, чтобы пройти переподготовку и получить высшее образование:

- Одно другому не мешает, мало ли, как говорила твоя мама, пригодиться, а пока давай искать другую работу!— обнадеживала Злата.

Каждый вечер мы искали работу.

- Вдруг появилась новая вакансия!— с энтузиазмом в голосе твердила Злата. Но, увы, куда бы не требовались работники, те же уборщицы, посудомойщицы и официанты, только на полный рабочий день, что нам вообще не подходит.

- Не расстраивайся! Найдем!

Злата немного пришла в себя, меньше плачет и корит себя, даже на свидания с Валерой начала ходить. Вот и сейчас, она красится у зеркала, собирается к нему, а я сижу с ноутбуком на коленях, в поисках работы. Параллельно пытаюсь учиться.

- Каждый раз, когда ты уходишь, у меня начинается мандраж.

- Перестань. Это всего лишь в третий раз, за две недели. Очень мало,— она машет своими длинными ресницами, глаза блестят, она счастливо улыбается,— я очень по нему скучаю.

- Я боюсь твоего отца! А вам, что тебе, что Валере, будто все равно! Страх потеряли, особенно он.

- Это и есть любовь! Вот встретишь ты когда-нибудь свою половинку, узнаешь, что ничто и никто не заставит вас расстаться!

- Я никого не встречу!

- Конечно встретишь!— ее телефон вибрирует, оповещая о входящем сообщении, она читает и улыбается еще шире,— Валера уже внизу.

- Лишь бы твой отец, или его люди, тоже не ждали тебя внизу!— смеюсь.

- Не ждут! Он от меня отказался!— она надевает куртку, ботинки, целует меня в щеку.

- Ты придешь? Ночевать?

- Не знаю, скорей всего утром.

- Злата..

- Да?

- Пожалуйста.

- Боишься?

- Конечно. Это плохо закончится.

- Уверена, у нас все получится! Пусть хоть в чем-то мне повезет. Валера меня любит, его даже не напугал мой отец! Он ничего и никого не боится, значит очень любит меня!

- Пусть будет так.

- Я ушла, пока Валера не поднялся к нам!

Я еще немного сижу за ноутбуком, после ухода Златы, потом учу конспекты, завтра сложные пары, надо подготовится.

Ужинать в одиночестве я так и не привыкла, поэтому пью только сладкий чай, и сама набираю маму. Видео звонок, пока сижу за чашкой чая.

Мама расспрашивает меня о учебе, о здоровье. Коротко рассказываю, потом она рассказывает последние новости села, говорит, что очень скучает.

- Ты похудела,— говорит с грустными нотками в голосе,— плохо питаешься?

- Нет мама, я нормально питаюсь.

- Нормально или хорошо?

- Хорошо мама, не беспокойся.

- Как не беспокоится, если ты похудела и побледнела. В последнее время, как не звоню, бледная.

- Мама, со мной все в порядке, правда,— поднимаю чашку, показывая,— вот, перед сном сладкий чай!

Глава 10

- Я понимаю, что нам нужна работа, что у нас заканчиваются деньги, но не устраиваться же танцевать? Стриптиз! Злата, как до этого можно додуматься!— меня переполняют эмоции, и я не знаю, как выговориться, как объяснить Злате, что мы не настолько нуждаемся, чтобы идти и вилять голой задницей перед толпой мужчин!

- Сядь! И успокойся!

- Тем более, твой Валера нашел эту работу! То есть танцы! Злата!

- Асият, послушай.

- Как может любящий тебя парень, предлагать, разрешать идти на такое своей девушке, как? Он согласен, чтобы на твое тело смотрели другие? Чтобы ты танцевала для других мужчин? В моей голове это не укладывается!

- Асият, не кричи и не нервничай, подумай о ребенке. И о том, что у нас заканчиваются деньги.

- Я в конце месяца получу стипендию и мне родители высылают, пока хватает.

- Правильно – ПОКА. А потом? Я вообще без копейки, сижу на твоей шее! У меня все деньги были на карточке, которую папа пополнял ежемесячно, сейчас у меня нет средств к существованию.

- Как ты там говорила, забыла? Сегодня я помогу, завтра ты.

- Да я это помню! Ты сама прекрасно знаешь, что родители, твои, до поры до времени отправляют деньги, пока ничего не знают, а потом?

- А потом, я получаю стипендию!

- Твоей стипендии даже на прокладки не хватит. А работу найти не так легко, да ее в принципе нет! Сколько мы уже ищем? Нашли?

- Злата.

- Асият, мы сейчас опоздаем, пока спорим. Одевайся,— она достает для меня свои джинсы и кофту,— сама понимаешь, тебе нужно переодеться. Не пойдешь же ты в клуб в платье?

- Я не пойду в клуб!

- Ты тоже оставишь меня?

- Злата! Это разные вещи, не сравнивай.

- В тот момент, когда я больше всего нуждаюсь в твоей поддержке, ты оставишь меня?

- Я не могу пойти с тобой в клуб! В любое другое место я пойду, хоть среди ночи, но не в клуб!— я отдаю ей обратно вещи,— встаю, не знаю куда себя деть и как поступить.

- Там сегодня соберется добрая половина города, будет отбор. Я хочу участвовать, и естественно хочу, чтобы выбрали меня. Туда все хотят попасть! Это элитный клуб! Приватный.

- Какая разница какой он? Это клуб! И вообще, почему ты решила идти танцевать? Злата, твоего отца знает весь город, ему тут же доложат, что его дочь танцует в клубе! Ты на минуточку представь, что будет, если он узнает!?

- Ну во-первых, он мне сам сказал, что я свободна и могу делать все, что хочу. Во-вторых, он отказался от меня, ему плевать где я и чем занимаюсь! Должна же я как-то прокормить себя?!

- Танцуя стриптиз?

- В третьих, он никогда не узнает. Никто никогда не узнает, что я там танцую!

- Злата, ты же знаешь своего отца, лучше, чем я.

- Что это меняет?

- Я думаю, он погорячился. Скоро остынет, приедет, поговорит и простит.

- Простит?

- Он специально так сказал, отказался от тебя, типа, чтобы наказать, понимаешь?

- Не понимаю, нет!

- Я думаю, все что он говорил, было на эмоциях! Скоро он пожалеет и объявится! Тебе не нужно искать работу.

- А ты подумала обо мне? О моих чувствах? По-твоему можно простить и все забыть? Нет.

- Злата, я не хотела обидеть.

- Он от меня отказался, без причины! То что я встречаюсь с Валерой, разве это повод отказаться от дочери? Может мы завтра разругаемся и расстанемся без его участия! Зачем такие ультиматумы ставить? И если ты помнишь,— Злате разрывает сейчас душу, я вижу и уже жалею, что наговорила,— он мне не говорил, выбирай или я или он. Он просто мне запретил с ним встречатся.

- Успокойся, пожалуйста.

- Пойдешь со мной в клуб? Подожди не отвечай! Садись,— мы садимся на кровать, она берет мои руки в свои,— помнишь я рассказывала тебе о своей мечте?— киваю,— я с семи до шестнадцати лет танцевала. Потом папа запретил, ссылаясь на то, что танцы мешают учебе. А я всегда мечтала танцевать, на большой сцене. С каким-нибудь известным певцом, или певицей, не важно, но папа умеет разрушать мечты!

- Это другое, стриптиз – другое! Уверена, ты не на стриптиз ходила.

- У меня получится! Там хорошо платят, мы ни в чем нуждаться не будем!

- Я не буду на твоей шее сидеть, тоже найду работу!

- Ну вот и славно, теперь одевайся!

- Я не пойду с тобой, Злата, мне нельзя появляться в таких местах. И, о всевышний, твой отец по-любому узнает! Тебя, как дочь Стволова, все знают, доложат тут же!

- Асият, мы зайдем через черный вход, Валера об этом позаботится, во-вторых, это приватные танцы, никто не видит твоего лица!

- Как это, приватные танцы?

- Ты танцуешь в приват комнате, с маской на лице, и ты не видишь клиента, он тоже сидит в маске, с пристёгнутыми руками в кресле, что не дает ему возможности касаться тебя.

- Впервые слышу о таких танцах, хотя я никогда не интересовалась стриптизом.

- Это не совсем стрпитиз.

- А что это?

- Это приватные танцы, потом расскажу и покажу, если захочешь. Я много смотрела в ютубе видео с такими танцами и даже танцевала для Валеры,— при этом она смущается, щеки краснеют, а глаза блестят,— ему так понравились, что он, когда услышал, что там идет набор танцовщиц, сразу предложил мне. А я согласилась! Ну во-первых, моя мечта сбудется, я буду танцевать, пусть не на концерте какого-то певца, главное кто-то будет смотреть. Во-вторых, за это будут платить!

- Мне уже страшно! А тебе нет! И кстати, ты спросила у своего принца, где он пропадал?

- С друзьями был.

- И что, нельзя было позвонить сказать? Предупредить?— она пожимает плечами, тут же грустит, и я решаю больше ничего не говорить, не портить настроение, которое появилось впервые за последнее время.

- Поехали со мной? Мне важно знать, что ты там будешь, что морально будешь меня поддерживать и переживать за меня. Я буду не одна, понимаешь? Нас никто не увидит, никто!

- Вы там скоро?— громкий стук в дверь и грубый голос парня отвлекает нас от разговора,— я долго буду ждать?— опять стучит,— Злата?